Попаданка: Наследие Вампиров

От автора

Пишу для конкурса «Наследия Ночи»

Моя новая книга. И я хочу, чтобы вы были частью этого путешествия! Ваша поддержка и обратная связь вдохновляют меня больше всего! Буду искренне рада видеть вас среди подписчиков.

Важно: Это художественный вымысел. Любые параллели с реальными людьми или событиями – чистая случайность. Книга не ставит целью кого-либо оскорбить или обидеть.

С теплом и любовью,
Ваша Марта Рау

Глава 1: Берта — неудачница

Кассирское место под номером 1 — мой личный ад.

Тут даже воздух пах тоской: пластиком от терминала, пылью с полок и дешёвым антисептиком для рук. Стул продавлен так, что на бёдрах остаются узоры, как на старом диване. А экран кассы всё мигает, будто дразнится: «Ты здесь навсегда».

Время идёт слишком медленно!

— Эй, Берта, у нас отмена! Что делать? — голосок Геры режет ухо.

Обернулась — а она уже улыбается клиенту, грудь выпятила, будто это витринное стекло.

Ну да, новенькая…

Одна из этих… Крашеных кукол: кудри чёрные, хвост высокий, губы блестят. И этот парень у кассы... Глаза на неё пялит, как голодный на торт. А ещё она «случайно» забывает нашу униформу и все ей почему-то это всегда прощают.

А я подошла — покупатель брови сморщил, будто тухлую рыбу ему принесла.

— Зато я карточку провести могу, красавчик, — мысленно огрызнулась, достав из кармана свою. Руки дрожат, впрочем… Как всегда. Я быстро нажала кнопки — терминал запищал.

— Готово, — буркнула я практически про себя, глядя в монитор.

— Берта, ты просто душка! — Гера взвизгнула так, что аж витрина задрожала. Хотела меня за плечо потрогать, но я дёрнулась. Не надо мне её сладких подхалимных лобызаний.

Кивнула и поплелась обратно. На моём месте — кассе номер один: кружка с кофейной плёнкой, календарик за 2025-й и фото в рамке. Там я улыбаюсь, как дура. Три года назад. Когда ещё верила, что усердие и «спасибо» от бабулек что-то изменят.

Глянула в тёмное окно кассы — там отразилось это: жирная, волосы как пакля ещё и седые, синяки под глазами, прыщи.

Самой от себя противно… и тошно!

А Гера за спиной смеётся заливисто так, и этот смех — будто гвоздями по стеклу. В самое сердце, что грустно и плакать хочется.

Рука потянулась за кружкой, но вдруг дернулась — кофе хлюпнул на клавиатуру.

Я моментально… Застыла, смотря, как коричневая жижа заползает под кнопки.

— Опять... — прошипела, вытирая фартуком с названием магазина, – Ты даже чашку держать не можешь. Неудачница!

— Эй, Берт! — Рэм-грузчик проходил мимо с коробками. Я и забыла, что сегодня новый привоз товара. Он вдруг остановился и сказал: «Чего киснешь? Вон, новенькая-то огурчик!»

— Иди в жопу!!! — хотела сказать. Но вместо этого выдавила улыбку и опустила глаза в пол, — Огурчик, да? А я — перезревший кабачок. Бесите! И… зачем вам всем только сдалась эта новенькая?!

***

Остаток смены пролетел в гуле кассовых аппаратов и шепоте покупателей, торопливо сгружавших в тележки последние продукты.

К концу дня воздух в магазине стал густым от запаха свежего хлеба и усталости.

Люди толпились у лент, их лица сливались в серую массу, а руки нервно перебирали купюры.

Я металась между своей кассой и стойкой новенькой, которая то и дело путала коды овощей.

— «Спасибо», «С вас двести», «Картой?» — автоматические фразы вылетали из горла, будто не мои. Руки сами тянулись к сканеру, ноги горели, а в висках стучало: «Еще час, еще полчаса…»

Я не умела говорить «нет». Даже когда новенькая, щурясь в монитор, просила подменить ее «на пять минут», которые растягивались в вечность. Даже когда охранник Фрэнк, хрипло усмехаясь, просил «закрыть за ним смену» — мол, у него внук заболел. А может, и не болел никто. Но я кивала, пряча взгляд в пол.

Неуверенность обволакивала меня, как слишком большой свитер — удобно, но неловко.

Когда последний покупатель исчез за стеклянными дверями, я опустила жалюзи, пересчитала выручку и сдала ключи на посту охраны.

Фрэнка уже не было — видимо, внук всё-таки дождался его.

В раздевалке пахло чужим дезодорантом и сыростью. Переодеваясь, я поймала свое отражение в потускневшем зеркале: замученное и растрепанное.

— Пока всем, — прошептала я в пустоту, но в ответ тишина лишь сгустилась. Возможно, мой голос растворился в скрипе пустого магазина, надеясь, что я всё-таки не последняя.

На улице темнота обняла город, разбросав по небу серебристые звезды. Осенний ветер пробирал под тонкую майку, заставляя сутулиться. Казалось бы, жировая прослойка должна спасать, но нет.

Мои шаги звенели по асфальту, а где-то вдалеке гудел трамвай. На пешеходном переходе я вдруг замерла — очки.

Очки!!!

