Попаданка со скальпелем

1. Суд

В замке глухо лязгнул ключ. Дверь бесшумно отъехала в сторону. Четыре полоски магического щита погасли одна за другим.

Здесь всегда было очень тихо. Спокойно. Бархатно, если можно так выразиться. Мне выделили самые комфортабельные тюремные покои во всей столице. Деньги отца сотворили настоящие чудеса.

Я с трудом поднялась с постели и подрагивающими пальцами застегнула ворот платья. Это последнее, что осталось у меня из брони. Пробежала пальцами по туго стянутым в косу волосам и опустила руки. Причесаться я все равно уже не успею.

— На выход, вейра Фанза.

Четкий металлический голос стража настиг меня около раковины, когда я плескала водой в лицо.

Поспешно промокнув лицо полотенцем, я вышла из камеры, и страж даже мягко придержал меня за локоть, когда меня качнуло от легкой дурноты. Я который день чувствовала себя плохо, и помощь стража пришлась кстати. Деньги действительно творили чудеса. У меня были полноценные покои, где стояла кровать, обитая бархатом, украшенные деревянной резьбой стены, светильники, немного разноцветных мелков для рисования и пара настольных магических игр для баловства. Разве что книг здесь не было. Первоначальная хозяйка тела, в которое меня угораздило попасть, не любила читать.

Зато здесь подавали хорошую еду, стирали, меняли белье и дважды в день мыли комнату.

Но это не отменяло того факта, что я преступница, а эти покои — тюрьма.

Меня провели по темному, грамотно подсвеченному коридору, стараясь держать по левую сторону, но я все равно задрожала. Инстинкты брали верх над разумом.

Я уже знала, что скрывается в затемнениях. Настоящие камеры. Каменные мешки, где человеческое тело лежит в зародышевой позе, пока не закостенеет. Пыточные, где каменный пол пропитался кровью до самого ядра земли.

Может здесь есть места и хуже, просто я пока о них не слышала.

Возможно хозяйка тела знала об этом месте больше, но я попала в это тело не настолько давно. Я даже адаптационный период не сумела прожить. Точнее, не успела.

Меня вывели в уже знакомый зал, битком набитый высокородными господами и странно затихший.

В оглушающей тишине меня провели к небольшому помосту, стоящему по центру зала. Слева шел судебный стол, за которым я увидела бледного отца и старшего брата Аргайла. Конечно, они приходились родней не мне, а телу, но за эти полгода я полюбила их с силой дочери.

Брат мазнул по мне белым от ужаса взглядом и пытался изобразить ободряющую улыбку. Вышло не очень. Наверное, это значило, что дела мои плохи.

Я взошла на помост и суетливо расправила подол слишком объемного платья. Справа и за спиной располагались ряды высокорожденных. Левую сторону занимали пострадавшие, а сзади сидели жаждущие хлеба и зрелищ.

— Высокомерная сука, — зашипели за спиной. — Платье, как у принцессы! После всего, что она сделала…

— Остались сутки до приговора, — зашипел кто-то еще. — Наши глаза увидят ее падение. Боги возрадуются ее смерти…

Увы. Мое тело нагадило половине высшего света. А со второй половиной переспало.

По крайней мере такая картина вырисовывалась перед онемевшим от потрясения судом за последние три дня.

— Суд Вальтарты напоминает, вейра Фанза обвиняется в попытке свержения клана Аргаццо. Будучи невестой старшего сына главы Аргаццо, она использовала естественное женское обаяние и доброту вейра Аргаццо, чтобы подменить планы военных действий на западном фронте. Сие привело к полному уничтожению Второго крыла армии страны перевертышами.

Я слышала это в третий раз. Каждый день суда начинался с этих слов.

Уже привычно положила ладонь на круглый шар и устало произнесла:

— Это неправда. Никакие планы я не подменяла и даже не знала, что они существуют.

Зал тут же взорвался негодованием. Это тоже было привычно. Они и вчера орали.

Право голоса взяла вейра Тириан. Жена главы клана Аргаццо. Мачеха Данте.

— Согласно помолвке старшего сына мы приняли эту девочку с теплом. Дали ей кровь, как завещано драконьими богами, предоставили стол и сад, и личные покои на семь дверей. Семь горничных, двух рыцарей. Мы очень старались ее полюбить.

Я сжала свободную руку в кулак.

Тепло они меня приняли. Как же. Горячо. Как в аду. Я выжила только потому что держалась за Данте. Иначе бы сбежала от гостеприимных Аргаццо на край света еще в первые три дня.

— Подтверждаю, — тут же подтвердила тетка Вивиан. — Данте был вечно в разъездах, но в его отсутствие мы создали все условиях для вейры Эдит, чтобы она чувствовала себя как дома.

Вивиан приходилась теткой Данте и ненавидела меня ослепляющей черной ненавистью.

Мой отец не выдержал, вскочил и каким-то пугающе-тонким голосом закричал, что все это ложь. Что его девочка не могла ответить злом на доброту.

Тетка Виван тут же показала зубки, припомнив проблемы с моей репутацией. За нее вступилась Тиариан и оставшиеся в живых вейры клана Аргаццо. И когда они поворачивались в мою сторону, их глазах горели от знакомой ненависти. Все они были полностью разбуженными драконами, и их слова имели вес.

Я искала взглядом среди Аргаццо одно-единственное лицо, но не находила.

Меня ненавидела семья Аргаццо, ненавидел двор, даже моя собственная семья, как бы сильно меня не любила, не верила мне. Она-то знала, на что способна та, настоящая принцесса Эдит Фанза. Они двадцать лет за ней подтирали.

Полгода моего почти ангельского поведения не сумело их подкупить. Было слишком поздно работать ангелочком после всего, что натворил оригинал.

Но все это можно было перетерпеть, пока на моей стороне был Дан. Данте Аргаццо. Старший незаконнорожденный сын клана. Здесь, в Вальтарте, таких как он, называли антами. Устаревшее определение ребенка от официальной любовницы.

Еще вчера он обещал, что вернется с доказательствами моей невиновности. Он сказал, что мне осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

И я терпела.

Я, как дура, любила его.

2. Досадная случайность

В камеру меня отвели под утро.

Голова у меня кружилась от усталости, ныла спина, а к горлу подкатывала тошнота.

Устало осела на свою дебильную розовую кровать, которую собрали по заказу отца, живущего в убеждении, что его детка любит розовое, сладкое и поспать. Он пытался устроить для меня в этой камере домик для барби, но разве обманешь драконий взгляд?

Здесь нет окон, на двери решетка, а из коридора льется холодный медицинский свет. Страж вежлив, но я ему не нравлюсь. Сначала он еще пытался найти во мне признаки капризной своевольной принцессы, которая станет осыпать его намеками, просьбами и мольбами, стоя на коленях в ночнушке, но быстро понял, что я ледышка.

Я устало, со всхлипом выдохнула и спрятала лицо в руки.

Ну почему все вышло так?

Аргаццо орали, что я разрушила их жизнь. Но моя жизнь тоже была разрушена. Вальтартой или кем-то свыше. Бог знает, как я попала в пугающий мир драконов и магии.

В двенадцать лет мне вырезали грыжу, а главный хирург хлопнул меня по коленке и сказал, что с такими нервами мне прямая дорогу к нему. Только не пациенткой, а ученицей.

