Пока луна не взойдёт

Глава 1.

Мне кажется, что это уже когда-то было…С кем-то другим, не со мной…Возможно это из остросюжетного боевика о сильных женщинах или же из книги о преодолении себя для того, чтобы в будущем стать сильнее и покорять вершины невозможного…

Но эта боль разрывала тело на части — каждый мускул горел, будто под кожу раз за разом вводили раскалённые лезвия, медленно проворачиваясь внутри плоти. Дыхание стало хриплым, булькающим, и с каждым вдохом осколки сломанных рёбер впивались глубже в лёгкие, наполняя рот тёплой, липкой кровью.

Небо... Ещё несколько часов назад я бы могла часами любоваться его бездонной лазурью, чувствуя, как солнечный свет ласкает кожу. Теперь же оно превратилось в гниющую незаживающую рану — чёрное, пульсирующее, давящее… Вместе с исчезнувшим светом исчезало и всё, что я так отчаянно берегла — желание любить, верить, мечтать… Сейчас у меня не было сил даже ненавидеть!

Тучи наползали с неестественной скоростью, словно время кто-то поставил на пятикратное ускорение. Оно напоминало стаю обезумевших тварей, разрывающих небосвод своими когтистыми лапами. Первые капли дождя не приносили желанного облегчения, а скорее впивались в кожу, оставляя на ней пузырящиеся ожоги… Я чувствовала, как смесь дождевой воды, крови и собственных слёз заполняет рот, просачивается в лёгкие, заставляя задыхаться между приступами кашля.

«Встань...» — беззвучно шептали губы, но тело больше не слушалось. Мышцы, разорванные в клочья, отказывались сокращаться. Пальцы судорожно дёргались, царапая землю, но не в силах ухватить опору.

Бесчисленное количество мгновений спустя я могу думать лишь о том, когда это всё, наконец, закончится. В фильмах, даже в самых душещипательных сценах, несколько мгновений и взгляд жертвы тускнеет, сердцебиение останавливается, и мучительная боль сменяется необыкновенной лёгкостью. Я устала…устала бороться за право жить каждой клеткой своего тела, испытывая ужасную боль. Эта боль не только физическая…Они меня предали…Как они могли так со мной поступить? — эти вопросы раз за разом набатом звучат у меня в голове. Воспоминания одно за другим напоминают о том, какой доверчивой дурой я была, влюбляясь в монстра… Проводя всё своё время в попытках найти общий язык с теми, кто этого совсем не заслуживал.

-Идиотка, — словно подводя итог, хрипло, произношу я вслух.

«Мой голос», — вдруг осознаю я. Слабый, измождённый…но всё же мой! Это осознание наполняет надеждой. Очередной надеждой, которая, возможно, ни к чему не приведёт...но всё же. Эти мысли словно вливают в меня тонкой струёй поток силы, так необходимой для того, чтобы сделать последнюю попытку к спасению…позвать на помощь! Неизвестное мне чувство пронзает насквозь уколом тысячи игл, заставляя кончики пальцев незаметно мерцать.
- Иди ко мне! – прямо из моей глотки, перекрикивая шум проливного дождя, раздаётся отчаянный крик. Жуткий, полный яда и стали... И этот душераздирающий крик принадлежит мне, хотя тело давно не чувствует себя в порядке. Он забирает последние остатки сил, после чего я понимаю, если меня никто не услышал – мне конец!

Минута за минутой… кажется, проходит вечность, прежде чем я обречённо закрываю глаза, готовясь к самому худшему.

Где-то вдали завыл ветер… или это был зверь? Сознание уже не различало звуков. В ушах стоял звон бьющих тревогу колоколов, перемежающийся с обрывками голосов... их голосов...

«Дорогая, мы же просто поиграем...» — эхом отозвалось в черепе, и я снова почувствовала, как чужие руки сковывают запястья, как вонзаются клыки в плечо... скулу... бок...

Тьма сгущалась, но не приносила покоя. Казалось, сама земля подо мной превратилась в зыбучие пески, медленно затягивающие в небытие. Последнее, что я увидела перед тем, как сознание окончательно помутнело — огромную тень, склонившуюся надо мной... и две горящие точки во тьме, похожие на звёзды... или на глаза...

