Говорят, что западные богатые женщины обречены.
Враги и союзники их отцов и братьев охотятся за их красотой и магией.
Говорят, только на западе страны самые нежные и красивые женщины.
В этом их беда. И моя тоже.
Судьба одарила меня хорошеньким милым личиком и струящимися темно-каштановыми локонами, а вот магия досталась моей старшей сестре Беатрис. Это было не очень справедливо, но я сумела смириться. Ведь нельзя получить все и сразу. Сестра частенько сетовала, что ее с таким даром никто не возьмет замуж, а я горевала потому, что меня только и возьмут, что замуж. В нашей семье, состоявшей из трех братьев и двух сестер, именно я считалась самой легкомысленной и глупой. А из братьев, пожалуй, юный Кэм.
Сначала я не обижалась.
Вплоть до дня рождения Беатрис.
Она еще спала, а все в доме уже были на ногах. Наш старший строгий Оливер перебудил всю семью, за исключением виновницы торжества, и мрачно сказал, что у него к ней есть серьезный разговор. Никто не удивился! Такие серьезные беседы происходили не реже раза в седмицу. Беатрис внушали, что она слишком много времени уделяет магии, и надо быть чуть более мягкой и нежной.
Видимо, со мной в этом плане все было в порядке.
Или меня снова предпочитали не замечать.
Наскоро переодевшись из ночной сорочки в нарядный хитон, я тихо вышла из своей комнаты. Вдалеке шумел Оливер, яростно делясь со средним братом Томасом на тему того, как Беатрис не соответствует роли женщины в нашем обществе, и как пытается кому-то что-то доказать. Не слышала, соглашался Томас или нет, но это уже неважно.
Попробую сделать все, чтобы сестра этого не услышала.
И я не нашла ничего лучше и быстрее, кроме как начать стучаться в ее плотно закрытую дверь. Тишина. Беатрис долго не отвечала, но это не остановило меня.
- Джулия, прекрати! – наконец раздался ее раздраженный голос с другой стороны двери.
Я захихикала довольно и радостно.
- Проснулась, ура! Проснулась!
- Джулия… Дай поспать!
- Не дам! – надо срочно проникнуть к ней в комнату, чтобы не услышала громкое ворчание брата, и заболтать. – Сама знаешь, какой сегодня день. Завтра я буду весь день собирать вещи, а послезавтра на рассвете уезжаю в столицу, при двор Ее Императорского Величества. Так что открой дверь, пожалуйста.
Мои слова были правдой. Я действительно собиралась ехать ко двору фиаламской императрицы. Приглашение прислали две седмицы назад, и, в отличие от письма Беатрис, Оливер воспринял это спокойно. Даже с радостью.
Передо мной распахнули двери, и я предстала перед сестрой. Запоздало сообразила волосы мои растрепаны, хитон – домашний, но не растерялась. Меня одолевало любопытство, поэтому оно дало мне наглости влететь к ней в комнату, веселиться и спрашивать сестру о важном и интересном.
Но это потом. Сначала…
- Беата, поздравляю тебя с днем рождения!
- Спасибо… - сонно пробормотала она.
Кажется, я в самом деле разбудила ее слишком рано. Даже стало неловко, но я не растерялась. Думаю, Беатрис меня поймет, ведь она такая же любопытная и непосредственная, как и я, просто лучше это скрывает.
- Беата, а как ты думаешь, кому из нас первой сделают предложение?
Интересно, она догадывается, что Оливер получил письмо? Я прислушалась – звуки в коридоре стали тише.
- Вот уж глупый вопрос. Мы тут бессильны. Да и Оливер решит.
Ага, решит он. Конечно. Достаточно просто встать перед ним, сделать умильную моську, и сразу же его братское сердце оттает. Это уже всем известно. Он строг со всеми, кроме меня и Беатрис, хоть старается не подавать виду.
- А мы сами выберем! – брякнула я.
- Джулия, не мельтеши.
Хотела аккуратно намекнуть на письмо, но тут пришла служанка, принесла воду для умывания, и Беатрис пошла открывать дверь. Она была увлечена предстоящим праздником, и я с утра пораньше в ее планы не очень-то вписывалась. Я молча наблюдала, как Беатрис умывается, вытирает лицо, выбирает и надевает праздничный хитон. Белый, расшитый золотыми нитями. Такое торжество, как день рождения, отец не позволял праздновать, но после его смерти Оливер все разрешил.
Мне даже стало немного обидно, что я ни разу не была удостоена дня рождения.
Наверное, поэтому я испытывала легкую зависть. Сестре, несомненно, повезло, но ведь и я имела право на праздник. Поэтому, не особо задумываясь, села в кресло и попробовала чай, принесенный другой служанкой для Беатрис.
- Ух ты! Беата, а он вкусный!
- Оставь эти плебейские выражения. Лучше посмотри на меня.
Я немного смутилась, но решила не сдавать позиций.
- Ты сегодня такая занудная! Улыбнись! – я подала ей пример доброй, невинной улыбкой.
- И оставь в покое мой чай.
Объяснять ей, что чай нужен мне не для баловства, а для пробуждения, было излишним. Все равно Беатрис не поверила в то, что мне по ночам снятся кошмары… настолько жуткие, что я даже вспоминать не хочу некоторые детали.
Все собравшиеся за столом были одеты в белое с золотом.
До того, как нашего отца казнили за убийство мамы, подарившая нам жизни Роза Холт всегда надевала на праздники белое с зеленым, подчеркивая свою незримую и незаконную принадлежность к дому листара Эртона. В этот раз его заставили надеть меня, потому что других светлых туник и тог в моей одежде не оказалось.
Не к добру это. Остается только не верить
Разговор о доверии к родственникам за праздничным столом получился коротким и нейтральным, хотя я в глубине души ожидала со страхом ругани и скандалов. Но Оливер решил не портить день рождения Беатрис. Он посетовал на ее легкомыслие и разрешил отправиться учиться. После чего вручил ей подарок от всех нас – шкатулку из слоновой кости. В ней лежали красивые украшения из золота – в знак того, что она унаследовала от мамы дар золотоискателя. Покойная Роза Холт была незаконнорожденной дочкой западного листара, но знали об этом только некоторые.
- Открой шкатулку в своих покоях вечером, - посоветовал старший брат.
Беатрис согласно кивнула.
Мы ждали праздничного завтрака, но мне было не по себе. В воздухе повисло напряжение – Оливер что-то не договаривал. Беатрис тоже волновалась. Он только что холодно отчитал сестру за дерзкую выходку, но скрепя сердце согласился отвезти ее туда.
- Я не могу молчать, - наконец произнес Оливер с легкой досадой. – У меня к вам несколько новостей. Не знаю, порадуют они вас или огорчат, но вам придется с этим смириться.
