– Прощай, Виолетта!
Голос мужчины, такой мрачный, такой суровый… Он стоит поодаль, опустив плечи. Одна рука покоится на эфесе меча, выглядывающего из-под широкого плаща. Его прекрасные глаза цвета весенней зелени сейчас холодны и похожи на грозовые тучи: в зрачках то и дело вспыхивают молнии.
Я невольно сжимаюсь. Так и кажется, что эти искры сейчас прожгут меня насквозь.
– Я не хочу прощаться, – выдавливаю из сведенного спазмом горла, а слезы текут по щекам и капают с подбородка. – Пожалуйста, дорогой! Еще не поздно. Я хочу остаться. Мы начнем все сначала.
Я бросаюсь к любимому, тяну руки, пытаясь схватиться за плащ, чтобы прижать его к себе, но мой рыцарь стальным кольцом пальцев сжимает запястья и отталкивает меня. А потом, словно испугавшись, что я опять посягну на его драгоценное тело, делает шаг назад и выставляет перед собой ладонь.
– Ты не можешь остаться! В стране идет война. Как только враги узнают, что ты жива, сразу на тебя начнут охоту.
– А если ты пойдешь со мной?
– Я не могу все бросить!
– Но почему?
– Мы люди разных миров. Иди к себе, Виолетта.
– Еще секундочку… Дай мне наглядеться на тебя, – уже в голос умоляю я. – Пожалуйста!
– Нет! Прощай, Виолетта!
***
Я проснулась с криком и сначала не поняла, где нахожусь и что со мной. Потом открыла глаза и облегченно вздохнула: я дома, на своей кровати, а сквозь любимые нежно-кремовые шторы пробиваются лучи утреннего солнца. Быстрый взгляд на часы: половина седьмого, еще рано, можно поваляться.
Это всего лишь сон. Но лицо и подушка в слезах. Я опять плакала.
Вот уже полгода я вижу один и тот же странный сон. Силуэт мужчины скрыт под складками темного плаща, с одной стороны оттопыренного мечом. Я не помню его имени, вижу только прозрачные зеленые глаза, а над бровями – черные точки татуировки. Хотя… даже не знаю. Может быть, это обычные родинки, расположившиеся полукругом.
Иногда мужчина обнимает меня, и я вдыхаю его ни с чем не сравнимый запах, отчего кружится голова, путаются мысли и жар поднимается от кончиков пальцев к корням волос. Но чаще, как сегодня, этот человек стоит на расстоянии нескольких шагов и не подпускает меня к себе.
Кто он? Как связаны наши жизни? Где я его видела? Раз за разом задаю я себе вопросы, на которые не знаю ответа.
Кот мягко запрыгнул на кровать и посмотрел на меня умным, оранжевым, как апельсин, левым лазом. Правый веко закрывало почти полностью, только снизу виднелась голубая полоска. Мой красавчик Стейк, отбитый полгода назад от собак моей мамой, имел полную гетерохромию радужек. Но после полученной травмы он не мог смотреть голубым глазом и казался похожим на раненого пирата.
– Травматический птоз, – сказал мне ветеринар, когда я обратилась в клинику за помощью, – это, дорогая хозяйка, не лечится.
– Ничего этот дядька не понимает! – убеждала я себя, направляясь на такси к следующему доктору.
Но и в новой клинике получила тот же ответ.
– Что за люди пошли! Если завели домашнее животное, следить за ним надо! – проворчал ветеринар, сердито заполняя карту приема. – Бедный кот! Уха нет, нога после перелома неправильно срослась, глаз закрыт веком. Как же вы довели своего питомца до такого состояния?
Вот это я сказать заботливому и сердитому доктору не могла: совершенно не помнила, в какой переплет мы попали. И до сих пор не знаю. Мозг заблокировал воспоминания о моменте трагедии.
