Похоже, я попала 4

Глава 1

Возвращение в Вересково было… оглушительным. Новость о победе над одним из Горынычей летела впереди нас. Я думала, мы тихо проскользнём обратно, усталые и грязные, но нас, кажется, ждал весь город. Люди высыпали на улицу, и их крики — радостные, полные слёз — ударили по ушам. Они обнимали нас, хлопали по плечам, тянули к нам руки, в их счастливых глазах мы были победителями и святыми, словно сошедшими с небес. Староста Степан, красный как рак, бегал вокруг, пытаясь выстроить всех в подобие торжественной шеренги, но его тоненький голос тонул в общем гуле.

Князя Ивана, которого кое-как прикрыли запасным плащом Фёдора, несли на носилках, наспех сколоченных из двух жердей и чьей-то попоны. Он морщился от каждого неловкого движения, но молчал, глядя на всю эту суету с каким-то отстранённым, царственным достоинством. Его появление, конечно, вызвало волну испуганного шёпота. Но новость о том, что жуткий Серый Волк на самом деле заколдованный князь и теперь наш союзник, разнеслась по толпе быстрее, чем лесной пожар.

— Раненого к Аглае! Немедленно! — зычно крикнул Степан, перекрывая шум. — Князя отнести в мой дом, ему нужен покой и лекарь! Остальных в большой амбар. Живо! Времени на праздники у нас нет!

Его слова подействовали, как ушат холодной воды. Радостные крики понемногу стихли, сменившись тревожным гулом. Люди вдруг поняли: да, мы победили, но это была лишь одна битва. Война только-только начиналась.

Через полчаса мы сидели в огромном амбаре, который когда-то Дмитрий превратил во временный штаб. За длинным, грубо сколоченным столом собрался весь цвет нашего маленького сопротивления: я, мрачный, как грозовая туча, Фёдор, деловитый Дмитрий и Аглая, выглядевшая смертельно уставшей, но с упрямой решимостью в глазах. Даже Соловей-Разбойник, привлечённый слухами о нашей победе, притащился сюда. Он сидел чуть поодаль, с любопытством разглядывая всех и вертя в пальцах сосновую иголку. В углу, на ворохе свежего сена, устроили князя Ивана. Он был бледен, но в глазах горел лихорадочный, напряжённый огонь.

«Ну и компания, — пропищал у меня в голове Шишок. Он для лучшего обзора устроился на балке под самым потолком. — Разбойник, купец, охотник и голый князь. Ната, это не военный совет, а начало очень дурацкого анекдота. Кстати, спроси, тут будут выдавать орешки за умные мысли? Я уже одну придумал!»

— Итак, — прервал тишину Дмитрий, расстилая на столе карту. — Сладомир мёртв. Это огромная победа, но она же — наша главная головная боль. Теперь Железный Князь точно знает, что нашу кучку крестьян с вилами возглавляет сильный лидер, то есть… ты. — Он многозначительно посмотрел на меня. — И можешь быть уверена, он бросит сюда всё, что у него есть. Но есть проблема и похуже.

Он сунул руку в карман и достал маленькое, тускло поблёскивающее в полумраке зеркальце в простой деревянной оправе, которое я переделала Дмитрию на хранение, в случае, если что-то пойдёт не так. То самое, что дал мне Кощей, когда-то.

— Василиса Премудрая просила связаться с ней, как только всё закончится, — коротко пояснил Дмитрий и провёл пальцем по гладкой поверхности.

Стекло пошло рябью, словно вода, в которую бросили камень. Мутная глубина замерцала, и из неё медленно проступило лицо. Немолодая женщина с прямой, как стрела, спиной и умными, пронзительными серыми глазами. Василиса. Её изображение слегка подрагивало, но голос прозвучал в гулкой тишине амбара на удивление чётко и властно.

— Я вижу, вы справились, — сказала она без лишних предисловий. Её взгляд поочерёдно скользнул по каждому из нас и надолго задержался на мне. — Но радоваться рано. Как я и боялась, Сладомир был лишь одним из трёх.

В амбаре повисла такая тишина, что стало слышно, как потрескивает лучина в фонаре. Даже Соловей-Разбойник замер, перестав вертеть нож в руке.

