Попаданка: из содержанки в графини

Глава 1. Чёрная вода

Вкусный кусочек

— Не бойся, милая, — его голос низкий, дрожащий от желания и этой порочной игры. — Я буду нежен…

Его пальцы скользят по моей шее, заставляют кожу покрыться мурашками, затрепетать, а потом его губы находят мои.

Поцелуй сначала лёгкий, едва ощутимое прикосновение, тёплое, почти ласковое. Но недолго хищник сдерживает себя, и вот уже ласки становятся глубже: его язык проводит по моей нижней губе, требует разрешения, и я открываюсь, впускаю его. Кайдэн захватывает мой рот с медленной, сладкой властью завоевателя и явно наслаждается, ему по вкусу моя покорность, смешанная с неопытностью и горячностью. Адский коктейль, который я умею подавать как никто!

Москва, май 2025 года

Тёплая ночь, я выхожу из клуба, улыбаясь своим мыслям, и поправляю короткое шёлковое платье известного бренда — очередной подарок Юсуфа. В сумочке приятной тяжестью лежит конверт с пятью тысячами евро. «На карманные расходы», — как обычно говорит мой покровитель, довольно улыбаясь после очередного минета. Или перед ним, сути не меняет.

«Голд» сияет неоном и роскошью, а в моей голове ярко сияет имя Юсуф, я почти готова пропеть его — так счастлива, почти до одури пьяна новой жизнью, не могу всласть надышаться всем этим — недоступным прежде миром. Ведь вот уже почти полгода, как отступили кошмары голодного и унизительного прошлого, я больше не боюсь и не испытываю мерзкого чувства, что живу не своей жизнью, что вот открою глаза, а кошмар закончится.

Жизнь до Юсуфа теперь кажется далёкой, я наконец-то отвыкла от кровавых мозолей из-за тесной неудобной стрип-обуви, слишком высоких каблуков, от бесчисленных мужских рук, которые всегда норовят залезть под юбку, грубо намотать волосы на руку или ударить. А деньги теперь не пахнут потом и дешёвым одеколоном. Пусть я и получаю их за то, что исполняю любые прихоти своего спонсора, но это — другое.

Затягиваюсь сигаретой, смотрю на чёрный мерседес, дорогой, с хромированными дисками, личным водителем внутри: «Да, моя жизнь сейчас — это не та дешёвка, что была ещё год назад».

Не надо больше танцевать стриптиз в «Ягоде», где мужики оставляют мизерные чаевые, а лапать тебя начинают, едва выходишь на сцену. Не надо делить комнату в Люберцах с Наташкой, которая вечно грызёт ногти и ворует мои колготки. Не надо воротить нос от клиентов, пропахших водкой, дешёвыми сигаретами и немытым телом.

«Теперь у меня только он, только Юсуф», — тушу окурок и прицельно кидаю в урну.

Дверь открывается:

— Садись, гёзаль[1], — его низкий повелительный голос с густым азербайджанским акцентом обволакивает, неуловимо подчиняет.

Я проскальзываю на заднее сиденье, кожа кресел холодит бёдра сквозь тонкий шёлк.

— Поехали, — бросает Юсуф водителю, а затем протягивает мне чёрную бархатную коробочку. Сердце сладко замирает: «Неужели предложит?»

— Открывай! — он ждёт, улыбается.

— Ох, джан[2]! — расплываюсь в улыбке, нисколько не разочарованная — не кольцо, но тоже дорого: внутри — ключи от новенькой «Ауди».

«Интересно, на кого документы?» — старательно улыбаюсь, скрывая меркантильные мысли: в моём деле дорогие подарки могут сделать ноги, если спонсор решит, что ты ему надоела, а вот если машины и квартиры оформлены на тебя, то...

— Ты говорила, что любишь скорость, — он пристально смотрит, пока я убираю ключ в сумочку, — завтра посмотрим, как ты водишь! Машина перед твоим домом.

Я закусываю губу: «Для девчонки из детдома, дочки алкашки из Уфы — это сказка! Будь благодарной! С документами разберёшься завтра».

Поднимаю голову, встречаюсь с ним глазами, улыбаюсь, облизываю губы, а он тянется к моей груди и сжимает её.

— Спасибо, любовь моя, мне уже не терпится прокатить тебя с ветерком! — обнимаю его, нежно целую.

