Полуостров

Глава 1. Дурдом

Весь родительский дом с самого утра стоял на ушах. До отправления Симферопольского поезда оставалось не более часа. Все суетились. Оля, которая еще совсем недавно казалась воплощением спокойствия и собранности, теперь напоминала шизоидную неврастеничку с растрепанными волосами и раскрасневшимся лицом. Она без конца бегала из комнаты в комнату, не прекращая задавать нелепые вопросы, ответы на которые прекрасно знала сама:

            – Сереж, куда ты деньги положил?

            – Во внутренний карман. Ты же сама говорила…

            – Проверь!

            – Да что проверять-то? Я их только что туда сунул.

            – Ну, проверь на всякий случай. Тебе трудно, что ли?

            Я сунул руку за пазуху и демонстративно извлек кожаный бумажник. Оля даже не взглянула, пробежав мимо с криком:

            – Мама! Вы Вове химию разную не покупайте, пожалуйста! У него аллергия на красители! Мама? – супруга выскочила из дому во двор и, внезапно, стало тихо. Впервые за день.

            Я рухнул на диван. Ноги гудели от усталости. Голова пухла от постоянных попыток вспомнить, что же мы, все-таки, забыли взять? У входной двери возвышалась внушительная гора из рюкзаков, карематов и спальников. Две пары новеньких аквалангов стояли чуть в сторонке. Как мы все это тащить будем? Входная дверь распахнулась и в дом – язык не поворачивается сказать «вошла» – мама. Она ураганом пронеслась на кухню и зазвенела посудой.

– Я вам с собой картошечки тепленькой в полотенце замотала. А тетя Эмма котлеток принесла. В поезде покушаете. И яичек отварила. Слышал?

– Да.

– А соль вы взяли?

– Да, мама, взяли, – чувствуя, что силы окончательно покидают, пробубнил я.

Вошел отец и с понимающей улыбкой посмотрел на меня. Я улыбнулся в ответ.

– Суетливые наши бабы, да? – спросил он, устраиваясь рядом, – Присел на дорожку?

– Угу, – кивнул я.

– А с Игорем вы где встречаетесь?

– На вокзале. Он отзвонился. Полчаса уже, как на месте ждет. Это мы тут копошимся…

В дом впорхнула Оля и с ходу, жалобным голосом залепетала:

– Сереж, я не помню, куда билеты положила, – она принялась быстро шарить в карманах рюкзака, – Блин, мы на поезд не успеем. Где такси вообще? А! Черт! Ноготь сломала! Найди билеты, а?

Зазвонил мобильник. Снова открылась дверь и на пороге появилась Анечка, наша младшенькая. Она с радостным визгом пробежала через прихожую и скрылась в спальне, а через мгновение вернулась с оттопыренной нижней губой, явно намереваясь расплакаться. Бабушка, как раз вышедшая из кухни, всплеснула руками:

– Что случилась, моя рыба золотая?

– Коля потерялся, – срываясь на рыдания, протянула малышка и по ее щекам обильно потекли слезы.

Бабушка тут же принялась убеждать молодого потомка в том, что Коля обязательно найдется, но уговоры не действовали. Теперь по дому, помимо Ольгиных причитаний, бабушкиных увещеваний и трели мобильника, разносился еще и звонкий детский плач. Звонили из такси и сообщали, что машина подана и просили поторопиться.

– Па-пааааа! – плакала Аня, протягивая маленькие ручонки.

– О господи! – обхватив голову руками и закатывая глаза к потолку, протянула Оля, – Где эти билеты!?

– Пааа-пааа, Коля убежа-а-л!

Я подхватил одной рукой чадушко, а другой старался прижать телефон к уху. Получалось плохо. Диспетчер такси что-то долго говорила, но крик дочери заглушал любые другие звуки. Я что-то коротко буркнул в трубку и нажал «отбой».

– Сережа, – включилась во всеобщий хаос мама, – Оля билеты не может найти. Куда она их положила?

– Да мне-то откуда знать? – морщась от боли в ухе и стараясь перекричать Аню, вспылил я.

Отец пришел на подмогу и взял ребенка к себе на руки.

– Оля, я вам картошечки тепленькой завернула и котлетки тетя Эмма передала…

– Он в аквариуме сидел, а потом я его спать положила, и гулять пошла! – продолжала нараспев кричать Аня, – А теперь его нету-у-у!

– Куда положила? – удивленно уставился на нее дедушка.

– На кровать положила-а-а! А он проснулся и убежал! Коля-я-я!

Снова зазвонил мобильный.

– Алло?

– Такси ожидает. Выходите, пожалуйста. Стоимость поездки составит…

– Да выходим мы! – не выдержав творящегося дурдома, выпалил я и на другом конце умолкли.

– Мама-а-а! – дочь переключилась на Олю, – Найди Колю-ю-ю!

– Да найдите вы уже кто-нибудь этого хомяка! Я билеты ищу! – сорвавшись на крик, вспылила супруга, от чего Аня еще громче заплакала.

И тут дедушка, не придумав ничего лучше, начал петь. На фоне творящегося хаоса выглядело это так, будто у человека случилась истерика или он просто сошел с ума. Песня была подходящей. Под аккомпанемент детского крика и непрекращающихся причитаний двух женщин, снующих из комнаты в комнату, звучало легендарное музыкальное произведение о Щорсе и о его дивизии, которая шла вперед.