И все. Я заболела медициной, глотая книги как конфетки. Даже уговорила бабку свозить меня в анатомический театр. Мы половину ее пенсии потратили на дорогу, но тогда-то я этого не знала. Деньги меня не интересовали.

Ничего мне не давалось даром, но я шла к своей цели напролом. Где не могла взять связями, брала олимпиадами, где не хватало денег, бралась за любую работу.

Но закончить ординатуру я не успела. Умерла.

А глаза открыла уже в Вальтарте, оглохшая и онемевшая от воды в озере Слез под окнами вейры Эдит Фанза.

Вот только в прекрасной, золотой, кружащейся в вечном празднике Вальтарте не было медицины. Все здесь от копчика до лишая лечили магией. Ни я, ни мои умения здесь были не нужны. Да и доучиться мне было не у кого. А если бы и было, то… Эдит Фанза никогда не держала в руках ничего острее столового ножа.

Правда, взамен мне дали любящую семью, которой не было в моем мире, но это меня не спасло.

Дверь снова отъехала вбок. Из коридора донесся ненавистный металлический голос:

— Да, вейр, но у вас лишь полчаса. Прошу учесть это.

В комнату ворвался отец.

Обычно он выглядел забавно. Но на этот раз круглое добродушное лицо было залито слезами. Я нечасто видела плачущих мужчин, поэтому по-прежнему терялась при виде таких эмоций.

Все кончилось тем, что я отдала отцу свой компот, потому что он не мог остановиться от рыданий.

И только когда слезы стихли, осторожно спросила:

— Меня осудили?

Зря спросила. Отец снова разрыдался.

— Приговор не вынесен, но Данте Аргаццо запросил ночную аудиенцию у императора и несколько минут назад подтвердили твою виновность.

Я непонимающе взглянула на брата Аргайла. Он не стал проходить в камеру, а остановился у входа, похожий на бледного молчаливого рыцаря.— Получается, Данте принес доказательства моей виновности?

Брат был добр, но очень прямолинеен. Он не стал лгать и на этот раз:

— Получается, так.

Тошнота накатила внезапно. Я прислонилась к стенке кровати и часто задышала, стараясь купировать приступ головокружения и дурноты.

Все происходит на самом деле?

Я погибну вот… так? И Дан — мой Дан — приложил к этому руку?

— Они могут потребовать казнь, — тихо добавил брат. — Аргаццо в ярости. Они много потеряли, и хотят получить соответствующую компенсацию. Они потребуют смерти Эдит, а потом…

Он явно заколебался, но врожденная честно победила:

— И твою, отец. Или мою. Они захотят уничтожить клан Фанза.

Вот как. Моей смерти оскорбленным Аргаццо будет недостаточно. Они заберут и мою семью.

Я зажмурилась до рези в глазах, сказала:

— Нас с Данте связывает истинность.

Я помнила, как нас проверяли на каком-то странном артефакте, и результат привел в восторг императора.

Меня тоже, хотя и по другой причине. Глупая я хотела быть нужной Дану. Например, истинной парой или кем-то в этом роде.

— Истинные в Вальтарте встречаются все реже. Одна-две пары на все поколение, — отец вытер набежавшие слезы. — Но у вас были очень высокие показатели магического совпадения. Не истинность, но очень высокие показатели. Восемьдесять два процента — это, считай, редкой удачи партнер. Но, видишь ли, Диш, девочка моя…

Сильный дракон может выбрать любого партнера, а Данте Аргаццо — один из самых сильных драконов страны. Может быть, самый сильный.

Отец снова разрыдался, бормоча проклятия судьбе. Я успела его полюбить за доброту, но он, наверное, не был сильным человеком. Он родился в богатой семье, никогда не знал боли и горя и потакал детям в их капризах. Но если брата держали в ежовых рукавицах учителя Академии, как будущего наследника дома, то Эдит ни в чем себе не отказывала.

И судя по его потрясению на суде, успела освоить искусство лжи, если дома даже о половине ее романов не знали.

И Дан тоже все это слышал. Вчера он еще присутствовал. Что он чувствовал, когда его невесту расписывали женщиной легкого поведения, которая делая инициировать своего дракона соблазняла одного мужчину за другим?

— Время на исходе, добрые вейры, — донеслось от двери.

На мое удивление, отец очнулся от наступившей на миг тишины первым.

— Я не дам им убить тебя, Диш. Я много лет дружил с Греххом, он пощадит тебя, если я буду просить. Я… отдам Аргаццо золотую шахту. И алмазный рудник.

Фанза были немыслимо богаты. Отчасти это объясняло и доброту отца, который просто покупал ответные улыбки силой своего влияния, и легкомыслие Эдит.

— Аграццо пойдут на это? — спросила устало. — Они ведь многое потеряли.

Они потеряли Второе крыло. А в одном крыле семь десятков первородных драконов. Глубоко любимых Вальтартой пробужденных золотых сынов.

И я помню, каким вернулся после той бойни Дан. В отличие от моего отца он не плакал. Он не умел. Но я до смерти буду помнить его лицо.

3.1 Монастырь

В монастыре постоянно жгли благовония. От чада слезились глаза, а нос забивался незнакомым древесным запахом, даже через тяжелую кованую дверь. И новое, выданное мне монашеское платье пахло слезами и отчаянием сотен женщин, которые носили его до меня.

Всего месяц назад я надевала бархат и парчу, и кольца с дорогими камнями, а слуги при виде меня гнули спину до пола. Мне и высокородные низко кланялись. Я была единственной дебютанткой, с которой изволил танцевать император. Это был знак высшего расположения к нашему роду.

Я вспоминала ту жизнь, как промелькнувший сон.

Отныне мое место было здесь. В женском монастыре тюремного типа, откуда есть только один выход — в могилу. Такова оборотная сторона глянцевой придворной жизни для неудачниц вроде меня.

Дверь с душераздирающим скрипом отворилась, впуская холодок. Внутрь прошла одна из тяжеловесных замученных монахинь с грубой плошкой.

Я терпеливо ждала, когда она выполнит свои обязанности и, наконец, оставит меня одну. Но она только вынесла старые простыни в маленькую ванную комнату, где едва-едва помещался старый душ с разбитым плиточным полом.

После вернулась и остановилась возле меня.

— Ешь, давай, — сказала грубо. — Неча перебирать. Не будет тебе боле конфет, да булок, принцесска, тут еда простая.

С трудом сдвинув взгляд, нацеленный в прошлое, на плошку с кашей, я с усилием качнула головой. Я не хотела есть. Не могла. Вместе с магией во мне словно заблокировали и само тело. Не хотелось ни есть, ни пить, ни вставать с кровати, я и в туалет ходила всего раз в сутки, немыслимыми усилиями дотаскивая себя до полуразбитой туалетной чаши.

Монахиня еще помялась около меня, пробурчала что-то, даже потыкала мне оловянной ложкой в губы, а после ушла.

Прошел час. Или два. Или прошел день? Несколько дней?

В глазах у меня темнело от усталости, но я не спала. Я теряла сознание на несколько мучительных часов, а после открывала глаза и не чувствовала облегчения.

Я ждала.

