«Цени мою доброту», – раздался голос Роналиса в моей голове, словно в насмешку, пока я беззвучно рыдала.
– Доброту? – с горечью спросила я.
«Я дал тебе попрощаться с твоим "ненаглядным". Раз и навсегда! Я не допущу прежней ошибки. Больше ты не увидишь его».
– Спасибо, утешил… – бросила я с язвительной усмешкой, отвернувшись от книги, будто пыталась избежать её невидимого взгляда.
Передо мной оказался Иван – его лицо было бесстрастным, словно застывшим.
Мы вдвоём покинули замок. Сейчас наш путь лежал на юго-запад, в бывший храм моего Роналиса. Я не знала, что от него осталось, но чувствовала, что обязана увидеть это место.
Иван отправился со мной – у него не было другого пути. Мы, словно два одиноких существа, ехали в одной карете, не глядя друг на друга, боясь выдать свои чувства. Или, что ещё хуже, дать слабину и развернуться обратно.
– Как ты? – нарушила я молчание хриплым от слёз голосом.
Он не ответил сразу. Первую минуту молча смотрел в окно покачивающегося экипажа.
– Живой, – наконец выдавил он бесцветным голосом и вновь погрузился в своё оцепенение.
Тишина вновь заполнила пространство, а в голове всплыли болезненные воспоминания прощания.
Я буквально вырвала себя из объятий Виктора, оставив, казалось, жизненно важную часть своей души. Иначе почему мне так больно?
– Ты не можешь уйти! – эхом раздавался его голос в моих мыслях, как навязчивая мелодия, от которой невозможно избавиться.
Эта фраза была единственной, что он произнёс, узнав о Роналисе. Он не кричал, не пытался удержать меня, лишь стоял с глазами, полными боли.
Его бездействие разрывало меня на части. И я действительно разорвалась…
— Мама!!
— Милана, тебя ведь так зовут? — странная тётя опустилась на корточки, чтобы быть со мной на одном уровне.
Я быстро-быстро закивала, вытирая слёзы липкими от леденца руками: его дала мне мама, тихо плача и целуя меня в тёмную макушку.
«Эта тётя. — Мама посмотрела на высокую худую женщину с тёмными глазами. Они были очень добрыми, тётины глаза, но смотрела она недобро. — Эта тётя тебе всё объяснит», — сказала мама и отдала меня ей.
— А мама скоро придёт? — спросила я, но страшный зал, в котором мы находились, передразнил меня эхом.
Он хотел меня напугать? Не получилось! Он только разозлил.
— Папа будет очень зол, если я опоздаю к ужину! — предупредила я и даже притопнула ногой.
— Милана, скажи, — начала тихим голосом тётя, чуть поддавшись ко мне, — ты видишь кого-нибудь в этой комнате?
Эта тётя такая же смелая, как мама: все боятся папу, но не мама и не эта тётя.
— Кого? — испуганно спросила я и посмотрела по сторонам.
Я заметила, что мы в этой большой комнате действительно не одни. Зацепившись взглядом за мальчика, ненамного старше меня, который прятался в дальнем тёмном углу и без слов просил меня промолчать, я вернулась взглядом к тёте.
«Он её боится? Но если он её боится, то и мне стоит?!»
Я немного помялась, переступая с ноги на ногу. Взглянула снова на мальчика, потом на тётю. Кивнула и, сделав робкий шаг назад, уверенно ответила:
— Нет!
Чуть подумав, уточнила:
— Тут никого нет!
— Ты уверена? — Мне кажется, тётя мне не поверила. Она подозрительно прищурилась и улыбнулась.
— Очень! — окончательно убедила я её и затем спросила: — Теперь вы вернёте меня домой?
Мальчик в углу хмыкнул, да так громко, что я испуганно ойкнула.
— Не пугай нашу маленькую видящую, — ласково произнесла тётя.
— Мама и папа меня ждут! — заявила я, стараясь говорить твёрдо, но… но хотелось плакать, и я заплакала.
— Милана, не плачь! — голос тёти стал строже, и я тут же перестала громко всхлипывать, но плакать не перестала.
— Да ты нюня! — воскликнул мальчик, тыча в меня пальчиком.