Глава 2. Виталик

Привокзальная площадь встретила духотой раскаленного асфальта, выхлопными газами снующих автомобилей и златозубой цыганкой, настойчиво предлагающей за сравнительно небольшую плату поведать обо всех радостях и горестях, ожидающих нас впереди. Я, стараясь не обращать внимания на скрипучий голос тетки, торопливо подал Оле ее рюкзак, взгромоздил на спину свой, себе на грудь повесил один акваланг, взял в руку второй и почувствовал, как подошва кроссовок медленно увязает в плавящемся дорожном покрытии. Попробовал сделать шаг. Колени затряслись. Лоб покрылся испариной.

– Может, вдвоем понесем? – сочувствующе спросила Оля, указывая на аппарат в руке.

– Да нормально все! – как можно более бодрым голосом заявил я, сдерживаясь, чтобы не закряхтеть от напряжения, – Тут пройти-то метров двести, не больше.

– Ай, красивый, какая жена у тебя! Добрая, заботливая! – нараспев нахваливала назойливая цыганка, – Золото, а не жена! Много не возьму, красивый! Сколько не жалко дай – достаточно будет! За то знать будешь много. Опасность рядом с тобой вижу. Остановись! Минуту дай – расскажу все!

Я бросил на нее раздраженный взгляд и та на миг стушевалась. Но едва мы отошли на несколько шагов, как голос с акцентом снова заскрипел рядом:

– Не веришь мне, красивый! Зря не веришь. Помочь хочу!

Оля шагала чуть впереди, старательно не обращая внимания на происходящее. По всему было понятно, что она раздражена не меньше моего, но отвлекаться, чтобы отшить настойчивую женщину, времени совсем не было. Поезд отправлялся через семь минут, и мы сосредоточили все силы на финальный рывок.

– Ай, ладно! Бесплатно расскажу! – она все время шла рядом, стараясь заглянуть мне в лицо и путаясь ногами в длинной юбке, – Слушай меня, красивый: не надо тебе ехать! И жене твоей не надо. Беда будет. Деньги большие будут, золото будет, но зло в них. Слышишь? Беда с ними к вам придет. Не бери! Не гонись за богатством!

Я остановился, переводя дыхание, еще раз раздраженно взглянул на цыганку и уже чуть не сказал в ответ «пару ласковых», но она опередила:

– Друг твой погнался и где он сейчас?

Подготовленная «пара ласковых» застряла в горле. Я замер и, все еще тяжело дыша, смотрел на гадалку. Она тоже примолкла, заискивающе изучая мою реакцию и, по всей видимости, поняла, что попала в точку.

– Ты о себе не думаешь – о детях подумай, красивый, – переменив тон на более спокойный и даже какой-то доброжелательный, продолжала вокзальная «златозубка», – Жена твоя мудрая. Если меня не послушаешь, дальше только ее слушай.

Я стоял перед цыганкой, испытывая смесь негодования, стыда и интереса. Стыдно было за то, что я – взрослый, образованный человек – банально поддаюсь на стандартный вокзальный развод. А интересно было от того, что эта весьма странная особа каким-то загадочным образом угадала о событиях десятилетней давности. Тогда я потерял своего лучшего друга Вовку. Он погиб по собственной глупости, ввязавшись в очень грязную историю с заказными убийствами и чужими деньгами. Большими деньгами. По счастливому стечению обстоятельств мы с Олей остались живы, хотя и были на волоске от смерти. Вовка умер практически у нас на руках. Воспоминания прокатились холодной волной по спине, и мне сильно захотелось пить.

– Иди, красивый, а то жена твоя расстроится. Чистая душа у нее, добрая. А денег не надо. Вернешься – сам захочешь дать. Здесь меня найдешь. Рамона я.

Она резко развернулась, от чего ее длинная юбка раздалась вширь, и быстрым шагом пошла к автомобильной стоянке, на которой, как всегда, суетились таксисты и их пассажиры.

– Сережа! Ты нормальный вообще? Мы на поезд опоздаем! – Оля стояла чуть впереди, гневно уперев руки в бока.

Я снова подхватил тяжелый акваланг и заковылял к вокзалу. На душе стало гадко. Мысленно выругал себя за то, что обратил внимание на такую откровенную чепуху. Даже плюнул в сердцах. Оля заметила перемену моего настроения и, стараясь идти не отставая, поинтересовалась:

– Чего ты на нее вообще внимание обращал? Еще скажи, что денег дал!

– Да не давал я ничего! Просто передохнуть остановился. Наговорила какой-то хрени несусветной, блин. Все настроение испоганила.

– Ой! Я тебя прошу, Сереж! – с улыбкой и наигранной иронией в голосе сказала Оля, – Нашел из-за чего расстраиваться! У нас отпуск начинается, завтра в море плавать будем, а ты на каких-то мошенницах зацикливаешься. Какая у нас платформа?

Мы подбежали к поезду в самый последний момент. Проводница что-то недовольно фыркнула, но, все же, великодушно откинула лестницу и позволила войти в тамбур. Там нас уже ждал взволнованный Игорь – высокий, худощавый, интеллигентного вида мужик, с которым я как-то познакомился на одном из интернет-форумов, посвященном дайвингу.

Вот уже пять лет я увлекался подводным плаваньем, посвящая этому занятию непозволительно много свободного времени, не говоря уже о количестве потраченных денег на дорогостоящее оборудование и постоянные поездки. За эти годы сколотилась небольшая, дружная компания, состоящая из совершенно разных людей, но увлеченных одним общим делом. Игорь был одним из таких людей. Ежегодно организовывались совместные выезды в Крым. Мы разбивали палаточные лагеря на берегу моря и наслаждались отдыхом вдали от цивилизации, с ее осточертевшей суетой. Однако в этом году, как назло, почти у всех возникли какие-то неотложные дела, пожертвовать которыми, ради традиционной поездки, решились не все. Точнее будет сказать, что пожертвовали только мы с Олей и, собственно, Игорь. Да и он-то согласился поехать только потому, что недавно от него жена ушла, и все неотложные дела как-то в один момент рухнули, став незначительными.