Я должна была его увидеть и понять.

Дан пришел на вторую неделю. Встряхнул влажной, растрепанной ветром золотоволосой головой, скинул плащ на грубо сколоченный стул и брезгливо осмотрелся. Прошелся по тесной келье. В глазах его гуляла темнота.

Он был все еще полон живой страшной красоты, которая так напугала меня в первые дни в этом мире. Я рядом с ним стоять не могла. Цепенела. А когда впервые поцеловал, едва не отключилась. Не то от ужаса, не то от счастья.

Последний раз мы виделись на суде, и я успела отвыкнуть от его близости.

— Ты все-таки вынудила меня приехать, цветочек.

Все тот же обманчиво мягкий голос, улыбка, сводящая с ума близость тела. Только теперь Данте был чужим.

3.2 Монастырь

Хотя кому я вру? Он был чужим всегда. Весь этот месяц я просто уговаривала себя поверить, что все по-настоящему. Что он может любить меня. Что я могу его любить.

— Дан… — я так долго не говорила, что из горла вырвался только хрип. — Ты пришел.

Сказала и даже не сразу поняла. Просто обнаружила себя уже на коленях с заломленными за спину руками, носом в пол. После кто-то грубо задрал мне голову вверх, намотав на руку косу.

Даже странно, что эта коса у меня сохранилась. За последние дни я успела про нее позабыть.

— Думай с кем говоришь, преступница. Кланяйся милостивому вейру, что снизошел до тебя.

Сначала я поймала отупевшим взглядом глянцевые сапоги из дорогой кожи, после руки в перчатках, и лишь после самого Данте.

— Данте, цветочек, — сказал ласково мой бывший жених. — Вейр Аргаццо, лорд серебряных Земель. Но ты, конечно, можешь называть меня по-простому и коротко — Ваша Светлость. А Даном можешь назвать свою собаку, если найдется та, что согласится тебе служить.

— Вейр Аргаццо… — повторила тупо.

Нет, я понимала, что Дан пришел не с добром, но все равно на что-то надеялась.

Дан поощрительно улыбнулся, и несколько секунд я ждала, что он подцепит мыском сапога подбородок, чтобы напиться моим унижением. Но он, конечно, этого не сделал. Самым страшным в моем Дане было то, что он всегда сохранял светское благородство. Когда нас обручили, когда отец ударил его по лицу за предательство рода, когда бросил в грязь наш обручальный браслет перед всеми. Когда сам зачитывал список моих прегрешений.

Когда отдавал приказ.

— Говорят, ты молчишь сутками, не ешь, не моешься, —Дан даже казался искренне расстроенным. — В твоей келье воняет нечистым телом и бельем, цветочек. Почему ты так быстро сломалась?

Он вдруг нагнулся, цепко вглядываясь в мое лицо. Кажется, ему не понравилось то, что он увидел. Мелькнуло что-то в голубой воде его глаз: неясное и страшное, что-то от животной сути его дракона.

— Отпусти ее, — сказал резко.

Хватка ослабла, и я буквально выскользнула на пол, ударившись лбом о старый немытый камень. Руки затекли, и я никак не могла их распрямить. Зато уловила взглядом еще пару сапог рядом с собственным носом. Хотя бы стало ясно, кто именно меня скрутил, пока я пялилась на Данте, как верующий на икону.

Побарахталась еще немного и замерла. Силы кончились.

Даже притерпелась немного к звону в голове.

А после буквально взмыла вверх, словно игрушечная, оказавшись на руках у Дана. Впервые за этот месяц я близко-близко увидела его лицо. Черные шелковистые стрелы бровей, бисеринки дождя в золотых волосах, инопланетную нечитаемую темноту голубых глаз. Или точнее будет сказать иномирную?

3.3 Монастырь

В конце концов, я была лишь неудачливой гостьей в чужом теле. Или уже не гостьей, а единственной владелицей, потому что счастливый сон, в который я попала, давным-давно превратился в кошмар, а я все не просыпалась.

Я так и не сумела поверить, что у меня появилась семья, свободные деньги, вкусные блюда и мягкая кровать. Мужчины, которые почитали за счастье перемолвиться со мной хоть одним словечком. Жених. Вот Дан у меня появился.

Зато теперь, оказавшись в тюремном монашеском платье и в затхлой келье, я очень даже верила. Такой моя жизнь быть могла. Она никогда не была счастливой.

— Вон подите, — бросил Дан стражникам, после распахнул пинком дверь в так называемую ванную и поморщился.

Нестиранное белье было свалено в угол и занимало половину законных ванных метров. Ну и попахивало, конечно. Драконам, с их чувствительным нюхом, наверное, было особенно болезненно здесь находится. Но Дан сапогом отшвырнул простыни, поставил меня на пол и развернул к себе спиной. Взялся расстегивать на мне платье.

От холодка лаковой кожи его перчаток по коже скользнула неконтролируемая дрожь. Пилоэрекция, мелькнул в голове полузабытый термин. Реакция на холод или стресс.

— Не дергайся, цветочек. Не воображай, что я нагну тебя над этой разбитой лоханью и предамся грязным утехам.

Ну это да. Ему и без меня есть с кем предаться, но… Он пришел. Он пожелал меня увидеть, он принес меня в ванну и поставил под старый душ, зачерпнул немного раскисшего мыла. Даже если это не любовь, даже просто жалость…

В груди что-то позорно дрогнуло. Наверное, из-за той-самой пресловутой магической магии.

И, может, эта связь еще тянула нас друг к другу. То есть, вейра Данте Аргаццо, лорда Серебряных земель. Его Светлость, если по-свойски.

Дан в грубоватой ласке провел по спине, одновременно втолкнув в душ. Намылил, захватывая плечи, провел до запястий, но не коснулся кистей рук. После рывком развернул к себе. Глаза в глаза. Захватил полукружие груди, сжал, не отводя взгляда, после медленно прошел пальцами по ребрам, словно накладывая мыльные мазки.

А потом я поняла.

Дан не снял перчатки. Даже рукава не закатал. Мыл меня, как старую лошадь, брезгуя касаться кожи. Господи, и зачем это так больно? Уж лучше бы ударил, что ли. Сорвал бы зло. Отвесил бы

мне пощечин — той мне, которая была перед ним виновата, — а потом бы мы поговорили. Я бы объяснила, что все это страшная, глупая ошибка!

Что наказывать человека, который всего-то взял в руки стопку бумаг, просто нерационально и преждевременно. Что не брала я никакой карты. Я в глаза ее не видела!

Сердце у меня нехорошо оживилось. От надежды.

— Ты промок, лорд Серебряных земель, — сказала хрипло.

Дан в этот момент смотрел существенно ниже моего наводящего тоску лица, и неловко дернулся от звука голоса. Его рука соскользнула и легла грубым холодком на самый низ живота.

Он поднял взгляд, полный темноты, а после запоздало отдернул руку. Несколько секунд он выглядел распаленным хищником, готовым атаковать неосторожную добычу. После взгляд погас. Я больше ничего не могла прочесть в его лице.

— То есть, разговаривать ты не разучилась, цветок мой?

Цветок мой.