Они… Остались на кассе, в ящике под стопкой чеков. Поворот головы, мысль: «Вернуться? Завтра же рано…»

И тут — рев мотора, резкий свет фар, вырвавший из темноты красный силуэт.

Время сжалось. Я не успела отпрянуть, только вдохнула ледяной воздух и зажмурилась.

Бум!

Толчок отбросил меня назад, но боли не было — лишь звон в ушах. Я зажмурилась. И... Вдруг почувствовала странную легкость, будто тело стало облаком.

Глаза открывать боялась: а вдруг это конец? А вдруг я разбита на асфальте, а звезды смотрят вниз, как равнодушные свидетели?

Но тишина длилась слишком долго. Я приоткрыла веки. И…

Глава 2: Новое тело и имя

Я приоткрыла веки... И вскрикнула.

– А-а-а!

А потом вовсе распахнула глаза. Кричала я... Не от боли, не от страха – от чистого, неподдельного шока. Он ударил в солнечное сплетение, выжав воздух из легких коротким, резким звуком. Передо мной, красивое и безжалостное... Зеркало в тяжелой, золотой раме. И в нем… в нем был кто-то другой.

Я замерла, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд. Зеркало показывало женщину. Худую. Не просто стройную, а изящную, как тростинка, очерченную невесомым платьем сотканное из кроваво-красных роз.

Лицо… Боже, лицо.

Ни следа привычной пухлости щек, двойного подбородка, который я ненавидела. Скулы, острые и высокие, фарфоровая кожа, гладкая, без единого мыслимого и не мыслемого прыща или пятнышка, будто выточенная из мрамора. И волосы… Они были не моими тусклыми, мышиными прядями. Они были красиво уложены в элегантную причёску – серебряные. Не седые, нет. Чистое, холодное, жидкое серебро, отливающее в призрачном свете, льющемся откуда-то сверху.

Я смотрела на нее. На эту незнакомку с огромными, сияющими в полумраке глазами. Похожими на мои? Наврядли... Но теперь – огромными, как озера, обрамленными густыми ресницами. В них читался тот же ужас, что сжимал мое горло.

Кто она?

Инстинктивно, дрожащей рукой, я протянулась вперед. Не к себе, к лицу – к зеркалу. Кончики пальцев коснулись холодной, непроницаемой поверхности. Они встретили отражение – тонкие, изящные пальцы незнакомки, тоже тянущиеся ко мне. Между нами была лишь гладь стекла, но пропасть казалась бесконечной.

Это…

ЭТО Я?..

Мысль пронеслась, как удар молнии, обжигая изнутри. Нелепая, невозможная. Я – Берта. Берта из «Маркета №7». Берта, чье отражение в витрине холодильника с газировкой всегда заставляло сжиматься сердце. Берта, чье тело было знакомым, тяжелым, нелюбимым якорем. Эта… эта фея из старой сказки, эта хрупкая статуэтка в красном платье… она не могла быть мной!

Я рванула руку от зеркала, будто обожглась. Посмотрела на свои ладони. Настоящие. Они были… другими. Кожа нежнее шелка, ногти ровные, перламутровые. Ни следа заусенцев, трещин от работы с пакетами, старых шрамов от детских падений. Я прижала эти чужие руки к лицу – к этому лицу. К щеке. Кожа была прохладной, гладкой. Я провела пальцами по скуле, по линии челюсти. Кости под тонкой кожей. Никакого привычного слоя мягкого жира. Ничего знакомого.

В груди клокотал хаос. Паника, смешанная с диким, запретным любопытством. Я сделала шаг назад, от зеркала. Движение было легким, грациозным, без привычной неуклюжести, без того, чтобы бедро задело угол стола или стул оставлял отпечатки на попе. Я снова посмотрела в зеркало и сдлала шаг назад. Она... Тоже... Незнакомка сделала шаг назад, ее глаза – мои глаза – расширились от изумления. Красное платье колыхнулось вокруг ее – моих? – стройных ног.

ЭТО Я???????

Вопрос висел в воздухе, гулкий и безответный. Он бился в висках, смешиваясь с бешеным стуком сердца – такого громкого, такого отчетливого в новой, странной тишине. Я стояла перед зеркалом, дрожа, глядя на призрака из сна, на чужое отражение, которое упрямо утверждало: это и есть ты. Старый мир скучных полок и гречневой пыли рухнул. Осталась только я – или то, во что я превратилась – и это безупречное, пугающее отражение под багровым светом незнакомой луны, льющемся в высокое окно за моей спиной.

Кто я? Что я?

И куда подевалась толстуха Берта, растворившаяся, как сон, в той злаполучной аварии? Теперь я была заточена в этой чужой, прекрасной, невероятно хрупкой на вид коже. И от этого знания по спине побежали ледяные мурашки.

Хаос в моей голове достиг апогея. Я стояла, прижав чужие, слишком изящные руки к чужим, слишком острым скулам, пытаясь вдохнуть, выдохнуть, просто осознать. Это тело, это лицо в зеркале... оно не могло быть моим. Воспоминания накатывали обрывками: резкий скрежет тормозов, ослепляющий свет фар, удар, вырвавший душу из тела... и потом – темнота. А потом – пробуждение здесь, в этом незнакомом теле, под багровой луной. Это был сон? Последствия аварии? Но холод стекла под пальцами и ледяная гладкость кожи ощущались слишком реально.

