Помощница для магната

Глава 1

— Сашка, да не трясись ты так! Всё у тебя получится!

Вот бы мне такую веру в себя, какой располагала моя подруга. Ещё никогда в жизни я не была так слабо уверена в перспективах задуманного. И в душе успела десять раз отговорить себя от этой авантюрной затеи.

— Послушай, мероприятие будет в самом разгаре. Его апартаменты — всего на пару этажей выше. Попасть сюда снова вот так запросто больше не выйдет — сама говорила. И всё, плакал твой шанс раздобыть эксклюзив!

Светка была права. Наводку на эту квартиру мне дали надёжные люди, с которыми я уже не раз сотрудничала. Обычно именно от них я и получала самые резонансные инсайды о жизни власть имущих нашей столицы. Они же организовали нам пригласительные на мероприятие, проходившее в непосредственной близости от того места, где меня ожидало моё необычное задание.

Нужно было только решиться на него отправиться.

Но заранее меня не предупреждали, что действовать придётся почти как взломщице! Вот на такое я точно не подписывалась и теперь на все лады кляла всю эту их секретность.

— Если утром в понедельник в блоге Жанны Смеховой не появится обещанная бомба, что скажут миллионы твоих подписчиков? — принялась доламывать меня подруга. — Ты же сама говорила, что это единственный шанс…

Её голос сорвался, и я машинально схватила её за руку, сжала прохладные пальцы в ладони.

— Свет, я помню. Дай мне пару минут.

Она кивнула, а я метнулась в уборную, где с решительностью, не оставлявшей места для сомнений, вынула телефон, проверила зарядку и поставила его на беззвучный режим. Поправила едва заметный макияж, но скорее лишь для того, чтобы потянуть время.

Мне придётся отправиться в те самые апартаменты жутко роскошного жилого комплекса, чтобы добыть чёртовы бумаги, написать на их основе потенциально сенсационный материал и расплатиться по долгам.

Мы наконец-то будем свободны. И мой брат больше никому ничего не будет должен. Светка перестанет лить слёзы по своему жениху. Мы прекратим скрывать от матери, в каком положении очутились. И жизнь наконец-то — наконец-то! — наладится. Ну разве же мы этого не заслужили после того ада, через который пришлось пройти!

И кто знает, возможно, знаменитая блогерша-разоблачительница Жанна Смехова перестанет существовать. Уйдёт на заслуженный отдых, и я займусь тем, чем всегда хотела заняться — фотографией.

Я ведь даже портфолио уже собрала. Мне бы только начать. Мне бы только с прошлым наконец расквитаться…

И дальнейших благословений от Светки больше не понадобилось. Из уборной я вышла в состоянии полнейшей готовности.

— Встретимся через полчаса внизу, — сообщила я ей на ухо, отдавая свой номерок от гардеробной. — Забери пока мой плащ и жди там.

— Ага-ага, — закивала подруга. — Ты же помнишь? Нужно дождаться, пока там закончат уборку и оставят на проветривание. У тебя будет где-то пятнадцать минут. Этого же точно хватит? Тебе же сказали, где эти бумаги лежат?

— В кабинете, — кивнула я, пока мы пробирались из танцующей толпы к выходу. — Что там по времени?

Светлана вынула телефон:

— Через… через семь минут, получается. Как раз зафиксируешь, когда там свернётся основная уборка.

И до какого-то момента всё шло ровно так, как было распланировано и заучено на основании всех вводных данных, переданных мне анонимными заказчиками. Никакой охраны на этаже, слепые зоны видеокамер, уборка в лице всего одной горничной, открытые на время апартаменты.

Всё очень-очень легко. Волноваться совершенно не о чем.

Волновалась я исключительно потому, что раньше проворачивать подобное мне не приходилось. Чёрт, да я в самом диком сне ни за что бы не поверила, что когда-нибудь решусь на такое.

Но смертельная опасность, в которой вдруг оказался родной человек — мощнейшая, скажу я вам, мотивация. Тут и не так раскорячишься. И не на такое пойдёшь.

Я выждала положенное время, дабы убедиться, что помещение на время оставили в покое, и, не позволяя себе раздумывать, нырнула внутрь.

Обширнейшие апартаменты, освещённые лишь приглушённым светом настенных пилонов, поражали воображение сдержанной роскошью. Я старалась ни к чему не прикасаться — меня предупредили, что квартира напичкана электроникой, по уровню IQ явно превосходившей меня в несколько раз.

Кто бы тут ни жил… жил он на очень широкую ногу. Впрочем, чему удивляться? Цены за здешнее жильё достигали астрономических высот.

Так, как там было… налево, направо, и ещё раз налево. Матовая дверь. Приоткрыта.

Отлично.

Короткий коридорчик и… есть! Рабочий кабинет.

Тёмная кожа и дерево. Здесь даже пахло роскошно.

Осторожно ступая по толстому ковру, я подкралась к столу. Бедром отодвинула в сторону тяжеленное, обтянутое кожей кресло.

Два ряда ящиков. Средний справа. Никаких ручек. Открывается нажатием на панель снизу.

Я схватила со стола листок для заметок, обернула им палец, чтобы не оставлять следов, и осторожно провела по едва заметной полоске из тёмного металла.

Глава 2

Я смотрела в лицо своей верной гибели.

И то, что она была привлекательной, словно грех, ситуацию не облегчало.

Давид Разумовский — один из богатейших людей страны с репутацией акулы. С репутацией, которую я пошатнула одним из своих прошлых материалов. Не критично, к сожалению. Он этот удар благополучно пережил, но лишился немаловажного — негласного звания неприкосновенного полубога в финансовой сфере, которому никто и никогда не взялся бы даже перечить.

Иронично, но именно этот материал заработал репутацию Жанне Смеховой — пламенной разоблачительнице, в погоне за правдой не побоявшейся бросить вызов мастодонту современного бизнеса.

Справедливости ради, на девяносто процентов это было победой его многочисленных конкурентов — из-за моего разгромного материала Разумовский потерял вожделенный контракт, за который очень долгое время толкался со своими соседями по бизнесу, но от всех обвинений в итоге успешно отбился. Его даже в прессе не полоскали. Ещё бы. С его-то армией адвокатов…

Но я даже в страшном сне не могла бы представить, что когда-нибудь окажусь у него на пути в прямом смысле этого слова.

Во что эти люди меня втянули?! Отправили прямиком в лапы к врагу! И спасало меня исключительно то, что никто покуда не знал, кто такая та самая Жанна Смехова.

Но вот теперь... как долго продержится моя анонимность?

— Стесняться уже ни к чему, — прервал затянувшееся молчание хозяин апартаментов. — Можем сразу на ты, раз мы настолько сблизились, что я отдал тебе ключи от своего кабинета.

Я попыталась сглотнуть, но потерпела фиаско. Горло превратилось в наждачную бумагу.

— Как зовут? — Разумовский сделал знак охранникам, и те без лишних слов вышли, притворив за собой дверь кабинета.

— С-саша, — прошелестела я.

— Ну что ж, С-саша, — он опустился в кресло напротив стола, за которым я так и торчала. — С нескрываемым интересом выслушаю все твои объяснения. Помрачение рассудка? Мистические обстоятельства непреодолимой силы? Инопланетяне? Или что-нибудь в духе «Иронии судьбы»? Я открыт к любой теории. Не ограничивай свою фантазию.

Врать напропалую в попытках выкрутиться любой ценой не имело смысла. Оставалось одно. Говори полуправду — и тебе скорее поверят.

— Мне заплатили.

— Ого, — чёрные брови взлетели вверх. — Очко в твою пользу. Удивила.

— Я… мне… у меня сложные жизненные обстоятельства. Очень… сложные. Вот я и согласилась! Со мной связались, анонимно. Попросили достать бумаги. Объяснили, как. Вот про панель на ящике рассказали и… и как пройти сюда — тоже.

— Так ты, может, и о том, что крадёшь, не догадывалась?

— Догадывалась, — продолжала играть в дурочку я. — Но я просто… я не стала лишних вопросов з-задавать. Мне просто сказали, что и откуда взять. И что они со мной свяжутся. И что… заплатят.

Разумовский изучал меня с бесстрастностью академика, наткнувшегося на прелюбопытный экземпляр:

— Кем работаешь?

— Я… д-да так… пишу всякое… для одного глянца.

Не соврала. Я действительно работала в подобном журнале, сразу же после выпуска из универа, но через год оттуда сбежала — не прижилась в дружном женском коллективе.

— Так мой взломщик — репортёрша из глянца? — Разумовский потёр щёку, на которой обозначилась лёгкая небритость. — Позор какой-то. Кому расскажи — засмеют.

Он выглядел собранным и спокойным. Не злился, не нервничал и вёл едва ли не светский разговор. Может, нам таки удастся договориться?

— Но совсем друге дело те, кто тебя сюда отрядил. Эти ребята неплохо осведомлены, верно? График уборки, документы и даже механизм в ящиках стола. Впечатляет. Слушай, я хочу с ними поговорить.

Эта обыденность тона зазвучала максимально обманчиво.

— Я… у меня нет… они сами. Сами звонят. Номер скрыт. Я никогда с ними не связывалась.

— А бумаги как передавать собиралась?

— Сказали, мне сообщат время и место.

— Разумно.

— Я… знаете, я, может, пойду? — меня начинало трясти от напряжения. Устоять на месте становилось непосильной задачей. — Всё ведь на месте. Я… я ничего не взяла. И… ничем вам помочь не могу. Я ничего, вот поверьте, ничего не знаю.

— Предлагаешь тебя отпустить? — как бы на всякий случай уточнил Разумовский.

Я закивала, переминаясь с ноги на ногу и готовясь прорываться из кабинета силой.

— Ну… раз ты ничего не взяла…

— Ничего! Клянусь! Вот, можете сумочку мою обыскать!

— Разве только в сумочку можно что-нибудь спрятать? — он прошёлся по мне задумчивым взглядом. — Боюсь, придётся тебя обыскать.

Жар опалил мои щёки.

— Сам я этим заниматься не буду, — усмехнулся он, увидев шок на моём лице. — Поручу это моим охранникам. И понаблюдаю.

От этих диких полунамёков мне вдруг сделалось дурно.

— Послушайте…

Глава 3

Выбирать… и как же тут можно было выбирать?

Да и вообще, имела ли я право выбирать что-то ещё, кроме очевидного варианта не попасть за решётку?

У меня дома сердечница-мать. Меня внизу наверняка издёргавшаяся Светка дожидается — подруга и, считай, давным-давно член семьи.

У меня, наконец, родной брат — без пяти минут заложник из-за бешеных размеров долга. Заложник не в последнюю очередь благодаря Разумовскому!

— А… а почему сразу тюрьма? — проблеяла я, позорно цепляясь за остатки надежды на то, что мне каким-нибудь невероятным образом удастся его разжалобить.

— А это разве не очевидно? — сейчас Разумовский смотрел на меня сверху вниз, как на какое-нибудь не слишком приятное ему насекомое. Так и давил своим неоспоримым авторитетом.

— Н-но я же… я же чистосердечно…

Моё жалкое объяснение оборвал его короткий смешок — низкий, утробный, с ощутимой хрипотцой.

— Слушай, ну хватит строить из себя дурочку, а? Ты ж не идиотка. Я по глазам твоим вижу.

Этот сомнительный комплимент вывел мою и без того успешно нараставшую панику на доселе невиданный уровень. Такая вот проницательность мне совсем ни к чему. Мало ли что ещё он успеет разглядеть и расслышать, пока мы тут так мило беседуем о том, как он упечёт меня за решётку?

Мой взгляд отчаянно шарил по роскошным интерьерам без особой надежды зацепиться хоть за что-нибудь. Я прескверно соображала в форс-мажорных ситуациях. Стоило попасть в рискованную ситуацию, как я безнадёжно растерялась. А от моей в природе не существующей, очевидно, смекалки сейчас, между прочим, напрямую зависела моя будущая судьба!

— М-может… может, мы как-нибудь сможем договориться?

— Договориться, — повторил Разумовский, и карий взгляд заскользил по мне с особой внимательностью. — А что ты, Саша, можешь такого мне предложить?

Я поёжилась под его откровенно изучающим взглядом, умоляя себя не поддаваться на явную провокацию. Очень хотелось одёрнуть подол своего коротковатого платья, но я не решалась привлекать к себе ещё больше внимания. Я и без того сыта им по горло.

— Н-не знаю пока. Нужно… нужно подумать. То есть… ну…

— Очень много бесполезных слов. К делу. Что у тебя есть такого, что может представлять для меня хоть какую-то ценность?

— Но я же не знаю, что вы… что вы считаете ценным.

— Предполагаешь, мы настолько разной породы?

Конечно! Ты — породы «паскуда богатая обыкновенная»! Жаль вслух я ему этого сказать не могла. Ну, то есть могла, но это уж стопроцентно закончилось бы для меня гостеприимной камерой с нарами.

— Предполагаю, что достаточно разной, — пробормотала я наконец.

— Видишь ли, — карие глаза слегка прищурились, будто он сейчас всю меня взвешивал, как раз таки пытаясь на глаз определить мою потенциальную ценность. — Что бы ты мне ни предложила, я это получу в любом случае. Для этого мне не нужно заключать с тобой сделку и что-то у тебя выторговывать.

Сволочь! Сволочь как есть! Привык брать всё что хочет. Творить всё что хочет. Просто потому что денег — куры не клюют.

— Тогда… тогда зачем все эти разговоры? Про выбор и… и всё остальное.

— Считай это жестом доброй воли, — наглый карий взгляд вернулся к моему лицу. — За то, что глаза у тебя умные.

Как собаку похвалил, ей богу.

Ладно… ладно, если просто предположить. Если на секундочку просто представить…

— Извините, но… но я просто я теряюсь в догадках, какую такую исправительную работу вы м-могли бы мне назначить? Назначите ответственной за уборку ваших апартаментов?

— М-м-м-м, ирония, — протянул Разумовский, в неожиданной улыбке сверкнули ровные белые зубы, — говорю же, мозги у тебя на месте. Нет, зачем же уборку? Ты себя, Саша, совсем, что ли, не ценишь? Говорила же, что в глянце работаешь.

Я медленно кивнула, пытаясь догадаться, куда он клонит.

— Значит, будешь работать по назначению. Почти… по назначению. Писать заказные тексты для тебя ведь не редкость?

Да если бы ты только знал… но я постаралась даже краешком мысли не задевать того опаснейшего факта, что один такой текст стоил ему очень и очень дорого. Не дай бог что-то такое отразиться на моём лице, что привлечёт его хищное внимание.

— Тексты — моя специализация.

— Замечательно. Будешь писать тексты.

— О чём? О ком?

— Обо мне.

Э-э-э-э-э-э…

Моё ошарашенное лицо наверняка его впечатлило, но мучить меня неизвестностью он всё же не стал, смилостивился:

— Мне нужен автор для большого материала с прицелом на биографию.

— На… на что, простите?

— Сначала напишешь статью. Объёмную, информативную. И если она меня устроит, напишешь обо мне книгу.

Да он… да он спятил!

— Книгу? Какую ещё книгу? Я никаких книг не пишу и никогда не писала!

Глава 4

За последние несколько месяцев его жизнь значительно усложнилась.

И всё началось с той разгромной статейки в блоге какой-то грёбаной искательницы правды. Откуда только взялась эта помоечная крыска? Из какой занюханной норы выползла?

Эта Смехова совершенно точно не слыла индустриальным журналистом, никаких регалий за душой не имела. Чёрт, да у неё и истории-то никакой не было. И цифровой след её, сколько ни ищи, до сих пор так и не прощупывался. За этой мутной девкой почти наверняка кто-то стоял. Кто-то, кто помогал ей заметать любые следы и до сих пор с подозрительным успехом избегать обнаружения.

Но это временно. Она никуда не уйдёт. Он до этой любительницы срывать покровы ещё доберётся.

И для него это даже не дело чести. Своё эго он умел держать в узде и им не размахивать, когда в том не было исключительной надобности. Просто таких вот фанатов покопаться в чужом, как им казалось, грязном белье, стоило прижучивать сразу, пока они не расплодили вокруг себя культ и иллюзию вседозволенности.

