Похищенная невеста

Глава 1

Стоит ему войти, в зале для пиршеств вмиг светлеет. Может, солнце внезапно заглядывает сквозь стрельчатые окна, а может, сотни свечей вспыхивают одновременно, мерцают и сразу же гаснут, устыдившись собственного своеволия.

Мне, в отличие от остальных, вовсе не любопытно взглянуть на колдуна. Я и на пир пришла лишь по настоянию батюшки. Но какая-то неведомая сила заставляет поднять глаза и тут же вспыхнуть, столкнувшись с горящим, тёмным взглядом.

Он пришёл за мной... Эта мысль появляется ниоткуда и больше не желает покидать голову.

«Чепуха! Не по мне жених! Не отдаст меня батюшка!» – пытаюсь убедить саму себя.

Да только все попытки тщетны.

Он пришёл за мной...

Опускаю голову, прячу лицо за широким рукавом нарядной шелковой рубахи. Не хочу! Не могу! Не к такому меня готовили!

Рассмотреть колдуна как следует не успеваю. Замечаю лишь чёрные, как небо в безлунную ночь, очи, да золотые волосы, свободно спускающиеся на плечи. А высокий рост, широта мощных плеч, сами в глаза бросаются. Уж слишком огромен он даже по сравнению с рослыми стражниками, мимо которых гордо шествует.

Сердце рвётся наружу, по спине холодок. Но упорно храбрюсь: не по мне женишок!

Поглядываю по сторонам, и новая мысль пронзает, как Перунова молния. Вдруг не только я это чувствую? Ведь все девицы, находящиеся в зале, вмиг зарделись, оживились, да вспомнив о строгих родителях, потупилися, но лишь затем, чтобы стрелять быстрыми взглядами в сторону статного белокурого великана.

– Глянь-ка, Златка! Нет, ну ты, глянь, не упрямься! А не слишком ли молод для колдуна? – дёргает меня за рукав Мстиша. – И когда успел завести столько полюбовниц, о которых молва идёт?

– Может, он морок навёл, чтобы девкам головы туманить, – бормочу, но лицо не поднимаю.

– Ой, ну ты скажешь тоже! – хихикает в рукав сестрица. – Ишь, какой статный, гордец, сразу видно! Перед батюшкой голову слегка преклонил. Будто не к царю пришёл.

Любопытство берёт верх, и я вновь устремляю взор в сторону гостя. С удивлением вижу, что отец встаёт к нему навстречу.

– Проходи, Легостай, сделай милость, за стол присядь, откушай с нами, не побрезгуй, – батюшка делает широкий взмах рукой, приглашая колдуна опуститься на лавку по правую руку от себя.

По залу проносится шепоток. С чего бы такие почести обычному наёмнику? Потчует сам царь, да как ровню, как близкого друга. Значит, ждёт от него особой услуги, непосильной для обычного воина.

Да и как не ждать? На подступах к царству несметные полчища врагов обосновались. Ещё чуть, и хлынет на нашу землю чёрная рать, уничтожая всё на своём пути, сжигая деревни, вытаптывая посевы, убивая каждого встречного, будь то старик или ребёнок.

Царская армия держит оборону из последних сил, и подмоги ждать неоткуда.

Колдун Легостай – последняя надежда. Иначе не обратился бы к нему батюшка, ведь цена услуг чародея может оказаться непомерно высокой даже для царя.

И сомнения одолевают. Сдюжит ли один человек? Сумеет ли уничтожить целую армию? Надеяться на это всё одно, что цепляться за соломинку.

Колдун благодарит коротким поклоном и присаживается на предложенное место.

В тот же миг в зал входит челядь, неся серебряные блюда с жареными гусями, лебедями, баранами и другим жарким. Обойдя зал, слуги поворачивают и уходят со всем этим великолепием, но лишь затем, чтобы вновь вернуться. Теперь несут эти и другие мясные кушанья, уже нарезанные кусками на блюдах. Вновь обносят кругом и тогда уж подают.

Гости, воеводы да бояре приступают к еде. Мстиша тоже не отстаёт, ну а мне кусок в горло не лезет. И почему, объяснить не могу, сама не понимаю.

– А какую цену запросил колдун? – спрашиваю тихонько у сестры.

Обычно она знает все слухи, гуляющие по царскому дворцу, такая уж у неё натура. Это я сижу в своей светлице, или гуляю по саду, радуясь уединению. Мстиша же болтает без умолку, и всеми силами старается находиться в гуще событий, узнавать все новости, обсуждая их со своими многочисленными подругами.