Его пальчик меня отвлёк: он был каким-то не таким… не таким, как у всех. Словно ненастоящий. Нет, не игрушечный! Я не понимаю, как такое возможно и как это объяснить…
Вспомнила ту страшную тётю с круглыми чёрными глазами… У… у неё тоже были такие пальцы!
— Я!.. Хочу к маме! — прохрипела я, вытирая липкими от леденцов пальцами лицо.
— мама!
Прокричала я, пробуждаясь.
— Ты чего? — безучастно поинтересовался Иван.
— Нечего! — ответила я, разминая затекшую шею и поправляя одежду. — Давно я заснула?
— Минут десять назад. Судя по описанию, мы прибыли.
— Это то место?
«Раньше тут было гораздо симпатичнее», — с грустинкой выдал Роналис.
— Раньше…
«Прошло шесть лет!»
— И ты за это время ни разу не задумался, что стало с твоим храмом?
«Только о нём и думал! Но, ног у меня, как видишь, нет!»
Мы подъехали к обветшавшему храму, который, к слову, был маленьким по сравнению с теми, где мне удавалось побывать. Глубоко вздохнув, я сказала Ивану:
— Подожди здесь. — Тот молча кивнул и продолжил разглядывать заросшие плющом стены.
Я отворила тяжёлую каменную дверь. Привыкнув к темноте, огляделась: высокие потолки, каменные своды… В общем, ничего необыкновенного.
Странность была в том, что храм словно застыл, заморозив своё существование за время отсутствия Роналиса. Вокруг ни пылинки, всё лежит на своих местах. Такое ощущение, что вот-вот из комнат появятся сонные от сна жрицы и продолжат работу.
— Почему ты не рад тому, что вернулся? — спросила я, чувствуя тревогу и даже страх от книги. Но страх был не за себя, а за родной дом.
«Его не спасти», — отвергнутый голос разорвал оглушительную тишину в моей голове.
«Храм», — предугадывая мой вопрос, пояснил Роналис.
— Я хранитель неопытный…
«Партнёр! Мне хранители ни к чему, ты мой партнёр!»
— Я партнёр неопытный и, более того, безграмотный. Так что прошу, поясни: почему не спасти? На мой взгляд, всё не так уж запущено, — произнесла я и снова огляделась.
«В том-то и дело, что запущено. Но не физически, а духовно. Храм осквернён. Зло давно обосновалось здесь».
— В другие храмы зло день и ночь входит внутрь, где его искореняют.
«Ты и правда безграмотна. И за что ты мне приглянулась?!»
— Поясняй! — потребовала я, едва не притопнув ногой.
«Я защитник храма, чтобы его не осквернило зло. Я не даю храму “потемнеть”. Так как в храме день и ночь уничтожают нечисть, он не может оставаться один!»
— Значит, здесь, наверное, перестали это делать… тебя-то нет?!
«Тут что-то произошло… что-то тёмное».
— Проверим древо жизни?
«Давай».
Миновав несколько небольших холлов, я попала к дереву.
«Поверни меня к нему!» — потребовал Роналис, висевший на кожаных ремешках, закинутых мне через плечо.
— Ну что скажешь? — спросила я, глядя на треснувший Камень Смерти и почти погибшее Древо.
«Дело дрянь!»
— Лучше и не скажешь! Может, из-за этого тёмные внезапно стали бунтовать?
«Бунт — неправильное слово. Война! Им нужен главный храм. В этом я уверен. Мой храм — лёгкая добыча, даже несмотря на то, что меня сожрать они не смогли».
— Ты думаешь, что всё из-за тебя?
«Нет. Но беззащитный храм дал большой толчок к их действиям. Я чувствую, что повеселились они на славу, глумясь над святыней», — злобно прошипел Роналис и замолк.
— Почему я не чувствую?
«Ты неопытная, тебе пока рано. Я буду постепенно открываться тебе».
— Что нам с этим делать? — кивнула я на искажённое дерево.
«Поставим несколько свечей — ты и Иван. У вас души чистые. Это ненадолго, но поможет дереву продержаться в этой среде».
— Просто поставить свечи?
«Каждый раз, когда вы поджигаете свечу и делаете это ради кого-то, вы заряжаете её огонь энергией своей души».