Деньги любят тишину. Репутация важна. Истина в объективном ключе никогда не будет выше личной правды любого, заинтересованного преуспеть.

И что самое главное — любые громкие разоблачения могут оказаться пустышкой, откровенным обманом. Ничуть не меньшим грехом, чем тот, который автор разоблачения пытается вскрыть и представить на суд безгрешной общественности. Особенно если разоблачители не трудятся проверять источники, из которых получают свою сенсационную информацию.

Как бы то ни было, тот вожделенный контракт он всё-таки упустил. Вынужден был.

Он мог бы выступить с опровержением. Без особенного труда опрокинуть всё, что эта пронырливая дрянь написала, но… не стал этого делать. Осознанный выбор. Обелить себя, подставив дорогого тебе человека? Нет, на такое он не пошёл бы.

И он не пошёл.

Пережил. Смирился. Вынес необходимый урок.

Тем более что умение держать удар — одно из главнейших в жизни.

Тем более что впереди маячили новые перспективы и новый, не менее важный контракт.

Но только-только всё стало налаживаться, как на тебе — это.

«Это» в виде перепуганной до смерти девчонки. Правда, воровка с глазами испуганной лани — всего лишь инструмент, пусть и почти успешно сработавший.

Сегодняшнее проваленное ограбление — яркое тому доказательство. Тот приснопамятный блог — далеко не одноразовая акция. Не попытка отжать у него конкретного партнёра или клиента. Это попытка вывести его из игры на долгое время, а то, если повезёт, и навсегда.

Кто за этим стоял?

Давид сканировал взглядом застывшую у его письменного стола «взломщицу».

Да чёрт его знает. Но он не Разумовский, если не доберётся до глотки того, кто дёргает за невидимые пока ниточки, прикреплённые к этим изящным ручкам и ножкам.

Другое дело что и девчонка наказания не избежит.

Мало того что она потенциальный источник бесценной для него информации, она ещё и заслужила урок.

Потому что за всем этим шоком, растерянностью… что-то крылось такое, пока от него ускользавшее.

Нет, эта Саша действительно испугалась, но… его не покидало ощущение, что она что-то скрывала, пусть и не в буквальном смысле, потому что бумаги остались лежать на столе. Нет, она не во всём ему согласилась признаться. Что-то ещё оставалось для него неизвестным, недопонятым.

И не исключено, что это «что-то» — исключительно важная вещь. А он совсем не в том положении, чтобы манкировать даже потенциально важными вещами.

Потому что уязвимости — это не про него. Уязвимости — это роскошь, которую он себе позволить не может.

Оставалось лишь доломать остатки порядком истощившегося сопротивления его неожиданной гостьи:

— Так что, Саша, работа или тюрьма? Я не привык так много времени тратить на решение таких мелких задач. Выбирай. Сейчас. На что ты себя обрекаешь? Идёшь в неволю помощницей ко мне или гордой птицей в пенитенциарную клетку?

Неужели стать на время помощницей миллиардера — такой уж невыносимый кошмар? Ну, не ломайся, девочка. Соглашайся, и покончим с этим.

Несостоявшаяся грабительница сцепила дрожавшие пальцы в замок, покусала губу и наконец подняла на него взгляд.

Ну и глазищи. Не глазищи, а зелёные, мать его, омуты…

— Помощницей, — прошелестела она.

Умница. Правильный выбор. В конце концов, она же не одна на всём белом свете…

Его взгляд машинально скользнул на её тонкие бледные пальцы.

Ну, если супруга у неё пока и нет, то парень-то есть уж точно. И родители. И друзья. А она из-за глупого проступка всю жизнь себе поломает.

И во всём будет винить, конечно, его, а не тех, кто её на такой вот идиотизм подтолкнул, наверняка пообещав золотые горы и полную амнистию.

— Глаза не обманывают, — отозвался Давид.

— Что?..

— Сказал же, глаза у тебя умные. По-умному и поступила.

Провокация сработала чётко. В её глазах снова что-то мелькнуло — настороженное, почти недоброе.

Глава 5

Один из бритоголовых здоровяков обернулся к своему хозяину и буднично пробасил:

— Давид Саныч, её обыскать?

В тёмных глазах Разумовского что-то вспыхнуло. Но лишь на мгновение. Он обменялся взглядом с вопрошавшим охранником, медленно покачал головой и… двинулся прямо ко мне.

— Не нужно. Я сам.

Все мои внутренние системы сигнализации завопили во всю мощь, и я как будто даже на мгновение оглохла от их беззвучного воя. Он это ведь… он это ведь в шутку? Просто чтобы продолжить эту свою тактику методичного запугивания, верно?

Нет, скрывать мне от него было нечего, но… он что, всерьёз вознамерился меня обыскивать?

Охранники послушно отвлеклись на сигнализацию. Их хозяин перевёл взгляд на меня, чуть приподнял подбородок:

— На шаг от стола.

Я повиновалась, будто дрессированное животное. Суровый тон, которым он сейчас со мной говорил, не допускал ровным счётом никаких возражений.

Неудивительно, что такой человек стоял во главе целого конгломерата. Он умел приказывать.

Но пусть моё тело и слушалось, разуму ничто не мешало всё это регистрировать, анализировать и хоть как-то реагировать на подобные недопустимые манипуляции.

— П-послушайте… Вы… это… это разве в нормах приличий?

— О-о-о, — густые чёрные брови приподнялись в ироничной усмешке, — поговорим о приличиях? С грабительницей?

Риторический вопрос так и повис в сгустившемся воздухе — мне будто сложно стало даже дышать, не то чтобы бороться за собственную безопасность.

Он приблизился ко мне вплотную. Ноздрей моих коснулся едва слышный терпковатый аромат дорогого парфюма. Я вбирала его в себя взглядом, будто пыталась в рекордные сроки адекватно оценить масштабы угрозы.

Господи, до чего ж высокий… Мощное, тренированное тело. Мышцы, чей рельеф не мог скрыть даже безупречный крой строго костюма. Разумовский явно следил за собой.

И от этих мыслей мне становилось страшно. По-настоящему, до животной дрожи страшно стоять так близко к нему.

В этом человеке крылось что-то беспощадно звериное.

— К слову о манерах, — накрыл меня его низкий бархатный голос. — Страшно сказать, но главная формальность не соблюдена именно мной.

Я заморгала, ничего не соображая. Да и как вообще можно было соображать в непосредственной близости с этим зверюгой?

— Я не представился.

Его фраза была до того неожиданной, что я едва успела подавить истеричный смешок. Грандиозная в своём идиотизме ситуация. Меня готовится обыскать столичный магнат с внешностью полубога, которого я только что пыталась ограбить. Он силой склонил меня к ненавистному сотрудничеству, едва не прижимает к стенке и… тут ну вот самое время обменяться визитными карточками!

Боже, в какой цирк-шапито всего за несколько минут безумного вечера превратилась моя до сих пор относительно пресная жизнь…

— Давид Разумовский.

— Н-наслышана, — пролепетала я.

— Вот как? — карий взгляд пытался прочесть на моём лице продолжение.

Опасно, Сашка, опасно! Мели что угодно, но не позволяй ему ничего спрашивать!

— Н-ну… ну кто же не слышал? Я же из глянца. Знаете, все эти сплетни и светские хроники, и…

— Знаешь наперечёт всех моих бывших любовниц? — уголок его рта приподнялся, демонстрируя безукоризненно белые зубы.

Зверь как есть.

Я непроизвольно сглотнула, молясь всему и вся, чтобы он не надумал зацепиться за мои слова о наслышанности.

— Н-не настолько. Я вашими… вашей личной жизнью не интересовалась.

— Не в твоём вкусе?

— Э… это к делу вообще никак не относится.

Карие глаза буквально пили мою нервозность, будто действительно подпитывались ею. Господи. Да он же намеренно выбивает меня из колеи. Наверняка же знает, как пользоваться своими природными данными. Умеет, знает, практикует.

Умная, хитрая, страшная зверюга.

Знала бы я, каков Разумовский в реальности, взялась бы когда-нибудь за ту роковую статью? Ой не знаю. Ой не уверена…

— Боюсь тебя разочаровать. Но почти наверняка относится.

Я вылупилась на него:

— Т-то есть?

— Ну как же? То дело, в котором ты с таким энтузиазмом подвизалась мне помогать, предполагает близкое знакомство с моей личной жизнью. Читатели должны увидеть во мне человека.

— Боюсь, — я снова сглотнула, — боюсь, передо мной непосильная задача.

Его усмешка стала шире, даже слегка задела внимательный карий взгляд.

— Не будем с порога ставить крест на моей новой помощнице. Мне нравится твой острый язык, Саша, — неожиданно признался он. — И нравится, что ты не боишься его демонстрировать.

Прозвучало как-то кошмарно двусмысленно. Или это просто мои взвинченные нервы заставляли слышать в его словах совершенно неприличный контекст.

Глава 6

Встречавшую меня внизу подругу нужно было видеть. Лицо Светланы претерпело феноменально быструю смену эмоций от искреннего облегчения до полнейшего ужаса, когда в поле её видимости появилась я… в сопровождении Разумовского и его охраны.

Я обернулась к своим тюремщикам.

— Мне нужно с подругой поговорить. У неё мои вещи.

Разумовский коротко кивнул, явно уверенный в том, что я не позволю себе никаких необдуманных поступков. А моя голова после всего пережитого сейчас была слишком пустая, чтобы спасать меня какими-нибудь креативными решениями.

— Свет, я в порядке, — вытащив из онемевших рук подруги свои плащ, я перевела дыхание и затараторила. — Не могу сейчас ничего объяснить. Короче, сама видишь. Я попалась.

В светлых глазах подруги застыл настоящий ужас, и я поспешила закрыть обзор на неё своим спутникам.

— Но он ничего обо мне не знает, не таращи так глаза, пожалуйста, — взмолилась я, натягивая плащ. — Сохраняй спокойствие. Мы… мы пришли к компромиссу. Долго объяснять. Просто… я в норме. В относительной норме. Слышишь меня?

Подруга медленно кивнула, не оставляя попыток выглянуть из-за моего плеча.

— Светк! — шикнула я. — Не пялься ты на него! Я позже всё объясню. Как только до пункта назначения доберусь.

— До… до чего?

Фух…

— Я еду с ними. Таковы условия. Говорю же, не могу сейчас ничего объяснить. Но ты мне нужна, Свет. Очень нужна. На ближайшее время перебираешься жить ко мне, слышишь? За мамой нужно приглядывать. Давление мерить и вот это вот всё. А я пока буду со своей бедой разбираться.

— Саша… Саша, они что… они тебя в заложницы берут?!

И хотела бы я запротестовать, обозвать её паникёршей, но ведь Светка была в целом права. Я заложница сложившейся ситуации и, если предметнее, того, кто сейчас этой ситуацией в полной мере владел.

— Не мели ерунды, — буркнула я, проверяя содержимое сумочки. — Говорю же, нам удалось договориться. Но есть важный нюанс. Сейчас мы заедем ко мне домой. Я как-то объясни свой срочный отъезд матери, а ты стой рядом и всему поддакивай. Свет, это сейчас очень важно. Иначе…

Я вдруг осеклась, дыхание перехватило, а сердце заколотилось так, будто меня накрывала паническая атака.

Вот-вот кто-нибудь из охранников уставшего ждать богача попросту оттащит меня от подруги и поволочёт из здания, наплевав на то, как это выглядело со стороны. Я почему-то не сомневалась, что всё будет именно так.

— Иначе, Свет, я не справлюсь.

Подруга расслышала отчаяние в моём голосе и наконец нашла в себе силы перестать пытаться объять разумом необъятное прямо здесь и сейчас.

— Саш, я с тобой. Только… а как же теперь с Данилой…

Имя брата отозвалось глухой болью в самом сердце.

— Буду думать. Но прямо сейчас я решаю проблемы по мере их поступления.

Светлана кивнула и больше ни слова не вымолвила, пока наша исключительно странная компания, загрузившись в шикарное авто Разумовского, добиралась до нашего спального района.

Домой меня отрядили в компании одного из охранников, который был чуть разговорчивее своего приятеля и в целом производил чуть менее угрожающее впечатление.

На сборы мне дали полчаса. Я и не подумала торговаться.

Влетела домой, обняла маму и спешно наговорила какой-то фальшиво восторженной ерунды, мол, на вечеринке познакомилась с каким-то богачом-филантропом, возмечтавшим нанять меня для написания большущей статьи о его семье и быте.

Нет времени объяснять, но ехать нужно сейчас, поэтому, мамочка, считай это неожиданной командировкой.

Но деньги платят ого-го какие.

И Света за тобой присмотрит.

И я скоро вернусь.

И ты главное не переживай. Тебе нельзя волноваться.

Мама только и успела растерянно вопросить, куда же я вот так прямо на ночь глядя.

А я, швыряя одежду и всякую важную мелочь в дорожную сумку, разливалась соловьём о «командировке» и объясняла, толком ничего не объяснив.

Я старалась не думать, ни в коем случае не думать о безнадёжности своего положения.

Иначе — всё. Иначе просто свалюсь вот тут, на родной ковролин и сломаюсь от невероятного напряжения.

От того, что не знаю, что я творю и что меня ждёт.

Зато знаю, что мне нужно вытащить из кабалы брата и нужно защитить от любых переживаний мать.

Всё остальное шло параллельно — не такое уж срочное. Не такое уж важное.

И надо же — ровно через полчаса я действительно покинула родную квартиру, забралась в безобразно роскошный салон авто Разумовского, и помчалась в полнейшую неизвестность.

Всю дорогу мой спутник молчал, что-то просматривая у себя в телефоне. Охранники и вовсе вели себя как неживые.

До загородного особняка Разумовского мы добрались поздней ночью.

К тому времени адреналин меня отпустил, и я сама себе напоминала несколько раз выжатый и прокрученный через мясорубку лимон.

Глава 7

До Данилы я смогла дозвониться только на следующее утро, всю ночь проворочавшись в чужой роскошной постели.

Всё здесь кричало о том, что мне тут не место. Что нужно выдумать какую угодно причину, какой угодно предлог, только бы поскорее отсюда смыться, но за всю бессонную ночь ничего мне на ум так и не пришло.

Отключилась я ближе к рассвету, а очнулась часа через четыре с раскалывавшейся головой и горьким разочарованием — вчерашнее отказывалось становиться всего лишь ночным кошмаром.

Пришлось смириться — я стала невольной помощницей сволочи Разумовского, которого всем сердцем мечтала разоблачить. Моя судьба отличалась исключительно жестокой иронией.

— Данила? Господи, наконец-то я до тебя дозвонилась! Ты… вообще как?

— Да вот только телефон в руки взял, — голос у брата звучал устало, — я сегодня в ночную, и только сейчас увидел, сколько от тебя пропущенных.

Чёрт-чёрт-чёрт! Я из-за всех безумств вчерашнего дня совершенно забыла, что у него смена ночная.

— Тебе… м-м-м… не звонили?

— Насчёт долга?

— Мгм, — я прикусила ноготь большого пальца, сдерживая себя от паники. — Никто не пытался связаться?

— Нет. Пока нет. Ну, они же сказали типа до октября…

Я ненавидела эти наши с ним разговоры. А в последние месяцы они были именно такими. Люди, которым Данила задолжал из-за совершеннейшей безнадёги, дали чётко понять — до середины осени они подождут. Дальше… об этом я старалась не думать.

Как старалась не думать, принимая предложение впечатлившихся моим нашумевшим репортажем анонимов, заказавших мне раздобыть те чёртовы бумаги. Потому что эти деньги не просто могли нам помочь — они почти покрыли бы всю сумму долга, и за одно это я пошла бы на многое. Ради брата и мамы я пошла бы на всё.

Только бумаг теперь нет. Я в кабале у их законного владельца.

А брат пашет порой по три смены, только бы заработать хоть что-то.

Мы надеялись уломать «кредиторов» в октябре дать нам отсрочку, и я раздумывала над отчаянным шагом — продать нашу квартиру. Либо мы будем ночевать под мостом, либо Данила, считай, не жилец. Это держатели его долга тоже дали понять с абсолютнейшей ясностью.

Того самого долга, который нам не пришлось бы платить, если бы не Разумовский!