Кэмерон нетерпеливо заерзал, напрягся, даже задел мой стул. Но я не обиделась. Ему всего двенадцать, иногда он слишком волнуется, и похож этим на меня. Оливеру не нравилась эта наша черта характера, и он говорил, что Шелтоны должны быть серьезнее.
Конечно. Обязательно. Я с трудом сдержала звонкий, заливистый смех.
Да, Шелтоны. Да, серьезнее.
Отличительная черта Шелтонов – у них всегда много сыновей. А еще мы белокожи, темнокудры, зеленоглазы, и попадаем в разные интересные передряги.
Оливер тоже не заметил беспокойства Кэмерона, хотя обычно отчитывал его за это. Лицо брата сияло торжеством и радостью.
- Первое. Я предложил руку и сердце молодой Мии Холт.
Вот это известия! Наш строгий брат приведет в дом невесту!
Кэмерон сделал насмешливое замечание о бедности Холтов, но Оливер от него отмахнулся. Кое-что другое тревожило его намного сильнее приданого.
- Второе. Аранийский полководец Валентин Гуммель просит руки и сердца Джулии.
Все замерли. Я же по своему обыкновению продолжала думать, что брат наконец-то решил пошутить и повеселиться, поэтому сидела и улыбалась. Когда же поняла, что хмурится даже смешливый Кэмерон, стало совсем не до радости.
Оливер что, всерьез это говорит?!
- Взамен он обещает не нападать на земли Эртвеста, - добавил Оливер.
- Но дорогой брат! – воскликнула Беатрис. – Мы владеем не Эртвестом, а только его небольшой частью! Остальное решает листар Джордж. Почему Гуммель не сосватался к одной из его дочек?!
- Потому что одна помолвлена, а другая поедет учиться в восточный университет.
- Это где ректоры – драконы?! – ужаснулась уже я. – К восточникам? К нашим врагам?!
- Дорогая сестра, я прошу тебя не верить словам листара, - сказал Оливер мягким и добрым голосом, на который раньше не был способен. Во всяком случае в разговорах с легкомысленной и непослушной мной. – Одним словом, возвращаясь к замужеству… можно считать, что подходящих дочерей у листара Джорджа нет. Ему нечего терять.
- Но почему именно я?! – из глаз брызнули слезы. – Я ведь даже не северянка! Я не хочу замуж за аранийского дикаря на ладье! Пусть просит руки талнорки!
- Ему нужна девушка из Эртвеста. Кто-то описал ему твою красоту, и Валентин Гуммель не находит себе места от страсти.
Не выдержав сильных чувств, разрывающих меня на части, я горько расплакалась.
- Я не дам ему ответа, пока не пойму его истинных намерений, - пообещал Оливер, не очень уверенно. – Мне хотелось бы видеть тебя женой уважаемого западника, но если дела обстоят вот так…
И я поняла, что наш брат на самом деле вовсе не так всесилен и влиятелен, как это может казаться. Он явно пытался помочь, используя свои возможности, но не ему тягаться с листаром. Особенно сейчас, когда наша семья считается опальной. Листар Джордж стар, его единственный сын молод и глуп, как принято считать, и от нашего недовольства предложением аранийского полководца просто отмахнутся.
Мою молодость и красоту принесут в жертву ради мира.
Я не первая и не последняя. Но почему же так больно думать об этом и слезы сами катятся по щекам ручьями? Украдкой смахнула влагу, чтобы не портить праздник, но улыбнуться так и не сумела.
- И последнее… - проговорил Оливер, начисто забыв о моей беде. – Вернемся к письму из монастыря Святой Ольмы, куда наша дорогая Беатрис хочет поехать учиться… Оно официально уведомляет о том, что благородная Беатрис Шелтон имеет право прибыть в монастырь святой Ольмы до лета и обучиться мастерству золотоискателя.
Отправились в дорогу мы ранним утром, и я с удивлением обнаружила, что в Эртвесте наступила ранняя весна. Или слишком теплая зима? Оливер остался недоволен этим – он ко всему относился практично и скептически. Перед самым выездом брат замучил нас с Беатрис ценным советом сесть на сильных жеребцов вместо покорных лошадок. Нелюбовь к таким скакунам – одна из немногих общих черт, что нам достались.
- От них слишком сильно несет мускусом, Оливер! – капризно отвечала я, и кривилась, отвернувшись. – Не смогу на таком долго ехать!
- О, Джулия! Твой будущий муж намучается с тобой.
- Ты сильнее намучаешься с Мией Холт, милый братец!
- Что? – он нахмурился и посмотрел на меня исподлобья, тяжелым и суровым взглядом.
- Что? – я невинно посмотрела в ответ.
- О, женщины… - он легко забрался в седло.
- Терпи, Олли! – Беатрис решила за меня заступиться и звонко засмеялась. – Тебе на днях предстоит жениться! А Мия Холт из самого взбалмошного благородного семейства.
На это глава семьи ничего не ответил.
Ехать было решено по западному тракту, хоть упрямая Беата и пыталась уломать Оливера срезать через лес. Так короче, быстрее, и… опаснее. Дикие звери, разбойники, и все такое. Да и наши смирные лошадки еще сильнее оробеют в окружении голых черных стволов с растопыренными ветками, и будут отставать, а то и на дыбы встанут. Или увидят лесных духов, перепугаются и откажутся идти вперед.
Пока Беатрис спорила с братом, я слегка улыбалась и рассматривала природу, которую не видела уже много месяцев. Все вокруг было сонным, заснеженным, местами грязным. Небо уже второй месяц облепили серые тучи, я давно не замечала ни единого, даже самого маленького солнечного луча. И чем дальше мы продвигались, тем сильнее мне становилось не по себе.
Так далеко от дома я еще не отъезжала. Когда на дороге впереди стала сгущаться ночь и небо окончательно потемнело, я ощутила, как наплывает страх. Холодный, липкий, отвратительный, он касался лица вместе с холодным ветром и заползал за шиворот. Дурное предчувствие не давало мне покоя.
Еще немного и мы свернули на узкую тропу.
- Куда это мы? – судя по дрожащему голосу, Кэмерон испугался не меньше меня.
- Едем переночевать.
- Но я хотел ехать ночью. Это так красиво!
- Это холодно и безрассудно. Ричард, Томас, подтвердите.
Средние братья пробормотали что-то невразумительное.
- Вот и согласие подоспело, - сообщил Оливер. – Чем вы недовольны?
Мне не нравилось это глухое место. Казалось, что в этой стылой темноте преследует чей-то злой, пристальный, внимательный взгляд, и вообще было очень неуютно. Но ни я, ни Беатрис не рискнули бы поспорить со старшим братом, проявить волю, устроить акт сопротивления и непокорности. Мы подъехали к постоялому двору, освещенному желтыми уличными факелами, где стало немного спокойнее.
