Полковник ищет няню. Срочно!

Глава 1

Матвей

Опускаю ноги с кровати, и, звякнув о пол, задетая мной бутылка, покручиваясь, изрыгает из себя минералку.

— Черт, — поднимаю ее, переставляю на тумбочку.

Ерошу и без того торчащие после сна волосы.

Стук дверь заставляет вздрогнуть и наступить в сладкую лужицу.

Еще раз тихо матюгнувшись, иду к двери, пытаясь понять, кто так настойчиво добивается моего внимания.

Дверь распахиваю без вопросов и с удивлением обнаруживаю Анжелу. Быстрым взглядом пробегаюсь по ней с головы до пят. Профессиональное. Повзрослела. Покрасилась в рыжий. Сменила стиль на деловой. Формы округлились, появилась уверенность в себе. Сколько мы не виделись? Шесть лет. Что-то около того.

— Какими судьбами? — интересуюсь без приветствия, и ее улыбка сползает с лица. Похрен. Все равно не искренняя была.

— Поговорить надо, Матвей, — немного нервно произносит.

— Не представляю, о чем. Шесть лет назад поговорили. Ты сказала, что такой, как я, тебе не подхожу, и…

— Да, я знаю… — начинает, но я перебиваю жестко.

— Тогда говорить не о чем. Если ты решила, что раз я вышел в отставку, то…

— У тебя есть ребенок.

Я замолкаю, разглядывая бывшую в полном недоумении. Ребенок? Нет у меня ребенка. Если бы был, я бы однозначно это заметил.

— Ты о чем? — все же спрашиваю.

Анжела переминается с ноги на ногу, явно чувствуя себя неуютно. Неудивительно. Рядом со мной — так у большинства. Спецназовец, здоровый, накачанный, а последнее время, еще и злой.

— Шесть лет назад, когда мы расстались, — продолжает Анжела, поправляя идеально уложенные волосы. — Я была беременна. То есть я узнала об этом уже после расставания, когда ты уехал.

— Ты что? — спрашиваю вмиг севшим голосом.

Во рту сохнет, глотать неприятно. Мозг отказывается переваривать информацию.

— Только прошу тебя, не злись, — быстро говорит она. — У меня были причины промолчать… Я не могла так жить, Матвей, ты же понимаешь! Вечно мотаться по всей стране… С маленьким ребенком! Это ненормально! Никакой жизни ни мне, ни тем более малышу!

— У меня есть ребенок? — спрашиваю, пропуская мимо ушей весь этот бред.

Ровно то же самое Анжела говорила мне перед расставанием. Только за минусом детей, конечно.

Сейчас она кивает, а я борюсь с желанием ее придушить. Честно. Меня бы даже не осудили. Мы расстались шесть лет назад, вашу мать. Это значит…

— Моему ребенку сейчас пять лет? — спрашиваю очевидное.

Наверное, так проще поверить, если сказать вслух. Анжела снова кивает.

— Я узнала, что ты… Что тебя уволили из-за ранения…

Сжимаю зубы, и Анжела отступает на шаг, старое деревянное крыльцо тут же отдается скрипом под ее ногами.

— Мне жаль, — добавляет быстро. — Я ведь знаю, это была твоя жизнь…

— Что ты хочешь? — наконец задаю вопрос.

Не просто же так она решила появиться у меня именно сейчас с рассказами о ребенке.

— Пойми меня правильно, Матвей, — Анжела пробегается пальцами по пуговицам на блузке, словно проверяя, что все они застегнуты. — Мне предложили должность за рубежом. Куратором в крупном проекте. На несколько месяцев.

— И?

— Мои родители уже не в том возрасте, чтобы следить за ребенком… А я никак не могу ее взять. К тому же… Стася… Она, скажем так, немного необычная девочка.

Я уже понимаю, куда клонит бывшая. Но пока что другая информация занимает ум. Дочка. У меня есть дочь Стася.

— Что значит, не совсем обычная? — хмурюсь, представляя страшные диагнозы. Сжимаю кулаки. Я ведь нормально зарабатывал, Анжела могла позвонить мне, я бы помог. К тому же связей полно…

Анжела вздыхает и, чуть повернув голову, зовет:

— Стася!

От неожиданности вздрагиваю. Она что, здесь?

За плечо бывшей смотрю, обнаруживаю шевеление в кустах. И тут же появляется миловидное личико, перемазанное ягодным соком. Кажется, малышка залезла в клубничные грядки.

Улыбка во все лицо, вместо двух нижних зубов дырки. На голове два хвоста, один где-то на макушке, второй болтается внизу, видимо, за ветку зацепился.

— Иди сюда!

Девчонка выбирается из кустов с треском, зацепляется платьем за ветку, какое-то время мы в полной тишине наблюдаем, как она пытается вырваться из плена. Раздается треск — на этот раз ткани. Анжела тяжело вздыхает.

Через полминуты, упав на ступеньках, передо мной стоит девочка, хлопая огромными глазами с длинными пушистыми ресницами. Руки и, особенно, ноги в синяках. Чешет одной ногой, обутой в сандалии, вторую. Носки на ногах разные.

Я перевожу взгляд на Анжелу.

— Она совершенно здорова, — тут же говорит та. — Просто… Очень активная.

На корточки присаживаюсь, девочка снова рот беззубый в улыбки растягивает. Глаза на мои похожи. Губы тоже. Овал лица и волосы явно от Анжелы. Странные ощущения, двоякие. Как будто несколько слоев в фотошопе наложили, смешав меня с бывшей, а потом уменьшили до ребенка.

— П-р-р-ривет, — говорит Стася, явно желая продемонстрировать, что она освоила букву р.

— Ну привет, — протягиваю ладонь, она пожимает, ее маленькая ручонка просто тонет в моей.

Кажется, если я трясану легонько, то все косточки выпадут.

Встаю, на бывшую смотрю. Мелкая мимо меня в дом скользнула.

— Я правильно понимаю, ты мне решила о дочери сообщить, потому что ее оставить не с кем?

— Прости, Матвей, — напрягается Анжела. — Я должна была раньше сказать, знаю. Но ведь ты бы заставил меня выйти за тебя, таскаться по этим гарнизонам бесконечным… Какие там для меня перспективы? Какая жизнь?

— Настолько никакая, что проще было одной ребенка поднимать.

Она руками разводит. Я слабо секу в моде, но все же понимаю: одета Анжела в дорогую одежду, и раз куратором за границу зовут, платят хорошо. И тачка за воротами стоит прилично. Выходит, получила, что хотела. Не сожалеет о выборе своем. И о том, что ничего мне не сказала.

Глава 2

Мия

— Не… На… Ви… Жу… — выдаю по слогам на каждое подскакивание чемодана по неровной сельской дороге, пока топаю от такси к нужному дому.

Что за таксист такой: не захотел ехать из-за плохой дороги. Я даже надбавку предложила, а он ни в какую.

На повороте меня неудачно заносит, колесо застревает между камней. Начинаю дергать чемодан за ручку.

— Ну давай же, — пыхчу, сдувая прядку со лба.

Очередная попытка оказывается удачной, чемодан освобождается, от неожиданности я по инерции отхожу назад и… Влетаю в кого-то спиной.

Боль ужасная. Я лечу, чувствуя, как в бока и ноги что-то бьет. А потом все кончается. Обнаруживаю, что упала на что-то большое и горячее. Разворачиваюсь и глаза широко распахиваю. Мужчина подо мной явно пытается прийти в себя.

И он, правда, большой. И горячий. Мускулы вон какие из под баскетбольной майки видны. Волосы темные волнистые растрепались. Взгляд… Честно сказать, ошалелый. Наконец на мне фокусируется.

— Вы совсем ненормальная? — спрашивает мужчина низким приятным голосом. То есть он был бы приятным, если бы не был таким злым.

Хмурюсь и выдаю:

— Я нормальная! Это все чемодан!

— Чемодан ненормальный? — язвительно добавляет мужчина, а я злиться начинаю.

Сажусь, складываю на груди руки.

— Хватит оскорблять меня!

— С удовольствием. Только слезьте с меня.

Ойкнув, сползаю с сильного тела и встаю. Рядом с нами велосипед валяется. Видимо в него я врезалась.

Мужчина быстро поднимается вместе с велосипедом.

— Фифа городская, — бормочет себе под нос, пока я пытаюсь отряхнуться.

Мои щеки вспыхивают.

— Извинитесь немедленно!

Но этому хаму хоть бы хны. Прокатив велосипед до ближайшего столба, он начинает на него что-то клеить. Я поправляю волосы. Хам деревенский!

Подумаешь… Врезалась в велосипед. С любым может случиться.

