Полное погружение

1 глава

Наши дни

Ива

Мне страшно.

Иррациональный страх, заставляющий потоки крови бежать по венам и артериям быстрее положенного в организме человека. Пульс повышается. Адреналиновая инъекция, но выработанная естественным путем. Тело становится холодным, на коже вздымаются светлые волоски. Дыхание замедляется.

А потом я беру себя в руки.

Мне нравится это ощущение, оно привычно. Точнее, нравилось.

С этим чувством я долгое время была на «ты», оно было моим наркотиком. Я обожала контролировать его: давать себе прочувствовать его полностью, а потом вырезать как ненужный фрагмент из склейки видеоролика. Со страхом мы были друзьями, партнерами, нежными любовниками, наши отношения строились и на доверии, и на договоренности. А потом он предал.

Могу ли я довериться снова этому чувству?

Теперь страх сам находит меня и делает попытки к сближению, когда я его не жду. Словно флиртует со мной, пытаясь вернуть мою взаимность. Но делает это тонко, маскируясь под норму жизни, не давая мне снова обуздать его при одном только желании.

Моя жизнь снова изменилась на сто восемьдесят градусов, как только я вернулась из закрытой школы для девочек, получив аттестат как ненужный подарок. Два года прошли в закрытом мирке, где не происходило ничего, а максимумом для стресса были только невовремя сданные зачеты и экзамены. Два года я увядала, погрузившись в однообразие и рутину. Маленький, тесный мир с одними и теми же персонажами. С распорядком дня, который не изменился бы под угрозой апокалипсиса. Я была заперта там не по своему желанию, и даже постепенно привыкла к тому, что за меня все предопределено и что-либо решать я могу только на уроках математики.

Два года, и я снова выкинута из того сонного царства в реальный мир. Холодный, равнодушный и абсолютно для меня новый.

Мне не на что жаловаться – я родилась в обеспеченной семье, наполненной полным равнодушием ко мне, но к этому привыкнуть было довольно легко, если не знать, что может быть иначе. К моему возвращению на мое имя были уже оформлены апартаменты в элитном доме в Центре города. Примерно за тридцать километров от места, где я родилась. Мое новое жилище прекрасно, и до одури холодное и мрачное. Не смотря на теплую погоду, в нем постоянно холодно, словно я нахожусь в подвале. Мебель была уже куплена и расставлена к тому моменту, как я прибыла сюда. Но ничего «своего», что делает жилище уютным, этим я еще не успела обзавестись, хотя моя кредитная карта, благодаря отцу, всегда хранит в себе неплохие суммы денег. Но сейчас мой новый дом выглядит как чертов гостиничный номер, продуваемый всеми ветрами.

Мне хочется жаловаться – ведь я знаю, что все эти дары просто «откупные», чтобы я лишний раз не отсвечивала перед родителями. По этой же причине меня отселили от них как можно дальше. Но стоит взять во внимание – я доставила им в свое время немало лишних хлопот. Такие нововведения моей жизни не случились без веской причины.

Этот район мне не очень хорошо знаком – когда-то раньше я жила и училась в элитной застройке города под названием Даствуд. Но здесь, в Центре, я посещала занятия в частном клубе для обучения художественной гимнастике. Благодаря последнему, у меня остались какие-то воспоминания об этом месте, но с моим переходом в закрытую школу ушли и все зацепки с укладом прежней жизни. Узнаваемые декорации города, но я чуждый элемент в его хаосе.

Единственное связующее звено с прошлым – сейчас осматривает мое жилище. В глазах сдерживаемое восхищение, но подруга молчит. За это я ей благодарна, мне бы не хотелось сейчас услышать что-то в духе «неплохо устроилась».

Я смотрю в панорамное окно, дающий обзор на Парк Теней – большой зеленый массив, постоянно погруженный во мрак и прохладу. Но стекло сейчас больше отражает меня саму – бледное лицо, широкий вязаный свитер, который приходится носить из-за низкой температуры в доме. Длинные волосы сейчас собраны в высокий хвост – неаккуратный, некоторые пряди выбились из него. Рука автоматически поправляет их.

К моему отражение добавляется второе.

– Жуткий вид, – замечает Кэти, имея в виду тенистый парк. Отчасти я соглашаюсь, но в ответ только пожимаю плечами. Я не боюсь видов деревьев, но меня волнует иное. Волнение – младший брат страха, те же симптомы, но уменьшенные вдвое.

