Ларри
Не могу перестать смеяться на этими двумя придурками, узнавшими об участии жён в аукционе. От смеха складывает пополам и текут слёзы. Связали себя бабами, теперь страдают. Нет. Женский пол я люблю, но только с заткнутым моим членом ртом. Всего четырём женщинам позволяется вить из меня верёвки: Дарье, Маришке, Алёнке и мелкой Дине. Эта мелочь вырастет похлеще мамочки. Она уже поработила Лёшку и намылила лыжню на близнецов.
- Лар, дружище, ты должен выкупить Дашу, - трясёт меня за грудки ошалевший от ревности Макс.
- Хорошо, хорошо, - обещаю ему, пытаясь сохранить его нервы и свои внутренности.
Он довольно потирает ляжки, удаляясь от меня, но следом подскакивает Джейк, в таком же невменяемом состоянии.
- Лар! Ты должен мне помочь! – склифонит он, вызывая новый приступ смеха. – Ты должен купить Марину, за любые деньги! Я всё возмещу!
Похоже, меня сегодня ожидает потрясающий вечер в компании двух очаровательных женщин, которым не хочется затыкать рот, так как им не свойственны глупые разговоры. И я честно собирался купить двух дам, уткнув рты остальным толстосумам, только всё сломалось в тот момент, когда на сцене появляется первый лот. Даяна Гердц. Она стоит в маленьком красном платье, не скрывающим рельефные мышцы, точёную фигурку с тонкой талией и округлыми бёдрами. Короткое каре на манер француженки, красные, пухлые губы и чёрные, как ночь глаза, окутанные длинными ресницами. Глаза, которые затягивают в воронку страсти, лишая воли, спеси, гонора.
Яйца моментально налились, кажется, до размера спелого арбуза, грозящего треснуть от малейшего, неосторожного движения. Вспоминаю, когда давал им разрядку: позавчера, заехав к одной из постоянных, элитных шлюх. Обычно я слишком брезглив пихать свой член в различные дырки, поэтому не завожу постоянную любовницу. Меня устраивают работающие девочки. Приехал, получил качественный минет, застегнул ширинку, бросил на стол деньги и свалил. Сейчас же я стою и умираю от желания потереться об неё распухшими яйцами, засадить по самое горло и пометить спермой каждую дырочку.
Да. Не романтично. Но я мужик, а не романтичный юнец. И не был им никогда. Слишком рано пришлось повзрослеть, как только погибли в аварии родители, оставив восемнадцатилетнего парня с тонущей фирмой, долгами и заложенной недвижимостью. Пожизненно должен Максу. Не бросил с проблемами, в отличии от других, провёл слияние компаний, обеспечив меня стабильно растущим портфелем акций, гарантиями перед банками, не дав лишиться родового имения, а самое главное – оказал моральную поддержку, стал той жилеткой, в которую плакал пьяный я.
Правда эта благодарность временно спряталась за опухшими гениталиями и забыла напомнить об обещании, данном Максу и Джейку. Сквозь пробку в ушах, вызванную сумасшедшим желанием, доходят крики ведущего:
- Четыре миллиона! Кто больше, господа?! Прекрасная Даяна! Ужин с ней стоит гораздо больше! Шесть миллионов! Шесть миллионов раз! Восемь миллионов! Десять миллионов! Десять миллионов раз! Десять миллионов два!
- Пятнадцать миллионов! – слышу свой голос.
- Лар, дружище! Ты обещал! – доносится с двух сторон, но это проходит какой-то дымкой, где-то стороной. Я, как бык на красное, стремлюсь к сцене, забрать свою покупку, своё навязчивое желание.
- Пятнадцать миллионов раз! Пятнадцать миллионов два! Пятнадцать миллионов три! Продано господину Ларри Клейтону!
Еле сдерживаюсь, чтобы не закинуть на плечо и, шлёпнув по крепкой попе, не унести в пещеру. Моя! Собираюсь заклеймить, пометить и не отпускать, пока не надоест! И это явно случится не скоро!
Даяна
Не жалею, что решила помочь Дарье и поучаствовать в аукционе. Ей невозможно не помочь, слишком тяжело складывалось её счастье, слишком много дерьма она пережила. И вот, я стою на сцене, освещённая софитами, впитывающая атмосферу вечера, разбавляющую мою унылую жизнь. Тридцать шесть лет, владелица сети фитнес-клубов, бывшая жена Макаренко Антона Петровича, не сумевшая уговорить мужа на рождение ребёнка, нынешняя любовница Сергея Ивановича Корнилова, ставшая ей под давлением. Теперь просто плыву по течению, ненавидя свою жизнь, бывшего мужа, действующего любовника и всю грязь вокруг.
Как докатилась? Просто. Десять лет рыла землю зубами, строя бизнес, обеспечивая безбедную жизнь себе и Антону. В двадцать пять забеременела, но муж убедил сделать аборт, мотивируя тем, что недавно поженились, связывать себя ребёнком ещё рано, только начали поднимать второй зал, и всё рухнет, как только меня прибьёт токсикоз. Дура была! Повелась! Согласилась! Что теперь об этом говорить? Сделанного не воротишь. А потом он меня продал. Продал спустя десять лет брака и сытой жизни. На прощанье сказал, что вообще не готов иметь семью, детей, и жил со мной ради денег. Сильный удар по самолюбию, самооценке. Корнилов предложил ему слишком хороший выкуп, от которого эта мразь не смог отказаться.
Корнилов не стал ходить вокруг и около, а сразу заявил о своих притязаниях, пригрозив, в случае отказа, разрушить всю жизнь. Кто-то, наверное, начал бить себя в грудь и кричать, что лучше жить впроголодь. Наверное. Не спорю. Я не смогла бросить детище, которое растила десять лет, начиная с потного, вонючего зала в подвале многоэтажки. Двадцать четыре зала, вынянченные бессонными ночами, вылизанные между тренировками.
Теперь я-красивая кукла, вылепленная за два года Сергеем, терпящая его приходы три раза в неделю и смазанные, жестокие ласки, оставляющие синяки на теле. Уйти? Не выйдет, пока он сам не решит отпустить. Теневой магнат, курирующий левые группировки, подмявший под себя не один бизнес. С ним не спорят, не связываются. С ним соглашаются и уступают, надеясь, что он не решит оттяпать весь кусок, а хоть что-нибудь оставит для поддержания трусов. Мне осталось смириться и не делать лишние движения. Зачем? Это бесполезно. Он просто сотрёт меня с поверхности земли, не оставив никаких следов и воспоминаний.
Ведущий отстукивает молотком ценники за меня, а я заморозилась на нём. Ларри, друг и доверенное лицо Максима, мужа Дарьи. Зелёные глаза, поддёрнутые золотистыми лучами, смотрящие на меня, вытягивают душу, не позволяя отвести взгляда, светлые волосы, с чуть удлинённой чёлкой, падающей на лоб, вызывающей желание дотронуться рукой и откинуть назад, небольшая седина на висках, практически не заметная в светлой шевелюре, но я точно знаю – она есть, она должна быть. Рост где-то сто восемьдесят пять, сто девяносто против моих ста шестидесяти, мощный разворот плеч и подтянутое тело, не пропускающее еженедельные походы в спортзал. Огромное желание прижаться, потереться, лизнуть. Крикнуть «мой», прошептать «твоя», станцевать танец страсти, сплетаясь телами, содрогаясь в оргазме. Послать в прорву Корнилова, Макаренко. Хоть раз растаять от ласк, сгореть от прикосновений. Но эта птица, явно, не моего полёта. А жаль.
- Пятнадцать миллионов! – глубокий баритон проникает мне в грудь.
- Пятнадцать миллионов раз! Пятнадцать миллионов два! Пятнадцать миллионов три! Продано господину Ларри Клейтону!
Он идёт к сцене с грациозностью хищника, вышедшего на охоту, а я трепещу, желая быть его жертвой. Подходит, берёт за руку, и тут же электрические разряды бегут по крови, накрывая теплом, распаляя огонь. Я чувствую, как краснеют щёки. Господи. Не краснела с девятнадцати лет. Всегда уверенная, не закомплексованная, открытая для общения, а здесь стою как подросток, слово выдавить не в состоянии.
Иду коровой на заклан, опустив голову. Эх. Не стою я пятнадцати миллионов. Прогадал ты, мужик. Купил не приятный в общении лот, а корову молчаливую.
Доведя до стола, отодвигает стул, помогая сесть. Официант разливает шампанское, и мне ничего не остаётся, кроме как заглотнуть залпом бокал. Пузырьки устремляются в мозг, расслабляя мой непьющий организм, смешивая хорошие и плохие мысли.
- Ларри Клейтон, - представляется он.
- Я знаю, - глупо улыбаюсь. – Даяна Гердц.
- Смешно. Но я тоже знаю, - расплывается в широкой улыбке. – Начнём скромно, с ужина?
- Да, - соглашаюсь. – В программе вечера ещё танец.
За ужином расслабляюсь. То ли ласкающий слух баритон с рычащими нотками, то ли пузырьки шампанского отключили кнопку стоп, но разговор потёк ровно, без зажимок. Ларри рассказывает о себе, больше о студенческих годах и жизни в Москве, я делюсь проблемами и достижениями в спорт-индустрии. Ужин плавно перетекает в танец. Он кладёт руку на спину, растопырив ладонь пошире, стараясь захватить больше площадь. Вторую размещает на лопатках, притягивая к себе вплотную. Только сейчас ощущаю огромную разницу в росте, на десятисантиметровых каблуках достаю только до плеча. Никогда не ощущала себя такой маленькой.
В таком тесном сплетении кладу голову на грудь и закрываю глаза. Аромат морского бриза, свежести цитруса и чего-то ещё обещающего. В голове картинки его голого тела, накрывающего меня, лежащую на чёрных простынях в красном белье. В трусиках делается мокро, а в животе пульсирует от желания. Лар наклоняет голову и делает шумный вдох, зарываясь носом в волосы. Лёгкая судорога пробегает по спине, желая большего, чем этот танец.
Ларри
Ни с кем не прощаясь, отправляю сообщение водителю, хватаю за руку Даяну и спешу на выход. Кажется, минута промедления, и я взорвусь от похоти, вгрызшейся и терзающей внутренности. Меня кто-то зовёт, пытаясь отвлечь от намеченной цели, но мне похрен, не слышу никого. Уши заложило желанием и навязчивой мыслью - “бежать, бежать”.
Дая доверчиво следует за мной, отставая на полшага, скорее всего, из-за каблуков, быстро перебирая ногами. И мне бы подумать о приличиях: замедлить шаг, подстроиться под неё, подставить локоть, а не тащить за руку, как абориген. Но пульсация в яйцах, тянущая до самых кишок, не даёт быть джентльменом, заставляя прибавить ход, таща за собой добычу.
- Верхняя одежда есть? – интересуюсь практически в дверях.
- Только сумочка, - на выдохе бросает.
- Где? – продолжаю тянуть.
- У Дарьи, с документами, - не замедляется, выскакивая со мной на крыльцо.
- Она тебе не понадобится, - отказываюсь от идеи возвращаться обратно. – Потом заберём.
Водитель ждёт у крыльца, открыв заднюю дверь. Заталкиваю Даяну, спеша смыться от посторонних глаз, и запрыгиваю сам, отдав указания везти в загородный дом. Там я появляюсь не часто, но всегда приезжаю один. Это моё лекарство, плацебо, отдушина, место, в котором нет приличной связи, денег, политики и проблем. Не знаю, зачем везу туда её, но сейчас это кажется правильным.
- Вить, буду через пару часов, - звоню охраннику и смотрителю в одном лице. – Затарь холодильник и убери собак.
- Куда мы едем? – встрепенулась птичка.
- Домой, - обрубаю разговор, притягивая женщину к себе на колени.
- Хорошо, - шепчет в губы, оставляя невесомый шлейф фруктов и шампанского.
Её согласная немногословность подстёгивает на телесные игры в машине. На ощупь отыскиваю и нажимаю кнопку, поднимающую перегородку между водителем и салоном, провожу рукой по бедру, задирая до талии тугое платье. Чулки с кружевной резинкой, маленькие стринги, кричащие: отодвинь и трахни! Губы, такие мягкие, тёплые, влажный язычок, проскакивающий по ним. Голод берёт своё. Сжимаю голую ягодицу ладонью, набрасываюсь на губы и имею языком с маньячным напором, вылизывая зубы, нёбо, сплетаясь, подавляя. Пальцами отодвигаю трусики и ныряю в глубину, горячую и истекающую соками.
- Мокрая… - рычу, оторвавшись от губ, и присысываюсь к шее.
- Мокрая… - стонет, поддаваясь на пальцы, елозя попой на коленях.
Случайный секс в машинах для меня кончился к двадцати двум годам, в тот момент, как я оброс статусом и занял определённое положение в деловом мире, но желание сделать это сейчас, вогнать член по самые помидоры, услышать крик от резкого внедрения и вбиваться, пока не сорву голосовые связки, превалировало до зуда в конечностях.
- Предохраняешься? – хриплю, косолапо расстёгивая ремень свободной рукой.
- Таблетки, - выдыхает, не переставая насаживаться на пальцы.
Какое-то сумасшествие, но очень сладкое с перчинкой, плавящее мозг, мешающее трезво мыслить. И надо бы воспользоваться презервативом, ведь защита – это наше всё, но член упрямо диктует взять наживую, прочувствовать каждый сосуд, каждую складочку и ребристость, потереться оголённой головкой о стенки, смешать предэякулят с её секрецией.
Вытаскиваю пальцы, слыша недовольный стон, приподнимаю, направляя на дёргающийся в конвульсиях орган, и на финальной ноте машина резко останавливается, отбрасывая Даяну на противоположное сидение.
- Илья! Охренел?! – выжимаю с силой кнопку связи с водителем.
- Простите, мистер Клейтон. Женщина с ребёнком на дорогу выскочила, - рапортует Илья, обломавший весь кайф.
- Не судьба, - произносят пухлые губы, растягиваясь в улыбке.
- Придётся побыть джентльменом, - ухмыляюсь, заправляя ноющего друга в жутко тесные штаны. – Вина?
- Не откажусь, - поправляет трусики и платье, подёргивающимися от возбуждения руками.
Следующие полтора часа потягиваем вино, ведём светские беседы, посматриваем на часы, отсчитывая и торопя минуты.
- Красивый дом. Брутальный, - Даяна держится за дверь машины, осматривая мою избушку.
Избушка, конечно, слабо сказано. Двухэтажный дом на двести пятьдесят квадратов из оцилиндрованного бревна, с приземистой крышей, искусственно засаженной мхом, в окружении сосен и голубых елей. Для релакса я предпочитаю дерево, натуральные материалы и никаких клумбочек, стриженных кустарников и выверенных по линейке дорожек. Только газон, хвоя, камни и грубые скамейки из распилов.
- Мне тоже нравится, - подхватываю на руки и несу в свою берлогу.
Холл встречает натёртыми до блеска мраморными полами, приглушённым освещением и очень удобной стеной, к которой подпираю птичку, обхватывая под попу. Дая схватывает на лету, обвивает меня ногами и трётся промежностью через брюки о каменный стояк. До спальни терпеть не собираюсь, тридцать шесть ступеней до второго этажа – слишком много в моём состоянии. Дружок уже измученно стонет, отказываясь приходить в расслабленное, спокойное состояние. По тому, как птичка сжимает меня бёдрами, делаю вывод, что она не против быстрого перепихона у стены. Освобождаю из плена член, отодвигаю мокрые трусики и прохожусь несколько раз головкой по промежности, размазывая стекающие соки.
