Поэзия. Избранное. Том 5. Анна Туисова

Не кради меня, не кради!

Не кради меня, не кради!
Уходи скорей, уходи!
Только снова печали прочь,
Как крадёт меня эта ночь!

Золотые листочки берёз
что-то шепчут одни на ветру.
Меня сОздали духи со звёзд
и оставили здесь на свету.

Не кради меня, не кради!
Уходи скорей, уходи!
Только свяжет мгла новую тьму,
В солнце я обернусь и усну.

Сказка горькая слаще порой,
Я навеки строптивой такой.
Меня так ненавидит вся мгла,
Словно я быть счастливой смогла!

Ветер дышит собой на кусты,
Лишь бы утро всегда на холсты...
Я стою всех морей посреди,
Не кради меня, не кради!

Ветры и девчонка

У меня два ветра. Разные конечно.
Я бываю дикой, я бываю грешной.
Вновь вот так взметнётся грива у лошадки, —
Ветер один горький, ветер другой сладкий.

И стою милее я у солнце в роще,
В небе гром болеет, но ведь любит больше...
Всё сегодня волей ласково и звонко,
Мы бежим по полю — ветры и девчонка!

У меня два ветра, я для них лишь милой.
Может это солнце ветры намолило?
Только так печали, словно убегают.
У меня есть ветры и они летают!

А когда печальной, — солнце с неба в руки,
Словно мир хрустальный, где внутри сквозь муки.
Вновь они спасают, понимая тонко...
Мы бежим по полю — ветры и девчонка!

Тучка плачет. В слезах бестолково

Тучка плачет. В слезах бестолково
Вновь нырнула, потом поплыла.
Нарисую ей туфельки снова
Чтобы самой счастливой была!

Но поблизости будет и лучик,
Чтобы тучку он мог осветить,
Станет в золоте тучка могучей,
Ей так важно красивой царить!

В этот ливень промокли сапожки —
Много с листиков клена воды!
Как мои — они тоже ладошки
И собой укрывают сады...

Вновь дельфины небесного цвета
Видят тучку — водой наверху.
Я за ручку веду все рассветы,
Чтобы их подарить петуху!

Поле цвета богомола

Поле цвета богомола, богомоловой красы,
вышли ласковые долы из тумановой росы .
Я стою смотрю украдкой, воротник рукой держу.
Помаши рукой, Подсолнух... Никому не расскажу!

Спят сверчки в своих приютах из особой красоты,
смотрит облако чуть люто с золотистой высоты.
Лес таинственной прохладой всё сплетает кружева,
я стою, а солнце рядом слышит все мои слова.

Здравствуй, утреннее солнце! Я всегда сестра тебе!
Счастье верным остаётся если веришь ты себе!
Листья с крыльями летая, приземлятся в твой бочок,
и увидит их мечтая мой невидимый сверчок.

Кто тихонько скажет тихо, что широкою спиной
заслонит меня от лиха и останется со мной?
Кто навеки околдует зазеркальем из росы?..
Поле цвета богомола, богомоловой красы!

Дочь шарманщика

Небо голубое в крапинку однако,
Утро вдоль долины, ветер — забияка
пролетает мимо, я всего лишь птичка,
Может, и великой. Только — невеличка.

Тишина бескрайней постучала в стекла,
но от стуков этих тишина промокла.
Ливень льёт. Как будто, создан он заклятьем,
я в него оделась и танцую в платье.

Не шуми, Обманщик, ливневой стеною!
Мой отец — шарманщик всё следит за мною!
Я на этом свете певчей невеличкой,
родилась крылатой, маленькою птичкой.

У меня есть грозы, есть и звёзды эти;
Быть со мной мечтают взрослые и дети,
Утро вдоль долины, фея из морошки...
Жизнь была босая, а теперь — в сапожках.

Девочка из утра

Я сегодня звонкой, а вчера печальной,
за берёзой — тонкой, а в воде — хрустальной.
Иногда мне страшно, иногда привольно,
но всегда отважна и всегда довольна.

В глубине бездонной, где лучи без края,
тучка шепчет тучке, что всегда такая.
Ласковое небо нежно нависает,
ты меня так любишь... это потрясает.

Девочкой из утра я запру ворота,
пусть не испугает кто-нибудь кого-то.
Век в волшебном мире будто затерялась,
я искала лиру, лирой оказалась.

Потому есть струны и словами звонки,
сквозь леса бегу я маленькой девчонкой.
Иногда мне страшно, иногда привольно,
но всегда отважна и всегда довольна.

Во мне что-то тобою зовётся

Во мне что-то тобою зовётся.
Солнца шар... навсегда золотым.
Он и завтра клубочком свернется,
а потом догоняет родным.

Меж деревьев затерянных в поле,
всё за мной наблюдает с глубин.
Только он так спасает от боли,
а потом догоняет моим.

В небе тучки заплатки нашили,
чтобы с ливнем дородными слыть.
Я и тучки когда - то дружили...
тучки дружат, а с солнцем любить.

И теперь во мне дивное диво —
солнца шар... навсегда золотым!
С ним я чаще бываю красивой,
он — подарком прекрасным твоим.

Ты прости, если я так печальна,
что в тревоге теряла пути,
говорила все речке хрустальной,
что боялась тебя не найти...

В небесах появляется ясным
солнца шар... навсегда золотым!
Он как раньше сияет прекрасным,
А потом догоняет родным...

Маленькая тайна.

Маленькая тайна. Моя тайна — ты.
Мы как два барашка в небе высоты.
Тьма нам не соперник. Мрак не угадал
то что ты счастливым нежно загадал!

У меня есть плечи. Мёрзнут от дождей.
я люблю и вечер, и родных людей.
Лунный отблеск светел в чарах, как и я,
меня любят ветер и звезда моя.

У меня есть радость — сказочный приют.
Он навек, как сладость — там, внутри и тут.
Дико всколыхнётся волк с судьбой ловца,
майский жук проснётся снова у крыльца...

и разгонит тучи ветер облаков,
наши души ближе самых близких слов.
Мы как два барашка в небе высоты,
Маленькая тайна. Моя тайна — ты.

Я конечно немножко мала

Я конечно немножко мала,
но такою себя принимаю
сквозь дыхание звёзд и слова,
сквозь любовь, что глубокой пугает...

И в тихонько размытом окне
все глядят в меня сытые ели,
замер кот в отражённом стекле
бесприютной ничьей акварели.

Я люблю. Это выше всего,
тех высот из под снежной не пудры
не промолвившей мне ничего
нерассерженной, странной и мудрой.

я конечно мала. Всё — моё,
что лишь я создала виражами,
а посмотришь на всё — ничего,
просто ливень гудит витражами.

В. Ш.

Даже если пишу в никуда
и останется храм без ответа,
я хочу передать для добра
Вам фантомную башенку света.

Чтобы цепкость макушек берез
вдруг с небес себе звёзд прихватила
и сплела из них ласковость гроз,
а тоской за неё не платила...

пусть же станет как раньше — на миг...
Только пусть этот миг самый вечный!
Сказка мчится, в ней стражник возник,
он беречь будет вас бесконечно!

Я люблю... Я примерной почти!
Завтра — День Журавля. Пролетели...
Я пишу у мечты взаперти,
потому что дожди одолели.

Рассердились стога на меня,
Только лебеди ласково снятся,
берегут всё стихи у себя,
в камышах безыскусно таятся...

Размышляет осенней листва,
что её — и ветра и вода.
Пусть побольше в душе волшебства,
Даже если пишу в никуда...

Я бываю печальней ветра

Я бываю печальней ветра,
он листву безпризорно гонит,
а потом на ладошки света
вдруг любовь для меня уронит.

Я стою на холмах в тумане
и гляжу далеко на запруду.
Ты как будто любовью ранен,
но тебя целовать не буду.

Говорили, в истоках счастье,
а я молча брела к лисичке.
Помнишь, молвил мне вдоль напасти,
что я маленькая частичка?

До сих пор в это слово верю,
оно странным опять заклятьем.
Открываю я тяжесть двери
и леса примеряю платьем.

Утро сладостью вечною полнится

Утро сладостью вечною полнится,
всё — аквариум. Стенки толсты.
Скоро тысячи звонов исполнятся,
как воруешь меня на холсты.

Тишина в плащ особый укутана
бродит в роще сама не своя,
я клубочек волшебный распутала
и теперь эта сказка моя.

Вьётся сказочность лебедем реющим,
чертит крыльями в воздухе день,
плачет дождь не холодным, не греющим,
точно шторм где-то там... тут лишь — тень.

Над горой сквозь восходы преданьями
солнце кто-то с небес бережёт,
мы с тобой поцелуем страдания,
но он честен — он любит, не лжёт.

Все рассветы в полях ветер празднует
не гадая на камешках дня.
Мы как все — и родные и разные,
но у каждого сказка своя.

Утро сладостью вечною полнится
Всё — аквариум. Рыбкам лучей
скоро тысячи звонов исполнится,
обнимаешь ничью, как ничей.

Философия сердца любимого
так летит с океановых вод,
что навек ожиданием милого
прямо в сердце сквозь нежность идет.

Пусть ничья хоть на миг. Но ведь рощица
говорит я почти ей сестра...
Пусть ничей, но ко мне всё же просится
твой рассвет из закатов костра...

И луга в своей вязи пророческой
околдуют меня как свою.
Я люблю — и морей одиночество
и всю жизнь я люблю... и твою...

Каждый день свет лилейный, заносчивый,
говорит ему мало меня...
Солнце плавает нежно над рощами
вот кому я навеки своя!

Как опрометчиво сейчас твоё "люблю"

Как опрометчиво сейчас твоё "люблю".
И ведь на ветках дрожью свиристели
таятся данью вечной алтарю
в тиши всегда прекрасной колыбели.

Как одержима дикая волна
в обители своей необычайной,
и слушает объятия луна
здесь объявившись вовсе неслучайно.

Все — мой приют! Всё — мой очаг! Тепло,
когда вот так ты нежно тянешь руки.
Я рассмеюсь и станет вдруг светло,
как будто в нас — все клятвы, рощи, звуки...

Великий день! Шаги мои, твои...
и туфельки у тьмы под ремешками
да сладкие рассветы с петушками,
Ты на губах моих, благослови!

Нарцисс ли ты?.. не знаю. Не пойму

Нарцисс ли ты?.. не знаю. Не пойму,
твои ли лепестки? От них ли тени
забвением иным в саду легли,
как будто с лика статуи слетели?

И этот вечер ветром не объят,
а будет ночь опять вернутся лихо
темнеющие очи в этот сад
откуда - то с луны где вечно тихо.

Синее неба одна лишь птица

Синее неба одна лишь птица,
Она приносит любовь на лица
Её я знаю сквозь холст и раму,
навек рожденной особой самой.

Бывают перья её поярче,
когда все в зное и солнце жарче,
бывает тельце ее бледнее,
сквозь бледность эту она умнее.

Глядит на слабость, а взоры — в душу.
В ней время — сладость, ей громы слушать...
навеки нежность — она без края,
и я как птица, и я такая.

Прости, мне сложно за солнцем гнаться!
Прости мне сложно с тобой сражаться...
Наверно больше других несчастна,
но для тебя я навек прекрасна...

Я тобой любуюсь, я тебя люблю

Я тобой любуюсь, я тебя люблю
Сонной не проснулась а уже гублю,
Губы шепчут тихо, поле — словно брошь...
Все немножко лихо, лихо там где ждёшь.

Бе'режные мысли мчатся за туман
Призраки столетья в тщетный караван...
Ливневое эхо я не тороплю,
Сонной не проснулась, а уже люблю.

Звёзды в этом небе дикими звеня
выбрали с разбегу сказкою меня.
Словно в плен попали к ним мои черты,
потому наверно так безумен ты.

И еще тот лучик... он навек родной.
Как и ты он лучший, как и ты он мой!
Я упрямо сладкой утро тороплю,
сонной не проснулась, а уже люблю.

В рощице барашек, дикий, как леса
У него на рожках светом чудеса.
И теперь он может по ночам летать,
Отложу я флейту, побегу играть!

Ласковы деревья в этой тишине.
говорят, поверье лишь в тебе, во мне...
Красота так тиха, здесь, где пОля дрожь.
Все немножко лихо, лихо там где ждешь.

На скале стояла. Ты моя скала.
Я тебя искала, я тебя ждала.
Сказочное мчится. Волны тороплю!
Лучшему случится. Я благословлю...

