Полюбить Монстра

Глава 1.

— Это просто какой-то бред, — я отбросила телефон в сторону и спрятала лицо в ладонях.

Вдруг совершенно неожиданным образом захотелось рассмеяться. Громко-громко, чтобы даже мышцы живота напряженно заболели, и чтобы воздух кончился в лёгких. Мои плечи мелко задрожали. Я отняла руки от лица, запрокинула голову и расхохоталась. Нездоровый, надтреснутый смех смешался со слезами и рыданиями.

Горячая пульсирующая боль в грудной клетке с поразительной быстротой начала разрастаться. Я прижала ладони к груди, чувствуя, как всё внутри меня ломается и крошится. Неадекватный смех исчез, остались только слёзы. Впервые я не могла справиться с ними. Впервые у меня не получилось взять себя в руки.

Человек, которого я любила всем сердцем, вогнал в это самое сердце нож. Вогнал глубоко и еще с особенным упоением прокрутил рукоять. Я умирала. Внутри. Стремительно и без возможности реанимироваться. Я уничтожена.

Юра меня уничтожил. Причем сделал он это уже давно, а я, улыбаясь, латала раны, сшивала разодранные края, уверенная, что так и должно быть. Что всё в порядке. Всё наладится. Это временные трудности. У кого их нет? И пока я латала свое сердце, Юра снова и снова вгонял в него нож. С хирургической точностью, чтобы продлить мои мучения. А я с благодарностью их принимала. Оставалась глухой к рассказам друзей и слепой к очевидным фактам.

Пальцы сами потянулись еще раз разблокировать экран смартфона. Видео было поставлено на паузу. Глотая слёзы и всхлипывая, я нажала на воспроизведение и снова услышала протяжные вздохи, стоны. Картинка перед глазами окончательно расплылась. Я заблокировала телефон и снова отбросила его в сторону, словно он обжег мне только что руку.

Всё это было за гранью. Я никогда не имела привычки проверять своего мужа. Я ему верила. Безусловно. Никаких сомнений или шпионских игр. Но в последнее время Юра очень изменился. Он стал раздражителен и начал часто срываться или на мне, или на нашей дочери. Порой я ловила себя на мысли, что ему сложно находиться рядом со мной. Сложно ложиться ко мне в постель и засыпать рядом.

Я всё отгоняла от себя плохие мысли. Списывала скверное настроение Юры на усталость из-за работы. Он готовился к открытию ресторана, уже наперед строя планы для запуска сети в нескольких крупных городах. Но где-то на задворках сознания мелькала крошечная колючая мысль о том, что у Юры появилась другая женщина. Я противилась этой догадке. Но она назойливо продолжала напоминать о себе.

Юра изменился после отъезда моей старшей сестры. Оля была в отпуске и решила заехать к нам в гости. Она недавно рассталась со своим мужем и всячески пыталась отвлечься. Отвлеклась.

Я уткнулась лбом в колени, пытаясь вытравить из памяти гадкие кадры видео, на которых мой муж занимается сексом с моей родной сестрой. Боль, что поселилась по центру груди, продолжала расти и давить на рёбра. Хотелось кричать. В голове всё смешалось и пошло кувырком: ненависть, непринятие, обида, сожаление.

Пока еще я не могла поверить в то, что наша семейная жизнь с Юрой разрушилась. Мы шесть лет были вместе. Меня вдруг охватил такой жуткий и ледяной страх. Что я скажу дочери? А родителям? Что я буду делать дальше?

Обычно, Юра никогда не забывал свой телефон. Он даже в туалет с ним ходил. Прежде я не обращала на это никакого внимания, ведь смартфоны уже давно стали неотъемлемой частью нашей жизни. Но Юра буквально из рук его не выпускал. А сегодня в спешке собирался и случайно забыл на тумбочке в прихожей.

Я уже и не помню, почему решила заглянуть в его телефон. День рождения. Да, точно. Позавчера мы праздновали день рождения Наны. Я хотела посмотреть фотографии с праздника. Похоже, кому-то свыше надоело наблюдать за моей слепой любовью, поэтому ткнул носом прямо в правду.

Вытерев рукавом кофты слёзы, я почувствовала, что меня вот-вот стошнит. Вся эта ситуация была настолько омерзительной, что к горлу подкатил колючий тошнотворный комок.

Я не хотела устраивать никаких скандалов или истерик. Вдруг возникло такое сумасшедшее бессилие. Просто хотелось заглянуть в любимые глаза и спросить: за что? За что Юра так со мной поступил? За что так со мной поступила родная сестра?

Легче было лишь оттого, что Нана сегодня ночевала у моих родителей. Я бы очень не хотела, чтобы дочь видела меня вот такой, рыдающей и поломанной.

Я кое-как, подпирая плечом стену, добралась до ванной комнаты. Ноги едва держали. Я всё еще плакала и чувствовала, что от боли внутри грудной клетки могу просто сойти с ума.

Склонившись над раковиной, я выкрутила кран на максимум и зачерпнув воду руками, окунулась в нее лицом. Она была очень-очень холодной, почти ледяной. Вода своим холодом обожгла мои щёки. Я всхлипнула и посмотрела на себя в зеркало. Что я видела перед собой? Ничего. Абсолютно ничего. Еще час назад я бы увидела Марианну. Молодую женщину, у которой растет замечательная дочка. У этой Марианны есть муж. Самый-самый. Красивый, умный, предприимчивый и коммуникабельный. Он такой… Такой совершенный. И всё у Марианны хорошо.

Я опустила голову и крепко зажмурила глаза, чтобы снова не расплакаться. Находясь на эмоциональном пике, я всерьез не понимала, как мне теперь жить дальше. Мне двадцать четыре. У меня растёт четырёхлетняя дочь. Юра был и остается моим единственным мужчиной. И как я теперь без него? Боль и страх давили своей тяжестью мне на грудь.

Внезапно раздался звонок в дверь, затем в нее несколько раз крепко постучали. Я вздрогнула и схватив полотенце с крючка, вытерла лицо. На секунду подумалось, что вернулся Юра. Заметил, что телефона нет и решил вернуться. Но он бы открыл дверь своим ключом. Никого другого я сегодня в гости не ждала.

Заглянув в дверной глазок, я увидела двух мужчин. Один из них несколько раз нажал на звонок.

— Кто? — мой голос сильно охрип после рыданий.

— Юра дома? — послышался вопрос.

Я аккуратно приоткрыла дверь.

— Он уехал.

Глава 2.