- Скажи, - требую, сдерживая порывы опуститься ниже. – Скажи!
- Хочу тебя, - стонет, упираясь лбом в плечо.
Насаживаю на всю длину, выбивая воздух и сдавленный стон, замирая, успокаивая семенную жидкость, радостно устремившуюся на выход. Не могу позволить себе кончить через две секунды, как пятнадцатилетний юнец, потрогавший первый раз соседскую сиську. Вдавливаю всем весом в стену, обездвиживая, ловя грудью взбесившееся дыхание, борясь с мутью в глазах. Сейчас уже жалею, что не добрался до спальни, вата вместо ног грозит не выдержать нас в вертикальном положении. И свалить бы на возраст, но в свои сорок шесть я двадцатку с лёгкостью пробегаю, с пульсом на финише девяносто шесть и дыханием, как после пары лестничных пролётов. А проблема вся в ней. Чувствую, как высасывает силы, порабощает с каждым ударом внутри, с каждым спазмом, сдавливающим член.
Даяна
Я действую как управляемая кукла. Мой мозг, способный решать сложные задачи в экстренных ситуациях, стёк куда-то вниз живота, давя на матку и требуя качественного трения для получения разрядки. Сколько я уже без оргазмов? Лет пять? И раньше не изобиловало, но последние годы муж не старался, а на Сергея не стояло. И, вроде как, можно было потрудиться душем или руками, вибратором, в конце концов, но самоудовлетворение никогда не входило в мои приоритеты. Зачем глотать сахарозаменитель, если где-то продаётся плитка шоколада для тебя. Нужно только освободиться, потратить время на поиски и вгрызться зубами, постанывая от удовольствия.
И вот сейчас я следую за своей шоколадкой, сглатывая слюни и почёсывая зубы языком. Надо бы включить думку, но мозг кайфует в животе, отказываясь исполнять свою прямую функцию, а ноги послушно передвигаются за тянущей рукой.
- Верхняя одежда есть? – просачивается в уши.
- Только сумочка, - зачем-то говорю глупость.
- Где? – Сдалась ему эта сумочка?
- У Дарьи, с документами, - на автомате произношу.
- Она тебе не понадобится. - Конечно. Зачем мне какая-то сумочка, когда я в руках самого сексуального мужчины?
В машине всё искрит от похоти, проскальзывающей между нами. Движение рукой, и я у него на коленях, пульсирующей плотью ощущаю возбуждение во всей красе. Сдержанность, отсутствие импульсивности всегда были моим коньком, но я еложу по стояку, как течная кошка, пытаясь унять зуд между ног.
- Мокрая… - рычит мой сладкий десерт, просовывая пальцы.
- Мокрая… - отвечаю, вдавливаясь сильнее.
Эти движения внутри сносят крышу, толкая меня на презираемый раньше машинный секс. Движения резче, амплитуда больше, во мне уже не один, а – по ощущениям – три пальца. Ещё немного, и низ живота взорвёт, разбив вдребезги мозг, притаившийся совсем рядом.
- Предохраняешься? - словарно домогается находящийся между моих ног мужчина.
- Таблетки, - выдыхаю на стоне, но хочется крикнуть: “Не тормози, придурок! Вставь по самые яйца! Уйми зуд, сводящий с ума!”.
Но я же леди. Леди не пристало так выражаться. Леди должна скромно помахать ресницами, опустить глазки до обозрения кончиков туфель, слегка надуть губки и внятно, но не громко отвечать на вопросы. Это в уме мы можем давиться пошлостями так, что внутренности краснеют от стыда, а снаружи мы белые и пушистые.
Я уже чувствую огненную головку, трущуюся о промежность, надо всего лишь податься вперёд и опуститься, затягивая внутрь твёрдую плоть… Как какая-то сила отбрасывает меня назад, плюхая задницей на сиденье и ударяя затылком о приборную панель, отделяющую от свидетеля нашего сумасшествия. Может, водитель и привык к стонам обслуживающего персонала, но меня его голос отрезвляет, заставляя поправить платье и остаться сидеть напротив.
- Не судьба, - натягиваю улыбку.
- Придётся побыть джентльменом, - соглашается, ухмыляясь. – Вина?
В теле всё ещё лопаются от счастья пузырьки шампанского, но я соглашаюсь пропустить пару бокалов, стимулирующих светскую беседу. И не важно, что мысли направлены совсем не в деловую сферу, темы для разговора всё равно находятся.
- Красивый дом. Брутальный, - осматриваю громоздкий, бревенчатый сруб, смягчённый панорамными окнами и голубыми елями, распустившимися под солнечными лучами, прорезающими верхушки многолетних сосен.
- Мне тоже нравится, - двусмысленный ответ, но судя по тому, что я оказываюсь на руках, фраза относилась ко мне.
Зелёные глаза с золотистыми проблесками пожирают, затягивая в глубину не моего сознания. Интерьер я не вижу, только голод, заводящий меня сильнее, шумное дыхание, увеличивающее объём лёгких, крепкие руки, тянущие кверху за задницу и морской бриз со свежими нотками цитруса, проникающий в нос, дразнящий восприятие.
- Скажи, - влажное поглаживание разбухшей головкой, дразнящее плоть. – Скажи!
- Хочу тебя, - умоляю закончить экзекуцию и сделать наконец из меня сегодня женщину, счастливую, удовлетворённую, довольную именно этой жизнью.
Спасительное давление, резкая подача, сдавленный стон, нехватка воздуха и пять секунд до взрывного оргазма. Но Ларри замирает, прижав к стене, мешая двигаться, натягивая нервы в тетиву, дребезжащую от напряжения в животе. Кажется, я слышу удары его сердца, или моего, бьющего по ушам, рваное дыхание, с трудом просачивающееся в лёгкие, пульс в месте прикосновения внутри меня. Рык или стон от первого скольжения, и звонко лопающиеся нити, накрываемые оргазмом. Каждую клеточку пробивает разрядом, затапливая с головой. Любовь с первого взгляда? С первого поцелуя? С первого нашего секса у этой стены, клеймящего, присваивающего, порабощающего?
Ларри
- Покажешь дом? – Первые слова хриплым голосом после мимолётной крупицы секса у стенки.
- Покажу по дороге в спальню, - притягиваю за волосы к себе, оставляя влажный поцелуй. Первый с того момента, как мы покинули машину.
Пьяный вкус, бархатная мягкость, сладкое дыхание. Член снова подаёт признаки жизни, намекая на продолжение праздника. Обычно мне хватает разовой разрядки два-три раза в неделю, но не с этой женщиной. Никогда не замечал за собой сексуальную жадность, сейчас же меня прёт от её запаха, тела, податливости. Экскурсия по дому проходит в ускоренном режиме: лестница, коридор, дверь в спальню, кровать.
- Раздевайся, - приказываю, расстёгивая рубашку и сдёргивая галстук.
- Хочешь увидеть покупку? – приподнимает правую бровь, пройдясь руками от груди до бёдер.
- Хочу оттрахать тебя на все пятнадцать миллионов, - стягиваю рубашку, принимаясь за брюки. – И поверь, это будет много, долго и жёстко.
От предвкушения засосало под языком. В голове проносятся позы, в которых её прогну, места, в которые буду вбиваться, пока не сотру член, тело, в которое буду впиваться руками и зубами, пока не помечу собой полностью.
- Поторопись, - несдержанно рычу. – Если не хочешь остаться с рваной тряпкой вместо платья. На счёт десять должна стоять голая, на коленях и с приоткрытым ротиком. Три… Четыре…
То ли страх остаться без платья, то ли нетерпение заняться камасутрой, но я успеваю досчитать до восьми, и покорная, обнажённая женщина стоит на коврике перед кроватью. Медленно подхожу, поглаживая по всей длине восставшего дружка, истекая слюной от предвкушения ощутить пухлые губки вместо рук. Дая не спешит, разглядывая, облизывая нижнюю губу, протягивает руку, обводя большим пальцем головку, всё ещё влажную после погружения у стены.
- Возьми в рот, - тихо, но твёрдо произношу, подгибая пальцы на ногах.
Мягкое касание кончика, круговое движение языком, задевающее уздечку, приподнимающее волоски на спине, подающее первые прострелы в мошонку. Стискиваю зубы, сдерживая сиплый стон, зарываюсь в волосы, жалея, что они такие короткие, лишающие возможности намотать их на кулак.
- Глубже, - надавливаю на затылок, подаваясь вперёд. – Ещё глубже.
На третьем движении теряю контроль, завладев лицом, удерживая за скулы, подтягиваю голову чуть выше, выпрямляя шею, и самозабвенно начинаю вбиваться, упираясь головкой в горло, задерживаясь до рвотного спазма и выходя, давая возможность вздохнуть. Даяна расслабляется, закрывает глаза, отдавая себя в моё полное пользование, и только слёзы, стекающие из-под ресниц, говорят, что она со мной, принимает в себя так, как хочется мне. А мне хочется именно так. Жёстко, быстро, глубоко. Хочется ощущать горячее дыхание в упирающийся лобок, хочется видеть эти слёзы от пребывания головки в горле, хочется чувствовать спазмы и выходить на последнем мгновении, пока она не начнёт давиться. Долго её не мучаю, кончая через несколько минут, заставляя взглядом проглотить сперму, и с извращённым удовольствием наблюдаю, как она вылизывает член.
Давно не кончал так стремительно, как восемнадцатилетний пацан, обычно мучая шлюх до часа. С птичкой всё по-другому, с ней мне восемнадцать, с ней я – безмозглый юнец с сорванной башней. Приподнимаю за плечи с пола и накрываю своими губами её, сплетаясь языками. И похрену, что она только что глотала мою сперму, мне необходимо её целовать, благодарить за смиренное принятие меня, за качественный минет, за бурный оргазм. Целую и не могу оторваться, высасывая дыхание, тихий стон. Руки сами спускаются вниз, нащупывая клитор, раздвигая складочки. Сползаю вниз, оставляя жадные дорожки на теле, ставлю ногу себе на плечо, заменяю руки языком, присасываясь к пульсирующему бугорочку, добавляю пальцы, трахая быстро, резко, пока не ловлю волну, сотрясающую тело в оргазме. Финальный укус с последующим зализыванием, и крик, отражающийся от стен, сопровождающий судороги. Моя! Кричит внутренний голос, желая продлить это чувство дольше.
Мы снова целуемся, долго, страстно, забивая дыхание. Как я попал в эту розовую страну? Как я умудрился купаться в радужных облаках, тиская в объятиях свою птичку?
- Предлагаю перекусить, - отрываюсь от губ, пока не пошёл на следующий заход.
- С удовольствием, - поддерживает меня. – Веди.
Представляю со стороны картину, представшую взорам соседей, если бы не поддался уговорам Макса и не скупил шесть участков, примыкающих к моему. На кухню мы отправляемся в костюмах Адама и Евы. Я гордо трясу хозяйством из стороны в сторону, Дая аккуратно ступает, оглядываясь по сторонам.
- Может, накинем чего-нибудь? – беспокоится.
- Тебя никто не увидит. Забор высокий, соседи далеко, Витя появится только утром для выгула собак, и то, со стороны заднего двора. Так что голову кверху, спину прямее, походка от бедра, и не мешай любоваться, как при движении подпрыгивают твои сиськи.
- Пошляк, - хмыкает, но спину выпрямляет, и походка становится кошачьей, грациозной. Всю жизнь смотрел бы.
Блядь. От идиотских мыслей пот пробил. С чего я всю жизнь приплетаю? Потрахаемся пару недель, может, пару месяцев, затем в Америку офисных хомячков построить, а потом в обычный ритм: работа, семья друга, шлюхи.
Даяна
Минет приходится делать часто. Сергей постоянно требует преклонения коленей. Но сейчас я впервые отдала полностью себя, отпустила, позволила вести и принимать. Поцелуй после этого шокирует, смещая центр мироздания, дезориентирует мои устои. Я отдаюсь и ему, сгорая, плавясь, мечтая о большем и получая. Как давно я желала оральных ласк, поклонения, признания. Оргазм накрыл слишком быстро, не дав насладиться горячими касаниями языка, уверенными движениями пальцев. Не думала, что так можно сходить с ума от близости мужчины. Не верила, что можно отдать себя в первый же день встречи. Всё не так. Всё так как надо.
Кухня оказалась большой, но в том же грубом, мужском стиле. Каменный, серый пол, неотделанные стены, деревянный, массивный гарнитур, круглый стол из обработанных досок. Даже наши голые тела в окружении брёвен смотрелись вполне прилично. Весь интерьер кричал, что это убежище хищника, не терпящего присутствие слабого пола. Единственное, что выбивалось – современная техника, облегчающая разделку и готовку мамонтов.
- Чем, хозяин, потчевать будешь? – сажусь на грубую табуретку, боясь поелозить и собрать задницей занозы.
- Сейчас забьём дичь и зажарим на большой сковородке, - ухмыляется, залезая в огромный холодильник.
- Забивать голышом пойдём? – интересуюсь, улыбаясь и представляя своего охотника голым с копьём в руках.
- А то, - подмигивает. – Смотри-ка. Витёк уже забил, освежевал, разделал и в холодильник положил.
На стол плюхнулось пару кусков мяса в вакуумной упаковке. В моих руках, как по мановению палочки, появились нож и доска, а рядом выросла куча овощей для салата.
- Режь, женщина, травку, а мужик займётся приготовлением мяса, - командует, ставя на стол салатник.
Через двадцать минут воздух наполняется пряными ароматами мяса, свежестью огурцов и звоном бокалов с вином.
- Лар, ты вырос в России? – отстраняю бокал от губ, смотря в зелёные глаза.
- С чего такие выводы? – удивляется.
- Правильный русский язык с незначительным акцентом, - делюсь своими наблюдениями.
- Орлов Максим - друг детства. Всегда заставлял учить, старался разговаривать как можно больше на нём, - сделал глоток, смотря куда-то мимо меня. – Да и на родине пьющих медведей с балалайками я уже лет двадцать. Когда открыли здесь представительство, Макс занимался поисками финансирования, а я налаживал работу компании и сотрудничал с бюрократией. Первые полгода вообще не разговаривал на английском, потом, на родине, мешал речь, чем вызывал беспокойство партнёров. Теперь перестраиваться проще. Здесь русский, дома английский.
- Россия не стала домом после двадцати лет? – осторожно интересуюсь.
- Дом там, где сердце, - буркнул, резко встав и выключив мясо. – Мужская еда готова.
Стейк получился бесподобным. Специи, зажаренная корочка, нежная сердцевина, сочащаяся на срезе. Не зря говорят, что мясо любит мужские руки, как и женское тело. Ужинаем в тишине, погрузившись в воспоминания.
С мужем мы больше питались полуфабрикатами, яйцами и фаст-фудом. Время на готовку отсутствовало. Постоянная гонка: найти дешёвый инвентарь, успеть выкупить бэушные маты, расклеить объявления, отмыть провонявший сыростью и потом зал, находящийся в подвале. Я была и закупщиком, и уборщицей, и фитнес-тренером, почитав и посмотрев видеоролики в инете. Муж взял на себя курирование качалки, с умным видом советуя вес блинов и количество подходов. Два года мы сдирали руки и ноги, чтобы накопить на аренду зала поприличнее и новые тренажёры. Мечта идиотов сбылась.
