ГЛАВА 1.
– Где я?
С трудом разлепляю глаза.
Тусклый свет резко бьет по зрачкам. Настолько резко, что приходится снова зажмуриться. С болезненным стоном.
Черт.
Во рту пересохло так, что не только губы, а, кажется, даже язык потрескался.
Голова гудит.
Вокруг все расплывается и раскачивается. Кажется, мое тело реально качает, как в гамаке.
На миг блаженно выдыхаю. Лучше темнота перед глазами, чем этот удар света, бьющий прямо в мозг.
И почти подскакиваю на постели, несмотря на ломоту во всем теле!
Стоп!
Стоп-стоп-стоп!
Я РЕАЛЬНО нахожусь в чужой постели! Не дома! А рядом со мной… Рядом со мной мужчина! Вот черт!
Ничего, совершенно ничего не помню! Господи! Что же так растрескивается голова!
– Ты кто?
Заставляю себя снова разлепить тяжелые, прямо ноющие веки.
И тут же наталкиваюсь на пронзительный взгляд черных глаз. Таких черных, что это нереально.
Длинные ресницы. Красивое по-мужски, будто вылепленное из камня гениальным скульптором лицо. Твердый волевой подбородок. Чувственные губы. И просто гора мускулов, насколько я вижу по оголенной груди и широченным плечам.
Он что? Сам дьявол?
Люди не бывают такими! А особенно этот взгляд… Просто до нутра пробирает!
Черт, да о чем я думаю!
Я лежу в постели с обнаженным мужчиной! Да еще и не в своей! КАК я здесь оказалась??? КАК???
Любопытство – отвратительная черта, я знаю.
И все же отвожу глаза от пронзительного черного взгляда, который поймал меня словно на крючок. С трудом, как будто он реально гипнотизер, или удав, а я – кролик, но все же отвожу. Скольжу взглядом ниже. Мне нужно понять, полностью он обнажен или нет!
О. Боже. Мой.
Мамочки!
Полностью!
Замираю на идеальном прессе с перекатывающимися кубиками. Вздрагиваю, переводя глаза на упругие выступающие косые мышцы. И с хриплым стоном выдыхаю воздух, который, оказывается, задержала, затаив дыхание. Шумно сглатываю, останавливаясь на вздыбленном огромном мужском органе. А тот, будто почувствовав мой взгляд, вдруг резко дергается. Направляя огромную разбухшую головку прямо на меня.
Насмотрелась?Низкий бархатный голос звучит с легкой хрипотцой. Орган, от которого не могу отвести расширенных глаз, снова дергается, будто заявляя на меня свои права.
Кошмар.
Все бы отдала, чтобы закрыть сейчас глаза и провалиться в блаженную темноту. А после проснуться в своей постели. Дома. Понять, что этот огромный незнакомец с таким же огромным членом, уже начавшим упираться в мое бедро – просто сон.
Но…
Похоже, мне так не повезет. Придется смотреть правде в глаза.
Убеждаюсь в этом, несколько раз моргая. Но видение не уходит. Наоборот.
Глаза чуть привыкают к полумраку. Подбрасывая мне все новые омерзительные подробности.
Его огромные бицепсы, от которых становится очень не по себе. Чувственный изгиб насмешливо искривленных губ. И запах. Запах, от которого почему-то начинает чаще и сильнее биться сердце. И что-то судорожно сжимается внутри.
Черт! Почему я ничего не помню?
– Кто ты?
Выдыхаю, чувствуя, как каждое слово царапает горло.
– Не помнишь?
Мужчина, и до того выглядевший угрожающе, пока просто лежал рядом, вдруг одним рывком огромной руки дергает меня на себя.
Черт. Теперь я оказываюсь в стальных тисках. Практически под ним.
Соски трутся о его каменную грудь. Ощущаю, как мощью под его кожей перекатываются мышцы. А его член… Нет, черт, это огромная дубина! Он упирается прямо мне в живот! Кажется, сейчас пробьет меня насквозь!
Дышать становится совсем трудно, невозможно.
Я сдавлена стальным телом, зажата в тиски.
Его запах опаляет. Резко бьет по всем нервным окончаниям.
Осторожно поднимаю взгляд на лицо.
Челюсти сжаты. Глаза полыхают недобрым огнем. Ноздри яростно раздуваются.
– Ты часто просыпаешься в чужих постелях, м? Не помнишь, с кем и как провела ночь?
Да почему он в такой ярости?
Это наоборот, я должна метать молнии и плеваться огнем, а не он!
Неизвестно, как затащил в свое логово и что со мной делал! Хотя… Судя по этой огромной махине и тому, как невыносимо ломит все мое тело, ему-то как раз прекрасно известно, что он со мной творил!
– Отпусти! – выдыхаю сдавленно, чувствуя, как задыхаюсь. Слезы сами собой наворачиваются на глаза. Но я не позволю ему это видеть!
Неужели вот так прошел мой первый раз?
А я ничего не помню! Совсем! Вот абсолютно!
– Пусти…
Пытаюсь упереться руками в его высеченную из камня грудь. Но это бесполезно. Я бессильна против этой стали.
Кто он такой? Может, маньяк или насильник? Опоил меня чем-то , а сам….
– Я хочу знать, - в низком голосе, лупящем почему-то по низу живота, как грохот музыки в ночном клубе, прорываются рычащие нотки. – Часто? У тебя вот так? Чужой мужик, чужая постель? Привычно?
– Пить…
Уже стону. Чувствуя, что просто умру, если не получу хотя бы глоток воды.
Но к моему удивлению, его тело таки перестает сдавливать меня.
С поразительной легкостью для такой огромной комплекции, он резко подымается.
Тело тут же овевает приятной прохладой. Только сейчас понимаю, как оно горело под его горячей, словно раскаленной, кожей.
Ни капли не смущаясь, он так и поднимается, полностью обнаженный.
Вот же… Сто тысяч гадких слов вертятся в голове про этого гада!
Но они все затихают, потому что вдруг залипаю на его обнаженном теле.
Он двигается с дикой, какой-то животной и первобытной грацией, несмотря на груду мускулов. И каждый из них перекатывается на его огромных предплечьях, на груди, кубиках пресса, даже на крепких длинных ногах.
Огромный вздыбленный член прижат в животу. Шумно сглатываю, на миг даже забыв про безумную жажду.
Никогда не видела мужского органа. Ну, разве что в порнушке и то краем глаза.
Неужели в жизни он и правда настолько огромный?
Багровая головка величиной, наверняка больше, чем мой кулак. По ширине как минимум как бейсбольная бита. Оплетенный разбухшими венами, которые, кажется, пульсируют так, что гулом отдаются даже в моих висках.
Смотрю, как завороженная, забыв про всякий стыд.
Я просто настолько поражена, что не могу о чем –то думать и соблюдать приличия!
Да и почему я должна, если сам-то он приличий не соблюдает! Мог бы хотя бы в простыню завернуться, гад!
Ощущение, будто его член на физическом уровне чувствует мой взгляд. По крайней мере, он требовательно дергается, вжимаясь в живот еще сильнее. Кажется, даже еще больше разбухает и багровеет.
И будто в ответ на его реакцию у меня тут же непроизвольно поджимаются пальцы на ногах.
Мамочки.
Неужели такая вот махина способна уместиться в женском теле? Вообще в человеческом теле? И не разорвать в клочья?
Поворачивается спиной. К столу. Наливает в стакан воду из графина.
А я все так же, как завороженная, продолжаю разглядывать. Могучую спину, кажется, налитую под кожей расплавленной сталью, которая бугриться и перетекает там. На мощные бедра. И , черт, на его ягодицы! Крепкие. Накачанные. Даже там у него одни сталь мышц. Черт.
Прямо прикоснуться хочется.
Словно не человек вовсе. Античный бог, спустившийся на землю. Или сам дьявол во плоти во всей своей красе!
Но даже когда он молчит и не нависает, он этого мужчины веет какой-то просто бешенной энергией.
Опасностью. Непререкаемой силой. И, черт, просто воплощенным сексом!
Снова пересыхает во рту так, что горло будто заполнено иголками чертополоха.
Только, боюсь, уже не от жажды.
А от бешенной энергетики этого мужчины и от собственной странной, ненормальной реакции на него!
– Держи, - он поворачивается, в один шаг оказываясь стоящим прямо у моей головы.
Протягивает запотевший стакан.
Его огромное орудие тоже оказывается почти у моего лица.
Замираю, просто задыхаясь от переполняющих противоречивых ощущений. От резкого, чуть солоноватого запаха, что тут же бьет в нос, действуя на какие-то неизвестные рецепторы. Голова кружится и прямо кожа зудит.
Даже ладони потеют, когда он оказывается так близко.