Глава 3. Николай

Нет, вы не подумайте, я очень люблю животных. Всяких там собачек, кошечек, лошадок. И хомяков тоже люблю! Но в тот момент… как бы это потактичнее сказать? В-общем, я не обрадовался Коле. Ну, в самом деле! Мы едем на море, в отпуск, отдыхать дикарями. Можно сказать, настроились на две недели беспечности, и тут – нате вам! Хомяк! Как с ним отдыхать?

Все молчали. Я скорчил жалобную мину и посмотрел на Олю. У нее был какой-то виноватый вид. Мне даже на миг показалось, что зверек очутился в рюкзаке не случайно. Игорь зашевелил усами. Создавалось впечатление, что он устанавливает невидимую связь с новоявленным членом нашей экспедиции, передавая условные сигналы Коле в ответ на шевеления розового носа. У Виталика дергался глаз.

– Стесняюсь спросить, – нарушил тишину Виталик, – А зачем вы животное в рюкзаке держите?

– А это вы у Коли и спросите, – раздраженно ответил я.

Он непонимающе посмотрел на меня, затем перевел удивленный взгляд на Игоря. Усы замерли, а Игорь отрицательно покачал головой и сказал:

– Я Игорь.

– А кто Коля?

– Не я, – спокойно ответила Оля.

– Он! – укоризненно глядя в рюкзак, успокоил я Виталика.

– Он – Коля? – зачем-то переспросил мужик в розовых трусах.

– Точно! – заверил его я, – Николай!

Виталик привстал, осторожно поднес сосредоточенное лицо к моему рюкзаку, и если бы Коля был Штирлицем, а Виталик – его женой, то непременно заиграла бы известная всем мелодия из шедеврального советского кино. Еще тогда я заметил, как между этими двумя мужчинами проскочила едва заметная искра полнейшего взаимопонимания. Мужчина в трусах поднес широкую ладонь к мужчине в рюкзаке, а тот, вместо того, чтобы откусить ему палец по-локоть, не раздумывая, вскарабкался на нее и мирно уселся!

– Ого! – Оля не поверила глазам. Я тоже не поверил и удивленно хмыкнул.

Дело в том, что Коля был весьма свободолюбивым и независимым хомяком. А еще – однолюбом. Никто, кроме Анечки, не мог себе позволить взять в руки пушистый комочек ненависти. Ее он никогда не кусал, но всякий, кто пытался проделать это без ее активного участия, получал достойный урок и повторной попытки уже не предпринимал никогда. Виталик же оказался вторым человеком в мировой истории, который осмелился добровольно приблизиться к Николаю на опасное расстояние и не пострадал от собственной беспечности. Я чуть не зааплодировал смельчаку, таким сильным было мое изумление. Оля заметно повеселела и принялась звонить свекрови, чтобы сообщить новость и успокоить Аню на сон грядущий.

Открылась дверь купе. За спиной Виталика, стоявшего как раз у прохода, возникла плотная женская фигура в синей форме с красным галстуком и каменным лицом.

– Билеты приготовили, – приказала проводница громким, механическим голосом с интонацией, соответствующей ее строгому виду. Все засуетились. Виталик засуетился особенно. Он топтался на месте, никак не решаясь через какое плечо развернуться в тесном проходе, и торопливо пытался пристроить маленького, злобного Колю сначала мне, затем Оле. Я отпрянул и спрятал обе руки за спину, Оля тоже отрицательно затрясла головой и даже отсела подальше к окну, тихонько бормоча:

– Не-не-не…

 Ничего не понимающий здоровяк сделал резкий разворот вокруг своей оси, протянул Колю проводнице и очень буднично произнес:

– Подержите, пожалуйста, а то убежит.

Проводница упала на пол, от чего по вагону разнесся гулкий, глухой звук: «Бум!» Первым отреагировал Игорь. Он вскочил с места, и принялся суетиться вокруг бессознательного тела в синей форме. Двери соседних купе поочередно открывались и на происходящее с интересом пялились зеваки, услышавшие шум. Один участливый гражданин даже посокрушался по поводу того, что теперь будет некому принести заказанный им чай. Игорь неистово хлопал ладонями по бледным щекам проводницы и периодически пытался нащупать пульс у нее на шее, а когда понял, что попытки привести женщину в чувства не дают желаемого результата, вдруг склонился над ней и… Поцеловал!?

– Игорек, ты чего?! – меня разобрал истерический смех, – Хоть познакомься для начала с тетей!

Но тому, видимо, было не до смеха. Наш товарищ принялся старательно делать искусственное дыхание «рот в рот», а после нескольких выдохов, даже успел дважды нажать ладонями на внушительного размера грудь проводницы. Та громко вскрикнула и со всего маху двинула кулаком в усатое лицо. Игорь вскрикнул и, держась за глаз, отбежал на безопасное расстояние. Виталик сидел в купе и кормил Колю сухариком.

Пили долго и много. Виталик дважды выбегал на каких-то станциях, и, за считанные минуты стоянки поезда, успевал волшебным образом добывать очередные порции алкоголя, которые употреблялись нами с завидным желанием и скоростью. Коля, утомленный поездкой, спал в принесенной проводницей обувной коробке. Сама же проводница тоже мирно спала, но не в коробке, а у Игоря на плече, и громко похрапывала. Игорь же, весьма довольный своим сегодняшним подвигом, сидел с видом победителя, и освещал уютное купе сочным фингалом под левым глазом. Он улыбался вот уже несколько часов кряду, заботливо обнимая грузное тело железнодорожницы.