Схватив чемодан за ручку, быстро двигаю дальше, не обращая внимания на то, как отчаянно он прыгает за моей спиной.

Настроение — отстой. Жизнь — отстой! Мужики — отстой. Любовь — тоже отстой! Факт выявленный. Совершенно четко прочувствованный в тот момент, когда я застала своего парня в постели с подругой. Ничего хуже со мной не случалось.

Еще несколько дней назад я была счастливой беспечной двадцатитрехлетней девушкой. У меня был парень. У меня была лучшая подруга. Вера в людей была, в конце концов.

А теперь ничего нет. И все, чего хочется, просто спокойствия. А не каких-то тупых мужланов, которые только и умеют, что оскорблять.

Дергаю калитку, и она слетает с верхней петли, со скрипом упираясь в землю. Вздыхаю, прикрыв глаза.

Если быть неудачницей, то, видимо, по-максимуму. Оглядываю двор, заросший травой высотой до моего колена. Ася определенно не фанат сельской жизни. По-моему, сестра забрала эти полдома у бывшего мужа только из вредности. И не появлялась здесь ни разу.

Поднимаюсь на скрипучее крыльцо с опаской. Ключ проворачивается с трудом. Дом зарос пылью. Чихаю с первым же шагом. Ну Аська… Открываю окна, чтобы дать свежего воздуха. И когда распахиваю второе, вскрикиваю, вздрогнув.

Прямо напротив меня на ветке вишни сидит девочка.

Волосы у нее собраны в две растрепавшиеся косички, а сверху покрашены чем-то красным. Личико перепачкано. Юбка частично заправлена в трусы, а на ногах разные сандалии, поддерживающие, видимо, сползающие вниз взрослые носки.

— Ты кто? — спрашиваю немного испуганно.

— Я Пеппи длинный чулок, разве непонятно? — произносит это чудо природы.

— Оу, извини, я не заметила, что оказалась в Швеции.

— Что это, Швецая? — заинтересовывается девочка, я делаю неопределенный жест рукой.

— А что Пэппи делает на моей вишне? — интересуюсь.

— Ем, — она улыбается, положив в рот вишню, и тут же морщится. Полагаю, ягода очень кислая.

Так, ясно. Нет, мне в целом не жалко. Все равно никто эту вишню собирать не планировал. Просто… Нет уверенности, что я хочу, чтобы кто-то сидел и смотрел в мое окно.

— А ты кто? — спрашивает девчушка, продолжая морщиться и есть.

— Ну… Человек.

— Уверена? — прищуривается.

— С утра вроде была, — делаю вид, что проверяю свое тело, а потом замираю и начинаю говорить, подражая голосу робота: — Она нас раскусила. Подлежит мгновенному наказанию. Требуется срочное прощекотание.

Тянусь руками к девочке, она, хохоча, заползает по ветке вверх, и та начинает раскачиваться под ее весом.

— Так, давай-ка вниз, — с тревогой говорю.

Пошутили, и хватит. А то грохнется с моей вишни, сломает что-нибудь, доказывай потом, что ты ни при чем.

— А щекотаться не будешь? — девчушка висит на ветке, как обезьянка, и уже сама ее раскачивает.

— Не буду.

— Ладно.

Она ловко спускается ниже, а потом ставит ноги на мой подоконник. Я от неожиданности отступаю, что позволяет девочке спуститься вниз. В плане, ко мне в дом.

— А у тебя тут интересно, — она вытягивает шею, разглядывая дом.

— Только полы помыть не мешало бы и пыль вытереть.

— Я могу помыть, — она в ладоши хлопает, я смотрю с подозрением.

Не припомню, чтобы в детстве хотела убираться. Аськина дочь, например, энтузиазма точно не проявляет.

— А где твои родители? — решаю уточнить важный момент. Не на дереве же эта девочка выросла.

— Мама уехала, папа тоже уехал, — охотно говорит малышка, разглядывая себя в большое зеркало.

— Они тебя одну оставили? — глаза распахиваю с удивлением.

— Ага. Папа сказал, что скоро вернется.

— Почему же он не взял тебя с собой?

Плечами пожимает. Ну и папаша…

— Как тебя зовут?

— Стася. Так можно мне полы помыть? — и смотрит огромными невинными глазами.

Что ж, как говорится, чем бы дитя не тешилось, лишь бы… Не пришлось после мчс вызывать.

Найдя ведро и швабру, наливаю воду. Тряпка тоже тут, иссохшая настолько, что ее можно поставить к стеночке. Нос морщу. У меня дома нормальная швабра, современная. А вот это все… Гадость.

Глава 3

— Вы! — выдаем мы одновременно.

Мужчина хмурится. Но от этого даже привлекательнее кажется. Вот почему так? Чем красивее мужик, тем больше козел. По-любому. Мой Максим яркое тому подтверждение. И этот… Недовольный хам.

— Вы что творите! — вот и сейчас продолжает злиться.

Собираюсь ответить, но, проследив за его взглядом, оборачиваюсь. Стася бросила швабру и теперь возит грязную тряпку по залитому водой полу.

— Я не просила ее делать это, — быстро произношу.

А что? Вот конкретно это я точно не просила делать. О таком я бы никого не попросила.

Мужчина мерит меня презрительным взглядом, а потом командует:

— Стася, ко мне!

Девчонка тут же тряпку бросает и несется к окну.

— Вам не кажется, что это ребенок, а не солдат? — интересуюсь язвительно, пока девочка перебирается через подоконник.

— Не ваше дело, — бурчит хам.

Само собой. Что он еще мог сказать?

— Ну ладно! — восклицаю я, и они оба смотрят на меня, вздернув брови. — Я прошу прощения, что сбила вас на велосипеде! Но я же не специально!

— Она сбила тебя? — Стася начинает хохотать. — Такая маленькая такого большого.

Я краснею. Вот как-то не исправила ситуацию, похоже.

— Фифа городская, — снова бурчит мужчина под нос и, развернувшись, топает к небольшом заборчику, отделяющему наши участки.

Перекинув на ту сторону ребенка, сам быстро перепрыгивает следом, опершись рукой на забор. Мышцы напрягаются, играют. Залюбоваться можно.

Но я не буду. И вообще, у качков проблемы с интеллектом, это любая девушка знает. И сосед данный факт подтверждает своим поведением.

Фифой меня обозвал! Да, я никогда не была в деревне, и что? Это еще не значит, что я ничего не могу!

Впрочем, следующая пара часов говорят как раз об обратном. Уборку я кое-как осилила. Но вот плита… Что это за безобразие? Ощущение, что данную плитку придумали тогда же, когда электричество.

— Ты вообще будешь нагреваться? — интересуюсь сердито, в который раз за последние полчаса проверяя воду в кастрюле.

Ноль эффекта. По дну только мелкие пузырики плавают.

Так можно с голода умереть. У меня с собой только несчастная пачка макарон. Надо после обеда сходить в магазин.

Когда мой желудок уже устает урчать, вода наконец закипает. Посолив, начинаю засыпать макароны, и раздается голос:

— Что делаешь?

От неожиданности бухаю полпачки.

— Черт! — поворачиваюсь, Стася сидит на ветке вишни.

— Черт, черт, черт, — улыбаясь, повторяет девчонка, а я губу закусываю. Хорошо, что это был черт, а не что-то матное.

— Не надо так говорить, — зачем-то понижаю голос.

Сейчас прибежит несносный сосед и начнет орать, что я его дочь учу бранным словам. Кошмар какой.

— Почему? Ты ведь говоришь, — бесхитростно заявляет Стася, снова спрыгивая на мой подоконник и пробираясь в дом.

Кажется, я начинаю понимать, зачем в деревенских домах ставни.

— Я это я, — замечаю, мешая макароны. — А ты это ты.

Боже, Мия, да в тебе умер Макаренко. По ходу, от ужаса.

— Я люблю макароны, — Стася уже трется возле меня. Мастер намеков. — С сыром и кетчупом.

— Ну у меня нет ни сыра, ни кетчупа.

— Ты бедная?

И глазами хлопает. Я тоже хлопаю, не зная, что сказать.

— У нас с папой есть сыр и кетчуп, — продолжает Стася.

— Это замечательно.

Кивнув, девочка молча идет к окну и сваливает. Самая интеллектуальная беседа в моей жизни. Ладно, поем и отправлюсь в магазин.

Когда высыпаю макароны в тарелку, у окна снова начинается шевеление. Повернувшись, лицезрею, как на моем подоконнике появляется бутылка кетчупа, потом пакет с сыром, а следом Стася.

О нет.

— Давай есть макароны, — заявляет, отдавая мне свое добро.

— А где твой папа? — интересуюсь с легкой паникой.

— Он думает, я рисую в комнате.

Оу, ну… Ладно.

