Амарион, Первородный Князь Серебряных Сэйн, предавался возвышенному предвкушению. Три ночи подряд вещие сны неумолимо сулили: сегодня, с восходом луны, явится его Избранная.
***
Люська-дизель всегда знала: баба она добрая. Не где-то в глубине души, как ехидничал начальник зоны Марат Гамлетович, а по самой своей бабской природе. Горой стояла за слабых: хоть девку от хама отбить, хоть кота от двуногих тварей. Собак подкармливала, старушкам-соседкам помогала. Только не везло ей с рождения. Сама судьба издевалась, подкидывая испытания одно за другим.
Вымахала под два метра росту, кость широкая, стать богатырская. «Эх, родись ты мужиком – красавец бы вышел!» – слышала она с юности. И хоть виду не подавала, но слова эти её обижали, застревая в душе занозами. К тридцати за плечами осталась череда неудачных романов и горькая уверенность: счастья в любви ей не видать. Все мужчины в итоге оказывались либо слабаками, которым нужна нянька, либо подлецами, искавшими выгоду.
«Зато умная народилась», – утешала себя Люська, глотая слёзы в подушку. Университет с отличием окончила, инженером-металлургом на крупном заводе работала. Но душа-то просила простого, бабского тепла. Возможно, поэтому, встретив Пашку-гусика, первого мужчину, искренне восхитившегося её мощной статью, она влюбилась как последняя дура, по уши. И за этой любовью с головой окунулась в омут, из которого уже не было возврата.
Пашка оказался мелким жуликом. Ловко втянул доверчивую Люську в свои тёмные делишки: и документы-то подделывала, и товар налево гнала. А уж какие схемы крутила – закачаешься! А потом, когда она уже по уши в грязи была, он взял да изменил... И, по сути, ничего серьезного. Так, по пьяни разочек, с какой-то кабачной девкой. Как всё случилось дальше, Люська вспоминать не любила. В пылу ссоры пришибла она своего гусика ненароком, силушку богатырскую не рассчитала. Очнулась – а он уже бездыханный лежит. Четыре года дали...
За пару месяцев до освобождения произошло невероятное. Приснился ей старик — ну прям с иконы списанный, только живой. И от него такая мощь исходит, что даже во сне Люське, непуганной атеистке, захотелось перекреститься. Он объявил её избранной, невестой князя серебряных сейн. И хоть время их ещё не пришло (переродиться прекрасной дамой в мире наречённого только через триста лет предстояло), однако жениху угрожала смертельная опасность, и её помощь была нужна в зачарованном мире Элимирон немедленно.
Люська, отчаявшаяся и уставшая от серой реальности, взяла да согласилась. Кто ж знал, чем дело наяву обернётся...
***
Амарион с трудом сдерживал волнение — момент настал. Он уже представлял её образ: хрупкую, изящную, с серебристыми волосами и голосом, напоминавшим шелест листвы. Она, вероятно, будет немного испугана, но он утешит её, исполнив романс собственного сочинения.
Когда магический портал в гостевых покоях вспыхнул ослепительным сиянием, сердце Амариона забилось в унисон с древней магией. Он тут же принял тщательно отрепетированную позу – благородную и одновременно непринуждённую, как учили наставники этикета и модные журналы.
Свет рассеялся, и взору Амариона предстала... Она.
Там, где должна была стоять хрупкая нимфа, возвышалась фигура, будто сошедшая со страшной сказки о големе, сбежавшем с самых глубоких рудников. Не просто высокая – громоздкая, с плечами, способными взвалить на себя гору. От неё пахло камнем, потом и вечной работой в забое. Широкая, как дубовая дверь в крепостной стене, она стояла, заслоняя собой свет очага. Грубая ткань цвета пыли и тоски облегала могучее тело, а лицо... Это был не чертог нежности, а исповедальня, где каждый шрам заменял собою слово. Оно видало кулаки куда чаще, чем подушки. Но самым ужасным оказался запах. Боги, этот запах! Гарь плавильной печи, едкая пыль разломанной породы и тяжелый дух человеческого труда – будто она только что родилась из недр земли, а не явилась по зову магии.
Существо медленно обвело покои взглядом, от которого даже райские птицы в позолоченных клетках притихли, и изрекло хриплым басом:
— Мать честная… Эльф!?
Амарион замер, пытаясь осмыслить зрелище. Его изящные уши, привыкшие к музыке сфер и поэзии, с болезненной чуткостью уловили дикие, режущие слух звуки. Казалось, медведь в доспехах пытался пропеть арию.
— Ваше Сиятельство, сохраняйте самообладание, — бесстрастно произнёс за его спиной верный советник лорд Фаэрион, но его голос прозвучал словно издалека.
