Механизм старого лифта тяжело, натужно скрипел.
«Надо сказать ремонтникам», - мелькнуло в голове у мужчины.
Мысль была машинальной, необходимо привычной. Если восемнадцать лет подряд одной из ключевых задач выживания, твоего и тех, кто тебе доверился, является бесперебойная работа всех без исключения систем, постепенно волей-неволей научишься подмечать каждую мелочь.
Усилившийся шум кондиционера. Слабый напор воды в кране. Потухшую лампу аварийного света. Горькую морщину на лбу коллеги... Люди – не механизмы, но тоже изнашиваются. И твоя задача, в числе прочих, приглядывать еще и за ними. За теми, кто тебе доверился. Ты не имеешь права отмахиваться и не обращать внимания на мелочи. Ты обязан быть самым умным, самым стойким, самым решительным. Самым уверенным в победе – даже если давным-давно в ней разуверился.
Двери лифта разошлись, мужчина шагнул вперед. В темном бетонном тамбуре загорелась тусклая лампа. Ну, хоть датчики движения исправно работают... Пока еще работают, - поправил себя мужчина. Распахнул дверь тамбура. Вспыхнувшие лампы подтвердили, что датчики работают и здесь.
Выглядело помещение уныло. Бетонная коробка – снаружи вход в Бункер строители когда-то небрежно замаскировали под котельную, – с облупившейся от времени краской на стенах. Вся обстановка – длинные деревянные лавки да металлические шкафы.
В шкафах когда-то хранились противогазы и костюмы химзащиты: во времена строительства Бункера человечество готовилось к совсем другой катастрофе. Сейчас шкафы были под завязку набиты сеном для лошадей и дровами – сложно сказать, с какой целью. Как и сложно было сказать, в какой момент место рассохшихся противогазов и слежавшихся костюмов заняли сено и дрова. Когда-то мужчина над адаптской запасливостью посмеивался. А сейчас с трудом вспоминал, для чего изначально предназначались шкафы. Сейчас казалось, что сено и дрова лежали здесь всегда – как с незапамятных времен висели на вешалках защитные комбинезоны.
Мужчина, не оглядываясь, прошел по образованному шкафами и лавками коридору к двери, в сторону выхода.
Он знал, что человек, стоящий снаружи, без приглашения не войдет - хотя тяжелая бронированная дверь открыта, сам отпер ее с пульта десять минут назад. У человека, стоящего снаружи, свои представления о хороших манерах.
Мужчина с натугой отодвинул дверь.
За дверью была ночь. В этом мире всегда – ночь. По крайней мере, для таких, как он, подземных жителей.
- Здравствуй, - поздоровался мужчина с освещенной прожектором, закутанной в плащ фигурой.
Отступил в сторону, приглашая войти.
Гость кивнул – одновременно здороваясь и благодаря за приглашение. Вошел.
- Ты задержался. – Мужчина старался, чтобы голос звучал бодро. – Я ждал тебя двумя неделями раньше.
- Дорога не становится лучше, - отозвался гость, - а я не становлюсь моложе. – Откинул капюшон плаща.
И впрямь постарел, отметил про себя мужчина. Он каждый раз почему-то ждал, что гость придет не один, приведет преемника. И каждый раз в своих ожиданиях обманывался.
- Сколько? – Гость, как обычно, долгими вступлениями не утруждался.
- Двое.
- Ты обещал троих.
- Я ничего не обещал. - Мужчина добавил в голосе металла.
Недолгая игра в гляделки, как обычно, закончилась ничьей.
- Что ж, двое так двое. Идем. – Вместо того чтобы снять плащ, гость запахнулся в него плотнее.
- Ты можешь отдохнуть, если хочешь.
- Не хочу. - Тоже привычный обоим ритуал.
Мужчина кивнул. Прошел в тамбур и надавил светящуюся кнопку лифта.
Эри брела по заснеженной дороге. До недавних пор она думала, что любит снег.
Ей нравилось наблюдать за кружащимися в свете бункерных прожекторов снежинками, нравилось погружать ладони в холодное пушистое покрывало – и выдергивать их, взвизгивая и обдавая снегом тех, кому не повезло оказаться рядом.
Это было очень весело – ведь Эри знала, что с прогулки вернется в тепло и уют. Ладони согреются быстрее, чем она вспомнит, что они замерзли, снег на шапке и воротнике пуховика растает, и единственной досадой, портящей настроение, будет ворчание Любови Леонидовны – ну как ты себя ведешь, Эри! Ты самая взрослая, семнадцать лет! Ты должна подавать пример. Еще вчера ей казалось, что на свете нет ничего более противного, чем ворчание старой воспитательницы.
Сейчас Эри пробиралась по дороге, по щиколотку утопая в снегу и гадая, как далеко сумеет уйти прежде чем замерзнет насмерть. Снег уже не казался ни красивым, ни пушистым. Единственным ориентиром служил санный след, проторенный три ночи назад адаптской повозкой – с тех пор его изрядно засыпало, едва различим в темноте. Фонарик Эри решила пока не включать, экономила заряд.
***
Три ночи назад адапты пришли в Бункер в последний раз.
- Мы вынуждены экономить ресурсы, - сказал Вадим Александрович тому, кто пришел.
Эри подслушивала, затаившись в соседней лаборатории. Наблюдательную позицию заняла заранее – знала, что Вадим Александрович приведет адапта сюда.
Мужчина хмуро кивнул. Он вообще оказался немногословным - высокий, широкоплечий, по-адаптски темнокожий, со светлыми глазами и горбатым носом. Прежде Эри никогда его не видела, но догадалась – это самый главный адапт. Тот, кого взрослые называли Рэдом. Упоминали они еще Германа и Кирилла. Но, насколько поняла Эри – а к разговорам взрослых о том, что творится наверху, в адаптском мире, стала прислушиваться не так давно – Герман обитал далеко от Бункера, во Владимире. А Кирилл пропал без вести около полугода назад.
Адапт молчал – но не для Эри. Для нее люди вообще не молчали. Они звучали, так Эри еще в раннем детстве придумала называть то, что слышала только она.
Люди звучали радостью, негодованием, страхом, сомнениями – каждый звук был непохож на другой, Эри различала все. В раннем детстве и не догадывалась, что никто, кроме нее, этих звуков не слышит, даже Елена Викторовна и Григорий Алексеевич.
Эри было лет пять, когда они вдвоем вытащили ее из мастерской, где занималась любимым делом – мешалась под ногами у Тимофея – и сказали, что с ней надо серьезно поговорить. Эри надулась от важности, пообещала Тимофею, что скоро вернется – с удивлением расслышав, что старый мастер не на шутку встревожен - и пошла вслед за ними. Подумав мимоходом, что Елена Викторовна и Григорий Алексеевич какие-то странные, и ей это не нравится.
Эри на всякий случай зазвенела изо всех сил, внушая воспитателям, что она хорошая и ругаться на нее не надо. За что именно ее могли отругать, Эри не знала, но в глубине души догадывалась, что поводов достаточно.
Эри умела делать так, чтобы люди слышали, какая она чудесная девочка - ну разве можно такую ругать?.. Или как ей скучно и грустно – надо взять на ручки и пожалеть!.. И какая, вообще, ерунда – утащенные из столовой леденцы или спрятанные в спальне тапочки – Любовь Леонидовна их так забавно искала…
«Я хорошая! Я очень-очень хорошая! Меня не надо ругать!»
Сработало: Елена Викторовна тепло улыбнулась и на ходу потрепала Эри по волосам. А потом вдруг, словно одернув себя, резко выпрямилась и спрятала руку за спину.
- Вот! – словно обвинение, бросила она Григорию Алексеевичу - тот вовсю улыбался Эри. – Это именно то, о чем я говорю! Ты ведь тоже сейчас почувствовал необъяснимую симпатию?
Врач перестал улыбаться. Нахмурился. Вместо доброты, как и Елена, зазвенел напряжением.
- Хочешь сказать, что Эри это делает сознательно?
- До недавнего времени полагала, что она слишком наивна для этого. Но чем дальше, тем все более убеждаюсь: да. Совершенно сознательно.
Взрослые остановились и смотрели на Эри. Она тоже остановилась, растерянная – прием, до сих пор не дававший сбоев, вдруг перестал работать. От неожиданности Эри даже звенеть перестала.
- Надеюсь, ты понимаешь, что девочка ни в чем не виновата? – Григорий Алексеевич привлек Эри к себе, она с готовностью прижалась щекой к белому халату.
- Разумеется, - процедила Елена. - Чьим генам она обязана этой способностью, можешь не напоминать.
Григорий Алексеевич вздохнул.
- Эри, пойдешь на ручки?
Девочка с готовностью закивала, врач поднял ее и усадил к себе на шею.
- Прекрати баловать! – рассердилась Елена.
- Это не баловство. Эри напугана, не меньше, чем мы с тобой. Для того чтобы это понять, не нужно быть эмпатом… А что касается ее способностей – тот парень так не умел. Чужие эмоции он слышал – у нас было время убедиться, что Эри тоже их слышит. Но передавать свои…
- Кирилла он, тем не менее, спас, - недовольно возразила Елена. - Именно посредством передачи эмоций, если верить твоим словам.
- От своих слов я не отказываюсь. Но, видишь ли… то, что парень тогда сделал, для него было высшим пилотажем. Отняло кучу сил, он потом сутки без сознания лежал. А у Эри – пятилетней малышки! - это выходит, судя по всему, легко и непринужденно.
Елена нервно засмеялась:
- Ну, что поделать! Новый виток спирали. Причудливая игра адаптских генов.
- Лена. – Григорий Алексеевич снова остановился. - Я понимаю, что ты ненавидишь этого парня. Но, пожалуйста, хотя бы Эри постарайся судить непредвзято.
- Я давала повод усомниться в моей непредвзятости?
- Даешь. Сейчас.
Эри, из всей беседы взрослых понимавшая лишь отдельные слова, приготовилась зареветь. Она не любила, когда взрослые ссорились, а звуки от них сейчас шли именно в этой тональности. Но тут Григорий Алексеевич остановился - перед дверью, ведущей в комнату Елены Викторовны.
Григорий Алексеевич с Еленой Викторовной разговаривали и дальше, но дальше Эри не слышала. Стояла, ошеломленная, и не скоро заставила себя сдвинуться с места. Новые знания не укладывались в голове.
У нее есть мать, и это Елена Викторовна. У нее есть отец, и это неизвестный адапт.
Мать.
Отец.
Слова из энциклопедии, из мира до того как все случилось.
Ни у кого в окружении Эри не было матерей и отцов. Родители взрослых погибли, новое поколение появлялось на свет посредством искусственного зачатия.
«Бесконтрольное размножение – удел животного мира, - рассказывала воспитанникам на уроках Любовь Леонидовна. – А мы не животные. Мы - люди, человеки разумные. И в нынешних обстоятельствах, когда полноценная жизнь на поверхности не представляется возможной, естественный выбор разумного человека – избирательная, строго контролируемая рождаемость. До того как все случилось, людям была свойственна беспечность. Людей было много, ресурсов, необходимых для нормального существования – еще больше. А сейчас ситуация в корне изменилась.
Адапты выбрали инволюцию в животный мир. Перестройку собственного организма под изменившиеся природные условия. Отказ от цивилизации и возвращение в каменный век – что ж, это их решение, мы признали за ними право выбирать. Но повлиять на наш выбор они, к счастью, не способны.
Вакцина, которую создал Вадим Александрович, не адаптирует организм к окружающей среде – она заставляет работать детородные клетки. Функционировать так же, как до катастрофы. Вы, растущие здесь, ничем не отличаетесь от прежних людей – но в корне отличаетесь от детей, которые рождаются у адаптов. Уточню: они именно рождаются! Зачатие и роды происходят естественным путем, как у животных».
В классе при этих словах воспитательницы обычно фыркали. Эри тоже фыркала вместе со всеми – как звери, надо же! Она живо представляла себе адаптов, заползающих на коленях в какую-нибудь специально вырытую нору и лезущих там друг на друга - словно кролики в питомнике, - и с трудом удерживалась от смеха. А потом у адаптов рождаются детеныши и ползают вокруг адаптки-матери. Толкаются, испражняются… Фу-у! Насколько же примитивным мозгом надо обладать для того, чтобы добровольно на такое соглашаться?
Эри видела адаптов не раз. Хотя в Бункере общение малышей с «варварами» молчаливо не одобрялось, она была слишком любопытна для того, чтобы держаться подальше. С интересом разглядывала приходящих в Бункер мальчишек, привозивших продукты: внешне они разительно отличались от ребят, с которыми играла и училась Эри.
Темные лица, светлые глаза, белые волосы, развитая мускулатура и, судя по словам Любови Леонидовны, совершенно не развитый мозг. Эри не была бы Эри, если бы однажды – было ей тогда лет десять - не решила проверить, насколько бестолковы адапты.
- Здравствуйте! – смело поздоровалась она с парнем, шагавшим по бункерному коридору к лифту – вероятно, за очередным мешком или ящиком. Встала у него на пути, загородив собой дорогу – предусмотрительно забралась подальше в туннель, туда, где ее беседу с варваром не смогли бы услышать взрослые. Честно подождала ответа и, не дождавшись, брякнула: - А вы знаете, сколько углов у треугольника?
По рассуждениям Эри, даже если парень эту элементарную вещь не знал, подсказкой могло послужить само слово «треугольник». Надо быть редким идиотом, чтобы не догадаться, - решила Эри, придумывая вопрос.
Адапт, глядя на Эри, наклонил голову набок. Крупную, лобастую голову с резкими чертами лица и белыми, перехваченными повязкой, короткими волосами. Нижняя губа адапта треснула – ровно посредине, он то и дело трогал ранку языком. А звучал парень отчего-то гораздо громче, чем обитатели Бункера. И очень ясно – яркий, отчетливый звук. Удивления с оттенком презрения – недоуменно расшифровала Эри. Она ждала вовсе не такой реакции.
- Ты дура, что ли? – сиплым голосом осведомился адапт. – Дай пройти, – и отодвинул Эри с дороги.
В прямом смысле: взял ее за плечи и, приподняв, переставил в сторону. Быстро, Эри пикнуть не успела. И, не оглядываясь, пошел дальше.
Задавать вопрос повторно Эри не рискнула. Не потому, что испугалась грубияна, она считала себя смелой. Просто поняла, что ответа не дождется. Знает адапт, сколько углов у треугольника или нет, так и останется тайной. Обсуждать этот – как, впрочем, и любой другой вопрос - с Эри парень не намерен, не для того сюда пришел.
Все это она услышала в исходящем от удаляющегося в сторону лифта адапта шлейфе скептического презрения. Собственно, он и сказал именно то, что думал: «Ты дура, что ли?» А выглядеть дурой, даже в глазах адапта, Эри не хотелось.
Из туннеля она ушла и больше попыток заговорить с адаптами не предпринимала. Со временем привыкла считать этих ребят кем-то вроде роботов – заданные функции выполняют, и ладно. Что там происходит у них на поверхности, мало изучено и мало кому интересно. И вдруг ее отец – адапт!
Звучит так же дико как то, что ее мать – Елена Викторовна.
Елена Викторовна. Мать…
Бред! Этого просто не может быть.
Или может? Взрослые обсуждали этот факт без удивления и возмущения – обыденно, как что-то привычное. Они не предполагали, они знали! А значит, это правда.
Но почему же тогда никто другой ничего не знает? Почему все в Бункере уверены, что Эри появилась на свет в инкубаторе, как другие ребята? Она просто была первой – вот и все… Так. Стоп.
А может, она – результат какого-то эксперимента? Не самого удачного, очевидно – ведь никто другой из ребят не «звучит» и не «слышит»!