Когда послышался щелчок дверного замка, я резко выпрямилась на диване и почувствовала, что боль в груди снова ожила. На глаза набежали слёзы. За окном уже была глубокая ночь. Я слышала, как Юра разулся в прихожей, слышала, как звякнули ключи, приземлившиеся на полированное дерево тумбочки. Мы ее купили на позапрошлой неделе. Я так радовалась тому, что она идеально вписалась в общий интерьер прихожей. Я так старательно вила наше семейное гнездо. Так сильно хотела создать тот неповторимый уют, в который Юра после длительного рабочего дня с удовольствием захочет вернуться. Что же я сделала не так? Где именно допустила ошибку?

Я пожертвовала всем ради нашей семьи, сосредоточившись на роли матери, жены и домохозяйки. Я просто хотела любить и быть любимой.

Юра показался в дверном проеме, что соединял прихожую с небольшой гостиной. Боль в грудной клетке вдруг превратилась в тяжелый раскалённый камень. Он провалился куда-то в область солнечного сплетения. Я всё еще сидела прямо, потому что физически не получилось чуть согнуться, и совсем не дышала.

Я видела своего мужа. На миг показалось, что всё между нами как прежде. Не было никакого дурацкого видео. Не было никаких бандитской наружности мужчин, которые что-то говорили о долге какому-то непонятному Гору. Всё хорошо. И я всё еще та счастливая Марианна, которая когда-то еще девчонкой хотела стать шеф-поваром. Но потом повстречала красивого молодого мужчину и вручила ему свое сердце. А он… Он так сильно стиснул его в своих руках, что и не заметил, как раздавил. Уничтожил.

Нет. Всё уже никогда не будет как прежде. Хотя бы потому, что нет больше той улыбчивой Марианны. Нет ее. Она умерла несколько часов назад.

— Что это с тобой? — спросил Юра и начал что-то взглядом искать в комнате.

— Телефон ищешь? — я и не заметила, что слёзы вдруг прекратились. В душе всё ныло и горело, а внешне я неожиданно превратилась в камень.

— Да. Забыл, — немного настороженно ответил Юра, снова сосредоточив взгляд на мне.

— Он на кухне, — ответила я и посмотрела на мужа.

В груди заныло еще сильней. Мозг не мог пока принять тот факт, что Юра, мой Юра оказался способен на измену. Он стал чужим. Причем стал им уже давно, а я просто не замечала. Это так страшно — вдруг осознать, что самый близкий, самый любимый человек внезапно оказался чужим.

Юра на несколько секунд исчез, вероятно, пошел забрать телефон, затем вернулся в гостиную.

— Маря, так что с тобой такое? — будничным тоном снова спросил Юра, что-то быстро печатая у себя в смарте.

Мне хотелось разбить эту чертову штуковину. Выхватить ее из рук Юры и бросить в стену. Разломать. Растоптать. Такая невероятная злость вдруг сильно сдавила рёбра и подобралась к горлу. Меня швыряло из одной крайней эмоциональной точки, в другую.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — меня начало трясти. От гнева. От боли. От страха.

— А что ты хочешь услышать? — Юра с таким невинным непониманием снова посмотрел на меня.

Стало гадко и тошно. Я никогда в жизни не думала о том, что когда-то попаду в такую ситуацию. Не думала, что однажды узнаю об измене любимого мужа. Это случится с кем угодно, но только не со мной. Я ведь всё для него делаю, и он меня любит. По-настоящему любит, а значит никогда не предаст.

— Что в твоем телефоне? — я чувствовала, что во вменяемом состоянии меня удерживает крошечная тоненькая ниточка. Еще одно движение или слово, она порвётся, а я сойду с ума.

— Марь, у тебя какие-то странные вопросы. Всё. Я устал, — Юра крепко стиснул в руке свой телефон и скривился. — Иду спать.

— Что у тебя там? — я резко поднялась с дивана. — Перестань делать из меня дуру! Я видела!

Юра замер на пороге гостиной.

— Я не планировал этого, — тихо произнес он. — Но так даже лучше.

— Лучше? — я нервно хохотнула, чувствуя, что «камень» в солнечном сплетении еще сильней налился невыносимой болью. — Лучше?! Для кого?!

— Для нас, — процедил сквозь крепко стиснутые зубы Юра и обернулся. — Теперь мне не нужно ничего тебе объяснять.

— Нет уж! — я отрицательно качнула головой. — Ты многое мне должен объяснить, — я всхлипнула. Боль продолжала разрывать грудную клетку. Я на какой-то миг всерьез подумала о том, что могу умереть. Умереть от этой боли.

— Что ты хочешь знать?! — вспылил Юра.

Я смотрела на него, не моргая. Всё еще не верила. Не получалось поверить.

— Как давно? — шепотом спросила я. — И… За что?

— Да ни за что, Марь. Просто так получилось, — Юра провел ладонью по затылку и привалился плечом к дверному косяку.

— Так получилось, — эхом повторила я.

Гнев немного схлынул.

— Давай только без слёз, ладно? Да, так получилось. Да, я люблю твою сестру. Хочешь знать, как давно? Давно. А ты думаешь, почему она развелась? — Юра ухмыльнулся.

— Вы это делали в комнате Наны, — прошептала я, вторая волна гнева вот-вот должна была накрыть меня с головой. — Ты трахал мою сестру в комнате нашей дочери! — связки обожгло от крика. — Да что с тобой не так?! Я разместила Олю в комнате Наны. Ты… Ты… У тебя вообще ничего святого нет!

— Всё! Хватит! — резко оборвал меня Юра. — Я ухожу. Это и так уже не имело никакого смысла. Давно пора было, — он ушел в нашу комнату.

Я побежала за ним. Юра сильно дёрнул за ручку шкафа и сгреб все свои вещи. Затем кинул их на заправленную кровать и начал искать чемодан.

— Нет, — испугано выпалила я и крепко обняла Юру со спины. — Не уходи.

Это говорила не я. Верней не та часть меня, которая злилась на мужа. А другая. Маленькая и робкая часть меня, которая загибалась от боли, но всё еще улыбалась и любила. Она страшно боялась остаться без Юры. Страшно боялась его потерять.

— Марь, давай без драмы, — он расцепил мои пальцы и сбросил с себя руки.

— Что со мной не так? — утирая слёзы, спросила я.

— Не знаю. Всё с тобой так. Просто ты какая-то слишком правильная. Скучная. Понимаешь? — Юра достал чемодан и начал в него небрежно закидывать свои вещи. — У нас и ребенок уже есть. А трахаю тебя иногда и думаю, что ты всё еще целка. Зажатая вся такая.