— Ты матери позвони. А то она ведь волнуется.

— Ага, — Данила вздохнул. — Ты вообще как? Позавчера говорила, у тебя какое-то задание важное…

Я сжала телефон онемевшими пальцами и медленно, очень медленно выпустила воздух из лёгких.

— Там… не совсем всё получилось, как я планировала. Я сейчас вообще-то… в отъезде. Со вчерашнего дня.

— Далеко?

Я невольно метнула взгляд в окно — на пока ещё зеленевшие кроны незнакомых деревьев.

— За городом.

— Опять какое-нибудь расследование? — усмехнулся Данила. Он ничего не знал о моём крестовом походе против Разумовского. Не могла я на его плечи ещё и это сейчас вешать.

— Возможно. Не знаю. Там будет видно. Ладно. На связи. Ты звони, если что.

— И ты.

И я, само собой. С тех самых пор, как Данилу, что называется, поставили на счётчик, я связывалась с ним регулярно. Три дня без звонка — и меня уже выворачивало. В довесок к этому приобрела настырные кошмары о том, как люди, которым он задолжал, передумали ждать до октября и решили свести с ним счёты пораньше.

Под боком тряслась его невеста Светка, успевшая к этому времени обегать всю родню и знакомых в попытках собрать хоть какую-то часть необходимой суммы.

И мама… которая знать не знала о происходившем. Её слабое сердце всего этого не вынесло бы.

О том, как оно перенесёт то, что могло воспоследовать, я себе думать совсем запретила.

Сейчас было время тяжкой работы и попыток выкарабкаться. Причитать и плакать время пока не настало…

Я отложила телефон и поплелась в душ. Приближалось время столкновения с неизбежным. И неизведанным. Я понятия не имела, чего стоило ждать от новой встречи с хозяином этих фешенебельных хором, и теряться в пустых догадках не собиралась.

Правда, мои планы подкрепиться до нашей встречи канули в пропасть.

Стоило мне спуститься по широченной лестнице вниз, как подскочивший ко мне паренёк в униформе объявил, что сопроводит меня к завтраку.

Брыкаться смысла не было. Тем более что есть мне хотелось, даже несмотря на скрутившиеся в узел внутренности. Нервы нервами, а без пропитания надолго меня не хватит.

Тем более когда впереди общение с непредсказуемой и опасной «зверюгой».

Пока меня вели анфиладой роскошных, залитых бледным светом пасмурного утра комнат, не к месту вспомнилось, как он возвышался рядом со мной, абсолютно уверенный в собственной власти…

Зря я об этом вспомнила. Уверенности в будущем общении с ним мне это никак не придавало.

Парень из обслуги вывел меня прямиком на примыкавшую к столовой террасу. Там в окружении живописной садовой зелени за накрытым столом сидел Разумовский — с планшетом в руках и почти съеденным завтраком.

Глава 8

Мне очень-очень повезло, что я уже сидела. Обратись он ко мне с этими словами чуть раньше, и я наверняка уселась бы мимо стула.

Все мысли о завтраке выветрились из моей головы. К горлу подкатила тошнота. Я шарила взглядом по столу, то и дело цепляясь им за планшет — наверняка, ему уже прислали на меня полное досье. Ну вот как в фильмах шпионских показывают. Пока я спала, армия верных ищеек Разумовского вскрыла все мои секреты, и сейчас…

— П-простите?

И без того выразительный взгляд под тёмными густыми бровями приковался ко мне намертво.

Разрешите отметить, когда Разумовский дарил вам своё внимание всецело, вы это кожей могли ощутить. Никогда бы в такой эффект не поверила, но сейчас я его на себе испытала.

— Отмотаем назад? Вернёмся к нашему с тобой в высшей степени нетривиальному знакомству.

Нетривиальное — это ещё мягко сказано. Очень мягко. Когда оное начинается с обыска и экспресс-переезда во владения нового знакомого — это выглядит скорее как больная фантазия.

— Стоит ли? — прохрипела я и кашлянула, пытаясь справиться с неожиданным комом в горле.

— Боюсь, что придётся, — сожаление в голосе моего собеседника было насквозь фальшивым. — Начинающая воровка представилась Сашей, журналисткой из глянца.

Раскусил. Раскусил. Он точно меня раскусил!

— Ну… кгм… да. Да, всё так.

Я понятия не имела, почему продолжала стоять на своём. Ведь очевидно же, что именно эта моя легенда и приказала долго жить!

— И всё бы отлично, но ты не работаешь в глянце.

Я снова прилипла взглядом к его планшету — потухший экран гаджета надёжно скрывал все секреты.

— То есть вы меня уже проверяете?

Разумовский усмехнулся, и в этой усмешке мне виделось что-то по-настоящему хищное:

— Глупости. Я ещё не начинал. Прошёлся по верхам — и сразу такой неприятный сюрприз. Вот и верь после этого людям.

Он откровенно издевался. Он прекрасно осознавал, что я целиком и полностью в его власти. И на роскошь лгать и увиливать без опаски поплатиться за это со скоростью света можно было не рассчитывать.

— Только не притворяйтесь разочарованным, — выдавила я из себя. — Можно подумать, в среде вашего обитания все сплошь безгрешные ангелы.

Разумовский откинулся на спинку стула и рассматривал меня так, будто только сейчас впервые увидел.

— В этом и заключается горькая ирония, — проговорил он почти без улыбки. — В моём мире в безгрешность не верят и ангелов там действительно не бывает. Но вчера я подумал, что случайно на него всё же наткнулся.

Должно быть, лицо моё до того вытянулось от изумления, что сдержаться было попросту невозможно — Разумовский тихонько фыркнул и покачал головой.

— Тебя выбрали для этого… задания не просто так. Сама, видимо, до сих пор не поняла, так?

Это он вообще на что намекает? Я продолжала сидеть, как чурбан, и хлопать глазами. Разговор выворачивал на такую кривую дорожку, что предугадать его направление не представлялось возможным. Я едва успевала реагировать. Господи, да этот Разумовский во всех отношениях зверь — не физически, так ментально выбивал у меня почву из-под ног всего парой фраз.

— Саша, ты в зеркало вообще часто смотришься?

Только я подумала, что ещё неуютнее он меня сегодня чувствовать себя вряд ли заставит.

Мои руки сами собой подскочили к причёске — небрежно скрученному на затылке узлу ещё влажноватых после душа волос.

Разумовский следил за моими руками с предельной внимательностью.

— Это не ловушка. Это прямой и честный вопрос. Ты чувствуешь себя неуверенно.

— Может… может, вы прекратите пытаться меня прочитать?

— Я не пытаюсь, — чувственные губы сложились в улыбку. — Я читаю.

— А можно не надо? Не надо меня… читать, пожалуйста.

— Бездна закомплексованности. Откуда?

Я приказала себе убрать руки от лица. Сцепила их на коленях, переплетя нервные пальцы.

— Оттуда. Откуда и у всех. Раз вы такой тонкий психолог, разве не знаете?

— Не все комплексы мы тащим из детства, — мой собеседник вдруг вспомнил о завтраке и отпил кофе из своей кружки. — Приятного аппетита.

Да он издевается!

В воздухе висит с десяток вопросов, которые он походя задал, так и не получив на них никакого ответа, и на тебе — «Приятного аппетита»! Да мне сейчас даже пустой кофе не полез бы в горло.

Что он обо мне знает? Как будет действовать на основе этих самых знаний? И главное, как теперь, зная всё это, действовать мне?

— Так… так с чего вы вдруг увидели во мне ангела? — не выдержала я. Его невозмутимый вид начинал выводить меня из себя. — Я ваши документы пыталась стащить. Разве ангелы таким занимаются?

Хитрый зверь ждал именно этого. Он понимал, что неизвестность пугала меня больше, чем открытый конфликт. Что, тоже прочёл это, пока вот так нахально меня здесь разглядывал?

Глава 9

Я понятия не имела, что именно этот человек знал обо мне! Что он или его люди успели на меня нарыть, пока я спала. И это сбивало с толку, откровенно пугало, совершенно деморализовывало. Ведь не исключено, что они удосужились докопаться до чего-нибудь действительно важного, и сейчас любой мой ответ мог быть использован против меня.

Но опускаться в попытках спасти себя до такого… До того, что он подразумевал…

Чтобы озвучить степень своего шока и возмущения, у меня поначалу даже слов не нашлось.

— Вы… вы решили, что я попытаюсь… что я вам вот так угодить попытаюсь?

От расслабленности в позе Разумовского не осталось и следа — сейчас он походил на зверя перед прыжком.

— Не совершай ошибку — не воображай, что твои наниматели доверили тебе это задание, потому что ты ловка и сообразительна, — вся фальшивая благостность покинула его низкий голос. — Тебя выбрали, потому что ты соблазнительно смотришься в коротеньком платьице, и этот образ совсем не сочетается с угрозой или опасностью. Тебя невозможно принимать всерьёз, котёночек. Твоя ошибка в том, что ты редко смотришься в зеркало и забываешь об этом. Единственное твоё оружие — жалобный взгляд.

Я и представить себе не могла, что его слова поднимут внутри настоящую бурю. Мне так и хотелось выплюнуть этому гаду в лицо всё — всю правду. Если бы ты только знал, самоуверенная сволочь, что это я, именно я стала причиной твоих недавних головоломных неурядиц. Я! Вот этот вот самый котёночек!

— То есть… хотите сказать, я ни на что вообще не способна? Только разжалобить?

Карие глаза с бесстыдной медлительностью мерили меня снизу-вверх и обратно.

— Предполагаю, ты способна, как и любая другая, раздвинуть свои точёные ножки и убедить меня в том, что это не единственный твой талант.

Разумом я сама за собой не поспевала. Открытое оскорбление молотом шарахнуло по голове, я подскочила со стула, но мой собеседник и не шелохнулся.

— Я не намерена выслушивать подобное! — мой голос откровенно «гулял» от переизбытка эмоций.

Я бросилась прочь с террасы, влетела в просторную столовую и почти вышла из короткого, изгибавшегося дугой коридора в пустовавший холл, но опустившаяся мне на плечо ладонь буквально придавила меня к месту.

— Не так быстро, — раздалось у меня над головой.

И в следующий момент я уже вжималась спиной в затянутую деревом стену, а Разумовский нависал надо мной, застлав собой весь белый свет.

— Поздно строить из себя оскорблённую добродетель. Это не приведёт ни к чему, только добавит тебе проблем, Александра.

Он не причинял мне боли, но держал очень крепко. Я почти задыхалась от паники и надеялась только на то, что кто-нибудь вот-вот появится и спасёт меня от этого зверя.

Разумовский и тут проявил своё звериное чутьё — прищурившись, медленно проговорил:

— Надеешься на спасение?

Да не может быть, чтобы в таком здоровенном домище он один обитал!

— Видишь ли, Александра, я живу здесь один. И не держу большой штат. Никто не мешается у меня под ногами. Не люблю суеты.

Моё сердце упало. Значит, ждать помощи попросту неоткуда. Да и кто бы, по здравом размышлении, из здешних пошёл против хозяина дома?

— А ты начинаешь вносить её в мою жизнь, даже суток тут не пробыв.

— Так… так и отпустите меня! И не будет никакой суеты!

— Слабая попытка. Никакущая. Совсем не стараешься.

— Послушайте, все ваши инсинуации…

— Поздно, — оборвал он меня, — я чую ложь, Александра. Ты ею буквально пропитана.

Он склонился чуть ближе ко мне и с намеренной выразительностью потянул носом, будто громадный дикий волчара:

— Ложью, страхом и… немного — жасмином. Необычное сочетание. Но мне нравится.

Я таращилась на него, не понимая, как реагировать на подобное. Разумовский… я думала, что знала его. Что понимала, на какого человека охочусь.

Я ошибалась. А моя «успешная» статья теперь казалась мне просто счастливым случаем. С таким хищником справится только опытный, матёрый охотник, не уступающий ему ни в коварстве, ни в силе.

Меня же он просто… просто сожрёт и не подавится

— Вот что я думаю, девочка Саша, — низкий голос мгновенно охрип и теперь стелился по моей коже невидимой змейкой. — Ты проникла в мой дом выкрасть бумаги. Свою миссию провалила. Испугалась. Принялась врать. Ожидаемо. Я даже могу тебя оправдать. Ты в отчаянном положении, не смогла отказаться от предложения. Принял. Простил. Но… дьявол в деталях, не так ли?

Тяжёлая мужская ладонь неожиданно легла мне на бедро, заставив вздрогнуть всем телом, поднялась до моей талии и длинные сильные пальцы сомкнулись на ней в немом одобрении.

— А детали, котёночек, говорят мне о том, что игра ещё даже не началась. Что, возможно, твоя кража и не должна была увенчаться успехом. Что, возможно, совсем не документы были твоей окончательной целью.

— Не док-кументы? — ошарашенно пролепетала я. — А… а что же?

Глава 10

То ли мне таки удалось выкрутиться из его хватки, то ли он меня сам отпустил.

Наверняка отпустил. Сама бы я из его рук не вырвалась. И тело до сих пор жгло в тех местах, где он меня касался.

Я каким-то чудом отыскала дорогу в свою комнату, заперла за собой дверь и привалилась к ней, переводя дух.

Вот это, что называется, бодрящее начало дня. Вот это гостеприимство…

Ощущение было такое, будто я из пасти льва выкарабкалась. Поджилки тряслись, адреналин до сих пор шарашил так, что я едва могла ровно стоять.

Господи-боже, вот что же я вляпалась...

Сказать, что я его недооценивала, это вообще ничего не сказать. Вот совсем ничегошеньки!

Теперь я понимала, почему с ним не связывались. Почему к интервью с ним готовились днями. Почему светская хроника любила строчить о нём бесчисленные материалы, но приставать к объекту своих одержимостей совсем не стремилась.

Разумовский мог без труда переиграть и уничтожить любого, кто полез бы к нему с идиотскими вопросами.

Я сегодня убедилась в этом на собственном опыте.

Медленно выдохнув, я так и не отыскала в себе сил отлипнуть от двери, поэтому просто сползла по ней вниз, да там и застыла, пережидая, пока сердце перестанет пытаться выскочить из моей глотки.

Разумовский — зверь. Хитрый и безжалостный.

И я заперта в клетке с этим зверем. На, очевидно, весьма продолжительный срок.

Как выживать — я ума не приложу. Вот просто не знаю.

Как при этом справляться с миллионом остальных проблем, возникавших из-за моего нового уникального положения… даже думать об этом пока было страшно.

Тишина громадного дома давила на меня нестерпимой тяжестью.

Он сказал, что штат его хором невелик, но насколько он невелик? Здесь ведь всё относительно.

И как мне с ним общаться? И стоит ли? И какие приказы им отданы насчёт меня?

Вопросы-вопросы-вопросы.

Я не ответила на его вопросы, и он вряд ли снизойдёт отвечать на мои.

Но ведь это только начало. Да, его вопросы так и остались висеть в воздухе. Но уже то, что он не потребовал на них ответы здесь и сейчас, о многом говорило. То ли ответы на них он уже знал. То ли не видел смысла спешить с тем, чтобы вытащить их из меня…

Не спешил, не торопился. Значит, его время не поджимало.

В отличие от меня.

Но моими проблемами он вряд ли обеспокоится.

Разумовский решил устроить мне медленную пытку…

От муторных мыслей и вызванных ими переживаний меня отвлёк сигнал сообщения, заставив буквально подпрыгнуть на месте. Вынув из брюк телефон, я взглянула на экран.

Сообщение от Неизвестного номера.

Едва унявшееся сердце заколотилось с новой силой.

Дрожащим пальцем смахнула вверх. В открывшемся чате значилось самое необходимое:

«Нам известно, что произошло. Не волнуйся. Твоя безопасность гарантирована. Действуй по обстоятельствам. С тобой свяжутся позже».

Я несколько раз перечитала сообщение в параноидальной попытке прочесть что-нибудь между срок или как минимум убедиться, что ничего из очевидного я для себя из-за волнения не пропустила.

После — очистила чат и погасила экран телефона.

Вновь привалилась к двери, осторожно упёрлась затылком в тёмное дерево, устремила взгляд в потолок и медленно-медленно выдохнула.

Фу-у-у-у-ух…

Только сейчас я позволила себе полностью расслабиться.