Он отвечает жёстко, как всегда: колючая борода царапает кожу, сильные руки уже под моим платьем, играют с сосками, оттягивают, щиплют их, задирают подол платья.

— Обещала мне сегодня кое-что особенное, — шепчет покровитель с сильным акцентом, сдабривая речь парой грязных словечек на своём языке, пока нетерпеливые пальцы скользят между моих ног.

Юсуф никогда не скрывает своих желаний, они — закон в наших отношениях, и я следую правилам: всегда доступна, всегда послушна, всегда готова исполнить всё, чего он хочет, и, видит бог, мне повезло, что он не требует от меня многого, как другие, как те, кто был до.

Его язык становится настойчивее, проводит по моему, а затем он слегка прикусывает нижнюю губу, что-то тихо бормочет. Я знаю этот момент. Когда он начинает говорить по-азербайджански, а его голос становится густым от похоти.

— Яхшы қыз[3]… — он откидывается, расстёгивает ремень. — Покажи, за что я тебя так люблю…

Я послушно опускаюсь на колени, пристально глядя Юсуфу в глаза, всё, как он любит. В конце концов за последнюю модель «Ауди» можно и не такое исполнить, к тому же его водитель уже видел всё…

Цепкие пальцы вплетаются в мои волосы, оттягивают голову, наслаждаются властью надо мной. Я знаю, как он любит – жёстко, до слёз, до кашля. Губы скользят по всей длине его члена, язык выписывает круги там, где он больше всего чувствителен.

Глава 2. Чужая боль

Я пытаюсь сесть, но тело не слушается: едва могу пошевелить пальцами на онемевших от холода ногах, а по всему телу гуляет неприятный холод. Складывается впечатление, что я долго пробыла в каком-то холодном помещении. По-прежнему саднит между ног, ощущение похожее, на первый анал, только гораздо больнее, как будто… нет, не буду делать поспешных выводов.

Шарю глазами по комнате и окончательно понимаю, что проснулась я не в Москве, возможно, и не в своём времени. «Неужели все рассказы про другие миры, параллельные реальности и всратые эксперты с РенТВ с историями про похищения инопланетянами — правда?» — вглядываюсь в недовольное лицо темноволосой женщины, которая так и стоит, склонившись надо мной и что-то мне говорит, но звук пока не доходит, не пробивается сквозь пелену шума в ушах.

А потом на меня наваливаются воспоминания.

Не мои, её.

— Не дёргайся, сестрёнка… — грубые пальцы впиваются в бёдра, тяжёлое мужское тело придавливает к кровати. Запах пота, перегара и чего-то кислого — он всегда так пахнет, когда приходит.

Я — нет, она — пытается вырваться, но безуспешно, пальцы лишь скользят по простыне. Он гораздо сильнее, он всегда побеждает в этих молчаливых схватках. А потом грубые руки переворачивают меня на живот и тот же тошнотворный голос шепчет:

— Матушка сказала, всё равно ты уже порченая, хочу попробовать все твои дырки…

Омерзение сменяется горечью, в этот раз всё куда хуже и больнее. И это далеко не первый раз, когда хозяйку тела берут силой.

— Расслабься, тебе же приятно... — он зажимает мне рот и стонет от удовольствия, пока меня разрывает от боли и унижения.

Слёзы текут, впитываются в подушку. Где-то за дверью слышны тихие шаги Беллатрис. И я знаю, что это она ходит там за дверью, упивается моими мучениями, сдавленными стонами боли. О, она прекрасно всё знает, более того, разрешает, одобряет, наслаждается.

Воспоминание исчезает дымкой, а я резко с глухим хрипом вдыхаю и наконец-то могу пошевелиться.

Глаза фокусируются на лице мачехи: «Беллатрис», — вспыхивает в мозгу ненавистью это красивое имя, хозяйка которого пытается привести меня в чувство и трясёт.

«Не смеет ударить, как делает это обычно, — подсказывает подсознание. — Но почему?»

Я силюсь вспомнить, призвать чужие видения прежней жизни, но пока не получается, чужая память подкидывает обрывочные цветистые воспоминания, которых с лихвой хватает, чтобы понять, что хозяйке тела жилось ой как несладко. Почти так же, как мне.