Амарион попытался вдохнуть, но его обоняние, воспитанное на ароматах цветущих садов и благовоний, подверглось чудовищной атаке. Пахло... реальностью. Грубой, неприкрытой, лишённой всяких прикрас. Собрав остатки воли, он изрёк на возвышенном наречии:
— Приветствуем тебя, о Ниспосланная Судьбой, в наших...
Его прервал новый раскатистый возглас, от которого зазвенели хрустальные подвески люстры.
— Если это розыгрыш – признавайтесь, получилось смешно. Если нет – прошу перевести с эльфийского на человеческий.
В сознании Амариона рухнул весь его прекрасный мир. Мечты о поэтических беседах при лунном свете, о нежных дуэтах на лютне испарились, разбитые суровой реальностью в лице двухметрового существа, смотрящего на него с немым вопросом и явным раздражением.
Сознание затуманивалось... Роскошные покои поплыли перед глазами, краски слились в пятно. Последнее, что он успел увидеть, – собственное изящное тело, грациозно оседающее на ковёр с вышитыми лунами. Мысль была ясной и беспощадно горькой: «Пророчество... это издевательство...»
Люська с интересом наблюдала, как её «наречённый», издав тонкий стон, бесшумно сложился на роскошном ковре.
— Вот так встреча, — пробормотала она. — Ни тебе «здравствуй», ни «как дорога»...
Рядом стоял другой тип – постарше, с лицом, не выражавшим ровным счётом ничего, словно он наблюдал за обыденным явлением вроде восхода солнца. Худой, поджарый, в тёмных одеждах, напоминавших монашеское облачение. Его лицо было бы аскетично-красивым, если бы не тонкие, бескровные губы и глаза цвета зимнего неба – светлые, прозрачные и пустые. В них читалась ни капли волнения за князя, ни доли удивления её появлением. «Советник, значит, – мелькнуло у Люськи. – Видок, как у нашего тюремного бухгалтера – снаружи тихий, а в деле крыса».
Люська проснулась от того, что затекла спина. Спать на полу, пусть даже на ковре толщиной с овечий тулуп — то еще удовольствие. Позолоченная кровать с ажурными спинками и тонкими, как тростинки, ножками стояла в углу покоев. При первой же попытке присесть Люська услышала тревожный скрип, а ножки угрожающе подогнулись, ясно дав понять: «Не для тебя творение».
Кроме того, она вчера так и не нашла, где можно помыться, и теперь обнаружение ванной стало её первоначальной задачей.
Утренний туалет обещал стать испытанием. Рядом с изящной фаянсовой чашей её ждал целый арсенал косметики: ряды скляночек, тюбиков, коробочек, хрустальные гребни с закругленными зубьями «дабы не нарушить энергетику волос», щипчики для чего-то невообразимого и с десяток полированных камней, назначения которых Люська определить не смогла.
«Какой же КПД у этой красоты? На одно мытье рук — полчаса возни», — подумала она, с тоской вспоминая кусок банного мыла и добротное махровое полотенце.
Её спасли служанки. Две девушки-человечки. Настолько тихие, что почти сливались с интерьером. Одна, не поднимая глаз, робко прошептала: «Госпожа... купальня...» — и жестом показала на потаенную дверь, скрытую за резной панелью.
Люська, ведомая инстинктом к чистоте, проследовала за ней и обомлела. Её взору открылась купальня, похожая на грот нимфы: стены из розового мрамора, позолоченные смесители в виде диковинных рыб и, главное — огромная, глубокая каменная купель, в которую из рыбьих ртов уже струилась горячая вода.
«Вот это дело!» — с наслаждением выдохнула Люська.
В этот момент в купальню бесшумно вошла ушастая девица в строгом камзоле.
– Позволь представиться, ваш личный ассистент Илиэль. Надеюсь, наши удобства пришлись вам по вкусу, — её голос лился сладко, но взгляд, скользнувший по мощным мышцам Люськи, выдавал сдержанное отвращение. — Хотя, для особы вашего... размаха, вероятно, требуется нечто более масштабное.
Люська метнула на неё колкий взгляд:
— Кто тебя звал? Быстро за дверь. И без стука не входить.
Оставшись одна, Люся погрузилась в воду по самые уши. Пена пахла чем-то цитрусовым и горьковатым. Действовала на тело расслабляюще и даже проясняла разум.
«А есть своя прелесть в этих склянках», — подумала Люся, наконец-то почувствовав себя человеком.
Облачившись в добротный бархатный халат, Люська вышла из купальни в свои покои — и сразу наткнулась на Илиэль. Та стояла посреди комнаты в тщательно отрепетированной позе, словно ждала этого момента.