Удалось выгодно снять помещение на двести квадратов в доме, готовом под сдачу. На время ремонта пришлось освоить шпаклёвочные и столярные работы, причём делать это по ночам после одиннадцатичасового закрытия подвала. Три часа сна на упаковках с изоляцией или отмытых матах в рабочем зале, и снова та же карусель. Как я это вынесла – не знаю. Возможно, такой график жизни и стал основной причиной аборта, а возможно… я просто себя оправдывала.
Через два месяца мы завозили новёхонькое оборудование, пахнущее маслом и новым пластиком, стелили синие маты, покрытые устойчивой, жёлтой разметкой и нанимали первый в своей жизни персонал. Старый зал оставили, поставив в управлении Антошиного брата. Усердием Пашка не отличался, так что через год зал просрал, а мы готовили к открытию второе помещение, также в новостройке.
Яйца с пельменями сменили кафешки и доставка еды, усталый, голодный секс на матах – сытый сон. Сама не поняла, когда мы отдалились друг от друга. Только потом, когда продал меня, выплёвывал всю правду о его понятии нашего брака, моей способности пахать и неспособности удовлетворить мужика. Пришлось уволить пятерых администраторов и трёх фитнес-тренеров, с удовольствием раздвигающих ноги перед Антоном. Может, их и было больше, но под увольнение попали только те, которых перечислял муж, сравнивая со мной.
- Даяна, вернись! – крик Ларри врезался в прошлое, разбивая в дребезги тянущие картинки. – Ты устала от меня?
- Почему? – трясу головой, протягивая руку к наполненному бокалу.
- Слишком далеко от меня улетела, птичка, - недовольно поджимает губы, хмуря брови и дёргая желваками.
- Просто очень вкусный стейк, - сползаю до виноватых ноток. – Вспомнила, чем питалась раньше, в начале построения бизнеса. Да и не готовил мне никто никогда ужин. Мама только, в детстве. Щи, котлеты, макароны.
- Приятно быть первым, - расслабляется. – Мелочь, но приятно. А сейчас станет ещё приятнее.
Убирает тарелки, салатник, бокалы, не прерывая зрительный контакт, огибает стол, стаскивая меня с табуретки и усаживая вместо ужина, раздвигает ноги, вклиниваясь между ними.
- Покричишь для меня, птичка? - шепчет, насаживая на возбуждённый член, вышибая воздух и крики, вбиваясь резко, глубоко, жёстко, доставляя сладкую боль, затягивающую виток за витком, спираль, разрывающуюся через пару минут. Кричу от продолжающихся внедрений в дрожащую от сокращений плоть, и следом накатывает ещё волна, топя сознание, вбрасывая слоновьи дозы окситоцина, смешанного с адреналином. Сердце ломится выскочить через горло, пальцы ног сводит, и, кажется, сейчас разорвёт. Где-то на краю сознания слышу стон, переходящий в рык, горячая пульсация, накрываемая потоками спермы, и сильный рывок вперёд, впечатывающий в грудь, сжимающий до скрипа в рёбрах.
Ларри
Кручу Даю всю ночь. Откуда у меня и у неё столько сил – загадка. Рассвет щерится в окна, а сна ни в одном глазу. Член пощипывает от натёртости, влагалище опухло от трения, а похоть не отпускает, срывая связки и мозги.
- Лар… Я больше не могу… - стонет птичка, когда я раздвигаю ей ноги. – Угомонись, ненасытное животное…
- Я только вставлю в обогревашку, и спать, - обещаю, поворачивая её к себе спиной.
Так и засыпаем, тесно прижавшись, вклеившись друг в друга, сплетясь руками и ногами. Первый раз заснул с женщиной. Первый раз захотелось подмять, притянуть и не отпускать. Сквозь сон слышу, как Виктор гремит замками в вольерах, выводя собак на прогулку. Утро, часов семь, или около того. Обычно в это время я уже умыт, выбрит, одет, потягиваю двойной эспрессо с двумя кусочками сахара перед выходом. Но сейчас на бодрящий кофе не тянет. Делаю толкательное движение вперёд, чтобы ощутить, как разбухшие стенки щели крепко сжимают член, и проваливаюсь в сон, где Дая стоит на коленях, втягивает щёчки, посасывая головку, покручивает и оттягивает соски, преданно смотря своими чернющими глазами.
Просыпаемся в час двадцать, разомлевшими, желеобразными. Доделываю начатое перед сном, медленно толкаясь вперёд, ловя покручивания попкой, нахожу клитор, не отошедший от ночных выкрутасов, реагирующий на малейшее касание. Изливаюсь сразу, как только давление на член усиливается, сжимающимися от оргазма стенками.
- Доброе утро, - сонно скрипит птичка.
- Добрый день, - улыбаясь, поправляю её. – В душ и завтракать?
- Кто готовит? – трётся попкой, размазывая сперму по паху, и это, на удивление, приятно.
- Вместе, - щурюсь от удовольствия, как большой кошак, словивший птичку и играющий с ней когтистыми лапами.
- Хорошо, - тянется. – Разбуди, когда вместе приготовите.
- Э, нет. Так не пойдёт, - поднимаюсь с кровати, стаскиваю ленивицу, забрасывая на плечо. Лёгкая, килограмм сорок пять-сорок семь против моих девяносто двух. Присвистывая, тащу добычу в ванную, подёргивая перед её глазами прокаченными ягодицами, ощущая ноготки, впивающиеся в филейную часть. И это тоже приятно.
Душ принимаем вместе, пользуясь одной щёткой, мочалкой и моим гелем, пахнущим морем с примесью цитрусов. Покрасневший член устало висит, реагируя на тёплую воду лёгким пощипыванием, в голове, как и в яйцах, пустота, на лице придурочная, счастливая улыбка. Намыливаю птичку, тщательно проходя по стратегическим местам, слыша шипение, когда губка касается киски.
- Натёр? – спрашиваю, как бы извиняясь, на самом деле, абсолютно не чувствуя себя виноватым.
- Ага, - отвечает коротко, переминаясь с ноги на ногу. – К вечеру заживёт.
- Может, лёдик? - подмазываюсь, надеясь углубиться туда раньше.
- Себе лёдик положи, - смеётся. – И держи, пока не посинеет и не отвалится.
- Хамка, - брызгаю от смеха. – И что я смогу с тобой сделать, когда отвалится?
- Языком поработаешь и ручками. Ай! – дёргается, получив шлепок по попке.
- Кто-то сегодня сам будет очень много работать язычком и ручками, - угрожаю, а сам еле сдерживаю смех. – И попке от души достанется, за наглость хозяйки.
Шутя́ пререкаемся, вылезая из душа, вытираясь и возвращаясь в спальню. Достаю птичке футболку, скрывающую прелести до середины бедра. И снова всё нравится.
Дая занимает варочную панель, готовя омлет с помидорами и острым перцем, я нарезаю хлеб, сыр, ветчину, запускаю машинку, разливающую бодрящий напиток. Кухня наполняется домашними ароматами. И это, блядь, охрененно нравится.
- Переезжай ко мне, - срывается с языка, обходя мимо мозг, который молчит, не возражает.
- Согласна, - слетает с её губ. Кажется, также мимо мозга. И, кажется, нам обоим это нравится.
Завтракаем, молча улыбаясь друг другу. Слова лишние - говорят глаза. Мои обещают, её принимают. Лениво закладываем посуду в машинку и перемещаемся в гостиную. Там полдня смотрим сериал, идущий по коммерческому каналу. Я глажу Даю по спине, она скручивает пальцем в барашки волосы на груди. Идиллия, чёрт возьми.
- Давай устроим пикник? - озвучиваю пришедшую мысль. – Здесь озеро в километре. Возьмём продукты, вино, плед. Разожжём костёр, посидим.
- Давай, - чмокает меня в губы. – Только мне идти не в чем.
- Найдём, - поднимаюсь с птичкой с дивана и направляюсь в спальню, таща её на себе, как маленькую мартышку.
Перерыв шкаф, достаю носки, спортивный костюм и резиновые шлёпки сорок пятого размера. Даяна со смехом тонет в моей одежде, подворачивая штанины и рукава, примеряя огромные для её ноги тапки. Она выглядит нелепо, но очень сексуально. И эта сексуальная нелепость мне продолжает нравиться.
- Вот люди поржут, - заливается Дая. – Бомжи на выходе.
- Не бойся. Пара свёрнутых челюстей, и ржалка сломается, - обещаю, натягивая такой же костюм и кеды.
Взяв вино, фрукты, картошку и помидоры с огурцами, не спеша пробираемся к озеру. К счастью, по дороге никто не попадается, и на озере, на удивление, пусто. Пока я собираю ветки и спилы, Даяна заворачивает в фольгу картошку, выкладывает фруктово-овощное безобразие на тарелки, не выпуская меня из поля зрения, как и я её, чертыхнувшись пару раз об корни деревьев.
Картошку достаём из углей вместе с уплывающим за горизонт пурпурным солнцем. Карамельно-розовый закат, перистые облака в фиолетовых росчерках. Кажется, по ним прыгают наши единороги, разбрасывая блёстки. Стареющий соловей надрывается, приманивая самку переливами трели, мы лопаем с угольной кожурой горячий картофель, наблюдая за огненным диском, скрывающимся с глаз. Начало мая выдалось достаточно тёплым, но вечером свежесть даёт о себе знать, пробираясь под куртку прохладным ветром. Затушив догоревший костёр, собрав пожитки, спешно возвращаемся домой, довольно лыбясь перепачканными лицами.
Последний раз так сидел с Максом и деревенскими парнями в пятнадцать, когда родители отпустили меня к Максовским старикам в Россию. Также пекли картошку, расположившись на поваленных и принесённых из леса брёвнах, рассказывали страшные истории в ожидании поклёва, попивали добытый в бою самогон и казались себе такими взрослыми, умными, обсуждая прелести старшеклассниц и местных девах. В то лето я первый раз трахнулся, продержавшись минуты две, чем расстроил соседку, старше меня на пару лет. Она поцокала языком, погладила по голове, встала и пошла искать долгоиграющий член, чем вогнала меня в недельный депресняк. Тогда было всё просто. Тогда я и не представлял, как меня потрепит жизнь, окуная мордой, словно нашкодившего котёнка в суровые, взрослые будни.
Даяна
- Переезжай ко мне, - срывается с губ Ларри. Так обыденно, во время приготовления завтрака, как будто мы с ним встречаемся уже год или два.
- Согласна, – ни секунды не задумываюсь. Ощущение, что знаю этого мужчину не один год. Полное понимание, что он мой, единственный.
Больше ничего не произносим, и это кажется комфортным и естественным. Мы вообще много не говорим. Кому нужны розовые слюни со словесным поносом. Говорят, женщины любят ушами. Херня. Женщины любят тактильность, взгляды, говорящие больше слов, руки, дарящие электрические разряды от малейшего прикосновения кончиками пальцев. Завтрак приобретает новый вкус – насыщенный, острый, обещающий. Лар не отпускает меня из зелёного плена, делясь собой, забирая меня. Мыслей нет. Только он занял всё свободное место, сместив ненужное, незначительное, лишнее.
Тишину колеблет тихое звучание плазмы. Ларри гладит меня по спине, я поигрываю волосками на груди, впитывая тепло, исходящее от обнажённого торса. Тянущее томление в животе и лёгкий дискомфорт между ног напоминают о проведённой бурной ночи. Не представляла, что могу так изгибаться, пластично принимать немыслимые позы, стонать и биться в оргазме несчётное количество раз. Отвыкла от спящего мужчины в своей кровати, обнимающего всю ночь, дышащего в затылок, зарываясь носом.
- Давай устроим пикник, - предлагает Лар, отвлекая от воспоминаний. – Здесь озеро в километре. Возьмём продукты, вино, плед. Разожжём костёр, посидим.
- Давай. Только мне идти не в чем, - поддерживаю идею, так как очень хочется глотнуть воздуха, наполненного майской сыростью, свежестью и хвоей.
Лар поднимается с дивана вместе со мной и несёт к лестнице, легко, не напрягаясь. Остаётся обвить его ногами, чувствуя большие руки под попой, поддерживающие, подтягивающие повыше. Мне нравится его забота. Немного грубая, немного властная. Этот мужчина привык руководить, контролировать, доминировать. Мне и это нравится. За ним чувствуешь себя в безопасности. Он всё решит, всё сделает, со всем справится. С ним хочется быть слабой, глупой, беззащитной. И это мне тоже нравится.
Безразмерный спортивный костюм, в котором я бултыхаюсь, приходится затягивать и подворачивать. Выгляжу, как сопливый подросток, решивший покозырять перед детворой в отцовском прикиде. Не хватает кепки и спички между зубами. Надев лыжи, не могу остановиться от смеха. “Вот это лапа!” вертится на языке, шмыгая ногами по полу. Владелица сети фитнес-центров, носящая деловые костюмы и брендовую обувь, в подвёрнутом мешке и резиновых тапках – картина для жёлтой прессы, причём с кричащей надписью: «Даяна Гердц просрала бизнес, пристрастившись к алкоголю». Лар сканирует меня голодным взглядом, и я понимаю, что даже в этом безобразии он хочет меня.
Не могу оторвать взгляда, пока мой мужчина собирает хворост для костра. Не глядя упаковываю в фольгу картошку, возможно криво, раскладываю остальные припасы и удерживаю глазами движения Ларри. Вот он наклоняется за толстой палкой, а куртка обтягивает широкую спину, пытаясь треснуть на швах. Остальная картинка игры мышц, натягивания сухожилий, напряжение мускульных пластин дорисовывается в голове, увлажняя трусики, как у похотливой кошки.
Обжираемся печёной картошкой под аккомпанемент горластого соловья и всполохи заходящего солнечного диска. Как давно я сидела у костра и лопала угольный картофель? В десятом классе, проводя лето в трудовом лагере. Чу́дное было время. За хорошее поведение нас возили на сбор черешни и абрикосов, проштрафившиеся отряды окучивали картошку на солнцепёке. После четырёх часов в поле, противная вода в цистерне казалась божественной, а очередь к ней сравнивалась по размеру с очередью за водкой во времена перестройки.
Тогда я чуть не лишилась девственности после палёного самогона на дискотеке. Спасло чудо, под названием овраг, в который я скатилась, пятясь от сверх возбуждённого поклонника. С тех пор крепкие напитки не употребляю, как и в больших количествах лёгкие. Предпочитаю быть с трезвой головой, не теряя контроль.
Ледяной ветер, тянущийся с воды, пробирает до мурашек, вынуждая свернуть пикник и искать убежище дома. Взглянув на себя в зеркало, ахаю и убегаю в ванную, смывать чёрные разводы вокруг рта от картофельной кожуры. Лар заваливается следом, осматривая перепачканную щетину и залезая руками под включённую мной воду.
- Лар, подожди. Я первая, - отталкиваю его бедром, закрывая собой раковину.
Он отвлекается от крана, сосредотачиваясь на бёдрах, активно отпихивающих наглое тело. Руки проходятся по талии, спускаясь к животу, притягивая попку к твёрдому паху. Выгибаюсь, потираясь сильнее, показывая, как сильно хочу более смелых ласк, ощутить голую кожу, тугую наполненность.