Мы с сестрой кое-как сползли с недовольных лошадей.
У меня болела спина, Беатрис отчего-то грустила. А Оливер, видя наши страдания, продолжал увещевать:
- Чудесный постоялый двор. Вкусная еда, мягкие постели, расторопные слуги. Мы здесь всего на одну ночь, так что не морщи нос, Джулия.
- Мне здесь не нравится! Похоже на деревню! Пахнет собаками и кострами!
- Это и есть деревня.
- Какое неприглядное зрелище!
- Но и ты не городская штучка, милая. Не причитай. Тебе здесь понравится.
Посмотрев с презрением на низкие покосившиеся дома с соломенными крышами, которые тесно облепили ворота постоялого двора, на низко склонившиеся тяжелые ветви старых деревьев, я на самом деле скривила нос. Тут грязь! Откуда она зимой?! Лучше бы тут был лед! Я предпочла бы упасть и удариться, чем замарать любимый зимний хитон!
Пока я ворчала и капризничала, бормоча себе под нос недовольные слова, Беатрис на самом деле чуть не упала в грязь, и ее перенес через лужу какой-то благородный господин. В полутьме лица не различить, но я точно видела, что у него черные волосы. Угрюмо и задумчиво посмотрела ему вслед.
- Каков нахал! Мог бы и меня так перенести!
Беатрис усмехнулась. Тут бы мне промолчать, но, когда я впадала в недовольное состояние, меня было не остановить. Это мое гадкое свойство много раз становилось причиной наших с Беатой ссор и даже драк.
- А что ты смеешься, Беата? – я надулась. – Между прочим я – девица на выданье! Это ты у нас в монастырь едешь!
Она осталась возмутительно спокойной.
- Хочешь задеть меня?
- Ой, не делай из себя жертву, умоляю! Это ты первая начала меня высмеивать.
Да что со мной сегодня?!
Беатрис закатила глаза и махнула рукой, явно не желая отвечать на мои провокации. А я посмотрела на Оливера, ожидая, что он встанет на мою сторону. Я ведь всеобщая любимица, потому что младшая. Но Оливер не оценил моего вызывающего поведения. И Беатрис тоже досталось.
- Дорогие мои сестры, вы еще долго собираетесь спорить и важничать?!
Дверь распахнулась от крепкого, грубого удара, и едва не слетела с петель. Я с ужасом продолжала биться в сильных руках захватчика, умоляюще глядя на вбежавшего Оливера. Впереди него каким-то образом оказалась Беатрис, и она обнажила свой кинжал – видимо, его и подарили братья. Оливер не дал ей броситься на мерзавцев, оттолкнул в сторону.
Краем глаза я заметила, что возле широкого окна стоят еще трое мужчин в военной форме цвета аранийского бело-красного флага. Захватчик толкнул меня к ним и принялся возиться с веревочной лестницей. Пока один связывал мне руки, второй держал нож у моего горла. Страшно, холодно, больно… Я моргала и старалась не плакать, пока Беатрис рвалась мне на помощь.
- Уйди, сестра! – Оливер попытался вытолкать ее за дверь. – Зови подмогу! Живо!
Запоздало я поняла, что у него нет при себе оружия – он не ожидал подлого нападения. И боялся, что меня убьют, если он на них бросится.
- Не смейте! – с отчаянием закричала Беатрис, проскользнув под рукой Оливера. – Я вас убью! Каждого!
- Не визжи, крошка, - лезвие прижали крепче, стало еще больнее, по коже потекло теплое и красное. – Иначе я ее здесь и прирежу, а с собой заберу тебя. Тоже сгодишься.
Другой усмехнулся.
- Думай, что говоришь, болван! Нам ведь эта нужна…
Мне заткнули рот куском ткани, и убрали от шеи проклятое лезвие ножа. Яростно замотала головой, протестующе замычала, глядя на брата и сестру. Пусть меня заберут, главное, чтобы на них не напали! Не хочу их смерти, боюсь их потерять! Похитители подтолкнули меня к окну, заставили спуститься по лестнице, между первым и вторым похитителем, а что дальше происходило в комнате, я никогда не узнаю…
Мерзавцы швырнули меня в телегу, на сено. Сразу же забрались на коней и погнали их прочь. Сзади раздались истошные крики Оливера и Беатрис, призывающих поторопиться славных западных воинов. Как жаль, что те спят и не успеют оседлать лошадей…
Я умудрилась выплюнуть кляп, на мое счастье его затолкали не слишком глубоко.
Только кричать и брыкаться было бесполезно. Никто не услышит, и никто не поможет. Слишком раннее утро, чтобы кто-нибудь вышел из дома. Даже в такое время крестьяне спят, несмотря на всеобщее убеждение, будто они трудятся, едва всходит рассвет.
На серо-голубом небе медленно и величаво выплывало красное солнце. Я с горечью смотрела в него – это все, что мне оставалось, и слезы текли из глаз. Меня оторвали от семьи и дома, увозили в пугающую, холодную, жестокую неизвестность.
Злодеи сказали, что им нужна только я.
Интересно, почему? Или еще точнее сказать, для кого?
Мне не верилось, что кто-то настолько богат, знатен и влиятелен, что велел за огромные деньги выкрасть именно меня – изнеженную сестру благородного Оливера Шелтона. Это брошенный вызов? Попытка чего-то добиться, взяв меня в заложники? Или может быть, кто-то одержим мной?
Знаю, что о моей красоте ходили слухи по всему Фиаламу и за его пределами. Только восточники отказывались жениться на девушке из враждебного западного края, а то часто после таких браков проливалась кровь. Северяне бы и рады, но знали, что западники редко отдают своих женщин в колючие холодные края. А южане кривились, едва узнав о свободных нравах западниц.
Так кому же я нужна, дамон побери?!
Нехорошее ругательство. Сначала меня укоряли за него наставницы, потом Беатрис, а я все равно повторяла его, хоть мысленно, хоть вслух. Невозможно ведь быть постоянно доброй, славной и милой со всеми.
Я вспомнила о Беатрис и заплакала еще горше.
Мы же так и не помирились по-настоящему!
Пожалуй, это обстоятельство обиднее всего! Я так хотела сказать Беатрис много теплых слов за завтраком, убедиться, что она не держит на меня зла. Ведь я действительно вчера наговорила ей много неприятных и злых слов, но хуже всего, что я так совсем не считаю. И я не обвиняю ее в том, что сестра выбрала монастырь и обучение, а не замужество…
Теперь мы никогда не увидимся.
