Поезд в Аркенор

Пролог

Дверь гостиничного номера захлопнулась у меня за спиной.

Из груди вырвался рваный вздох.

Кровать, окна, письменный стол — всё здесь было не таким, как я привыкла. Ножки, подлокотники, спинки… Казалось, как мебель может удивить? До этой ночи я думала, что никак. А теперь смотрела на изгибы дерева, украшенные таинственными символами, и по-настоящему понимала, насколько разным может быть всё, что наполняет нашу жизнь.

Горячая грудь прижалась к моей спине.

— Всё в порядке?

Голос мягкий и глубокий, обволакивает, заставляя сердце останавливать бег.

— Всё очень хорошо.

Почти что правда. Потому что разве может быть плохо то, что я оказалась здесь? В комнате, размером с бальную залу небольшого дворца, где стены слабо мерцают серебром, а кровать колышется, как будто под ней гуляет морская волна.

Грудь прижимается сильней.

— Элирена, если тебе нужно время, то я могу оставить тебя одну…

— Надолго? — машинальный вопрос.

— Скажем, на полчаса.

О да. Полчаса — самое то, чтобы уложить в голове всё, что произошло со мной за последние сутки. Поверить в существование других миров. Перестать задаваться вопросом: сон это или не сон.

— Нет, — разворачиваюсь, чтобы заглянуть тебе в глаза. — Нет, не надо уходить. Лучше скажи… Что это за место? Куда мы пришли?

Со вздохом отходишь к окну и замираешь. Вижу, как ветер треплет растрёпанные пряди твоих волос. На твоём лице — печать грусти. И я не знаю почему. Наверное, мы знакомы слишком недолго, чтобы я могла узнать.

— Это место называют Перепутьем. Перепутьем Ветров.

Ты замолкаешь, и я чувствую, что ты отмериваешь — что нужно говорить, а что нет.

Это недоверие болезненным уколом отзывается в груди. Впрочем, с какой бы стати ты мне доверял? Самой становится смешно.

На ходу расстёгивая стягивая свитер, подхожу к кровати и опускаюсь на неё. Сначала сажусь. Потом падаю на спину, оставляя ноги на полу.

И по-прежнему смотрю на тебя, не в силах поверить, что ты действительно здесь.

— Мы не задержимся тут больше чем на ночь. Я взял билеты на рассветный экспресс, — продолжаешь тем временем ты. — Но если всё пройдёт хорошо, ты сможешь вернуться сюда… Если захочешь. Он не будет ограничивать тебя.

«Он».

За то время, что я провела в дороге рядом с тобой, я так и не поняла, кто этот «Он». Кто этот «Он» и зачем ему я — хотя по сути, это всё, о чём ты со мной говорил.

— Почему именно я?

Наверное, за последние часы тебе надоело слушать этот вопрос.

Но ты лишь поворачиваешь голову и с насмешкой смотришь на меня.

— Потому что в тебе течёт кровь последней княгини Восточных Равнин.

Делаешь шаг ко мне.

— Потому что он ждёт именно тебя.

Ещё один шаг.

— И потому что… Ты самая красивая из людей когда-либо живших на земле.

Не уверена, что ты сам понял, что сказал.

Кажется, ты тоже удивлён.

Отворачиваешься и делаешь шаг к двери.

— Я всё-таки оставлю тебя одну. Если станет скучно — спускайся вниз. На первом этаже обеденный зал.

И, не дожидаясь ответа, шагаешь в коридор.

Испускаю ещё один разочарованный вздох.

С минуту лежу неподвижно. Разглядываю лепнину на потолке.

Не знаю, в какой мир ты меня ведёшь. Но сомневаюсь, что это место — самый обычный ваш отель.

Поднимаюсь и подхожу к окну.

За окном очередной поезд замедляет ход.

Тот, на котором мы прибыли, уже ушёл.

Растаял в небытие, не оставив за собой даже следов.

Только обрывки рельс, тонущие в пустоте.

