Пока не развели мосты

Пролог

Пролог

Лето. На пляже в Сестрорецке неожиданная и такая редкая на Балтике жара. Белый плотный песок так приятно держать в руках. Чайки носились над морской поверхностью. Сосны шумели прямо над головой. Алла вытянулась на полотенце. Успела закрыть глаза. Сейчас главное - не уснуть. Если она выключится, то наверняка продрыхнет обратную электричку. Да и небезопасно это - спать прямо на пляже.

Волейбольный мяч от играющей неподалёку компании прикатился ей прямо под бок. Она аж села от неожиданности. Приложила руку "козырьком" ко лбу.

- Девушка, мячик подайте, пожалуйста! - крикнул ей высокий светловолосый молодой мужчина. Сгреб ладонью назад длинную чёлку. Надел кепку.

Алла замерла. Это он. Тот самый парень из метро. Или ей кажется? Сколько же лет прошло?

- Девушка, мячик!

Алла очень старалась хорошо подать мяч. Из положения сидя получилось так себе.

Блондин улыбнулся, показав крепкие белые зубы.

- Спасибо! Хотите с нами?

Алла изо всех сил помотала головой. Волейбол - это точно не её. Особенно в этом купальнике. Потому что вместо застежки у неё большая булавка. В таком на люди грех показываться, не то что в волейбол играть в компании нескольких крепких молодых мужчин и очень красивых девушек. Пялиться на них было неприлично. Хотя очень хотелось. Мама говорила, что за погляд денег не берут.

Блондин в новой попытке отбить мяч упал на песок. Встретился с ней взглядом. Встал. Отряхнул песок с живота и длинных ног. Опять широко улыбнулся и отсалютовал ей. Алла вспыхнула. Хорошо, что с такого расстояния он, возможно, и не заметил, как она покраснела. А вот что рассматривала, точно заметил. Алла перевернулась на живот и достала из сумочки книжку.

Глава 1

1.

Отец ходил по кухне вперёд-назад. Всего несколько небольших шагов, насколько позволяли аж восемь квадратных метров.

- Что ж ты, Юрий Алексеевич, имя-то не оправдываешь?

Родившийся двенадцатого апреля Юрий Алексеевич Бодровский десяти лет от роду сегодня снова не оправдал. Ни имени, ни фамилии, ни надежд родителей и учителей. Намылить доску за четыре года обучения не догадался ещё никто из его одноклассников.

Если бы это была первая выходка Бодровского-младшего, возможно, отец бы не так сердился. Но таких залётов за учебный год собралось больше десятка. Внушения не действовали.

- Юрий, ну что ж ты за человек? Вот все учителя говорят, что у тебя способности. А ты чем занят? Кто из тебя получится?

Юрка почти не слушал отца. Во всей этой пламенной речи его определённо радовал один факт. За этот вечер отец пока ни разу не сравнил его со старшим братом.

Как же Юрка ненавидел этот светлый образ Пашеньки! Ненавидеть брата, который был почти на десять лет старше, Юрке было стыдно. Но он ничего не мог с собой поделать. Будь Пашка жив, всё, наверное, было бы по-другому. И мама бы лучше себя чувствовала. И отец не вздыхал бы так горестно. А Пашка, если бы не болел, может, уже в училище учился. Или в университете. Но Пашка умер, когда Юрику было меньше года. У него был тяжёлый порок сердца.

Трагический уход старшего брата сказался на Юрке колоссально. Мать тряслись теперь над младшим, как над хрустальным. Отец сердился, что она растит тряпку и балбеса. И пытался быть строгим. Но у Юрки получалось ловко манипулировать обоими.

Отказа он не знал ни в чем. Фирменные шмотки. Отдых на море во флотском санатории каждый год. Мама работала в училище имени Фрунзе в библиотеке. Перешла туда, чтобы иметь возможность заниматься детьми. Отец служил в штабе флота. После коммуналки на Васильевском, которую Юрка и не помнил, своя трёхкомнатная квартира казалась чудом. Правда, далековато. Аж в Рыбацком. И мама ностальчически вспоминала "тот магазинчик на Большом проспекте".

- Значит, пойдёшь в Нахимовское! - отчётливо услышал Юрка прямо над своей головой, вынырнув из собственных мыслей, - Может, хоть там тебе мозги на место поставят.

- Лёш..., - как-то жалобно проговорила Юркина мама, всё это время сидевшая на краешке кухонного уголка, горестно поглядывая на сына, - Что ж так сразу... Ну какое Нахимовское? Он же не сирота.

- Это ты называешь "сразу"? Валя, это не сразу. Какой раз за год ты ходишь к директору? А? Кто дымовуху сделал? Ты его этому учила? Или, может, я? Он уже берегов не видит! Если бы брали раньше, я б уже договорился давно. Но только с пятого класса. До этого вообще с девятого только. Экзамены через десять дней.

- Я не пойду, - буркнул Юрка, - У него в планах был ещё тридцатый уровень стрелялки. А боеприпасов у его героя не осталось. И это было действительно важно.

- Пойдёшь! И учиться будешь! И человеком станешь!

Глава 2

2.

Утром субботы, когда нужно было ехать в училище на экзамены, у Юрки случилась тихая истерика. Он не плакал. Просто молчал. Его трясло. И пока ехали, и пока его и таких же пацанов-четвероклассников распределяли по классам, где надо было писать экзамены по русскому и математике.

Была, конечно, мысль саботировать этот процесс. Просто сдать чистый лист. Не поступил - и спросу никакого. Но за соседней партой лопоухий пухлый парень усиленно грыз ручку, потом черкал что-то в своих листах. Юрка посмотрел в задание. Ничего ж сложного. И представил, что вот тот толстый поступит, а он нет. Расклад так себе. Чувствовать себя хуже остальных Бодровский не привык.

Никаких приключений в средней школе недалеко от дома не предвиделось. А здесь явно затевался какой-то движ. От этих мыслей Юрка аж зарезал на месте. Эх! Отказаться же всегда можно. Он подвинул ближе лист с заданием. Ага. Задача на части. Ну, что там с ящиками конфет, проданными в первый день?

То, что всё это не шутка и не родительский эксперимент над ним, понял, когда оказался в списке зачисленных. Но совсем не в начале рейтинга. А окончательно дошло, когда мать открыла его шкаф и достала большую спортивную сумку. Юрка тогда вцепился в её руку и заревел.

Мама побледнела. Выпустила из рук вещи. Ушла на кухню и закрыла дверь. Юрка сел на край кровати. Оглядел свою комнату. Книжные полки, на которых рядом с "Тремя мушкетерами" ещё стояли "Сказки народов мира" и модели гоночных машинок. Шкаф с джинсами и футболками с диснеевскими персонажами. Письменный стол. Игровая приставка. От этого стало ещё тоскливее. Но отец своих решений не меняет. На душе у Юрки было погано. Сбагривают, значит. В интернат. Почти детдом. То, чем пугают балбесов и хулиганов. А с ним вот это случилось на самом деле. При живых родителях.

Утирая кулаками слёзы, Юрка сам побросал в сумку всё, что было по списку. Обулся. Глянул на закрытую дверь кухни. Проверил карточку* в кармане. И поехал в училище сам. Сначала на трамвае до метро. Потом от Горьковской шёл пешком, ориентируясь на "Аврору".

Всю дорогу себя жалел. Но когда подошёл к училищу, почувствовал себя взрослым. Остальных пацанов выгружали из машин или такси родители. Юрка поглядывал на них чуть свысока.

Когда они всей толпой уже сидели в каком-то классе и ждали, что с ними будет дальше, вбежал нахимовец со старшего курса. Количество нашивок на рукаве Юрка посчитать не успел.

- Кто Бодровский?

- Ну я...

- Не нукай, малёк, не запрягал. Отец твой звонил дежурному. Ты, блин, головой думай, когда мать заставляешь волноваться, - и парень больно постучал костяшками пальцев прямо по Юркиному лбу.

Бодровский зашипел от боли. Остальные обидно заржали. А Юрка был уверен, что не из-за чего тут было волноваться. Сбагрили - он уехал.

Первую ночь в училище он не мог заснуть. В их "кубрике", как по-морскому называлась спальня аж на двадцать пять человек, многие тогда не спали. Бодровский даже слышал, как кто-то под утро плакал.

*проездной

Глава 3

3.

В свое первое увольнение уже законный "карась"* Бодровский Юрий Алексеевич отказывался уходить. Оно полагалось как раз после Клятвы нахимовца - торжественного мероприятия для первокурсников.

Стоя в строю, Юрка видел отца в толпе родителей. Он был в форме. Мама старательно выглядывала из-за спин, чтобы увидеть, как сын в синей матроске, бескозырке с надписью "Нахимовское училище" и белых перчатках произносит слова клятвы.

Юрка был зол на родителей. За всё время, что прошло с поступления, они ни разу к нему не приехали. Возможно, отец уезжал на на учения, а матери запретил появляться в училище. Не факт, что так. Это были домыслы.

- Бодровский? Что стоим? На выход! - их взводный мичман Нестеров обнаружил насупившегося Юрку возле лестницы.

- Я не пойду.

- Причина?

- Я им не нужен.

- Запомните, нахимовец Бодровский, родители - это единственные люди, которым Вы, Юрий Алексеевич, будете нужны всегда. Марш домой! И чтоб мать обнял как положено. Я прослежу. А то ишь, характер он ей показывает! Караси вы, караси.

Юрка пулей выскочил на улицу. На другой стороне проезжей части, возле "Авроры", стоял отец. Разговаривал с другим офицером. Мама смотрела только на дверь училища.

- Мама! Папа! - закричал Юрик через улицу.

Обернулся. В дверях стоял Нестеров. Кивнул. Но Юра решил, что всё должно быть по-взрослому. Перешёл на другую сторону. Промаршировал к отцу. Приложил руку к бескозырке.

- Товарищ капитан второго ранга! Нахимовец Бодровский. Убываю в увольнение.

За мелькнувшее в глазах отца одобрение Юрка был готов сколько угодно дарить полы в длинном коридоре спального корпуса.

- Вольно! Здравствуй, сын, - Алексей Бодровский протянул Юре ладонь и крепко пожал руку сына.

- Мам, не плачь! - Юрик обнял мать. И понял, что впервые за очень долгое время делает это с чувством и любовью.

Первый год в училище дал Бодровскому возможность гордиться своей флотской династией. Дед по отцовской линии был соловецким юнгой. Отец служил на подводной лодке в Севастополе, а теперь в штабе флота. В Нахимовском быть потомственным военным было престижно, не то что в обычной городской школе. Там отцом капитаном второго ранга хвастаться не приходилось.

К дисциплине Бодровский-младший относился насколько мог наплевательски. Быть как все ему не нравилось. Была тайная надежда, что его отчислят. Но мичман Нестеров только усмехался в усы, очередной раз обнаружив Юркину фамилию в списке нарушителей, и отправлял "ум в порядок приводить". Флотскими, разумеется, способами.

Учился нахимовец Бодровский, правда, неплохо. Но это потому, что не хотелось чувствовать себя дураком среди одноклассников.

В летние каникулы он несколько раз решался написать рапорт и уйти из училища. Уж очень притягательной была гражданская жизнь. Особенно на контрасте с флотским жёстким распорядком. Никакой тебе боцманской дудки по утрам. Никакого хождения строем. И своя комната, а не многонаселённый кубрик.

- Ну давай, раз решил, - неожиданно согласился отец, - Вернёшься в свой класс, - кивнул на школу во дворе.

Возможно, отец знал, что в каникулы Юрка надевал нахимовскую форму и ходил хвастаться бывшим одноклассникам. Форсил знанием всяких морских словечек типа "гальюн" и "кубрик", рассказывал про парусные шлюпы на учебной базе в Ленобласти. Одноклассники разглядывали Бодровского, открыв рты. И как теперь туда возвращаться? Похоже, назад дороги не было.

На втором курсе жизнь наладилась неожиданным образом. Осенью, когда учебный год уже начался, в училище появились братья Ветровы. Виктор и Вадим. Были зачислены на шестой и второй курс без конкурса. Ветровы были круглыми сиротами. Детьми погибшего флотского офицера.

Вадиму Ветрову выделили кровать через проход от Юры Бодровского.

*так называют нахимовцев младшего курса

Глава 4

4.

Начало отношений Бодровского с Ветровым не превещало ничего хорошего. Они столкнулись лбами как два барана.

Бодровского Ветров бесил с самого первого дня. По телевизору вечером шёл матч Зенит - ЦСКА. Все собрались в холле смотреть. Даже дежурные офицеры-воспитатели. Когда в Питере играет "Зенит", то все становятся просто болельщиками.

- Лучше клуба нам не надо, чем "Зенит" из Ленинграда! - кричали хором несколько десятков мальчишеских голосов, - В небе звездочка горит - это питерский "Зенит" !

- В сердце клуб всегда один – ЦСКА непобедим! - проорал Ветров. Один. В полной тишине.

Обиднее всего, что "Зенит" проиграл на своём поле. Расходились расстроенные. На новенького косились недобро. Но на разборки не решились. У этого Ветрова старший брат на шестом курсе - здоровенный такой.

На следующий день Юрка не нашёл свою тетрадь по математике. Когда уроки делал, была. А стал собирать портфель на завтра, нету. Облазил всё.

- Посмотри в классе сампо*, - посоветовал всегда спокойный Димка Захаров, - Кто там был после тебя?

- Новенький был. Больше никого, - буркнул расстроенный Юрка.

Он убил на эту математику тучу времени. Если завтра математик залепит ему пару, увольнения не видать. А там мама оладушки будет делать. С яблоками. Это до училища он выковыривал из салата лук и не ел сметану. Теперь, когда организм медленно, но верно пошёл в рост, мёл со стола всё, что не приколочено. За печальные перспективы остаться без оладушков прям обидно было.

Бодровский вернулся в класс. Ветров уже выходил. Все свои учебники нёс под мышкой.

- Ты мою тетрадь не видел? - в голосе у Юрки уже был наезд.

- Нужна она мне. Не видел, - бросил насупленный Ветров.

- Она тут была.

- Была - ищи..., - новенький попытался выйти в дверь. Бодровский толкнул его плечом. Книги и тетради посыпались по полу.

- Ты взял? Списывал, да?

- Не брал я твою математику. Нужна она мне больно! Я свою ещё на уроке сделал.

- Врешь! Нельзя было столько успеть на уроке!

- Сам решаешь как черепаха. Поэтому тебе и нельзя! - это было на больную мозоль. Бодровский решал действительно медленно.

- Это я черепаха? А ты конь**, что ли? - чуть более крепкий сложением Юрка двинул плечом по плечу новенького. Мало того, что за ЦСКА болеет, да ещё и обзывается.

- Я, может, и конь! А ты баран, а не черепаха! Отойди!

- Ах ты!

Бодровский со всей силы толкнул Ветрова в стену. Тот сделал пару шагов назад. Неожиданно размахнулся, и Юрке прилетело кулаком в скулу. Не то чтоб сильно, но обидно. А если будет синяк, то разбирательства не избежать.

- Идиот! Кто в лицо бьёт! Хочешь чтобы весь взвод сидел без увала***? Бьешь, бей по корпусу!

- Вон, смотри, за той партой, не твоя тетрадь синяя? - кивнул Ветров в сторону, а сам стал собирать свои.

- Блин... Моя... , - Юрке стало неловко. Мало того, что наехал на новенького, а тому и в увольнение сходить некуда, да ещё и сам огреб. Ветров вроде не здоровенный, а бьёт, зараза, сильно.

Больше они слова друг другу не сказали. Улеглись. Дверь в кубрик приоткрылась уже после отбоя. Полоска дежурного света упала прямо на глаза Бодровскому.

- Ну кто там?

- Ветров, там на третьем этаже в гальюне брату твоему звездюлей выдают..., - крикнул кто-то из коридора.

Ветров подскочил, хотя казалось, что давно спал уже. Помчался, даже в тапки не влез.

- Наших бьют! - крикнул Бодровский прежде, чем успел подумать. И зачем-то прихватил ветровские тапочки.

По лестнице на третий этаж они неслись втроём. Ветров, Бодровский и тот парень с шестого курса, что принёс новость. Больше никто ввязываться не захотел. Но было ясно, что сейчас доложат. Рыжий мелкий Миша Весёлкин - спец по докладам. Авторитет у начальства зарабатывает.

В гальюн Ветров-младший ворвался с диким криком. Бросился в месилово. Бодровский снова не успел подумать. Кинулся следом, размахивая направо и налево резиновыми тапками сорокового размера. К тому моменту, как прибежали дежурные офицеры, они уже стояли спина к спине. Высокий крепкий Виктор и двое мелких - Юрка и Вадим.

*сампо - самоподготовка

**болельщики ЦСКА

***увольнение

Глава 5

5.

Фраза "водой не разольешь" подходила к этой дружбе во всех смыслах. И в переносном, потом у что Вадим стал для Юры якорем, окончательно привязавшим к училищу, буксиром - вместе осваивать науки оказалось сподручнее, и по настоящему близким душой человеком, которому было не страшно себя доверить. С той памятной драки они ещё её единожды отстаивали свое мнение кулаками. Вадим урок усвоил. Молотил теперь обидчиков в корпус, не оставляя следов.

Но и в прямом смысле Ветрова и Бодровского вода на летней практике не разливала. Плыли бок о бок дистанцию в километр на открытой воде. Гребли синхронно в шлюпках. И блевали за борт в свой первый настоящий шторм, потом стучали зубами от холода, пока меняли промокшую насквозь одежду, тоже вместе.

К пятому курсу они превратились в отличную команду. И в жизни, и в учёбе, и в спорте. У Ветра к тому времени брат уже выпустился и уехал в Калининградское училище. Так что в увольнение Вадим если ходил, то только с Бодровским за компанию. У Ветрова в Питере никого не было.

К параду в тот год готовились очень трудно. Весна была холодная, сплошные дожди. С одной стороны хорошо - смывался грязный тающий снег, а с другой - поди помаршируй в шинелях под холодным ливнем. Иногда репетиции отменяли. Но особо никто скидок пацанам не делал.

Накануне парада отпустили в увольнение. Юрка с Вадимом собирались прогуляться. Дождь почти кончился наконец. Хотя с крыш ещё текла вода, выливаясь мутными потоками в ливневые колодцы.

- Ветер, стой, люк открытый! - дёрнул Юрка друга за рукав, чтобы тот не провалился.

- Блин... Надо закрыть. Он, наверное, тяжёлый.

- Ну, дык, чугуний - это тебе не люминдрий! Давай вместе.

- Стой! Там собака!

- Где? - не понял Бодровский.

- Там. В люке. Смотри!

И точно. Чёрный как уголь пёс стоял уже по горло в воде. Выбраться не мог. Высоко. Уже даже и не скулил.