Почему-то кажется, что это помещение давит, тусклые стены создают особенно мрачную атмосферу, а ложе подо мной кажется очень жёстким, как пол, на который просто положили ковёр. А вот воздух — тёплым, глаз падает на огонь в камине, и что-то подсказывает, что здесь это явление нечастое. Шевелю рукой, прикасаюсь к горящему горлу, и приходит новое воспоминание: перекладина, верёвка, прыжок…

Кем бы ни была хозяйка этого тела, ясно одно — она не выдержала того, что с ней делали. Немудрено, что всё тело будто переломано, такое не проходит даром.

Мир вокруг проясняется, и я наконец-то различаю:

— Кристенна, ты слышишь меня? — голос врывается в уши ледяной струёй, вызывая воспоминания о жгучей ненависти, о бесчисленных тычках, о потоках брани которую этот самый голос неоднократно вываливал на меня: «Кристенна, дрянь ты эдакая! Кристенна, ну и уродина же ты! Кристенна, ты ни капли не похожа на своего отца, как будто тебя нагуляли. Кристенна, у тебя совсем нет вкуса… Кристенна-Кристенна-Кристенна…»

— Д-да, — едва запинаясь, отвечаю черноволосой, поражённая своим именем, ведь Кристенна и Кристина очень похожи.

— Хорошо, что пришла в себя, — она делает шаг назад, шурша складками тёмно-синего платья. — Ведь послезавтра твоя свадьба, Кристенна.

Я неуклюже поднимаюсь на локтях и опираюсь на подушку, разглядываю убогое убранство комнаты и моложавую мачеху. Довольно красивую, холёную, нисколько не соответствующую нарядом скудной обстановке и ни капли не скрывающую ненависти.

Что-то в моём взгляде не нравится гадюке, и она снова склоняется надо мной, а её пальцы с острыми, как когти, длинными ухоженными ногтями впиваются в мой подбородок:

— Правда, недолго тебе пребывать в добром здравии, ведь граф Кайдэн любит девушек... целых, — и вишнёвые губы сучки растягиваются в злорадной улыбке.

«Промолчу, пригляжусь, — решаю я, — и так чем-то выдала себя», — стараюсь принять обеспокоенный и униженный вид, чутьё подсказывает, что именно так обычно выглядит хозяйка тела, именно так привычно для стервы, испепеляющей меня взглядом.

— Как думаешь, что он сделает, когда узнает, что ты — грязная, испорченная шлюха? — продолжает ликовать гадина, явно удовлетворённая моими поведенческими метаморфозами.

Я молчу, опускаю глаза.

— Возможно, повесит тебя, как тебе того хочется, — усмехается Беллатрис, — или отправит в бордель, сдохнешь там от сифилиса, или чего похуже. Впрочем, он может сделать с тобой вообще всё, хоть плетьми забить. Если ты думала, что, состроив глазки его сиятельству, обеспечишь себе светлое будущее, то глубоко ошибаешься. Не знала, дура, кто он такой и какая у него репутация, увидела кошель с деньгами и рада стараться. Такой по зубам только моей Алиссии, жаль, что она ещё не совершеннолетняя, — она вздыхает. — Ну ничего, на вашей свадьбе он её увидит, запомнит. А уж потом, — тёмные глаза хищно прищуриваются, — ты не будешь помехой, порченая тварь. И не смей ничего больше вытворить: ни покончить с собой, ни сбежать больше не получится, теперь буду смотреть за тобой в оба глаза, урок я усвоила крепко.

Глава 3. Лиса начинает игру

Тени от камина причудливо пляшут по стенам, а я смотрю на Марту и думаю, что от того, как я разыграла карту, достаточно ли хорошо попала в болевую точку этой женщины, зависит будущее Кристенны. Нет, не Кристенны, моё. Нужно уже привыкнуть, что это моё тело, теперь так. И это гораздо лучше, чем кормить рыб не дне реки.

— Я помогу вам, — она смотрит мне в глаза. — Не только из-за дочери, а из-за вашего батюшки и вас самой. Вы всегда были добры к нам, когда муж умер, забрали нас жить в дом, вы ещё девчушкой так нянчились с Лизой. Нет уж, я такого не забуду. Да и смотреть тошно, как эта змея Беллатрис на пару с Эдвиком вас в петлю загоняют.

Я чувствую, как дрожат губы. Не ожидала таких слов от внешне сдержанной, тихой знахарки, ведь я была так резка с ней в разговоре, надавила, говорила, как стерва. Молча беру её за тёплую натруженную руку и сжимаю. Все слова благодарности застревают где-то в горле.