Десять лет не ездила на поездах. Иногда даже хотела…

Да ладно, я вообще никуда не ездила десять лет.

Перевожу взгляд дальше за пассажирский мост и разглядываю невзрачные двухэтажные домишки, рядами выстроившиеся по другую сторону дороги.

Вроде бы почти как у нас… И в то же время нет.

Опускаю взгляд и осматриваю свои руки, едва прикрытые рукавами футболки. Следов от уколов нет. Впрочем, ты мог использовать таблетки или газ…

Трудно поверить, что можно без наркотиков оказаться здесь.

Взмахнув крыльями, двуглавый конь бьёт копытами по крыше и пускается в полёт. Всадник придерживает шляпу и сжимает у горла плащ. Средневековый такой плащ — я их видела только в кино.

Как и крылатых тварей, наподобие той, что с ноги на ногу переминается у входа в отель. Отсюда видно только рога и одно крыло. Она тоже кутается в плащ. Наверно ей обидно от того, что её называют тварь…

Протираю глаза и отворачиваюсь от окна. В комнате нет ни люстры, ни торшеров, ни бра. Свет исходит прямо от стен. А ещё… мне кажется, светятся венчики цветов, которые стоят в вазах на комоде и на письменном столе.

Часть первая . 1

Ещё вчера меня звали Яной. Никаких удивительных фэнтезийных имён.

У меня были нормальные родители, которые не пытались назвать меня в честь планеты или скандинавского божества. И жизнь у меня тоже была нормальная — насколько может быть нормальной человеческая жизнь.

Я закончила университет, исполненная больших надежд обошла все сайты наподобие job.ru и уже через пару месяцев поняла, что никому нафик не нужен ни мой джоп, ни мой диплом.

Дальше были попытки устроиться на то, что есть, смириться с тем, что всё идёт наперекосяк, парень, которому не подходил такой безнадёжный вариант… Скандалы, сплетни, интриги, расследования… Последнее уже на новой работе, где, как оказалось, эти самые интриги заслоняют весь производственный процесс.

В общем, всё как у всех.

Мне и хотелось бы сказать, что жизнь эта была лучше, чем у других… Ну, или хотя бы хуже, чем у них… Что меня преследовали, не любили, стремились выгнать из общества, для которого я не подходила… Но нет. Эти иллюзии окончательно издохли в моей голове, когда мне исполнилось двадцать два года.

Иллюзии издохли — а я осталась. Копошиться в однообразных буднях, начало которых постепенно тонуло в дымке вчерашнего дня, забывалось. Конца им тоже было не видать.

Работала я лаборанткой — ну очень хорошая работа для выпускницы престижного вуза.

И внешность у меня выдалась подстать — не красотка, но и не замарашка какая-нибудь. Может, излишне бледновата, но таких бледных молек девятьсот девяносто девять тысяч на миллион, так что я давно уже перестала комплексовать.

Если бы меня спросили, чем плоха моя жизнь, вряд ли я смогла бы сказать. Ответ, который на самом деле просился на язык, показался бы глупым сотням и сотням людей, у которых всё очень плохо — или, наоборот, очень хорошо.

Ответ этот был — «тоской». Пустотой. Ощущением, что я застряла в бесконечном Дне сурка. Что время не движется вперёд.

Когда мне было шестнадцать, иногда, разглядывая пассажиров в метро, я думала — а что если мир, в котором мы живём, это ад? А настоящий мир, в котором люди не предают, оценивают не по лицу и презрение не становится единственным мотивом для ненависти — может, этот мир где-нибудь есть, но нас всех сослали сюда, потому что мы не годились для него?

Если бы меня спросили о подобном теперь, я бы грустно улыбнулась и сказала, что это очень неплохой сценарий. Но на самом деле он не может быть правдой. Даже не потому, что нет никаких других миров — хотя их, конечно же, нет. Просто потому, что этот мир слишком тих и бестолков, чтобы быть местом для наказания. Он… Преисподняя, может быть. Или Булгаковский покой. Мир, в котором не происходит ничего.