***
Нас со Стейком обнаружила в пустом мусорном контейнере соседская бабулька. Как мы там оказались, я совершенно не понимала. Стейк был сильно ранен и потрепан, на мне красовался странный наряд, никак не соответствующий осенней погоде.
Баба Маня, охая и сокрушаясь над современной бестолковой молодежью, помогла нам выбраться и проводила к дому. Я беспрестанно спотыкалась и наступала на подол длинной юбки, пока мы добрались до квартиры, промерзла и промокла насквозь. Тонкая белая рубашка не спасала ни от холода, ни от дождя, в результате я тряслась, как лист на ветру, и щелкала зубами.
– Придешь домой – прими ванну, – окинула меня жалостливым взглядом соседка, – не то заболеешь. И где такой наряд откопала? В кино, что ли, снимаешься? Или как?
– Н-не з-знаю, – заикалась я, обнимая себя руками.
Добрая женщина сняла куртку и накинула мне на плечи.
– Давай ключи.
Но ключей у меня не было. Хорошо, что в руке я сжимала телефон. Баба Маня позвонила моей маме, та приехала и, охая и ахая, впустила нас со Стейком домой.
– Господи, Вита, что с тобой случилось? – причитала мама, хлопоча надо мной. – На тебе лица нет.
Я подошла к зеркалу. Лицо было на месте, но бледное, с провалившимися щеками и темными пятнами вокруг глаз. Доходяга, да и только! Ничего не осталось от моих почти девяноста ни сверху, ни снизу. Как я умудрилась так похудеть за несколько дней?
На душе стало тревожно. Я напряглась, но память продемонстрировала чистый лист.
Кот лизнул мою мокрую щеку, и мне показалось, что он поморщился. Вообще мой Стейк с того момента, как мама принесла его домой и до сегодняшнего дня проявлял чудеса сообразительности. Порой мне казалось, что я живу не с домашним питомцем, а с заколдованным в теле кота человеком.
Он понимал меня с полуслова, поддерживал в минуты отчаяния и, казалось, все время что-то говорил, только я его не слышала. Сейчас оранжевый глаз с осуждением уставился на меня. В суровом взгляде читался вопрос: «И долго ты собираешься рыдать?»
– Да, плакала! – Я с вызовом потрепала Стейка за упругие щеки. – Что с того? Жизнь, лапуля, продолжается.
Но мои слова прозвучали так неуверенно, так фальшиво, что кот высвободился из моих рук, сердито муркнул: «Жрать, хозяйка, давай! Хватит болтать!» – и побежал на кухню.
Но день сегодня не задался с самого утра. Я уже заметила, если мужчина во сне обнимал меня, все складывалось как нельзя лучше: работа спорилась, начальство хвалило, читатели моего журнала пищали от восторга и слали в редакцию замечательные отзывы.
А если человек в плаще держался от меня поодаль, можно было сразу предсказать, что меня ждет полный провал.
Так было и сегодня.
Мало того, что отключили горячую воду и пришлось плескаться в ледяной, так еще и кофемашина сломалась. Выдала мне несколько капель, чихнула и заглохла.
– Не унывай, Виолетта, держись! – уговаривала я себя, наливая в чашку кефир. – Это всего лишь маленькое испытание. От холодной воды кожа станет более упругой, а пить кофе вредно для организма: зубы пожелтеют, и придется потратить деньги на стоматолога.
Пока я возилась с капризной техникой, чуть не опоздала на работу.
– Стейк, еда в миске, вода – в другой! Я побежала! – крикнула я, с ужасом поймав взглядом циферблат настенных часов.
– Мяу-у-у, – промурлыкал кот в ответ и посмотрел оранжевым глазом. Голубой был закрыт веком, только полоска иногда появлялась снизу.
Невольно из груди вырвался вздох: мне до слез было жалко моего любимца. Плевать на работу, кот важнее. Я присела на корточки и погладила черную одноухую голову.