- Иди ко мне...- Мой собственный голос прозвучал чужим — хриплым, перекошенным от боли, налитым такой ненавистью, что даже я сама вздрогнула. Он буквально разорвал мне горло, вырвавшись наружу вместе с кровавой слюной.

Я не узнавала себя. Не узнавала это изуродованное тело, эти дрожащие руки, этот взгляд, полный животного ужаса и ярости. Но сильнее всего горела ненависть — она пылала в груди, сжигая остатки страха, совести, человечности.

«Хоть одного... Хоть одного должна утащить с собой!» — звучало на задворках сознания. Зрение заволокло кровавой пеленой, но перед глазами снова и снова всплывали их лица. Их грязный смех. Их руки, хватающие, рвущие, наслаждающиеся своей жестокостью...

- Щенок... — прошипела я, чувствуя, как зубы впиваются в губу. Попытка подняться вызвала новую волну боли — что-то хрустнуло в боку, горькая желчь подкатила к горлу.

Внезапно сквозь вой ветра прорвалось жуткое рычание. Ближе. Опаснее.

- Пришли добить? – еле слышно проскрежетала. Но теперь, что после всего было очень странно — страха не было. Только пустота. Только ледяное спокойствие обречённого, принимающего свою судьбу в шестнадцать лет...

«Завтра… Шестнадцать мне бы исполнилось завтра...» — мелькнула мысль, что была больнее всех ран. Завтра, которое для меня никогда не наступит... Платье, что так долго выбирала. Торт со свечами. Объятия родных...

Я закрыла глаза, практически испытывая жажду клыков, навсегда обрывающих жизнь…

- Жрица! - Голос пробился сквозь пелену отчаяния. Мужской. Такой приятный голос! Едва приоткрываю уже не подчиняющиеся мне веки, чтобы увидеть его… От осознания того, кто стоит передо мной, дрожь пробивает всё тело. Глаза парня горят в темноте неестественным светом. В них читалось нечто невозможное...

...благоговение?

«Опять эти глупые игры… если бы у меня оставалась хоть капля силы, я бы, несомненно, вскочила и от души врезала ему кулаком прямо между глаз»

Рассекая дождевой мрак, надо мной склонился огромный силуэт, рассмотреть который мне мешало чёртово освещение, красная пелена перед глазами и жуткая усталость, от которой клонило в упоительное царство Морфея. Только глаза — они горели в темноте, переливаясь от лунного белого до янтарного золота, словно два расплавленных солнца. И в них... не было ненависти.

Глава 2. Райд

Бесшумно лавируя между многовековыми елями и дубами, верхушки которых упираются в вечно едва осязаемый в этих лесах туман, а кора придаёт томительный смолистый аромат, я мчался по заросшей густой травой тропе, наслаждаясь каждой секундой свободного времени. Мягкий солнечный свет, словно отвоевав своё право на существование, пробивается сквозь густые кроны деревьев редкими всполохами, точно танцуя на влажной, мшистой земле. Сейчас для меня не было ничего невозможного…мои движения быстры и грациозны, а хриплый, едва уловимый рык словно предупреждает окружающих о приближающейся опасности. С лёгкостью отличая пыхтение диких ежей от шорохов крадущейся в поисках пропитания рыси, я глубоко вдыхаю свежий воздух, впитывая в себя всю силу и мощь дикого, необузданного леса со всеми его звуками, запахами и необыкновенной красоты пейзажами.

Замедляя шаг на одной из гористых вершин холмов, окружающих Шермондт, моя морда начинает недовольно озираться по сторонам. Словно кто-то всё же посмел нарушить мой покой. Тонкий, едва уловимый удушливый запах дизельного топлива раздражает ноздри, заставляя меня понять, что же изменилось…В нашем богом забытом городке появились чужаки.

Главные улочки извиваются, как реки, заполненные людским потоком. В выходной день они особенно оживлены: горожане снуют между лавками, где продают всё — от тёплого хлеба до безделушек, которые через неделю окажутся забытыми на дне шкафа. Где-то смеются, где-то спорят, а кто-то просто стоит, заворожённо глядя в витрину, будто ища в ней ответ на невысказанный вопрос.