– Ты видишь кого-нибудь?

– Где? – Окрашенные брови Кэти немного поднимаются, а карие глаза сужаются. Она тоже пытается смотреть в темноту, узрев вектор моего взгляда. – Деревья сплошные, сумрак и скука. – Добавляет она через несколько секунд. – А что?

Я смущаюсь, потому что мне кажется, что там, среди высоких кленов, я вижу чей-то силуэт. Но скорее всего это игра теней или моего воображения, потому что это звучит более реалистично, и я не героиня тупого хоррора, где меня выслеживает тронутый чувак в маске и с бензопилой.

Закусив щеку, я выдавливаю из себя жалкую улыбку и поворачиваюсь к подруге, глядя на нее уже не в отражении холодного стекла.

– Я скучала по тебе, – тут же меняю тему, но мои слова – искренни.

Кэти – единственный человек, который после произошедших событий два года назад поддерживал со мной связь. Да, это было, по сути, общение по переписке – буквально, бумажные письма раз в три месяца – но все это было важно. Значит, она была на моей стороне, когда остальные отвернулись от меня. Значит, ей можно доверять и всегда можно положиться.

Внутри меня нарастает ком слез от осознания этого, и от благодарности, которую я уже высказывала ей не раз – и сделать это снова будет, пожалуй, уже лишним.

Боже, я вернулась. А моя лучшая подруга снова со мной – милая, ярковолосая девчонка, какой я ее помнила. Теперь уже более взрослая версия себя – Кэти обогнала меня в росте сантиметров на пять. Футболка не скрывает довольно большую грудь, лицо окончательно потеряло подростковую припухлость. Она по-прежнему красит волосы, два года назад они были насыщенно фиолетовые, сейчас сменили оттенок на красный.

2 глава

Ива

Два года назад

Устала. Я устала. Но окей.

Слушаю как помощник директора – мисс Коллинз пытается тонко убедить меня, что выступление на Конкурсе талантов нужно не для репутации школы, а как будто бы даже лично мне. А я должна после ее слов прочувствовать, что мне действительно хватит времени и сил после тренерских занятий и подготовки к переходу в юниорскую команду страны по художественной гимнастике на то, чтоб блеснуть еще перед комиссией в школе Сент-Лайк.

– Это обязательно будет отмечено в твоем личном деле, Ива, – подмигивает мисс Коллинз, будто мы совершаем тайную, но жутко интересную сделку. На ее подбородке видна хлебная крошка или что-то типа того – я нервно сглатываю и отвожу взгляд.

– Хорошо, спасибо.

За что благодарю? Если у меня все получится – а у меня получится – в национальной олимпийской сборной меньше всего будут интересоваться моим личным школьным делом. Имею в виду, если оно не омрачится чем-то очень плохим – а этого тоже не произойдет.

У меня все под контролем, у меня нет времени на глупости, шалости и преступления. Поэтому я понимаю, что легче согласиться сейчас и действительно выступить с номером в школе, не сильно напрягаясь – в конце концов, на меня будут смотреть не члены профессионального жюри, а клерки из Департамента Образования. В ином случае, мисс Коллинз продолжит меня дергать до конца учебного года.

– До свидания, – обхожу мисс Коллинз стороной и иду в сторону раздевалки, отгоняя от себя видение хлебной крошки. Я очень брезгливая в таких мелочах.

Не глядя на заполняющих помещение школьников, подхожу к своему шкафчику, чтобы достать нужные тетради. Рядом с инициалами «Ива Колди» наклеено розовое сердечко из фольги – это идея моей лучшей подруги с тех пор, как мы перешли в старшую школу. Кэти прикрепила к себе такое же и сказала, что это стильно и выражает индивидуальность, хотя я уже второй год не понимаю, как подобное может что-то говорить про какую-либо самоидентичность. Плевать.

Открыв шкафчик, я тут же вижу белеющий лист бумаги, вырванный небрежно из чьей-то тетради.

Размашистый почерк – альтернатива моему каллиграфическому и дебильная запись черной гелевой ручкой.

«Если Стив Холлоран подойдет к тебе по любому поводу – пошли его сразу же. Даже не разговаривай. Он хочет тебя трахнуть».

Я просто понятия не имею, кто такой этот чертов Стив. И если бы этот незнакомый мне парень действительно со мной заговорил – я бы сама довольно быстро прекратила начало общения. Потому что мне неинтересно подобное.