Марта накрывает мою руку своей и шепчет:

— Вы не одна, у вас есть друзья в доме. Просто мы все очень боимся госпожу Беллатрис и того, что может сделать с нами её сын.

А на меня наваливаются воспоминания Кристенны, как молодая Марта почти пятнадцать лет назад оказалась в нашем замке.

— Её муж умер, одной с ребёнком ей не справиться зимой, — говорит отец, тогда ещё здоровый, полный сил мужчина с добрым лицом, и указывает на худую измождённую девушку с младенцем на руках. — Дайте ей какую-нибудь посильную работу, например в зимнем саду, пусть ухаживает за цветами. Займись этим, пожалуйста, Беллатрис.

— Не думай, что будешь жить тут на особых правах, спрашивать будем как со всех, — хмурится Беллатрис, едва за отцом закрывается дверь.

Марта тогда совсем не походила на нынешнюю знахарку: синяки под глазами, дрожащие руки — она явно недоедала и много работала, а её дочь Лиза плакала так тихо, словно мяукал котёнок. Кристенна наблюдала из-за колонн при теплицах зимнего сада, как Марта работала, то прижимая ребёнка к груди, то укачивая. А однажды, когда малышка хныкала особенно сильно, Кристенна не выдержала:

— Дай я подержу! — Кристенна уже рядом, протягивает руки.

Марта отшатывается в страхе перед хозяйской дочерью, но девочка уже забрала младенца, прижав к себе, как куклу.

— Я помогу. Она такая хорошенькая, страсть, как люблю малышей!

С тех пор маленькая баронесса стала прибегать каждое утро, носить Марте краюхи хлеба из столовой, качать Лизу в садовом гамаке, напевая знакомые с самого детства весёлые песенки.

— Вы похожи на ангела, госпожа Кристенна, — как-то обмолвилась Марта, наблюдая, как Кристенна целует розовые пальчики младенца.

— Она такая славная, почти как Алиссия. Только с Алиссией мне не дают играть, — улыбается девочка.

А однажды, когда Лиза заболела и проплакала всю ночь из-за высокой температуры, Кристенна подошла к отцу и рассказала о том, что малышка заболела. Тотчас же отец отправил за лекарем, невзирая на поджатые губы и слова Беллатрис о том, что это дорого.

— Спасибо, — чувствую тепло её рук и искренность.

— Завтра вечером я принесу вам кровавые шарики, — она убирает руки и поворачивается к своим травам, начинает что-то толочь в ступке.

— Кровавые шарики?

— Да, это… это опасный, запрещённый приём, потому что достать их можно только в колдовском квартале в Грае, но у меня есть там должница, она всё сделает.

«Колдовской квартал… В этом мире что, есть магия?» — я тереблю складки поношенного платья.

— Сейчас расскажу, как ими пользоваться, — Марта уже приготовила какую-то похожую на пасту мазь и склоняется надо мной, начинает смазывать шею. — Перед тем как вы возляжете с мужем, смочите их слюной и введите поглубже, когда он войдёт в вас, то от тепла и давления шарики лопнут и всё будет как в первый раз.

— А если он догадается? — чувствую, как саднящее ощущение на шее проходит.

Марта хмыкает:

— Если догадается, значит, у него есть колдовской дар, по-другому их не почуять. Не бойтесь, всё пройдёт гладко. Я уже брала такие шарики дважды, и оба раза никто ничего не понял.

Марта пристально смотрит на меня.

— Главное — вести себя как положено, смущаться, плакать, делать вид, что больно, они это любят.

Я медленно киваю: «Ну и нравы в этом мире, никто явно и не думает о том, что женщина может испытывать удовольствие от секса. Даже Юсуф со всеми его деньгами старался меня удовлетворить. Хотя получалось у него это слабовато. В принципе, он единственный, кто хоть пытался, ведь я… никогда ни с кем не встречалась, и ни разу в жизни у меня не было интима по моему желанию. М-да, недалеко я ушла от этого мира».

Молчу, обдумываю информацию, пока Марта продолжает смазывать мою шею.

Дверь с щелчком открывается, и на пороге стоят Беллатрис и молоденькая служанка.

— Готово? — она смотрит на Марту.