В центре, словно сердце этого места, высится храм. Его купола, позолоченные солнцем, ещё хранят тепло от открывших свои сердца Богу последних молитв. Оттуда медленно выходят прихожане — одни с облегчением, другие с затаённой грустью, но всем им будто стало чуть легче, оставив часть своей ноши у алтаря.

А ближе к воде, где озеро лениво омывает каменные набережные, выстроились в ряд кафе и рестораны. Их вывески кричат яркими красками и неоновым светом, а из открытых дверей доносятся запахи кофе, свежей выпечки и чего-то пряного, манящего. Здесь всегда людно: пары, укрывшиеся за столиками у воды, компании друзей, делящихся историями, одинокие мечтатели с книгами в руках… всех их притягивал необыкновенно чарующий вид на необъятное водохранилище, притягивая к себе людей разного возраста независимо от дня недели.

А на самой окраине, там, где город почти сливается с лесом, стоит университет — единственный на сотни километров. Его старые стены видели сотни поколений студентов: влюблённых, отчаянных, наивных, гениальных. Кто-то приходит сюда за знаниями, кто-то — за поиском самого себя. А кто-то — просто потому, что больше идти просто некуда.

И над всем этим — небо. Огромное, бескрайнее, равнодушное и прекрасное.

Заприметив фургон компании «Комфортный переезд», принадлежащий семье моего одногруппника Михаила, я инстинктивно начинаю слежку. Взобравшись на холм, древний грузовичок огибает несколько однообразных перекрёстков и, в конце концов, останавливается у двухэтажного коттеджа.

Этот дом пустовал пару лет. Последние жильцы, услышав жуткую историю о прежних хозяевах от своего сына, только что поступившего на филологический факультет университета, впопыхах собрали пожитки и уехали, не оглядываясь. Надо сказать, жуткая история, прежде передающаяся из уст в уста несколько лет, была слишком преувеличена не только первокурсниками, но и самим парнем, ожидающим лучшей, более раскрепощённой студенческой молодости в одном из крупнейших университетов страны.

Водительская дверь грузовичка нехотя распахивается, издавая нехарактерный скрежет и оставляя на задворках разума заметку напомнить Мише о необходимости в выходные посетить автосервис моей семьи. Лучезарная улыбка дяди Глеба – водителя грузовичка, всегда действовала заразительно, даже не поворачивая голову в мою сторону, он небрежно машет рукой в приветственном жесте, разговаривая при этом с кем-то, всё ещё находящимся в салоне грузовичка.

Буквально через пару мгновений за грузовичком останавливается старенький, потрёпанный форд фокус тёмно-серого цвета.

- Странный выбор для такой роскошной женщины, — непроизвольно проносится в голове, когда я рассмотрел хозяйку автомобиля.

Из машины, ловко виляя бёдрами, выскочила молодая блондинка. Её волосы были забраны в конский хвост на макушке и покачивались в такт её энергичным движениям. Одета она была в форму для фитнеса ярко - розового цвета обтягивая, словно руку перчатка на пару размеров меньше. Лица было не рассмотреть из-за огромных очков – авиаторов. Молодая женщина активно щебетала с кем-то по телефону рукоплеская во все стороны. Махнув в сторону фургона, она быстро забежала в дом.

Скрип…и распахивается пассажирская дверь фургона…являя моему взору молодую девушку.

Мои запястья непроизвольно сжимаются в кулаки ещё до того, как я вижу её…Плохой знак. Моё предчувствие никогда раньше меня не подводило, а значит…или мне придётся отгонять от незнакомки своих пышущих тестостероном членов семьи…или одному разгребать ворох проблем, которые последуют, если я этим заниматься не буду.

Сделав несколько нерешительных шагов в сторону дома, девушка останавливается. Теперь я, наконец, могу её полностью рассмотреть.

Невысокая девушка, примерно метр шестьдесят, с каштановыми волосами, заплетёнными во французскую косу, стройное телосложение, как и у блондинки…Но эту, кажется, не привлекала обтягивающая одежда, предоставляющая взору окружающих каждый, изгиб её тела. Бесформенные джинсовые шорты синего цвета и мешковатая рубашка в крупную клетку, завязанная на талии крупным узлом и накинутая на лёгкий топ словно пытались скрыть то, чем её наградила природа.