Когда мы садимся за стол, все же спрашиваю:

— Ты не думаешь, Стася, что обманывать папу нехорошо?

— Я его не обманывала. Я рисовала в комнате. Правда. Потом краски кончились, и мне стало скучно.

— Но почему ты не сказала ему, что ушла?

— Он бы меня не отпустил.

— А… Где твоя мама?

— Она уехала. Далеко. И оставила меня с папой.

Такого поворота событий я не ожидала. Вяло жую, внутренне сочувствуя девочке. По крайней мере, пытаясь. Сложно сочувствовать, когда ребенок так радостно улыбается, а нижняя часть ее лица от кетчупа напоминает вампирскую после того, как тот хорошенько покушал.

— А… — начинаю я, но тут снова грохочет громовое:

— Ста-ни-сла-ва!

Девчонка вжимает голову в шею.

— Ладно, не бойся, я тебя не дам в обиду, — говорю быстро, вставая.

Снова треск кустов, а следом в окне появляется мощная фигура соседа, загораживая свет.

— У меня вообще-то дверь есть, — сообщаю на всякий случай.

— Что ты тут делаешь? — грозно спрашивает сосед, глядя на дочь.

— Ем.

Он переводит взгляд на стол, замечает сыр с кетчупом.

— Вы что, заставили ребенка таскать вам еду?

Задыхаюсь от возмущения.

— Никого я не заставляла! А вы что, не могли накормить ребенка нормально? Она голодная!

— Она ела сорок три минуты назад! Завтрак, обед, ужин — все по расписанию. Можете не переживать, ребенок не голоден.

Это он язвительно уже говорит, оглядывая меня. А я носом воздух тяну, злясь еще сильнее.

— Идем, Стася, — грозно произносит мужчина. — Ты наказана.

— За что? — влезаю зачем-то.

— Не ваше дело.

— И все-таки, — встаю я. — Нельзя наказывать ее за то, что она пришла ко мне. Я сама ее пустила. И угостила макаронами.

— Она наказана за другое. За рисование.

— Вы в своем уме? — ахаю. — Наказывать ребенка за рисование!

— Я в своем уме, — мужчина берет залезшую на подоконник Стасю на руки и топает к заборчику. Не удержавшись, вылезаю следом.

Глава 4

Матвей

Вашу ж!..

Да как это вообще возможно? Она же мелкая и худая. Как можно было снести забор?!

Стаська с места сорвалась, уже возле нее трется. А девчонка лежит, постанывая, потому что забор на нее свалился.

Откуда такие берутся? Скажите мне, пожалуйста! Как они вообще выживают, если не могут перемахнуть через забор высотой по пояс?

И мало у меня проблем, что ли, с ребенком, еще это городское недоразумение на меня свалилось.

Поднимаю забор, девица пытается сесть и тут же снова верещит.

— Что еще?! — рявкаю я.

— Волосы запутались!

И правда. Волосы у нее красивые, длинные, черные, как смола. Намотались на соседний куст смородины.

— У меня есть ножницы! — тут же с восторгом заявляет Стася, и девчонка дергается от ужаса. Снова верещит.

— Потерпи, — цежу, распутывая волосы.

Чем быстрее я от нее избавлюсь, тем лучше. У меня и так дел по горло. Черт… Комната же еще… Рисование, будь оно проклято.

— Готово, — отпускаю волосы и выпрямившись, подаю руку.

Но девчонка ее игнорирует, садится, дует на поцарапанные коленки, из которых чуть сочится кровь. Ну хоть в обморок не грохнулась. Уже прогресс.

Забор я обратно поставил, но он покачивается, так что ясно: работы мне добавилось, его еще чинить.

Девчонка встает наконец. Оказываемся друг напротив друга. Молоденькая. Чуть больше двадцати, наверное. Красивая. Волосы темные, глаза карие, немного вздернутый нос с россыпью веснушек и пухлые губы.

Одета модно. Непонятно, что она в нашей деревне забыла. Нашей — усмехаюсь мысленно. Сам-то давно тут? Но я не она. У меня такая школа жизни была, что никому не пожелаешь.

Я могу выжить где угодно. В любых условиях. А эта дуреха в обморок бы явно упала, только увидев уличный туалет.

Поняв, что слишком долго пялюсь, отворачиваюсь резко. Девчонка тут же начинает одежду поправлять. Кошусь снова. Ладная. Грудь небольшая, зато ножки и задница зачетные. И талия тонкая.

Так, все, Громов. Надо тебе женщину. Найти не проблема так-то. Но есть одно препятствие — вновь обретенная дочь. Которая такое вытворяет, что весь мой военный опыт иногда летит в трубу.

Кстати, где она?

— Ста-ни-сла-ва! — кричу, девчонка рядом вздрагивает.

— Что же вы так вопите, — упрекает меня.

А я знаю — что. Если этот чертенок молчит и не виден глазу, почти наверняка — жди беды.

В окне спальни появляется голова девчонки. Кетчуп на лице засох, но кажется, ей это не мешает.

— Ты что там делаешь?

— Я ножницы искала.

— Нашла?

— Ага.

Киваю, она ножницы поднимает, а в них зажата уже частично разрезанная занавеска, висящая на окне. Девчонка сзади ойкает, увидев эту картину.

— Так что теперь скажете о наказании? — интересуюсь язвительно. — А вот и рисование, можете полюбоваться.

Схватив за локоть, подтаскиваю девицу к окну. Она заглядывает внутрь и ахает.

— Так вот что она имела в виду, когда сказала, что краски кончились, — произносит ошарашено.

Опрометчивый был поступок: дать себе передышку на полчаса, выделив Стасе гуашь и альбом для рисования. Она посчитала, что больше для рисования подходят… Стены. И размазала все краски по ним.

Оглядев комнату и остановившись ненадолго взглядом на Стасе, продолжающей резать занавеску, девчонка наконец смотрит на меня.

— Полагаю, у вас проблемы с воспитанием.

Отлично. Мало мне одного мелкого тирана было. Теперь еще эта соседка свалилась на голову. Со своими умными замечаниями.

— Полагаю, вам пора отбыть к себе домой и не совать нос в чужие дела.

Возмущается, вижу. Вспыхнула, подбородок задрала. Взглядом меня мерит таким, что медуза Горгона могла бы поучиться. Но у меня ко всему этому стойкий иммунитет.

Все эти бабские заморочки и манипуляции — сразу мимо.

— То же самое могу посоветовать вам, — произносит ядовито, разворачиваясь так резко, что ее волосы ударяют меня по груди.

Уверенно идет к заборчику, но, потоптавшись возле него, снова разворачивается. И с этим своим задранным подбородком, который меня уже жутко раздражает, следует в сторону калитки.

— Грядки! — рявкаю.

Девчонка, ойкнув, замирает, начинает оглядываться, пытаясь сообразить, видимо, что такое грядка вообще. Может, грядка это монстр, который выбирается из-под земли и съедает глупых городских девочек? Все возможно. По крайней мере, я сам близок к тому, чтобы в такого обратиться.

Все-таки разобравшись, обходит грядки, которыми мне приходится заниматься. Вообще-то Влад хотел сам сюда приезжать. Полоть, поливать. Но все эти задушевные разговоры о том, что на гражданке тоже есть жизнь, и я не должен зацикливаться… Вообще не располагают.

Потому грядками пришлось заняться мне, чтобы друг часто не наведывался. Проводив взглядом стройную фигурку, поворачиваюсь к Стаське и вздыхаю. Родительство никогда не представлялось мне простым делом. Но я никак не ожидал, что неприятностей нужно ждать с этой стороны!

Анжела ее вообще не воспитывала, по ходу. Баловала, все разрешала. И теперь вбить в мелкую дисциплину — это почти как воспитать молодого бойца. Очень много работы.

Но я их столько воспитал, неужели не справлюсь с одной девчонкой? В конце концов, ей всего пять. Я старше ее почти в семь раз. Я полковник. Уволенный в запас, конечно, но… Опыт не пропить!

Вздохнув, захожу в дом. Забрав у Стаськи ножницы, несу ее в ванную, хорошенько умываю. Вечером надо выкупать и отмыть голову от красной краски. И когда она только успела…

Когда выходим, слышу тактичное покашливание. Соседка на пороге стоит.

Глава 5

Губы сжала, держит в руках кетчуп и сыр.

— Вот, возвращаю, — говорит недовольно.

Всем своим видом показывает, как я ей неприятен.

Не больно-то и хотелось. Подмечаю, что колени все еще кровоточат.

— Обработать надо, — говорю, забирая продукты.

— Спасибо за замечание.

— На здоровье. У вас, видимо, не хватило на это сообразительности.