Тихий, почти бесшумный скользящий звук заставил меня вздрогнуть и резко обернуться. В высоком, арочном проеме, который я не заметила раньше, стоял мужчина.

Красивый – это слово казалось слишком простым, слишком человеческим для него. Он был... выточенным. Черты лица – резкие, совершенные, как у мраморной статуи античного бога. Темные, как ночь перед грозой, волосы были идеально уложены, подчеркивая белизну высокого лба и линию скул, которые могли бы порезать стекло. Глаза – глубокого, почти черного янтаря – смотрели на меня с вежливой, отстраненной заинтересованностью. Он был одет в безупречно сшитый костюм глубокого серого цвета, сливающийся с тенями комнаты, и держал в руках серебряный поднос с изящным куполообразным колпаком.

— Я слышал, вы кричали, леди Элис, — произнес он. Голос был низким, бархатистым, как дорогой коньяк, и безупречно вежливым. Но в нем не было тепла. Только гладко отполированная формальность, — Что-то случилось?

Элис... Имя отозвалось чужим эхом в моей голове. Не Берта. Элис. Еще один гвоздь в крышку гроба моей старой жизни. Он сделал шаг внутрь, его движения были плавными, неестественно бесшумными, как у большой кошки. Мое сердце, которое только начало успокаиваться, снова забилось как бешеное, стуча в висках гулким эхом. Леди Элис. Он знал это имя. Это мое новое имя?

Глава 3: Кто же такая эта леди Элис?

Только тишина и этот гипнотизирующий взгляд янтарных глаз, прикованных ко мне. Он поставил поднос на низкий столик рядом с креслом, которого я раньше не замечала, и с бесстрастным видом снял серебряный колпак.

И я увидела.

На широком серебрянном подносе лежал толстый кусок мяса. Плохо прожаренный. Почти сырой. Темно-красный по краям, переходящий в глубокий, пугающе живой багрянец и розовую сырость в центре. По поверхности сочились капли жира, смешиваясь с красноватым соком, который собирался в лужицу на дне подноса. Рядом стоял высокий бокал из светлого стекла, наполненный почти доверху густой, практически алой жидкостью, от которой исходил сладковато-металлический запах.

Это был...

Запах крови?..

Настоящей, свежей крови!...

Он ударил в нос, резкий и дурманящий, и голову буквально снесло. Не от боли, а от внезапного, острого головокружения, смешанного с приступом тошноты и… странным, пульсирующим притяжением. У меня резко заурчал живот. Я инстинктивно отшатнулась, прикрыв рот новой, слишком изящной рукой.

— Я… — мой голос сорвался. Он звучал чужим – выше, чище, но дрожал так же предательски, как и старый. Я попыталась собраться, оторвав взгляд от этого отвратительно-притягательного зрелища. Сжала руки в кулаки, ощущая под тонкой кожей растёт напряжение. — Я… не понимаю...

Мои глаза метнулись к зеркалу. Там стояла «леди Элис» – бледная, с огромными, полными ужаса и омерзения глазами в обрамлении густых серебряных ресниц, в своем зловеще прекрасно-красном платье. И рядом с ее отражением, чуть сзади, отражался «он» – этот совершенный, холодный страж. Картина была сюрреалистичной и пугающей.

— Не понимаете? — он наклонил голову на едва заметный угол, словно изучая необычное насекомое. Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на моих дрожащих руках, прикрывающих рот, потом вернулся к содержимому подноса. — Возможно, вас встревожил сон? Или… — Его янтарные глаза медленно поднялись и встретились с моими в зеркале. — Или аппетит сегодня не соответствует вашему обычному?

Слова ударили, как пощечина. Он говорит... О том, что это мой обычный аппетит?.. Я ощутила, как кровь отхлынула от лица – от этого лица, и без того фарфорово-бледного. Головокружение усилилось от этого сладковато-металлического смрада. Комната закачалась, багровый свет поплыл перед глазами.

— Кто… кто вы? — выдохнула я, цепляясь за этот вопрос, как за соломинку. Единственное, что казалось реальным в этом кошмаре. — И что это… это? — я кивнула в сторону подноса, не в силах назвать это едой.

Тонкие, безупречно очерченные губы мужчины изогнулись в вежливую, абсолютно безжизненную улыбку. Он сделал еще один бесшумный шаг вперед, сокращая дистанцию. От него пахло холодом, как от открытой морозильной камеры, и чем-то еще… едва уловимым, металлическим, перебивающим запах крови лишь на мгновение.

— Только не говорите, что у вас амнезия... Я... Ваш слуга, леди Элис. Меня зовут Кассиан. Я принес вам ужин. — он жестом указал на поднос, словно представлял драгоценный, но само собой разумеющийся дар. — Вы пропустили его вчера. лорд Каин был… обеспокоен. Особенно учитывая ваше… состояние после прогулки. Вам надо хорошо питаться.

Слуга. Кассиан. Ужин. Какой-то Лорд Каин. Состояние после прогулки...

Каждое слово вонзалось в сознание, как ледяная игла. Я не была Бертой. Я была леди Элис. У меня был слуга по имени Кассиан, который выглядел как ожившая статуя. И был кто-то еще… «Лорд Каин». Который «обеспокоен». Который прислал «это»... От этих мыслей по спине пробежал новый, еще более сильный холод. Что за «прогулка»?