Рык в затылок, и Лар начинает стягивать с меня одежду, судорожно дёргая молнию и завязку на штанах. Нетерпение в каждом движении, в каждом рыке и рваном дыхании. Помогаю разобраться с современной системой застёжек, разворачиваясь в руках, впиваясь в губы, выпивая беспомощный стон. Не отрываясь от губ, Ларри копошится, избавляясь от своего костюма, продвигая меня к душевой. Получив доступ к телу, подталкивает в кабину, включая воду и разворачивая спиной к себе. Нажим рукой с требованием прогнуться, упереться грудью и лицом в кафель, расставить ноги и выпятить задницу, подставляя для полного пользования. Стремительное заполнение сопровождается моим криком, переходящим в блаженный стон. Движения быстрые, властные, не дающие вздохнуть.
- Не стригись больше, - громко рыкает, не переставая вбиваться. – Хочу наматывать твои волосы, трахая сзади.
Очередной стон в знак согласия, очередной спазм, сворачивающийся в узел, очередной толчок, вырывающий крик. Рука скользит между ягодиц, надавливая на тугое колечко, всовывая палец, подталкивая к ошеломляющему оргазму. Срываюсь в пропасть, содрогаясь всем телом, трясясь от двойного трения, мечтая о полном покорении. Следом пульсируя, изливается Лар, матерясь на английском, продолжая работать членом и пальцем, растягивая мои приливы удовольствия.
Ларри
- Ты совсем охренел?! – орёт в трубку Макс, когда я отвёз Даяну собирать вещи, а сам, сидя в машине, включил телефон. – Мало того, что ты подложил мне свинью, украл подругу Дашки, так ещё и связь отключил на четыре дня! Мне жена весь мозг вытрахала!
- Макс, не ори, - устало потираю висок. – С Дашей ничего не случилось, кроме танца с Литвиновым, связь я отключил, чтобы отдохнуть в майские праздники, а по поводу кражи подруги, имел право, заплатив пятнадцать миллионов.
- Качественно прокувыркался все выходные? – спокойнее интересуется друг.
- Качественно, - довольно лыблюсь. – Еду освобождать в шкафах место для вещей Даяны.
- Что значит освобождать? – напрягся Макс.
- Она согласилась жить у меня, - продолжаю лыбиться.
- Нет! Ты не охренел! Ты охуел! – снова динамик выдаёт крик. – Ты знаешь, чья она любовница?!
Знаю. Даяна рассказала всё на следующий день после пикника. И как сделала аборт, захлёбываясь в работе, и как её продал подонок муж, и как она оказалась в лапах Корнилова, вынужденная стать его любовницей. Я не осуждал. Что может сделать одинокая женщина против упыря, захватившего жирную часть столицы, пользуясь бандитскими методами? Как может женщина справиться с мразью, у которого руки по самые подмышки в крови?
- Я всё знаю, - отвечаю в трубку.
- Понимаешь, сколько дерьма он на тебя обрушит?! – продолжает нагнетать. – Ты не у мелкого коммерсанта бабу увёл!
- Тебя бы это остановило с Дарьей? – пошёл в наступление.
- С Дашей – нет! – рявкает. – Я люблю жену, и ни перед чем не остановился бы, пока не забрал себе! Какие оправдания у тебя?!
- Те же, что и у тебя, - отчитываюсь, как пацан, ей богу. – Даяна – моя женщина. Я её никому не отдам. Никогда.
- Ты знаешь её всего четыре дня, - немного сдувается. – Самому не смешно?
- Напомнить, как тебя плющило после одного поцелуя с Дарьей? – тыкаю мордой в собственные слова. – Сколько раз я укладывал твоё обожравшееся тело в кровать и выслушивал нытьё об отсутствии стояка на других баб?
Несколько минут друг сопел в трубку, обдумывая мои слова, смиряясь со сложившейся ситуацией, возможно, вспоминая своё звёздное разбрасывание костями по центральным мостовым.
- Что будем делать? – тихо произносит.
- Жить и разгребать дерьмо по мере поступления, - спокойно отвечаю. – Пришли с водителем сумку Даяны.
- Куда?
- Ко мне.
Скидываю вызов, погружаясь в неспокойные думы. Корнилов серьёзный противник, подлый, опасный. В глубине души надеюсь, что Даяна не станет для него существенной потерей, что она ему надоела, и он давно хотел от неё избавиться. Только слабо в это верится. Птичка не может надоесть. Её всегда мало.
Моя холостяцкая квартира не слишком большая. Кухня, гостиная, две спальни, две ванные комнаты. Мне одному хватало с головой. Скорее всего, придётся менять обстановку, может, приобрести новую квартиру. Решать это будет Даяна, наполняя комнаты собой.
Первым делом проверяю холодильник. Остаюсь довольным работой приходящей домработницы. Холодильник полный, в контейнерах свежеприготовленная еда, в квартире порядок. Освобождаю бо́льшую половину шкафа, перенеся часть вещей в гостевую спальню. Той же участи подвергаются обе ванные, зачистив пространство для множественных женских баночек, пузырьков, коробочек. Замер, представив птичку в моей душевой, в спальне, на кухне. Улыбка придурка снова поселяется на роже, разливая тепло в области грудины. Достаю телефон и набираю сообщение.
“Бери только вещи первой необходимости, остальное заберём позже.”
Отправив смс, вспоминаю, что связи у Даи пока нет. Хватаю ключи с документами и торопливо спускаюсь на подземную стоянку. Не могу находиться на расстоянии от птички. Лучше буду смотреть на сбор вещей и подгонять. Пока тащимся в пробке, умудряюсь десять раз пожалеть, что не остался с Даяной сразу. Не соверши я глупость с отъездом, мы бы уже двигались в сторону дома, навстречу совместному быту. Готов ли я так круто перевернуть свои устои? Впустить в свою жизнь другого человека? Готов. Наверное, начало моего пути проложила Дарья, показав, что женщина в доме – это не страшно. Что жена не обуза, а поддержка. Что ебёт она не только мозг, но и… делает любимого мужчину счастливым.
Через сорок минут нажимаю кнопку домофона современной многоэтажки, стены которой скрывали мою птичку. Открывая дверь, Дая напомнила про тринадцатый этаж, кнопку которого я нажимаю в лифте. Слишком медленно он ползёт вверх, отсвечивая этаж за этажом. В открывающиеся створки вижу свою девушку, улыбающуюся при взгляде на меня.
- Приехал помочь, - касаюсь губ. – Вернее подогнать.
- Боишься, что привезу очень много вещей? – поворачивается по направлению к открытой двери, наклоняясь и подхватывая жирный, пушистый пуфик, делающий мяф при подъёме наверх.
- А это что? – свожу брови, кивая на меховой воротник.
- Плюшка, - бросает небрежно. – Деть её некуда. Она идёт в довесок ко мне.
Вот и ложка дёгтя в огромной бочке мёда. Мог предвидеть заранее наличие домашней живности. Она же подруга Дарьи. После посещения Макса одежду приходится в химчистку отдавать. Из шерсти на ней можно пару котят скатать. Пуфик смотрит на меня с опаской, подняв на холке шерсть, при моём движении противно воет, выгибая спину.
- Дая, она меня хочет сожрать, - выставляю вперёд руки.
- Не говори глупости, - возвращается в коридор, отпихивая ворчащий комок в сторону. – Она сама тебя боится. Это всего лишь защитная реакция.
- Нам её точно надо брать? – с надеждой заглядываю в глаза, ощущая себя котом из Шрека.
- Точно. Я не могу бросить Плюшку, - подходит близко, дотрагиваясь руками до груди.
- Ладно, - сдаюсь, сжимая ладонью ягодицу. – Придётся расплатиться.
- Расплачусь, - нежно целует, скользя по губам язычком. – Сейчас, или у тебя?
- У нас, - отвечаю на поцелуй, цепляя зубами нижнюю губку. – Теперь у нас.
Даяна
Четыре дня без связи, без суеты и мясорубки шумного города. Мы много занимались любовью, гуляли, узнавали друг друга. Мне страшно было рассказывать про отношения с Корниловым, но лучше сразу, чем потом, когда мы будем жить вместе. О проблемах с Сергеем думать не хотелось. Надеялась, что он меня отпустит, проявит человечность за всё хорошее, что было между нами. Ведь я старалась быть примерной, не скандалить, не доставлять проблем, не показывать своей ненависти, как бы плохо мне не было. В конце концов я живой, свободный человек, а сейчас не девяностые. Хотя, когда Корнилова это останавливало.
Лар пообещал, что всё будет хорошо, и я ему поверила, отбросив мысли о разборках в сторону. Приехав домой, долго стояла не веря, что это мои последние минуты в любимой квартире. Здесь всё сделано с любовью, всё такое родное. Каждая часть интерьера выбрана мной для простого, бабского уюта. Это была моя крепость, куда я приходила после тяжёлого дня, пряталась от боли и несправедливости, отряхивалась от проблем. Мечтала, что когда-нибудь эти стены огласит детский смех, и маленькие ножки будут бегать по этому ламинату. Мечты, мечты.
Плюшка ходит вокруг ног, ластится и всем видом показывает своё недовольство моим долгим отсутствием. Хорошо, что мы договорились с соседкой присматривать за кошками, если в окнах не горит вечером свет.
- Мы переезжаем в новый дом, - наклоняюсь к Плюше, поглаживая за ушком. Она довольно урчит, получив от хозяйки ласку.
Нежничать некогда. Лар не славится терпением, и вряд ли будет ждать меня до ночи. Звонок в домофон подтвердил мои опасения. Лар не выдержал и приехал торопить. Смешно. Ведёт себя как несдержанный юнец, впрочем, как и я. Уже соскучилась и чувствую себя одиноко. Без его присутствия всё кажется миражом. Страшно, что, приехав домой, он подумает “а нахрена это надо?” и откажется от своего предложения. Встречаю его у лифта, боясь увидеть в глазах отказ от меня, но наталкиваюсь на решительность и расслабляюсь.
Увидев Плюшку, хмурится, слабо сопротивляется, но кошку соглашается взять. Небрежный сброс в коробки моих вещей сначала коробит, но, увидев голодный взгляд, улыбаюсь, предвкушая горячее новоселье. Думала, проблемы возникнут с машиной, но и здесь упирался недолго.
Квартира оказалась большой, светлой, чисто мужской, без излишеств и уюта. Белые стены, серая мебель, на панорамных окнах вертикальные жалюзи, минимум мебели и максимум пространства. Пришёл из одного офиса в другой, и лёг спать. Плюша забилась под диван, боясь высунуть нос, а я пошла знакомиться с остальной частью.
- Переделаешь всё по своему вкусу, - обнимает сзади. – О расходах не беспокойся. Можешь нанять дизайнера.
- Если тебе не понравится мой вкус? – откидываю голову на плечо.
- Мне всё понравится, - шепчет, кусая мочку.
Нас прерывает сигнал домофона. Лар идёт к двери, а я прохожу на кухню. Через пару минут он возвращается с моей сумочкой, оставленной на аукционе. Заглядываю в неё и достаю разрядившийся телефон. Ставлю на зарядку, но не включаю. Хочу этот вечер принадлежать только Ларри, без звонков, без постороннего общения.
- Давай поедим, - предлагает Лар. – Затем займёмся разборкой вещей.
Полностью согласна. Добываем из недр холодильной камеры салат, печёные овощи, рыбу под маринадом. Разогреваем в микроволновке, стараясь задеть друг друга. Кухня большая, но нас притягивает в одно место, сталкивая плечами, руками, бёдрами. Каждый раз при столкновении хитро улыбаемся, подразнивая, распыляя. Вкусная домашняя еда немного отвлекает от касаний, переводя наш пыл в словарное русло.
- Кто тебе готовит? – с удовольствием проглатываю кусочек рыбы. Нежная, пряная от уксуса, с добавлением зелени, морковки и лимона. Бабушка готовила такую в детстве.
- Домработница. Приходит каждое утро. Убирается, стирает, затаривает холодильник и готовит.
- Очень вкусно, - улыбаюсь. Надеюсь, она не молодая, сисястая красотка.
- Тебе придётся самой скорректировать её дальнейшую работу, - как будто читает мои мысли. – Реши сама, когда ей приходить.
- Хорошо, - киваю головой.
- Даян, я хочу, чтобы ты ездила на машине с водителем и в сопровождении охраны, - смотрит в упор, на лице напряжение. – Мне будет спокойнее, если ты будешь под присмотром.
- Как скажешь, - соглашаюсь. Мне тоже будет спокойнее в свете предстоящего разговора с Корниловым.
Ларри остаётся доволен моим послушанием, быстро доедает, скидывает в мойку посуду, стаскивает с меня джинсы, сажает на стойку и показывает, показывает насколько доволен. Затем знакомит со спальней, демонстрируя, какая большая и удобная кровать. До вещей не добираемся. После долгой экскурсии по квартире, обессиленные, ложимся спать, поместив привычно член в обогревалку и склеившись на всю ночь.
Ларри
Утром просыпаюсь не от будильника, а от запаха каши. Господи. Мне кашу не варили лет тридцать. Я даже не помню, как её есть. И вкус забыл, остался в памяти только запах, будящий по утрам, когда отдыхал у Максовских стариков. Вот где я первый раз попробовал манку на молоке и с маслом. У меня дома чаще была овсянка с противной шелухой и на воде.
- Что наколдовала? – застываю в проёме, любуясь птичкой в моей футболке.
- Кашку. Манную. Трудягу кормить собираюсь, - повернулась от плиты, убирая волосы за уши. – Садись, есть будем.
- М-м-м… - тяну, играясь на языке первой ложкой. – Как в детстве у бабушки Макса. Каждое утро будешь баловать?
- А это как ночью поработаешь, так утром полопаешь, - томно хлопает ресницами. – Какие планы на сегодня?
- В офис надо съездить. Постараюсь до шести освободиться, - вон, Макс с Джейком, как семьями обзавелись, спешат к шести на ужин. Я теперь тоже не одинокий волк, а глава семейства, мне теперь к шести положено возвращаться. – Чем собираешься заниматься?
- Разберу вещи, обзвоню администраторов, получу отчёт с офиса, - загибает пальцы. – На работу поеду завтра.
- Хорошо. К завтрашнему дню подготовлю машину и водителя с охраной, - облизываю ложку. – Добавки положишь?
- Обжора, - улыбается, снимая с ковшика крышку. – На добавку заработал.
- А на третью порцию? – размешиваю кусочек масла в кремовой текстуре.
- На третью слегка не доработал, - многозначительно смотрит, хитро ухмыляясь.
- Сейчас кашу доем и пойду на перевыполнение плана, - подмигиваю.
Пока Даяна моет тарелки, потягиваю кофе и любуюсь голыми ножками, посматривая на время и просчитывая, успею ли оприходовать её на барной стойке до прихода Зинаиды. Не очень красиво получится, если пятидесятилетняя домработница застанет мою голову между раскинутых ножек. Прикинув, что минут сорок у нас есть, подхватываю птичку за ягодицы, усаживая на мраморную поверхность, раздвигая ножки и любуясь ярко-розовой плотью, увлажнившейся от соков.
Приникаю губами, прохожусь языком от щёлочки до клитора, всасываю бугорок, покатав между зубами и языком, и повторяю мучительно сладкий процесс. Никогда не любил лизать киски, брезговал, считая это не мужским занятием. Блестящие губки Даи манят, до наполнения рта слюнями, до чесотки в дёснах. Она безумно вкусная, возбуждающе сладкая. От её щёлочки у меня развилась зависимость, как от большой дозы сильного наркотика, вызывающей моментальное привыкание. Непроизвольно вдыхаю, стараясь глотнуть побольше запаха и вкуса. Лижу, зверея от каждой капли сока, понимаю, что сытость не придёт никогда.