«Твоя безопасность гарантирована».

Это ведь значит, какой бы информацией Разумовский сейчас ни владел, она была точно не полной. Да и если рассудить с чуть остывшей головой… узнай он, что я и есть Смехова — стал бы он в эти игры играться? Да он бы меня прямо там, за столом придушил.

Значит, раскопал что-то другое. Если вообще раскопал.

Но что это значило для меня? Мало приятного. Это значило, мне нужно собрать в кулак остатки мужества и вернуться к диалогу.

Да и не буду же я в этой спальне баррикадироваться.

Действовать по обстоятельствам — вот мой нынешний ориентир.

Всё, о чём мне сейчас нужно думать, это родные. Я делаю это ради них, я на всё пойду ради них, поэтому никаких сделок к собственным страхом.

Поднимай свою задницу с пола, Александра.

Не заставляй Разумовского воображать, будто он тебя запугал своими жестокими играми.

Да, он силён, он опасен и… ну, он умеет создавать впечатление стихийной силы, которой почти невозможно противостоять.

Но однажды мне уже удалось его подкосить. Пусть на дистанции, но всё-таки удалось.

А значит, он не так уж непобедим и не всесилен.

Зачитывая про себя, эту нехитрую мантру, я поплескала в лицо холодной водой, привела в порядок растрепавшиеся волосы и отправилась вниз, навстречу неизвестности. Правда, сейчас ведомая не столько силой воли как таковой, сколько усилившимся чувством голода.

Глава 11

В его планы совсем не входило вот так с наскока её запугивать. Но и она не вела себя так, как он предполагал.

Душой Давид не кривил — девчонка выглядела ангелочком. Но стоило бы догадаться — такое пусть с виду и нежное создание не полезло бы в чужую квартиру, если бы внутреннее содержание соответствовало внешней форме.

Его чутьё подсказывало — этому нежному созданию кредит доверия выписывать не стоило. Уж точно не при таких обстоятельствах, при которых они встретились.

Он молча наблюдал за нею, пока девчонка послушно уселась за стол и принялась жевать сэндвичи. Из кухни принесли горячий крепкий кофе, и зелёные глаза загорелись. Она поблагодарила за наполненную до краёв кружку и с готовностью отхлебнула. На личике отразилось такое блаженство, что она почти зажмурилась.

Ей-богу, он не зря её котёнком назвал.

Давид в который раз невольно пропутешествовал взглядом по её фигуре.

Хотя с такими формами тут конечно больше «кошечка» подойдёт…

Он неожиданно перехватил её взгляд, чертыхнулся про себя и, погасив экран планшета, оттолкнулся от столешницы. Не позволяя себе излишней поспешности, отошёл к окну и уставился на пока ещё зелёную лужайку.

Какого чёрта, Разумовский?

Ведь и без того понятно, что её наниматели хорошо его знали. Выбор инструмента далеко не случаен.

Не Инга ли ему как-то в пылу страсти шептала: «Ох, Давид, ты ведь падок до ангелов. Даже если этот ангел порочен»?

Девчонка выглядела как невинность во плоти — вся из себя светлая и чистая. Глазищи ещё эти громадные с поволокой...

Бывшая любовница находила это исключительно милым — его тягу к чему-то светлому и чистому. Он находил это… закономерным. В его мире подобным понятиям места не было и быть не могло. Таких людей тут ели на завтрак и даже косточки не выплёвывали. Так что ничего удивительного в подобной тяге для него не было.

Другое дело, что поддаваться ей он не собирался. Такой опаснейшей глупости он не стал бы себе позволять. Он знал свои слабые стороны и надёжно их прикрывал.

Но, кажется, люди Инги имели рискованную неосторожность его недооценить. И это уже их проблемы.

Девчонка ела молча и сосредоточенно, будто он на таймер её поставил.

Времени наверху она наверняка не теряла. Сейчас функционировала как механизм — что-то для себя решила и действовала на основе этих решений.

Буквально полчаса назад она дрожала и задыхалась под ним, всерьёз опасаясь, что он позволит себе какую-нибудь безумную выходку.

Гибкое тело, напряжённое как струна. Бледное лицо. Дрожащие губы.

Давид усилием воли отогнал яркие образы, так и вспыхивавшие в его голове.

У него давно никого не было. Девчонка действовала на него странно.

И ладно бы соблазнить его попыталась.

Он снова бросил на неё взгляд — теперь уже исключительно изучающий.

Нет, с ней всё непросто. Она что-то скрывает. Помимо имён тех, на кого подвизалась работать.

Он вытащит из неё всё — не к спеху.

Давид почти предвкушал это её обнажение. Факт за фактом он стащит с неё всё, во что эта хитрая кошка укуталась, и доберётся до вожделенного — до обнажённой сути.

А там и до её нанимателей.

И ему наконец-то перестанут мешать, а он впервые за несколько месяцев вздохнёт свободнее.

Видит бог, он эту передышку более чем заслужил.

Давид бросил взгляд на часы.

Довольно. На то, чтобы набить желудок, он дал ей предостаточно времени.

Энергии у неё хоть отбавляй, чтобы ответить на его первые, самые простые вопросы.

Давид вернулся к столу и планшету. Девчонка, вцепившись в кружку с остатками кофе, следила за ним с напряжённым вниманием.

Чуяла неотвратимое.

С чего бы начать?

Не с порочных ли ангелов?

— Надеюсь, завтрак не сильно тебя разочаровал, — не поднимая головы, Давид листал пересланные ему сообщения в поисках нужного.

— Нет. В смысле, всё было… спасибо.

— Если бы ты не умчалась из-за стола, как испуганная лань, позавтракала бы нормально, — он поднял на неё взгляд и улыбнулся намеренно хищно. — Но у нас впереди ещё множество завтраков. Голодать ты не будешь.

Зеленоглазая поджала губы, но от комментария воздержалась. Можно только представить, какими красочными эпитетами она награждала его прямо сейчас в своей голове.

Но ведь это с его стороны ещё даже не провокация. Так, разминка. Им предстоит ещё только определить, где проходят те самые заветные грани дозволенного.

— Ещё кофе?

Девчонка скосила взгляд на кофейник, мотнула головой:

— Нет, спасибо.

— Не бойся злоупотребить моим гостеприимством.

— Я предпочла бы в принципе им не пользоваться.

Глава 12

Вся кровь отлила от моего лица, и на мгновение даже почудилось, что у меня голова закружилась.

С треклятого планшета на меня смотрела… я. Яркий макияж, рискованно короткая юбка и туфли на болезненно высоких шпильках.

Я была на задании. В прошлом году. Получила наводку и, окрылённая успехами Жанны Смеховой, к тому времени собравшей на своём блоге внушительную аудиторию жаждавших эксклюзивов читателей, вышла, так сказать, на охоту.

Ничего в том ночном клубе эдакого не было. Но там были девчонки, с которыми поговорить по душам мне удалось бы, лишь прикинувшись одной из них — любительницей ночных развлечений. Верная Светка меня тогда подстраховывала.

Но на фото… боже. На фото всё это выглядело очень многозначительно. Даже фантазию не пришлось бы напрягать. В компанию стриптизёрш и клубных ночных мотыльков я вписалась как своя.

Разумовский молчал. Моей реакцией он сполна насладился. Теперь дожидался моего ответа.

— Послушайте…

— Не пойми неправильно, тело у тебя, конечно, что надо, — внезапно вклинился он, возвращая планшет в своё владение. — Тут, как говорится, нужно сразу руки на стол, чтобы ненароком не воздать ему должное, но… ай-яй-яй, котёночек. Как же так?

Он открыто надо мной издевался. Низкий голос пропитан сарказмом. Вёл себя так, будто на двести процентов знал, что возразить мне, в общем-то, нечего.

— Это… я… это не то, что вы… господи…

Я предсказуемо не смогла защититься. Мне требовалось время, чтобы правильно всё сформулировать. Да я даже не знала, откуда начать, чтобы ненароком не выдать о себе что-нибудь важное.

— Это фото… оно вырвано из контекста.

— Да неужели? — он снова опустил взгляд на экран, а я боролась с безумным желанием закрыть экран ладонями или ещё лучше — удалить из планшета злосчастное фото.

— Это какое-то редакционное задание?

И он даже не ошибался!

— А почему вы произносите это таким издевательским тоном? — вспылила вдруг я. — Почему вам такое предположение кажется недопустимым?

Разумовский перевёл на меня задумчивый взгляд:

— Потому что слишком уж много вокруг тебя невероятного, странного и необычного, котёночек.

— Да прекратите вы меня так называть! — я стукнула кулаком по столешнице.

Вот оно, опять. Мои нервы взвинтились слишком сильно, чтобы даже пытаться перенаправить энергию в конструктивное русло. Эмоциям требовался выход.

— А как предпочтёшь? — Разумовского моя вспышка гнева совсем не смутила. — Дикой кошкой? Ночной бабочкой?

Ну и скотина…

Я медленно опустила руки на стол и приклеила ладони к столешнице, пытаясь себя «заземлить».

— Просто… послушайте. Это — ночной клуб. И я была на задании. Я… мне поручили написать о жизни тусовщиц. Они не шли на контакт. Ну вот вообще никак. Фыркали и отмахивались. Обзывали меня училкой.

— Училкой?

— Училкой, — сквозь зубы повторила я. — Я заявилась к ним в клуб в очках, длинной юбке и с волосами, скрученными в гульку. Я и подумать тогда не могла, что на их разговорчивость повлияет то, как я выгляжу.

Разумовский продолжал смотреть на меня, но его взгляд странным образом затуманился. Я уже собиралась продолжить плести свою полуправду, как он вдруг меланхолично заметил.

— А меня, пожалуй бы, это больше всего и завело.

— П-простите?..

Он кивнул на фото, а потом посмотрел на меня:

— Такие наряды простора для фантазии совсем не оставляют. То ли дело образ училки. Строгая. Недоступная.

Я силилась сообразить, что ему на это ответить, когда он вдруг — в который раз! — выбил почву у меня из-под ног.

— Но это задание тебе давал точно не глянец.

— Почему… вы так уверены?

Карий взгляд в мгновение ока потяжелел:

— Потому что ты там не работаешь, Саша. Об этом я и говорил, когда мы встретились за завтраком.

Я молчала, придавленная его словами, словно засушенная бабочка — шпилькой коллекционера.

— А раз не работаешь в глянце, значит, работаешь где-то ещё, — логически заключил он.

Я обречённо следила, как длинный палец смахивает с экрана проклятое фото и сворачивает какой-то чат.

— И такие… хм… роскошные плоды дала только поверхностная проверка. Мы ведь и суток ещё не знакомы. Боюсь представить, что меня ждёт, когда я зароюсь поглубже.

По спине у меня пополз колючий холод.

Да он и представить себе не может!

Но как я могла предотвратить надвигавшуюся катастрофу? Оставалось уповать на заказчиков — мне пообещали полную анонимность и пока ни разу не подвели. Но опять же, раньше мне не приходилось сталкиваться с угрозой уровня «Разумовский». Это как из полного штиля попасть в самый страшный шторм. К такому просто невозможно быть готовой!

— Всё верно, — севшим голосом отозвалась я. — Не работаю я ни в глянце, ни… нигде. Работаю на себя.

Глава 13

Зелёные глаза превратились в плошки. Боже, как же легко её всё-таки вывести из равновесия. Он почти чувствовал себя виноватым. И он бы позволил этому чувству осесть где-то внутри и пустить свои опасные корни, если бы точно знал, что она не блефует.

Если бы точно знал, что в этом никак не замешана Инга и её бесконечные интриги, её вечные попытки вернуть его, не считаясь ни с сомнительностью методов, ни с моралью, ни с его остывшими чувствами.

Чувствами… а были ли чувства?

Было ли хоть что-то, кроме животной тяги и желания эту тягу хоть как-нибудь притупить.

Это было бы так уместно, так складно и настолько в её стиле. Подослать к нему вот такую «перепуганную» малышку, всю в проблемах и заботах о собственном будущем. Уязвимую и притягательную в этой своей уязвимости.

Он смотрел на её бледнеющее от его вопроса лицо. Нет, так не пойдёт.

Тут где-то притаилась опасность. Он рискует с ней заиграться.

Самое время сдать назад. Основательно.

Потому что её испуганный взгляд начинал будить в нём почти искреннее сожаление, что знакомство у них не задалось.

Какое, мать твою, Разумовский, знакомство?

Ты забыл, кто перед тобой? Несостоявшаяся воровка с ворохом секретов за душой. «Засланный казачок» — это как пить дать!

С каких это пор вот такая милая мордашка заставляла тебя раскисать?

Ей самое время узнать Разумовского, которого знают его деловые контакты и весь окружающий мир.

Ему самое время выехать в свет и погасить напряжение старым как мир способом — благо, желающих провести в его компании пару незабываемых вечеров пруд пруди.

Иначе примитивная физиология вмешается в его планы, а эта девчонка — последняя, с кем он позволит себе хоть что-нибудь. Такие не увлекают всерьёз. Такие, как мотыльки, — подлетев к большому огню, неизбежно сгорают.

Бабочки-однодневки.

— Сейчас самое время сказать хоть что-нибудь, — он бросил нависать над столешницей, придвинул планшет поближе к краю стола и опустился на стул, чтобы снизить градус напряжения. — Твоё молчание наводит на мысли.

Девчонка выдохнула, стараясь сделать это как можно более незаметно, и буквально заставила себя снова встретить его взгляд:

— Откуда вам известно о сообщении?

Хитрый котёночек пытается нащупать пространство для манёвра. Узнать, что известно ему. Но было в её вопросе что-то ещё — тон её голоса изменился. Ещё чуть, и он зазвучал бы требовательно.

Предположим, он задел за живое.

— Позволяю тебе включить свою фантазию на полную мощность. Но прежде чем вместе порассуждать над этой задачкой, я хотел бы услышать ответ.

Пока он говорил, из зелёного взгляда выветривался всякий намёк на испуг. Его заменяло что-то другое. Отстранённость, сосредоточенность, решительность?..

Что, у них впереди очередной раунд вербальной дуэли?

— Мои сообщения — моё личное дело.

Давид прищурил один глаз и цокнул языком:

— Э-э-э-это очень спорное утверждение. Особенно если учитывать наши не слишком-то тривиальные обстоятельства. Сама понимаешь, мой уровень доверия к тебе колеблется где-то ниже нуля. При этом ты в моём доме и в опасной близости к телу.

Последняя фраза ожидаемо вогнала её в краску. Он ненавидел это признавать, но смущение ей шло. И он использовал всякий удобный повод, чтобы его в ней спровоцировать.

— Хотела бы вам напомнить, что вы меня сами сюда притащили. Я к вам в гости не напрашивалась!

— Спорить было бы глупо, — Давид откинулся на высокую спинку стула и скрестил руки на груди. — Но мне необходимо держать тебя в поле зрения, хоть я и не в восторге от перспектив. И поэтому меня вряд ли можно винить за стремление максимально себя обезопасить.

— Что, я представляю какую-то опасность для самого Давида Разумовского? — неожиданно фыркнула она.

И это выглядело слишком забавно. Если бы не заставило его задуматься. А она может?..

Он разглядывал её пылавшее лицо и пытался понять, может ли она представлять для него серьёзную опасность. И, возможно, речь сейчас шла не только о бумагах и происках посторонних…

— Своих врагов нельзя недооценивать.

— Наверное, я должна быть польщена таким высоким статусом.

— Я говорю не о тебе. Не льсти себе, котёночек. Ты лишь инструмент. Но стоящие за тобой люди проявляют удивительную настырность в попытках меня потопить. И вопрос требует разрешения. Поэтому…

Он выдержал драматическую паузу:

— …я спрошу тебя снова. Что за сообщение ты получила?

Она покусала верхнюю губу, прежде чем нехотя ответить:

— От мамы. Она волнуется за меня.

Врёт? Не врёт? Это сейчас критической важности не имело. Он хотел, чтобы она знала — глаза у него повсюду. Здесь для неё безопасного места нет. Это будет держать её в необходимом напряжении.

— А теперь ваш черёд. Откуда вы узнали о сообщении?