– Не скучай, малыш, я скоро приду. Сегодня зарплата. Принесу тебе кусочек свежего мяса.
Я помчалась к остановке автобуса. Городским транспортом в час пик легче попасть на работу. Сегодня дедлайн моей статьи в новой рубрике, которую поручили мне вести, поэтому я очень волновалась. Редактор ждет, когда она ляжет к ней на стол. Именно ляжет. Наша Крыса, как мы звали за спиной редактора, любила читать распечатанный материал.
– Так я могу представить, как будет выглядеть статья на странице журнала, – говорила она.
Я теперь не пишу о законах фэншуй, о современных проблемах и модных тенденциях. Неожиданно меня потянуло на совершенно другие темы. Я стала интересоваться жизнью женщин в средние века.
Сначала я просто адаптировала и популяризировала научные статьи об этом периоде, но концентрировала внимание на бытовых мелочах, таких непривычных и диких для современников. И постепенно увлеклась работой, погрузилась в нее с головой и стала вносить в материал что-то свое.
Неожиданно тема оказалась очень востребованной, и теперь у меня рубрика: «Леди и рыцари».
Я влетела в издательство, на бегу стянула пальто и помчалась к столу.
– Крыса пришла? – спросила шепотом у соседки Ирочки, хорошенькой блондинки с голубыми глазами, обрамленными накладными ресницами.
– У себя. Появилась и сразу потребовала кофе и пирожные, – хлопнула мохнатой порослью соседка.
Ирочка собирала информацию для журналистов и делала это быстро и ловко, поэтому главный редактор, строгая и язвительная Лариса Максимовна, по прозвищу Крыса, относилась снисходительно к ее коротким юбкам и вызывающему макияжу.
– А что случилось? – Я повесила пальто на плечики, переобулась в удобную обувь (в ящике стола для такого случая хранились туфли на низком каблуке) и включила ноутбук. – Она же никогда не завтракает. А тут еще и сладости.
– А я знаю? Следом пришел красавчик, вот теперь и сидят в кабинете вдвоем, воркуют, как голубки.
Фух! Можно выдохнуть! Сейчас начальнице не до меня. Но не успела я открыть файл, как над головой раздался голос:
– Серова, – я вздрогнула и подняла глаза: у моего стола стояла Раиса Ивановна, секретарь редактора, еще одна крыса, только рангом пониже, – вас вызывает Лариса Максимовна.
Я вскочила и нервно сцепила пальцы: сейчас достанется за опоздание.
– Файтинг! – выставила большой палец Ирочка, любительница корейских сериалов, в которых это словечко произносил каждый герой. – Удачи, – повторила она.
– К черту! – одними губами ответила я и закатила глаза.
Я побежала следом за секретаршей, чертыхнулась и вернулась к столу: вот дурында! Забыла переобуться.
Скинуть балетки и сунуть ноги в лодочки – дело пары секунд, и вот я уже стою под дверью редактора, а Раиса Ивановна благосклонно приглашает меня зайти.
Просторный кабинет был обставлен в стиле минимализма. Ничего лишнего, все по делу. Рядом с огромным окном стоял письменный стол. У левой стены – длинный стол для переговоров. У правой – два кожаных кресла неприятного цвета детского поноса. Одно из них было сейчас развернуто ко мне спиной, и в нем кто-то сидел. Я видела только торчащую макушку.
Железная коробка, в которой я растерянно стоял вот уже несколько минут, отвратительно воняла гнилью. Я стукнул по ней кулаком, и она отозвалась утробным гулом. Хороший металл. Крепкие и острые получились бы мечи.
Интересно, где я? Точно не в родной Хилле. Но где?
Я ухватился за край коробки и выглянул наружу. Вокруг, насколько хватало взгляда, высились огромные странные замки. Их крыши терялись в небе, и чудилось, что они парят в ночном воздухе. Большие квадратные окна разноцветно сияли, и их было так много, что я сбился со счета и бросил это занятие.