— Да, госпожа, — Марта склоняет голову, — только закончила. Завтра вечером нужно повторить.

— На свадьбе будут видны следы?

— Если завтра ещё раз промазать всё свежей мазью, то не должно ничего остаться.

Дракон желает нелюбимую жену!

Мои дорогие!

Что делать, если муж тебя не любит?

А если этот муж дракон, и его любовница…

твоя подруга?

Страдать не будем, а будем читать мою новую историю!

Дракон желает нелюбимую жену! -

https://litnet.com/shrt/c6I-

Аннотация

Очнуться в теле презираемой жены драконьего лорда – дар или проклятье? Первое, что я услышала в новом мире, были его стоны… и предательский смех той, кого называла подругой.

Я умерла однажды – и вернулась в обличии леди Элисары, лишённой магии и уважения. Муж-дракон ненавидит меня, мечтает избавиться, но не подозревает: я больше не влюблённая дурочка.

Унижений не потерплю, а проверну сделку и изменю всё.

Но чем холоднее я, тем горячее слова изменника и сильнее интерес в драконьих глазах. Однако поздно, милый, я уже видела дно предательства, и второго падения не будет.

Одна беда — новое опасное чувство обжигает душу, и оно уже моё…

⇹

Отрывок

Он бъёт в самое сердце и замирает напротив, испепеляя взглядом:

— Я хочу развода. Окончательно и бесповоротно. Назови свою сумму, но будь благоразумна. Я предлагаю двадцать тысяч, и это более чем щедро.

— Двадцать тысяч? — Элисару будто облили холодной водой. — Во столько ты оцениваешь мою любовь? Это мало, Мориан, мне нужен ты! Мне не нужен развод, я просто хочу, чтобы ты меня любил!

— Я никогда тебя не полюблю, и будь проклят тот день, когда мой отец заключил этот дьявольский договор о браке и мне пришлось жениться на тебе! — Мориан хлопает дверью, а его жена остаётся одна в звенящей пустоте и рвёт на мелкие клочья бумагу с отступными за развод.

Жду вас на страницах шикарной истории!

С любовью, Ольга Ли!

Глава 4. Прощай, клетка!

Солнечный свет льётся даже сквозь мутное окно.

«А день обещает быть погожим, очень кстати, мои волосы будут выигрышно смотреться», — я рассматриваю пыльное стекло и угрюмые стены своей комнаты и вспоминаю, какие красивые у меня теперь волосы, прежде были жидкие мышиного цвета. Я постоянно что-то с ними делала: то красила, то наращивала, выучилась делать несколько удачных укладок.

Улыбаюсь своим мыслям, потягиваюсь в кровати и встаю.

Сегодня важный день, сегодня я выйду замуж и поставлю всё на эту ночь!

В комнату входит всё та же тихая служанка, кажется, Лора, на подносе свежий завтрак: тёплый хлеб, мёд, чай и даже сыр.

«Надо же, как расщедрилась Беллатрис напоследок!» — с удовольствием вдыхаю приятные запахи еды, пока девушка расставляет всё на видавшем виды столике и поправляет простыни.

Вдруг она наклоняется ко мне, губы почти касаются моего уха:

— Господина Эдвика нашли в подвале.

Я приподнимаю бровь и беру хлеб:

— О-о? И что же он там забыл?

— Упал с лестницы, сломал руку, синяк на пол-лица, — её пальцы дрожат, пока она наливает чай, — а самое интересное, что он не помнит, как там оказался.

Я макаю хлеб в мёд, откусываю кусочек и жмурюсь от удовольствия:

— Напился, наверное. Как всегда, мне показалось, что я слышала какой-то шум в коридоре ночью, наверное, это он и бродил.

Лора кивает, но её глаза полны такого удовлетворения, что я понимаю: к ней он тоже приходил ночами, её тоже брал силой и она не смела возразить.

— В конце концов, — отпиваю глоток чая, — если пить с обеда, то, конечно, вечером можно и с лестницы упасть. Небось шёл в подвал вина взять, да и упал.

— Госпожа Беллатрис в гневе, думает, что это не случайность, я слышала, когда приносила тёплую воду в его комнату, чтобы обтереть его. Он ещё и обмочился…

Я ставлю чашку и смотрю ей прямо в глаза:

— Странно, почему это она так думает, неужели кого-то подозревает? Никто бы не посмел, — усмехаюсь, — просто он неудачно упал.