От Эри не ожидали, что она родится такой. Она должна была быть обыкновенной, но что-то пошло не так. Возможно, из-за влияния адаптских генов. Потом, на примере Эри, Вадим Александрович понял, что допустил ошибку, исправил ее, и дальше в Бункере рождались нормальные дети. А Эри – ну не убивать же, правильно? Не выгонять же из Бункера? Здесь все-таки цивилизованное общество, не первобытно-общинный строй. И не рассказывать же остальным, что вот эта милая девочка – генетическая ошибка?!
Старенькая двуручная пила ходила по бревну легко, будто по воздуху. Серый не сразу понял, отчего руке так комфортно. Только через полбревна сообразил:
- Мрак! Ты пилу развел, что ли? – поднял глаза на друга, тянущего пилу за другую ручку.
- Угу, - кивнул тот. - Вчера.
А ведь должен был я зубья развести, - кольнуло Серого, - договаривались, что я... И, как обычно – зачитался да забыл. Хорошо, что у Мрака голова на месте.
- Сочтемся, - пообещал Серый.
Мрак неопределенно хмыкнул. Разговорчивостью он не отличался, языком чесал обычно Серый - за двоих, с самого детства. Он и от взрослых отбрехивался, и с девчонками знакомился, и с пацанами переругивался, если можно было решить дело на словах. А Мрак стоял в сторонке, посверкивая глазами из-под густых бровей, и даже поддакиваниями утруждался не часто. Заставить Мрака говорить предложениями длиннее, чем в три слова, Даша на уроках – и та не могла.
Вообще-то, по-настоящему Мрака звали Марк. Папаша Сталкер так назвал, в честь какого-то полководца. А лет в шесть, когда будущий Мрак учился выводить на бумаге свое имя, он нечаянно перепутал буквы – с тех пор и повелось. Ну и хорошо, считал Серый, как раз ему под характер. Лучше, чем какой-то Марк.
Отпиленные бревна парни складывали на санки-волокушу. Привычная с детства, отточенная до последнего движения работа.
Отец рассказывал, что раньше дров у поселка уходило гораздо меньше. Раньше было теплее, это Серый и сам помнил. Помнил и то, как пять лет назад над поселком впервые завьюжило. Они с Мраком, в то время двенадцатилетние пацаны, до визга радовались кружащимся снежинкам. А отец хмурился. Что-то, наверное, уже тогда предчувствовал.
В ту первую настоящую зиму снег еще не лежал, выпадал и таял. Весна пришла короткая и бурная, и рано наступила осень – едва успели урожай собрать.
Следующей зимой в поселке вспомнили, что такое меховая одежда и валенки. А еще через зиму жителям поселков пришлось осваивать лыжи, иначе про охоту пришлось бы забыть.
***
- Что за хрень-то творится, бункерный? – Серый хорошо помнил давний разговор взрослых.
Тогда из Владимира приехал Джек – гонец от Германа. Остановился, как обычно, у них дома.
Лара, жена отца, обрадовалась, она любила, когда Джек приезжал. При нем и отец меньше хмурился, и даже суровый Сталкер улыбался. Как начнут молодость вспоминать – только знай, уши держи открытыми. Серого с Мраком хоть и загоняли спать, да кто слушаться будет, когда такие гости? Ну и Лара всегда заступалась: «Да ладно вам, не ворчите! Пусть посидят».
Мать Серого, Светлана, жила с мужем и двумя дочерями в Вязниках. Серый знал, что он – первый, кто родился на поверхности после того как все случилось. Мрака опередил аж на месяц, и страшно этим фактом гордился. Пока совсем мелкий был, Серый жил с матерью, отец его только иногда к себе забирал. А потом, чем старше становился, тем все больше времени проводил у отца. Влетало от него Серому, конечно, крепче, чем от матери - но зато с отцом интереснее было. У отца дома книжек – вагон, только читать успевай, а когда время появлялось, отец рассказывал про разное. И про то, как в Бункере жил, и про то, как они со Сталкером в Новосиб ходили – заслушаешься. А дома мамка только охала да над мелкими сестренками хлопотала… В общем, постепенно Серый насовсем перебрался к отцу. То утро, три года назад, он хорошо запомнил.
На террасе стояли отец, Сталкер, Джек и Лара.
Сталкер и Джек курили, Лара зябко жалась к отцу, но в дом не уходила.
- Так что творится-то, бункерный? – усаживаясь на перила и глядя на непрекращающийся со вчерашней ночи снегопад, продолжил начатый разговор Джек. – Что за сволочь погоду портит? Оно понятно, что на морозе лучше сохранимся – а все ж таки?
Звучало вроде беспечно, но даже проскользнувшим на крыльцо вслед за взрослыми Серому и Мраку стало ясно, что вопрос не шуточный. И Джек, и Сталкер смотрели на отца серьезно.
- Да если бы я знал. – Отец привалился спиной к стене террасы, крепче обнял Лару. – Опять природа с ума сходит. Казалось бы – всё! Мы своего добились: второе поколение солнечные лучи держит почти без ущерба для себя - значит, скорее всего, третье над нашими рассказами про ожоги вовсе хихикать будет... Так, нет! На тебе - вместо жары морозы. Солнцем нас не доконали, так холодом изводят.
- А может, оно как-то, того, – Джек покрутил рукой в воздухе, - рассосется?
Сталкер хмыкнул. Отец покачал головой:
- Сомневаюсь. – Он смотрел на падающий снег. – Тебя ведь Герман за тем и прислал – узнать, что с прогнозами? Так вот, можешь передать: я думаю, что дальше будет хуже.
- Ясно, - кивнул Джек. Подумал и объявил: - Назад не поеду. Тут останусь.
Притихшие в углу террасы, за дровницей Серый и Мрак едва сдержались, чтобы не взвизгнуть от радости.
- Это почему? – нахмурился Сталкер.
- А вон, бункерный рассказывал – до того как все случилось гонцам за плохие вести яйца отрубали. Вдруг Герман про это тоже знает?
- Во-первых, не до того как все случилось, а две тысячи лет назад. Во-вторых, им не яйца отрубали, а головы. А тебе твоя и так без надобности – я считаю, волноваться не о чем.
- Ты, бункерный, вола не крути, – оборвал отца Сталкер. Сел на перила рядом с Джеком. – Делать-то чего? Только не говори, что не думал.
Отец ответил не сразу. Сталкер его не торопил, и остальные тоже напряженно молчали.
- Я думаю, что надо подождать еще год, - совсем другим, далеким от шутливого, тоном проговорил отец. - И, если температура продолжит падать, подыскивать для жилья другое место.
- Че-го-о?! – Сталкер и Джек выпалили это одновременно, Лара ахнула. – Что значит – другое место?
- То и значит. А ну, пацаны... – отец отыскал глазами Серого и Мрака. – Да не прячьтесь, я видел, как на улицу выскочили! Что такое север и юг, помните?
- Север – это куда стрелка компаса всегда показывает, - выглядывая из-за обустроенной на террасе дровницы, отрапортовал Серый. – На севере холодно, там до того как все случилось были полярные льды и пингвины.
- Ты кто такая?
Придавившего Эри оленя парни-адапты, навалившись вдвоем, сдвинули в сторону.
- Ничего он тебе не поломал? – один из парней заглянул Эри в глаза. Потеребил за плечо. – Алё! Болит где-нибудь? Руки, ноги, ребра?..
Осмысленно ответить Эри не сумела. Неуверенно дернула головой.
- Придурочная какая-то, - поворачиваясь к напарнику, прокомментировал парень. – Или, может, немая? Как Артемка с Пекши, помнишь?
Напарник кивнул. Он пока не произнес ни слова, только с интересом разглядывал Эри.
- Эй, красавица! – первый парень снова тронул ее за плечо. - Ты говорить-то умеешь?
Эри собралась с силами и кивнула.
- Молодец, – одобрил парень. – А ну, скажи: «рыба»!
- Почему «рыба»? – удивилась Эри.
Слова вырвались сами, удивление оказалось сильнее недавно испытанного страха.
- Да я откуда знаю, почему? Когда Ксюха «р» не выговаривала, мамка ее достала с этой рыбой! Нет чтоб чего поинтересней придумать – «ракета», там, или хоть «рубероид». А она – «рыба»… Дак, это. Я говорю, болит у тебя что-нибудь?
Эри задумалась, прислушиваясь к себе.
- Бок, - определила она.
- Вот этот? На который завалилась?
- Да.
- Ну, это ничего. Раз треплешься – значит, вряд ли поломалась… Давай руку. – Парень протянул ей ладонь в необычной перчатке: вязаной, с обрезанными пальцами и откинутым клапаном, при желании такая перчатка превращалась в варежку.
Эри, помедлив, ухватилась. Парень поддержал ее за спину и помог сесть. Эри огляделась.
Второй парень сидел на корточках чуть поодаль, рядом с лежащим на снегу оленем. Эри присмотрелась и зажмурилась – поняла, что темное пятно, расплывшееся вокруг оленя – кровь.
- Бедный! – ахнула она.
Попыталась подняться, не сумела, увязнув в снегу, и подползла к оленю на коленках.
– Ой. – Лучше бы не подползала – от вида кровоточащих ям, оставленных на теле животного волчьими зубами, замутило.
Олень, будто почувствовав Эри, приоткрыл глаз. Уже не блестящий – больной, мутный. Эри почувствовала, как к горлу подступают слезы.
- Тебя спасут! – пообещала она оленю. – Обязательно спасут! – осторожно погладила животное по морде. - Можно его перевязать? – повернулась к адапту. К молчаливому парню - он стоял ближе, чем первый.
- Лося? – недоуменно глядя на Эри, уточнил тот.
- Э-э-э. – Это, оказывается, вовсе не олень. – Да.
– На хрена?
- Что, простите?
Эри с парнем уставились друг на друга.
- Однако, беседа зашла в тупик, - хмыкнув, определил первый парень. И перевел для Эри: - Он спрашивает: тебе делать не фига, кроме как лосей перевязывать? Серьезно думаешь, что от этого мясо лучше сохранится?
Эри захлопала глазами:
- М… мясо?
- Ну да. Или он типа лошади у тебя, потому и придавил? Сколько живу - в первый раз слышу, чтоб на лосях ездили.
- Да, - торопливо уцепилась за предложенную версию Эри, – он у меня… э-э-э… типа лошади.
- Все равно скоро сдохнет, - мрачно вмешался второй парень, – волки ему брюхо вспороли. – Подошел и с усилием пошевелил тело Эриного спасителя: – Видишь?
Эри увидела. Завизжала.
Парень молча развел руками. Выдернул из чехла на поясе нож, ухватил «оленя» за рога. И быстрым взмахом перерезал ему шею.
На снег хлынула кровь. Картинка перед глазами Эри поплыла.
- Ты… ты… - она впервые в жизни набросилась на человека. Заколотила парня кулаками по спине.
- Спокойно. – Руки Эри перехватили сзади. Голос другого парня за ее спиной звучал так же, как его эмоции - твердо и уверенно. – Будешь буянить – свяжем.
***
- Как хоть тебя звать-то? – парень-адапт легонько толкнул Эри в бок.
Девушка не ответила. Она плакала.
В слезах выплеснулись и пережитый страх от нападения волков, и жалость к зарезанному лосю, которого так подло обманула, пообещав накормить, и тоска по оставленному за спиной теплому, надежному Бункеру – хотя в последнем Эри даже себе не согласилась бы признаться.
- Меня – Сергей, - сообщил парень. Его, похоже, мало беспокоило, что встречного вопроса Эри не задала. – Но обычно Серым зовут. А который за санями ушел, тот Мрак.
Второй адапт – угрюмый злыдень, хладнокровно зарезавший Эриного единственного друга – действительно куда-то делся.
- Вообще-то он Марк, - объяснил Серый. То, что Эри не задает вопросов, его по-прежнему не волновало. – Но все Мраком зовут. А тебя как?.. Да хорош реветь! – он снова подтолкнул девушку в бок. – Лося слезами не подымешь.
Эри в ответ заревела еще горше.
- Ах, так? – возмутился Серый. – Ну и сиди тут одна. Я пошел. – И, одну за другой, подтащил к себе лыжи. Похоже, правда собрался уходить – эмоции зазвенели досадой и решимостью.
- Не надо, - испугалась Эри.
- А не надо, так прекращай рыдать! Развела, тоже, болото. У вас в поселке все такие нытики?
- Я не из поселка. – Эри опустила глаза.
- А откуда? – Серый пристально ее разглядывал. – То-то я смотрю – странная какая-то! С Луны свалилась, что ли?
Эри не сразу поняла, что ее дразнят. Сообразив, обиженно поджала губы.
- По-моему, это ты свалился, да еще и головой ударился, - огрызнулась она.
Серый не обиделся. Молча ждал ответа.
- Я... – начала Эри.
И замолчала. А вдруг у адаптов существует договоренность с Вадимом – о том, что беглецов следует отправлять обратно в Бункер?
- Ну? – поторопил Серый. – Свинья?.. Змея?.. Цепочка от буя?
Эри, не удержавшись, фыркнула. Парень тоже улыбнулся.
- Из Бункера она, - раздался за спиной Эри сиплый голос.
Эри вздрогнула.
- Не пугай девушек, Мрак, - пожурил друга Серый, – а то никогда тебя не женим... Эй, погоди! С чего ты взял, что из Бункера?
- Видать, - коротко ответил обладатель странного имени. Вышел, остановился перед Эри, засунув руки в карманы: – Скажешь, нет?
Эри опустила голову.
- Ну, из Бункера, значит из Бункера, - подбодрил Серый, - подумаешь! Мрак тех, которые из Бункера, только по пятницам жрет, в другие дни ему религия не позволяет. А сегодня среда, так что не боись. Не тронет.
- Видите ли... – пристыженная, Эри постаралась «начать с главного». - В общем, у меня есть основания полагать, что мой отец… э-э-э… местный.
- Адапт? – недоуменно подсказала Даша.
- Да. – Эри опасалась произносить это слово, знала, что адапты его не любят.
- Неожиданно. А почему ты так думаешь?
- Потому что я случайно услышала… один разговор. – Эри потупилась. – Я старше всех, кто растет в Бункере, почти на два года. И я… ну, не похожа на других ребят. В детстве я на это не обращала внимания, а после того как услышала, поняла, откуда непохожесть.
Даша задумалась.
- Я не особо интересовалась тем, что происходило в Бункере после моего ухода, - призналась она. – Были на то свои причины. Но, теоретически – почему нет? Адаптский генетический материал ничем не хуже любого другого. Выбор, безусловно, странный – я хорошо знаю Вадима Александровича и о его концепции «чистого разума» наслышана, - но мало ли, что могло случиться.
- Ваде другую башку приделали? – саркастически предположил Сталкер. – Ты реально веришь, что он мог к своим пробиркам кого-то из нас подпустить?
Даша пожала плечами:
- В качестве эксперимента – почему нет? Подожди, не перебивай! Запугал девчонку до смерти… А ты продолжай, - она повернулась к Эри. – Ты – не такая, как другие ребята. И в чем же это заключается? Внешне ты похожа на тех, кто живет в Бункере.
- Я… - Эри осеклась. Она не была готова к такому вопросу.
Да и вовсе к подобной беседе не готовилась! Думала, что парни отведут ее к Кириллу, тот подскажет, кто ее отец, их познакомят, и дальше все как-нибудь само образуется.
Отцу - Эри он представлялся человеком мудрым и добрым - она была готова рассказать о своих способностях. Но признаваться в них четверым незнакомым адаптам, один из которых смотрел на нее с явным недоверием, и Даше… Нет. Наверное, пока не стоит.
- Я… родилась почти на два года раньше всех остальных, - неловко повторила Эри. – И я росла одна, а потом в инкубаторе родилось сразу трое. Через год после них – еще трое. И через год… У меня не было проблем со здоровьем, а дети, которые рождались потом, нередко болели. Был случай, когда сразу несколько детей, один за другим, заразились и умерли! А я не похожа ни на кого из ровесников. Я непоседливая, эмоциональная… упрямая. – Эри покраснела. – Я не такая, как другие, понимаете? Вот и подумала, что, возможно, эксперимент с моим эмбрионом был неудачным. Мне досталось крепкое здоровье, но побочно... не лучший характер.
