Захожу в аудиторию за две минуты до начала лекции.
Здороваюсь с учителем и направляюсь к проходу. Обычно я стараюсь сидеть в первых рядах, а то с галёрки плохо видно. В старых аудиториях освещение оставляет желать лучшего, да и старые лампы мерцают, а у меня от этого болит голова.
Иду на привычное место, но замираю в полушаге. В передней части аудитории расселась компания мажоров. Не иначе как после вчерашней вечеринки у них нет сил забраться наверх, где они обычно спят во время лекций. Лежат прямо на стульях, раскинувшись, как будто это их личная зона отдыха, а не учебное заведение.
Странно. Обычно они сидят на галёрке, а сегодня приземлились прямо перед носом учителя. Наверное, она их заставила, других объяснений и быть не может.
Сидят развалившись, у некоторых с собой ни учебников, ни тетрадей. Чудо что вообще соизволили прийти на лекцию.
Ладно, галёрка так галёрка. С этими придурками я сидеть не буду.
Прохожу мимо, стараясь не встречаться с ними взглядами. Надеюсь остаться незамеченной.
Ага, как же!
Внезапно передо мной в проходе появляется вытянутая нога в чёрных джинсах.
Опять начинается! Ни дня не дадут пожить спокойно. Уже вторая неделя учёбы, а этот придурок от меня не отстаёт. И его друзья тоже.
Детский сад, штаны на лямках. А ведь если послушать, о чём они треплются, то складывается совсем другое впечатление. Машины, клубы, заграничные поездки, деньги, какой-то бизнес… Усиленно строят из себя крутых мужиков, а при этом ведут себя как малые дети. Невоспитанные.
В таких случаях главное – не реагировать. Если стану возмущаться, Дана это только раззадорит.
Со вздохом обхожу его ногу. Держусь за сиденье на другой стороне прохода, на всякий случай. Доверять Дану было бы глупо, он способен выкинуть что угодно.
Я уже выучила урок, что перешагивать нельзя, потому что тогда Дан дёрнет ногой, и я упаду. А его компания недоразвитых мажоров будет глумиться, что я нарочно упала, чтобы выставить напоказ трусики.
Сил на них нет.
– Куда направляешься, Гугл? – спрашивает Дан своим обычным насмешливым тоном. Злым.
– Подальше от тебя, Халявщик!
Поднимаюсь выше, считаю ряды. Пять пустых рядов должны стать достаточной защитой от внимания тупых бездельников.
Сажусь на неудобное деревянное сиденье, стараясь не подцепить занозу. Воздух пахнет смесью мела, книжных страниц и пота — странный, но привычный аромат.
Ставлю рюкзак на соседнее сиденье, выключаю телефон.
Внезапно один из друзей Дана разворачивается, замечает меня и смеётся.
– Смотри-ка, твоя прислуга припёрлась. Бесстрашная она, тебя доставать.
– Не бесстрашная, а тупая, – огрызается Дан.
– Зато она ничего так, аппетитная. Слушай… а она обязана делать всё, что ты прикажешь? – С намёком дёргает бровями.
– Да, – с ленцой отвечает Дан, глядя на меня через плечо.
– Вообще всё?! А если ты прикажешь поцеловать твой… э-э-э… тыл?
– Поцелует и скажет «спасибо».
Дан смотрит на меня с вызовом, надеется на мою реакцию. Зря надеется. Не могу сказать, что непрекращающиеся издёвки доставляют мне удовольствие, однако я не сдамся и не устрою бессмысленный скандал.
Сжимаю зубы, но сохраняю бесстрастное выражение лица. Игнорирую очередные гадости в мой адрес.
Родители Дана платят за лечение моей мамы, а в обмен мне приходится нянчиться с наглым мажором, их драгоценным наследником.
Пусть пытается меня сломать, у него ничего не выйдет!
Достаю тетрадь.
Лекция уже началась, поэтому полностью фокусирую внимание на преподавателе. Пытаюсь впитать каждое слово, каждую цифру и формулу, даже если они пока не складываются в голове. Тема сложная – модели совокупного спроса и предложения, в ней смешение теории и практики, много расчётов. У меня не было проблем с экономикой, но после второго курса мне пришлось пропустить год, чтобы ухаживать за внезапно и тяжело заболевшей мамой, и я хотя и готовилась к наступлению этого учебного года, но многое позабыла. И сейчас шестерёнки в голове крутятся на полной скорости, пробуждая память.
Стараюсь не замечать, что Дан развернулся на сиденье и прожигает меня ненавидящим взглядом. Он бы скинул меня с крыши здания, если бы смог сделать это безнаказанно.
Ему самому следует прислушаться к лекции. В отличие от меня, у него с экономическими моделями большие проблемы. Его родители каким-то образом заполучили копии его прошлогодних экзаменов и прислали мне, чтобы я сосредоточила внимание на слабых темах Дана во время совместных занятий.
Ага, занятий, как же!
Как можно с ним заниматься, если он вообще не подпускает меня к себе? И всё делает, чтобы я его возненавидела…
И ведь здоровый дуб, взрослый мужик. Ему тоже двадцать один, как и мне. После школы он провёл год путешествуя, развлекаясь и тратя родительские деньги. Всё на обещании, что вернувшись, он возьмётся за дело. Станет учиться и готовиться к тому, чтобы принять бразды правления семейным бизнесом.
В институт его поступили, квартиру ему купили, и вот… Учится он, как же. Так старательно учится и так хорошо себя ведёт, что ему потребовалась няня. То бишь я.
Няня, от которой он мечтает избавиться.
Моя мама была всего лишь младшим секретарём в огромном и успешном бизнесе семьи Дана, но однажды, пятнадцать лет назад, она очень выручила его мать. Та привела Дана на работу, оставила в кабинете на несколько минут, а он исчез. Поднялась паника, никто не мог найти маленького наследника великой бизнес-империи. Когда моя мама узнала об этом, стала проверять места, в которых обычно пряталась пятилетняя я – и нашла испуганного малыша. Он потерялся среди контейнеров в погрузочной зоне. С тех пор наши матери хотя и не дружат, так как разница в статусе не позволяет великой госпоже Соболевой опуститься до нашего уровня, но приятельствуют и обсуждают детей.
Так родители Дана узнали, что я поступила в институт учиться менеджменту и финансам в другом городе, а потом вынуждена была сделать паузу из-за маминой болезни. Родители Дана щедро оплатили лечение, которое не покрыла страховка, а потом предложили мне «сделку века», от которой захотелось одновременно сброситься с крыши и расцеловать их в четыре щёки. Они продолжают оплачивать лечение мамы и уход, а взамен помогли мне перевестись в институт Дана, чтобы я поддерживала и стимулировала обучение неуправляемого бездельника и гулящего мажора, занималась с ним, оказывала на него благотворное влияние, а также шпионила (зачёркнуто)… докладывала его родителям о том, как их золотой наследник стремительно скатывается по скользкой дорожке в тартарары… вернее, поднимается к вершинам знаний в области бизнеса.
Друзья Дана поглядывают на меня, шепчутся, хихикают.
Не знаю, откуда они узнали о сделке между мной и родителями Дана. Не верится, что он сам им рассказал. Только если пожаловался самым близким друзьям, а они проболтались. Или кто-то из преподавательского состава нарушил правила и пустил слух, что меня перевели по просьбе семьи Дана, чтобы я с ним нянчилась.
На все вопросы по этому поводу я только пожимаю плечами или закатываю глаза. Это проще простого, потому что я перевелась сюда из другого города и поэтому друзей у меня пока что нет, а вопросы от незнакомых людей я могу игнорировать с лёгкостью.
А вот гадости, которые про меня говорят, терпеть намного труднее. Дан настолько зол на родителей за вмешательство в его жизнь, что с удовольствием распускает самые отвратительные слухи о том, что именно я для него делаю. Прислуга – самое «доброе» из того, как меня называют.
Разумеется, он взбунтовался и пытался от меня избавиться, однако родители пригрозили закрыть доступ к деньгам, и ему пришлось смириться с моим существованием.
Вернее, не смириться, а объявить мне войну.
Пусть говорит гадости, пусть изощряется как хочет. Я справлюсь, не позволю ему вывести меня из равновесия. Буду держаться за моё место когтями и зубами. Это мой шанс выучиться и одновременно сделать так, чтобы маме был обеспечен хороший уход. Каждый словесный удар, каждая попытка поладить с Даном, каждая бессонная ночь за учебниками — всё ради неё.
А потом, когда я закончу учиться и найду работу, мама сможет переехать ко мне, и у нас наконец всё будет спокойно и хорошо.
Как бы Дан меня ни доставал, как бы он ни пытался превратить каждое занятие в поле боя, меня это не тронет. У меня есть цель и мотивация, и ни его оскорбления, ни слухи, ни хихиканье его друзей не заставят меня свернуть с пути.
Лекция заканчивается. Я делаю последние заметки, когда тетрадь исчезает со стола. Дан пихает её себе за пазуху, машет на прощание и спускается по лестнице.
– Соболев, верни конспект!
– С какой стати? – Он оборачивается с готовой ухмылкой. – Ты здесь для того, чтобы выполнять мои приказы и прихоти, так что помалкивай и делай что я сказал. Конспект мне понадобится, а ты уж как-нибудь сама выкрутишься. ОК, Гугл?
– Нет, не ОК. Если мне придётся подтягивать твою необразованную задницу, то я и сама должна учиться. Так что отдай мне конспект, тормоз!
Друзья Дана следят за нашей перебранкой как за матчем сезона, с открытыми ртами и горящими глазами.
Дан усмехается во всё лицо.
– Детка, даже не мечтай о том, чтобы увидеть мою задницу и всё остальное. Я не зарюсь на куриц. Спеши на следующую лекцию, зубрила, мне понадобится конспект!
– Продолжай в том же духе, и тебе понадобится новая челюсть, – шиплю, проходя мимо.
А сама при этом думаю, что мне и правда следует делать копии лекций для нерадивого ученика. Сам он явно не собирается утомляться во время занятий, а мне придётся продемонстрировать его родителям доказательства, что я и правда старалась научить их придурочного сынка уму-разуму.
Сама я предпочитаю писать в тетради, по старинке, но придётся изменить привычку и печатать, а не писать. Захожу в следующую аудиторию, сажусь на своё место и, вздохнув, достаю мой старенький планшет.