Вспыхивает, скулы румянцем покрываются, а я замечаю, что так она еще симпатичнее. Отгоняю эту мысль. Только с дурочками-белоручками не хватало связываться. В деревне полно хороших девушек, красивых и умных. Понимающих, что к чему.

У этой явно бред в голове и самооценка до небес.

— Я только приехала, — цедит она, — у меня нет ничего, кроме одежды.

— А у нас есть! — Стаська вырывается и убегает в ванную. Появляется с баночкой перекиси и ваткой. Схватив девчонку за руку, тащит ее в комнату.

Та с любопытством оглядывается, а потом выдавливает, словно я жду ее реакции:

— Мило тут у вас. Стерильно.

Глаза закатываю. Во всем порядок должен быть. Никакого хаоса. Каждая вещь на своем месте. А эти все творческие с бардаком в голове и доме мне никогда не будут понятны.

Стася подталкивает девчонку к стулу, та садится. Открывает флакончик, а я забираю его у нее из рук.

На вопросительный взгляд поясняю, забирая и ватку:

— На всякий случай.

И сам поливаю ватку перекисью, присаживаясь на корточки. Любопытная Стаська тоже присаживается рядом со мной и серьезно говорит:

— Придется резать.

Девчонка от этих слов дергается, а я хватаю ее ногу, которая чуть мне в лицо не угодила, и говорю:

— Не переживай, отрежем только одну.

Кожа у нее гладкая и приятная на ощупь. Хочется провести вверх, почувствовать мурашки от моего касания. Коснуться бедра…

Девчонка вдруг бедра как раз сжимает, а я только соображаю, что на самом деле поглаживаю ее ногу!

Мать вашу. Громов. Ищи бабу. Сегодня же. Воздержание на тебе плохо сказывается.

Прикладываю ватку к коленке, обрабатываю, еще подлив перекиси. Девчонка шипит, но не дергается больше.

Я на нее не смотрю. И так уже… Потрогал. Этого только не хватало. Хорошо же жилось без всяких баб.

От них только проблемы. То сбегают, разбивается сердце и веру в лучшее, то возвращаются, подкидывая пятилетних дочерей.

А вот от таких, как эта, вообще одни беды. Считают, все им должны. Пуп земли.

Надеюсь, она свалит уже наконец к себе и больше не будет появляться. А я найду няню и выдохну. Надеюсь, найду. Дошел уже до того, что поехал сегодня на велосипеде объявления развешивать. Дожил. Но я свихнусь со Стасей один двадцать четыре на семь. К такому нас учебка не готовила.

К тому же с ее энтузиазмом к возвращению Анжелы от дома мало что останется.

— Готово, — встаю, и девчонка тоже сразу с места поднимается. От неожиданности чуть не утыкается мне в грудь.

— Спасибо, — выдает. — Но вообще-то я и сама могла. Я не пятилетняя девочка.

— А по поведению похожа.

Снова злится.

— До свидания, — цедит мне в лицо и обходит.

— Лучше сразу прощай, — отзываюсь ей в спину.

Очевидно, мы оба будем держаться подальше друг от друга. Что не может не радовать.

— А ты еще придешь к нам в гости? — спрашивает Стася.

Девчонка останавливается. С легкой растерянностью смотрит на дочь.

— Зайка, наша соседка крайне занятая особа. Ей некогда ходить по гостям.

— Тогда я могу сходить к ней в гости, — бесхитростно замечает дочь.

— Разве я не говорил тебе, что с незнакомыми людьми нельзя общаться?

Девчонка фыркает презрительно.

— Поздновато спохватились, — добавляет вслух. Посылаю ей взгляд под названием: не твое дело.

— Как тебя зовут? — требовательно спрашивает Стася.

— Мия, — с улыбкой отвечает соседка.

Мия. Идиотское имя. Кто так называет детей? Это вообще из какого языка? Или от балды придуманное слово?

— Я Стася, а мой папа Матвей, — заявляет дочь и радостно мне говорит уже: — Мы познакомились, пап. Можно я пойду к Мии в гости?

— Нет, — рявкаю, начиная злиться. — Мия не наша подруга, малышка. Ясно? Больше к ней ходить нельзя. Я запрещаю.

Девчонка снова вздергивает подбородок и, развернувшись, уходит. Наконец-то. Надеюсь, навсегда.

Стаська тухнет сразу, губы надула, на меня смотрит неодобрительно.

— Что? — спрашиваю, делая вид, что не понимаю, о чем речь.

— Мне Мия понравилась.

— Мы ее не знаем. Вдруг она ест по ночам детей.

Дочь глаза расширяет в настоящем ужасе, я поспешно добавляю:

— Я пошутил. И вообще: детей никто не ест. Никогда. Ни днем, ни ночью.

Смотрит с подозрением, выдавливаю улыбку. Все-таки со взрослыми проще. Брови хмурю и говорю строго:

— Мы идем отмывать твою комнату, Стася. И запоминаем, да? — подталкиваю ее в спальню, которую пришлось выделить дочери, а самому перебраться на диван в гостиной. — На стенах рисовать нельзя. И резать ножницами нельзя ничего, кроме бумаги. Уяснила?

Кивает. Ну посмотрим. Что-то мне слабо верится, что она вообще меня услышала.

Через несколько часов я точно знаю, что ненавижу: гуашь. Это просто идеальное средство для пытки. Ты ее стираешь, а она только еще больше по стене размазывается. Как по мне, если собрать обратно все, что было намазано, выйдет литровая банка, а не вот этот маленький тюбик.

До конца дня я больше не слышу о соседке. К счастью. К сожалению, на объявление о поиске няни тоже никто не откликается.

К моменту, когда Стаська вырубается, я сам готов свалиться с ее кровати и уснуть прямо на полу.

Осторожно прикрыв дверь, выхожу на крыльцо, разминаю шею и спину. Ощущение, что ночь — это вообще единственное время, когда можно остаться один на один с собой. Наконец-то.

Но и тут меня ждет облом. Потому что слышу звуки со стороны соседского дома. И нахмурившись, понимаю: там кто-то плачет.

Глава 6

Мия

Сижу на крыльце. Всхлипываю. Кажется, в моей жизни черная полоса наступила.

Мало мне было измены, так еще зарплату задерживают. Аська говорила, что не надо было устраиваться в сомнительную контору, торгующую трубами.

А куда мне было еще устроиться, когда после универа оказалось, что образование мое не нужно? А нужен опыт работы. Вот где я по их мнению наберусь опыта работы архитектором?

Потому приходится продавать трубы. А я ненавижу трубы. То есть когда я устраивалась в эту контору, я к трубам вполне спокойно относилась. Трубы и трубы.

Но теперь ненавижу от всей души.

Как и директора, который постоянно ноет, что деньги вот-вот будут. И задерживает зарплату. Сказал, что надо подождать еще недельку. А ничего, что мне надо на что-то жить?

Из-за этого я не на море поехала или еще в какое приятное место, а в старый пыльный дом сестры.

Сижу вот на крыльце, доедаю последние макароны. Они у меня и на обед, и на ужин, и на сейчас. Потому что магазин закрывается в три часа дня в деревне. Такие дела. Как я могла не знать, конечно…

За сегодняшний день ненависть к макаронам начала приближаться к ненависти к трубам.

И вот… Вышла посидеть на крыльцо, на звезды посмотреть, насладиться, так сказать. И тут не сложилось.

Потому что комары размером с мой палец. И злые, как наш сосед. Жаждут крови. Почему-то именно моей.

Ну как тут не расплакаться, скажите на милость?

Сижу, в общем, плачу в свое удовольствие. И тут голос от калитки раздается:

— Случилось что-то?

Вздрогнув, взгляд туда устремляю. Обладателя темного здорового силуэта по голосу узнала. Слезы вытираю тут же. Услышал и решил позлорадствовать?

— Все отлично, — выдаю с легким иканием. — Это я от счастья.

— Ну да, — хмыкает тот.

— А вы что тут бродите по ночам, как маньяк?

— У нас тут маньяков нет. Если вам от этого спокойней будет.

— Мне и вас достаточно.

Вздыхает. У меня слезы окончательно высохли. Может, я и неудачница, но этому вот оскорблять себя не позволю. Мне Максима хватило, который так меня унизил, изменив с подругой.

Я даже слушать его не стала. Шмотки собрала, и к сестре. А оттуда в эту глушь. С кровожадными соседями и комарами.

С размаху прихлопываю одного, который попытался меня обескровить целиком по ходу.

— Зачем вы приехали? — интересуется вдруг сосед.

— В каком плане? — ничего хорошего от его тона не жду.

— Ну… Вам тут явно не место.

— Городская фифа, ага, — поддакиваю раздраженно.