Вновь гроза нескромно молнией блестит,
На губах всё томно замерло молчит.
Потому наверно ими так гублю...
я тобой любуюсь! я тебя люблю!

ПТИЧКА И ДУДОЧКА

ПТИЧКА И ДУДОЧКА

Лес зеленый выше, на макушках — ветер,
Можно быть сильнее если солнце светит.
Как-то танцевала на лугу пастушка,
рядышком дремала милая избушка...

Козочка бодала ливневые громы,
эхо колдовало глядя в окна дома.
Все переменилось словно ярче стало —
на траву внезапно дудочка упала!

Ах, она запела! Заиграла нежно!
Музыка мурлыкав сказками безбрежно,
на весь лес собою дивно зазвучала...
обернулась счастьем — без конца начало.

Где была пораньше? А пришла, откуда? –

спрашивали зайцы вдруг поверив в чудо?
А звучит нежнее лучшей акварели! —
на ветвях сказали вместе свиристели.

Счастливы над полем звёздные былинки,
яркой, разноцветной каждая тропинка!
С дудочкой лесною здесь прекрасней стало,
музыкальной сказкой всё затрепетало.

Маленькая птичка только правду знает,
Лучики на небе с дудочкой играют.
Захотелось птичке, чтобы лучше было —
дудочку для счастья солнце подарило!

В прекрасный дождь так окна лишь поют

В прекрасный дождь так окна лишь поют,
когда вдоль них летает странный
Ветер.
Вода звенит выравниваясь в свете,
и облачные стражники не лгут.

я в башне этой дикою навек,
Случается пишу своим дорогам
Пусть мал но всё же дивный человек
живет и достигает понемногу.

Зари свирель, изученной слегка,
как я всегда упорна да упряма.
Напишет амплитудой молока
и в белом тучи.. тучи, словно краны.

Прекрасный дождь. Он знает мир всего.
Немножко моя башня будто остров...
я создаю мечту из ничего
А дождь все льет, как прОклятый апостроф.

Тебе не феи свет преподнесли

Тебе не феи свет преподнесли
Не с ними та лесная бергамаска,
Не те кого незримые спасли
А та в которой сказочная сказка.

И вся она хотя не видно всей...
но есть она за вихрями над садом
гордится мной, диковинкой твоей,
которая, как раньше, все же рядом.

И черствой мгла хватает башмачок
над лиственной и смелою росою,
мглу остановит маленький сверчок,
Ей — башмачок а я бегу босою...

И звезды все целуют кипарис,
тот на котором небо меня прячет.
И множество небесных биссектрис
Очерчивают лес немножко плача.

Звонки

Жили-были сказки две. Две прекрасных звонки.
Родились в одной семье разные девчонки.
Слыли тысячи ветров ветряным заклятьем,
у одной лишь навсегда простенькое платье.

А другая — из цариц, в звёздчатых одеждах!
Светит золото с ресниц близкою надеждой...
Слыли синие моря своей бурной стАтью,
у одной лишь навсегда простенькое платье.

Говорит она сестре — я бегу на поле!
Расскажу ему про сад, о цветах на воле!
Всё алмазное от звезд, что упали с неба.
Я пожалуй положу на алмазы хлеба...

Прикормила наших птиц! Вон все ждут в сторонке! —
говорит та из сестриц, что второю Звонкой. —
У тебя всегда дела. Вот нашла занятье!
наряжаешь ты себя в простенькие платья!

Лишь тебе царевной быть! — молвила сестренка. —
Счастье мне не торопить, я лесная Звонка.
Рядом тысячи ветров мне навек заклятьем,
я счастливей бурь и снов только в этом платье...

Быть может так. Со мною две скалы

Быть может так. Со мною две скалы
и обе так отчаянно угрюмы
не оттого что в сумраке травы
напоминают дьявольские трюмы...

В них самый свет. Они важней всего!
и танцевать, и рядом оказаться.
И в этом счастье счастьем отражаться,
а больше ведь не нужно ничего...

Люблю того, кто соткал эти скалы!
Люблю того, кто любит и могуч!
Прекрасно солнце. Я его искала
среди таких вот странных, странных туч.

Чернилам — бой. Их наряжаю в диво,
ведь только диво может так понять.
Живу такой непОнятой, строптивой
и ласковую дикость не отнять.

Что тяготит? Возможно злая сила,
которая порою не мила.
Я им нужна, тем скалам, вечно милой
такой же милой, как всегда была...

А выбрать что? С подсолнухами сказку,
где день за днём все лето и трава,
ласкающая стопы тенью ласки,
пересекая звёздами слова?

А выбрать что? Застенчивость проклятья,
где ангелом ли демоном порой,
влезаю в человеческое платье...
не в нём так хорошо а здесь, с тобой.

И темнота пещерой дикой кошки
летит моей вновь самым сладким днём...
Я между скал несчастною немножко,
Я между скал в обличии своём.

Наизнанку

Бесцеремонность, нарочитый страх
скрываются как тени закулисья.
Взмывает на ходу безмолвный крах
под вечно переменной лунной высью.

Гляди в меня. Пусть я и не гляжу,
лишь потому что нежной не во власти,
но все таки немножко не скажу
в бесстрастных чарах зыбкости не страсти.

Бесцеремонность. Гроздьями звеня,
ты выбрался из глуши в глушь врываясь.
Не научив предательству меня,
живёшь как плод, рассветом наливаясь.

Нет дрёмы там, где тянет звонность лес
к холмам своим, лужайкам и полянкам.
Живу спускаясь, девочкой с небес,
одетою в рубашку наизнанку.

Подёнка

Ликует солнце над рекой,
лучи летят почти незримы.
Мы с ними схожи. я такой,
бывает пролетаю мимо.

ты руку тянешь на беду
бываешь зол. твоим проклятьям
я уравненья не найду...
но что с того? Я в белом платье.

внутри твой теплится огонь,
а я печальной, диковатой.
Молю глазами — ты не тронь
мои век призрачные латы!

тебе не верю. Почему
меня считают недотрогой?
бывает, я лечу к нему,
мы вместе с ним под взглядом бога.

Не все полянки хороши,
то ты с сачком гневливо бродишь,
то я танцую от души,
меня в его душе находишь...

Я не открытой но родной
всегда таинственной но малой.
Мне солнце в щели за стеной
прядет златое одеяло.

я белокрыла и легка,
я опромечтива и тОнка.
Лечу на свет от маяка
Навеки лучшею подёнкой.

Ты видел эту мою тень?
Конечно видел — ты же любишь...
Но я танцую только день.
Меня забудь! не то погубишь.

Соловьи

Не говори что любишь. Я боюсь.
Чего боюсь сама невольно знаю,
И над собой, бывает я смеюсь,
но над собой шутить не позволяю.

Лишь тот паяц, обманщиком кто вор,
Лишь тот рассвет, кто вечно дарит чудо
глядятся в своё солнце из-за гор,
а я в своё, в своё я верить буду.

Не говори, что любишь! Почему,
слова как ветер ласковыми мчатся?
Наверно для того, чтобы бояться,
Боятся, ведь не верят никому.

Зайду я за ворота и дождусь
когда все соловьи сквозь скрипы двери
мне лишь одной так одержимо веря
вдруг обернутся... тоже обернусь.

Смущает что? ДлиннЫ мне рукава

Смущает что? ДлиннЫ мне рукава
И в них вдруг забираются голубки,
тихонько опрометчивы слова,
бегущие из дудочковой трубки.

А мой удел? Он бестолковый? Нет!
Рассветом он лукавит моё небо,
целуют губы ласкового Феба
мой оживленный сказкою портрет.

Смущает что? Рассеянные звуки?
то поезда несущего гудок
по рельсам дней. Берёзовые руки?
Иль колокол? Причудливый звонок...

Корытце с высотою непримерной?
Колодец уходящий с головой
в красоты отражённого? Наверно,
смущает то, что рядом ты со мной.

Я даже не могу тебя простить

Я даже не могу тебя простить,
а ты твердишь что тоже не прощаешь
и путаешь — мне нужно уходить,
а ты вдруг пошумишь и возвращаешь.

И демон лишь один тебя поймёт.
Давай вот у него тогда и спросим, —
что он порывшись в нас с тобой найдет,
и чем он околдовывает осень...

Я убегала, мчалась сквозь грозу,
когда вокруг так молнии сверкают.
Где отыскать мне лучшую лозу,
которая как лозы защищают?

И как ты мог собой произнести
ту блажь — она, живет произнесённой.
Мой ангел улыбается — простить?
я не могу навеки непрощённой.

Есть у меня особенный клубок

Есть у меня особенный клубок,
Всегда - всегда и сказочным, и ладным.
Мне помогает рядом голубок,
иду босой и нежной Ариадной.

Грызу все знанья, а они меня
в ответ строкою книги создают,
я превращаюсь в свет любого дня,
где мне урок миры преподают.

Простой Тесей, любимец или друг,
в свою любовь наряженный навеки
вдруг обретает тот волшебный круг,
который превращает в человека.

но черт возьми! Куда девался миф,
когда вот так тропинкой лавра к лавру
свернула я вдруг не заметив их,
их — тех ворот, ведущих к Минотавру.

А говорили, что с клубком Тесей,
и я ему клубок преподносила
на двух ладошках, где дорОгой всей
так ни о чём Тесея не спросила.

Но есть клубок и я за ним иду,
он катится к чудовищу, как солнце.
Конечно я боюсь попасть в беду,
но голубок следит за мной в оконце.

я обернулась — маленькая ложь,
а убежать еще страшней, чем двери,
быть подле них, царевной не войдёшь...
она с рожденья никому не верит.

Уж мгла идёт. Как веки эта ночь,
всё нависает сонно над глазами,
босые ножки гонят меня прочь,
ВорОны не ворОнами сказали...

Конечно страх, но лес всегда родной,
клубок деревья как-то подарили,
а значит защитили в нём собой,
а значит и меня благословили...

Тесея нет. А где он? Почему,
нить от клубка ведёт меня сквозь лавры?
а вот и он, он смотрит на луну
непонятым, несчастным Минотавром.

Твоя любовь, как воровство

Твоя любовь, как воровство,
и будто кто-то дует в свечи,
а это чьё-то озорство
ложится холодом на плечи.

И ульи спрятаны в лесу,
И дикость пряного цветенья —
я в сумочке своей несу
подобно эху незабвенья.

И баловство твоя любовь.
Бывает так она ликует,
что вдруг тоска и не тоскует
а словно лучшее есть вновь!

Тогда вокруг — мечты, цветы
и деловитые дубравы,
Посмотрит счастье — слева, справа
все здесь спустилось с высоты!

И на качелях серебристых
без сна свободной на ветру,
я уплываю в омут чистый
такой же чистой на свету...

Луг мотыльковый, рядом рощи,
но твое сердце снова ропщет
и мне неловко быть собой —
сачок незримый за тобой...

Но я сильнее. Так, случайно,
я вспоминаю о тебе,
когда во сне необычайно
я сплю, свернувшись на звезде.

И тень мечты — сады без двери —
лишь прихоть нежная, а ты
гремишь оковами не веря,
что я навек из красоты.

Вся эта дрожь зимы на воле
меня не покоробит, нет!
Есть у меня подсолнух в поле
и помнит он про мой обет.

Вся эта дрожь листвы — есть веки
моей подруги — феи дня,
она похожа с человеком
но в зеркалах, всегда лишь я.

Твоя душа порой сильна...
и я то бабочкой порхаю,
то ланью тихой затихаю,
как будто смелая волна.

Но больше гроз. Они неслышно
губам внимают, как свои.
Сбегу, — они по следу ищут
а спрячусь — вновь шаги твои.

И неужели все сияло?
и где-то были облака?
Опять ненастное сначала
вначале поступь дрём слегка...

а после буря гневно в стекла
и этот дождь всем естеством
пугает так свирепо в окна,
что не любовь — ты, колдовство!

Жёлудь

Говорило озеро у зеркал,
как меня ты нежную здесь искал,
и бродил расстроенно бормоча,
ты спросил про тайны все у луча.

Луч мой друг, не выдаст он ничего
Ты ему понравился. Одного
он не может вычислить — свет лица,
потому строптивым он у крыльца.

Говорило поле мне ты там был
и кричал невольно мне — приходил...
и бродил расстроенно, как во сне,
обо мне ты спрашивал и во тьме.