— Вы снизошли до меня? — иронично изогнув бровь, произнёс я, пряча руки в карманы чёрной ветровки.
— Что ты делаешь?
Она сидела в чёрном облегающем платье, закинув ногу на ногу.
— Защищаю своё, — пожал плечами я.
— Да, это ты умеешь.
— Я нашёл его!
Она нахмурилась, встала с высокого стула и, поправив платье, подошла ко мне.
— Где?
— Испугалась?
— Не простил меня? — она сняла высокие каблуки и положила руки мне на грудь.
С*ка! Ненавижу её.
— Если в этом мире справедливость — это ты, его не спасти.
— Не простил, — она смотрела мне в глаза снизу вверх.
Нет, я не поведусь на это ещё раз.
— У меня новый партнёр, — она резко убрала руки.
— Слышала! Так же ревнуешь её ко всему, как и предыдущую?
— Ты сделала меня таким.
— Ты бы отпустил её, если бы я попросила?
— Проси! — она хмыкнула и отвернулась.
— Знаю, что тебе плевать на мои просьбы.
— Плевать. И не только на них! — я сжал ей скулы, заставляя смотреть на меня.
— Пытаешься самоутвердиться при помощи сомнительной силы?
Я резко отпустил её и сжал кулаки, стараясь сдержать гнев.
— Ты знала, где он жил?
— Знала и опекала его, как могла, — она обошла меня кругом и добавила: — Он весь в тебя.
— Да, влюбился в полную дуру и жертвует собой ради неё.
— Значит, правда нашёл, — она улыбнулась.
— Ты хоть раз жалела о том, что хотела сделать?
— Я хотела поговорить не об этом!
— Хочешь дать своему покровителю шанс? — сразу понял, о ком она пришла просить.
— Обожжённые. Не жестоко ли?
— И это говоришь ты…
— Ты знаешь, где он. Для тебя это шанс быть рядом…
— В виде книги, которую он боится.
— Что ты сделал с тем Тёмным, который напал на нашего мальчика?
— Что и полагается, — спокойно ответил я, но не смог сдержать хищного оскала.
— Вижу, он действительно страдает, — усмехнулась она не менее хищно, чем я.
Это напомнило мне наши старые приключения: безумные затеи, безбашенные ночи. Сейчас захотелось сделать её своей! Той прежней Риной, которая не прятала свою боль и слабость за маской первоклассной стервы.
Нет! Эта тварь не может быть той Риной.
— Так ты дашь им шанс быть вместе?
— Зачем тебе это? За предыдущих ты не просила.
— Там совершенно другая история. Она хотела сбежать от храма, он — от одиночества. По-настоящему никто из них не любил.
— Тебе это, наверное, так знакомо, — ядовито заметил я.
Она грустно улыбнулась и покачала головой из стороны в сторону.
— Афина! — не зная, как помочь Виктору, я побежал к Милане и увидел, что она находится в точно таком же состоянии.
— Что с ней?
— С ними! — приобняв девушку и смотря на Милану, произнёс я. Я не хотел, но рука сама легла на её плечо, словно стараясь защитить.
— С ними?! — она быстро оглянулась, и дернулась в сторону, я удержал. — Где Виктор?
— Давно она так? — спросил я, глядя на стонущую от боли девушку, лежащую на скамейке.
— Минут пять. Что с Виктором?
— То же самое, только он ещё и пылает!
— Что же нам делать?
— Милана успела хоть что-то сказать, прежде чем упасть от боли?
Она закрыла дрожащими руками лицо.
— Я не помню!
— Не паникуй! Это точно делу не поможет. Будем делать то, что знаем. Допустим, это их обычное состояние… то есть… нужное для чего-то. Тогда подождём, пока всё пройдёт, и спасём лес от пожара и твоего брата.
— Нужное?
— Помню, мне тоже плохо было, там, в подвале.
— Но тогда тебе помогала Милана. А они… — она многозначительно посмотрела на обездвиженную девушку.
— Ты видела когда-нибудь подобное?
— Такого не видела. Место тут тёмное.
— Ну дела! — протянул я на выдохе и взлохматил шевелюру. — Твой брат сейчас лес сожжёт! — опомнился я и кинулся бежать. — Пригляди за Миланой! — бросил я, убегая.