Глава 3.

— Пусть Нанка у тебя какое-то время побудет, хорошо? — я старалась не смотреть матери в глаза, подсознательно понимая, что если хотя бы на секунду посмотрю, то она всё поймет.

— Конечно, Маречка, конечно, — торопливо ответила мама, наливая мне в тарелку только что приготовленный борщ.

Его аромат тут же разнесся по всей кухне и неожиданно на пару секунд мыслями вернул меня в детство. Почему-то оно у меня ассоциировалось именно с борщом, домашними пампушками и машинным маслом. Борщ и пампушки всегда невероятно вкусно готовила мама. А машинным маслом пахли руки папы. Причем этот аромат никуда не исчезал, даже если папа хорошо с мылом вымывал каждый палец.

— Что-то случилось? — осторожно спросила мама, поставив передо мной тарелку.

Этот вопрос одним махом выбил из меня остатки воздуха. Я замерла и опустила взгляд в тарелку. Внимание так глупо сосредоточилось на аккуратно нарезанных кусочках картошки, что выглядывали из-под полосок капусты.

Мама поставила рядом открытую стеклянную банку с домашней сметаной и принялась нарезать домашний хлеб. Любовь к кулинарии я определённо унаследовала от матери. Мне нравится готовить. Этот процесс я никогда не считала непосильной или тяжелой домашней работой. Я отдыхала на кухне. Отдыхала, когда готовила Нане ее любимые рыбные маленькие котлетки или пекла шоколадный торт. Отдыхала, готовя для Юры его любимую свинину с розмарином.

Юра…

Та странная, ни на что другое непохожая боль в грудной клетке, разлилась изнутри колючими невыносимыми импульсами. На глаза моментально навернулись слёзы. Я не хотела плакать при маме, чтобы не расстраивать ее. Но, кажется, не получилось.

— Маречка, дочечка, что случилось? — мама тут же отложила нож и подошла ко мне, чтобы обнять.

Я плакала и не знала, как ей объяснить всё то, что случилось. Для мамы это станет настоящим ударом. Я не знала, куда мне теперь двигаться. Не знала, что сказать матери, что сказать собственной четырёхлетней дочери, когда она спросит, где же папа. Я совершенно ничего не знала. Была только тошнотворная острая боль в солнечном сплетении и больше ничего.

Мама молча обнимала меня и нежно гладила по волосам, терпеливо дожидаясь, когда я приду в себя. Она никогда ни на меня, ни на Олю не наседала. Просто была рядом и не торопила. Я и сама уже мама, а всё равно вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. Наверное, так всегда бывает, когда попадаешь в объятия родителей.

Постепенно моя истерика начала ослабевать. В переносице всё еще жгло. Немного разболелась голова.

— Я дам обезболивающее, — мама поцеловала меня в макушку и отошла к кухонному шкафу. В одном из ящиков она всегда хранила небольшую аптечку.

Я высморкалась в бумажное полотенце и глубоко вздохнула. Кажется, мне стало чуть легче. Будто тяжесть негативных эмоций огромной лавиной сошла вниз, позволяя теперь дышать глубже и свободней

Выпив таблетку, я окунула ложку в уже чуть подстывший борщ. Есть совсем не хотелось. С момента ухода Юры прошло уже три дня. И все эти три дня я почти ничего не ела. Только пару раз выпила чай и съела одно печенье.

— Поешь хотя бы немного, — мягко попросила мама, садясь рядом.

Зачерпнув немного юшки, я почти поднесла ложку ко рту, но тут же снова окунула ее обратно в тарелку.

— Мам, мы с Юрой разводимся, — собравшись с силами, заявила я.

Удивления или шока во взгляде матери я не увидела. Думаю, она уже всё поняла в тот момент, когда я начала плакать, а возможно, даже раньше.

— Почему? — тихо спросила она, разглаживая складки на маленьком кухонном полотенце.

— Измена, — лаконично ответила я и оставила ложку в покое.

— Маречка, может, ты рубишь с плеча? — мама с сожалением посмотрела на меня.

— Не я, мам. Не я, — я покачала головой и взяв рулон, оторвала себе еще лист бумажного полотенца.

— А как же Нана?

— Не знаю, мам. Когда мы в последний раз говорили с Юрой… Он…

Я быстро вытерла слёзы и медленно сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— В общем, его уже давно от меня воротит и жить со мной он больше не хочет. Всё кончено, мам. Измена, о которой я узнала, только подвела черту.

— Ты их застала?

— Практически. Увидела в его телефоне.

— А кто она? Ты ее знаешь?

Я затаила дыхание. На данный момент я определенно не была готова рассказать матери правду. Я вообще никогда не любила жаловаться или ябедничать. С детства всегда такой была. То ли врожденная гордость, то ли воспитанность проявлялись таким образом. Не знаю.

— Знакомая, — соврала я, успокаивая свою совесть тем, что это ложь во благо.

Я не собиралась утаивать то, что в принципе невозможно скрыть. Раз уж Оле хватило смелости и наглости лечь под мужа родной младшей сестры, пусть это будет на ее совести. И пусть она всё рассказывает матери. На данный момент я ни видеть, ни слышать, ни говорить об Оле не хотела и не могла.

— Больно, дочечка, больно, — мама снова крепко обняла меня. — Но оно переболит, дочечка. Переболит. Перемелется и отпустит.

Я всегда восхищалась своей матерью. Она сильная женщина, потому что вместе с отцом воспитала нас. Работала за двоих, когда папу сократили. Поддерживала всех нас в любом нашем начинании. И никогда… Никогда не теряла самообладания и не падала духом даже в самые тяжелые моменты.

— Сейчас мне от этого совсем не легче, — созналась я. — Не знаю, что мне теперь делать.

— Жить, — мама посмотрела на меня и вытерла ладонью слезинку, застывшую на моей щеке. Она и сама едва сдерживалась, чтобы не заплакать. — У тебя растёт дочь. Ты еще так молода, Маречка.

Я знала, что мама просто поддержит меня. Не станет напирать или мучить расспросами. Она очень чуткий человек и остро улавливает эмоциональное состояние человека.

— Мне больно оттого, что моя семья… что я ее не сохранила, — выдохнула я.

— Вы ее не сохранили, Маречка. Вы. Никогда нет одного виноватого. Если Юра прямо заявил, что не хочет быть с тобой, значит просто отпусти. Так будет лучше. Да, это очень больно осознавать. Но еще больней продолжать жить с тем, кто тебя не любит. Не стоит принуждать друг друга. Тогда вы рискуете остаться врагами. А для ребенка нет ничего хуже, когда его родители враждуют.