Тьма мой друг не выдала ничего,
но ты ей понравился. Одного
только ей не вычислить — тьму лица,
потому строптивою у крыльца.

Говорила Роща мне, что молчал,
и Луну ладонями ты качал.
Только им не вычислить боль у век,
потому что рядышком человек.

Роща друг не выдала мой тайник,
но ты ей понравился. Напрямик
вновь тропинку вышила. Лунный свет
говорил обижены — Да и Нет.

Говорили розы мне ты бродил,
говорили звезды мне — уходил...
Так чего ты медлишь так? Я слежу
из-за тени желудя. Не скажу...

Просто ночью крошечной я мала,
Жёлудь - дом уложенный, где трава.
Превращаюсь в нимфу я Желудей,
ты в лесу — единственный из людей.

Говорила ласточка, что искал...
безнадежно вверх смотрел, трепетал.
Ласточке не вычислить звон лица,
потому летает всё у крыльца.

Лес весь околдованный только мной,
ты стоишь растерянный под луной.
Может обнаружиться? Не спеши!
я люблю глаза твои — камыши.

По листьям талым не ступала

По листьям талым не ступала
Весна я, осени сестра.
Я столько неги пожелала,
а также дудочкой остра.

И все поля, как полубоги,
свернувшись далью наяву,
Плывут в меня, плывут в дороге —
той на которой я живу.

Да, из диковин. Да, я странной
Возможно сон, а чаще бег,
но этот бег такой желанный,
как самый лучший человек!

Ты не смотри в меня мятежно

Ты не смотри в меня мятежно,
лишь согревай своей волной,
что с океана вечно нежной
и надо мной и над тобой

то птицей от ненастья бьётся,
то всем, что есть, живёт в тебе,
то так чудовищно смеётся,
застряв как ты в самом себе.

Но все же боль твою меняю,
но все же дикою скорблю
над тем что бродишь ты по краю
в краю который так люблю.

И жизнь твою я наряжаю,
как наряжаю дня портрет,
в котором сердцем выражаю
все то чего быть может нет.

Вот я пришла к тебе, Лесная Явь

Вот я пришла к тебе, Лесная Явь.
Вот я дышу под сенью твоих сосен.
Лишь попрошу — пойми меня!Направь,
Направь мне свет в отчаянную осень.

И я стою наряженной в снега,
в ветра чуть одержимые обёрнута.
Молчат соленой дрожью берега
моих лугов и горд мой носик вздернутый.

Гремит рассвет. Он пуще грома, ниш;
небесных ниш, бегущих ниспадающих,
как складки платья, прячущего тишь
без промедленья в звуке пропадающих.

Всё — черновик. И с голода туман
меня грызет, как брат крылатой совести.
Вот я пришла. Как хрупок Явь, твой стан!
Как я мала в твоей сосновой повести!

Совсем промокли снежные следы

Совсем промокли снежные следы,
куда-то вдаль уносятся с порога
и вдруг назад — укутаться в сады
под взглядом кем-то понятого бога.

Там за горой, где все из колдовства...
Там, за стеной где ткут луну сирены,
летает опрометчивой листва,
сшивая безмятежно гобелены.

И звоны в высь, и снег своей отрадой
не доверяя этой тишине
идет ко мне. Мгновением? Нарядом?
а может и не вспомнит обо мне.

И сердце дрогнуло, шагнуло за туман

И сердце дрогнуло, шагнуло за туман
в сплетенность дум прекрасное лелея
мне горы и холмы — особый клан,
а я их друг. Я другом быть умею.

Исподтишка звенело фонари
всё освещают траурностью взора.
Меня узнали птицы как свои,
сквозь влажность первоснежного узора.

Греми! Греми, причудливый поэт,
которого все знают, но не видно!
Рассеивай свой золотистый свет,
которому не может быть обидно

что я одна в застенчивом краю,
что через край зарю одна хлебнула
и будто бы плыла, потом тонула,
но до сих пор счастливою стою.

Ледышка

В тебе есть то, что выдумала ночь,
моя немногословная Ледышка.
И я порой совсем как солнца дочь,
лучами растопила тебя слишком.

Ведь не такой был с небом уговор
пока я безупречной убегала,
держалась всё за даль глубоких гор,
и лунный свет с собой переплетала.

И вот опять немножко не пойму —
пусть я навек дитя, дитя... Малышкой
всё продолжаю чувствовать луну,
как звонкую и детскую ледышку.

и лишь теперь какой-то уголёк
вдруг своевольно начал разгораться
и верить мне... Волшебный огонек —
не огонёк. Но в нём сгорать? Бояться?

Люблю луны мерцающее дно

Люблю луны мерцающее дно,
луна как блюдо — дремлет торжествуя,
а я с ней на земле, не заодно,
листы губами бледными волную.

Слова идут туманною строкой
зигзагными, без росчерков, упрямо;
я родилась глубокою такой,
немного непримерною, но рьяной

как каждый бледнокрылый мотылек
с шершавою судьбою безмятежной,
которому быть может невдомек
что век в плену у нежности у нежной.

Гроза вплывает. Тучки по краям
с оборками на платьях, но ведь злятся...
к нам ближе солнце. Я ему своя, —
своя для солнца... можно не бояться.

Отгремели луга над полями

Отгремели луга над полями,
и подёрнулось льдом озерцо,
ветер смотрит сквозь стёкла за нами,
пряча в иней немое лицо.

Даже если аккорды из градин
попадают по нотам любя,
я застенчива в этом наряде
и тихонько молюсь про себя.

Но молитва иной. Будто птицей,
к солнцу мысленно взор возношу.
Лишь бы там у овражка таиться,
где мой дом, где я лучик прошу!

Чтобы просто сильнее, чем кручи,
на своем - как и звёзды сквозь мрак -
моя маленькость стала могучей,
по-другому... иначе... никак.

Что я лелею? Тонкость в кружевах

Что я лелею? Тонкость в кружевах
бывает лишь внутри превозносимой.
Тебя лелею? Пылкость? Небо? Страх?
лелею лес, сама — невыносимой.

Рассвета глушь такое естество,
что сосны замирают как стояли,
Лелею непомерно колдовство
на липком и туманном одеяле

что покрывает рощи и леса,
а устремляя взор всегда спесивым
целует так безбрежно небеса,
что кажется с утра почти красивым...

Я тихонько сквозь стекло звезды собираю

Я тихонько сквозь стекло звезды собираю,
меня любит так луна, что на ней играю.
Слышишь, бледный лунный вид смотрит словно око?
моё небо здесь не спит и не одиноко.

Я мятежна. Дикий плен меня мАнит в сети,
среди очерков из стен здесь гуляет ветер...
Ничего я не дарю, лишь мала и тонка,
мое небо здесь не спит, я смеюсь девчонкой.

Густо хмурится трюмо, трюм его особый,
в лабиринтах я живу ласковой трущобы.
Знаешь, вспыльчива порой, и ласкают сети,
если в очерках из стен вновь гуляет ветер.

Внутри меня бушует буря

Внутри меня бушует буря
и эту бурю не поймёшь,
то я иду сомненья хмуря,
то вдруг счастливая сквозь дождь...

Сложили обо мне преданья
свои легенды наугад —
на диковатом расстоянье
растет цветёт из лучших сад.

Но что в саду царевну гложет?..
Она берется за холсты,
где все случается как может,
идет собой из красоты...

Мне как царевне непонятно.
Везде, ступая на крыльцо,
в туман смотрю или обратно,
а вижу лишь твое лицо.

Внутри меня своя мятежность
так в чем борьба? Есть тьма, есть свет,
есть обособленная нежность
и в поворотах — силуэт.

Вся эта буря непростая, она берется из начал,
где свет на пятки наступая
и все на свете затмевая
давно нас солнцем обвенчал.

ПРОГУЛКА

Всё утром смеётся, туманы стенают,
как будто счастливое рядом бывает,
и птицы в полёте танцуют лихими,
и окна над полем от света моими.

И дымка простая целует колосья,
глядятся в озёра сохатые лоси,
вот тучка бежит с синеватым ухватом
да что-то бормочет сквозь тёмные латы.

Осока вдоль озера острой глядится
в осоковы дали, незримые лица.
всё сказкой ликует, а утро вплывает
душой пилигрима... Он ближе бывает!

И кажется роще, — в полётах летая,
под солнцем так сладко она золотая.
И кажется ветру — всегда хулигану —
вкуснее рассветы над диким бурьяном.

Макушки магических, ласковых елей
колышутся словно немножко качели.
Аквариум неба. Я рыбкой земною,
которая нежно ныряет собою

в любовь свиристеля, его чарованье...
где двое навеки любимым преданьем,
пусть даже испачкались в ливне сапожки,
и мёрзнут в объятиях сказочных ножки,

и руки из озера тянут с разбега
себе эти горсти холодного снега,
а маленькой фея на птице взмывая
целует шар солнца ему лишь внимая...

Вот тихо вплываю в глаза твои. Зыбки
ворота громадные, дымки улыбки...
и все торжествует, и все остаётся...
Прогулка вдоль солнца! Прогулка вдоль солнца!

Маленькая ветром

Зыбкой из гипербол, крыльями в моря,
солнце попросила отыскать меня.
Ей отвечу тихо девочкой с душой —
маленькая ветром, а любовь большой.

Тень её неполной, точки без конца,
а во мне — все волны твоего лица,
где безумцем прежним, вне терпенья ждёшь,
дрессируешь нежность, а выходит — дрожь.

Гордости долины — дикая хвала,
стая над равниной рвётся за слова.
Вновь отвечу птицам на другой вопрос:
маленьким я ветром, но пришла со звёзд.

Всколыхну собою призрак - водопад
слышит над тобою рокот невпопад...
За гипотенузу бьются два угла,
колдовские узы тьма связать смогла.

И стою одна я в темноте лесной,
Терем без кого-то мчится расписной...
Ты сквозь отблеск лунный медленно идёшь,
дрессируешь нежность, а выходит дрожь.

Без конца начало — звон и водопад,
Бег мой от причала и жар-птица в сад...
Ей отвечу тихо девочкой с душой —
Маленькая ветром, а любовь большой.

Немного грустно. С облаками

Немного грустно. С облаками
мой взор сквозь палубу плывет,
и держит путь судьба руками
и кто-то с ней не отстает.

Мы что-то слушали. Не густо
в траве где снежно и мороз.
бывает мрачно, ёмко, пусто
среди разомкнутых берёз

Но есть одно навек лишь чудо
оно во мне живёт собой,
твердит всегда такой я буду
а можно быть любой, любой...

оно вину мою колышет
всем своим небом наяву,
и я боюсь — а вдруг услышу
что я счастливою живу.

Все бродит солнце тихо-тихо,
но я себя не узнаю, —
так корчит рожицы мне Лихо,
а я упрямою стою.

Возможно все бояться сада
в котором есть — то шторм, то тишь,
где солнце в небе мне нарядом,
где за спиною ты стоишь...

Бабочка над бездной

Маленькая осень вертит у зеркал
листики в полёте. Ветер потерял,
и в его ладошках пусто, но светло;
мне с тобой тревожно, но с тобой тепло.

Дикие сомненья отразили дни,
ясность впечатлений, разности свои...
И тоскуют птицы в ласковой глуши
той лесной дорожки. Сердцем оглуши

все лесные чащи! звонкие холсты!
чтобы утро раньше лучшим с высоты!
Близкое так честно, на ветвях скворец;
бабочкой над бездной, ты — её ловец.

Ты меня воруешь

Ты меня воруешь. Вишня облетела,
а потом всё солнце на себя надела.
Ты меня балуешь. Я, как баловница...
Может, мне бояться? Может мне молиться?

Вот стога немые в поле без ответа,
улетела птица, названная светом.
Тихое случайно, звонко, безоружно
дремлет, но внимает... я вновь самой нужной!

Ты меня воруешь. Свиристели — в дали,
слышали — бушуешь, про меня узнали
и в сторонке ветки чуткой без узора
вдруг срывают клетку своим птичьим взором.

Были в мае маки красны безупречны,
ласточкины знаки в небе бесконечны.
Мне всегда так просто взять и растеряться...
Может, мне молиться? Может, мне бояться?

Что-то тень моя так малА

Что-то тень моя так малА —
и приметная и хорошая,
сквозняком попадает в слова
для луны только бледной горошиной.

Может даже она целый мир...
Если сплю, вижу сны, в темной комнатке,
тень устроит свой сказочный пир
под звучанье фантома — приёмника.