- Ну, допустим, - медленно произнесла Даша. - А почему же ты убежала? Почему не выяснила -прямо там, в Бункере, у людей, которые наверняка всё знают - то, что тебя интересует?
- Потому что мне бы не позволили уйти. – Эри опустила глаза. – Вы ведь знаете, что Вадим Александрович собрался закрыть Бункер?
- Знаем, - обронил Сталкер. Он опять посуровел, а звенеть Эри сейчас не могла, слишком отвлекал разговор.
- Ну и, вот, - смешалась она. - Я решила, что нужно уйти, пока Вадим Александрович не закрыл люк. Я не хочу ждать десять лет, понимаете? Мне важно познакомиться с отцом. – Эри просительно посмотрела на Сталкера. - Сейчас, а не когда потеплеет.
- Ясно, - сказал Сталкер.
Таким тоном, что сомнений у Эри не осталось: ничего хорошего в этом «ясно» нет. От командира адаптов так и веяло холодом, Эри зябко повела плечами. Постаралась сосредоточиться.
«Я хорошая! – снова настойчиво зазвенела она. – Я очень хорошая! Вам хочется мне помочь! Хочется, чтобы я осталась!»
Сработало. Не сразу, но сработало. Взгляд Сталкера потеплел.
- И куда ж тебя, дурынду, поволокло-то одну? – добродушно пожурил он. - Ну, подошла бы ко мне, когда я у вас был, придумали бы что-нибудь.
- Вы бы меня не взяли, - не подумав, ляпнула правду Эри.
Испугалась того, что натворила, и перестала звенеть.
Сталкер тут же нахмурился. Вдобавок к прежней неприязни Эри с ужасом различила в его эмоциях еще и подозрение.
- Как знать, - медленно проговорил он. – Может, и не взял бы… Так. Ну, с папашей твоим, допустим, разобрались. А мать-то кто?
- Еле… - Эри снова осеклась. Подумала, что, возможно, этот секрет выдавать нельзя. – Не знаю.
Сталкер заметно напрягся. Прищурился:
- Уверена? Что не знаешь?
Ответ застрял в горле – Эри плохо умела врать. Покраснела и неопределенно дернула головой. Сталкер хмыкнул.
- А лет тебе сколько? – продолжил допрос он.
- Семнадцать. Скоро восемнадцать будет.
- Скоро – это когда?
- Летом. В июле.
- Сейчас ноябрь. Скоро восемь, а пока три, - гоготнул Серый.
Сталкер одним взглядом заставил парня замолчать.
- В июле, говоришь...
Эри пыталась докричаться до эмоций адапта – но словно наталкивалась на ледяную стену. Как будто Сталкер догадался, что происходит, и решил не поддаваться. Светло-желтые глаза смотрели на Эри холодно и настороженно.
Даша всплеснула руками:
- Ох, ну чего ты к девчонке прицепился! Ей отдохнуть надо, выспаться – после таких-то приключений. А ты допросы устраиваешь.
- Выспаться надо, - медленно кивнул Сталкер, – это точно, – и снова уставился на Эри.
Та ждала, съежившись под тяжелым взглядом. И дождалась:
- Завтра рано вставать придется.
- Зачем? – удивилась Даша.
- Затем, что дорога до Бункера не близкая. – Сталкер решительно поднялся.
- Рэд! – это вскрикнули Даша и Лара одновременно.
Парни, Серый и Мрак, тоже удивленно уставились на него.
- Тридцать пять лет, как Рэд, - отрезал Сталкер. - Лар, постели ей, пусть отдыхает. А завтра обратно в Бункер отправится.
- Она заблудится, - попытался заступиться Серый, - или замерзнет!
- Или волки задерут, - поддержал Мрак.
- Ничего, я с ней Сашку отправлю. На санях доедут.
- Рэд! – Даша возмущенно вскочила.
- Тихо. – Сталкер снял с вешалки куртку. Веско, с нажимом, тоном, от которого Даша мгновенно стушевалась, позвал, кивая на дверь: – Идем! Поговорить надо… Лар, и с тобой тоже. – Перевел взгляд на Серого и Мрака. Приказал: – И вы не рассиживайтесь. Дрова из леса сами не прибегут.
Эри ехала в адаптских санях. Прежде ей было бы жутко интересно, никогда ведь раньше в них не ездила, извертелась бы вся. А сейчас казалось, что в груди сжался холодный комок. Эри свернулась калачиком на дощатом сиденье и рассеянно следила за убегающим из-под полозьев следом. В горле стояли слезы.
Она - чужая. Она везде чужая. У адаптов ее боятся так же, как в Бункере.
Во дворе перед домом Сталкер отвел укутанную, заботами Лары, в целый ворох теплых одежек Эри в сторону и предупредил:
- Вот что. Фокусы свои брось. С Сашкой – не дурить. Поняла?
Сашкой звали мальчишку лет тринадцати, младшего сына Сталкера - его выделили Эри в провожатые. О том, что неприветливый Мрак – старший сын командира, а Сергей-Серый – сын Кирилла, Эри уже знала.
Выдавить: «Какие фокусы?» она не смогла. Поняла, что Сталкер догадался о ее способностях - потому и выгоняет. Его слова о том, что Вадим Александрович должен дать разрешение, всего лишь предлог. Никогда Вадим разрешения не даст, а Сталкер именно на это и рассчитывает.
Эри закусила губы, чтобы не разреветься.
- Скажи честно. – Сталкер, глядя на нахохлившуюся девушку, кажется, немного смягчился. Сам, больше Эри в его эмоции лезть не смела. – Зачем ты пришла?
- Я сказала правду, - через силу выговорила Эри. – Почему вы не верите?! Я действительно хочу найти отца! Я думала, что он… такой же, как я. И что он меня поймет.
Сталкер помолчал. Глухо обронил:
- Он бы, может, и понял.
- Вы… - вскинулась Эри, - так вы его знаете?!
- Да не выкай, блин, – поморщился Сталкер, - терпеть не могу… Знаю. Фигня в том, что его здесь нет.
- А где он?
- Ушел. Вместе с бун… с Кириллом. Не повезло тебе.
- А когда вернется?
Сталкер развел руками:
- Хотел бы я знать. Восемь месяцев – ни слуху, ни духу… Ладно. – Он потрепал Эри по укрытой шапкой макушке. – Ты не кисни, ага? Держись. Как вернется папашка – расскажу про тебя, обещаю. И уж он сумеет дочку из Бункера выцепить, хоть Вадя на люк сто замков вешай, про это не волнуйся. А мне тебя стремно оставлять. Некому с тобой возиться, понимаешь? Зима на носу, заняты все. Пацаны, Серый с Мраком, и те сегодня уйдут. А вдруг не уберегу тебя?
- Я сама уберегусь, - робко предположила Эри.
Сталкер усмехнулся:
- Убереглась одна такая… Нет, красавица. Сиди уж в Бункере, а там разберемся.
И Эри поняла, что возражать бессмысленно. Оттого, что Сталкер перестал смотреть на нее с недоверием, решение он не изменил. И не изменит. Ну и гордость, в конце концов, у нее тоже имеется.
Эри шмыгнула носом и полезла в сани.
***
Сейчас лежала, глядя на две серебрящиеся под луной, уходящие за горизонт полосы, и пыталась прикинуть время, через которое адаптские сани встретятся с посланниками Вадима.
Часа через три уже встретятся, наверное. И надо будет что-то объяснять. Вадиму Александровичу, Елене Викторовне, Григорию Алексеевичу... Эри зажмурилась.
Ох, какой же простой и понятной жизнь была вчера! Когда Эри ясно видела цель: добраться до адаптов. Шла к ней - по колено в снегу, сквозь метель, удирая от волков верхом на лосе. Как была рада, когда встретила Серого и Мрака! Если бы судьбу Эри решали они, ее бы ни за что не выгнали, это девушка знала точно. Сталкер осторожничает, как все взрослые. А парни просто знают, что Эри ничего плохого никому не сделает, вот и всё.
- Послушай. – Эри придвинулась к Сашке, правящему лошадью. – А твой брат и Серый – куда они пошли?
- На кудыкину гору, - с наследственной приветливостью отозвался мальчишка. Но, заметив насупленный взгляд Эри, сжалился: - На разведку, на юг. Место нам для жилья искать. Бункерный-то ушел – не вернулся пока. Вот батя Мрака с Серым и отправил.
- То есть... – медленно начала Эри. Паззл в голове постепенно складывался. – Ты хочешь сказать, что они пойдут туда же, куда ушел Кирилл?
- Ну да.
- И, возможно, его встретят?
- Дак, а чё бы нет? Может, и встретят.
- А... а Кирилл ведь не один ушел, так? С ним ведь еще кто-то?
Сашка кивнул:
- Их целый отряд собрался. Сам Кирилл, наших двое, ну и Джек с Олесей.
- А из «ваших» - кто? – Эри вдруг поняла, что имя ее отца Сталкер не назвал, а сама она не спросила.
Сашка по-сталкеровски наморщил лоб, вспоминая:
- Эрик, который с отцом в отряде ходил, когда меня еще не было... И Леха-охотник.
Имя «Эрик» отозвалось в сердце радостным предчувствием. А вдруг Вадим Александрович сказал тогда неправду? Учитывая то, как старательно оберегали от Эри тайну ее рождения, запросто мог. Может, и не было в Бункере никакого переполоха, и ей просто-напросто дали имя, созвучное с именем отца?
«Это он. Эрик. Наверняка!»
План созрел мгновенно. Серого и Мрака надо догнать и идти с ними. Вот он – шанс увидеться с отцом! А заодно избежать возвращения в Бункер.
Нда... План-то хорош. Эри покосилась на Сашку.
«С Сашкой – не дурить», - вспомнилось строгое напутствие Сталкера.
Ага, ему-то хорошо – не дурить! Он взрослый, сильный, вон какой властный. Его кто угодно послушается. А ей, маленькой и слабой, что делать? Если нет у нее другого выхода?
Уговорить мальчишку ехать догонять Серого с Мраком не получится, это Эри ясно понимала. Упрямством Сашка, похоже, пошел в отца - расшибется, но сделает то, что велел Сталкер.
Эри могла бы его усыпить – самый простой и безболезненный для совести вариант. Но тогда придется самой править лошадью, а это только у героинь приключенческих фильмов хорошо получалось, Эри от одного взгляда на сложную систему опутывающих лошадь ремней стало не по себе.
Оставалось одно.
Эри вздохнула. Осторожно звякнула в сторону Сашки, пока обычной симпатией. Потянулась к поводьям в его руке:
- А как вот эта штука называется?
Через полчаса у Эри худо-бедно получалось поворачивать. На команды «Тпру!» и «Но!» - поначалу они звучали вежливо и робко, Сашка хохотал в голос: «Да чего ты с ней, как с девкой на танцах?» - лошадь вроде тоже реагировала.
Парни спешили, как могли: очень уж было интересно, что за сани проехали по дороге и откуда они взялись. Через час Мрак вдруг поднял руку и остановился.
Серый тоже притормозил:
- Чего?
- Дымом пахнет. Чуешь?
Серый принюхался. Действительно, пахло дымом – еле уловимо, если бы не Мрак, и внимания бы не обратил.
- Скоро, вроде, приют должен быть, - вспомнил Серый, – может, из наших кто? Печку топят?
Мрак пожал плечами. И махнул рукой, призывая поспешить.
Снег на дороге, на съезде к приюту, оказался плотно утоптанным лошадиными копытами, санными полозьями и человеческими следами. Однако ни саней с лошадью, ни людей поблизости не наблюдалось. А запах дыма усилился.
Серый вгляделся в темноту, рассматривая дом в отдалении – бревенчатый, с двускатной крышей, небольшой и приземистый. Он знал, что до того как все случилось в таких строениях хозяева устраивали бани. Охотники и разведчики предпочитали для приютов небольшие помещения – быстрее протопится. Выведенная на крышу металлическая труба, кажется, не дымила... Так откуда же запах?
- Что за... – обращаясь к Мраку, начал Серый, но не договорил.
Не успел – Мрак ринулся к приюту.
У крыльца выпрыгнул из лыж, взлетел по ступенькам вверх и дернул дверь. Та не поддалась. Серого звать не потребовалось, уже сам спешил на помощь.
Двойного напора дверь не выдержала. Громко всхлипнув, распахнулась - Мрак едва на ногах устоял. А из распахнутой двери повалил дым.
Парни закашлялись. Переглянулись. Мрак сунулся было внутрь, Серый поймал за рукав:
- Стой! Надо мокрую тряпку на морду, а то дымом потравимся.
Тряпку... Легко сказать. Где ее взять-то? Мрак сообразил первым: извалял в снегу шапку, прижал к лицу. Пока Серый елозил по снегу своей шапкой, скрылся внутри приюта.
Снаружи, в ночной темноте глаза обоих адаптов видели отлично. В помещении, в кромешном дыму, Серый через несколько шагов воткнулся лицом в спину Мрака.
- Окна открывай! – крикнул тот и мгновенно закашлялся. Зато, как оказалось, уже нащупал и толкал оконную раму.
Серый изо всех сил старался не кашлять, помнил, что на пожаре последнее дело - захлебнуться дымом. Дыша сквозь мокрую, холодную шапку, пробрался ко второму окну. Мрак наконец справился со ставнями, открыл свое. В дом хлынули свежий воздух и отраженный от сугробов лунный свет. Серый, повозившись, распахнул второе окно. И услышал, как за спиной охнул и выругался Мрак.
- Ты чего? – Серый обернулся.
В комнате царил угар, мутные полосы дыма стелились по полу, тянулись в распахнутые окна и дверь. Но то, что Мрак стоит на коленях у печки, Серый разглядел. Мрак поднимал с пола человека.
***
- Жива? – на улице парни, подстелив куртки, уложили бункерную девчонку на снег.
Серый расстегнул ей воротник, размотал платок. Мрак настороженно замер на коленях рядом.
Серый прижал ухо ко рту девчонки, прислушался. Ладонь положил на шею, щупая пульс. Поймал под пальцами биение артерии. Уфф! Жива. Серый шумно выдохнул. А дыхания девчонки не уловил, как ни старался.
- Пульс есть, дыхания нет, - бросил Мраку, – искусственное надо. Притащи ей что-нибудь под голову.
Подгонять Мрака не требовалось – пока Серый скручивал в комок варежку, приволок откуда-то два полена. Свернутую варежку Серый, как учила Лара, зажал между челюстями девчонки, чтобы случайно не сомкнула зубы. Под голову, запрокинув ее повыше, пристроил поленья. Зажал девчонке нос. И, набрав полную грудь воздуха, прижался ртом к ее губам.
Эри
- Але! Ну как ты? – сознание возвращалось откуда-то издалека.
Эри знала этого человека – того, кто ее теребил. Точно знала, но не могла вспомнить имя.
- Узнаешь? – светлые адаптские глаза встревоженно заглянули ей в лицо. – Я – Сергей. Это – Мрак. Ну?.. Помнишь?
Эри вспомнила. И даже попыталась сказать «да», но закашлялась.
- На, попей. – В подбородок ткнулась горячая металлическая кружка.
Эри послушно отпила.
- Сама держать можешь? – Серый взял ее за руку, заставил обхватить кружку ладонью. – Ну, во! Молодец. Как там Джек говорит?
- Стакан не роняешь – здоров, - буркнул Мрак. – Где Сашка?
Эри смотрела непонимающе.
- Пацан, который тебя вез, - нетерпеливо пояснил Мрак, - куда он делся? Сани-то спёрли, мы поняли. А Сашка где?
- И как ты вообще сюда попала? – вклинился Серый. – Бункер ведь в другой стороне?
Эри попыталась собрать в кучу слоящиеся мысли. Поняла, что на объяснения, как она сюда попала, сил точно не хватит. Попробовала сказать хоть что-то:
- На ме... ня... напали.