Мир, в котором все чувства — лишь слабые отголоски эха других, настоящих чувств.

Иными словами, мне не слишком-то нравилась моя нормальная, почти сложившаяся и нифига не такая, как хотелось бы, жизнь.

Однако день семнадцатого мая, когда всё это началось, стал почти особенным с самого утра.

Мне не везло.

Не могу сказать, что мне вообще когда-нибудь везло, но в этот день всё вовсе шло кувырком. Скандал с водителем автобуса, который едва не заехал дверями мне по голове, был только первым звеном в цепи неудачных событий, которая вечером чудесным образом закончилась заявлением об увольнении, опущенным декану на стол.

Тот смотрел с удивлением, пытаясь понять, что на меня нашло. А я просто чувствовала, что мне нужно разорвать эту цепь. Сделать хоть что-то, чтобы окружавшие меня люди заметили, что я есть.

Не знаю, чего я ожидала.

Что меня будут отговаривать?

Бред.

Он молча опустил взгляд на листок и поставил подпись. А я, понимая, что отступать некуда, понесла этот банальный квестовый предмет дальше, по всем необходимым инстанциям.

В восемь вечера я сидела в кафе, из тех, где столики стоят прямо на улице, так что над тарелками висит запах бензина. Потягивала коктейль из высокого стакана и думала — что же на меня нашло? И что делать теперь?

Жалко не было.

Я ничего не потеряла. Но я и ничего себе не доказала.

Денег оставалось на пару месяцев. Я думала, что наверняка легко найду такую же бестолковую работу, как та, что я только что потеряла.

Ну, или не найду. И тогда не знаю, что будет потом. Постепенно горло начинал сдавливать страх, а в голове всё чаще проносились мысли о том, какая же я идиотка.

Пока в какой-то момент проезжую часть не заслонила тень, и передо мной на плетёный стул не опустился абсолютно незнакомый человек.

— Здесь занято, — машинально ответила я. Ко мне никогда не подсаживались незнакомцы. Ясно, что приличным мужчинам я нафик не сдалась, а охотники снять девушку на одну ночь издалека видят, что им здесь не обломится.

— Мной, — подтвердил незнакомец.

Только теперь я подняла взгляд на его лицо. Довольно правильное, с тонкими чертами. Волосы чёрные, неухоженные, собраны на затылке в хвост. И синие, как полоски на вагоне метро, глаза.

***

Никакой магии не произошло. В тот момент - точно нет. Но от мужчины, так нахально нарушившего моё уютное бесконечное «нормально», исходила такая странная аура, что на некоторое время я перестала себя контролировать. Забыла, как нужно говорить и на каком языке посылать.

2

— Речь не идёт ни о чём, что могло бы опорочить твою честь.

Мы стояли на остановке, и Яна Селезнёва продолжала делать вид, что не замечает меня.

Не то чтобы я ожидал, что задача будет лёгкой, но мне попался на редкость раздражающий экземпляр.

Никогда в жизни меня, князя Надаэра Волхонского, не принимали за… сутенёра. Не будь она девушкой, я бы за подобные предположения вызвал её на дуэль, но…

Во-первых, миссия предполагала полную анонимность. А какая радость бросать вызов от чужого имени?

Во-вторых, по девчонке за милю было видно, что никаким оружием она не владеет. И хотя это вообще никак не оправдывало её длинного языка, было ещё и в-третьих — Магистр в обязательном порядке обозначил, что привести нужно именно её. Одну из семерых, подобранных для Его высочества.

Сам принц Асмодей не знал потенциальных невест даже в лицо. Потом, когда в Пандемониуме соберётся основной состав, ему покажут портреты. Когда все заинтересованные лица будут уверены, что можно начинать Отбор невест из других миров.

Почему из других миров? Довольно пикантный момент.