Рядом стояли и другие коробки, но заполненные чем-то целиком. И все эти мерзкие и вонючие сооружения красовались в пятне света. Я посмотрел наверх и обнаружил его источник высоко над головой. Это было удивительно. Мелькнула мысль: «Как туда каждый день забираются слуги, чтобы зажечь фонарь?»
Сверху на волосы сыпались белые хлопья. Снег. В Хилле, в горах, тоже можно было застать непогоду. Повеяло чем-то родным и знакомым, и тепло стало на сердце. Я ухватился пальцами за край коробки, несколько раз подпрыгнул, проверяя прочность дна, а потом подтянулся и перекинул тело через бортик.
Тяжелый меч звякнул о железо, миг – и я уже стоял на твердом покрытии, а сквозь тонкую подошву сапог чувствовал холод. Под рубашку и плащ тут же залетел ледяной ветер, кожа покрылась пупырышками и мелко затряслась.
Суровая страна. Все это было так не похоже на родную Хиллу, что я с трудом преодолел порыв – забраться назад в ящик и вернуться домой.
Но… Бертан Хиллийский никогда не сдается.
– Эй, Человек-паук! Сюда иди, епт!
– Это вы мне?
Я обернулся: в нескольких шагах от меня стояли три человека в странной одежде.
Тот, что спрашивал, толстый коротышка, крутил в пальцах какой-то предмет с круглыми отверстиями по краю. Он поблескивал в лучах фонаря и казался увесистым, как камень.
Другой, длинный человек с красным носом, качался и плевал на землю каждую секунду так старательно, что его крохотная шапочка, сидевшая на макушке бритой головы, вот-вот готова была слететь.
Третий, самый угрюмый, с черными как ночь глазами, в упор смотрел на меня. И столько в его взгляде было звериного, что мороз невольно пробежал по спине. От людей мерзко пахло, словно они всю ночь провели в таверне.
– А что? Здесь еще один бивень в колготках есть? – подмигнул дружкам коротышка и подбросил предмет.
Я как завороженный следил за его движениями и уже ничему не удивлялся. Ни тому, что попал в совершенно незнакомый мир, ни тому, что почти понял речь чужестранцев. Но чутье воина подсказывало: впереди опасность. Я встал удобнее и сжал ручку меча.
Длинный подошел ближе и палкой, которую держал в руках, приподнял край моего плаща.
– Не, он не Человек-паук.
– Да ты че! – воскликнул коротышка, и в его голосе прозвучала издевка. – И кто тогда?
– Капитан Америка, епта!
Трое захохотали. Коротышка вытащил из кармана плоский камень, и тут же ослепительный свет ударил мне прямо в глаза. Я невольно зажмурился. «Спокойно, Бертан, спокойно! – уговаривал я себя. – Ты и не из таких ситуаций выкручивался».
– Не-а. И на этого хмыря непохож, – вставил угрюмый и сплюнул на землю. – Звезды на пузе нет. Эй, Бэтмен, сигаретка не найдется?
Я окончательно запутался и, стыдно признаться, растерялся. Как мне сейчас не хватало помощников! Кто все эти люди, о которых говорили путники? Какое отношение они имеют ко мне? Как я найду Виолетту в этом враждебном мире?
– Сига… что?
– Ты че дебилом прикидываешься? Курнуть есть? – дохнул на меня коротышка, и я невольно поморщился от мерзкого запаха.
– Кем? Что? – Мне казалось, что я понимал этих людей, но слова были незнакомые.
– Ладно, Петруха, айда. Нече с бивнем[1] базарить, – сказал угрюмый.
– Базарят бабки на базаре, а мы по жизни речь толкуем! – лениво сплюнул коротышка и подбросил предмет. Тот сверкнул железом в луче света и точно приземлился на ладонь. – А че он бебики[2] выкатил? Еще и морщится! Брезгуешь, ты, скоморох?