— Лорд? — прошептала я, чувствуя, как дрожь охватывает все тело. Красное платье колыхнулось вокруг моих новых, невероятно тонких ног. — Это… это мой обычный ужин? — голос дрожал от отвращения, ужаса и желанния поесть.

— Да, — ответил Кассиан, его янтарные глаза неотрывно наблюдали за мной, фиксируя бледность, дрожь рук, расширенные зрачки. — Вы всегда предпочитали его именно таким. Свежим. И запивали исключительно этим. — Его взгляд скользнул к темному бокалу. — Это придает сил. Особенно после… трансформаций. — Он слегка наклонил голову. — Лорд ожидает вас завтра утром. После того, как вы отдохнете и… восстановитесь. Позвольте оставить? Возможно, позже вы почувствуете голод.

Его приближение было невыносимым. Эта холодная, совершенная красота, эта тишина, этот взгляд… Этот одуряющий, сладковатый запах крови, от которого кружилась голова и сжимался желудок, но в горле почему-то першило странной жаждой. Он был воплощением всего чуждого, всего, что отрицало Берту и моего старого мира гречневой пыли и усталых покупателей. И «это» на подносе было символом этой новой, ужасающей реальности.

— Нет! — вырвалось у меня резче, чем я планировала. Я отшатнулась назад, наткнувшись на край тяжелого зеркала. Холод рамы впился в спину. — Уберите это! Сейчас же! Я… я не голодна. Уйдите. Пожалуйста.

Последнее слово прозвучало жалко, по-старому, по-Бертовски. Робко. Кассиан замер. Его янтарные глаза сузились на долю секунды, в них мелькнуло что-то нечитаемое – возможно, легкое удивление, а может, раздражение. Но мгновение спустя маска безупречного слуги вернулась. Он плавным движением накрыл тарелку и бокал серебряным колпаком, скрыв отвратительное и притягательное содержимое.

— Как пожелаете, леди Элис, — он поклонился с ледяной учтивостью, движение было отточенным и лишенным всякой человеческой теплоты. — Но позвольте напомнить: Лорд терпеть не может капризов... — Его взгляд на мгновение скользнул мимо меня, к зеркалу, а потом вернулся, полный того же отстраненного любопытства. — Спокойной ночи. Постарайтесь отдохнуть. Завтра будет важный день. И вам понадобятся силы.

Глава 4: Голод

Тишина после его ухода была гулкой, тяжелой, как бархатный покров, пропитанный сладковато-металлическим смрадом. Я стояла, прижавшись спиной к холодной раме зеркала, дрожа всем телом. Каждый нерв звенел от пережитого шока, от невыносимой близости «этого» на подносе, от ледяной вежливости Кассиана и его последних, отравленных слов: «Лорд терпеть не может капризов». Угроза висела в воздухе, неозвученная, но жгуче-осязаемая.

Я зажмурилась, пытаясь отогнать образ сырого мяса, этих сочащихся капель жира и красного сока, алой жидкости в бокале. Но чем сильнее я сопротивлялась, тем ярче всплывали детали. Тот «запах»… Он все еще висел здесь, въевшийся в воздух, в складки моего платья, в мои серебряные волосы. Он был не просто дурманящим. Он был… «зовущим». Как самый изысканный, самый желанный аромат в мире, пробуждающий что-то глубокое, темное и невероятно голодное в самой сердцевине моего существа. Желудок снова сжался спазмом, на этот раз болезненным, требовательным. Не пустой урчащий голод Берты после смены, а что-то острое, когтистое, царапающее изнутри.

«Вам понадобятся силы», – эхом прозвучал голос Кассиана. Силы для чего? Для встречи с этим Лордом Каином? Для новой «прогулки»? Для «трансформации», после которой нужно… «это»?

Голод был сильнее страха. Он гнал кровь быстрее, затуманивал разум. Нет. Я не хотела. Я боялась. Но больше всего боялась этой пустоты внутри, этой когтистой твари, раздиравшей меня изнутри. Поднос… Он забрал его. Унес этот дурманящий, отвратительный и желанный источник силы этой девушки.

Надо найти.

Мысль пронеслась внезапно и властно. Не Берты. Берта бы умерла от голода, но не притронулась бы к этому. Эта мысль была ее. Леди Элис. Той, чьи «обычные предпочтения» теперь преследовали меня. Вдруг ... Ноги, легкие и сильные, понесли меня сами, будто помнили дорогу лучше, чем мой перепуганный разум. Я толкнула тяжелую дверь в арочном проеме и выскользнула в коридор.

Тишина здесь была еще глубже. Каменные стены, темное дерево, редкие факелы в железных кольцах бросали длинные, пляшущие тени. Воздух был холодным, пахнущим сыростью, камнем и… слабым, но все еще различимым эхом того сладко-металлического аромата. Я шла, прижимаясь к стене, слушая только стук своего сердца и зов голода, нарастающий с каждой секундой. Куда он мог пойти? Где здесь кухни? В моем мире кухня была местом с запахом жареного лука и дешевого кофе. Здесь она, вероятно, пахла бы… Кровью?..

Я свернула за угол и увидела в конце коридора узкую, низкую дверь, приоткрытую. Оттуда лился слабый свет и… да, он! Тот самый запах! Сильнее, гуще, смешанный с запахом дыма и чего-то еще — резкого, химического. Я ускорила шаг, почти бежала, подол платья мелькал в полумраке.

