Полукровка. Сбежать от альфы

Пролог. Собор Святой Марии

Адам

5 месяцев, 13 дней и 2 часа назад

Летнее солнце скатилось за горизонт. Духота уступила место свежести, теперь в костюме не так жарко. Одергиваю пиджак. На мгновение задерживаюсь перед высокими дверями храма Святой Марии и дергаю ручку. Внутри пахнет воском и ладаном. Впереди у алтаря горят свечи. Служба давно закончилась, прихожан в храме почти не осталось. Пара-тройка людей сгорбились в молитве на передних скамьях. Усаживаюсь в самом конце зала. Смотрю перед собой. Я пришел сюда не просить об искуплении.

Я каждый раз рассматриваю этот храм, как в первый. Огромные массивные опоры подпирают высоченный сводчатый потолок. Сквозь витражные окна днем проникает разноцветный свет, по стенам блуждает радуга. Жаль, я прихожу сюда только поздним вечером.

Скамейка скрипит и вздрагивает. Рядом со мной опускается могучая фигура Смотрителя. Ему под шестьдесят, но он еще крепок, как вековой дуб. Плечистый, мощный, сильный. И аура у него такая, что новички в обморок брякаются рядом с ним.

Мы всегда встречаемся здесь. Не то чтобы нам не стоит оказываться рядом в стенах ложи, но тайные сговоры на то и тайные, чтобы не показывать их на всеобщее обозрение. Ведь Лорд Аттер — правая рука Великого Отца, главы всего Ковена ведьм, а я — лучший его переговорщик. Я вступаю в дело, когда нужно утрясти заковыристый вопрос с представителями других видов — людьми или оборотнями. Фактически я работаю на серого кардинала ложи, хотя в теории должен помогать на всех уровнях нашей иерархии.

— Ты сегодня опоздал, — замечаю с критической улыбкой, не глядя на Лорда Аттера. Ненавижу опоздания, хотя этому человеку простительно почти все. — Заседание совета затянулось?

Мы давние друзья, он оценит шутку.

— А когда бывало иначе? — переспрашивает Смотритель, в голосе слышу улыбку.

— Раз мы снова здесь, что стряслось, Ортис? — перехожу к делу. Хочется уже домой и в горячую ванну.

— Помнишь полукровку, которую пару недель назад Эрик из Серебристых ввез в качестве трофея? — тихо произносит Лорд Аттер. Машинально киваю, хотя уверен, он смотрит вперед, как и я. — Все подтвердилось. Она та, которая нам нужна.

От удивления изгибаю бровь. Хорошо, что здесь мало света.

— Странно, что он ее до сих пор не убил, — бормочу себе под нос. — Пояснишь, зачем нам полукровка оборотней? — спрашиваю и начинаю догадываться. — Если только не…

— Шшш, — шипит на меня Смотритель. — Она нужна для исследований. Так будут думать консерваторы. Как и раньше, память крови и все в этом духе.

Ага. Значит, Ортис все же договорился с главой и советом. По крайней мере, ему нужно заполучить всего четыре голоса «за», и его дикая затея будет приведена в исполнение.

— Понял тебя. Хочешь, чтобы я отправился к Серебристым и попросил его отдать девчонку? — сам слышу в собственном голосе оттенок сарказма. — Ты как будто не знаешь Эрика. Этот альфа ни за какие золотые горы не отдаст трофей.

Ощущаю напряжение, кожу покалывает, в воздухе начинают проскакивать искристые молнии.

— В том-то и дело, Адам, что знаю, — голос сбоку звучит мрачно. — Знаю даже лучше его самого. Знаю, на что он запросто обменяет полукровку. — Ортис делает небольшую драматичную паузу. В нетерпении стискиваю пальцами колени. — Ты доберешься до Главы Совета оборотней Побережья и договоришься с ним, чтобы уступил место Эрику.

Что?! Глаза округляются, во рту становится сухо. Облизываю губы. С трудом останавливаю себя, чтобы не повернуться к Оритсу.

— Как ты себе это представляешь?! — вырывается насмешливо. Не верю в эту идею. — С чего самому влиятельному альфе Побережья уходить с поста главы Совета?

Ортис глубоко вздыхает.

— Это можешь провернуть только ты, Адам, — постукивает пальцами по спинке впереди стоящей скамьи. — Бартоломей, скорее всего, выдвинет кучу условий. Твоя задача сторговаться так, чтобы мы смогли их выполнить.

— Мы правда будем умасливать этого альфу? — спрашиваю презрительно, хотя уже знаю ответ. Просто хочу показать отношение к этому плану. — Он из Белых, а значит, у него есть все…

— А еще он устал и рад бы отправиться на покой, — грубо перебивает Ортис. — Пусть уступит место Эрику? Просто выясни, что ему нужно для счастливой старости.

***

Сейчас

Часы показывают без двух минут девять вечера. Среда. В центре города уже полно народу, люди начинают готовиться к выходным. Смотрю на четырехэтажное здание из стекла и бетона, увешанное серебристыми неоновыми украшениями, точно новогодняя елка. Над широкой двустворчатой дверью висит такая же светящаяся надпись угловатыми буквами «Жара». Эрик ждет меня, а я уже не хочу заходить.

Я устал. Почти полгода регулярных встреч с Бартоломеем выели весь ресурс, высосали душевные силы. Мне нужен отдых от оборотней. Ортис обещал, что отпустит меня в отпуск, как только я добуду полукровку. Надо это закончить и забыть.

Приближаюсь. Делаю глубокий вдох. Толкаю створку без ручек и вхожу в широкий слабо освещенный коридор длиной футов шестьдесят (~20м), в конце перед поворотом на пол падает голубоватый свет из зала. Тишина. Понятное дело — клубная жизнь начинается после полуночи. Под ногами мягкий ковролин. По левую руку спящий пустой гардероб, справа зеркальная стена.

1. Ремень с клепками

Эрик

5 часов назад

Вхожу в ее камеру. Дверь за спиной тяжело лязгает защелкой. Вглядываюсь в темноту. Света из коридора с этажа хватает всего на пару футов. По запаху чую, что она боится. Конечно, боится. Ведь я являюсь сюда, только когда хочу причинить кому-то боль, а она — идеальная безотказная жертва.

Полукровка, которой изначально не должно существовать. Ее человеческая шлюха-мать прятала ее долгих шестнадцать лет, пока не сдохла от передоза. Тогда девчонка показалась на наших радарах. И, наверное, ей бы очень повезло, если бы захвативший ее альфа не проигрался мне в карты.

Да. Тяну носом, улавливая сладостный аромат безысходности. Девчонка уже знает, что будет дальше.

Достаю сигареты и закуриваю, все так же пялясь в темноту. Мне нужно лишь крошечное усилие, чтобы увидеть ее, но я предпочитаю смотреть пока человеческими глазами. Даю ей мнимое ощущение защищенности.

Дым струится в полутьме белесыми петлями, создает причудливые разводы. Пожалуй, за дымом я люблю наблюдать больше всего. Я не тороплюсь. У меня в запасе все время ее жизни. И я выпью его до дна.