Меня немного больше беспокоят эти тупые записки, которые время от времени подкидывает в мой шкафчик какой-то свихнувшийся псих.

«Застегни верхнюю пуговицу на блузке – ты привлекаешь к себе лишнее внимание». «Смени спортивную форму на физкультуру на что-то менее облегающее – на твою задницу пялится даже тренер М.» «Если получишь приглашение на вечеринку Л.Д. – откажись, там все напьются и перетрахаются».

И все в подобном духе с одним и тем же чуть ли не менторским тоном.

Когда я, не выдержав, пожаловалась на это мисс Коллинз, в надежде, что школьная администрация с ее подачи найдет этого преследователя и отстранит его от занятий и приближений к моему шкафчику, то была крайне разочарована. Женщина, читая эти бредни, всего лишь улыбнулась мне как ребенку, который устроил драму на ровном месте. А потом выдала:

– Ах, Ива, в старшей школе у меня, помнится, тоже был тайный поклонник, который подкидывал мне записки с признаниями в любви. Юноши в вашем возрасте бывают довольно скромными, и порой могут только так выражать свои чувства.

Тайный поклонник?

Признания в любви?

Выражение чувств?

Скромность?

Ни в одной из этих долбанных записок не имелось ни единого намека на подобное. В них не было ни капли романтики или намека, что я вообще нравлюсь этому тупому маньяку. А скромность для меня никак не вязалась с тем, что псих прямолинейно и нагло каждый раз диктовал, что мне делать, а что нет.

Если бы у меня было больше свободного времени, я бы точно выследила сама этого сукиного сына и надрала бы ему задницу. В моем воображении почему-то он представляется забитым ботаником, которого все гнобят, и он объектом своего гиперфикса выбрал, к сожалению, меня. Ну да, один из тех тихонь, о которых через несколько лет по новостям передают, как он убил десяток невинных женщин или устроил скулшутинг. Это очень дерьмовая ситуация, но у меня правда нет времени выводить ублюдка на чистую воду.

Поэтому я просто сминаю записку и выкидываю ее в переполненную урну. Стукнувшись о край корзины, она отлетает в сторону – баскетболист из меня отвратительный. Но я не их тех плохих девочек, что могут мусорить и не испытывать за это чувства вины. Поэтому скинув рюкзак с плеч на скамейку, наклоняюсь и брезгливо перекладываю смятую записку по месту назначения.

Не успев выпрямиться обратно, я слышу, как надо мной звучит незнакомый голос.

– Привет? – Почему-то в тоне слышатся вопросительные интонации, как будто говорящий сам сомневается к кому обращается. Ладно, на данный момент обращение идет все же к моей наклоненной спине, поэтому я спешу быстро выпрямиться и обернуться.

– Привет? – Подражаю я интонации и смотрю в упор на мускулистого парня в футболке с эмблемой местной баскетбольной команды. Пожалуй, я его даже знаю – вроде, выпускник, вроде действительно играет в школьной сборной. Но лично мы не знакомы.

Прямо смотрю в его глаза, замечаю на его груди округлое пятно и понимаю, что это пот. От чувака просто разит потом за версту.

Ничего не имею против подобного – после тренировок я порой сама бываю сырая насквозь, но всегда стараюсь тут же принимать душ, чтоб сбить с себя неприятный запах. Мы вроде в цивилизованном обществе живем.

Понятия не имею, что нужно от меня этому парню, но очень не хочу продолжать разговор дольше одной минуты. И в то же время все как-то ужасно неприятно затягивается, потому что чувак вместо того, чтобы выдавить из себя продолжение речи, разглядывает меня – оценивающе, будто стоит ли мой внешний вид его внимания.

3 глава

Наше время

Алек

Раз. Два. Три. Раз-два-три-четыре-пять. РАЗ. ДВА. ТРИ. Раздватрираздватрираздватри.

Да идите вы нахер, ребята.

– Вы издеваетесь, что ли? – взрываюсь я в конец, всплеснув руками, от чего пепел от сигареты сыпется мне на джинсы. И, конечно, прожигает, оставляя небольшое черное пятно. Зашибись.

Кей и Сирена – эта слащавая парочка моих друзей после того, как несколько минут засасывали друг друга у меня на глазах, глядя как я нервно отряхиваю себя, теперь еще и скалятся надо мной.

Жуть.