Глава 4. «ТТ»

Утренний подъем оказался пыткой. В купе постучали, не дожидаясь разрешения, распахнули дверь и опухшее лицо проводницы загробным, хриплым голосом сообщило:

– Симферополь.

Я с трудом оторвал голову от подушки и попытался сфокусировать непослушное зрение на вещающей женщине. Та продолжала стоять, глядя прямо перед собой и медленно моргая. По всему было видно, что она до сих пор пьяна. Героическая, все-таки, профессия!

– В… В… Встаем! – с третьей попытки выговорила она, но на этот раз голос уже звучал значительно бодрее и громче, словно призыв идти в атаку.

Икнув на прощанье, наша собутыльница проследовала дальше по коридору. Зашевелилась Оля, Игорь замычал сверху, и только Виталик не подавал никаких признаков жизни. Его полка располагалась над моей, поэтому отсутствие нашего попутчика удалось обнаружить лишь поднявшись на ноги. Виталика в купе не было, хотя его рюкзак был на месте. Решив, что Колин друг просто вышел в туалет, мы принялись собираться, а полчаса спустя, когда за окном стали проплывать первые признаки железнодорожной станции, заволновались.

– Кто-нибудь что-нибудь помнит? – с надеждой спросил я, – Оль, ты же не пила почти.

– Да я уснула рано. Ты что, совсем ничего не помнишь?

– Неа, – честно признался я, – Ну, и где теперь его искать? Может в ресторане? Вагон-ресторан тут есть?

– Пойду у проводницы спрошу, – буркнул Игорь и вышел.

Поезд начал медленно сбавлять ход. Приготовив багаж, мы с женой уселись друг против друга и затихли в напряженном ожидании. Вдруг она встрепенулась, словно вспомнив что-то важное, и даже немного привстала, растерянно оглядываясь по сторонам.

– Да не нервничай ты так, – отрешенно пробубнил я, не придавая значения исчезновению ночного попутчика, – Уснул в ресторане... Найдется ваш Виталик.

– Хрен с ним с Виталиком! – в ее голосе зазвучали истерические нотки, – Коля где?

Я осмотрелся в поисках обувной коробки и тяжело вздохнул. Моя надежда на то, что новый день принесет долгожданный покой и радость от заслуженного отдыха, рухнула в один миг. Хомяк тоже пропал.

– Может его Виталик с собой взял? – предположил я, – Пьют где-нибудь вместе.

Поезд пару раз конвульсивно дернулся и остановился, посторонние звуки стихли. В коридоре вагона стала слышна суета и топот ног. Пассажиры стройной шеренгой шли к выходу, то и дело, ударяя тяжелыми чемоданами по двери нашего купе.

Мы перерыли все. Пришлось снова раскрывать рюкзаки, заглядывать под нижние полки и осматривать верхние. Когда варианты кончились, Оля уставилась на рюкзак Виталика. Догадываясь, о чем она думает, я даже тихо хихикнул. Но жене, видимо, уже было не до смеха. Она деловито скомандовала спустить его на пол, уперла руки в бока и дунула на непослушный локон, упавший на глаза.

– Да ладно! Ты что серьезно, что ли? – продолжал сомневаться я, – Ты думаешь, Виталик у нас хомяка спер?

– Доставай, доставай! Он мне сразу не понравился. Наглый такой, главное! Еду вашу, видите ли, есть буду… Весельчак, блин… Шутки-прибаутки весь вечер распылял.

– Оль, ты послушай себя! – смех разбирал меня все сильнее, – Это хомяк! Не деньги, не телефоны… Хомяк! Кому он нужен вообще?

– Деньги! – в очередной раз всполошилась супруга и бросилась к своей сумочке, – Ты деньги проверял? Карманы проверь!

Я честно вывернул карманы. Все было на месте. И деньги, и телефон.

– Да не суетись ты. Давай лучше выбираться, а то еще обратно поедем.

– Боже, Сереж, что мы Ане скажем? – казалось она сейчас расплачется, – Теперь еще и Игорь куда-то пропал.

Я распахнул дверь и выглянул в пустой коридор вагона. Похоже, мы с Олей оставались последними пассажирами. Вещей было много, и за один раз все вынести не удалось бы, поэтому пришлось идти на поиски Игоря. Подойдя к купе проводницы, тихонько постучал, но, не дождавшись ответа, заглянул внутрь. Та мирно спала, лежа лицом на столике и громко похрапывая.

– Простите! – как можно громче позвал я.

Проводница перестала храпеть, затем еще разок хрюкнула и, медленно приподняв неопохмеленную голову, мутно воззрилась на меня.

– Чая нет! – прохрипела она, и собралась снова прилечь на столик, но я каким-то чудесным образом смог подобрать правильные слова, чтобы героиня железнодорожного труда вскочила на ноги и, суетливо разглаживая ладонями мятую юбку, принялась внимать. Всего три слова, но за то какой эффект!

– У нас «ЧП».

– Какое «ЧП»?

– Человек пропал. Вещи есть, а человека нет.

– Какой человек?

– С нами в одном купе ехал. Хомяком вас напугал. Животное, кстати, тоже пропало. Там на верхней полке рюкзак его остался.