У прежнего владельца она была за диковинную зверушку. Сидела в клетке, но он ее не использовал. Наверное, ему было противно мараться о грязную кровь, к тому же, он уж точно не хотел наделать еще более богомерзких наследников. А мне все равно. Я смакую выносливость, которая досталась ей от отца-волка, и исключительно человеческую форму от людской матери. Беззащитная, не способная укусить собачонка. Которая раз за разом отвергает меня!

Я верю — однажды она сдастся. Станет покладистой сукой у моих ног. А пока… приходится жестко брать и воспитывать. Хотя я уже не уверен, что то, что я делаю с ней, можно назвать воспитанием в педагогическом смысле. Скорее, просто вымещаю гнев. Плевать, даже если и так. Кто меня остановит? Эта сучка моя. Ее существование противоестественно. Люди ее боятся, ведьмы не признают, волки захотят растерзать. Лучше пусть ее тело послужит хоть кому-то. Например, мне!

— Подойди, — бросаю в пустоту.

Голос раскатистым басом отражается от стен. Слышится шуршание цепи. Она подчиняется. Но уже не говорит. Давно не говорит. Только воет волчицей, когда доходит до дела.

Спустя несколько вязких мгновений ее хрупкая бледная фигурка появляется в пятне тусклого света. Она идет неровной походкой — все же с кнутом я позавчера перестарался. Тяжелая цепь, свисающая с массивного кожаного ошейника, намотана на руку, чтобы не мешалась. Девчонка смотрит мне в глаза. Во взгляде чувствую подавленность, а в воздухе витают феромоны ненависти.

Внутри, словно распирающий шар воздуха, начинает подниматься гнев. Она непрошибаема. Самые крепкие омеги сдавались на мою милость куда быстрее. А эта полукровка словно из стали.

Протягиваю руку и рывком за цепь впечатываю ее в стену позади себя. Жмурится от боли, но метает в меня злобный взгляд. Когда она наконец примет свою участь? Я целых полгода наблюдаю одну и ту же эмоцию — ненависть, с приправляющими ее страхом, отвращением, презрением. Но еще ни разу в ее глазах не мелькала покорность.

Влепляю хорошую пощечину тыльной стороной ладони. Черт! Я забыл снять перстень. А и плевать! Так даже лучше. Девка слизывает кровь с рассеченной губы. Смотрит ядовито. Хочется влепить еще одну такую же затрещину, но я пришел сбросить напряжение. Избить ее я всегда успею.

Тяну за цепь вниз, опускаю на колени. Снимаю со стены кольцо на ремешках.

— Открой пасть! — приказываю грубо. Она снова вывела меня из себя.

Подчиняется, и я втискиваю девайс между ее зубов. Безопасность превыше всего.

— Руки за голову, — слышу хриплость в голосе. Как бы я ни сердился, ее тело и безоговорочное принятие воздействий неизменно заводят почище любой омеги.

Она выполняет. Подчиняется, но делает это только телом! Бесит. Рывками сдергиваю джинсы и вонзаюсь в насильно открытый рот. В слабом свете вижу круглые точки-рубцы от ожогов на тыльной стороне ее предплечий. Зажили мгновенно. Как на собаке, ха-ха! Я пометил сигаретами каждую часть ее тела. Кроме лица. На нем появятся мои знаки, когда она наконец сдастся и станет всецело моей… игрушкой.

Вколачиваюсь в податливое горло. Оно приятно сдавливает. Слышу захлебывающиеся звуки. Полукровке не хватает воздуха. Не сглотнуть слюну… Это ее проблемы. Я прихожу сюда, чтобы взять, что хочу. Забрать причитающееся.

Цепь лязгает по полу на каждое мое движение. Девка стоит на коленях с заведенными за голову руками. Глаза зажмурены, брови сошлись на переносице. Ей больно, и это лишь распаляет азарт.

— Глаза! — рычу, уже не в силах сдерживаться. — Глаза открой! Смотреть на меня!

Тварь знает, что я это люблю, но никогда не делает сама, только по приказу. Распахивает веки. Брови немного расступаются, но наморщивается лоб. Хотя в ее гримасе все равно нет мольбы, только физика — дискомфорт, боль. А взгляд обжигает непримиримостью. Как же хочется опустить сигарету ей на переносицу, чётко на морщинку, которая так и стоит между бровями. Но нет. Не сейчас. Рано. Бросаю окурок в угол.

2. Душ из брандспойта

Вэй

3 часа назад

Это всегда заканчивается одинаково. Он не успокаивается, пока я в состоянии кричать. Такое чувство, что именно моими воплями он насыщает свою жестокую природу. Может, визг и слезы еще больше распаляют его… но я перестала их сдерживать. По течению плыть проще, не сопротивляясь.

Что бы ни делал этот альфа, мне всегда больно до искр из глаз. В прошлый раз был кнут, одно из излюбленных орудий. Сегодня изверг взял ремень с острыми колючими железяками.

Очередной удар. Шум крови в ушах заглушает мой собственный крик. Невыносимо мучительно, чуть ниже ямочек на талии. Продолговатые челюсти металлическими клыками вгрызаются в самые кости. Тело, словно не мое, словно марионеточное, двигается хаотично, беснуется на ненавистном кресте. Мутит. Наверное, меня бы стошнило, если бы я совсем недавно не избавилась от содержимого желудка. Из-за поганого огрызка ублюдка за спиной.

Когда я сорву голос или не останется сил кричать, он остановится. Но до того будет истязать меня, ловя каждое движение, всхлип, стон. Я стараюсь переключаться на мысли, отдавая ему на растерзание только тело. Горло издаёт звуки, конечности шевелятся сами по себе, а я прячусь в кокон.

Человеческая самка не выдержала бы и пятой части того, что делает этот изверг. Но во мне волчья кровь, дающая силы, выносливость и низкую чувствительность к боли, которая только увеличивает агонию. Продлевает страдания. Этот безумный волк будто пытается заставить меня пожалеть о своём существовании. Я и так жалею. Жалела каждый день всех своих девятнадцати лет, из которых шестнадцать прожила в бегах и постоянном страхе. Пока мы с мамой колесили по стране, скрываясь в маленьких городах, где я могла ходить в школу, а она — работать проституткой. Три с половиной года назад Бурые волки нашли нас. Она не сама передознулась. Они убили ее. А меня забрали себе.

Но особенно я жалею о своем существовании сейчас, когда оказалась в руках этого монстра. Прошлый альфа меня не обижал. И даже когда проиграл в карты, вызвал этого ублюдка на дуэль, но… не смог одержать победу.

Нынешний владелец питает ко мне лютую ненависть за человеческую кровь, которая во мне оскверняет священную волчью. Он приходит и наслаждается моими страданиями. Самыми жестокими и изощренными методами. Хочет сломать. Мама говорила никогда не преклоняться перед волками… Я безумно устала и уже плюнула бы на мамины заветы… Но я прямо нутром чувствую — этот ублюдок убьет меня, как только я приму его власть.

Очередной удар приходится посередине ягодиц, железные пирамидки вгрызаются в бедро сбоку. Сустав точно пронзает раскалённая кочерга. Перехватывает дыхание. Темнеет в глазах. И без того красная, как кровь, комната мутнеет и заваливается набок.