– Алек, держи себя в руках, все хорошо, – простодушно советует мне рыжеволосая девушка, одновременно поправляя размазавшуюся помаду на губах, затаивших усмешку.

И вот без шуток – будь на ее место любое другое существо женского пола, не важно кем приходящееся моим друзьям – за одни только эти слова она бы уже вылетела тут же из нашей закрытой кабинки. Никто бы меня не остановил.

Но это блин Сирена.

Единственная девушка в мире, к которой я питаю добрые чувства. Платонически-возвышенные, конечно же, имею в виду.

Хотя я был бы более счастлив, если б они со своим парнем не бесили меня постоянными омерзительными поцелуями, объятьями и прочим дерьмом. Занимайтесь этим у себя дома, а не на глазах у других людей, сукины дети.

– Я вообще в порядке, – натягиваю я на себя улыбку в ответ Сирене.

Кей, приобняв ее, молча сканирует меня своими карими глазами – будто проверяя, насколько я честен в своих словах.

Ни на один процент.

И все об этом, так или иначе, догадываются, потому что это написано на моем недовольном лице.

И эти двое. А также Син, сидящий левее от меня с непривычно ему угрюмо-воинственным лицом. И даже Тень, который имеет имя Калеб – но этот чувак всегда смотрит на меня с недоверием, как и на весь мир.

Я не в порядке.

Но это прекрасно. Я сука ждал этого непорядка, поэтому почти что счастлив. Потому что тот стабильный «порядок», в котором я варился последние два года – чуть не живым сводили меня в могилу.

Ожидание равно что ад.

Каждые сутки в течение этих двух лет были для меня словно укусами мелкой псины за щиколотку, раз за разом, в одно и то же место. Вначале больно, потом пофиг, но очень скоро начинает нещадно зудеть, превращая тебя самого в бешеную собаку.

Именно таким я себя и ощущаю.

– Ты уже видел ее? – спрашивает Син, беря еще бокал пива. – Как она вообще?

Один только подобный вопрос – и я зверею, вспоминая недавнее:

– Тварина выглядит вполне счастливой. Танцует, веселится со своей стремной подругой. Считает, что легко отделалась, и все о ней забыли.

Мне даже говорить подобное тяжело физически.

Потому что сука, которая превратила в ад жизни людей – действительно не выглядела хоть чуточку несчастной. Хоть бы на капельку. Но нет.

Это поправимо.

Это не первый раз в моей жизни, когда мне хочется кому-нибудь причинить боль, и моральную, и физическую. Но первый – когда хочется сделать это со вкусом, чтоб ощутить страх жертвы полностью, а не просто сделать что-то импульсивное, что более мне характерно.

И еще меня радует, что после моих слов на лицах друзей я вижу такое же презрение, перемешанное с ненавистью. К этой суке. Только они половины не испытывают того, что ощущаю я.

– Калеб? – обращаюсь я к другу. Обычно я шутливо называю его Тень, потому что мне смешно с его постоянной отстраненности, словно он считает наше общество недостойным себя. Гребаный аристократ. Но сейчас не до шуток, поэтому будет назван по имени. – Все готово?

– Да, – тут же откликается он. Без привычных огрызаний и тупых комментариев в мою сторону – что для нас с ним редкость. – Письмо отправлено. При переходе она попадет на мой фейковый сайт.

– Син?

– Я забронировал все на себя, как договаривались. Думаю, до выходных съезжу еще сам – повешу на входе какую-нибудь приветственную херню для правдоподобности, – отчитывается блондин.

– Супер. Кей?

Друг молча закатывает рукава своего бессменного стильного пиджака, чтобы как клоун напрячь руки и похвастаться перед нами своими чересчур огромными мышцами. Сила есть – ума не надо, ясно. Но я привираю. Хвастливый индюк вытянул из возможного дна огромный спортивный комплекс после того, как я переоформил его на имя Кея Хирша.

– Ты ее бить, что ли, собрался? – как истеричка взвизгивает его девушка Сирена.

Вот как знал, не стоит ее ни во что посвящать. Какой бы пострадавшей стороной она сама ни являлась во всей ситуации – убит ее брат-близнец – но телки есть телки. Сострадание там, где его быть не должно.

Лично я буду рад своими руками задушить младшую-суку-Колди, и если вдруг до этого дойдет, то к этому прекрасному действию не подпущу никого, кроме себя. Поэтому зря придурок старается, показывая свою силу, он к ней не прикоснется.

