Погасшие луны погибшего мира

Тара. Глава 1, в которой кто-то наблюдает за героями со стороны, а близнецы заключают пари

— Это еще кто?

Вдоль межи через поле гуськом шагали четверо незнакомцев: трое фэйри (отличить фэйри от людей было легко даже на таком большом расстоянии по походке, плавности движений и изящному телосложению) и девица, высокая чуть ниже того из фэйри, что шел впереди всех. И здесь тоже было очевидно, что меч в ножнах на боку — вовсе не бутафория и не игрушка. Умеет с ним обращаться хозяйка. Наверняка сил хватит и с мужчинами в бою сойтись. А если не хватит сил, то ловкостью возьмет. Была она поджарой и широкоплечей, со светлыми волосами, едва прикрывавшими уши, в мужской одежде. Двигалась, как солдат на марше. Если бы не некоторые черты, ясно выдававшие в ее фигуре женскую, Виллем Веге барон Хорвель и вовсе не признал бы в ней девку.

— Не из Сонневейка, — присмотревшись, отвечал Фабиан, русоволосый и кареглазый юноша лет двадцати. — Никогда не видел их в Кэтрилане. Да и одежда на них на всех... неместная.

С этим было не поспорить. Неместная. Да еще и на всех четверых разная. Высокий черноволосый фэйри, шедший первым, мог бы показаться каким-то оборванцем, кому угодно, кроме тех, кто понимал что-то в походной жизни. А Виллем Веге кое-что в этом понимал. Например, сложенный вдвое плащ может служить навесом, когда нужно укрыться от дождя. Сапоги, хоть и выглядят стоптанными, добротные, и прослужат еще не один год. А их хозяин привык по-разному путешествовать. И верхом в том числе.

Впрочем, о том, что у путников были лошади, которых они по какой-то причине лишились, говорили седельные сумки, служившие вместо вещевых мешков у двоих, шедших между черноволосым фэйри и вооруженной девицей. Эти двое и одеты были хоть и на фэйрийский манер, но побогаче — в длинные кафтаны, расшитые золотыми нитями. Одежда была испачканной и запыленной, но определенно дорогой.

Четверо удалялись от холма, на вершины которого в роще затаились трое наблюдателей.

— Куда их несет нелегкая? — пробормотал барон и повернулся к третьему своему спутнику. — Что скажешь ты, Зэрин?

Фэйри поправил берет. Хоть он и прятал под ним заостренные уши, принадлежность его к магической расе можно было определить, не приглядываясь. Глядел он на удаляющихся путников с легким удивлением и некоторым неудовольствием, хоть и без неприязни. Вроде как во взгляде его читалось: этих только здесь не хватало.

— Я их не знаю, ваша светлость, — ответил он, — но могу предположить, кто они такие. Кроме женщины. Наняли, наверное, как проводника. А эти трое... Даже если я угадал, пользы нам от этого не будет никакой.

— Этот путь ведет в Сонневейк. А оттуда две дороги — в Кэтрилан и в Хорвель, — ответил Виллем. — А ну как они сейчас в самый Тсам-Храйдс прямо в Кэтрилан и отправятся.

— А вы, ваша светлость, вознамерились спасать всех мимо проходящих фэйри? — съязвил Зэрин.

— Я предупрежу их, — Фабиан дернулся было вперед, вознамерившись догнать четверых путников, уже отошедших на приличное расстояние.

— Нет! — барон Хорвель его удержал. — До заката они в Сонневейк не дойдут. Заночуют на краю поля. Оттуда, сам знаешь, в темноте дорогу не найдешь. Да и видел? У двоих ноги уже заплетаются. Они остановятся на ночлег. А тебе надо возвращаться, пока никто ничего не обнаружил и не заподозрил.

Фабиан упрямо взглянул на собеседника, но возразить не успел.

— Ты хороший парень. И сделал хорошее дело. Но выбирать сейчас сторону, заведомо противную твоему семейству, не дело.