Ворвалась в помещение. Кухня. Огромная, мрачная. Огромный очаг с тлеющими углями. Массивные столы из темного дерева. Полки, уставленные странной посудой. И посредине, на центральном столе — серебряный поднос. Я сдернула колпак одним резким движением.

Запах хлынул волной, ошеломительной, невыносимой и… восхитительной. Темно-рубиновый кусок мяса лежал на подносе даже без тарелки, сочась соком цвета старого вина. Бокал с алой жидкостью казался живым, манящим. Желудок скрутило так сильно, что я согнулась, ухватившись за край столика. Слюна хлынула в рот рекой. Горло горело.

Я выпрямилась, глядя на этот пиршественный кошмар. Я смотрела на поднос глазами безумной, но прекрасной девушки. И я готова поклясться... В моих (её) глазах уже не было чистого ужаса. Там горел огонь – голодный, отчаянный, золотисто-багровый. Губы ее – мои губы – слегка приоткрылись, обнажая кончики зубов. Зубов, которые показались мне… чуть более острыми, чем минуту назад.

Чем больше я смотрю на эту еду… тем меньше вижу Берту. Настоящую себя...

Шаг. Я сделала шаг к подносу. Потом еще один. Глаза прикованы к мясу, к бокалу. Рука «леди Элис» потянулась вперед, тонкие пальцы зависли над подносом.

Моя рука повисла в воздухе. Дрожь стала бесконтрольной. Голос Берты, слабый, но яростный, забился где-то глубоко внутри: «Не тронь! Это не ты!»

Но голос голода, голос этого тела, голос золотистого отблеска в глазах был громче. Он шептал о силе. О выживании. О том, что завтра будет важный день. О том, что Лорд не любит капризов.

Пальцы сжались в кулак. Я зажмурилась, пытаясь вдохнуть, но в легкие врывался только этот сладковато-металлический наркотик. В ушах зазвенело. Багровый свет луны за окном плыл и переливался.

И тогда я услышала. Не голос. Шёпот. Тихий, как шелест крыльев мотылька, исходящий не извне, а из самой глубины, из того места, где когда-то жила Берта, а теперь жила лишь пугающая пустота и этот всепоглощающий голод.

«Кровь…» — прошептал внутренний голос, незнакомый и древний, — «Кровь – это жизнь. Кровь – это сила. Ты – в этом мире нечто большее, чем какой-то человек. Возьми свое. Пей…»

Я открыла глаза. Моя рука, больше не дрожа, протянулась к хрустальному бокалу. Пальцы обхватили тонкую ножку. Холодное стекло обожгло кожу. Мои глаза откровенно светящиеся янтарным отблеском в глубине серого, были прикованы к алой влаге.

Поднесла бокал к губам. Запах ударил в голову, как молот. Сердце колотилось, выбивая дикий, первобытный ритм. Берта кричала где-то далеко-далеко, под колесами машины, под грузом насмешек, под скан-кодами дешевой гречки. Ее голос тонул в нарастающем гуле в висках, в шепоте древней крови в жилах.

Я сделала глоток.

Глава 5: Позор?..

Жидкость коснулась губ. Не вино. Не вода. Нечто другое. Густое, вязкое, как теплый сироп, но с ледяным металлическим привкусом, пронзающим нёбо. Сладковатое, но с горечью старой меди и… жизнью. Чужой, угасшей жизнью.

Мир взорвался.

Не болью. Не отвращением. Энергией. Чистой, необузданной, огненной молнией, ударившей из горла в самое сердце, а оттуда – в каждую клетку, каждую нервную нить этого нового, чуждого тела. Оно вздрогнуло, выгнулось в немом крике экстаза и муки. Багровый свет в окне вспыхнул ослепительно ярко, детали кухни – грубые камни, темное дерево, медный котел – проступили с невероятной, болезненной четкостью. Я слышала потрескивание углей в очаге как гром, чувствовала вибрацию камней под ногами, нюхала запах пыли на дальних полках, плесени в щелях, и под всем этим – всепоглощающий, божественно-ужасный аромат крови на подносе и в бокале.

Но вкус… О, Боги (если они были здесь), вкус! Это был… нектар и яд. Сладость, смешанная с горечью железа, теплота текущей по горлу жидкости и леденящий душу осадок смерти. Он заполнял все, выжигая Берту, ее воспоминания о гречке, о машине, о насмешках. Оставалось только это. Жажда. Голод. Сила, пульсирующая в жилах, требовавшая больше.

Рука сама двинулась к подносу, к куску мяса. Пальцы, уже не дрожащие, а сильные, цепкие, впились в холодную, скользкую плоть. Я не решилась бы это сделать, но... Тело действовало само, повинуясь инстинкту глубже мысли. Я поднесла окровавленный кусок ко рту. Запах ударил сильнее, голод взревел триумфально.

Я впилась зубами.

Хруст хряща, сопротивление волокон, хлопок лопающейся пленки. Холодная, сырая плоть заполнила рот. Вкус крови, настоящей, неразбавленной, хлынул на язык, смешиваясь с той, что я только что проглотила. И снова – волна энергии, дикой, животной, затопившая сознание золотисто-багровым светом. Я жала, рвала зубами, глотала большие, не прожеванные куски. Не было изящества, не было мысли. Был только первобытный акт насыщения, поглощения жизни, чтобы утолить голод смерти внутри меня.