— Дело ваше. Просто хотелось бы оградить дочь от вас.

— От меня? По-моему, это от вашей дочери надо ограждать остальных.

Язвлю и чувствую прилив стыда. Все-таки она ребенок. Непосредственный ребенок. Абсолютно без тормозов, но ребенок.

— Давайте договоримся, — мужчина легко приподнимает мою калитку и ставит обратно, поняв, что крепление отвалилось. — Я починю вашу калитку и забор между участками. А вы не будете лезть в нашу со Стасей жизнь.

Фыркаю.

— Вам придется по заборчику ток пустить, потому что иначе ваша дочь будет постоянно тусоваться на моей вишне.

— Так запретите ей.

— Я? — возмущаюсь почему-то. — Вам надо, вы и запрещайте.

— Это в ваших же интересах. А то проснетесь как-нибудь, а над губой усы нарисованы несмывающимся маркером.

Представила себя с усами. Вот только этого мне и не хватало.

— Хорошо, — заявляю ответственно. — Вы не лезете ко мне в огород, я к вам.

— Вот и ладно. Спокойной ночи.

Я только язык показываю удаляющемуся силуэту. Подумаешь, пришел, гадостей наговорил, и ушел. Больно мне надо такое счастье.

— Зараза! — хлопаю по комару рукой, и с соседнего участка доносится:

— Я все слышу.

Хочу крикнуть, что это не ему, а потом решаю промолчать.

Ночь выдается ужасная. В доме душно, но на окнах нет москитных сеток. Поэтому у меня на выбор смерть от удушья или смерть от стаи мелких летающих вампиров.

Под утро, не выдержав, окно распахиваю. Птички поют. Сволочи эти улетели. Ветерок прохладный задувает. Можно еще поспать.

И в этот момент слышу мужской четкий голос:

— Левой, левой, раз-два-три-четыре. Левой, левой… — и так снова и снова.

Ничего не понимая, выглядываю в окно комнаты, из которого, изогнувшись, можно увидеть задний двор соседа. Сонно щурясь, наблюдаю, как он вместе со Стасей наворачивает круги, периодически останавливаясь и делая упражнения.

Стаська с осоловелым видом делает все медленно. Ее руки-ноги болтаются как вермишелины, намотанные на вилку.

Зато ее папа… Сказать честно, тут есть на что посмотреть.

У Максима фигура неплохая, но… Юношеская что ли. А этот… Просто машина для секса. То есть для убийства. Это я со сна перепутала.

Голый по пояс Матвей опускается на землю и начинает отжиматься. Чтобы разглядеть лучше, я высовываюсь из окна побольше. Вспотевшая кожа блестит, мышцы перекатываются. Наблюдаю за этими четкими движениями вверх-вниз, вверх-вниз. Просто… Машина… Для убийства.

Засмотревшись, не замечаю, что высунулась уже слишком далеко. Рука скользит с подоконника, и я выпадаю в окно. Замираю в высокой траве, надеясь, что мой крик примут за крик дикой совы, например.

Но через мгновенье на меня падает тень. И Матвей, вскинув бровь, говорит:

— Утро доброе, соседка.

Глава 7

Я зависаю на какое-то время, пялясь на его тело. Как хорошо, что между нами забор. А то так и тянет потрогать.

— А я тут… Пресс качаю, — заявляю, и для наглядности пару раз поднимаюсь, демонстрируя свои спортивные достижения.

— Когда качаешь пресс, не стоит сгибать шею. Иначе на нее идет нагрузка. И толкать надо мышцами живота, а не спиной.

Я просто обратно в траву ложусь и глаза прикрываю. Невозможно таким быть. Просто победитель в номинации самый занудный сосед.

Но когда глаза открываю, успеваю перехватить мужской изучающий взгляд, бродящий по моему телу. Только соображаю, что пижамка такое себе в целом прикрытие. Быстро встаю.

— Ну, хорошего дня, — желаю церемонно, пытаясь залезть в окно.

Но это оказывается сложнее, чем падать. Окно почти на уровне груди. Предприняв пару неудачных попыток под насмешливым взглядом соседа, иду вокруг дома с гордо поднятой головой.

Когда снова ложусь в кровать, становится понятно, что уснуть не получится. Быстро принимаю душ. Не потому что тороплюсь, потому что бойлер маленький, и вчера вечером это стало неприятным сюрпризом.

Но теперь я ученая. Забиваю в магазине полный рюкзак продуктов и тащусь обратно, попивая молочный йогурт. Лямки сильно давят. К тому же начинает разогревать. Жарко.

Мимо пылит дядька на старенькой “Ниве”, провожаю его взглядом. На меня тоже смотрят. Вообще, здесь на удивление много людей. А еще говорят, что все уехали в города.

Какая однако смелость и любовь к экстриму — жить в таком месте постоянно. Нет уж, спасибо. Я вот только деньги получу и свалю отсюда.

Возле дома меня ждет приятный сюрприз: сосед починил мою калитку и теперь занимается забором. Еще более приятно осознавать, что он так и не оделся. И можно несколько секунд попялиться на его красивое мускулистое тело, пока он не видит.

— Тебе нравится папа?

Вздрагиваю, быстро разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и устремляя взгляд на пролетающих птичек. На случай, если на вопрос Стаси, подошедшей к моей калитке, обернется сам Матвей.

— Что? — смотрю наконец на девочку.

— Папа. Тебе нравится?

Сложный однако вопрос. Как образец великолепного тела и красивого лица — да, безусловно. Как представитель мужчин с ужасным характером — нот рили.

— Он замечательный человек, — говорю со всей искренностью, на которую способна.

Смешок от заборчика заставляет думать, что моя актерская игра зашла не всем. Кошусь на соседа. Стучит там что-то молотком, тоже на меня косясь.

Свою часть договора выполняет, пока я свою нарушаю — трусь тут со Стаськой.

— Банан хочешь? — спрашиваю, скидывая тяжелый рюкзак.

— Ага.

Достаю банан, с некоторым огорчением разглядывая содержимое рюкзака. Не так уж много вышло. Цены в деревенских магазинах конские. Явно рассчитанные на то, что тут будут миллиардеры жить. А не девчонки, которые трубы продают и которым зарплату задерживают.

Что-то кажется, я не протяну неделю. У Аськи тоже не займешь… Она и так меня приютила. А до этого я с ней жила все университетские годы. Конечно, я помогала ей с дочерью, но все равно…

Вздыхаю, протянув Стаське банан, и себе очищаю. Задумчиво жую, когда рядом с нами вырастает мощная соседская фигура. Я голову поднимаю от неожиданности, как раз банан откусывая. А у Матвея желваки ходить начинают. Разозлился опять по ходу.

И точно, хватает меня, тянет вверх резко, и я ногой рюкзак задеваю, отчего он падает на бок.

— Осторожно, яйца! — кричу, а потом краснею, подумав, как все только что случившееся двусмысленно выглядело и звучало.

— С яйцами порядок, — почти рычит этот неандерталец, подхватываю мой рюкзак второй рукой.

Я едва успеваю калитку открыть. Даже не скрипит. Он ее и смазал, что ли… Какие все-таки умелые руки.

О боже. Все это никуда не годится.

Вырываюсь, рюкзак к груди прижимаю.

— Вы что себе позволяете? — интересуюсь сурово.

— Вы там, мы со Стасей здесь, — отрезает он.

— Так мне что, по-вашему, из дома не выходить, чтобы не мешать вашему существованию?

— Не выходите, если видите нас.

— Я вас не видела. Стася сама ко мне подошла.

— Стася больше не будет так делать, правда, дочь? — Матвей глаза опускает, но девочки и след простыл. Переглядываемся: я — насмешливо вздернув бровь, он — делая вид, что не прокололся.

Поворачиваю голову, так и есть: мелкая карабкается через забор.

— Станислава, домой! — гаркает Матвей так, что я вздрагиваю и чуть не роняю рюкзак. Несчастные яйца!

— Что вы так орете? — снова шиплю, наблюдая, как Стаська обратно переваливается с надутыми от обиды губами.

Встала на своем участке, за доски взялась и смотрит в щель со вселенской печалью.

— Вам стоит уделять ребенку больше внимания, — заявляю на это. — Очевидно, что она ищет его от других, потому что вы не справляетесь.

— У вас есть дети? — голос соседа ядом сочится просто.

— Нет, — отвечаю холодно.

— Муж, бойфренд?

— Нет, а к чему эти расспросы?

— Чтобы сделать вывод, что вы от детей намного дальше, чем я.

Рот от обиды открываю. Вот подлец!

— Чтобы вы знали, так это не наличием или отсутствием детей определяется. А эмпатией и социальными навыками.

— Сами-то поняли, что сказали?