Сердце застучало быстрее. «Еще не все потеряно, еще не все потеряно!» — выстукивало сердце. Он ведь пришел, он говорит со мной, он готов слышать меня. Он все еще смотрит на меня, как на женщину. Я все-все ему объясню, и мы…

Он сунул намыленную голову мне под воду и поворошил мокрые волосы, смывая пену. После уже откровенно грубо выволок из душа обратно в келью прямо как была: мокрую и голую, словно новорожденного котенка.

Дан, наверное, ненавидел меня, но при этом делал невозможное, возвращал к жизни. Выйдя из ванны я впервые за этот месяц ощутила, какой затхлый и грязный здесь воздух, как груб камень пола, как засалено покрывало на кровати, а окна залеплены разводами от сотен дождей и засижены мухами.

В комнате никого не было, и я ощутила робкую радость. Данте ведь услал тех жутких мужиков, которые едва не вывернули мне руки. Здесь были только мы вдвоем.

3.4 Монастырь

— Сядь, — скомандовал Дан. — Ешь.

Придвинул ко мне плошку со склизкой кашей, внимательно наблюдая, как я беру ложку и зачерпываю. В глазах его таилось чувство, которому я не знала названия, но оно заставляло дергаться мое измученное сердечко. Мы, наконец-то поговорим-поговорим-поговорим, все выясним-выясним-выясним, вытанцовывало сердце.

Словно опомнившись, Дан провел по волосам, после щелкнул пальцами, высушивая волосы и одежду. Следом положил мне руку на грудь, окутывая своей огненной сладкой магией. Взявшее меня в плен тепло было сродни примитивному физическому удовольствию. Я едва не застонала, так это было приятно.

— Вот так, цветочек, — сказал он ласково.

Улыбнулся, словно любуясь мной. После хлопнул в ладони, требуя принести чистое платье и туфли, новое белье, графин с водой и несколько бытовых мелочей. Гребень, заколку, несколько смен женского белья, зубную щетку и новое мыло. И даже несколько книг.

Монахини принесли требуемое, пока я ковырялась в каше и сложили коробки на кровати. Все было не новое, а гребень и вовсе очень старый и в трещинках, но чистое. С вещами здесь обращались уважительно.

Кашу я не доела, но чувствовала себя намного лучше, хотя и очень слабой по-прежнему. Дан все это время сидел около меня, внимательно наблюдая, как я облачаюсь в новое платье и ем, и я решилась.

Отложила ложку и заговорила поспешно:

— Дан, я не брала те документы, правда, — его лицо ни капли не изменилось, выражая участие и даже ласку. — Я даже не знала, где находится твой кабинет, — потому что никогда до того дня не бывала в твоем доме! — Где сейф, где какие документы. Дан… Дан, пожалуйста, ты должен поверить мне, я бы никогда не сделала такого.

— Съешь еще немного, — он запихал мне еще одну ложку каши. — Вот так, цветочек. Мне больно видеть, что ты собралась умирать здесь, ведь у тебя впереди долгая жизнь.

Я замерла. Что-то в его словах, заставило меня замереть, как мышь перед капканом.

— Твое дело решено, цветочек. Тебя ждала плаха, а после костер, но я стоял на коленях перед императором, чтобы вымолить жизнь своей, так называемой истинной. Ты не умрешь.

Дан поднял на меня трагичные, черные от наполнившей их тьмы глаза.

Вот только я никак не могла понять, это хорошая новость или нет? Если он считает меня преступницей, которая едва не привела его клан к падению, то почему вымаливал для меня жизнь?

Или он поверил в мою невиновность?

3.5 Монастырь

Сердце глухо и больно билось в груди.

— Посмотри на эту келью, — он нежно взял меня за подбородок и повернул лицо из стороны в сторону. — Это твой дом до могилы. Ты проведешь здесь долгие сто лет, прежде чем старость убьет тебя. Никто тебе не поможет. Твой дракон никогда не проснется, потому что я не завершил инициацию, а ты проведешь эти годы в сожалениях. Я не поверю в твое раскаяние, но твои мучения будут греть мне сердце. Я буду просыпаться с улыбкой, зная, что на другом конце страны ты встала на несколько часов раньше и гнешь спину в поле или на одной из фабрик. Шестнадцать часов без перерыва, цветочек. Ты прочувствуешь каждую минуту на своей нежной шкурке.

Ложка давно выпала у моей и без того слабой хватки, и Дан без сопротивления взял мои руки.

— Твои пальчики покроются ранами. Кожа высохнет и сморщится от воды и ветра. Ты не познаешь мужской любви, не заведешь подруг, не наденешь красивое платье, не попробуешь столичных сладостей. Ты будешь проклинать анта, которого так легкомысленно предала. Поэтому больше не пытайся умереть, — его пальцы больно сдавили мое лицо. Сквозь ласковую улыбку, наконец, проглянул бешеный оскал. — Я желаю, чтобы ты жила долго. Очень долго, мой глупый полевой цветок. Радуй мое сердце всегда.

Он встал, больше не притворяясь тем Даном, которого я полюбила. Холодный, расчетливый и жестокий. Таким он был. Не нужно было обманываться.

— Ты будешь платить за казнь главы моего клана, за пытки верных слуг и вассалов моего дома. Смертью ты не отделаешься, чудовище из клана Фанза. Если я прознаю, что ты снова взялась за свои проделки, желая приблизить кончину, я распоряжусь, чтобы тебя кормили и мыли силой. Лично выделю двух воинов из своей гвардии, раз уж монашкам с тобой не совладать. И, поверь, когда они затащат тебя голую в ванну, никто не прибежит на твои вопли.

Темно-голубые глаза сверкнули чернотой. Угроза не была шуточной. К сожалению, даже за такой короткий срок, как месяц, я успела изучить характер Данте. Он не пожалеет меня.

Не знаю, как он сумел преодолеть тягу нашей околоистинной связи, но он ее преодолел. Он всегда был волевым и жестоким, просто я предпочитала этого не замечать. Ведь ко мне он был добр.

Несколько секунд я не отрываясь смотрела на Дана, пытаясь запомнить, заучить его наизусть, как одно из правил своей жизни. Сохранить в памяти, подобно засушенной летней маргаритке, забытой между страниц давно прочитанной книги. Поставить на полку. И больше никогда — никогда! — не брать эту книгу в руки.

В груди что-то умерло. Что-то очень хорошее и светлое, что я чувствовала к Данте.

— Да, Ваша Светлость, — сказала послушно.

Дорогие читатели! Большое спасибо, что заглянули в историю ♥️ И отдельное большое спасибо за ваши комментарии и звездочки!

4.1 Извлечение магии

Данте давно ушел, оставив после себя разворошенные коробки с предметами первой необходимости. Все не новые, но чистые и добротные, даже сменное платье было аккуратно заштопано и подшито.

Так вот какой настоящий мир Вальтарты — беспощадный, стремительный, скрывающий острые жала мечей под разноцветьем бесконечной фиесты.

Диким взглядом обвела келью.

Все было кончено.

Этот каменный пол и отсыревшие стены, ослепшие окна и гнилостный смрад монастыря — теперь мой дом до могилы. Меня пробило короткой дрожью от бессмысленности грядущего существования. Насекомая жизнь муравьишки, изо дня в день тягающего травинки. Запоздалый ужас сковал тело саваном, не давая пошевелиться.