Дело в том, что принца в своё время вынудили принести клятву, что он никогда не вступит в брак с девушкой из королевской семьи Аркенора. Тогда ему угрожали клинком и раскалёнными щипцами, но этот момент прошёл. И теперь нам всем отчётливо ясно, что Его Высочеству пора вступить на престол. Нарушить клятву, подтверждённую на бумаге, он не может — нельзя позволить, чтобы правление началось со скандала. Поэтому было решено подобрать для него подходящую партию среди дальних родственниц из иных миров. Редко, но такое случалось в истории Аркенора. Прецеденты нашлись.

Каждый из тех, кто имеет вес при дворе, тут же поспешил выдвинуть свою кандидатку. Не отставали и мы. При всей моей любви к Его Высочеству, даже я понимаю, что за будущим королём нужен бдительный надзор.

Мой Магистр выбрал наследницу одной очень дальней, но весьма древней аристократической ветви. Шесть поколений назад мать этой Селезнёвой покинула Арканум и осела на Земле. Но это не мешает ей быть великой княгиней. А значит… быть принцессой и самой Яне.

С манерами, похоже, проблем не будет — наша кандидатка заносчива, как будто родилась во дворце. Но ей, тем не менее, ещё многое предстоит узнать. И прежде всего понять, зачем она вообще мне нужна.

— Слушай, друг, — Селезнёва развернулась и внимательно посмотрела на меня. Глаза у неё светлые, наперекор этому тусклому миру. Кажутся единственным живым пятном на холодном до неподвижности лице.

Заправила за ухо прядь волос. Тоже светлых, не особенно ярких и довольно коротких – до плеч. Конечно, в Аркеноре ей придётся пересмотреть этот факт. Коротко стригутся только простолюдинки и наёмницы.

— Слушай, друг, — повторила она. — Я не та, кто тебе нужен.

— Именно та!

— Может, ты и прав, работа мне нужна. Но я не торгую собой.

Идеальна. И она права.

— Ты права. Я зашёл не с той стороны. Этот мир… Плохо действует на меня. Тут всем нужны только деньги.

— Мне нужны деньги! — кривая улыбка появилась у неё на губах. — Но я не такая идиотка, чтобы брать их у первого встречного. Ты хоть представляешь, как твоё предложение выглядит со стороны?

Двое прохожих, стоявших поодаль на остановке, оглянулись на нас. Неужели они надумали то же, что и она? Какой позор.

Я глубоко вздохнул.

— Послушай, — медленно повторил я, стараясь внимательно смотреть ей в глаза. Я знаю, на что способен мой взгляд. Обычно… Но, кажется, не сейчас. — Тебе просто нужно выслушать меня до конца. Клянусь, всё, что я хочу сказать, даже близко не похоже на то, что ты себе вообразила. Я очень уважаю тебя и никогда не позволил бы ни себе, ни кому-либо другому…

— С чего такая забота обо мне?

В глазах кандидатки промелькнул ледяной блеск, и я ещё раз убедился, что передо мной именно она. Наследница Элайи.

— Принцесса Элирена. Хранительница Семиокой Звезды.

Теперь уже точно вся остановка обернулась на нас.

Селезнёва покосилась на зевак, но ничего не сказала. Зато более внимательно посмотрела на меня.

— Не смешно, — сухо ответила она.

— Я не смеюсь!..

Подъехавший автобус не дал мне договорить.

Селезнёва, напрочь забыв о разговоре, направилась к нему.

— Да стой же ты! — я едва успел перехватить её за рукав. Она замерла уже на ступеньках. — Я тебя подвезу. Ничего тебе не сделаю. Клянусь. Мне очень нужно с тобой поговорить.

Селезнёва обернулась. К моему удивлению на её лице отразилась борьба.

— Откуда ты знаешь это имя?

Я молчал. Не здесь. Я не хотел говорить среди толпы.

— Ты очень важна для меня.

— Я задала вопрос.

— Идём и я расскажу.

Элирена оглянулась на автобус в последний раз. Водитель зачем-то дал гудок — наверное, хотел, чтобы мы перестали мешать ему закрывать двери.