Прихожу в себя от едкого запаха под носом. Вонь опаляет волчий нюх, точно белый фосфор. Отдергиваю голову, насколько возможно, стону от боли в затекшей спине. Кожей лопаток ощущаю тепло тела, шею щекочет напряженное дыхание.

Чувствую жёсткие толчки внутри и цепкие пальцы на бёдрах. Он овладел мной, когда я была в отключке. Таки приковал за ноги. Распял на кресте, как он любит, блокируя любые возможности закрыться.

Маме нравилось заниматься сексом с некоторыми клиентами, но для того, что делает альфа, это неподходящее слово. Временами больно, временами — очень. Приятно мне никогда не было. Я уже не верю, что смогу когда-нибудь получить удовольствие от близости с мужчиной.

Он уже вколачиваться со всей дури, как отбойный молоток. В такие моменты я радуюсь. После этого он обычно уходит. Оставляет меня на цепи в полумраке небольшой камеры… но в покое. Он резко выходит и разбрызгивает вязкое тепло по коже моих израненных ягодиц.

Жжется и щиплет. Шиплю сквозь зубы. Это мелочь, мизерная капля в море. Он одевается и наконец покидает пыточную.

Скоро явятся его подручные. Сам он грязной работой не занимается. Меня снимают, моют, заковывают в ошейник другие волки.

Спустя какое-то время раздается лязг двери в камеру, шаги в ботинках на резиновой подошве. Слегка скрипят по бетону и немного чиркают. Два его близких помощника из числа бет заходят в красную комнату. Слышу тихий удивленный свист. Наверное, вид моего тела оставляет желать лучшего. Один отдает распоряжения, другой рапортует согласие. В голосах различаю рычащие нотки — они оба возбуждены, но никогда не преступят рамок дозволенного. Альфа с них шкуру спустит в буквальном смысле, если они посягнут на его трофей.

Один из волков расстегивает фиксаторы на запястьях, второй на лодыжках. Сил стоять нет. Все тело ноет, в голове вата. Я их нисколько не стесняюсь и не боюсь, хочется только поменьше прикосновений. Они не бывают деликатны, крепкие рабочие руки всегда причиняют боль.

Я редко смотрю на этих волков. Чаще просто не в состоянии держать глаза открытыми, но сегодня один из них, который повыше и чуть более стройный, подхватывает меня на руки. Я вижу знакомый серебристый перелив радужки. Так же переливаются глаза у альфы, так выглядят глаза у всех оборотней.

3. Элитный сигарный клуб

Эрик

Не знаю, кто этот пижон в водолазке, но на его предложение сложно ответить отказом. Скорее даже невозможно. За место во главе Совета кланов Побережья я, пожалуй, с легкостью отдам эту убогую недоволчицу, которая лучше сдохнет, чем признает мою власть. Хотя я все равно взял неделю на раздумья. Возможно, избавиться от полукровки будет даже лучше, но взвесить решение как следует не помешает.

С другой стороны, проклятый Лесли Дрейк, кажется, в курсе, что полукровка у меня, но она ли нужна ему? Да и зачем Ордену именно эта полукровка? Как будто других не существует.

Семь вечера. Вхожу в отделанный благородным красным деревом холл сигарного клуба. Здесь нейтральная территория, запрещена любая агрессия в адрес других видов. Старый сморщенный колдун, увешанный всевозможными талисманами поверх бело-бордовой формы заведения, приветливо кланяется мне из-за открытого прилавка с сигарами на любой вкус. Беру одну из самых дорогих, расплачиваюсь и направляюсь в дальний угол. Пара верных волков остаются у дверей. Считается, что телохранители здесь не нужны, да и мне не хочется прослыть конченым параноиком.

Кудрявую светловолосую макушку Лесли видно уже с середины огромного зала. Люди, волки, ведьмы, разодетые в аристократических традициях, утопают в роскошных креслах, обтянутых шикарной тисненой кожей, и тихо обсуждают насущные вопросы за круглыми приземистыми столиками с суконным верхом. Время от времени здесь проводятся карточные турниры.

Усаживаюсь в кресло напротив главы Ордена. Поднимает на меня цепкий взгляд. Он не волк, но его насыщенно-серые глаза каждый раз вводят в заблуждение.

— На улице ужасная погода, — белозубо улыбается и кивает на полностью зашторенное окно. Добавляет елейным голосом: — Не правда ли, Эрик?

Ненавижу эту его манеру начинать издалека.

— Я в плаще и под зонтом, — отрезаю уверенно. — Что ты хотел? Моя стая не нарушает законов.

Лесли отпивает черный чай из фарфоровой чашки с золотой гравировкой, ставит ее на блюдце и складывает руки в замок на столе.

— Ты знаешь, я не слежу за соблюдением законов, не тот полет, — поднимает из массивной хрустальной пепельницы почти не початую сигару и раскуривает ее. Выпускает вверх клубящееся облако сизого плотного дыма. И как ему только легких хватает! — Мое дело — политика. Там, — он смотрит в покрытый ренессансной живописью потолок, точно говорит о небесах, — есть очень влиятельные фигуры, которые не очень довольны, что ты держишь у себя живую полукровку волков.

Машу рукой официантке, пытаясь потянуть время. Этот хитрый лис не станет так предупреждать, не будь у него серьезных намерений и средств к достижению цели. К нам с подносом подходит ведьма — вокруг глаз густо натыканы коричневые точки, образующие что-то вроде крыльев бабочки. Здесь всем разрешено следовать культурным традициям фракции и семьи.

Заказываю чай, обкусываю сигару кусачками Лесли, раскуриваю, откидываюсь в глубоком кресле. Фамильярно закидываю ногу на подлокотник. Лесли поджимает губы. Ему не по душе такое поведение, но он не может даже приструнить меня. Наверное.

— Пусть эти влиятельные… — картинно задумываюсь и передразниваю жест, глядя в потолок. — Найдут себе другую полукровку. Неужели их совсем нет?

Лесли складывает губы в слегка нетерпеливую улыбку. Снова тянет воздух через сигару. Кончик тлеет ярко-красным. Завороженно смотрю на дым. Что ни говори, а курит говнюк красиво.

— Видишь ли, Эрик. Волки уничтожают плохое потомство, как только находят. Полукровок-оборотней почти нет. А ты, — голос становится тверже, Лесли тычет в меня пальцем, — захватил и уже полгода держишь у себя отличный свежий молодой экземпляр! Не убиваешь, по вашему Кодексу, и не отдаешь! Думаешь, мне не хватит ресурсов замучить твой клуб проверками? Завалить штрафами? Выявить такие нарушения, что вовек не отмоешься и перед другими альфами авторитет потеряешь?!

На мгновение от ярости перехватывает дыхание. Резко веду подбородком в сторону, смиряя рвущуюся наружу дикую сущность. Прорезаются клыки. Челюсти непроизвольно клацают. Тяну носом воздух, успокаивая разбушевавшегося внутри зверя.

— Ты опоздал, Лесли, — рычу. Голосовые связки еще не вернулись в норму. — Я уже отдал эту тварь ведьмам. Вчера Адам Стейн ее купил.