«Я делаю это ради мамы», – повторяю про себя, пока не успокаиваюсь.
Данила (Дан)
Единственный наследник семейной бизнес-империи. На него возлагаются очень большие (огромные!) надежды. Его уровень интереса к бизнесу – ноль с хвостиком. У него другие интересы, в которые уж точно не входит девчонка, которую наняли его родители, чтобы она за ним шпионила и лезла в его жизнь

Вероника (Ника)
Шпионка, нанятая родителями Дана.
Умная, трудолюбивая, готовая на всё, чтобы помочь больной матери. Терпеть не может наглых мажоров.

Соседка по комнате крутится перед напольным зеркалом, поправляет волосы, изредка бросает на меня непонимающие взгляды, будто я обязана всё бросить и немедленно комментировать её наряд.
– На твоём месте я бы надавала Дану по голове, чтобы неповадно было. Ты уже неделю его игнорируешь, а он от этого только хуже себя ведёт, – ворчит вроде как недовольно, но при этом в её глазах зависть. Потому что речь идёт о самом популярном парне потока, и большинство девчонок на всё пойдут, только бы заполучить каплю его внимания, даже если отрицательного.
А я, наоборот, пытаюсь от него избавиться.
Сижу, уткнувшись в учебник, пытаюсь втиснуть в мозг очередную порцию формул. Изредка только хмыкаю, чтобы соседка не жаловалась, что я игнорирую её советы. Важные и очень полезные советы — по крайней мере, по её мнению.
– Слушай, а может, ты ему нравишься? – Ира поворачивается ко мне так резко, что её юбка взмывает колоколом. – Давай проверим, а? Пойдём с нами в клуб сегодня. Он там наверняка будет. Вот и посмотрим, как он к тебе относится на самом деле.
– Нет, спасибо, я не любительница клубов, – отвечаю на автопилоте и только потом задумываюсь. – Слушай, а в какой клуб вы идёте? Там официантки есть?
– Естественно! – Закатывает глаза. – Ты с луны свалилась, что ли? Там обслуживание как в ресторане, и меню приличное, особенно в випках. Только туда не есть ходят, а тусоваться. Ты в клубе хоть раз была? – Смотрит на меня со смесью жалости и презрения.
Ире не повезло с соседкой, то есть со мной. Её подруга, делившая с ней комнату, внезапно решила забросить учёбу. Собственно, на её место меня и перевели. Подселили к Ире.
Соседка от меня не в восторге.
– Подожди, я буду готова через пару минут. Пойду с вами в клуб. – Закрываю конспекты.
Ира осматривает меня и качает головой.
– Э-нет! Не в таком виде, подруга! Ты похожа на училку, и это не комплимент. Если я притащу тебя в таком тряпье, меня никто не поймёт. Если хочешь влиться в наши ряды, постарайся соответствовать. – Отодвигает меня в сторону и заглядывает в шкаф. – М-да, тут не густо. Твои предки вроде как с Соболевыми дружат, так почему у тебя всё так плохо? – Кивает в сторону моего ни разу не гламурного и весьма поношенного гардероба.
В который раз запускает удочку в надежде, что узнает всю подноготную моих отношений с Даном и его семьёй.
– Не обращай внимания на слухи. Ни с кем я не дружу.
Достаю открытый топ, подходящий для клуба. Быстро переодеваюсь. Ира недовольно морщится, то ли от того, что я не спешу раскрывать секреты, то ли из-за моего неудовлетворительного внешнего вида.
Закрепляю волосы в высокий хвост. Не хочется тратить время на косметику, поэтому использую только блеск для губ.
Подхватываю со стола моё резюме. Я раньше работала в клубе и в кафе, так что опыт есть, поэтому надеюсь быстро найти работу. На выходные меня уже взяли в кофейню рядом с институтом, теперь надо что-то на вечер пару раз в неделю, а в клубах платят лучше, чем в других местах.
– Это ещё что такое? – Ира недовольно косится на бумагу в моих руках.
– Резюме.
– Ты только для этого идёшь? Чтобы найти работу? – возмущается.
– Нет, конечно! – вру и не краснею. – Но если мне удастся найти работу, то у тебя будет личная скидка.
– На фиг мне скидки, если за меня парни платят. – Но при этом Ира успокаивается, больше не спорит.
Только зайдя в клуб, понимаю, что сюда меня не возьмут. Не того элитного поля ягода. Может, на собеседование я и могу приодеться, но выглядеть так каждый рабочий вечер – выше моих сил.
Администратор узнаёт Иру, они что-то обсуждают, смеются. Он выдаёт нам браслеты, а я смотрю по сторонам с открытым ртом. Официантки здесь выглядят как модели на показе. Каждая будто сошла с обложки журнала. Облегающие чёрные платья с разрезами, высоченные каблуки, на которых я не устою с подносом или без.
Да и сам клуб…
Всё кругом сияет. Зеркальные стены, подсветка подиумов, экраны с бесконечными клипами, разноцветные лучи прожекторов. Музыка качает так, что кажется, даже сердце синхронизируется с басами. Толпа танцует в полутьме. Диджейская кабина как космический корабль посередине.
– Вон, смотри! Говорила же тебе, что Дан здесь будет. – Ира пытается перекричать музыку и показывает пальцем в сторону ВИП-зоны.
Понятия не имею, как она смогла его разглядеть. Я вообще не ориентируюсь в этом светящемся пространстве.
Кажется, администратор мне что-то говорит, но я не слышу.
– Она у нас из деревни! – смеётся Ира.
Не обращаю на неё внимания. Я тоже не в восторге от соседки, но и врагов мне не надо.
Делаю глубокий вдох, набираясь смелости, и протягиваю администратору резюме.
– Я пришла насчёт работы официанткой. Если у вас есть вакансии…
Ира машет и со словами: «Догоняй, когда закончишь!» исчезает в толпе.
Администратор говорит с кем-то по рации, потом показывает мне на стеклянную дверь около ВИП-зоны.
– Менеджер вас ждёт. Идите!
Держа резюме в руке, обхожу танцпол. Еле пробиваюсь сквозь толпу, но при этом ощущаю на себе пристальный взгляд.
Так и есть. Дан. Сидит в огороженной ВИП-зоне, на его коленях девушка, а вместо того, чтобы развлекаться, он убивает меня взглядом.
Огромное спасибо всем, кто читает историю Дана и Ники. Ваша поддержка – это праздник для меня ❤️❤️❤️

И чего, спрашивается, Дан на меня смотрит?
На его коленях разодетая девица, буквально обвивается вокруг него, изо всех сил стараясь перетянуть его внимание на себя. А рядом ещё трое, ничуть не хуже первой, и каждая готова хоть сейчас ринуться в бой за право считаться его музой. Да и вообще вокруг него как парад красоты. Но вместо того чтобы раствориться во всём этом великолепии, он почему-то следит за каждым моим шагом, будто я вдруг оказалась в центре сцены.
И скалится к тому же, так хищно, будто готовит месть.
Такое ощущение, что он приватизировал все клубы в городе и считает, что мне здесь не место.
А может, он считает, что и город тоже ему принадлежит? Наверняка так и есть. У него даже походка самоуверенная, будто асфальт сам стелется под ноги. Думает, что люди только и существуют, чтобы поддакивать ему и улыбаться.
Да мне, вообще-то, пофиг. Пусть скалится, пусть верит, что мир вращается вокруг него. Я здесь по делам и очень ненадолго. Если повезёт, то меня возьмут на работу, а всё остальное — фон, даже если этот фон пытается прожечь меня взглядом.
Если я получу работу в этом клубе, то скоро буду приносить ему напитки. И вот тогда у меня появится шанс вылить ему на голову что-нибудь разноцветное и липкое. За счёт заведения.
Подхожу к стеклянной двери и едва касаюсь ручки, как тут же раздается щелчок замка. Меня провожают к менеджеру. Мне нравится, как здесь всё организовано, и охрана на каждом углу. Ощущаешь себя в безопасности.
Менеджер — молодой мужчина, лет тридцати – выглядит крайне занятым. Не тратя ни секунды на приветствие, он протягивает руку за моим резюме.
Я рассказываю, что работала в кафе и в ресторане, но это было в другом городе. Если нужно, могу дать контакты для рекомендаций. Менеджеру требуется не больше двух секунд, чтобы просканировать взглядом резюме. Он прищуривается и, чуть наклонившись вперёд, спрашивает.
– Умеете ли вы сохранять самообладание, если клиент ведёт себя вызывающе?
– На прошлой работе были споры и придирки, это неизбежно. Я пытаюсь спокойно перевести разговор, а если не получается, подключаю администратора или охрану.
– Что будете делать, если гость ударил другого?
– Сразу сообщу охране. Такого рода конфликты надо купировать моментально.
– Сможете ли вы улыбаться, даже если вам хамят?
– На работе я не демонстрирую эмоции, только вежливость.
Вздохнув, он постукивает пальцами по столу.
– Обычно мы следуем формальной процедуре найма, но в начале учебного года всегда нехватка кадров, поэтому...
Внутри меня всё кипит от радости. Неужели меня и правда возьмут на работу в такое потрясающее место? Здесь наверняка платят раза в три больше, чем в любом другом месте. Мне очень нужны деньги…
Менеджер смотрит поверх моего плеча и кому-то улыбается.
– Какие люди! — усмехается, поднимаясь.
– А то! Думаешь, я не навещу моего старого друга? – Дан обходит меня, неторопливо, как хищник, которому некуда спешить. Бросает на меня взгляд полный презрительного снисхождения.
Потом поворачивается к менеджеру.
— Только не говори мне, что это интервью. Вы что, вообще первых входящих нанимаете?
Улыбка менеджера становится напряжённой. Не знаю, что их связывает, но Соболевы большие люди, с ними не шутят. Даже с их никудышным наследником.
Они пожимают друг другу руки, что-то говорят, а я словно глохну. Минуту назад я была готова прыгать от счастья, а сейчас застыла в шоке.
Менеджер поворачивается ко мне и говорит ровно, без эмоций.
— Спасибо, что зашли. Мы с вами свяжемся.
Несколько секунд я не могу сдвинуться с места. Продолжаю стоять и наблюдать, как мужчины разговаривают друг с другом, смеются, как старые друзья.
Уже знаю, что работу не получу.