Подбежав к обездвиженному пылающему телу, я стащил с себя сюртук и, набрав в него песка, стал посыпать им все возгорания, а затем и самого лорда. Делал это аккуратно.
«А вдруг он передумает отправлять Афину под моим присмотром?»
В голове пронеслась нелепая мысль: «А вдруг его так взбесила эта идея, что он потерял контроль?»
— Надо вам и одежду принести, — хмыкнул я, засыпая потухающее тело. — А то и от стыда сгорите, — добавил, и, вспомнив о совести, трусливо пробормотал: — Извините.
— Ты… Афина где? — проскрежетал он, приходя в себя.
— Она возле Миланы. Она тоже как вы…
— Как она? — он встал.
— Не знаю, но прежде чем узнать, предлагаю одеться. Думаю, леди не привыкли созерцать подобное зрелище.
— Ты прав.
Притащив первое что ношен в экипаже, робко начал.
— Нашу тему…
— Отложим, — ответил лорд, натягивая на себя рубашку. Уверенным шагом он направился к храму.
— Милорд! Вы не погасите огонь? — Он медленно обернулся, оглядел сначала меня, затем охваченный пожаром участок леса. — Я могу сам… но вам-то быстрее, — развёл я руками.
Не произнеся ни слова, он взмахнул рукой, и все, даже чуть тлеющие угольки, тут же остыли.
— Пошли! — бросил он.
— Милана! — Я поднялась и начала массировать ватными пальцами онемевшие виски. — Как ты? — продолжала верещать над ухом Афина.
— Нормально.
— Что тут? — раздался голос Виктора за спиной Афины.
«Явился», — сказал Роналис, и отголоски боли в моей голове улетучились с его словами.
— Что там? — спросила я в свою очередь, поднимая на Виктора недовольный взгляд.
Не знаю почему, но мне хотелось обвинить в своих страданиях именно его.
На мой ненужный вопрос он ответил недоуменным молчанием. Иван и Афина переглянулись, и мне внезапно стало так неловко.
— Что это было? — выдохнув, спросила я.
— Мы не знаем, — ответил за всех Иван.
«Спроси, что чувствует твой ненаглядный», — чем-то недовольный, сказал Роналис.
Виктор непонимающе моргнул, чуть покраснел, словно желая обернуться и посмотреть назад, но опомнился и уставился на книгу, лежащую у меня на коленях.
«Да, это я», — сказал Роналис.
Я проследила за его взглядом и поняла, что Роналис обращался к Виктору.
Мы резко посмотрели друг на друга, затем на книгу, и снова друг на друга.
— Что с вами? — не выдержала Афина.
— Ты слышишь Роналиса?
«Слышит», — хмыкнул Роналис.
Виктор тряхнул головой.
— Так должно быть?
— Нет.
«Да», — в унисон ответили мы.
«Теперь вы оба мои напарники. Договор с богиней Астрей заключён. Так как вы обожжённые, боги согласились на сделку. Теперь вы можете и даже, более того, обязаны быть вместе».
— А поподробнее нельзя? — спросила я.
Виктор сел на корточки рядом со мной.
— И что значит “обожжённые”? — задал он свой вопрос.
Я резко подняла на него взгляд, но тут же опустила, обнаружив, что он смотрит на меня.
«Ты ему не рассказала?»
— Не рассказала, — медленно проговорил Виктор. Он положил руку на скамейку и подался вперёд. — Я весь во внимании.
Я снова посмотрела на него и сразу же провалилась в синий омут его глаз. Слегка тряхнув головой, сказала:
— Обожжённые — это… это люди… то есть души…
«Обожжённые — это души, предназначенные друг другу», — не выдержав моих жалких попыток, выдал Роналис спокойным и даже скучающим тоном.
Виктор нахмурился, его взгляд блуждал по моему лицу, остановился на глазах, и он едва заметно улыбнулся.
— Вы что-нибудь скажете? — неуверенно спросила я.
— Это мы?
«До тебя как до утки на седьмые сутки», — съязвил Роналис.
Я медленно кивнула, не отрывая зрительного контакта.
— С вами всё в порядке? — неуверенно спросила Афина, чуть подаваясь вперёд.