Бархатная кожа в оплетении напряженных вен. И огромная головка, как запредельный организм пульсирующая прямо перед моими глазами.
Капелька смазки, выступающая ровно посередине. Даже хочется прикоснуться. Узнать, каково это странное чудо наощупь. Черт.
Встряхиваю головой, отгоняя наваждение.
Я не должна забываться.
Напоминаю себе, что еще неизвестно, кто этот незнакомец.
И что, черт возьми, он со мной делал!
И почему я ничего не помню, а в голове будто ваты напихали!
Принимаю из его рук реально ледяной стакан.
Жадно пью холодную воду, чуть ударяясь зубами о край.
Меня трясет, как в начинающейся лихорадке.
Ледяная вода служит контрастом со странным жаром, который тягучей волной разливается внизу живота и между ног…
Черт! Он и правда сам дьявол! Иначе почему я ощущаю, как стремительно намокают мои складочки, почему-то заныв и судорожно сжавшись?
Черт!
Он приближается.
Прикрываю глаза, сосредотачиваясь на стакане с водой.
Слышу, как шумно мужчина выдыхает сквозь зубы.
– Допила?
Его голос теперь звучит совсем хрипло.
Дрогнув, проливаю несколько капель воды на себя.
Он так близко, что, кажется, стоит мне поднять вверх стакан, чтобы отдать, как мои губы натолкнутся на его член.
И от этого меня реально начинает всерьез потряхивать.
Соски почему-то сжимаются так, что становится больно.
Это от ледяной воды?
Наверное.
– Хочешь еще чего-то? Есть? Или аспирина?
Чтоб ты провалился и исчез, оказавшись наваждением!
Но говорю это только в мыслях.
Когда его огромное орудие прямо у моего лица, я даже дышать боюсь.
Молча протягиваю ему стакан, отодвигаясь.
Его рука вдруг резко оказывается на моем затылке.
Впутывается в волосы, вжимает его напряженной пятерней.
Черт.
Наваждение.
Я и правда будто вылетаю из реальности!
Изумленно поднимаю на него глаза.
И в тот же миг его лицо меняется.
Ноздри раздуваются просто бешено. У самой начинает безумно колотиться сердце, глядя на то, как он жадно, рвано дышит.
Челюсти напряженно сжаты.
А в глазах…
Там пламя. Безумие. Черные всполохи и пронзающие меня огни.
– Твою мать, - глухо цедит сквозь зубы, и я чувствую, как его рука на моем затылке дергается. Подталкивает в топорчащемуся перед моим лицом члену.
– Пусти!
Сумасшедствие.
Больно и тягуче одновременно.
Треск ткани лупит по ушам.
Его глаза горят так безумно, что, кажется, ничем уже не остановить. Он как наркоман. Озверевший от похоти! Да и я будто сошла с ума… Вернее, не я, а мое тело!
Он же меня просто разорвет. Разорвет сейчас.
Эта мысль отрезвляет.
Кусаю его изо всех сил за язык, едва заслышав звериное рычание. Он как дикий зверь уже готов к последнему броску! А я? От меня же останутся одни ошметки!
Кусаю так сильно, что, кажется, оставлю его без языка.
Но, главное – это действует!
С глухим хриплым матом он слегка отстраняется, переставая терзать мои губы, которые горят до боли.
– Ты охренела?
Его тело все еще нависает надо мной. Придавливает своей тяжестью.
Член по-прежнему жадно и властно дергается прямо над моими размазанными им складочками, которые остро ноют.
Боже!
Да он же одним пальцем способен раздавить мне шейные позвонки!
Но, к моему счастью, он выгляди скорее изумленным, чем разъяренным!
– Это ты охренел! – набираюсь остатков наглости и смелости, сжимая руки в кулаки.
Я знаю такой тип людей. Это не люди. Опасные звери.
Многих таких видела в доме отца!
Никогда. Никогда с ними нельзя давать слабинку! Выказывать даже малейшую слабость!
Надо держаться и давать отпор! Даже если не просто очень, а просто безумно страшно!
Все эти их разговоры о том, что если быть послушным и покорным и исполнять волю таких вот властных хозяев мира, - а передо мной именно такой, явно один из самых ярких представителей этого класса, - тебе ничего не будет и все обойдется хорошо, - пустые враки. Слабаков они размажут. Сожрут и глазом не моргнут. Только продавят и будут издеваться . Ноги вытрут. Прямо о лицо.
– Вот это ты со мной и делал! Насиловал! Собираешься продолжить и дальше? Для этого меня опоил и выкрал, да?
Он замирает прямо у моего лица.
Долго, пристально смотрит. Так, что я съеживаюсь в комок на постели. Под его разгоряченным телом.
А если я неправа? Если выбрала неверную тактику? И сейчас он меня просто убьет со своим звериным рыком?
Чудовище. Явное чудовище! Но как же порочно, как же дьявольски он красив!
Это шутки, издевательства природы или самого дьявола. Специально наделить такой ошеломляющей внешностью и бешеной энергетикой того, у кого черная, ужасная душа и все нутро!
Моргает несколько раз. Будто пытается вернуться в реальность после той страсти, которая из обоих высекала искры. Выбивала пробки и разум.
А после…
Когда я уже готовлюсь к самому худшему, так и чувствуя, его огромные пальцы, сжимающие мою шею, просто запрокидывает голову и начинает хохотать.
Даже не злобно.
Искренне.
Будто и вправду веселится.
На всякий случай пытаюсь уползти подальше. К изголовью кровати. Она огромная, под стать ее хозяину. Есть, куда ползти. А там… Может, незаметно как-то убегу?
Почему –то мне кажется, что если покинуть кровать и говорить с ним стоя, а не лежа, то будет полегче…
– Эй, - хохот прекращается в один миг.
Его рука дергает меня за ногу, возвращая обратно. Ровно под его тело. Под его огромный закостеневший член.
Но в глазах пляшут насмешливые черти, и это меня немного успокаивает. Там он до сих пор смеется.
– Ты что? – его лицо снова наклоняется. Губы скользят по моим.
И мои губы непроизвольно распахиваются.
Тело снова начинает жить своей жизнью. Оно будто ждет, что он снова набросится, сминая их ураганом своей запредельной страсти. Даже он проносится по всей коже. Вспыхивает на языке. Обволакивает все тело сладостной трепещущей истомой.
– Ты правда думаешь, что мне нужно кого-то насиловать?
Чуть не стону разочарованно, когда от отрывается от моих губ и снова запрокидывает голову, заливисто, раскатисто хохоча.
Ну надо же!
Какая самоуверенная зверюга!
Хотя…
Вздыхаю.
Приходится признать, что с таким телом, как у Аполлона, ему и правда нет нужны кого-то брать силой! Скорее уж наоборот. На такого женщины сами должны набрасываться табунами…
– Или ты думаешь, что, если бы я тебя брал, ты бы этого не почувствовала?
Вкрадчивый голос снова опаляет мои губы. Прожигает их. Безумно сексуальный. Тут от одного голоса дрожь накрывает от макушки до самых пяток!
Он вообще – реальный?
Такие существуют на свете?
Или я и правда все еще сплю?
Хотя, он, конечно, прав.
Учитывая то, какая у него там дубина между ногами, я вряд ли могла бы сегодня хотя бы сдвинуться с места. Это не часть тела! Это настоящее оружие для расчленения! Изощренное убийство в муках, вот для чего оно предназначено!
Но…
Если ничего не было, то почему этот тестостероновый монстр совершенно голый?
Что-то мне подсказывает, что он привык брать то, чего ему хочется.
А что ему хочется, видно даже слепому!
Можно подумать, он так просто вот спал рядом со мной! И ничего не делал! Ага. Дожидался, пока его жертва проснется! Зачем тогда усыплял?
И воровал?
– Ты стопроцентный насильник, - цежу, прижмурившись, вложив всю волю и решимость в свой взгляд. Смело гладя в его прожигающие меня глаза.
– Ни одна женщина в здравом уме не пойдет… На вот это, - красноречиво скольжу взглядом вниз, по его торсу.
Черт!
Даже волоски, черная поросль на его груди, топорщится дыбом, словно наэлектризированная.
Лицо сразу же начинает полыхать.
И воздуха почему-то становится бесконечно мало!
Да что ж такое!
– Поэтому ты меня и выкрал. И вырубил какими-то своими препаратами, - усилием воли заставляю себя вернуться взглядом к его лицу.
Я в том же вечернем платье, которое выбирала, кажется, в прошлой жизни.
На мне даже сохранились чулки, и…
И даже нижнее белье!
Кружевные трусики от известного модельера, которые он создал специально для меня в единственном экземпляре!