«О чем они говорят? Какие бабки? Какие бебики? И кто такой скоморох?» – удивился я и огляделся: кроме нас, вокруг никого не было.
– Простите, вы знакомы с Виолеттой?
– С кем? Блин, пацаны, этот дебил точно кукухой поехал, – хохотнул парень в шапочке и дернул меня за плащ. – Гляньте, какая штука клевая! И блестит как! Брильянт, что ли?
Его ловкие пальцы вмиг отстегнули застежку плаща и сдернули его с меня. Порыв ветра тут же забрался под широкую рубашку. Я еще старался соблюдать дипломатический этикет, но внутри уже разгорался огонь.
– Проверь, может, деньжата в карманах завалялись? – хохотнул длинный.
– Верни! – сквозь зубы приказал я, а рука сама потянула меч из ножен. – А то…
– Ой-ой-ой! Сейчас в штаны наложу, – коротышка толкнул меня в плечо. – Местный рэкет объявился!
– Руки убери, я сказал! – Во мне вовсю клокотала злость, но одно неверное движение в незнакомой стране могло вызвать непоправимые последствия, поэтому я терпел до последнего.
В салоне такси было тепло. Приятно пахло хвойным освежителем, играла тихая музыка. Водитель смотрел на дорогу и не обращал на нас внимания.
– Выкладывай, что за гадалка, – пристала я к Ирочке.
– О, у нее вся московская элита жизненные советы берет. Мне мама рассказала.
– А она откуда узнала? Разве у твоей мамы есть подруги из богачей?
Вопрос прозвучал грубо, и я почувствовала, как щекам стало жарко. Вот идиотка! Совсем бестактная стала!
Ирочка – поздний ребенок. Ее родители – пенсионеры, которых вежливо попросили оставить работу. А они так полагались на милость родного завода, что даже не подумали соломку подстелить: не накопили денег, не приобрели еще одну специальность, чтобы на старости безбедно жить и помочь единственной и ненаглядной доченьке поступить в престижный вуз.
В результате Ирочка, которая жила и горя не знала, после увольнения родителей осталась практически ни с чем. Мама девушки постоянно повторяла вздыхая:
– Воспитание ребенка – это любовь и твердость характера родителей, чтобы не идти на поводу у капризов дитятки. А в нашей семье – только любовь.
Вот теперь Инна Григорьевна, мама Ирочки, работает приходящей няней, а в выходные дни моет квартиры. Отец сторожит по ночам небольшой магазин. Девушку, которая не напрягала мозги учебой, устроили через маминых богатых клиентов в редакцию глянцевого журнала, и даже появилась надежда, что ее ждет успех.
Видимо, родители не знали, что человеку без специального образования не видать престижного места и хорошей зарплаты даже здесь.
– Ты что! – Ирочка хлопнула ресницами, нисколько не обидевшись на мою бестактность, и горячо зашептала мне на ухо: – Мама в эти выходные мыла квартиру Светланы Задворской. Представляешь! Вот актриса с барского плеча и дала ей адресок.
Я тронула водителя за плечо:
– Поворачивайте. Мне нужно…
Я назвала свою улицу, тем более что мы как раз были недалеко от моего спального района.
– Ты чего, Виолетта! Поехали!
– Ира, ты понимаешь, во сколько тебе визит обойдется? Если эту предсказательницу навещает такая знаменитость, как Светлана Задворская, там крутятся немыслимые бабки.
– Водитель, не сворачивайте, – взвизгнула Ирочка, заметив, что таксист перестроился в другой ряд. – Мы едем дальше.
– Девушки, вы уж определитесь, куда вам.
– Вита, у меня не только адресок есть, но и льготный талончик. Я же говорю, что с барского плеча досталось.
– Ладно, поехали, – нехотя согласилась я.