- Двигай, Бодря, крышку.

Руками поднять не получилось. Толкали ногами, делая упор в землю. Ветров полез внутрь по хлипкой железной лесенке, так похожей на трап. Подхватил пса вокруг туловища одной рукой, другой держался. Вода с собаки текла потоками. Вадим стоял по колено в ледяной воде. Бодровский - на коленях в луже возле люка подхватывал несчастного пёселя.

Тот оказавшись на свободе отряхнулся так, что аж голову Юрке забрызгал. Вид у всех троих был совсем не парадный. Ребята ногами еле-еле вернули крышку люка на законное место. Пёс от радости вилял хвостом и лез облизывать своих спасителей.

- Ах ты, лохматый! Ты хороший, - чесал Бодровский его за ушами, - Знаешь, Ветер, я когда-нибудь обязательно заведу собаку.

- Где ты её заведешь? На боевом корабле?

Юрка только плечами пожал. Что-нибудь придумается.

- Слушай, нельзя его на улице оставлять, - Юрик кивнул в сторону спасенного.

- И куда мы его? К тебе домой? На метро привезём?

- Почему на метро? На такси. Мама денег дала на всякий случай. А это как раз такой.

- Бодря, кто ж нас в такси с такой грязной собакой пустит? И на нас посмотри. Нас даже в метро могут не пустить.

- М-да... И чо делать?

- А фиг знает, - откликнулся Ветров, - Собаку можно попробовать в училище протащить. Со стороны гаража.

Им даже удалось попасть на территорию. Перетащили через забор и собаку. Вот только незамеченными не остались.

- Стоять! - прозвучало им в спины.

Они замерли. Бодровский с собакой на руках. Ветров мокрый до нитки. Если бы были одни, дали бы дёру до основного корпуса. Обернулись. И выдохнули. Мичман Димчук, начальник гаража, был дядькой в годах, добрым и спокойным.

- Кого добыли? - подошёл ближе.

- Да вот..., - Ветров кивнул на собаку, - в колодец провалился.

- Захлебнулся бы..., - у Бодровского в глазах, видимо, была вселенская тоска.

- Вижу... Бедолага. Молодцы. Отпускай его уже. Будет у меня тут... Чего уж. Харчей хватит. Да, Гром?

- Гром? - переспросил Юрка.

- Ну, да... Черныш как-то не солидно для военно-морского пса, как думаете?

Ребята закивали. Теперь им надо было бы придумать, где сохнуть.

Димчук оглядел их внимательно.

- Куда шли-то? Небось, в увольнение?

- Так точно. В увольнение, - у Вадима с брюк и ботинок текла вода.

- Идите в гараж. Есть кто из своих в расположении?

- Да, есть. Захаров ещё не ушёл, - вспомнил Юрка.

- Принесёт вам спортивные костюмы. До дома доберётесь. А там уже будете форму сушить. Только патрулю не попадитесь.

Глава 6

6.

До Рыбацкого к Бодровским они доехали на такси. Ветров таким видом транспорта пользовался впервые.

- Я тебе деньги отдам, - выдал, когда приехали.

- С ума сошёл?

- Это твоих родителей деньги. Так неправильно.

Юрка не понял, чего в этом такого неправильного. Мама денег дала как раз на такой особый случай. Ну не в метро же им было бежать в казенном трико. Первый же патруль - их. Вот если бы по-гражданке, тогда другое дело.

Дома Юркина мама сначала их кормила. До отвала. Так сытно и вкусно, что аж спать захотелось. Юрка если бы был без Вадима, так бы и поступил. Но надо было ещё форму в божеский вид привести. Сушили феном и утюгом одновременно. Ко времени, когда пора было выдвигаться обратно в училище, сухим и чистым было всё, кроме ветровских ботинок.

- Доеду. До парада высохнут, - махнул рукой Вадим.

Обратно ехали своим ходом. Бодровский понял, что другу неловко, как он тратит родительские деньги.

Перед отбоем Юрка сбегал навестил Грома. Отнёс спасенному домашнюю котлету. Собакин был уже отлично устроен. Но котлету взял. В благодарность облизав Юрке щеки. В носу предательски защипало от собачьих нежностей. Собаку Юрке хотелось давно. До училища родители не разрешали из-за его грандиозной безответственности. Теперь, когда мозги потихоньку вставали на место, собаку уже и брать-то некуда. Потом, когда начнут служить, тоже пса на корабль не притащишь. Ветров прав. Хотя в художественной литературе такие примеры встречались. А коты совершенно точно живут на кораблях. Это они сами на практике видели.

Утром Ветров был горячее утюга. Глаза красные. Его явно штормило.

- Давай, Ветер, в санчать. Какой парад?

- Не, Бодря, я пойду. Дотерплю. А потом сдамся. Когда ещё такой шанс? Бабушка будет смотреть по телевизору. Надо пойти.

Бодровский пошуровал по карманам. Нашел парацитомол. Брал недавно дома от головной боли. Ветров выпил. Действия лекарства хватило ровно до начала прохождения.

- Мужики, Ветра держим, - сказал Юрка своим.

Все встали чуть плотнее, они с Захаровым прижали Вадима плечами с двух сторон, сцепились мизинцами в своей шеренге. И пошли. Ноги выше. Чётче шаг. Подбородок вперёд. По Дворцовой площади.

Юрка с Димкой вытащили потом Вадима в автобус. Уже в училище на себе донесли в санчать. Ветров слег с воспалением лёгких. И пролежал в изоляторе до начала экзаменов.

Юрка бегал к нему после отбоя несколько раз. Носил вкусное, что мама из дома передавала. Потом привёз другу свою гитару. Талантливый Ветер освоил инструмент.

Глава 7

7.

На выпускном курсе было почти совсем легко. Училище уже становилось маловато, как становились узкими в плечах форменные нахимовские шинели.

Все ребята на их курсе резко рванули в рост. Кроме, разве что, Весёлкина. Того почему-то больше тянуло вширь.

- Ну что носы повесили? Зачёт сегодня по баскетболу. И вы должны быть бодры, - преподаватель физической культуры по фамилии Цой выразительно глянул на Бодровского. И все уже знали, что будет дальше, - И веселы, - взгляд на Весёлкина, который мгновенно стал пунцовым. Физкультура явно не была его любимым предметом. Юрка так вообще не мог понять, как это недоразумение продержалась в училище почти семь лет.

Шутка была уже бородатая, но физруку она явно нравилась. Не во всяком взводе сразу есть и бодрый, и весёлый нахимовец.

- Бодря, спорим на желание. Трехочковые. Десять из десяти, - предложил Ветров.

Он прекрасно знал, что у Юрки отличное владение мечом. Хоть футбольным, хоть волейбольным или баскетбольным. И габариты позволяют играть не просто хорошо, а очень хорошо. Не зря ж они за сборную училища выступают.

- Слипнется, Ветер. Двухочковые, - Бодровский протянул руку, чтобы скрепить спор. Захаров разбил.

Бедный Весёлкин очередной раз "шёл на тройку".

- Миха, давай. За взвод! - подначивал его Бодровский.

- Бодря, не тронь говно..., - тихо посоветовал Вадим.

Скорость, с которой коротконогий Весёлкин регулярно добегал до начальства, не переставала удивлять однокурсников.

Как и следовало ожидать, Весёлкин был отправлен пересдавать.

- Вот увидишь, в увал в субботу пойдёт и глазом не моргнет, - злился Бодровский.

- Давай... Десять из десяти, - напомнил Ветров предмет спора.

- Ветер, только пиво не загадывай больше. У меня теперь от одного слова голова болит, - Юрка взял мяч. Постучал об пол.

- Бодровский, не стучи, денег не будет, - выдал физрук.

- Так, вроде ж, не свистеть, - во все тридцать два улыбнулся Юрка, кивая на физруковский свисток.

- Договоришься! Давай! Ты ещё зачёт не сдал.

На зачёт надо было попасть три из пяти. Юрке это одной левой. Что он и сделал. Левой три подряд. Потом три подряд правой.

- Бодровский, хорош выпендриваться! Как положено делай!

Юрка послушно кивнул. И забил с двух рук ещё три. Обернулся в Ветрову и Захарову. Ну что, товарищи, теперь его очередь желание загадывать. Осталось один раз забить.

Не зря, ох, не зря мичман Нестеров всё время приговаривает: "Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь!". Десятый мяч прокатился по ободу корзины и под удивлённый взглядом всего взвода выпал наружу. Юрка чуть вслух не выругался.

- Ничего, Бодря. Бывает, - утешал его Вадим, - Зачёт же получил.

Осталось теперь ждать, что такого придумает для друга Ветров. А они с Захаровым фантазию имели дай боже!

Глава 8

8.

Ветров с Захаровым думали аж до вечера. Пока им не попалось на глаза объявление об училищном смотре-конкурсе чтецов. Туда приглашались все желающие.

- Значит, Бодря, ты у нас теперь горячо желающий читать стихи. Будешь, так сказать, защищать честь взвода на конкурсе. Приветствуется исполнение классических поэтических произведений, - процитировал Ветров объявление.

- Блин, Ветер... Ты как знал, да? Ненавижу стихи, да ещё и классику!

- Зато не пиво, как заказывал. Выбирай из списка рекомендованных стихов. Я, между прочим, сам сходил взял для тебя, - ехидничал Вадим.

- Давай пальцем ткну. Нечего выбирать, - и Юрка действительно ткнул в список пальцем, - Лермонтов "Белеет парус одинокий", - глянул в листочек, - Ну карта не лошадь, к утру повезёт*.

- Не, Бодря, там всего три строфы. Это для "карасей" стихотворение.

- А кто сказал, что я должен читать длинное? Всё. Выбрали. Позориться, так по-быстрому.

В день конкурса Бодровский не знал, куда себя деть. В жюри, оказывается, должна была быть Марина Евгеньевна - их новая англичанка. Совсем молоденькая девочка, только после пединститута. На неё у Бодровского имелись виды. Ну и что, что четыре года разница. Зато фигурка у неё - отпад. Бодровский никогда не был таким фанатом изучения иностранного языка, как в этот год. И вот теперь он должен был выглядеть перед ней круглым идиотом. Обидно, конечно. Но спор - дело святое.

В зале по случаю конкурса почти всё училище. Юра поправил китель перед выходом на сцену. Сгреб пятерней волосы назад. Его кидало то в жар, то в холод.

- Бодря, зеркало дать? - шептал Ветров.

- Иди на хрен, Ветер, без тебя тошно.

- Давай. Болеем за тебя, - похлопал Юрку по плечу Нестеров.

- Михаил Юрьевич Лермонтов, - торжественно начал вышедший на авансцену Бодровский, - "Белеет парус одинокий".

И сдуру глянул на жюри. Конечно, Марина там сидела. Разглядывала его. На блузке аж две расстегнутые пуговицы. Юрке бы надо стихотворение рассказывать, а у него взгляд залип на вырезе её блузки. Он нервно сглотнул.

- Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном? - выдал Юрка на одном дыхании и снова поднял глаза на Марину.

Она смотрела на сцену, но в этот момент ей что-то на ухо шептал капитан-лейтенант Самойлов, офицер-воспитатель первокурсников. Марина заулыбалась.

- Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит! - выдавил из себя Бодровский, сцепив зубы.

Кулаки зачесались. Непонятно, было, кому из них Марина улыбается. Ему или Самойлову.

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой! - финишировал наконец Бодровский под бурные аплодисменты старшего курса.

Всё заняло, как выяснилось не больше минуты, но Юрке казалось, что вечность. Ветров сразу пожал другу руку.

- А ты, оказывается, большой артист! - похвалил Бодровского взводный.

- Ветер, там Самойлов скоро Марине в декольте носом упадёт.

- Так вот чего ты такое лицо сделал в середине! - заржал Вадим, - Мы-то думали, ты парус лицом изображаешь, а там, оказывается, мексиканские страсти.

- Не смешно, Ветер!

- Без обид, эта Марина... Не тот сорт...

- Это как?

- Ну, не знаю, как объяснить.

- Не знаешь - молчи! Это, Ветер, потому, что тебя ещё не накрыло.

Вадим плечами пожал.

- Накрыло вон Захара. Он на свою Иришку дышать боится.

- Может, и боится, только целовались они вчера на остановке очень даже смело, - буркнул Бодровский.

Димка Захаров со своей Ирочкой были идеальной парой. О такой любви, вот чтоб с первого раза и навсегда, наверное, мечтают все девочки. Димыч ждал, когда им обоим исполнится восемнадцать, чтобы спокойно жениться уже наконец. Бодровский с Ветровым таких планов даже в голове не держали. Где они и где такие вот серьёзные отношения.

Глава 9

9.

Ближе к весне и выпуску накрыло светлым чувством Ветрова. Слова друга про "не тот сорт" Бодровский ему возвращать не стал. А вдруг он всё-таки ошибается насчёт ветровской Татьяны. Девушка была яркая. И папа у неё не последний человек в училище. Сама высмотрела себе кавалера. А Вадим и поплыл.

У Юрки с Мариной Евгеньевной всё же выгорело, что весьма польстило самолюбию Бодровского. Но одним его самолюбием всё и закончилось.

- Юра, это неправильно, - шептала она ему, прижимаясь ещё крепче.

- Что именно, Марин? Мне, слава богу, восемнадцать уже есть. К тебе никаких претензий.

- Ты мой ученик.

- И сейчас?

- Юраааа, - Марина явно таяла рядом с ним. Одной рукой отталкивала, а другой притягивала.

Юрка от этой ситуации потерял сосредоточеннось. К итоговым экзаменам еле собрал себя в кучу.

К их выпускному из Нахимовского Марина Евгеньевна благополучно собралась замуж за того самого капитан-лейтенанта Самойлова. Видно, одной Юркиной харизмы оказалось маловато. Звёзд на погонах у него ещё пять лет не будет, а тут аж по четыре на каждом погоне и тёплая должность в Питере, а не в далёком гарнизоне.

Ветров посмотрел многозначительно, но ума хватило промолчать, не то был шанс схлопотать от друга. А бил Бодровский сильно.

Первые годы учёбы Юрка думал, что вот получит диплом и отдаст его отцу, мол, держи, ты же хотел именно этого. Но на последних курсах ему самому стало ясно, что отец сделал это ради него. Да, не справился с пацаном сам. Да, это было жёстко - отдать в училище домашнего разбалованного мальчика. Но толк из него определено вышел. Диплом получился красного цвета. Не без помощи Ветрова, конечно. Но зато теперь можно было поступить в любое училище без экзаменов. Юрка, не сомневаясь, выбрал училище имени Фрунзе.

А вот Вадим подумывал о Калининграде, там была его бабушка и брат учился. Были мысли и о Владивостоке - на Тихом океане у Ветрова начинал служить отец.

И вот тут Юрка был даже благодарен Татьяне. Она тоже оказалась на той чаше весов, что "за" училище Фрунзе. И друг остался в Питере. Захаров выбрал училище связи, базирующееся в Петергофе. У него тоже своя флотская династия.

Лета между выпуском и поступлением у них почти не было. Буквально пара недель - и Бодровский с Ветровым снова в летнем палаточном лагере. Бывшим питонам* к комарам, железным койкам и холодной воде не привыкать. А вот ребятам, поступающим после школы, тяжеловато.

Пришлось до кучи немного вправить мозги абитуриентам, приехавшим с флота после срочной службы. Те были постарше и понаглее. Попробовали было подмять под себя бывшую школоту и собрать "дань" в виде домашней жратвы.

Нахимовцев поступало аж двадцать человек с последнего курса. Месилово вышло жёсткое. Конечно, за драку могли и с абитуры попереть. Ветров с Бодровским вообще были уже зачислены, только приказа не было.

Питонам потребовалось несколько минут, чтобы закатать в матрацы и макнуть в озере двух самых борзых флотских. Действовали слаженно и сплоченно. Остальные разбежались сами и при дознании молчали как рыбы.

*сокращение от "воспитанники"

Глава 10

10.

В училище первые три курса - снова казарма. И новый ротный - мичман Сидорюк. Казалось, что их с нахимовским воспитателем Нестеровым на одном заводе выпустили. Очень похожие дюжие мужики около сорока. Учили пацанов уму-разуму. За проступки драли как сидоровых коз. Но и в обиду не давали. Ни финансистам, ни вещевикам, ни продслужбе.

- Запомните! Куда матроса ни целуй - везде жопа! - громогласно объявлял Сидорюк пред строем, - Я с вас спрашиваю. И вы потом со своих матросов спросите. Только хорошее они будут воспринимать как должное, а вот плохое - как вашу личную говнистость.

Взводный и командир отделения были у первокурсников из курсантов старших курсов. Старшины. Это называется "практика". Они уже вовсю тестируют на только что поступивших теорию про "матросов и жопу". И сложно подчиняться и называть на "Вы" пацана, которого они отлично помнили по Нахимовскому. Всего-то на пару лет старше.

Казарменный уклад раз и навсегда приучил мальчишек к жесткой личной гигиене. Попробуй только лечь, не постирав носки и не вымыв на ночь ноги. Да, в холодной воде. Другой нет. Если утром тебя вычислят по личному запаху, расплаты не избежать. Самое безобидное - завяжут грязные носки галстуком-бабочкой прямо на шее нарушителя правил гигиены.

С бывших нахимовцев с одной стороны спрос был больше, а с другой - уважения к ним тоже. Да и проще с ними было и взводным, и преподавателям. Правила игры эти ребята знали. Нарушаешь? На здоровье. Но чтобы никто не знал. А нахимовцы за семь лет наработали тысячи способов облегчить себе казарменое существование.

К третьему, ещё казарменному курсу, Ветров и Бодровский уже сами вовсю проходили практику на первом курсе. Когда всё чувствовал на своей шкуре, всегда думаешь, прежде, чем сделать. Во ввереных им взводах порядок был идеальный. Сколько дежурный офицер белыми перчатками не возил. Чему положено блестеть - блестело, "как яйца у кота", чему положено чернеть - чернело.

На четвёртом курсе уже полагалось общежитие. А питерским курсантам позволили даже жить дома, чтобы не занимать и без того дефицитные койко-места. Этого времени ждали, как манны небесной. Особенно ветровская Татьяна. Юрка и не думал, что у Вадима с ней всё окажется настолько серьёзно.

Теперь они реже выбрались куда-то вдвоём или курсантской компанией. Татьяна обычно закатывала Вадиму сцену. И он часто сдавался. Ему было проще промолчать, чем выяснять с ней отношения.

Это был тот редкий выходной, когда отпустили в увольнение с обеда субботы и до вечера воскресенья. Они компанией собирались пойти в клуб. По-гражданке, естественно.