Обернувшись, явно на слова дяди Глеба, незнакомка дала мне шанс рассмотреть и её лицо. Огромные голубые глаза, аккуратный нос с россыпью веснушек и чуть припухлые от природы губы…Теперь я не сомневался, что проблем от неё будет очень много.

Глава 3. Много лет назад. Эмма

- Ну что, солнышко, гляди – это одно из самых образцовых хозяйств на многие километры вокруг! - Отец широким жестом обводит территорию, но его обычно спокойные серые проницательные глаза – непрестанно сканируют пространство, отмечая каждый сантиметр окружающего пространства, каждую потенциальную угрозу. Его улыбка неизменна, но я то знала, когда уголки его губ подрагивают именно так — он вычисляет варианты дальнейших событий.

Главный дом с резными ставнями действительно выглядел идеально… даже слишком идеально! С блистающими до блеска окнами, уютной террасой, опоясывающей каркас дома и плетённой мебелью, на которой в хаотичном, но таком привлекательном беспорядке были накиданы цветастые подушки.

- Не то что у нас в городке, правда? Здесь всё по уму сделано!- Отец с силой хлопнул ладонью по столбу забора, словно проверяя его на прочность. Его взгляд на мгновение задержался на моём лице. На его молчаливый вопрос «Ты в порядке?» Я едва заметно киваю, всё ещё не понимая его беспокойства...

Загон для лошадей слева от дома впечатлял: дубовые перекладины, автоматические поилки, даже устройства для орошения, которые здесь было практически не достать в силу огромного спроса, для охлаждения. Но две великолепные кобылы — вороная и соловая — стояли неестественно неподвижно, их уши напряжённо подрагивали. Они не ржали, не переступали копытами, лишь смотрели на нас... или точнее, сквозь нас.

- Видишь вон ту пегую? Чистокровная испанка! — произнёс он восхищённо, но его пальцы сжали перекладину так, что побелели костяшки. Он заметил то же, что и я - кормушки полны, а животных не видно. Только этот петух...

Когда огромная птица неестественно вывернула шею, отец резко развернулся ко мне лицом, присаживаясь на корточки. Его дыхание участилось, но голос оставался ровным:

- Теперь понимаешь, почему я так... уважаю хозяев?- Впервые в его глазах я читала не уважение, а холодный расчёт. Могу поспорить, он уже оценил расстояние до машины, заметил, как двое парней на своём пикапе перекрыли путь к отступлению.

— Доченька, прошу тебя, будь осторожнее, — с этими словами мой отец, а по совместительству единственный профессиональный ветеринар в округе, нежно заправляет выбившиеся из двух скрученных в жгуты на макушке кос пряди за моё ухо. Его пальцы, привыкшие к отточенной годами ювелирной работе с животными, как и всегда удивительно мягко касаются моих волос, будто боясь повредить хрупкое создание. В его взгляде сквозит что-то граничащее между лёгким удивлением и настоящим ужасом — тёмные зрачки расширены, а в морщинках у глаз застыло напряжение. От этого внезапного проявления тревоги мои ладошки мгновенно покрываются липким потом, а в горле встаёт ком.

Я делаю шаг ближе, чувствуя знакомый запах отца — смесь антисептика, облегчающей боль мази и чего-то неуловимо родного. В попытке успокоить его обхватываю его щёки ладонями — мои пальцы кажутся такими маленькими на его обветренном лице.

— Папочка, твоя храбрая девочка... — начинаю я, но слова застревают в горле, когда за его спиной возникает ослепительно-белая мечта...

Это была не просто лошадь. Это было воплощение снежной бури, застывшей в совершенной форме. Грива переливалась на солнце, словно присыпанная свежевыпавшим инеем, а грациозные мускулы играли под атласной кожей при каждом движении. Скакун внезапно встал на дыбы, и на мгновение я увидела его во всей мощи — ноздри раздувались, розовые от напряжения, глаза сверкали диким, необузданным блеском.

И тогда из этой сотканной из мифов и легенд, которые отец читал мне перед сном, картины грации и силы появился он…

Мальчик выпрыгнул из седла с кошачьей ловкостью, приземлившись на землю без единого звука. Лет ему было не больше двенадцати, но осанка выдавала в нём маленького воина: прямая спина, высоко поднятый подбородок, взгляд, холодный, привыкший оценивать.