И которые теперь прямо врезаются в мое естество, пропитанные насквозь влагой.
Режут стеночки, вбитым кружевом вгрызаясь прямо внутрь.
– Почему тогда одежда на мне порвана?
Еле слышно выдыхаю, ощупывая остатки роскоши.
Лиф разодран практически в клочья.
Да и от распорки до бедра на платье мало, что осталось.
Нитки швов трещали явно не по-детски!
Уж если я не ощущала на себе одежды ровно с того момента, как очнулась и очень условно, но все-таки придя в себя, то что говорить о нитках?
Они не выдержали такого бешеного напора!
Интересно почему?
От того, что мы беседовали о вечном? С этим орангутангом?
– Может, потому, что ты льнула ко мне, как дикая кошка, мммм?
Нет. Сейчас нет в его глазах той насмешки, которая так возмущала меня, а теперь кажется даже милой.
Учитывая, какое бешенство ревет сейчас в каждой его слове. Бликами и пламенем в глазах отражается. Бьет наотмашь.
– Так, что даже я. При все своей врожденной скромности забыл о приличиях?
Ага.
Скромность.
Ты разве что в книжках читал такое слово.
– Сама чуть не разодрала на мне всю одежду, - продолжает с хриплым рычанием, нависая надо мной.
Его руки по обеим сторонам от моей головы пульсируют такой же яростью. Она чувствуется по безумному жару. По пульсации вен, которую я ощущаю даже так… На расстоянии…
– Но ты меня выкрал, - беспомощно выдыхаю, обмякая полностью на постели.
Такой накал сложно выдержать. Просто запредельно!
– Зачем?
Правда? Не воспользовался?
Почему я этому не верю?
Неужели действительно ничего не было?
– Чтобы полностью завладеть тобой крошка, - рычит, снова склоняясь к моим губам.
И, черт побери.
Это так будоражит.
Так сводит с ума…
Что я сама распахиваю губы, отдаваясь на его милость.
И что поделать, если они сами по себе дрожат в предвкушении того, как он жадно обрушится на них своим безумным ртом?
И все тело просто потряхивает от этого предвкушения?
Ладно.
Раз уж я попала в лапы такого зверского насильника, придется смириться….
– Тебе принесут поесть.
Он вдруг отстраняется, приподнимаясь на своих огромных руках.
А меня уже будто обдает холодом. Ледяным.
– А ты подумай. Может, что-то и вспомнишь.
Его тело отпускает меня окончательно.
Я валюсь с непроизвольным вздохом с хрипотцой, на мягкую кровать.
Дверь с грохотом хлопает, а мне остается только любоваться накачанными ягодицами. Что удаляются .
И правда не изнасиловал?
Я до сих пор не могу поверить!
Особенно после того, как я видела, как топорщился его вздыбленный член при выходе за дверь!
Ох, черт!
Если он ощущал хотя бы десятую часть того же, что и я, он обязательно вернется! И тогда мне точно спасения не будет!
Ал.
Выхожу, громыхая дверью так, что кажется, сейчас разлетится в щепки.
Ей поесть и прийти в себя?
Ой, ни хера!
Это кажется, мне самому, нужно под ледяную воду уйти.
Где-то примерно на месяц!
Так, чтоб остудило на полную мощность!
Чтоб все инстинкты выветрились, или наоборот, на нужное направились!
Что это вообще за хрень?
Девчонка – никто.
Просто разменная монета.
Я ее не то, что хотеть не должен.
Мысли все о ней только отвращение должны вызывать!
По большому счету – ну кто она мне?
Тупо дочь Грека. Врага, которого сам-то и в глаза никогда не видел.
Это вообще не моя тема.
Ни хера не моя.
Я иначе привык.
Сила.
Только истинная сила, иногда тупая, иногда - продуманная. И ни хера больше.
Сестру мою похитили, и я таки озверел. По-настоящему.
Не понимал, почему брат ни хрена не делает. Почему молчит. Чего выжидает.
Я так ни хрена не привык. Не умею.
Если на тебя кто-то двинулся – только силой решать надо.
Рот если раскрыл – значит, в обратку глотку свинцом и заливаешь.
Варианты?
Нихрена нет других вариантов.
Игры какие-то чертовы. В дипломатию.
Какая, на хрен, дипломатия, если сестру нашу похитили?
И шантажируют Влада. Требуют, чтобы тех, с кем вырос вместе и всю жизнь рядом стоял, предал?
Война.
Война, убеждает он меня, будет.
Какая на хрен война, если тебе хвост прищемить пытаются?
Пиздец.
Тут вообще вопросов быть не может. Ни о чем.
Если хоть одна шавка завизжать пытается, ее тут же пристрелить надо.
Без разговоров.
Он ведь знал.
Прекрасно понимал, что Грек в этом завязан.
Вопросов нет. Не сам все придумал. Может, и не сам на место некоронованного короля столицы метил и даже не своими руками нашу Регину похищал.
Я бы удивился.
Знаю я Грека.
Понты, но такой силы, чтобы против уклада выступить, у него нет. Ни разу.
Но завязан. Заляпан. Замешан.
А , значит, из-под такой суки надо жилы рвать. Пока не расколется, кто за всем на самом деле стоит.
Влад мягкий слишком.
Я?
Я бы начал просто.
Выстроил бы всех в шеренгу и яйца бы отстреливал.
Пока не признаются.
Почему нет?
Или ты на самом деле сила и ни хрена никакой войны не боишься, или , блядь, выходи на пенсию. Какие могут здесь быть варианты?
– Да, Морок.
Долгожданный звонок.
Давно пора узнать, что сестру, которую похитили, наконец возвращают.
– Твой брат погиб. И, кстати, совсем не тебе оставил все, что ему принадлежало.
Сжимаю челюсти.
Влад Север, старший брат, который всю жизнь оберегал меня от криминала и от всего того, на чем поднялся и благодаря чему мы все, собственно, и выжили, всегда был и останется для меня чем-то вроде иконы.
Святыней.
Хоть и во многом я с ним не согласен. Многого никогда не приму. Да и он не примет про меня.
И все же…
– Только не говори, что все досталось этой девке.
Кривлюсь.
Влад далеко не последний человек. В России и за ее пределами. В столице собственно, второй. И то, - лишь потому, что слишком лениво ему морочится со всей этой властью было. Для себя пожить хотел. Отдохнуть. Все на Грача переложил. Но только того замочили.
– Сестру нашли?
Не сдерживаюсь. Рявкаю в трубку. Какого хера до сих пор одного человека найти и вычислить не могут?
– Пока нет. Но и Грек на связь не вышел. Молчит. Даже не поднимает хай, что дочка его пропала!
Сука.
А ведь знает.
Что не загуляла. Что привет это от нас.
Значит, замазан в похищении сестры. И гораздо серьезнее, чем думал Влад.
Иначе, с его возможностями, всех бы уже на уши поставил.
Да и не прощают у нас такого. Чтоб девчонок, невиновных красть и у себя держать. За это даже враги рядом с тобой встанут. Это ж беспредел!
Сплевываю в воду.
Да.
Я беспредельщик.
Мне, может, только того и надо, чтоб их нудное болото всколохнулось.
Тогда и поговорить нормально сможем.
Сталью.
Кулаками.
На моем языке.
Без дипломатии их всей этой хреновой.
– Скажи Греку. Чтобы волновался. Потому что я уже начал делать с его дочерью такое, от чего у него волосы дыбом встанут. А у меня фантазия богатая. Поседеет, когда узнает ее всю. Лучше пусть не ждет. И Регинку сразу нам выдаст. Или того, кто ее прячет.
– Ал…
Морок снова устало вздыхает.
– Все, Морок. Отбой. Я свое слово сказал. Ты меня знаешь. Я слова не меняю.
Сжимаю челюсти, глядя в бегущую передо мной воду. До хруста.
Вместо того, чтобы уезжать, я бы такой размах в их столице устроил!
Такой, чтоб к нашей семье даже подойти после этого боялись!
Чтобы в штаны ссались при одной мысли о Северовых!
Но Влад сделал свой выбор.
Это была его жизнь. Его империя. Его, Грача, Морока и Лютого, которые когда-то с братом вместе начинали. До того, как свалить и зажить тихой мирной жизнью.
Не мне решать.
Сколько бы был не согласен, а против Влада и его решения не пойду. Никогда. Уважение к старшему брату в крови прошито.
Руки еще крепче в кулаки сжимаются.
Вообще странно, как не переломил тонкую шейку девчонки, дочки Грека. С самого начала.
Но она игрушка.
Игрушка, через которую я прищемлю яйца уроду.
Каждый нерв его на кулаки, а , вернее, на свой член, намотаю.
Пусть даже и не думает, что верну его доченьку такой, как была.