— Конечно, поняла, у меня между прочим высшее образование. А у вас?

— Высшее военное. И пятнадцать лет армии за плечами.

Ох ничего себе. Так вот почему он такой… Деревянный! Привык в своих казармах: стой-смирно, и все такое прочее.

— Но ваша дочь не солдат, а ребенок!

— Ей нужна дисциплина, — не сдается он.

Занял позицию: ноги широко расставил, нахмурился и руки на груди скрестил. Вот руки, к слову, очень отвлекают. Какие же у него все-таки мускулы…

— Ей нужна любовь, — заставляю себя вернуться к теме беседы.

Никаких мускулов, ни-ни, я с этим завязала. Мне хватило уже изменника. Единственный парень за всю жизнь, между прочим. Три года вместе. Я за него замуж собиралась. А он…

Глава 8

Ммм, крепкая, большая ладонь. И пальцы такие длинные.

Ой все, Мия. Что на тебя вообще нашло? Это от свежего воздуха, не иначе. Здесь его в избытке, и у меня после города голова кружится и странные мыслишки в голове бродят.

— С вас продукты, — решаю выжать из ситуации по-максимуму. — Я же должна ее чем-то кормить.

— Готовить умеешь? — язвит он в ответ, отпуская мою ладонь.

Я только нос морщу и глаза закатываю.

— А вы? Что-то кроме каши из топора?

— Кашу из винтовки пробовали? Пальчики оближешь.

— Вот и облизывайте, а мы пока что-то нормальное приготовим.

Развернувшись, кричу:

— Стаська, перелезай ко мне, папа разрешил!

Она радостно карабкается, и через пару минут мы заходим в дом под внимательным взглядом соседа, все еще стоящего возле калитки.

— Сегодня будешь со мной тусоваться, — говорю ей, опуская на стол рюкзак. Стаська тут же взбирается н стул.

— Что у тебя там?

— Еда. Буду тебе давать, а ты раскладывай.

Она с готовностью подхватывает. Я указываю, куда что класть. Последними загружаю в холодильник многострадальные яйца. Может, рассказать продавцам о том, что есть надежная картонная упаковка, а вот это вот — десяточек в пакетик — такое себе изобретение?

— Что дальше? — Стася потирает ручки.

Я перехватываю одну и ахаю:

— Ты свои ногти видела? Что это под ними черное?

— Это я в огороде копалась.

Я на свои взгляд перевожу. Чуть отросшие, с бежевым маникюром. Что, у меня скоро такие же, как у Стаськи будут? Надо было маникюрный набор брать.

— Руки нужно хорошо помыть с мылом, а потом будем готовить завтрак. Давай-давай. Сама справишься?

— Конечно.

Пока я выкладываю продукты для завтрака, шумит вода. Потом залезаю в сеть. Пишу сестре, борюсь с желанием залезть на страницу Максима и подруги. Листаю новости…

И только соображаю: так долго руки мыть невозможно. Заглядывая в ванную. Обмылок, что лежал, стал микроскопического размера.

Стаська стоит перед раковиной с мокрым спереди платьем и, высунув кончик языка, старательно мнет размоченные кусочки мыла в пробке из-под бутылки.

— Как дела? — спрашиваю, она подскакивает на месте.

— Хорошо.

— Руки помыла?

— Почти.

Сует ладошки под воду, а я собираю ее творчество, качая головой. Пытливый ум.

Через пять минут Стаська кромсает помидоры столовым ножом, хохоча, когда сок брызгает в нее. Платье пришлось снять, но в одних трусиках она чувствует себя прекрасно. Удобно, конечно, можно слизывать сок прямо с груди.

— А куда уехала твоя мама? — спрашиваю как бы невзначай.

Девочка пожимает плечами.

— Она сказала, что далеко. Но что скоро вернется. Когда кончится лето.

Ничего себе. Честно сказать, я немного в шоке. Стаська ведь еще такая маленькая. Как можно было ее оставить на отца? Тем более как я поняла, они мало общались до этого.

— Мама всегда занята, — продолжает Стася, нарезая помидоры. И от того, как у нее опускаются уголки губ, у меня тянет в груди. — Так что я привыкла. Мне тут весело. Это лучше, чем у бабушки.

Ничего не отвечаю. Видимо, именно с бабушкой девочка проводила основное время. Пока мама… Была где-то.

Так, ладно, мы не осуждаем, не осуждаем. Мало ли какие бывают обстоятельства. Надо же работать, кормить, одевать ребенка, правильно?

Но все равно в душе за девочку обидно. Конечно, ей не хватает любви. И в первую очередь, материнской. Которую, к сожалению, не могут заменить ни бабушка, ни даже папа.

— Что скажешь, если после завтрака мы устроим парикмахерскую у нас в саду? — склоняюсь к ней ближе и заговорщицки вскидываю брови.

Радуюсь, когда детские глазки вместо печали заполняет радость. Она кивает и продолжает кромсать несчастный помидор, который скоро уже превратится в кашу.

С доски красная струйка течет Стасе на живот, а оттуда впитывается в трусики. На полу тоже не особенно чисто. Что ж, ну значит, у нас еще будет стирка и уборка.

— Эй, сосед! — кричу, встав у забора.

Дверь в дом распахивается тут же, словно он под ней сидит и ждет, когда я позову. Выходит с самодовольным выражением на лице.

Но тут же хмурится.

— А где Стася? — спрашивает, приближаясь.

— Посуду моет. Принесите пару трусов и еще одежды.

Он хмыкает, но возвращается в дом. Когда передает мне вещи, замечает:

— Делаете вид, что она ведет себя хорошо?

Я делаю вид? Глаза закатив в очередной раз, возвращаюсь домой. Стаська с огромным удовольствием стоит на стуле у раковины.

Средство я спрятала, в остальном она преуспела. Вода вовсю хлещет, и когда малышка тарелку под струю сует, брызги во все стороны летят, вызывая бурю восторга и легкий потоп.

Чтобы избежать его, приходится вооружиться после мытья посуды тряпкой. Я для стола, Стаська сопит на полу.

Наконец, когда с этим покончено, девчонка ответственно заявляет:

— С тобой интересно. Папа и бабушка никогда мне не дают делать это.

— А кто это будет делать? — удивляюсь я. — Я, что ли? Одной мне никак не управится. Хорошо, что у меня теперь ты есть.

Стаська расцветает улыбкой. Начинает прыгать, одновременно крутясь и дергая руками во все стороны.

— Бешеные танцы! — я присоединяюсь к ней, и какое-то время мы пляшем как безумные макаки, а потом отправляемся в сад.

Кидаю покрывало поверх травы, оно так и остается лежать на высоте моих бедер.

— Просто ковер-самолет, — констатирую. — Придется использовать тебя в качестве раглаживателя. Готова?

Стася кивает. Подняв ее опускаю в центр, и она проседает до земли, оказываясь завернута в ковер.

— Теперь ты должна ползать по нему, чтобы он весь на земле оказался.

Стаська принимается кататься колбаской, хохоча. Я завязываю волосы и водружаю на голову старую Аськину шляпу, найденную в шкафу и очищенную от пыли. У нее огромные поля, так что понятно, почему сестра ее не забрала. Куда в такой ходить, неясно.

Глава 9

Ой, нездорово это все. Точно свежий воздух. Надо возле дороги постоять, подышать бензиновыми парами, может, легче станет.

— Мы будем играть в парикмахерскую? — нетерпеливо спрашивает Стаська, и я опускаюсь рядом с ней, прячась за травой, которая осталась не примятой.

Сердце подозрительно ускорило свой ход. И душно стало как будто не от жары. Да ну… Просто это сосед душный, вот и все. Кого угодно задушнит.

Через час мы со Стасей оказываемся обе с прическами. Она с косой, заплетенной вокруг головы, я… Даже не знаю, как это назвать… Плешивый еж?

— Ну что скажешь, можем мы свой салон красоты открыть? — спрашиваю, когда она наконец оставила мою голову в покое.

Стаська улыбается широко и кивает. А название дадим по моей прическе, ага.

Но я стоически держусь, пока мы готовим кушать. В конце концов, когда бы я еще могла блистать в таком образе? Покупатели труб точно бы не оценили.

После обеда и очередной уборки взрыва продуктов мы со Стаськой шьем. Нашла старую простыню, нарисовала карандашом цветок и показала, как действовать. Цветок у Стаси почему-то тоже напоминает плешивого ежа, но она сама остается своей работой полностью довольна.

— Завтра я сошью подарок папе! — заявляет мне.

— Что ты хочешь сшить?

— Значок супермена! — Стаська прыгает, хлопая в ладоши.

— Отличная мысль, — одобряю, думая, что он вполне мог бы.