– А, это тот, который за водкой бегал? – видимо, начиная что-то вспоминать, почесала затылок проводница, – Так он с хомяком в Джанкое за пивом пошел. А мы с Игорем, – тут она как-то загадочно улыбнулась и украдкой поправила кудрявый локон, заправив его за ухо, – Мы с Игорем пошли ко мне чай пить. Я этого больше не и видела.

Глава 5. Пушкин

– Вот тебе в ментовке обрадовались бы, Игорек. Как родного приняли бы! Так приняли, что до моря лет через несколько добрался бы. И то – до северного.

В ответ он только недовольно скривился, пыхнул сигаретой и тяжело вздохнул.

            – Что теперь делать-то? – докурив и опасливо оглянувшись по сторонам спросил Игорь, – С рюкзаком этим.

            – Может в боковых карманах документы какие-нибудь поискать? – предложила Оля, – Паспорт, например. Там прописка должна быть. Отправим рюкзак почтой на этот адрес и все…

            Я сперва даже воспринял эту мысль, как единственно здравую. К тому же собственная голова от ночных возлияний работать отказывалась наотрез. После недолгих поисков, паспорт на имя Пушкина Виталия Алексеевича был благополучно найден, пролистан от корки до корки, и, среди различных штампов-отметок, определен адрес прописки его владельца. Также в рюкзаке оказался бумажник с парой кредиток, небольшой суммой наличных и фотографией кудрявой женщины в преклонном возрасте. Мобильного телефона не было и мы решили, что Виталик взял его с собой. Тем лучше. По крайней мере, так у него была возможность связаться с родственниками или еще с кем-нибудь.

            Представив, в каком положении оказался наш ночной горе-попутчик, я вдруг проникся к нему искренним сочувствием, и даже испытал некую долю вины перед этим человеком за то, что мы так напились, не заметив его внезапной пропажи. А ведь на его месте мог оказаться любой! Но Виталик героически оберегал нас от подобных неприятностей, самозабвенно выпрыгивая из поезда при каждой удобной возможности и ныряя в пучину вокзальных страстей в поисках очередной порции «зеленого змия». Почему-то даже вспомнился яркий момент из «Бриллиантовой руки», когда герой Никулина – Семен Горбунков – воскликнул в подворотне: «На его месте должен быть я!», а милиционер ему из темноты: «Напьешься – будешь».

            – Может нам все-таки стоит вернуться в Джанкой? Все-таки человек отстал от поезда, без денег, без документов, в одних трусах…

            – Ну, он в шортах вроде был, – возразила мне Оля.

            Я снисходительно посмотрел на нее, она виновато пожала плечами и согласно кивнула головой:

            – Ну, да, на трусы похожи… Но они с веревочками были, значит шорты!

Я продолжал смотреть на нее, изо всех сил стараясь изобразить на лице иронию. Оля сдалась и добавила:

– Ну, ладно! Больше на трусы похожи, конечно… – затем на мгновение притихла, хитро глядя на меня, и, вдруг, затараторила, – Ну, да! Мы сейчас все бросим и в Джанкой поедем! Да? Сереж, у него в рюкзаке оружие! Мало ли кто такой этот Пушкин и что это за пистолет вообще. Может он им человека убил!

– Правнука Дантеса завалил?

– Мне, знаешь ли, на всю жизнь хватило приключений со стрельбой и бандитами. Больше я в подобные истории ввязываться не намерена и тебе не позволю. У нас с тобой дети, между прочим, а ты в благородство играешь. Иди, Игорь, на почту, а мы билеты на автобус пока купим.

Довольная собой от удачно произнесенной речи, Оля удовлетворенно хмыкнула, приподняла свой рюкзак и потащила к выходу, давая понять, что разговор окончен, и никакие апелляции более не принимаются.

– Блин… Неудобно как-то получается перед человеком, – задумчиво пробубнил я, все еще представляя, как растерянный, полуголый человек с хомячком в руках бродит по вокзалу, прося милостыню у прохожих и искренне рассказывая окружающим заезженную историю о том, как он отстал от поезда. Но мои размышления прервал Игорь:

– Ну, чего ты завелся? «Не удобно, не удобно!» Кто ему виноват, что напился до чертиков? Это ему, а не тебе, все время мало было. Как вообще можно столько пить? Я не понимаю! Ты его спаивал? Нет! За водкой посылал? Тоже нет. Он сам, понимаешь? Сам! Взрослый человек. Должен был головой думать, а нее жопой. Вот и пусть теперь думает, как дальше быть. Телефон, вроде, с ним, значит помогут. На крайняк, продаст трубку и до дома доберется. Короче, пошел я на почту. Покупайте пока билеты на автобус.

Он взял оба рюкзака и, взвалив их на широкие, костлявые плечи, зашагал следом за Ольгой.

Через час рюкзак Виталика уже ехал в направлении отчего дома, а мы, с чувством выполненного долга, ехали в комфортабельном автобусе в направлении Алушты. Откинувшись на удобную спинку кресла, я с удовольствием рассматривал проплывающие мимо робкие возвышенности первых скалистых холмов. Дальше, за ними, в голубой дымке горизонта, цепляя острыми верхушками облака, стояли настоящие крымские горы – исполинские громады, поражающие воображение своей красотой и величием. Но, почему-то, каждый раз эти первые, невысокие, неброские холмы, которые в сравнении с настоящими горами – просто малыши, почему-то именно они вызывают, если не больший, то уж точно не меньший восторг, чем последующая встреча с какой-нибудь «Медведь-горой» или «Ай-Петри». До этого была бесконечная степь. Сотни километров однообразной неизменности. И вот уже то слева, то справа начинают лениво проплывать их тучные тела. Они как предзнаменование, как первое прикосновение к тому прекрасному миру, к той свободе и легкости, которыми дышит полуостров.