Глава 14

Завтрак в моём желудке делал сальто, пока я осмысливала сказанное Разумовским. А он как ни в чём ни бывало, подхватил со стола свой планшет, захлопнул чехол и отбыл в неизвестном направлении.

Напоследок лишь бросил:

— У меня дела. Буду отсутствовать до завтрашнего утра. Постарайся не доставлять мне лишних хлопот.

И стоило ему покинуть столовую, как ему на замену, будто по волшебству, появился долговязый парнишка в строгом костюме, до того неестественно отглаженном, что выглядел в нём как неживой.

— Добрый день. Меня зовут Алексей. Давид Александрович назначил меня вашим персональным помощником.

Я невольно поёжилась, бросая опасливые взгляды по углам комнаты. За нами наверняка даже сейчас наблюдали.

Это же кошмарный кошмар. Это же ни шагу влево, ни шагу вправо…

— Привет, Алексей, — обречённо отозвалась я и выбралась из-за стола. — Пока ничего не нужно, спасибо.

Остаток дня прошаталась по особняку без особой надежды набрести на какие-нибудь ценные находки. Да какие находки, когда всё, чем были заняты мои мысли, это проклятущие камеры!

С другой стороны, чего ещё ожидать от человека его статуса и уровня доходов? Само собой, система безопасности тут сумасшедшая… Если мне и удастся когда-нибудь разжиться хоть какими-то ценными сведениями, я их получу непосредственно от хозяина. А лезть с поисками под камеры… не настолько я ещё отчаялась.

Но всё же если он предполагает, что неуязвим в этой своей крепости, то у меня для него плохие новости. Он рассчитывает, что его манипулятивные техники окончательно выбьют из меня желание сопротивляться.

Знал бы ты, Разумовский, кто сейчас сидит у тебя под самым боком.

Однако же ночью, прежде чем забраться в постель, я два раза проверила замок на двери и ещё пару раз — все свои сообщения на телефоне. Приходилось признать — техники моего врага работали. В безопасности я себя совсем не чувствовала и несколько раз просыпалась, воображая, что слышу в комнате чьи-то шаги.

Этот заказ на статью, если он его всё-таки не отменит, бросив играть со мной в кошки-мышки, станет самым нервозатратным заданием в моей жизни…

Утро я провела, тщательно готовясь к новой встрече с хозяином дома. Сделала всё возможное, чтобы не провоцировать его на новые двусмысленные шутки и манёвры. Оделась максимально непритязательно — в видавшие виды джинсы и мешковатый свитер. Волосы скрутила в дульку на самой макушке.

Очевидно, он предполагал, раз выглядит сногсшибательно, то любая просто мечтает забраться к нему в постель, а я — одна из тех, на кого его чары непременно подействуют. Что ж, пусть воображает. Может, мне его заблуждение даже на руку.

Но вот дарить ему возможность лишний раз надо мной издеваться я не собиралась.

Он ведь на работу меня нанял. Помочь ему восстановить своё реноме?

Ладно. Александра Ковалёва попытается исправить то, что натворила Жанна Смехова. Но стараться при этом не обещает. Он этого не заслужил. Он не заслужил оправданий.

Мой энтузиазм, правда, основательно сдулся, когда я спустилась в столовую и узнала, что Разумовский слишком занят для совместного завтрака, да и вообще слишком занят.

Поэтому после моего одинокого кофе и божественно вкусной овсяной каши с фруктами меня перенаправили в кабинет какого-то хмурого, крепко сбитого усача. Тот посмотрел на меня безо всякого выражения и пробасил:

— Помощница новая?

Я кивнула:

— Саша. Здравствуйте.

Усач приподнял кустистую бровь и кивнул:

— Очень приятно. Ростовский. Геннадий Сергеевич. Но можно просто Ростовский. Можно просто Геннадий. Можно даже просто Сергеевич.

Я хмыкнула. Мужик с юмором, да? Может, ещё и поладим.

— Хорошо, Геннадий Сергеевич. Скажите, а меня зачем к вам привели?

Мой новый знакомый поправил галстук и пожал широченными плечами:

— Ну, меня в общем-то ввели в курс дела. Тебя Давид нанял статью про него написать.

— Ага. Что-то вроде того, — пробормотала я, вспоминая условия и обстоятельства «найма».

— Ну вот. А я его правая рука по многим вопросам. Многое про него знаю. Буду твоим источником информации.

Я захлопала ресницами:

— Погодите, он что, меня на вас решил спихнуть?

То есть он ещё и огородиться собрался? Некогда? Слишком занят? Напиши про меня что-нибудь эдакое, а я в сторонке постою?

— Ну, почему сразу «спихнуть»? Просто Давид — очень занятой человек. Он на подобное время тратить не будет.

— То есть… то есть вообще? Он меня вам с концами вручил?

Ростовский заколебался:

— Твоими словами это звучит как-то… жестковато.

И это говорит мне правая рука кровожадного Разумовского.

Я пожевала нижнюю губу, пытаясь максимально отстранённо оценить ситуацию. То есть он меня вчера промурыжил, припугнул неусыпным присмотром, закидал вопросами, дав понять, что рано или поздно вытянет из меня все ответы, и… откланялся? Чтобы в любой удобный ему момент подкрасться исподтишка и вновь на меня наброситься? Чтобы я и знать не знала, когда он новый удар нанесёт.

Глава 15

— Маш, попроси Кирилла среди дня мне позвонить. Нужны кое-какие бумаги за тот период, когда он руководил «Мегастроем». Передашь?

Работавшая сегодня на удалёнке секретарша пообещала тут же ему отзвониться.

Давид положил трубку и нахмурился, в который раз пересматривая бумаги.

Тут что-то, очевидно, не билось. Не сходилось. Не складывалось.

За тот недолгий период, пока бывшей фирмой руководил его сводный брат, были кое-какие кадровые перестановки, и часть документов по ним отсутствовала.

Кирилл божился, что всё ему передал и ещё несколько месяцев назад, когда разгорелся тот самый скандал из-за желтушной статейки этой Смеховой.

И львиная доля документации действительно оставалась на месте, но та самая часть, которая могла пролить свет на кое-какие моменты, упоминавшиеся в статье, упрямо не находилась.

Ничего в жизни просто так не бывает. А он-то надеялся закрыть для себя этот вопрос, окончательно прояснить ситуацию и, главное, заручиться гарантией, что впредь на эту мозоль ему никто не надавит — не примется снова раскручивать в жёлтых статейках тот инцидент.

Кирилл уверял, что все конфликты из-за увольнений с бывшими работниками фирмы давно улажены. И по документам всё выглядело действительно чисто. Стал бы он врать и утаивать?

Да не было у него на это никаких оснований, тем более что…

Настойчивый стук в дверь прервал его внутренний диалог. Давид нахмурился.

Он же просил не дёргать его сегодня и не отвлекать. Времени и так на всё не хватало.

Пора бы уже завести себе секретаршу и на дому, раз он всё чаще работал именно отсюда, предпочитая уют домашнего рабочего кабинета шумным помещениям своих столичных офисов.

— Войдите! — он и не подумал отрывать взгляд от документов. Ровно до того момента, пока не услышал с порога возмущённое:

— Вы что, надумали меня на своих помощников спихнуть?

Давид оторвал взгляд от бумаг и уставился на возмутительницу спокойствия.

Потёртые джинсы, бесформенный свитер. Волосы собраны в тугой высокий пучок, отчего её глаза ещё больше напоминали кошачьи.

— Так быстро соскучилась?

Она так и вспыхнула. Открыла было рот, чтобы что-то ответить, но, подумав, закрыла. Наверняка хотела броситься какой-нибудь язвинкой.

Но таки пересилила себя. А жаль.

— Просто так дело не пойдёт.

Давид приподнял брови в молчаливом вопросе.

— Если вы желаете, чтобы я о вас написала, то вы-то мне и нужны. Не ваши помощники, не ваша родня. Не ваши любовницы. Вы!

— Я, конечно, польщён, — Давид опустил бумаги на стол и переключил всё внимание на неё. — Но любовниц ты зря отметаешь. Они могли бы рассказать обо мне много, очень много интересного.

Его слова ожидаемо попали в цель.

Кошечка заморгала и принялась неконтролируемо краснеть. До чего же невинное в своих реакциях создание. Чуть что — и она уже алеет.

Как такие ещё не перевелись в их циничном, насквозь прогнившем мире?

Или, может, он давно не выбирался наружу, засидевших в своих башнях из стекла и бетона? Может, из таких мир и состоит. Просто он давным-давно не в курсе.

— Если мне придёт в голову больная мысль писать о ваших… вашей интимной жизни, я обязательно попрошу у вас список и всех опрошу. Но это не тот случай.

Нашлась-таки с достойным ответом. Розочка не без шипов.

Умилительно.

Он взглянул на часы — до сегодняшнего мероприятия, значившегося в его планере вот уже месяц как, ещё предостаточно времени.

Кирилл пока не перезвонил. Бумаги молчали, не желая выдавать своих секретов.

Есть время усмирить одного разбушевавшегося котёнка.

И провести кое-какие границы. Для её же сохранности.

— Послушай, Саша, — он с намеренной медлительностью смерил её выразительным взглядом. — Я нанял тебя на работу. Ты мне должна. А это значит, что я определяю условия твоей работы. Я их определяю и я наказываю, если их не выполняют.

Зелёные глаза расширились:

— Наказываете?..

— Ага, — он задержался взглядом на её открытой стройной шее. — Очень сурово. Тебе не понравится.

Пусть её живая фантазия сама подскажет ей ответы. Она возьмёт в оборот его недосказанность и сработает лучше любой открытой угрозы.

— Поэтому решать, как мы будем работать, буду я. Не ты. Не кто-либо другой. Только я. Это понятно?

— Но…

— Ты должна хорошо заучить это несложное правило. Я распоряжаюсь твоими силами и твоим временем. Не наоборот.

Она ухватилась пальцами за края своего безразмерно свитера и потянула их вниз, будто пыталась в этом свитере утонуть.

Выглядела как провинившаяся студентка, которую отчитывает строгий преподаватель.

Глава 16

Его насмешливые слова ещё звенели у меня в ушах, когда я, словно полоумная, шарила в своём скудном гардеробе, отчаянно надеясь подобрать что-нибудь подходящее.

Да только что я могла подобрать, если выбирать было особенно не из чего!

Только то самое чёрное короткое платье. Ничего другого нарядного у меня под рукой не было. Да меня и не предупреждали, что нечто такое мне может понадобиться.

Интересно, это достаточный повод запаниковать?

Я остановила свой выбор на классических чёрных брюках и жемчужно-серой блузке. Ну да, не ахти что, конечно, но не джинсы со свитером. Думаю, подойдёт.

Тем более что я понятия не имела, куда мы отправимся, а Разумовский что-либо разъяснять попросту отказался.

Вот пусть и смирится с последствиями своей совершенно ненужной секретности.

Но я продолжала наступать на старые грабли — полагала, что Разумовский будет считаться с моими решениями.

Я спускалась в фойе к назначенному времени под его испытующим взглядом.

Хозяин особняка смотрел на меня именно так — будто собирался полезть в карман за мелочью для подаяния.

— Это, — он сделал скупой жест, прозрачно передававший его пренебрежение к моему внешнему виду, — никуда не годится.

— Это ещё почему? — мои пальцы вцепились в клатч, который я с собой прихватила исключительно потому что о шёл комплектом к платью, которое был на мне в вечер моей провалившейся миссии.

— Потому что ты продолжаешь игнорировать зеркало? — предположил Разумовский.

Он едва заметно вздохнул, взглянул на часы, развернулся и пошагал к выходу.

— Шевелись, Александра. Нам нужно успеть заскочить в одно место перед мероприятием.

Я без особого энтузиазма посеменила следом за ним. Расспрашивать толку не было. Знала же, что не ответит.

Потому что если бы всё же ответил, я почти наверняка упёрлась бы рогом и ни за что не пошла туда, куда он меня притащил.

Добравшись до центра, наше авто свернуло на один из ярко освещённых проспектов и затормозило рядом с громадной помпезной витриной — в витрине сплошь манекены.

Ну уж нет.

— Послушайте, — я обернулась к сидевшему рядом спутнику, от которого всю дорогу старалась отсесть подальше, натурально вжимаясь в угол шикарного кожаного салона, — я туда не пойду.

Разумовский скосил на меня взгляд:

— Предлагаешь силой тебя вытаскивать?

И я почти собиралась заявить, что он не посмеет, но успела прикусить свой длинный язык. Это Разумовский-то не посмеет? Ха! Не ври себе, Саша. Самообман — дорогущее удовольствие, и ты его себе позволить не сможешь.

Я покорно вылезла из авто и нырнула в прохладные недра элитного бутика.

Разумовский безо всяких церемоний, объяснений и представлений сдал меня на руки паре элегантных девиц, почти близняшек в одинаково строгих серо-синих платьях:

— Сделайте с этим что-нибудь, — он посмотрел на часы. — У нас полчаса. От силы.

Девицы окинули меня оценивающим взглядом:

— Крой? Цвет? Бренд?

Я раскрыла было рот, но меня никто и не спрашивал.

— На ваше усмотрение, — бросил Разумовский, однако после едва заметной паузы, за которую успел бросить на меня взгляд, добавил. — Красное.

Девицы кивнули и, выведя на свои утончённые лица образчик вежливой улыбки, предложили мне следовать за ними. Так я оказалась в примерочной.

Невероятно, но факт. За каких-нибудь четверть часа меня втиснули в приталенное алое платье с открытой спиной и узкими бретельками, на которых блестели камешки, природу которых я не взялась уточнять.

Платье выглядело и сидело роскошно.

Но я даже думать не хотела, сколько оно могло стоить. Особенно в паре с элегантными классическими туфлями на комфортно высокой шпильке.

Я вынырнула из-за ширмы, и девицы воззрились на какого-то чёрта оккупировавшего диван в ожидании моего появления Разумовского. Им требовался его вердикт.

Я застыла у ширмы, чувствуя себя коровой на ярмарке. Будто меня покупателю презентовали.

Только бы он не заявил, что этот наряд совершенно ему не подходит и нужно втискиваться во что-нибудь новое…

Разумовский поднял взгляд от экрана телефона, в котором что-то, очевидно, читал. Что-то, заставившее его основательно хмуриться.

Ничего на его лице не изменилось. Эмоции с него как будто стёрлись.

Он только смотрел и смотрел. Ничего не говорил.

Стыдно признаться, но меня начинало нервировать это молчание. Пальцы сами собой ухватились за края доходившего до середины бедра подола и принялись его немилосердно одёргивать.

Карий взгляд потемнел.

— Убери руки, — скомандовал он, даже не посмотрев мне в глаза.

Вздрогнув от угрозы, читавшейся в его голосе, я подчинилась.

Девицы молчали, будто в статуи превратились.

Глава 17

Предугадать программу сегодняшних мероприятий не представлялось возможным. Может быть, именно поэтому всё происходившее со мной тем вечером впечаталось в мою память особенно ярко и отчётливо.

Сначала мы заглянули в столичную галерею на выставку картин какого-то современного художника, о котором я слыхом не слыхивала. Нас встретил автор собственной персоной и долго благодарил Разумовского за возможность выставиться в предоставленном им пространстве. Напоследок всучил своему благодетелю холст с какими-то мутными разводами под названием «Туман на реке».

Разумовский максимально невозмутимо поблагодарил за подарок, передал его одному из сопровождавших нас помощников, в которых я небезосновательно подозревала телохранителей, и мы отправились восвояси.

За весь этот скучный, наполненный разговорами о высоком искусстве вечер мы с Разумовским почти не пересекались. Я бродила по галерее в сопровождении одного из его «помощников», разглядывала причудливые арт-объекты и делала вид, будто что-то в них понимаю. Чтобы хоть капельку в них разобраться, мне потребовалось бы что-нибудь покрепче, чем разносившееся тут сухое шампанское.

Но вот уж чего я никак не ожидала, так это «второй части Марлезонского балета». Спустившись по ступеням прямиком к отрывшейся дверце поджидавшего нас авто, я обернулась к Разумовскому.

— Благодарю за сегодняшний вечер. Надо полагать, теперь я стала на шаг ближе к интеллектуальной элите страны.