У большинства гражданская одежда хранились в училище. Ротный делал вид, что не в курсе, где. И регулярно устраивал показательные проверки каптерок, о которых примерно за час обязательно предупреждал. Так что гражданку успевали перепрятать. На самом деле, если курсанты где-то в городе нашумели, то меньше шансов нарваться на неприятности имено по-гражданке. Хотя любой патруль наметанным взглядом безошибочно определял этих парней в толпе. Но формально проверить не имели права. Иногда привлекали для проверки документов милицию.

Юрка уже прилично опаздывал. Сумка с формой оттягивала руку, он рылся в карманах джинсов в поисках жетончика на метро. Где-то ж он точно был. Очередь в кассу приличная. Рядом, как на грех, пасся патруль. На него уже поглядывали. Народу в вестибюле станции "Гостиный двор" было много. Место проходное. Суббота. Патруль уже разглядывал его прицельно. И не проскочишь мимо.

Вдруг ему прямо в ладонь сунули жетончик. Он поднял глаза. Перед ним стояла девушка примерно лет пятнадцати. Тоненькая. С прямой спиной и характерной для балетных причёской - низким гладким пучком. Огромные глаза и длинные, будто нарисованные, ресницы.

- Держи, - шепнула, - Пойдём, - взяла за руку.

Юрка опешил. В растерянности ничего и не ответил. Прошёл мимо раскрывшего рты патруля и милиционера. Сунул жетончик в турникет, отпустил на мгновение ладонь девушки.

Толпа понесла его к эскалатору. Он заозирался. Девушка нашлась десятком ступенек выше. Юрка помахал ей. "Спасибо", - выговорил внятно одними губами. Девушка улыбнулась.

Внизу у эскалатора он её дождался.

- Спасибо тебе. Спасла меня. Давай деньги отдам.

- Не надо, - она опустила длиннющие ресницы, - Я спешу.

- Спасибо, мой добрый эльф!

Девушка распахнула глаза. Потом, опомнившись, моментально влилась в толпу, и спустя несколько секунд Юрка уже потерял её из виду.

Глава 11

11.

В голове у Аллы теперь звучало тихое: "Эльф". Она - эльф. Вот так нежно, красиво и сказочно. А не "каракатица", как её сегодня в классе Танька Фомина обозвала. Ясно, что от зависти.

Алла Ларионова в своём классе в Вагановском училище лучшая. Самая требовательная к себе. Самая терпеливая. Самая прыгучая. Поэтому и достаётся ей больше всех от завистливых одноклассниц.

Она увидела этого парня как-то сразу. Хотя в вестибюле метро была толпа. Выхватила взглядом. Он искал по карманам жетон. Как она поняла? Догадалась. А ещё он глянул на часы. Опаздывает? Краем глаза заметила хвост очереди к кассам. Военный патруль и милиционера сбоку. Им явно что-то было нужно от него.

Пара секунд. Алла даже толком не успела обдумать свой поступок. Она сунула ему жетончик, взяла за руку и провела мимо патруля. Идея сумасшедшая! Во-первых, потому что она никогда не брала парня за руку. Так чтоб не дуэт танцевать, а просто в жизни. Да ещё и совсем взрослого. А во-вторых, не понятно, с чего она решила, что защитит его от патруля и милиции.

Опомнилась уже на эскалаторе. Толпа рядом с турникетами оторвала их друг от друга. Стало грустно. Ладонь у него была теплая и сильная. Такой бы и поддержку смог сделать. Глупо было надеяться, что он на неё серьёзно среагирует. У неё "ни жопы, ни сисек", как говорила мамина подруга тётя Ира. Да и откуда такая фигура у балетнных.

Сердце подскочило к горлу, когда парень обернулся к ней на эскалаторе. По губам читалось "Спасибо". У Аллы губы сами расползлись в улыбку. А вот когда он вдруг дождался её внизу, стало страшновато. Совсем взрослый. Высокий, крепкий. А она рядом - сущий воробей. Эльф. Слово-то какое придумал. Алла сказала ему, что спешит. Это правда. Но на самом деле ей очень хотелось постоять с ним ещё минуточку. Глупые фантазии. С ними чуть-чуть легче переживать каждый новый день.

Мама велела не задерживаться в училище. Но это часто не от Аллы зависит. То надо убрать класс, то вдруг назначают дополнительную репетицию, если тебя выбрали для участия в спектакле.

Аллочку на первых курсах выбирали часто. Это миф, что в спектакли берут самых талантливых. Детей из хореографического училища в театр приглашают не за способности. А если они по размеру подходят под уже существующие костюмы. Ларионова в первых классах была самой маленькой. Поэтому и брали. Потом прибавила в росте, но оставалась очень худой, вполне укладываясь в балетный норматив "рост минус сто двадцать сантиметров" . Хотя многие девочки в её классе обзавелись выпуклостями.

На подростковую припухлость в училище внимания особо не обращали. Даже наоборот - запрещено было под страхом отчисления употреблять специальные средства для похудения. Но вот жира нигде не должно было быть.

Когда Аллочка доехала домой, там уже сидела тётя Ира. Мама почему-то дружила с ней, а Алла никак не могла понять, что это за дружба такая. Когда мама тёте Ире всё, и банку варенья, и приглашение с ними на пикник, и юбку сшить, а она ей - ничего.

- М-да, Викуся, вымахала у тебя коровища, а по дому не помогает, - выдала тётя Ира, стоило Алле присесть за стол.

Алла даже не поняла, о ком это сейчас разговор. Это она коровища?

- Ир, да она помогает, когда может. Когда ей хозяйством заниматься? Она вон в училище целыми днями, - вступилась за Аллу мама.

Алла вежливо промолчала, торопливо доела и ушла к себе. Ей всегда внушали, что не надо ничего говорить взрослым, когда тебя не спрашивают. И потом тётя Ира - гость.

Свою подругу Аллина мама слушала. На следующее же утро Алла нашла на столе список дел, которые надо сделать. Покрутила листочек в руках. Она, конечно, постарается. Подхватила сумку и побежала в училище на занятия.

Теперь у неё было, о ком "медитировать", стоя у станка во время класса. Она будет думать по того парня из метро.

Память подкидывала подробности. Глаза у него зелёные. И волосы светлые. Затылок стриженный, а сверху шапка непослушных волос, которые он ладонью назад пригладил.

Все девчонки из её класса уже были в кого-то влюблены. Пока романов никто не крутил. Хотя глазки строили, конечно. Мальчики с их курса были ещё маленькие, похожие на неуклюжих кузнечиков с острыми коленками и локтями. С ними даже дуэты танцевать было странно. Воняло от них за километр. А мальчики с курсов постарше, которых Аллочкин папа упорно называл балерунами, а не танцовщиками, даже не смотрели в сторону младших девочек. Им хватало внимания своих.

Глава 12

12.

Если бы кто-то сказал Аллочке, что она никогда не закончит Вагановское училище, она бы ни за что не поверила. Такого случиться просто не могло. Только не с ней!

Ещё утром она стояла у станка. Слушала музыку и указания педагога. Мир был привычным и правильным. Вот зал, в котором пол полит из лейки, чтобы кожаные подошвы балеток не скользили. Вот ряды станка, отшлифованные поколениями жаждущих выйти на большую сцену. Вот чёрный рояль в углу с неизменным концертмейстером, которая, умеет помогать ученицам чуть увеличивая темп в экзерсисах, где нужно было долго держать ноги, и уменьшать на тех, где надо быстро менять позиции.

- Ниже в plie садимся. Зад, Фомина, не отклячивай! Плотнее стопу к полу! Открывайте бедро! Колено держим! Держим ногу! Мышцами и мыслями держим! Носки вытянули. Молодец, Алла. Держим!

Алла слышала похвалу. Приятно. Видела, как от противоположной стены сверкнула на неё глазами Фомина. Не такая уж Танька и толстая. И старательная. Непонятно, чего сегодня именно к ней прицепились. Но в основном мысли были о том парне, что назвал её эльфом. Мыслями о нем можно было и ногу держать. И весь этот бесконечный урок выдерживать. Кто бы знал, что последний в её жизни.

Когда Алла приехала домой, звонок не работал. Мама уже должна была быть дома. Она открыла своими ключами. В квартире резко пахло палёным. Горелым пластиком. Было тихо. Света не было.

Алла обошла комнаты. Пусто. Пошла мыть руки. Ванная оказалась закрыта изнутри на защелку.

- Мама! - позвала она.

Из-за двери никто не ответил. Алла подергала ручку. Никак. Потом вспомнила, как однажды ей пришлось открывать папу, у которого с внутренней стороны сломался замок. Он тогда руководил из-за двери. Надо просто ножом прокрутить винтик на замке снаружи.

Она сбегала на кухню. Там пахло горелым очень резко. Аллочка похолодела. Ванная. Обогреватель. Включён. Но лампа индикатора не горит. Ах да, электричества же нет. Тогда кто в ванной в темноте?

Нож в трясущихся руках никак не хотел попадать в прорезь винтика. Когда Аллочка наконец справилась с замком, дёрнула ручку и распахнула дверь, нож выпал из её пальцев, звякнув об плитку.

- Мама!!!

Она уже не дышала. Удар током убил её мгновенно. Напрасно Алла вытаскивала мамино тело из ванной, пытаясь привести её в чувство. Поздно.

Она не знала, как ей отпустить мамину голову, чтобы позвонить в скорую и папе. Как отойти от мамы, чтобы открыть дверь приехавших врачам, диспетчеру по телефону она внятно ничего объяснить не смогла.

Когда маму накрыли простыней, у Аллы начался вдруг сильный приступ кашля. Её выворачивало наизнанку дикими спазмами.

Фельдшер скорой помощи быстро надела на неё маску с ингалятором.

- Астма была?

Алла помотала головой. Она не помнит такого слова. В детстве она, конечно, кашляла. Как без этого. И даже ингалятор у них в доме водился. Но сейчас Алла даже думать о себе не могла. Только о маме.

- Неси домашнюю аптечку, - велела фельдшер, когда Аллочке стало получше, - Мы же не детская бригада, хотя забрать тебя можем, конечно.

- Куда?

- В больницу.

- А папа?

- Когда придёт?

- Не знаю.

- Вот смотри. Если будешь опять так кашлять вот этот баллончик. Два раза нажмёшь. Поняла?

Сначала приехал участковый. Потом приходили соседи на опознание. На Аллу никто внимания не обращал. Она тихо сидела в углу своей кровати, сжавшись в комок. По их квартире ходили в обуви чужие люди. Что-то писали.

Папа приехал почему-то вместе с тётей Ирой, когда мамино тело уже увезли.

- Гош, ты посмотри, деньги-то не забрали. А то кто их знает, - бросила тётя Ира.

У Аллы снова начался приступ кашля. Баллончик не помог. Уже детская бригада, которую они еле дождались, забрала Аллу в больницу.

Глава 13

13.

В больнице Алла провела три длинные очень тяжёлые недели. И пропустила всё. И мамины похороны, и переводные экзамены в училище.

Почти всё время она спала. Вкалывали какие-то сильные препараты. Открывшееся аутоимунное заболевание лечили гормонами. Её организм вдруг ополчился на самого себя.

Алле снился один и тот же сон. Длинный-длинный эскалатор вниз. Но она не стоит, а будто летит над ним на маленьких прозрачных крылышках. Откуда этот образ взялся? Может, из сказки "Дюймовочка", которую она слушала в детстве, когда вдруг заболевала. Хотелось, чтобы в этом сне появился ещё и Король эльфов. Но его образ ускользал и не желал встраиваться в сон, как она ни пыталась.

Кашель начинал душить снова и снова, стоило вспомнить ванную в их квартире. В больничный душ Алла выпросилась только дней через десять, когда стало невыносимо. Тело было непривычно тяжёлое. Ноги опухли и с трудом двигались. Попросила постоять рядом соседку по палате. Проверила, что тут точно центральное горячее водоснабжение, а не нагреватель, как у них дома.

И тогда же глянула на себя в зеркало и тут же отшатнулась. Эльф? Скорее, бегемот! Лицо было невозможно узнать. Откуда эти щеки? Слезы хлынули потоком.

- Аллочка, не плачь, а то опять приступ будет, - уговаривала её пожилая санитарка, - Отёк уйдёт со временем. И вес восстановится.

- К-к-когда? - Алла была в шоке.

Какой балет в таком виде?

- У всех по-разному, - уклончиво ответила санитарка, - Знаешь, как говорят? Не с лица воду пить. Главное, какая ты здесь, - и положила руку Аллочке на сердце.

Утешение было слабое. Балет был в Аллочкиной жизни с самого детства. Теперь же даже в училище не появишься. Это же не сломанная нога или рука. Бывало, что девочки восстанавливались после травм. Единицам, правда, удавалось после этого пересдать экзамен. Но даже этот крохотный шанс вернуться в балет теперь для неё не существует. И мамы больше нет. Так глупо. Потому что сама мама сотню раз предупреждала Аллу, что нагреватель надо выключать. Как сама забыла?

Папа в больницу приезжал один раз. Вместе с бабушкой - маминой мамой. Её, видимо, вызвали на похороны. Сам постоял, потоптался возле двери, предоставив тёще разговор с Аллой.

Бабушка грустно улыбалась. Привезла домашнюю еду. Гладила внучку по голове. Алла ела, не чувствуя вкуса. И не могла понять, как бабушка может улыбаться, когда её собственной дочери больше нет на свете. Как вообще может делать какие-то обычные дела?

- Алуся, мы живы. Мы всё сможем. Ты только не болей, - прижимала её к себе бабушка Надя.

Бабушка же забирала Аллу из больницы. Почему-то с большим чемоданом. Такси ехало не в ту сторону.

- Куда мы?

- На вокзал. Поезд через час.

- Я домой хочу, - проскулила Аллочка, - Там папа. Там мои вещи.

- Не надо тебе домой. Ремонт там. Проводка сгорела. Вещи я забрала. Ко мне поедем в Вологду. В школу там пойдёшь, - бабушка была непреклонна.

- А папа приедет? - с надеждой спросила Алла.

- Посмотрим, - неопределённо пожала плечами бабушка.

Глава 14

14.

Папа не приехал. Звонил. Но не Алле, а бабушке. Та пересказала внучке разговор, видимо, смягчив, насколько смогла, формулировки.

Ожидаемо, что из училища Аллу отчислили. Личное дело отец отправил почтой. Чтобы можно было устраиваться в местную школу.
Алла понять не могла, почему папа не едет. Ему тяжело её видеть? Но она не виновата в смерти мамы. И вообще ни в чем не виновата. Значит, дело в её внешности. Кому хочется, чтобы его дочь из тоненькой балерины превратилась в толстого монстра.

- Денег твой отец прислал. Пойдём посмотрим из одежды что-нибудь к школе и вообще...

Алла горестно вздохнула. Ей теперь не подходило ничего. Совсем ничего из прошлого гардероба. Даже обувь. А её многочисленные чёрные трико и купальники вообще остались в питерской квартире. Худо-бедно она влезала в футболки, которые когда-то были очень свободными и красиво падали с одного плеча. Раньше Алла представляла себя в них очень взрослой.

- Ух, Алка, ну и разожралась ты в больнице, - мамин старший брат дядя Витя не особо стеснялся в выражениях. И был, мягко говоря, не рад, что приехала племянница.

- Витя, прекрати! Не видишь, болеет она, - вступалась за Аллу бабушка Надя.

- Ага! Моя Ленка тоже так болеет. Центнер уже наболела. Жрать надо меньше!

Алле отчаянно хотелось надерзить. Сам-то дядя Витя был с большим животом и в пиве себе не отказывал. Но она промолчала. Который раз. Кто она тут, чтобы качать права? Папе не нужна. Мамы нет. Одна бабушка её жалеет.

Почти всё лето она просидела в квартире, никуда без особой необходимости не выходя. Только с бабушкой до огорода и в магазин. В сентябре пошла в школу рядом с бабушкиным домом.

Некоторые одноклассники были Алле знакомы ещё с детства. Но никто в новенькой пухлой болезненной девочке не узнал маленькую балерину. Да и Алле самой не хотелось, чтобы её узнали. И без того внимания к ней было много. Новые одноклассницы на её фоне смотрелись милашками. И не пускали случая ей об этом напомнить.

Впрочем, они быстро смекнули, что новенькая не глупа. По всем предметам у Аллы было исключительно "отлично", кроме физкультуры, от которой она была освобождена. Что вызывало зависть. А Алла скучала по хореографическим экзерсисам. Ей даже снилось, что она тянет носок и высоко держит ногу. Просыпалась от того, что стопу и икры сводило острой болью.

- Алла! Зарядка! - напоминала ей утром бабушка, всю жизнь делавшая утреннюю гимнастику.

- Ба, может, не надо?

- Надо, Федя, надо! *Растяжку обязательно надо сохранить. И позвоночник поберечь. Давай-давай!

- Кому нужна моя растяжка, бабуль? В цирковые бегемоты меня не возьмут.

- Алуся, хрен с ним с балетом, - вскипала бабушка Надя, - Ещё неизвестно, чем там бы дело кончилось! Но жизнь у тебя вся впереди. Тебе детей рожать. Тебе любить. Нельзя сдаваться! Болезни - временное явление.

В перспективы любить и рожать Алле верилось с великим трудом. Мальчики смотрели на неё как на пустое место. А вспоминать взгляд зелёных глаз "Короля эльфов" было больно. Это из прошлой жизни. Закрыть в коробку и убрать подальше.

*цитата из фильма Л. Гайдая "Операция "Ы", или Приключения Шурика".

Глава 15

15.

Любой девочке хочется быть красивой. Даже если тело не слушает её желания. Первый год болезни Алла переживала тяжело. Все одноклассницы ходили на свидания и бурно обсуждали личную жизнь друг друга. С Ларионовой общались, когда надо было списать домашку по физике или химии.

Потом выяснилось, что из "Хомы", как они её почти ласково называли, получается отличная жилетка для всех горестей. Алла умела слушать. Для самой Аллочки это было похоже на пластинки со сказками. Слушая чужую историю бурных отношений, она сама будто переживала то же самое. Даже плакала иногда после рассказов о предательствах или первых поцелуях. Следующее лето Алла пережила только благодаря книгам. Там было всё. Теплое море. Неведомые страны. Большая любовь. Красивые люди.

Надежда, что болезнь всё же не навсегда, появилась неожиданно. На физкультуре в одиннадцатом классе была гимнастика. Ларионова привычно сидела на лавочке как освобожденная. Читала. Весеннее солнце било в окно. Там, на улице, уже вовсю пробивалась первая зелень и в воздухе пахло скорым теплом. В такие дни верится в хорошее.

Физкультурница Светлана Михайловна, сама бывшая спортивная гимнастка, показывала растяжку почти в шпагат и упражнение на бревне. Пацаны ржали. Девочки все как одна отказывались даже пробовать.