Глава 6. Тело

Едва мы вышли из автобуса и приготовились выслушать причину задержания, как задняя дверь милицейского "жигуля" распахнулась, и на горячий асфальт выпало грузное тело в одних трусах. Я даже успел вдохнуть, собираясь сделать выдох облегчения, но сделать это так и не успел. Облегчения не последовало. У тела были оранжевые волосы на голове, голубые волосы на груди и розовые – на руках и ногах. Тело взревело, замычало и повернуло непослушную голову в нашу с Олей сторону. Оно глядело на нас, старательно щурилось, наводя резкость, и где-то там, в глубине этих мутных, слезящихся глаз, где-то очень глубоко, молил о помощи наш общий знакомый Виталик Пушкин. Он словно говорил нам: "Дорогие мои! Родные! Хорошие мои товарищи! Как же хорошо, что я вас все-таки нашел и догнал, как хорошо, что в мире есть такая замечательная профессия "милиционер", и как хорошо, что эти самые милиционеры так кстати пришли на помощь. Какое счастье, друзья, что теперь я смогу одеться в свою одежду, предъявить милиции документы, которые, конечно же, находятся вместе с моей сумкой у вас..." Но вместо этого получалось только: "Ммм-уууу-эээ... Ыыыыы-аааа... Оооо..."

Из автобуса вышел тучный, краснолицый водитель, закурил и принялся с любопытством наблюдать за разыгрывающейся сценой. Мы с Олей переглянулись. Она чуть заметно пожала плечами, явно сдерживая растерянную улыбку. Но мне было как-то не до смеха, и я вопросительно уставился на человека в штатском. Тот тоже пожал плечами и также вопросительно уставился на нас, а затем и на Виталика, который продолжал громко сопеть, рычать, мычать, цепляясь непослушными руками за дверцу автомобиля в жалких попытках удержать равновесие.

– Ваше тело? – только и спросил штатский.

– Ну, так... Не то, чтобы наше... – промямлил я, и хотел было добавить, что вижу его второй раз в жизни, однако представителю власти, видимо, моего ответа показалось достаточно. Он удовлетворенно кивнул и жестом приказал ментам в форме грузить непослушный организм в автобус. Водитель тут же закашлялся и решительно запротестовал. Однако штатский что-то тихо шепнул тому на ухо и хлопнул по плечу, после чего водила в сердцах плюнул, выругался и начал помогать грузить Виталика в единственное свободное кресло – рядом с водительским местом. А когда им это все таки удалось, на лице нашего разноцветного попутчика появилась довольная улыбка. Он казался абсолютно счастливым человеком, который, как собака, все понимает, да только сказать не может. Был бы у Виталика хвост, он бы им неистово размахивал из стороны в сторону.

– Говорит, что от поезда отстал. Вернее, говорил, когда еще мог, – быстро прощебетал мент, явно намереваясь поскорее удрать, и торопливо вручил мне мобильный телефон Виталика.

– А почему он весь... – я сделал паузу, подбирая слова и указывая на полуголого пассажира, – Ну, такой разноцветный?

– Да так... Должок за ним один числился. Очухается – сам расскажет, – загадочно усмехнулся штатский и, хлопнув меня по плечу, добавил: – Ладно. Всего хорошего. Больше не теряйте!

Он засеменил к машине, в которую уже успели усесться двое остальных. Из кабины автобуса послышался недовольный голос водителя:

– Я долго еще ждать буду? У меня регламент!

– Ой! Подождите, пожалуйста, – запричитала Оля, – Скажите, а хомяка при нем случайно не было?

Теперь недовольные голоса донеслись из салона автобуса. Какая-то женщина громче всех возмущалась по поводу невыносимой жары, которую она вынуждена терпеть. Заплакали дети. Водила в очередной раз что-то недоброжелательно буркнул.

Штатский, вдруг, остановился как вкопанный, не оборачиваясь, поднял указательный палец вверх и заковылял к багажнику "жигуленка":

– Точно! Чуть не забыл, бляха-муха! Хомяка не было. Был динозавр, но мы его это... обезвредили, короче.

– Какой динозавр?

– Карликовый, косматый, но очень злобный, с огромными зубами и безумным взглядом.

– Как обезвредили, – едва сдерживая слезы, тихо спросила Оля.

Штатский распахнул багажник и жестом пригласил нас подойти поближе. Я посмотрел на жену, которая с ужасом уставилась на милиционера и не решалась сдвинуться с места. По всему было видно, что она вот-вот расплачется. Решив, что вид "обезвреженного динозавра" на пользу ей не пойдет, я решил сам подойти к багажнику и единственное, что там увидел – это было синее пластиковое ведро, внутри которого, неистово стараясь выбраться наружу, перебирал передними лапками Коля.

– Забирайте его к лешему, – тихим голосом, даже как-то заговорщицки, вполне серьезно сказал милиционер, – Он мне пол отделения за две минуты на больничный отправил. Даже Калмыкова на табуретку загнал, а он у нас, между прочим, в группе быстрого реагирования, семь лет под смертью человек ходит.

– Да, – ощущая, как огромный камень падает с души, с широкой улыбкой кивнул я, – Это он может. Тот еще зверь... Только я его вместе с ведром заберу.

– Нет. С ведром не отдам. Мне его Харитоновна напрокат дала. Уборщица наша. Да и то – в порядке исключения. Так сказать, ради спасения человечества. Так что, вернуть надо обязательно.

Понимая, что ситуация патовая, я решил идти ва-банк.