А что, с таким телом и внешностью… Характер только подкачал малость.

Домой мы идем, когда Стаська начинает сонно тереть глаза. Вяло шагает, держа меня за ручку. Матвей появляется на крыльце с первым скрипом калитки. Смотрит обеспокоенно.

— Папочка, привет, — Стаська сонно его обхватывает за шею, когда он на корточки присаживается.

— Привет, моя малышка. Как день прошел?

— Хорошо. Здорово. Мия очень классная. Вот, — она достает из кармашка шорт вышивку.

А сама укладывает голову на плече отца. Кажется сейчас совсем крошкой на руках этого большого мужчины.

— Это что? — он всматривается в очертания.

— Цветочек.

— А… Ну да.

Кидает взгляд на спящую девочку, потом на меня.

— Как тебе это удалось? — кажется, от удивления он не заметил даже, что на ты перешел.

— Что именно?

— Ну… Весь день было тихо.

Хмыкаю, головой покачав.

— С вас покос травы, розетки и стиралка. Жду завтра.

И насвистывая мелодию из детского мультика, иду к себе.

Конечно, я устала. Целый день с активным ребенком, который к тому же требует постоянно внимание и ласку — это вам не шуточки.

Потому решаю быстро принять душ и тоже лечь. Считаю, сделка вышла неплохой. По крайней мере, сегодня я совсем не думала о предательстве Максима и о собственной никудышной жизни.

Некогда было. И не хочется. Только собираюсь отправиться в душ, как раздается стук в дверь. Нахмурившись, открываю. И там, конечно же, сосед.

— Сейчас, полагаю, не лучшее время косить траву, — замечаю я.

— Станешь няней для моей дочери.

Стоит напротив, большой, сильный, красивый до зубовного скрежета. И такой же невыносимый.

— Не похоже на предложение, — складываю на груди руки.

И вообще — что это такое. Вломился ночью к юной девушке в дом. Ни руки, ни сердца, ни даже качественного секса. Ой, о чем это я опять?

— Это констатация факта. Будь моя воля, твоей ноги бы в нашем доме не было. От тебя одни проблемы. Но по странной причине Стася тебя слушается.

— По странной причине я вам отказываю, — захлопываю дверь перед носом соседа, страшно злясь.

Да что за человек такой! Хам неотесанный! Проблемы от меня! Да нет от меня никаких проблем. Подумаешь, на велике сбила и забор снесла. Так на этих каменных мышцах ни следа не осталось от моего нападения. И забор стоит, как будто не падал.

Тоже мне… Пуп земли. Вот получу зарплату и съеду! Однозначно!

На следующий день я просыпаюсь от шума газонокосилки. Некоторое время лежу, пытаясь себя уверить, что не бешусь. А потом иду к двери. Распахнув ее, кричу:

— Вы здоровы?!

Однозначно здоров. Иначе бы был как минимум в футболке. Ну что ты, Мия, в самом деле… Может, все грязные? Ему не значок супермена надо шить, а костюм защитный. От меня.

Почему если красивый, то непременно гад? Где-то есть вселенский закон такой, да? Если его нарушить, реальность развалится.

— Проснулась, — улыбается Матвей.

Ехидно так. Я смотрю непроницаемо.

— Косить траву что, можно только до девяти утра? Потом штраф?

— У меня много других дел, — заявляет этот негодяй и снова врубает свою машину.

Возвращаюсь в дом, ставлю на плиту чайник. Вздрагиваю от стука в окно. На вишне Стаська сидит, рукой машет. Нет, что вообще такое творится?

Распахиваю створки.

— Привет, Мия. Мы будем сегодня шить папе подарок?

— Ну…

— Я уже ткань подготовила.

Глаза распахиваю, представляя, как в ближайшем будущем услышу громовое: Ста-ни-сла-ва, — и окажется, что Матвей лишился трусов и футболки.

Показываю класс, думая, что после такого сосед точно не захочет иметь со мной ничего общего.

И утвердится во мнении, что от меня только беды.

В итоге мы завтракаем вместе со Стасей. Я вяло ем кашу, размышляя над тем, как вообще умудрилась оказаться в этой компании.

Вскоре, стукнув, заглядывает Матвей с ящиком инструментов.

— Стася? — удивленно вскидывает брови.

Та моет посуду, повязав взрослый фартук.

Я мотаю головой, мол, нет, какая Стася. О чем вы вообще. Сосед щурится, но ничего не говорит больше. Удаляется налаживать отношения с моей стиралкой.

Видимо, с роботами ему проще, чем с людьми, потому что его она быстро начинает слушаться.

Устраиваюсь на диване со старым журналом по садоводству. Наблюдаю исподтишка, как Матвей крутит розетки, а Стаська вытирает отсутствующую на комоде пыль. Нет, ну так в целом неплохо. Муж на час, ребенок на час. Удобно.

Глава 10

— Не понимаю, о чем вы, — перелистываю страницу.

Не выдержав, он резко опускает журнал мне же на колени, отчего тот чуть не рвется.

— Надолго ты сюда приехала? — спрашивает, заглядывая в глаза.

И я на секунду теряюсь от этого взгляда. Мама моя, ну какая армия. О чем мы? Ему только в Голливуде покорять всех вокруг. Ведьмак, не иначе.

— Нет, — выдаю, с трудом вырвав из-под руки журнал.

Лучше не становится, потому что так огромная ладонь оказывается на моем бедре. Шершавые пальцы царапают кожу, и по ней тут же ползут мурашки.

Я дергаюсь, но в итоге только врезаюсь коленом в колено Матвея.

Вскакиваю вместе с ним. Да что такое! Хочу обойти, он пытается в ту же сторону. Потом мы одновременно подаемся в другую. И в итоге Матвей кладет ладони мне на плечи, заставляя остановиться.

Чувствую себя неадекватной. Как барышня из прошлого века, честно слово, которой никогда никто не касался.

Кошусь на руки на моих плечах. Большие пальцы над ключицами. Снова царапают кожу, вызывая проклятые мурашки. Вот чего они пристали ко мне? Людей мало? Кто-то, может, без мурашек прямо сейчас погибает.

— Руки, — говорю я, Матвей вздергивает брови. — Ваши руки.

— Мои, — подтверждает. Я глаза закатываю.

— Так и держите их при себе.

Приятная тяжесть с плеч тут же пропадает. Матвей подбородок задирает, мол, не особо-то хотелось. Вполне верю, к слову. Я-то обычная девчонка, никакой голливудской внешности.

Зачем же я про руки сказала? Подержал бы еще немного на мне, ничего, не развалилась бы.

— Я предлагаю работу, — Матвей все же следует за мной, когда иду проверять за Стаськой посуду. — Хотя бы на то время, что ты здесь. Деньги не проблема. Сколько получают няни?

— А я откуда знаю? — делаю вид, что меня ужасно интересуют тарелки.

Хотя больше меня интересует то, что я буду из них есть. Неделю я, может, дотяну. Кое-как. А если директор зажмет опять зарплату? Он может, особенно зная, что я уехала.

— Я готов платить посуточно. Или авансом. Как хочешь.

Оставив в покое несчастную тарелку, еда на которой так и не появилась, я поворачиваюсь к соседу. Называю цифру. От балды. Просто как по мне — на такие условия никто не согласится.

— По рукам, — и опять свою ладонь ко мне тянет.

Я на нее смотрю. Он что, соглашается?

— А откуда у тебя деньги? — не спешу скреплять договор.

— Выслуга лет. Большая пенсия. Плюс мать Стаси оставила приличную сумму. Видимо, в качестве компенсации за то, что не сообщила мне о существовании моего ребенка.

— Она не сказала? — распахиваю глаза. — В смысле… Ты не знал?

Качает головой.

— Мы разошлись, и она промолчала о беременности. Явилась меньше месяца назад…

— Кошмар какой!

Кивает, соглашаясь. Бровки домиком сделал, губы надул, стал просто невозможно милым.

Смотрю скептически.

— Пытаешься меня разжалобить? — упираю руки в бока.

— Если только самую малость.

— Так ты это выдумал?

— Нет. Все так и было.

Киваю, поглядывая с недоверием. Становится понятно, почему у них так сложно отношения строятся. Если они только познакомилась…

И при этом мать бросила Стаську. Для девочки это в любом случае так выглядит. Оставила с папой. Которого ребенок в глаза не видел.

И судя по Стаськиным рассказам, мать она тоже видела не часто, воспитанием занималась бабушка. Насколько могла.

— Так что? — снова обнаглел.

Ресницами своими длинными черными хлопает.

— Неполный день, — заявляю в итоге. — Все-таки ты ее отец. Вы должны проводить время вместе.

