Попаданка: Репутация исчадия ада

Глава 1. Начало ада для попаданки

Первый звук, который она услышала, был тихий, настойчивый плач. Он вился где-то на границе сознания, надоедливый, как комар. Потом пришла боль. Не острая, а тупая, разлитая по всему телу, будто её переехал каток, оставив лишь тяжёлую, ноющую массу.

Луиза медленно открыла глаза.

И тут же захотела закрыть их снова.

Над ней простирался не просто потолок. Это был шедевр лепнины — херувимы, розы и причудливые завитки, отливавшие в полумраке призрачным золотом. Они плясали в свете дрожащих свечей, установленных в массивном канделябре рядом с… с её кроватью. Кроватью, больше похожей на погребальный саркофаг какого-нибудь древнего короля, с готическими колоннами и тяжёлым балдахином из тёмного бархата.

«Где я?»

Мысль была кристально ясной и от того ещё более ужасающей. Она попыталась приподняться на локтях, и тело пронзила новая волна боли, на этот раз в висках. Она с трудом сглотнула. Горло пересохло.

Плач у её изголовья оборвался.

— Ваша светлость? Вы… вы пришли в себя?

Луиза повернула голову. Это далось с невероятным усилием. Рядом с кроватью, на коленях, застыла юная девушка в простом тёмном платье и белоснежном чепце. Её лицо было распухшим от слёз, а в широких глазах застыла смесь надежды и животного страха.

— Воды, — прохрипела Луиза.

Девушка вздрогнула, словно получив удар кнутом, и тут же бросилась к столику, где стоял серебряный кувшин. Её руки дрожали, когда она наливала воду в такой же серебряный бокал.

Луиза с жадностью прильнула к прохладной влаге. Вода была единственным, что казалось реальным в этом безумии. Она огляделась. Комната… нет, не комната. Покои. Огромные, залитые мрачным величием. Стены, обитые тёмным шёлком, тяжёлая дубовая мебель, гобелены, изображающие мрачные охотничьи сцены. Всё кричало о баснословном богатстве и… чужом.

Она посмотрела на свои руки, всё ещё сжимавшие бокал. Длинные, изящные пальцы, белая, ухоженная кожа без единого намёка на знакомую родинку на указательном пальце. Никакого кольца, это были чужие руки.

Паника, сдерживаемая до сих пор, рванула наружу, ледяным потоком затопив сознание.

— Что происходит? — её голос прозвучал чужим, низким и мелодичным, с непривычными аристократичными интонациями. — Кто я?

— Ваша светлость, герцогиня Элиана де ла Марк, — быстро, почти шёпотом, ответила служанка, снова опускаясь на колени. Её глаза снова наполнились слезами. — О, ваша светлость, это я, Риана. Вы… вы не узнаёте меня? После той ужасной ссоры с герцогом…

Герцогиня, Элиана, ссора. Слова обрушивались на Луизу, как камни. Она сжала виски, пытаясь выдавить хоть крупицу памяти, которая принадлежала бы ей. Элиане. Вместо этого в голове пронесся обрывок: гневное мужское лицо, искажённое яростью, холодные, как сталь, глаза. И громоподобный голос, от которого закладывало уши: «С меня довольно. Конец».

Она содрогнулась.

— Какой ссоры? — спросила она, чувствуя, как её собственный голос дрожит. — Что я сделала?

Риана потупила взгляд, её пальцы бессильно теребили край фартука.

— Вы… вы не помните? Герцог… он пришёл в такую ярость. Он сказал, что вы перешли все границы. Что ваше поведение… невыносимо. Что вы… — она замолчала, сглатывая. — Что вы публично опозорили его и его дом.

— И что? — прошептала Луиза, чувствуя, как по спине ползут мурашки.

— Он приговорил вас к ссылке, ваша светлость. Пожизненному заточению в Северном поместье, — голос Рианы сорвался на писк. — Завтра утром вас должны увезти. Он сказал, что никогда больше не желает видеть вас в столице.