- Кто?!
- Не зна... ю.
- Нда, - вздохнул Серый. - И то верно, откуда тебе знать? В первый раз из Бункера вылезла... Как хоть одеты были, разглядела? В рваньё, поди?
Мрак скептически скривился:
- Дикие?.. Да ладно! Их еще Герман отвадил.
- Отвадил, - согласился Серый, - да только когда это было? Мало ли, как на Диких зима действует, может, последние мозги отморозили. И то сказать – кто б на нее еще напал, кроме Диких?
- Нет, - выдавила Эри.
- Что – «нет»?
- Не… в рваньё.
- Вот, - кивнул Мрак, – какие на хрен Дикие?
- А кто тогда? – Серый нахмурился.
- Они… меня... стукнули, - невпопад пожаловалась Эри, – по… голове.
И тут же почувствовала, как сильно болит затылок. Вспомнила, как ее огрели чем-то – подло, со спины. И не сумела сдержать тошноту, едва успела отодвинуться от Серого.
- Сотряс. – Серый придержал Эри за плечи. Диагноз он поставил уверенно и деловито, будто настоящий врач. В голосе не было ни испуга, ни брезгливости.
Эри заплакала бы, если б могла. Но она не могла и не знала, от чего больше мучается: от жгучей рвоты, сотрясающей тело, от боли в затылке или от осознания того, что ее прилюдно тошнит. Разговор парней долетал, как сквозь вату.
- Догонять надо, - объявил Мрак, - вдруг Сашка у них?
Эри не любила книги и фильмы с плохим концом. В детстве, даже дочитав книгу или досмотрев фильм, верила, что всё еще как-то образуется. Ромео и Джульетта на самом деле не умерли, герой «Титаника» не утонул, а Белый Бим Черное Ухо обрел хозяина. Просто автор книги не успел об этом написать, а режиссер фильма – снять продолжение, в котором все будет хорошо.
Эри взрослела, но вера в чудо не уходила. Решение найти отца подчинялось именно этой вере: все получится само. Стоит лишь сделать первый шаг, а дальше найдутся люди, которые помогут. В детстве всегда было так, в Бункере непременно находились те, кто был готов помочь Эри получить желаемое или исправить то, что она нечаянно натворила.
Адаптский мир оказался совсем не похожим на тот, к которому привыкла Эри - здесь все были заняты своими делами, а чужие никого не беспокоили. Никто не спешил взваливать на себя проблемы другого. Сталкер открытым текстом объявил Эри, что не готов за нее отвечать. Женщины - Лара, Даша, - хоть и казались добрыми, пальцем не шевельнули ради того, чтобы оставить Эри в поселке. Тоже, видимо, побоялись.
Эри так надеялась на Серого и Мрака! Не сомневалась, что стоит только догнать парней, как ее дальнейшая судьба решится. Трудно им, что ли, взять Эри с собой? Для чего заставлять ее рассказывать о Сашке? Им ведь русским языком сказали: он дома. Зачем нужны подробности?.. А самое обидное – она ведь не собиралась звенеть! Случайно получилось, оттого, что очень испугалась. Волчьей стаи так не напугалась, как Мрака. Может быть, потому, что тогда на дороге не очень понимала, что происходит, отчего лось вдруг побежал.
Даже когда увидела стремительно приближающиеся темные фигуры, опасность не почувствовала. Наоборот – ощутила азарт! Предвкушение! Гораздо позже с ужасом поняла, что это ощущала не она, а транслировала свои эмоции стая. Страшно Эри стало лишь тогда, когда на лося бросился первый волк.
Она четко, будто на экране, увидела, как сверкнули в темноте зубы, как из прокушенной шеи лося хлынула кровь. А с другой стороны уже кинулся второй волк, потом третий - а потом лось упал, придавив Эри собой. Что происходило дальше, она не видела. Наверное, хорошо, что не видела. Впала в странное состояние - если бы спросили, сколько времени прошло с того момента, как их догнала стая, до того, как Серый и Мрак отодвинули в сторону истерзанную тушу, не ответила бы. Шок, должно быть. Кажется, он именно так проявляется.
А вот Мрака Эри по-настоящему напугалась. Стало ясно, что от решения узнать судьбу брата адапт не отступится, и правду из «бункерной» вытрясет. А вытрясать ее, судя по всему, умеет только одним способом – кулаками.
И вот тут-то Эри испугалась, идущая от Мрака волна решимости только что с ног не сбивала. И не смогла проконтролировать страх, непроизвольно захлестнула Серого. А тот, в свою очередь, почувствовал чужое влияние. И сумел избавиться от наваждения, безошибочно определив его источник.
Эри всхлипывала.
- Я не хотела, - крикнула она, - правда, не хотела!
- Блин, да хорош рыдать, - рассердился Серый, – без сопливых скользко! Мы с Мраком, небось, за всю жизнь столько не наревели… Уймись и рассказывай.
- Что? – всхлипнула Эри.
- Сказку про репку!.. Что ты за чучело такое, и почему из Бункера удрала – раз. Как Сашку спровадила – два.
- Только правду говори, - предупредил Мрак, – хватит вранья.
- Я вам не врала!
- Угу, - кивнул Мрак, - ты помалкивала. Те же яйца, только сбоку… Говори, ну?
- Мы тебя спасли, между прочим, – с упреком добавил Серый. – А ты человеку объяснить не хочешь, что с его братом случилось.
- Да все хорошо с его братом. – Эри опустила голову. Вздохнула. – Думаете, это просто – про себя рассказывать?
По лицам адаптов поняла, что вряд ли их волнуют ее чувства.
- Если скажете, что вру, - предупредила Эри, - дальше рассказывать не буду, так и знайте! В общем… Я – приемник. - Это слово Эри вычитала еще в детстве, в какой-то технической брошюре, и поняла, что оно ей нравится. – И транслятор, одновременно. Я умею распознавать чувства других людей и могу транслировать свои. Иногда это получается непроизвольно – вот, как сейчас. Иногда я… э-э-э… действую осознанно.
Адапты переглянулись.
- Тебя такой специально сделали? – Серый, кажется, не шутил.
- То есть?
- Ну… вы ж не рождаетесь, вы искусственные. Эмбрионы по молекулам собирают.
- Дурак. – Эри обиделась. – Где ты этой ереси набрался? Никто ничего не собирает. Просто для продолжения рода используют наиболее сильные, жизнеспособные клетки. Тех, кто сможет принести наибольшую пользу обществу, и... Ой. - Эри осеклась.
Серый хмыкнул:
- Вот именно. Я ж про что и спрашиваю – тебя такую сделали?
- Нет! – Эри попыталась вскочить, Серый удержал. – В том и дело, что нет! То есть, это я раньше так думала. Не знаю, чего Вадим Александрович хотел изначально, но что-то явно пошло не так. Такой результат, как я… ну, в общем, не планировался. Я не должна была родиться такой… В Бункере меня боятся – вот, как вы сейчас.
- Да нужна ты кому, - буркнул Мрак. - Что с Сашкой сделала, колись?
- Я… - Эри не сразу подобрала слово, - попросила его заснуть. А перед этим он мне показал, как управлять лошадью.
- Попросила? – скептически повторил Мрак. – Это как? А ну, покажь на мне.
- Да пожалуйста, - рассердилась Эри.
Уставилась на Мрака, зазвенела.
«Ты хочешь спать. Ужасно хочешь! Глаза сами закрываются».
Мрак сидел, настороженно глядя на нее, и засыпать явно не собирался. А Эри почувствовала, как уперлась в ту же ледяную стену, что и у Сталкера.
- Так нечестно, - предприняв еще одну попытку, объявила она, - ты знаешь, что я буду зве… воздействовать, и сопротивляешься. А Сашка не знал. Расслабься.
- Да я не напрягался. - Мрак пожал плечами.
Они с Эри снова уставились друг на друга.
«Ты хочешь спать. Ужасно хочешь! Глаза сами закрываются»…
Эри, стуча зубами, пыталась согреться у топящейся печки. Сюда, к этом дому, адапты притащили девушку, смастерив из запасных лыж и наломанного в лесу лапника что-то вроде санок. Дом они выбрали в удалении от поселка южан, который обошли стороной. Из разговоров парней Эри поняла, что дом представляет собой так называемый «приют» - временное пристанище охотников и торговцев на случай, если рассвет застанет их далеко от обитаемых мест.
Сами адапты, как с изумлением выяснила Эри, зимнего солнца почти не боялись. Они прятались утром и выходили на улицу вечером, больше отдавая дань сложившейся традиции, чем опасаясь ожогов. Хотя, возможно, Эри что-то путала. Ей было не до подробностей. Она страшно устала, а сейчас еще и замерзла.
Мерзнуть начала, еще съежившись на самодельных санках, когда перестала двигаться. Так мечтала оказаться под крышей! До сих пор Эри не приходило в голову, что в помещении может быть не теплее, чем на улице, в Бункере было тепло всегда. Зима на улице или лето, дождь или снег - на температуру в комнате Эри это никак не влияло. И она страшно удивилась, когда, из последних сил перешагнув порог приюта, ощутила не тепло, а едва ли не худший холод.
- По-чему так холодно? – у Эри застучали зубы.
- Холодно? – удивился вошедший вместе с ней Серый. Парни разделились еще на улице: Мрак куда-то уехал, Серый остался с Эри. – Да ладно! Жара.
Эри уставилась непонимающе. Серый вздохнул:
- Шучу, блин! Ясное дело, холодно. Не топил никто сто лет – с чего тепло-то будет? Приют, по всему видать, заброшенный – дров, и тех нет… Ща, погоди. - Серый сбросил со спины рюкзак.
Эри, прислушиваясь к разговорам адаптов, уже поняла, что в «действующем» приюте, согласно неписаным законам дороги, уходящий должен оставить запас дров тому, кто придет за ним. Чтобы тому, кто придет – возможно, чуть живому от холода и усталости – не пришлось заботиться о том, чтобы согреться. Отсутствие дров свидетельствовало о том, что в приюте давно никто не останавливался, поэтому адапты, решившие избегать местных жителей, и привели Эри сюда.
Серый вытащил из рюкзака тугую скатку, после встряхивания оказавшуюся длинным мешком. Расстегнул боковую молнию, и мешок превратился в одеяло. Серый закутал в него Эри. Вытащил из рюкзака термос, налил в отвинчивающуюся крышечку чаю – от напитка повалил пар:
- Держи.
Распахнул дверцу небольшой печки, натолкал в нутро наломанных по дороге толстых веток. Через минуту в печке ярко горел огонь.
- Темно, - пожаловалась Эри, когда Серый захлопнул дверцу.
- А, - вспомнил адапт, - ты ж не видишь ни фига.
Пошарил на прибитой к стене полке. Обрадовался:
- Есть! – ткнул рукой в печку. Когда вытащил руку, Эри увидела яркий огонек.
- Хоть свечи не растащили… - Серый, оплавив свечу с другого конца, пришлепнул ее к стоящему у окна столу.
С той же, прибитой к стене полки, снял и последовательно осмотрел закопченный металлический чайник и такую же закопченную, помятую кастрюлю. Покривившись, бросил:
- Ладно, сойдет, – и вышел.
Быстро вернулся и водрузил чайник с кастрюлей на печку. Принес еще одну охапку веток, их наломал по дороге Мрак.
- Так, ну я за дровами, а ты грейся пока. Этого барахла, - Серый кивнул на сваленную рядом с печуркой охапку, - надолго не хватит, но хоть какое тепло даст. И чайник, может, закипит… Да садись поближе, чего как не родная? – Серый подхватил Эри вместе с низкой скамеечкой, на которую обессиленная девушка рухнула, едва войдя, и подтащил ближе к печке. – Мы быстро вернемся, не ссы. За печкой следи и за чайником. Поняла?
Эри через силу кивнула. Серый, явно передразнивая, тоже кивнул. Фыркнул:
- Со скамейки не свались, – и ушел.
Эри допила чай – он остывал гораздо быстрее, чем хотелось. Поелозила, плотнее кутаясь в странное одеяло. От выпитого чая она согрелась, но догадывалась, что это ненадолго, скоро опять начнет мерзнуть.
Эри высунула руку из-под одеяла, протянула к печке. Осторожно коснулась кирпичей – ледяные. Тепло шло только от металлической дверцы, за которой потрескивали горящие ветки.
Так, а Серый ведь наказал следить за печкой. И что это значит, спрашивается? Куда нужно смотреть и что делать? В Бункере, когда взрослые давали какое-то задание, они все подробно объясняли… От адаптов такого не дождешься. Не успела переспросить или уточнить – твои проблемы, через секунду спрашивать будет не у кого. Перемещаются эти парни с бешеной скоростью, как будто гонятся за ними.
Эри вздохнула. Из глубин отмороженной памяти всплыло выражение «подбросить дров». Наверное, читала в какой-то книге – в те счастливые времена, когда в голову не могло прийти, что когда-нибудь придется заниматься «подбрасыванием» самой. Наверное, Серый, наказав «следить», имел в виду именно это – подкладывать новые дрова взамен сгоревших.
Подумав, что о металлическую дверцу можно обжечься, Эри обернула ладонь краем одеяла. Взялась за ручку, потянула дверцу на себя. Вовремя: ветки внутри печурки частично прогорели и просели. Порадоваться своей сообразительности Эри не успела: почувствовала, что пахнет паленым, а в следующую секунду поняла, что пальцам, которыми обхватила ручку, горячо, а запах идет от плавящейся синтетической ткани.
Эри вскрикнула и отдернула руку. Ахнула, увидев, как скукожился и собрался складками пострадавший угол одеяла. Попробовала разгладить – безрезультатно.
От неловкости стало жарко. Эри поджала губы, ругая себя.
Ну как можно было не сообразить, что от соприкосновения с горячей поверхностью синтетическая ткань может оплавиться?! Адапты – не Любовь Леонидовна и не Елена Викторовна, выражений выбирать не станут. И сочувствовать тому, что Эри едва не обожглась, тоже… Серому хорошо: бросил «следи за печкой» и ушел! А она тут как хочешь, так и разбирайся…
Ох. Печка!
Ветки внутри, пока Эри возилась с одеялом, прогорели еще больше. Надо добавить новых.
Эри присела возле охапки на полу. Неуклюже вытащила ветку – длинную, в топку такая не влезет. И что с ней делать? Пилить? Рубить? Эри беспомощно оглянулась по сторонам.
До поселка бункерную, с грехом пополам, дотолкали. На лыжах девка едва стояла. Она, как выяснилось, лыжи до сих пор и видела-то пару раз издали – куда бункерным на них ходить? А в поселке адаптов этот способ передвижения пришлось осваивать еще при первых снегопадах.
Серому тогда было лет двенадцать, и он хорошо запомнил, как отец долго копался в книгах, а потом включил компьютер. Это действо было сродни волшебству, Серый ждал таких случаев и каждый раз замирал у отца за спиной, затаив дыхание.
На вопрос, заданный в далеком детстве, почему нельзя включать волшебную штуку почаще, Кирилл со вздохом объяснил, что работающей техники, созданной до того как все случилось, с каждым годом становится все меньше. Техника сложная, молотком не починишь, и запчасти на грядке не растут. Сломается – все, привет. Поэтому с тем, что уцелело, нужно обращаться очень бережно. Тогда же, в детстве, Серый узнал, что Кирилл скачал в бункерном компьютере и загрузил в свой всю информацию, которая, как он думал, могла пригодиться в освоении нового мира.
- Мы не должны потерять знания, накопленные цивилизацией, - говорил Серому Кирилл. – Я не собираюсь заново махать каменным топором и добывать огонь трением. Из того наследия, которое нам досталось, мы обязаны выжать максимум, иначе грош нам цена.