- Господи, что ж вы боитесь-то? Нет тут ничего сложного. Любой сможет.

- Что, и Хома сможет? - веселился местный красавчик Леха Феоктистов.

Светлана Михайловна не ожидала, что пухлая Ларионова резко подскочит с лавочки.

- Алла, сиди-сиди... Не надо!

- Надо, Федя! Надо! - буркнула Аллочка не то себе, не то учительнице. И даже не глядя на одноклассников пошла к бревну.

Зачем-то поковыряла носком стоптанных туфель на плоской подошве пол рядом со спортивным снарядом.

- Хома, не надо, мы потом в медпункт тебя не донесем!

Это Феоктистов зря сказал. Алла сжала кулаки. Пусть она грохнется. Но лучше пытаться и пожалеть, чем не пытаться и пожалеть. Этот Леха только на людях такой дерзкий. А когда сестрёнку ведёт за руку, очень даже милый. Все они только притворяются злыми. Так легче в стае. А она видит хорошее. В каждом.

Шаг на бревно.

Высота небольшая. Алла выпрямила спину. Да, тело потихоньку начинало её слушаться. Не зря бабушка заставляла ежедневно заниматься.

Не смотреть вниз. Руки в стороны для баланса. Мягкие кисти. Круглые локти. Руки помнили.

"Держи лопатки, будто оттуда крылышки растут", - голос педагога по классическому танцу возник из памяти.

Она выбрала себе точку впереди на стене. Отлично подошло баскетбольное кольцо.

Ещё шаг.

Мягкие туфли-балетки давали возможность чувствовать бревно стопой.

"Прижимай стопу. Держи мыслями и мышцами", - звучало в голове. "Король эльфов" легко нарисовался воображением.

Всего одиннадцать крохотных шагов по бревну. Прыжок вниз на мягкие колени получился практически беззвучным. Зато ахнули все очень громко. Видно, думали, что с её весом она по меньшей мере дыру проломит в полу. Технику прыжков надо знать, салаги!

Алла ликовала. Мышцы слушались. Будут потом адски болеть - она переживёт. То, как на пол уронили челюсти все, включая учительницу, того стоит. Её аж раззадорило.

Она подняла руки из подготовительной в первую позицию, потом развела в стороны во вторую. Ноги поставила в четвертую. Вес на заднюю ногу. Переднюю на носок. Взмах! Держать точку! Два фуэте! Не двенадцать, как раньше.

Этого на кураже показалось мало. Хорошо, что она в мягких брюках. Алла победно глянула на всех. И разъехалась ногами в поперечный шпагат.

Тишина была гробовая. Алла подумала, что вот он - её конец. Если брюки порвутся, позор будет жуткий! Надо ж теперь встать как-то. Брюки выдержали и ноги не подвели. Хоть и не очень изящно, но она села на задницу и сложила их вместе. Потом поднялась. Отряхнула брюки.

Почувствовала, что лицо у неё пылает, а сердце колотится в ушах. Нагрузка даром не прошла. Но оно того стоило.

После минуты абсолютной тишины первым зааплодировал Феоктистов. За ним все остальные. Светлана Михайловна только моргать могла.

Глава 16

16.

Её показательное выступление в спортзале обсуждали долго. Версии были разные. Одна другой сказочнее. С самой Ларионовой про это не разговаривали. А она и не провоцировала. Единственный, кто спросил прямо, был Феоктистов.

- Ты где так научилась? По виду и не скажешь, - И смачно плюнул себе под ноги для убедительности.

- В хореографическом училище, - честно призналась Алла, для которой такое словосочетание было всё это время под внутренним запретом.

- Хм, ну, не хочешь, не говори..., - пожал плечами Феоктистов и пошёл по своим делам.

Алла ещё хотела догнать его и объяснить, что говорит правду. Но так и осталась стоять на месте.

Вес стремительно начал таять, как последний грязный снег под ёлками в центральной парке. На выпускной Ларионова не собиралась. Денег на банкет не было. Но на вручение аттестатов пошла. Ради бабушки. Ну и чтобы все попадали, конечно. Отца не ждала. Напрасными надеждами только себе душу травить.

Папа за эти два года появился лишь однажды, в начале лета.

- Ну как ты тут? - коротко заглянул к дочери.

- Нормально.

Что ещё могла ему ответить Аллочка? Не рассказывать же всё? Про свои страхи, про слезы, про то, что друзей нет. Куда подевался её прошлый папа? Тот был обычный, не слишком много в её жизни понимающий. Но весёлый и, кажется, любящий. У этого мужчины в теле её отца глаза были совсем другие. Чужие. Пустые. И, разве что, чуть-чуть виноватые. Или ей так показалось.

- Женился он, - выдохнула тогда бабушка, когда отец уехал, выпив чаю и оставив деньги.

- На ком? - Алла не поняла, как такое могло случиться. Её родители любили друг друга. Или это была ещё одна её детская иллюзия?

- Так на Ирке этой.

Алла похолодела. Потому что память стала подкидывать ей детали, которые совершенно не выделялись. Взгляды отца и тёти Иры друг на друга. То, как они появились вместе. Как по-хозяйки тогда тётя Ира прошлась по их дому, будто оттуда не вынесли вот только что тело её подруги.

Аллочку затошнило. Больше всего она в этот момент испугалась, что будет приступ. Успела схватить лежащий на всякий случай в письменном столе баллончик ингалятора. Но он не понадобился. Она сосредоточненно дышала: раз-два-три-четыре, вдох, раз-два-три-четыре, выдох. Десять повторений.

- Всё уже случилось, Алусь, - погладила её по спине бабушка, - Значит, надо жить. Тебе думать о своём будущем. Поступать. Учиться. Решила, куда?

- В педагогический, ба. На психологию. Буду помогать детям.

- Тебе самой кто бы помог...

Говорят, что мода циклична. Никто и не догадался, что на Ларионовой платье её мамы. Светло-голубое платье-футляр с кружевным верхним слоем.

- Это у Вики на второй день свадьбы было. Тебе очень идёт!

В туфлях на каблуках уже не разъезжались ноги. Изящные лодочки отлично смотрелись на сильно похудевших ногах. Русые волосы Алла давно обрезала до плеч. Накрутили локоны на железные бигуди.

- Надо купить плойку. Что ж ты будешь по-старинке, - приговаривала бабушка, снимая бигуди с волос Аллочки.

- Ой.. Красиво! - Алла глянула на себя в зеркало.

Единственный на весь выпуск аттестат с отличием Алла Георгиевна Ларионова вышла получать в тишине. Её просто не узнали те, с кем она училась последние два года.

- Вот это Хома..., - голос Арины Федосеевой, одной из немногих, кого она могла, хоть и с натяжкой, назвать подругой, Алла узнала сразу.

Зааплодировали сначала директор и завуч, потом сообразившие, кто перед ними, училеля. Следом - весь зал. Аллочка отлично видела, как бабушка промокнула глаза платком. И упавшую ему на колени челюсть Феоктостова тоже увидела. Но это её последние часы в школе рядом с этими людьми. Вряд ли во взрослой жизни она их ещё встретит. У них по-прежнему мало что общего.

- Хома..., - тронула её за рукав Федосеева, - Алла, ты это..., - впервые назвала её по имени одноклассница, - Как так? Правда что ли, балерина?

Алла кивнула.

- Бывшая, Арин.

Алле было почти не больно это произносить. Но тут, сколько ни сопротивляйся, ничего не изменится. Балетный поезд давно ушёл. Два раза в такую реку никто не входит.

- Здесь поступать будешь?

Алла снова кивнула. Будто у неё есть выбор. Кроме бабушки, она никому не нужна. У папы новая семья.

- Ой, а я в Питер рвану. Тоже столица. Там мужиков богатых полно. Наши только пиво хлестать на лавке могут.

- Удачи, Арин! - искренне пожелала ей Ларионова.

Глава 17

17.

Бабушки не стало в октябре. Просто остановилось сердце, когда шла в магазин. Весть принесла всё та же Федосеева. Она как раз на выходные приехала из Питера к маме. Шла мимо и увидела, как бабушка одноклассницы упала без сознания.

Алла так быстро не бегала никогда. В домашних тапочках выскочила из подъезда и помчалась по лужам и скользким опавшим листьям.

Скорая приехала быстро, что было невероятным везением. Но на этом хорошие новости закончились. Пульса уже не было. Арина держала бьющуюся в истерике Аллу, пока бабушкино тело молча грузили в скорую в плотном чёрном мешке люди с нечитаемыми эмоциями на лицах.

- Пошли. Тебе домой надо. А то и тебя вот так, не дай бог, - Арина силой увела Аллу домой, - Водка есть? Что так смотришь? Не мне. Тебе. Как лекарство, - Арина пошарила по шкафам. Нашла бутылку. Налила в рюмку немного, - Пей, Ларионова!

Алла замотала головой.

- Пей, дура! Рухнешь сама, кто к тебе в больницу придёт?

До Аллы быстро дошло, что никто. Некому. Она взяла в руку рюмку. Покрутила, не решаясь.

- Выдох, выпила, потом закусить, - инструктировала Арина, двигая Алле кусок хлеба.

Алла очень старалась. Выдохнула резко. Выпила. Горло обожгло.

- Закусывай! Дура ты, Ларионова, водку что ли не пила никогда?

Алла снова замотала головой.

- Всё, пошла я. Мои дома меня потеряли.

- Спасибо тебе, - еле шептала Алла.

Алла затуманенным мозгом соображала, что делать. Позвонила дяде Вите. Тот длинно матерно высказался.

- Жди.

Приехал действительно быстро. Не один. Со своей женой тётей Леной. У Аллы было дежавю.

- Вить, где у матери деньги-то на похороны? - совала нос на каждую полку открытых настежь шкафов дяди-Витина жена, - Или уже скоммуниздили всё? - кивнула на племянницу мужа.

- Не тронь девку, болеет она, - осадил её дядя Витя.

Алла сжалась в комок. Получалось, что тётя Лена считает её воровкой?

- Чего она болеет? На всём готовом живёт туниядка здоровенная, - не пощадила её тётя Лена, - Хорошо, что квартира теперь наша. Продадим, купим тот дом, что с большим участком. Да, Вить? Так, чтобы теплицы, баня своя. И в городе. Только давай туалет в доме. И чтоб посудомойку на кухню.

- А я? - подала голос Алла.

Она была в шоке. Водку она пила впервые в жизни. Язык плохо слушался. Ей хотелось закричать, что так нельзя! Бабушка только что умерла. И её ещё не похоронили даже, а уже делят квартиру и планируют свое будущее. Но хватило только на один короткий вопрос.

- А ты поедешь, откуда приехала. Ты же там прописана. Ну, пока мы тут оформлять будем, поживи. Не жалко.

Тётя Лена нашла всё-таки припрятанный у дальней стенки шкафа пакет с одеждой и деньгами на похороны.

Алла сидела не шолохнувшись. Всё повторялось. Родные уходят от неё вот так страшно. Практически на глазах. Захочешь забыть - не забудешь. И ничего не сделаешь. Никаким усилием воли. Не держишь человека на этом свете ни мышцами, ни мыслями. Это же не балет.

Воздух перед глазами, казалось, стал осязаемым и плотным. У Аллы потемнело перед глазами. Никто не стал приводить её в сознание. Очнулась сама уже на следующее утро. Собралась в институт. Голова, как ни странно была ясной. И приступа не случилось. Алла решила, что не упустит ещё один шанс получить профессию. Бабушка бы не одобрила. Надо, Федя. Надо. Хорошо было бы иметь хоть какой-то план на жизнь.

Глава 18

18.

Краснодипломники имели право выбрать флот. Это Бодровский знал давно. Но никак не думал, что тоже будет в числе обладателей "красной корочки" . При этом никакой "синей рожи" ни у него, ни у Вадима, тоже без сомнений идущего на красный диплом, не наблюдалось.

Вообще-то Юрка думал, что обязательное распределение - это как-то легче. Послали тебя на Тихий океан, ты козырнул, взял вещи и поехал, куда велено. И метери было бы просто объяснить, почему ты не цепляешься ни за одну возможность остаться в Питере. Почему не хочешь воспользоваться связями отца.

Ветру так вообще предлагали адъюнктуру сходу. И место на кафедре. Но у будущего лейтенанта Ветрова были чётко определённые планы - Северный флот. Там служил и там погиб его отец. Дело принципа ему служить именно там.

Последние курсантские годы Бодровский жил дома. Хотя, его б воля, лучше бы в общежитии. Да, сытно. Да, уютно. Но не хватало той свободы, которая была, как ни странно, все годы казарменного положения. Там ты сам себе хозяин. А дома хозяин - отец. И мама хозяйка. А ты так - детё малое.

- Бодря, кретин, пользуйся, пока родители живы. Я б многое отдал, чтобы вот так рядом со своими побыть.

Прав был Ветров. Родители - святое. Юрка думал, как рассказать матери, что он вслед за Вадимом подал рапорт на распределение на Северный флот.

Но она первой вдруг взяла его за руку и со словами: "Надо поговорить" закрыла дверь в кухню. Юрка по одному только выражению её лица понял, что дело неладно.

- Мам, что?

- Сыночек, я не знаю..., - она комкала край кухонного фартука, - Тебе, наверное, придётся как-то...

- Мам, договаривай. Что придётся? Куда придётся? Кому?

- Вчера папе звонил Колесник. Алексей. Ну, со службы. Капитан-лейтенант Колесник. И нас пригласил на помолвку. Или что-то вроде того. У него самого день рождения и они с будущей женой празднуют, что решили пожениться.

У Юрки в голове не вязалось нешуточное волнение мамы и такие события в семье отцовского сослуживца.

- В чем проблема? Идите на здоровье. Я сам справлюсь. Не надо тут мне еду оставлять. Или нас всех вместе звали? Но я тогда пас! Экзамены скоро. Мы лучше с Ветром в общаге подготовимся.

- Ты не понял, сыночек. Алексей Колесник женится на Тане Рюминой, - подняла она глаза на сына.

- Твою ж дивизию! Вот..., - Юрка не выругался при матери, но от эмоций двинул кулаком по столу так, что посуда загремела.

- Бедный Вадимушка!

- Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло, - зло процитировал Юрик.

- Я-то всё думала, что плохо, что у тебя вот такой постоянной девушки не было в училище. Только вы ж, наверное, с Вадимушкой напару собрались на Северный флот?

- Мам..., - Юрка кинулся, прижал к себе маму.

- Всё правильно сыночек. Это нам, родителям, трудно вас от себя отрывать. А вам надо свое иметь. Дом свой. Службу. Дело.

- Отец знает про флот? - кивнул Юрка на закрытую дверь, за которой его отец в другой комнате смотрел вечерний выпуск новостей.

- Нет. Он надеется уговорить тебя на Балтику. Но ты ж уже рапорт, наверное, подал?

- Подал, мам.

- А вот с Вадимушкой...

- Я с ним поговорю.

- Возьми из дома бутылку нормальную. Такие новости на сухую не рассказывают.

Глава 19

19.

Юрка был настолько взбудоражен тем, что ему придётся огорчить друга, что не спал всю ночь. Собственные метания, связанные с родителями и распределением, отступили на второй план.

Было противно, потому что он уже один раз промолчал. Некоторое время назад ему мужики курсом младше принесли разведданные, что Татьяну видели в клубе с мужиком. И этот мужик был точно не Вадим Ветров. По приметам выходило, что как раз к ночи упомянутый капитан-лейтенант Колесник. Нормальный, вроде, парень. Неужели не знал, что Татьяна не свободна? Кто тут подлый? Ну с ней-то практически однозначно. А Колесник? Впрочем, так ли это важно, когда уже всё случилось. Тогда он Ветрову ничего не сказал. Мужикам ответил, что им показалось. Ибо "жена Цезаря вне подозрений".

Невыспавшийся Бодровский выскочил из дома раньше времени. Бутылку, конечно, забыл. Всё пытался в голове подобрать слова для Ветра.

Получалось сначала пренебрежительно по отношению к Таньке. Даже грубо. Матом. За такое можно и по роже схлопотать. Ссориться с лучшим другом не хотелось. Думать о бывшей уже девушке друга он имеет право какими угодно словами, но вслух это произносить не стоит.

В следующем варианте получалось, что вроде как, ничего страшного и не происходит. Обесценивать событие тоже не стоило. Это ещё как важно для Вадима. Юрка всю голову сломал, пока добрался до училища. Хотел застать Ветрова в общаге. Но тот уже ушёл. Помчался со всех ног в учебный корпус.

Ветер шёл навстречу. Лицо сосредоточенное. Бодровский даже мимолетом подумал, что Вадиму уже кто-то всё рассказал.

- Ветер, стой. Дело есть.

- Что случилось? - Ветров смотрел на Юрку внимательно. За десять с лишним лет они изучили друг друга достаточно, чтобы только по выражению лица определить степень пушистости пришедшего маленького полярного зверька. И Юрка мгновенно понял, что Ветер не в курсе, но чует, что жопа полная.

- Тебе бы сесть. И выпить. Новости есть.

- Бодря, не наматывай мне аксельбант, говори. Выпить успеем.

Тут Бодровский пожалел, что не взял бутылку. Но даже если бы и взял, место было неудачное. В коридоре учебного корпуса не нальешь другу анастезии.

- Твою Татьяну тут наши мужики срисовали в клубешнике на Петроградке. Давненько уже.

Бодровский видел, как глаза у Вадима поменяли цвет, а ладони сжались в кулаки.

- Ветер, я тогда им сказал, что обознались, - выдал чистую правду Юрка, - Но вчера мама сказала, что они с отцом приглашены на помолвку капитан-лейтенанта Колесника из штаба флота с Татьяной Рюминой, - выдал на одном дыхании. Ну уж как получилось.

Ветер побледнел. Стоял молча, обдумывая слова друга. Юрка подумал, что надо бы понять, с какой руки Ветров будет бить, чтобы увернуться, если что. Получать за эту сучку в ухо не хотелось. Не заслужила. Как там Ветров это назвал в Нахимовском ещё? Не тот сорт! Самый последний сорт у предателей. Нижний. Помойка.

Бодровский был готов и поймать Вадима, если тот вдруг падать начнёт. Но Ветров молчал.

- Я понял тебя, - выдал наконец странным не своим голосом. Будто связки отказывались пропускать через себя звук.

Голос у Вадима просто исчез. На следующий день подписали приказ о распределении. Будущие лейтенанты Ветров и Бодровский были распределены на Ордена Ушакова Краснознаменный Северный флот.

Глава 20

20.

Бодровский все выпускные экзамены за себя вообще не волновался. Тут уж перед смертью не надышишься. Что знал - всё выдал государственной экзаменационной комиссии. А знал прилично. На "отлично" вполне тянуло по всем дисциплинам.