Причина этого проста и до боли очевидна.
Дан.
Вылетаю из клуба, едва ли касаясь земли.
Внутри меня буря. Безумная, неудержимая злость. Если бы Дан сейчас оказался рядом, я бы расцарапала ему лицо.
Что он за человек такой, если способен опуститься до такой гадкой мести? Разве он не понимает, что если я ищу работу, значит, она мне действительно нужна, что это не просто прихоть, не игра? Он не нуждается в деньгах, но должен понимать, что остальным приходится зарабатывать на жизнь.
Я задала вопрос, на который знаю ответ. Что он за человек такой? Плохой он человек.
В том числе и потому, что отказывается понимать, что я не могла отказаться от предложенной его родителями работы. Сколько раз пыталась с ним спокойно поговорить, объяснить ситуацию. А у него, похоже, встроенный коленный рефлекс: видит меня — сразу надо оскорбить, обидеть и отомстить.
Что мне теперь делать?
Вдыхаю прохладный воздух вечернего города. Медленно, постепенно, с каждым вдохом успокаиваюсь. Ладно, ничего страшного не произошло. Неприятно, да, обидно, но это ещё не конец света. Когда я зашла в клуб, сразу подумала, что это не моё место. Если бы я упала и сломала ногу на высоких каблучищах, то вообще не смогла бы ни работать, ни учиться толком. Значит, всё к лучшему.
К клубу подъезжает такси. Из него выходит стайка наряженных и смеющихся девчонок. Я с тоской смотрю на освободившееся такси. Вот бы сейчас поехать на нём домой и завалиться спать. Но нет, я не могу позволить себе такие траты. В клуб мы ехали вчетвером, поэтому было недорого. К счастью, ещё не настолько поздно, чтобы бояться идти пешком.
Выхожу на дорогу и сворачиваю к реке. Вдоль неё узкая тропа, едва заметная в свете фонарей. По ней быстрее всего дойти до общежития. Иду, размышляю о том, как подступиться к Дану, чтобы избежать дальнейших конфликтов. Как только приближаюсь к нему, он словно невменяемый. Надеюсь, что хоть когда-то он успокоится, и тогда мы сможем найти компромисс…
– Совсем тупая, да? – раздаётся знакомый голос за спиной.
Встрагиваю всем телом, инстинктивно прижимаюсь к кустарнику с другой стороны тропы, ощущая, как ветки царапают руки и лицо. Если Дан сейчас меня утопит, тому не будет свидетелей. Меня вообще не найдут, и никто не сможет доказать, что Дан причастен к моей смерти. Эти мысли появляются из ниоткуда, скручивая желудок узлом.
Дан подходит ближе. Похоже, он в ярости, как, впрочем, и всегда. Скорее всего, потому что я посмела явиться в клуб, который он считает своим.
– Тебе жить надоело? Ты что, новости не читаешь? Не знаешь, что случается на этой тропе и какие психи по ней ходят? – Его голос срывается от ярости. – Если тебе приспичило сдохнуть, найди другой способ, чтобы меня не обвинили в том, что я от тебя избавился.
– Что ты здесь делаешь? Зачем ты за мной вышел? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Как объяснить, что я боюсь его сильнее, чем всех бандитов этого города вместе взятых? Что его гнев — это не просто злость, а вихрь, который сметает всё на своём пути, и я ощущаю его на расстоянии, издалека.
– Что я здесь делаю? — спрашивает он со злой усмешкой. — Отлавливаю всяких идиоток, вот что я здесь делаю. Сейчас ты пойдёшь со мной, и это не обсуждается. Вообще лучше молчи. Поняла?
– Я никуда с тобой не пойду. – Звучит хрипло, но твёрдо.
— Если не пойдёшь, то я закину тебя на плечо и понесу. Тебе этого хочется? Запала на меня, да? Так вот, тебе ничего не светит, поэтому иди как нормальный человек.
Держусь за ветви кустарника с такой силой, что они впиваются в кожу пальцев, до крови. Сердце стучит так громко, что кажется, будто его слышит весь город.
– Я никуда с тобой не пойду, – повторяю чуть ли не по слогам, пытаясь убедить не только его, но и себя.
Днём на занятиях я могу разговаривать с ним на равных, но сейчас, в темноте, в этом изолированном месте, я чувствую себя как никогда уязвимо.
И я боюсь. Дана. Всего боюсь.
— Твою же! — ругается он, будто слышит мои мысли. — Я не собираюсь тебя трогать. Просто развернись и иди обратно к дороге. Я посажу тебя в такси и отправлю домой, – разговаривает со мной как с маленькой.
– Я могу сама поймать такси.
– Так почему же не поймала?
Дан обходит меня и встаёт с другой стороны, блокируя мне путь. Складывает руки на груди.
– Ну что? Будешь висеть на кусте всю ночь? Меня вообще-то ждут…
– Уйди… п-п-пожалуйста.
– Без тебя? Нет, без тебя не уйду.
Мы смотрим друг на друга в немом противостоянии, словно два хищника.
Дан стоит неподвижно, с холодным ожиданием в глазах, будто верит, что я вот-вот подчинюсь и последую за ним без всякого сопротивления.
А я, напротив, тщетно надеюсь, что он наконец оставит меня в покое, развернётся и уйдёт обратно в клуб.
– Не притворяйся, что волнуешься обо мне. — Страх и ярость переплетаются в моём голосе, словно две тёмные нити. – Из-за тебя мне закроют дверь в этот клуб и лишат работы. Ты на всё готов, чтобы отомстить мне неизвестно за что. Так почему бы просто не столкнуть меня в воду? — Смотрю на него с вызовом, проговариваю вслух свои самые большие страхи, будто это защитит меня от беды.
Дан закатывает глаза с таким выражением, как будто я — самое тупое существо в мире.
– Потому что я не собираюсь попадать в тюрьму из-за такой придурочной, как ты. И трепаться с тобой я тоже не планирую. Разворачивайся и тащи свою задницу обратно к клубу, – говорит он безразлично. – Так и быть, я заплачу за такси.
– Мне не нужны твои деньги, — шиплю сквозь зубы.
Тон Дана внезапно меняется.
– А что, есть какая-то разница между моими деньгами и деньгами моих родителей? – спрашивает с дикой, ядовитой злостью в голосе. – Ты ведь на всё готова за их подачки! Ты и в этот институт перевелась только из-за денег. Шпионишь за мной, ходишь по пятам, лезешь в мою жизнь… Деньги не пахнут, да? Если так, то какая разница, мои это деньги или родительские? — В его словах столько боли и цинизма, что хочется отвернуться, спрятаться от его обвинений.
На его лице внезапно появляется гадкая ухмылка, дерзкая, уничижительная.
– Скажи, Ника, а что ещё ты делаешь за деньги? Какие услуги предоставляешь?
Вспышка ярости внезапно вымещает страх. Отпускаю куст, шагаю к Дану и со всей силы толкаю его в грудь. Удар оказывается достаточно мощным, чтобы он сделал пару шагов назад по тропе, едва удерживая равновесие. Жаль, что не удалось скинуть его в воду.
— Оставь меня в покое! Убирайся отсюда и прекрати меня преследовать! — Мой голос дрожит, но в нём слышна стальная решимость. — Иначе я заявлю в полицию, — добавляю, чувствуя, как адреналин и ощущение собственной правоты делают меня смелее, чем когда-либо раньше.
На другом берегу реки навстречу нам идут двое парней неприятного вида. Одеты небрежно. Один жует жвачку, с ленивым видом выплёвывает её в реку, другой крутит в руках цепь. Их походка неторопливая, но в этом спокойствии чувствуется угроза: они как хищники, приближающиеся к добыче, зная, что та не убежит.
Они кидают на нас взгляды — быстрые, оценивающие.
Дан кивает в их сторону, смотрит на меня с презрительной ухмылкой.
— Ну что, вот тебе хорошая компания. Лучше меня, да? Как бы ты с ними справилась, если бы меня здесь не было?
– Они на другой стороне реки.
– До моста сто метров. Они бы догнали тебя через минуту, и дальше что?
Пока я решаю, как на это ответить, Дан пользуется тем, что я отвлеклась, подхватывает меня за бёдра и закидывает себе на плечо попой вверх.
– С ума сошёл?! Поставь меня сейчас же! – требую, молотя Дана по спине.
– Эй, малышка, пойдём лучше с нами! – доносится с другого берега.
Между двух огней.
Широкими, уверенными шагами Дан идёт обратно в направлении клуба.
– Отпусти меня, я тебе не вещь! – продолжаю вырываться, хотя уже не так уверенно. Тропа очень узкая, а мне не хочется оказаться в воде.
– Вещь или нет, ты мне даром не нужна. Я люблю красивые вещи, полезные, впечатляющие, а ты… неизвестно что. Недоразумение.
– Как же ты мне надоел своими оскорблениями! Перестань уже, а? – Непросто говорить, когда висишь вверх ногами, но мне надо это сказать. – Мне наплевать, что ты обо мне думаешь. Я не пытаюсь ничем тебя впечатлять…
– Не волнуйся, ты ничем меня не впечатляешь. Только если... Зад у тебя зачетный. Крепенький такой, и форма удачная. Хорошо смотрится на моем плече. – Издевается.
– Придурок!
Дан смеётся и продолжает путь. Через несколько секунд мы доходим до моста. Парни приближаются к нам, лениво переглядываются и кивают Дану, словно старому знакомому.
– Кто-то сейчас хорошенько отшлёпает свою девочку? — Ухмыляются.
– Она не моя девочка, а заноза в моей заднице, — бурчит Дан и подзывает отчаливающее от клуба такси.
Ставит меня на землю, и я чувствую, как мир вокруг качается. Висеть вверх ногами оказалось непросто: кровь прилила к голове, перед глазами всё плывёт, мелькают черные точки, и очень трудно сосредоточиться. Пошатываюсь и машинально хватаюсь за Дана, чтобы не упасть.
– Нет уж, нечего за меня хвататься. Ты мне даром не нужна, — огрызается он.
– Да-а-ан, ты уезжаешь, что ли? А я тебя жду, – раздаётся жалобный женский голос. Это та девушка, которая сидела у него на коленях.
Дан не обращает на неё внимания. Открывает дверь такси, называет водителю адрес общежития и бросает на сиденье несколько купюр.