Серый тогда в его словах мало что понимал. Кивал, конечно, а глаза так и тянулись к экрану, к мелькающим на нем картинкам и длинным простыням текста – хоть и знал, что ни кино, ни книжек о приключениях в компьютере нет. Впрочем, даже если бы были, «насиловать технику», чтобы посмотреть кино, отец бы не позволил.
В ту ночь Кирилл копался в простынях текста и разглядывал картинки с изображениями лыж почти час, с каждой новой простыней разочарованно качая головой. А потом вдруг шлепнул ладонью по столу:
- Есть! Не зря я был уверен, что все придумано до нас. Смотри, – и показал Серому невзрачную картинку с изображением ленты, свернутой в рулон. – Это называется камус. То есть, изначально-то камус выглядел по-другому. Так называли меховые чехлы, которые надевали на лыжи – чтобы и к зверю бесшумно подобраться, и на уклоне не оскальзываться, и в снегу не вязнуть. – Показал другую картинку – лыж, обернутых в мех.
Серый взвизгнул:
- Круть! Давай такие сделаем!
Отец улыбнулся:
- Выглядит симпатично, не спорю. И сделать такие можно, конечно – но получится крайне специфическая штука. А нам нужно что-то универсальное – такое, чтобы и все перечисленные функции выполняло, и при необходимости давало хорошую скорость. Я был уверен, что до того как все случилось решение нашли, и не ошибся. Смотри, - отец снова ткнул на картинку с лентой, - у этой штуки – клеевая основа. Ты просто берешь ее с собой, при необходимости отрезаешь кусок нужного размера и клеишь на лыжи. А после того, как закончил с охотой, ленту отрываешь.
Серый тогда вздохнул – лыжи в меховых чехлах ему понравились гораздо больше дурацких наклеек. Идею отца оценил позже, когда зимняя охота прочно вошла в жизнь поселка.
Серый и Мрак гордо носили звание лучших лыжников в округе, за пять лет приноровились носиться с такой скоростью, что никто угнаться не мог. А с бункерной они измучились насмерть.
Если по ровной поверхности девка еще ползла, то при малейшем уклоне норовила грохнуться –не могла сладить со скользкими лыжами. До поселка добралась на трясущихся ногах и с белыми губами. Устала.
Забор поселка ощетинился колючей проволокой, ворота оказались запертыми. Стучаться и кричать не стали, решили просто подождать, пока обитатели заметят гостей. Серый догадывался, что времени пройдет немного – так оно и оказалось.
- Чего надо? – настороженно окликнули из-за ворот, не здороваясь и не открывая.
- Да много чего, - уклончиво отозвался Серый, – откроешь – расскажем.
- Угу, разбежались! Катитесь, пока целы.
- Ты чего такой сердитый, хозяин? Мы ж не с пустыми руками. – Серый вытащил из кармана специально припасенную замануху – таблетку сухого горючего. С тех пор, как отец освоил производство, этот товар стал одним из самых востребованных в Цепи, Серый полагал, что и южан он должен заинтересовать. Развернул обертку, показал таблетку на ладони: – Во!
- Это еще что?
- Горючка. Берешь с собой – и о том, чтобы в ливень костер разжечь, или, там, воды вскипятить, палатку обогреть, можешь даже не париться.
- Врешь, - не поверили за воротами.
- Не обучен. Спроси кого постарше – подтвердят, что до того как все случилось было такое.
- А вы где взяли?
- Сами сделали. По восстановленной технологии.
- Чё? – озадачились за воротами.
- Вот тебе и «чё»! Старшего зови, говорю.
Спустя минуту из-за ворот прогудели:
- Ну, я старшая. – Серый переглянулся с Мраком: хотел убедиться, что ему не показалось, и густой басовитый голос действительно говорит о себе в женском роде. – Вы кто такие?
- С севера пришли. – Серый не знал, как объяснить точнее. – Дом у источника, слыхали?
- Нет, - отрезали из-за ворот, - и слышать не хотим! Проваливайте.
- Дак, хозяйка… - начал Серый.
- Соли в задницу хочешь? – деловито предложили из-за ворот. – Для скорости. Или сразу боевым жахнуть?
- Да что ж ты такая негостеприимная, - всплеснул руками Серый. – Смотри! – Положил таблетку в снег, поджег. Над сугробом вспыхнуло синеватое пламя.
Голоса за забором стихли. Серый надеялся, что от восхищения.
- Двадцать минут гореть будет, - пообещал он, - в любую погоду! А просим-то – сущую малость.
- Что? – быстро спросил голос, заговоривший первым.
- Не твое дело, - перебила его «хозяйка», - Пошли вон отсюда, кому сказано! – из-за ворот грохнул выстрел. Видимо, в качестве подтверждения серьезности намерений.
Бункерная аж присела. Серый тоже шарахнулся – не ожидал такой резкости.
- Побежали! – бункерная дернула Серого за рукав. – Она не будет разговаривать. Она нас боится.
С тех пор, как Эри с адаптами тронулись в путь, прошло всего-то две недели. Но с некоторых пор Эри начало казаться, что вся ее жизнь состоит из дороги. И что так было всегда.
Все свои семнадцать лет она шла, и шла, и шла – волоча на ногах лыжи, мучительно задыхаясь на подъемах и зажмуривая глаза на спусках. Заснеженные холмы сменялись равнинами, леса – перелесками, вместо полуразрушенных зданий одного нежилого, заметенного снегом поселка на горизонте вставал другой. Трудно сказать, что давалось Эри тяжелее – подъемы или спуски. На бесконечном подъеме думала, что все бы отдала, лишь бы он поскорее закончился. А едва завидев впереди уклон, замирала от страха.
Адапты, казалось, родились с лыжами на ногах – скользили по снегу легко, как будто рюкзаки за спинами были заполнены не поклажей, а гелием. Вверх парни поднимались, не сбиваясь с дыхания и перешучиваясь на ходу, а вниз летели, словно удерживаемые невидимой силой – Эри ни разу не видела, чтобы кто-то из них упал.
У нее так не получалось. От одного только взгляда вниз начинали дрожать колени, все наставления адаптов: «Ноги шире!» «Наклонись вперед!» «Присядь!» вылетали из головы. Едва набрав скорость, Эри в панике зажмуривалась и валилась на бок – единственным искусством, которое за время переходов успела освоить в совершенстве, были падения.
- Всё! Хорош, - остановившись над растянувшейся посреди очередного пригорка Эри, объявил Серый. Решительно воткнул палки в снег, привычным рывком поднял девушку за плечи. – Пока не научишься съезжать, дальше не пойдешь.
- Как это, не пойду?
- А вот так. Место тут удобное, ночь впереди длинная – тренироваться будешь.
- Время потеряем, - плюхаясь в сугроб и вытаскивая портсигар, обронил Мрак.
- По фиг. Мы с ней дольше кувыркаемся. Пусть учится… Снимай рюкзак. – Серый, не спрашивая разрешения, принялся вытряхивать Эри из лямок подаренного Ларой рюкзака. Перебросил его Мраку. Скомандовал Эри: – А ну, встань, как показывали! Наклонись вперед! Задницу подбери! Все, пошла. – Он отвел ладонь в сторону, явно собираясь придать Эри ускорение.
Девушка всхлипнула, оттолкнулась и покатилась вниз.
Знакомая паника настигла быстро, Эри зажмурилась и упала.
- Вставай, - через минуту неумолимо прозвучало над ней, – и иди наверх.
- Зачем наверх? Нам же дальше нужно ехать?
- Затем, что до пока валяться не прекратишь, будешь скатываться. Чтобы за ум взялась.
- А если не буду?
- Если не будешь, оставайся и замерзай, - отрезал Серый. - А мы уходим. Надоело… Не шучу, - оборвал он робкую попытку Эри улыбнуться.
Эри прислушалась и поняла, что адапт действительно не шутит. Едва не вздрогнула, услышав, насколько Серый раздражен ее трусостью и неумелостью.
К такой реакции Эри не привыкла. Те, кто учил ее в прошлой жизни, были неизменно терпеливы и вежливы. Серый, не говоря уж о грубияне Мраке, не отличался ни тем, ни другим.
- Шагай вверх, - с нажимом повторил Серый.
Эри, поставив лыжи боком – это называлось «лесенка» - принялась карабкаться на вершину пригорка. Не замерзать же в сугробе.
- Чудная ты, - проворчал Серый, наблюдающий за ее мучениями. – Вниз лететь – самый кайф же! Ни фига делать не надо, лыжи сами едут – поди плохо?
Эри опустила голову.
- Надо было ей в Бункере оставаться, - бросил дымящий сигаретой Мрак. Он любил говорить об Эри вот так - как будто ее нет рядом.
– И то верно, - согласился Серый. - На хрена ты папаше сдалась, такое ссыкло? И вообще, не верю я, что он реально из наших. У нас ссыкуны долго не живут.
Эри в ярости ударила по снегу палкой, стараясь угодить снежным фонтаном в Серого. Тот с усмешкой уклонился. Эри стиснула зубы и полезла дальше. Когда подъем закончился, пот струился по спине ручьями.
- Давай вниз, - не позволив передохнуть и секунды, приказал Серый.
Умолять: «Подожди, отдышусь!» Эри не позволила гордость. Бросив на Серого ненавистный взгляд, поехала. Злость на адаптов пересилила страх, в этот раз Эри не зажмурилась.
«Я не упаду! Назло, не упаду!»
Сосредоточилась на том, чтобы устоять на ногах.
И тут вдруг оказалось, что ее тело, в попытке удержать равновесие, наставления адаптов выполняет само. Ноги сами разошлись на ширину плеч, корпус наклонился вперед, колени подогнулись – Эри летела вниз, все быстрее и быстрее. И не падала! Мелькнула вмятина в снегу – место предыдущего падения – и тут же пропала из глаз.
Эри ехала и не падала!
Самое страшное, крутой уклон, остался позади, и теперь она просто катилась вперед. Одна, без лыжни, не глядя в спину ворчащему Серому или Мраку.
Охватил вдруг дикий восторг.
- Ура-а-а!!! – неожиданно для себя завопила Эри.
Вскинула палки вверх. И тут одна ее лыжа, как это нередко случалось, наехала на другую. Эри снова упала.
***
- Чего ты? – Серый присел рядом с Эри на корточки. Девушка всхлипывала. – Ушиблась, что ли?
- То, что у меня почти получилось! – Эри попыталась оттолкнуть адапта. – Не полезу я наверх, вот что хочешь делай! Не полезу, и все!
- Дак, и не надо. – Серый, оказывается, улыбался. – Всё. Дальше едем.
Эри подняла на него недоверчивое лицо:
- Ты же сказал, что я буду тренироваться до тех пор, пока падать не перестану?
Серый пожал плечами:
- Ну, надо было что-то сказать, чтобы ты дрожать прекратила? А когда первый страх перешагнешь, дальше легче.
- Ничего она не прекратила, - категорично объявил подъехавший к Эри вместе с Серым Мрак. – Пусть наверх ползет.
Эри постаралась вложить в брошенный на него взгляд все презрение, на которое была способна:
- Сам ползи! Где тут еще горка?
При следующем спуске от падения Эри удержалась. Гордая собой, она и вверх поднималась уже гораздо увереннее. Адапты тоже повеселели, даже Мрак не ворчал.
- Скоро поселок должен быть, - сверившись с картой, объявил на обеденном привале Серый. – Если не жилой, на дневку встанем. Баню поищем.
Радость, радость непрестанно!
Будем радостны всегда!
Луч отрады, небом данный,
Не погаснет никогда!
- Блин, да что ж за маразм... – разбуженный Кирилл застонал, садясь на кровати. – В оригинале хоть складно!
Laßt die Herzen immer fröhlich
und mit Dank erfüllet sein;
denn der Vater in dem Himmel
nennt uns seine Kinderlein,
- процитировал по памяти он.
Обращался не к слушателям, в пустоту. С неделю назад начал разговаривать вслух – вспомнил, как читал когда-то, что это лучше, чем вести мысленный диалог. Помогает не свихнуться.
– Ну, перевираете – так хоть бы рифму нормально подобрали.
Радость нас ведёт за руки,
Помогает нам в борьбе,
Нас хранит от бед и муки,
Нашей внемлет Мать мольбе,
- гремело из-за окна.
Многоголосый, фальшивящий даже на непритязательный слух Кирилла, хор - каждый исполнитель вел свою партию с собственным, неповторимым энтузиазмом - недостаток музыкальности искупал вдохновенностью исполнения.
- Нет, ну это полный кошмар! Ладно бы, просто будили… А больше всего бесит то, что они верят в этот бред. Искренне и беззаветно… Хотя, конечно, я и сам хорош. – Кирилл замолчал.
Три месяца назад, когда они впервые появились здесь, теплому и ласковому укладу детей Матери Доброты, разумности устройства их мира, заботливому отношению друг к другу искренне порадовался.
Ранее. Елец. 336 км. от Бункера
Недружелюбие жителей тех мест, мимо которых шел отряд, казалось, крепло с каждым пройденным километром. Поначалу с ними просто отказывались разговаривать, советуя идти своей дорогой. А спустя неделю пути, в четвертом по счету поселке Кирилл убедился, что к приходу незваных гостей подготовились – встретили пальбой из-за забора, не дав произнести ни слова.
- Предупредили, - обронил Джек, когда после скачки отряд остановился. Нужно было отдышаться и перевязать раненного, Лехе пуля задела плечо. – Доигрался х@й на скрипке, слава впереди нас скачет. Гордись, бункерный!
- Кто предупредил? И чего они боятся? - Кирилл, спешившись, достал из рюкзака аптечку.
Леха уселся на траву, оттопырил локоть – приготовил руку к перевязке. Джек плюхнулся рядом с ним. Проворчал:
- Без понятия. Что боятся, учуял, страхом за километр шибало. А чего уж там, на воротах не написано. А предупредили – видать, свои кто-то. Из тех мест, что мы уже прошли, гонца отправили.
- Нас ведь мало, - подала голос Олеся. Она тоже опустилась на траву. - Что мы им сделаем?
Джек дернул плечом:
- Может, решили, что жратву попрошайничать будем. Может, что мы заразные какие. А может, еще чего – в чужую-то башку не залезешь… Я, как светать начнет, на разведку сползаю. Глядишь, соображу, что к чему.
Кирилл закончил обрабатывать Лехину рану и принялся бинтовать.
- Нет, - подумав, объявил он.
Джек поднял брови:
- Что?
- Не надо ничего разведывать. Это их поселок, не наш. Нас туда не звали.
- И что?
- И, значит, имеют полное право не пускать. Если бы ты не хотел кого-то видеть, а он все равно влез – тебе бы понравилось?
- У-у-у, понеслась вода в хату. – Джек улегся на спину, забросил руки за голову. – Принципы попёрли… Ни украсть с тобой, бункерный, ни покараулить. – Зевнул и закрыл глаза.
- Сталкер бы первым делом велел на разведку сходить, - подала голос Олеся.
- Я не Сталкер, - отрезал Кирилл. - И я запрещаю соваться в поселок! Это, во-первых, а во-вторых – с сегодняшней ночи мы будем обходить стороной все предположительно обитаемые места. Хватит с нас одного раненного… Жека, ты услышал?
Джек деланно всхрапнул. Повторно окликать Кирилл не стал. Снова полез в аптечку и вытащил пузырек с нашатырем. Олеся закусила губу, чтобы не засмеяться – догадалась. Эрик и Леха следили за действиями Кирилла с недоумением, к дружеским стычкам между членами знаменитого на всю Цепь отряда пока не привыкли.
Кирилл осторожно, без звука, откупорил пузырек. Зажал его в кулаке и потянулся к Джеку. Шутка не удалась – в последнее мгновение разведчик откатился в сторону. Кувырнулся назад и, довольный, сел. Гордо объявил Кириллу:
- Лох.
- Сам такой. – Кирилл закрыл пузырек. Собрал аптечку. Скомандовал: – Всё. Едем.