Переживал за Ветра. Его красный диплом мог полететь к чертям собачьим из-за нервного срыва. Дальше Северного флота, кажется, отправлять некуда. Но спускать в унитаз одиннадцать лет жизни и отличной учёбы было бы обидно.

Про свою ситуацию Ветров молчал. В прямом смысле. Но даже если бы мог сказать, не сказал бы. Бодровский на аккуратные вопросы сочувствовавших преподавателей отвечал, что "вопрос личный". Бегал в библиотеку к маме, она делала тёплый чай с мёдом. Приносил в термосе, заставлял Вадима пить. Самого Юрку Ветров ещё мог бы послать вместе с его заботой, но тёте Вале отказать не мог.

Так и сдал все экзамены. Еле-еле выдавливая из себя звуки.

Получив свой законный красный диплом, прошагав со своим курсом по плацу торжественным маршем, прокричав: "Вот и всё!" и подбросив в небо монетки, Юрка подошёл к родителям. Обнял обоих. Отдал красную корочку в руки отцу.

- Пап, он и твой тоже. И мамин.

- Нет, сын, у меня свой есть. А это твой. Ты трудился. Поздравляю! Северный флот, значит?

Бодровский-младший кивнул. И понял, что это был даже не вопрос. Утверждение. Отец если и не одобрил, то утвердил выбор сына.

Юрка мог поклясться, что в глазах у отца были слёзы. Но чтоб Алексей Бодровский эмоции на людях показал - это почти невозможная ситуация. И сказанные им слова Юра повторил про себя не один раз. Отец им гордится. Это важно. Он заработал.

Юркина мама слёз не скрывала. Обняла их обоих сразу. Юрку и Вадима. Бодровский поглядывал на друга. Конечно, Ветров не так рассчитывал праздновать выпускной. Ни брат, ни бабушка к нему приехать не смогли.

Вечером они выпили. Вернее надрались. Ветров был пьяный в хламину. Сколько ему Бодровский не подсовывал закуску. Когда дело дошло до соблюдения традиций, "на дело" пошли вместе. Ветров наряжал в тельняшку памятник Крузенштерну и натирал ему до блеска нос. Бодровский держал лестницу. По всем переулкам вокруг стояли на шухере новоиспеченные лейтенанты. Стражи порядка старательно делали вид, что охраняют покой граждан. И охраняли его ровно по параллельным улицам.

Весь отпуск на Чёрном море они куролесили не по-детски. Ветрову "сорвало башню". От его рассудительности мало что осталось. Они лезли в драки, пили литрами местное бодяжное вино, купались пьяными в сильный шторм.И не запоминали имена девушек, с которымии спали.

- Бодря, ты прям моя нянька, - подкалывал Ветер друга, когда тот пытался урезонить Вадима, - Не бзди, прорвёмся!

Бодровский от друга не отставал. Тут уж, как говорится, не умеешь остановить - возглавь.

Ветров в эти дни много рассказывал про Североморск. То, что помнил, конечно. Юрка слушал особенно внимательно. Теперь это уже не была красивая легенда про далёкий северный край, как давно в Нахимовском, когда Ветровы только поступили. Теперь это был рассказ про место их будущей службы и жизни. Совсем уже не сказочный.

Глава 21

21.

Бодровский и Ветров прилетели в Мурманск в середине августа. Уже на выходе из аэропорта стало ясно, как они отличаются от местных. Одни рубашки с коротким рукавом чего стоили.

Юрка смотрел во все глаза. Наверное, он сейчас выглядел примерно так, как те кто впервые приезжает в Санкт-Петербург. Смесь восторга и страха. Вот только это был не родной Питер. Это был сначала Мурманск, а потом и Североморск.

Уже на КПП им прозрачно намекнули, что хорошо бы одеваться по сезону.

- Мужики, вы откуда к нам?

- Училище Фрунзе.

- Ясно. Обмундир зимний получили?

- Так август же только, - не понял Бодровский.

- Мы сначала расквартируемся. Потом к тыловикам, - выдал Ветров, который сам отчаянно храбрился. Он не был в Североморске уже очень давно. И было заметно, как Вадима потряхивает.

- Понимаешь, тут август - это уже не лето. И снег теоретически может пойти. Вот подует с залива, и мы с тобой окочуримся, как та птичка в сказке "Морозко", - Ветров поежился.

- Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе с красного..., - перефразировал тут же Бодровский слова детской сказки, старательно пряча волнение за шуткой.

В канцелярии штаба флота им навыписывали разных бумажек. На денежное довольствие, на расквартирование, на склад.

Ветрова вдруг окликнули.

- Лейтенант! Вы же Ветров?

- Так точно. Я.

- А инициалы?

- Веди, Аз *. Вадим Андреевич.

- Брат Виктора, что ли?

- Точно.

- И сын Андрея и Ксюши.

- Вы их знали?

- Знал, сынок. Рад, что ты вернулся.

Юрка видел, как сжал челюсти Вадим. С одной стороны было радостно, что тут его помнили. А с другой - последние воспоминания о Североморске у Ветрова были явно не радужные.

Представляться начальству предстояло сначала в штабе, а потом уже и на корабле. Так по крайней мере Юрка это себе напланировал в голове.

В штабе их принимал аж контр-адмирал по фамилии Склодовский. Здоровенный рыжий дядька. Разговаривал спокойно и уважительно. Направили их обоих на авианесущий крейсер "Адмирал Кузнецов" - витрину российского флота.

- Вы только сначала сходите до Касатонова, а потом уже размещайтесь, - на прощанье посоветовал Склодовский.

Юрка уже уходя глянул ещё раз на табличку на кабинете, чтобы запомнить имя и отчество. Владимир Максимович.

Бодровский в своём воображении представлял, как они подойдут к причалу, их поприветствует вахтенный матрос, потом пойдут в рубку к командиру. Всё на деле оказалось банальнее. Экипаж был на базе. Командир сидел в кабинете. На новых лейтенантов почти не смотрел.

- Ветрова, Бодровского разместить, поставить на довольствие, - коротко сказал старпому, - Сутки на обустройство. И быть на службе, - это уже лейтенантам.

Так их и стали называть почти слитно. Ветров-Бодровский. Хотя по алфавиту было наоборот. Но так, видно, легче было произносить. Почти как Мамин-Сибиряк или Римский-Корсаков.

В свой первый вечер в Североморске они сходили к дому, где раньше жили Ветровы. Юрка не впечатлился. Обшарпанная парадная в пятиэтажке. Но у Ветра было такое лицо, что он оставил свое мнение при себе.

Ближе к ночи их пробрал смех они вспоминали всех более-менее известных людей с двойной фамилией. Насколько хватило кругозора. Орлова-Чесменского, Гоголя-Яновского, Суворова-Рымникского, Бонч-Бруевича и Петрова-Водкина. Закончили Бендером-Задунайским. Ржали аки кони, пока им не постучали в стену соседи.

Жаловаться было грех. Попасть на один корабль - это уже была огромная удача. Получить два места в "холостой" общаге в одной комнате - просто шоколадно. И одну каюту на двоих на корабле. Ощущение от громадины авианесущего крейсера были двоякие. Гордость за такое место службы. И ощущение себя маленьким винтиком огромной машины.

* на флоте все буквы аббривиатур и сокращения произносятся не именами, а буквами славянского алфавита.

Глава 22

22.

Служба покатилась по кругу, как летнее северное солнце белым не очень греющим диском катится вдоль горизонта. Год пролетел, будто неделя. Новые звезды уже обмыли. Потом следующий. И ещё один год день за днём в службе по самые уши.

Вспоминали и не раз науку своего училищного ротного. Воистину сказано: "Куда матроса ни целуй - везде жопа!". Вроде и взрослые мужики, а как дети малые. Даже носки стирать учили. И от патруля отмазывали. Шагистики тоже хватало. Куда ж без неё.

Когда служишь на крейсере, который является "лицом" флота, приходится участвовать в мероприятиях разного уровня. Учения, выставки, военные форумы. "Адмирал Кузнецов" представлял страну везде, где нужно было показать особую мощь российского флота.

В Турции они были уже не впервые. Стамбул не мог не впечатлить. Наконец увидели вживую Аль-Софию, про которую много слышали, ещё когда в Морском соборе Кронштадта был Военно-морской музей. Архитектура этих храмов была похожа. Разумеется, собор в Кронштадте строился по образцу Византийского храма.

Парадную форму с четырьмя звездами на каждом погоне капитан-лейтенанты Бодровский и Ветров нагладили и развесили для намеченного на следующее утро торжественного прохождения. Юрка в этот момент вспомнил последний курс Нахимовского и ту самую преподавательницу английского языка, до которой он тогда не дорос погонами. А всеми остальными местами очень даже нормально было. Вот и погоны теперь не хуже. Только всё ясно про "не тот сорт". Никаких серьёзных отношений за годы после училища так и не нарисовалось. Что не удивительно, учитывая их безвылазную службу.

Они с Вадимом пошли проверять готовность своих матросов. Тут никаких "доверяй", только "проверяй". Желательно не единожды и очень тщательно.

- Ветер, паленым пахнет, - потянул носом Юрка.

- Может, с берега? - Вадим кивнул в сторону зданий турецкой военно-морской базы Акзас. Оттуда периодически доносились ароматы еды даже до стоящего на рейде крейсера.

- Не, не жратвой, - острое беспокойство гнездилось где-то чуть выше желудка и заставляло Бодровского принюхиваться, - Пластик. Хрень какая-то. У нас не с чего, вроде. Никто ж ничего не паял? Или лазили электрики?

- Я не видел, - Ветров знал, что Бодровский по мелочи нервничать не станет. И всегда верил фантастической Юркиной интуиции.

- Костин, ничего сегодня не паяли в щитовой? - остановил Юрка мичмана.

- Нет, товарищ капитан-лейтенант, не было. Только сварка в носовых по левому борту. Там отвалилось что-то. А завтра уже не до ремонта будет.

- Юр, пойдём до кубриков сначала.

- Не, Ветер, по левому же... На носу.

Вадим понял, о чем друг. Вооружение, за которое они отвечали было по тому самому левому борту. Там же дежурная смена.

Третья проходная палуба во всю трехсотметровую длину корабля казалось не закончится никогда. Бодровский бежал, отсчитывая "сходы".* По левому борту - чётные номера.

- Бодря, показалось тебе..., - Вадим пытался его остановить.

Но его прервал звук пожарной сигнализации, завывший едва ли не над ухом. Бодровский только прибавил темп.

Дымом уже заволокло коридор, в котором, как и во многих внутренних помещениях авианосца, не было иллюминаторов.

- Ветер, огонь по кабелю пошёл! Там в трюме под нами мазут. Загорится, выгорит всё к хренам.

- Ты помнишь, кто у нас там? - Ветров кивнул в сторону помещений, относящихся к БЧ-4.

- Антоненко старший. Зайцев, Завгородний, Шульгин, Гуляев, Бардынбеков, - напряг память Бодровский.

Уже потом в госпитале, лёжа на соседней с Ветровым койке, тоже замотанный бинтами, пропитанными противоожеговой мазью, Юрка пытался вспомнить и разложить по времени всё, что они делали. Мозг после отравления продуктами горения работал плохо. Ожоги болели адски.

- Бодря, ты когда думать начнёшь, прежде чем в драку ввязываться? - подал слабый голос Ветров, - Ты какого хера за мной рванул?

- Заткнись, Ветер. Силы побереги. Ты один Гуляева бы тащил? Он, сволочь, весит, как мы с тобой вместе взятые.

- Так ты к тому времени уже на хребте Бардынбекова пёр, а за шиворот волок Антоненко. Как ты их поднял-то?

- Спроси чего полегче.

- Слыш, Бодря, а помнишь, как ты в Нахимовском тапками резиновыми размахивал, когда Витьке люлей в гальюне выписывали?

- Забудешь такое!

*трапы пронумерованы для ориентации на огромном крейсере

Глава 23

23.

Контр-адмирал Склодовский перечитывал личные дела двух капитанов третьего ранга и кавалеров Ордена Мужества уже не первый раз. Про эту парочку уже, кажется, весь флот в курсе. Умники с инициативой. Награждены орденами за спасение матросов во время пожара. А командир крейсера тогда по шапке получил. Не слетел с должности только за былые заслуги и богатую на адмиральские звезды родословную.

Про Ветрова-то ясно. Породу видно. Вылитый отец. Тот тоже был упрямый и жёсткий. Брат тоже тут служит. Но Виктор скорее добрый служака. А Вадим другой.

И теперь ещё дружбан его Бодровский Юрий Алексеевич. Тоже потомственный военный. Папа балтиец. Бодровский, как и Ветров, краснодипломник. Спортсмен. Вот и рапорт его с просьбой о распределении на Северный флот в деле есть. Чего мальчику-мажору в Питере не сиделось? Наверняка у отца были связи, чтобы его оставить на Балтике. Или за компанию и хлорка - творожок?

Теперь это двое были занозой в заднице командования крейсера. Всем на флоте известно, что это за "консервная банка". Отопления нет, вентиляции нет. Опреснители через один не работают. Условия для экипажа - самые экстремальные. А вооружения на борту на миллиарды.

Склодовский уже с самого утра читал рапорты Бодровского и Ветрова с предложениями об улучшении качества жизни экипажа. Схемы, планы.

Начальник штаба флота пригласил Склодовского по этому вопросу.

- Владимир Максимович, куда нам этих двух кулибиных деть? Бодровского и Ветрова. Уже по два просвета на погонах *, а они всё не угомонятся никак. Восемь рапортов по команде с прицелом на промышленность. Ты у нас за кадры ответственный.

- Есть один вызов в Академию Кузнецова на очное обучение. И один на заочное. Пусть решают, кому из них что. Поделят?

- Не знаю. Они друзья с кадетки. Семей нет ни у того, ни у другого. У Бодровского отец был в штате Балтийского флота. Ушёл в отставку. Ветров сирота.

- Да, я помню. И отца его кавторанга Ветрова тоже знал. Думай, Павел Николаевич, тому, кто выберет заочку, есть что предложить? Не оставлять же на "Кузнецове".

Вызову в штаб флота ни Бодровский, ни Ветров не очень удивились. Обрадовались, что, возможно, хоть что-то из их предложений будет воплощено. Раз начальство с их рапортами пошло выше.

Но их приняли сначала вдвоём. Начальник штаба предложил места в Академии имени Кузнецова в Питере.

- Был крейсер имени адмирала Кузнецова, будет академия его же имени. Но очное место одно. Другое - заочное. Сами поделите. Тот, кто выберет заочное, пусть ко мне зайдёт, когда решите.

Решили они быстро. Практически не отходя от кабинета. Можно было и на "цу-е-фа" скинуться.

- Юр, тебе ехать. Тёте Вале сейчас нужно, чтоб ты рядом был. Хоть три года. Потом вернёшься уже кап два. Глядишь, женишься. Сколько можно по медичкам бегать. Не мальчики уже. Дядя Лёша как сейчас?

- В клинику Военно-медицинской академии положили. Плохо, Вадь. Мать плачет, конечно.

- Тогда очное тебе. А я пойду зайду к начальнику штаба.

Вернулся Ветров озадаченный.

- Ветер, ты как? - Юрка ждал его в коридоре.

- Как-как. Каком кверху, Бодря. Командира мы видимо, до печенок достали. Начальник штаба предложил мне миноносец "Разящий" после ремонта.

- Ветер, это ж старая посудина. Нам с тобой ровесник.

- Они его там перефаршировали. Электроники до фига. И даже камбуз, говорят, новой конструкции.

- А гальюн тоже новый? - ржал Юрка.

- Не, гальюн винтажный. Зато должность кавторанга. Для кап три без году неделя прям сало в шоколаде. Не пойму, где подвох.

Юрка осмысливал это щедрое предложение начальника штаба. Очевидно было, что возвращать их на крейсер никто не собирается. Сбагрили обоих с глаз долой. Хоть и герои. Да, оказаться сейчас в Питере было бы совсем не плохо. Отец лежал в госпитале уже третий раз за последний год. Сдал очень сильно.

То, что Ветрову предложили должность аж кап два, когда они только-только получили погоны кап три и то досрочно вместе с орденами, задело Юркино самолюбие. Очная академия - это хорошо. Это шаг наверх. Ещё какой! Но миноносец! Командиром! Когда им ещё и тридцати нет.

*две полосы на погонах, означающие, что это старший офицер. У Ветрова и Бодровского погоны с двумя полосами и одной звездой - капитаны третьего ранга (в армии аналог - майор).

Глава 24

24.

После Североморска родной Санкт-Петербург оглушил Бодровского множеством звуков и ослепил яркими фонарями Невского проспекта. Он дышал балтийским воздухом и никак не мог надышаться. Вновь и вновь делал глубокий вдох и задерживал дыхание. Сначала на Невском. Глазами проверяя, каждый ли дом и каждый ли мост на месте. Дождались ли его возвращения кони на Аничковом? Убрали ли лужу на углу с набережной Фонтанки?

Потом глубоко дышал возле дома в Рыбацком, где вырос. Дервья будто сильно выросли. Хотя вроде он приезжал в отпуск только прошлым летом.

На следующий же день Бодровский стоял возле "Авроры" напротив Нахимовского. Дышал. Ему грезился в воздухе запах столовских каш и мокрой шерсти Грома, которого он с Ветровым из колодца вытащили. Колодец был на месте. Люк плотно закрыт. Юрка попробовал на всякий случай.

И на Васильевском острове на набережной Лейтенанта Шмидта снова вдох и выдох. Мимо пошли курсантики. В Юрке даже по гражданке опознали своего.

Ветров должен был прибыть двумя неделями позже. Им обоим, конечно, полагалось общежитие. Юрка не стал отказываться от места. Положено всем - пускай дают. Да и на занятия оттуда ближе, чем из дома.

Мама кинулась ему на шею прямо с порога.

- Сыночек!

- Мам, не плачь, пожалуйста. Я надолго. Три года в Академии. Я рядом буду. Как отец?

- Вчера приехал из госпиталя. Слабый ещё. Лекарств вон, - она кивнула на полку, где громоздились коробочки с таблетками.

Юрка покрутил в руках пачку. Глянул на цену. Присвистнул.

- Мам, всё. Я здесь буду. Почему не сказала, что лекарства дорогие? Я бы прислал.

- Так тебе нужнее. Ты молодой. За девушками ухаживать знаешь, сколько надо денег!

- На что мне нужнее? Форма есть. На корабле кормят. Общага или каюта есть. А девушки...

Договаривать про "не тот сорт" не стал. Знал, что маме, конечно, хотелось, чтобы он уже женился. Чтобы были внуки. Но не случилось с ним того самого "большого и светлого". А на меньшее соглашаться не хотелось.