Луиза откинулась на подушки, ощущая, как комната плывёт. Пожизненное заточение. За что? За то, что она сделала в чужом теле, о котором ничего не знала? Это был кошмар. Худший, чем любая болезнь.

— Но… но я же ничего не помню, — растерянно сказала она. — Может, он ошибается? Может, всё можно объяснить?

Риана покачала головой, и в её глазах вспыхнул странный, почти фанатичный огонёк.

— Он не станет слушать, ваша светлость! Он тиран! Чудовище! Он всегда вас ненавидел, искал лишь повода, чтобы избавиться! Он никогда не понимал вашу светлую душу!

Слова служанки, полные жара и убеждённости, падали на благодатную почву отчаяния. Луиза цеплялась за них, как утопающий за соломинку. У неё не было ничего. Ни памяти, ни прошлого, ни будущего. Только этот роскошный гроб опочивальни и приговор жестокого мужа, чьё лицо она смутно помнила лишь в гримасе гнева.

«Тиран. Чудовище».

Эти слова стали её единственной правдой. Её единственным ориентиром в этом перевёрнутом мире.

— Что же мне делать? — прошептала она, глядя в потолок, где херувимы с каменными лицами взирали на её отчаяние.

— Вам нужно с ним поговорить, ваша светлость! Умолять его о пощаде! — страстно прошептала Риана, придвигаясь ближе. — Вы должны попытаться. Вы же невинны! Вы — ангел, а он…

Дверь в покои с глухим стуком распахнулась.

В проёме, залитый светом из коридора, стоял мужчина. Высокий, широкоплечий, в тёмном, безупречно сидящем камзоле. Его лицо, с резкими, словно высеченными из гранита чертами, не выражало ровным счётом ничего. Только холод. Ледяной, пронизывающий до костей холод. Его глаза, цвета старого серебра, медленно скользнули по служанке, заставив её съёжиться и отползти в тень, а затем остановились на Луизе.

В них не было ни капли гнева. Только бездонное, абсолютное презрение.

Луиза почувствовала, как весь воздух уходит из лёгких. Это был он. Герцог. Её муж. Тот самый тиран.

И глядя в эти безжалостные глаза, она с абсолютной, животной ясностью поняла: Риана была права.

Её новая жизнь началась в немилости. И её единственный враг, единственное препятствие на пути к свободе, сидело в этих каменных чертах и смотрело на неё взглядом, от которого кровь стыла в жилах.

Глава 2. Первая встреча с чудовищем

Он не двинулся с места, не изменил позы, но его молчаливое присутствие заполнило собой всю громадную опочивальню, вытеснив воздух и заставив свечи меркнуть. Казалось, темнота за его спиной сгустилась и подчинилась его воле.

Луиза инстинктивно вжалась в шелковые подушки, сердце заколотилось где-то в горле, бешеным, неровным стуком отдаваясь в висках. Это был не просто страх. Это было первобытное, животное чувство добычи, почувствовавшей взгляд хищника.

Риана, застывшая на коленях, издала тихий, похожий на писк мыши звук и прижалась лбом к резной ножке кровати, словно пытаясь стать совсем маленькой и невидимой.

— Ты… пришла в себя.

Голос герцога был таким же, как и его взгляд, — холодным, ровным, лишенным каких бы то ни было эмоций. В нем не было ни вопроса, ни удивления, ни злорадства. Констатация факта. Камень, упавший в бездонный колодец.

Луиза попыталась сглотнуть, но горло было пересохшим намертво. Она судорожно сжала пальцы на тяжелом бархатном одеяле, пытаясь найти в нем хоть какую-то опору.

— Я… — ее собственный голос прозвучал хрипло и несмело, разрушая жуткую тишину. Она заставила себя поднять взгляд и снова встретиться с его глазами. Серебряные глаза. Глаза зимнего волка. — Я не понимаю… что происходит.