– Золото, – беззаботно машет рукой.

Вздыхаю с облегчением. Золото – это хорошо. Ведь про колдуна говорят всякое, а порой страшное. Он не любит людей. Корыстен. Жесток. Чары, что творит Легостай под покровом ночи, требуют кровавых жертв. А цена за услугу бывает выше, чем сама польза от его колдовства.

Сколько же он запросил за уничтожение целой армии? Хватит ли в государстве золота, чтобы с ним расплачиваться?

Не удержавшись, бросаю взгляд в сторону колдуна.

Даже сидя, он возвышается над остальными. Спину держит прямо, чёрные глаза слегка прищурил, золотистые кудри откинул назад, на широкую мощную спину.

Хорош! Нельзя не признать, что хорош. И, действительно, удивительно молод! И уж точно слишком юн для той мрачной славы, что окутывает его имя.

Колдун будто чувствует направленный в его сторону взгляд и оборачивается. В тот же миг тону в его чёрных очах, растворяюсь полностью, без остатка. Погружаюсь в волнующую глубину, сулящую невероятные муки и столь острое наслаждение, что невозможно выдержать.

«Ты моя...» – слышу в голове низкий голос и безропотно соглашаюсь с ним.

Так и есть. Теперь я принадлежу ему.

Злата и Легостай

Глава 2

На пиру колдун не пьёт хмельной браги, не слушает певцов и не потешается над скоморохами, неизменно присутствующими во время царских застолий. Лишь голод утоляет, и даже не успев отдохнуть после долгого пути, сразу же поднимается с места и заводит разговор о деле.

Шум голосов и звуки музыки мгновенно стихают. Все замолкают, будто бы только и ждут того, что Легостай начнёт говорить.

– Некогда пиры пировать. Ратники гибнут, огнём занимаются рубежи государства. Коль нужна моя помощь, подтверди во всеуслышание, что согласен отдать оговорённую плату. Пусть честной народ, – окидывает зал пронзительным взглядом, – будет свидетелем.

Батюшка вмиг бледнеет. Но тоже встаёт и глубоко вздохнул, произносит:

– Твоя правда, Легостай. Подтверждаю при всём честном народе, что от своих слов отказывать не буду и уплачу цену полностью. Разумеется, в случае капитуляции вражеской армии.

Колдун кивает высокомерно, будто нехотя, кланяется царю, затем гостям, и твёрдой поступью покидает зал для пиршеств. На меня и не смотрит. Даже голову не поворачивает в сторону стола, за которым расположились женщины и девицы.

Но моё сбесившееся сердце не отпускает тревога. Грудь распирает отчаянная тоска, и откуда только взялась? Ещё утром на душе спокойнее было, во всяком случае, насколько это возможно, в нашем незавидном положении.

Как и все, я знаю о вражеской армии, знаю, что идут бои на подступах к государству. Волнение и ожидание неизбежной беды, прочно поселились в душе у каждого жителя царства. В столице всё ещё пытаются сохранить видимость обычной жизни, но упорно ходят слухи, что во всех остальных поселениях нарастает паника. Люди ропщут, требуют их защищать, уберечь поля и луга от копыт вражьей конницы, дома от огня пожаров, а народ от смертоносных мечей.

Удивительно, но с приездом колдуна, эти тревоги отходят на второй план, прячутся, таятся, выпуская наружу страх более древний, дикий, доселе не виданный. Но, как оказывается, испытываю его я лишь одна.

Остальные женщины и девицы, продолжают болтать и смеяться, будто бы ничего не случилось, лишь иногда поминая врагов недобрым словом. Легостай всем остальным кажется обычным наёмником, что приехал подсобить царским ратникам в их нелёгком деле – защите государства.

Всем, но не мне. Внутренний голос упорно твердит об опасности, исходящей от статного, белокурого воина.

Уже вечером, готовясь ко сну, решаюсь вновь заговорить о нём с сестрой, что пришла пожелать мне доброй ночи.

– А не известно ли тебе, Мстиша, сколько золота запросил колдун?

Полная, кареглазая Мстислава, пожимает круглыми плечами.

– Нет, не ведомо. Но, должно быть, не очень много.

– Почему ты так думаешь? – восклицаю удивлённо.

– Так, коли много, батюшка кинул бы клич, чтобы собрать сколько следует. Разве не понятно? А он не беспокоится. Знать, располагает нужным количеством.

– Может, он не верит, что колдун справится? – выдаю новое предложение.

– Может, и не верит, – вздыхает сестрица. – Чай Легостай не Перун, чтобы молниями целую армию сразить. А там кто знает...