— Дядя Стен, — закричал он, и я невольно вздрогнула. Голос звучал несоразмерно взросло — низкий, с хрипловатыми нотками, будто принадлежал не ребёнку, а закалённому неудачами мужчине.

Я инстинктивно сделала шаг назад, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. В этот момент солнце скрылось за тучей, и я заметила странную деталь: тень от мальчика на земле шевельнулась совсем не так, как должна была... слишком неестественно, слишком хищно… слишком пугающе!

Мальчик развернулся ко мне спиной, и я замерла, застигнутая врасплох. Его движения были точными и привычными, когда он снял с ближайшего колышка выцветшее полотенце. Моё лицо с испуганного мертвенно-белого мгновенно вспыхнуло румянцем — на нём не было ни рубашки, ни жилета, только простые холщовые штаны да сапоги, покрытые слоем засохшей грязи загона.

Его спина, загорелая до темно-золотистого оттенка, была испещрена мелкими шрамами — то ли от веток, то ли от камней, на которые он мог упасть с белоснежного жеребца. Мускулы играли под кожей при каждом движении, выдавая в нём не простого ребёнка, а того, кто уже привык к тяжёлому труду. Он вытер полотенцем лицо и шею, будто моя реакция его нисколько не смущала. Для него это было так же, естественно, как для городских мальчишек — носить школьную форму.

В этот момент из-за угла конюшни показался хозяин фермы — Стен Линовски, широкоплечий мужчина с руками, толщиной с три моих ноги, и вечно недовольным выражением лица. Он тащил за шиворот другого мальчишку, отчаянно упирающегося, но его попытки вырваться выглядели жалкими против железной хватки фермера.

— Я говорил тебе не стричь кур?! — рявкнул Стен, и его голос, грубый, как скрип несмазанных ворот, заставил даже лошадей насторожиться.

Мальчишка, которого он держал, на вид был одного со мной возраста, но уже с хитрой, как у лисы, которую однажды выхаживал мой отец после тяжёлого ранения, искоркой в глазах. Его светлые волосы торчали в разные стороны, а рубашка была перепачкана в чём-то подозрительно красном.

— Да это же не стрижка! — заверещал он. — Я просто хотел посмотреть, как они без перьев выглядят!

Глава 4. Райд. Настоящее время.

В понедельник у моего дома притормозил старенький фольксваген цвета хаки — поцарапанный, с потускневшей краской и треснувшим бампером.

— Ты ничего не смыслишь в этом, — заявил Джереми только лишь я открыл дверцу, будто читал лекцию о высшей математике, а не уговаривал меня пойти на унизительную подработку.

Усевшись на потрёпанное пассажирское сиденье, с тоской в очередной раз вспомнил свой Додж Челленджер — сейчас он стоял в гараже у Ника, одного из наших лучших механиков с разобранным двигателем, а счёт за ремонт рос с каждой новой проверкой работоспособности моего малыша...

— Четвёртая неделя, — вздохнул я, глядя в окно на однообразные двухэтажные коттеджи этой части города. — И прогнозы всё хуже.

Джереми, не обращая внимания на мои страдания, уже гнал по улице, в сотый раз, расписывая преимущества работы в «Морском царе» — небольшом ресторанчике паназиатской кухни, где чаевые лились рекой, а зарплата была выше, чем в любой забегаловке города.

— Ты же не хочешь до конца семестра ходить в универ пешком? — ехидно поинтересовался он, ловко лавируя между ямами на дороге.

Я скрипнул зубами.

Дело в том, что хозяйка заведения — миссис Блоуэн, женщина средних лет, уже четвёртый раз овдовевшая при загадочных обстоятельствах — нанимала на работу исключительно парней. Причём не просто парней, а крепких, мускулистых, желательно с выразительной внешностью.

А официантам и вовсе приходилось разгуливать по залу полуголыми — в ярких, обшитых переливающимися пайетками шароварах, которые скорее напоминали костюм для стриптиза, чем униформу.