- Лар… Лар… - стонет птичка, притягивая голову теснее в плоть, вдавливаясь, поддавая бёдрами, трахая моё лицо быстрыми, рваными движениями. Ловлю языком вибрацию стенок, оттягиваю зубами опухшую горошину и ловлю руками бёдра, подпрыгивающие от оргазма.
Как красиво моя крошка кончает. Звонко, смачно, горячо, закатив глазки и приоткрыв ротик. Отрываюсь от плоти, спускаю штаны и натягиваю на себя, скользя по влажности внутрь, выбивая крик. Трахаю быстро, закинув ноги на плечи, впечатываюсь пахом в ягодицы, сотрясая собой разомлевшее тело. Дая заводится снова, подаётся вперёд, старается вобрать поглубже. Хуею от неё. Сдерживаюсь из последних сил, желая подарить ещё один оргазм. Опускаю руку на клитор, пощипывая, вытягивая, покручивая пальцами.
- Кончай! – рычу сквозь зубы, двигаясь на пределе, вбиваясь до одурения. – Кончай, я сказал!
Как по команде, сжимает стенками член, скручивая, вытягивая сперму. Кончаю, продолжая двигаться, продлевая её оргазм и своё удовольствие. Замираю, приподняв её с поверхности, прижимаю до скрипа в рёбрах, до онемения в руках.
- Моя… Только моя… Никому не отдам… - шепчу, шаря руками по спине, показывая, как дорога.
- Твоя… Только твоя… - получаю в ответ, вместе с впивающимися в спину ноготками.
Постепенно дрожь проходит, дыхание восстанавливается, поглаживания замедляются. Отстраняюсь, спуская на пол.
- Скоро Зинаида придёт, - оправдываю своё отстранение. – Не надо её смущать.
- Зинаида – это домработница? – приглаживает волосы. – Молодая?
- Да. Молодая, красивая и очень стеснительная, - дразню птичку, наблюдая, как глаза от ревности становятся угольно-чёрные.
Оставив Даю, еду в офис, договорившись пересечься там с Максом. Через тридцать минут в пробках уже скучаю, что портит настроение дальше некуда. Не представляю, как весь день буду без неё. Помнится, когда Макс нашёл Дарью, не появлялся на работе год, заскакивая для проформы раз в неделю, показать, что ещё жив.
- Тебе надо уехать на пару месяцев и увезти Даяну, - с ходу набрасывается Макс, как только я появляюсь в офисе.
- Первый вопрос – Зачем? Второй – Куда? – удивляюсь такому неординарному решению.
- Первое: не маячить перед глазами Корнилова. Может, он остынет за пару месяцев или сделает первые шаги, показав, что от него ожидать. Второе: в Лос-Анджелес. Совместишь безопасное с полезным.
- Что-то случилось? – сажусь в кресло, напротив.
- Подрядчика лишили лицензии за косяки на других объектах. Надо перевести временно весь объём на оставшихся и подыскать замену.
- У нас там команда управленцев. Они не справятся с этой хернёй? – пытаюсь возмутиться тупым расходом моего времени.
- Брат, спрячь свою женщину, пока не случилось чего плохого, - он проникновенно смотрит на меня. – Я довыёбывался со своими амбициями. Помнишь, чем кончилось? Чуть не потерял жену. Уезжай. Найми кучу охраны и займи себя хернёй. Сможешь больше проводить времени с Даяной. А я здесь ребят напрягу. Попытаемся предугадать действия Корнилова и предупредить последствия.
- Хорошо. Билеты на завтра беру? - соглашаюсь. Вполне трезвое решение в сложившейся ситуации.
- Я забронировал чартер, - Макс как всегда продумал каждый шаг, решив всё заранее. – Вылет в четыре пополудни. Собирайтесь.
Даяна
Через полчаса после ухода Ларри в замочной скважине поворачивается ключ. Выхожу в коридор, ожидая увидеть размалёванную девицу, создающую уют моему мужчине, но на пороге появляется невысокая, полная женщина лет пятидесяти.
- Здравствуйте, Вы Зинаида? – уточняю, боясь разочароваться.
- Здравствуйте. Зинаида, - кивает головой, ставя на пол пакеты из супермаркета. – А Вы Даяна, девушка Ларри?
- Да, - улыбаюсь, смакуя словосочетание: девушка Ларри.
- Вам что-нибудь приготовить? – Зинаида выжидательно смотрит.
- Нет, спасибо. Я уже позавтракала, - стараюсь быть вежливой, но мне не комфортно общаться с человеком, обращаясь как с прислугой. Всю жизнь жила без этих золотых заскоков.
- Хорошо. Я тогда приберусь и ужином займусь. Какие пожелания?
- Готовьте сегодня на Ваше усмотрение, - пытаюсь быстрее свернуть беседу. – Меню обсудим завтра.
Скрываюсь в спальне, решив наконец-то включить телефон. Не успевает заработать гаджет, как трель из поступающих сообщений не переставая разливается по комнате. Беру в руки успокоившийся аппарат, как он тут же оживает, высвечивая «Сергей» и заставляя трястись руки.
- Ало, - пищу, принимая вызов.
- Ну здравствуй, Даяна, - раздаётся ненавистный голос. – Надолго пропала. Не сообщила. Исчезла. Не хорошо, Даяна.
- Я уезжала на праздники, - оправдываюсь.
- Отдохнула? – издевается.
- Сергей, я встретила мужчину. Прошу. Отпусти. Время идёт. Моложе я не становлюсь. Я хочу семью, ребёнка. Отпусти, - выпалила, набравшись смелости.
- Мужчину? Семью хочешь? Ребёнка? – холодно спрашивает. – А что ты готова отдать взамен?
- Бизнес забирай, - ни секунды не задумываясь, отвечаю.
- Влюбилась? – смеётся, а у меня от его смеха внутренности замораживаются.
- Я живой человек, Сергей, - тихо бубню.
- Меня не будет пару-тройку недель. Приеду, обсудим, - обрывает разговор. А я дышать не могу, глаза рвёт от слёз, горло сковало болью.
Страшно – не то слово, которое можно применить к этой ситуации. Панический ужас, скребущий где-то внутри, вонзающий острые, корявые когти в сердце. Я не глупая, наивная девочка и отлично знаю Корнилова Сергея Ивановича, человека, не имеющего сердце, продавшего душу дьяволу. Беспринципная, подлая мразь, не гнушающаяся гнилыми методами. Сомневаюсь, что удастся выбраться из этой передряги без потерь, и бизнес уже не так важен, на первое место выходит жажда выжить, сохранить свой маленький мир на двоих.
Чашка крепкого кофе, сваренного Зинаидой, а не созданный бездушной машиной, немного приводит чувства в спокойное состояние. Зина оказывается душевным человеком, окутывающим материнским теплом, которого так не хватало с четырнадцати лет. Мама умерла от инсульта, не вернувшись с работы. И всё вроде бы было хорошо: тридцать восемь лет, здоровое сердце, отсутствие недомоганий. Никто не думал, что утренняя головная боль станет первым звоночком к вечерней катастрофе. Отец не смог оправиться, сох заживо на протяжении трёх лет, и отправился вслед за мамой от сердечного приступа. Оно и так его беспокоило, но уставший организм не справился с кризом. До совершеннолетия была под фиктивным присмотром дяди, которому до меня не было никакого дела, так что на следующий день после восемнадцатилетия он выдал мне документы, деньги на месяц и отправил во взрослую жизнь.
А дальше работа, заочка, борьба за существование, подсчёт копеечек на протяжении десяти лет с долгим обдумыванием купить яйца или пачку макарон. Справилась, не скатилась, выкарабкалась. Вот и сейчас справлюсь. Ради Ларри и будущего с ним.
- Птичка! Я дома! – кричит Лар из прихожей.
- Так рано? Что-то случилось? – выскакиваю из кухни, бросаясь на шею любимому.
- Случилось. Проблемы с подрядчиком, - сжимает задницу, оставляя скользящий поцелуй. – Собирай вещи. В четыре самолёт в Лос-Анджелес. Поживём там пару месяцев, пока проблему с лицензией не решим.
- Лар, а как же моя работа? Я не могу так надолго всё бросить, - паникую.
- Я отправлю управляющего. Он проследит, пока тебя не будет, - успокаивающе гладит по спине.
- А Плюшка?
- Пуфик тоже заберём, - вздыхает, делая вид, что это здоровенная корова, а не маленькая кошечка. – Много не бери, всё на месте купим.
Вещей и так немного, только то, что привезла вчера с собой. Собирать оказалось нечего – ещё не распаковывала. Лар загружает небольшой чемодан, основную часть которого составляют документы. Глядя на него, избавляюсь от массы барахла, упаковав только бельё, спортивный костюм, косметические средства и пару платьев. По прилёту нас ожидает грандиозный шоппинг. Отдав Зинаиде дальнейшие распоряжения, направляемся в аэропорт.
- У нас частный самолёт, - делится информацией Ларри, щупая мою коленку. – В нём есть спальня…
- Собираешься соблазнить меня на высоте десять тысяч метров? – улыбаюсь.
- И не только соблазнить. Заставить стонать… - поигрывает бровями. – Умолять… Требовать...
- Я уже готова стонать, умолять и требовать, - прикладываюсь на плечо. – Где будем жить?
- У меня небольшое поместье на прибрежной территории. Тихое место, бассейн и отшлифованная прислуга. Тебе понравится.
Салон самолёта зонирован на три части, не считая кабины пилотов. Белый салон с восемью креслами, обтянутыми нежнейшей кожей, небольшое помещение с рабочей зоной для стюардессы, готовящей напитки и разогревающей простую еду, и самая интересная комната в чёрных тонах с двуспальной кроватью, тумбочкой, встроенным шкафом и стеклянной перегородкой, за которой расположился душ, не прикрытый от посторонних глаз. Узкая дверь ведёт в микро-уборную, отделанную зеркальными панелями, так что туалет выглядит слишком экстравагантно. Сидишь на унитазе, окружённая своими отражениями, сидящими на унитазе. Хотела бы я посмотреть на того горе дизайнера, страдающего нарциссизмом, сидящего в этом помещении.
Пока взлетаем, пришлось пристегнуться в креслах, пожирая друг друга глазами. Мечтаю сдаться этому голоду, отдаться умелым рукам, прочувствовать каждое касание, сжигающее снаружи, каждый поцелуй, плавящий изнутри. Его взгляд обещает испепелить меня дотла, воскрешая вновь собой, своей страстью.
Ларри
Америка встречает нас вечерней свежестью. Шесть часов. Смысла в офис сегодня ехать нет, поэтому распоряжаюсь везти домой. Даяна сидит разомлевшая после перелёта, во время которого я не давал ей отдохнуть, пользуясь замкнутым пространством на высоте десять тысяч метров. Возможно сказалась атмосфера, возможно страх потерять, не справившись с Корниловым, но я не слезал с неё до самого окончания полёта. Сейчас птичка клюёт носом, не обращая внимания на окружающие изменения, не следя в окно за красотами города.
- Устала? – прижимаю к себе сильнее.
- Ты меня заездил, - лениво стонет, утыкаясь носом в грудь. – Требую подушку и одеяло. Да. И минимум восемь часов тишины.
- Всё будет, птичка, - обещаю, не в состоянии сдержать довольную улыбку. – До дома доберёмся, и будет тебе подушка, одеяло и тишина в комплекте со мной.
В доме всё также тихо, чисто и одуряющий запах жареного мяса доносится с кухни. От ароматов, дразнящих нос, Даяна оживает, громко вдыхая и сглатывая слюну.
- Кажется, подушка с одеялом немного сдвигаются во времени? – хитро спрашиваю, проходясь кончиками пальцев по щеке.
- Есть что-то захотелось. Добытчик собирается кормить свою женщину мясом? - топает ножкой, морща нос.
- Добытчик собирается не только кормить свою женщину, но и доставить капельку удовольствия перед сном, - многозначительно заглядываю в глаза. Не зная, что Дая увидела в моём взгляде, но её загорелся похотью. Моя девочка. Открытая, страстная, нежная.
Наши гляделки прерывает Долорес - домоправительница, работающая на меня лет двадцать. Её сын помогает садовнику и следит за чистотой бассейна.
- Мистер Клейтон. Рада видеть Вас дома, - преклоняет голову. – Ужин ждёт, комната подготовлена. Распоряжения будут?
- Долорес, это Даяна, моя девушка и хозяйка в этом доме, - расставляю все акценты сразу. - Мы поужинаем в малой столовой. Распорядись, чтобы разобрали вещи и подготовили ванну.
- Английский мне придётся освежить, - качает головой птичка. – Без практики он окостенел.
- Завтра придёт преподаватель, - подталкиваю за талию в сторону столовой. – Какой у тебя уровень?
- Как у собаки, - смеётся. – Всё понимаю, но сказать не могу.
- Понятно. Начинаем общаться на английском, - отодвигаю стул, помогая сесть за стол.
Весь ужин заставляю птичку забыть русский и щебетать на родном мне языке. Она сопротивляется, обижается и пытается перечить.
- За каждое слово на русском получишь один удар по попе, - грожу ей.
- Сдурел? – возмущается.
- Раз, - начинаю вести счёт будущим шлепкам.
Дая затыкается, пыхтя как самовар, но за ужин она набирает четыре удара, всё ещё не веря в моё обещание. Глупенькая. Я всегда держу слово, особенно данное любимой женщине. Надеюсь ей понравится наказание.
Пока ели, нам подготовили ванну и развесили тщедушные пожитки в гардеробную. Птичка, насытившись, активно крутит головой, рассматривая дом.
- Кто-то говорил про маленький домик? – озадаченно смотрит. – Сколько в нём квадратов?
- Семьсот двадцать, - стараюсь говорить обыденно, как о пятидесяти метровке в хрущёвке. – И всё это в полном твоём распоряжении. Можешь переделывать на свой вкус каждую комнату и каждый куст.
- Пипец… - тянет, даже не услышав про маячившие на горизонте возможности превратить дом в строительный кошмар.
- Пойдём. Покажу тебе нашу спальню, - тяну за собой.
- Не многовато для одного? – продолжает крутить глазами и головой.
- Я не один, - подтягиваю по лестнице. – Я с тобой.
- И что мы будем делать на этой квадратуре? – рукой ведёт по перилам, по стенам.
- Жить, трахаться, рожать маленьких Клейтонов, - перехватываю вторую руку, заталкивая в спальню. Пока поднимались по лестнице, насчитал ещё двадцать два русских слова, предвкушая горящую, покрасневшую от моей пятерни попку.
Войдя в нашу комнату, Даяна обмирает окончательно, открыв рот и что-то несвязное мыча. Не даю опомниться, подхватывая на руки и несу в ванную комнату, где нас ждёт трёхметровая чаша, наполненная душистой пеной.
- Ты наговорила на двадцать шесть ударов, птичка, - шепчу, расстёгивая джинсы и стягивая футболку. – Придётся стойко принять наказание.
- Фак, - ругается, снимая с себя одежду.
Купаемся в тишине. Я молчу, чтобы не провоцировать, двадцать шесть – это и так много, Даяна молчит, чтобы не набрать ещё штрафных, понимая, что наказания не избежать.
- На колени с краю кровати, лицом в матрас, - приказываю, как только полотенца впитали лишнюю воду.