Такси остановилось у старинного особняка, пропетляв по узким переулкам и дворикам еще несколько минут. Эти купеческие постройки притаились в уголках Москвы как исторические достопримечательности. Обычно в таких местах местная власть открывает маленькие музеи, бутики, лавки сувениров, но здесь был жилой дом.
Мы вышли и с удивлением огляделись. Проход во двор перекрывали высокие металлические ворота, освещенные одним-единственным фонарем. В луче света кружились снежинки. Я невольно залюбовалась ими. В этом тихом уголке, казалось, время остановилось, зима не желала уступать место весне, хотя март уже приближался к концу.
Ирочка присмотрелась и увидела кнопку звонка. Но как только она нажала на нее, мое состояние резко изменилось. В усилившемся снегопаде растворилась красота старинной улицы. Мокрые лепешки летели в глаза, опускались на лицо, и я раздраженно смахивала их пальцами.
Я даже не понимала, что со мной творится. В груди, как снежный ком, нарастала тревога. Пришлось вздохнуть несколько раз, чтобы унять непонятно откуда взявшуюся панику. Я не понимала, чего боюсь. Да, страшно было узнать свое будущее, но еще ужаснее заглянуть в прошлое.
– Я вас слушаю, – прозвучал молодой звонкий голос, совсем не похожий в моем представлении на голос гадалки.
– Мы пришли на сеанс.
Что-то щелкнуло, и ворота начали разъезжаться. Вот так просто? Без охраны и без консьержа? Мы с Ирочкой переглянулись.
– А вдруг пришли воры? Неужели не боится?
– Камера. Там!
Ира показала глазами на угол дома. Действительно, хозяйка салона наверняка нас хорошенько разглядела, прежде чем пустить во двор.
Ворота распахнулись и, как только мы вошли, стали закрываться. Я дернулась назад. Ира перехватила меня за пальцы, но не удержала, только сняла перчатку.
– Пусти, я хочу уйти. Не могу даже шагу сделать. Нехорошо мне, – взмолилась я.
Мне действительно стало плохо. Из желудка рвалась тошнота, голова внезапно закружилась. Я не могла пошевелить ватными ногами. Они словно приросли к земле. Колени подрагивали.
– Уже поздно. Смотри.
Я оглянулась: створки ворот плотно соединились, отрезав путь к отступлению. Мы подошли к подъезду. Удивительно, но он был не заперт. Уже через секунду мы оказались в темном коридорчике, поднялись по лестнице на второй этаж. Не успели оглядеться, как дверь распахнулась и на пороге квартиры нас встретил юный красавчик.
Второй раз я очнулся уже поздно ночью. Открыл веки и ничего не увидел. Сердце сначала дернулось, гулко стукнуло в тишине, потом забилось ровно и спокойно.
Глаза привыкли к темноте, и я сообразил, что лежу на кровати и, кажется, все в той же комнате. Я сел и застонал: боль прострелила виски так, что пришлось прижать к ним ладони.
Что это? Подушечками пальцев я нащупал какую-то ткань, опоясывающую мой лоб. Хотел сдернуть ее, но как только потянул, резкая боль пронзила меня и откинула снова на подушку. В глазах взорвался сноп искр, словно кто-то бросил на жаровню свежее полено.
Я немного полежал, глубоко вдыхая, чтобы успокоиться. Наконец стало легче, но мучило нестерпимое желание опорожнить мочевой пузырь.
«Тихо, – внушал я себе, – спокойно. Ты в мире Виолетты. Здесь все не так, как в родной Хилле. Значит… надо разобраться в ситуации и отправиться на поиски чужестранки».
Принять правильное решение – одна часть дела. Но как выполнить вторую? Я встал и огляделся. Комната освещалась бледным светом, льющимся сквозь узкие вертикальные щели. Я подошел ближе и увидел множество плотных полос, закрывавших прозрачную стену. Это было огромное окно. Таких больших листов стекла я не встречал ни в одном замке.