Одна из его темных бровей едва заметно дрогнула. Едва уловимое движение, но в нем читалось столько презрительного скепсиса, что по спине Луизы пробежала ледяная дрожь.

— Не понимаешь? — он повторил ее слова, и они зазвучали как насмешка. Он медленно, не спеша, сделал несколько шагов вглубь комнаты. Его сапоги, отливавшие матовым черным светом, глухо стучали по темному паркету. Каждый шаг отдавался в тишине, как удар молота о наковальню. — Утонченная ложь, Элиана? Или новая игра? Ты всегда была мастерицей по части театральных представлений.

Он остановился в нескольких футах от кровати. От него пахло холодным ночным воздухом, конской сбруей и чем-то еще… дорогим, мужским, опасным. Дубленой кожей и пряным одеколоном.

— Это не игра! — вырвалось у Луизы, и в голосе ее прозвучала искренняя, неподдельная отчаянная мольба, которую она сама не ожидала. — Я правда не помню! Я не помню, что случилось, не помню, что я сделала! Пожалуйста…

Он рассмеялся. Короткий, сухой, без единой нотки веселья звук, больше похожий на лязг стали.

— «Пожалуйста»? — он склонил голову набок, изучая ее с видом натуралиста, разглядывающего редкое, но отвратительное насекомое. — Как трогательно. И как несвойственно для тебя. Обычно ты предпочитаешь требовать, а не просить. Ты теряешь хватку, моя дорогая супруга.

Слово «супруга» в его устах прозвучало как самое горькое оскорбление.

— Кассиан… — прошептала она, отчаянно пытаясь вспомнить его имя, которое, должно быть, знала Риана. Имя сорвалось с ее губ само собой, интуитивно. И это стало ошибкой.

Его лицо, до этого момента бывшее лишь холодной маской, на мгновение исказилось. В серебряных глазах вспыхнула быстрая, как всполох молнии, ярость. Он сделал еще один шаг, и теперь она в деталях различала резкую линию его скул, жесткую складку у губ, темные волосы, собранные у затылка в короткий хвост.

— Не смей, — его голос упал до опасного, змеиного шепота, в котором зазвенела сталь. — Не смей произносить мое имя своими устами, которые столько лет изливали лишь яд и ложь. Ты лишилась этого права. Навсегда.

Луиза отпрянула, словно от удара. Слезы, которые она сдерживала от страха и беспомощности, наконец вырвались наружу и покатились по щекам, горячие и соленые. Она не пыталась их смахнуть.

— Но что я сделала? — всхлипнула она, чувствуя, как потерялась всякая надежда на диалог. — Я проснулась здесь, в этом теле, и мне говорят, что я чудовище, которое заслужило пожизненную ссылку! Дай мне шанс все объяснить!

— Объяснить? — он выпрямился во весь свой внушительный рост, и его тень накрыла ее с головой. — Ты уже все «объяснила». Своим поведением все эти годы. Своими насмешками. Своими… интригами. Публичное унижение, которое ты устроила, было последней каплей. Мое решение окончательно и обсуждению не подлежит.

Он бросил взгляд на Риану, все еще трепещущую у кровати.

— Встань, — его приказ прозвучал тихо, но с непререкаемой силой, не терпящей ослушания. — И выйди.

Служанка, не поднимая глаз, поднялась с колен и, почти согнувшись пополам, пулей выскочила из комнаты, бросив свою госпожу на произвол судьбы.

Дверь с мягким, но окончательным щелчком захлопнулась.

Они остались одни. Монстр и его жертва.

— Завтра на рассвете тебя отвезут в Северное поместье, — произнес герцог, его голос снова стал ровным и безжизненным. — Ты будешь содержаться под строжайшим замком. У тебя не будет свиты, не будет развлечений, не будет связи с внешним миром. Ты проведешь там остаток своих дней, в тишине и одиночестве, в размышлениях о том, что ты натворила. Это более милосердная участь, чем ты заслуживаешь.