— Моя сестра в Альвхайденгарде, — нахмурился юноша.

— Так разве ж не из-за этого весь сыр-бор?! — хохотнул Зэрин, посмотрев на Фабиана, как на неразумное дитя. — Не потому ли, что единственная дочь герцога и твоя сестра оказались в Альвхайденгарде, да еще и не по своей воле, Эрития заварил всю эту кашу, а Кэтрилан охотно ее поддержал?

— Заткнись, Зэрин! — приказал Виллем, заметив, как заливается краской лицо и гневно засверкали глаза Фабиана Кэтрилана. — Если ты останешься с нами, и твои братья тебя увидят, тебе придется решать: стал ли ты своим родным недругом. И если ты решишь остаться на их стороне, будет ли к тебе доверие? И не потребуют ли от тебя как-то доказать, что ты его достоин?

Фабиан разжал кулаки, краска с лица спала. Молодой Кэтрилан заметно смутился.

— И как ты потом объяснишь все Кайрону Кэтрилану, когда он вернется из столицы?

Молодой человек заметно сник, а потом сказал:

— Если завтра Гарольд не осмелится мериться с вами собственными силами, он отправит весть в Эритию. А оттуда придет герцогский отряд. Дерек... с людьми Эритии. Это опытные бойцы...

— Это уже моя забота, — отрезал барон Хорвель. — Отправляйся домой. И делай вид, будто ни о чем не знаешь. Жизнь еще не раз поставит тебя перед выбором. А до этого у тебя будет время подумать.

Когда все-таки Фабиан Кэтрилан, коротко попрощавшись, скрылся за деревьями, а через пару минут послышалось тихое ржание и удаляющийся топот копыт, барон Хорвель снова повернулся к оставшемуся своему спутнику:

— Так кто это такие? Ты уверен, что они не стоят нашего внимания?

— Чужаки это, — хмыкнул фэйри, — и для нас, и для вас. Стоят ли внимания? Это как посмотреть. Сдается мне, фэйри, что мы видели, обладают настоящей магической силой. Но станут ли ввязываться? То, что сейчас происходит — дела Хортланда. Они подданные Альвхайденгарда. Фэйри, сменивший сюзерена, не имеет права на помощь и защиту от прежнего сюзерена.

— Откуда они вообще здесь взялись? — провожал себе под нос Виллем. — Откуда пришли? Почему их раньше никто не заметил?

Зэрин хмыкнул и пожал плечами. В голове фэйри были, конечно, мысли о том, как представитель Великого Двора Ночи мог пройти незамеченным куда угодно. Примерно так же, как все фэйри прошли в мир людей. Но сам он об этой магии имел очень примерное представление. Объяснить бы так, как объяснил в свое время барону Хорвелю разнообразные аспекты бытовых чар, не смог бы. А потому, зачем что-то говорить, если никакой пользы от этого не будет?

Тара. Глава 2, в которой кое-что вспоминает и рассказывает Тара

Лепесток огня вырвался из очага, выпустив сноп искр…

…— Тариана! Ты же девочка! — Сигенева распутывает длинные светлые волосы дочери, в которых попадается даже репей и жабьи листья, намертво склеивающие золотистые пряди. — Что с этим делать теперь? Выстричь?

— Мам… Ну, обстриги меня, правда! Иолка вон бегает под пацана стриженная и ничего! Удобно же!

— У Иолки были вши, — мать презрительно фыркает, — да и волосы у нее тусклые и редкие. Такие не жалко!

— И мои не жалко! Мешает же!

— Глупая! Не ценишь свою красоту! — качает головой женщина.

— Да она и так у нас первая красавица! Оксморская принцесса! Нет! Царевна!

— Дед!