– Интересно, как они держатся в стене? – пробормотал я, но разглядеть ничего не удалось.
Я раздвинул полосы. Взгляд невольно поймал огни. Огромное количество огней, перемигивавшихся до самого горизонта. Одни были на уровне глаз, другие – ниже, а третьи – выше. Самые высокие, красного цвета, имели геометрический рисунок, как на картах у звездочета. А в центре неба сияла полная луна, но какая-то маленькая и невзрачная.
Я застыл от восхищения. Это было невероятно красиво. Словно все боги зажгли факелы и спустились с небес, чтобы осветить землю.
– Слушай, ты чего в окно пялишься?
Я вздрогнул от неожиданности и обернулся.
Только сейчас заметил, что в комнате стоит две кровати, и на подушке той, что была ближе к двери, торчала чья-то голова.
– Красиво, – улыбнулся я.
– Чего там красивого? Обычная городская иллюминация. Спать иди. Ночь на дворе.
– Не могу. Я хочу… – Непроизвольно я переступил ногами.
– В туалет, что ли?
Туалет? Точно! Так Виолетта называла то деревянное приспособление, которое она приказала сделать слугам над дыркой в полу. Хотя нет. Оно называлось по-другому.
– Унизад где? – спросил я, гордо подняв голову: правителю не пристало интересоваться бытовыми вещами.
– Что? Ты о чем? – человек приподнялся в кровати. – Какой унизад? А-а-а! Черт! Ты по-русски не кумекаешь совсем? Унитаз. Повтори. У-ни-таз.
– У-ни-таз.
– Ага. Вон за той дверью.
Рукой мужчина указал куда-то на стену. Я пошел в ту сторону, наткнулся на кровать, потом на еще одно сооружение маленького роста, больно ударился бедром. Что-то звякнуло и свалилось на пол.
– Простите.
– Да ты свет включи, чумной! Зачем в темноте шабраться?
– А где у вас светильники и огонь?
– Чего-о-о? Точно тормознутый! На стене справа выключатель. Рукой пошарь.
Половина слов была незнакомых. Что такое «выключатель»? А «пошарь» – как это?
Я сделал еще два шага вперед, вытянув руки, и наконец наткнулся на стену. Но она была плоская и гладкая. И как здесь найти выключатель?
– Эй, парень, – окликнул меня мужчина, – ты головой стукнулся?
– Нет, меня ударили.
– Оно и видно! Я не могу тебе помочь. Смотри, нога привязана к стойке.
Я пригляделся: в свете луны тускло блеснула металлическая палка, рядом с которой на весу белела нога соседа. Странно в этом мире пытают. Сначала ломают ноги, а потом их лечат? Или это новый способ пытки? Подвешивают за ноги? Надо завтра разглядеть.
Я подошел к соседу и потрогал стойку: прохладная. Приятно.
– Погоди. Я тебе телефоном посвечу.
Опять незнакомые слова. И как в этом мире жить?
Сосед зашевелился, его рука стала искать что-то на столике при кровати. Внезапно комнату залил яркий свет. Он ударил меня по глазам, и пришлось зажмуриться.
– Что это?
– Прости, парень, отведу луч в сторону. Вон выключатель!
Я открыл глаза и посмотрел в направлении света. Его конец упирался в какую-то белую штуковину.
– Сюда? – Я протянул руку.
– Да, нажми!
Я провел подушечками пальцев сверху вниз. Свет вспыхнул и погас. Я невольно отпрыгнул в сторону и принял боевую стойку: передо мной враг.
– Хек! Хек! – вырвалось из пересохшего от волнения горла.
– Вот бедолага! – Сосед поцокал языком. Если бы посмели мои слуги вести себя так, давно бы в темнице оказались, наказанные плетями. А тут приходилось терпеть. – Ты из какой пещеры вылез? Выключателя никогда не видел? Медленно проведи еще раз.