Глава 4.

Первое, за что зацепился мой взгляд, когда я села в машину — книги. Обычные книги в мягкой обложке валялись между сиденьями и на бардачке. Их было штук пять, не меньше. Из-за эмоционального напряжения и страха я не смогла разобрать буквы на обложках. Но явно это была какая-то беллетристика.

То впечатление, что у меня сложилось о бритоголовом, никак не вязалось с процессом чтения книг. Это равносильно увидеть слона в балетной пачке, исполняющего танец маленьких лебедей. Изящества в этом много не разглядеть.

Мужчина сел за руль, небрежно сгрёб книги, что лежали на бардачке и бросил их на заднее сиденье. Та же участь постигла и те две книги, что валялись между водительским и пассажирским креслом.

Я сидела и не шевелилась. Страх был слишком огромен, чтобы вот так просто избавиться от него. Но я всё-таки попыталась себя успокоить тем, что раз Мамон читает, значит это уже должно его делать более человечным. Но тут же мозг выдал контраргумент. Если начитанный бритоголовый такой дикий и опасный тип, то каким окажется его дружок по кличке Гор?

Сильно-сильно стиснув ручки своей сумочки, я постаралась медленно и ровно выдохнуть. Мамон завёл двигатель и нажал кнопку на руле. Включилась аудиосистема. Через несколько секунд пространство автомобиля заполнило тяжелое вступление с отчётливо различимыми басами и солом гитары. 

Я поёжилась и осторожно взглянула на Мамона. Он, качая своей бритой головой в такт музыки, выехал со двора. В этот момент все мои семейные проблемы показались смехотворным пустяком, в сравнении с той ситуацией, в которой я сейчас находилась.

Мужчина закурил. Барабаня пальцами по рулю, он выпускал густые струи дыма. Я закашлялась. У нас в семье никто никогда не курил. Поэтому к никотину я в принципе относилась резко негативно. Мамон включил кондиционер и прибавил скорости.

Мое сердце так быстро и беспокойно затрепыхалось в груди, что мне даже стало тошно. Страх продолжал зреть внутри меня, пуская метастазы по всему моему сознанию и танцевать под эту тяжелую музыку.

— Сколько Юра задолжал? — глядя на дорогу, спросила я.

— Гор расскажет, — коротко ответил Мамон, и сигарета переместилась с одного уголка его рта, в другой.

Я попыталась среди страха и паники найти хотя бы маленький клочок спокойствия, чтобы всё хорошенько обдумать. На что Юра мог занять денег? Очевидно, что на свой бизнес. Один кредит уже в банке был взят. Юра хотел его оформить на меня, но я безработная, поэтому этот момент ему пришлось взять на себя.

Господи, какая же я всё-таки дура! Было ведь столько подсказок, столько мелочей, которые уже давно свидетельствовали о том, что у нас с Юрой, как у пары, возникли серьезные проблемы. А я в упор ничего не видела. Или просто не хотела видеть.

Еще часть денег вложили Юрины родители. И этого, кажется, хватило. Процесс был запущен. Но раз Юра взял еще денег, значит всё было не так гладко, как он мне рассказывал. Я прикрыла глаза и прижалась затылком к подголовнику. Во что Юра нас втянул?

Фантазия под натиском сумасшедшего страха рисовала жуткие картины дальнейших событий. Меня убьют. Или изнасилуют. Или сделают и то, и другое. И я никогда больше не увижу ни свою дочь, ни родителей. Не стоило садиться в машину. Но у меня не было другого выхода.

Юра явно связался с серьезными людьми. И от них так просто не сбежишь и не спрячешься. Открыв глаза, я отвернулась к окну. Нет. Впадать в истерику сейчас никак нельзя. Хотя я каждой клеткой своего тела ощущала, как паника, продолжая разрастаться, стремилась накрыть с головой. И эта музыка… Она била по барабанным перепонкам.

Хотели бы убить — убили. Вряд ли стали бы церемониться. Скривившись от таких мыслей, я попыталась хоть чуть-чуть успокоиться. Этим людям нужны их деньги. А убийство никак не поможет вернуть свое.

Значит нужно было просто дождаться встречи с этим Гором и узнать все подробности. Раз уж Юра не посчитал нужным посвятить меня в свои дела, значит, это сделает совершенно посторонний человек. Оставалось только надеяться, что этот человек окажется не таким, как его дружок.

— Приехали, — оповестил Мамон и резко затормозил. — Выметайся.

Пригладив дрожащими и совсем ледяными пальцами свои волосы, я торопливо выбралась из машины.

Мы находились на территории одного из самых дорогих жилых комплексов города. Периметр окружен забором. Есть отдельный пост охраны. Мозг, чтобы хоть немного сбавить напряжение в моем сознание, тут же выдал вполне очевидный факт — здесь живут далеко не бедные люди.

Мамон широким быстрым шагом направился в сторону парадного входа, подсвеченного белым светом уличных фонарей. Прижав, сумку к груди, я последовала за ним.

В просторном квадратном холле сидел консьерж. Бритоголовый, не обращая на него никакого внимания, пошел дальше. Я на несколько секунд застыла почти у самых дверей. Может, попросить помощи? Консьерж на вид мужчина крепкий. Во всяком случае плечи и шея, которые хорошо просматривались из-за стойки, свидетельствовали именно об этом.

Но я быстро отмахнулась от этой мысли. Мамон остановился и бросил недовольный взгляд через плечо. В ярком освещении холла он выглядел еще более устрашающим. Массивная челюсть под бородой была чуть выдвинута вперед. Широкий нос явно несколько раз ломали, потому что он немного неровный. И взгляд такой колючий, ненавистный. Эта ненависть явно не предназначалась лично мне. Мамон ею окутывал всё, что его окружало.

— Вам помочь? — вежливо поинтересовался консьерж.

Я не совсем поняла, обращался он ко мне или к бритоголовому. В любом случае это уже не имело значения, потому что я сдвинулась с места и пошла вперед.

Собственный страх вдруг начал раздражать. Поздно метаться. Пока мы ждали, когда приедет лифт, я вдруг поймала себя на внезапной мысли. Я ненавижу Юру. Впервые за последние три дня своей непрекращающейся агонии я вытянула на поверхность новое чувство — ненависть. До этого была жалость к себе. Была сломанная любовь. Страх. Боль. А теперь возникла ненависть. И она возникла не из-за того, что Юра меня бросил, нет. Из-за того, что он подверг нашу семью такому чудовищному риску.