– Довезите эту тупицу с ветерком.
– Нет, не надо… – порываюсь возразить, но замолкаю.
Безумно хочется поспорить с Даном, отругать его за бесцеремонное поведение. Но передо мной такси, заранее оплаченное, готовое увезти меня домой, где меня ждёт тёплая постель. Там я позволю себе сорваться и смачно выругаться в адрес этого наглеца, уже без свидетелей.
Вздохнув, устраиваюсь на заднем сиденье.
Дан наклоняется ко мне, вторгаясь в личное пространство, и заставляет посмотреть себе в глаза. Его взгляд холодный и жесткий.
– Значит так, слушай внимательно. Чтобы больше не лезла в мою жизнь, поняла? Я хожу в этот клуб, а значит, тебе здесь не место. Ни с подружками, ни на работу, вообще никогда. Я не хочу видеть тебя там, где я нахожусь.
А вот это уже неслыханная наглость. Во мне вскипает возмущение, и я открываю рот, чтобы высказать ему всё, что думаю по поводу такого свинского отношения. Но он захлопывает дверцу такси и уходит. Его силуэт растворяется в огнях клуба, а я остаюсь одна, с бешено колотящимся сердцем.
Сегодня суббота, но, вопреки ожиданиям, в кофейне около института полно народу.
Студенты занимают почти каждый свободный столик. Некоторые сидят поодиночке с ноутбуками, другие компаниями. На выходных сюда приходят те, кто живёт в общежитии или снимает квартиру в соседних домах. Ну и конечно, есть те, кому родители купили шикарный пентхауз неподалёку, из которого они тоже изредка спускаются в мир смертных.
Кофемашина жужжит, пуская ароматный пар, который смешивается с запахом свежей выпечки, и будто задаёт ритм моим мыслям.
Чем больше думаю о событиях вчерашнего вечера, тем яснее понимаю: я должна поблагодарить Дана. Конечно, не за его грубое, хамское поведение в клубе, а за то, что он не остался равнодушным и последовал за мной, когда увидел, что я иду по опасной тропе вдоль реки. Если бы он не вмешался, кто знает, чем бы всё закончилось. Эта мысль сжимает внутренности холодной дрожью и одновременно придаёт странное чувство облегчения. Надо разузнать, где здесь безопасно ходить, а где не стоит.
Что касается клуба, то о случившемся лучше не думать. Мне не нужно любить Дана, но придётся его терпеть, по крайней мере пока мама зависит от его родителей. Это значит, что мне нельзя опускаться до ненависти, иначе я окажусь в ловушке собственных чувств. Его свинское поведение не удивляет и наверняка повторится.
Наверное, я слишком громко о нём думаю, потому что он появляется в дверях кафе, спустившись с Олимпа своего пентхауза.
Группа наших однокурсниц в углу тут же оживляется, всё их внимание моментально переключается на него. Они машут ему, подзывают к себе. Дан бросает на них мимолётный взгляд и направляется прямиком к прилавку.
Он выглядит сонным и очень злым. Не иначе как выдалась бурная ночь.
Даю знак напарнику, и он подходит к прилавку. Он учится курсом старше меня, и среди посетителей тоже встречаются те, кого он предпочёл бы не видеть. Поэтому мы помогаем друг другу и сигналим, когда хотим избежать общения с посетителем.
Дан меня не замечает. Долго смотрит на витрину с бутербродами и выпечкой, но в итоге заказывает только чёрный кофе.
Пока ждёт заказ, полулежит на прилавке и дремлет.
Внезапно кофемашина издаёт громкий, шипящий звук. Дан поворачивается и замечает меня.
– Чёрт, только не ты снова… Пожалуйста, скажи, что ты галлюцинация!
– Я галлюцинация.
Дан смотрит на моего напарника, как будто ищет подтверждения этого факта.
Потом вздыхает.
– Ты что, меня преследуешь?
– Да, конечно. Только что зашла в кофейню перед тобой и быстро нанялась на работу. Всё, чтобы сделать тебе кофе. Вот, это специально для тебя. Немного слабительного и много цианида. – Ставлю перед ним стаканчик кофе.
Дан смотрит на меня исподлобья.
– Думаешь, я буду пить то, что ты там наварила? Я похож на идиота?
– Ты будешь похож на идиота, если провалишь контрольную в понедельник, как провалил предыдущую, – говорю между прочим. Мать Дана звонила дважды, чтобы проверить, помогаю я ему или нет. – Как у тебя дела с определением рентабельности?
Дан принюхивается к кофе, решает, рискнуть или нет. Попробовать моё варево или нет.
– Изыди, чудовище! – рычит на меня. Подносит кофе к губам и делает пробный глоток.
– Да ладно тебе изображать невесть что! Пей спокойно.
– Как я могу спокойно пить, если я уверен, что ты плюнула в мой кофе?
– Да, плюнула, но я с утра чистила зубы.
– Как же ты меня достала!
– Если хочешь избежать дальнейших встреч, то подготовься к контрольной, получи пятёрку, и тогда я от тебя отстану. А если нет, то я буду приходить к тебе в снах и рассказывать про снедневзвешенную стоимость капитала.
Выругавшись, Дан собирается уйти, когда к нему подходит однокурсница. Укладывается рядом с ним на прилавок, как будто у нас тут бортик бассейна, а не кафе.
– Видела тебя в клубе, – говорит девушка, одаривая Дана широчайшей улыбкой, аж до кариеса в зубе мудрости. – Ты с Ленской ушёл.
Дан бросает на меня быстрый взгляд. С какой стати? Мне-то какая разница, с кем он что делает? Я, наоборот, буду только рада, если у него появится постоянная подружка, тогда стану действовать через неё. Пока они развлекаются, пусть она невзначай объяснит Дану разницу между рентабельностью активов и собственного капитала. А когда после секса он лежит весь расслабленный и довольный, Ленская пусть мурлычет ему на ухо анализ целесообразности инвестиций. Я только спасибо скажу.
– Ты с Ленской встречаешься, что ли? Или просто так, для здоровья общаетесь? – Девица чуть ли не наваливается на Дана прямо на прилавке.
Мой напарник закатывает глаза и отворачивается. Не хочет вступать в конфликт с золотой молодёжью.
– А тебе-то что? – спрашивает Дан с кривой усмешкой.
– Да так, интересуюсь. – Девица профессионально стреляет глазами. Мне бы у неё научиться.
– Чем именно ты интересуешься? Хочешь занять место Ленской? – Дан придвигается ближе к ней м с намёком дёргает бровями.
– Может и хочу, – не моргнув глазом, отвечает она. – Что ты на это скажешь? – Её голос звучит почти вызывающе.
– А я что, когда-то был против? – спокойно парирует он.
– Ну не знаю… – Она постукивает розовым ногтем по губам. – Говорят, много кто по тебе сохнет, но ты не с каждой пойдёшь.
Дан прищуривается, будто обдумывая ответ, но в этот момент к прилавку подходит следующий посетитель. Воркующим голубкам приходится наконец отлипнуть друг от друга и отойти в сторону. Впрочем, ненадолго. Видимо им удаётся о чём-то договориться, потому что из кафе они уходят вместе.
Я с тоской смотрю им вслед.
Не могу сказать, что хорошо знаю эту однокурсницу, но я несколько раз видела её в деканате — и каждый раз по одной и той же причине. С успеваемостью у неё всё очень плохо. Поэтому сомнительно, что во время свидания она сможет научить Дана тому, как минимизировать валютные риски или грамотно управлять инвестиционным портфелем.
А это значит, что пятёрки за контрольную в понедельник ожидать не стоит, и мне придётся объяснять причину этого родителям Дана.
Легче всю ночь не спать, ухаживая за новорожденным, чем быть няней такого здорового дуба.
В понедельник Дан вообще не приходит на утренние занятия и пропускает контрольную. Это, конечно, выход из положения, но только в том случае, если у него есть действительно веское и уважительное объяснение своей неявки. А вот в этом я, признаться, очень сомневаюсь.
И сомнения мои подтверждаются буквально через несколько часов, потому что он является… Вернее, вваливается в аудиторию посередине лекции, как будто случайно забрёл не туда. Вид у него такой, будто он только что выбрался из постели: волосы в беспорядке, на лице — отпечатки подушки, шаги неуверенные, словно он всё еще спит на ходу.
— Господин Соболев, как приятно знать, что вы проснулись специально для нас, — тянет с едкой усмешкой лектор. — Мы все подождем, пока вы найдете удобное место, чтобы продолжить ваш сон.
По аудитории пробегают смешки.
Если бы на месте Дана был кто-то другой, менее «особенный», их бы сразу выставили за дверь. Однако для драгоценного наследника Соболевых правила совсем другие.
Он стоит в проходе, зевает, оглядывается по сторонам с таким видом, будто вообще не понимает, куда попал.
Его взгляд медленно скользит по рядам студентов.
И останавливается на мне.
Моё сердце неприятно ёкает. И не зря, потому что Дан начинает двигаться именно в моём направлении.
Это ещё зачем?
Подходит ко мне и останавливается рядом. Ни капли смущения, никакой тени неловкости. Его совершенно не волнует, что на нас смотрят все, от ближайших студентов до последнего ряда, и что даже лектор замолчал, наблюдая за этой сценой.
— Подвинься! — лениво бросает Дан, с грохотом приземляя рюкзак на мой стол.
Рюкзак? Он что, принёс учебники на занятия?! Это впервые.
Такое неожиданное рвение к учёбе очень меня радует, но это не значит, что я стану терпеть его наглые выходки. Кивком головы указываю на следующий ряд, где есть несколько свободных мест.
Дан хмыкает, но всё же садится туда, куда я показала. С показным шумом отодвигает стул и закидывает сумку на стол так, чтобы весь ряд вздрогнул.
— Я рад, что вы наконец устроились, господин Соболев, — говорит лектор. — Мне можно продолжить лекцию, или ещё слишком рано?
— Можете продолжить. — Дан фыркает. А потом наклоняется ко мне и шепчет горячим дыханием мне в затылок. – Ты принесла мне что-нибудь поесть?
– Чего-чего?!
Я не собиралась отвлекаться во время лекции, но вопрос Дана меня ошарашил.
– Поесть, говорю, принесла? Я не могу учиться на голодный желудок.
Только решишь, что Дан достиг пика наглости, как он вырывается на новый уровень.