Лесли одаривает меня долгим недоверчивым взглядом. Снова отпивает чай. Переводит взгляд на чашку, незатейливо покручивая ее на блюдце. Что-то обдумывает. От этой его сосредоточенности мне, матерому альфе огромного клана, становится не по себе.

— Неужели ты отдал каким-то поганым ведьмам, — он чуть морщит нос, передразнивая оборотней, — то, что по праву принадлежит альфе?! Трофей? Ты ведь выиграл ее в карты? Мои люди восстановили судьбу девчонки с тех пор, как она попала на территорию нашего штата. — Отчетливо слышу усмешку в голосе. Гад и правда подготовился. — И какой же ты теперь альфа?!

Пальцы до боли стискивают колени. В желудке взрывается атомная бомба. Мне нельзя здесь обращаться. Это не принято! Это позор — я не могу показать себя настолько несдержанным! Поганый Лесли оскорблениями вынуждает меня подставиться! Тварь! Снова режутся клыки, начинает ныть нижняя челюсть. Успокоиться! Дышать!

Усилием воли медленно опускаю кулаки на столешницу, вдавливаю со всей силы. Закрываю глаза. Дышу носом, выравнивая эмоции. Этот подонок не выведет меня из себя.

4. Дикий план

Густав

Я никогда не мог сравниться с Эриком. Ни в человеческом, ни в волчьем обличии. Как только мы оба обратились, вожак в два счета одержал верх. И вот он стоит надо мной, придавливает к полу лапами. В глазах светится лютая ярость, огромная пасть хищно оскалена. Он почему-то не торопится, как будто раздумывает, загрызть меня или нет. Тягучая слюна капает на мою шерсть, но я уже не огрызаюсь. Нет сил. Эрик несколько раз ранил меня. Сейчас все мысли только о том, что, если не обращусь, истеку кровью.

Альфа жадно рассматривает алую жидкость, которая пятнает шерсть, растекается ручейками вокруг моего тела, медлит еще несколько мгновений и все же отпускает. Отступает на пару шагов. Начинает обращаться.

Поговаривают, что Эрик в волке совсем слетает с катушек, и зверь в нем берет верх. Похоже, я везунчик — он все-таки оставил мне жизнь. Сам я до этого видел его только человеком, но он и в этом обличии отличался крутым нравом и безграничной яростью во время любой драки, хотя такие стычки и редки. Альфы чаще меряются волчьей силой, нежели человеческой.

Я оборачиваюсь уже по инерции, в полуобморочном состоянии. Уплывающим сознанием улавливаю человеческий рык Эрика. Он кричит кому-то из моих ассистентов:

— Подберите своего шефа! — злобно посмеивается. — Этому червяку нужна помощь.

Злоба от унижения перед подчиненными последней взрывается в душе до того, как я полностью отключаюсь.

***

Прихожу в себя в отдельной палате. Заглядываю под простыню. На теле несколько плотных повязок, но чувствую, что под ними почти целая кожа. Скорее всего, там уже ссадины, которые совсем скоро полностью затянутся. Значит, ребята и мне поставили капельницу чудодейственного заживления.

Встаю и сразу иду к полукровке. В палате дежурит Айвен — один из моих ребят. Он отрывается от мониторов и переводит взгляд на меня.

— Привет, шеф, — довольно улыбается и кивает на девчонку. — Вытащили-таки с того света.

От этой фразы по спине пробегает судорога. Усилием воли не даю себе стиснуть кулаки. Эрик совсем озверел. Такими темпами он точно однажды забьет ее до смерти.

— Все было так плохо? — спрашиваю хриплым голосом, в горле пересохло. — Она так и не приходила в себя?

— Пришла бы, да мы седатив поставили, — Айвен кивает на почти опустевшую капельницу. — Пусть отдохнет. Пока Эрик не знает, что она в порядке, не отправит в камеру.

Киваю. С сожалением смотрю на несчастную полукровку. Даже мои ассистенты понимают, что ее надо держать подальше от альфы. Одна ее рука вздернута к стойке каталки и закреплена жесткими наручниками без цепочки. Очень неудобная модель — запястье в них неестественно вывернуто.

— А нормальных наручников не нашли? — спрашиваю недовольным тоном.

— Какие были под рукой, шеф, — беспечно парирует Айвен.

Он младший ассистент, с него спроса никакого.

— Ладно, иди. И ребятам скажи, что все молодцы, — бросаю ему и прямо в больничной распашонке приближаюсь к каталке полукровки. — Я за ней присмотрю и понаблюдаю.

Откидываю простынку с обнаженного тела. Она похожа на живой скелет, но, к счастью, цвет кожи почти выровнялся. Черные, как ночь, гематомы отступили, на их месте желтеют рассасывающиеся синяки. Ощупываю грудную клетку в этих местах — трещин в ребрах вроде нет, как и осколков под кожей. Кажется, Эрик не успел переломать ей кости.

Направляюсь на первый этаж, в свои покои. Принимаю душ. Переодеваюсь в новую одежду и свежий халат. Через полчаса возвращаюсь в лазарет. Изучаю состояние полукровки внимательнее.

В карте сказано, что она побывала в кратковременной коме. Но, судя по последним цифрам, ее здоровью ничего не грозит. Даже обошлось без внутренних повреждений. У нее на редкость крепкое тело. Наверное, только такая и смогла бы вынести невероятное количество мучений, которые на нее обрушивает Эрик.

Из коридора доносятся шаги и голоса. Сюда направляется альфа в компании верного помощника Грэя.

— Рыжие уже ждут, — басит Эрик. — Им нужна эта сделка, Грэй.

— Ты же понимаешь, что нам она нужнее? — прямо вижу, как Грэй в этот момент изгибает светло-серую дымчатую бровь.

Они заворачивают в лазарет. Эрик в новой отглаженной белой сорочке и узких брюках поднимает вверх указательный палец, мол, подожди, точь-в-точь так же одетому Грэю. Похоже, собрались на переговоры.

— Как она? — голос альфы скрипит, словно несмазанная дверь. Не простил и вряд ли теперь забудет оскорбление.

— Надо сделать рентген и просканировать тело на предмет внутренних повреждений, — бубню монотонно, но изображаю умный вид.

— Как закончишь, верни в камеру, — Эрик мгновение сверлит меня злым взглядом и сразу переключается на Грэя: — Зато Рыжие думают иначе!

На этом они выходят и направляются обратно к лифту. Голоса удаляются и вскоре тают в тишине коридора. Устало опускаюсь на крутящийся стул. Я уже давно дал себе обещание избавить девчонку от Эрика, если он зайдет за грань. Зашивать ее после его жестоких игрищ — это одно, а выводить из комы — другое. Всему есть предел. И на этот раз Эрик явно перешел все границы. Я не прощу себе, когда в следующий раз ее не получится откачать.

5. Желтая бейсболка

Вэй

Стоит Густаву расстегнуть наручники, внутренне подбираюсь. Удивительно, чувствую себя сносно. Готова броситься в атаку, как только увижу подходящее оружие. Док неплохой малый. По крайней мере, он всегда помогал, не пытался нарочно причинить боль. Но сейчас для меня все здесь — враги.