Лора вдруг улыбается, впервые за всё время, что я её вижу:

— Да, госпожа, должно быть, так и есть. Мы все слышали шум, он как будто полз по коридору, так был пьян. Мелинда так и сказала.

Она кланяется и выходит, оставляя меня с мёдом, солнцем и приятными мыслями о том, как же весело сейчас змеиному отродью на пару с мамашей-гадюкой.

«Если Беллатрис зла, значит, скоро заявится и начнёт выступать, — я приступаю к потрясающе вкусному сыру, — надо побыстрее поесть, а то она любит заявиться почти сразу, как принесут еду».

Как в воду глядела — делаю последний глоток чая, когда в двери щёлкает ключ, а потом она распахивается так, словно её пнули.

«Что-то новенькое», — я перестаю улыбаться, натягиваю маску покорности, безнадёжности, и вот уже примерная девочка Кристенна готова встретить мачеху.

Беллатрис стоит на пороге багроваяот ярости, пальцы сжаты в кулаки так, что ногти наверняка впиваются в ладони.

— Ты! — её ноздри раздуваются от гнева.

Я медленно встаю с кровати, поднимаю на змею глаза:

— Да, госпожа?

— Не притворяйся дурочкой! — она делает шаг вперёд. — Ты знаешь, что случилось с Эдвиком! Твоих рук дело!

Я наклоняю голову и изображаю лёгкое недоумение:

— Лора только что сказала мне, что он упал в подвале. Надеюсь, он не сильно пострадал?

Глаза Беллатрис мечут молнии:

— Ты думаешь, я поверю, что это случайность?

Я беру чашку и наливаю туда остатки чая, веду себя так, словно не чувствую угрозы.

— Если вы считаете, что я как-то причастна к тому, что случилось с господином Эдвиком... то почему я всё ещё здесь? — недоумевающе смотрю на неё. — Разве я не сбежала бы, если бы совершила что-то подобное? Да и как? Где бы я взяла ключ, чтобы выбраться из комнаты и что-то сделать с ним?

Беллатрис замирает, её взгляд буквально сканирует моё лицо в поиске хоть какого-нибудь признака лжи или паники. Я почти физически чувствую, как ей хочется ударить меня, и вспоминаю все тычки и затрещины, которые девочка стала получать от неё стоило только заболеть отцу.

«Не посмеешь, — ухмыляется внутренний голос, — не накануне свадьбы, хоть ты и думаешь, что после брачной ночи меня с позором высекут на площади или повесят, а то и сдадут в бордель. Слишком уж тебе хочется, чтобы я потеряла право на своё наследство!»

При всём желании Беллатрис не находит ни малейшей трещины в моём спокойствии, не может осыпать меня хотя бы ругательствами напоследок.

«Я не дрогну, нет. Такого удовольствия тебе не доставлю!» — продолжаю разыгрывать кроткую девицу.

Наконец она делает резкий вдох и отступает к двери сделав вид, что поверила мне:

— Через час начнётся подготовка к свадьбе, — она тянет носом, — от тебя разит как от крестьянки, нужно помыться. Тебе ведь сегодня ещё нужно будет возлечь с мужем, — в сладком голосе неприкрытая усмешка, решила уколоть напоследок хоть так.

Визуал графа Де Лоран

В преддверии главы о свадьбе!

Знакомство с графом Кайдэном Де Лоран - будущим супругом Кристенны!

Глава 5. Свадьба

И вот я стою за дверью парадной залы, сжимая ароматный букет белых роз — символа невинности и чистоты. Слышу, играет торжественная музыка, а затем церемониймейстер объявляет:

— Приветствуем невесту, дочь барона Де Пуат, Кристенну Де Пуат, будущую жену графа Кайдэна Де Лоран!

Двери распахиваются, и я делаю шаг навстречу судьбе.

Синяя ковровая дорожка под ногами ведёт меня вперёд, словно Элли в сказке про волшебника.

«Кажется, я тоже оказалась в сказке, только не в детской, а в жестокой, средневековой, в которой на кону моя жизнь», — плавно ступаю по мягкому ворсу, слегка покачиваю бёдрами и знаю, что чудо как хороша сейчас.

Восторженные шепотки среди гостей это лишь подтверждают:

— Боже, какая прелесть...

— Совсем юная...