Глава 5.

Он абсолютно не был красив. Широкий нос, резкий квадратный подбородок с ярко выраженной по центру ямочкой. Густые тёмные брови, тяжелые веки. Губы тонкие, а взгляд такой, что не только двигаться страшно, а даже дышать.

Человек с прозвищем Гор был самым ярким для меня воплощением мужской энергетики. Юра у меня красивый. Высокий, но не сильно широк в плечах. Щетина у него никогда не была густой. И мне это всегда нравилось. Бородатых или усатых я никогда не любила. И грудь у него была гладкой. В нем присутствовала определённая доля мужественности. Но она никогда не била на поражение.

А этот Гор… Я всегда думала, что мужчины выше моего отца попросту не существует. Но, кажется, я крепко ошибалась. Он очень высокий. На руках заметна тёмная поросль волос. На висках и щетине припорошено полупрозрачным серебром. На вид Гору не больше сорока. И казалось, что его энергетика сейчас находилась на своем пике.

На мизинце блеснул массивный золотой перстень. Он стал завершающим штрихом в портрете Гора. Этот человек явно был не только состоятельным, но и влиятельным. Всё это ощущалось на уровне инстинктов. Я против него не больше, чем котёнок, который только разлепил глаза или крошечная собачонка. Лай не лай на слона, толку не будет.

— Муж где? — без лишних вступлений спросил Гор, чуть приподняв свои густые тёмные брови.

Голос его был неестественно низкий и хриплый. Точно простуженный. И от этого еще более какой-то… устрашающий. Такой, что мурашки тут же змейкой стремятся вниз по позвоночнику. И кажется, что к виску приставили дуло пистолета. Я даже немного расправила плечи, словно действительно находилась под прицелом.

— Не знаю, — тихо ответила я, глядя мужчине прямо в глаза.

— А кто знает? — Гор неподвижно рассматривал меня и казалось, что я ощущаю его взгляд. Ощущаю так, будто меня касаются чужие пальцы.

Гор, очевидно, изучал меня. Лениво, но основательно. Прощупывал. Как бы мысленно прикидывал, что со мной дальше делать.

— У нас…

Я не вовремя запнулась, подавившись собственным тревожным вдохом.

— У нас с мужем сейчас возникли некоторые проблемы. Мы находимся на грани развода, поэтому не живем вместе. О своих передвижениях Юра мне больше не докладывает.

В принципе, он никогда и не докладывал, а я страшно боялась превратиться в контролирующую всех и вся жену. Страшно боялась стать навязчивой.

— Наплевать, — коротко и незаинтересованно ответил Гор. — Твой муж должен мне денег. И мое терпение уже на исходе.

Мужчина склонился над журнальным столиком, взял чашку с дымящимся, вероятно, чаем и сделал несколько глотков.

Я ничего не сказала, потому что толком и не понимала, что тут говорить. Этому человеку нужны его деньги, а у меня их нет. Да и не было никогда.

— Что смотришь, кролик? — Гор посмотрел на меня исподлобья. В простуженном голосе отчетливо завибрировала крайняя степень недовольства. — Деньги где? — он внезапно сильно закашлялся в кулак.

— Нужна отсрочка, — произнесла я, понемногу начиная привыкать к здешней давящей атмосфере и человеку, с которым разговариваю. — И… сумма. Я не знаю, какую сумму у вас попросил Юра.

Каждое новое слово начало даваться всё проще и проще. Молодец, Марианна. Молодец. А теперь главное не упустить эту волну, которая позволяет говорить хоть немного уверено и с правильной расстановкой пауз.

— Ты, кажется, ни черта не поняла, — в груди у Гора зарокотало и он снова несколько раз крепко откашлялся. — Правила здесь диктую я, — он медленным, почти ленивым шагом направился в мою сторону.

Ленивым не потому, что хотелось продемонстрировать очевидное понимание, кто сейчас здесь главный. А потому что это у Гора врожденное, быть в принципе главным в любой ситуации. Кажется, он не видел никакого смысла что-то доказывать или демонстрировать. Всё-таки это удел совсем еще молодых ребят, которые только рвутся на олимп успеха. А этот мужчина с дикой мужской энергетикой, бьющей на поражение, уже давно восседал на этом олимпе. Иначе с чего бы это он раздавал людям в долг весьма крупные суммы денег. Вряд ли Юра попросил сотню-другую долларов.

— И какие они… эти правила?

Гор остановился в шаге от меня. В таком коротком расстоянии его спокойная, но по своей природе мощная давящая энергетика ударила с особой силой. Я не знала, как правильно описать ту, реакцию, что испытала в эту секунду.

Никого кроме Юры я никогда не любила. Когда мы поженились любые мужчины вокруг попросту перестали для меня существовать. Я как обезумевшая фанатичка возвела Юру на пьедестал своего личного поклонения. Я не знаю, нравилась ли когда-нибудь другим мужчинам. И есть ли во мне что-то, что может зацепить взгляд. Понятия не имела, есть ли во мне сексуальность. Раз Юра посмел вывалить на меня ушат помоев на тему моей «деревянности», значит, сексуальностью даже и не пахнет.

Я вдруг поняла, что совсем ничего не знаю о мужчинах и не умею считывать собственную женскую реакцию на них. Господи, в кого же я превратилась?!

— Даю еще три дня, — Гор спрятал свои огромные ручищи в карманах домашних штанов. — Шестьдесят тысяч долларов.

— Шестьдесят, — эхом повторила я, уже наперед понимая, такую сумму вряд ли найду за три дня.

— Мне наплевать, Марианна, замужем ты или в разводе, — Гор поднял одну руку и сжал двумя пальцами мой локон, будто прощупывая плотность волос. — Наплевать ты или твой трусливый муженёк принесете деньги. Я просто хочу получить обратно свое.

Я вздрогнула. Своего имени я этому человеку не называла. А это означало лишь одно, он владел достаточной информацией о нашей семье. Холодная стайка мурашек мгновенно превратилась в ледяной острый прут, что вклинился куда-то в область позвоночника.

— Слёзы твои тоже мне нахрен не нужны, — совершенно спокойным, рокочущим, как майский гром, голосом продолжил Гор.