Накачаю своим членом так, что все отверстия у нее порвутся.
И не факт, что потом братве своей не отдам.
Все круги ада у меня пройдет.
И по хрен мне все басни, что девчонка к делам отца отношения не имеет.
Наша сестра тоже не при делах была.
Хочет кто-то грязной игры?
Пусть жрет. Пусть давится, а я кулаками ему эту игру в глотку буду запихивать.
Даже если не он сам. Не Грек, а другой кто-то стоит за этим. Почему молчит? Явно же знает, кто?
Пусть. Пусть молчит и по ночам тысячи потов с его жирной туши сходят.
Потому что я с его малышкой этими долгими ночами скучать ни хрена не собираюсь!
Он сдохнуть захочет от того, что я с его дочуркой делать буду!
– Эй…
Медленно разворачиваюсь в сторону этого нежного голоска.
Хм…
А дочурка-то, походу, ни хрена не так уж и невинна!
Хотя я об этом еще на приеме, с которого ее и умыкнул, начал догадываться…
Но теперь…
Склоняю голову набок, разглядывая это видение.
Босая.
Разрез длинного облегающего ярко-красного платья разорван по шву так, что ни хрена вообще почти не прикрывает!
В районе груди тоже все разодрано. Прям лоскутки висят, открывая сочные, идеально круглые полушария.
Хоть соски прикрыты недорванной тканью. Да и они выпирают сквозь это жалкое подобие платья. Торчат, как заостренные камушки. Нагло. Призывно. Откровенно.
Волосы растрепаны. Всколочены. Развеваются ниже колен.
Хоть бы пригладила, что ли. Волосами бы хоть прикрылась, благо, длина позволяет.
Но нет.
Идет ко мне, слегка пошатываясь. С остатками размазанной ярко-красной помады на лице.
Ни хрена не стыдясь, что на солнечный свет в таком виде вышла.
Не думая про команду, которая занимается яхтой и сейчас все шеи себе на хрен тут свернет.
Шлюха.
Прирожденная шлюха.
Впрочем, они все шлюхи. Натура женская такая.
Только какого хрена я залипаю на этих торчащих сосках так, что даже сглотнуть забываю?
Все тело моментально подбирается. Как для броска. Как перед хорошей дракой.
Каждый мускул наливается сталью.
Член реагирует в один миг.
Тут же подскакивает, вдавливаясь в живот.
Ткань на брюках трещит от такого напора.
Аж в голове шуметь начинает. Вся кровь уплывает в разбухающий член. Яйца звенят, отдаваясь лязгом в висках.
.
– Поела?
В один широкий шаг оказываюсь рядом.
Шумно вдыхаю ее запах.
Такой, блядь, особенный.
Духи выветрились давно. Остался вот этот. Ее. Естественный. Настоящий. Запах самки. Который она источает так щедро, что даже забивает аромат морской соли.
– Одумалась? Пришла в себя?
Руки сами опускаются на ее нежную шейку.
Сжимаю челюсти, с шумом выдыхая через раздувающиеся ноздри раскаленный воздух.
Скольжу ниже, чуть сдавив одной рукой.
Опускаюсь второй к нагло выпирающей груди.
Провожу пальцем по вздымающемуся часто упругому полушарию.
Будто током искрит, когда провожу по коже.
И ток этот сразу же там, где и положено, выстреливает.
По всему стволу, по всей длине. Даже под кожей. Лупит по дернувшимся яйцам. Бьет на полную.
Охренеть.
Сжимаю пальцами сосок.
Глаз не могу от них оторвать.
Камушками торчат. Наглыми острыми камушками. Прямо кричат о призыве взять.
Взять здесь и сейчас.
Рвануть на себя, разодрать до конца клочки остатков платья на ней и нагнуть. Впечатать голову в поручни яхты. Обхватить длинные густые волосы, с наслаждением наматывая на кулак.
И тут же вдолбиться. Сзади. На полную мощность.
Дергая на себя за волосы.
Драть так, чтоб ее крики на все море разносились. Чтоб яхта задрожала. Чтоб ноги ее держать напрочь перестали.
Сладкая. Нет. Не сладкая она.
Терпкая. Манящая. Будоражащая.
Не такая, как остальные, приторные конфетки. Изысканное вино. Так и хочется выпить. Досуха.
– Поняла, что единственный способ облегчить свою участь – самой прийти, м?
Сжимаю сосок. Царапаю. Перекатываю между пальцами.
– Будешь ублажать прямо сейчас?
Да. Я бы поставил сейчас малышку на колени.
Член раздувается от того, как настойчиво требует оказаться у нее внутри.
Дергаю на себя, вжимаясь в нежное упругое тело озверевшим, просто осатаневшим стояком.
Никогда еще такого не было.
Сердце колотится, как отбойный молоток.
Забываю, где нахожусь. Плевать, что вокруг мои люди и команда.
А впрочем, когда меня это останавливало?
Сколько раз мы расписывали девчонок вместе с Владом? Не одну и даже не сотню!
А еще этот запах.
Порочный. Одуренный. Призывающий не разговоры разговаривать, а прямо здесь и сейчас. Мгновенно. Моментально взять. Всунуть свой уже начавший дымиться член на полную мощность.
И плевать уже, с чего мы с ней начнем.
С губок, упруго обхвативших , а потом резко дернуться в глотку, прочувствовав на полную длину сладкий шаловливый язычок.
Или с других губок, которые сейчас распахнутся под моим напором и туго обхватят член, когда вобьюсь в ее терпкую, дурманящую дырочку?
Дергаю на себя.
Прижимаюсь безумным стояком к ее телу. Вжимаюсь. Вдавливаюсь на максимум. Сейчас дым из ушей повалит, если не вдавлюсь.
– Так как?
Блядь. Сам не узнаю своего охрипшего голоса.
– Становишься на колени? Давай, детка.
– А ты меня тогда отпустишь?
Поддается.
Сама в ответ прижимается.
Еще и ножку свою – стройную, длинную, на бедро закидывает.
Позволяет моему стояку пробраться к горячему местечку.
Обвивает руками шею.
Запрокидывает голову так, что локоны длинные, черные, как смоль, по палубе начинают стелиться.
Блядь.
Прямо в глаза смотрит. Смело. Неприкрытым пороком. Соблазном.
Откуда взялась такая? Как будто сам Влад ее, как своих профессиональных элитных девочек, обучал.
Ныряю взглядом в глаза и дергаюсь вперед бедрами.
Как будто уже пронзил. Уже вошел. Проник насквозь.
Глаза.
Ведьмовские. Черные.
Это мой фетиш.
Когда отсасывают, чтобы в глаза прямо смотрели.
Член дымится.
Впивается в нее так, что сейчас кости проломит и кожу на хрен прорвет.
Гул в голове такой, как будто бочку вискаря вдул.
И чего было так поначалу возмущаться?
Зато теперь девочка исправилась.
Губки вишневые, блестяще-упругие распахивает.
Язычком розовым по ним медленно, тягуче, обводит.
Так, что рычать начинаю.
Внутри будто зверь или мотор мощный ревет.
Обвожу пальцем нижнюю сочную губу. Слегка придавливаю, тут же проталкиваясь внутрь. И еще два пальца добавляю.
Глаза ведьмовские черные расширяются. Вспыхивают огнем. Изумлением. Легким страхом.
А как ты думала, девочка? Я долго разгоняться не привык!
Сразу и проверим, сможешь ли легко мой объем принять. И останусь ли я тобой доволен. Придется потрудиться. И постараться! Дааааааа…..
– Давай детка. Всасывай.
Член уже разбухает настольно, что невозможно стоять.
Всю кровь на себя перетягивает. Равновесие сбивает своей тяжестью.
Глаз не могу отвести от того, как послушно втягивает в рот мои пальцы. Там горячо. Внутри у нее . Упруго. Сладко.
Ударяю бедрами о ее тело.
Дымлюсь, замечая, как давится. Только от пальцев. Как слезы в глазах распахнутых выступают, а на лбу белоснежном – капельки испарины.
Да. Постараться придется. Размер у меня побольше этих пальцев будет!
Но малышка справится!
Особенно теперь, после того, как одумалась и поняла, что нужно стараться. Похоже, я таки останусь ею доволен. А доволен я бываю ой, как не всегда.
Тонкий наманикюренный пальчик проводит верхушкой ноготка по натянутой, как готовая взорваться пружина, груди.
И я, блять, реально, звенеть начинаю. Всеми клетками.
Ой, да. Нам будет очень нескучно вместе, детка!
– Эй!
Наклоняюсь, чтобы слизать сок с ее спелых упругих губ, и даже не сразу понимаю, от чего перед глазами темнеет.
