Пока ты не вспомнишь

Пролог

Палата была слишком светлой, солнечные осенние лучи пробивались сквозь неплотные тучи. Холодные лампы резали глаза, стерильный запах давил на виски. Но никто в комнате этого не замечал — все стояли, будто в затянувшемся сне, боясь пошевелиться.

Майк… пришёл в себя.

Николь, сжавшись возле двери, то поднимала руку, то опускала, не решаясь что-либо произнести или шагнуть ближе к сестре. Тим молчал, опершись спиной о стену, но его глаза, голубые и напряжённые, следили за каждым движением друга на кровати.

А Виктория… Тори просто стояла, словно сердце взорвалось в груди, но тело отказалось реагировать. Ее глаза судорожно бегали по лицу парня.

Майк сидел полусогнувшись, опираясь на подушки. Его взгляд блуждал, будто он плохо видел или ещё хуже — видел слишком много. Губы двигались, он пытался что-то сказать, и его мать, всхлипывая, наклонялась ближе, объясняла, что он в больнице, что всё позади, что он — жив.

Он моргнул, сфокусировался на её лице… и впервые улыбнулся.

Эта улыбка ударила Тори куда больнее любого шока. Ее губы дрогнули.

Он очнулся. Он смотрит. Он живой.

Она уже сделала шаг.

Один.

Второй.

— Майк… — её голос тихий, но она пыталась улыбаться. Хоть немного. Хоть так.

Он повернул голову. Посмотрел прямо на неё. И… приподнял бровь, как будто увидел незнакомку.

— Простите… — его голос охрипший, слабый, но всё тот же — такой знакомый, почти родной. — Вы… моя медсестра?

Палата замерла.

Тори ударило, как холодной водой. Её дыхание сорвалось. Она даже не поняла, как перестала дышать и замерла на месте.

— Любопытно, — продолжил он, осматривая её с привычной, до боли узнаваемой наглой полуулыбкой, — все медсестры в вашей больнице такие красавицы?

Николь тихо выдохнула, не веря. Тим сжал челюсть, но не произнёс ни слова.

А Тори… Виктория будто провалилась под пол. Она ждала этой минуты неделями, жила от дыхания к дыханию, лишь бы он проснулся. Она представляла, как он откроет глаза и их взгляды встретятся — узнавание, облегчение, улыбка. Как он притянет её к себе, как она расскажет ему, что беременна… что он станет отцом. О том, как скучала, как хотела обнять.

Но вместо этого она услышала:

— Как тебя зовут, милашка?

Он не узнаёт её. Он не помнит. Ни её. Ни их. Ни того, что между ними было. Ни того, что они потеряли.

Тори сделала шаг назад. Николь сразу потянулась к ней, но Тори подняла руку, не позволяя.
Глаза блестели, но она изо всех сил держалась.

Мир рухнул тихо, почти незаметно — только под её ребрами что-то хрустнуло, как стекло. Всё пошло не по плану. Совсем не так.

А впереди — неизвестность.

И необходимость вернуть того, кого она уже успела полюбить до последнего вздоха.