Я нежна, слаба, избалована. Даже если повезет выбраться из этой глуши, то я потеряюсь в лесу или в городе, а моей невинностью и наивностью воспользуются другие жестокие люди. Ведь не одни же похитители такие. А защититься будет нечем!
Я сглотнула, попыталась привести чувства в порядок, расслабиться. Но попытки сесть в телеге ни к чему не привели. Крутой поворот, и я опять упала на сено.
- Даже не пытайтесь, красавица.
Вздрогнув, я резко дернулась и ударилась плечом о край телеги. С ужасом повернулась в сторону говорившего, услышала тихий смех. В углу телеги сидел мужчина странного вида. Беловолосый, синеглазый, с короткой белой бородой и очень светлой кожей. Среди похитителей я его не видела. Но для похищенного он не связан и слишком весел.
Откуда он вообще здесь взялся?
- Кто вы? – спросила я вполголоса.
- Араниец.
Да уж. Этого достаточно. Точно не пленник.
Но теперь я знала, что я не одна и не в безопасности, приходилось ближайшие часы ехать, привалившись спиной к бортику телеги и внимательно наблюдая за незнакомым соседом. Сначала нас вывезли из деревни через распахнутые ворота, потом телега поехала по широкой дороге, где песок перемешался с быстро тающим снегом. Колеса вязли в мутной грязи, всадники злились, а мой спутник все время молчал, прикрыв глаза.
Валентин Гуммель
Время нынче было страшное.
Я бы даже сказал, жуткое. Но человек знатного происхождения не может так говорить и вызывать тем самым панику у своих подданных. Я – князь Гуммель, недавно получивший титул от моего скончавшегося от лихорадки брата. Этим остались недовольны как царь Арании, Карл Стенберг, так и жители моего края. Открытого столкновения не произошло, никто не восстал против меня. Только предпосылки заговоров все еще существовали.
Основная часть претензий ко мне заключалась в постоянных боях с западом Фиалама. Территория моего княжества граничила с ним, и следовало дать людям какие-то гарантии. Крестьянам надоело отправлять своих сыновей на войну, затеянную нашими правителями, а мелкопоместной знати опостылело их недовольство.
Все, что было в моих силах, это договориться с фиаламскими западниками о перемирии.
Но сделать это требовалось опять же хитро.
Вести переговоры напрямую с листаром невозможно. Он стар, глуп, горд и не собирается идти ни на какие соглашения. Поэтому я постарался использовать для этой цели семью его незаконнорожденной дочери Розы. Переписка с главой семейства, Оливером Шелтоном, была долгой и тщетной. Благородный Оливер оказался редкостным упрямцем и не собирался выдавать сестру замуж за аранийца.
Сестер у него было две. Беатрис и Джулия. Я дал приказ шпионам отправиться на запад Фиалама и разузнать подробнее про их нрав, чтобы сделать выводы и… выбор.
Пока ждал, наступила длинная, сырая, холодная осень, а потом и зима. Не все шпионы вернулись домой – одни сгинули в фиаламских тюрьмах, другие скончались от болезней, третьи пропали без вести. И только четыре человека смогли ускользнуть от чужих стрел и других невзгод. Они и рассказали мне об участи товарищей, а также о девушках…
Беатрис Шелтон была упряма, своенравна, и не очень-то стремилась к замужеству. Хоть и блистала красотой.
Джулия Шелтон была нежной, доброй, светлой, хорошенькой.
Тогда я сделал свой окончательный выбор и снова написал Оливеру Шелтону, храня в душе слабую веру на его взаимность.
И он откликнулся! О чудо!
Мне действительно улыбнулась редкая удача. Дело осталось за малым – всего-то послать гонцов с письмами и подарками. Но о моем замысле узнал аранийский царь Стенберг. Ему очень не понравился мой план, это я понял из его последнего письма. Он терпеть не мог, когда его подданные мешали свою кровь с вражеской. Но и прямо запретить мне не мог тоже. Поэтому велел оставаться в родовом поместье, потому что он собирается ко мне в гости.
Это было серьезно.
Я решил рискнуть.
Одевшись в простую одежду и взяв простой меч, я направился вместе с теми, кто должен был забрать девушку у семьи. Нам предстояло похищение. Это выглядело возмутительно и неуважительно для фиаламцев, но вполне в порядке вещей для аранийцев. Даже сам царь считал, что нет ничего дурного в похищениях. Главное потом на этих похищенных не жениться и не делать с ними детей.
Придерживаясь иного мнения, я быстро перевел свой небольшой отряд через границу. Действовать приходилось осторожно. Если нас схватят Шелтоны, есть риск обострения войны. Тогда меня ждут крупные неприятности как дома, так и здесь, в Фиаламе. Будут судить, как разбойника, не посмотрят на княжеское происхождение.
Осознавая все это, я вспоминал светлый образ Джулии, описанный мне красноречивыми шпионами. Делать было нечего. Отказываться от затеи поздно. Шелтоны потом сами напишут мне письмо с благодарностями.
Мои люди выкрали девушку из таверны, где они остановились на ночь. Насколько я знаю, вся семья сопровождала Беатрис Шелтон на обучение в монастырь, и это оказалось мне на руку. Притаившись возле телеги, я ждал, пока ее туда посадят, и когда это случилось, быстро забрался сам.
За нами никто не погнался. Они просто не успели снарядит погоню сонным утром. На это и был расчет.
Сидя в телеге, я оказался поначалу совершенно незамеченным.
Девушка оказалась очаровательной. Миловидное белое лицо, чуть вздернутый носик, пухлые розовые губы, волнистые каштановые волосы, растрепавшиеся во время похищения, и потрясающая грациозность. О такой красавице я раньше мог только мечтать. В наших краях урожденные княгини ничем не отличаются от ледяных, заносчивых талнорок из северной части Фиалама, да и не каждому выгодно заключить с ними брак.
Она заметила меня не сразу.
Досадно.
На этот счет у меня был свой план, обговоренный с солдатами. Как только она заметит меня, я выпрыгиваю из телеги и убегаю в сторону леса, где стоит одна из приготовленных заранее лошадей. Иначе девица поднимет крик на заставе и выдаст меня. Фиаламские солдаты неглупы, вопреки стереотипам, и вполне могут узнать меня, найти повод для ареста, а потом весь план рухнет.
А если даже этого и не случится, подстраховаться не мешает.
Я наблюдал за тем, как девушка порывается то ли сесть, то ли встать и выпрыгнуть из телеги. Ей мешали связанные руки и быстрая езда.
- Не пытайтесь, красавица.
Дамон побери! Неужели я сказал это вслух?! Проклятье!
Джулия Шелтон
Мой мучительный путь продолжался не так долго, как я ожидала.