Каждым утром она на виду,
многим может престранным казаться,
что её наряжаю в фольгу,
что могу за нее даже драться...

Только вот не пойму! Не пойму!
Ты порою как будто колдуешь —
только комнатке тень я верну,
Как её ты любя вновь воруешь.

Слышат меня трубадуры

Слышат меня трубадуры
я их строкою звонкой!
Мишка на поле бурый
любит меня, девчонку.

Гор без причин открытость,
самого лучшего малость...
Я выбираю дикость!
Я выбираю талость!

Слышат меня все тени,
в них я строкою дивной.
Знают тихонько олени,
как мы порой нелюдимы.

Солнце наряд свой вяжет,
вновь примеряю крошкой, —
той, что собой будоражит
ветра немую ладошку.

Чары меня выбирают,
звонко смеюсь в их свете!
что же внутри пролетает, —
то к чему с ревностью ветер?

Вечность бубнит этот очерк,
Ласковый, весь — завитушка.
Месяц опять напророчил
и взбунтовалась кукушка.

Слышат меня трубадуры.
Их золотые дуделки
прячут вне яви амуры
прямо в дупле рыжей белки.

Ах, от чего-то хладно,
хладно и боязливо.
Мне в моих звёздах нарядно
в них я навеки красива!

Есть самый милый источник, —
он меня здесь и придумал,
тает в магический росчерк,
будто ты что-то задумал...

Мне так неловко порою,
словно припрятала радость.
Я выбираю верность!
Я выбираю сладость!

ВУЛКАНЫ

Все звёзды с неба в меня попали,
там наблюдали, потом напали.
Мороз на поле, туман и холод
О этот голод, по мне твой голод!

Размыты ливнем в лесу дорожки,
промокло сердце, промокли ножки,
и луч строптивый весь в одночасье,
как маг ретивый пророчит счастье.

Плыла в макушках, как явь, лошадка,
сложилась в тучку и дремлет сладко.
Все звёзды с неба в меня попали,
там наблюдали, потом напали.

Часы спешили, была кукушка,
светился светом своим петрушка,
мороз на поле, туман и холод,
О этот голод, по мне твой голод!

Мы сквозь вулканы губами глуше,
душа у камня, стреляют уши,
и дикость солнца здесь в океане
глядит — теряюсь в твоём тумане.

Сквозь свет прогулка, рассвета кони...
мне снится город, твои ладони.
Все звёзды с неба в меня попали,
там наблюдали, потом напали...

Дочь гор

Бывала я грустной, бывала я милой,
хрустальные чувства безмолвно красивы.
И вот непонятно одно потрясенье,
внутри вероятно, не предубежденье?

Ведь я не смотрю в океанную пену,
лишь муза любимой проходит по венам,
которые веткой от дерева судеб.
Я призрачней клетки, меня любят люди.

Бегут соловьи в соловьином полете.
Они — все мои. Поклоненьем природе
всегда я жила — и печальной, и милой,
хрустальные чувства безмолвно красивы.

И что-то случилось. Надёжней забора
мне были волшебные лучшие горы,
а в горном своём навсегда королевстве,
как раньше свободно и ласково честно.

Но вот непонятно. Всегда нелюдимой
я мимо сосны на опушке ходила,
и чертов охотник ли, завоеватель
возник на трясине. А может, метатель?

Вновь я от него по болотистым кочкам,
навеки родная и горная дочка
спешила босою. Он рядом? Опасно!
Чего он метатель? Погода ненастна...

И где его стрелы? Колчан их придержит,
пока он за мною... Догонит? Удержит?
Но что он метает, раз руки открыты?
а солнце все сеет лучи через сито...

Бывает так бьётся от страха всё сердце...
и вдруг в Дивном Дубе открытая дверца.
Я в дереве прячусь! Себя тут укрою!
на звук обернулась, а он здесь, со мною...

МАЛЕНЬКОЙ ЛГУНИШКОЙ

Растерялись листья в суете полёта
и счастливей стали в ливне перелёта.
Может быть случайно дышит мне на плечи
плюшевым медведем синеглазый вечер?

И пойми немножко, эти канделябры,
ведь бросают тени всё на те же грабли.
И когда ныряешь сердцем прямо в росы,
получаешь снова звёздами по носу.

А затем в тумане, маленькой лгунишкой,
чувствуешь, как близко — самый лучший мишка.
И наверно сказкой может быть и повесть,
если бы не совесть, если бы не совесть...

ЛАСКОВЫЙ СВЕРЧОК

Скажи мне, ласковый сверчок,
кто я у солнца в колыбельке?..
и почему всю акварельку
зажал мой малый кулачок?

Скажи, скажи мне! Почему,
все волки воют в этой мглистой
пустынной дали на луну,
его же голос бархатистый?

Гудела звонная трава
осенней песней — снег и скрежет.
Скажи, зачем мои слова
и сказку, и реальность нежат?

когда вот так не веря вновь
во тьме, в луче, не различая
такой неузнанной любовь,
мы начинаем всё сначала?

Сверчок спросонья посмотрел
в мои глаза так своенравно
и тихо так пробормотал,
как насекомое о главном.

А я несчастнее внезапно
почти не слушала его,
Сверчок твердил: Невероятно!
И вновь неслышно ничего...

Что происходит? Мне порой так страшно

Что происходит? Мне порой так страшно,
страх застилает ласкою глаза.
Туман сегодня вовсе эпатажный,
а дождь немой, с ним говорить нельзя.

И пятки в башмачках, как будто мёрзнут,
как в поле кружевные колоски.
Мятежным ты и даже, даже грозным
в воротах опрометчивой тоски.

Что происходит? Кратер бледный лунный
тихонько вырисовывает чудь.
И сердце бьется нежным и чугунным,
да так что не проснуться, не заснуть.

А во дворе столпились вЕтры слишком,
и вьется в дождь заплаканным забор.
Девчонкой я, а ты... а ты — мальчишкой
и солнце как чужое из-за гор.

Разбередила голубка небо

Разбередила голубка небо,
оно не может подать ей хлеба,
но солнце это подчас огромно
и может статься — голубке домом.

Прекрасной птичка, мала и нежна,
в своих полетах почти прилежна,
глядит на солнце — оно особо
вплывает в тени и свет трущобы.

Разбередила, разбередила!
О чем-то утро она молила...
быть может, крыльев размах побольше
или полеты среди, подольше.

Люблю голубку. Она такою
атласной мчится над той рекою
где неба томно так отраженье
как будто реки — его рожденье.

Разбередила и солнце скажет,
что ей, голубке, из злата вяжет
свою защиту, немые латы,
не слышит птица. Летит куда-то.

И не нужны ей лучей одежды,
и даже птичьи её надежды
всегда на сердце не находила,
лишь голубкА вдруг разбередила.

УПРЯМОЕ ОКОШКО

Судьба загадочной немножко,
в неё особенно гляжу
через упрямое окошко,
а в чем упрямство не скажу.

Вот солнце сбрасывает сети
на рощи, верные луга.
Не понимает что-то ветер
и устремляется в стога.

Леса зелёной ворожбою
растут из дрёмы вековой,
готовы защитить собою
и отразить удар стеной.

Есть волшебство во мне немножко,
с волчонком даже я дружу
через упрямое окошко,
что за окошко не скажу.

Я знаю, что я несносна

Я знаю, что я несносна,
и если вдруг злюсь, то курносой
и даже бывает не просто,
тогда ты меня отпусти!

Позволь убежать и спасаться,
забыть как любя опасаться,
и самой любимой бросаться,
спасённым от бури прости!

Хвалить эти милые ели
в конце изумленной недели
когда соловьи будто пели,
тянули миры с красоты.

Скрывать и спросонку таиться,
порою как ангел молиться
а после лучей сторониться,
как будто они — это ты.

Бывает возможно другое,
когда где-то счастливы двое
и все у них словно родное,
а вовсе они не враги.

Я знаю, что я несносна,
что жало моё чаще остро
и верю в особенный остров,
поэтому лучше беги!

свет лунный вчера был бледнее
в него упираются ели,
им звезды почти надоели,
а шишки метают — лови!

Растерянность странным нарядом
все бродит, летает над садом,
несносной я всё-таки рядом,
несносность наверно в крови...

Глядится дождь небесною водой

Глядится дождь небесною водой,
выискивая в нас не без причины:
у женщины — Прекрасное собой
и дело да характер у мужчины.

Всё хлещет по задумчивым плечам
его вода сквозь блики отраженья,
а фонари подобные свечам,
атлантами на грани возрожденья.

но я совсем другая. я — дитя.
Прекрасное во мне?.. И быть не может!
Характер мой ужасен. Не шутя
я говорю. Не зонт...Не зонт, не сложишь.

Когда же ты нечаянно поймёшь,
что внешне лишь я ласково легка?..
но я люблю Большую Воду — дождь,
как призрак, как душа дождевика.

ЛЕДЕНЦОВОЕ СОЛНЦЕ

Преврати меня в лебедя, сказка!
Я смогу! Ведь могу быть верна!
Неземная душа моя лаской
смотрит сердцем любви из окна

Да, бываю немножко далекой
и в объятье одно не вобрать.
Да, бываю опять одинокой,
и тебе вновь приходится ждать...

Это все оттого, что я нежность
приютила навеки в себе.
Так бушует во мне волн безбрежность,
потому не пускаю к себе.

Но есть звезды они всегда правы,
хоть не слушаю их я порой,
а сбегаю с соленой дубравы,
где лишь жёлуди рядом со мной...

И все ливни взмывают водою,
будто твёрдо решили догнать.
Леденцовое солнце укрою —
это все что хочу пожелать.

Преврати меня в лебедя, сказка!
на мгновенье, — увидеть, где ты...
неземною душе, её ласке,
не хватает простой красоты.

Лохматка

Мне немножко больно, потому что утро
выдалось невольно сумрачным, как будто.
И немножко тесно, тучки как лохматки,
им хватает места? их просты повадки?

Ничего не знаю, никому не верю,
шторы закрываю, закрываю двери.
Тишиной разутой ветер хлещет в рамы,
Я сегодня — утро, я сегодня самой...

Мне немножко мило в милое глядеться,
быть должна красивой, следует одеться
да идти под ливень, сквозь его раздумья,
я бываю лучшей, я бываю умной.

А еще наверно оттого мне больно,
что ему не верю и себе. Довольной
лишь порой, немножко. Сложные повадки.
Посмотрю в окошко — солнце из лохматки!

Наверно ты не знаешь

Наверно ты не знаешь, сегодня свет — шаман,
и волки диким взором глядят сквозь ураган.
Вбирая в себя степи и гордые леса
удерживают звери и птицы небеса.

Таится дивной речка, наряженной в обряд,
а солнце дрожью свечки всё плачет воском в сад.
Возможно, незнакомо, тебе пространство дня,
в котором ты однажды приметил лишь меня.

Мелькало утро в ветках, взмывая сквозь цветы,
незримо укрывая все тайны красоты.
В колодце лягушонок всё булькает на дне,
а после превращённым выходит вновь ко мне.

Наверно ты не знаешь, старушку, что прядет?
Прядет такую пряжу, в которой свет найдёт
кто ближе, раньше солнца и вовсе не из дня...
Я звезды все украла, а ты украл меня.

ЛАНДЫШИ

Наверно, это страшно —
касаешься ворот, а они ворчат
что их отвлекают
от важных затворных дел.

И ты отходишь от них в сутолоке
мыслей, почти ничем
не скрепленных,
а растерянных и беспомощных.

Именно в такие моменты
понимаешь, как силён человек,
если может победить,
вытеснить кого-то из души

и только потом убедиться
что души давно две
и никто никого
точно не вытеснял.

Так дерутся две ленточки
на ветру,
которому между прочим,
всё нипочём.

так корчат рожицы
ландыши,
зная,
что и они лучшие на земле.

Девочка птиц

Я проиграла, ты победил,
Я нелюдима, ты нелюдим.
Ритм отбивают колокола,
ты был не прав или я не права?

Ветер с щеколдой играет, как маг.
Не разобраться двоим нам никак,
как нам быть ближе всех близких людей
знают лишь души лесных желудей.

Вот я иду опрометчиво в лес,
что-то молчат с говорящих небес.
Ритм отбивают колокола,
ты был не прав или я не права?

