Погостий Могилов и свадьба цыганского барона

Погостий Могилов и свадьба цыганского барона

- Над лесной опушкой стелился туман… - хриплым басом нараспев простонал Прохор Валентинович, отклонившись к окну так, чтобы уличный фонарь как можно поэтичнее освещал его профиль.

После этого даже Пётр Кузьмич – наш слегка аутичный нелюдимый математик – ясно понял, что этот вне очередной поздний педсовет затянется ой как надолго. Крякнув, он прислонился к стене и, слегка посапывая, придремал. Степан Моисеевич – участковый, пришедший с помощником Погостием, - наоборот, приободрился. Это понятно. Одно дело слушать показания Петра Кузьмича, обэжэшника или сторожа. А тут целый преподаватель литературы!

- В ночном лесу гулко ухала сова… - продолжал нагнетать Прохор Валентинович – стрекотали сверчки, квакали лягушки, надрывно верещал осознавший смысл и бренность бытия, заяц. Вдруг на опушке леса появился он!

Рассказчик отодвинулся от окна и многозначительно глянул на слушателей. Все, кроме Тамары Николаевны, нашей директрисы, завороженно слушали. Особенно выделялся Погостий. Его округлившийся от удивления рот с тонкой струйкой слюны, стекающей по подбородку, и слегка выпученные навыкате глаза могли бы стать прекрасным образцом для скульптуры «Любой ученик 9-го класса, когда на биологии начинаем проходить ТОТ самый параграф».

Зевнув, я отвернулся от рассказчика чтобы украдкой глянуть на дирекртису. Тамара Николаевна – будущая пока еще несостоявшаяся невеста – не мигая смотрела одновременно на шкаф с тетрадками для контрольных работ и себе в душу. И там, и там творился настоящий кошмар и ужас.

Во внезапный роман дотошной и строгой Тамары Николаевны и моего авантюрного и слегка непутёвого братца Гришки в начале не поверил никто. Ещё бы, Тамару в Жидком Луге с самого детства за практичный и упрямый нрав родители ласково называли Упрушей. Когда Тома подросла и стала директрисой местной школы её детская кличка немного объясняла постоянные недостачи после проверок. Наверное, раз пять она была замужем, и, учитывая, что все её пять мужей внезапно пропали без вести, а у дома уже было два этажа и несколько пристроек, не создавалось впечатления, что она из тех женщин, которых после первого свидания можно уговорить оформить на себя микрозайм.

А вот уже мой братец Гришка… В детстве его называли цыганенок. Чумазый и загорелый он лазил по деревьям, разорял птичьи гнезда, воровал на соседских огородах закуску себе и таким же непутевым друзьям. Потом Гришка вырос до Григория и у местных за жуликоватый нрав и хитрый прищур стал называться цыганом. Когда я уезжал в город, чтобы выучиться на учителя биологии, брат мечтательно мне, пожимая руку, говорил, мол, вернешься, Колясик, меня уже цыганским бароном называть будут… Есть у меня пару темок и вообще...

Когда я вернулся из города, моего брата в Жидком Луге называли Чмоня. Как оказалось, когда он подрабатывал физруком в школе (разумеется, временно, пока не «стрельнула его темка»), уж слишком ретиво подсаживал девочек на канат и турник, за что те его жестоко отметелили за школой. Гришка, конечно, пробовал доказать местным, мол, он ничего такого на уме не имел. Купил себе в телемагазине на бабкину пенсию огромную цепь, отрастил бороду, пытался открыть сигаретный ларек и вроде как всё ещё искренне верил, что когда-нибудь в Жидком Луге его всё-таки будут называть цыганский барон. Я же при всей своей любви к брату просто надеялся, что со временем ему снова начнут подавать руку и станут называть хотя бы просто по имени.

И вот внезапно для всех этот роман! Тамара и Григорий. Такие разные. По характеру. По кошельку. По возрасту. По репутации в Жидком Луге. Когда на деревенской дискотеке у местного ДК Гришка при всех с букетом где-то украденных тюльпанов подкатил на Яве к директрисе, деревня шушукалась потом ещё дня два. Странно это всё… Да и вообще, мало кому верилось, что подкат к взрослой образованной женщине можно начать со слов: «Я подглядывал за тобой в бане…». Тамара, конечно, обматерила при всех Гришку. Для приличия… Но баню после того дня, как подметили местные, топить стала гораздо чаще.

Отвлекшись от Томары и своих воспоминаний, я решил прислушаться к рассказчику:

- И вот, когда я вглядывался в туманную мглу, силуэт мелькнул вновь. – Прохор Валентинович, как мог, выдерживал театральную паузу. – Я пригляделся и вижу! Всё-таки он! Да! Конь в пальто!

«Дурка…» - обреченно подумал я, устало прикрывая веки. Прохор до прихода участкового с помощником уже несколько раз успел нам рассказать свою историю случившегося.

- Ну и потом уже в темноте из тумана послышался Гришкин голос… - рассеянно закончил речь рассказчик, смущенно усаживаясь за стул.

- А что всё-таки Гришка говорил? – сразу отозвался участковый Степан Моисеевич. – Постарайтесь вспомнить точно и дословно.

- Матерился он… - брякнул Прохор, слегка пунцовея. – Не хочу повторять.

- А надо! Это может быть очень важно для следствия! – настаивал участковый, не замечая смущения, пожалуй, единственного представителя деревенской интеллигенции.

Помощник участкового, оживившись, где-то раздобыл огрызок карандаша с бумажкой и приготовился записывать.

- Ну… Если иносказательно…- тянул Прохор, как мог. – Он как бы очень громко криком приглашал кого-то невидимого мне – может, ветер, богов или, кто знает, этого самого коня – без промедления вступить в интимные отношения с его ртом…

- О как… - брякнул участковый. – И всё?

- Ага… - кивнул Прохор. – потом тишина. Конь от крика убежал. Я звал Гришку, звал. Ответа не было. Пойти ночью в туман я не решился, да и откуда я мог знать, что он тогда пропадет? Уже утром, когда рассвело и туман рассеялся, вернулся к лесу. Ничего и никого не было. Только кукушка в лесу так жалобно и протяжно «ку-ку» кричала, да росица на траве была знаете тревожная такая… Как потец у мертвяков…