Озираюсь, изображая растерянность. Тяну время. Он, конечно, сказал, что хочет, чтобы я ушла. Но эти слова звучат, как полнейший бред, особенно от волка из клана Серебристых. Скорее всего, это ловушка. Очередная хитроумная кознь Эрика. Придумал, как разнообразить наши серые будни? Хочет поиграть в кошки-мышки, где я заведомо проиграла?

Краем глаза замечаю одноразовый скальпель на этажерке, которая стоит в паре футов от меня. Пластиковая ручка с уже насаженным на нее лезвием в полипропиленовом капюшоне. Подходит!

Выжидаю.

Ловлю на себе взгляд Густава.

Вижу тревогу.

Чую тревогу!

Не отступать!

Прыжок в сторону. Рука хватает скальпель. Большой палец с тихим щелчком срывает пластиковый кожух с режущей части. Следующий прыжок — и я уже рядом с Густавом. Держу опасное лезвие под его челюстью, готовая в любой момент полосануть или вогнать чертов скальпель в череп до самого упора.

Он боязливо вздергивает подбородок, опасаясь пораниться, и делает короткий шаг назад. Я вцепляюсь ему в плечо. Исступленно наваливаюсь всем весом своего тщедушного тела.

Густав плавно поднимает ладони в сдающемся жесте и слегка поглаживает воздух.

— Тише, Вэй, — произносит сиплым шепотом. — Мы на одной стороне. Я правда хочу помочь тебе сбежать.

Не могу открыть рот! Вот дерьмо! Хотела бы, но не получается сказать ни слова. Слишком привыкла молчать. Начинает мутить. Сильнее вдавливаю скальпель волку в кожу, высекаю капельку крови.

— Это не подстава, — голос Густава звучит совсем сдавленно. — Я хочу избавить тебя от Эрика. Я действую один! В следующий раз мы просто можем не успеть спасти тебя!

Не могу поверить. Не двигаюсь. Скальпель в руке начинает дрожать и царапает шкуру Густава.

— Послушай, Вэй! — в голосе проскальзывают умоляющие нотки. Он в волчьем облике давно мог бы растерзать меня. Стоит ему начать оборачиваться, скальпель станет бесполезен. Но док упрашивает! — Не знаю, помнишь ли ты это имя, но тебя так зовут. Я правда устал возвращать тебя к жизни. Давай ты просто сбежишь? Доберись до противоположного побережья, и свобода!

Звучит, как утопия, но утомленному сознанию до скрежета зубами хочется зацепиться даже за это. Отпрянываю обратно к каталке. Упираюсь в клеенку ягодицами — боли нет. Меня восстановили! Не спуская с Густава глаз, забираюсь на нее, перелезаю дальше и инстинктивно устраиваюсь на корточках в пространстве между двумя койками. Удобная поза для обороны — здесь меня не видно со входа, я смогу все выслушать, а если что не понравится, вцеплюсь в каталки и впечатаю обе пятки в грудь ничего не ожидающему врачу. Это будет быстро и сокрушительно.

Он приближается короткими шагами, точно крадется, и почти шепчет:

— Эрик куда-то уехал. С Грэем. Похоже, на переговоры, — продолжает успокаивающе гладить воздух ладонями. — Сейчас у клуба стоят несколько фургонов с поставками и мусоровоз. Ты можешь уехать в одной из этих машин.

Хочется возразить, что волк-водитель сразу меня учует, сообщит Эрику, и альфа меня в буквальном смысле замучает до смерти. Снова пытаюсь открыть рот и сказать хоть что-то… Но не могу. Маска притворного безразличия срослась с кожей, или я в край одичала от постоянных избиений. Но теперь точно. Я. Больше. Не. Могу. Говорить.

Мотаю головой.

Закрываю лицо ладонями, размышляя, как изъясняться.

Показываю большой палец вниз.

Веду носом в воздухе и морщу переносицу.

— У мусорной компании водители люди, — подхватывает Густав. — Тебя легко спрятать в клетке с мусором.

От слова «клетка» дергаюсь всем телом. Чуть не роняю скальпель. Тошнота подкатывает к горлу. Головой понимаю, что это не настоящая клетка, а, скорее, решетчатая высокая тележка на колесиках, но в душе все равно разыгрывается паника. Вдыхаю. Выдыхаю.

Успокаиваю эмоции, киваю.

Дергаю подбородком вдоль тела.

Пожимаю плечами.

Делаю вопросительное выражение на лице.

— Я раздобуду тебе одежду. На улице сейчас не май месяц, но выживешь, — его взгляд начинает бегать туда-сюда между каталками. Он судорожно что-то прикидывает. — Посиди здесь! — выпаливает наконец и выбегает из лазарета.

Закатываю глаза, всплескивая руками, и обреченно опускаю запястья на согнутые в коленях ноги. Никто не увидит моей экспрессии. А жаль! Этот красноречивый жест означал: «ну конечно, беги, куда ж я отсюда денусь?» Голая игрушка альфы. В его клубе. Который битком набит псами и волками. Что я еще могу сделать, кроме как смирно посидеть здесь?

И как Густав собирается провести меня по всему пути на поверхность? Я смекнула, что сижу под землей, но не представляю, как глубоко. Наверху клуб. Так многие альфы устраивают себе приватные резиденции. Подобные злачные места среди них почему-то считаются модным вложением денег. Или это просто удобный «зонтик»? Клуб позволяет за красивым фасадом скрывать гадкие вещи, вроде работорговли, вредных веществ и проституции?

6. Склянка из коричневого стекла

Густав

Удача, похоже, сопутствует мне! Я до последнего не верил, что у меня получится без свидетелей загрузить Вэй в мусоровоз. Но удалось! Остается довести план до завершения.

Возвращаюсь в лазарет и надеваю халат. Теперь я снова доктор Густав. Надо все сделать правильно. У меня только один шанс. Вынимаю из кармана ключ-карту, которую использовал для вызова запасного лифта, и прячу на дно нижнего ящика в стеллаж с медицинскими расходниками. Там хранятся контейнеры для сбора биопроб, вряд ли кто-то полезет туда ее искать.

В соседнем стеллаже с медикаментами выбираю склянку потяжелее из тех, которые я мог достать для ухода за Вэй. Пусть будет заживляющий раствор. Как раз есть одна, где его почти на донышке.

Подхожу к двери рентген-комнаты. Сложно правдоподобно огреть себя по голове тяжелым предметом. И страшно. Но это необходимо для выживания! Если не смогу достоверно объяснить исчезновение полукровки, Эрик меня уничтожит. И будет это делать, смакуя удовольствие.

Размахиваюсь. Бью. Немного сзади и чуть сбоку. Удар приходится за ухо. Склянка разбивается на мелкие осколки. Кусочки стекла впиваются в череп. Острая боль пронзает кости. Черт… сильно… получилось — осознаю, уже заваливаясь на пол перед рентген-комнатой.

***

Сквозь черную ватную пелену ощущаю сильные пощечины. Инстинктивно втягиваю носом — Эрик. Эта мысль проносится в вялом сознании точно электрошок. Меня выкидывает из полузабытья. Открываю глаза.