Юрка боялся увидеть отца слабым. Но потом понял, что этот страх взаимен. Отец тоже боится показаться сыну не в лучшей своей форме.

- Привет, пап, - мягко обнял отца Юрка.

- Здравствуй, Юрий, - отец часто называл его полным именем, - Ты в отпуск? Надолго? В санаторий обязательно после севера. Береги здоровье!

- Нет, пап. Я в академию поступать. Очно. На три года.

- Направили? Это справедливо.

Мама и слушать не хотела про общежитие.

- Мам, ну мы же взрослые мужики. Нам надо посидеть. Иногда даже выпить.

- Ну а дома...

- И Вадим приезжает. На заочку. Мы там вместе.

- Ну, если Вадим...

Юрка сдавал вступительные раньше. С будущими очными слушателями Академии. Поступил легко. На голову выше, чем другие. Академические преподаватели ещё на экзаменах присмативались к слушателям. Бодровского было сложно не заметить. Кап три самый молодой на курсе да ещё и с Орденом Мужества на мундире.

Первый год в Академии дался даже подозрительно легко. Опыт службы на авианесущем крейсере позволял иногда даже уточнять объяснения преподавателей, приводя конкретные примеры. Инженерные дисциплины тоже давались хорошо. Их с Вадимом конструкторский талант появлялся к радости заведующего кафедрой, положившего на Бодровского глаз. Юрка надеялся, что хоть что-то из их придумок удастся-таки протолкнуть в промышленность.

С Ветровым вместе провели две недели в начале года, две недели зимой, когда Вадим приезжал на сессию. И две недели в начале лета. Юрка жадно слушал рассказы о "Разящем", о каждой детали управления целым кораблем. И об особом внимании командования, которое шло в комплекте к доверию.

У самого Бодровского зона ответственности была куда меньше. Но важнее самочувствия отца сейчас не было ничего. Мама бы одна не потянула. И тут карьерные интересы шли далёким лесом.

Летом полагалась стажировка на кораблях Балтийского флота с обязательным участием в учениях. Были в море больше месяца.

Окончание стажировки рванули отмечать в Сестрорецк. На этот же курс поступило ещё несколько бывших нахимовцев. Мгновенно образовалась отличная компания. Подтянулись какие-то знакомые девчонки. Юрка взял отцовскую машину. И впервые за долгое время ощутил себя немного мажором. Деньги были после севера. Тратить в Североморске было особо не на что. А тут хоть повод есть.

Глава 25

25.

Как там у Пушкина про северное лето, которое карикатура южных зим? Но бывают и счастливые исключения. Правда, людям одинаково не нравятся и прохладные, и жаркие дни. Природе сложно угодить человеку.

Алла не могла нарадоваться теплу. В такую погоду никакого юга не надо. А море - вот оно. Всего меньше часа от вокзала. А у неё отпуск. Причём во всех возможных смыслах.

В университете ей ещё год. И тогда работа может быть уже квалифицированной. С дипломом ты - человек. Специалист. И деньги будут другие. Она обязательно что-нибудь придумает. А пока только "помощником воспитателя" в детском саду, куда ходят младшие сестры. В садике сейчас тоже отпуск. Только дежурные группы. И дома никого. Отец с мачехой и младшими уехали на тот самый юг. Как раз вчера.

Алла давно хотела позволить себе такой день. Только для себя. Бросила дома всё, как было. Бардак? Нет, скорее, филиал ада. Всё потом. Она успеет. До Сестрорецка добралась быстро. Дошла пешком от вокзала до пляжа. По дороге съела мороженое.

Белый плотный песок так приятно было держать в руках. Чайки носились над морской поверхностью. Сосны шумели прямо над головой. Алла вытянулась на полотенце. Успела закрыть глаза. Сейчас главное - не уснуть. Если она включится, то наверняка продрыхнет обратную электричку. Да и небезопасно это - спать прямо на пляже. Брать у неё нечего. Но пешком до города очень и очень прилично.

Волейбольный мяч от играющей неподалёку компании прикатился ей прямо под бок. Она аж села от неожиданности. Приложила руку "козырьком" ко лбу.

- Девушка, мячик подайте, пожалуйста! - крикнул ей высокий светловолосый молодой мужчина. Сгреб ладонью назад длинную чёлку. Надел кепку.

Алла замерла. А сердце сделало кульбит и забилось часто-часто. Это он. Король эльфов. Тот самый парень из метро. Или ей кажется. Сколько же лет прошло?

- Девушка, мячик!

Алла очень старалась хорошо подать мяч. Из положения сидя получилось так себе. Да и в волейбол она не играла сто лет.

Блондин улыбнулся, показав крепкие белые зубы.

- Спасибо! Хотите с нами?

Алла изо всех сил помотала головой. Волейбол - это точно не её. Особенно в этом купальнике. Потому что вместо застежки у неё большая булавка. В таком на люди грех показываться, не то что в волейбол играть в компании нескольких крепких молодых мужчин и очень красивых девушек. Пялиться было неприлично. Хотя очень хотелось. Мама говорила, что за погляд денег не берут.

Блондин в попытке отбить мяч упал на песок. Встретился с ней взглядом. Встал. Отряхнул песок с живота и длинных ног. Алла про себя уточнила, что живот у него плоский и с кубиками, а ноги красивые. Могут же быть красивые ноги у молодого парня. И попа тоже ничего. Говорят, что женщины обращают внимание на форму мужской задницы. Аллочка обратила.

Парень опять широко улыбнулся и отсалютовал ей. Алла вспыхнула. Хорошо, что с такого расстояния он, возможно, и не заметил, как она покраснела. А вот что рассматривала, точно заметил. Она перевернулась на живот и достала из сумочки книжку.

Алла старательно смотрела в книгу. Строчки расплывались. Она не будет поднимать голову, хотя щеку уже печёт от взгляда. За несколько лет он из юноши превратился в мужчину. И ей до него как до Луны пешком.

Она не знает, как его зовут. И никогда не узнает. Может, и хорошо. Потому что богатые мальчики только в сказках выбирают простых девочек. А в жизни всяк сверчок должен помнить свой шесток. Вон какие девицы рядом с ним. Картинки. Загорелые тела, ухоженные волосы.

Алле остро захотелось завернуться во что-то тёплое. Ей стало холодно. У таких как она не случается чудес. С такими как она происходят страшные вещи. Близкие гибнут на глазах. Крупные солёные капли застучали по открытым страницам. Вот тебе и день для себя.

Глава 26

26.

Бодровский отлично играл в волейбол. Но тут вдруг мяч стал буквально выскакивать из рук. Он упал на песок в попытке отбить. Девушка, которая подала им недавно мяч, всё ещё смотрела в их сторону. Юрка отряхнулся и отсалютовал ей. Девушка, очевидно, смутилась. Надо же! Остались ещё на свете такие, которые это умеют?

- Юра, ну ты чего? Проиграем же, - обиженно оттопырила губу красивая блондинка.
Бодровский до этого точно помнил, как её зовут. А тут вдруг вылетело. Как мячик из рук. Кира или Лика?

Юрке показалось, что он уже где-то видел эту девушку. Ту, что лежала сейчас под соснами достаточно далеко от берега и читала. Точно видел. Но где именно, никак не вспоминалось. Этот поворот головы, как у балерины. И взгляд из-под длинных, будто нарисованных ресниц был ему явно знаком. Что ж голова у него дырявая-то такая сегодня? Или это такой "откат" после экзаменов?

Девушка не обращала на него внимание. Это странно. И тем интереснее было вспомнить, где же они встречались. Он легко отбил мяч на другую сторону и порадовался, что есть время подумать. Обернуться и ещё раз глянуть в сторону той девушки долго не получалось. А когда игра закончилась, место между соснами оказалось пустым. Ушла? Куда? В груди образовался плотный комок. Странное ощущение.

На его руке повисла та самая, которая не то Лика, не то Кира. Потащила в сторону их компании. Там уже достали фрукты и бутерброды.

- Погоди, я сейчас, - Юрка отцепил её от своего локтя.

В голове стучало, что та девушка не могла успеть далеко уйти. И дорожка тут в город одна.

- Бодря, ты куда намылился?

- Ща, мужики, я быстро, - Юрик влез в кроссовки.

Фигуру в светлом сарафане увидел сразу за поворотом. Аж выдохнул. Не ушла.

- Девушка, подождите! Не уходите, пожалуйста!

Она обернулась. Лицо удивленное. Глаза красные. Плакала?

- Девушка, простите, но мне кажется, что мы где-то с Вами виделись.

Юра вгляделся в её лицо. В глазах мелькнуло разочарование. Он её расстроил? Чем? И когда успел?

- Не смешно, - выдала она, глянув изподлобья.

Бодровский чуть по лбу себя не хлопнул. Идиот! Фраза-то звучала как тупейший подкат. Но он ведь и правда хотел с ней познакомиться.

- Простите ещё раз. Но мне не даёт покоя эта мысль. Я Вас совершено точно где-то видел. И это я серьёзно. Не для того, чтобы познакомиться.

- А для чего? Память освежить? Тогда Вам в аптеку. И там "что-нибудь для памяти", - девушка передразнила телевизионную рекламу, развернулась и пошла по дорожке.

- Девушка, не уходите, пожалуйста! - Бодровский догнал её в два прыжка. Перегородил дорогу, - Не сердитесь. Посмотрите на меня, пожалуйста.

Она вскинула взгляд. Ох уж эти ресницы!
Юрка пытался хоть что-то прочесть на её лице. Ощущение было такое, что она тоже его узнала, но не хочет напоминать, где они встречались. И Бодровский пошёл ва-банк.

- Вы же узнали меня, так? - внимательно смотрел на её лицо.

Ресницы дрогнули. Губы чуть изменили линию. Улыбается? Очень старается остаться серьёзной?

- Я сойду с ума, если не вспомню. Это очень важно. Помогите мне!

- Зачем это Вам? У Вас прекрасная компания. Столько красивых девушек вполне смогут Вам помочь.

Юрка видел, как она колеблется. Господи, что же это был за момент? Он и правда идиот. Если бы это было недавно, забыть такую девушку было бы просто нереально. Значит, давно. В училище, возможно. Память работала, как мощный компьютер.

И тут вдруг она сняла с запястья резинку и собрала не очень длинные волосы в гладкую причёску.

- Стоп! - почти крикнул Юрка, - Замри! - забыл, что только что разговаривал с ней на "Вы".

- Что? - она часто заморгала.

- Есть жетончик на метро? - выпалил Бодровский. Сердце уже колотилось об рёбра так сильно, что отдавало в виски.

Глаза девушки потеплели, губы тронула уже настоящая улыбка. Снова взмах ресниц. Как крылья у бабочки. Тонкая ладошка и изящными розовыми ногтями без маникюра скользнула в сумочку.

- Держи..., - жетончик оказался в ладони у Юрки.

Глава 27

27.

Сколько они так стояли друг напротив друга и улыбались, Алла сказать точно не могла. Замерла и боялась даже дышать, когда её пальцы оказались в тёплой мужской руке.

Парень дал положить жетончик себе на ладонь и просто взял её за руку. Алла еле-еле нашла в себе силы поднять на него взгляд.
Он высокий. Плечи широкие. Стрижка короткая. Только сверху чуть длиннее. И он иногда проводит пятерней по волосам. Загорелые руки. Вздрогнула, когда его большой палец подушечкой погладил тыльную сторону её ладони. Тепло разлилось по всему телу. Ноги стали ватными. В ушах зашумело.

В этот момент Алла испугалась, что вот прямо сейчас грохнется в банальный голодный обморок. У неё был план купить себе на станции чай и булку. Деньги были рассчитаны. С самого утра она съела только мороженое. Роскошь, конечно. Но ей уж очень хотелось.

И вот сейчас, когда красивый взрослый парень, герой её детской мечты-сказки, держит её за руку, упасть будет очень обидно.

Юрка не понимал, что происходит. Только совершенно обалдело смотрел на это чудо. Эльф же! Тоненькая. Белокожая. Глаза огромные какого-то нереального цвета. Вообще бывают такие глаза? Или это линзы такого зелёного цвета? Осторожно погладил её почти прозрачную ладошку большим пальцем. Девушка вздрогнула и покраснела. Она и правда смущается. Не напоказ. Потом выражение её лица вдруг стало озадаченным и обеспокоенным. Взгляд испуганным. Она его боится? Надо было как-то спасать ситуацию.

- Меня Юра зовут, - выдал вслух и снова улыбнулся.

- Я Алла, - она совсем не кокетничала. Только снова взмахнула своими ресницами.

- Вы здесь живёте? - Бодровский кивнул на крепкие заборы дорогих дач.

- Нет, я просто на пляж приехала. Из города.

- Уже собираетесь домой? Может, Вас подвезти? Я на машине.

Алла пыталась хоть что-то соображать. Поехать с ним на машине было более чем заманчиво. Но там же ещё целая компания. Вдруг места кому-то не хватит. И ещё неизвестно, сколько они все собираются здесь пробыть. А ей бы вернуться. Да так, чтобы соседка потом не насплетничала мачехе.

- Нет, спасибо, я на электричке. Тут недалеко. И это удобно.

- Тогда, может, разрешишь тебя до неё проводить?

Юрка понимал, что без вещей и документов он далеко не напровожается. Ну хоть до вокзала её доведёт. И в электричку посадит. А то мало ли всяких личностей там ошивается.

Аллочке очень этого хотелось. Тем более, что Юра так и держал её за руку. Но при этом красавце на собственном автомобиле покупать себе чай на станции было неловко. Она решила, что черт с ним, с чаем. И кивнула. Они побрели за руку вдоль дороги в тени громадных сосен.

- Ой, а как же Ваши друзья?

- Твои. Давай всё же на "ты" ?

- Давай.

- Ничего с ними не случится. Я вернусь потом. Тут и правда не далеко.

Возле вокзала Юрке хотелось пойти ещё медленнее.

- Во сколько твоя электричка.

- Через двадцать минут. Ты иди. Тебя там ждут. А я тут.

Юрка поймал её взгляд в сторону ларька с выпечкой. Идиот. Просто клинический. Она же голодная! Полез в карман шортов. Не густо. Но на две шавермы хватит. Осталось как-то это обставить так, чтобы не обидеть. Беглый осмотр одежды и обуви Эльфа привёл к простому выводу - денег на себя у девочки нет.

Но Юрка откуда-то твёрдо знал, что девчонки из его сегодняшней компании в подметки не годятся Алле. Это был "тот сорт". Даже в скромном сарафане и странных босоножках. Тот самый высший сорт девушек, которые ещё умеют краснеть.

- Слушай, есть хочется. Составишь мне компанию? За двадцать минут в кафе не успеем. А вот по шаверме в самый раз.

Алла снова покраснела. Надо было соглашаться. Он же тоже хочет. И просто угощает. Ничего такого.

- Давай. Мне с курицей, - выбрала вариант подешевле.

- Тогда и мне.

Юрка решительно подошёл к ларьку.

- Две с курицей, овощей побольше и сырный лаваш. И два чая. Только с крышкой. С собой.

- Конечно, джан! Тебе и твоей красавице самая вкусная шаверма! По-братски! - южный расторопный парень в ларьке кинулся исполнять заказ.

Юрка глянул насколько мог строго. Как смотрел на накосячивших матросов. Взгляд подействовал мгновенно. Овощей положили много. Чай поставили на специальную подставку. Даже салфетки нашлись. Через пару минут у них в руках было по горячей шаверме и стаканчику чая. И ещё пятнадцать минут до электрички.

Глава 28

28.

Бодровский забыл, что надо откусывать. Не мог оторвать взгляд от Аллы. Она была как ожившая фарфоровая статуэтка балерины, которая вдруг присела на лавочку. Тонкие щиколотки. Изящные ноги. Беззащитные ключицы. Длинная шея. Красивый чёткий овал лица. Чудесные аккуратные ушки с крохотными белыми камешками сережек.

- Ты почему не ешь? - засмущалась Алла. Ей стало неловко. Она-то уже от души схомячила почти половину.

- Я ем, - и Юра в подтверждение своих слов откусил сразу большой кусок.

"Уважаемые пассажиры! В связи с аварией на участке Тарховка-Разлив движение поездов остановлено до устранения причин аварии. Пользуйтесь другими видами транспорта." - заговорил мегафон почти у них над головой. И потом объявление повторили ещё раз. Алла вздрогнула. Как другими? Какими другими? У неё билет был туда-обратно.

Юрка сначала испугался за Аллу. У неё было такое лицо, будто не авария на железной дороге, а какая-то большая трагедия разыгралась прямо у неё на глазах. Потом обрадовался. Вот и повод её отвезти!

- Без паники! Доедай спокойно. Я отвезу, - он даже не спрашивал, а утверждал. Чтобы меньше было шансов отказаться.

Алла уставилась на него удивлённо. Ей было даже интересно, зачем это ему. У него там компания. Куча народу. Может, они ещё хотели побыть. А тут она со своими проблемами.

- Пошли, я заберу вещи, документы и ключи, - Юра уже протягивал руку.

Алла послушно пошла следом. Ощущалась в нем такая неясная ей сила, которая удерживала магнитом. И настроение после еды заметно улучшилось.

На обочине росли дикие мелкие синие астры. Юра легко сорвал три стебелька. Получился вполне себе букет.

- Держи. Это тебе, - вручил Алле.

Она смешно понюхала цветы.

- Спасибо, - едва слышно прошептала.

- Пахнут?

- Нет... Но это не важно, - спрятала лицо в букет.

Ей никто и никогда не дарил цветы. Мимоза на 8 марта от родительского комитета не в счёт. Теперь она, кажется, знала, что означает выражение "бабочки в животе".

На пляже Юркина компания уже собиралась в город. На машине был Бодровский и его однокурсник по Нахимовскому Сергей Лотвин. Когда Юра с Аллой подошли ближе, разговоры стихли.

Алле было совсем не по себе. Её разглядывали. Мужчины с интересом, а девушки не очень-то доброжелательно.
- Может, я всё-таки...
- Ал, не обсуждается. Решили.

- Юрий Алексеевич, ты нас представишь? - Лотвин, у которого мама работала экскурсоводом в Пушкинском музее, умел выражаться изящно.

- Разумеется, Сергей Геннадьевич, - в тон ему ответил Бодровский, - Знакомьтесь, это Алла. Алла, это мои друзья.

- Пудинг, это Алиса, - засмеялся Лотвин, цитируя Льюиса Кэррола и пытаясь разрядить обстановку.

- Я не пудинг, - серьёзно надулась та, которая то ли Кира, то ли Лика.

Лотвин выразительно посмотрел на Бодровского. Всё понял.

- Так, товарищи, выдвигаемся. Мест в моем лимузине хватит всем, - похлопал Бодровского по плечу.