Зато звон в яйцах переходит совсем в другую тональность. Очень острую. Бляяядь. Как будто спицей толстой проткнули!
– Далеко собралась?
Разгибаюсь и, не давая себе времени отдышаться после такого коварного удара, рвусь за ней следом.
Успеваю поймать уже у самого бортика яхты.
– Совсем сдурела?
Шиплю, обхватывая за талию так, что сейчас переломлю, дергающее со всей дури руками и ногами тело.
– Куда собралась?
Фурия. Бешеная. Безумная.
Безумно сексуальная!
Член снова занимает стойку, стоит мне прижать ее ягодицы к вздернутой головке. Требует ее. Ткань штанов на хрен разрывает.
А она бьется.
Неистово. Неудержимо.
Забавная. Отчаянная. Глупая.
Неужели и правда думает, что сможет из моего захвата выбраться?
– Перестань!
Громыхаю голосом, резко разворачивая ее к себе.
– Охренела?! Да, мать твою, перестань кусаться!
Так же мечется.
Вырваться пытается.
Полосует меня ногтями так, что умудряется красные бороздки на руках оставлять.
– Дурная дикая кошка!
Шиплю, забрасывая на плечо.
И тут умудряется еще пытаться посопротивляться.
Лупит кулачонками своими, как мелким градом, по голове и плечам.
– Ты правда, совсем дурная!
Рычу, занося обратно в каюту.
Уже без всяких церемоний швыряю на постель.
Дать бы ей по лицу. Хорошенько так дать.
Чтоб отрезвило. Чтоб звон в ушах зазвенел и все дурные мысли на хрен выдавил.
Но вместо этого только с грохотом впечатываю кулак в стену. Прямо над ее головой.
Затихает тут же.
Глазища свои распахивает изумленно. Сжимается под моим нависшим над ней телом.
– Поняла наконец?
Громыхаю. Чувствую, как даже глаза злобой полыхают. Так бы и сдавил нежную шейку.
– Тут, Алиса, с тобой никто ни во что играть не собирается! Ты пленница. Заложница. А я – не самый добрый и терпеливый человек. В следующий раз сорву эту тряпку, - сжимаю в кулак ткань платья на ее груди так, что та с треском и с тихим всхлипом девчонки, начинает рваться. – И брошу на хрен голую в каюту команды. Поверь. Они церемониться с тобой не будут. Выдрут не глядя. Во все щели. А, может, и по трое в одну. Одновременно.
Пищит. Сжимается. Глазища свои огромные еще сильнее распахивает.
Как будто никогда о таком не слышала!
А папаша-то ее и не такое еще проделывал в своей гребаной паршивой жизни! И не раз!
– Добро пожаловать в реальность, - рывком дорываю этот красный, маячащий перед глазами, как тряпка перед разъяренным быком, клочок.
_____________
Отшвыриваю на хрен в сторону, нависая над сжавшимся белоснежным телом еще сильнее.
Белая. Белоснежная. И соски полыхают темной спелой вишней. Охрененная.
Дыхалку мне срывает покруче, чем когда по яйцам врезала.
Одним видом своим обнаженным.
Одним предвкушением.
Скольжу руками по белой коже.
Атласная. Одуренная. Гладкая.
Отрываться не хочется.
– Я с тобой, Алиса, шутить не собираюсь. И то, что тебя ждет, как с тобой обращаться будут, зависит только от тебя самой.
Дергаю ее за шею. Так, чтоб лицо на меня подняла. Приближаюсь так близко, что вкус ее дыхания на губах чувствую. Практически на языке ощущаю.
– На хрена прыгать собралась? М? Или попугать меня решила? Думала, я отпущу? Или трогать не буду? Говори, мать твою!
Опять херачу по стене. Так, что штукатурка обсыпается.
Вытащил бы, конечно.
Может, так и лучше бы было. Охладиться для нее.
Поняла бы тогда.
Да и хрен бы она спрыгнула. Наверняка тупо на понт рассчитывала взять. Но я не ее папаша. Со мной эти капризы и штучки всякие бабские ни разу ни хрена не проходят!
– Я хорошо плаваю.
Надо же!
Она еще и дерзкая!
Вон как подбородок гордо вздернула!
Охренеть!
Хотя нет. Реально, похоже, расклада не понимает до конца. Не сечет. Где и с кем оказалась. Иначе бы притихла. Слова бы из себя не выдавила бы.
– В ледяной воде?
Сжимаю ее плечи.
Точно. Ей бы очень не помешало охладиться.
Конкретно так. По-настоящему. Чтоб ума добавилось.
– У тебя бы, дурында, судорогой бы сразу же ноги свело. Вся бы заледенела. Камнем бы на хрен ко дну пошла!
Встряхиваю, чтоб доходчевее было.
– И куда бы ты уплыла, м? В открытое море? Долго бы плескалась, ледяная русалка?
Блядь. Я злюсь. Я давно так не злился. Разве что когда узнал, что Регину выкрали сволочи!
– Я очень хорошо плаваю!
Надо же. Еще выше подбородок дергает. Смелая пигалица какая!
– Ты хоть понимаешь, где мы? Куда бы поплыла? Дура!
Съездить таки надо по этому хорошенькому личику. Без капли мозгов. Совсем.
Море – полбеды. Но мне еще и дерзить? Или это от страха у нее мозги отключились?
– Я еще и стреляю хорошо! Это так. К сведенью. Чтобы ты знал.
Охренеть.
Это она что?
Мне сейчас угрожает?
– Тебе точно надо охладиться, - отшвыриваю ее на постель, прижимая за живот.
Прочно фиксирую руки наручниками к металлической балке над кроватью.
– Не дергайся!
Ловлю затрепыхавшиеся ноги, проделывая с ними тоже самое.
Распахнутая.
Абсолютно обнаженная.
Трусики ее, как помню, еще в спальне Влада улетели на хрен.
А я и распробовать тогда не успел!
Но ничего!
У нас еще будет время.
Пиздец, как много времени у нас с этой крошкой еще будет!
– Не вырывайся, - хриплю, склоняясь к самым губам.
Полыхает огнем. Глаза ведьмачьи так и прожигают. Насквозь.
– А то синяков себе наставишь.
Отхожу на пару шагов.
Любуюсь.
Дергается. Молнии пускает. Руки крепко в кулаки сжаты.
Усмехаюсь.
Недолго ты, малышка, трепыхаться будешь. Очень очень скоро станешь послушной и покладистой. Сама будешь передо мной на колени становиться. Умолять, чтобы я горлышко твое жесткими толчками члена осчастливил!
Отворачиваюсь к бару, наливая себе полный стакан виски.
Вытаскиваю из маленького холодильника кубики льда.
– Вот так, - подхожу к распростертому белоснежному телу.
Чуть капаю на живот.
Золотая жидкость струйкой расплывается , стекает к пупку. Плоский упругий живот сжимается. Бляяяядь.
А как сожмется вокруг моего члена, когда меня примет?
Наклоняюсь.
Слизываю огненный напиток. Всасываю пропитавшуюся им кожу.
– Ттыыыы…. Ты насильник, - слышу ее хриплый выдох.
Улыбаюсь в ее живот, прикусывая чуть покрасневшую кожу.
О нет.
Ты, детка, еще много не знаешь!
– Правда?
Вклиниваюсь ногой между распахнутых бедер. Снова почти валюсь на нее. Нависаю .
Облизываю кубик льда, вытаскивая его из стакана.
Медленно, бесконечно медленно провожу по соску, который становится напряженным, заостряется, твердеет под ледышкой.
Не отводя взгляда от ее уже начавших подергиваться дымкой глаз.
Чуть царапну краем, и прижимаю снова, охлаждая.
Обвожу вокруг соска и возвращаюсь к самой вершинке.
Ногой ощущая, как начинает детка между ног подрагивать. Как наполняется влагой.
– Ты омерзителен, - хрипит на сбившимся дыхании.
Наклоняюсь.
Не удерживаюсь. Сминаю приоткрытые вишневые губы.
Бля… Какой же пьяный этот ее стон.
Сопротивляется. Бороться пытается. Губы сжимает.
А я тараню. Пробиваюсь. Глубоко. Бью языком до самого неба. Прямо в него ударяю. Яростно. Жестко. Раз за разом.
Пока не обмякает. Не поддается, признав своего хозяина.
Распахивает ротик. Податливо. Повержено.
Одним дыханием ее рваным, одними глазами, теперь пьяными донельзя, самому опьянеть, окончательно сорваться, можно.
– Ты моя, Алиса, - ударяю хрипом прямо в ее рот. Чтоб в горло это понимание протолкнуть. Чтобы на подклеточном уровне в нее впечаталось.
– Вся моя. Полностью. Насквозь.