Он небрежно отпустил прядь и стёр большим твёрдым и шершавым пальцем слезинку, что сорвалась с ресниц и скользнула по щеке к подбородку. Я даже не заметила, как это случилось. Но самое страшное во всей этой ситуации, что главное зло не этот Гор, а мой собственный муж. И такой простой вывод хирургически точно вспарывал, вскрывал мое прежнее восприятие жизни. Фактически сейчас завершался процесс разрушения меня прежней. Рушились все мои прошлые идеалы и убеждения. Это было очень страшно и невыносимо больно.

Глава 6.

На протяжении всего следующего дня я пыталась дозвониться до своего мужа. Он сначала просто нагло сбрасывал мои звонки, а потом и вовсе стал недоступен. Но я сдаваться даже и не планировала. Уж точно не теперь.

Начала атаковать его родителей. Светлана Павловна и Дмитрий Семёнович совсем недавно решили устроить себе отпуск. И если мне не изменяла память, то они запланировали целый тур по Европе.

Дурацкий голос совести назойливо зажужжал у меня в голове, умоляя не беспокоить уже пожилых людей. Но я быстро заставила этот голос заткнуться. Мне надоело думать обо всех, но не о себе. Надоело пытаться быть хорошей, сглаживать острые углы и бесконечно доказывать состоятельным родителям, что я достойная жена для их сына. А по итогу это их сын мне изменил. Он, а не я. И это именно их сын поставил под удар меня и нашу дочь.

Одна только страшная и леденящая кровь мысль о том, что Нанке кто-то может причинить вред, заставила забыть о чужих чувствах и наконец-то подумать о себе. Ни секунды больше не сомневаясь, я быстро набрала номер свёкра. С ним у меня были более тёплые отношения, чем со свекровью.

Нервно подёргивая пальцами замочек на кофте, я вкратце обо всем рассказала свёкру. В деталях и красках описывать то, как его сын мне изменил и бросил я не решилась. Не потому, что щадила чужие чувства. Нет. Самой всё еще было слишком больно, слишком невыносимо говорить об этом. Меня предал не просто муж. Меня предала и родная сестра. Это был один нож в спину и один прямо в сердце.

— Шестьдесят? — ошеломленно переспросил свёкор.

Похоже, эта сумма не только меня сумела вогнать в ступор. Эти деньги были слишком неподъемными для нас. Даже если бы я попросила взаймы у всех-всех своих родственников.

— Да.

— Когда он успел набраться таких долгов? — в голосе Дмитрия Семёновича зазвенела холодная сталь.

— Я не знаю. Он ничего мне не говорил.

— Попробую с ним связаться. Но такой суммы у нас нет. Даже половины нет. Я, конечно, что-нибудь попробую придумать. Попозже созвонимся. Поцелуй от меня Нану.

Остаток дня я вся пробыла как на иголках. Желудок настойчиво требовал еды, но я не могла об этом даже думать. А это плохо, учитывая, что в последнее время я почти ничего не ела.

Поздно вечером свёкор мне всё-таки перезвонил. Он дозвонился Юре, тот пообещал всё уладить. Дмитрий Семёнович предупредил, что перевёл сыну часть денег для погашения долга. Мы снова попрощались.

Ночью я так и не смогла нормально уснуть, бесконечно ворочаясь в кровати. То подушка казалась какой-то слишком твёрдой, то одеяло неприятно путалось в ногах. В полудрёме даже привиделся силуэт Гора. На краю сознания мелькнула паническая мысль, что он пришел меня убить. Но это оказался всего лишь ночной морок. Мне нужны были чёткие ответы. Я всё еще не ощущала себя в безопасности и уже совсем не верила Юре.

Рано с утра я снова начала атаковать его звонками.

— Да? — вдруг раздраженно рявкнул Юра в трубку.

Это произошло настолько неожиданно, что я даже вздрогнула и на несколько секунд убрала от уха телефон, чтобы не оглохнуть.

— Что тебе от меня надо? — это было произнесено с такой явной претензией, будто я была в чем-то виновата.

Обида почти сразу больно стянула горло. Я медленно выдохнула через нос, твёрдо запретив себе плакать из-за этого человека.

— Ты решил проблему с долгом? — я пыталась быть спокойной, но получалось из рук вон плохо.

Расхаживая по квартире, коридор-зал-кухня, я старалась не обращать внимания на сердце, что так больно и предательски ныло, будто там и в самом деле побывал настоящий нож.

— Нет, — почти выплюнул в трубку Юра.

— А когда планируешь всё уладить? — я остановилась у окна и нервно перекатилась с пятки на носок.

— Не знаю! У меня сейчас нет таких денег!

— Так попроси! Займи у друзей, коллег! — не выдержала я. — Сделай хоть что-нибудь, но реши проблему с этими людьми! Ты ставишь меня и нашу дочь под удар, ты это понимаешь?!

— Не истери! — Юра рявкнул с такой силой, что мне показалось динамик моего телефона вот-вот лопнет.

— Я не могу перестать истерить, — горло мгновенно перехватило, и я ощутила уже знакомое жжение где-то под подбородком, что всегда сигнализирует о скором приходе слёз. — Когда мой ребенок не в безопасности я не могу оставаться спокойной, Юр! Ты ничего мне не сказал. Я и понятия не имела о том, что ты кому-то должен такие большие деньги, — я медленно выдохнула и быстро стёрла большим пальцем слёзы, застывшие на ресницах.

— Я тебе перешлю всё, что у меня есть, — всё еще сердитым, но уже тихим голосом проговорил Юра.

— Что? — мои губы скривились в изломанной линии горькой улыбки. Я даже почувствовала эту фантомную горечь на кончике собственного языка. — Мне? Нет уж. Мне ничего пересылать не надо. Наберись мужества и встреться с этим Гором.

Раньше я бы не задумываясь бросилась помогать Юре. Я бы сделала всё для него. Но не теперь. У меня так сильно ныло сердце. Боль опутала меня змеиными кольцами, давя на рёбра. Мне жить не хотелось, потому что весь привычный уклад жизни рухнул. А Юра… Он просто пытался нагло прикрыться мной, как живым щитом. Если бы он меня хоть когда-нибудь хотя бы чуть-чуть любил, то никогда так не поступил.

— Они меня грохнут ты это понимаешь или нет?! — голос снова резко подскочил вверх. — Это очень серьезные люди.

— А меня, по-твоему, оставят в живых?

Казалось, что я сейчас просто взорвусь из-за сумасшедшей ядовитой концентрации эмоций, что плавила мое сознание. Не знаю, какими силами и каким чудом я еще оставалась в своем уме.

— Они же не уголовники, — выдвинул сомнительный аргумент Юра.

Я бы с ним поспорила. Особенно насчет Мамона, но мне сейчас было не до этого.