Луиза смотрела на него, и ее охватило странное, почти гипнотическое оцепенение. Его холод был страшнее любой ярости. В его словах не было злобы, не было желания мстить. Была лишь ледяная, неумолимая уверенность в своей правоте и ее виновности.

И в этот момент, глядя в его бездонные серебряные глаза, в которых не было ни искры тепла или человечности, Луиза окончательно и бесповоротно поверила.

Она поверила, что он чудовище.

А она невинная жертва, попавшая в сети тирана по чудовищной ошибке судьбы.

Ее губы задрожали. Страх начал медленно, коварно переплавляться в горечь и отчаяние, а отчаяние — в гнев. Гнев на этого человека, который обрек ее на страшную участь, даже не выслушав.

— Я… ненавижу тебя, — прошептала она, и в ее голосе впервые зазвучали не слезы, а хрустальная, звенящая ненависть.

Он замер. На его лице ничего не изменилось, но Луиза почувствовала, как воздух вокруг снова сгустился. Он смотрел на нее, и в его взгляде, в самый последний момент, промелькнуло что-то неуловимое. Не сомнение, нет. Скорее… легкое недоумение. Искренность ее ненависти, ее абсолютный, не наигранный ужас, казалось, на секунду поколебали его железную уверенность.

Глава 3. В объятиях льда и стали

Дверь за его спиной закрылась с тихим, но окончательным щелчком, похожим на удар крышки гроба. Звук этот отозвался в оглушающей тишине покоев, ставшей вдруг еще более гнетущей, чем прежде. Луиза сидела на кровати, не в силах пошевелиться, ее пальцы все так же судорожно впивались в бархатное одеяло, будто это была единственная связь с реальностью.

Слезы текли по ее щекам беззвучно, оставляя на шелке подушки соленые влажные следы. Она не всхлипывала, не рыдала, ее тело было слишком опустошено для таких ярких эмоций. Сквозь нее будто прошел ураган, оставив после себя лишь ледяной осколок в груди и оглушительный звон в ушах.

«Чудовище. Он и вправду чудовище».

Эта мысль крутилась в голове, навязчивая и неизбежная, как приговор. Его лицо, его голос, его ледяное, безжизненное презрение — все складывалось в единую, неоспоримую картину. Риана была права. Она, Луиза, попала в ловушку, расставленную холодным, бездушным тираном.

Она медленно подняла руки перед лицом. Длинные, бледные, изящные пальцы незнакомки. Ее пальцы теперь. В них не было ни силы, ни надежды. Только отзвук той ярости, что заставила их сжаться в кулаки, когда она прошептала: «Я ненавижу тебя».

И его ответ. Тихий, безжалостный. «Это взаимно».

Стук в дверь, тихий и робкий, заставил ее вздрогнуть. Прежде чем она успела ответить, дверь приоткрылась, и в щель просунулось бледное, испуганное лицо Рианы.

— Ваша светлость? — ее голос дрожал. — Мне… можно войти?

Луиза лишь кивнула, не в силах вымолвить слова.

Девушка проскользнула внутрь, прижав к груди сверток из темной ткани. Она двигалась на цыпочках, словно боясь разбудить невидимое зло, притаившееся в углах.

— Я принесла вам кое-что, ваша светлость, — прошептала она, подходя к кровати. — Платье для дороги. Простое, шерстяное и плащ. На севере… на севере очень холодно.

Она развернула сверток, и Луиза увидела платье тусклого серо-коричневого цвета, без единого украшения, и тяжелый, потертый плащ из грубой шерсти. Рядом с роскошью, что ее окружала, эти вещи выглядели как одежда нищенки. Символ ее нового статуса. Статуса изгнанницы.

— Он… он действительно это сделает, правда? — тихо спросила Луиза, глядя на платье. — Отправит меня в эту… эту ледяную тюрьму?

Риана опустила голову, ее плечи сгорбились.