Посмотрев на меня с укором, птичка послушно принимает указанную позу, заставляя меня слегка зависнуть на задранной к верху попке, розовых складочках, выставленных на растерзание и на своей беззащитной открытости. Подхожу, провожу языком по нижним губкам, проскальзывая в щёлочку, нахожу пальцами клитор, массируя по круговой. Вырвавшийся стон даёт команду начать наказание. Отрываюсь от сладкой плоти, заменяя язык пальцами и продолжая мучать бугорок, и отвешиваю шлепок, оставляя покрасневший след на ягодице.
- Считай на английском, - рычу, ловя громкий стон и продолжая работать пальцами.
- Раз, - выдыхает, подёргивая попкой навстречу пальцам. – Два.
В каждый следующий удар прилагаю чуть больше силы. По стонам и сокам, стекающим по руке, знаю, что Даяне нравится наказание, а по тому, как она насаживается на пальцы, зарывается руками в простыни и вгрызается в бельё, вижу, что ещё пара шлепков, и моя девочка кончит.
- Моей девочке нравится? – глажу мигающие краснотой ягодицы, давая отдышаться и успокоиться.
- Да… да… Лар, пожалуйста… - стонет.
- Что пожалуйста? – тихо интересуюсь.
- Я на грани… Дай мне кончить… - ноет, требуя продолжения.
Следующий удар приходится по клитору, вырывая крик, переходящий в хрип.
- Восемнадцать, - шепчет, прогибаясь сильнее, подставляя плоть под шлепки. – Девятнадцать! – кричит, ловя первые волны оргазма, напрягая ноги и выгибаясь в спине.
Даяна
Я в шоке от огромного дома, в котором может проживать тридцать семей по российским меркам. Чувствую себя неловко, понимая, не смогу привыкнуть к такой роскоши и наличию муравейника из слуг, а их здесь должно быть много, судя по чистоте в особняке и окружающей территории.
Вряд ли знание русского языка здесь в приоритете, поэтому придётся напрячься и вспомнить школу, институт и курсы, на которых в меня вбивали нужные знания. На самом деле иностранный язык в меня вливался легко. Английский учила для облегчения поездок за рубеж, испанский для души. И тот, и другой без общения остались на задворках памяти, из которой придётся выковыривать каждое слово.
Моя попа уже страдает от плохого знания, но зато как страдает? Шлепки в совокупности с пальцами, играющими во мне, возносят меня на вершину удовольствия, разметав по кровати. Не сразу почувствовала член, скользнувший внутрь и жёстко трахающий плоть. А Лар, размазывающий собственнически сперму по заднице, привёл в умиление.
За что я его люблю? Вот за это. За то, что всегда старается показать, что я его. За то, что сходу даёт понять окружающим, что он мой.
- Завтра заедем в офис, и по магазинам, - бубнит, сопя в макушку.
- Хорошо, - отвечаю, проваливаясь в сон и получая лёгкий шлепок по бедру.
- Английский, птичка. Английский.
Затем мы засыпаем, а просыпаюсь я от тяжести, навалившейся на меня, и коленок, раздвигающих ноги.
- С добрым утром, любимая, - выдыхает, входя в меня.
- С добрым утром, любимый, - обнимаю ногами, поддавая бёдрами навстречу.
Потрясающе просыпаться с членом любимого мужчины внутри. Запускаю ноготки в ягодицы, требуя увеличить скорость и силу проникновения. Лар отстраняется, перекручивая меня в воздухе, ставит на четвереньки и проникает сзади, долбится с такой силой, что шлепки тел перекрывают стоны, а яички бьют по клитору при каждом проникновении.
- Поиграй со своей горошинкой, - просит мужчина, и я послушно опускаю руку, покручивая и пощипывая клитор.
Руки, держащие бёдра, перемещаются на ягодицы, раздвигая их в стороны. Слюна попадает в расщелину и скатывается к задней дырочке, в которую проталкивается палец, а за ним второй, сводя с ума двойным проникновением и быстрым трением, разжигая пламя, поднимающееся от тугих стеночек в область живота, и растекаясь дальше, взрывая каждую молекулу, как мыльные пузыри. Ещё чуть-чуть, и из ушей пойдёт пар, а мозг войдёт в температурный режим кипения. Натирание клитора становится лишним. Я и так кончаю от мощных внедрений, содрогаясь, насаживаясь на ствол с волшебными пальцами, крича в подушку от волн, топящих разум.
Отдышавшись, Лар несёт меня в ванную и ставит под душ. Освежаемся быстро, не желая опаздывать в офис. Также ускоренно едим и плюхаемся на заднее сидение автомобиля. Замечаю, что с территории за нами следуют три джипа с тонированными стёклами.
- Милый, не много охраны на нас двоих? – интересуюсь, старательно подбирая английские слова.
- В самый раз, - удовлетворяет моё любопытство. – Лучше перебздеть, чем недобздеть, - добавляет на русском.
- У нас проблемы? – смотрю внимательно, считывая эмоции с лица.
- Помнишь ад, который пережили Дарья с Максом? – мрачнеет на глазах. – Мы не доглядели, не смогли просчитать опасность. Всё оказалось слишком просто и слишком больно. Я не хочу рисковать тобой. Если понадобится, запру тебя в подвале и замурую вход.
- А как же я там выживу? – улыбаюсь, разглаживая пальцами складку между бровей.
- Я тебя потом размурую, когда убью всех врагов, - нежно целует в губы, касаясь языком, но не просовывая его в рот.
- Надеюсь, тебе не придётся меня замуровывать, - отвечаю на лёгкие касания. – Не хочу, чтобы на твоих руках была кровь, даже врагов.
- Посмотрим, - подтягивает к себе на колени и крепко сжимает руками. Мне сразу становится хорошо и спокойно. Готова растечься лужицей от его объятий. Его касания всегда так действуют на меня, обезвреживая, порабощая, присваивая.
В жарком коконе не замечаю, как мы доезжаем до делового центра. Стекляшка на тридцать этажей кишит людской массой, входящей и выходящей из неё. В окружении шести мышечных шкафов доходим до лифта, расположенного особняком, Лар вставляет карточку, и мы попадаем внутрь. Два охранника остаются снаружи, не давя своей комплекцией. Лифт останавливается на двадцать третьем этаже, открывая моему взору просторный светлый холл с хромированным ресепшеном у стены.
Поздоровавшись, Ларри ведёт меня в левый коридор под любопытными взглядами двух фиф за стойкой. За массивными дверями располагается кабинет в тех же тонах, что и весь этаж, за исключением тёмного, практически чёрного стола и таких же кресел, обтянутых кожей.
- Брутальненько, - присвистываю, переходя на родной язык.
- Дам поблажку на эмоциональные всплески в новой обстановке, - спешит успокоить Лар. – За той дверью комната отдыха. Побудь там, пока я разгребу дела.
Захожу в миленькую комнату, оснащённую диваном «прощай жопа», плазмой, занимающей полстены, стеклянным, низким столиком, придвинутым к «радости проктолога», в которой я утонула, как только опустила пятую точку. Покувыркавшись, дотягиваюсь до пульта и включаю телевизор, вещающем на нужном в данный момент языке.
Через полчаса открывается дверь после короткого стука, и в комнату входят две фифы с ресепа, неся подносы с фруктами, кофе и сладостями. Пытаюсь выбраться из плена «прощай жопа, здравствуй геморрой», но безуспешно. Остаётся улыбнуться, держа лицо и высоко поднятый подбородок. Девушки, улыбнувшись в ответ, расставляют вазочки, чашечки и повторно, натянув улыбки, исчезают за дверь, через которую я слышу гром и молнии, летящие в сотрудников от моего мужчины.
Снова умиляюсь от осознания, что этот грозный, жёсткий человек, которого боятся сотрудники, а по словам Даши, боятся сильнее, чем Максима Орлова, со мной мягок, нежен и носит меня на руках. Гордость за себя, хорошую, прёт из всех щелей, пока я, как тюлень, переваливаюсь из стороны в сторону, пытаясь ухватить хоть что-нибудь принесённое фифами. С третьей попытки мне удаётся подтянуться, даже не порвав узкую юбку. Снова ложиться боюсь, поэтому пью кофе с бананом, расположившись на краюшке дивана, не решаясь облокотиться на спинку.
Ларри
Месяц пролетает на одном дыхании. Распланировав дела, перекинув несложные задачи помощникам, возвращаюсь домой к обеду. Была б моя воля и совесть похилее, от Даяны не отрывался бы вообще. В моём словарном обиходе появилось слово «невеста». Только так я представляю свою женщину окружающим, активно работая над заменой статуса в супругу. Каждый день делаю предложение, доводя до безумия, каждый раз получаю согласие на волне оргазма, и каждый вечер спорим о времени и месте регистрации брака. Мне без разницы где, главное – скорее, Дая заламывает руки, уверяя, что в ЗАГС пойдёт только на территории России. Так и крутимся на карусели уже неделю, не приходя к общему знаменателю. Издания пестрят нашими фото, в свете спорят, как быстро мы разбежимся, а мне хочется кричать во всеуслышание: МОЯ!
Интерьер птичка решила не менять, акцентировав внимание только на фото в рамочках. Сначала они поглотили все поверхности в нашей спальне, затем я начал переставлять их в столовые, гостиные, заполняя нами все уголки, благо сейчас их стало очень много. И на всех моя маленькая птичка сияет сладкой улыбкой.
С подрядчиком пробел закрываю быстро, достаточно разместить информацию о конкурсной замене. Проблемы в нарушении сроков удалось избежать, благодаря отличной команде. Это позволило взять три выходных и пригласить птичку на яхту. О сюрпризе не говорю. Прошу надеть белое платье, завязываю глаза шёлковым шарфом и везу на пристань. В груди разливается тепло от возможности сделать ей приятный сюрприз.
Лёгкий, морской бриз, чистое, яркое небо, искристая, лазурная вода. Дая с неуверенными движениями, крепко вцепившаяся в руку, струящееся платье, с просветом аппетитных форм тела, зуд в штанах до боли в сжимающейся челюсти и целых три дня на краю горизонта. Исчерпав весь дневной лимит терпения и воздержания, подхватываю её на руки, шагаю на палубу и, кивнув капитану, быстрым шагом спускаюсь в каюту. Прелюдии нам сейчас не нужны. Я завёлся по пути от машины, а птичка течёт от адреналина, вбрасывающегося в кровь от невозможности увидеть антураж. Её чувства обострились, вынуждая вздрагивать от малейшего прикосновения к коже. Ставлю на ковёр, наклоняя вперёд на стол, задираю юбку, попутно расстёгивая ширинку. Трусики не снимаю, всего лишь отодвигаю край. Одно движение, и стеночки влагалища сжимают, обволакивают собой. Звук заработавшего мотора приглушает стоны и шлепки тел, пока я смачно долблю свою девочку, доводя нас до развязки. Только когда мы кончили, подвожу к иллюминатору, развязываю концы шарфика и даю полюбоваться вспышками света на лазури.
- Лар! Это чудо! – восклицает птичка, приникая лбом к стеклу. – Я никогда не плавала на яхте. Я в принципе никогда ни на чём не плавала, кроме речных вагончиков по Москва-реке!
- У нас будет три дня, чтобы пережить морскую болезнь, позагорать и потрахаться, - радую её ещё больше.
- Целых три дня ты только мой? – не верит.
- Придётся поделить меня с акулами, но это не долго. Пару часов, и я твой навечно, - заверяю, предвкушая хорошую, подводную рыбалку.
- Что значит с акулами? – выворачивается, устраиваясь ко мне лицом.
- Сначала сплаваем на Каталину. Твой мужик поныряет, добудет свежую рыбу, - выпячиваю гордо грудь.
- Один? – отстраняется.
- Что один? – не понимаю вопроса.
- Один поныряешь? – уточняет.
- Если хочешь, можем вместе понырять, - тяну на себя.
- Хочу-у-у, - расползается в улыбке. – Научишь?
- Сейчас позавтракаем, и начну инструктаж по нырянию и заплыву, - толкаюсь бёдрами вперёд.
- Как нырять и заплывать, ты меня уже проинструктировал, а вот показать транспорт забыл, - возмущается, стукая ручкой по плечу.
- Просто начал с самого главного, - ловлю кисть, укладывая на грудь. – В воздухе я тебя поимел, теперь и на воде.
- Под землёй ещё оприходуй, озабоченный, - сводит брови, сверля взглядом.
- Не. В метро народу много, - качаю головой, подумав немного. – А про пещеры посмотрю.
На Каталину приплываем после обеда, когда солнце несносно палит. Свежесть воды приносит облегчение, правда охота не удалась. Кто-то так громко шлёпает конечностями по воде, что рыба разбегается, прячась в водоросли и пещерки. Сложно поверить, что такая миниатюрная девушка может издавать такой грохот. С другой стороны – Даяна счастлива, даже через маску виден блеск глаз и улыбка, обтекающая на конце трубки.
На ужин приходится есть запасы, взятые с берега, надеясь, что ночью у ребят будет улов. Как стемнело, располагаемся в шезлонгах на палубе, пялясь на яркую россыпь звёзд в чёрном небе. Птичку потрясывает. Укрываю её пледом, прислонив к груди, но дрожь не унимается. Целую лоб и понимаю, что Дая вся горит, и явно не от возбуждения.
Сгребаю птичку на руки вместе с пледом и несу в каюту. Щёки покрывает нездоровый румянец, в глазах дикий блеск, тело наливается слабостью, держа хозяйку из последних сил.
- Почему ты не сказала, что тебе плохо? – шепчу, стаскивая с неё влажную одежду.
- Я совсем недавно почувствовала лёгкое недомогание, - выдавливает она. – Сначала подумала, что подмёрзла, а потом ошпарило и слабость появилась.
- Ложись, - укрываю её одеялом. – Сейчас жаропонижающее принесу.
- Не надо, - качает головой. – У меня аллергия на них. Лучше полежи со мной.
Снимаю одежду, забираюсь под одеяло, прижимаю к себе и укачиваю, как маленького ребёнка. В сон проваливается быстро, но просыпается через пару часов, пытаясь быстро встать.
- Лар, пусти, - стонет. – Меня тошнит. Мне надо в туалет.
Выпускаю из захвата, и она, шатаясь, сшибая мебель, бежит в ванную комнату. Когда оказываюсь в проёме, её выворачивает над унитазом, а я стою и не знаю, чего делать. Накрывает паникой, заходит сердце, в ушах стучит, с места сдвинуться не могу. Отмираю, только когда Даяна пытается подняться. Держу её, пока она умывается, и отношу на кровать. Румянец пропал под влиянием расползающейся зелени. Подаю стакан воды, уговаривая себя собраться. Ей не нужна моя паника, только поддержка и помощь. Прежде чем снова лечь, приношу ведро, поставив к изголовью кровати.
Даяна
Когда у меня последний раз был отпуск? Не помню. Даже такое слово не помню. Поездка в Лос-Анджелес стала именно этим словом. Ларри старается к обеду вернуться с работы, вечера наполнены ресторанами, выставками, зваными вечерами. Для окружающих я, как диковинка, заброшенная непонятными силами в их обитель. Общаются со мной осторожно, не понимая мой будущий статус, боясь ошибиться и испортить отношения с Ларри.