Тара вырывается из рук матери и бросается к высокому человеку, совершенно седому, но еще крепкому. От него пахнет лошадьми и дымом, а в серо-голубых глазах — бесконечная любовь и радость при виде внучки…

…Пламя танцевало перед глазами, извиваясь и переливаясь оттенками янтаря и багрянца, будто живое существо…

… — Когда они придут сюда целой ордой, Лотар, будет поздно звать на помощь! — говорит грузный мужчина в тунике на голое тело, стоящий оперевшись на большой двуручный топор. Тара как-то пыталась его поднять. Ничего не вышло, чуть не надорвалась, лишь едва оторвав его от земли. Это Сродит, соратник деда, старый вояка, такой же, как Лотар Железный Рог.

— Чушь! Банды как приходили каждую весну, так и приходят. Ни больше, ни меньше. Мы выстоим! — дед резко опускает кулак на стол. Предмет мебели жалобно хрустит.

— Ты не хочешь идти к Эритии, отец? Может, получится с ним договориться? — это говорит Дамиан, отец Тарианы. Голос спокойный, даже тихий. Он и сам такой человек. Рассудительный и задумчивый.

— Ты прав, я не хочу идти к Эритии. Но если опасность будет, я пойду. Моя гордость имеет пределы, поверь. Сейчас вы преувеличиваете!

Мужчины продолжают спорить, почему племена из-за Искренниковых гор такие неистовые, что гонит их с юго-востока, заставляет пересечь почти непроходимый перевал Олова, разорять Вольные города. Об их мрачных богах и ритуалах. О жертвоприношениях…

А Тара сидит тихо, как мышка в своем укрытии, в сундуке, на который как раз уселся отец, не подозревающий, что серьезные мужские разговоры подслушивает его глупая маленькая дочь, чтобы потом важно рассказывать своим приятелям о дикарях, Искренниковых горах и неведомой силе, ведущей орды в долину, несущей разорение и смерть, а потом вернуться в свои суровые края до следующего года…

…Языки огня вспыхнули золотым, алым и медным, заиграли тенями на земляном полу…

… — Вильдар Эрития отказал нам в помощи, — Дамиан, только вернувшийся из Хортланда, разочарованный ответом герцога, без аппетита смотрит на пироги, испеченные женой, едва обращает внимание на крутящуюся рядом дочь, — сказал, ежели мы все решим, что не судьба нам прозябать в Вольных городах, он примет в своих землях, как своих подданных, примет клятву верности… Но войск своих Оксмору он не даст.

Лотар Железный Рог молчит.

— Что у тебя вышло с ними, отец? Он ведь герцог, а ты даже не барон…

Дед, кажется, одним движением согнул толстую стальную кочергу, прежде чем также молча выйти…

…Сквозняк, прорвавшийся через неплотно закрытую дверь, на миг заставил пламя затрепетать, но уже в следующее мгновение оно загорелось ярче…

… — Эта бумага, Тариана, важный документ! Поняла меня, внучка! — Лотар дает ей в руки свернутый в трубочку пергамент с печатью, настоящей сургучной, как у благородных, — если увидите на третий день черный дым, уводи всех. Идите в Хортланд, в Эритию. Отдай бумагу герцогу. Скажи, что ты внучка Лотара Железного Рога из Оксмора. Он даст вам убежище. Ты все поняла, Тариана?..

— Да… да, я поняла!

— Спрячьтесь в роще за перевалом! Ты поняла?! Но не возвращайтесь, пока на стене не увидишь флаг! Тариана!