– Ты прогулял контрольную.
– Не прогулял, а проспал.
– Ты знаешь, что преподаватели стучат на тебя родителям?
– Правда? А я думал, что это ты на меня стучишь.
– Преподаватели стучали на тебя до моего появления. У тебя будут проблемы из-за контрольной.
– Нет, не будет проблем. У меня была уважительная причина её пропустить.
– Какая?
– Терпеть не могу контрольные.
Вздыхаю. Да, точно, намного проще быть няней новорожденного, чем этого…
Слов вежливых на него нет.
Углубляюсь в лекцию. Только успеваю понять, к какой теме перешёл преподаватель, как Дан дёргает меня за хвост. Меня даже в детском саду никто за волосы не дёргал. Дожила до института, чтобы столкнуться с детсадовским поведением.
– У тебя точно нет ничего съестного?
– Точно!
– Сбегай в столовую, принеси мне что-нибудь!
Он совсем обнаглел! Это новый способ меня донимать, что ли?!
– А может, мне лучше сбегать в общежитие, и самой приготовить тебе вкусненького?
– Давай! А ты хорошо готовишь?
– Дан…
– Чего тебе? Иди скорее! Тебя наняли обо мне заботиться, так корми меня, а то у меня уже в животе урчит. Я со вчерашнего дня ничего не ел. Как проснулся – так сразу бросился грызть гранит науки.
– Дан…
– Что?
– Иди к чёрту!
Поднимаюсь, подхватываю мои вещи и пересаживаюсь в другой ряд. Лектор бросает на меня недовольный взгляд, однако ничего не говорит. Не иначе как причина моего «переезда» очевидна и вызывает только сочувствие.
Если в первые дни Дан меня игнорировал и злился, то теперь сменил стратегию. Он надеется довести меня до нервного срыва, после которого я откажусь работать на его родителей и переведусь в другой институт.
У него ничего не выйдет, как он ни старается.
Как только лекция заканчивается, я спешу прочь в надежде больше не сталкиваться с моим мучителем. Однако он догоняет меня в коридоре.
– Хоть теперь покормишь меня?
– Нет.
– Впредь приноси для меня еду.
– С какой стати?
– А что, мои родители могут тебе приказывать, а я – нет?
– Мне никто не имеет права приказывать, уж точно не ты.
Соболев собирается это оспорить, когда раздаётся голос преподавателя, чью контрольную Дан прогулял.
– Соболев, приятно видеть вас в добром здравии. Хотелось бы узнать, по какой причине вы пропустили сегодняшнюю контрольную, которая, как я предупреждала, составляет тридцать процентов оценки за семестр.
Ни за кем так пристально не следят, как за Даном. Никого из других студентов не станут выискивать в коридорах, чтобы узнать почему мы пропустили лекцию или контрольную. Всё дело в его родителях, они дали деньги на строительство нового корпуса и на многое другое, поэтому отношение к Дану более чем особенное. С одной стороны, ему предоставляют привилегии, а с другой – относятся к нему, как к пятилетке.
Наверное, мне его даже немного жалко.
Эй, я что, свихнулась? Какое может быть «жалко» по отношению к этому придурку?
Пока я размышляю, пропускаю неожиданный поворот событий. Дан внезапно берёт меня за руку, и вскоре становится понятно, почему.
– … Мне было так плохо, что я не выходил из туалета до полудня. Жуткое отравление! – говорит он преподавателю. – Ника полночи со мной просидела. Да-да, прямо в туалете и сидела. Я велел ей уйти, но она так сильно за меня волновалась, что отказалась уходить. А утром мне стало немного лучше, и она пошла в институт сдавать контрольную. А я не смог, живот до сих пор болит. Напишу жалобу на тот ресторан. Мы больше туда не пойдём, правда, моя радость? – И при этом почему-то смотрит на меня.
Какая ещё на фиг радость? Это я-то? Он что, только что мной прикрылся, чтобы ему не засчитали прогул?!
Более того, теперь по институту пойдут слухи, что я провела с ним ночь в туалете? Вокруг собралась масса народа, с интересом слушают этот разговор.
Ах так, да? Без проблем. Я тоже так могу.
Похлопываю его по плечу, сочувственно цокаю языком.
– Бедненький, тебе было так плохо… Мы спешили домой из ресторана, но ты не успел добежать до туалета. К сожалению, джинсы пришлось выбросить, но ничего, у тебя есть ещё пара…
Глаза Дана расширяются, волосы на голове почти встают дыбом.
Ну что, продолжим?
Рано или поздно, но Соболев от меня отстанет.
Это обязательно случится. Очень скоро ему надоест ко мне приставать, потому что он не получит желаемой реакции и заскучает. И тогда он займётся учёбой, и мы сможем нормально общаться, не мечтая о том, как бы задушить друг друга и не попасться.
Мечтаю об этом, лежа в постели. Рядом соседка по комнате наносит на лицо фруктовую маску.
– Кто, Соболев учёбой займётся? – Ира фыркает и заходится смехом. – Да он никогда в жизни не занимался учёбой. Только и делает, что разъезжает по городу на своих тачках, развлекается и торчит в клубах до закрытия. Ещё говорят, у них гонки какие-то нелегальные по ночам.
Получается, что я мечтала вслух? Ну и ладно, ничего секретного я не сказала. Зато теперь узнала про нелегальные гонки. Час от часу не легче!
Морщусь. Такое чувство, что от слов соседки у меня начинается зубная боль, хотя зубы тут точно ни при чём. Только нелегальных гонок мне и не хватало. Если родители Дана об этом узнают, то настоят, чтобы я убедила его перестать рисковать его драгоценной жизнью. Им почему-то кажется, что их сыну три годика, и мне достаточно его отчитать, как он послушается.
А их сынок плевать на меня хотел с крыши аудитории.
Не сдержавшись, посмеиваюсь. Представляю, как я читаю нотацию Соболеву посередине гоночной трассы. Как сижу на капоте его машины, не позволяя ехать…
Будем надеяться, что это всего лишь слухи насчёт гонок.
Соседка поворачивает ко мне пятнистое оранжево-красное фруктовое лицо.
– Зря ты смеёшься. Дан на тебя знаешь как сильно злится? Девчонки подслушали, что он в клубе говорил друзьям, что заставит тебя уйти из института. Типа ты один раз перевелась, вот и второй раз не за горами. Его друзья на пари подбивали по этому поводу.
Вздохнув, отворачиваюсь к стене. Мне больше не хочется смеяться. Если Дан всерьёз возьмётся меня доводить, то у него безусловно получится. Но чего мне это будет стоить?
От этих мыслей я и сплю плохо, и с утра всё валится из рук. Кажется, я уже трижды роняла ключи, пока пыталась закрыть дверь общаги, потом пролила половину кофе на джинсы, и, конечно, к первому занятию теперь безнадёжно опаздываю. Шансов успеть нет, но я всё равно бегу — а вдруг?
В коридоре института сталкиваюсь с новой проблемой. Около доски объявлений собралась такая толпа, что протолкнуться невозможно. Никто даже не делает вид, что спешит на лекции, все что-то читают и оживлённо переговариваются.
Пытаюсь протиснуться ко входу в аудиторию, прижимая к себе сумку и на каждом шаге натыкаясь на чьи-то локти и рюкзаки. Сердце бешено колотится от спешки и раздражения, когда чья-то рука резко хватает меня за запястье.
— Записывайся скорее! — звонко кричит Ира прямо мне в лицо.
— В смысле? Куда? — выдыхаю, пытаясь одновременно вырвать руку и сохранить равновесие.
— Как куда? Ты что, не слышала? Институт проводит конкурс моделей, и тут очередь на регистрацию! Спонсоры — известные фирмы одежды, представляешь? — тараторит Ира, сверкая глазами.
У меня отвисает челюсть. Конкурс моделей? В нашем институте? Это звучит примерно так же абсурдно, как если бы кафедра философии объявила турнир по вольной борьбе.
— Ира, ну ты чего… какая из меня модель? — я усмехаюсь, но больше от нервозности, чем от уверенности. — Я мелкая, да ещё и фигуристая. Ну куда мне? Там нужны высокие и стройные, а я рядом с ними буду выглядеть, как недоразумение.
Она только закатывает глаза и тащит меня ближе к столу регистрации. Я сопротивляюсь, но не слишком активно — любопытство начинает грызть. Люди впереди оживлённо обсуждают условия, и до меня доносятся обрывки фраз: «сертификаты», «поездка в Италию», «контракт с брендом»…
Вытягиваю шею и наконец вижу плакат, где большими буквами написано: «Модельный конкурс при поддержке…» и дальше названия фирм, которые даже я, далёкая от моды, знаю. У спонсоров не только одежда, но и обувь, аксессуары, целая империя красивых вещей, которые я могу себе позволить только разве что в мечтах.
На плакате перечислены призы. Мой взгляд сам собой скользит по списку: сертификаты в модные магазины, денежные премии, фотосессии, стажировки. Суммы такие, что у меня в животе что-то непроизвольно сжимается.
— Смотри на этот приз! — Ира тычет пальцем в нижний угол плаката.
Прослеживаю её жест и… открываю рот от удивления.
«Лучший выход в купальнике — эксклюзивная коллекция бренда N., плюс денежный приз в размере…» и цифра, от которой у меня начинает кружиться голова.
— Купальники? — только и могу произнести.
Это звучит как кошмар наяву. Я сразу представляю, как стою на сцене под светом софитов, в маленьком кусочке ткани, и весь зал таращится на меня, включая однокурсников, преподавателей и… нет, даже думать не хочу.
— Нет, спасибо, — качаю головой. — Вот это точно без меня. Я лучше на контрольной двойку получу, чем такое переживу.
Но глаза сами собой снова скользят к цифрам. Такая сумма. За один выход. В купальнике. Если победить, конечно.
У меня нет никаких шансов, но… кто знает, какие модели нужны этой фирме?
Глотаю воздух, чувствуя, что застряла где-то между паникой и соблазном, когда ловлю на себе пристальный взгляд Дана.
Он смотрит на меня… с вызовом?
– Ну и куда ты записалась? – раздаётся за моей спиной. – Надеешься стать моделью? Будешь расхаживать по институту в купальнике?