Юрка был Серёге очень благодарен за правильное понимание ситуации. Семь лет в одном кубрике в Нахимовском - это вам не кот начхал.

Алла не знала, куда деваться от взглядов. И не сбежишь. Юра крепко держал её за руку всё это время. И не скажешь, что "это не то, что они подумали". Букет в её руке говорил лучше любых слов. Король эльфов подарил ей цветы. И усадил в свою машину, галантно открыв дверь. Алла тут же вспомнила, как на уроках этикета их учили правильно садиться в автомобиль. У неё тогда неплохо получалось. Правда, это был обычный стул, а не настоящая машина.

Юрка снова залип на изящных движениях. Алла всё делала красиво. Даже ела шаверму, купленную в привокзальном ларьке. А сейчас она легко уселась к нему в машину, не сделав ни одного лишнего движения.

У Бодровского в голове была полнейшая каша. За такой девушкой он ещё ни разу не ухаживал. Более чем скромно одетая, без причёски, макияжа и маникюра, она вела себя с достоинством королевы.

Глава 29

29.

Аллочка пообещала себе, что запомнит каждую минуточку. Когда попадаешь вдруг в сказку, надо смотреть во все глаза.

Разглядывать Юру было неловко. Вдруг его это отвлекает. Алла старательно смотрела на сосны, тропинку вдоль шоссе, на которой попадались редкие велосипедисты, на машины впереди. Они обогнали маршрутку до метро, битком набитую людьми. Видимо, теми самыми пассажирами, которые не смогли уехать электричкой.

И всё же иногда Алла не выдерживала, бросала взгляд на водителя. На крепкую шею. Светлые густые брови и такие же светлые длинные ресницы вокруг зелёных глаз. Волевой гладко выбритый подбородок. Руки на руле. Красивые и очень мужские. Аккуратные ногти, широкая ладонь, длинные пальцы. Внутренний голос подсказывал ещё, что и задница у этого парня очень даже ничего, и пресс накачан.

Юрка вёл машину и молился, чтобы пробка на въезде в город оказалась побольше. Или чтобы все светофоры разом горели бы красным. Старался смотреть на дорогу. Чтобы довезти безопасно. И чтобы не смущать. Но всё же поглядывал в её сторону. Было очень интересно, о чем же она думает, пристально разглядывая лес и старые дачи возле дороги.

И всё же Аллочка попалась. Повернулась, чтобы снова глянуть на Юру, пока машина стояла на очередном светофоре. И столкнулась с ним взглядом. Смутилась, отвела глаза на мгновение. Потом снова глянула. А Юра свои не отвёл. Так и смотрел. Пока сзади им не засигналили.

- Куда тебя отвезти? - указатели показывали, что город близко.

- Ой, до метро. Не важно. Я доеду.

- Нет, так не пойдёт. Если не хочешь говорить, где живёшь, скажи ближайшую остановку автобуса.

- На Малом проспекте. На Ваське. Ближе к Наличной.

Алла поняла, что они уже совсем рядом. Вот уже показались новые микрорайоны, построенные на намытых территориях. Ещё несколько улиц. И всё. Сказка закончится. А так хотелось ошибиться, что аж страшно становилось.

А вдруг? Ну не просто же так у неё сейчас такое чувство, что отстегни ремень безопасности, открой дверь - и она взлетит, как воздушный шарик, наполненный гелием.

Юра знал этот район. В конце Наличной улицы был Военно-морской музей, Военно-морская библиотека, а совсем рядом с Невой - тренировочная база для подводников. Тут же, на Васильевского острове, располагалась и Академия имени Кузнецова. Между набережной Невы и Большим проспектом. Бодровскому хотелось продлить их путешествие. Чувствовалось, что Алла нервничает. Боится или устала. Юра притормозил на перекрёстке. Вышел из машины, обошёл, помог Алле выбраться.

- Спасибо тебе большое! Даже не знаю, что бы я без тебя делала, - развела руками Алла, крепко сжимая три веточки кустовых астр, скромный Юркин подарок.

- Не за что. Я рад, что мы снова встретились, мой добрый Эльф!

Юре отчаянно не хотелось сейчас отпускать её. Но навязываться практически незнакомой девушке тоже не стоило. Мало ли...

- Я тоже рада..., - Алла сделала крошечный шаг назад.

- Ты завтра занята? Может, мы сходим погуляем? Ближе к вечеру. Как идея? - Юрка очень хотел, чтобы Алла согласилась. В конце конце, прогулки её ни к чему не обязывают..

- Завтра? Погулять? - Алла обрадовалась, но подумала, что нельзя это показывать. Вдруг тогда Юра подумает, что она прошмандовка.

Почему-то именно это бабушкино слово всплыло сейчас в памяти. Означало оно девушек, которые гуляют со всем без разбора, у которых в голове ветер и никакого понятия о порядочности.

- Хорошо. Давай вечером, - Алла не могла не согласиться. Если это шанс снова его увидеть, то грех не пользоваться!

- Тогда в шесть? Тебя забрать?

- Нет... Давай там, где мы встретились первый раз. Помнишь?

Алле хотелось ещё одного подтверждения, что Юра ее запомнил, что их первая встреча была не случайной. Как и сегодняшняя.

- Конечно помню. Гостиный двор. Тот, что на Садовую. Завтра буду тебя ждать.

Глава 30

30.

Юра не уехал, пока Алла не скрылась во дворе одного из домов. Хитрости в этой девушке ноль целых и ноль десятых. Он так и не решился попросить её телефон. Но завтра обязательно попросит. Зато дал свой. На листочке. Вдруг пригодится.

Мысли путались. Алла ему совершенно точно нравилась. Если таким банальным словом можно было назвать тот магнитизм, который между ними был. А ведь за всю дорогу они почти не разговаривали. И он ровным счётом ничего о ней не знает. Ни возраст, ни чем она занимается, ни какая у неё семья.

Чувство было такое, что Алла не очень-то доверяет людям. А значит, у неё есть для этого веская причина. В любом случае, на неё не стоит давить. Если он заслужит доверие, сама расскажет. А он очень постарается это сделать.

До дома доехал быстро. Припарковал машину. Пока шёл со стоянки, вспоминал ощущение её тонкой ладошки в его руке, её взгляд из-под ресниц, линию бровей, и как забавно она уткнулась носом в нехитрый букет. Из мыслей его выдернул телефонный звонок. Ветров был на связи. Бодровский обрадовался.

- Бодря, здорово! Я прибыл. Размещаюсь.

- Здорово, Ветер! Может, к нам?

- Не, не хочу тётю Валю напрягать.

- Никого ты не напрягаешь. Она если узнает, что ты в городе и к нам не приехал, обидится точно. Двигай давай. Завтра вместе в академию поедем.

- Уговорил!

Это была отличная новость. Вот и Вадим до Питера добрался.

Мама открыла Юрке дверь раньше, чем он успел достать ключи. Наверное, в окно видела, как он идёт.

- Мам, Вадим приедет. Он уже в городе.

- Ой, как хорошо. Молодец, что к нам позвал. Что вам приготовить?

- Да не надо ничего специально. Хочешь, я сам. Мясо могу и картошку.

- Нет уж! В кой-то веки мальчики мои все тут. Я сама.

Юрка улыбнулся. Его мама всегда заботились о них, сколько сил хватало.

- Юр..., - мама тронула Юру да плечо.

- Что, мамуль?

- Ты такой, потому что Вадим приехал? Или ещё что случилось? - тихо спросила, внимательно оглядывая лицо сына.

- Ох, мам... Я пока сам не знаю, - Юрка запустил пальцы в волосы, сгреб чёлку назад.

- Девушка, да?

- Мам, а тебе так хочется, чтобы это была девушка?

- Юрик... Ну вы ж не мальчики уже. Смотри, Евстегнеев женат, две дочери, Гусев Даня женат, тоже дочка, у Захарова сын и второго ждут уже, - перечислила она нахимовских однокурсников сына, - А вы с Вадимом с кем?

- Лотвин не женат, - попытался оправдаться Бодровский, - И ты права. Это девушка, мам.

- И что... Всё серьёзно?

- Пока не знаю.

- Юрий! Что значит "не знаю"?

- Мам, я правда не знаю, есть ли вообще что-то. Но если будет, то серьёзно. С ней или так, или никак.

- Ох, Юрка..., - мама обняла его, - У тебя всё так: или никак, или серьёзно. Весь в отца.

Ветров добрался быстро. Тепло поздоровался со старшими Бодровскими. Уселись за стол. Тётя Валя всё никак не могла сесть, то хлеб подала, то вспомнила вдруг про огурцы.

- Валя, сядь! Три мужика при тебе. Сядь и положи себе в тарелку. Надо что-то сделать - говори, - скомандовал Юрин отец.

Просидели долго. Разговоров хватило аж до ночи. О службе само собой. Мнение Юркиного отца и для Вадима было очень важным. Юрка не стал за общим столом обсуждать свои личные новости. Подумал только, что обязательно познакомит Аллу с Вадимом.

Глава 31

31.

Алла перебрала в памяти весь этот длинный солнечный день. Начиная от своего решения позволить себе провести время на пляже и заканчивая жгучим взглядом ей в спину. Она чувствовала, что Юра не уехал, пока не потерял её из виду. Листочек с его номером телефона Алла спрятала в сумочку.

Сомнения, правильно ли она сделала, что не дала свой номер, одолевали долго. Но с другой стороны, он ведь и не просил. И завтра они увидятся. Обязательно. Мысль о предстоящей новой встрече заставляла сердце стучать быстрее. А глазам смотреть в зеркало пристальнее и критичнее.

Что же в ней такого, что Юра обратил на неё внимание? Она даже не очень-то блондинка. Обычные русые волосы. Глаза? Да, глаза у неё большие. Особенно, когда нет щёк. Фигура? Тоже ничего выдающегося. У девушки, которая сегодня не хотела быть пудингом, а скорее всего, просто не читала "Алису в стране чудес", был шикарный бюст. Алла с сожалением заглянула в свое скромное декольте.

Она поедет завтра на Садовую, даже если наступит конец Света. Не может такого быть, что они встретились совершенно случайно. Аллочке отчаянно хотелось в это верить.

Надо было бы хотя бы начать уборку, которую она так вольно отложила на потом. Особенно, если завтра она собирается пойти гулять. Или это уже свидание? Ведь можно же так сказать? В жизни Аллочки Ларионовой не было свиданий. Никто и никогда за ней не ухаживал, если не считать того, что один раз одноклассник дошёл рядом с ней от магазина до дома. А тот опыт общения с мужчинами, который был, хотелось забыть навсегда.

Тогда она думала, что сможет уйти из семьи отца и жить самостоятельно. Одной недопопытки хватило, чтобы понять, это не так просто, как кажется. Её одноклассница Арина Федосеева уже вполне освоилась в северной столице. Обещала помочь с комнатой и работой.

Фразу "если правильно себя поведешь" Ларионова сдуру и от радости пропустила мимо ушей. И после учёбы выкроила несколько часов, чтобы посмотреть на новое рабочее место, где обещали приличные деньги, которых бы хватило, чтобы делить квартплату с той же Федосеевой. И паспорт не спрашивали. Потому что её документы лежали на работе у тёти Иры. В сейфе.

Федосеева надоумила, что можно будет заявить о пропаже паспорта. И подать документы на новый. Но тогда надо будет заплатить штраф и пошлину. И ещё за фото. Всё вместе выходило прилично.

Работа оказалась простая. В кафе. Официанткой и посуду мыть. Арина тоже там работала. И Алла почти согласилась, если бы не почувствовала, как под столом, за которым они сидели и разговаривали, ей на коленку легла горячая мужская ладонь хозяина заведения. Не просто легла. А уверенно поползла вверх, не обращая внимания на то, что Алла пыталась её сбросить.

- Ээй, слушай, что такая дерзкая? Ноги раздвинула быстро!

Алла испуганно глянула на Арину. Та не смотрела в её сторону, беседуя с управляющим. Тогда Ларионова вскочила и залепила звонку пощёчину хозяину. Выскочила из кафе, перескакивая через столы и стулья, и бегом помчалась по улице. Благо, за ней никто не гнался.

Отдышалась только возле метро. Пришлось ответить на звонок Арины.

- Ларионова, ты дура, что ли? И что бы такого случилось, если бы он тебя потрогал? Хороший же мужик! Денег бы больше заплатил.

Ларионову аж колотило.

- Ты что? - Алла аж задыхалась от возмущения.

- Ларионова... Это ты что? Девочка, что ли, до сих пор? Чё, Феоктистов врал, получается?

- Чтооооо? - Алла совсем ничего не понимала.

- Ну, Леха после выпускного всем нашим сказал, что ты его девушка. Врал?

- Это сейчас вообще не причём, - устало выдохнула Алла, - Арина, ты прости, но эта работа не для меня, - она ещё пыталась быть вежливой и благодарной, ведь Арина единственная, кто её действительно поддержал и пытался помочь.

С того времени Алла решила сама копить. Пусть потихоньку. Сильно экономя. Но она обязательно что-то придумает и уйдёт из дома. Хотя формально она в квартире прописана и ей даже принадлежит доля.

Алла обошла квартиру. Мысленно составила себе план. Улеглась на диван и выключилась почти сразу. Ей снилось море. Странное. Незнакомое. Утром подскочила рано. Дел полно. Предстоящая встреча была похожа на маяк. Дарила свет и надежду.

Глава 32

32.

Ничего в этот день не могло огорчить Аллу. Ни мелкий дождик, вдруг зарядивший ближе к обеду, ни часы, стрелки которых не желали двигаться и приближаться к времени встречи. Хорошо было бы подумать, в чем пойти. И как-то привести себя в должный вид. Ревизия собственных нарядов была короткой. Да, был соблазн взять что-то из вещей мачехи, раз уж такой важный повод. Но Алле не хотелось даже прикасаться к ним. Чужое брать она была не приучена.

Выбрала из своего. Летнее платье, джинсовка сверху, туфельки ещё выпускные. Над волосами долго думала. Завить? Или гладко зачесать волосы? Ведь Юра ее узнал именно по причёске. Перед выходом ещё раз глянула на себя в зеркало. Ей очень хотелось понравиться Юре. Он взрослый. Серьёзный. Заботливый. Внимательный. Много ли на свете таких мужчин?

Алла ехала той самой дорогой, которой раньше ездила в училище. Всё хорошо знакомо. Почти не думая, она проделала весь путь. Осталось чуть-чуть. Просто зайти в нужный вестибюль. Она решила, что выйдет из метро на Невский, обойдёт, свернёт за угол на Садовую и зайдёт внутрь. Колени дрожали. Боковым зрением она поймала свое отражение в затонированном стекле припаркованного автомобиля. Стекло тут же поехало вниз.

- Эй, красавица! Поехали с нами! - с пассажирского места вышел мужик в кожаной куртке и тёмных очках.

- Меня ждут, - перепуганная Аллочка почти побежала в сторону входа в метро.

Только бы Юра там был! Ведь уже почти шесть. И если ещё утром у неё была мысль, что девушка может и опоздать, зато так проверяется пунктуальность мужчины, то сейчас ей было не до проверок. Потому что горячий мужчина в тёмных очках шёл и кричал ей в спину.

Алла юркнула в двери метро между бабушкой с сумкой-коляской и мужчиной с сыном-подростком. Похолодела.

Юры не было. На том самом месте, где они договорились, стоял к ней спиной высокий военный. В чёрной морской форме. В руке длинная красная роза с шёлковой белой лентой. Первой мыслью было обратиться к нему за защитой. Но тут он снял фуражку и пригладил ладонью назад светлые волосы.

- Юра! - в голосе Аллы было уже отчаяние.
Военный обернулся.

- Ты пришла!

- Эй, ну и кто тебя ждёт? Хватит бегать, поехали, - раздалось сзади.

Аллочка буквально рухнула Юре на грудь, он тут же сомкнул объятия у неё за спиной.

Алла очень старалась не расплакаться. В ушах колотился пульс. И только тёплые сильные мужские руки держали в реальности. Она сделала глубокий вдох. От Юры пахло свежестью и каким-то парфюмом с ледяными цитусовыми нотками. Носом Алла уткнулась ровно в нашивку "Бодровский Ю.А." и наградную планку.

- Проблемы? - Юрин голос звучал сверху и обращался он, очевидно, к тому мужику, что преследовал Аллу.

- Нет, командир, никаких проблем. Девушка, что не сказала, что тебя ждут? Я понял всё, - тон голоса с угрожающего сменился на почти елейный.

- Я сказала..., - Алла наконец подняла глаза.

- Я понял, - улыбнулся ей Юра, - Это тебе, - протянул розу. Она оказалась совсем без шипов.

- Спасибо! Она очень красивая.

- Прости, я в форме, не успевал из Академии домой.

- Ты учишься в академии?

- Да, вот вернулся в Питер. Ещё три года буду здесь.

- А потом?

- Потом - куда пошлют.

- А когда мы первый раз встретились, ты был не форме.

- Если бы тогда я был в форме, меня бы уже проверял тот патруль, мимо которого ты меня за руку провела. Да и по гражданке милиционер имел право документы проверить и патрулю меня сдать. Так что ты тогда меня спасла!

- А ты меня сейчас..., - Алле хотелось стоять вот так, обнявшись, сколько угодно.

Глава 33

33.

Юра не спрашивая и не дав заплатить за метро самой, потянул Аллу в сторону эскалатора . Только теперь встал ровно на одну ступеньку впереди. Лицом к Алле. Так глаза оказались почти на одном уровне.

Своего Эльфа ему хотелось защитить от всего мира. Чтобы эти глаза никогда больше не плакали. Чтобы всегда видеть её тёплую искреннюю улыбку. Тот мужик здорово Аллу напугал. А она, видимо, совершенно ничего не знает о собственной привлекательности.

Алла не спрашивала, куда они едут. Ей было всё равно. Только бы с ним. Неужели влюбиться вот так легко? Увидела симпатичного парня на пляже и все? Но с другой стороны, она же не впервые его там увидела. А если сказочный образ Короля эльфов не совпадёт с образом обычного человека? Но Юра смотрел на её открытым прямым взглядом.

Вышли наверх быстро - уже на соседней станции.

- Можно же было пешком, - осторожно предположила Алла.

- Можно, - легко согласился Юра, - Но я себе почему-то представлял именно этот эскалатор. Как в первый раз.

Алла смутилась, опустила глаза. Знал бы он, сколько раз в самые тяжёлые времена ей снилась эта длинна бегущая вниз лестница. И сколько было неудачных мучительных попыток вернуть в этот сон его лицо.

- Предлагаю погулять, а потом поужинать. Ты как к грузинской кухне относишься?

- Хорошо. Гулять, - кивнула Алла.