3

Какое-то время Надаэр просто стоял, глядя вслед удаляющейся фигуре.

Ренвил замер в узком проулке, из тени домов наблюдая за каждым его жестом. Руки второго посланника были спрятаны в карманы, ветер трепал распущенные волосы, едва скрывавшие мочки ушей — такие же чёрные, как у Надаэра, но мягкие и ухоженные.

Затем Надаэр подхватил с парапета небольшой обломок камня и с силой швырнул его в реку.

Ренвил усмехнулся. Его забавляла эта импульсивность — слабость, которую знал каждый в окружении принцев.

Их было трое — перстов императрицы — и слабости были у каждого. Но другие двое старались скрывать их как могли.

Дайолен не чувствовал людей. Никто кроме них троих, ближайших защитников императорской власти, этого не знал.

Ренвил всегда слишком долго принимал решения. Сам он считал себя рассудительным, но прекрасно понимал, что эта рассудительность частенько создаёт проблемы. Скрыть подобную черту было непросто, и он прятал её за молчанием, заставляя окружающих думать, что у него всегда есть план, о котором Ренвил попросту не хочет говорить.

Надаэр не скрывал ничего.

Для человека, дожившего до тридцати лет при дворе, он был неестественно прям, импульсивен и скор на руку. Все знали, что такими легко управлять — но управлять Надаэром пока что не удалось никому. Ну, почти никому…

Именно этим Надаэр раздражал. И его, Ренвила, и многих других. Но судьбы всех участников придворной игры переплелись слишком тесно, чтобы выбирать, с кем тебе нравится идти рука об руку, а с кем нет. Приходилось вести расчет исходя не из симпатий, а из того, насколько действия того или иного союзника можно предсказать. Или — насколько можно ему доверять.

Ренвил знал, что предсказать действия Надаэра нельзя. Но доверять ему можно, и в этом он, определённо, был привлекательней Дайолена.

Из трёх перстов почившей императрицы Ренвил остался последним, кто ещё не определился с выбором союзников. И, вопреки сложившемуся мнению, ему вовсе не нравилось играть на противовесах и вечно оставаться в стороне. Он просто слишком хорошо видел недостатки как Асмодея, так и Калерона.

Асмодей казался человеком чести, но он был жесток. Иногда Ренвилу казалось, что сына Гелоры вовсе не интересует, что станет с королевством и людьми, населяющими его. Принца заботило только собственное достоинство, собственная честь, и сам факт того, что не все хотят видеть его королём, он считал оскорблением этой чести.

Калерон никогда столь явно не проявлял своего интереса к власти. Насколько мог заметить Ренвил, этот интерес появился впервые только тогда, когда наставником племянника Гелоры стал кардинал Ловейн.

Отец Калерона был младшим братом Гелоры, и здесь, вопреки красноречию Надаэра и других ему подобных, наблюдалось явное разночтение — потому как ни разу, со времён Элайи, престол Аркенора не наследовала женщина.

Нет, прецеденты, конечно, бывали… самые разные. Но никогда этого не поддерживал закон.

Не поддерживал закон и Гелору, регентшу при младшем брате, которая, получив эту должность, через некоторое время нашла способы узаконить свою власть.

Отец Калерона не пытался отнять у неё главенство — если и хотел, то не мог.

Ренвил был уверен, не собирался делать этого и сын. Если бы не наставления излишне мудрых людей.

И всё же Ренвил не считал Калерона дураком. Его не оставляло чувство, что принц заметно умней своего кузена, и в этом крылся залог симпатии к нему. Но Ренвил не знал, кто именно станет управлять Аркенором, если власть получит Калерон — он сам или его кардинал.

Пока Ренвил предавался собственным размышлениям, Надаэр достал из кармана амулет на длинной серебряной цепочке. Отщёлкнул крышку и провёл большим пальцем по его плоской поверхности.

Радужные блики промелькнули в воздухе, и Ренвил нахмурился. Прищурил глаза, силясь разобрать по губам, о чём пойдёт разговор.