Лёгкий прищур на его породистом скуластом лице заставил меня, однако, насторожиться.

— Твоя наивность, котёнок, не может не очаровывать.

От ощутимой издёвки в его баритоне мне стало откровенно не по себе. Я невольно подалась вперёд, стараясь не сжимать руки в кулаки, и прошипела:

— Может, вы перестанете так меня называть?

Разумовский окинул взглядом широченное крыльцо галереи. Народа, покидавшего выставку, на нём было предостаточно, но подслушивать нас вроде никто не собирался.

— А что тебя в этом так напрягает, котёнок? Ты боишься, что поползут слухи? Я тебя ненароком скомпрометирую?

Я медленно выпустила воздух через ноздри, самой себе напоминая медленно закипающий чайник.

— Это унизительно, понимаете вы или нет? Эти ваши уничижительные прозвища. Будто… будто я несмышлёныш какой-то. Разница в возрасте между нами не так уж и велика, чтобы вы из себя «папочку» строили.

— Ох, — его губы скривились в опасной усмешке. — «Папочка»… А не рано ли обнажать передо мной свои потаённые фантазии?

Мои глаза до того расширились, что глазные яблоки грозили вот-вот вывалиться на мостовую.

— Да вы… да вы в своём…

— В машину, — скомандовал Разумовский. — Возмущаться будешь потом. И сколько угодно. Нас ждут.

Он буквально втолкнул меня в салон, пока я приходила в себя от его издёвки. Плюхнувшись на сиденье, тут же попыталась натянуть своё короткое платье до щиколоток.

Сволочь циничная! Чтоб язык твой грязный отсох!

Но он не отсох, потому что стоило автомобилю мягко заурчать и тронуться, как Разумовский повернулся ко мне и вопросил:

— Ну что, котёнок, готова увидеть, как развлекаются богачи?

Я заморгала, пытаясь придумать ответ, который не налагал бы на меня позже какую-нибудь неподъёмную ответственность.

— Н-не помню, чтобы именно этого у вас просила.

— Ты хотела познакомиться с моей жизнью поближе.

И я познакомилась, хотелось мне того или нет.

Разумовский притащил меня в какой-то загородный клуб — и это были самые шумные и чуднЫе несколько часов моей жизни.

Элитное горячительное, танцовщицы в нарядах из ничего, громкая музыка, дикая смесь дорогущих парфюмов и не менее дорогущих нарядов. Шум, гам, пляски, хохот… всё постепенно сливалось в какую-то блестящую круговерть непрекращающегося праздника.

Разумовский и тут умудрился вести какие-то переговоры, сдав меня на руки своим матёрым «помощникам». Те не отходили от меня ни на шаг и никому не позволяли ко мне приближаться, так и проторчав вместе со мной у мраморной барной стойки. За мной прикрепили смазливого парнишку из обслуживающего персонала — он время от времени интересовался, ничего ли не требуется, и предлагал закуски с напитками.

Спиртное я пить и не подумала, а от закусок не отказалась. И они оказались пищей богов. Полагаю, в тот вечер я отведала кулинарных диковинок на приличную сумму, но мне отчего-то казалось, что Разумовский вряд ли выставит мне за это счёт.

Из клуба мы вырвались только после того, как мой спутник пообщался со всеми, с кем, видимо, должен был здесь пообщаться.

И это не считая женщин. Женщины… липли к нему, будто кошки. Хихикали, жеманничали и что-то шептали ему на ухо. Одна жгучая брюнетка отчаялась до того, что пыталась утащить его по роскошной витой лестнице куда-то наверх. Дама была исключительно красива и… кхм… щедро одарена природой всем необходимым, чтобы запросто вскружить голову хоть кому.

И я была почти уверена, что Разумовский не устоит, но он мягко отстранил её от себя, шепнул что-то на ухо и пошагал к нам.

Глава 18

Я влетела в свою спальню, швырнула на постель сумочку, выковыряла свои несчастные ноги из туфель на шпильках. И поскорее бы освободиться от этого во всех отношениях роскошного платья. Я так устала за этот суматошный, громкий, суетливый вечер, что всё вокруг на меня давило, будто так и пыталось скукожить меня до размеров того самого котёнка, которым меня всё время обзывал Разумовский.

Нахальная, самоуверенная скотина!

Надменный, самоуверенный донельзя, самопровозглашённый хозяин жизни. Этот мир — его собственность, и только он имеет право решать, как эта жизнь крутится вокруг него. Кто и что делает. Кто и что надевает. Кто и как на него работает.

Я распалялась всё сильнее, стараясь не задерживаться мыслями на сцене, которую только что пережила. Моя вжимающаяся в перила поясница, окутавший меня аромат мужского парфюма, исходившее от мощного тела тепло…

Я вытолкала себя из платья и, оставшись в одном нижнем белье, вздохнула свободнее.

Нет, свои наблюдения определённо стоило записать. Они так и просились на бумагу.

Я схватила с письменного стола у занавешенного окна свой синий блокнот, пожалев, что не взяла его сегодня с собой. Обычно со своими заметками я не расставалась, но в последнее время то и дело изменяла своим привычкам. Сказывались форс-мажорные обстоятельства.

Начеркала на чистом листе все нелицеприятные эпитеты.

Вот, важно выпустить эту агрессию из себя. Это раз.

И неизвестно, когда и как такие, на первый взгляд, пустые заметки, могут мне пригодиться Это два.

Ну и мне просто было приятно написать о нём какую-нибудь гадость, не имея возможности высказать ему это в лицо. Это три.

Будем считать это своего рода терапией.

Какое-то время я так и бродила по спальне, пытаясь остыть.

Но получалось из рук вон плохо. В голову тут уже начинали лезть воспоминания, связанные с Данилой.

Ничего бы этого не случилось, если бы мой доверчивый брат не влез в долги.

И он не влез бы в эти долги, если бы не прежнее место работы.

Если бы тогда, годы назад, его не выбросили на улицу без объяснения причин, без права узнать подробности увольнения, лишив последней заработной платы… если бы его не уволило предприятие, владельцем которого значился Разумовский!

Оптимизация расходов, вынужденные сокращения… и любые попытки добиться справедливости бесполезны. Потому что никто не стал бы тягаться с этим человеком в суде. Коллективный иск, в который вписался Данила, подняли на смех и посоветовали за это гиблое дело даже не браться.

«Вам что, жизнь не дорога?»

Вот так решают дела сильные мира всего. А на всех остальных им наплевать. За попытки всё-таки искать справедливости с самых отчаянных содрали деньги и вогнали в долги. Обставили всё так, что за «услуги юристов» они и по сей день должны сумасшедшие деньги людям, обещавшим им справедливый суд.

Говорят, между ними и людьми Разумовского была договорённость. Так они бедняг не только последней зарплаты лишили, но и ободрали до нитки, запросив оплатить подготовку к так и не состоявшемуся судебному разбирательству.

И ничего, Разумовский прошёлся по чужим головам и продолжает жить припеваючи. Продолжает всеми и вся распоряжаться так, будто это они ему должны.

Устав нарезать круги по комнате, я опустилась на край кровати и упёрла ладони в голые колени.

Вот поэтому, Сашка, терпи. Ты отыщешь его слабое место, и он поплатится за всё, что наворотил.

Он поплатится.

Эта мысль придала мне сил. Я уже не ощущала себя настолько разбитой и измученной, хотя голова ещё побаливала от того, а в ушах по-прежнему звучали отголоски deep hous’a, который бухал в этом их загородном борделе.

— Готовься разочаровываться, — передразнила я в пустоту.

Что это вообще значило? Хочет мне показать, что вот такие гулянки не в его вкусе? Что он меня туда потащил, чтобы потом сыграть на контрасте? Потребует написать, как он бабулек через дорогу по выходным переводит, сорит деньгами на благотворительность и подбитых воробышков самолично выхаживает?

Тоже мне, благодетель.

Я медленно выдохнула. Ладно. Попыхтела, и хватит.

Я аккуратно сложила бесценное платье и, прихватив туфли, отправила всё это в безразмерный шкаф-гардероб.

Пора бы, Сашка, и в душ. Хватит телесами светить — спать пора.

Но только я об этом подумала, как оставленный на прикроватной тумбочке телефон неожиданно ожил.

Незнакомый мне номер, но не скрытый. Просто такого в моих контактах не значилось.

— Слушаю?

— Форма одежды на завтра свободная, — баритон с хрипотцой ввинтился в мой мозг, и я невольно задержала дыхание. — Я встаю рано, котёнок. Имей это ввиду. Не засиживайся допоздна. Самое время на боковую.

Я вздрогнула и прижала руку к полушариям высившихся над чашечками бюстгальтера грудей, когда его голос подтвердил самое страшное — я забыла о камерах.

Глава 19

Он беззастенчиво пялился на экран в пустовавшей сейчас комнате наблюдения. Ему вообще-то после сегодняшнего исключительно насыщенного вечера следовало разобраться с одним важным делом, потом в душ и на боковую. Завтра ранний подъём и уйма работы.

Но вот поди ж ты. Он отослал сообщение Ростовскому, попросив подождать, и теперь торчал у экранов, убеждая себя в том, что ему обязательно необходимо её раскусить. Безотлагательно. Прямо сейчас. Как ему в этом поможет откровенное подсматривание за нею в камеру… неизвестно.

Но ведь нельзя было сбрасывать со счетов, что девчонка прямо сейчас кинется кому-нибудь названивать, чтобы поделиться результатами сегодняшних наблюдений.

И всё же камеру надо бы отключить. Тем более что девчонка уже в курсе, что её комната — небезопасное место.

Или в курсе, но… позабыла. Его пальцы невольно стиснули спинку придвинутого к пульту кресла, когда его гостья принялась стаскивать с себя платье.

Да не могла она не помнить…

Его рука потянулась к телефону. Значит, сейчас он ей напомнит.

Ну, может, не прямо сейчас. Через минуту.

Его взгляд безнаказанно скользил по линиям и изгибам стройного тела. Фигура не по моде, а по мужикам, что называется.

Он кашлянул, отлепился от кресла и отшагнул от экранов.

Она наверняка спать собирается. В душ собралась. Бог с ним.

Давид уже собирался отправиться восвояси, когда боковым зрением уловил какое-то резкое движение.

Девчонка сцапала ручку, блокнот и принялась что-то лихорадочно в нём строчить.

Ага. Фиксирует что-нибудь важное.

Привычка полезная.

Он воспользовался предлогом задержаться у экранов — вдруг всё же мелькнёт что-нибудь важное.

Но девчонка заложила ручку в блокнот и отложила их, застыв у стола на какое-то время. От её фигуры почему-то повеяло отчуждённостью, будто она на время вывалилась из реальности, о чём-то сильно задумалась.

Тоскует по дому? Размышляет о завтрашнем дне? Обдумывает свои следующие шаги?

Знать бы, что творится в этой хорошенькой головке. Но она его туда пока не пускает.

Забавно. И с каких это пор душевное обнажение для него стало важнее физического? Старость, что ли, подкралась?

Давид невесело усмехнулся, продолжая за ней наблюдать.

ЧуднАя она какая-то… Необычная.

И это тревожный сигнал. Красный флажок. Потенциально большая опасность.

Девчонка вдруг ожила, вздохнула, расправила плечи и спрятала свои обновки в по-сиротски пустой гардероб.

Ладно, Разумовский, хватит превращаться в грязного вуайериста.

Он вынул телефон и отыскал совсем недавно забитый в контакты номер:

— Слушаю? — раздалось опасливое в трубке.

Грешен, он снова скосил взгляд на экраны. Будто мальчишка, он хотел видеть, какое впечатление произведут на неё его слова:

— Форма одежды на завтра свободная, — и он видел, как она мигом застыла. — Я встаю рано, котёнок. Имей это ввиду. Не засиживайся допоздна. Самое время на боковую.

Изящные длинные пальцы взметнулись к соблазнительно возвышавшейся над чашками бюстгальтера груди, и он не сдержался:

— Моя вина. Комплект оказался неполон. О белье не подумал. Мы это исправим.

Переборов искушение, он отвернулся от экранов и пошагал прочь из комнаты. На выходе отдал указание дежурившему сегодня на пульте Андрею:

— Завтра среди дня камеру в третьей гостевой комнате отключите.

И пошагал прямиком в кабинет — оставалось ещё одно важное дело.

Ростовский его задержку, впрочем, переживал довольно спокойно. Он часто оставался ночевать в поместье и в целом сегодня никуда не спешил, а время убивал за просмотром какого-то футбольного матча.

Бросив пиджак на софу, Давид покосился на экран телевизора и хмыкнул:

— Не помню, когда в последний раз вообще его здесь включал.

Ростовский поднял пульт, уменьшая громкость:

— Да и я уже пожалел, что включил, знаешь ли.

— Проигрываем?

— Вот так неожиданность, правда?

— Счёт.

— 3:0, чтоб его.

— Сочувствую, — Давид потёр щёку и метнул взгляд на мини-бар. — Не желаешь по такому поводу залить своё горе?

Ростовский скривился:

— Лучше чаю после попью.

— ЗОЖник.

— Уж кто б говорил, — хохотнул Ростовский, указывая пультом на Давида. — Ходячая реклама тренажёрки.

— Приму это как комплимент от старого друга, — Давид присел на краешек стола. — Ладно. Что у нас по девице?

Ростовский выпрямился в кресле, отложил пульт.

— Если из личных наблюдений, то я с ней всего парой фраз перебросился…

Глава 20

А можно организовать в его жизни хотя бы крохотный тайм-аут, когда не происходит ничего подозрительного, откровенно паршивого и даже странного? Просто в последнее время с этими вещами в его повседневности очевидный перебор.

Всё началось, стоило ему затеять проверку по своему старому предприятию. Завертелась какая-то путаница с бумагами, у персонала резко отшибло память, часть документации «потерялась», потом статья этой паршивки Смеховой, несостоявшееся ограбление…

Конца-края не видно этой паранормальной ерунде.

— Так, — Давид упёрся ладонью в колено, — давай по порядку. Вы порылись в её данных и ничего такого не обнаружили. И это кажется тебе странным.

Ростовский приподнял ладонь и покачал ею туда-сюда, давая понять, что он более или менее прав.

— Понимаешь, всё выглядит слишком чистенько. Чистенько до искусственного.

— Ага, — на Давида снизошло понимание. — Думаешь, перед заданием она максимально себя обезопасила?

— Во всяком случае, смахивает на то. В контактах у неё никого подозрительного нет. Опять же, на первый взгляд. Не состояла, не привлекалась, в противоправной деятельности нигде не отметилась. Выглядит всё так, будто эта неудавшаяся кража без взлома — её первая авантюра. Но если она настолько правильная, то толкнуть на нечто подобное девушку могли только исключительно отчаянные обстоятельства.

— Она что-то такое упоминала, — Давид потёр подбородок, совершенно не к месту подумав, не стоит ли всё же в ближайшее время побриться. С такой растительностью на лице он скоро будет напоминать пресловутого канадского лесоруба.

— Ей вроде бы срочно деньги нужны или что-то такое. Я подумывал устроить ей допрос на эту тему. Но, возможно, лучше подождать результатов, чтобы после сравнить их с её показаниями.

— Можно и так, — одобрил Ростовский, отчего-то нахмурившись. — Возможно, это как-то с матерью связано.

— А что у неё с матерью?

— Болеет.

— Серьёзно?

— Сердечница. Мать-одиночка со стажем. Муж ушёл очень давно — дети ещё в школу ходили.

Печально, конечно, но ничего поражающего воображение. Сложная жизненная ситуация каких миллионы.

— Ты сказал, дети?

— Да, у неё есть старший брат, но разница в возрасте минимальная. Погодки.

Давид кивнул. У него со сводным братом почти похожая ситуация, во только он — старший и старше Кирилла почти на два года.

— Что по брату?

— За брата ещё не брались. Пока знаем только, что он вкалывает где-то на предприятии за городом. У него с документами какая-то путаница.

Это что, эпидемия? Куда ни плюнь — у всех проблемы с бумагами. Давно пора что-то делать со всей этой бюрократией.

— Ладно. Продолжайте работу. Как только что-то нароете — сразу докладывай. И, Ростовский, ты в курсе, что дело даже не в фактаже. Если вдруг что-то покажется тебе подозрительным, сразу мне сообщай.