А может большую часть времени я проспала, убаюканная холодным ветром и легкой тряской. Не знаю. Голова шла кругом, мысли путались, саму меня охватило странное липкое равнодушие. Если в самом начале похищения отчаянно хотелось сбежать, то теперь я поняла бесполезность этих попыток. Такая слабая девушка, как я, легко станет жертвой разбойников, потому что очень скоро мы поехали через лес. Нет, лучше не рисковать. Может, мне скоро улыбнется удача, и я сумею выкупить свою свободу за украшения. На моих пальцах золотые перстни, на моей шее красивое серебряное ожерелье с изумрудами.
Хотя сложно верить, что мне удастся спастись.
Сидя в углу повозки, я снова и снова вспоминала незнакомца с белыми волосами. Мы успели перекинуться парой слов, прежде чем он выскочил наружу. Но какая нужна сила, чтобы выскочить и сразу помчаться, не повредив ног?
Помню, Оливер рассказывал, что на войне временами теряется память, и одновременно появляются силы, о существовании которых человек даже не догадывался. Так можно одним метким броском копья сразить двух врагов вместо одного. Или с разбегу перепрыгнуть через высокую ограду с острыми наконечниками наверху. Или… умчаться в лес…
Потом я опять вяло подумала, что кричать бесполезно. Особенно в лесу. Вот когда мы будем проезжать через сухопутную границу, я расскажу воинам на заставе, что меня насильно вывозят из страны!
Но, как оказалось, я была наивна и глупа. Мерзавцы везли меня другим путем. Тут не было ни фиаламских солдат с собаками, ни даже легионеров, идущих в бой. Отдельная местность, неподвластная ни той, ни другой стороне. Странно, однако, почему об этом никто не позаботился? Наверное, этим способом и похищают девушек из Фиалама.
Я знала, что я не первая. Оливер и до нашего путешествия ворчал, что аранийцы совсем озверели. Остерегаются воровать только разве что восточниц – те прослыли очень воинственными и сильными девушками, несмотря на внешнюю хрупкость.
Но от этого не легче.
Когда над головой сгустились низкие, серые тучи, подули холодные ветра и пошел снег, я поняла, что мы въехали в проклятую Аранию. Здесь совершенно другая погода, нежели в Фиаламе. И тогда я почувствовала настоящую тоску, страшную и безысходную. Только вот плакать уже не хотелось…
Сколько они еще меня везли?
Так и не поняла. Уснула на соломе, а когда проснулась от холода, неожиданно обнаружила, что кто-то развязал мне руки. Ладони словно покалывало маленькими иголочками, запястья ныли от веревочных следов, а ноги совсем окоченели от неподвижности.
На сей раз никто не мешал мне выпрямиться. Вспомнив про мою храбрую сестру Беатрис, я сумела заставить себя успокоиться. Что бы меня ни ждало, это едва ли хуже смерти.
Хотя…
Нет, лучше об этом не думать.
Темнота сгустилась, тучи раздул порывистый, колючий ветер, и на небе величаво выплыла круглая луна, льющая на землю холодный серебряный свет. Я смотрела на нее завороженно, не в силах отвести усталого взгляда, и совершенно забыла про изначальный план смотреть по сторонам, чтобы запомнить дорогу.
А когда уже вспомнила, это показалось мне смешным. Неужели это я недавно решила, что сумею самостоятельно пройти через аранийские поля и леса, выйти к заставе и найти нужную дорогу, где меня не остановят легионеры? Вот тут-то я горько пожалела о своей избалованности, о том, что не училась так же блестяще, как Беатрис, а только отлынивала, уповая на богатого мужа и прекрасное будущее.
Захотелось снова расплакаться, но я себе не позволила.
Да и не до слез уже было.
Когда повозка въехала в распахнутые ворота чьего-то поместья, я поняла, насколько замерзла, продрогла и проголодалась. Мой хитон давно перестал защищать от ветра и снега, я промокла до нитки и уже стучала зубами.
- Мы приехали, госпожа Шелтон, - церемонно сообщил кто-то безликий и важный.
В полумраке их лиц не разобрать, даже несмотря на яркий свет уличных факелов.
- Куда мы приехали? – от усталости мой голос звучал вяло и покорно, но я этому уже не сопротивлялась. – Куда вы привезли меня?
- Родовое поместье князя Гуммеля, госпожа.
От меня не стали ничего скрывать.
Ладно… Это даже любопытно. Но я решила не сопротивляться и не спорить с ними. Проблемы такого рода надо решать мирным путем, особенно когда ты – молодая, безоружная девушка, и твоя семья не очень-то рвется тебя спасти. Я почти не задумывалась над этим, пока ехала в тряской телеге, но сейчас вспомнила.
Наверное, Беатрис билась за мое спасение, как молодая и гордая львица. Но Оливер не захотел рисковать людьми и братьями ради младшей сестры. А может он и вовсе решил, что бессмысленно рисковать жизнями мирного населения ради одной жизни.
Не знаю. Не хочу даже думать об этом. Тошно, грустно, обидно.
Я позволила аранийцу подать себе руку, когда он помогал мне выйти из повозки, но потом отстранилась от него, демонстрируя свою непокорность его воле. Огляделась. Нас все также окружала ледяная темнота, и ни одного слуги рядом.
Чем ближе я подходила к приемной князя Гуммеля, тем больше ослабевала моя недавняя решительность. От волнения я даже не присматривалась к обстановке поместья, только шагала вперед, кусая губы и тяжело дыша. Впереди шел сопровождающий воин, за спиной следовал другой мужчина. Это до отвращения походило на конвой в тюрьме. Я даже невольно вспомнила письма отца, приговоренного к казни за убийство мамы, которые прочитала тайком от Оливера. Брат хранил их в семейном архиве. Тогда я еще была гораздо младше и спросила, зачем нам эти бумаги, пропитанные болью, скорбью и виной.
Оливер тяжело вздохнул и ответил, что скучает по родителям. Поэтому хранит мамино любимое ожерелье в отдельной шкатулке, как семейную реликвию. А у отца остались только письма. Деньги тогда отобрали в качестве штрафа легионеры, чтобы отдать жадному листару, нам оставили только титул и поместье. И то благодаря боевым заслугам и подвигам другой семейной ветви Шелтон.
Там остались только женщины и дети – мужчины погибли в бою с аранийцами. Оливер остался тринадцатилетним подростком с двумя братьями и тремя сестрами. Помню, была еще Молли Шелтон, но она очень скоро покинула нас, а куда ушла, не рассказывала даже Беатрис.
Оливер вырастил нас и сумел дослужиться до генерала, и только недавно сделал предложение руки и сердца Мии Холт. Вот, почему я не могла обвинять его в отсутствии погони. В мою голову даже закралась крамольная мысль, будто он косвенно причастен к моему похищению.