Замолкаю, подхожу к столу и беру резной деревянный гребень, чтобы расчесать кудри. Усаживаюсь у окошка и принимаюсь за дело, поглядывая на круглую луну, что налилась сегодня алым цветом. Ох, не к добру... Чувствует сердечко, не к добру...

Колдун встревожил, но не он один, причина печали.

У меня есть жених – царевич Гореслав, сын правителя соседнего государства. Наши отцы ещё в детстве сговорились поженить нас, как только войдём в нужный возраст.

Батюшка говорит, коли породнятся наши два царства, то бояться нападений больше не придётся. Соседи крупнее, сильнее, богаче. На них нападать себе дороже. Да только не успели сыграть свадьбу, не заручились поддержкою.

Вроде не моя вина, а всё же чувствую себя виноватой. Будто мой промах в том, что сватов до сих пор не заслали. А теперь уж и думать об этом нечего. Другие заботы, не до свадьбы.

– Скажи, Мстиша... Как ты думаешь, почему царевич Гореслав не торопится со свадьбой? – вновь принимаюсь пытать сестру.

– Ясно чего. Ждёт: отобьёмся или сожгут дотла. Вступать в войну себе дороже. Ты Златка наивная. Сидишь в своём тереме, вышиваешь, всё книжки мудрёные читаешь. А какая в них мудрость? Нет её там! Вот бояр послушать, в людскую чернавку послать, разведать новости – это уже другое дело. А ты ничего не слыхала, ничего не видала. В саду цветочками любовалась.

– Ты всё верно говоришь, – киваю сокрушённо.

Может, и стоит больше по пирам ходить, на ярмарку выбираться, вот как сестра. Поживее стать, посноровистее, выходить в люди, на девичьи посиделки вот хотя бы.

Да только дурное предчувствие растёт и ширится в груди. Не получится, и думать об этом ничего... Поздно...

Легостай и Злата

Глава 3

Несколько дней с гонцами шли с границ новости. Сначала утешительные — остановилось вражье войско, а после и радостные — отступила армия, да не просто отступила, а в бегство обратилась.

Вот только каким образом удалось победить неудавшихся захватчиков, никто из гонцов объяснить не мог.

Как приехал колдун Легостай, так дело на поправку пошло. Царских ратников ни стрела, ни копьё, ни меч острый не берёт, а вот противник, наоборот, валится как подкошенный.

Радоваться бы надо, вот только у меня на душе почему-то муторно. И в чём дело понять не получается. Да только тоска разъедает сердце, что бьётся с перебоями, ожидая неминуемой беды.

С сестрой на эту тему поговорить не получается. Она лишь хохочет да отмахивается. Наряды и украшения себе выбирает, к пиру готовится, что обещал закатить батюшка в честь победы.

А я не готовлюсь. Даже свадебный убор, что вышивала золотыми нитями, ожидая сватовства, и тот забросила. Всё больше по саду гуляю да смотрю с печалью на родимый дом, будто прощаюсь.

На седьмой день после отъезда колдуна в мою светлицу входит отец. Как всегда строгий, горделивый. Голову держит высоко, плечи расправлены, а высокий лоб перерезала глубокая складка, придавая ему ещё более серьёзный вид.

– Батюшка? – шепчу взволнованно, вскакивая с лавки и откладывая шитьё, что бездумно вертела в руках вот уже четверть часа.

– Дело у меня к тебе, Злата, – отец прикрывает дверь, оставляя снаружи стражу.

Машет служанке, согнувшейся в три погибли при виде государя, чтобы тоже покинул комнату. И та живо испаряется.

– Слушаю, батюшка... – бормочу, робея.

Отец меня не слишком жалует, в отличие от Мстиши, та его любимица. Он редко бывает в моих покоях, только если ищет Мстиславу, а разговаривает и того реже, обычно передаёт распоряжения через слуг. Но по большей части просто не замечает. А тут сам явился, так ещё и наедине говорить хочет.

Сердце мгновенно сжимается. Ох, не к добру!

– Сегодня возвращается колдун Легостай. Накануне он послал мне весточку с гонцом. Пишет, что на пир не останется. Просит приготовить ему покои, где можно отдохнуть, а ещё накормить как следует. Отдохнув, подкрепив свои силы и получив причитающуюся награду, колдун отправится восвояси.

Стою, вытянувшись в струнку и опустив глаза. Не совсем понимаю, для чего отец мне это рассказывает. Но спрашивать не решаюсь.

– Так вот, у меня к тебе просьба. Поднеси дорогому гостю золотой кубок с дорогим вином, нужно его уважить.