— Понял.

И он уже собирался закругляться, чтобы наконец отправиться спать, как вдруг вспомнил:

— Послушай, а что насчёт Инги? Есть хоть какая-нибудь вероятность, что она в это впутана?

Ростовский ощутимо помрачнел:

— А что, эта femme fatale как-нибудь давала о себе знать?

Давид покачал головой, вспоминая последний раз, когда её видел.

Алые губы изломаны хищной ухмылкой. «Думаешь, Разумовский, отыщешь кого-нибудь лучше меня? Кого-нибудь чище? На непорочных овечек вдруг потянуло? Нежным созданиям с такими, как ты, делать нечего. Ты же таких только портить умеешь».

— Нет, — он качнул головой, уставившись в пол. — Но ей это и не нужно. Особенно если она спланировала новую атаку. Просто…

Он помолчал, но Ростовский приподнял кустистые брови в вежливом вопросе.

— …девчонка эта. Сам видишь, что она из себя представляет. В смысле, выглядит как.

— Как запуганный котёнок.

И Давид не смог удержаться — громко хмыкнул, представляя себе, в каком возмущении оказалась бы девочка Саша, услышь подобное сравнение от кого-то ещё.

— Именно. Нет бы поручить кражу кому-то, кто в них разбирается. На кой чёрт они девчонку ко мне подсылали?

— И ты поэтому её сюда притащил?

Давид пожал плечами:

— На месте она сообщила, что она репортёрша. Я всерьёз рассматриваю вариант со статьёй.

— Воспитательные работы не без пользы для себя? Я порой забываю, что имею дело с человеком, который знает, как извлечь выгоду даже из воздуха.

— Хорош бухтеть, — усмехнулся Давид, вставая с насиженного места. — Просто так мне спокойнее. Рано или поздно я вытрясу из неё признание. Ну или с ней свяжутся, и мы сможем добраться до её анонимных контактов. Тоже, согласись, неплохой вариант.

Ростовский кивнул:

— Не спорю. Ну а до тех пор что ты с ней будешь делать?

Глава 21

— Проснись и пой, будущий автор бестселлера!

Я взвилась в постели, не соображая, что происходит, и едва не свалилась с неё, перекатившись набок, подальше от обладателя громкого голоса и залившего спальню серого предутреннего света.

— Ч-что…

Внушительная фигура Разумовского чернела на фоне серого окна, а я всё пыталась сообразить, сон это или сюрреалистическая реальность.

Потому что как он вообще тут оказался? Я же перед сном дверь замкнула.

Я её точно замкнула.

Ведь точно же, да?

Сейчас ничего припомнить я не могла. Хоть убей. Помню только, как, пыхтя от гнева, потопала в ванную, а оттуда… оттуда нырнула прямиком в постель.

Ох, Саша, безголовая дурочка…

— В твоём поведении прослеживается явная непоследовательность, — его голос оказался в опасной близости от меня, поэтому я мгновенно приняла сидячее положении и протёрла глаза.

— О чём вы вообще…

— Ты настаивала на нашем общении, разве нет?

Так и есть. Разумовский стоял совсем рядом с кроватью, сложив на широченной груди свои мускулистые руки и бесцеремонно разглядывал меня, будто в этом не было совершенно ничего возмутительного.

— Пгодите…

— Начало седьмого, Александра. К этому времени я уже начинаю свой день. На первый раз я готов сделать поблажку. У тебя полчаса на сборы — и мы начинаем.

Я наконец сфокусировала на нём взгляд, только сейчас обратив внимание, что на нём не костюм, а что-то вроде спортивной формы — тёмно-синяя футболка и штаны.

— Что… что мы начинаем?

— Знакомство с моим распорядком дня. Советую не опаздывать.

— Советую вам выйти из моей комнаты! — у меня наконец прорезался голос. Я натянула одеяло до подбородка и следила за «зверюгой» из своего укрытия.

— Удивительно, с каких это пор она стала твоей, — пробормотал Разумовский. — На всякий случай напомню, что я хозяин этого дома. Ты моя работница. Если ты мне вдруг понадобишься, я тебя и из ванны вытащу.

Я крепче вцепилась в мягкие стены своей «крепости».

— Выйдите отсюда, пожалуйста, — смертельно ровным тоном повторила я. — Через полчаса я спущусь. Хватит запугивать меня своими тиранскими замашками!

События вчерашнего вечера возвращались ко мне, с бесстрастной жестокостью напоминая о вчерашнем телефонном звонке.

От Разумовского это, видимо, не укрылось. Он наверняка тоже вспомнил. Потому что карий взгляд вдруг заметно потяжелел.

— Если будешь вести себя хорошо, я распоряжусь отключить в твоей комнате камеру.

— Убрать, — насупилась я.

В уголках его пронзительных глаз собрались мелкие морщинки:

— Не пытайся со мной торговаться, пока на руках у тебя нет никаких козырей, котёнок. Это небезопасно.

— Отключить, — процедила я. — Сегодня же.

— Одевайся, любительница командовать, — велел Разумовский и покинул мою спальню, а я наконец удосужилась выдохнуть.

День моего «нанимателя» начинался с тренировки в спортзале. Интенсивной, надо сказать, тренировки. Моё и без того паршивое настроение стремительно портилось — забавлявшийся с тренажёрами терминатор заставлял меня ощущать себя неполноценной.

Мой предел — несистемные занятия йогой и редкие пробежки. И это ни в какое сравнение не шло с тем, что выжимал из себя этот сверхчеловек.

Разумовский притащил меня сюда, чтобы поиздеваться. Чтобы вытащить меня из постели ни свет ни заря и преподать, как ему казалось, важный урок послушания. Бойся своих желаний, Ковалёва.

И к концу его тренировки я неожиданно осознала, что всё верно. Что нужно бояться.

Потому что когда Разумовский приблизился к лавке, на которой я, как последняя идиотка, куковала со своим синим блокнотом в руках, и стащил с себя промокшую от пота футболку. Я вылупилась на него так, будто впервые видела мужской торс.

Ну… такой, может, и правда впервые.

Пока он что-то там попивал из своего спортивного шейкера, я старательно прятала взгляд и делал вид, будто строчила что-то исключительно важное в своём блокноте. И пОтом я при этом обливалась не хуже, чем сам Разумовский.

Что за чёрт?..

Нам такого, Саша, не надо. Это всё нервы и недосып. Надо бы как-то возвращаться в свою естественную, агрессивную по отношению к этому мутному типу форму.

И срочно!

— Имеются ценные наблюдения? — подал голос обладатель божественных форм. И в его тоне читалась откровенная насмешка.

— Мысли записываю, — буркнула я, старательно выводя на странице «Ты — идиотка».

— Отлично, — одобрил Разумовский и бросил взгляд на часы. — Тренировка вообще-то окончена. Минут через двадцать встречаемся на крыльце. У нас рабочая поездка в город.

Пасмурный, но пока ещё тёплый день начинавшейся осени мы встретили на каком-то строящемся объекте. Кругом шум и гам, толпы рабочих и сновавшие тут и там люди с планшетами и рулонами чертежей.

Глава 22

Я отказывалась ушам своим верить. Да что этот изверг творит?!

— Мне все эти ваши крючки, знаете ли, до одного места. Я на такие вот авантюры не подписывалась!

— Ну да, — Разумовский холодно взирал на меня с высоты своего роста. — Ограбить кого-нибудь или в стрип-клуб на разведку сходить — это пожалуйста. Тут никаких рисков. А постоять с закрытым ртом и в нужный момент просто кивнуть или поддакнуть — это, конечно, ни в какое сравнение не идёт.

— Поддакнуть чему?! — взвилась я, уже наплевав на весь свой страх перед его безграничной властью над моей судьбой. — Тому, что вы меня за… за свою очередную пассию выдать пытаетесь?

— Слишком оскорбительно и откровенно низко для тебя, — со всей серьёзностью отозвался мерзавец. — Где девочка Саша, и где Разумовский. Верно. Мы птицы далеко не одного полёта.

— Вы этим что хотите сказать?

— Что сказал, не больше.

— Что я эдакая неблагодарная негодяйка? Что я пищать от восторга должна от одной только мысли, что такой, как вы, могли положить глаз на такую, как я?

— А что это ты так расходилась, Александра? Я задел тебя за живое?

— Представьте себе! Если я по социальной лестнице стою на тыщу пролётов ниже, чем вы, это ещё не значит, что у меня нет чувства собственного достоинства, понятно вам? А вы… вы распоряжаетесь всеми вокруг так, будто они не больше, чем вещи!

— До чего же крикливое маленькое создание, — пробормотал Разумовский, увлекая меня за собой на лестницу. — Правду говорят, чем мельче собачонка, тем она яростнее лает.

Непробиваемый. Разумовскому не было ровным счётом никакого дела до моего уязвлённого самолюбия. Он продолжал гнуть свою линию и оставался уверенным в своей непогрешимой правоте. Если мне казалось, что больше его ненавидеть попросту невозможно, то я ошибалась.

— Уберите от меня свои руки! — я вывернулась из его хватки, но это привело только к тому, что он перехватил меня покрепче и притянул к себе.

Спасибо хоть не впечатал лопатками в грубо ошпаклёванную стену.

— Прекрати верещать, ненормальная. Ты и я знаем правду. Этого тебе недостаточно? Какое тебе дело до того, что думает какой-то там Лёша, которого ты больше никогда в жизни и не увидишь, м?

— Мне есть дело до того, как вы мною распоряжаетесь. И что обо мне говорите.

Карие глаза хищно прищурились:

— Предпочитаешь, чтобы я говорил о тебе правду? Познакомьтесь, это девочка Саша. Я застукал её при попытке стащить мои бумаги. Теперь она отрабатывает свою повинность. Как? Лучше?

Я заткнулась, хлопая глазами, как идиотка, и онемев не столько от его железобетонных доводов, сколько от осознания, что буквально вжималась в его тело.

Он знал, что мне нечего ответить на его выпад, поэтому слегка ослабил свою мёртвую хватку, и я смогла задышать, обливаясь потом от жара, бурлившего в моих венах.

Господи, он весь будто из камня высеченный, только живой. Какое-то... странное ощущение.

Я прочистила горло, чтобы ответить хоть что-то.

— Могли бы… просто сказали бы, что я ваша помощница.

— Да прекрати ты дурочкой опять прикидываться, — в кои-то веки на его лице отразилась искренняя эмоция. Мои увиливания его утомляли. — Я сказал это для того, чтобы спровоцировать человека на действия.

— В вашем мире жить тяжело, — промямлила я, поведя плечами, которые от неудобного положения и напряжения начинали всерьёз затекать. — Вечно какие-то интриги и подковёрные игры.

— Плата за статус, — Разумовский наконец разжал свою хватку, и я отстранилась. — Ничто не даётся бесплатно.

Ну, с этой концепцией каждый знаком. Не удивил.

— Не дёргайся. Эта ложь тебя никак не коснётся. Забудь, что я вообще об этом сказал.

— Обещаете, что не коснётся?

Он усмехнулся:

— Ну разве что ты всерьёз пожалеешь, что не обзавелась статусом моей содержанки, пусть и липовой.

Я вспыхнула:

— Спасибо. Оставьте это себе.

— Кстати о содержанках, — Разумовский проигнорировал мою последнюю фразу. — Ты ведь жаждешь правды и ценной обо мне информации. Я планирую сегодня развлечься. В блокнот можешь записывать, фото и видео делать запрещено.

До меня не сразу дошёл смысл сказанного, но когда уж дошёл…

— Вы… вы мне предлагаете…

— Ты ведь мой потенциальный биограф, — оскалился Разумовский. — Тебе положено знать об объекте своего изучения всё.

— Н-не нужно мне про вас такое знать, — замотала я головой, отступая. — Оставьте свои амурные похождения при себе.

— Упрашивать не буду, — пожал плечами Разумовский — Тогда я остаюсь в городе, а тебя Олег домой отвезёт.

Спустя десять минут дверца роскошного автомонстра за мною захлопнулась, отсекая меня от таинств личной жизни моего «работодателя».

Я несмело улыбнулась шофёру и потянулась за ремнём безопасности.

Глава 23

Стоило шофёру Олегу заговорить, как эта неожиданно нарисовавшаяся поездка резко перестала казаться мне скучным и откровенно бесполезным времяпрепровождением.

Мелькавшие за окном пока ещё городские пейзажи резко утратили для меня свою вынужденную привлекательность.

Мне даже пришлось слегка себя осадить. Не забывай, Александра, о своих крайне нетривиальных обстоятельствах. Не заглатывай возможную наживку. А вдруг Разумовский ему поручил меня разговорить?

Я с подозрением покосилась на водителя.

— И кого же я могу вам напоминать? И почему это вы решили, что он меня с улицы подобрал?

Олег пожал скрывавшимися под плотной тканью тёмного костюма мясистыми плечами:

— Да не знаю. Просто шеф наш к себе подпускает только людей проверенных. Особенно после того случая.

Он вдруг покосился на меня, будто решал, стоит ли со мной откровенничать, и я поспешила помочь ему с верным решением.

— Это вы о статье? О той, что Смехова написала?

Олег тут же оттаял. Закивал.

— Ага. Верно. Он вам рассказывал?

— Скажем так, я наслышана.

— Ну, он не то чтобы из-за неё, но после всего этого скандала стал ещё осторожнее.

— Можно понять, — пробормотала я, уставившись на дорогу. — Никогда не знаешь, какая змея под боком пригреется.

— Вот это вы точно сказали. Про змей — очень точно.

Слова водителя полнились таким искренним жаром, что я не смогла утерпеть.

— Очень жаль, что вашему шефу пришлось подобное пережить.

Олег среагировал чётко и правильно.

— Ой, да не то слово. Ну вот как можно такого-то мужика опрокидывать? А он же на ней, представьте, жениться собирался. Ну, он ничего не говорил, но все-то из бывшей прислуги в доме знали. Там любовь до небес была. Всё ей под ноги, а эта паршивка так с ним обошлась.

Олег даже пристукнул ладонью по рулю и в сердцах замахал рукой запаздывавшему на светофоре пешеходу.

Я притихла.

Кажется, своим манёвром я вытащила из внезапного источника очень личной информации слишком уж много. И теперь переваривала вывалившиеся на меня «сокровища», пытаясь понять, а стоило ли…

Я ничего не знала о том, что сейчас описывал этот Олег. Разумовский почти женился на какой-то паршивке… которая его предала? Или как понимать это внезапное откровение откуда не ждали?

— Жизнь несправедлива, — пробубнила я, откровенно не представляя, что такого ответить ему, чтобы не вызывать подозрений в своей заинтересованности.

— Несправедлива! — хмыкнул Олег. — Да он её натурально с улицы домой притащил! Тощая была — жуть! Одни глазищи на лице и светились. Откормил и обогрел. Человека из неё сделал. А эта Рита вот так ему в душу плюнула. Вот я нашим мужикам из гаража сразу говорил — такому ангельскому личику верить нельзя. Врут они, эти красивые личики.

Выговорившись, он снова скосил взгляд на меня, поколебался, но всё же добавил:

— Я это не то чтобы… ну, не в обиду. У вас же не роман, а просто… работа, так ведь?

Поражённая лёгкостью, с которой этот едва знакомый мне человек со мной откровенничал, я замотала головой:

— Боже упаси, нет! Мы… я… только работа. Исключительно работа.

Перед моим внутренним взором мелькнули усеянные бисером пота мышцы пресса, крутой разворот плеч, и я невольно зажмурилась. Го-о-осподи, это ещё зачем и откуда? Александра, ты сбрендила?!

— Ну вот и хорошо, — успокоился Олег.

Мне очень повезло, что он не ударялся в глубинный анализ человеческого поведения. Иначе быстро бы меня раскусил — я уже по макушку заливалась жаром и обильно потела в своём пассажирском кресле.

Нужно срочно сворачивать с этой опасной дорожки. А ну как водитель так же откровенничает и со своим шефом? Вот возьмёт и брякнет, что он со мной о его бывшей разговаривал.

От этой мысли меня тут же бросило в холод. Замечательно. Кажется, я уже совсем контролировала реакции своего тела. Так и до срыва недалеко.