— Такая невинная… то, что нужно графу!

Впереди — алтарь, украшенный цветами, а перед ним — он — мой будущий повелитель. Мой будущий муж. Граф Кайдэн.

Высокий, с тёмными волосами, собранными у затылка, на висках тонкие пряди седины, ухоженная борода, тёмно-синий с серебром камзол, который подчёркивает его хищную стать. Он выглядит опасным, сильным, много повидавшим человеком, не чуждающимся применить силу, если нужно, уверена, ему доводилось убивать.

«Как минимум двух своих жён, — всё ещё бегут мурашки по спине. — Ты не станешь третьей!» — уверяю себя и… встречаюсь с ним глазами.

Он смотрит на меня так, словно не уверен, что это точно я. Его глаза, тёмные, холодные, но сейчас в них вспыхивает интерес, и он изучает меня, пока я иду к нему под венец. Кожей чувствую этот взгляд на коже — не как неприятное прикосновение Эдвика, нет, а как что-то… похожее на вспышку страсти.

Его взгляд скользит по мне — от волос до тонких пальцев, сжимающих букет, задерживаясь на губах и груди.

«О, мой милый, эти губы приласкают тебя, я вижу, чего ты хочешь от меня!»

Шепотки в зале усиливаются, взгляд графа не остаётся незамеченным:

— Как он на неё смотрит…

— Да она же почти ребёнок…

— Бедняжка, выдержит ли она первую брачную ночь… о его аппетитах ходят слухи…

Но мне не до них: я вижу Беллатрис с холодной маской учтивости на лице, она разглядывает меня с откровенной ненавистью, подмечает, как я хороша, вижу как дёргается нерв под глазом, а пальцы впиваются в веер.

«Погляди хорошенько на мою причёску и макияж, сука! Надеюсь, у тебя случится инфаркт прямо на месте!»

Рядом с ней Алиссия — бледная, с перекошенными губами, явно не справляющаяся с эмоциями, кажется вот-вот подавится собственной завистью.

«Прекрасное зрелище!» — я смотрю прямо в глаза графу и улыбаюсь.

Свой интерес к нему я скрывать не буду. Эта тёмная сила манит меня, и я снова чувствую возбуждение при мысли о том, чем мы займёмся этой ночью.

«Надо же, ни с одним мужиком у меня такого не было! Впрочем, и такого жеребца мне заполучить не доводилось: в Москве красивый мужик, скорее, сам у кого-то на содержании, а трахаться бесплатно я не умею».

И вот я у алтаря, стою лицом к будущему мужу, чувствуя, как все взгляды в зале обращены на меня.

Священник начинает монотонно бубнить слова обряда.

Кайдэн берёт мою руку, вызывая всеобщий вздох умиления, его пальцы твёрдые, тёплые.

Я торопливо опускаю глаза, изображаю стыдливость, невинная смущённая невеста повела бы себя именно так.

Но через мгновение снова смотрю на него украдкой, из-под ресниц. Он замечает этот взгляд, и уголок его рта чуть приподнимается. Не улыбка — предвкушение.

Я снова смотрю в пол, отвожу взгляд, но не забываю при этом робко улыбаться.

А подслеповатый толстый священник продолжает читать:

— Кристенна, клянётесь ли вы… — и он выдаёт длинную тираду про почитание, уважение, служение мужу.

— Клянусь! — мой голос звучит искренне, с волнением.

Граф сжимает мои пальцы чуть сильнее, когда наступает его очередь поклясться в том, что будет хорошим мужем.

— Клянусь!

Мы встречаемся глазами, пока торжественный голос священника разносится под сводами зала:

— Объявляю вас мужем и женой, скрепите союз прилюдным поцелуем!

В зале воцаряется тишина, все затаили дыхание.

Кайдэн поворачивается ко мне, его тёмные глаза близко-близко, изучают моё лицо, останавливаются на губах. Он медленно наклоняется, и я чувствую, как его губы касаются моих.

Поцелуй короткий, но неожиданно приятный и дразнящий: его губы, тёплые и умелые, слегка прижимаются к моим ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но не перейти границы формальности. В последний момент его язык едва касается моей нижней губы — мимолётное, будто случайное движение, но от него внизу живота становится тепло.

Когда он отстраняется, в зале разражается буря аплодисментов.

— Как трогательно! — восклицает какая-то дама в голубом.