Узнаю голос Дана, поэтому не оборачиваюсь и не отвечаю. Я уже много раз пыталась наладить отношения и перевести разговор на учебную тему, но он отказывался. Только грубил и говорил о всякой ерунде. Не стану в очередной раз попадать в ту же ловушку.
Сворачиваю за угол, когда Дан неожиданно появляется передо мной, загораживая путь. Я отхожу к стене и тут же осознаю свою ошибку, потому что Дан пользуется этим и придвигается ближе. Опирается ладонями о стену, словно заключает меня в клетку.
Его глаза прищурены, в уголках губ появляется ухмылка — не злая, скорее играющая, но от этого не легче.
– Что, нечего ответить? – Он смотрит так пристально, словно заглядывает внутрь меня. – Обычно сразу находишь, чем меня поддеть, а теперь молчишь. Язычок затупился?
Опускаю взгляд на пол, делая вид, что разглядываю свои кроссовки. Сердце колотится так быстро и громко, как будто я только что пробежала стометровку. Хочется сказать что-нибудь колкое, но я прикусываю язык. Я знаю: Дан превратит любое слово в повод для новой пикировки, а я сейчас не в настроении.
– Слушай, – выдыхаю наконец. – У меня нет настроения для спарринга.
– У тебя никогда нет настроения, дорогая! – отпускает пошлую шутку и смеётся.
Я вскидываю голову. У Дана слишком внимательный взгляд, и это раздражает.
– Может, потому что ты ведёшь себя, как… – Слова застревают, но я всё же заканчиваю: – Очень плохой человек.
Он на секунду замирает. Потом иронично изгибает бровь и качает головой.
– Ага. Значит, вот так. Я тиран, а ты несчастная жертва?
Я молчу. Ответить – значит снова вляпаться в бесконечный спор.
Мы остаёмся почти вплотную друг к другу, и тишина между нами становится ощутимой, густой. Я слышу, как кто-то смеётся вдалеке, звонко и беззаботно, и это только подчеркивает, насколько напряжённо здесь и сейчас.
– Скажешь, что не притащилась в этот институт, чтобы за мной шпионить и докладывать моим родителям, которые тебе за это платят? – Вызов в его глазах ещё ярче чем раньше.
Если соврать сейчас, то наши и без того плохие отношения совсем испортятся.
– Нет, не скажу. Но я, как ты выражаешься, притащилась сюда ещё и для того, чтобы учиться, а у меня уже началась лекция. Нет, подожди-ка… У нас с тобой уже началась лекция. Надеюсь, ты на неё идёшь?
– Не надейся! – усмехается.
– Почему? Это важная тема, по которой у тебя незачёт. Принципы устройства бюджетной системы в России. Ты можешь назвать хоть один принцип?
– Нет, не могу, но что-то мне говорит, что ты готова восполнить мой пробел.
– Да, готова, если ты разрешишь мне помочь тебе подготовиться к следующему зачёту. Ты должен хоть что-то помнить с прошлого занятия – единство, полнота, гласность…
– О, детка! Я даже немного возбудился! – Строит идиотскую рожу.
Вырываюсь из его рук, но он не пускает.
– Дан, – говорю тихо, – отойди.
Он смотрит на меня пристально, долго, словно проверяет, выдержу ли я его взгляд. И в какой-то момент мне кажется, что он вот-вот скажет что-то настоящее, без насмешки и придури. Но вместо этого он отступает на шаг и разводит руками.
– Ладно, не заводись, зубрилка. Иди на свою драгоценную лекцию.
Я делаю шаг вперёд, почти касаясь его плеча, и прохожу мимо. Сердце всё ещё бьётся слишком часто. Не оборачиваюсь, хотя чувствую на себе взгляд Дана.
– Ника, у меня к тебе предложение, – вдруг слышу за спиной его голос.
В прошлый раз, когда я повелась на эту фразу, он предложил мне поцеловать его задницу в присутствии всего потока. Поэтому в этот раз я продолжаю путь к аудитории и при этом делаю неприличный жест. Вот ему и ответ.
– Тебе идёт быть грубой, – смеётся он. – На этот раз у меня к тебе серьёзное предложение.
Подхожу к аудитории, берусь за дверную ручку, но в последнюю секунду останавливаю себя.
У меня нет права отказаться. Как бы я ни презирала Дана, мне придётся услышать, какую гадость он придумал на этот раз.
Бросаю на него косой взгляд и жду.
– Ты хочешь, чтобы я получил приличную оценку на следующем зачёте, да?
Неужели он собирается взяться за дело?! Как-то не верится…
– Да.
– Трояк сойдёт?
– Пятёрка.
– Ты с ума сошла?! Четвёрка – это мой максимум, и то с минусом.
– Пять с плюсом.
– Ты вообще хоть понимаешь, как положено торговаться?!
– Пять с плюсом и почётная грамота, – продолжаю повышать ставки без тени улыбки на лице.
Дан вздыхает.
– По какой теме следующий зачёт?
– Бюджетный процесс.
– Хорошо, будет тебе пятёрка, но за это ты мне поможешь.
– Конечно! Я принесу тебе копии лекций и методичку с пометками…
– Оставь этот мусор себе. Ты мне поможешь в другом.
Складываю руки на груди, словно отгораживаюсь от Дана. Вот сейчас начнётся какая-нибудь гадость, нутром это чувствую.
– Твои родители попросили меня помочь тебе с успеваемостью. Больше ни с чем.
Дан пожимает плечами.
– Вот ты и поможешь мне с успеваемостью. Если ты посидишь со щенком сегодня вечером, пока у меня дела, то я получу пятак по какому-то там процессу.
– Бюджетному!
– И этому тоже.
– Как ты сможешь получить пятёрку, если ты пропустил лекции и занятия и вообще ничего не знаешь?!
Дан подмигивает, выглядит чем-то очень довольным.
– Тебе придётся мне довериться.
Что скажешь на такое? Качаю головой и открываю дверь аудитории. Пошёл он… За дурочку меня считает. За щенком последить, видите ли…
В следующую секунду Дан материализуется передо мной, закрывает дверь аудитории и перегораживает путь.
Показывает экран телефона с фотографией милейшего щенка. Малюсенького, но такого очаровательного, что так и хочется его потискать.
На моём лице явно отражается умиление, потому что Дан ругается. Грубо.
Ровно в семь вечера я оказываюсь перед домом Соболева.
Я в сомнениях, правильно ли поступаю. Точнее сказать, у меня нет никаких сомнений, что это ловушка и что ничего хорошего меня не ждет. Однако это первый раз, когда Дан предложил хоть какое-то сотрудничество, и я не могу упустить шанс наладить с ним контакт. Поэтому я здесь.
Однако и добровольно вступать в ловушку тоже не хочется. Я позвонила подруге, которая знает о том, что происходит. Сказала ей, куда я иду и зачем, и попросила связаться с родителями Дана, если она не сможет до меня дозвониться в течение следующего дня. Кто знает, что Дан задумал. А это даёт мне хоть какую-то страховку. Ниточку, за которую можно держаться. Маму беспокоить не стану, у неё и без меня проблем достаточно.
Соседке по комнате говорить ничего не хочу, потому что информация о том, что я ходила к Дану домой, сразу разлетится по институту. А мне и без слухов непросто.
Вздохнув, захожу в лифт. Как бы я ни сомневалась, но опаздывать не хочу, чтобы у Дана не было оснований придраться к моему поведению. Я прекрасно знаю, что он умеет пользоваться любыми мелочами, даже самыми незначительными, чтобы потом припечатать ими в разговоре.
Лифт медленно скользит вверх. Металлические стены давят. Я вижу своё отражение в тусклой поверхности — чужое, будто перекошенное, с нервным блеском в глазах.
На нужном этаже двери открываются с привычным скрежетом. Каждый шаг даётся с трудом, потому что вместе с ним поднимается новая волна сомнений. Может быть, стоило отказаться?
Несколько секунд стою неподвижно, прислушиваюсь к себе. Хочется развернуться и сбежать, но я остаюсь.
Тянусь к кнопке звонка, но в этот момент дверь распахивается.
Дан смотрит на меня с нескрываемым раздражением.
– Так и будешь сидеть на лестнице? Ты опоздала!
Всего на минуту, но он прав.
– У меня была уважительная причина для опоздания.
– Какая?
– Я не хотела приходить.
Скалясь, Дан отходит в сторону. Ждёт, когда я зайду в квартиру, и закрывает дверь.
На нём идеально сидящие тёмные джинсы, без всяких потертостей и дыр — простые, но именно те, что подчёркивают его сильную фигуру. Чёрная рубашка навыпуск, с закатанными до локтей рукавами — чуть небрежно, но от этого только эффектнее. На запястье часы, блестящие в коридорном свете, явно недешёвые. Кроссовки чистые до блеска, словно их только что вынули из коробки.
Волосы ещё влажные после душа, но уложены так, что создают ощущение естественного беспорядка. И пахнет от Дана так, что сразу ясно — это не случайный дезодорант. Вообще в нём нет ничего случайного.
Но самое впечатляющее в Дане не его внешний вид, а то, как он держится: прямой взгляд, лёгкая усмешка в уголках губ, ощущение, что он управляет ситуацией.
Следом за ним в прихожую вываливается очаровательное существо. Тот самый щенок с фотографии. Я моментально чувствую облегчение. Значит, собака действительно существует. Так что, если это ловушка, то, по крайней мере, приятная.
Щенок совсем маленький и выглядит настолько мило, что почти комично. Лапы кажутся слишком большими для его тела, и он плохо их контролирует. То и дело заваливается в сторону, но при этом упорно пытается бежать. В ушах, длинных и мягких, длиной почти до пола, угадываются спаниельские корни. Мордашка серьёзная, но вся эта серьёзность разлетается в прах, когда малыш неловко падает носом вперёд.
Ловлю себя на том, что сжимаю губы, чтобы не рассмеяться от умиления. Всё внутри кричит: «Возьми его на руки, обними!» Но я помню предупреждение Дана. Он не потерпит визгов, «ахов» и сюсюканья в адрес щенка. Стоит, прислонившись к косяку, и явно ждёт моей реакции..
Малыш между тем добирается до нас, пытается посмотреть вверх — и заваливается на спину. Короткие лапки беспомощно дрыгаются в воздухе, он с трудом переворачивается обратно и… с важным видом оставляет лужицу прямо рядом с кроссовкой Дана.