Сомнений быть не могло, посланник собирался связаться со своим магистром. Но Ренвил не очень-то верил, что Надаэр намеревается рассказать о неудаче.

— Она не хочет, — тем не менее разобрал Ренвил. Ответа магистра было никак не узнать, но он продолжал внимательно всматриваться в движения губ.

— Я ей сказал, Учитель. Она очень упряма. Не уверен, что нам удастся ей управлять.

Снова пропущенный ответ.

— Нет, она готова поверить. Мне кажется… — Надаэр тоже нахмурился и сделал паузу, раздумывая, как облечь мысли в слова. — Мне кажется, её смущает вовсе не существование иных миров. На мгновение мне даже показалось, что она действительно хочет поверить. Действительно хочет отправиться со мной, но… стоило заговорить о браке, как Элирена выразила однозначный и безоговорочный отказ. Мне показалось, что сама мысль об отношениях с мужчиной неприемлема для неё.

Секунду Надаэр молчал, выслушивая ответ, а затем перебил собеседника и раздражённо произнёс:

— Я не сделаю этого, Учитель. Ты прекрасно знаешь, что есть границы, которых я не перейду.

Ещё несколько мгновений молчания.

— Ладно. Я попробую ещё раз. До рассвета время есть.

Надаэр резко закрыл амулет и засунул его обратно в карман. Он повернулся, чтобы уйти, когда Ренвил выступил из тени и окликнул его.

4

Я вошла в квартиру и захлопнула дверь за спиной.

Какое-то время таращилась на другую дверь, ведущую в комнату.

Странное разочарование нахлынуло ниоткуда. И, бросив сумку на пол, я стала перебирать в голове события прошедшего дня.

Медленно двинулась на кухню, поставила греться воду и, достав фарфоровый заварочный чайник, стала ждать.

Мои родители были странными людьми. Консервативными, можно сказать. Любили соблюдать старинные обычаи и ритуалы, наподобие правил заваривания чая. Хотя моя любовь к генеалогии и геральдике исходила не от них, но они всегда поддерживали меня. До тех пор, пока нас окончательно не развело по разным городам.

Заваривая чай по дедушкиному рецепту, я стояла и думала о том, что парень, приставший ко мне в кафе, видимо просто решил надо мной посмеяться. Не так уж мало людей знало о моих увлечениях. Может, кто-то видел и звезду. А я… Я как дура почти купилась на его бредни, позволила ему выложить коронную карту.

«Стать невестй принца из другого мира…» — мне стало обидно до горечи, и я едва не швырнула чайник о стену. Ничего более идиотского и придумать было нельзя.

Опустив чайник на стойку, я прошла в комнату, села за письменный стол и уронила лицо на ладони. Потёрла виски и, открыв глаза, уставилась на толстый старинный том, который лежал раскрытым передо мной.

В своё время я долго о нём мечтала, а когда наконец сумела отыскать, несколько месяцев копила, чтобы приобрести.

Это был справочник — очень редкий и очень древний, тысяча восемьсот девятнадцатого года. И в справочнике этом, как считалось, значились все гербы Российской Империи за прошедшие шестьсот лет. Все — кроме одного. Проклятой семиконечной звезды.

Я искала и в других книгах. В польских перечнях и даже в турецких, но… В общем-то, без всяких поисков понятно, что таких гербов в наших широтах нет. И в других странах — тоже не могло быть. В средние века гербовыми изображениями становились звери и птицы, иногда цветы, помещённые на геральдические щиты. Но никому в голову не пришло бы помещать на герб звезду… Его бы, наверное, язычником сочли.

Я привычным движением повернула ключ в ящике стола и, выдвинув его, выложила на стол старое полотно. Отрывок знамени, от которого мало что осталось. Угол его украшала искусно вышитая семиконечная звезда.

Я едва успела коснуться пальцами обрывка, когда за спиной раздался тихий свист — никогда не слышала такого раньше, как будто бумаги смахнули со стола, только громче в несколько раз.