— Герцог Кассиан никогда не отступает от своего слова, — ответила она с горькой покорностью в голосе. — Его воля закон для всех. Он… он безжалостен, когда дело касается чести. А вы… вы ее публично попрали. Хотя это и не ваша вина! — тут же воскликнула она, и в ее глазах снова вспыхнул тот странный огонек. — Он просто искал повод! Все эти годы он искал повод сломать вас, ваша светлость! Потому что вы были слишком яркой, слишком сильной, слишком прекрасной для него!

Луиза слушала эти пламенные речи, и лед в ее груди понемногу таял, сменяясь горьким, но живительным чувством праведного гнева. Да. Так оно и было. Она видела это в его глазах. Он ненавидел ее. Ненавидел с первой секунды. Ее попытка поговорить, ее слезы, ее непонимание — все это он воспринял как новую уловку, как спектакль. Он не хотел слушать. Он хотел наказать.

— Что я сделала? — снова спросила она, но на этот раз ее вопрос был обращен не к нему, а к единственному союзнику. — Риана, что именно я сделала? Что значит «публично опозорила»?

Горничная заерзала, опустив взгляд.

— Было торжество в честь победы герцога на западных границах, — начала она неохотно. — Вы… вы позволили себе несколько резких замечаний в адрес его стратегии. А потом… потом вы публично усомнились в храбрости его покойного друга, маркиза де Вальера. Сказали, что он пал не в честном бою, а потому что был пьян и упал с лошади.

Луиза содрогнулась. Даже с ее ограниченными знаниями о местных нравах она понимала, что подобное оскорбление — особенно в адрес павшего воина было неслыханным и чудовищным.

— Но… зачем? Зачем я это сделала? — прошептала она в ужасе.

Риана пожала плечами, ее лицо выражало искреннее недоумение.

— Вы всегда говорили то, что думаете, ваша светлость. Вы никогда не боялись говорить правду в лицо сильным мира сего. Герцог… он этого не выносил. Он ненавидит любую тень неподчинения. А ваш поступок он воспринял как личное оскорбление. Как плевок в лицо ему и всей его чести.

Правда и непокорность. Луизе хотелось верить в этот образ. В образ сильной, гордой женщины, сломленной тираном за то, что она посмела иметь свое мнение. Это было горько, но благородно. Это давало ей опору и смысл в этом хаосе.

— Он не оставил мне выбора, — тихо сказала Луиза, глядя на свои руки. — Он даже не попытался понять.

— Он и не станет, ваша светлость, — с горячностью прошептала Риана, опускаясь на колени рядом с кроватью и беря ее холодную руку в свои. — Но вы должны быть сильной. Вы должны выжить. Ради себя. Ради… ради справедливости. Он не может сломить ваш дух. Никогда!

Ее слова, полные юного, фанатичного жара, согревали Луизу лучше любого плаща. В этом ледяном, враждебном мире у нее был один-единственный человек, который верил в нее. Кто видел в ней не монстра, а жертву.

Луиза медленно сжала пальцы Рианы в ответ.

— Что будет в этом поместье? — спросила она, и в ее голосе уже слышалась не только безнадежность, но и крошечная, едва зародившаяся искра решимости.

— Это старое, мрачное место, ваша светлость. Холодное и сырое. Слуги там угрюмые, преданные только герцогу. Но я буду с вами! — воскликнула Риана. — Я ваша горничная! Я не оставлю вас! Вместе мы все преодолеем.

У Луизы снова выступили слезы на глазах, но на этот раз от благодарности.

— Спасибо, Риана, — прошептала она. — Без тебя я… я бы совсем потерялась.

— Все будет хорошо, ваша светлость, — девушка улыбнулась ей ободряюще, но ее улыбка не достигла глаз, в которых по-прежнему пряталась тень страха. — Вам нужно отдохнуть. Попытаться поспать. Рассвет наступит совсем скоро.

Она помогла Луизе лечь, накрыла ее одеялом и, погасив все свечи, кроме одной, удалилась, оставив ее в полумраке.