Глава 7. Зажигалка

Нельзя сказать, что Виталику было плохо, когда его в Алуште выносили из автобуса. Тогда ему еще было хорошо. Мы с Игорем, проявив героическое терпение и выдержку, без применения грубой физической силы способствовали перемещению Виталика из автобуса на перрон автовокзала; с помощью одних лишь словесных убеждений доказали пьяному человеку, что писать на колесо автобусу не просто неприлично, а и противозаконно; а самое главное – пожертвовали кое-какой одеждой из личного гардероба, чтобы спрятать от любопытных глаз неестественный цвет волосяной растительности новоприбывшего туриста. От того, что моя самая большая футболка сидела на Пушкине в обтяжку, а спортивные штаны Игоря, оказавшись натянутыми на внушительные конечности, превратились в подобие лосин, Виталик стал сильно смахивать на располневшего горнолыжника. Ну, или на очень разленившегося конькобежца. В любом случае, выглядел наш спутник довольно экстравагантно. А если учесть еще одну маленькую, но очень сочную деталь обстановки, то картина складывалась просто эпическая. Дело в том, что в расположенной неподалеку от автовокзала забегаловке, под названием  «Бар Малей», вовсю громыхала музыка, дивным образом подходящая к сложившемуся образу Виталика. Из массивных колонок лился колоритный голос Сергея Шнурова, старательно распевающего: «Да, ты права, я – дикий мужчина! Яйца, табак, перегар и щетина!»

Кое-как отбившись от назойливых представителей местного туристического бизнеса, наперебой предлагающих поселиться в их апартаментах, мы подыскали подходящую лавочку в тени жиденькой акации и усадили на нее быстро трезвеющего Виталика. Заботливая Оля раздобыла бутылку минералки и всучила ее в безвольную руку. Тот, в знак благодарности, только кивнул свежевыкрашенной рыжеволосой головой, несколько раз глубоко вздохнул,  но даже не попытался открыть крышку. На предложение покушать Пушкин скривился и отрицательно покачал головой. Расспрашивать человека в таком состоянии еще о чем-либо было абсолютно бессмысленной затеей, поэтому решили пока оставить его в покое, где-нибудь быстренько перекусить и заодно подумать над тем, что же делать дальше.

А подумать тут было над чем. По сути, теперь, помимо хомяка Коли, у нас на руках был еще и незнакомый, здоровенный мужик с пистолетом, который, отчасти по нашей вине, оказался в сотнях километрах от дома в одних трусах, без денег, без документов, да еще и с ног до головы разукрашенный в самые немыслимые цвета. И все это – в первый день отпуска! Страшно было представить, что должно нас ожидать дальше. Но реальность оказалась куда более непредсказуемой, чем наши самые смелые фантазии.

А пока мы сидели в «Бар Малее» и жадно поглощали не внушающую доверия пищу, обильно запивая ее ледяным пивом из высоких запотевших бокалов. Все же душа требовала обязательного лечения после бессонной ночи возлияний. Идти в какое-нибудь более-менее приличное заведение не рискнули, чтобы не терять из виду мирно сидящего в тенечке Виталика. Точнее, Виталик теперь прилег. Но так было даже спокойнее. В горизонтальном положении значительно снижалась вероятность внезапного падения.

– Я, честно говоря, не понимаю, почему мы должны жертвовать драгоценным временем отпуска ради какого-то… – Игорь пошевелил усами, подбирая подходящее слово. Он всегда искал подходящее слово, когда срочно требовалось выругаться, но воспитание не позволяло ему это сделать, – Ради какой-то, извините, свиньи, беспардонно вмешивающейся в наш с вами отдых. Взрослый человек! Он же должен нести ответственность за свои поступки? Почему мы обязаны страдать? Я не понимаю!

– Да понятно, что не обязаны… – задумчиво промямлил я, глядя издали на мирно отдыхающий предмет беседы и, глубоко вздохнув, переключился на возмущенного Игоря, – Но ты поставь себя на его место. Чисто по-человечески…

– Да не буду я себя на его место ставить! – вдруг вспылил наш интеллигентный товарищ, – Я на его месте никогда в жизни не оказался бы! Тоже мне, объект сочувствия! Надрался до прострации, а я на его место должен себя ставить.

– Ой, да ладно, Игорь, мы все хороши, – вступилась за Виталика Оля, – Ты вчера не трезвее других выглядел.

– Но извини, Оля, каким бы… – он снова пошевелил усами, – Каким бы выпившим я ни был, голым по вокзалам я не бегал и от поезда с хомяками не отставал. И разрешите вам обоим на всякий случай напомнить о пистолете, который этот ваш подзащитный таскает с собой в редикюльчике.

Игорь демонстративно отставил в сторону бокал с пивом и сложил руки замком на груди.

– Ну, и что ты предлагаешь? – спросила Оля, – Бросить его?

– Да елки палки! Ну что значит «бросить»? – снова вспылил Игорь, – Я вам в сотый раз повторяю – это взрослый человек! Мы ему не опекуны и не няньки. Вляпался – пусть сам выбирается!

– Но это же мы его вещи почтой отправили. Если бы сдали их в милицию, все было бы…

– Было бы! Да срок бы тебе впаяли, Сережа, и всего-то делов!– театрально всплеснул руками Игорь.

– Ну, не преувеличивай, – попытался я сбить напряжение, но тот уже разошелся не на шутку:

– В-общем, так! Сейчас этот… Пушкин приходит в себя, мы объясняем ему, где теперь его вещи, покупаем билет до дома, жмем цветную волосатую руку и аривидерчи!  Пусть катится на все четыре стороны! Все! Баста! Я отдыхать сюда приехал!