Мы резко посмотрели на неё, и она отшатнулась.
— Нормально! — в унисон ответили мы и снова уставились друг на друга.
«Тяжело мне с вами будет», — обречённо произнёс Роналис.
— Милана, ты хотела спасти древо, — так же неуверенно напомнила Афина, потихоньку отходя к Ивану.
— От вас исходит жар, — заметил Иван, приобнимая Афину.
— Да, нужно спасти. У меня в сундуке есть свечи — их должно хватить. И это не от меня, — я покраснела, глядя на Виктора, который впился недобрым взглядом в руку парнишки.
Я посмотрела на Ивана. Он и не думал убирать руку, изучающе смотрел на нас.
— Что с вами произошло? — задумчиво спросил он.
Афина закивала, давая понять, что тоже не против узнать.
— Каждый зажигает по пять свечей, и делать это нужно с чистыми мыслями, — предупредила я, жестикулируя длинной спичкой в руке.
— А Виктор может зажечь магией или обязательно руками? — спросила Афина, глядя на брата.
— Виктор, вы можете зажигать своим огнём — это даже лучше. — Он хмыкнул, но ничего не сказал. После едких фраз Роналиса он вообще стал задумчивым и молчаливым.
В такт брату фыркнула и Афина. Я вопросительно воззрилась на неё, она нарочито медленно обернулась к брату и произнесла:
— Виктор, ВАМ повезло, не то что нам, — сделав недвусмысленный акцент на обращении.
— Афина, прошу, перестань ёрничать и займись делом, — спокойно осадил сестру он и подошёл к своим свечам, демонстрируя всем своим видом полную готовность действовать.
Афина тихо хмыкнула и подошла к своим свечам.
— Как же тут противно, — заметила она, брезгливо морщась.
— Начинаем с меня и идём по часовой стрелке. Круг должен быть плавным и непрерывным, — сказала я и чиркнула по шершавой бумажке. Спичка фыркнула и воспламенилась.
«Встань ближе к Виктору и возьмитесь за руки», — приказным тоном произнёс Роналис. Мы уставились друг на друга.
«Да вы блть еаные школьники, что ли?! Чего ломаетесь, как г**но на палочке?» — вибрирующая от бешенства книга замолчала, и Виктор схватил меня за руку и крепко сжал.
— Теперь я понял действительную причину твоего нежелания становиться хранительницей.
«Партнёры! Хули вы в этом мире все такие пришибленные? Живу… существую тут шестнадцать лет, а привыкнуть к вашему дебилизму не могу!»
— Игнорируем? — спросила я, сжав его руку.
— Выключить никак? — поинтересовался Виктор, чуть наклоняясь ко мне.
Я обречённо покачала головой.
— Вот взялись, что теперь?
«Благодарю! Пока до бешенства не доведёте, не успокоитесь. Готовьтесь познать мрак этого места. Я раскрываюсь».
Знаете, каково это — увидеть мир в истинном виде? Просто взять фильтр и сорвать его. Не снять, а именно сорвать, резко и, к сожалению, болезненно. Именно это и сделал Роналис.
Светлый, безмятежный летний лес опустился в тёмный смог, и захлестнул нас мрачным ощущением. Дышать стало в разы тяжелее.
— Н-да, мрачновато, — глубокомысленно протянул Виктор. Меня мутило, голова разболелась. — Как ты? — обеспокоенно спросил он, всматриваясь в моё лицо.
Я покачала головой и безразлично махнула рукой. Подобное состояние было мне не в новинку — последнее время я практически в нём живу.
Проконтролировав подростков и убедившись в том, что они закончили и, что немаловажно, сделали всё верно, Виктор спокойно произнёс:
— Иван, уведи из этого храма Афину, — повернулся к сестре. — Почему не сказала, что всё настолько плохо?
— Да я нормально себя чувствую! Милане плохо из-за Роналиса.
— Сделай вспышку! — потребовала я. — Иначе свечи не простоят до вечера.
— Ты уверена? — осведомился Виктор, но искры уже проступали между его пальцами.
— Уходим! — воскликнул Иван, хватая любопытно крутившуюся Афину за локоть. Видимо, успел за свою жизнь познакомиться со вспышкой.