— Да, дед. Мы спрячемся. Хорошо…

Было страшно, как никогда в жизни. И она была старшей и по возрасту, и по определению — внучка городского воеводы, дочь второго по авторитету человека в Оксморе. Мальчишки ее ровесники взяли в руки оружие. Некоторые женщины, такие как Сигенева, мать Тары, тоже остались — кто-то же должен лечить раненых или даже заменить погибших на стенах города. Остальных: малых детей, девок, младше шестнадцати и баб, слишком уж плаксивых и пугливых — отправили подальше, прятаться за перевал, в осиновую рощу. И Тара теперь отвечала за них. Ей было тринадцать. И она с гораздо большей охотой осталась бы в Оксморе, с дедом, отцом, матерью, со смешливым Томашем, с которым они вечно задирались и соперничали. Но ему вот дали в руки меч, а ей сказали, что она для этого не годится…

…Огонь с остервенением лизал поленья. Искры целым роем разлетелись во все стороны, словно стая огненных птиц…

… Дым клубится, поднимаясь над холмами. Тара стоит и смотрит, как сгорает ее жизнь, погибают дорогие и родные ей люди, как уходит в небытие когда-то благополучный маленький городок, гарнизон которого много лет противостоял дикарям с юга, но все же их оказалось больше, а их ярость была сильнее.

— Что теперь, Тара? — мальчуган младше нее года на три, русоволосый и очень серьезный, с карими глазами, стоит рядом. Он молодец, почти мужчина, и делает все верно. И сейчас сделает.

— Я вернусь в Оксмор, — ей надо несколько минут, чтобы набраться смелости и сказать это, — если над городом подняли флаг, можно возвращаться…

— Тара, ты думаешь, там еще есть город? — тихо спрашивает он.

Она молчит, а потом достает запечатанный пергамент, обернутый в кусок овечьей кожи, и говорит:

— Вот, Орин, надо отвести всех в Хортланд, в Эритию. Герцог примет вас всех. Сделает подданными. Если я не вернусь через два дня, идите туда.

Тара. Глава 3, в которой Тара заключает новый контракт

Некоторое время они сидели молча, любуясь пламенем. А потом Линта’эл произнес:

— Фэйри пришли не с севера. Мы и сами не знаем, что находится дальше северных островов. Вечные льды или все же есть какой-то континент… И о вашем мире мы знаем не так уж много. За двадцать пять лет, даже владея магией, не много-то выяснишь, сидя в Альвхайденгарде. Наш мир — это не северный континент, и даже не какие-нибудь мифические земли на западе. Это… У нас были свои моря, океаны, земли, горы и леса, пока в Черную эпоху все это не превратилось в мертвый камень. Я сам не знаю, как это объяснить проще, ведь даже фэйри понятия не имели о том, что между мирами можно открыть переход, портал. И что эти другие миры вообще существуют…

— Может быть, это как говорят последователи Пятерых, — задумчиво проговорила Тара, вспоминая сказки, услышанные в далеком детстве. Не те, что любил дед: о воинах и королях прошлого. А другие, сложенные в тихие песни, которые пела мать. — Есть земля человеческая — мир людей, есть занебесная — мир богов, а есть запредельные земли, в которых свои боги и свои люди.

— Похоже, — с готовностью согласился Линт, — про запредельные миры. И ваш, и наш мир породил Исток. Некоторые фэйри говорят, будто всё, происходящее с нами или вами, в нашем или вашем мире — это его фантазия. Потому что сотворённое нами с Благословенным Эльлисаром стало бы самой больной и жестокой из всех возможных фантазий.

***

— Наш мир умирал. По-настоящему. Началось все с войны между Великими Дворами. Файрин Двора Лета создал из обычного напитка нечто, способное замутить разум. И воспользовался этим, чтобы заставить дев из других Дворов любить его. Это не легенда. Настоящая наша история. Так странно, что в каком-то смысле она повторяется с людьми. Нарад’эл, этот самый файрин, опаивал дев специальным зельем, и они не могли сопротивляться вин’эсаль. Многим это не понравилось. Тем более что спустя время девы теряли разум. Из-за этого вспыхнул первый конфликт. Двор Лета тогда сильно пострадал, Нарад’эл погиб в одной из битв. Казалось бы, все закончилось. Но увы. Прецедент случился. И не знавшие до этого войн фэйри научились решать таким образом свои разногласия.