Ты, словно плащ, можешь крепко держать,
так, чтобы я не могла убежать.
Но ведь иду.. а ни шагу. Как так?
что это — Сказка? Заклятие? Знак?

Сито луны молча сеет во тьму —
то что понятно тебе одному.
Ловишь манёвры коварной луны
и проникаешь в волшебные сны.

Я проиграла, ты победил,
Я нелюдима, ты нелюдим.
Мне же сражаться всё дальше сложней,
я становлюсь от тебя лишь нежней.

Как-то вновь пряталась ночью в дупле
и поместилась там. Но не во сне
вдруг обернулась, а за спиной —
тень хохолка свиристеля со мной!

Мы так и дружим. Я — девочка птиц.
Есть среди них столько сказочных лиц,
что вновь я плачу совсем не шутя,
птицы считают — навечно дитя.

Все свиристели со мной говорят
только по-своему, так... шелестят.
с ними я будто счастливая вновь
сквозь свиристельную, птичью любовь.

Что происходит? Я не пойму!
Только тебе я надежды верну,
Как нелюдима и ты нелюдим,
Я победила, и ты победил.

ДЕВОЧКА С ГЛАЗАМИ ХРУСТАЛЯ

Нежное быть может и нежнее,
только в зеркалах и не узнать
ту что наиболее важнее,
у которой точно не отнять

все её заветы и заклятья
ласковые громом и тропой,
ту что наряжается не в платье,
а в любовь и рощицы собой.

Кто увидел вдруг не понимает,
как она такою здесь не здесь
дверцы зеркалами открывает...
может быть фантом, а может, есть?

Пальцами скользит по пианино
чёрным словно дьявольская суть,
но как ангел вдруг проходит мимо...
если полюбил её, забудь!

Потому что всё в её рассветах —
самое прекрасное навек,
многое слагается в запретах
словно не виденье, человек...

Если кто к одеждам прикоснулся
или вдруг губами и к губам,
без любви несчастной не вернулся,
навсегда не верит он шагам.

Но не просто здесь вдруг объявилась
не желает ведь свести с ума.
Говорят, недолго находилась,
а другие слышали слова...

Что же ты несчастный и бредовый
ищешь сквозь проклятые поля
девочку, которая бедовой,
девочку с глазами хрусталя?..

Лес прозрачною стеной

Лес прозрачною стеной
обнимает свет собой,
льдистой речка не журчит,
леший в дереве ворчит.

Тусклый тишью полумрак
затянул в себя кору,
ночь бродила словно враг,
наступала на траву.

Лунным ситом ворошил
неба тёмный колпачок.
Блеск на речку накрошил
чей-то сверху кулачок...

Я испугана в тиши,
словно струны — камыши,
ветер бродит всё любя,
ты забыл во мне себя.

Эхо

Мне что-то бабочки сказали,
их ветер клубьями шуршит.
На поле в ливне гарцевали
те кто про нас с тобой решит.

Они лишь силы... Им вдогонку
отправлю с губ свои слова,
пусть я и малою и тонкой,
но буду я твоей едва.

Мне не ответили сначала,
потом стеною за стеной
меня их эхо отыскало
и засмеялось надо мной...

УКУТАННЫЕ В ЗАКЛЯТЬЕ

Мелодий миг в ладошках светлых муз
и великаном и бегущим малым,
немного ослепительным как грусть,
и теплым да незримым одеялом

в руках луны. Руинами звеня
идёт ко мне с утра моя долина,
как будто даже помнит про меня
рассветом непокорным, соловьиным.

И звучен свет то арфы, то ручья,
разутых, но укутанных в заклятье
той красоты, что может быть ничья,
той красоты, что шьёт другие платья.

Маленькое небо

Маленькое небо хмурится немножко,
ветерок зефирный можно черпать ложкой,
тихо и довольно, может безмятежно,
но как будто больно, но как будто нежно.

Море словно стынет, бродят-бродят громы,
я нырну под воду, вынырну и дома.
Счастлива невольно, может и хранима,
но как будто больно, но как будто мимо.

Лес меня встречает диковатым солнцем,
это означает — то всегда вернется
что должно и будет, что должно и может,
но как будто больно, больно и тревожит.

Прялка берегами сказочно колдует,
если кто-то с нами, то опять балует,
тихо и довольно, может безмятежно,
но как будто больно, но как будто нежно.

Когда смеются звонко зеркала

Когда смеются звонко зеркала,
и пролетает дикая сильфида,
я понимаю что всегда могла
добыть свой рай, как отповедь аида.

Не он ли люстры потолочный круг?
Не он ли бег туманного алькова?
Лесным преданьям сумеречный друг
На озере оставивший нам слово...

В моей тиши обманчивая тишь.
Со всех сторон я знаю без обмана,
что если мне задать вопрос туману,
то ты ответом рядышком стоишь.

Меленка

Говорили ели: Не колдуй лучами!
Говорило поле: Прозвени ручьями!
Я бежала лесом — водопады зримо,
А тебя увидев пролетела мимо.

И теперь притихнув, я стою в сторонке,
пришивая тучку хвойною иголкой,
чтобы ливень шалый диким да гремучим
с неба на меня лишь — гневным и могучим.

Промолчала тучка, запирая воду —
маленькая взбучка с неба, от природы.
Обернулась слышу — меленка в долине,
ветер завывает в шорохах малины

и ещё чего-то в чем не разбираюсь,
потому наверно вечно ошибаюсь...
Побежала лесом — водопады зримо,
а тебя увидев, пролетела мимо.

Лодочка

Куст сирени совсем облетел,
А у нас с тобой правда фарфоровой,
И обидеть никто не хотел
Просто я вот такая и с норовом.

Чудо малым, а может большим,
Важно то что зовёт восприятие
Даже если смешное смешным,
Даже если приятель приятелем.

Так луна ничего не решит,
Если облако вроде по-прежнему
А внутри чародейно спешит,
Самым нежным за нежность, за нежное.

Милый шепчет лукаво сверчок,
Не касаясь ни духом, ни глазками
Лишь стесняет опять кулачок
Той души что стремится за сказками.

Столько ели плели эту сеть,
Только в ней я под солнцем запуталась.
И не выбраться мне, не успеть
Во мне эхо твоё так закуталось

Что и дрёме двоих не понять,
Не достичь ни вершинки, ни звездочки,
Может мне перестать убегать
От колдующей, сказочной лодочки?

Никому не скажем

Мне бывает тускло, мне бывает ярко.
Тень на окнах грустной. Может, грусть подарком?
И наверно зори вместе над трельяжем
Чувствуют узоры, знают — не расскажем.

Никому не верю, лишь тебе немножко...
Складываю двери и ключи в лукошко,
Тихим великаном клонится за плечи
Очень диковатый и кромешный вечер.

Мне бывает странно. Солнечная долька
Прямо над губами пляшет свою польку;
Мотылек незримый крылья мне привяжет,
И я сплю под ними, знаю — не расскажет

Где была я милой, где была я малой,
Нежно проходила, сказкой наступала
Прямо из пространства зеркала трельяжа...
Никому не скажем, никому не скажем.

Был гром, часы пробили два

Был гром, часы пробили два
и я застенчивою примой,
донельзя вечно нелюдимой,
вдруг упустила с губ слова.

Был пепел снежностью с небес,
размытый храм сквозным туманом
накрыл обманности чудес
своим кафтанным океаном.

И я в горах одна стою,
а трепет трепета безмерно
меня считает непримерной...
ведь и его благословлю.

Мои дельфины тянутся в волнах

Мои дельфины тянутся в волнах
Под солнечными лентами лучей
И меркнет что-то синим в янтарях
Того который мой, но и ничей.

Такой размах не сказочной реки
Немою боль ли быль и не забрать
Себе в себя мне исповедь реки,
Лишь только бесконечностью понять.

Шаги ее окованы едва,
Молитвами непонятыми ныне,
Ныряю я куда-то за слова,
Не смейте меня сравнивать с другими!..

Ведь все холсты спускаются с крыльца
Немножко непричесанною рамой,
Зову я солнце — тень его гонца,
Подсвеченной лишь издали, но самой.

Виноват снегирь

Виновата я, виновата я...
Алчные поля, дикие поля
Сладкие поля чем-то ворожат,
А потом собой в сердце дребезжат.

Виноват и ты, виноват и ты...
Ладные холсты, нежные холсты
С бурного холста маленькая тень —
Лучшей красота вновь ныряет в день.

Виноватый лес, виноватый лес
Бурностью чудес, магией чудес
Ласковость чудес чуть коснётся век,
Словно этот мир — каждый человек!

Виноват снегирь. Он мне говорил,
Что во сне меня на руках носил
И за мной бродил, словно полюбил,
А потом искал, но не находил.

В клювике его полдень, как наряд
Я люблю его. Люди говорят —
Не простой из птиц. Смотрят звонари,
А вокруг светло, будто фонари.

Будто навсегда, будто наугад
Мне создал снегирь снегирёвый сад,
И тону я в нем словно под водой
Почему таким? Почему такой?

Я спускаюсь в плен этого ручья,
Что живет без стен, говорил — ничья.
Мы смеялись так, точно хорошо,
И мой детский страх кажется прошел...

Только в океан тот ручей впадал,
А снегирь летел, в сердце попадал
Чем-то что сильней выше и любя...
Кто же превратил снегиря в тебя?

проклятье лепестков

Наверно я проклятье лепестков,
пугливою занятно любоваться.
Застрявшими меж главных полюсов
друг в друге начинаем мы скитаться.

И странно мне — все разные холмы
такое солнце разом сотворили,
что кажется настолько ближе мы,
что все лучи вокруг заговорили!

да мгла бледнеет. Сквозь кромешной, быль,
немножко отвоевывает сказку,
ту на которой чарами снегирь
по ветке тянет вновь свои салазки.

а я намного меньше его дня,
и даже милой крошечней преданий,
Но черт возьми! Свет помнит про меня
и прогоняет тени от страданий!

Алеет розы пламя

Алеет розы пламя. Сорванец
Не покидает ласковый ларец,
Всё пишет мой портрет сквозь свет лица,
А сам с душою ангельской скворца.

Простите мои звезды, я плыву,
вдоль снега век бедового живу.
Размыты мои тени на холсте,
всё ищут себе контуры не те.

Луна творит туманную пургу,
я быть с тобой странною могу
А небо, словно тыквенный пирог
Немножко потревожил как-то бог.

Надменность ночи нам не превозмочь,
Живем мы на земле другим помочь
Немножко окунуться в тень ларца
И прочитать на сердце у скворца

Что мы бывает жалим сквозь любя,
Боясь немножко боли про себя,
А эхо через призму голоска
Качает колосок вдоль колоска...

Прости меня, Былинка, я такой
что слышат меня звёзды над рекой.
Я пленница твоя но и его,
А небо ведь не слышит ничего...

Желудевый мальчик

Бывает незаметной акварель,
как будто вдруг стираются границы,
и пудрой снег ноябрьский ложится,
качает ветер пОля колыбель.

Чего-то жду любимою и верной;
и солнцу и тебе, навек понять,
когда вот так ребёнком непримерным
я смею только лучшего желать.

Былин не счесть. Они такими стали,
Навеки меня любят, соловья.
Они всегда и прежде меня знали
для них я бесконечная своя.

Всегда с тобой. Ты вычислил дорожки,
те по которым ласковой идти.
Сквозь ветер мчатся маленькие ножки
пытаясь изваяние найти.

Так вот она, громоздкая скульптура!
Немая статуэтка божества!
и желудёвый мальчик темно - бурый
Смеётся выбегая с колдовства...

Так вот она, добрейшая лепнина!
Как ангел безграничной высотой
начертит бурей значимое имя
бездонной, безмакушной красотой...

В лодке Солнца

Бывает так что светом повезло
Как будто научил иной смеяться,
И ни за что на свете не бояться
Того что в лодке Солнца принесло.

Бывает так что отповедью смелой
Мы глиняными, стывшими слегка
Все боремся немножко неумело
За то что на земле и в облаках.

Наверно бог как стебли пишет грозы,
Те у которых разные цветы.
Наверно край, любимый край, всем роздан
Чтоб люди не боялись красоты.

Ты просто любишь без подвоха

Ты просто любишь без подвоха,
А я ищу всё, где подвох
Мне без тебя как будто плохо,
как будто день немножко плох.

Солёным эхо жаждет звука,
лишь я как рыбка без воды,
смотрю туда где шла разлука
где ночь напала на сады...