— Конечно. Мы… — запнувшись, он все же продолжает. — Мы можем проводить время и все вместе. Если что.

Если что, например? Если мне очень захочется, чтобы меня заедали замечаниями о том, какая я ужасная особа?

Улыбаюсь, он улыбается в ответ. Две самых неискренних улыбки в мире, ну. Пожимаем руки. И Матвей топает в сторону дома. Провожаю его широкую спину взглядом и думаю: во что я вообще ввязалась?

Это становится понятно, когда в дом с радостным воплем влетает Стаська. Причем дверь чуть не слетает с петель. Девчушка меня обнимает за живот и спрашивает:

— Правда, что мы теперь будем каждый день вместе?

— Угу.

— Пойдем с нами обедать.

— Ну…

— Пойдем!

И тянет меня за собой. Захожу в дом, принюхиваюсь. Борщом пахнет. Ух ты, здорово. Это вам не овсянка на воде.

— А я к нам Мию позвала. Кушать!

Матвей подтверждает звание мастера неискренних улыбок. Я деланно расслабленной походкой подхожу. Принюхиваюсь снова. Божественно.

— Ты что, коком в армии был?

Видимо, обидный вопрос. Матвей в лице меняется и половник проливает с борщом. Прямо себе на футболку и спортивные штаны. Кипяточком. Упс.

Как настоящий военный, он не орет. Ни от боли, ни от меня. Но лицо такое… Ну можно немного испугаться. Я и испугалась, видимо. Потому что как еще объяснить последующие события — не знаю.

— Снять надо! — нервно говорю я и тяну его футболку наверх.

Матвей руки поднимает — у него просто выбора нет, или остаться в этом борщевом плену. Стягиваю футболку и залипаю. Он близко так. Полуголый.

Столько всяких мышц, я столько названий не вспомню, сколько их у этого мужчины. И каждую потрогать можно. Чем я и занимаюсь.

Как в бреду касаюсь твердого торса с кубиками и сглатываю. Ну вот, не фотошоп! Не насадка какая-то силиконовая. Все свое, домашнее, натуральное.

— Мия, — слышу хриплый голос и вспоминаю, что собственно происходит.

Глаза на Матвея поднимаю и говорю:

— Штаны тоже надо снять.

Глава 11

— Прямо здесь? — тихо спрашивает Матвей, глядя мне в глаза. — У меня только штаны, трусов нет.

От полученной информации я почему-то вниз смотрю. И через ткань спортивных штанов имею возможность оценить очертания…

И тут окончательно отмираю. Может, потому что в голове совсем уж неприличные картинки возникают.

Я отскакиваю от соседа, густо краснея. Спиной вперед иду, пытаясь выдавить какие-то слова. Матвей смотрит на меня насмешливо. Конечно, это же не ему тут жутко стыдно. Натыкаюсь на стул и опускаюсь на него.

— Извини, — говорю, отворачиваясь и фокусируя внимание на Стасе, которая скрупулезно разобрала кусок хлеба до мельчайших крошек, а теперь выкладывает ими…

Что-то… Ужасно напоминающее…

— Это будет цветочек, — заявляет она, и я облегченно выдыхаю.

Совсем поехала, Мия. И когда это ты стала такой извращенной?

Пялишься на мужика, чуть не раздела его на глазах у дочери. А теперь невинный цветочек приняла за половой орган.

Рукой обмахиваюсь, но что-то легче не становится. Это все… От недолюбленности.

С Максимом у меня никогда подобного не было. Мы познакомились на первом курсе. Три года дружили. Почти три встречались. И последний год, откровенно говоря, было уже все как-то… Пресно.

После универа началась взрослая жизнь, вызывающая ужас. Съемное жилье на двоих. Поиски работы. Первые разбитые надежды.

Мы с Максимом незаметно отдалились друг от друга. Он предпочитал в свободное время по барам таскаться, а я ходить на культурные мероприятия.

Честно говоря, последние три месяца мы общались довольно мало. А сексом занимались и того меньше.

Наверное, ничего удивительного, что он мне изменил. Жаль, конечно, что с подругой. И что не хватило духу сначала расстаться, а потом пуститься в разврат.

Вот у меня хватает. Я уже рассталась. Так что разврат могу себе позволить. Боже, ну какой разврат!

Передо мной тарелка с борщом появляется. Кошусь на Матвея. Он все еще в штанах. То есть естественно он в штанах!.. Я имела в виду, в тех же. И футболку не надел. Видимо, все-таки без моей помощи не обойтись.

Все, Мия. Ешь!

— Благодарю, — бормочу, взяв ложку.

Кладу сметану, мешаю, пока Матвей, поставив перед Стасей тарелку, сметает хлебные крошки, терпеливо сжимая губы. Полагаю, мысленно он уже сказал: а вот на войне с хлебом так не обращались…

После сосед комнату покидает. Мы с Мией дуем и едим, когда раздается привычное:

— Ста-ни-сла-ва!

— Мне пора, — встаю я резко, но тут же появляется Матвей. С разрезанной синей футболкой в руках. — Что я тебе говорил о том, что мы режем ножницами?

— Но Мия режет не только бумагу! Вчера она резала одеяло.

— Простыню, — уточняю я на всякий случай. — Старую. Очень старую.

Он на меня смотрит, зубы сжал, желваки ходят. Жду, когда мышцы задергаются на груди. Или на животе.

— От тебя… — начинает он.

— Осторожнее, — вскидываю брови. — Наш договор кровью не скреплен, я могу соскочить в любой момент.

Снова губы сжимает. Улыбается. Привычно неискренне. Налив себе борща, тоже к нам садится.

Едим мы в полной тишине. Стася переливает суп из ложки обратно в тарелку, я медленно тщательно пережевываю. Матвей справляется со всем по-армейски быстро. На мой взгляд спрашивает:

— Что?

Мотаю головой, продолжая жевать. Он сидит. Смотрит на нас со Стасей. Пальцами по столу постукивает. Вздохнул раз-другой.

— Стася! — зовет дочь, которая в основном выхлебывает бульон. — Надо есть все. Бодро. Давай, ложку в рот. Прожевала, следующую ложку в рот.

Нет, Макаренко все-таки умер не во мне, а в Матвее. Как бы это ужасно ни звучало.

— Я наелась, — заявляет она.

Он головой качает, свои ручищи сложив на груди. А полуголым есть не запрещено, интересно? А то раздает тут указания, а сам…

Стася, вздохнув, начинает мять ложкой картошку. Я жую. Матвей, не выдержав, встает.

— Вот об этом речь! — заявляет мне. Замираю, глядя с удивлением. — Ты такая же! Что вы высиживаете? Почему просто не поесть и не заняться чем-то еще?

— Мы и так заняты, — поясняю я. — Мы едим.

Он вздыхает и уходит, оставив разрезанную футболку на спинке стула.

— Сейчас приду, — подмигиваю Стаське.

Стукнув, заглядываю в комнату. Матвей как раз надевает футболку. Жаль, что не снимает…

— Это было грубо, — говорю тихо, приближаясь.

— Что именно? Что вы мажете еду по тарелке вместо того, чтобы есть?

— Пищу нужно пережевывать тщательно, чтобы она нормально переваривалась.

По глазам вижу, куда он меня послал вместе с тщательно пережеванной пищей.

— Еда — это ресурс, необходимый для поддержания сил, — чеканит в ответ. — Поел, запасся энергией, и в путь. К чему вот это…

— Изи, — выставляю я руки перед собой. — А еще, кроме суровой армейской жизни, есть другая, обычная. И есть можно не просто технически, но и с удовольствием.

— Да что ты, правда? — явно язвит он.

— Представь себе. Есть можно с удовольствием, время с ребенком тоже проводить с удовольствием. Готовить с удовольствием, а не чтобы создать продукт питания для восполнения энергии, — пародирую его голос, видимо, удачно, потому что сосед тут же хмурится и руки на груди складывает.

— Ну продолжай, — язвительности в голосе стало только больше. — Что ты еще делаешь с удовольствием?

— Все… — выдаю неуверенно.

— Работаешь с удовольствием?

— Ну… — начинаю я. — Технически я могла бы.

Если бы только моя работа не была связана с трубами.

Хмыкает. Естественно.

— Ладно, понятно, что невозможно радоваться всему! — подхожу ближе. — Но и не стоит так кипятиться из-за каждой мелочи. Ты из Стаськи неврастеничку вырастишь так.

— Мне кажется, что мы выяснили, что у тебя нет ни детей, ни мужа, — щурится Матвей, делая шаг в мою сторону.

— И что? У любой женщины нет никакого опыта, пока она не станет матерью! А что касается мужа… У меня с этим проблем нет! Я прекрасно себя чувствую и без него, ясно? Я еще молодая девушка…