Не буду думать об этом. Бесполезно, да и ничем мне не поможет. Неважно, какова правда, исход один: сейчас я в плену у аранийского князя.
При этой мысли мое сердце опять налилось пылкой решительностью.
- Прошу вас, госпожа Шелтон.
Передо мной открыли дверь. Но прежде чем войти и, тем более впустить меня, идущий впереди воин сообщил о моем приезде.
Ага, приезде… Как же. Схватили, связали и швырнули в телегу, будто пыльный мешок с овощами.
Ответа я не услышала. Но судя по всему Гуммель разрешил завести меня в комнату.
Переступив порог, я выдохнула. Теперь главное – не оглядываться, не дрожать, не бояться. Иначе я пропала. Не могу позволить себе слабости и трусости – никто в нашей семье никогда не склонял голову перед врагом. Стараясь казаться смелой, я расправила плечи и посмотрела на мужчину, склонившегося за столом над свитками папирусов.
В комнате было очень светло от обилия факелов и свеч. У меня даже заболели глаза от непривычки. Но я решила остаться вежливой и спокойной, даже если ситуация обернется против меня. Достоинство – это то последнее, что мне оставили.
Князь поднял голову.
Я вздрогнула от неожиданности.
Это же он! Мой бледный и беловолосый спутник с короткой бородой!
Липкая тревога обволокла мое горло, мешая дышать, от былого спокойствия не осталось и следа.
- Добрый вечер, госпожа Джулия Шелтон, - проговорил он тихим, завораживающим голосом.
Синие глаза смотрели холодно и оценивающе, словно ему привезли не девушку, а лошадь. Или это игра света и мне не нужно делать преждевременных выводов?
- Рада приветствовать вас, князь Гуммель, - ответила я мягко, и в то же время непоколебимо. – Я рада приветствовать вас в вашей стране, куда меня привезли насильно.
- Ваша красота и бедственное положение вашего края не оставили вашему брату выбора.
- Не льстите себе, - я попыталась отогнать едкую мысль о причастности к похищению Оливера. – Ваш царь сделал все ради этого бедственного положения.
- Арания пытается отвоевать нужные ей территории. Но пока интересы нашей страны заканчиваются только на севере Фиалама. Ровно, как и интересы Фиалама крутятся вокруг аранийского флота.
Мне захотелось начать яростный спор, чтобы отстаивать свою позицию, но я слишком устала, была измотана тяжелой дорогой и голодом. В пути мне давали вяленое мясо, сухари и воду, что совсем не поспособствовало силе моего духа и моего тела. Поэтому вместо того, чтобы кинуться в бой, я задала Гуммелю неожиданный вопрос:
- Почему вы ехали со мной в одной повозке?
Он встал из-за стола, и оказался выше, крепче и сильнее, чем казался мне при первой встрече и показался сейчас. Широкие плечи, крупные мускулы, сведенные белые брови, опасный синий взгляд. Такой не пощадит ни врага в бою, ни преступника на казни, ни провинившегося слугу. Я смотрела на него во все глаза, и не понимала, больше любуюсь им или опасаюсь его.
Валентин подошел ко мне.
Два быстрых шага – это он так быстро пересек приемную? Отступить бы, да некуда и незачем. Мужчина оказался совсем близко, а я замерла на месте, не в силах ничего сделать. Слишком я пугливая, слишком много во мне страха. Хоть иногда он и меняется на силу и храбрость, но очень ненадолго. Так что пользы от смелости мне почти нет.
Только и смогла, что поднять голову, не отводя взгляда от него.
Глаза Валентина словно бы гипнотизировали, манили, дурманили. Голова пошла кругом, когда он протянул руку и коснулся моей щеки, по коже побежали мурашки. Я не отпрянула, не оттолкнула его, не закричала. Должно быть, это и есть выдержка, когда лучше застыть на месте и не сделать себе хуже.
Валентин
Вызов, брошенный девушкой, меня изрядно озадачил.
Не ожидал подобной дерзости в свой адрес. Хотя, конечно, и не надеялся, что она сразу же согласится на роль жены ради спасения своей родины. Ее не могли не предупредить. Или Джулия Шелтон очень смелая, или очень глупая, или просто не понимает причину своего появления здесь. Одно из трех.
Но в тот момент я почти не мог думать.
Все мое существо охватили гордость, ярость, злость. Никто раньше не смел отказывать князю Гуммелю. Любая аранийка поспешила бы снять юбку за один мой пылкий взгляд. А эта фиаламская гордячка смеет ставить под сомнение доказательства согласия ее брата со мной! И еще вызывающе дерзит мне! А ведь говорили, будто она нежная, милая, невинная, славная… Что-то непохоже. Буду уповать, что первое впечатление обманчиво, но пока знакомство с Джулией вызывало у меня один только скепсис.
Я смотрел на нее в упор.
Она взирала на меня исподлобья.
- Когда я уломаю вашего брата в письмах, он тотчас же вышлет ваше приданое.
- Я в своих письмах буду умолять его об обратном!
Это стало последней каплей.
Приблизившись к нахалке вплотную, я загнал ее в угол. Она явно испугалась и утратила свою дерзкую удаль, смотрела на меня широко раскрытыми глазами. А я не мог отвести взгляда от пухлых розовых, слегка приоткрытых губ. Захотелось впиться в них страстным поцелуем, показать, что она принадлежит мне и что иначе быть не может. Прижать гордячку к себе, жадно шарить руками по ее телу, шептать на ухо непристойности, наблюдать, как бледные щеки наливаются красным цветом.
Нет, нет! Спокойно, Валентин! Своим непрошенным вожделением ты только дело испортишь!
Фиаламцы не такие простые, как аранийцы, а фиаламки и вовсе себе на уме. Располагать к себе их надо только после налаживания словесного и зрительного контакта, это относится к дипломатам, ценным пленникам и капризным невестам. Вот только бы мне сдержать самолюбие и похоть. Не лучшие мои черты, определенно. Но есть ли кто из аранийских мужей, неподвластный страстям и порокам?
Протянув руку, я коснулся ее щеки. Белая, гладкая кожа.
Сначала Джулия ахнула от неожиданности моего жеста, затем оттолкнула мою руку.
Девушку избаловали дома. Бегали за каждым ее желанием. Выполняли любой каприз. Придется бедняжке отвыкать от этого.
Не то, чтобы я совсем не собирался давать ей спуску, но надо сразу показать, кто тут хозяин положения.
- А теперь послушайте меня, госпожа Шелтон, - я намеренно обратился к ней сухо, официально, не называя по имени. – Так или иначе, вам придется смириться с неизбежным. Вы в полной моей власти.