И прежде, чем я осознала, откуда идёт этот звук, сильная рука зажала мне рот.

Я дёрнулась и замычала, попыталась отцепить от себя руку по пальцу, а когда не смогла, замолотила кулаками по столу.

— Уймись ты! — прошипели мне в ухо. Я не сразу поняла, что голос принадлежит тому самому незнакомцу, который надо мной пошутил. Когда же поняла, от неожиданности замолкла, и он продолжал: — Слышишь?

Я прислушалась, но ничего не услышала.

— Они уже близко. Надо уходить.

Мгновение я оставалась неподвижна от растерянности, а потом сообразив, что имею дело с сумасшедшим, быстро закивала.

— Бери знамя и идём.

Он убрал руку от моего рта, и я тут же завопила:

— На помощь!

А в следующее мгновение по стенам комнаты пробежали разноцветные блики. Две вспышки полыхнули по центру, и я увидела два человеческих силуэта в паре шагов напротив меня.

Чего они хотели, я понять не успела, потому что один из них рванулся вперёд.

Тут же Надаэр воздел руку и нападающего отбросило к стене. Он картинно влетел в мой книжный шкаф. Зазвенело стекло, а второй уже бросился в атаку следом за ним.

Краем глаза я видела, как Надаэр чертит в воздухе загадочные знаки, а затем второй пришелец взорвался в прыжке, так что брызги крови разлетелись по обоям.

Я тихонько пискнула — ничего более осмысленного в голову не шло.

— Надо уходить, — упрямо повторил незнакомец. Его случившееся явно не удивило.

Он перехватил мою руку и потянул прочь.

— Постой! Да стой же ты! — я пыталась вырваться, но без особых успехов. — А деньги, документы? Телефон, в конце концов! Мне надо родителям позвонить!

— Они тебе не понадобятся, — коротко отрезал Надаэр.

Он ненадолго замешкался у двери, пытаясь открыть замок.

Я, воспользовавшись случаем, вывернулась из его рук и отступила на шаг назад.

— Нет, так не пойдёт! Я хочу знать какого чёрта здесь произошло!

На последнем слове ощутила мощный толчок в спину и полетела бы кувырком, если бы Надаэр не развернулся и не подхватил меня одной рукой.

Другую он воздел перед собой. Я видела, как там, где его палец проходит сквозь воздух, загорается алый след, а в следующее мгновение за спиной послышались сдавленный крик и грохот.

— Идём.

Надаэр почти что вынес меня на лестничную клетку и бегом рванулся по ступеням вниз.

— Есть же лифт! — попыталась возразить я. Незнакомец проигнорировал мои слова.

5

Поезд ожидал на седьмом пути. Я завидела его сразу и сразу узнала среди всех других поездов.

Он был светло-голубым, и крышу над кабиной машиниста украшало вырезанное из дерева изображение крылатой девушки — как на старинных кораблях. Машинист в синем кителе с крупными пуговицами и серебряными эполетами стоял на платформе и курил трубку.

Но его я разглядела уже потом.

Первым, что бросилось мне в глаза, было множество людей, мало походивших на тех, что я привыкла видеть на улицах своего города.

Девушки в длинных платьях самых разных фасонов — открытых и закрытых, в шароварах из тонкой ткани, как у восточных одалисок, и в коротких плотных рединготах, как в викторианской Англии. В кринолинах с веерами и, кажется, даже в античных туниках.

Мужчины, одетые не менее разнообразно — многие в военной форме прошлых столетий, другие — в плащах без рукавов или коротких мушкетёрских накидках. Все они, конечно же, бродили, переговаривались, выбирали сладости на разложенных под открытым небом лотках.

Вопросов было столько, что у меня отнялся язык и, пользуясь моим состоянием, Надаэр подтолкнул меня вперёд — к платформе, у которой стоял наш экспресс.