Я уставилась пустым взглядом в стену, пытаясь вернуть контроль над паникующим разумом. Я ведь и не жила почти! Невольно Дан сказал правду — я не ела столичных сладостей, не носила красивые платья, не танцевала на вечеринках… Я работала. Училась и работала, работала, работала, потому что денег мне не хватало даже в условиях повышенной стипендии.

Господи, да я латте себе в кофеенке за углом ни разу за шесть лет учебы не купила. Пила суровый Монарх в стекле. Да и то в больнице. Скидывались общаком и покупали, чтобы не заснуть в ночную смену.

Меня затошнило. Пошатываясь от слабости, поспешно дотащилась до туалетной чаши и меня вывернуло недавней кашей вперемешку с какой-то горечью.

Это было нормально. После двух недель на голодном пайке желудок с трудом усваивал обработанную пищу. Мне бы сейчас овощного отвара.

Дверь дрогнула от толчка.

После та с металлическим лязгом грохнула о стену, явив с десяток бравых солдат, толпившихся в коридоре. Центральный страж с холодком в изумрудных глазах шагнул в келью первым. Огляделся и скривился, как девица, увидевшая на платьице клопа. В отличие от Дана он не утруждал себя самоконтролем, демонстрируя неприязнь к грязной келье, да и ко мне лично.

Остановился по центру кельи и не отводя от меня глаз, раскрыл ладонь, куда незамедлительно кто-то из стражей опустил свиток. В жестком футляре, оплетенном золотыми узорами и императорской печатью посередине.

Молодой страж театрально развернул свиток:

— Настоящим заверяю подлинность приговора от двухсотого года правления императора Грехха, месяца золотой ивы, семнадцатого дня.

Сердце невольно сжалась. Последние недели суд шел без меня, и о приговоре я слышала всего один раз. Десять минут назад. От Данте.

Дорогие читатели! Не могу не поблагодарить вас за поддержку! Спасибо большое ))

4.2 Извлечение магии

— Бывшая вейра клана Фанза с родовым именем Эдит обвиняется в том, что будучи невестой, выданной в клан Аргаццо совершила военный подлог, что привело к ожесточенной войне в северном регионе Вальтарты. А также к смерти семнадцатого главы Аграццо, смерти глав вассальных кланов Ниш, Вержица, Парха, Бильшо, семи горничных из веек Фарады, Лине, Шанны, Илиде и далее, конюха База, двенадцати рыцарей…

Имя шло за именем, выстраивая здание из моих грехов. Грехов, которые я даже не совершала.

Еще в первую неделю пребывания в монастыре до меня долетали вести о моей семье. Император гневался на семью Фанза. Настолько, что едва не разорвал многолетнюю дружбу с моим отцом. Или все-таки разорвал.

Пресса до нашего монастыря не доходила, оставались только слухи, да новости, привезенные стражами, что сопровождают новых преступниц в монастырь.

Еще я знал, что брат Аргайл покинул Академию. Или, точнее, Академия покинула его. Ей был не нужен брат предательницы своей страны. Наверное его, как и отца будут всегда подозревать в связи с ритуалистами. А как сложится судьба малышки Лис я и думать боялась. Даже с деньгами Фанза ей будет непросто найти хорошую партию.

Страж откашлялся, явно недовольный, что я отключилась от реальности. Я подняла взгляд, насильно возвращая разум в тесную келью.

— Сим вы приговариваетесь к пожизненному содержанию в монастыре округа Латиф, но сроком не более чем на сто лет. Отрабатывать милость императора вам надлежит на артефакторной фабрике четвертого образца. Вам запрещено читать, писать, использовать клановое имя и разговаривать с кем-либо дольше четырех минут и употреблять перечень лекарств, приложенных к приговору. Вам разрешено молиться, оставить простое имя, данное при рождении, есть хлеб, пить столовое вино не дороже двух серебряных за емкость и иметь возможность выходить на воздух не меньше трех раз в неделю.

Свиток противно щелкнул, втягивая бумагу обратно в футляр. Страж с почти нескрываемым наслаждением впился в мое лицо зелеными глазами. В отличие от Данте он хотел получить быструю и жесткую сатисфакцию. Прямо сейчас.

Может, мое тело его когда-то обидело, или, не знаю, увело любимое пирожное из-под носа. Я этого не знала. Память предыдущей хозяйки тела мне была недоступна.

Странно, но именно сейчас паникующий ум успокоился. Буря, владевшая сердцем, замерла. Словно именно этого мне и не хватало: окончательности падения, дна, на которое швырнули мое изломанное любовью тело. Я, наконец, лежала в ложбинке ущелья, и далеко-далеко, на много верст над головой виднелся краешек неба. Веселого и голубого, как глаза Данте.

— Мы желаем взять магию, вея, — жесткая улыбка легла на красивый губы стража.

Сердце у меня все-таки дрогнуло.

— Взять магию? — уточнила жалко, невольно тронув пальцами старый шрам. — Но ее заблокировали.

Магию мне заблокировали магическим разрезом еще в дни суда. Суд был милостив, позволив отцу передать мне зелье крепкого сна, поэтому сам факт блокировки я проспала. На память осталась только нитка шрама на тыльной стороне шеи.

— Временно, чтобы вы не улизнули от правосудия, — раздраженно уточнил страж. — Я новый глава Ниш желаю получить компенсацию за смерть своего отца. Ваша магия отныне принадлежит мне.

Так вот в чем дело. Этот вейр считает меня убийцей своего отца. Уж лучше бы я съела его любимое пирожное.

Я механически встала с постели, с теми же усилиями, с которыми марионетка сама себя поднимает за ниточки. Неспешно расправила платье и прошла к окну, интуитивно заняв оборонительную позицию.

4.3 Извлечение магии

Из-под ресниц окинула внимательным взглядом стража, отмечая его на редкость ошеломительную привлекательность.

Все драконы красивы — это аксиома. Магия, дар, животная суть дают им плавность и грацию, вытачивают и без того совершенные тела в подобие греческих статуй. Наделяет своих хозяев сказочной внешностью. Но иногда и драконья генетика берет невероятные высоты, порождая драконов подобных Данте или вот этому стражу. Белая кожа, глаза вызолочены солнцем до редкого изумрудного оттенка, волосы с заметной рыжиной вьются до середины… бедра. До подвздошно-большеберцового тракта, как сказал бы профессор Плетнев.

— Прекрати свои мерзкие штучки, вея.

Страж, к моему удивлению, налился багровой краснотой, как спелое яблоко, и уставился на меня злыми глазами. Не привыкли драконы, чтобы ими так откровенно любовались. Особенно беспардонные злодейки вроде меня.

Я представила грубияна на секционном столе и отвела взгляд. Все мы там будем. Некоторые раньше прочих. Я — почти наверняка раньше.

— Повернись спиной, спусти платье и забери волосы вверх, — прошипел страж едва ли не по-змеиному.

Никто не озаботился выгнать из кельи стражников, словно я из человека в одночасье превратилась в вещь. Меня можно было прилюдно раздеть, унизить, может быть, ударить. Если буду сопротивляться.

Я послушно повернулась спиной, а волосы свернула узлом, наспех заколов шпилькой, после обернулась.