- Может, тогда итальянскую? - Юрка понять не мог, что говорит не так.

- Можно. И грузинскую. И итальянскую. Любую.

Бодровский притормозил. Вспомнил, как отец ему говорил, что из поверхностных сведений можно сделать исключительно поверхностные выводы. А ему про эту девушку хотелось только глубоких познаний.

- Ал, послушай, - он взял обе её ладони в свои, - Мы просто гуляем. Ты мне очень нравишься. Но ты ничего мне не должна, и это ни к чему тебя не обязывает, понимаешь? Разрешишь за тобой ухаживать?

Алла залилась краской. Он у неё разрешения спрашивает? Она ещё не отошла от шока, что рядом с ней не просто парень, который хорошо играет в волейбол, а настоящий морской офицер, а тут такое.

- Можно? - ещё раз очень тихо спросил Юра.

В его голосе Алла отчётливо слышала две ноты: нежность и надежду. И в глазах читалось то же самое.

- Можно..., - едва слышно ответила.

- Спасибо...

Юра подумал, что такой степени откровенности у него не случалось ни с одной девушкой. Никогда.

Они стояли на Невском в самом людном месте - на Площади Восстания. Толпа обтекала их со всех сторон. Люди торопилась от Московского вокзала в метро и обратно. Но для них двоих сейчас не существовало ни шума вечернего Невского проспекта, ни множества людей вокруг. Только две пары зелёных глаз разного оттенка.

Глава 34

34.

Рядом с высоким Юриком Аллочка смотрелась совсем миниатюрной. Хотя роста была выше среднего. На их пару оборачивались. А Алла снова впитывала ощущения. Так хотелось, чтобы это чудесное свидание, а это точно было оно, не оказалось последним.

Они гуляли не туристическими тропами , а параллельно им. Не спеша. Переплетя пальцы. И Алла замирала каждый раз, когда чувствовала, как Юра подушечкой гладит центр её ладони. Мурашки табунами неслись от ладони по всему телу, разгоняя пульс и приливая к щекам румянцем.

На одном из мостиков остановились. Смотрели на воду, на проплывающие внизу туристические кораблики. Алла чувствовала тепло мощного мужского тела у нее за спиной. Юрины руки легли на ограду моста с двух сторон, отгораживая её от всего мира. Сладкий и тёплый капкан. Её затылок уютно устроился на мужском плече. Поворот головы, глаза в глаза. И его тёплое дыхание совсем рядом.

Юра обещал себе быть терпеливым. Он же не дикарь какой-то. Но они оба уже взрослые люди. Алла так доверчиво прижималась к его плечу, а он гипнотизировал её губы. Очень хотелось её поцеловать. Но только если она сама позволит.

У Аллы земля ушла из-под ног, едва Юрины губы коснулись её губ. Разве такое бывает? Это не сказка? Несколько секунд самого первого поцелуя хотелось растянуть.

- Ты потрясающая..., - выдохнул Юра ей в губы.

Аллочка не могла выразить словами свои чувства. Её хватило только на смущенную улыбку. Признаться сейчас, что это её первый поцелуй, она не решилась. Но, кажется, Юра понял, что опыта у неё кот наплакал.

Юрка ликовал. Целовать Эльфа оказалось действительно потрясающе. Весь предыдущий опыт можно было смело сливать за борт. И начинать с самого начала. Оно того явно стоило.

Поцелуй, кажется, изменил атмосферу. Если до этого момента они общались осторожно, будто нащупывая опорную точку для каждого следующего шага, то после даже дышать, а не только разговаривать стало легче.

- Ты видел когда-нибудь северное сияние?
Алла пыталась себе представить, как люди не только работают и служат, но и просто живут так далеко на севере.

- Конечно. Оно у нас почти всегда зелёное.

- А я только в мультфильме видела. Мне казалось, что оно похоже, знаешь, на ткань узбекских платьев. , - улыбалась Аллочка.

- В каком мультфильме? - Юра пытался вспомнить.

- Про Умку. Помнишь?

Несмотря на разницу в возрасте, у них с Аллой оказался очень похожим набор книг, которые они читали и фильмов, которые смотрели. Вот только музыка не совпала. Но тут удивляться было нечему. Аллочка всё-таки девушка.

Про себя она почти ничего не говорила. А Юра притормаживал себя. У них будет время на доверительные беседы. Он этого точно очень хочет.

Ресторан всё же был грузинский. Недалеко от Казанского собора, в полуподвале. Алла сначала стеснялась. Половина бокала хорошего вина подействовала умиротворяюще. Напряжение пропало. И она уже с удовольствием училась правильно есть хинкали и хачапури по-аджарски, про себя прикидывая, что такое вполне можно попробовать приготовить самой.

- Ты дашь мне свой номер, - взяв её ладонь в свою, Юра глянул внимательно.

- Конечно...

Глава 35

35.

На Васильевский остров пришли пешком. Ноги гудели, но так легко было идти обнявшись, разговаривая и смеясь. Ночь давно окутала город прозрачной сверкающей вуалью. Никогда ещё Алле не было так хорошо. Так тепло, уютно и спокойно. Так, будто это уже было с ней когда-то, просто почему-то забылось, а сейчас вдруг вернулось и встало на свое законное место. Она сама потянулась к Юриным губам, когда они дошли до её дома. И растворилась в поцелуе.

Когда они оторвались друг от друга, Аллочка вздрогнула.

- Что такое? - Юра испугался за неё.

- Мосты... Юрочка... Время же...

Алла прикидывала, что пешком Юра будет выбираться долго. Последний трамвай тоже, видимо, уже ушёл. До метро прилично. И оно закрыто.

Юрка понимал, что даже если он опоздает к разводу мостов, то уж точно не станет напрашиваться в гости. Это их первое свидание. Не время для таких шагов. И потом на Васильевском же академическая общага. Он мысленно похвалил себя, что настоял на месте в общежитии.

- За меня не волнуйся, - прижал к себе своего Эльфа Юра, - Спокойной ночи! И до завтра, - на самом деле ему было приятно, что она беспокоится.

Юра легко коснулся Аллиных губ своими. Потому что иначе будет невозможно оторваться. Дождался, пока она скроется в парадной. Проследил, в каком окне зажёгся свет. Посчитал номер квартиры. И потопал в сторону общаги. Транспорт действительно уже не ходил. Дойти получится быстрее, чем ждать такси. А в Рыбацкое ехать и долго, и дорого.

В общежитии, конечно, уже все двери давно на замке. Дежурный "топит на массу" без задних ног. Но курсантский опыт не пропьешь.

- Ветер, аларм! Трап скинешь? - разбудил Вадима.

- Драй секунд! - отозвался сонный Ветров.

И действительно из окна коридора второго этажа появился добротный веревочный трап. Бодровский легко и быстро поднялся по нему, благо, нахимовский навык никуда не делся.

- Где ж Вы, товарищ капитан третьего ранга, по ночам шляетесь? Да ещё при погонах. И трезвый, - шутливо приветствовал друга Вадим.

- Веришь, Ветер, я счастлив!

- Верю! Сейчас расскажешь? Или до утра?

- Её зовут Алла. И у неё глаза нереального цвета. Как Средиземное море в солнечный день. Таких больше нет на свете.

- Ясно, - Вадим был абсолютно серьёзен, - Накрыло тебя, Айвазовский. Познакомишь?

- Обязательно.

- Спать пошли, Ромео! У меня завтра, между прочим английский.

Бодровский улегся на казенную койку. Маме, несмотря на глубокую ночь, всё равно отправил сообшение, что он в общаге. Утром прочтёт. А то не обнаружит его ботинки в коридоре - будет волноваться.

Сон не шёл. Хотя самое бы время спать. Он пытался представить, как и что у них с Аллочкой будет дальше. Мелькнувшую мысль, что Ветров может понравиться Алле как мужчина, отмел сразу. Это не про неё - хвостом крутить. Да и Вадим не из тех, кто будет как-то двусмысленно вести себя с девушкой лучшего друга.

Теперь он отсчитывал время от встречи до встречи. И придумывал, чем его заполнить. Жизнь обретала смысл и цель.

Глава 36

36.

Юрка очень хотел поехать с Аллой в Сестрорецк на пляж. Теперь это было для них обоих особое место. Но Алла как-то смущённо отказывалась. Не могла же она сказать, что у неё нет нормального купальника. И взять неоткуда. Сам Юрка до такой причины отказа не догадался, чему Алла была рада.

Но в Шлиссельбург девушка поехать согласилась. Пока у Юры свободные от учёбы дни и у неё есть время. Целое маленькое путешествие. А у Бодровского был план. Он хотел на обратном пути познакомить Аллу с родителями.

В этот раз Юра приехал сам. К зависти всех проходящих мимо женщин жестом фокусника достал из машины милую корзинку цветов.

- Девушки в цветочном подсказали, что с корзинкой ничего за день не случится.

У Аллы аж голова кружилась от собственной смелости. Целый день вдвоём с Юрой! Путешествие. Она в крепости "Орешек" последний раз была на экскурсии классе в третьем примерно.

По знакомому шоссе Юра уверенно вёл машину вдоль левого берега Невы.
- А можно, мы остановимся? - попросила Алла.
- Что-то случилось?
- Нет-нет... Красиво очень.

Зрелище действительно завораживало. Быстрая и сразу широкая Нева несла свои воды из Ладожского озера в сторону Балтийского моря. Круизные теплоходы один за одним лениво двигались по реке в обе стороны. На низком берегу виднелись богатые особняки, недавно построенные совсем рядом с водой. Многие со своими причалами.

- У друзей моих родителей была дача на том берегу, - вдруг вспомнила Алла, - Но не такая. Простая. Деревянный дом ещё довоенный. И такие интересные цветные витражи на веранде. Мы к ним приезжали, когда я совсем маленькая была. Но я помню.

Алле было так тепло в кольце Юркиных рук, что она могла бы стоять на невском берегу ещё долго.

- Поехали, если мы хотим успеть до дождя, - глянул Юра в сторону города, - Смотри. Тучи. Есть, правда, шанс, что ветер сменится и сюда не дойдёт.

От пристани Шлиссельбурга они перебрались на теплоходе к крепости Орешек. Памятник Петру Первому провожал их пристальным взглядом.

- А я, когда маленький был, называл его "Царь Пётр палочка", - кивнул в сторону грозного царя Юрик.

- Почему палочка? Потому что с тростью? Или со шпагой? - обернулась в сторону удаляюшегося берега Алла.

- Нееет, прочитай надпись, - засмеялся Бодровский.

- Пётр... Ой, и правда - палочка! - хохотала Алла.

А Юрка глаз от неё отвести не мог. Смех Эльфа звучал лучшей в мире музыкой. Её волосы развевались по ветру. Глаза сияли.

В крепости Бодровский рассказывал прямо как заправский экскурсовод.

- Эту крепость основал мой тёзка князь Юрий. Правда не Алексеевич. Но аж в четырнадцатом веке. И я, знаешь, долго думал, что тут растут орехи. И очень расстроился, когда понял, что это не так, - он подал Алле руку, помогая спуститься по крепостному валу.

Потом рассказывал уже про Северную войну и осаду крепости, в которой царь Пётр принимал непосредственное участие.

- Правда, что зело жесток сей орех был, однако же, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело своё исправила, - наизусть цитировал Петра Первого.

Рядом с Юриком и Аллой уже притормаживали другие туристы, чтобы послушать. Хотя в музее работали свои экскурсоводы.

На счёт погоды Юрка оказался прав. Туча набежала быстро. Ветер задул нешуточный. Благо, они уже грузились на теплоход в сторону города. Дождь пошёл как-то резко. Будто где-то наверху включили огромный холодный душ.

Глава 37

37.

Юра снял с себя куртку, укрыл Аллу. Они за руки побежали к стоянке, где оставили машину. Всего за пару минут промокли до нитки. Юрка открыл для девушки заднюю дверь, она нырнула под крышу салона. Сам сел вперёд. Завёл машину и включил обогрев на полную мощность.

- Снимай всё. Быстро! - скомандовал.

Алла медлила. Ей было неловко.

- Алуся, - смягчил он тон, - Надо снять мокрое. Иначе заболеешь. Там у тебя рядом, если убрать подлокотник, люк в багажник. Плед, полотенце и сумка с едой. Доставай скорее. Снаружи никто тебя не видит. И я не смотрю, - Юрка показательно отвернулся вперёд к рулю.

Он честно не смотрел. Слышал, как Алла открыла люк в багажник. Ему на плечи легло сухое полотенце.

- Сначала ты! - у Бодровского зуб на зуб уже плохо попадал, но ему к воде и мокрой одежде не привыкать. Он порадовался, что Алла не стала с ним спорить и послушалась.

- Я всё, - голос у неё дрожал, - она передала Юре полотенце и осторожно промокнула его плечи. Он поймал её ладонь. Поцеловал в центр.

- Дотянись в багажник ещё раз, пожалуйста, - Юрка нашел Аллино отражение в зеркале заднего вида, увидел как она залилась румянцем , - Там где-то спортивные штаны.

Алла старательно отводила глаза, пока Юра стаскивал мокрые джинсы и футболку. Но ей хотелось на него посмотреть. А ещё хотелось дотронуться до литых мышц на руках и спине.

- Давай я термос открою, - обернулся к Алле Юрка, у него вдруг охрип голос. Воздух в машине сгустился. Его Эльф укутанный в старенький клечатый плед. Мокрые волосы вокруг лица. Юра протянул ей руки. Она просто вложила свои ладони в его и позволила себя перетащить к Юрке на колени.

Мозг у Бодровского лихорадочно работал. Не хватало ещё, чтобы их первый раз был в машине на стоянке. Значит, всё сейчас будет зависеть только от него. Хотя это будет адски сложно. Но он Аллу не поторопит.

Алла сходила с ума в Юриных объятиях. Её затапливало нежностью. И обоим было уже мало невинных ласк. Уж если и становиться настоящей женщиной, то с ним.

- Мне от тебя голову сносит, знаешь это? - шептал Юра прямо ей в губы.

Алла замотала головой. Заулыбалась. Фонтан разноцветных радостных искр возник у неё в районе солнечного сплетения.

- И у меня. Сносит. Совсем. Только я...

Алла не знала, как ей сказать Юре, что у неё совсем-совсем нет опыта. Признаваться было страшновато, но он должен знать. Это будет честно.

Когда до Бодровского дошло, о чем сейчас шепчет ему раскрасневшаяся от смущения Аллочка, он обрадовался и испугался одновременно. Обрадовался, что не поторопился. И что ему досталось настоящее сокровище. Испугался не оправдать её надежд и как-то задеть чувства.

- Эльф мой! Моя нереальная девочка! Всё будет. Только не здесь, - и ещё крепче прижал к себе Аллу вместе с пледом.

А потом у них был пикник. Если можно так назвать еду в салоне автомобиля, стоящего на стоянке на самом берегу Невы под проливным дождём, закрывающим их мощной мокрой стеной от всего мира.

Алла сделала бутерброды, налила кофе в стаканчики. Юрка глаз не мог отвести от её рук. Вспомнил, как смотрел фильм про гейш. Как их учат делать красивые плавные движения во время чайной церемонии, которые завораживает мужчин. Аллочка была лучше любой даже самой прекрасной гейши. В пледе и с пластиковым стаканчиком в руках.

Алла удивилась и порадовалась Юриной хозяйственности. Машина была сейчас похожа на передвижной домик. Завеса дождя. Тепло от кондиционера. Горячий кофе и бутерброд с каким-то необыкновенным хлебом с семечками. И полотенце, и плед. Кажется, она согласилась бы так жить. Прямо в машине. Только бы с ним.

Глава 38

38.

После еды в тепле обоих разморило. Алла устроилась на заднем сидении. Юрка в полудреме сидел за рулём. Единственный верный способ борьбы с желанием спать, когда ты в дороге - это спать. Никаких других вариантов. Получаса хватило, чтобы прийти в себя. Но одежда, конечно, не высохла.

- Поехали. Мой дом по этому шоссе, - Юра взялся за руль. Благо, дождь стал стихать и видимость заметно улучшилась.

- Юр, нет... Ну куда я к тебе в таком виде? - Алла ещё плотнее закуталась в плед. Но коленки все равно соблазнительно торчали.

- Алусь, а к себе ты как в таком виде?

Да, это было верно. Алла на какое-то время успокоилась. В конце концов, это так хорошо, когда рядом кто-то большой и сильный знает, что делать. Но паника снова накрыла её волной, стоило машине притормозить возле жилого дома уже в черте города.

- Я не пойду, - запротестовала Алла и стала шарить на заднем сидении, где сохла её одежда. Она здорово испугалась. А что если Юра просто скажет, что "нет, так нет", и ей придётся уйти прямо сейчас в мокром. Ещё бы понять, где они. Метро, вроде недавно проехали.

- Конечно, ты не пойдёшь, - на лице Юрика была улыбка, - Я тебя понесу, - он распахнул пасажирскую дверь и подхватил Аллочку на руки раньше, чем она успела хоть что-то сообразить. Только ахнула, крепче обняла Юру за шею и спрятала лицо у него на плече.

Бодровский занёс её к себе в комнату на руках мимо ошарашенной мамы и опешевшего отца. Закрыл дверь и только после этого поставил Аллу на ноги.

- Посиди, я вещи принесу. К тебе никто не зайдёт.

Алла цеплялась за его руку. Оставаться в чужом доме, когда на ней кроме белья только плед, было неловко до ужаса.

Юра действительно быстро вернулся. С их вещами и утюгом.
- Я сама, - поднялась Аллочка.
- Хорошо. Что ещё нужно? Фен?

Аллочка довольно быстро привела себя и свои вещи в нормальное состояние. Юра вернулся в сухой одежде.

- Пойдём, - протянул ей руку.

- Куда?

Алле не хотелось выходить из этой небольшой комнаты. Она успела разглядеть детские фотографии Юрика и ещё какого-то мальчика. Книги в шкафу. И оценить армейскую простоту и порядок в Юрином жилище.

- Мам, пап, познакомьтесь, пожалуйста. Это моя Алла.

Голос Юрика звучал мягко. Алла нашла в себе силы поднять глаза на Юриных родителей. Его мама улыбалась ей такой же открытой улыбкой, как у сына.

- Рады тебе, Аллочка, - обняла её, - Я Валентина Вениаминовна, но ты меня тётя Валя зови. Хорошо?

Алла кивнула. И тут же замерла от неожиданности. Потому что Юрин отец чуть склонил голову, протянул ей руку и вдруг поцеловал тыльную сторону её ладони.

- А я Алексей Павлович. Дядя Лёша, получается.

Юрик с трудом удержался от шумного выхода облегчения. Аллочка родителям явно понравилась. План удался. А в том, что его девушка понравится Ветру, Бодровский не сомневался.