Скольжу новой льдинкой ниже.
Отрываюсь от губ, опускаясь зубами по белоснежной шейке.
Прикусываю, тут же накрывая губами красные бороздки на белой коже от моих зубов.
Вся. Вся охренительная. Везде.
Будоражит так, как будто я женщины никогда не чувствовал под руками.
Опускаюсь ниже.
Не прикасаюсь, – пью ее кожу. Ее запах охрененный. Дурманный. Ведьмовской.
– Скажи…
Провожу в ложбинке между грудей кубиком льда. Снова обвожу соски, тут же с силой втягивая их губами.
Лед и жар.
Она полыхает с каждым выдохом. С каждым прикосновением.
До одури. Дор сорванных катушек чуствительная.
Тело струной выгибается под моим.
Так выгибается, что сейчас звенеть начнет.
А у меня в ушах уже давно все гулом.
Член дергается, как ненормальный.
Смотрю на ее соски. Как каменными становятся, острыми камушками, заостряясь и вверх подпрыгивая. И чувствую губами, как твердеют еще сильнее, когда их терзаю. Прикусываю и втягиваю на полную мощность, зализывая и снова отпуская, чтобы прижать к ним лед…
– Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя взял. Трахнул. Скажи, как сильно хочешь принадлежать мне.
Член уже вонзается в живот. Разорвет сейчас на хрен кожу. Дергается, как озверелый. От каждого ее нового вздоха.
От того, как судорожно сжимает пальцы и пытается сдвинуть ноги. Судорожно пытается. Сжаться стеночками, складочками уже хочет. Хочет так, что невмоготу.
Дурман. Дурман, а не женщина.
Я же сейчас наброшусь.
Я же просто сейчас сожру!
– Нет, - выдыхает одним хрипом.
И губы судорожно облизывает.
– Что?
Почти падаю на нее, дергая бедра на себя.
Прямо в промежность озверелым членом упираюсь.
Сейчас протараню.
Сейчас сквозь штаны на хрен ее возьму. Все дымиться. Все в пламя превращается.
– Что ты сказала?
Размазываю с нажимом припухшие от моего напора нижнию губы.
Мне, видно, послышалось. Она же еле говорит уже от возбуждения.
– Нет, - хрипит, распахивая свои глазища. Прямо у моих глаз. Ресницами чуть не сплетаемся.
Пронзает черным углем. Прокалывает. Будто не я в нее войти собираюсь, а она – в меня, глазищами этими вдалбливается.
– Неправильный ответ, - щекочу ногтем нежную шею, чуть прижимая и сползая пальцем вниз. До пышной груди, что прямо в руку ложится.
Взгляд у нее. Безумный. Пьяный. Дурманный. Уже весь поволокой задурманенный.
– Я не собираюсь сдаваться насильнику, - стонет так, как обычно выкрикивают « дааааа».
– Насильнику?
Чуть не давлюсь, наклоняясь над ней еще ниже.
Резко опускаю руку вниз.
Сминаю мокрые, дрожащие складочки. Большим пальцем припечатываю дернувшийся в ненормальном толчке клитор.
Вижу, как глаза закатывает. Как током ее простреливает. Подбрасывает на постели прямо в мою грудь, на которой все мышцы уже так напряжены от сдерживаемого желания, что, кажется, сейчас взорвутся на хрен.
– Это называется насиловать?
Толкаю сразу два пальца внутрь.
Упругая. Узкая. Сумасшедше узкая.
Мокрая такая, что скольжу легко.
И снова. Со стоном изгибается всем телом. Глаза закатываются.
– Вот это? Так? Называется?
Вытаскиваю руку.
На пальцах блестит влага.
Запах такой дурманный, что сбивает с ног. Запах ее желания. Неумного желания.
– Пробуй. Как ты не хочешь.
Провожу пальцами по ее губам.
Вся раскраснелась. Дышит так, что сердце из груди сейчас выскочит.
– Вкус. Твоего желания. Как ты меня хочешь, Алисаааааа. Я сам дурею от того, как сильно ты меня хочешь.
Все губы мокрыми становятся. Блестят. И все равно на пальцах море влаги остается.
Алиса.
Все тело выламывает судорогой.
Мощными спазмами так и неполученного оргазма.
Черт!
Никогда не думала, представить себе не могла, что с телом может происходить что-то подобное!
Но низ живота простреливает тягучей, вязкой волной.
До боли. До искр из глаз. До одурительной истомы.
Пытаюсь сжаться. Сдвинуть бедра. Чтобы хоть как-то облегчить эту мучительную, неодолимую пульсацию, простреливающую меня всю. Насквозь.
И лишь глухо стону.
Всю. До кончиков волос. До искр на концах ногтей простреливает запредельным током.
Мучительно все тело покрывается испариной. Между ног полыхает вулкан.
Это безумие. Невероятное. Запредельное. Невозможное.
Все внизу тянет так, что снова и снова с губ слетает стон…
Что он со мной сделал? Что сотворил?
Не может такая реакция тела быть нормальной!
До крови прикусываю губы, заставляя себя переключиться.
Перестать чувствовать и ощущать. Это безумное пламя. Бесконечный жар. Как натянутая, готовая лопнуть струна. Вот что он сделал с моим телом. Вот во что оно превратилось.
Кто он?
Почему я ничего не помню? Как здесь оказалась?
Вот самый важный, самый главный на сейчас момент!
Сквозь дурман судорог и безудержного томления тела прорываются воспоминания.
Бал…
Ежегодный бал отца, на котором собирается вся элита столицы. А, может, даже, и всей Европы…
– Это нечестно! Ты вечно держишь меня взаперти!
Отцу, как обычно, совершенно плевать и на мое мнение, и на чувства.
Как всегда, смотрит на меня чуть снисходительно. Склонив голову набок. Любуясь. И ни разу не слушая.
– Я у тебя, как в тюрьме!
Да. Это тюрьма дорогая и роскошная.
В ней есть все. Разве что с золота не ем.
Но нет ни грамма, ни капельки свободы!
Я одеваюсь у лучших модельеров мира. На мне всегда киллограмм бриллиантов. Мне на заказ делают платья и даже белье. Такое, которого нет ни у кого! В единственном экземпляре!
Но у меня нет подруг. Нет друзей.
Черт, мне двадцать, а я даже ни разу не целовалась!
Отец не выпускает меня. Не позволяет принимать ни единого решения.
В университет я езжу под охраной. И даже там не могу с кем-то пообщаться.
Тем парням, которые мне нравились и звали на свидание, очень быстро переломали и руки и ноги. Я даже улыбнуться с тех пор кому-нибудь боюсь!
Ни разу я не была на вечеринке. Или на танцах
Только на нудных вычурных приемах, которые устраивает мой отец.
Не спорю. Они роскошны. Шикарны. Всегда продуманны до мельчайшей черточки. С таким размахом, что, наверное, десять бюджетов страны на одно только шампанское уходит!
Но…
Это все показуха. Бизнес. Расчет.
Многие, конечно, душу бы продали дьяволу за то, чтобы хоть раз в жизни оказаться на таком приеме.
Здесь есть все.
Звезды шоу-бизнеса.
Певцы, музыканты, самые известные актеры.
Но и это только мишура.
Они на приемах отца – только развлечение для серьезной публики.
Что-то вроде официантов. Или клоунов на детском празднике.
А гости здесь – настоящая элита.
И это даже не депутаты. Не прокуроры. Не ведущие бизнесмены страны.
Я давно уже поняла. И эти , почти все – просто куклы. Марионетки, которых ставят на должности совсем другие люди. Те, которые остаются в тени. Незамеченными. Серые кардиналы, которые управляют на самом деле всем. И в стране и за ее пределами.
Вот, кто настоящие гости моего отца.
И розовые очки о том, что эти люди достигли положения и власти честным трудом развеялись у меня очень давно.
Я видела, как на одном из таких приемов, отец, улыбаясь и поигрывая стаканом с виски, спустился по ступенькам в вечно запертый подвал.
Мне всегда было интересно, что в нем такого. Почему он всегда закрыт и что отец может такого там прятать.
Спустилась вслед за ним. Бесшумной тенью.
А потом меня долго рвало в дальних кустах роз.
Я видела.
Как они пристрелили так человека. Как он орал и умолял его не трогать. И нет. Отец был не один. Со своим другом. Уважаемым человеком. Нефтяным магнатом, который часто заезжал к нам в гости.
Омерзительный, толстый и самодовольный. Набитый золотом мешок с сальной улыбкой и похотливыми поросячьими глазами. Возраста примерно моего отца.
Иосиф. Иосиф Кобринский. Олигарх, известный каждому. С которым они так часто запирались в кабинете и обсуждали дела.
Смеялись, попивая свой виски.