— Знаете, главное, что всё позади, — ненатурально бодрым голосом отозвалась я. — Никто не застрахован от жизненных неурядиц. Нужно просто уметь извлекать из них уроки.

— Да уж поверь, шеф-то извлёк, — взгляд водителя посуровел. — Теперь-то он хрен кого к себе подпустит. И правильно. Этим охотницам за деньгами только одного и нужно.

Я невольно поёжилась.

Ну, теперь хотя бы отчасти понятно, кто из Разумовского такого бессердечного гада вылепил. Мало того что большой бизнес слабаков не терпит, так тут ещё личное…

А шофёр будто в ответ на мои мысли добавил:

— Вот за что его уважаю, так это за то, что он к людям хуже относиться не стал. Золотой мужик, понимаешь?

Нет, я не понимала.

— Такой уж и золотой? — пробормотала я, и, кажется, сомнение в моём голосе заставило Олега почти обидеться.

— Вот сразу видно, что совсем недавно у него работаешь, — цокнул он языком. — Такого начальника ещё поискать.

Глава 24

Его нехитрый трюк всё-таки удался. Значит, Алексей продолжает активно общаться с его бывшей, втайне надеясь когда-нибудь стать её нынешним. Вечером того же дня на экране его телефона высветился полузабытый номер.

На ловца и зверь бежит. В его случае — жадная и агрессивная росомаха.

— Надо же, — томный голос на том конце виртуального провода звучал удивлённо. — Ты решил снизойти до разговора. Не узнаю тебя, Разумовский.

Инга старательно прятала под налётом сарказма радость от возможности с ним поговорить. До сих пор все её попытки добиться от него нового разговора заканчивались голосовыми, в которых она угрожала заставить его с ней общаться.

Инга Огарина любила повелевать и не любила тех, кто смел её ослушаться. И его инициатива покончить с их не слишком здоровыми отношениями не лучшим образом сказалась на её характере.

— Появилось свободное время, — Давид откинулся на спинку кресла, повернув его к окну. — Зачем звонишь? О чём хотела поговорить?

— Как бизнес?

Значит, издалека собралась заходить.

— Не жалуюсь.

— Свой офис всё ещё строишь?

— А то как же, — Давид прошёлся задумчивым взглядом по идеально ровной лужайке. Пустовато там как-то. Надо бы ландшафтного дизайнера сюда пригласить.

— Проезжала мимо него несколько раз. Выглядит так, будто компенсируешь.

Ах, фирменное свидетельство глубокой симпатии от Огариной — поддеть, прикусить, зацепить.

— Выглядит так, будто ты пристально следишь за тем, где, когда, как и что именно я компенсирую. Ты уделяешь мне непозволительно много внимания.

— Не тебе, Разумовский. Твоему бизнесу разве что.

И насколько же глубоко простирается твой интерес? Настолько, чтобы отослать в мою вотчину неопытную девчонку, поручив ей стащить у меня что-нибудь потенциально ценное? Потому что ты, Огарёва, не имея возможности получить что-нибудь, чего отчаянно жаждешь, скорее разрушишь это, уничтожишь, только бы оно в таком случае не доставалось вообще никому.

Но вслух он позволил себе лишь лаконичное:

— И как успехи?

— Ты что, разучился сарказм различать? — в голосе Инги прорезались ядовитые нотки. — Думаешь, я всерьёз за тобой слежку веду? У меня нет на это ни времени, ни желания.

— Я и не утверждаю, что ты делаешь это сама. Для таких мероприятий есть посторонняя рабочая сила. Уверен, откровенно дешёвая, если поручаешь подобного рода задания дилетантам.

— Разумовский, ты на что намекаешь?

Он вслушивался в её голос, пытаясь определит степень искренности, с которой она негодовала.

— Да какие уж тут намёки. Я, как мне кажется, предельно ясно выразился.

— За тобой что, кто-то слежку установил? Или это уже паранойя? Всё никак не можешь после той статьи отойти?

Сейчас её голос сочился откровенной насмешкой. Инга говорила свободно, без пауз, без заиканий. Слова не подбирала. Фразы свои не обдумывала.

Выходит, грабительница Саша — вовсе не её наёмная работница?.. Хорошо это или плохо — он пока не решил. Вряд ли первое. Инга или нет, эта Саша всё равно на кого-то работала. Просто, возможно, его бывшая здесь всё-таки ни при чём.

— Представь себе. Моё эго по-прежнему временами саднит, — отозвался он безо всякой эмоции. — Но если ты ни при чём, я рад это слышать.

— Вот как?..

— Почему нет? Неприятно было бы осознавать, что ты куда ядовитее, чем я считал.

Ответка заставила Ингу непроизвольно хмыкнуть — она всегда с охотой принимала их пикировки.

— Порадует это тебя или нет, но у меня и впрямь сейчас нет на это времени, Разумовский. Но всегда есть время на тебя самого. Если вдруг заскучаешь.

И это было открытое предложение. Даже в чём-то заманчивое, если бы он обладал складом характера суицидника, раз за разом сующего шею в петлю.

— Так ты за этим мне позвонила? Себя предложить?

— Эта опция открыта по умолчанию, — мурлыкнула она, ничуть не обидевшись на его формулировку. — Нет, просто до меня дошли кое-какие слухи.

Да неужели? И кто бы мог их тебе пересказать?

— Слухов обо мне всегда предостаточно. Через пару месяцев мой головной офис вступает в переговоры по новой сделке — и их станет ещё больше.

— Я не о бизнесе.

— Вот как?

— Я… слышала, у тебя кто-то появился.

Давид зацепился взглядом за успевшую пожелтеть кленовую крону. Ответил не сразу.

— Да. Нанял себе в штат новую помощницу.

— Красивая?

— Скорее милая.

— Характер?

— Заноза.

— Всё как ты любишь.

— Ты говорила, я падок на ангелов.

— Даже если ангелы — падшие, — её голос сделался тише.

Глава 25

Крохотный блокнот в синей обложке наверняка скрывал много интересного — уже хотя бы потому что был исписан почти полностью.

Давид пролистнул несколько страниц — девчонка имела привычку не только записывать, но и зарисовывать. Разлинованные страницы усеивали хаотичные записи, перемежавшиеся рисунками — то откровенно схематичными, то детализированными, с элегантными тонкими линиями и полутенями.

Она талантлива, не отнимешь. У неё, что называется, есть потенциал.

Подающая надежды творческая натура, какого-то чёрта согласившаяся на эту безумную авантюру с кражей бумаг.

Ростовский абсолютно прав — толкнуть на нечто подобное правильную девочку, которая взирала на него меж этих строчек, могло только отчаяние.

Девочка Саша темнила, недоговаривала. И если в первый день её пребывания здесь он не видел ничего зазорного в том, чтобы прижать её к стенке — в прямом и переносном смысле, — то сейчас какого-то чёрта колебался. Вдруг расхотел жестить.

Это совершенно не значило, что он от своих планов отступится. Вот уж нет. Это значило, что он задействует иные приёмы — только в этом и разница.

С такими тонкими натурами использовать грубую силу было бы контрпродуктивно.

Давид пролистнул пару страниц, на которых велись какие-то мудрёные подсчёты. Эти рядки цифр ни о чём ему не сказали, скорее позабавили своей скромностью. Кажется, Александра прямо здесь вместе со всем остальным рассчитывала и свой бюджет на месяц.

Невзирая на его заверения в том, что статью она для него напишет в качестве отработки за «преступление», он и не подумал бы жадничать. И он обязательно придумает, как оправдать свою щедрость. Скажем, расхвалит её материал или, если статья ничем особенно и не порадует, притворится, что её есть за что расхвалить.

Потому что в методичности сбора информации ей не откажешь.

На новой странице в левом верхнем углу значились инициалы «Д. Р.», обведённые в круг. И дальше текст становился ещё убористее и содержательнее.

Давид невольно подобрался. Кажется, он наконец-то долистал до самого интересного — до её заметок о нём. Дат нигде не стояло, и он не мог бы сказать, когда она начала свои наблюдения.

Странные ощущения… До сих пор ему не приходилось явственно ощущать себя объектом чужих наблюдений, хотя преследования прессы и слежка со стороны конкурентов были знакомы ему не понаслышке. Нет, просто здесь почему-то чувствовалось нечто личное.

Он изучал записи конкретного человека, интересовавшегося конкретно им.

А когда дело касалось личного, Давид предпочитал выступать в роли субъекта. Предпочитал контролировать ситуацию, держать руку на пульсе, быть во всеоружии. Хотя… нельзя сказать, что в последний раз это ему так уж и помогло.

Селектор на столе ожил, Давид отвлёкся от блокнота, нажал кнопку, и голос его домработницы нарушил поселившуюся тут тишину:

— Давид Александрович, извините, если не ко времени, но вы с дороги и до сих пор даже не перекусили. Может, вам в кабинет что-нибудь принести?

Он скосил глаза на часы.

— Позже, Ирин. Если что, я сам спущусь. Сейчас слишком занят.

— Хорошо, но вы не засиживайтесь. Ни к чему портить себе желудок.

— Как скажешь, мамуль.

Он услышал в ответ едва слышное фырканье, хмыкнул и отключился. У его домработницы было двое взрослых сыновей, и она частенько обращалась с ним, как с третьим. Он против ничего не имел – со своей матерью виделся редко и учащать опыт общения особенно не горел. И это было стопроцентно взаимно.

«Внешне холоден, почти безэмоционален. Или строит из себя такого».

Давид прочёл и перечитал первую отчётливую характеристику, встретившуюся ему на разлинованных страницах. Видимо, он наконец-то дошёл до самого интересного.

Холоден.

Безэмоционален.

Он и не прочь порой соответствовать этим определениям. Может, это уберегло бы его от ошибок, стоивших ему слишком многого. И речь вовсе не о деньгах.

В памяти всплыл серый взгляд на ангельском личике и поджатые губы, которые он когда-то с такой жадностью целовал.

Рита смотрела на него исподлобья, но оправдываться не собиралась. И это раскалывало его сердце на миллионы острых обломков, немилосердно царапавших его изнутри.

— Зачем? Я дал тебе всё. Всё, чего ты хотела. Я дал тебе дом, работу, деньги… — и он почти сказал «себя», но что-то его удержало. Что-то подсказывало, не стоило этого говорить. Потому что она никогда его об этом не просила. Должно быть, он никогда и не был ей нужен сам — без дома, работы, денег и всего, что эти деньги дарили.

Серый взгляд помрачнел. Изящные плечики приподнялись и опустились:

— Не верю, что у тебя это надолго. Что эта любовь — настоящая. У вас, богачей, всё всерьёз, пока не надоедает.

— И поэтому ты решила спутаться с кем-то, кто ближе твоему кругу? — он язвил, а внутри горел и корчился.

— Пашка меня понимает. А ceкс — это так, приятное дополнение.

Падший ангел взирала на него с ощущением собственной силы. Конечно, он не прогонит меня. Подумаешь, интрижка на стороне. Но ведь не просто же так он меня с улицы подобрал, выходил, озолотил и вручил мне своё холодное сердце.

Глава 26

Поездка с Олегом выбила меня из колеи, пусть я и не сразу себе в этом призналась. Я до того потерялась в новой, совершенно неожиданной для себя информации, что по возвращении в особняк так и не смогла отыскать себе места. Приняв душ и переодевшись в домашнее, отправилась бродить по поместью с прицелом на то, чтобы заверить своё путешествие на кухне. Но вот прямо сейчас даже аппетит куда-то запропастился.

Я бродила по широким коридорам, заглянула в библиотеку и бильярдную, даже в спортзал снова наведалась. Время от времени на пути мне попадалась редкая прислуга, и тут же приходилось объяснять, что я не заблудилась и ничего не ищу — просто гуляю. Поначалу я подозревала, что меня всё же отслеживают и вот-вот явится кто-нибудь из охраны. Преградит мне дорогу и заявит, что обход для меня окончен, мол, нечего шастать по хозяйским хоромам.

Но ничего подобного. Препятствий в моём путешествии мне никто не чинил, хотя я и была уверена, что на камерах я как на ладони.

Ну и пусть. Это я так знакомлюсь с бытом своего нанимателя, берлогу его изучаю.

Я сделала по поместью полный круг и, чтобы передохнуть, уселась на верхней ступеньке одной из двух боковых лестниц, которые, прихотливо извиваясь, вели в овальный парадный холл на первый этаж. За окнами уже сгустились не по-сентябрьски студёные сумерки.

Я просидела на своём наблюдательном посту какое-то время, размышляя над услышанным от водителя, когда входные двери вдруг распахнулись, впуская хозяина.

Я вся подобралась, готовясь сбежать, но Разумовский голову вверх не задирал. К нему подскочил кто-то из прислуги, принимая на руки его короткое пальто. Но сделал это не раньше, чем владелец верхней одежды выудил из кармана пальто что-то маленькое и как будто квадратное. Разумовский повертел вещицу в руках, но что это было, я так и не удосужилась разглядеть. Разумовский меж тем отдал какие-то распоряжения, парень из прислуги кивнул и куда-то помчался. Хозяин поместья пошагал в другом направлении.

Я вынула из своих домашних штанов телефон и взглянула на время — как-то рановато он с гулянок вернулся. Или сделал дело — гуляй смело? Видимо, у своих женщин он надолго не задерживался.

Я заёрзала на своём насесте. О личной жизни Разумовского я мало что знала. И уж тем более никогда не слышала о той девице, которая ему сердце располосовала.

Но ничего, выжил же, ирод и наверняка сделался ещё суровее. Пусть Олег и божился, что его начальник — святой. Просто ему повезло попасть в число его любимчиков. Вот и всё объяснение.

Я тихонько вздохнула, поднялась и отправилась на кухню, где планировала в тишине и покое перекусить. Все эти размышления и попытки проанализировать происходящее лишь усилили аппетит. Но стоило приступить к солидной трапезе, которую для меня соорудили местные работники кухни, как в кармане завибрировал телефон.

Как всегда, в самое подходящее время.

С сожалением оторвавшись от тарелки с аппетитно пахшими крокетами под грибным соусом, я вынула телефон, взглянула на экран и невольно сглотнула, но вовсе не от разгулявшегося аппетита.

Скрытый номер.

Я таращилась на экран, не зная, как поступить.

В столовой наверняка имеются камеры. А прослушка?

У меня даже волосы на голове зашевелились от одной только мысли…

Стараясь не дёргаться, чтобы не вызывать лишних подозрений, я прогулочным шагом добрела до раздвижных прозрачных дверей, ведших на памятную террасу, откуда я драпала в первый день пребывания здесь. Приоткрыв створку, будто бы для того, чтобы вдохнуть свежего воздуха, я осмотрела залитое достаточно яркой подсветкой пространство и сделала пару шагов наружу.

И только потом сняла трубку.

— Слушаю.

— Александра, добрый вечер. Заказчик просил передать, что ему известны нюансы твоего положения. Безопасность тебе гарантирована. Аккаунт Жанны Смеховой сейчас ведёт другой человек.

— Другой… человек? — опешила я.

— В целях безопасности.

— То есть теперь доступ к нему есть не только у меня? Вы считаете, это разумно?

— В сложившихся обстоятельствах это единственно верное решение.

Я так не считала.

— В эти обстоятельства я угодила, потому что кто-то умудрился дать мне неверную информацию или не скорректировал её в соответствии с реалиями! — зашипела я в трубку.

— Заказчик признаёт ошибку и берёт всю ответственность на себя.

— Вот уж не знаю насчёт ответственности, — я воровато огляделась. — Ответственность сейчас как раз несу я. Теперь мне приходится отрабатывать повинность в доме человека, которого я собиралась ограбить.

— Нет худа без добра. Мы бы советовали воспользоваться положением и заниматься сейчас тем, чем вы и всегда занимались. Собирайте информацию. А мы будем решать вопрос с нашей стороны.

Я ушам своим не верила. Кем решено? С чего это вдруг решено? Я всего лишь получала от этого анонима информацию, да и то через вторые-третьи руки, писала материалы и ни в какие шпионские миссии не ввязывались. А теперь меня, похоже, собирались основательно взять в оборот. Ну вот просто потому что обстоятельства так сложились! Или кто-то их так сложил?