Страж извлек из поданного ему продолговатого футляра скальпель. Настолько идентичный своему иномирному аналогу, что я пораженно выдохнула. В Вальтарте не было врачей в их исконном понимании. Здесь лечили магией. И я наивно предположила, что и мою магию тоже будут забирать с помощью странных пассов руками.

Про магию я знала ничтожно мало. А то что знала, вызывало у меня оторопь. Но… скальпель?!

Скальпель — это другое дело.

Понимание, что дело пахнет керосином, мгновенно выдернуло меня из роли пассивной жертвы.

— Что вы собираетесь делать? — спросила жестко.

Вейр Ниш нервно дернулся, но скальпель держал стратегически верно, и руки у него хотя бы не дрожали. Мой тон ему не понравился и, кажется, изрядно его удивил.

— Собираюсь извлечь магию, — сказал и поморщился.

Наверное ему показалось, что со стороны он словно объясняется перед преступницей.

Но мне-то было не до тонкостей этикета.

— Покажите что собираетесь делать, — сказала по-деловому. — Да не жмитесь же, сюда идите, я вас не съем, я убиваю только с помощью подлога. И прямо пальцем проведите черту, где собираетесь рассечь.

Судя по тому, как быстро шагнул ко мне вейр и грубо ткнул пальцем в первый шейный позвонок, мои худшие опасения оправдались. Юный дегенерат собирался вскрыть мне спинной мозг.

— Резать непременно в этой точке?

Наступившее молчание говорило мне о многом. Он не знал. Или знал примерно.

— Разве эту операцию не должен выполнять лекарь? — уточнила мрачно.

Судя по молчанию, должен.

— Лекаря убили, досточтимая вея Эдит, — мягко зажурчал чей-то голос.

Я обернулась и увидела вышагнувшего вперед одного из стражей. Черноволосого, с лукавым, но не отвратительным взглядом.

— Это прифронтовая зона. Когда мы везли последнюю партию преступниц, перевертыши убили нашего лекаря. Он очень плохо бегал.

Несколько секунд я хмуро изучала мнущихся стражей.

— Приказ у нас, — сказал кто-то еще. — Огласить ваш приговор, докинуть остальных девок до монастыря и вертать домой. Его Светлость ждать не хотит.

Голос у меня позорно дрогнул:

— Это… Его Светлость приказал?

Зеленоглазый страж, нервно проигрывающий скальпелем, впился взглядом в мое лицо.

— Разумеется. Данте Аргаццо ответственен за смерть моего отца. Он отдал мне вашу магию в качестве платы за кровь.

4.4 Извлечение магии

Что-то неясное и хмурое поднималось у меня в груди. Чувство слишком страшное, чтобы иметь название.

Я сжала, скомкала его в груди, как кусок черной бумаги и бросила в самый дальний угол сердца. Я не хотела умирать. И становится инвалидом на долгие сто лет тем более не хотела. Даже наоборот, я вдруг поняла насколько отчаянно и жадно хочу жить.

Подняла глаза на стражей.

— Лекарский чемоданчик сохранился? — уточнила жестко, заранее зная ответ.

Откуда-то же этот вейр Ниш, подпрыгивающий от ненависти, как шкварка на раскаленной сковороде, взял скальпель. Дождалась осторожного кивка от черноволосого джентльмена и скомандовала:

— Несите.

Черноволосый страж дождавшихся негласного разрешения от новоявленного коновала, выскользнул в дверь. И на несколько минут время словно выключилось. Только взгляды стражей жгли мою спину. Хотя смотреть там было не на что.

Я точно знала, как выгляжу.

Худая, как бамбук, грудь — твердый кол за прыщики, выцветшая коса, похожая на корабельный канат. У меня так-то висел квадрат зеркала над раковиной, так что я успела познакомиться с новой собой, пока Дан меня мыл. Фрагментарно.

— Вот. Что есть.

Перед мной лег дорожный сундук средних размеров.

Я настолько ушла в свои мысли, что пропустила возвращения стражника, ушедшего за лекарским чемоданом.

Окончательно забыв про платье, открыла тяжелую крышку сундука, хмуро изучая содержимое. Неожиданное, надо сказать. Но сейчас меня интересовали только документы, поэтому я сразу полезла в бумаги, лежащие в отдельном отсеке.

На мою удачу инструкцию по извлечению магии медицинским способом я нашла сразу. Она просто лежала первой. Впилась глазами в удивительно подробно и ладно изложенные этапы обезмагичевания. Взгляд привычно выхватывал нужные требования, составляя схему.

Семнадцать капель обезболивающего. Между первым и третьим позвонком, рекомендована твердая середина. Глубина надреза достаточная, чтобы аккуратно распороть мышцу.

И не задеть спинной мозг, договорила про себя. Стало быть надо резать по старому шраму. Это самый надежный способ.

Вернулась к написанному. Последний пункт давал мне надежду остаться в живых.

Если сомневаетесь, говорила полезная бумажка, требуйте от пациента регистрировать ощущения. Слабое жжение равно недостаточности разреза. Правильным является высокая болезненность, тошнота, потемнение в глазах. При потере сознания или рвоте операцию следует остановить.

Судя по инструкции, операция проводилась сидя, а стало быть пациент при этом не терял сознания, не ронял голову и не впадал в кому, если лекарь был недостаточно опытен.

4.5 Извлечение магии

Надежда, что я выживу… была. Просто была.

Я вынула флакон с обезболивающим зельем, отмеряла крышкой дозу и выпила в полном молчании. После забрала из рук онемевшего эскулапа скальпель и тщательно его ополоснула дезинфектором, который соседствовал в сундучке с обезболивающим. Тот растерянно мялся около меня, но прерывать не решался. Он явно понимал, что мы сейчас дружно нарушаем закон. И я ему буквально помогаю это сделать. Хотя и по другой причине.

Они ведь все равно это со мной сделают. По глазам же вижу.

— У кого-то есть зеркало?

Обернулась на ошарашенные лица стражников, которые оцепенело наблюдали каждое мое действие.

Понятно. Мальчики оставили свои косметички дома.

— Пойдем в ванную. Там есть зеркало, но мне нужно освещение поярче.

— Не командуй мне, — выклюнул страж и прошел в ванную, обогнав меня у двери.

Встал около зеркала и запалил неожиданно яркий огонек, который сорвался с его пальцев подобно бабочке.

Сердце бешено качало адреналин. Возможно я уже не выйду из этой ванны. По крайней мере, на своих ногах.

Я встала к зеркалу боком, чтобы видеть, что происходит за моей спиной, заставила вейра Ниш натянуть медицинские перчатки, взятые в чемоданчике. И только потом аккуратно вложила в его руки скальпель и отрез медицинского хлопка.

Благодаря происхождению этого тела, я все еще видела как дракон. Не так ясно, как при наличии живой магии, но достаточно, что пересчитать все волоски, вставшие дыбом на собственной тощей шейке.

Безмолвным жестом подозвала черноволосого дракона и потребовала:

— Возьми меня вот так, за плечи, стой боком. Твоя задача не дать мне упасть, если я потеряю сознание, или сдвинуться хоть на миллиметр, все понятно?

Черноволосый несколько долгих секунд вглядывался в мое лицо. Улыбки на его губах больше не было. Только задумчивость.