Глава 8. Интуиция

Я присел рядом.

– Короче, Игорь предлагает купить тебе билет на поезд и отправить домой.

– Да не… – отмахнулся Пушкин, – Мне тут рядом. Могу даже пешком добраться. К вечеру буду у тетки.

– Прикольно. А мы все утро голову ломали, что с тобой делать, – облегченно вздохнул я, чувствуя, как проблема сама собой начинает улетучиваться.

– Да че тут думать-то? Сам же виноват! Пить надо было меньше и все. Вот только придется теперь где-то прибор добывать.

– Металлоискатель, что ли?

– Угу, – задумчиво кивнул Виталик.

– А без него что, совсем никак?

В ответ он, наконец, приподнял тяжелую голову, неопределенно пожал плечами и, сощурившись то ли от яркого южного солнца, то ли от жуткого похмелья, уставился куда-то вдаль, в сторону набережной. Расспрашивать, для чего ему здесь этот металлоискатель я не стал. Решил, что если он сам не рассказывает, значит и мне знать не обязательно. Достал из кармана пару сотенных купюр, протянул страждущему попутчику, он смущенно отказался их принять, но после недолгих уговоров согласился, при условии, что при возможности обязательно вернет. Я не сопротивлялся. Мы обменялись номерами телефонов, пожали на прощание друг другу руки и я, радостный от того, что проблема решена, поспешил к кафе, но вдруг, опомнившись, обернулся и спросил:

– Чуть не забыл! Что это за менты тебя по всему Крыму на «шестерке» катали? Друзья, что ли?

– Ага… Друзья… – с какой-то неоднозначной интонацией, больше похожей на сарказм, и грустной улыбкой на лице, ответил Виталик.

– А чего ж они над тобой так поиздевались-то?

Пушкин непонимающе на меня посмотрел, слегка повел плечами и развел в стороны массивные руки, давая понять, что не имеет понятия, о чем я веду речь.

– Ну, насколько я понял, это они тебя так разукрасили?

– Разукрасили? – теперь на его лице образовалось искреннее удивление.

– А ты не заметил? У тебя волосы, как у Трахтенберга. И это только голова! Под одеждой вообще мрак! Да, блин, ты же руки  свои видишь? – у меня не получилось сдержать улыбку, но Виталик, вроде бы, и не обиделся. Он, с ужасом осмотрел цветные руки,  пальцем оттянул ворот футболки, осторожно заглянул за пазуху, а когда увидел что там творится, испуганно отдернул руку и стал озираться по сторонам. Смотреть на это без смеха было невозможно, и я негромко заржал.

Виталик же, с совершенно серьезным лицом, выпрямил спину, положил ладони себе на колени и округленными глазами на опухшем, заспанном лице, в очередной раз оглянулся. Затем, не меняя позы, еще раз поглядел на меня, как бы уточняя, реальность  ли это. Я, давясь рвущимся наружу смехом и утирая выступившие на глаза слезы, утвердительно кивнул. Пушкин-Трахтенберг, не меняясь в лице, снова опустил взгляд до долу, осторожно оттянул резинку штанов, и как только увидел что творится внутри, резко отпустил, от чего, и без того сильно натянутая резинка, смачно шлепнула его по внушительному пузцу. Виталик еще раз испуганно огляделся, убедился что никто, кроме него, этого позора не видел и тихо прошептал:

– Вот же суки, а?

Без злобы, даже без обиды. Просто тихо и обреченно. А затем с досадой плюнул.

– Они там что-то про должок говорили, – переведя дыхание, сказал я.

– А? – не понял Виталик.

– Ну, менты эти. Я у них спросил, что это с тобой, а они ответили, что ты им был должен что-то, ну, или вроде того. Сказали, что сам расскажешь.

– А… Да пошли они.

– Ясно, – для чего-то сказал я, хотя мне было совершенно ничего не ясно. Но допытывать Виталика не было ни надобности, ни желания, поэтому я постарался скорчить серьезное, сочувствующее лицо и сказал: – Ну, что? Я тогда пошел? А ты езжай к тетке, отмоешься, отоспишься…

– Да к какой теперь, нахрен, тетке? Меня же там весь поселок знает! Засмеют так, что потом ни в жизнь не отмыться. Я теперь вообще не знаю, что мне делать! Хоть назад пешком иди!

Он, наконец, заметил бутылку холодной минералки, рывком поднял, нервным движением сорвал пробку и надолго прильнул к горлышку. Я же теперь стоял в полной растерянности. Улыбка одним махом стерлась с лица, а ощущение какого-то злого рока, связанного с неблагополучным попутчиком, на этот раз не вызвало ничего, кроме раздражения. Я вздохнул. Виталик, видимо, это заметил и, сделав над собой усилие, оторвался от спасительной, прохладной влаги. Он еще не успел проглотить набранную в рот воду и поспешил меня успокоить, отрицательно жестикулируя в воздухе указательным пальцем, а когда, наконец, проглотил, быстро затараторил:

– Не, не, не, не! Братуха! Не! Вы вообще не заморачивайтесь по поводу меня! Серьезно! Я сам разберусь! Даже не парься, брат! Все путем! Ты че? Вы и так для меня уже дофига сделали. Да и натерпелись из-за меня. Вон усатому вашему вообще глаз подбил, блин. Да и кто я вам? Не, не, не!  – Виталик снова отрицательно помахал руками в воздухе и, для убедительности, замотал головой, а затем поднял руки ладонями вперед, прощаясь и добавил: – Так что это… Отдыхайте, короче! Я сам разберусь. Добро?