- Это не так, - возразила нахалка дрожащим, но полным достоинства голосом.
Судя по всему, она собиралась спорить и сражаться до последнего.
Я коротко вздохнул, отступил от нее на пару шагов, ненадолго задумался. Похоже, я погорячился. Все-таки девушка приехала сюда не самым лучшим образом, а еще она устала, проголодалась, была раздражена, и много чего еще. Если я хочу наладить с ней контакт, нельзя напирать на свадьбе именно сейчас. Иначе красотка замкнется в себе и совсем перестанет мне доверять. Надо успеть расположить ее к себе до свадьбы, которая состоится… через две седмицы? Да, верно. У меня мало времени. После свадьбы я должен уехать в приграничную крепость вместе с молодой женой.
Просто я был воспитан строго и просто. А потом, когда только исполнилось пятнадцать лет, отец отправил на войну, сказав, что если я там погибну, то братья сумеют поделить наследство. Ха! Я был слишком горд, чтобы не воспринять это, как вызов. Я не из тех людей, что готовы без колебаний выпустить из рук свой шанс.
Вот и сейчас я не собирался отступать от гордой девушки.
О нежной красоте Джулии Шелтон слагали легенды. Интересно, знала ли она сама об этом? Пели ли потенциальные женихи под ее окнами песни по ночам? Осыпали ли ее брата письмами с предложениями породниться и осаждали ли их дом сваты?
Не знаю. И лучше об этом не думать.
Надо позвать слуг… служанок…
Молодой девушке нужна служанка.
Я приехал сюда совсем недавно, и сразу, наскоро перекусив, сел перебирать скопившиеся письма. Неосмотрительно поступил, надо было хоть немного подумать о моей гостье. Почему я вообще решил, что она не будет упрямиться? Если аранийки считают меня завидным женихом, то фиаламки считают врагом и презирают.
Но к Падшему сантименты! Я буду с ней добр и ласков, если она перестанет кривить губы и смотреть на меня свысока, будто великан на червя.
- Вам нужен отдых, госпожа Шелтон, - произнес не терпящим возражения тоном, и прошел в коридор мимо нее, вызывающе подставляя спину. – Алексис Татиус! – позвал пробегающего мимо кудрявого парня. – Пусть подготовят гостевые покои.
- Будет исполнено, господин.
- И горячий ужин. Подогреть красное вино.
- Будет исполнено, господин.
- Отлично.
Со служанкой сложнее – в доме кроме старой горничной никого не найти. Ничего, этот вопрос мы обсудим завтра, сейчас как-то невмоготу заботиться об этом.
Джулия
Я сбежала.
Идея пришла внезапно, стоило лишь увидеть темную дверь в противоположном конце комнаты. Не знаю, заперта она или нет, что меня там ждет, и есть ли вообще любой свободный для меня путь. Это неважно! Я легкомысленно хотела бегства и свободы. Если я просто попытаюсь отвоевать для себя хоть чуть-чуть независимости, то потом буду знать, что сделала для этого все возможное. Даже если ничего не удастся, и меня прямо сейчас потащат силой к брачному алтарю.
Валентин Гуммель пугал своими мощью, силой, голосом. Казалось, все в нем сделано изо льда. А в глаза даже мельком смотреть опасно. И пока я не увижу письма от брата, подтверждающее, что меня отдали замуж в уплату за безопасность родного края, ни за что не поверю в его россказни!
Князь вышел из приемной, а я, забыв об усталости, в несколько прыжков достигла двери и потянула за ручку. Наверное, это мои последние силы. Но оставаться здесь нельзя. Дверь подалась со второй попытки – слишком тугая и тяжелая для слабых женских рук. И все-таки у меня получилось!
Теперь главное найти выход из дома, а там можно будет попробовать как-нибудь вернуться в Фиалам. Несмотря на войну и разрушения, на границе есть множество лазеек, это я уже поняла. Придется продать золотые кольца с изумрудами, которые я успела надеть в таверне, но как-нибудь проживу без них. Нужно вырваться отсюда…
Передо мной открылся коридор – длинный, узкий, темный. Ни единого факела, ни даже коптящего огарка свечи. Приходилось идти наугад, придерживаясь за стену и прислушиваясь к каждому звуку. Сердце колотилось – мне было страшно одной в этом густом мраке, но я старалась не поддаваться злой панике. Время от времени останавливалась, пытаясь понять, устроили ли уже за мной погоню и куда мчаться, если так случится.
Очень скоро я почувствовала прохладу.
Наверное, улица близко. Но радоваться я не спешила: слишком устала, а ноги, отвыкшие от быстрой ходьбы, нещадно заныли. Только сдаваться мне нельзя. Казалось, еще немного и коридор кончится, но…
Я вышла к маленькой стене с круглым окошком наверху, под потолком. Глаза уже привыкли к темноте, через окошко ярко светила луна. От неожиданности я зажмурилась, потерла слезящиеся глаза руками, попыталась найти еще одну дверь.
- Отсюда нет выхода, милая неанита Джулия, - раздалось за спиной.
Ах, как напугал меня этот насмешливый голос! Я подскочила и схватилась за грудь, но очень быстро пришла в себя. Медленно повернулась к говорившему и увидела перед собой… ну конечно же, Валентина Гуммеля.
Негодяй улыбался, сверкая белыми зубами – широко, радостно, хищно. В одной руке он сжимал факел, вторую протягивал мне.
- Пойдемте со мной, неанита! Довольно ваших выходок.
- Вы! Как вы…
- Нашел вас? – его голос стал мрачнее, а выражение лица серьезнее. – Вы забыли закрыть за собой дверь.
- Ошибаетесь, - я скрестила руки на груди. – Если только сквозняк открыл. В вашем… доме… - нарочно сделала две паузы, чтобы позлить его, - слишком много ветра.
- Как и во всех домах зимой, неанита.
Я хотела, было, возразить, но мужчина настойчиво взял меня под руку, так и не дождавшись моего расположения. Пришлось идти с ним по коридору, хоть это было и неудобно. Валентин не собирался меня отпускать и каждый вытирал краем одежды влажную стену. Яркие рыжие искры слетали с факела и оседали, растаявшие, на стенах или на полу.
Видимо, ему очень сильно нужна эта помолвка, раз он не захотел меня отпускать.
Чтобы сохранить достоинство, я решила с ним заговорить:
- Господин Гуммель?
- Господин князь Гуммель, - поправил он тихим, елейным голосом.
- Вестан спаси, да вы настоящий педант! – я начала злиться и даже помянула западного Мирита, хотя обычно так делал беспокойный Кэмерон. Похоже, от него нахваталась. – Ладно, как вам угодно. Я просто хотела узнать, куда вела эта дверь.