— Не сомневайтесь, вея. Я надежный, как нийский банк. С места не шевельнусь.

Обратил меня за плечи своими ручищами и зафиксировал, как железная дева свою добычу.

Я бросила хмурый взгляд на Ниш и сказала:

— Сначала дезинфектор. После приставь скальпель к старому шраму и несильно нажми, но не двигай. Я проверю.

Не дрогнув подняла взгляд зеркало, чуть повернув голову. Несколько секунду мы со стражем не отрываясь смотрели друг на друга в отражении. Ненависти в его глазах не стало меньше, но добавилось что-то еще. Пугающее. Только пугающее не меня, а его самого.

— Я все равно это сделаю, — сказал он со злобой, словно пытаясь искусственно загнать себя в уже отступившую ярость. — Даже если небо рухнем на землю, сначала я рассеку твою магическую жилу, убийца, и выпью тебя до дна.

Я ощутила легкое жжение. Страж сделал прокол.

— Давай, — скомандовала негромко, полностью сосредоточившись на острие скальпеля, уже рассекшего неглубокий слой эпидермиса. — Чуть глубже.

Жжение стало ощутимым, но, кажется, недостаточным. На миг я ощутила полный покой, расслабленность. Словно душа вышла из тела и стояла за спиной вейра Ниш, направляя его руку. На какой-то пугающий миг я видела саму себя со стороны.

— Еще чуть глубже, — сказала изменившимся голосом. — Достаточно. Веди вдоль шрама.

Жжение стало откровенно болезненным. По спине потекла кровь. Вейр Ниш глубоко вздохнул, глаза его полыхнули свежей зеленью. А после мое зрение померкло. Магия ушла.

Я снова стала человеком.

Дорогие читатели, в текст были внесены поправки! Для лучшего понимания происходящего, были добавлены две первые главы. Глава 1. Суд и глава 2. Досадная случайность.

Оставшиеся главы были поправлены минимально.

Приношу огромные извинения за доставленные неудобства!

5. Фабрика

Я проснулась вместе с храмовым гонгом.

Взгляд медленно скользнул по келье, но та была пуста. Дракониры давно ушли.

Встала, осторожно растянула мышцы, после пробежала пальцами по тыльной стороне шеи, пытаясь найти шрам, но… Его почти не было. Подушечки пальцев едва-едва нащупали тонкую нить от вчерашнего разреза.

Не было ни боли, ни дискомфорта. Но не было и прежней силы, ловкости, острого зрения и способности ощутить далекий запах или уловить шум.

Несколько секунд я остро переживала потерю. Оказывается, я быстро привыкла к бонусам драконьей стороны личности.

После, отбросив бесплодные мысли, быстро заплела косу, надела платье и твердо решила позавтракать, даже если дадут пшеничную похлебку или вчерашнюю липкую хтонь на тарелочке. Мне нужны силы. Мне нужно включить в работу ум.

Больше рассчитывать было не на кого.

До вчерашнего дня я все еще рассчитывала на Данте. Он дал слово, и я верила, что он сдержит его. Я — идиотка. Это так. Но я верная идиотка. А Дан умница и подлец.

Взгляд скользнул по комнате и натолкнулся на раскрытый лекарский сундук, притулившийся между стеной кельи и кроватью. Он сливался цветом с сиротливым монастырским бытом и так органично сросся с окружением, что его просто забыли унести. И лекарь, к слову, был мертв.

Остатки моей порядочности требовали спуститься вниз и отдать чемоданчик драконирам. Спорю, такие вещи у них на учете. Но, пошарив по сусекам, я констатировала, что остатков этих было ничтожно мало.

Царственно окинув взглядом пустую комнату, я пошло запихала сундук под собственную кровать и прикрыла пучками редкой бахромы, свисающей с покрывала.

На этот раз в дверь постучали. И зашли только после того, как я хрипло сказала:

— Можете зайти.

Вошла уже знакомая мне женщина, приносившая мне ежедневно кашу и менявшая белье. Наверняка из жалости. Я уже успела немного понять местные порядки. Слуг тут не было, каждый сам себе менял белье, мыл пол, стирал платье и стоял в очереди на горячую воду.

— Вейр сказал, ты готовая работать, — сказала настороженно. После выдвинула вперед челюсть и поколебавшись добавила: — Эдит.

Я не сразу отреагировала. Я так и не сумела адаптироваться к новой жизни, и постоянно забывала собственное имя. Отец звал меня звездочкой, а Дан цветком, поэтому собственное имя я слышала разве что на балах. А когда вспомнила, не сразу поняла, почему такая реакция у моей негласной покровительницы.

Все дело было в статусах, которыми так кичился мир драконов. Вейрами называли высокорожденных драконов, способных к обороту в первородную ипостась, дерами — зажиточный ремесленный класс, обычно служивший вассалами высокородных домов и, наконец, веи — простолюдины, которым было не дано перекинуться даже во вторичную драконью форму.

Я волей императора была понижена от вейры до веи, а мою магию полностью забрали.

Вот поэтому у этой женщины — веи — такая реакция. Ей и хочется, и боязно обращаться ко мне по имени, словно к простолюдинке. Все-таки по рождению я одна из самых высокопоставленных вейр страны.

— Называй меня Диш, — сказала хрипло. — Это мое короткое имя.

— А я Третья, называй меня так, — голос у нее словно дрогнул. — Я здесь так давно, что имени не осталось.

Я промолчала, и вея бочком прошла в келью, осматривая изменения, произошедшие после посещения Дана. Довольно языком цокнула:

— Ну прям другое дело. А то лежала себе как мертвая. А туточки и платьев принесли, и белье хорошее, и даже лент для волос дали. Целых две штуки.

Огрубевшими пальцами она несмело погладила ленты — черную и голубую, и я предложила:

— Возьми себе голубую. Мне одной хватит.

Та, дрогнув, выронила ленты.

— Да как я посмею, атласные ленты-то. Где только достали этакие.

Мода при дворе диктовала заплетать волосы сразу двумя лентами. Но мы больше не при дворе, а я равнодушна к лентам.

— Бери, — сказала хмуро. — Зачем мне две ленты. Голова-то у меня одна.

Вея медленно моргнула, видимо, пытаясь осмыслить сказанное. Например, не издеваюсь ли я над ней.

Я не издевалась. Я просто хотела, чтобы голубая лента исчезла из моей комнаты.

Наше молчание разорвал короткий и формальный стук в дверь и резкий окрик:

— Подъем, девы! Завтрак ждать не будет!

Есть мне по-прежнему не хотелось, но увы, как врач, я прекрасно знала о связи мозга с желудком. Мне надо поесть. Выпить воды. А после сесть и крепко подумать.

В полном молчании мы спустились со второго такого же унылого этажа, как и вся моя комната, и влились в поток одинаковых нерд. Нердами здесь называли преступников, чьи приговоры были подтверждены и приведены в исполнение. Вчера я окончательно стала одной из них.

Черные платья, траурные платки, волосы, стянутые в пучки и косы, в глазах одинаковая смертельная тоска.

— Новеньких вчерась навезли, — коротко пояснила Третья. — Непривыкшие, вот и ревут.