Картинка не сразу обретает четкость. Двоящийся контур альфы вскоре сходится воедино. Ловлю разъяренный взгляд, чую лютую агрессию. Страх сдавливает горло и щекочет в пищеводе.

— Эрик? — во рту, как в пустыне, голос хриплый и грубый. — Что… случилось?

Он хватает меня за лацканы халата и рывком приводит в сидячее положение. Нависает устрашающей громадой. Глаза налились кровью и белки порозовели. Ноздри ходят ходуном.

— Это ты мне объясни, ушлепок, что произошло! — рычит, встряхивая меня на каждом слове. — Где девчонка?! Как ты ее упустил, паскуда?

Хлопаю глазами, даже не приходится изображать растерянность. Эрик напугал меня до чертиков, и, кажется, я уже начинаю жалеть о своем решении спасти несчастную Вэй.

— Я вел ее на сканирование тела на предмет переломов, Эрик, — поднимаю руку к голове и ощущаю запекшуюся кровь в волосах. Недурно я себя саданул! — А потом…

— Ты, недоумок, снял с нее наручники?! — альфа перебивает нечеловеческим ревом. Непроизвольно сжимаюсь. — И она долбанула по твоей тупой башке склянкой, да?

От его крика мозг сворачивается в трубочку и вот-вот потечет из ушей. Слова впечатываются в душу, но это я переживу.

— На-на-а-верное, — тяну неуверенно. — А она… сбежала?

Сейчас мне так страшно, что я и сам до конца не верю, я ли тот, кто помог ей сбежать. Да и вообще, как мне в голову могла прийти такая идиотская идея, какая под стать только конченому психу-камикадзе?

— Я с тобой разберусь, Густав, — цедит Эрик почти по слогам и бросает двум любимым волкам: — Хьюго, Рой, заприте его в камере.

Эта парочка всегда вместе. Высоченный худощавый Рой и крепкий невысокий Хьюго. Им Эрик доверяет «приводить полукровку в порядок», когда после игрищ ей не требуется моя помощь.

Волки подходят и в четыре руки мгновенно ставят меня на ноги, голова кружится.

— Сам пойдешь? — Рой смотрит сверху вниз.

— Или доволочь? — скалится Хьюго.

Значит, Эрик меня подозревает…

— Сам, — огрызаюсь.

Делаю шаг вперед. В глазах резко темнеет, начинает мутить. Похоже, я наградил себя сотрясением. Волки подхватывают под руки.

— Не, сам не дойдет, — подытоживает Рой.

Ноги заплетаются. Подручные Эрика не церемонясь тащат меня по коридору, волокут вниз по пандусу, спускают по ступенькам и наконец забрасывают вглубь камеры на матрас. Металлическая дверь с лязгом захлопывается.

Здесь темно и сыро. Пахнет полукровкой. Я время от времени спускался сюда помочь ей, но никогда не задерживался. Как говорится, «лучше вы к нам, чем мы к вам». И вот мне представилась возможность ощутить, каково ей было тут сидеть. Каково-каково? Тоскливо! Стены давят. И почти ничего не видно без волчьего зрения. Хотя с другой стороны, и смотреть не на что — бетонный пол, грязный матрас, туалет и некое подобие раковины в углу. Вот и вся обстановка.

Интересно, сможет ли Эрик раскрыть мой план? Свидетелей наверняка нет. Есть логи лифтов и карт, но полукровка обшарила мои карманы и украла магнитный пропуск. Кажется, я по всем фронтам подстраховался. У Эрика нет поводов мне не доверять. Не будет же он меня пытать, в конце концов! Волки так не поступают.

Волки так не поступают только с волками, а с предателями запросто — пакостно гундит внутренний голос на самое ухо. Внутренности обжигает волна тревоги. Откуда дурное предчувствие?

***

В этой ужасной камере время словно замирает. Плоские окна под потолком почти не дают света. Может, Эрик сделал их нарочно, чтобы запертый здесь узник знал, когда к нему идет палач?

Вижу ботинки своих конвоиров. Наконец, явились — выдыхаю с облегчением. Я гипнотизирую пол минус третьего этажа, кажется, уже целую вечность. На деле, наверное, с четверть суток — тошнота и головокружение прекратились. У людей на это уходит несколько дней, а у волков несколько часов.

7. Запах красного перца

Вэй

Сердце дубасит в ребра. Адреналин, кажется, пропитывает даже волосы. Я вся обращаюсь в слух и дергаюсь на каждый шорох. Сижу, сжавшись в комок, словно пытаясь скукожиться до размера изюма, и молюсь всем богам, чтобы фургон скорее тронулся.

Мгновения застывают, точно смола. Холод пробирает до костей. Расслабляю мышцы, чтобы не дрожать. Время от времени по шершавому металлическому полу в фургон закатывают очередную тележку. Кто-то грубыми движениями впечатывает ее в уже сформировавшуюся кучу, пристегивает. Однажды они соберут весь мусор, и мы уедем. Я уеду!

Наконец слышу тихое шуршание подъемника, приглушенно крякают снаружи замки. Фургон вздрагивает всей своей громадой, двигатель утробно рычит. В нос забирается запах выхлопных газов. Толчок и плавный разгон. Поехали! Выдыхаю, но облегчения не чувствую. Тревога новой леденящей волной разливается по телу. Что будет, когда мы приедем? Как я выберусь? Замкнутое пространство. Я в одной из тележек, которыми кузов забит до самого входа.

Мусоровоз увозит меня все дальше от клуба Эрика. В салоне темно, тележки закреплены тросами, но слегка стукаются друг о друга. Назойливый металлический цокот не прекращается ни на минуту и постепенно сводит с ума. Спина невыносимо ноет от долгого сидения в неудобной позе.

За бортом слышу звуки города. Сердце сжимается от нестерпимой жажды оказаться наконец на свободе. Но головой понимаю, что до свободы еще как до луны. Машина резко поворачивает. В кузове раздается оглушительный «хрясь» — все тележки разом заваливаются на одну сторону и издают синхронный алюминиевый визг. Еще чуть-чуть, и это уничтожит мои барабанные перепонки!

Мусоровоз начинает парковаться. Тележки стрекочут, точно рой саранчи. Закрываю уши руками и мелко дрожу. Чуть-чуть. Еще немного потерпеть, и я смогу выбраться. Злобный внутренний голос подбрасывает очередную параноидальную идею. Она, как назло, прорастает в мозгу, словно семечко в плодородной почве. Вдруг вся помощь Густава — изначально подстава? Что, если Эрик просто решил пощекотать себе нервишки и устроить на меня охоту в неограниченной среде, в настоящих каменных джунглях? Может, за этим гребанным мусоровозом всю дорогу следовали волки клана. Сидят сейчас в засаде, ждут, чтобы сцапать. Вернут в ад — я и чихнуть не успею.

В переносице колет. Если все это фикция, не представляю, сколько еще смогу следовать маминым заветам. Такая жестокая игра меня доломает. Добьет и уничтожит окончательно.

Так не пойдет, нужно собраться! Хватит упиваться собственным горем! Меня еще не поймали!

Водитель глушит мотор.

Нет времени на раздумья.

Где бы ни произошла эта остановка, я схожу здесь.