В отражении медного котла я видела ее. Леди Элис. Серебряные волосы растрепались, спадая на лицо, запятнанное алыми брызгами. Глаза, теперь почти полностью светящиеся холодным, голодным янтарем, были широко распахнуты, безумные. Красное платье было в пятнах. Во рту острые клыки – рвали мясо. Она была прекрасна. Она была ужасна. Она была я.

Берта умерла в ту секунду, когда зубы вонзились в плоть. Ее последний крик утонул в хриплом рычании удовлетворения, вырвавшемся из моей новой глотки. Остатки ее сопротивления, ее морали, ее человечности растворились в сладко-горьком вкусе крови и сырого мяса. Это тело знало, что ему нужно. Это тело было голодом. И оно наконец ело.

Я опустошила поднос. Съела все мясо, до последнего волокна, слизав липкий сок с пальцев, сильных и быстрых, не знавших заусенцев. Выпила всю кровь из бокала, большими, жадными глотками, ощущая, как она струится по горлу, наполняя меня огнем и льдом одновременно. Сила пульсировала под кожей. Чувства обострились до мучительной степени. Я слышала скрип мыши где-то за стеной, чувствовала мельчайшие перепады температуры воздуха, видела пылинки, танцующие в луче багрового света из окна.

И голод… он утих. Не исчез, нет. Он отступил, насыщенный, но не побежденный. Он притаился, довольный, но вечно ждущий. Как зверь в клетке, которого накормили, но не выпустили.

Угли в очаге потрескивали. Где-то капала вода. Но именно эта внезапная, звенящая осознанность тишины заставила меня застыть. Мои новые, сверхострые чувства уловили нечто... отсутствующее. Шум, который должен был быть. Шаги слуг? Шорох крыс? Нет. Было слишком тихо. Слишком... выжидающе.

И тогда я почувствовала его. Холод. Тот самый холод, что исходил от Кассиана, как от открытой морозильной камеры. Он висел в воздухе за моей спиной, незримый, но осязаемый, смешиваясь с запахом крови и дыма.

Я медленно, очень медленно, словно боясь спугнуть хищника, повернулась.

Он стоял в дверном проеме.

Кассиан.

Не двигался. Не дышал – или я не слышала? Его темная фигура сливалась с тенями коридора, лишь янтарные глаза светились в полумраке, как глаза большого кота. Они были прикованы не к моему лицу. Они изучали окровавленный поднос. Мои перепачканные руки. Алое пятно, растекающееся по шелку платья на груди. Его взгляд скользнул вверх, к моему подбородку, где, я знала, тоже были брызги и подтеки. И, наконец, встретился с моими глазами – все еще светящимися нечеловеческим янтарем.

Ни тени удивления на его безупречном лице. Ни отвращения. Только... оценка. Холодная, безжалостная оценка. Как ученый, наблюдающий подтверждение гипотезы. Как тюремщик, видящий, что узник наконец принял свою пищу.

Тишина растянулась, густая, давящая. Он дал мне время. Время осознать мой вид. Время почувствовать стыд, который должен был сжечь изнутри. Но вместо стыда во мне поднялась волна дикого, иррационального гнева.

Он видел! Он видел меня такой! Как зверя!

Я оскалилась, неосознанно обнажая зубы, на которых еще виднелись темные волокна плоти. Низкое рычание сорвалось с губ – нечеловеческое, хриплое.

Кассиан лишь слегка наклонил голову. Вежливо. Как будто я только что изящно попросила чаю.

— Кажется, аппетит все же вернулся, леди Элис, — произнес он своим бархатным, бесстрастным голосом. Звук его слов, такие обыденные на фоне кровавого хаоса кухни и моего дикого вида, был почти кощунственным. — И с каким... энтузиазмом.

Глава 6: Неожиданное внимание?..

Его янтарный взгляд еще раз окинул опустошенный поднос, пятна на полу, меня. В этом взгляде не было осуждения. Было удовлетворение. Превосходство. И что-то еще... пристальное. Глубже обычной оценки.

— Лорд Каин, — он сделал паузу, подбирая слова, — будет доволен. Свежая кровь и плоть — лучший эликсир после трансформации. Особенно... столь обильный, — его тон не оставлял сомнений, что «обильный» – это не комплимент.

Он сделал бесшумный шаг вперед. Я инстинктивно отпрянула, спина ударилась о край тяжелого стола. Гнев сменился паникой. Что он сделает? Но вместо того чтобы взять поднос и уйти, он остановился совсем близко. Слишком близко. От него пахло холодом и чем-то острым, как сталь после дождя.

Его взгляд скользнул не по подносу, а по моим рукам, залитым темной, липкой субстанцией, затем остановился на груди платья, где алое пятно расползалось по шелку, подчеркивая новые, слишком хрупкие контуры тела под тканью. В его янтарных глазах мелькнуло что-то нечитаемое. Не похоть. Скорее... аналитический интерес? Любопытство ученого к необычному образцу?