– Я даже не видел ее никогда, – шутливо оправдывается перед Сиреной Кей. – Вдруг там девушка размером с медведя, сейчас каких только нет.

– Больше походит на мелкую, белую крысу, – вяло отвечаю я. – И внешне, и поступками. Уродливая, помоечная переносчица чумы.

– Алек! – теперь возмущается Сирена уже в мою сторону.

Чего она ждет вообще?

Я нахер не джентльмен, чтобы относиться ко врагам хоть с малейшим уважением. Тем более, когда я впервые увидел Иву Колди, у меня правда возникла о ней такая первая ассоциация. Потом все «немного» изменилось, конечно. Но я из тех, кто не имеет ничего против, чтобы вернуть все к истокам.

– Вспоминай про своего убитого брата, когда решишь защищать эту суку из-за нахер никому не нужной женской солидарности, – грязно отвечаю я ей, ударяя в больное место. Меня можно за это осудить, но у меня самого подобных мест не счесть, чтобы сейчас сильно бояться задеть кого-либо простыми словами.

А хоть какое-то уважение к «слабому» полу – у меня, в принципе, ампутировано.

Зато ее парень тут же кривит лицо, видимо, обдумывая, не пришло ли время заступиться за Сирену.

4 глава

Два года назад

Алек

– Да! Да! Сильнее, Нейт! Сильнее!

– Сожми бедра, сучка! Вот так, да. Хорошо.

После этого «сучка» лишь стонет на ультранизких частотах, зато Нейтан издает звуки, которые напоминают попавшего в капкан орангутанга. Я сижу на гребаном диване в гостиной их дома, этажом ниже и пью их виски с невозмутимым лицом.

Мужик, какого хера ты не можешь трахаться с закрытом ртом?

Вот только мое исключительно неплохое отношение к Нейтану не позволяет мне сейчас подняться наверх во время этого дикого секса и не попросить его немного поторопиться. Потому что сука он сам позвал меня прийти в это гребаное время. И я сука уже восемь минут тут нахожусь, слушая эти звуки.

Меня смущает только бездарная потеря своего времени, сам факт того, что Нейт трахает свою жену – в принципе, процесс абсолютно нормальный.

Два года, еще два года – и у меня всё будет то же самое – жена и полноценный секс.

Мне не так давно исполнилось восемнадцать, но я все еще являюсь девственником, потому что ни разу еще не вводил свой член в чью-либо вагину. При всем этом в Сент-Лайк я имею чуть ли не статус самого горячего любовника школы. Этот парадокс просто доводит меня до желчного смеха и лишнего убеждения, какие телки – тупые существа.

Всё, что я мог себе позволить – это иметь их в рот. Это ведь не является полноценным сексом? Никакого моего участия в процессе, я просто могу сидеть, пока очередная сука мне отсасывает. Никаких поцелуев, никаких лишних телодвижений, минимум прикосновений.

Самый вялый и скучный чувак в интимном плане со статусом самого горячего ебаря. Все это работает только потому, что у этих устриц с невысоким ай-кью противоположное высокое ему эго. Каждая потом думает, что я исключительно с ней был таким незаинтересованным, раз слухи обо мне ходят иные. Подобные мысли колеблют самооценку, поэтому лучше потом рассказать подружкам, что мы трахались всю ночь в десять заходов, что я сука не мог оторваться от нее. Я просто одержимый сексом. Лучший из лучших, твою мать. Каждую оттрахаю по высшей шкале, ага.

При этом женскую вагину я видел только в порнофильмах.

Потому что я очень верный и положительный чувак, а кончить кому-то в рот – не особо считаю за измену. То есть это вообще никакая не измена, простая разрядка – какая разница, сделаю я это своими руками или чьим-то ртом?

Мой лучший друг Дасти считает это «удобной позицией для самооправдания». Возможно, но мне плевать. Меня больше бесит, когда он втирает, что никакой девушки у меня нет, поэтому я, в принципе, не могу никому изменять.

Конечно же, она у меня есть. Я вижу ее постоянно в школе.

Наши отношения настолько глубже и духовнее, чем у остальных недоумков, что я даже не пытаюсь никому ничего объяснять. Я ее обожаю, я ее берегу, я практически поклоняюсь ей и охренительно жду, когда уже смогу надеть ей на палец кольцо, чтоб окончательно сделать своей.

Это единственно правильные отношения, которые только могут быть между мужчиной и женщиной.