Она начала недовольно сопеть и вырываться, но после грозного:
— ВОН! — от брата побежала с энтузиазмом.
— Ты готова?
«Давай уже!» — ядовито кинул Роналис.
Я заметила, как у Виктора дёрнулось левое веко. Виртуозный пас руками — и от Виктора накатывающей волной полетело пламя с острыми искрами, разрезающими тьму.
Пламя обвило меня аккуратной дугой и понеслось прочь по храму. После очищающей волны дышать стало легче, но тьма с трудом, но возвращала свои позиции.
— Я слышала, что это восхитительное зрелище… Неплохо, — прокомментировала я.
Виктор неопределённо хмыкнул.
— А ещё слышала, что вспышка может изрезать так, что от тебя останется только мясо, — как бы между прочим упомянула я.
— Да, но это чаще всего у новичков или при военно-стратегической необходимости, — лениво ответил Виктор, разглядывая медленно пропадающий грязно-серый туман сквозь стены.
— Но молодёжь ты всё же спровадил, — хмыкнула я.
— Я недавно начал слышать, как грязно матерится книга, — пробормотал Виктор, всё ещё разглядывая стены.
«Мы ещё познакомимся поближе», — многообещающе сказал Роналис.
— До тебя… Роналис был почти что душкой. Язвил, хамил, но не матерился.
«Слушать противно! Вы сами при каждом удобном случае готовы обложить что угодно и кого угодно многоэтажным, а сейчас строите из себя!»
— Сколько тебе? — спросила я, обращаясь к книге.
«Сорок», — с явной неохотой ответил он.
— Всего сорок? Повезло, осталось ещё каких-то… несколько сотен лет, — язвительно проговорил Виктор, не глядя на меня с книгой и делая вид, что его интересует только стена, из которой идёт едкий туман.
— Сорок… А как давно в Роналисе? — заинтересованно спросила я.
«Пятнадцать лет», — отозвался он.
— Сколько хра… кхм… партнёров поменялось?
«Трое, если считать вместе с тобой».
— Пятнадцать лет в Роналисе… — задумчиво протянула я. — А как угодил?.. — начала спрашивать, но меня прервали.
— Милана! За этой стеной что-то странное, — постукивая по упомянутой стене, сказал Виктор.
Я подошла ближе.
«Гнильё», — отозвался Роналис.
— В смысле? — кратко спросила я.
— В каком смысле? — переспросил Виктор. Наши слова прозвучали двойственным хором.
«Источник тьмы», — ответил Роналис и слегка качнулся в сторону стены.
Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что Роналис может резко качнуться или задрожать. Вроде и знаешь, что это больше чем книга, но всё равно хочется воспринимать её как немой источник информации.
Это значит только одно — хранитель мне достался импульсивный.
И почему Виктор тоже связан с Роналисом? Я даже не представляла, что такое возможно! С одной стороны, я счастлива, да! Я безумно рада тому, что Виктор будет рядом. Но он останется со мной не по своему желанию. Да, он признался в чувствах, но одно дело сказать, а другое — отказаться от своей свободы.
— Зачем мы ушли?! — капризно воскликнула Афина, едва мы вышли из храма.
— Вспышка — опасная вещь, — я едва сдерживался, чтобы лишний раз не прикоснуться к ней, и с великим трудом сохранял самообладание, чтобы не поцеловать.
В моей памяти сохранились обрывки нашего первого поцелуя, но эти воспоминания казались чужими, как будто они внедрились в меня после того, как я очнулся в лаборатории.
А так хотелось… так хотелось иметь свои собственные воспоминания.
— Опасная? У моего брата высший уровень! И…
— И он на твоих глазах разговаривал с книгой! Ты не можешь не согласиться, что он изменился! И теперь ты можешь дать гарантию, что все эти изменения не повлияют на его линг? Простейшие фокусы ладно, это мы опустим. Но вспышка! Это высший уровень, там и опытный может ошибиться.
— Всё-всё! Я поняла. Ты видел вспышку раньше?
— Да, случалось выжить, — нехотя буркнул я и пошёл подальше от храма. Это место словно раздавливало твою внутреннюю силу, заставляя быть слабым и беспомощным. Убедившись, что Афина семенит за мной, спросил через плечо:
— Ты как себя чувствуешь?