Теперь моя очередь смотреть на него испытующе. Новые дорогие кроссовки, а к ним подтекает лужица.
Жду, что Дан отпрыгнет в сторону, разозлится, но он только хмыкает.
– Лужи и всё остальное будешь убирать салфетками и специальной жидкостью на раковине в ванной. Она уничтожает запах, чтобы щенок не запоминал это место как туалет и учился ходить в нужное место.
Удивляюсь его знанию таких подробностей. Киваю в ответ.
– У тебя когда-нибудь были собаки? – спрашивает он.
– Нет.
– Пойдём, я объясню тебе, как его кормить.
Он ведёт меня на кухню, а щенок, смешно переваливаясь с боку на бок, спешит следом. Я улыбаюсь, но при этом по-прежнему напряжена до предела. Всё ещё жду подвоха и не верю, что Дан способен на что-то простое и нормальное. Это ловушка, однако я пока что её не разгадала.
Дан достаёт заменитель молока для щенков.
– Слушай внимательно! – Его голос неожиданно серьёзный. – Он единственный из помёта, кто выжил. Их выбросили у дороги, и, честно, я не думал, что хоть один продержится. Но этот держится. Значит, у него есть шанс. Он ещё слишком маленький, его организм не справится без кормёжки каждые два-три часа маленькими порциями. Ночью тоже. Ему нужно молоко матери, но его нет. Так что используем заменитель. Дозировка маленькая, строго по инструкции. Если перекормить, то будут проблемы с желудком. Если недокормить, тоже будет плохо.
Я смотрю на Дана, и впервые за долгое время не знаю, что сказать. У меня внутри что-то переворачивается. Дан, который всегда язвит и смеётся над чужими слабостями, сейчас говорит тихо, почти жёстко, но в этой жёсткости слышится забота.
Он ставит бутылочку на стол и показывает, как разводить порошок тёплой водой. Движения чёткие, без лишних жестов. Щенок в это время пытается забраться на его кроссовок, падает, смешно фыркает и пищит. Я не выдерживаю и улыбаюсь, но Дан не комментирует.
– Кормишь вот так. – Осторожно берёт щенка в ладонь и подносит к соске бутылочки. Крошка жадно хватается, но тут же закашливается. Дан бросает на меня взгляд. – Нужно держать его почти вертикально, чтобы не захлебнулся. И следи, чтобы он не спешил.
Когда ты вернёшься? Уже почти полночь!
Дан! Ответь мне!
Уже час ночи! Ты можешь хотя бы подтвердить, что ты жив?
Прекрасно знаю, что с Даном всё в порядке, но бремя ответственности перед его родителями заставляет меня задать этот вопрос.
Я жив.
Наконец-то хоть какой-то ответ! Это первое сообщение от Дана с того момента, как он ушёл. Так и не ответил мне, когда вернётся. Уже час ночи, а он не вернулся и не отпустил меня домой.
Я бы давно ушла, но в общежитие с животными не пускают, а оставить малыша я не могу. Он ещё такой маленький, такой беспомощный, и я не представляю, как он будет без меня. Спать хочется ужасно, сил нет, и даже злость не мешает усталости. А злости во мне много, словно она копилась целую вечность.
Я могла бы догадаться, что Дан ушёл в клуб и собирается развлекаться неизвестно до какого часа, может, и до утра. Он уже понял, что я совестливая и наивная, вот и оставил меня в качестве надёжной няньки для щенка. Конечно, это удобно для него — он уходит развлекаться, а я остаюсь присматривать за малышом. Но это чертовски обидно.
Будем надеяться, что Дан теперь не вернётся часов до семи утра и не помешает нам с Рексом спать.
Да, я дала щенку имя. И уже привязалась к нему, как будто он был со мной всегда. Он смешно похрюкивает во сне, лапки иногда двигаются, как будто он куда-то бежит, а я полулежу рядом на полу, поглаживая его макушку. Он сопит в своей пушистой кроватке-гнезде, а я кладу на неё голову и соплю рядом. Хоть немного посплю, хоть на мгновение отключусь от мыслей, от злости и усталости.
– Чё с ней делать-то?
– Оставь, говорю!
– А она ничего так, когда лежит и молчит.
– Я тебе что, непонятно сказал?
– Ага, непонятно. Ты сказал, что она тебе пофиг, а теперь оказывается, она у тебя на полу спит, да ещё с какой-то собакой. Слушай… она что, живёт здесь?! Ты вообще, брат, ошизел, что ли? С одной бабой живёшь, а с другими гуляешь?..
Разговор продолжается в том же духе.
Я притворяюсь спящей, хотя давно проснулась, когда открылась входная дверь, и в пентхаузе раздался хохот, мужской и женский, громкий, разнузданный, словно кто-то притащил сюда весь клуб сразу.
Посмотрела на часы – три утра. Отлично. Самое время приводить домой «гостей».
Снова легла и закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на громкие шаги, звонкий смех, на то, как гремят двери и как кто-то уже включает музыку. Мы с Рексом в гостевой спальне, самой маленькой, в конце коридора. В принципе, нас не должны заметить. Пусть веселятся в зале, это их территория, а моя — вот этот кусочек пола рядом с кроваткой щенка.
Выходить и здороваться я не собиралась. Решила дождаться, пока гости переместятся в зал, а потом тихо и незаметно уйти домой. Никто и не узнает, что я тут была. С Даном поругаюсь потом, времени для скандала будет предостаточно. Сейчас главное — выждать и уйти по-тихому.
План был хороший. Но всё пошло наперекосяк.
Меня нашли. Кто-то из компании распахнул дверь, и в комнату ворвались голоса и смех. Кто-то даже потыкал меня ботинком, видимо, проверил, живая ли я или уже уснула мёртвым сном. Я сжала зубы, но не пошевелилась — легче изобразить безразличие, чем ввязываться в бессмысленные разговоры с этими людьми.
А потом явился Дан, что-то резко сказал, и смех немного стих. Теперь он пытается выдворить всех отсюда.
Я лежу неподвижно, но уши улавливают каждое слово, каждый шорох. Всё ещё надеюсь, что удастся и дальше притворяться спящей, а потом улизнуть.
Внезапно надо мной раздаётся громкий, чуть ли не ультразвуковой писк.
Пришли девушки и заметили щенка.
Тот, бедняга, просыпается, пугается до полусмерти. Тявкать ещё не умеет, поэтому только в ужасе отползает в сторону, ко мне.
– Ой какой ми-и-илый! Тю-тю-тю! Ми-ми-ми!
– Тише девочки, он совсем маленький, и вы его пугаете, – говорю раздражённо.
Потом одёргиваю себя. Какая мне вообще разница?! Пусть Дан разбирается. Это его пёс, и он привёл сюда этих ми-ми-ми, так пусть теперь защищает беднягу Рекса.
– Как его зовут, этого милашку?!
– Никак. Отдайте щенка! – Дан протискивается к нам и забирает малыша из цепких женских рук. Потом скалится на меня. – Почему ты его не защищаешь?!
Ну он нахал…
– Я? Это я должна его защищать?! А почему ты привёл сюда людей, от которых надо защищать Рекса?
– Какого ещё Рекса?
– Щенка зовут Рекс!
– Я запретил тебе давать щенку имя!
– Ой какое чудное имя! – пищат девушки. – Р-р-р-р, грозный зверь Рекс. Как динозавр!
Как Дан это терпит? И ведь сам притащил домой эту ораву…
Проталкиваюсь сквозь его друзей, выхожу в прихожую. Пока надеваю кроссовки, один из друзей Дана спрашивает.
– А ты правда, что ли, прислуга Дана? Он так и говорил, но я как-то не поверил… Тебя ведь Ника зовут, да? Скажи, а вы с Даном правда спите? Как-то непохоже, чтобы он тебе нравился…
Закатываю глаза.
Пусть думают, что хотят. А я иду домой, спать. Одна. Завтра хорошенько подумаю обо всём на свежую голову и решу, что делать с Даном.
Выхожу на тёмную улицу и ёжусь от неприятного ощущения. Три часа утра, всё-таки. До общежития недалеко, но всё равно неприятно ходить по улицам в такое время, особенно одной.
Внезапно за спиной раздаются шаги.
– Опять нарываешься? – Поравнявшись со мной, Дан заглядывает мне в лицо.
– Я не просила меня провожать.
– А я и не провожаю тебя. Хочу убедиться, что ты точно уйдёшь и не вернёшься. Всё прошло хорошо? Были проблемы?
– Да, была огромная проблема. Ты меня кинул. Не сказал, когда вернёшься и не отвечал на сообщения.
Дан невозмутимо пожимает плечами, как будто речь идёт о чём-то несущественном, а не об опоздании на несколько часов.
– Я не мог тебе ответить.
– Почему?
– Ты бы не согласилась остаться со щенком, если бы знала, что я иду в клуб до утра.
Дан сдаёт контрольную на «отлично».
Это шокирует не только преподавателя и меня, но и остальных одногруппников, привыкших к его вечным неудам. В аудитории повисает тишина, но преподаватель заверяет, что не ошиблась с результатом. Все начинают шушукаться, переглядываться, кто-то смеётся, кто-то искренне поражён. Дан же не участвует во всеобщем праздновании, потому что спит, положив голову на парту, будто всё это его совершенно не касается.
После занятия я подхожу к нему первой, до того, как друзья успеют его растолкать. Так как контрольная была в начале занятия, я внимательно проверяю его парту, колени, соседний стул — в поисках шпаргалок или хоть каких-то улик. Но ничего не нахожу. Тогда изучаю его ладони. В этот момент он просыпается, сонно хлопает глазами и хрипловато спрашивает.
— Что такое? Почему ты меня лапаешь?
— Как долго ты готовился к контрольной?
Он морщится, потягивается, пытаясь прогнать сон.
— Какой ещё контрольной?
– Сегодняшней. Дан, ты только что получил «отлично» за контрольную, — говорю, ожидая хоть какой-то реакции.
Он лениво усмехается.
— Ну и что? Я же тебе говорил, что получу. Теперь ты мне должна. Сегодня вечером придёшь ко мне в семь. Принеси с собой пижаму и зубную щётку, потому что меня не будет до утра.
— Дан, ты не ответил на мой вопрос. Как ты умудрился сдать контрольную на «отлично»? У тебя до этого не было ни одной нормальной оценки.