И тот, кто в том числе научил меня этому, сейчас издает яростные, животные звуки, имея свою жену.

Я не знаю, как жить эту жизнь.

У меня полностью истрачены любые социальные навыки, словно разом все воспоминания исчезли. У меня нет никакой личности. Я никто.

Но теперь у меня появилась надежда стать хоть кем-то. Найдя смысл своего существования, найдя то, чем я смогу однажды заменить то, что навсегда потерял – мне нужно появиться снова в обществе.

Теперь я готов.

Я молча наблюдаю за другими людьми – всегда в качестве примера выбираю ярких, которые притягивают к себе взгляды. Они нравятся большинству. Может, стоит активно заниматься популярным видом спорта, это добавляет еще бонусов?

Крутая мысль, тем более я почти всегда был выше сверстников – поэтому делаю ставку на баскетбол. Отлично.

Нужно быть всегда на позитиве – я заметил, что депрессивных, хмурых людей всегда сторонятся. Сейчас мне такое не нужно. Я буду позитивным.

Ко всему этому добавить дружелюбие, но только в скобочках. Чем больше приятелей, тем лучше. Значит, с тобой все в порядке, раз тебя окружает толпа, значит, люди тянутся к тебе. Близкие отношения заводить даже не обязательно, хватит того, чтобы время от времени самому собирать тусовки и звать народ.

Социально-активный, веселый, дружелюбный тусовщик-баскетболист.

Вот таким меня все будут видеть. Всегда.

Думаю, у меня получится. Тем более, до потери личности я вроде бы и так обладал в той или иной мере первыми тремя качествами. Может, дошло бы и само собой до тусовщика, но до четырнадцати лет я как-то не задумывался об этом. И на спорт больше средней нормы для подростка не налегал.

Ничего. Я справлюсь, подкорректирую что-то, буду адаптироваться по обстоятельствам, буду контролировать каждое свое действие, чтобы этот созданный мною образ не слетал с меня.

Моя маска в социуме.

Но теперь, найдя смысл, ради чего я хочу жить, у меня появились дополнительные вопросы. Ответы на них я не хочу получать из интернета или молодежных сериалов. То, что я там вижу не совсем является тем, что мне нужно. Я не уверен, что это правильно. Мои осколки воспоминаний тоже говорят об обратном.

Поэтому я прямо спрашиваю об этом у Нейтана, а не у подростка-сверстника, у которого, в принципе, не может быть в силу возраста серьезных отношений. Нейт – взрослый, тем более свою будущую жену он тоже встретил, учась в школе. И они вместе до сих пор, и вроде как счастливы, любящая, здоровья семья.

– Что нужно делать, чтобы девушка стала моей женой? – в лоб спрашиваю я, когда вечером он возвращается с работы.

Нейтан сначала смеется, хотя я абсолютно не шучу, задавая этот вопрос. И по моему виду он тоже понимает это:

5 глава

Наше время

Ива

Как легче всего поймать человека на крючок?

У каждого из нас есть что-то очень важное и ценное, то, чего мы безумно желаем. И то, чего, возможно, однажды лишились. Поманите такого человека морковкой, что все можно вернуть назад – и у него от желания срывает стоп-краны. Он теперь ваш, пока вы торгуете его надеждой.

У меня была мечта.

Я была близка к ее исполнению.

И я ее лишилась, идиотка, именно в тот момент, когда была близка к ней как никогда.

Юниор сборной Америки по художественной гимнастике.

Вот кем я должна была стать – и кем я не стала.

Но желание вернуться в большой спорт никуда не девается.

Я понимаю, что момент безвозвратно упущен – на целых два года. Это слишком большой перерыв для возвращения, даже если я ощущаю себя в форме и готова к утроенным тренировкам. Олимпийская сборная в таких случаях безжалостна – два года — это почти как смерть.

И да – уничтоженная репутация моего имени идет вкупе ко всему этому.

То самое видео.

Отец, насколько мне успела сказать мама по дороге в мое новое жилище, добился того, чтобы оно исчезло из всех медиаресурсов, но скандал, связанный с его появлением, никуда не исчез. В памяти спорта Ива Колди навеки останется заключенным в те события, в ту грязь.

Действия отца спасли насколько можно его самого – федерального прокурора нашего штата, но он не попытался обелить меня ради моего будущего, да и, возможно, не было в этом смысла. Видео было настоящим, увы. В этом моя вина.