Сползает Уж со скал в неволе
немножко мрачным в этот час
Там — ветер запертый на поле,
Здесь — всё, что вспомнило про нас.

И я иду лесами крохой
из самых сумасбродных крох...
Ты просто любишь без подвоха,
А я ищу всё, где подвох.

Был улей полон. Синих волн кураж

Был улей полон. Синих волн кураж
Массивно одержимо раздавался,
Когда ко мне любовь на абордаж,
Когда в нас свет прекрасный потерялся!

Летели птицы. Стрелками небес
Они глядели с солнечного сита
В дом непокорный, в лучший негой лес
И в маленькое серое корыто...

Был улей смел. Все пчёлы улья — дни.
И тучка набекрень объемом сажи
Завидуя волнистому куражу
Не пролила на нас дожди свои!

Пещерность стен, незримости тропЫ
немножко непонятно ликовали,
Атланты родниковые сияли,
в корытном отражении как ты...

Объятье белых мотыльков

Объятье белых мотыльков
Летит в одеждах серебристых
Где фрески белых облаков
Вновь соберутся в сонмы чистых

И близоруких на слова
Да всей подёрнутостью края.
Его не сеяла трава
Лишь любовь судьбу желая.

Гремучий обморок долин
Слегка раскачивает лопасть
Лесов, всего что не моим
Моя — лишь ласковая пропасть

Тех глаз твоих, в которых я
В них снова ангельскою бездной,
Где демон шьёт всё безвозмездно
И ткань и нити не тая.

Самый белый волк

Ты немножко маг, ты немножко друг,
Ты заколдовал этот сонный луг.
Берега его сотканы из роз
Тех что по ночам обликами звезд.

Не входи туда, самый белый волк!
Не ищи луны. Её лунный шёлк
Ускользает век тканью бытия
На котором ты, на котором я.

Накрывает снег поля колыбель
Не остановить звонкую свирель
Из неё свои светлячки навек,
Смотрит белый волк, словно человек.

Когти у него, у него есть пасть,
Но поддержит он если мне упасть.
Под дождями шерсть мокрая насквозь,
Самый белый волк, ты совсем не гость.

Птичкой золотой близ него стою;
У обрыва мы, прямо на краю.
Не проглотит нас свой из своего,
Ведь не птичкой, я а душой его...

Ты заколдовал этот сонный луг.
Ты немножко маг, ты немножко друг.
Шелкопряды дня всё прядут свой шёлк,
Я люблю тебя, самый белый волк.

Может, я сомневаюсь нечаянно

Может, я сомневаюсь нечаянно,
Пусть и малой века, но серьёзною.
Ангел смотрит с улыбкой в отчаянье,
Только мы все надеждами созданы.

И всегда настоящими сказками
Наши стопы рисуют прекрасное,
Потому мы наверно так ласковы
И счастливыми даже несчастные.

Тихо донце луны так волнуется
Накрывая лес бледно ладонями,
Нами буря на поле любуется,
А потом донимает погонями...

Может, я сомневаюсь нечаянно,
Пусть и малой века, но серьезною.
Ангел смотрит с улыбкой в отчаянье,
Нуминозное, нуминозное...

Гремит луна своим сияньем

Гремит луна своим сияньем
Обезоруженной навек,
Пугливой нежностью страданья
Страдает словно человек.

А я растерянной, но смелой
Вплываю в сонмы, чары дня
Ожившей лирой неумелой,
И знают звезды про меня.

Вот так иду тропинкой брежной
Вся океановой, в себе,
А ветер торопливо нежно
Ведёт за руку и к тебе.

Совсем акации замерзли

Совсем акации замерзли,
И солнце светит на авось
Меня так любят эти звезды
Как захотели так сбылось.

И переменчивые крылья
Так непослушны. Теребят
Мой верный ветер лучшей былью,
Того гляди — совсем съедят.

А если б крылья говорили?
Так, пошумев, на два холста...
О том что сказки натворили,
но ты — все тот и я — всё та.

Немножко сказочных чудовищ
Во тьме пугать вновь собралось.
Меня спасешь. Я из сокровищ,
где солнце светит на авось.

Даль

В платке берёзка — милый островок —
склоняла свою белую головку
куда-то вбок, так дико и неловко,
а лунный свет достраивал порог.

Меня не слышат думы яблонь тех,
которые мои твои в неволе.
Они не понимают тени, ливня, боли
и ветра незатейливый успех.

Который раз овражкам непонятно —
лучится даль под солнцем как приют,
но так она та даль невероятна,
что век её трудящиеся ждут!

Она мила. Она всегда роскошна.
И так порой беспечно хороша,
как будто с ней сливается кокошник,
как будто утро — есть её душа.

А мы с тобой смеялись над собой

А мы с тобой смеялись над собой
И луковое солнце не светило,
И маленьким как будто небо было
Окованное каждою судьбой.

Бродили ели, что-то помнил лес
Немного необъятно и ворчливо,
В объятии диковинных чудес
Не собранных макушками кичливо

Пытаясь говорящими молчать,
Пытаясь свою тяжесть скрыть от боли,
Но зная, если крылья, то летать,
Наряженному в ситец белый, полю.

Я соберу в букеты фонари
И уберу подальше свои латы,
Ведь у меня есть всё — глаза твои,
А раз глаза твои, то я богатой.

Перламутровые

Нет, не обманный, честный и родной
Нисколько не заученным и смелым
Ты слишком взрослый и до нас с тобой
Совсем у Перламутровых нет дела.

Твердит звезда: о твердости забудь!
Как будто я скала... А между прочим
С тобою я не выучила суть
Вся эта суть мне жалуется очень...

Гремит судьба искусным решетом,
Немного непросеявшимся даже,
Но вдоволь необъятным колдовством
Во всем переизбытке эпатажа...

Наверно я... наверно ты со мной.
Пусть даже непокорной я ненастна,
Тихонько охраняет за спиной
Лесное перламутровое счастье.

Почти грести без весел и летать
Все в серебристых перьях птицы. Птицы...
Я так боюсь их сказку потерять
Не лгут они. Их лишь смеются лица!

Снежинок свет тихонько с берегов
Проносится как жаворонка трели
С тобою полюбить навек посмели
Те звезды, что в нарядах жемчугов.

Меня не остановит ветер

Меня не остановит ветер — его причуды,
Я светом буду в этом свете — я буду!
И в миг ликующего зноя — в душе паренье —
Мои изученные веком —стихотворенья.

Пойми, пусть даже и печальной — я рядом.
Меня все звёзды замечают — так надо.
А если буря пожелала — ворваться
Я научусь в её ладонях смеяться!

Возможно, лес тихонько в ночь — волей.
Он всё же чувствует навек — поле.
А если есть на нём цветы в свете,
То разве остановит свет, ветер?

Прости меня за день любой! Знаю,
Что лишь с тобою, лишь с тобой — таю.
И звон от тысячи светил — вьюжен
Лишь ты один, лишь ты один — нужен!

И эти стрелки на часах — гнутся
Атланты встанут на весы — бьются
За то что есть в тебе во мне — рядом
И лишь бы свет в саду собой — садом...

Мне бы луг обнять

Мне бы луг обнять, мне бы свет понять
И зарыться в лес, дабы понимать,
Что он выше всех — родственник свечей,
Я пока ничья, как и ты ничей.

Может горы все, выучив наряд,
В тополиный храм что-то говорят?
Так перевернут с бабочкой сачок,
Что она взлетит в неба кулачок.

Застилают ночь скатертью холсты
На которых есть волны и мосты.
Смотришь — мыс такой, что душа дрожит,
Ледяная высь светом дребезжит.

Маленький цветок — крохою льняной
Говорит с тобой, говорит со мной...
Я нагнусь к земле ушками к нему
А потом навек сердцем обниму!

Неприручённой

Танцую сквозь лесные кружева
я увлеченной
Твоя но всё же, всё же не твоя —
Неприручённой.

И это солнце, тихий его свет,
Навек могучим.
На переулках ясноглазых лет
Ты самым лучшим!

Смотри, березка с гордостью стоит,
А я не плачу!
Во мне могучим диво говорит —
Кто сдал на сдачу?..

Танцую в лучшей рощице из дня
На миг ликуя,
Но если потерял собой меня
И я тоскую...

Всегда не доверяю тем
Кто был предатель.
Меня такому научил
Один создатель...

Пусть даже он собой молчит,
Но я же верю
И потому в душе ключи
От звёздной двери.

Танцую я в тебе любой,
Собою малой
И снег с небес летит такой,
Как одеяло.

А ты порою от меня
Вновь вскипячённый.
Твоя, но всё же не твоя,
Неприручённой...

Мне тебя не хватает

Мне тебя не хватает
так доверчиво, стыло.
Помнишь, как мы порхали?
Помнишь, как это было?

То в объятьях Шопена,
То в фонтаны с разбега...
Выходили из пены
Океановой неги.

Никогда не поверив
ни единой подруге,
мы всё дружим с тобою
по столетнему кругу.

А зима нежной вьётся,
снега полные горсти
Сказка мне улыбнётся,
Во мне сказка — не гостья.

И предателем глупым
Тьма опять проиграла;
Она врёт через лупы,
Никогда не летала...

И теперь я все та же,
только светом повыше
в отголосках трельяжа
под волшебною крышей

неба дивного, мёда —
его солнца с лучами;
Бродит тень гололеда
Отпирая ключами...

И теперь я всё та же
сквозь любовь Арлекина,
где в любом антураже,
ты — моё, пианино...

Долгоног

Может даже свет постучит тепло,
Фонари глядят в стылое окно,
Молча Долгоног ускоряет шаг,
Маленькая тень — Долгонога знак.

Что-то про него в письмах от долин,
Милый Долгоног чуточку моим.
Он таким рожден, входит без ключа
В долгоногий дом статусом луча.

Смотрит так на нас, словно без него
Мы бы не могли больше ничего.
Догоняя явь, понимая сон
Сталкивает нас самым близким он.

Может даже ты чувствуешь, что я —
Вдруг твои мечты, вдруг — вся жизнь твоя.
Замолчит испуг глядя в неба клок
Нас соединит только Долгоног.

А бывает здесь снега колдовство
От тебя ко мне будто баловство
Видел его плащ? Это чародей
Он впускает сны в компасы людей.

Говорят они счастливы порой,
Почему тогда... что у нас с тобой?
Молча Долгоног ускоряет шаг,
Маленькая тень — Долгонога знак.

Нарыв

Только я для тебя, как нарыв,
Тот который навек не затянется
Выбрал бог нас безмозглых двоих,
Объясни как все в нас называется?

Смелой та неземная звезда —
Бдить с небес, улыбаться над волнами;
Освещают лучи поезда
Те которые счастьем наполнены.

Может тих, но смышлён воробей.
Мы поменьше его — ему кажется
От его высоты, меж ветвей,
Где никак яблонь Феб не уляжется...

Только я для тебя как нарыв,
Навсегда самой странной раною,
Но мне ведомо — солнце в двоих,
На качелях лучей ураганною...

Говоришь и раскат голосов,
Моего твоего замечаются
Мотыльками простых полюсов,
Они крыльями неба касаются.

Только я для тебя, как нарыв
Даже шрамом не стать, нерубцованной.
Мы чуть-чуть без чуть-чуть на двоих,
Потому я такой зацелованной.

А я не лгу. Дельфиновое небо

А я не лгу. Дельфиновое небо
Тихонько прячет звезды в кулачках.
Увидеть колдовство тех звезд и мне бы,
Немножко потеряться в светлячках.

Вся маленькой сквозь этот шар хрустальный
В могущественном диве бытия,
Весь лунный свет покорный и венчальный,
А в нём неподчиняющейся я.

Нет, я не лгу. Вокруг так много разных
Зверей и птиц лесных и не лесных,
Но ветер выбирает меня сразу
Качаться на качелях непростых.

Пока взмываю, после возвращаясь,
Глядят в меня на шишках — эльфы дня.
Нет, я не лгу. Живу и улыбаюсь
Симфонией, которая твоя.

Расскажи мне маленькую повесть

Расскажи мне маленькую повесть
О своей душе поймавшей день.
Чем в твоих глазах казалась совесть
Той что отыскала свою тень?

Расскажи о нём. Кого так любит?
Почему так чувствует меня?
Тебе сверху видно мир прелюдий
петушков из ласкового дня?