— Три Горыныча, — продолжила Василиса. — Три брата-колдуна, три лика одной и той же беды. Вы уничтожили того, кто дарил ложное, приторное счастье. Но остались ещё двое. Первый зовётся Громобой. Его сила — в страхе. Он повелевает грозами и ураганами, насылая на земли вечную непогоду и ужас. Он не убивает людей, нет. Он питается их паникой, их отчаянием, их животным ужасом перед слепой, неумолимой стихией.

Она замолчала, давая нам переварить услышанное. Я представила себе деревню, где неделями льёт дождь, а ветер воет так, что хочется залезть под землю.

— Второй ещё страшнее, — её голос стал тише. — Его имя — Молчун. Его магия — это абсолютная, мёртвая тишина. Он погружает целые города и сёла в безразличие и апатию. Люди забывают, кто они. Забывают своих детей, жён, свои желания, свою боль. Они не несчастны и не счастливы. Они просто… пустые. Их воля стирается, а души медленно тают, как снег на весеннем солнце. Это тихая смерть, после которой не остаётся даже воспоминаний.

«Ой, — пискнул Шишок так жалобно, что у меня защекотало в ухе. — Один мокрый, другой скучный. Ната, мне оба варианта не нравятся. Давай лучше вернёмся и ещё раз побьём того, сладкого? Там хотя бы пироги вкусные были».

— Что же нам делать? — спросила Аглая, и её обычно твёрдый голос дрогнул.

— Бить их! — рыкнул из своего угла князь Иван. Он попытался приподняться, но тут же охнул от боли и снова тяжело опустился на сено. — Моя ярость ещё не остыла! Я разорву их на куски, как рвал этих железных тварей!

— Это не поможет, князь, — спокойно возразила я, сама удивляясь своей внезапной уверенности. Я посмотрела на израненного Ивана, потом на строгое лицо Василисы в зеркале. — Твоя ярость нужна, чтобы пробиться сквозь их защиту, разрушить их колдовство. Но что будет с землями, которые они отравили? Что делать с людьми, которые обезумели от страха или превратились в пустые сосуды? — Я перевела дух, чувствуя, как в груди рождается холодная решимость. — Здесь нужна моя сила. Ты будешь ломать, а я — чинить. Возвращать то, что они отняли.

Дмитрий задумчиво побарабанил пальцами по столу.

Глава 2

Мы тащились по лесу уже третий день. Три бесконечных дня, наполненных только хрустом веток под ногами да ехидным писком Шишка в моей голове, который жаловался на скуку и отсутствие приличной еды. Лес вокруг сгущался, становился всё более тёмным и неприветливым.

Мой спутник, князь Иван, шагал впереди. На нём теперь были простые штаны и рубаха, которые ему выдали в Вересково, но даже в этой мешковатой одежде он походил на дикого зверя, готового в любой момент к прыжку.

Я же плелась сзади, как мешок с картошкой. Спотыкалась, цеплялась плащом за каждую ветку и постоянно останавливалась, чтобы свериться с маленьким гладким камушком, подаренным Водяным, когда-то.

— Опять стоим, — глухо прорычал Иван, не оборачиваясь. Его широкая спина напряглась, как у медведя, которого разбудили раньше времени. — Что на этот раз, ведьма? Дятел не по тому дереву постучал?

«О, началось, — тут же заверещал у меня в волосах Шишок, вцепившись в них своими лапками-веточками. — Утренняя порция княжеского ворчания. Ната, не обращай внимания. Он просто завидует, что у тебя есть я, такой умный и красивый, а у него — только борода».

Я сделала вид, что не слышу ни того, ни другого. Перед нами была развилка. Одна тропа, широкая и утоптанная, вела прямо в тёмный, пахнущий сыростью ельник. Вторая — узенькая и едва заметная — карабкалась вверх по склону холма.

— Нам наверх, — сказала я, указывая на кривую тропинку.

Иван наконец обернулся. На его заросшем щетиной лице было написано искреннее недоумение, смешанное с раздражением.

— Прямая дорога вон там, — он мотнул головой в сторону ельника. — Зачем нам лезть на этот бугор? Потеряем полдня.

— Прямая дорога слишком правильная, — упрямо повторила я. — И тихая. В лесу не бывает так тихо. Птицы молчат. И мой камень… он становится холодным, когда я поворачиваю его в ту сторону. Там что-то не то.

Князь громко фыркнул и скрестил на груди свои ручищи.