— Их угрозы были вполне красноречивы. А ты сейчас вообще где?

— Не в городе, — в голосе Юры проскользнула странная интонация.

— Ты испугался? — я повернулась спиной к окну и прижалась поясницей к холодному подоконнику.

Глава 7.

У меня не было даже половины от той суммы, что нужно в скором времени отдать Гору.

— Как хочешь, но проси у своих друзей, — решительно заявила я Юре, позвонив ему следующим утром. — Нет смелости явиться самому, тогда хотя бы займись поиском денег.

— Я попробую, Марь.

— Нет, Юр, ты не попробуешь, а найдешь еще. А я… Я поговорю с родителями, — в моем голосе звенела чистая колючая злость.

Всю ночь я снова почти не спала, перебирая в голове сотни различных мыслей. Сомнения сжирали изнутри. Я пыталась принять всю эту ситуацию с расставанием и резко обрушившимися на меня проблемами. Но пока ничего не получалось. Не верилось. Звенящая тишина била по барабанным перепонкам, ввинчиваясь ржавым сверлом в черепную коробку.

Окунувшись в новое серое и мрачное утро, я решила, что сейчас главное сосредоточиться на решении проблемы с долгом. А потом всё остальное. Потом пожалею себя. Потом поплачу. Сейчас нужно было действовать быстро и точно.

Взваливать на себя весь объем работы и тем самым позволить Юре трусливо жаться в углу, я не могла. Он заварил всю эту кашу и хотя бы частично должен ее расхлебать.

— Не помню, чтобы ты раньше была такой вот жесткой, — Юра позволил себе краткий смешок, а мне вдруг стало невыносимо гадко.

Никогда не могла подумать, что испытаю нечто подобное к мужчине, которого по-настоящему люблю. Любила. Тот уродливый огарок в моей душе, уже вряд ли имел хоть что-то общее с чувством любви. Это больше похоже на сгусток, переплавленный в омерзительную фигурку. В ней соединились обида, ненависть и совершенно новое желание стать другой женщиной. Стать такой, чтобы потом Юра увидел меня, ахнул и пожалел, что бросил.

— Обстоятельства обязывают, — сухо произнесла я. — Мне пора.

Когда я уже подходила к подъезду родительского дома, на душе стало как-то неспокойно и тревожно. Я восприняла это ощущение как последствие сильного стресса, вызванного последними событиями.

Заправив под шапку непослушную прядь волос, я тихо выдохнула маленькое облачко пара. Мороз сегодня был по-особенному кусачий. Собираясь к родителям, я прихватила кое-какие вещи для Наны и некоторые ее любимые игрушки. Когда я оставляла дочку с бабушкой и дедушкой, даже подумать не могла, что она там так надолго задержится.

Поджав обветренные сухие губы, я пошагала к подъезду, слыша, как снег хрустит под ногами.

Когда мама открыла дверь, меня сначала «обняло» привычное тепло, а затем в нос заполз сладкий аромат яблочного пирога. Именно у мамы получается самый вкусный. Я пробовала в ресторанах, пробовала собственного приготовления и всё не то.

— Проходи, — мама улыбнулась мне и отошла чуть в сторону, освобождая место.

— Мамочка!

Я услышала быстрое шарканье комнатных тапочек, затем увидела Нану. Она влетала в прихожую, а через секунду уже крепко-крепко обняла меня. Я улыбнулась, а в горле снова начал собираться ком.

Чувство вины. Оно ударило в солнечное сплетение так неожиданно, что даже стало сложно дышать. Я ощущала вину перед собственной дочерью за то, что не уберегла семью. За то, что оказалась не такой замечательной матерью, какой бы мне хотелось быть.

— Привет, мышонок, — я присела и обняла дочку в ответ.

— Мам, а где папа? — Нана посмотрела мне прямо в глаза и… Выдержать это оказалось гораздо тяжелее, чем я предполагала.

Большие серо-зеленые глаза были копией моих. Я в детстве всё думала, что рано или поздно мои глаза обретут только один цвет. Но этого так и не случилось. То же самое происходило и с Наной. Правда, в хорошую яркую погоду зеленый всё же временно преобладал над серым.

И сейчас в этих таких похожих на мои глазах, я читала неудержимое желание поскорей услышать ответ.

— Он очень занят на работе, мышонок. Смотри, я тебе тут кое-что принесла, — я выпрямилась и раскрыла пакет. — Разложишь всё? Поможешь бабушке?

Нана кивнула, забрала пакет и шаркая тапочками, которые явно ей великоваты, понесла вещи в зал.

— Мам, ну кто там пришел? — вопрос донёсся из кухни.

У меня вдруг сильно скрутило желудок. Такое иногда случалось со мной, когда я училась в школе. Перед важными контрольными часто казалось, что у меня из-за волнения желудок скручивается в жгут. Сразу возникала тошнота и липкий пот на спине. Тут же моментально обострилось мерзкое чувство слабости и абсолютной уязвимости.

— Маречка, — ответила мама и как-то по-особенному внимательно посмотрела на меня.

Когда Оля возникла позади мамы мне показалось, что что-то надломилось внутри меня. Кровь резко прилила к щекам, и кто-то невидимый схватил меня за глотку. Схватил с такой силой, что, если бы я захотела закричать вряд ли получилось.

— Привет, — поздоровалась со мной Оля и тут же спрятала взгляд в полотенце, что держала в руках.

Юра ей всё рассказал. Я это по взгляду поняла. Перед глазами снова всплыло то гадкое видео. Если бы мой желудок не был пуст, то меня точно вывернуло прямо в коридоре.

— Маречка, ты разувайся. Сейчас чай будем пить, — мама хотела забрать у меня куртку и повесить ее в шкаф.

— Нет, — я качнула головой.

Оля украдкой взглянула на меня, затем снова уставилась на полотенце в своих руках. Боль в грудной клетке, на которую я старалась не обращать внимания, вспыхнула с новой силой. Мне казалось, что если я сниму куртку и свитер, то обнаружу на своем теле огромную гематому. Настолько огромную и совсем еще свежую, что даже прикоснуться будет страшно.

— Я ненадолго. Мне нужна помощь, — я спрятала сжатые в кулаки ладони в глубокие карманы куртки. Там у меня всегда лежали одноразовые салфетки для Наны, на случай если она испачкается и начатая пачка жвачек со вкусом арбуза.

Натолкнувшись на пачку, я на секунду разжала один кулак и вцепилась пальцами в неровный край надорванной обёртки.