Магия, которую мы должны были использовать на благо, стала оружием. И ты даже не представляешь, насколько разрушительным оно может быть. Появились Проклятья, способные уничтожить целые города. Пропасть, Небесные воды, Иссушающая смерть. Каждый из семи Великих Дворов что-то придумал такое, от чего не было спасения. И однажды на тех землях, где были использованы Проклятия, магическая ткань мира, и без того поврежденная, перестала восстанавливаться. Мы считали, что это временное явление. Но вскоре увидели, что мертвые земли все ширятся, а наши владения уменьшаются. Но и это не сразу остановило Войну Дворов.

Двор Сумерек творил в Черную эпоху много зла. Переход был их магией изначально. Эти чары служили для связи между Дворами, раскиданными по нашему миру. Но искаженные прожигали ткань мира также, как Проклятья. Еще они научились забирать внешность умирающего, с последним его вздохом. С внешностью приходили и манеры, и голос… в общем, все. Отличить натянувшего личину от оригинала было тяжело. Имея возможность открыть переход куда угодно, украсть чью угодно внешность, можешь себе представить, что делали фэйри Сумерек в Черную эпоху, когда как будто забылась даже разница между добром и злом. Но даже тогда то, что они творили показалось, всем чем-то за гранью. Несколько Дворов собрались, чтобы уничтожить Сумерки. Двор был истреблен, их резиденция пала под Проклятием Пропасти, а земли очень быстро омертвели. И вот тогда оттуда впервые пришли шайсары.

Это было последнее Проклятие, которое вызвал истребляемый Двор. Твари зародились там, где когда-то стояла резиденция Сумерек. Никто не знает, как они размножаются. Ты и сама видела, они не живые. Дарвайн и Лайрин правы. Шайсары — не звери. Им не нужна еда и вода. Они существуют без них в мертвых землях. Их привлекает магия и жизнь. Они поглощают и то и другое, стремятся это уничтожить везде, где найдут. Но что дарит им силы — неизвестно.

Мертвые земли и шайсары… Представь себе, что остановить войны и конфликты никому не пришло в голову. Шайсаров восприняли просто еще одной угрозой. Никто не представлял, какие масштабы эта угроза примет…

— Это так… похоже на людей. Мы не такие уж и разные, если так подумать. Но мне… сложно поверить твоим словам после всего, что рассказали Лайрин и Дар про Альвхайденгард.. И вообще, после знакомства с вами троими. Как будто это какие-то другие фэйри…

— Отчасти так и есть. Сменилось поколение, прежде чем файрины разных Дворов стали осознавать, что мир погибает, а они завязли в старых конфликтах, которые начались еще до их рождения. А объединить усилия и попытаться спасти хотя бы то, что есть, Калиад’эл задумался первым. Он и сейчас файрин Объединенных Дворов Альвхайденгарда. А тогда был самым молодым из файринов Великих Дворов. И правил Двором Ночи. Он попытался еще тогда договориться со всеми, объединить силы. Но было слишком поздно. И уж я не знаю, как так вышло, что однажды открытый переход привел его в ваш мир. Сам Калиад’эл сказал, что это случайность… Варго’эл говорил, что это путь, открытый для нас Истоком. Сэлэми в самые темные времена говорил, что Исток не хочет нашей гибели. Видимо, так оно и есть.

— Варго’эл… Так, кажется, зовут канцлера королевы? Тот, кто был послом… Про него ходит много разных слухов, — Тара поморщилась, кроме слухов были еще так любимые в народе анекдоты и непристойные песенки о связи канцлера-фэйри и королевы. — Ты его знал? Или знаешь…

Старое воспоминание, как когда-то с леди Касс она побывала во дворце после победы в Узмире увидела королеву, короля-консорта и даже канцлера, беловолосого фэйри с такими же белыми, как его волосы, бровями и ресницами и льдисто-голубыми глазами. И тут же перед глазами возникла еще одна картина: мертвый беловолосый фэйри на земле среди ночного леса.