– Я? – выдыхаю изумлённо.

Это что за гость такой дорогой, чтобы царская дочка ему кубки с вином подносила?

Отец хмурит брови, сжимает губы в тонкую нитку.

– Да, ты. Такова моя воля. Ничего, не переломишься! Поднесёшь вино, поклонишься в знак благодарности за спасение нашего государства, и к себе отправишься. Я ведь о большем не прошу. Но почести гостю оказать нужно. Он ведь непрост, ох как непрост! Коли обиду затаит, жди беды!

Киваю, хотя внутри всё сопротивляется. Но раз отец говорит, надо выполнять. Кто я такая, чтобы его ослушаться?

– Тебя известят. Но сама не болтай. Сестре тоже ничего не говори. Чем меньше знаю об этом, тем лучше. В то время все на пиру будут. Никто ничего не увидит, – бросает, резко разворачивается и уходит.

Без сил опускаюсь на лавку. Мысли скачут как сбесившиеся кони, не позволяют себе оседлать. Это как же? Незамужняя девица, да ещё и чужая невеста, должна тайком пройти в комнату молодцу и поднести ему кубок с вином? А ждёт ли меня сам Легостай? Как отреагирует? Как поведёт себя? Позволит ли уйти с миром?

И для чего отцу это нужно? Ведь если об этом узнают, могут пойти нехорошие слухи. Неужели, его это не пугает?

Вскакиваю, начинаю метаться по комнате. Смятение разъедает душу. Я ведь чувствую угрозу, исходящую от белокурого колдуна, с самой первой минуты.

Все будут на пиру... А меня, стало быть, не приглашают вовсе? Не могу же я явиться туда уже после всех, опаздывать не принято. Да и как объяснять, почему задержалась...

Мстислава в тот день ко мне ни разу так и не заглянула. Зато под вечер явилась Мира, горничная царицы, новой жены батюшки, на которой тот женился после смерти моей матушки.

– Государь велел приодеться. Причесаться и ждать распоряжений. Гость сейчас в бане, попариться пожелал с дороги. А как трапезничать сядет, так нужно будет вино ему и поднести. Стол челядь уже накрывает. Блюда с яствами расставят и уйдут на пиру прислуживать, – шепчет Мира, поглядывая по сторонам, будто боясь, что нас услышат.

Стискиваю пальцы в кулаки, чувствую, как противный озноб лижет спину. Но не спорю. Отец приказал, значит, моё дело — подчиняться. Да и чего я боюсь? Не съест ведь меня колдун.

Глава 4

Темнеет. Чернавка засветила масленую лампадку, подвешенную в углу, потому как восковые свечи - слишком большая роскошь, чтобы тратить их на освещение моей опочивальни.

– Поди к себе, Луша, – отсылаю служанку.

– А как же... – девчонка мешкает, теребя передник. – На пир наряжаться? Или так пойдёте?

Окидывает мой наряд оценивающим взглядом.

Горничная мачехи уже успела причесать меня и помогла облачиться в новое платье, не слишком праздничное, но достаточно богатое, такое, что сразу подскажет молодому мужчине, кто перед ним. Но рассказывать об этом служанке, я, конечно же, не собираюсь.

– Мне Мира поможет. Её батюшка обещался прислать. А ты ступай.

Чернавка послушно удаляется. Я же не могу найти себе места, хожу из угла в угол и всё думаю, думаю... Сердце трепещет раненой птицей, той, что обломали крылышки. И этот трепет волной проходит по телу.

Когда хлопает дверь, вздрагиваю и обнимаю себя руками за плечи, чтобы унять дрожь.

– Я здесь, всё принесла, что надобно подготовила, – в комнату врывается Мира. – Вот поднос, вот кубок и полотенце. Идёмте, гость уже у себя. Я вино до светлицы донесу, а дальше вы уж сами.

Киваю, усилием воли пытаюсь заставить сбесившееся сердце успокоиться, да только ничего не выходит.

Ты теперь моя...

Эти слова бьются в голове, стучат в такт с пульсом. Откуда они взялись? Ведь колдун не говорил мне этого, он даже не приближался ко мне ни единого раза. Может, я всё себе придумала?

На негнущихся ногах шагаю к выходу, иду вслед за служанкой по пустому коридору, освещённому тусклыми маслеными светильниками.

Дверь в опочивальню, что выделили для колдуна, находится возле лестницы, ведущей к чёрному выходу. В этих комнатах я не бывала, но знаю – они тесные и невзрачные, там нет дорогой мебели и ковров, в отличие от опочивален, находящихся в противоположном, глухом крыле.