Ослушаться приказа Джек ожидаемо не посмел, и прочие члены отряда, верные адаптской дисциплине, тоже не спорили и вопросов не задавали. Обитаемые места, которые благодаря Олесе определяли на расстоянии, отряд осторожно обходил.
А потом они пришли в мертвый поселок. Туда, где чья-то зловещая рука сотворила из жилого дома крематорий.
***
- А теперь, командир, что скажешь?
Они бы сюда и не заехали, прошли мимо – если бы не Леха-охотник, чей наметанный глаз привык подмечать в лесу любые странности. Это он обратил внимание Кирилла на покосившийся забор-новодел.
Въехав за ограду, увидели сгоревшие дома. За домами виднелось поле – заросло оно недавно, еще в прошлом году явно было засеяно. В садах цвели яблони и вишни, шапки красиво белели в лунном свете – чудесная мирная пастораль, если бы не сгоревшие дома вдали. Способностями Джека Кирилл не обладал, но и ему стало не по себе.
А потом они подъехали к пожарищу и увидели курган из обгоревших костей. Человеческих. Мертвые тела кто-то затащил в дом – буквально набил ими, кольнуло Кирилла, - а дом поджег. Неподалеку валялись высушенные солнцем трупы шакалов, Кирилл насчитал четыре. Падальщики частично растащили кости, но насладиться пиром не успели – сдохли.
- А теперь, командир, что скажешь?
Расшнуровывать притороченный к лошадиной спине рюкзак Кирилл начал, едва разглядев пожарище. Вытащил из рюкзака респираторы. Скомандовал:
- Надели, быстро! Джек – со мной. Остальным отойти на двести метров и ждать.
- Есть. - Джек напялил респиратор, соскользнул с седла.
- Есть. – Олеся надела свой, развернула коня, махнула рукой Лехе и Эрику.
На привал остановились вынужденно – поднялась метель. Привычно ушли в лес, схоронившись под елками, окружившими небольшой пригорок.
- Если надолго замело, тут и встанем, - решил Серый, - дальше не пойдем. Все равно по такой погоде далеко не уйти, а место хорошее.
Мрак кивнул. Эри, как обычно, не спрашивали. Но, если бы спросили, ответ был очевиден - из вариантов идти или нет, Эри неизменно выбирала второе. Куда бы ни идти, лишь бы не идти. Переходы выматывали так, что на слово «привал» и Серого, произносящего это слово, Эри была готова молиться.
Она сидела на рюкзаке под разлапистой елью, укрывшись от разбушевавшейся пурги шалашом из еловых лап - научилась этому у адаптов. Ветер в «шалаш» почти не проникал, и следить за тем, как кружит по поляне снегопад, Эри даже нравилось.
На вершине пригорка, прямо посредине, тоже выросла елка. Одна-единственная – стройная, изящная, с пышными ветвями и устремленной ввысь макушкой. Снежные языки облизывали ее, будто танцуя вокруг замысловатый танец.
- В лесу родилась елочка, - прошептала Эри, - в лесу она росла. - Подумала, что в детстве представляла себе лесную красавицу из песенки именно такой.
На Новый Год в Бункере, в столовой, обязательно появлялась елка. В детстве Эри была твердо уверена, что ее приносит Дед Мороз. Годам к семи начала сомневаться и подглядывать за взрослыми. Когда вывела их на чистую воду – она вспомнила вдруг, с какой дурацкой обидой рассказывала о своих наблюдениях Григорию Алексеевичу – тот улыбнулся, подмигнул и поздравил Эри с тем, что теперь она тоже взрослая. И может помогать устраивать праздник для малышей – наряжать елку, украшать столовую и заворачивать в красивую бумагу подарки. Эри посвящением во взрослые страшно возгордилась, и в ближайшие три года – до тех пор, пока не подросли следующие догадавшиеся, в Бункере не было более ретивой украшательницы, чем она.
Елку привозил в Бункер пожилой ремесленник Тимофей. По полночи проводил в лесу, разыскивая достойную детского праздника красавицу. Даже когда изменился климат, и удушливая жара сменилась морозом и снегопадами, «налаживал» специально сконструированные санки, прицеплял к ногам широкие охотничьи лыжи и уходил в лес.
Эри однажды слышала, как Вадим Александрович отчитывает Тимофея:
«Тимофей Степанович, бога ради! Ну кому нужно это геройство, в ваши годы бродить по лесу? Неужели нельзя нарядить искусственную елку, мы ведь нашли в институтских лабораториях целых две! Обе прекрасно сохранились, одна даже наряженная, уже с игрушками – до сих пор помню, как радовался Михаил Натанович, когда ее принес… Ну, чем плохая елка?»
«Хорошая, - соглашался Тимофей. С начальством он никогда не спорил. – Помру – наряжайте что хотите, хоть кактус с оранжереи. А пока я жив, детишкам будет радость. Оно ж настоящее! Лесом пахнет. Праздником».
«А то, что потом это «настоящее» желтеет и умирает, вас не беспокоит? – сердился Вадим. – Каждый год мы выбрасываем загубленное дерево. Каждый год! Если бы вы их не трогали, уже бы целая аллея набралась».
«Елок вокруг полно, - ворчал Тимофей, – а детишкам счастье. Где еще-то живого лесу понюхают?.. Как хотите, Вадим Саныч, а я пошел».
И, впрягшись в самодельные санки на полозьях из алюминиевых полос, решительно устремлялся в лес.
Пожилой ремесленник «трепотню» вообще не любил. Тихо, спокойно делал то, что полагал должным. Так и умер – нагнувшись к заевшему приводу токарного станка, посмотреть «что там за дрянь», и больше не разогнувшись.
«Сердце», - сказал тогда Вадиму Григорий Алексеевич.
Взрослые были слишком ошарашены бедой, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг. Эри не отгоняли, разговор она слышала.
Тот год был последним годом настоящих елок. После смерти Тимофея в столовой ставили искусственную. Эри тогда очень горько плакала, если бы могла, в следующий Новый Год сама сбежала бы в лес! Но санки на алюминиевых полозьях, по настоянию Григория Алексеевича, поставили на могилу Тимофея.
«В лесу родилась елочка, - гласила надгробная эпитафия, - в лесу она росла».
***
Сейчас, глядя на качающиеся в хороводе снежинок ветви, Эри вспомнила Тимофея. Эта елка ему наверняка бы понравилась - хотя и вряд ли бы влезла под низкие потолки Бункера. Эри потрогала за руку сидящего рядом Мрака.
- Красивая елка, правда? Прямо как новогодняя.
- Угу, - неожиданно согласился тот. Обычно на замечания Эри хмыкал или вовсе пропускал мимо ушей. – Только внутри лысина.
- Где? – удивилась Эри.
- А вон, – Мрак кивнул. – Как будто ветки в середине поотрывали, видишь? Вроде проплешины.
Эри присмотрелась. Понимала, что ее зрению с адаптским не сравниться, парням-то даже темнота нипочем, но врожденное упрямство заставило спорить:
- Нет там никакой плеши.
Вместо ответа Мрак раздвинул лапы шалаша. Выбрался и протянул Эри руку:
- Пошли, проверим.
Серый, слышавший спор, зловредно хихикнул. Кивнул:
- Иди-иди. В сугроб по пояс макнешься – глядишь, научишься сперва думать, потом выступать.
Эри насупленно выбралась из шалаша. Протянутую руку Мрака надменно проигнорировала, но сохранить лицо все равно не удалось: неловко задела одну из веток, и сугроб с нее сполз за шиворот. Эри запищала, Мрак противно заржал.
К елке Эри подбиралась, наступая в следы адапта – снегу на пригорке и впрямь намело почти по пояс. Елку за широкой спиной Мрака она не видела, и, когда парень внезапно ускорился, чуть не упала. Обиженно позвала:
- Куда ты понесся? Я не успеваю.
- Серый, - не отвечая, позвал Мрак. Таким голосом, что Эри сразу поняла: что-то случилось. – Иди сюда!
Через минуту они стояли на пригорке втроем. Теперь, с близкого расстояния, было хорошо видно, что «проплешина» на елке – дело рук человеческих. Кто-то очистил ствол от ветвей для того, чтобы разместить на этом месте дощечку с выжженной надписью.
«Ты отдал свою жизнь, чтобы мы жили, - прочитала Эри. - Мы будем помнить тебя всегда».
Джек вернулся, когда Кирилл уже сам собирался идти его искать. Обалдевший от внезапной смерти и стремительных похорон Лехи Эрик забылся сном давно. Олеся, под нажимом Кирилла, тоже ушла в палатку, но у тлеющего костра появилась одновременно с Джеком – не спала, дожидалась. И, должно быть, почувствовала, что Джек возвращается.
- Ну? – Кирилл и Олеся впились в разведчика глазами.
- Там не баба землянику собирала. – Джек подошел к костру, плюхнулся на бревно. Поджег у тлеющих углей сигарету. Посоветовал: - Присядь, бункерный, в ногах правды нету… Чайку плеснешь, Олесь?
- За шиворот, - пообещала Олеся. И действительно взяла чайник. – Говори, не тяни?!
- Кошмар, до чего все нервные, - пожаловался чайнику Джек. И тут же, без всякого перехода: – Там дитё ходило.
- Что? – не понял Кирилл. – Какое дитё? Куда ходило?
- На поляне, где земляника. Помнишь, ты сказал, что Леха спугнул кого-то, и мы решили, что бабу? Так вот, никакую не бабу. У них в поселке дети есть.
- Охренеть. – Кирилл медленно опустился на бревно.
Олеся, с чайником в руках, застыла рядом.
- А я сразу сказал, присядь, - напомнил Кириллу Джек. – Олеська-то – девка крепкая. – Замолчал, затягиваясь.
- Откуда у них дети?
- Дак, тут самое интересное начинается! А вы сказать не даете.
- Прибью, - пообещал Кирилл. С грустью осознав, что угроза прозвучала и вполовину не так убедительно, как у Рэда.
- Ладно, - сжалился Джек. – В общем, так…
***
Поначалу он и сам не понял, отчего насторожился. Поселок как поселок, сколько таких уже пройдено. С десяток двух- и трехэтажных каменных домов обнесено забором - люди здесь, как и в поселках Цепи, селились только в первых этажах, карабкаться выше ленились. На территории тоже ничего особенного. Прилепившиеся к домам сараюшки с дровами, позади домов сады и огороды, вдали – засеянные поля, загоны для скотины. Дальше, за полями – это Джек помнил по карте, текла небольшая речка. Он пробирался по поселку, пытаясь сообразить, что же насторожило, чутью привык доверять. И вдруг едва не оступился, под ногу попался камень. Джек беззвучно выругался, поднял – отбросить, и застыл. «Камень» оказался мягким. Сшитым из тряпок и чем-то набитым.
Мяч! Так вот, что здесь «не так». Вот, что царапало! Он ведь и другие игрушки видел. Прошел мимо самодельных качелей в саду, горки речного песка с воткнутым сбоку совочком… В поселке жили дети. Он сначала не обратил внимания, потому что дома к этому привык. В Цепи качели, песочницы, забытые на улице мячи и куклы никого не удивляли, сколько сам в свое время из завалов игрушек перетаскал, когда у друзей мелюзга подрастала. А здесь-то откуда?.. Тоже порошок изобрели?..
Единственная улица поселка давно опустела, жители попрятались от солнца по домам. Ставни и двери плотно закрыты… Ну, открыть – дело недолгое. Джека не остановил бы и замок, но оказалось, что входные двери, ведущие в подъезд, здесь, как и во Владимире, не запирали. От кого запираться? Все на виду, все друг друга знают. Джек проскользнул в дом – бывает, что люди и внутри квартир не закрываются, двери стоят распахнутыми, чтобы воздух шел, окна-то при солнце не откроешь. Из разговоров местных многое можно узнать… Но в этом доме не повезло, двери оказались закрытыми. В следующем доме тоже. Зато в третьем по счету Джек, едва приоткрыв дверь, замер. Из коридора донесся плач. Плакал ребенок, громко и обиженно.
Женские слезы Джек терпел с трудом, хотя утешать умел – потом это умение, как правило, окупалось с лихвой, было для чего потерпеть. А детские не выносил вовсе. Он и вообще детей… не то, чтобы не любил – опасался. Не знал, что с ними делать.
Когда восемнадцать лет назад из Вязников прилетел слух о том, что Стелла беременна, а через две недели во Владимире появился Рэд – рассказать, что Маринка тоже, Джек аж похолодел. Судорожно принялся перебирать в уме подруг, у кого успел побывать за те три месяца, что Лара колола им со Сталкером порошок. С облегчением сообразил, что только у одной, и то давно – мотыляния туда-сюда между Домом, Бункером и Вязниками отнимали кучу времени, на девок его не оставалось. К той девчонке, с которой было, на всякий случай зашел, осторожно расспросил. Выдохнул – вроде, все в порядке. Отбрехался от предложения остаться и понесся к Герману – узнавать, что делать, чтобы ненароком кого-нибудь не осчастливить.
Герман, глядя на Джека, только головой покачал. Грустно проговорил:
- Вроде, и люди новые поселку нужны - и отец из тебя, как из кузнечика трактор… Только имей в виду – если вдруг что, не отвертишься! Жениться заставлю.
С тех пор в выборе подруг Джек стал куда разборчивее – прикидывал, что будет, если Герман жениться заставит. Впрочем, в изменившихся условиях и девушки стали осмотрительнее - так и проходил все эти годы неженатым и бездетным.
От бункерной Дашки во Владимир сбежал, плющило с ее преданного взгляда. Хорошая ведь девка, и парень ей нужен хороший, верный – не такой, как он. Его от одной мысли о том, что придется всю жизнь при одной бабе сидеть, таращило - а Дашке это разве объяснишь? Она ж думает, что если сама выбрала одного и навсегда, то все такие. Джек и смотался-то из Дома, чтобы с глаз ее долой - глядишь, кого другого присмотрит… Не присмотрела. Его, впрочем, тоже ни разу не попрекнула, только в улыбке расцветала, когда приезжал – что твоя майская роза, даже красивой становилась. Другой схватил бы в охапку и всю жизнь пылинки сдувал, а ему эти улыбки были - словно ржавый нож по сердцу. Ну что вот делать, если не нужны ему бабы дольше, чем на день?! Ни Дашка, ни другая какая? Один живет – сам себе хозяин. А прицепом обзаведется – тут уж не побегаешь, особенно, если дети пойдут… Вот от этой мысли Джек прямо вздрагивал. С детишками друзей с удовольствием возился, чем старше становились Серый и Мрак, тем забавнее было. А своих представлял – за голову хватался.
Пока подрастут, это ж горшки-пеленки, слезы-сопли, кашки-какашки. А дальше еще хуже, там воспитывать надо! А из него какой воспитатель? Прав Герман, как из кузнечика трактор. Когда Сталкер своих пацанов драл, Джек аж со двора уходил, если не удавалось заступиться. И понимал, что за дело, и самому в детстве не раз прилетало, а вот поди ж ты. Со своими, если всерьез набедокурят, не знал бы, что делать, это точно… Ну его на хрен, в общем. Одному спокойнее.
Пока пробирались к своим, Кирилл размышлял.
Теперь, по крайней мере, понятно, почему убили Леху. Не повезло наткнуться в лесу на девочку, собиравшую землянику. Отец, или кто уж при ней не был, увидел чужака и испугался за ребенка.
Вопрос – чего он так испугался? Нормальный, судя по устройству поселка, цивилизованный человек - не обдолбанный Дикий? Это первый вопрос. То есть, по значимости, второй. А первый – откуда вообще в поселке дети? Что за бред с иконой Матери Доброты и люлькой?
Объяснение может быть только одно: где-то здесь, на юге, изобрели аналог нижегородского порошка или бункерной вакцины. Додумались адаптировать человеческий организм под новые условия, как это сделали в Нижнем, или синтезировали состав, схожий с тем, который изобрел Вадим – неизвестно. Факт то, что дети на юге рождаются. Только, судя по словам женщины, подслушанным Джеком, далеко не у всех желающих. Дети – большая редкость, в поселке их всего двое. По прикидкам Кирилла, основанным на подсчете обитаемых домов, человек на сорок взрослых.