Отчего сияет этот вечер?
Тучки по карманам в тишину.
Фонари стоят как будто свечи,
Вызывая бледную луну.

И еще чего-то не скрывая,
Ты вплываешь в душу желудей,
Где-то там тихонько превращаясь
в ангела - хранителя людей.

Расскажи чего любовь желает?
Из чего навеки состоит?
И чему так преданно внимает,
А затем торжественно молчит?..

Я бегу по льду, его проклятью,
Но несу всё небо на руках.
Смотришь ты неузнанным объятьем
Зебры в одичалых облаках.

Я привыкла быть одна

Я привыкла быть одна
И единственной такою
Если в полночь у зеркал
Говорю с самой собою.

Весь ликует этот лес
За окном его тропинки,
Смотрит кто-нибудь с небес,
Как шагаю на картинке.

А бывает дятла стук
Над сугробом спозаранку,
Солнце падает на лук
Говорю за обезьянку

И дрожит немая тень
Чуть размытая волнами,
Наряжают вихри день
А я больше чем цунами...

Я привыкла быть одна,
Башмачки гремят за дверцей,
Часовые мотыльки
Вылетают прямо с сердца.

Но теперь я не пойму
Что-то сказка замышляет...
Я спросила всю луну
Только лУны не решают.

И брожу в лесу одна
Дивны ласковые тропы,
Снова верная зима,
Мёрзнут пальчики и стопы.

но о них не говорю,
А смеюсь сама с собою,
я как будто и люблю
это солнце над тобою.

Медведь

В котором ты давно увяз,
В котором мы пропали оба
И вдруг вернулись по сугробам
В любимый миг... тогда, сейчас.

Как подозрительно во тьме
Луна протягивает руки
Немного сонной, в полусне
Тая свои печали, муки.

И что-то терпкое во мне
Сияет вечным и без донца,
Как золотистый луч на дне
Когда приветствует всё солнце.

В котором ты давно увяз,
В котором ты увязнешь впредь
Медовой сказкой нежных глаз,
Очаровательный медведь...

Всегда свеча моей подругой

Всегда свеча моей подругой
И пишет воском дни свои
По опрометчивому кругу,
Где вдруг опять глаза твои

Меня находят в этом крае,
Где самый дерзкий дикий лось,
А то что я насквозь такая,
Так это просто так сбылось.

Белеют звезды, словно фрески
От них них никак не убежать.
Догонят с тем небесным треском,
Который громом не назвать

Лишь одержимо оглядеться,
Смотреть в палитры, как в свои;
В круги времён с утра одеться,
Где вдруг опять глаза твои.

Всё то что было, есть и будет
Стирает призрачности стен.
Мы колоски, а внешне — люди,
Любовь припрятала нас в плен.

И птица талой на вершинах,
И зыбкость радужного дня —
Навеки заперты в картинах,
Что написали до меня.

Будто звёзды все разом упали

Будто звёзды все разом упали
И лежат на точёном снегу.
Мы с тобою в них небо искали,
А нашли на своём берегу.

Окна фресковым утром мороза
Дивным кружевом, звонностью. Чьей?
В небе дремлют с подушками грозы,
Ожидая прогулки своей.

Вот иду вдоль рассвета дубравой,
Проплывают, как люди, дубки.
Слева — нежное, верное — справа
Фонари ловят сказки в сачки.

Льются чары, витают над нами
Рядом, близко, на каждом шагу.
Будто разом все звёзды упали
И лежат на точёном снегу.

Туман. Огни. Светло без всякой лжи

Туман. Огни. Светло без всякой лжи
Гора, её разинутая пасть.
Смеются мотыльки зимы во ржи
Близ пропасти. Не встать и не упасть.

Стекло солёным снегом вдоль забав
Где кто-то радугу оставил протирая,
И в призму фонари сверхсвет вбирая,
Немножко совесть чувствуют, украв.

Всегда котёнком. Чувствуешь? — С берёз
Срываются тоскою привиденья
За простоту сугробного сиденья
Сквозь отраженья не видений, звёзд!

Целует пташка клювиком свой дом,
Богемно нарисованный над садом,
В который раз мне больше света надо,
Лишь света больше, солнца надо льдом.

Тихонько с гор ползучий белый день
Немножко приодетый для дороги
Не ищет неминуемую тень,
А просто так проходит сквозь пороги.

И дымка чащи космами парит...
И шорох, этот шорох без забрала
Тебе чуть-чуть на ушко говорит,
О том что я губами не сказала.

Притворись, что я твоя

Притворись, что я твоя,
Поныряй в своём притворстве,
В изумленьи бытия,
В неоправданном упорстве.

За берёзовым стволом...
Ты не ведаешь — вернулась.
Знаю, боги за столом,
Потому не оглянулись!

Не заметят нас двоих,
Я легка сквозь одеянье...
Ты искал среди своих,
Я твоё... твоё страданье.

Но и звёзды мои все,
Ведь из них пришла однажды...
Ты нашёл меня во сне,
Я единственной и важной.

Даже если всё холстами
И кусачие холсты,
Всё бегут, бегут за нами
С самой высшей красоты!

Шепчут милые мне стены
Этих гор и тех холмов,
Что в тебе я вечно пленной
В этой яви, в неге снов...

Мне так сказочно бывает,
Словно сказка — это я.
Меня нежность надевает,
Меня чувствуют поля.

Говорю я часто с солнцем,
Солнцу, звёздам я своя.
Что еще нам остаётся?
Притворись, что я твоя!

Несчастные

Стены важны и прозрачны,
Вьётся талой тишина,
Темнота была невзрачной
Непонятная она...

И весну в себе скрывая
Призрак тьмы летит в холмы,
Твое эхо возрождая,
В нём все звезды, словно сны.

Не вплетай меня в столетье,
Словно я твоя любовь!
Мы ведем себя как дети,
Ветер вдруг сближая вновь

Выдувает из морского
Нас, как будто пузыри.
Мы непоняты тоскою
Ведь тоске мы не свои...

Мне так страшно, мне так гулко,
Словно солнце нас ведёт
По твоим лишь закоулкам
В твой навек водоворот.

Стены тихие печалью,
Двери хлопают собой...
Мы с тобою одичали,
Мы несчастные с тобой.

Я бегу. Ты прости, лунный рокот

Я бегу. Ты прости, лунный рокот
небо чувствует дико безмолвным —
птиц ночной переменчивый шёпот
и морские, солёные волны

говорят, говорят без умолку,
пониманье как шляпки роняя...
я тебя не меняю на ёлки
и на бога тебя не меняю.

Отчего так все странно немножко?
Почему понимаю иное?
Рукавички согреют ладошки,
только я для них малой большою

и смешной, непонятной на свете,
нарочито упрямой с тех пор,
как призналось нам небо, что ветер
катит солнце дыханием с гор.

Но молчит, точно молча укроет
в этих чарах незримое слишком.
Кто-то знает, что мы — эти двое,
где я ангел, но хлеще мальчишки.

В близкой сказке летает красиво
снег себя мотыльками роняя.
Я тебя не меняю на диво
и на солнце тебя не меняю.

Всё — лебеди куда не посмотрю

Всё — лебеди куда не посмотрю
сквозь волшебство лесного озерца,
бывает чудо вечно, без конца
и это чудо я боготворю.

Едва слова, мы человечки врозь,
но что-то непременно происходит
когда вдоль тучек солнце собралось
в подсолнух собралось и не уходит.

Меня прости. Я девочка с берёз
тем инеем меня слегка накрыло,
поэтому так больно тебе было,
прощать меня наверно не пришлось...

Я самой дикой, больше нет таких
бывает я сама себе не верю,
а лишь тебе. Но рядом двери, двери...
а я боюсь — особенно твоих.

Как говорлив сегодня соловей,
его признанья в странном беспорядке
глядит в тебя с березовых ветвей,
а сам в душе сквозь перья — высью сладкий.

На берегу печально пустырю
под руку с заблуждением заблудшим,
всё — лебеди, куда не посмотрю,
в тебя смотрю, ты лебедь самый лучший.

Тебе приходится прощать

Тебе приходится прощать,
А мне приходится бояться,
И даже, может, сомневаться
И ничего не обещать.

Смеяться учат феи. Звонко,
Слегка подснежные собой,
Они стоят, стоят в сторонке,
Не понимая нас с тобой.

И дымка рвется сквозь туманы
Над черепаховой горой.
Возможно, ты есть самый-самый,
Возможно, ты навеки свой.

И только деревце озябшим
Сквозь эту гущу бытия
Молчит в молчании признавшим
Того кто выдумал меня...

Спроси его, всего не знает,
Но можно выудить ответ, —
За что твой свет со мной страдает?
За что во мне страдает свет?

Привыкло солнце продолжаться,
Под небом золотом пылать.
Лишь мне приходится бояться,
Тебе приходится прощать.

Я не стану твоим адом

Я не стану твоим адом,
Я не стану твоим раем,
Разве только лучшим садом,
Что в краю, но и по краю.

Тот который серебрится
Тёплым светом ливня, света.
Тот в котором снова птицы
На ветру и против ветра.

Солнце золотом в горшочке
Небеса придержит дужкой,
Гром таится в желобочке
Шепчет утру звук на ушко.

Мотыльки хранят лик стаи,
Звездный свет собой, как кладом.
Я не стану твоим раем,
Я не стану твоим адом.

Не гляди, Луна, голодной!
Не глотай, луга ночные!
Со сверчками я свободной,
Мне тепло — сверчки печные...

Не тверди одно и то же,
Будто он... а я... Смеётся
Жадный вор — мороз по коже,
Заморозил даже солнце!

Для него любовь иная,
Он задул тепло, как свечи.
Ты меня отогревая,
Держишь ласково за плечи.

Говорят лучи, витая,
То что мы — проклятье сада...
Ты бываешь лучше рая!
Ты бываешь хуже ада!

я подарок не очень. Ты знаешь,

я подарок не очень. Ты знаешь,
ведь немножко но всё же парю.
Ты меня на земле догоняешь,
неподарком с тобой говорю.

Птичий гомон родной мне с рожденья,
Уголок у стола свой, родной.
Я жду солнца, его появленья,
Но бываю счастливей с тобой...

Это странно, чуть - чуть и сурово,
беспросветно да дико бегу,
понимая вновь снова и снова
что тебя я забыть не могу.

я подарок не очень. В атлАсе —
мои лУны, мои мотыльки,
но они возвышаясь прекрасней,
выше всех изваяний тоски.

И вот так я стою чуть белее
в этом хладном, холёном снегу.
И вот так я стою чуть милее,
словно я быть милее могу.

Я подарок не очень. Забудем?
Солнце в губы сквозь изморозь дня.
Бродят в зиму синички, как люди,
а душа твоя — будто моя.

Ты — мой мирок, та лунная земля

Ты — мой мирок, та лунная земля,
Которой так печально порой в небе
Ты боль отягощенная моя
Всем тем что так сбивает солнце в негу,

а после поцелуем талой тьмы
(её свет побеждал неоднократно),
нам возвращается всё-всё. Но рядом мы
и сладкою водою день обратно.

Меня ты ждал, а озеро собой
Такую бурю шумно натворило!
Что рыбка необычная со мной
Внезапно сквозь ветра заговорила.

Легко, сказала, можно потерять
Но не любовь, её не потеряли, —
Друг друга вы несчастными искали
И вот нашли, нашли... пора признать!

Потом сверчки невольно бормотали
Всё о тебе, о тропках сквозь лесок,
Сказали то что мы не понимали,
О чем шумел в неволе колосок...

Летели сказки бабочками снега
В своем крылатом ласковом раю,
Всем тем, что так сбивает солнце в негу,
Пока я размышляю и стою.

Тебя всё жду. Так странно, здесь,
где окна на ладошках у мороза,
навек необладаемое есть,
как уши у задумчивой берёзы.

Тебя мне дарит явь, а явь — есть сны,
которые не связаны, но чётки.
Скользит слегка подлунной моя лодка
и тянет руки нимфа из сосны.

А я сполна прекрасная дубками,
Парю в могучесть дива меж ветвей,
Как это солнце, вечно между нами,
А в центре его сердца — соловей.

Конечно жду, и дикой как всегда,
Пусть без часов, доверия я кроха...
Но всё же понимаю иногда,
Как без тебя порой бывает плохо!

Звезда упала, я её ловлю

Звезда упала, я её ловлю,
А пойманной она совсем огромна!
В саду её оставлю возле грома,
Так со звездою в чарах и живу.