Так же , будто ничего и не случилось, они вышли из подвала.
Поигрывая все еще недопитым виски в своих стаканах. Смеясь над какими-то шутками. Как ни в чем ни бывало, вернулись в зал. К гостям. Говорить комплименты женщинам, танцевать и обсуждать дела. Будто и не отняли только что жизнь человека.
Как в дурмане смотрела, как по дороге отец щелчком стряхивает с манжет капельки крови.
Дышать не могла. Не могла пошевелиться. Только с ужасом закрывала рукой рот.
Хотелось орать.
Но воздух в легких сбился, разрывая, выжигая меня изнутри.
Добежала до кустов, где могла спрятаться.
И повалилась на землю, прямо в роскошном белоснежном платье.
Меня рвало. Мне тогда казалось, что кровью.
Скорчившись на земле, вцепившись в колючие шипы руками, так и провалялась там практически до утра. Пока не нашли.
И бледная, трясущаяся, врала потом, что отравилась. Лишь бы себя не выказать. Лишь бы не показать, что я все видела.
Потому что отец оказался монстром. И кто знает, что он и со мной бы сделал, узнав о том, чему я стала свидетельницей?
Не помню, чтобы он когда-нибудь со мной играл. Чтобы я, как другие дети, забиралась к нему на колени. Чтобы он вообще хоть раз спрашивал меня о чем-то, интересовался моим мнением.
Значу ли я для него больше, чем прислуга?
« Что ты знала, мама?» - часто я шептала в темноту, заперевшись в ее комнате. Проводя руками по родному лицу на фотографии.
« Что ты знала о человеке, за которого вышла замуж? Какой была твоя жизнь»?
Если бы стены умели говорить…
– Ты выйдешь замуж.
Отец огорошил меня этим решением прямо с утра, пока я собиралась в университет. Радуясь тому, что сессия заканчивается. И надеясь хотя бы раз выпросить у него глоток свободы. А, проще говоря, возможность отправиться вместе со всеми на новогоднюю вечеринку.
То, что для другие естественно так же, как и дышать, для меня – редкий дар. Хоть я бы отдала всю роскошь золотой клетки и все бриллианты на свете за обыкновенную возможность вот так просто гулять по улицам. Встречаться с друзьями. Ходить на танцы и вечеринки!
Но нет.
У меня только машины с охраной, как у президента и эти вот толстые стены клетки. Стены, которые в последнее время веют опасностью.
– Но… Мне еще рано, пап.
Стараюсь сразу не сопротивляться. Не возражать и не истерить. Время. Нужно выиграть хотя бы время! И казаться послушной. Покладистой.
После Нового года отец должен уехать в Лондон.
А там…
Там я попытаюсь как-то улизнуть из этого ужасного дома!
Уже отложена и спрятана наличка. На первое время хватит. Должно хватить.
Глупо. Она в тайнике. В саду. Детский тайник. Даже смешной, наверное. Хотя в него вряд ли и догадаются заглянуть! Все это время снимала с карты чуть больше, чем тратила на дорогие шмотки. Откладывала. Собирала свой пусть маленький, но капитал.
Если снять скромную квартирку и устроиться на удаленную работу… Я смогу прожить. А дальше… Дальше я пока не загадываю! Лишь бы вырваться! На свободу!
– Что значит рано?
Отец, как всегда, полыхает глазами. Лицо, как обычно, словно высечено из камня. Ни единой эмоции. Ни один мускул не дрогнет. Зато в глазах – моментальное пламя. Испепеляющее. Молнии. Кто смеет ему перечить? Пусть даже вот так. Мягко. Притворяясь глупой капризной девочкой.
– Тебе уже двадцать, Алиса. Самое время, - резко чеканит, отставляя свою чашку с кофе. – В твоем возрасте можно уже иметь детей. Уже давно пора.
– Но… Я ведь хотела доучиться!
Еде сдерживаю предательские слезы.
– Ты обещал! Что я получу образование, и только потом…
Да. И только потом он выдаст меня замуж. За того, за кого сам решит.
Разве я имею право на выбор? На свои желания?
Это бизнес. И я для него – не более, чем одна из фигур на шахматной доске. Которую он передвинет так, как выгодно именно ему.
Но я все же надеялась.
Что со временем отец оттает. Даст мне возможность выбрать самой! Это же моя жизнь, в конце концов! И… Брак – это не сделка, не договор! Не слияние корпораций!
– Алиса…
Отец откидывается на спинку стула.
Смотрит на меня, как на червяка под ногами. Глупого червяка, чьем мнение ничего не стоит. Такая я, видно, для него и есть. Просто средство. Как и все, кто его окружает.
– Ну какое, на хрен, образование? Ты что? Реально тряпки кому-то шить собираешься? Швеей хочешь быть? Серьезно? Это же бред.
– Не швеей, - выдыхаю обиженно. Слезы таки выступают на глазах. Обжигают кислотой.
– Модельером.
Да. Многие, даже из именитых, признают, что у меня самый настоящий талант. И… Это мечта! Я так люблю создавать новое, все эти наряды, что даже дрожь по всему телу проходит! Обо всем забываю, запираясь в своей маленькой мастерской. Всю душу вкладываю. И каждое платье, которое у меня получается, будто своей жизнью дышит! В такие моменты забываю обо всем на свете! И о клетке, в которой я живу и о том, что отец может быть жестоким убийцей.
– Какая разница, - резко отшвыривает салфетку. – Это все бред. Глупости. Купит тебе муж любой модельный дом. Будешь играться. Наймет гениев под твоим именем тряпье шить. Если ему, конечно, стыдно не будет, что его имя на тряпках каких-то станет красоваться.
Конечно. Кому нужны мои мечты? Это все детский лепет для него. Ерунда, не стоящая его бесценного внимания. Как и моя жизнь…
– Послушай, Алиса, - нетерпеливо вздыхает.
А я только комкаю в руках салфетку. Даже не поднимаю на него глаз.
– Скоро все изменится. Ты даже не представляешь, насколько! Скоро… Скоро власть в этом городе поменяется. Другие встанут у руля. Севера и Грача сменят. И ты… Ты станешь королевой! Настоящей королевой этого города! Ты даже не представляешь, какая это сила! Какая власть!
Конечно. Не представляю. Вернее, очень даже представляю.
Одна тюрьма просто сменится на другую. И я стану просто улыбающимся красивым приложением к кому-то, кто выгоден отцу. Я и мои дети. Которые, по логике, должны будут разделить наследство власти и сумасшедших денег.
– Послушай. Не нужно тебе этих подробностей, но… Ты должна понимать, как скоро взлетишь! Человек Грача , который на сегодняшний день владеет всем, нам поможет. И мы вместе с твоим будущим мужем разделим власть. Всю власть, Алиса! Ты даже не представляешь, какая это сила! Представить не можешь, сколько девушек просто мечтали бы оказаться на твоем месте! Но им не дотянуться! Когда я говорю, что ты станешь королевой, я не шучу. И не преувеличиваю. Это действительно так!
Все ясно.
Я просто должна скрепить их договор о сотрудничестве. Чтобы никто никого не предал, как этот их человек Грача, который на самом деле решил работать на другую сторону. Всего лишь разменная монета.
– Все. Я и так сказал тебе больше, чем нужно. Рот на замок и улыбайся. Радуйся. До таких высот никто еще не взлетал. Жених сейчас приедет. Чтобы он остался доволен.
Ведь…
Если все выйдет так, как говорит отец, - а я еще ни разу не видела, чтобы он ошибался, – бежать мне будет некуда!
Тогда охраны будет столько, что и муха не пролетит. Теперешняя мне покажется детской песочницей!
Лихорадочно продумываю все возможные варианты.
Как?
Как убедить его согласиться меня отпустить на вечеринку?
Сделать вид, что я согласна на эту свадьбу?
Черт!
Руки сжимаются до боли. До белых костяшек.
Что мне делать?
В доме нет ни одного человека, которому я могла бы довериться!
Или напротив? Даже и не заикаться про вечеринку? Дождаться, пока он отправиться после Нового года по своим делам, и тогда…
Боже!
Решаться нужно срочно! Второго шанса мне однозначно не дадут!
– Алиса…
Тягучий голос заставляет меня подскочить на стуле, выронив из пальцев чашку с кофе прямо на белоснежную скатерть.
Черт! Как он оказался здесь? Я даже не услышала!
– В-вы?
Сдавленно выдыхаю, глядя на толстое лицо. На свирепо сжатые челюсти.
И тут же его рука бесцеремонно накрывает мою грудь.
Сжимает до боли. До искр из глаз. Выворачивает сжатый между пальцами сосок так, что вскрикиваю.