В Доме у источника, где жил Кирилл, число детей возрастом от младенческого до верзил вроде Серого и Мрака уже сравнялось с количеством взрослых. Еще пару лет подождать, и третье поколение появится, обитатели поселка – не только их, но и прочих в Цепи – едва успевали обживать новые дома. А здесь – вот так. Продолжение рода, судя по словам женщины, награда для избранных, тут еще и какой-то странный культ под это дело подложили. Почему? Нехватка ресурсов для синтеза вещества? Возможно… Жаль, нельзя в предыдущие поселки вернуться. Посмотреть, везде у них тут «Матери Доброты» молятся, или как. Если везде, то можно будет сделать выводы.
- Да еще не хватало, возвращаться, - проворчал Джек – оказывается, последнюю фразу Кирилл произнес вслух. – Две недели ковылять! Лучше посмотрим, что там дальше. Теперь хоть знаем, что детвору за километр обходить надо. Но вообще, по-хорошему, языка бы взять и расспросить как следует. И вот не надо про «нас сюда не звали!» - предупреждающе поднял руку он, – Леха того козла тоже не звал! Хватит одного трупака, я лично с открытыми глазами дальше идти хочу.
На это у Кирилла не нашлось что возразить.
***
Взять «языка» удалось нескоро. Жилые поселки на пути не попадались долго, встречались только брошенные – люди, по прикидкам Кирилла, ушли отсюда лет семь-восемь назад. Он высчитал это по датам последних смертей жителей - здесь точно так же, как в Цепи, на задах поселков устраивали кладбища.
Когда-то жизнь тут кипела. Люди возделывали поля, ухаживали за скотиной, строили сараи и конюшни, помогали живым и хоронили мертвых. А сейчас и поля заросли подлеском, и кресты на кладбищах едва видны в сорной траве. Кирилл бродил по брошенным селениям, пытаясь понять, почему их оставили жители. А то, что отсюда именно ушли, уведя с собой домашний скот, прихватив одежду и утварь, было понятно по состоянию домов и хозяйственных построек.
Из-за холодов и снегопадов – тех, от которых собирается уводить людей он сам?.. Вряд ли. Климат здесь, по мере продвижения на юг, становился все мягче, земля все плодороднее. В брошенных садах клонились к земле, под тяжестью созревающих плодов, еще не одичавшие яблони и сливы. В огородах пробивались сквозь сорняки подсолнухи, по стенам домов вились хмель и виноград. В одном из поселков Кирилл обнаружил даже водопровод – от реки к домам тянулись трубы, когда-то, судя по всему, снабженные механическими насосами. И электричество здесь было – Кирилл не раз видел навесы, похожие на те, что сооружали в Цепи для установки генераторов. Самих генераторов не увидел, главную ценность жители забрали с собой, но, скорее всего, это были аналоги тех, что собирали в Бункере. На юге цивилизацию пытались поддерживать теми же способами, что и на севере… Так почему же ушли люди?
Кирилл снова посмотрел на кладбищенские кресты, почти незаметные в высокой траве – устав от тяжелых мыслей, он присел на поляне неподалеку от кладбища и сидел тут, кажется, давно. Странно, что до сих пор бойцы не хватились… Хотя, может, специально не трогают – чувствуют, что не стоит.
Кирилл встал. Зачем-то снова пошел вдоль ряда могил, раздвигая высокую траву и читая выжженные на деревянных табличках надписи.
Владимир, сорок восемь лет.
Анна, сорок девять.
Михаил, сорок шесть.
Все эти люди умерли в разные дни, и то была не вспышка эпидемии – они уходили естественным путем, от старости. Здесь, на юге, верхняя граница продолжительности жизни по-прежнему находилась на отметке пятьдесят, перешагнуть ее удавалось немногим.
Кирилл, тридцать восемь… Ну, здравствуй, тезка. И почти ровесник, всего на три года старше. Вот бы знать, сколько ему самому осталось! Чтобы поточнее всё спланировать.
Как показали последние годы, в Цепи у людей, использовавших нижегородский порошок, не только восстановилась репродуктивная способность - продолжительность жизни тоже увеличилась. Герману, к примеру, пятьдесят один, а он по-прежнему бодр, скор на расправу, в маразм впадать не собирается, и здоровью молодые позавидуют. Джек рассказывал, что на соревнованиях по рукопашному бою – они во Владимире с подачи Германа начали проводиться еще лет десять назад, с каждым годом набирая все большую популярность - Герман не уступил ни одному сопернику, включая самого Джека. Он по-прежнему, несмотря на возраст, лучший боец в Цепи. Верхняя планка отмеренного людям срока сдвинулась, это точно - понять бы, на сколько… Эх, тезка-тезка. Хотя, ты-то вряд ли умер от старости, все-таки тридцать восемь от пятидесяти далеко… И тут Кирилла пронзило внезапной догадкой.
Люди уходили, потому что их оставалось слишком мало для того, чтобы обслуживать поселок, понял он. Старики умирали, а молодежи взяться было неоткуда. Самым молодым из тех, кто когда-то здесь жил, сейчас не меньше, чем тридцать три. А скорее всего, больше - вряд ли в день, когда все случилось, население поселка состояло из одних только грудных младенцев. Кирилл представил, каково тут было жить, и содрогнулся. Поселок небольшой, и если начинался он, допустим, человек с тридцати-сорока, то за двадцать лет наверняка опустел втрое. Десятку людей возделывать поля, ухаживать за скотиной, чинить изношенные генераторы и прочее оборудование – да врагу такой жизни не пожелаешь! Похоронив очередного старика, жители поселка, вероятно, решили, что надрываться дальше не в состоянии, и ушли. Туда, где были готовы их принять - возможно, в такое же полумертвое селение, объединив усилия, выжить проще… Да. Скорее всего, так и было. И вот, представил Кирилл, посреди этой безнадеги у людей появилась надежда.
«Языка», решившего, на свою беду, отправиться в одиночку за дровами, взяли тихо. Джек подкрался сзади, придушил мужика захватом и оттащил в лес, за болото – куда, по его мнению, местные в ближайшее время никак не могли сунуться. Разговорить аборигена труда не составило: перепуганный и растерянный, играть в героя он даже не пытался.
Кирилл задавал вопросы, выслушивал ответы, и глаза у него лезли на лоб все дальше. Если бы не твердая уверенность Джека в том, что мужчина сам свято верит в рассказ, Кирилл решил бы, что над ним издеваются.
Первый ребенок появился в поселке, где проживал абориген, четырнадцать лет назад. То есть, прикинул Кирилл, если он и ошибся в расчетах относительно периода изобретения вакцины, то не сильно. На этом разумное изложение закончилось, и дальше, по выражению Джека, «поперли глюки».
Из четверых, проживающих на сегодняшний день в поселке аборигена детей, ни один не был рожден местной женщиной. Младенцев, согласно рассказчику, в поселок каким-то образом поставляла Мать Доброты – чей портрет, согласно сбивчивому описанию, представлял собой точную копию уже виденного в Павловске. Присутствовал в поселке и «Лунный Круг» - тоже подобие виденного двести километров назад, и люлька в центре круга. Дети появлялись в люльке только летом, и только в июле. Если наступал август, а люлька оставалось пустой, значит, в этот раз Мать Доброты одарила своей щедростью другой поселок, более достойный. Механизм передачи детей аборигену был неизвестен. По его словам, просто одним прекрасным вечером, когда жители поселка выходили из домов, находили в Лунном Кругу сладко спящего младенца. Мужик искренне верил в то, что ребенка принесла Мать Доброты - то есть некое божественное воплощение женщины с портрета. Заслужить появление младенца было не так-то просто, Мать Доброты одаривала паству далеко не каждый год. Появления детей трепетно ждали, Матери Доброты еженощно молились и дважды в сутки, перед завтраком и после ужина, распевали псалмы. Старались соблюдать установленные заповеди: не употреблять алкоголь, не сквернословить, прелюбодействовать только в определенный период и только находясь в браке, заключенном перед алтарем Матери все в том же Лунном Кругу – в этом месте рассказа Джек схватился за голову. Сексуальные отношения между людьми, не состоящими в браке, Матерью категорически не одобрялись. Кроме того, южанам предписывалось помогать больным и старикам, не перечить главе поселка и не выходить из домов, пока не «перевернется девятка», то есть с девяти часов утра до шести вечера.
- Охренеть, - ошалело выдавил Кирилл, - еще и комендантский час!
- А что будет, если выйти? – вмешался Джек. – Мать добротой порвет, как медведь хомячка?
Абориген от такого святотатства шарахнулся, будто перед ним ударила молния. Задергал связанными руками и, если бы мог, убежал хоть в болото, на краю которого проводился допрос, хоть к черту на рога - в этом Кирилл, заглянув в выпученные от суеверного страха глаза, не сомневался. Но Джек держал мужика крепко.
- Если выйти, Мать Доброты накажет, - прыгающими губами, после ободряющей оплеухи проговорил абориген. – В одном поселке ослушались, с сенокосом не успевали. Мать наказала их страшной болезнью. Люди умирали в муках. Те, что спаслись, навсегда запомнили ее гнев.
Кирилл нахмурился:
- Так. В муках, говоришь? Боли, безостановочная рвота, а как итог – смерть от обезвоживания. Верно?
Абориген затрясся.
- Не пугай больше, - глянув на него, попросил Джек, – того гляди обгадится. Ну, или пугай, но тогда сам держи. Это ведь он про поселок с крематорием?
Кирилл кивнул:
- Симптоматика отравления мышьяком – в чистом виде.
- Серьезная у них мамка, - одобрил Джек. - Кто слушается - тому, значит, младенцев. А кто поперек вякнет, тому яду в колодец.
- За что с ними так обошлись? – подала голос Олеся. – Ведь то, о чем он говорил… Ну, там, не бухать, не ругаться, больным и старикам помогать – это ведь хорошо? Их ведь, получается, правильным вещам учат? – она посмотрела на Кирилла.
- Благими намерениями, - вздохнул тот. В ответ на непонимающие взгляды пояснил: - Это цитата. Полностью звучит так: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». То есть, задумывал-то человек хорошее, а получилось хрен знает что… Послушай. – Кирилл тронул связанного аборигена за плечо. - Ты говорил что-то о псалмах. Можешь спеть?
- Может, - пообещал Джек. И широко улыбнулся аборигену.
Тот побледнел и торопливо начал:
- Ра… - засипел. Откашлялся. И на редкость противным голосом затянул: - Радость, радость, беспрестанно, будем радостны всегда…
Кирилл задумчиво кивал. На фоне общего идиотизма происходящего, пожалуй, и «Калинке-малинке» не удивился бы. Если бы знал тогда, что через три месяца каждый новый вечер будет начинаться с «псалмов» и ими же заканчиваться, задал бы аборигену еще много вопросов.
***
- Люди, - сказала Олеся.
Отряд привычно остановился. Движение на местной дороге было куда менее насыщенным, чем в Цепи, но товарообмен был в ходу и здесь: время от времени обозы с товаром между поселками перемещались. Сопровождали обозы компании из двух-трех мужчин.
Джек, понаблюдав за сопровождающими, вынес вердикт: «Давно не бойцы». Впрочем, судя по всему, боевых навыков южанам для сопровождения обозов и не требовалось. Ни намека на присутствие тех, кого в Цепи называли Дикими, за полтора месяца пути отряд не встретил - их здесь то ли перебили, то ли со временем, из-за голода и отсутствия медикаментов, вымерли сами. Хотя какая-то опасность, несомненно, существовала – без серьезных на то причин люди не обзаводятся оружием, а у сопровождающих обоз мужчин оно имелось. И вели они себя, несмотря на видимое отсутствие угрозы, настороженно. Странно, - думал Кирилл. Джек ничего не чувствует, Олеська тоже – а эти вон как озираются. Знают о чем-то, чего не замечаем мы?
- Уходим в лес, - привычно скомандовал он, - пропустим.
Так отряд поступал уже не в первый раз, после гибели Лехи старались не нарываться. Едва почуяв вдали посторонних, прятались в лесу и возвращались на дорогу лишь после того, как путники проходили или проезжали мимо.
Не сказать, что, планируя поход, Кирилл серьезно рассчитывал на лояльность местных жителей. Того, что южане кинутся навстречу чужакам с распростертыми объятиями и предложением помощи, не ожидал. Но и обнаружить в каждом поселке странную и, судя по всему, крайне жесткую зависимость от «Матери Доброты» и ее умений карать и миловать тоже, мягко говоря, не рассчитывал.
- Я одного не понимаю, - задумчиво проговорил на привале он. – Тот, кто насаждает этот странный культ – чего он добивается? Вот, хоть убейте, не вижу корыстного интереса. Я бы понял, если бы люди подносили этой Матери какие-то дары, выполняли для нее какие-то работы – но ведь нет! Благодать в виде младенцев поступает в поселки бесплатно. Причем одариваются, судя по всему, действительно достойные люди... Такое ощущение, что кто-то реально пытается построить рай на земле.
- А я не понимаю, чем мы этому кому-то мешаем? – проворчал Джек. – Строишь – ну так строй на здоровье! Хоть рай, хоть загон для курей. Идем себе, никого не трогаем. Матери ихней, и то в круг ни разу не насрали – хотя, по-хорошему, надо бы. О том, что детей строгать и без божьей помощи умеем, они наверняка знают. С чего взяли, что нам своей мелкоты мало?
- А вдруг, как раз не знают? – вмешался Эрик. – Что у нас тоже дети есть? Мы все-таки уже далеко ушли.
Кирилл покачал головой:
- Все равно должны знать. Мне кажется, на Мать Доброты весь юг подвязан - до самого Дона, а то и дальше. Информацией поселки точно обмениваются, засаду ведь устроили. Значит, кто-то всполошился и вперед поскакал, чтобы соседей предупредить насчет нас.
- Зачем? Мы ведь их не трогали?
- До сегодняшней ночи нет.
- Так сегодня они сами полезли!
- Вот и я не пойму, - кивнул Кирилл. – Одно дело, от ограды шугануть – ну мало ли, у кого какие тараканы, может просто чужаков не любят. А человека зарезать или засаду устроить, с явной целью перебить, это уже совсем другое. Нас ведь сегодня не напугать, нас реально угробить пытались. А уж с собой покончить, чтобы в плен не сдаваться – это вообще ни в какие ворота! Я о таком и не слышал. – Кирилл помолчал. – А что этот берсерк говорил, вы вообще не запомнили?
Олеся качнула головой:
- Там не слыхать было.
Джек, подумав, добавил:
- Не слыхать, да... А по виду – похоже было на то, как Ольга Павловна с Талицы бормочет, когда крестится.
Кирилл присвистнул. Обреченно протянул:
- У-у-у… Ну, значит, я все-таки прав.
Джек молча пихнул его локтем в бок. Это означало «не выделывайся».
- Сейчас, – поморщился Кирилл. – Подожди, дай мозги собрать... У меня самого пока не все устаканилось. – Он потер виски.
- Жека, камень, - вспомнила Олеся. – Покажи бункерному.
- Блин, точно. – Джек принялся шарить в карманах. – Ушибленный перед тем, как выстрелить, камнем в меня швырнул. Я еще думаю, на хрена швыряться, когда ствол в руке? Потом магазин проверил – а у него, оказывается, один патрон оставался. Нам пожалел, для себя сберег. И камень-то не простой. Смотри.
Джек протянул камень Кириллу. Плоский серый голыш с нацарапанным на нем кругом. Окружность обведена волной, рисунок перечеркнут. Если этот символ что-то и означал, Кириллу он до сих пор не встречался.
- Ну? – требовательно спросила Олеся.