Он лениво отмахивается от меня, будто я докучливая муха, опускает голову на парту и снова засыпает.
Я думаю об этом весь день. Представляю, как он кого-то подкупил, договорился с преподавателем или с одногруппниками, однако доказательств у меня нет.
В семь вечера я снова оказываюсь на пороге его квартиры.
Рекс вылетает мне навстречу так стремительно, что я едва успеваю удержаться на ногах. Он смешно подпрыгивает, повизгивает от радости, покачивает своими большими, нелепыми ушами, и моё сердце сжимается от нежности. Мне безумно приятно, что он меня узнал.
Опускаюсь на колени и тискаю его, прижимаю к себе. Он пытается облизать мне руки и, довольный, заваливается на спину, открывая свой животик, чтобы я его щекотала.
— Почему ты назвала его Рексом? — спрашивает Дан, наблюдая за нами с лёгкой усмешкой.
— Потому что слово «рекс» значит «король», — отвечаю, не переставая почёсывать щенка за ушками.
Дан смеётся, качает головой.
— Считаешь, что он похож на короля?
— Мне кажется, когда он вырастет, он будет очень сильным и смелым, — говорю тихо. — Он уже доказал, что умеет бороться. Он выжил вопреки всему.
На миг в прихожей воцаряется тишина, только Рекс довольно фыркает и дёргает лапками.
— Блин, Ника, — вздыхает Дан, резко меняя интонацию. — Я же велел тебе не привязываться к щенку!
Я поднимаю взгляд, но Дан уже подхватывает ключи со стола и выходит из квартиры, не давая мне возможности что-либо сказать.
Пижаму я, конечно же, не принесла, но у меня с собой учебники, немного еды и моя любимая шерстяная шаль, так что в этот раз я готова сидеть здесь сколько понадобится.
Я уже приноровилась кормить Рекса и играть с ним. Готовлюсь к следующей контрольной и одновременно бросаю щенку игрушки, наблюдая, как он радостно носится по комнате.
В какой-то момент я слишком глубоко погружаюсь в главу и теряю Рекса из виду. Внезапно до меня доносится странный звук: хрипловатое покашливание. Рекс сидит рядом, широко распахнув глаза, и задыхается.
В панике бросаюсь к нему, осматриваю, стараясь понять, что происходит. Лихорадочно смотрю вокруг и замечаю, что крышечки от бутылки с водой, которую я недавно оставила на столике, нигде нет.
Осторожно разжимаю челюсти щенка, но во рту ничего не видно.
Руки трясутся, я не знаю, что делать. Хватаю телефон. К счастью, Дан сразу отвечает.
— Дан! Рекс… он задыхается! Кажется, он проглотил крышку от бутылки, и она застряла! Я не знаю, что делать!
Его голос спокойный, чёткий.
—Слушай меня внимательно. Подними его, держи голову чуть ниже тела. Аккуратно надави ладонью между рёбрами и животом. Не паникуй. Просто делай…
Дан продолжает давать мне инструкции, спокойным, уверенным голосом, как будто делал это сотню раз. Фоном слышны музыка, голоса, смех, однако Дан полностью сосредоточен на мне.
Сейчас наша вражда забыта. Из раздражающего бездельника Дан вдруг превратился в самого важного для меня человека, которому я доверяю.
Дрожа, выполняю его инструкции. Щенок дёргается, ему не нравятся мои манипуляции. Внезапно он издаёт громкий визг — и тогда из его пасти выскальзывает пережёванный кусок пластика.
Рекс жадно дышит, со свистом втягивает воздух.
Я рыдаю от облегчения, прижимаю его к груди. Благодарю Дана, повторяю сбивчивые извинения.
– Я отвлеклась! Прости меня пожалуйста! Я не должна была этого делать… Я задумалась и не заметила, что крышка упала, и Рекс её жуёт. Он чуть не погиб из-за меня…
– Успокойся, Ника! Такое случается. Щенки тянут в рот всё, до чего могут достать. Ты всё сделала правильно, ты его спасла. Всё хорошо.
Дан повторяет эти слова ещё несколько раз, пока не убеждается, что я успокоилась. Потом мы прощаемся.
Я сказала ему, что со мной всё в порядке, но на самом деле я ещё долго не могу успокоиться. Учебники и конспекты забыты, я не выпускаю щенка из рук, извиняюсь перед ним, что оказалась такой плохой няней, и обещаю никогда больше не ошибиться.
Мы с Рексом засыпаем на полу, как и в прошлый раз.
В полудрёме ощущаю лёгкое прикосновение к щеке — мягкое, осторожное, почти невесомое.
Словно ветерок коснулся кожи. Я улыбаюсь, даже не открывая глаз. Рекс спит совсем рядом, свернувшись клубочком, и иногда кладёт на меня свою пушистую лапу, слишком большую для его ещё маленького тела, или задевает меня своим смешным куцым хвостиком.
Собираюсь снова провалиться в сон, но вдруг слышу шёпот совсем рядом.
— Ни-ка…
Резко открываю глаза. Комната погружена в темноту, но из коридора пробивается полоска тусклого света, вырисовывающая силуэт нависающего надо мной мужчины. Сердце замирает, но паники нет: по запаху парфюма и по голосу я узнаю Дана.
— Я вернулся пораньше, — произносит он почти шёпотом, — на случай, если ты до сих пор волнуешься.
— С-с-спасибо… — Благодарность срывается с моих губ, неровная, прерывистая.
Воспоминания о случившемся накатывают волной, тяжёлой и ледяной. Перед глазами снова мелькают страшные кадры: Рекс еле дышит, его хрип, мой крик в трубку.
Моё дыхание сбивается, паника накрывает с головой, будто всё повторяется.
Пытаюсь приподняться, но Дан кладёт ладонь на моё плечо и удерживает.
Я поворачиваю голову, чтобы убедиться, что с Рексом всё в порядке, но в темноте не могу его рассмотреть.
— С Рексом всё в порядке, я проверил, — говорит Дан спокойно.
Я замираю. Он назвал его по имени. До этого никогда не называл, избегал привязанности, хотел держать дистанцию. А сейчас произнёс так просто, так естественно, что во мне что-то дрогнуло.
Дан удивил меня своим поведением этой ночью. Я ожидала обвинений, криков, язвительных замечаний — это было бы в его духе. Но вместо этого Дан поддержал меня и помог справиться со страшной ситуацией, а потом успокоил. Никогда бы не подумала, что он окажется человеком, на которого я смогу опереться в сложный момент.
— Как ты? — тихо спрашивает он, наклоняясь ближе.
— Хорошо… — выдыхаю, мой голос дрожит. — Благодаря тебе.
Рекс вздыхает во сне, перебирает лапками, словно ему снится бег по траве. Его дыхание ровное, спокойное. Я прислушиваюсь к этому ритму и ловлю себя на том, что вместе с ним выравнивается и моё собственное.
— Да ладно, брось, это с любым может случиться, — говорит Дан после короткой паузы. Голос у него спокойный, без привычной насмешки, тёплый.
— С тобой не случилось, — отвечаю я, слишком быстро, будто защищаюсь.
Дан сухо усмехается.
— Я ошибаюсь во многом другом.
— В чём? — шепчу я едва слышно.
И вдруг замечаю, что его рука до сих пор остаётся на моём плече. Её тепло ощущается слишком остро, и мне совсем не хочется, чтобы он её убирал. Наоборот, кажется, будто именно эта ладонь удерживает меня от того, чтобы снова провалиться в панику.
Воздух между нами становится тяжёлым, насыщенным. В темноте я не вижу лица Дана, только силуэт, но знаю, что он видит меня. Ощущаю его взгляд, изучающий, настойчивый. От него становится жарко, неловко.
Моё сердце бьётся так громко, что, кажется, его можно услышать. Пальцы сжимают шаль, которой я укрыта. Стараюсь не выдать своё волнение, но дыхание сбивается, и Дан наверняка это замечает.
Он наклоняется ближе. Его движение медленное, уверенное. Я не двигаюсь, не отстраняюсь. Наоборот, ощущаю, как меня тянет к нему.
Кажется, что весь мир сузился до этого узкого пространства между нами. До ладони Дана на моём плече, до дыхания, которое я чувствую кожей, и до тишины, в которой слышно даже, как бьётся мой пульс.
Дан наклоняется всё ближе, и у меня перехватывает дыхание. Кажется, что ещё одно движение — и его губы коснутся моих. Невольно закрываю глаза, чтобы справиться с напряжением.
— Ты не представляешь, сколько ошибок я допускаю каждый день, — говорит он тихо, и его голос отзывается у меня внутри. – Так что тебе до меня далеко.
В груди всё сжимается. Я хочу то ли обнять Дана, то ли оттолкнуть, чтобы меня не захлестнуло окончательно. Напоминаю себе, что мы враги, и что я презираю Дана, но…
— Дан… — начинаю я, но слова не приходят.
Его губы касаются моих — сначала осторожно, неуверенно, будто он проверяет, не оттолкну ли я его. Но я не отталкиваю. Наоборот, отвечаю.
Поцелуй углубляется, становится теплее, сильнее. В груди рождается странная смесь паники и облегчения. Я всё ещё боюсь, но теперь этот страх сладкий, он держит меня в моменте, усиливает ощущения от поцелуя.
Ладонь Дана скользит с моего плеча к шее, пальцы замирают у линии подбородка. В этом прикосновении столько нежности, что у меня перехватывает дыхание. Дан не торопится, не требует, позволяет мне самой решить, готова ли я продолжить или нет.
Я отвечаю ему с неожиданной для себя уверенностью. Обхватываю его за шею и притягиваю ближе. Всё сужается до этой минуты, до его губ, до тепла, которое словно обволакивает меня изнутри…
– Что и требовалось доказать! – раздаётся резкий мужской голос за спиной Дана. – Серый, ты проиграл. Давай деньги!
Рядом раздаются другие голоса, мужские и женские, смех.
Здесь друзья Дана? Они всё видели и слышали?
Отталкиваю Дана, приподнимаюсь и вижу, как парни передают друг другу деньги. Они заключили пари на то, сможет ли Дан раскрутить меня на поцелуй, а то и на большее.
Самую большую стопку купюр передают Дану.
Он выиграл.
Посмеиваясь, он поднимается на ноги и выходит из комнаты.
– Спи, недотрога! – бросает через плечо.