— Вам... необходимо привести себя в порядок, леди, — произнес он тише, и в его бархатном голосе появилась новая нота – не укора, а чего-то... личного? Он неожиданно достал из внутреннего кармана своего безупречного серого сюртука небольшой, невероятно белый платок из тончайшего полотна. — Утренняя аудиенция требует безупречности.

Прежде чем я успела отреагировать, протестовать или отшатнуться, его рука в черной перчатке плавно двинулась ко мне. Я замерла, застигнутая врасплох. Его пальцы, точные и холодные даже через тонкую кожу перчатки, коснулись тыльной стороны моей окровавленной ладони. Осторожно, без лишнего давления, он начал стирать липкую, уже подсохшую массу. Его движения были методичными, почти клиническими. Но прикосновение... оно жгло. Не теплом, а ледяным электричеством, которое пробежало по моей коже, заставив сердце бешено колотиться уже по-новому – не от страха, а от странной, смущающей близости.

Я почувствовала, как жар ударил мне в лицо. Неловкость охватила с унизительной силой. Он вытирает мне кровь. Кровь, которую я только что... Мысль была невыносима. Я попыталась одернуть руку, но его хватка, мягкая, но не позволяющая сопротивляться, удержала ее.

— Неподвижно, леди Элис, — его голос прозвучал прямо над моим ухом, тихий, как шелест теней. — Иначе лишь размажем.

Он перевел внимание на платье. Платок коснулся области декольте. Я затаила дыхание, чувствуя, как каждый мускул напрягся до предела. Его пальцы скользнули по шелку, вытирая пятно, их холод проникал сквозь ткань, касаясь кожи. Было не больно. Было... невыносимо интимно. Унизительно. Я чувствовала себя ребенком, которого уличают в пачканье одежды, и одновременно... объектом какого-то странного, холодного внимания. Его дыхание было таким ровным, таким бесстрастным, в то время как мое сбивалось.

Он работал быстро, эффективно. Платок быстро стал грязно-бурым. Основное пятно на платье побледнело, превратившись в мокрое размытое пятно, но уже не такое вопиющее. На руках остались лишь бледные разводы.

— Лучшее, что можно сделать здесь и сейчас, — констатировал он, убирая испачканный платок. Он не положил его обратно в карман, а просто сжал в перчатке. Его янтарные глаза снова встретились с моими. В них все еще не было ни тепла, ни осуждения. Но была та самая пристальность, словно он разглядывал нечто новое и занятное. — Остальное – дело горничных. И вашего умения держаться.

Он наконец взял пустой, все еще заляпанный поднос. Его перчатка тоже теперь была испачкана.

— Теперь – отдых, — его голос вернулся к обычной, отстраненной вежливости, но в воздухе все еще висело эхо его прикосновений. — Ясность ума обязательна. Спокойной ночи, леди Элис. И... если что-то понадобиться вы можете просто позвать меня.

Он поклонился, уже без прежней глубины, скорее формально, и бесшумно растворился в темноте коридора, унося с собой окровавленный поднос и мой запах на своем платке.

Я осталась одна. Дрожа. Не только от остатков адреналина и пульсации силы. От неловкости, которая горела щеками. От памяти о его холодных пальцах на моей коже. Он видел меня не только монстром. Он видел меня смущенной. Уязвимой. И это, почему-то, казалось еще страшнее.

Я посмотрела на мокрое пятно на груди платья, на разводы на руках. Запах крови все еще витал вокруг, но теперь он смешивался с едва уловимым холодным шлейфом, оставшимся от Кассиана. Я поднесла чуть очищенную руку к лицу. Вкус крови и сырого мяса все еще стоял во рту, но теперь к нему примешивалось что-то новое – стыд и тревожное любопытство к тому янтарному взгляду, который вдруг увидел в кровавой твари что-то... интересное.

Завтра Лорд Каин узнает о звере. Но Кассиан... Кассиан, кажется, увидел нечто большее. Или ему просто было интересно? От этой мысли по спине пробежали мурашки, совсем иные, чем прежде. Я швырнула окровавленный платок (мой! нет, его!), который он почему-то уронил или оставил намеренно, в темный угол кухни, и почти побежала прочь, чувствуя, как мое новое сердце бьется неприлично громко.

Глава 7: Багровое утро Элис

Я не помню… как добралась до комнаты. Но я буквально переместилась из кухни в свою спальню. Я попыталась заснуть. Даже легла на кровать… Но… Сон естественно ко мне не пришел. Как он мог прийти, когда каждая клетка этого нового тела вибрировала от выпитой крови и съеденной плоти? Я лежала на огромной кровати под балдахином цвета запекшейся крови, уставившись в резные своды потолка, озаренные все тем же, вечным багрянцем лунного света. Сила, дикая и чужая, пульсировала в жилах. Я чувствовала биение собственного сердца – сильное, медленное, непохожее на суетливый ритм Берты. Чувствовала холод камня сквозь тонкие простыни, слышала скрип старых балок в стенах, как будто замок дышал. Запах крови, хоть и приглушенный, все еще витал вокруг, смешиваясь с ароматом пыли и древнего дерева. И с ним – едва уловимым холодным шлейфом, напоминавшим о перчатках Кассиана.

Вампир.