Кирилл пожал плечами:
- Все, что могу сказать - это, несомненно, что-то значит… Итак. – Он снова потер виски, сосредотачиваясь. - Что мы имеем? Мы имеем свежепровозглашенную религию, не больше не меньше. Поскольку поведение местных дико для нас, но вполне нормально для религиозных фанатиков - так когда-то называли людей, объединенных слепой общей верой. Настолько неколебимой, что сама мысль о том, чтобы подумать, будто в чем-то можно усомниться – уже греховна. И носитель этой мысли не имеет права на существование. Человечество воевало за веру со времен крестовых походов - сколько людей до того как все случилось погибло в религиозных войнах. А в нашем случае символом веры является так называемая Мать Доброты. Чей вывихнутый мозг выбрал в этом качестве портрет танцовщицы кабаре, понятия не имею, но это и не важно. Если вера крепка, поклоняться можно хоть фонарному столбу. А религиозное учение в нашем случае заточено на то, чтобы сделать человека лучше. Рычаг воздействия – появление детей. Того, что в этом мире востребовано больше всего – логично, в общем-то. За возможность обзавестись ребенком ты хоть в черта лысого поверишь! И тот, кто затеял шоу, не мог не понимать, что люди будут готовы верить чему угодно и согласятся на любые условия. А условия в нашем случае таковы: дети рождаются редко, такие случаи единичны. Возможно, поэтому дети не остаются с родителями, а передаются «достойным». То есть, право растить ребенка - по логике того, кто придумал эту систему - надо заслужить. – Кирилл помолчал. - Если рассматривать рациональную сторону вопроса - здравый и справедливый подход. А по-человечески – лично я не представляю родителей, которые добровольно согласятся расстаться с родным дитем.
- Так, может, им просто деваться некуда? – предположил Эрик. – Родителям, то есть? Может, порошок, который тут в ходу - не как у нас, на всех подряд действует, а только на некоторых?
- Тех, кто может рожать – мало, - подхватил Джек, - тех, кто не может – в разы больше. Вот и держат тех, кто может, в загоне, как скотину.
- Ерунду не пори, - поморщилась Олеся, – не бывает такого, чтобы с людьми, как со скотиной.
- Да? – огрызнулся Джек. - А светящиеся круги вокруг нарисованной бабы – бывают? А в башку себе шмальнуть вместо того, чтобы перетереть по-людски – это как? Я вот, ей-богу, уже ничему не удивлюсь.
Кирилл покачал головой:
- Вряд ли как скотину. Я бы предположил, что как раз наоборот - на женщин, способных родить, разве что не молятся. А может, и правда молятся, у этих не заржавеет. Есть Мать Доброты – а есть, к примеру, какие-нибудь ее Дочери. Или сестры, подруги – неважно. Думаю, что среди них промывка мозгов идет на более высоком уровне, чем среди остального населения. И при таком раскладе, вполне возможно, женщины добровольно расстаются с детьми.
- Лед-то крепкий?
Если бы не адапты, Эри бы не догадалась, что расстилающаяся перед ней влево и вправо заснеженная равнина – на самом деле замерзшая река. За тысячу – уже целую тысячу, подумать только! – пройденных километров реки на пути, конечно, встречались, но не такие широкие. А вопрос про лед Эри вовсе удивил.
- А почему он может быть некрепким?
Серый пожал плечами:
- Да черт его знает. Тут все-таки южнее, чем у нас. Может, не промерз еще как следует... Вот что, - решил он. – Стой-ка тут. Мы с Мраком вперед пойдем, лед проверим. А ты уже по нашей лыжне тронешься. Поняла?
Эри кивнула.
- Стой смирно, - повторил Серый, - пока не позову, на лед ни шагу! Поняла?
Эри кивнула еще раз. Огрызаться: «не разговаривай со мной, как с дурочкой!» давно прекратила. И сил на пререкания было жалко, и адапты к ее словам прислушивались крайне редко.
Эри сняла лыжи, уселась на рюкзак. Рассеянно следила за тем, как парни спустились с пригорка, осторожно, друг за другом, тронулись по заметенному снегом льду – темные пятна на белом, - и думала о том, что ночь-то сегодня новогодняя. Посмотрела на светящиеся стрелки часов – уже девять.
В Бункере давно нарядили елку, там царит предпраздничная суета. Повариха Валентина Семеновна не уходит с кухни со вчерашней ночи – жарит, варит, печет. Днем старшие мальчики и девочки, потихоньку от малышей, украсили столовую самодельными гирляндами и вырезанными из лабораторных фильтров снежинками, помогли взрослым приготовить подарки. Скоро свертки из блестящей бумаги красиво разложат под елкой. Зажгут разноцветные лампочки, включат музыку и распахнут двери.
Эри больше всего любила этот момент – и когда сама была маленькой, и когда, повзрослев, готовила праздник для других. Сердце начинало колотиться быстрее и радостнее, а на душе становилось так тепло, что весь мир хотелось обнять. После того как распахнут двери и откроют подарки, будут охи и ахи, поздравления, объятия, вкусная еда и веселая музыка, и даже фейерверк на детской площадке на поверхности. Бункерные жители будут веселиться и радоваться. А она сидит здесь – на продувном ветру, под снегом, одна-одинешенька. Даже адапты, которым на Новый Год плевать и которые, если бы не Эри, вовсе не вспомнили о том, что сегодня новогодняя ночь, ее бросили.
На самом деле, еще две ночи назад установилась тихая безветренная погода, снегопад прекратился тогда же, и перебирающихся через замерзшую реку адаптов Эри прекрасно видела. Вернуться парни должны были не позднее, чем через час, и Серый пообещал, что дальше они не пойдут – поставят лагерь сразу после того, как перейдут реку… Но все равно было обидно до слез.
Эри шмыгнула носом. Вот же угораздило! Лучший новогодний подарок, на который она может рассчитывать – чуть поменьше идти. Да и того не факт, что дождется. Вылезут парни на берег, что-нибудь там Серому не понравится, как уже не раз бывало, скажет он: «катимся дальше» - и все, не поспоришь. Никаких тебе Новых Годов. Эри считала бы, что из всех обитателей адаптских поселков ей достались два самых грубых и бессердечных экземпляра - если бы до этого не имела удовольствие познакомиться со Сталкером. Вот уж у кого в глазах даже не льдинки, а несокрушимые айсберги! Улыбаться он, кажется, вообще не умеет. Да и Мрак, когда повзрослеет, станет таким же, - грустно думала Эри, - это сейчас на человека похож. Серый, конечно, веселее, чем Мрак, и разговаривает культурнее. Охотно смеется, да и внешне симпатичный... Но Серый и язвительнее на порядок. Там, где Мрак хмыкнет и промолчит, Серый отбреет и заржет, как конь. Так что еще неизвестно, кто хуже. И вот в этой чудесной компании ей предстоит встречать Новый Год! Который, как известно, как встретишь, так и проведешь... Эри снова горько вздохнула.
Отметила про себя, что парни почти добрались до противоположного берега - значит, скоро пойдут обратно. И всё нормально с этим их дурацких льдом, для чего было оставлять Эри здесь?! Шла бы с ними – через пять минут уже была бы на той стороне, а через час – в теплой палатке лежала. Спела бы сама себе – мысленно, конечно, чтобы адапты не услышали - песню про елочку, так же беззвучно всплакнула, и сама себя пожалела. А потом бы заснула – утешаясь тем, что хоть сегодня удастся поспать подольше... Рассерженная Эри скатала снежок. Размахнулась, чтобы запустить в реку, вслед адаптам. Даже напутствие снежку придумала: «С Новым Годом!»
Но бросить ни снежок, ни напутствие не успела.
- А ну, замерла.
Эри толкнули в спину – она подумала, что палкой. В первую секунду. А в следующую секунду похолодела и открыла рот, собираясь завизжать. Но тот, кто ее толкнул, зажал ладонью рот.
- Встала, - приказал, дергая Эри за шиворот, - и пошла вперед... Не оборачиваться! Тихо! – двинул по затылку, когда Эри замычала и попыталась обернуться.
Нападающий говорил негромко, но резко и отрывисто. А голос чем-то напомнил Стафку, который принес когда-то спальник и ботинки в обмен на сухое горючее.
Эри подумала, что нападающий вряд ли далеко ушел от Стафки возрастом. Жаль, что менее опасным от этого не стал – обращаться с оружием они тут, похоже, с колыбели умеют.
- Не трогай лыжи! – приказал захватчик, когда Эри попробовала наклониться. – И рюкзак не трогай. Пошла! – снова подтолкнул ее в спину.
Эри с тоской посмотрела на едва различимые фигуры Серого и Мрака. Парни вскарабкивались на противоположный высокий берег.
- Не помогут, - насмешливо прокомментировали из-за спины, - не надейся. Остыть успеешь, пока приползут. Без глупостей мне! Кивни, если поняла.
Эри обреченно кивнула.
- Я тебя сейчас отпущу, - продолжил захватчик, - и ты пойдешь туда, к ним. Будешь идти, не оборачиваясь. Заорешь – пристрелю. Обернешься – тоже. Кивни, если поняла.
Эри, помедлив, снова кивнула. Она вспомнила о своем главном оружии – том, на которое наложил строгий запрет Серый. Прислушалась. И едва не упала – такой решимостью толкали в спину. Тому, кто толкал, было действительно очень нужно, чтобы Эри ушла. Сию секунду. Немедленно. «Заорешь – пристрелю» - не пустой звук. Ее и правда пристрелят, не задумываясь. Тому, кто толкает в спину, нет ни малейшего дела до того, что представляет из себя Эри. Для него она не человек, а помеха на пути… Кивок получился быстрым и суетливым.
За «один дом» Серый мысленно обругал себя последними словами. Дом находился недалеко от места спуска и выглядел обитаемым – заколоченные окна, протоптанная к крыльцу дорожка в снегу. И куда они с Мраком смотрели, спрашивается? Совсем нюх потеряли.
К дому подошли вслед за аборигенами. Мрак тащил бункерную – с ее ботинок стекала вода, оставляя в снегу канавку, - Серый нес рюкзак и лыжи. А у парочки «спасателей» лыж при себе почему-то не оказалось, на берег они пришли пешком. Одну пару лыж Серый заметил воткнутой в снег недалеко от крыльца, второй видно не было. Странно, - мелькнуло в голове. Ну да ладно. Еще будет время спросить.
В доме действительно оказалось тепло. Но не жарко – печку, должно быть, топили вчера, задерживаться здесь не собирались. Откуда ж эти ребята взялись, интересно?
- Пока на пол ее положи, - распорядилась девушка, войдя в дом и кивая на бункерную, – сейчас подстелю что-нибудь. Не в кровать же мокрую. – Она притащила откуда-то покрывало и разложила на полу.
Мрак опустил на покрывало бункерную. Снял с нее жилет, куртку. С вещей капало, Серый пристроил их на спинку стула у печки. Спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Затопить?
- Я сам, - отозвался парнишка-хозяин.
Войдя в дом, он зажег масляную лампу. Значит, видят в темноте хреново, - отметил про себя Серый, - не лучше бункерной.
И парень, и девчонка, оказавшись в помещении, сняли верхнюю одежду. Мальчишка показался Серому младше, чем оценил поначалу – лет четырнадцать. А девчонка, наоборот – постарше. На мордаху ничего, и фигура… Гхм. Серый заставил себя не пялиться на аппетитные выпуклости. Хотя организм настойчиво подсказывал, что крайний раз за девку держался еще дома. Бункерная, с которой дрых в одном спальнике, не в счет. Во-первых, там не выпуклости, а сплошное недоразумение, а во-вторых, он ее и не воспринимал как девку. Вроде, младшую сестру обнимал – а сестру ведь не будешь лапать.
- Тебя как звать-то? – окликнул Серый мальчишку, уже взявшегося за ручку двери. – Меня Сергей. Можно Серый.
- Виссарион. – Парень протянул руку. Кивнул на сестру: - А это Ада. Ариадна.
Для того, чтобы не фыркнуть над «Виссарионом» и не ляпнуть что-нибудь, Серому пришлось закашляться. Мало ли, как у них тут принято детей называть. Им, может, «Сергей» - смешно.
Он отметил про себя – почему-то с удовольствием, - что рукопожатие у пацана крепкое. Кивнул Аде и, в свою очередь, представил спутников:
- Тот, болтливый - Мрак. А это… - о дурацкое имя бункерной споткнулся.
- Эрида, - неожиданно подсказал с пола Мрак.
Ада фыркнула. Кажется, мнение Серого относительно дурацкости имени разделяла.
Мрак между тем расшнуровал на бункерной ботинки, стащил и отдал Серому. Тот вздохнул: сохнуть долго будут, это тебе не куртка. Пристроил к печке. Мрак расстегнул на девчонке штаны, потянул вниз.
Ада следила за его действиями, все больше настораживаясь. Не выдержав, уточнила:
- А ты ее, что… совсем разденешь?
- Шапку оставлю, - буркнул Мрак, - чтоб башку не напекло, - и взялся за застежки термобелья.
Ада вдруг покраснела. Предложила:
- Может, все-таки я?
Мрак недоуменно посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на Серого.
- Ну… девка ведь, - тоже не сразу сообразив, в чем дело, объяснил тот.
Мрак, судя по всему, воспринимал бункерную так же, как он сам - младшего брата мог бы так раздевать.
- Ну, окей, - переглянувшись с Серым, кивнул Аде Мрак. – Давай ты.
- А мы пока выйдем, с дровами поможем, - подхватил Серый. – Зови, как управишься, – и потянул Мрака за рукав.
Едва выйдя за дверь, они наткнулись на Виссариона, несущего охапку дров.
- Погоди маленько, - остановил Серый, - там мужиков просили не мешаться.
Виссарион недоуменно свел брови, а потом покраснел – так же, как Ада. Голую бункерную представил, - ухмыльнулся про себя Серый, - не иначе. Вообще, здоровы они тут краснеть. Ну, девка, ну, голая – эка невидаль! Хотя... Он задумался.
Черт его знает, как у кого положено. Бункерная, вон, постарше Виссариона будет – а как увидит Серого или Марка в одних трусах, так от щек хоть прикуривай. Что будет, если выпереться к ней без трусов, Серый вообще не представлял. Может, и Виссарион этот такой же, девок голышом только во сне видел.
«Помни, что наша Цепь – всего лишь часть большого мира, - вспомнил Серый письмо отца. – В других местах могут быть свои порядки, и нет гарантий, что тебе они понравятся. Мой совет, в любом случае: не вмешивайся. Люди вольны жить так, как считают нужным. Ты им не указ».
Вот, кстати. Насчет мира и порядков – самое время расспросить.
- Дрова-то положи пока, - посоветовал Серый, усаживаясь на ступеньки крыльца. Сел специально с краешку, приглашающе кивнул Виссариону на место рядом с собой.
Тот, кивнув, плюхнул на пол охапку и уселся. Мрак вытащил портсигар, протянул, жестом предлагая угоститься. Виссарион шарахнулся, будто змею увидел:
- Не курю! - Даже руками всплеснул – дескать, как можно.
- И правильно, - одобрительно кивнул Серый, - я тоже не курю. Это Мрак думает, что легкие – как волосня на башке, новые вырастут.
Мрак, проигнорировав подколку, закурил.
- Слышь, - продолжил Серый, обращаясь к Виссариону, – а сами-то вы откуда? Не здесь ведь живете?
Виссарион заметно насторожился. Но подтвердил:
- Не здесь. - И тут же перешел в наступление: - А вы откуда?
- С севера. – Серый мотнул головой в неопределенном направлении. – Своих ищем. Ушли на разведку, по лету еще, и не вернулись. Не слыхал про них?
- Нет, - быстро ответил Виссарион.
Слишком быстро, - подумал Серый. Бункерная со своим «слухом» сейчас бы ой как пригодилась... Давить на мальчишку не рискнул – того гляди вскочит да убежит. Так себе благодарность получится за то, что их с Мраком и бункерной пустили в теплый дом. Благо, Виссарион тоже решил сменить тему.