Сердце снова колотится в ушах. Слышу, как рявкают замки, скрипят створки, опускается подъемник. Пора.

Начинаю выползать из-под слоя мусора. Густав постарался на славу — забросал плотно. Пробираюсь наверх, хотя колючие края впиваются в одежду и затягивают обратно. Пригибаюсь, чтобы с улицы меня хотя бы не сразу заметили. Ползу почти по-пластунски, стараясь не проваливаться в загруженные пластиком и картоном тележки.

Оказываюсь у крайнего ряда. Тут осталось очень много места. Одному богу известно, сколько еще остановок собирается сделать водитель до момента, как поедет на завод по переработке. Оцениваю обстановку за распахнутыми настежь створками. Никого. Впереди только глухая стена. Понятия не имею, куда приехала.

Что меня ждет снаружи? Где враги?

Куда податься — запрыгнуть на крышу или закатиться под днище?

На крыше, наверное, будет посуше.

Тихо по борту спускаюсь на пол. Крадусь к выходу и слышу голос. Доносятся сбоку. Близко. Похоже, водитель велит загружать мусор. Наверняка обнаружит меня! Нет времени прятаться. Порывистыми движениями напяливаю капюшон поверх бейсболки, скрывая заметные белые патлы, и складываю руки на животе в кармане толстовки. Нащупываю скальпель. Я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути, даже если это окажется человек.

Водитель появляется в просвете между фургоном и стеной. Недоуменно вперивается в меня. Я смотрю на него. Он наверняка заметит, что у меня глаза не блестят серебром. А среди людей много попрошаек и нищенок.

— Ты что здесь забыл? — он поднимает хай, тыча в меня пальцем, потом делает размашистый жест, мол, спрыгивай. — А ну пшел из моего фургона!

Возможно, это на руку. Киваю и приземляюсь на опущенный подъемник. Холод вгрызается в лодыжки. Не май месяц — это Густав сильно сгладил углы. Аккуратно пячусь от водителя, собираясь пуститься наутек, как только краем глаза увижу куда бежать. Но этот утырок внезапно хватает меня за плечо, стискивая толстовку. Капюшон сбивается.

Я перехватываю его взгляд. Смотрит на мою шевелюру и уже понимает, что что-то не так. У людей не бывает волос такого цвета.

Я бы хотела попросить его отпустить меня, но не могу.

Пальцы сжимаются на рукоятке скальпеля. Начинают ныть суставы.

Молниеносным движением выкидываю руку вперед и вонзаю острие водителю в ладонь.

Попадаю между костей.

Слышу крик.

Лицо мужчины искажается болью.

Он убирает руку.

8. Собиратель Душ

Эрик

Разговор с Лесли, на удивление, проходит легко. Я полагал, он будет гораздо больше сопротивляться, подороже продаст свою благосклонность. Похоже, чертовому людскому Институту живой чистокровный волк более ценен, чем какая-то полукровка. Все в выигрыше. Я покараю предателя, Лесли передаст оборотня вивисекторам, а поганец докторишка… Не знаю и не хочу знать, что они будут с ним делать.

— О чем ты думал, Густав? — повесив трубку, спрашиваю уже ради интереса. — Зачем сорвал сделку с ведьмами?

Он поднимает на меня коровьи глаза. Беззвучно шевелит губами, словно проговаривает ответ про себя. Зверею мгновенно. Никто не смеет игнорировать мои вопросы!

— Отвечай! — со всего размаху впечатываю ладонь в решетку.

Металл отзывается лязгающим грохотом. Густав вздрагивает всем телом, сжимается и будто очухивается.

— Из сострадания, Эрик. Это было спонтанное решение, — бросает бесцветным голосом. Скрещивает руки на груди, прибавляет досады в голосе: — Я больше не мог смотреть, как ты издеваешься над ней.

Сострадание! Чертов идиот! Распустил нюни о какой-то полукровке! Гнить тебе на разделочном столе, предатель!

— Глупый, глупый Густав, — добродушно улыбаюсь. — Куриные мозги! Не подумал, что в лазарете могут быть камеры? Это ж надо было так подставиться, и ради чего…

Док опускает голову. Отлично понимает, что проиграл. Но я еще не вбил в крышку его гроба последний гвоздь. Подожди, поганец, сейчас будет самая мякотка!

— И знаешь, что забавнее всего. Ты предал меня, но все равно не смог ничего изменить! — смеюсь в голос. Густав вскидывает на меня затравленный взгляд. — Мы мгновенно вычислили, на каком фургоне она уехала. Только человек не учуял бы волка в кузове. Скам уже идет по следу и скоро вернет беглянку домой. Думаю, до воскресенья твои ребята успеют восстановить ее после грядущего наказания.

С упоением наблюдаю, как по лицу Густава ползут оттенки отчаяния. Он своими глазами увидит, чего полукровке будет стоить его идиотское сострадание.

Возвращаюсь за стол. Внутри все еще бурлит гнев, но сейчас я уже в состоянии его сдерживать. Осталось только вернуть девчонку, и тогда клан Серебристых волков будет в шоколаде. Оказавшись во главе Совета Побережья, я поставлю наших на лидирующие посты, потесню Белых и начну давить мелкие кланы, чтобы потом взять их под свою эгиду. Я стану самым могущественным альфой на всем побережье, а потом и в стране.

Сосредотачиваюсь на делах, чтобы скоротать время. Заказы, поставки, расчеты. Скучно, но это часть моей жизни, как и подпольная торговля запрещенными препаратами для боев. Мой клан не занимается работорговлей и с проституцией связан лишь сервисами вебкам, но все равно, мне приходится контролировать все, чтобы поганцы из Ордена ничего не разнюхали. Поэтому категорически противопоказано давать Лесли поводы для облав и проверок.

Наконец раздаётся долгожданный звонок. Экран телефона показывает фотографию волка с коротким ежиком светло-серых волос и шрамом через пол-лица, за подписью «Скам». Мой лучший следопыт. Нетерпеливо снимаю трубку.

— Говори! — почти рычу от предвкушения.

На другом конце виснет вязкая пауза.

— Мы ее упустили, босс, — через несколько долгих секунд мрачно выдавливает он. — Ушла…

У меня внутри все переворачивается. Вместе с кипящей яростью в душе расцветает ядовитая тревога. Что я теперь скажу ведьмам?! Не может быть! Как?.. Как эта тощая изнурённая тварь умудрилась удрать?

— Повтори еще раз, что ты сказал, Скам! — произношу тихо и с расстановкой, чтобы не сорваться на крик.

— Она ушла, босс. Затерялась в районе Старой Мельницы, — в голосе слышу вину. — На границе территории Бронзовых и клана Ветра.

В глубине души перекатывается бешенство, а мозг уже лихорадочно обдумывает варианты. Вряд ли Густав знал, куда поедет мусоровоз. Девчонке просто подфартило попасть в крупный и жидко населенный оборотнями район. У нас, в центре, она бы и шагу не смогла ступить, чтобы какой-нибудь волк не учуял вонь ее оскверненной крови. Но факт — район Старой Мельницы огромный. Искать ее там, как блоху на собаке.

— Отправь пару волков к пирсу. Пусть стерегут паром, — сосредоточенно отдаю приказ. — А сам сюда, возглавишь операцию по ее поискам.