Тихонько всё, как будто ты родной,
И странно что проносится такое
Особенное солнце без покоя,
Но вовлекает в важное собой.

Прости меня. Наверно не права
Я не всегда права, права навечно.
В дуршлаг не помещаются слова
А я как и они не безупречна.

И слишком я чувствительной порой,
Как будто побеждают вечно чувства!
Они — есть солнце всюду надо мной
Но я люблю, а вся любовь — искусство.

Тихонько

Ты говоришь о ландышах, смотри!
Неужто снег зимою не милее?
Как будто он без яда и белее
И тоже что-то ласковым внутри!

И скрыто в нём прекрасное еще
То самое что видят только двое,
То самое, что лишь они укроют,
Единственным для тех двоих плащом.

Мелькают скрипки, скрипки и смычки
Похолодало. С холодом сильнее
Укрытые сквозь варежки сверчки,
Которых я незримыми согрею.

Там — дикий лось, здесь — бабочка. Лови!
Нечаянной и тоненькой взлетела...
Её душой своей я ласково задела,
Как задевают Родиной свои.

Пташка

Приручил не ту ты звонко
Пташка нежной, перья — мёд,
Клювик набожный и тонкий,
Солнце утром к ней идёт.

Всё — восторг. Восторг и трепет!
а диковинной мала.
Соловьиный взгляд и щебет
Устремляются в слова.

Мне неловко за чудные
Но прекрасные мечты,
А мороз уже достроил
Величавые мосты.

Чуть, и радуга собою
говорящей... Ей поклон
Мы вдвоем, вдвоем с тобою,
Словно жизнь порою сон!

Приручил не ту ты звонко,
Пташкой знаю наизусть,
Что душа моя так тонка —
Упадет, услышишь хруст!

Ведь она навек хрустальной,
симметрична? Нет! Прости,
если пташка в миг венчальный
вдруг прошепчет: отпусти!

Рыбка

Она — есть рыбка,
Она такая,
как входит в воду,
вода смолкает!

Спросили горы
у птиц высоких,
Узнали горы
в полях далеких,

что горы сами —
совсем не рыбки
но тоже дивны
в любой открытке!

Не то ругаться,
не то смеяться,
а может рядом
в лучах остаться?

Не понимаем —
сказали дюны, —
мечты у рыбки
навечно юны.

Я не согласен -
(тот. там. фривольно.
кому на рыбку
смотреть так больно...)

Она же солнце,
бежит с лучами,
бренчит от счастья
навек ключами.

Так солнце выше! —
вздохнули травы,
а рыбка в водах —
прекрасных, справа!

Вновь рыбке странно —
они болтают,
она же в тайнах
своих мелькает.

Конечно знают
того водицы, —
давно страдает,
давно таится...

Глядит на небо
Как он поступит?
Помочь им мне бы
Он здесь... Он любит.

Глядит тихонько,
упрям без края,
он знает, рыбка —
одна такая.

Я лесная насквозь. И с тобой

Я лесная насквозь. И с тобой
хорошо, чтобы не куролесило.
Даже если я ангел собой —
или очень шальной, будто бесиво.

Не пророк — колосок тишины,
но стоит весь высокий над шелестом,
словно призрак лощеной луны,
на её башмачке светом вереска.

Я морская насквозь. Жизнь — волна!
Та волна, что бескрайней над тайнами!
Не желает понять, как дела,
но всегда понимает желанное...

Не молчит пастушок, весь в снегу,
облака ему в небе барашками.
Солнце кличет его на бегу,
задевая своими кудряшками.

А ещё... а ещё... я — любовь,
то что ей навсегда называется.
Настоящее вертится вновь
на тарелке у дня и сбывается.

Цирковая я сквозь. Витражи,
где есть свет сразу тьму перевесили...
Если любишь меня, ты скажи,
чтобы мы вдвоём не куролесили.

Я не жаловалась солнцу

Я не жаловалась солнцу,
только промолчала,
а оно меня лучами
нежно покачало.

И взъерошив дух немножко
жёлтыми свечами,
ускользнуло за окошко
зыбкими мечтами.

Я не жаловалась полю,
зим ему хватает,
всей своей могучей волей
поле понимает.

И открыв во мне случайно
лучшее навеки
Оно диким различает
день и человека.

Я не жаловалась лесу,
соснам и берёзам.
Я не жаловалась саду
и волшебным розам.

Просто постояла мило
на холодных ножках
и ушла с душой красивой
зашивать сапожки.

Напугалась

Стремительный закат лишь мной замеченный
в раскатах бархатистых у лесов.
Наверно родилась совсем отмеченной,
застрявшей меж любимых полюсов.

Вот это чудо — быть такою странною!
Овечки чётки в небе перебрав
решили только я такой желанною,
живут себе меня не отобрав.

Всё — сундучки. И с грохотом, без донышка
ласкают слух и явь, как сон да взор
великого и княжеского солнышка,
его незаменимости узор.

Тебя ждала, а вышла чуть растерянной,
как будто с неба сыплется фарфор.
В сторонке на ветру всегда потерянной
и вспоминаю прошлый разговор.

И донце изо льда, и губы мёрзлые,
да снова этих пропастей снега.
наполнятся глаза любимых звёздами,
ведь под снегами — бабочки, луга...

Сейчас пришью заплатку на сапог,
вновь солнце светит через решето,
Во мне сквозит какой-то странный рок
И ты мой рок и что-то между... Что?

Колыбельная

И холодно, и ветер что-то гнул
Пока сквозь колыбельную стояла,
И кто-то головой в лесу мотнул,
А после скинул мёрзлым одеяло.

Два поля, между ними дорогОй
Тихонько так свирепствует дорога,
Здесь я сквозь центр ветра не с тобой,
И гнёздышки чуднЫе, и берлога.

Глядится солнце. Может ему жаль
Своих лучей заметную вихрастость?
Звала, не прилетела сверху шаль,
Лишь горстка слов, внезапная опасность.

Но так очаровательно глядеть!
Во всё так опрометчиво глядеться!
Добавил в колыбельную медведь,
что стоило теплее мне одеться...

Там совы в своей легкости свои,
Тут лось навек огромный притаился!
Но ближе мне всего глаза твои,
почти обман, откроешь веки — сбылся.

Я в этой колыбельной озорной,
Меж двух полей почти и не замерзла,
Но если бы мы встретились с тобой,
То ты бы отчитал на небе звёзды.

А ты с ума сходишь, когда я такая

А ты с ума сходишь, когда я такая,
в себя ты уходишь и я умолкаю.
Сны не позволяют во всём сомневаться,
а явь вихрем кружит, не смея сдаваться.

И мне так немножко, но все же сурово,
а с плюшевым мишкой прекрасно мне снова.
Он смотрит глазами медовый и звонкий,
что вроде я взрослой, но вечной девчонкой.

И все эти розы, и эти заклятья
собой пришивают мне звёзды на платье.
Они красотою своею сверкают,
мы странные оба, такое бывает.

С медведем в обнимку, а ветер невеждой,
стою в одеяле, оно как одежда.
Бубенчики мысли из плюша так звонки
что вроде я взрослой, но вечной девчонкой.

Меня предавали, а я хохотала,
Меня догоняли, а я убегала.
Трущобные строчки согреют родными,
Веселые кочки, тропинки моими.

Взгляни на меня, на меня непохожий!
Смешная луна строит лунные рожи,
Олени собою выходят из бури
почти изваяньем волшебной лазури.

Один раз солгали, другой раз не верю,
Бывает играю в засовы и двери,
В щеколды и рамы, в потери, находки,
плыву в ураганы на маленькой лодке.

А ты с ума сходишь, когда я такая,
В любви своей бродишь, обиды листая.
Пусть ветер в окошко глядится стращая,
ты лучшим вернёшься навеки прощая.

Круг фей

Я по тебе скучаю,
мне без тебя нелегко,
ветер с собою сличает,
ветер стучится в окно.

Вьюга смеётся тоскливо,
я не игрушка для вьюг,
маленькой, слишком пугливой
в фейный вступаю я круг.

Там я из фей, не иначе
пусть лишь во сне и на миг,
но я смеюсь и не плачу,
счастлив мой сказочный лик.

Но явь преследует звонко
я очутилась. Поля
книжного дива так тонки,
нежной бегу в тополя...

Шорох особенной речки,
чуда её напролом,
Солнечные человечки
светом проводят в дом.

Там ты немножко несчастный,
ты из мужчин, не из фей.
Просто посмотришь ненастно,
что я твоя не твоей.

Я шальная совсем. Ты такой

Я шальная совсем. Ты такой,
Что все солнце немного коварное
И гора отбирает покой,
Словно я и гора — легендарные.

Даже пусть дождь немножко броском,
Точно кто-то с небес им кидается!
Ведь отыщет любовь голоском
У любви говорить получается...

И еще получается быть,
Мы в долинах долинами полные.
В твоем счастье счастливой мне плыть,
Самой лучшею волною над волнами.

А еще у дельфинов слова
Замирают чудесно точеными,
И лучи пропадая едва,
Появляются вновь золочеными.

Я шальная совсем. Ты такой,
Что все небо парило над крышами
Только я говорила с рекой,
А моря, океаны там слышали.

Навсегда говорят зеркала.
Бродят в них бесконечными красками
мои волны, мечты и слова,
Легендарными, сильными сказками.

Я скажу навеки маленькому лугу

Я скажу навеки маленькому лугу
Что люблю я солнце и люблю как друга.
Пусть приходят бури! Пусть приходят зимы!
Каждым время года нам необходимо.

Я смотрю, как мило бабочки порхают.
Они мной любимы! Они мной бывают!
Видимо там, в поле, темное заклятье
Вышивает звезды на небесном платье.

Я молчу, а чудо бродит где-то сбоку.
Пусть счастливой буду! Роковой без рока!
Прилетели птицы ласково внимая
Нашим милым лицам, словно понимая.

Я скажу навеки маленькому диву,
Странным человеком, а внутри красивым.
Ручеёк змеёю отмерзал в долине,
Мои держишь руки, а они твоими.

Я смеюсь в окошки, словно они сказки;
Тучки снова кошки, не видны их глазки.
Дикие наверно все мои повадки,
Даже если горькой, даже если сладкой.

Иногда мы горы, а бывает — чащи,
Эти наши ссоры странные, как раньше!
А потом внезапно ближе мы друг к другу...
Расскажу о счастье маленькому лугу.

Тихо. Нежно. Без укора

Тихо. Нежно. Без укора
Солнце маленьким глядит,
Затаились далью горы
сказка на горе сидит.

Поле дивное рисует
Своё чудо у холма,
Утро милое тоскует,
Просыпается зима.

Лань чуть выбралась из леса,
Реки близко с духом рек,
С интересным интересом
Лань — зверек, я — человек.

Вот и встретились внезапно
взгляд друга в друга, тень и тень.
Точно счастливы обратно
Это солнце, этот день.

Что-то повело небо на меня

Что-то повело
небо на меня,
Чары принесло,
день летит из дня.

И растёт туман
нимбом - ободком,
словно чей-то бог,
тот что незнаком.

Я зарю, зарю
выдумаю вновь.
Я любовь твою
знаю как любовь.

Не Дамоклов меч
Чует дикий волк.
Счастье нам беречь,
Словно будет толк.

И летят они —
В небе паруса,
Ласковые дни —
Эти чудеса.

В отдаленьи ночь
всё заплатки шьёт,
А потом в плаще
верною идёт.

Я её прощу
за её труды,
Из неё взращу
я свои сады.

Проиграет тьма
стрелками звеня,
И захочет свет
Вновь догнать меня.

Сегодня сказка, ты крадешь

Сегодня сказка, ты крадешь,
Меня крадешь глазами сада
И больше ничего не надо,
но отвернусь и ты уйдёшь.

Бывают дни в объятьях сна,
Бывает нежно мало яви...
Посмотришь влево — там весна,
а буря бродит в виде нави.

И сотни соек в голубом
на ветках ласково болтают,
пока хочу все звезды в дом,
но демон шепчет — не бывает.

А я строптиво в почему
бросаю малую монетку,
всё зло я демону верну,
а демон шепчет: ладно, детка.

Ты не воровка, ангел лишь
в тебя навеки облачился,
пока пугал я эту тишь,
в ней слишком поздно спохватился.

Пока у речки ты была
пока закатами пылала
ты все на свете пожелала
и победить меня смогла...