- Разве вы не поняли? – он продолжал издеваться и наказывать меня недомолвками.
- Стена с окошком – все, что я увидела. Неужели так сложно рассказать?!
Валентин немного помолчал, сжал мою руку чуть сильнее. Почему-то в этот странный момент я не рискнула посмотреть в его лицо, освещенное факелом. И настаивать на ответе тоже не хотелось.
- Когда-нибудь я расскажу вам об этом, - глухо проговорил мужчина. – Но для этого нужно больше доверия.
- В чем подвох? – безнадежно спросила я.
- Вам предстоит стать моей невестой, чтобы я смог вам доверять. Это меньшее…
Он не договорил, а я не поняла.
Меньшее из двух зол? Меньшее из того, что я должна сделать ради открытия мне этой странной тайны? Не слишком многого ли он хочет?! Моя капризная натура снова взяла верх, и я решила промолчать. Почувствовала, что сейчас такой момент, когда нельзя говорить слишком много. Иначе…
Я не боялась непоправимого.
Понимала, что не представляю для врагов такой же ценности, как моя сестра, умеющая видеть в земле золотые жилы.
Знала, что пока я важна для Валентина Гуммеля, можно говорить и спрашивать, что вздумается. Лишь бы не переступить некую черту. И теперь мне следовало знать, где находятся границы запретного.
Комнаты, которые мне любезно предоставили в гостевом крыле особняка, сверкали вызывающей роскошью. Шелковые гобелены и полотна с диковинными узорами украшали стены, а каминную полку и маленькие столики – фигурки из белого камня. И всюду было серебро. Не ожидала, что оно здесь в таком почете – у нас в Фиаламе больше ценится золото. Стало быть, мне предстоит получать в дар именно серебряные кольца, цепочки, ожерелья, и я этому не очень обрадовалась. Но такое досадное обстоятельство меркло на фоне остальных моих бедствий. Похищение, долгий путь на чужбину, неудачный побег…
Туда же принесли мой ужин. Жареное мясо, подгоревшие овощи и горстка незнакомых красных ягод в качестве десерта. Ну, я так подумала. Они на вкус оказались невыносимо кислыми, а я еще по незнанию отправила в рот целую горсть. На глазах выступили слезы, я схватила чашу, наполненную сладким вином, и поспешила запить этот ужасный вкус.
Потом ко мне пришла служанка. Молодая женщина представилась Хеленой, она почти не разговаривала, только молча и расторопно делала свою работу – расстилала мою постель, взбивала подушки, разжигала огонь в камине. Я настолько устала, что не могла ни о чем спрашивать, только наблюдала за ее действиями и терла озябшими ладонями лицо. Это помогло не уснуть раньше времени.
- Все готово, госпожа.
- Спасибо.
Она смутилась и отвернулась, а я почувствовала себя неловко. Видимо, в этих краях не принято благодарить прислугу. Ладно, я буду первой. Должна же я привезти из своей страны что-то хорошее, чтобы не тратить время и силы только на уныние и тоску...
Но следовало помнить, что дружба со служанкой может выйти мне боком. Излишняя доброта еще никого не защищала, а вот острые зубы и злые глаза, образно выражаясь, очень даже могут спасти в нужный момент. Жаль, я не переняла эти черты у Беатрис, хоть та и пыталась наставить меня на верный путь, причем неоднократно.
Когда все было готово, я, наконец, переоделась в непривычно длинную ночную сорочку и улеглась в постель. На удивление быстро согрелась и перестала дрожать. То ли горячее сладкое вино выручило, то ли просто дело в тепле камина.
- Здесь очень холодные ночи, Хелена? – задала я вопрос.
Она посмотрела на меня свысока, как смотрят аранийки на пленных фиаламок, и, кажется, не хотела ничего говорить, но все-таки выжала из себя короткий, сухой ответ.
- Да, госпожа.
- Даже летом?
- Летом бывает жарко, - уклончиво отозвалась женщина. – Отдыхайте, госпожа.
И быстро ушла, словно боялась, что я засыплю ее вопросами.
Легко сказать – отдыхайте! Полночи я крутилась, вздыхала, вспоминая о доме и семье, смотрела в темный потолок и тщетно пыталась уснуть. Где-то под утро удалось забыться тяжелым, прерывистым сном, но он, по крайней мере, был без дурных сновидений. Несмотря на это я проснулась утром в разбитом состоянии, и в холодном поту.
- Вестан, спаси… - выдохнула я, поминая имя западного Мирита.
Во рту пересохло и ощущалось вчерашнее послевкусие кислых ягод, я встала с измятой постели и попыталась добраться до воды. В комнате было еще слишком темно, чтобы не врезаться в прикроватный столик, и я даже чуть не сбила глиняный кувшин неосторожным движением руки.
Хорошо, что ночью не приснились ни братья, ни сестры, иначе бы я уже заливалась тут слезами. Слишком чувствительная. Если буду оставаться такой и дальше, жизнь будет тяжелая. Постараюсь научиться брать себя в руки, когда это необходимо и не разбрасываться искренностью, когда это неуместно.
А пока…
Я накинула на плечи шерстяную шаль и медленно обошла спальню. Мрамор неприятно холодил босые ноги, но это помогало мне пробуждаться. О побеге пока думать не приходилось. Вчера я поступила опрометчиво, ничего не рассмотрев и не обдумав. Помчалась, как горная коза! Можно было и не удивляться тому, что так быстро поймали.
Наконец за окнами рассвело.
Аранийское небо слишком низкое, холодное, серое. Я с тоской посмотрела в окошко, смахнула набежавшие слезы, и принялась одеваться в свою одежду. Хоть меня и похитили, от туники, сандалий и зимнего хитона я не откажусь. Вряд ли князь захочет переодевать меня силой… впрочем, одному Падшему известно, что у него там за мысли в голове.
Подойдя к двери, я подергала ручку.
Бесполезно.
Меня заперли.
Что-то не помню, чтобы Хелена вчера поворачивала ключ в двери. Но сегодня попрошу ее так не делать, иначе…
Что случится в случае ее неповиновения, я додумать не успела. В замке снаружи повернулся ключ, и вошла она. Полная, беловолосая, угрюмая, зловещая. Не то, чтобы я ее испугалась, но сразу поняла: подругами мы не станем.
- Здравствуй, Хелена.
- С добрым утром, госпожа, - сказала она удивительно спокойно.
- Я попрошу тебя больше не запирать меня тут.
- Просить или приказывать мне может только господин князь, госпожа.
Она не оправдывалась и не объясняла, просто сухо поставила меня перед фактом. Понятно, я здесь – пустое место. Никто не станет возиться с моими желаниями, мнениями, планами. Но я этого не потерплю и просто так не оставлю.