Слово наконец оформилось в сознании второй раз, тяжелое и неоспоримое, как надгробная плита. Не оборотень, не фея, не призрак. Вампир. Существо ночи, питающееся кровью. Вот почему этот запах сводил меня с ума. Вот почему сырое мясо и алая жидкость в бокале были «эликсиром». Вот источник этой чудовищной силы и обостренных чувств. И зеркало… Почему оно отражало меня? Легенды врали? Или это было частью моего «Наследия»? Может быть какой-то... Королевской крови? Мысли путались, наталкиваясь на стену незнания. Всё, что я знала из фильмов про вампиров… как будто было ложью.

Лорд Каин. Кассиан.

Скорее всего… Они тоже вампиры. Кассиан – точно. Его бесшумность, его холод, его янтарные глаза, его… интерес к моей кровавой трапезе. А Лорд Каин… Властитель этого замка и неизвестный мне(Берте). Тот, кто «будет доволен». Тот, кто не терпит капризов.

Стыд от того, что Кассиан видел меня в таком состоянии – перепачканной, дикой, а затем смущенно-покорной под его прикосновениями – сменился холодной тревогой. Утро. Аудиенция. Я должна предстать перед Лордом. Как? В чем? В этом испачканном платье? С разводами на руках? С памятью о том, как я рычала над подносом, как мои клыки (да, они были острее!) рвали сырое мясо?

Я провела в размышлениях слишком долго, что не заметила… как наступило то самое утро.

Как по сигналу, в дверь тихо постучали. Не дожидаясь ответа (которого у меня и не было), вошли две женщины. Горничные. Их движения были плавными, почти бесшумными, глаза – слишком блестящими в полумраке, но не янтарными, а темными, как у Кассиана волосы. Они не улыбались. Не говорили. Лишь скользнули оценивающим взглядом по моему платью, по пятну на груди, и приступили к делу с безэмоциональной эффективностью.

Одни руки сняли с меня окровавленный шелк, другие тут же обернули меня в прохладный, влажный полотняный саван(1). Меня повели (почти потащили с непривычной силой) в смежную комнату с огромной каменной купелью, наполненной водой цвета темного вина – или это просто багряный свет так играл? Вода оказалась ледяной, но это не вызвало дискомфорта. Наоборот, холод приятно обжигал кожу, смывая остатки кошмарной трапезы, остатки Берты. Горничные терли меня жесткими мочалками и какими-то пахучими составами, смывая даже намек на запах крови. Их прикосновения были безликими, механическими. Ни стыда, ни смущения они не вызывали. Лишь облегчение от очищения. Я впервые себя чувствовала так прекрасно, ведь моё новое тело не было страшно даже показать на какой-нибудь обложки плэй боя… по правде я о таком только могла мечтать раньше.

Затем – новая одежда. Не алая. Глубокий, насыщенный бордовый, почти черный бархат, струящийся по новым, изящным линиям тела. Платье было строгим, с высоким воротником, длинными рукавами, подчеркивающим талию и скрывающим… все, что могло напоминать о вчерашнем. Волосы заплели в сложную, тяжелую косу, уложенную вокруг головы, как корона. На лицо не нанесли ни капли румян – оно и без того было фарфорово-безупречным. Лишь тени подчеркнули глаза, которые в зеркале казались огромными, глубокими, и… все еще хранили слабый янтарный отсвет в глубине серого. Я (она) была словно… Принцесса. Холодная. Чужая. Готовая к аудиенции.

Дверь открылась без стука. В проеме стоял Кассиан.

Он был безупречен, как всегда. Темный, строгий костюм без единой морщинки, безукоризненно белый воротничок рубашки. На руках – свежие черные перчатки. Ни следа вчерашней грязи, ни намека на тот странный, личный интерес в янтарных глазах. Только вежливая отстраненность слуги высшего ранга.

— Лорд Каин ожидает вас, леди Элис, — произнес он своим бархатным, ровным голосом. Его взгляд скользнул по мне, от макушки до кончиков туфель. Оценивающе. Профессионально. Как проверяющий смотрит на подготовленный к показу экспонат. — Вы выглядите… презентабельно.

В его тоне не было ни похвалы, ни насмешки. Констатация факта. Но почему-то его слова, сказанные после вчерашней сцены, заставили меня внутренне съежиться. Он видел настоящую Элис в ту ночь.

— Следуйте за мной, — он повернулся, его спина была прямая, движения бесшумны.

Я последовала, стараясь ступать так же легко, как он, так же бесшумно. Но со стороны возможно это выглядело немного нелепо. Как будто младенец заново учиться ходить в новом теле. Коридоры замка казались еще мрачнее, еще длиннее. Багровый свет из высоких узких окон ложился на каменные плиты пола кровавыми дорожками. Я чувствовала взгляд Кассиана спиной. Нет, он не оборачивался. Но я знала, что он ощущает мое присутствие, мой шаг, мое дыхание. Как вчера ощущал мой голод.

Мы подошли к огромным, двустворчатым дверям из черного дерева, инкрустированным серебряными узорами, напоминавшими сплетенные ветви терновника. У дверей стояли двое стражей. Высокие, мощные, в темных доспехах. Их лица были скрыты шлемами с узкими прорезями. От них веяло тем же холодом и скрытой силой, что и от Кассиана. Вампиры. Все вокруг – вампиры. А я… я была их принцессой вампиров или кем-то ещё? Иначе... Зачем мне слуга? Но оущащала я себя... Скорее… Чужеземкой в чужой коже.