Внимания мы привлекли много. Закоренелый холостяк, лакомый кусочек для дам от восемнадцати до сорока пяти привёз неизвестную русскую, не состоящую в золотом бомонде. Ставки неинтересны. Есть жирная прослойка, не допускающая пролетающих мимо птиц, и есть мы, не страдающие от невнимания публики. Посмотрев на эту великосветскую шоблу, понимаю, почему Дарья не ведёт публичный образ жизни. Всё настолько пропитано ядом, что от клыков, скрывающихся за улыбками, стекают разъедающие воздух капли.
Нет. Я, конечно, понимала, что вести какое-то общение с этими снобами, продающими себя за рейтинг и шестизначные нули на счёте, придётся. Как не плачевно, Лар вышел из того же гнезда. Только сложно было поверить и в его продажность. Он был особенным, не обросшим всем этим дерьмом. Жёстким, расчётливым, принципиальным, но не склизким, не подлым, не паскудным. Только поэтому я сопровождаю его по тусовкам, поддерживающим его статус и положение, только поэтому открыто улыбаюсь на камеры, прижимаясь к нему.
Выходные на яхте оказываются приятным бонусом к отпуску. Да что бонусом? Крышесносным сюрпризом, от которого хочется запрыгивать на Ларри, как маленькой девочке, прыгать, визжать и хлопать в ладоши. Первое погружение на дно в сопровождении любимого мужчины, сравнимо с первым сексом с ним. Возбуждающе от ожидания, захватывающе от неизвестности, трепетно от познания. Долго нырять Лар не разрешает, беспокоясь о моём переохлаждении.
То ли я перекупалась, то ли меня накрыла морская болезнь, но вечернее недомогание перерастает ночью в кошмар. Меня трясёт от жара, выворачивает наизнанку, мутит от малейшего движения, скручивает спазмами желудок до почернения в глазах. Господи, как же мне хреново. Смущает присутствие Ларри в процессе обнимания с ведром. Вот что–что, а блевать на виду у мужчины, перед которым хочется быть всегда красивой, не комильфо. Только сбежать некуда, разве за борт вывалиться.
Засыпаю под утро, измотанная, ослабшая, потерявшаяся в реальности. Из серого марева каюты переплываю в плотную вязкость сна, положив голову на грудь Лара. Сквозь морок чувствую его успокаивающие поглаживания по спине, заботливые объятия и невесомые поцелуи в макушку. Если бы не было так погано, ответила бы ему, прижавшись сильнее, пройдясь губами по обнажённой коже. Сейчас я окончательно осознаю, что этот мужчина мой. Весь, полностью, без остатка. Стыд накрывает за сорванные выходные, за беспокойство, за суету.
Не поняла, когда возвращаемся домой. В сознание прихожу урывками, как будто всплываю из глубины, делаю короткий вдох и снова погружаюсь в толщу воды, касаясь грудью давящего дна. Окончательно прихожу в чувства, находясь на кровати в окружении ставших родными за месяц стен. На стуле сидит мужчина, сосредоточенно измеряет мне давление, в ногах стоит Лар, беспокойно бегает глазами от меня к, наверное, врачу. Следом за тонометром идёт градусник и укол в плечо.
- Не беспокойтесь, мисс Даяна, - тепло произносит, наверное, врач. – Это успокоительное. В Вашем положении абсолютно безвредно. Меня, кстати, Микаэл Ральти зовут. Я доктор.
Из всего сказанного доктором, мой мозг ухватился только за фразу: «в Вашем положении абсолютно безвредно».
- В каком положении? – забываю английский, переходя на родной, пока нематерный.
Микаэл замирает, переводя растерянный взгляд на Ларри в ожидании перевода. Как можно не знать великий, могучий, русский язык. Отстой. После перевода расплывается в улыбке.
- Как в каком? В самом что ни на есть интересном. Я, конечно, могу ошибаться, и тесты с анализами будут точнее, но, основываясь на опыте, уверен на девяносто девять процентов, что Вы беременна. Срок небольшой, но такой ранний и сильный токсикоз меня беспокоит. Пришлю к Вам медсестру, - обращается к Ларри. – Она возьмёт необходимые анализы. С результатами жду к себе.
Ральти поспешно собирается и, прощаясь, уходит, а я плющусь в вакууме, сдавливающем голову, скручивающем желудок. Беременна! Я так долго об этом мечтала! Я так тщательно делала ремонт в квартире, представляя бегающего карапуза! Хочется плакать и одновременно смеяться. Это состояние перетекает в истерику, пугая стоящего рядом мужчину. Лар. Как он отнёсся к этой новости? Хочет ли он этого ребёнка? Не заставит ли идти на аборт? Истерика захлёбывается в страхе, боюсь открыть глаза и увидеть безразличие и злость. Переворачиваюсь на бок, повернувшись к нему спиной, свернувшись в улитку. Да. Веду себя неадекватно. Но страх начинает разворачиваться внутри, тесня органы, царапая их когтистой лапой. Не дам лишить себя ребёнка! Сбегу! Спрячусь! Но никому его не отдам!
- Дая, любимая, с тобой всё в порядке? – осторожно спрашивает, не решаясь прикоснуться.
- Я не позволю избавиться от моего ребёнка, - шиплю, зажимаясь ещё больше, закрываясь от родного мужчины, возможного, будущего врага.
- Ты эту хрень только что придумала?! – переходит на крик. – Совсем ёбнулась?! Я похож на тварь, желающую избавиться от своего ребёнка?! От нашего ребёнка?! Делаю скидку на гормональный всплеск, но услышу это ещё раз, высеку и не посмотрю, что ты беременная!
У Вас вырастали когда-нибудь крылья? Мои растут от каждого слова любимого мужчины. Не слова, конечно, а крика, но этот крик милее нежного шёпота. Лар мой мужчина! Никому не отдам! Свяжу, спрячу, закидаю маленькими Ларчиками, но никуда не отпущу!
Ларри
Я и в мыслях не мог представить, что мне придётся так рано начать делиться Даяной. Делить её тело, душу, чувства. Я не готов. Слишком мало ещё я получил от неё. Единственное, что меня успокаивает – делиться придётся с моим ребёнком. Думал я о детях? Только в моменты, когда видел горящие глаза Макса или Джейка. Маленький червячок зависти грыз в подкорках мозга, но в отношении себя эти варианты не рассматривал.
В большинстве своём женщины сильно отличались от законных представительниц семейства Орловых. Капризы, шмотки, вынос мозгов, неумение расставлять приоритеты. От таких генетически изуродованных экземпляров хороший приплод получить было сложно. Поэтому в глубине души смирился с невозможностью породить качественное потомство, а делать это из принципа «надо» не собирался. В конце концов своё состояние можно передать и крестникам. Благо у меня их целых три, вышедших из Орловских женщин, отличающихся умом и сообразительностью. А со способностями Макса и Джея надувать жён каждые два года, проблем в делении наследства не возникнет.
Так я думал последние три года, ровно до того момента, как Мик произнёс взорвавшую мой мир фразу:
- Лар, боюсь сглазить, но, кажется, тебя можно поздравить со скорым прибавлением.
- Каким? – напряжённость в голосе скрыть не удалось.
- Горластым и пачкающим памперсы, - улыбается Мик.
- Уверен? – выдавливаю, не выходя из прострации.
- Могут, конечно, быть гормональные отклонения. Точнее покажут анализы и УЗИ, - задумчиво потирает подбородок. – Для ускорения можете прибегнуть к простому тесту из аптеки.
Горластый, пачкающий памперсы комок, похожий на меня или на птичку, вобравший в себя весь геном родителей, не глупых родителей, не склонных к низшим выверкам человечества. Сложно передать словами, что происходит внутри меня. Страх? Огромный, пожирающий внутренности в груди. Сомнения? Габаритами чуть меньше страха. В конце концов, мы не куличики из песка лепили. Ответственность? Сейчас только по отношению к своей женщине. Вот не получается у меня, как в мелодрамах, ощущать будущего ребёнка, как нечто материализовавшееся. Где-то есть, доставляет Даяне неудобства, доставляет их мне, отгораживая тело любимой от притязаний, но пока не кричит, не требует внимания, не вызывает умиления до розовых соплей, как это делают крестники.
После лекарственных манипуляций Мика, Дая приходит в чувства, испуганно ощупывая обстановку вокруг. Заметив, что находится в нашей спальне, немного успокаивается, обращая внимание на Микаэля.
- Не беспокойтесь, мисс Даяна, - слышу ровный голос друга. – Это успокоительное. В Вашем положении абсолютно безвредно. Меня, кстати, Микаэл Ральти зовут. Я доктор.
Наблюдаю за её реакцией, пытаясь разобрать по мимике отношение к такой взрывной новости.
- В каком положении? – переходит на русский, и только вколотое успокоительное не даёт вывалиться глазам из орбит.
- Как в каком? – отвечает Мик, после моего перевода. - В самом что ни на есть интересном. Я, конечно, могу ошибаться, и тесты с анализами будут точнее, но, основываясь на опыте, уверен на девяносто девять процентов, что Вы беременна. Срок небольшой, но такой ранний и сильный токсикоз меня беспокоит. Пришлю к Вам медсестру. Она возьмёт необходимые анализы. С результатами жду к себе.
Микаэль торопливо собрался и ретировался из спальни, а я не могу сдвинуться с места, считывая все метаморфозы, пробегающие по Даяниному лицу. Разный спектр страха от расширенных зрачков до сдвинутых бровей, раздувающихся ноздрей и искривлённых губ. То, что она приписала меня к вражескому лагерю, понимаю по демонстративному перекату на бок и сворачиванию от меня в панцирь. Становится неприятно, горечь подступает к горлу, выжигая самое противное, что может между нами произойти: она испытывает по отношению ко мне страх! За что? Почему?
- Дая, любимая, с тобой всё в порядке? – тихо проникаю в её раковину, боясь шевельнуться, не решаясь прикоснуться.
- Я не позволю избавиться от моего ребёнка, - агрессивно шипит, закрываясь ещё больше.
Что же с ней сделали эти уроды – бывший муж и Корнилов, что она готова ненавидеть весь мир, оберегая зёрнышко, зреющее в животе? Как нужно изнасиловать мозг и душу, чтобы женщину так свернуло от известия зачатия? Смотрю на неё и осознаю, что и меня она сравняла с окружающим её дерьмом. Что может больше взбесить мужчину, чем недоверие любимой?
- Ты эту хрень только что придумала?! – перехожу на крик, не в состоянии подавить зверя. – Совсем ёбнулась?! Я похож на тварь, желающую избавиться от своего ребёнка?! От нашего ребёнка?! Делаю скидку на гормональный всплеск, но услышу это ещё раз, высеку и не посмотрю, что ты беременна!
Возможно грубо, резко, но очень доходчиво. Спина начинает расслабляться, выпрямляться, чёрный взгляд прощупывает каждый миллиметр моего лица, продираясь в душу, кончики губ слабо, неуверенно скользят вверх, изображая что-то между умственно отсталой улыбки и оскала побитой и сдавшейся собаки. Уверенности во мне пока не появилось, но это я верну. Вот сейчас обниму, поцелую, наобещаю золотые горы и небо в алмазах и верну. Сажусь на край, притягиваю к себе, боясь сжать слишком сильно, глажу по спине, по волосам, сердце пытается выбить остатки страха.
- Что мы будем делать? – дрожащий писк вылетает где-то в области груди.
- Тест, анализы, свадьба и обустройство детской, - подбадриваю испуганную птичку.
Она отрывается от грудной клетки, проникновенно смотрит в глаза, обволакивая сверкающей чернотой, проводит рукой по щеке.
- Я люблю тебя, Лар.
Весь мир переворачивается с ног на голову, розовые единороги прыгают на радуге, разбросавшей цветные полосы под потолком, искры звёзд, взрывающимся фейерверком, сотрясают стены души. Именно это мне сейчас и надо. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛАР! Именно так! Не во время оргазма! Не на камеру для поддержки! Именно так, с вывернутой наизнанку душой! С полным пониманием вечности! Без остатка себя!
Даяна
Две полоски. Волшебные две полоски. Сижу на толчке и не верю своим глазам. А ведь я принимала таблетки по часам, не считая майских праздников, внезапно свалившихся во время аукциона. Только четыре дня безудержного секса вдали от медицинских инноваций. Всего четыре дня против восьми лет, на протяжении которых я обманом пыталась забеременеть от мужа, глотая витаминки, упакованные в коробочки от противозачаточных пилюль. Восемь лет я каждый месяц ждала задержки, рыдая в туалете и проклиная день, когда согласилась сделать аборт.
Трясущимися руками беру тест, и хочется его целовать, прижимать к груди и визжать от счастья. Эндорфин и дофамин вытеснили тошноту и головокружение напрочь. Готова свернуть горы, пробежать с десяток километров, взобраться на Эверест, кричать всему миру, что у меня получилось, что у меня в животе растёт новая жизнь. Запрыгиваю на Ларри, опутав руками и ногами, без разбора целую всё, что попадает под губы, притягивая себя сильнее, впечатываясь крепче. Не могу обуздать свою радость и не хочу.
Лар не мешает сходить с ума, подхватывает под задницу и несёт на кровать. Садится на край, оставляя меня на коленях, гладит спину, бёдра, задирая футболку, стягивая её. Присасывается к груди, оттягивает сосок, рыча избавляется от трусиков, расстёгивая штаны. Так много его рук, везде, гладящих, пощипывающих, оттягивающих и проникающих. Меня трясёт от его касаний, выгибает и сжимает. Сама освобождаю член и насаживаюсь со стоном, ловя шипение губами, глотая сиплый вдох, свистящий выдох. Увеличиваю темп, поддаваясь внутренней потребности зажечься, накалиться, сплавиться. Ещё чуть-чуть, и взрыв, выжигающий прошлое, опаляющий настоящее, возрождающий будущее.
Как только судороги спадают, Ларри переворачивает меня, ставя на колени и входит, устанавливая свои правила. Вбивается быстро, резко, вцепившись в бёдра, оставляя синяки, натягивая на член, до дрожи в ногах, до слабости в них же и невозможности стоять, лишь руки удерживают меня в реалии, лишь глубокие толчки, достающие до самой души, не дают отключиться, выдирая стоны, выбивая крики, не сдерживая себя и свои эмоции. И насрать, что дом полон слуг, что меня слышат, наверное, в черте города. Не могу молчать, когда распирает от каждого движения, когда кровь кипит и плавится мозг. Ловлю разбухшим влагалищем изливающуюся пульсацию, орошающую стенки, давшую новую жизнь.
Лежу не в силах двинуться, дышу через раз, собирая себя по кусочкам. Каждый раз с этим мужчиной так. Полное опустошение, освобождение, очищение. Он мой мир, моя жизнь. Он и малыш, который появится на свет в будущем году. Не замечаю, как проваливаюсь в сон. Такой спокойный, такой пушистый.
Новый день начинается с ленивых ласк и плавных скольжений внутри, будящих сладкое, ноющее томление внизу живота, мягко погружающее в волны оргазма, такого же разомлевшего, как и это утро. Ларри нежен, нетороплив, не горит похотью и страстью. Как будто успокоился, примирился с собой, устал бежать и гнаться за целью. Все его движения сытого кота показывают, что догнал.
Полезный завтрак, неспешный душ, мимолётные касания. Он медленно меня разжигает, тонизирует, соблазняет.
- Если будешь ластиться, не успеем в клинику, - отодвигаюсь от очередного внедрения в моё воспалённое пространство.
- УЗИ только через час, - улыбается, поигрывая бровями. – Успеем перепихнуться.
- Как кролики, за десять минут? – смеюсь, представляя Ларри с белыми ушками и коротким хвостиком в заднице.