Я не ожидаю после всего этого, что мной вновь заинтересуются тренеры из олимпийской сборной. К сожалению, талант и способности не перебьют шлейфа грязи и длительных простоев – это сказки для бедных.

Но когда мне приходит на почту письмо от небезызвестной в мире художественной гимнастики бывшей фигуристки, а ныне – популярного тренера Аманды Сивер, я… Я просто не могу поверить, черт побери!

Это просто невозможно.

Предложение посетить ее летнюю школу с целью тренировок и проверки моих умений, чтобы… Она пишет, что если мои результаты ее удовлетворят, то она готова поручиться за меня и представить снова в национальную сборную.

Это так похоже на морковку-замануху, что я раз двести перехожу по ссылке, где представлена ее школа. Это большой особняк-поместье с высокими потолками и залами – представленными на фотографиях. Это отдельные комнаты для учащихся – возможно, будущих чемпионов, с которыми занимается миссис Сивер. На сайте – перепроверяю специально – указана почта тренера, с которой мне и пришло от нее письмо.

Так не бывает – я вроде знаю закулисье большого спорта, поэтому – ну не бывает. Я точно списана. Вычеркнута. Мной не может интересоваться такой влиятельный человек. За два года, я уверена, в художественной гимнастике появились новые звезды, стирая память обо мне навсегда.

Но…

Я так хочу верить.

Хочу думать, что, может, я действительно была талантлива, чтобы не списывать меня со счетов. Хочу надеяться, что два года могли пойти и на пользу – люди забыли о моем прошлом, готовые принять меня снова.

Поэтому даю согласие и обговариваю свой приезд.

Дура я? Возможно. Даже если это акт милосердия со стороны миссис Сивер, то далеко не факт, что остальные тренеры воспримут мой приход доброжелательно. В конце концов, она посчитает, что ей не нужны репутационные риски, связанные со мной, и мне мягко откажут в возвращении в большой спорт.

Но.

Я готова рискнуть.

Рискнуть как человек, которому абсолютно нечего уже терять.

Вся моя жизнь с детства была построена на том, что я посвящу себя спортивной карьере, что я стану той, кто принесет в страну золотые медали с международных соревнований. Я отдавалась этому полностью, и именно поэтому у меня всегда смягченная школьная программа – я никогда не готовилась к университетскому будущему и старалась не отвлекаться на учебные предметы, постигая их на среднем уровне. И за последние два года в закрытой школе Сэйди Браун, я все равно не могла догнать других одноклассниц по успеваемости, потому что большинство моих учебных знаний оказались слишком поверхностны.

И даже спустя время, мне не дозволительно хотя бы, как минимум, вернуться в свою прежнюю жизнь – в район, где я родилась – Даствуд, под крыло семьи. Вся моя жизнь до шестнадцати лет – перечеркнута окончательно, на ней табличка «Вход воспрещен».

Отца я видела последний раз только через неделю своего приезда в закрытую школу – и то эта встреча была довольно формальной. С ним был мужчина в форме полицейского и наш семейный адвокат. Полицейский хотел меня допросить подробно про ту ночь, когда было снято то проклятое видео. Я же была в таком состоянии, что мне вообще разговаривать не хотелось и, благодаря адвокату – особо и не пришлось.

Получилось, что эти двое больше беседовали друг с другом, а отец молча со стороны контролировал этот процесс, чтобы он не вышел за рамки дозволенного.

Когда папа после этого покинул здание с этими людьми, даже не прощаясь со мной, я уже тогда поняла – этот человек вычеркивает меня из семьи. Но никак не отнеслась к этому, тем более после того, как сама навлекла на нашу семью проблемы.

Это подтвердила и мама, когда забирала меня после окончательного завершения двухгодичного обучения в той закрытой школе для девочек, которую я почти единственная, ни разу не покидала даже за время каникул – распоряжение отца. Мама даже на минуту не завезла меня домой, а сразу доставила в новое жилище, даруя ключи и документы на него. Сказала, что мои счета снова открыты и я могу ими распоряжаться как раньше. Делать, что угодно. Жить, как хочу.

Звучит неплохо, да?

Но после этого условие, переданное закадрово от отца – не возвращайся назад. Меня не ждут. Я не нужна семье.

Ладно.

Для меня это не стало шоком поле двух отчуждения, где никто меня не навещал. Да и, честно говоря, даже до тех событий два года назад я точно не была любимчиком в семье.