— Так тем более проходи, поговорим и всё решим, — во взгляде матери я отчётливо рассмотрела тревогу и растерянность.

Глава 8.

— Ты к Грише? К Гору? — Спросила меня рыжеволосая девушка, с которой мы несколько дней назад случайно столкнулись в коридоре шикарного жилого комплекса, куда меня привёз Мамон.

— Да, — я кивнула.

— Я так и поняла. Запомнила тебя. Ну идем, — девушка сняла с головы капюшон с меховой опушкой. — Сан Саныч, девушка со мной, — обратилась она к консьержу и направилась в сторону лифтов.

Во второй раз приезжать сюда было уже не так страшно. Но сердце всё равно колотилось где-то под корнем языка.

— Марика, — представилась девушка, когда створки лифта за нами закрылись.

— Марианна.

— Понятно, — Марика привалилась плечом к стенке, лениво наблюдая за мелькающими цифрами этажей.

В руках она держала два больших пакета. Мой взгляд зацепился за блестящую упаковку конфет.

— Сама добиралась? — Марика перевела на меня вопросительный взгляд.

— Да.

— Мамон не подвёз? — на полных губах наметилась тень ироничной улыбки.

— В этот раз я решила обойтись своими силами.

— Понятно, — снова произнесла Марика.

Лифт неощутимо остановился. Когда мы вышли в коридор, Марика принялась что-то искать в своем рюкзаке. Он небрежно на одной лямке висел у нее на левом плече.

— Долг? — вдруг спросила она.

— Что? — я непонимающе уставилась на Марику.

— Грише должна? Ну из-за этого ты здесь, так?

— Муж задолжал, — внутри меня снова вспыхнула злость и на себя саму, и на Юру.

— Деньги собрала? — Марика достала телефон и неторопливо двинулась в сторону входных дверей.

— Не всю сумму, — я ледяными пальцами сжала сумку, в которой в отдельном большом конверте лежали деньги, предназначенные для Гора.

Не знаю, зачем именно в конверт их спрятала. Купюры и так резинкой перетянуты. Да и важно ли это сейчас: в конверте долг передавать или нет.

Во взгляде Марики промелькнула какая-то не совсем понятная для меня эмоция. Что-то между удивлением и жалостью.

Когда мы вошли в квартиру, по ушам ударила музыка, затем мужской низкий смех. Кажется, у кого-то сегодня был праздник. Мысленно приказав себе не пугаться, я разулась вслед за Марикой. Похоже, она совсем не была настроена на веселье.

— Держите, — протянула она, когда мы вошли в зал.

Вокруг журнального стола были расставлены кресла и стулья. Среди нескольких мужчин я тут же нашла взглядом Гора. Он сидел в кресле и закусывал ломтиком лимона только что выпитый алкоголь. Черная рубашка наполовину расстёгнута. В глазах застыл блеск веселья.

Когда мы подошли чуть ближе, я увидела Мамона. Он, развалившись на диване, удобно устроил свою голову на коленях у девушки. Но как только увидел Марику, тут же выпрямился и поспешил забрать у нее пакеты.

— И вот, — она кивнула в мою сторону, — тебе привела, братец.

Гор откинулся на спинку кресла и медленно перевел взгляд в мою сторону. Рядом с ним сидела женщина лет тридцати. Ухоженная с модной короткой стрижкой. В одной руке она держала фужер с шампанским, а пальцами другой неторопливо перебирала короткие тёмные волосы на затылке у Гора.

— Музыку, — сухо обратился Гор к кому-то из присутствующих.

Музыка сразу же стала потише. Теперь почти все поглядывали то на меня, то на хозяина дома. Марика, сняв куртку, нагло толкнула Мамона в плечо и устроилась рядом с ним на диване.

— Деньги на стол, — всё так же сухо проговорил Гор, но на этот раз обращаясь уже ко мне.

Мой мозг зачем-то выхватил крошечный факт, что сегодня голос Гора звучал уже нормально. Не простужено. Но его тембр всё равно вызвал какой-то странный трепет, определённо возбужденный страхом.

— Я бы хотела поговорить наедине, — от волнения у меня во рту пересохло и мои слова прозвучали недостаточно громко.

— Ты деньги принесла? — Гор немного нахмурился и налил себе в стакан еще алкоголя. Судя по цвету, это, наверное, был коньяк.

— Да.

Я быстро расстегнула сумку, вынула конверт и подойдя чуть ближе, опустила его на свободный уголок журнального столика.

Один из друзей Гора тут же передал ему конверт. Гор достал деньги, провел большим пальцем по двум довольно плотным пачкам и снова посмотрел на меня. На этот раз я в его взгляде не увидела отблеск веселья, только неподвижную глубокую пустоту. Бездну или черную дыру, внутри которой я непременно сгорю. От меня точно ничего не останется. Разве что горстка пепла. Но даже если каким-то чудом спасусь, то просто провалюсь в ее бесконечность и в любом случае умру.

— Здесь не всё, — Гор спрятал деньги обратно в конверт.

— Я знаю. Но это всё, что я смогла найти за эти три дня, — волнение усилилось, и я услышала шум собственной крови в ушах. — Я могла бы отработать эти деньги. Я хорошо готовлю.

Мамон, скривившись, окинул меня быстрым взглядом. Внутри меня волнение сжигало все ткани и органы. А снаружи казалось, что я от страха превратилась в ледышку.

— Я помню, что вы говорили насчет поблажек. Но я предлагаю свои услуги. Параллельно я продолжу выплачивать долг.

— Точно отбитая, — прокомментировал Мамон. — Русским же языком тебе всё уже разъяснили, а ты продолжаешь условия диктовать.

— Почему я должен принять твое предложение? — в голосе Гора не было ни насмешки, ни злорадства. Ничего.

Он в отличие от своего бритоголового дружка не упивался моим унизительным положением. Но и снисхождения от Гора вряд ли я смогу дождаться.

— Не знаю, — честно ответила я.

— Гриш, — обратилась к Гору женщина, перебиравшая пальцами его волосы на затылке. — Может, отдашь ее мне?

Я вздрогнула. «Отдашь» прозвучало так, будто я была не человеком, а, допустим, животным или игрушкой. Все присутствующие посмотрели на говорившую.

— Моя прошлая домработница воровать у меня начала. Пришлось ее уволить. Мне нужна новая, Гриш.

Гор чуть повернул голову вправо, слушая свою подругу. Его лицо оставалось непроницаемым. Только вот эта неподвижная бездна в глазах продолжала намекать мне, что лучше ни на что хорошее не надеяться.