Скам рапортует согласие и завершает разговор. Гневно бросаю телефон на стол и слышу смешок со стороны клетки. Ублюдок Густав! Всё из-за него! Кулаки наливаются кровью. Мне ничего не стоит войти за стальную решетку и превратить его в отбивную. В грёбаный рубленный бифштекс! Все кости пересчитать, умыться его кровью! Но просрать еще одну важную сделку я просто не могу. Остаюсь сидеть за столом.

Открываю карту города. Черт, внутри бушует такая злость, что не сосредоточиться. Скам приедет, вместе решим, где караулить полукровку… Или… Осеняет внезапно. Я слышал об этом волке-охотнике, молва о нем облетела все побережье. Хотя мне самому не доводилось пользовался его услугами. Хех, потому что омеги от меня ни разу не сбегали. Мои омеги любят своего альфу.

Открываю поиск в интернете — в строке набираю: «поиск беглецов». Нет, открываются сайты Ордена и частных детективов. «Возврат собственности»? Юридические конторы. «По следу омеги». Бинго! Только одна релевантная ссылка. Найт Бигсби — «Собиратель Душ».

9. Призрак в серых кедах

Найт

Мы спускаемся в клуб, подручные альфы идут у меня за спиной, сам Эрик держится на полшага впереди. Он мне не нравится. Злой оскал, пронзительный взгляд, по его довольной лощеной физиономии прямо видно, что он пресыщенный жизнью извращенец. Немудрено, что от него омеги убегают.

Серебристые провожают меня вниз. Странно спускаться в самое сердце логова. Обычно все происходит в кабинетах. Мне вручают шарф, ночнушку или нижнее белье пропавшей омеги, а не ведут в ее комнату. Но когда мы доходим до самих «апартаментов», все встает на места. Железная дверь открывается со скрипом. Ее держали в настоящей камере! И видимо, голой. У Эрика, похоже, просто нет ни единой вещи, которая бы пахла несчастной девчонкой. Он еще хуже, чем показался на первый взгляд.

— Она жила здесь, — серебристый альфа машет в сторону дальней стены этой темной и сырой бетонной коробки. — Можешь обнюхать матрас, если это поможет.

Слышу в голосе злую иронию. Он не понимает, почему мне нужно что-то вещественное, и не стоит его посвящать. Я, как и все волки, тоже чую флер в воздухе, но концентрированный аромат, который хранят предметы обихода, помогает мне начать видеть.

Напрягаю глаза, взгляд цепляется за лежанку. Грязная поверхность заляпана бурым. Так выглядит засохшая кровь. Похоже, с этой омегой Эрик обращался очень жестоко.

Наклоняюсь и принюхиваюсь. Втягиваю ароматы. Черт! Мешанина. Тут держали не одного волка!

— Мне бы это помогло, Эрик, — добавляю голосу холодного негодования, — если бы тут был один запах! Здесь лежал кто-то еще. Это смажет картинку. Нужен чистый аромат твоей омеги!

Эрик коротко кивает, немного хмуря брови, и делает подручным знак открыть дверь в правой стене. С бипающим звуком разблокируется магнитный замок. Эрик входит первым и зажигает яркий белый свет. Делаю шаг внутрь. Черт! Настоящая пыточная. Вот тут-то освещение отличное. Кулаки норовят сжаться. Мне еще не доводилось браться за поимку девчонок, которые сбежали из-за нечеловеческого обращения. Я ловил и возвращал только капризных избалованных волчиц, которым, видите ли, подарков не хватает или воля отца не понравилась. Держусь, чтобы не показать эмоций. Не стоит портить публичное реноме безжалостного охотника, которому чуждо сострадание.

Эрик медленно проходится вдоль стен, словно выискивая что-то, а может, просто смакует воспоминания. Следую за ним. Чего здесь только нет! Кажется, он собрал самую большую коллекцию орудий для причинения боли на всем побережье! Черт! Он настоящий псих!

Вскоре альфа останавливается, срывает с крючка широкий ремень с огромными угловатыми клепками и передает мне.

— От этого ремня должно пахнуть ею лучше всего, — довольно скалится.

Взвешиваю грубую кожу в руке — тяжелый. Стискиваю челюсти, сверля Эрика мрачным взглядом, и подношу ремень к лицу. Тяну носом. Вздрагиваю. Не может быть! Именно этот запах я чувствовал во снах! «Как найдешь, не упускай…» — так говорил мне наш шаман.

— Мы ищем не омегу, — выговариваю жестко с утвердительной интонацией. — Ты потерял полукровку?

Альфа запихивает громадные ручищи в карманы костюмных брюк, чуть пружинит на пятках, мнется, как будто ему неловко об этом говорить.

— Да, забыл предупредить, — произносит с дурацкой улыбкой, а потом добавляет резким тоном: — А что это меняет?

— Запах в два раза слабее, — огрызаюсь. — Накидываю еще сто тысяч вперед и сто после. Или не берусь.

На самом деле, набиваю цену просто так. Даже если Эрик откажется, я смогу ее найти. Ее аромат уже отпечатался на подкорке. Хотя вернуть девчонку этому людоеду будет преступлением.

— Берешься, — с рыком отрезает Эрик. — Восемьсот, значит, восемьсот. Она мне нужна как можно скорее.

Еще бы. Страшно подумать, что ты с ней сделаешь, когда получишь…

Голова начинает слегка кружиться. Вот и первое видение. Контакт уже установился. Облокачиваюсь на пыточный крест посреди комнаты, чтобы не пошатнуться. Перед глазами возникает какой-то чердак. Промышленные коммуникации. Покатая крыша на подернутых плесенью деревянных балках. А вот и одежда. Сухая, лежит на большой трубе. Тонкие пальцы щупают ткань.

Девчонка пока в безопасности, где-то спряталась. Выдыхаю и возвращаюсь в отвратительную камеру пыток.

— Тогда давай деньги, и я пошел. Буду держать тебя в курсе поисков, — показываю палец вверх и у двери твёрдо добавляю: — Ты ее получишь.

Эрик бросает мне в спину, что деньги принесут в течение получаса. Просит подождать в клубе.

***

Адреналин в крови всегда бурлит, когда я выхожу на охоту. Ладони холодные. В желудке горячо. Нос улавливает гораздо больше запахов. Зрение волчье. Движения резкие, нетерпеливые — ловлю себя на этом, но не могу ничего поделать, хотя это и выдает меня. Сегодня не обычная охота. Я иду за волчьей полукровкой.

Когда контакт есть, смотреть ее глазами становится легко. Я как будто переключаю канал и могу вернуться к своему зрению в любой момент. Один минус — у меня не выйдет выкинуть ее из головы, пока не настигну. Обратная сторона моей способности.

Последние видения показали, что девчонка постепенно приближается к пирсу. Идет по крышам. На глаза то и дело попадаются покрасневшие от холода ладони, которые она по возможности прячет в рукава невнятного цвета толстовки. Явно одета не по погоде. И эти тонкие летние кеды… Должно быть, у нее невыносимо ноют ступни — серая ткань по лодыжку намокла и стала на пару тонов темнее.