— Представляешь, сколько чаевых тебе оставят одинокие тётушки? — Джереми хихикнул, поигрывая бровями, паркуясь на огромной парковке университета.

Я закрыл лицо руками.

Моя гордость слишком долго вела жестокую борьбу с пустым кошельком.

И, кажется, кошелёк всё же побеждал...

Университетская парковка сегодня гудела тысячей раздражающих звуков, словно разорённый улей.

И всё из-за неё.

Тёмно-серый Форд Фокус с чуть запотевшими стёклами въехал на территорию кампуса прямо перед нами с такой небрежной грацией, будто не замечал толп студентов, расступающихся перед ним. Когда машина припарковалась, наступила странная пауза — будто весь воздух вокруг замер в ожидании.

В нашем захолустье новое лицо — всегда событие. Мы знали друг друга с пелёнок, слушая бесконечные истории о хулиганстве чьего-то деда или отца или о том, как чья-то мать однажды увела возлюбленного у той самой тётки за прилавком. Каждый новичок мгновенно становился всеобщим достоянием, за информацию о котором готовы были платить нехилые деньги, прожигая последние карманные.

— Десять баксов, что опять какой-то ботан, — фыркнул Томми, останавливаясь возле нашей машины и облизывая пальцы, испачканные в чипсах.

— Ставлю на девчонку, — парировал Джереми, — В прошлый раз выиграл же.— он пожал плечами, не сводя взгляда с открывающейся двери машины.

Я же молча наблюдал, уже зная, кто появится из салона…

Она — невысокая, со всё теми же каштановыми волосами, собранными в небрежный пучок на макушке, в просторном свитере крупной вязки небесного цвета, сползающем с одного плеча, и узких джинсах. Но дело было даже не в одежде…

Этот взгляд... Её глаза — холодные, светло-голубые, почти прозрачные — скользнули по толпе, не задерживаясь ни на ком и на секунду. Но этого мимолётного мгновения хватило, чтобы вокруг воцарилась тишина.

— Кто это? — прошептал кто-то за моей спиной.

Я не ответил. Потому что НИКТО в этом городе ничего о ней не знал!

Четыре дня…

Восемь дней её тёмно-серый Форд стоял у того самого дома, куда переехали новосёлы, покрываясь тонким слоем городской пыли. Восемь дней окна оставались тёмными, а шторы — неподвижными, будто за ними совершенно не было жизни.

Соседи уже шептались у почтовых ящиков, собирались в небольшие группки… Старушка Мэри, чьи некогда ловкие пальцы известной пианистки теперь дрожали от подступающего артрита, дважды приносила к их двери ещё дымящеюся соблазнительными ароматами шарлотку.

«Милые, я ваша новая соседка!» — её голос звучал нарочито бодро, но в ответ её ожидала лишь тишина…

На третий день я изменил маршрут дозора. Теперь мой путь в университет и обратно обязательно пролегал мимо того дома. Что меня тянуло сюда? Сам не знаю…но этот запах… Этот нарочито скрываемый под жуткими спиртовыми нотками духов невероятный горьковато-сладкий, лесной аромат всё ещё не давал мне думать ни о чём другом, кроме как о таинственной незнакомке. Так кто же она?

— Смотри-ка, новенькая, — присвистнул Стив, толкнув меня плечом. Мой двоюродный брат не изменял себе и сейчас, оставаясь непревзойдённым придурком! В его голосе не было обычной похабной игривости, что говорило об одном - для него началась очередная игра… Игра, которая когда-нибудь убьёт всех нас!

— Привет! — Стив выскочил перед ней так внезапно, что я инстинктивно отпрянул — знал эту его манеру «знакомиться».

От неожиданности я выронил тетрадь. Щелчок…

И ручка с синим колпачком покатилась по асфальту… Мы, я и эта самая девушка одновременно потянулись за ней… И мир взорвался!

Искра! Яркая, голубоватая молния в миниатюре, прошила пространство между нами. Воздух затрещал, наполнившись запахом озона и железа.

- Что за чёрт?! – прошептал я. На ладони, там, где ещё пару минут назад наша кожа соприкоснулась, дымился красный след. — Ты в порядке?

Она медленно подняла голову, встречаясь со мной своими бездонными, нечеловечески завораживающими глазами.