– Что вы делаете! Что себе позволяете! Отпустите! Отпустите! Меня! Немедленно!
Пытаюсь отбиться, луплю изо всех сил руками по его огромной лапище.
– Не ломайся, - нависает.
Отшатываюсь так, что чуть со стула не падаю.
Но он подхватывает спинку второй ручищей.
Резко, одним рывком разворачивает тяжелый дубовый стул на себя.
Он ужасен.
Как разъяренное животное. Головорез. Бандит. Самый настоящий.
Огромное лицо. Лоснящаяся лысина. И глаза эти , безумно шарящие по моим губам. Опускаясь вниз. На грудь. Пока рука сжимает еще крепче.
– Отпустите! Мой отец… Я…
Я задыхаюсь.
Это отвратительно! Его близость, его дыхание, что ложиться на кожу, будто пачкая меня! Его мерзкие прикосновения! Так гадко, что меня начинает трясти крупной дрожью! Я вырву! Меня сейчас просто вывернет прямо на него!
– Прекрати ломаться!
Рявкает жестко, дергая лиф моего платья.
– Прекрати, сказал!
Хватает руку. Фиксирует. А после…
После тянет к своей омерзительной груди. Вниз… Еще ниже… Прямо туда, где топорщится огромный вздыбленный бугор.
Сжимает мою грудь еще сильнее, почти обнажив ее, разорвав верх платья.
Резко ползет второй по моему бедру.
– Нет!
Я задыхаюсь. Перед глазами темнеет.
– Нееееет! Отпустите!
Черт.
Это не может происходить вот так, на самом деле! Да он что? Он же сейчас меня просто изнасилует! Прямо здесь! В доме моего отца! В моем собственном доме! И кто? Самый омерзительный для меня человек! Не человек даже, а существо! Мерзость!
– Заткнись!
Его не рука, лапища, уверенно дергает низ платья. С оглушительным треском то трещит по шву.
– Пре…Прекратите!
Колотит. Меня колотит. Я сейчас готова убить. Схватить что-то тяжелое со стола, и…
Но, увы.
Мы в слишком разных весовых категориях.
Этот урод, он просто огромен. Он вполне способен меня просто раздавить! Расплющить!
Закрываю глаза.
Его рука обхватывает меня там, где трусики.
Сжимает до дикой, выкручивающей меня насквозь боли.
Неужели? Неужели это и правда произойдет?
Зажмуриваюсь так, что векам больно. Перед глазами черные круги. И вспышки боли вперемежку с омерзением.
Но…
Его рука все же замирает.
– Хорошо, - хрипит, дыша тяжело и грузно.
Осторожно приоткрываю глаза, с ужасом глядя на головореза.
Его глаза светятся нездоровой, больной похотью. И чем –то жутким. Ощущение, что порвать и сожрать меня готов. Одновременно.
– Хорошо, что ты такая недотрога.
Криво усмехается отвратными пухлыми губами.
– Не успела свои створки перед кем-то еще распахнуть, м?
Рычит. Глаза бешено сверкают. Лоб огромный весь потом покрылся.
– Смотри. Если узнаю, что успела… Что здесь кто-то был до меня…
Прижимает пальцы к самому отверстию через тонкое белье. Будто вколачивается… Боль снова обжигающей вспышкой пронзает меня насквозь.
– Лучше тебе сразу отравиться. Потому что…
Мамочки!
Этот урод хватает острый нож для фруктов со стола.
Подносит к моему горлу.
Боже!
Как же в этот миг страшно, жутко, полыхают его бешеные глаза! Разве что пена изо рта не идет, а так – чисто, как бешеная собака!
И кажется…
Сердце безумно пропускает удары.
Кажется, именно от этого он получает удовольствие!
От того, как бьюсь под ним всем телом. Как смотрю в ужасе распахнутыми глазами. Он власти. От страха. От струйки крови, которая ожогом течет по моей шее, пока он проводит ножом по ней дорожку…
– Я не пощажу, если узнаю. Не пощажу! Истекать кровью будешь! Сдохнешь в таких мучениях, которые тебе и не снились!
Резко отпускает.
Отшвыривает.
А я…
Я сползаю на пол.
Не верю.
Не могу поверить, что весь этот кошмар происходит наяву. Нееееет!
Обхватываю руками горло, судорожно, как выброшенная на берег рыба, ловя распахнутым ртом воздух.
Вся дрожу.
Об одном мечтаю, - проснуться и понять, что все это – лишь сон!
– Ну? Чего ты?
Его хриплый, резкий голос звучит обманчиво мягко.
– Я же только проверил. Предупредил.
Хватает за подбородок, вскидывая мое лицо вверх. Держит так крепко, что синяки останутся!
– Я мог бы и попробовать сейчас. Свое. Немного. Ротик твой, например, ммммм?
Боже!
Мне казалось, что я в тюрьме?
О, нет!
Мой кошмар только начинается!
– Ну, что ты истерику устроила?
Изумленно поднимаю голову, глядя на стоящего передо мной отца.
– Скорчилась тут. Жертву несчастную строишь.
– Отец! Нет!
Впиваюсь руками в его пиджак.
– Нет! Я тебя умоляю! Только не он! Только не Кобринский!
Нефтяной магнат, убийца и еще и садист!
– Он же…
Задыхаюсь.
Слезы обжигают глаза. Заливают лицо и шею.
– Он же меня убьет! Он же… Сейчас…Меня!
– Да перестань! Ничего он не сделал! Ну, потрогал тебя немножко! Так будущую жену грех и не потрогать! Что такого? Хм… Видно, слишком скромной я тебя все-таки растил. Хотя… Все лучше, чем шлюхой бы выросла. Все! Вытирай свои глупые слезы и давай! Переодевайся!
– Нет… - скребу уже ногтями по полу. – Не ему… Не отдавай меня… Этому…
– Алиса! Иосиф мой партнер! Друг! И уважаемый человек! Сказал! Когда власть станет нашей и капиталы сольются, ты королевой будешь! Ну, что такого он тебе сделал? За грудь, что ли, подержался? Ну так это нормально! Грудь мужчине должна нравиться! И все остальное.. Хм… Тоже!
– А это? Это как?
Запрокидываю голову, показывая порез на горле.
– Это тоже? Тоже должно нравится?
– Хм…
Обхватывает шею. Рассматривается. Хмурится.
Может, хоть это его проймет?
– Он же настоящий садист… Не отдавай! Ему!
– Да. Кобра иногда перегибает с женщинами. Увлекается ножом. Но… Я поговорю с ним. Не бойся. Не покалечит.
Что? Вот так?
– Алиса! Собирайся давай! Времени нет! Сегодня сам тебя в универ твой отвезу!
И все. Говорить больше не о чем. Ему все равно.
Все равно, что этот головорез убийца! К тому же и садист, и мой отец, оказывается, прекрасно знает и об этом! Не покалечит? Значит, других еще и калечил? И вот это? Это должно стать моей судьбой?
На дрожащих ногах поднимаюсь и иду в свою комнату.
Натягиваю первое, что попадает в руки.
Молча спускаюсь, усаживаясь в машину отца.
– Даже не думай! – предостерегающе поднимает руку, когда пытаюсь раскрыть рот. – Я все решил. Ты станешь женой Кобринского. Все! Я сказал. А я, Алиса, решений не меняю!
Новогодняя вечеринка отменилась сама собой.
Теперь меня и правда начали охранять в раза три больше.
И, хоть с отцом после того случая, мы и двух слов не сказали, а он, видно, так и почувствовал, что теперь моим единственным желанием… Моей единственной надеждой могло стать лишь одно. Сбежать.
Только…
Стоит закрыть глаза, и я снова вижу перед собой ужасное лицо Кобринского.
Настоящего бандита. Истинного головореза.
Он похож на злого, разъяренного медведя.
Вижу, как страшно полыхают его глаза. Как бешено сжимаются челюсти на злющей морде.
И…
Сердце замирает. Перестает стучать.
Что со мной будет, если я все-таки сбегу, а он меня найдет?
Даже думать страшно. А представить себе этого я не могу. Потому что на такое даже моей фантазии не хватит!
Так и стоят в ушах слова отца.
« Иногда он перегибает палку. С женщинами».
Охххххх…..
Нет. Несмотря на весь ужас того, какая расправа меня ожидает, если я попадусь, я должна! Должна выбраться! Любой ценой!
А дальше…
Черт! Даже думать боюсь!
Но… Если меня поймают и отец не сжалиться, лучше покончить с собой! Чем хоть раз оказаться в спальне с тем уродом!
Скоро. Скоро та самая вечеринка отца. Его ежегодный бал, после которого он уедет в Лондон. На целую неделю, как нашептала мне одна из его любовниц! А, значит, у меня остается только это время!