— Патруль? Ну и что? Я их железных шавок голыми руками ломал. Твои методы, ведьма, слишком медленные. Пока ты будешь свои камни слушать да с белками советоваться, Горынычи отравят ещё один город. Сила — вот самый быстрый способ.

«Ага, и самый верный способ угодить в неприятности! — возмутился Шишок. — Ната, не поддавайся! Этот твой волк сначала делает, а потом даже не думает! Скажи ему, что у нас пирожки с собой, мы можем и перекусить, пока он тут силой меряется!»

— А твоя сила слишком безрассудная, князь, — не выдержала я, и щёки залил румянец злости. — Ты прёшь напролом, как бык на ярмарке, не глядя под ноги! А если там ловушка? Если магия, против которой твоя ярость ничто? Что тогда будешь делать, а? Рвать на себе волосы?

Мы замерли, сверля друг друга взглядами. Он — огромный, уверенный в своей правоте мужик. Я — упрямая девчонка, которая доверяет какому-то камню больше, чем здравому смыслу. И никто не хотел уступать.

— Ладно, — наконец выдавил он сквозь зубы. — Веди. Но если это пустая трата времени, пеняй на себя.

Он резко развернулся и первым полез вверх по склону, всем своим видом показывая, как ему это всё не нравится.

Следующий час мы карабкались по холму в гробовом молчании. Я чувствовала себя ужасно виноватой, но и злилась на него за упрямство. Вдруг Иван замер как вкопанный и выставил вперёд руку, преграждая мне путь.

— Тихо.

Я тоже замерла, прислушиваясь. Ветер шумел в ветвях, и больше ничего. Но потом я уловила… Треск сухих веток и злобное, утробное сопение. Из-за кустов папоротника прямо на тропинку вывалилась огромная туша. Дикий кабан, размером с небольшую корову, уставился на нас своими маленькими, налитыми кровью глазками. Из его пасти торчали клыки, жёлтые и острые, как ножи.

«Мамочки! — взвизгнул Шишок так, что у меня заложило уши. — Это же ходячий ужин! Очень большой и очень злой ходячий ужин! Ната, делай что-нибудь! Преврати его в жёлудь!»

Я и пикнуть не успела. Кабан хрюкнул и, взрывая копытами землю, бросился прямо на меня. Но Иван оказался быстрее. Он не стал хвататься за топор. Он просто сделал шаг в сторону, и в его движениях снова появилось что-то нечеловеческое, звериное. Он нырнул под несущегося зверя, ухватил его за задние ноги и с диким рыком дёрнул вверх. Кабан взвизгнул, перевернулся в воздухе и мешком рухнул на землю. В тот же миг Иван навалился на него и свернул шею. Оглушительный хруст костей эхом прокатился по лесу.

Всё было кончено. Я стояла, прижав ладони ко рту, и во все глаза смотрела на князя. Он тяжело дышал, стоя над поверженным зверем. Он спас меня. Так просто и быстро, что я даже испугаться толком не успела.

— Будет ужин, — хрипло бросил он, вытирая руки о штаны. Он не смотрел на меня, но я поняла, что это был его ответ на наш спор.

Мы пошли дальше. Теперь я молчала не от злости, а от жгучего смущения. Он был прав. Иногда грубая сила — это всё, что нужно.

Но не прошло и получаса, как настал мой черёд доказывать свою правоту. Мы как раз спускались с другой стороны холма, когда камень-путевод в моём кармане вдруг стал таким холодным, будто я схватилась за кусок льда. Я вскрикнула и выронила его.

— Стой! — крикнула я Ивану, который уже собирался спуститься в неглубокий, поросший высокой травой овраг.

Он обернулся, и на его лице снова появилось знакомое раздражение.

— Ну что ещё?

— Не ходи туда! — я подняла камень с земли. Он обжигал пальцы могильным холодом. — Там… мёртвое. Я не знаю, что это, но оно очень, очень плохое.

Иван с недоверием посмотрел на мирный с виду овраг.

— Там просто трава, ведьма.

— Нет! — я почти сорвалась на визг, не зная, как объяснить ему то, что чувствовала. Холодную и бездушную ауру, которая тонкой паутиной оплетала всё дно оврага. — Пожалуйста, поверь мне!

Наверное, в моём голосе было столько неподдельного ужаса, что он всё-таки остановился в шаге от края. Постоял, принюхиваясь, как зверь, но покачал головой.