Странно... Вроде гость дорогой, а покои не самые лучшие.

Мира передаёт мне поднос с кубком, наполненным вином, снимает с него полотенце и скребётся в дверь.

– Входи, – раздаётся оттуда густой и тягучий, как свежий мёд, голос.

Служанка распахивает деревянную створку и отходит в сторону, пропуская меня вперёд.

Дыхание перехватывает. Силюсь сделать вдох, но не могу, ничего не выходит, так и стою возле входа в опочивальню, хватая ртом воздух. Понимаю, что выгляжу глупо, но внутренний голос вопит как оглашённый, требуя убираться подобру-поздорову, и у меня нет оснований ему не доверять.

– Входите, не стойте на пороге, ещё увидит кто, греха не оберёмся... – шепчет Мира и подталкивает меня в спину.

Подчиняюсь её напору, делаю несмелый шаг вперёд и вздрагиваю, когда захлопывается дверь.

Он здесь. Большой, белокурый, черноокий. Не зря говорят, что такие глаза могут быть только у колдуна. Смоль...

Длинные волосы, ещё мокрые после купания, падают на мощные плечи, резко очерченное лицо расслаблено и спокойно.

В опочивальне горят восковые свечи. Да не одна, а целых пять, стоят в массивном подсвечнике. Освещают стол, накрытый белой скатертью, и серебряные блюда с сытными яствами.

– Пришла, царевна... – Легостай бесшумно подходит прямо ко мне.

Близко, слишком близко. Гораздо ближе, чем позволяют приличия.

Втягиваю носом воздух, замираю, испуганно глядя на мужчину снизу вверх. Мне бы опустить лицо, нельзя ведь вот так откровенно разглядывать постороннего молодца, но не могу! Не в силах отвести взгляд тону в его чёрных очах, совершенно неожиданно чувствуя негу и умиротворение. Эти чувства накатывают внезапно, заставляя усомниться в реальности происходящего.

Может, я сплю?

Но как это возможно? Не верю, но не могу отрицать, что ощущаю себя будто в полудрёме. Тело слабеет и наливается тяжестью, дыхание замедляется, нервная дрожь, мучившая меня вот уж более часа, отпускает.

– Поди сюда. Присядь за стол, раздели со мной трапезу, – густой, низкий голос ласкает слух, вызывает желание немедленно подчиниться, исполнить всё, что скажет колдун.

– Я... – прикрываю глаза, что помогает вынырнуть из сладкого плена.

Опускаю голову, кланяюсь и выставляю вперёд поднос. Не знаю, что говорить и при этом продолжаю ощущать чувственный трепет от одного только присутствия Легостая.

Колдун берёт кубок и отпивает из него.

Я же выпрямляюсь, опускаю пустой поднос, до боли вцепившись в него пальцами. Холод драгоценного металла, из которого он сделан, остужает горящие пальцы. Так немного легче.

– Раздели со мной трапезу, красавица, – повторяет своё предложение.

Отрицательно качаю головой. Нельзя! Мы не родня, не супруги, и даже не жених с невестой. Как он может предлагать мне, царской дочери, остаться с ним наедине?

– Я... Пойду, – бормочу, мысленно ругая себя.

Дар речи потеряла рядом с ним! Хотя я никогда не славилась бойким характером, в отличие от младшей сестры. Но тут уж совсем растерялась.

– Постой.

Колдун протягивает руку и касается моего раскрасневшегося лица.

Вздрагиваю, отшатываюсь, едва сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть.

Он касается меня! Уму непостижимо!

Огромный, мужчина ведёт обжигающе горячими пальцами по моей коже. Отступаю на шаг, стремясь разорвать контакт. Вот только увернуться от прикосновений не получается. Легостай легко ловит меня за подбородок длинными пальцами и поднимает лицо, заставляя смотреть в глаза. А затем быстрым движением отбирает у меня поднос, кладёт на краешек стола.

«Прикрой веки! Не поддавайся, он ворожит!» – вопит внутренний голос.

Но не успеваю, вновь попадаю в плен чёрных омутов и тону в них, погружаясь в томительную глубину, сулящую порочное, но оглушительно сладостное удовольствие. Сердце замирает, по телу проносится дрожь предвкушения.

Откуда я знаю? Чувствую. Он внушает мне.

«Дыши, Злата, дыши...» – убеждаю себя, надеясь таким образом избавиться от наваждения.

Да не тут-то было! Вместо свежего воздуха вдыхаю мужской запах: терпкий, острый и пряный, как запах леса.