— Это пересадочный пункт, — пояснил он. — Как и большинство вокзалов. Путешествовать между мирами не так легко. Нужно пройти определённые точки. Точки, в которых соприкасаются разные миры. Иногда приходится несколько раз сменить экспресс, чтобы построить маршрут через все, нужные тебе.

Я молча следовала вперёд, ведомая его рукой. У меня не было слов. Наконец, я сумела сформулировать первый вопрос:

— Все они люди.

— Не совсем, — когда я поймала взгляд Надаэра, мягкая улыбка играла на его губах. — Но этим способом перемещения пользуются те, кто наиболее похож на вас.

— На вас, — повторила я, пока не совсем понимая смысл этих слов. — Есть и другие способы?

Надаэр кивнул и подтолкнул меня к одной из открытых дверей поезда. Протянул билет стоявшему у входа проводнику — обычному мужчине средних лет, выглядевшему слишком тускло для той формы, которую он носил.

Я последовала примеру спутника, и проводник провёл пальцем сначала по одному билету, затем по другому. Вернул их нам, и мы с Надаэром вошли в вагон.

Как и в обычных «человеческих» поездах вдоль окон шёл длинный коридор, с одной стороны которого протянулся ряд дверей.

— Способов множество, — продолжил Надаэр, подталкивая меня вперёд. — Люди любят давать им символические названия… «Машины пространства», «Врата»… но есть куда более необычные, некоторыми из которых владеют только представители других рас.

— А есть расы, которые существуют сразу в нескольких мирах, как в кино?

— Нет. Одновременно можно находиться только в одной реальности. Зато есть пространства, обитатели которых вообще не могут покинуть собственный мир. Но… это очень долгий разговор, — Надаэр нажал на панель в стене. Дверь, находившаяся рядом с нами, отъехала в сторону.

— А магия? — спросила я, вспомнив странные знаки, которые он чертил в воздухе у меня дома. — Магия тоже есть?

— То, что вы называете магией — законы физики, отличные от законов физики вашего мира. Некоторые расы умеют ими управлять без использования сторонней техники. Ну… или, иногда, с ней.

Я, впрочем, уже не слышала его ответа, потому что с удивлением разглядывала то место, которое находилось за дверью.

Комната была таких же размеров, как обычное купе, может, немного шире. Между двумя узкими койками располагался маленький столик, на котором стоял чайный сервиз.

Однако обе полки покрывала ткань, расшитая золотом. Над окном висели шторы из плотной ткани с такой же вышивкой. Да и сам сервиз даже на вид выглядел очень изысканным и дорогим.

— Входи, — Надаэр не очень вежливо подтолкнул меня вперёд, — люди ждут.

Я послушно вошла. Выбрала полку справа и опустилась на неё. Надаэр сел на свою.

— Не сомневаюсь, что у тебя тысяча вопросов, — сказал он, стягивая с плеч куртку и оставаясь в одной чёрной футболке. Стащил с волос резинку и позволил им рассыпаться по плечам густой чёрной волной. Эти простые действия почему-то произвели на меня чарующий эффект. Надаэр сразу показался совсем неземным. Я разглядела, что глаза его имели необычный густо синий цвет. Тело было сильным, а лицо очень правильным — не считая носа, длинного и хищного. — Я не смогу рассказать тебе всего за те несколько часов, что мы проведём здесь, — продолжил он.

— Несколько часов?

— Да. Я же говорил — у нас транзитный маршрут.

Я лишь тупо кивнула.

— Там, — он ткнул пальцем в стену возле моей полки, и только теперь я увидела в ней дверь, — душ. Если ты не собираешься туда прямо сейчас, то пойду я.

Я кивнула. Ещё недостаточно пришла в себя, чтобы принимать подобные решения.

— Как только поезд тронется, зайдёт проводник, предложит чай. Возьми и для меня.

— Всё как всегда, — произнесла я. Почему-то эта обыденность поразила меня даже сильней, чем сам факт, что я отправляюсь в другой мир.

— Да. В других мирах тоже пьют и едят.