— Уставшей, — измученно улыбнувшись, ответила она. — Ты не расскажешь? — Она начала собирать разноцветный гербарий. Я стоял и наблюдал, как она заправляет каштановые волосы за ухо и прикидывает, какой листок будет лучше смотреться в композиции.
— Как ты выжил при вспышке? — её вопрос вывел меня из приятного созерцания и привёл в чувства.
— Нет! — ответил я. — Тебе незачем это знать, — добавил я чуть более ласково.
— Я могу сама это решать! — Она оторвала взгляд от листьев и вцепилась в меня.
— Эта история… ужасна, — покачал я головой.
Она пошагала ко мне уверенным шагом, переступая через высокие холмы листвы, и изящным движением рассыпала букет листьев, который собирала. Я проводил его печальным взглядом и посмотрел на неё. Решительная, уверенная, красивая, и не скажешь, что совсем ещё девчонка.
— Расскажи! — Она встала напротив, вздёрнув голову так, чтобы видеть моё лицо. Я остался неподвижен, сложив руки на груди, стоял и смотрел в её синие очи.
— Не будь ребёнком. Нельзя знать всё.
— Я не ребёнок! Поэтому ты можешь поделиться со мной всем тем плохим и хорошим, что было у тебя в жизни!
Я улыбнулся.
— Солнце, — сказал я и обнял свою любопытную нимфу.
Рассказать? Вся моя жизнь — как неудачная шутка бездарного шута. До шести лет — грязный приют, в котором я невесть как очутился. После шести — высокородная семья, воспитание, образование и, что немаловажно, хорошая жратва. Но в этой сказке есть одно «но», и весомое такое «но»: я был в этом доме мальчиком для битья. Таких берут, чтобы высокородное чадо не получало звёздюлей, и эту обязанность благополучно перекладывали на нас. Кроме меня взяли ещё двоих парней. Мне достался старший ублюдок.
Сначала всё было хорошо, мы даже подружились. Но это продлилось до первой серьёзной оплошности высокородного ублюдка. Меня тогда наказали, избив до синяков, и делали это у него на глазах. Он извинялся, говорил, что больше не будет, и я поверил. Мы поверили. После этого его проступки стали частыми и намеренными, как я понял позже. И каждый раз он с тщательно скрытым наслаждением наблюдал за моими побоями.
Подобный метод воспитания должен был воспитать в высокородном понимание, что от его решений и поступков будут страдать те, кто от него зависит, и возродить в этом гнилом куске дерьма чувство ответственности. Но в нашем случае всё приняло ровно противоположный итог.
Пацан уродился одарённым, даже слишком одарённым, о чём и говорил его десятый уровень Линга. Поэтому этот говнюк считал себя пупом земли не иначе. Годы унижений не могли пройти даром. Я был зол на весь мир. Но, став старше, я начал осознавать, что иным способом мне не получить образование.
Мне было 13, когда старший отпрыск собрал нас троих, меня и козлов отпущения — младших его братьев — и сотворил вспышку. Пацанов сжарило, мне чудом удалось выжить. По какой-то причине вспышка меня не тронула. Я стоял и смотрел. Нет, не на бедных мальчишек, их я слышал — душераздирающие вопли, а затем и хрипы. Я смотрел на этого ублюдка на то, как он наслаждается содеянным.
На этом он не остановился. После того как пацаны испустили последний дух, он принялся за меня. Его злило, что я не бьюсь в агонии вместе с другими. Но как только он захотел напасть на меня, его самого скрутило. Он выгорел. Знаете, как выгорает недостойный линг огня? Он сгорает, оставляя ужасные ожоги на всём теле. У него сгорели волосы, брови, глаза затекли.
От этого зрелища меня вырвало. Потом снова, когда я увидел две кучки пепла.
Пережитое — не для её ушей. Пусть всё останется как есть.
— Так ты мне расскажешь? — Её голос вырвал меня из тугих воспоминаний.
— Нет! — Она отстранилась и хотела было возмутиться, но крик из храма нас отвлёк.
— Это Милана?! — сказала она и рванула в храм.
Я догнал её, мягко схватив за талию, отодвинул от входа и зашёл в храм первым, отрывисто сказав:
— Жди тут!