- За пятнадцать, - разворачивает к себе спиной и прогибает в пояснице. – Мне мало тебя, а с беременностью будет ещё меньше. Дай сейчас нажраться, пока чувствуешь себя хорошо.
- Жри, - расставляю ноги, выпячивая задницу и прогибаясь в спине.
Пожирание и насыщение длится двадцать минут, затем всё приходиться делать бегом. Душ, одежда, машина, забег по коридорам клиники, скользящий взгляд узиста на наш взъерошенный вид, и маленькое, размытое пятнышко на мониторе аппарата, подтверждающее слова доктора и полосатый пластик. Осмотр у гинеколога, кардиолога, утомительное передвижение из кабинета в кабинет.
- Даяна, Ларри, рад видеть, - встречает Микаэль в окружении выбеленных стен и завидной растительности у окна и на подоконнике. – В общем-то всё хорошо, как по УЗИ, так и по анализам. Немного низковат гемоглобин, но его поднимем витаминками. Срок четыре-пять недель, патологии нет. Рекомендации простые. Здоровое питание, побольше прогулок и никакого стресса.
- Что с половой жизнью? – спрашивает Лар.
- В этом вам повезло, - широко улыбается. – Можете больше не предохраняться.
- Здорово, - отвечает довольный Лар. – Противопоказаний нет?
- Только пожелание хорошо проводить время. Даяна, если почувствуете недомогание, сразу звоните.
- Поняла. Спасибо, Микаэль, - прощаясь, выхожу из кабинета. В руке верчу снимок с пятнышком, улыбаясь и гадая – мальчик или девочка? На меня будет похож или на папу?
- Разглядела форму носа? – голос Ларри обволакивает теплом, вызывая голод. Чувствую себя с ним нимфоманкой, ненасытной, недотраханной.
- Не говори глупости, - выдохнула. – Просто это первая фотография нашего малыша. Хочу купить для неё рамочку. Заедем в магазин?
- Всё, что хочешь, любимая. - Поцелуй в висок и горячее дыхание, застрявшее в волосах, порождающее рой мурашек.
- Хочу рамку, мятное мороженое и тебя, голого, привязанного к кровати и беспомощного, в полной моей власти.
- Предлагаю купить рамку, мятное мороженое и быстро домой, - похотливо загорелся, подхватил на руки и под удивлённые или осуждающие взгляды персонала и посетителей, понёс в машину, шепча глупости и чмокая в нос.
Ларри
Уже месяц я просыпаюсь, глядя на светлое пятно в рамке на тумбочке. С трудом верится, что из этой размытый кляксы вырастет мой ребёнок, требующий грудь, чистые памперсы и оттягивающий руки. Время стремительно бежит вперёд, и настаёт день, когда нужно возвращаться в Россию. Благодаря расторопности юристов, документы в ЗАГС поданы, дата росписи назначена, и уже через две недели Даяна Гердц станет Даяной Клейтон. Только рядом с этой женщиной я чувствую себя целым, наполненным чувствами. Только она смогла приручить моего зверя, заставив его урчать, подставлять пузо и оттягивать за уши. Даже партнёры и сотрудники заметили мягкость, засевшую в движениях и глазах, стали меньше напрягаться при разговоре со мной. Не знаю, насколько это хорошо, но Даяна действительно сделала меня рыхлее, заполняя пустоты собой и страстью.
- Макс, мы возвращаемся завтра, - набираю друга, выудив пару минут до совещания.
- Здорово. Девчонки соскучились, да и Лёшка с близнецами, - слышу довольные нотки в голосе.
- Пиздобол ты, Макс, - смеюсь, прикрывая трубку рукой. - Девчонки может и соскучились, а вот близнецы мелкие ещё, чтобы скучать по чему-нибудь, кроме сиськи.
- А ты как был занудой и материалистом, так таким и остался, - ржёт в ответ. - Совсем Даяна на тебя не влияет. Надо Дашулю отправить в помощь. Она быстро научит из тебя верёвки вить.
- Знаю я твою Дашулю. Только ничего не получится. У меня возрастной иммунитет от армии.
- Тогда Веру Павловну, - не сдаётся. - Иммунитета на лопату ни у кого нет.
А вот это удар ниже пояса. Если с Дарьей ещё можно найти общий язык, то с её свекровью, доставшейся по наследству от первого брака, бодаться бесполезно. У неё президент картошку окучивать побежит от одного взгляда. Здесь не помогают ни цветы, ни конфеты, ни наливка. Взять - возьмёт, но лопату с улыбкой в руки всунет.
- Ладно, Макс. Пошутили и хватит. Как обстановка?
- Тихо. Корнилов занят женой, мотаясь с ней по заграничным клиникам, - перешёл на деловой тон.
- Что-то серьёзное?
- Онкология. Думаю, ему сейчас не до вас.
- Дай бог, дружище. Дай бог...
То, что Корнилов занят проблемами своей семьи, внушает надежду, что ему сейчас не до моей семьи, а время, как говорят, лечит. Да и нервничать и переживать птичке совсем нельзя.
Закончив с делами, дав напутственные пинки подчинённым, несусь домой помочь Даяне собрать вещи и провести с ней остаток последнего дня на пляже. Городские прогулки не в её вкусе. Она может часами зависать у воды, залипая на горизонте. В эти моменты птичка постигает свой дзэн, умиротворяясь и избавляясь от тошноты. Никогда не перетягиваю на себя одеяло, садясь рядом, наблюдаю за её расслабленным лицом. Кажется, что в эти моменты она знает всё, может с лёгкостью ответить на любой вопрос.
- Любимая! Я дома, - кричу с порога, ожидая увидеть выплывающую из-за угла жену.
Замечаю отсутствие фотографий, наполняющих дом семейным теплом. Что-то подсказывает, что один из больших чемоданов, стоящих в холле, наполнен ими. Сентиментальная моя. Квартирка явно нужна побольше и для полочек, куда Даяна расставит рамки, и для детской, надеюсь, не одной. Свыкаюсь с мыслью, что стану отцом. Изредка мечтаю, что нарожаем двух или трёх сорванцов, и обязательно девочку, похожую на маленького птенца с чернющими глазами.
- Милый вернулся, - выходит со стороны кухни в переднике и с прихватками в руке. – А я прощальный ужин готовлю. Не против, если поедим на пляже?
- Только “за”, - прижимаю к себе, утыкаясь в шею и оставляя жаркий поцелуй. – Десерт после ужина будет?
- Какой захочешь? – шепчет срывающимся голосом, не скрывая своего возбуждения.
- Я хочу много десерта, птичка, - впиваюсь в губы. – Много, долго и во всех позах.
Свинина, запечённая с грибами и овощами, тает во рту, напоминая, что Дая отлично готовит. Еда от поваров изысканна, но приготовлена без души, а так хочется иногда чего-нибудь простого, домашнего, душевного. Сегодня особенно хочется всего и побольше. По приезду в Москву придётся окунуться в работу с головой, оставляя на целый день Даяну одну, от этого накатывает тоска, случающаяся каждый последний день отпуска.
- Вкуснотища, - говорю на русском, донося восторг на её родном языке. – Уверен, обещанный десерт будет ещё вкуснее.
Она светится от удовольствия за похвалу, от предвкушения бессонной ночи, а я зависаю, представляя, как опробую сегодня её попку, как засажу в ротик, как прогну в душе, схватив за волосы, как буду ненасытно брать всю ночь до самого вылета. Взглядом молю сократить прогулку и заняться изголодавшимся дружком, трущемся о болезненный шов в тесных штанах. Птичка улыбается, делая вид, что не замечает, но вижу по глазам, что издевается. С рыком набрасываюсь, хватая на руки, и оскалившись несу в дом.
- Подачу первого десерта предлагаю выбрать тебе, - шепчу, поднимаясь по лестнице. – Ротик или попка? Я в душ. Выйдя, хочу по позе знать, что выбрала.
Долго раздумывать не даю. Пять минут, и выхожу из ванной комнаты, вытираясь полотенцем на ходу. Даяна стоит обнажённая на коленях, заняв прикроватный коврик.
- Значит, ротик, - соглашаюсь, подхожу вплотную, провожу большим пальцем по нижней губе, оттягивая и проталкивая слегка внутрь, упираясь в зубы и надавливая на них. – Открой, и соси сильнее.
Послушная девочка. Проходит рукой, оттягивая кожицу с головки, обхватывает губами, прогуливаясь язычком вдоль уздечки, надавливая на расщелинку, всасывая вакуумом. Рука играется с мошонкой, поглаживая, перекатывая. Поддаю бёдрами, проскальзывая глубже, чувствуя шершавость языка. Хочется уткнуться в горло, ощутить сжимающий спазм на конце головки, но не забываю о токсикозе, опасаясь спровоцировать тошноту, боюсь кончить и вызвать рвоту. Пара минут, и яйца сжимаются, посылая токи напряжение к члену. Освобождаю ротик, подхватываю за плечи, стараясь выровнять дыхание и сдержать сперму внутри.
Даяна
Ноги подрагивают, прикидываются ватными. Сползаю на живот, как только задница получает свободу. Сил нет, от слова вообще. Руки, ноги не шевелятся, как и язык. Нет мочи даже открыть глаза. Оргазм разметал по кровати, и тело не спешит собираться в привычную оболочку.
- Понравилось? – ложится рядом, перекатывая тряпичное тело на себя.
Мычу, слабо кивая головой, потому что я временно кончилась, посадила батарейки. Ларри понимает моё состояние, не мучает разговорами, просто гладит по спине и целует в макушку. Мы любим тишину, особенно после секса. Она нас не напрягает, нет ощущения неловкости и пустоты. Наша тишина наполнена нежными касаниями, успокаивающим дыханием, замедляющимися ударами сердца. Мы слушаем друг друга, впитываем остатки удовольствия, с жадностью вдавливаясь телами.
- Я очень сильно тебя люблю, Даяна, - разрывает тишину. – Больше жизни. Больше всего на свете. Ты моя жизнь, мой мир.
Слушаю и млею. Ему не нужен мой ответ. Он всё понимает по глазам, довольно лыбясь и прижимая сильнее, давая отдохнуть перед следующим заходом.
Всю ночь мы занимались любовью, неистово сталкиваясь в бешеном танце, проваливались, отдыхали и начинали снова. Последние часы отпуска, последние минуты в раю. Мы с жадностью пожирали друг друга, понимая, что в Москве времени наедине будет меньше. Закончив марафон под утро, встречали восход лёжа на террасе, измотанные, уставшие, временно насытившие голод.
Большую часть перелёта я проспала, свернувшись на груди у Ларри, вдыхая его запах, как лекарство от тошноты. На удивление, помогало. Заметила, что в присутствии любимого, чувствую себя гораздо лучше - ни слабости, ни тошноты, ни головокружений. Наоборот, хочется двигаться, ластиться, ощущать всю тактильность отношений. Он моя таблеточка от плохого настроения. Он мой живительный источник.
Москва встречает раскалённым асфальтом, дрожащим воздухом и смогом от стоящих в пробках автомобилей. Июльский вечер печёт прохожих, спешащих убраться с улицы в кондиционированные помещения, а я глубоко вдыхаю родной запах резиновой столицы.
- Какие планы на завтра? - спрашиваю в машине по дороге домой.
- Совещание в офисе, - вздыхает. - Разбор документов и проверка всех отделов. До вечера не вырвусь.
- Тогда я в клинику, прикреплюсь к Дашкиному врачу и в офис заскочу. Проверю, чем твой управляющий занимался без меня, - ехидно улыбаюсь. - Весь персонал совратил, или нет.
- Да ладно. Толик верен жене. Она у него КМС по боксу имеет, - смеётся. - Охрану не забудь. Я их предупрежу.
Лар уходит очень рано. Сквозь сон я не улавливаю этот момент. Проснулась, а его уже нет. Даже запаха кофе не осталось на кухне. С непривычки чувствую одиночество и тошноту. Впихнув в себя зелёный чай и ложку творога, принимаю душ и собираюсь в клинику. Меня сопровождает две машины, зажав в тиски мой автомобиль. Лар будет недоволен, что я отказалась от услуг водителя, но я так соскучилась по своей малютке, что решила хоть один день порадовать себя.
Клиника оказывается недалеко от дома, а Наталья Михайловна очень милой женщиной, перед которой и ноги разложишь, и душу. Провожу у неё минут сорок, выложив всю подноготную половой жизни. Сдаю анализы, прощаюсь на месяц, и желудок противно сжимает, напоминая о скудном завтраке и необходимости питаться. Покрутив головой, натыкаюсь на кафе с итальянской кухней. Вот за что я люблю центр Москвы – куда не плюнь, везде кафешки, рестораны, закусочные.
В сопровождении четырёх шкафчиков захожу в кафе, и шустрая официантка проводит меня за столик у окна. Моя охрана рассредотачивается по периметру, и я точно знаю, что есть мне надо очень быстро, так как сюда никто не войдёт, пока охраняемый объект соизволит вкушать пищу. Приходится заказать салат и сок для ускорения приноса, отказав себе в горячей пасте с брокколи. Видно персонал всё понял правильно, и через семь минут передо мной стоит, хрустя зеленью, салат и свежевыжатый сок.
Торопливо запихиваю в себя, виновато смотря в окно, и не получаю никакого пищевого удовольствия от проделываемых манипуляций, потому что есть под сканирующими взглядами, и не чувствовать себя при этом мартышкой в зоопарке, очень сложно. Расплатившись за обед, решаю забежать на дорожку по известному маршруту, а то утренний чай оккупировал мочевой пузырь, мешая передвигать ноги. Архаровца, попытавшегося сопроводить меня в туалет, останавливаю движением руки и припечатываю взглядом, показывая всю охамелость его поступка. Парень оказывается умным, останавливаясь у входа в коридорчик, ведущий к комнате для маленьких принцесс.
Получив приятное освобождение, задерживаюсь у раковины, ополаскивая холодной водой лицо и шею. Жара нестерпимо покрывает тело липкой плёнкой, от которой крутится назойливое желание не вылезать из душа. Звонок телефона неожиданно врезается в тишину, заставляя дёрнуться и плеснуть на светлую юбку капли воды. Затирая разводы, снимаю вызов, не глядя на экран.
- Здравствуй, Даяна, - голос из преисподней вынуждает замереть, побледнеть и перестать дышать. – Думала, забыл про тебя?
- Здравствуй, Сергей, - блею в трубку, хватаясь за живот. – Не думала, что забыл. Только вчера прилетела.
- Поговорить надо, Даяна, - голос холодный, безэмоциональный.
- Я подготовлю документы для передачи бизнеса, - пытаюсь взять себя в руки. – Через пару дней тебе перезвоню.
- Нет, - отрезает, затыкая меня. – Говорить мы будем сейчас. Ты же не хочешь кровавых разборок с Клейтоном? Ты же умная девочка?
- Не надо разборок, - шепчу, глотая подкатившие слёзы.
- Вот и хорошо, - давит, не выпуская из когтей. – Оставь телефон в туалете и выходи через чёрный вход. Машина ждёт. И без глупостей, Даяна.
Не видящими глазами, наощупь по стене передвигаю свинцовыми ногами в противоположную сторону от охраны. То, что мне не выбраться из этого дерьма, я уже поняла, слишком хорошо изучила Корнилова за два года. Но лучше я одна, чем Ларри и Орловы, потому что эта молотильня заденет всех, и спасения от неё не будет.