Атмосфера за столом царила гнетущая. У большинства девиц глаза были на мокром месте, некоторые открыто ревели, вытирая глаза платком. Я их нисколько не осуждала. Я бы тоже поревела, да слезы кончились.

После завтрака нас собрали перед монастырем, выстроили в ряд, как новобранцев, а после загнали в повозки по двенадцать человек, хотя по-хорошему в каждую влезало только по десять.

В настоятельнице, жестко командующей нердами, чувствовалась экономическая жилка и страсть к математическому упорядочиванию.

Меня она упорядочила в последнюю повозку, и я была тринадцатой. Напоследок заглянула в повозку, впившись в меня черными мышиными глазками:

— Ты вея отныне, — сказала жестко. — К тебе не будет особого отношения. Работай во славу драконов, отмаливай свой грех, бывшая принцесса из клана Фанза, и ешь горький хлеб, политый слезами.

Судя по тому, что повозка еще стояла, а настоятельница еще смотрела, я должна была поделиться с ней ответной реакцией.

Я только плечами пожала.

6. Секреты магии

График в монастыре был прост и туп, как все неэффективное. Подъем в шесть, завтрак в шесть тридцать, фабрика начинала работу с восьми и до вечерних восьми ты была ее рабом. Но это были определенно не шестнадцать часов, как пугал меня Данте.

На обед выделялось от двадцати до тридцати минут по цепочке — не более шести человек за раз. Так что некоторые обедали в шесть вечера, а кто-то в одиннадцать утра.

Я выбила себе обед в два часа дня. Как ни странно, сестры дергали меня по минимуму, хотя с другими нердами обращались жестко. Иногда жестоко. Особенно доставалось Илиде, которая все время ныла и жаловалась на судьбу.

Первые дни я наблюдала молча. Ждала.

Наш короткий обед проходил на улице, чтобы совместить требования к содержанию преступниц. Мол, и накормили, и выгуляли, и свежим воздухом надышались.

— Спина болит, — сказала одна из женщин.

Немолодая и необщительная. Ей было глубоко безразлично с кем обедать, поэтому она оказалась в группе со мной.

— А у меня пальцы, — пожаловалась вторая. — Набираю шрифт на артефакторную упаковку, рука отнимется скоро.

Она тоже была в возрасте, но по сравнению с тремя оставшимися бабками, была еще ничего. Те выглядели на восемьдесят, хотя взгляд имели внимательный и живой.

— Можно меняться, — сказала я немного поколебавшись.

Третья, которая и привела меня в эту группу, взглянула насмешливо:

— Это, значится, я уступлю тебе конвейерную ленту, а сама встану за пресс. Вот так придумка. Ха-ха!

Бабки молчали.

— Верно, — я постаралась сохранить все ту же незаинтересованную тональность. — День на прессе, день на конвейере, день на шрифте, день на педальной установке, день в котельной, день на раздаче материала. Твоя спина будет благодарна тебе, вея. А тебе будут благодарны твои пальцы, — я повернулась к другой нерде. — Мы ведь будем напрягать разные группы мышц.

Первая женщина обидно рассмеялась, но одна из старух — самая старая из нашей группы — грузно поднялась и неожиданно властно сказала:

— Так мы и сделаем. Неделю попробуем, будет ли какой толк. А ты… Ты отныне будешь Шестой.

Женщина сразу замолчала и неожиданно кивнула:

— Если Нене считает эту идею хорошей, мы сделаем так, — после перевела взгляд на меня. — Я Четвертая. Попалась на веществах. А ты — Шестая, накрутила хвост Аргаццо.

Я хмуро дернула углом губ. Это еще кто кому накрутил. Это же я тут пресс тягаю. А Дан спит до обеда и собрал цветник из влюбленных в него дракониц.

Следующую неделю я налаживала связи, пытаясь понять, где мы находимся, и каковы шансы выжить в этом мире у одинокой девицы без магии, денег и семьи, к тому же беглой каторжанке.

И поняла только одно: никаких.

Латиф был тихим отдаленным городком, где основной достопримечательностью служили грибы осенью и вознесение даров матери-драконице весной.

Но окраина есть окраина. Риск нападения перевертышей был ничтожно мал, но… этот риск был. Город охранял гарнизон солдат, хотя и делал это без задора. Мимо них мой пройти целый отряд беглых нерд, те бы и не почесались ловить девиц. Город стеной окружал лес, а сразу за лесом возвышался горный хребет, и дураков топать через территорию, полную малоизвестной фауны и флоры, не находилось.

Но я идею побега обдумывала довольно долго, пока не пришла к печальному выводу. Мне не хватит сил не то, что добежать до леса, а даже на то, чтобы выскользнуть ночью в окно второго этажа, которое всегда оставляли открытым. Выпаду и разобьюсь.

Может дело было в моей иномирности, но я оказалась на удивление слабой в сравнении с любым другим жителем Вальтарты. Я уступала в выносливости даже крестьянским детям.

Я чувствовала себя треснувшим стеклом, которое разлетаться от малейшего дуновения ветра. Остальные нерды переносили нагрузку намного легче. Возможно, потому, что имели драконью каплю по праву рождения, а я, даже с телом Эдит, оставалась человеком.

Впервые за этот месяц я была вынуждена обдумать, что для выживания мне нужны вовсе не ум, терпение и знания. Мне требовалось что-то посерьезнее.

Например, чудо.

И утром оно произошло.

Вместо отправления на фабрику меня вызвала настоятельница.

Меня провели в настоятельский корпус, и я, неуверенно оглядевшись в мрачной широкой келье, прошла вперед.

— Садись, — бросила коротко нира Тис.

Смерила меня глазками-точками и хмуро уселась за стол:

— Отныне будешь работать в храмовой библиотеке, — поймала мой потрясенный взгляд и выставила перед собой руку. — Знаю, что читать ты не любишь, а любишь только красивых вейров и платья шелковые, но тут тебе не курортная зона. Дела обстоят так. Либо ты берешь работу в архиве, либо возвращаешься на фабрику.

Руки у меня натурально затряслись. Этот месяц вымотал меня. Вопреки утверждениям, что тело втянется и мышцы привыкнут, я чувствовала себя больной, стеклянной и уставшей до полупрозрачности. Организм отказывался к чему-нибудь привыкать и обучаться повышенной физической нагрузке.

В глубине души я понимала, что это связано с моей иномирностью. Не знаю, какой была Эдит, но я сама оказалась на удивление слабой физически.

— Почему вы так добры? — спросила хрипло.

Настоятельница резко пожала узкими плечиками:

— Один человек просил за тебя. Скрывать не стану, золота он за тебя дал много, и не только золота. Уж кем бы я тебя ни считала, но молись за этого человека. Молись, словно дышишь на земле последний день.

— Данте? — вырвалось из губ раньше, чем я успела запретить себе произносить его имя.

В груди вспыхнуло. Рассыпалось огненным цветком. Пусть ненавидит, пусть винит, но…

Настоятельница рассмеялась. Противный скрипучий смех, как у несмазанной телеги. В глазках мелькнуло удовлетворение, словно ей удалось на секунду подглядеть в замочную скважину мои детские мечты.

— Вейр был немолод, полноват, но одет богато, в бархат, расшитый золотом. И кайран у него был сильный, да ухоженный. Расспрашивал о тебе немного.