— Я приставлена помочь вам адаптироваться. Советник Фаэрион поручил неустанно быть подле вас и исполнять любой каприз, о сиятельная невеста.
«Или чтобы шпионить», — молнией пронеслось в голове у Люськи.
— Адаптироваться? — переспросила Люська, с хрустом поворачивая шеей. — Ну что ж, с этого и начнем. Объясните, в чём тут вообще можно жить, а не просто позировать.
Илиэль распахнула дверцу гардероба, сделала шаг назад. Её взгляд скользнул по бархату Люсиного халата с легкой брезгливостью.
— Весь этот гардероб — к вашим услугам. Хотя, — она позволила себе паузу, — при вашей... уникальной комплекции, боюсь, нужно что-то прочнее.
С сомнением потянув за рукав полупрозрачного шедевра, Люся представила, как нелепо будут смотреться на ней эти тесемочки с бусинками и решила остаться в халате.
— Позвольте предложить вам трапезу, — Илиэль указала на столик.
Люська деловито осмотрела поднос. На серебряной тарелке виднелось размазанное пятно чего-то бледно-зеленого, напоминающего кабачковое пюре, щедро посыпанное проросшими зернышками и горсткой орехов размером с булавочную головку. И бокал подозрительной мутной жижи.
— Это всё? — не удержалась Люська. — А где хлеб? Мясо? Хоть ложка супа?
Илиэль побледнела, будто слова «мясо» и «суп» были святотатством.
— Э-это пища, насыщенная лунной энергией. Она питает дух, очищает тело... Мясо оскверняет храм души, утяжеляет ауру. Хотя, — она позволила себе едва заметную улыбку, — возможно, для поддержания столь... мощной жизненной силы, вам действительно требуется нечто более грубое и приземленное.
Люся внимательно посмотрела на Илиэль — на её безупречную фигуру, притворную улыбку, надменный взгляд. И её терпение лопнуло.
— Понимаю, Илька, — Люська наклонилась к девице, заставляя ту отступить на шаг. — Специалист по возвышенному. По аурам, по энергиям... А скажи-ка мне, эксперту по ...всему грубому, — голос Люси стал нарочито медленным, — твоя лунная энергия хоть раз пригодилась, чтобы занять место получше? Что ж ты, такая утонченная, с подносами бегаешь, а не там, — Люся резко махнула в сторону окна, —с прочими дамами вибрации всасываешь?
Илиэль застыла, словно её хлопнули по щеке. Маска учтивости треснула, обнажив бессильную злость.
— Я... я не позволю... — начала она, задыхаясь.
— Всё позволишь, милая, — спокойно парировала Люська. — Потому что я здесь — «гостья», а ты — «приставлена». Так что, будь добра, покажи, где тут у вас... ну, место для раздумий, что ли. А то лунная энергия, знаешь ли, требует выхода.
Она с наслаждением наблюдала, как по щекам Илиэль расползается некрасивый румянец.
У Люськи от зелёной мазицы в животе завелся голодный демон. Решив действовать по-хозяйски, она отправилась на поиски пропитания.
«Кухня – она внизу, по логике жизни», – бодро рассудила Люся, спускаясь по лестнице.
В коридоре ей повстречалась та самая служанка-человечка, что показывала ей купальню. Девушка, завидя Люську, попыталась слиться со стеной.
— Эй, не уходи! — Люся мягко, но настойчиво взяла её за локоть. — Голодная, как волк. Проведешь меня туда, где люди едят. Не «энергию», а нормальную пищу.
Служанка испуганно оглянулась, но в её глазах мелькнуло понимание. Она кивнула и быстрыми шажками повела Люську по лабиринту коридоров.
— Это — общая трапезная для прислуги, — шепотом сказала она, останавливаясь у арки, за которой виднелся зал с простыми деревянными столами. — Здесь нам, людям, делают послабление.
Солнечный луч, падавший сквозь высокое стрельчатое окно, золотил бледную руку Фаэриона.
— Через неделю состоится Парад Лун, — голос советника звучал мелодично, но холодно. — На эту ночь назначено ваше с Амарионом обручение. После церемонии нам втроём надлежит отправиться в горы для проведения ритуала, а затем… Вы, Людмила, останетесь наслаждаться всеми благами Приграничного замка на правах хозяйки. А я с князем вернусь в столицу.
Люся медленно перевела взгляд с затейливой резьбы на дверной ручке на его бесстрастное, словно маска, лицо. Внутри дрогнуло и отпустило, будто натянутая струна наконец-то ослабла.
— Я думала, это и есть главный дворец, — заметила она вслух.
Уголок идеальных губ Фаэриона дрогнул в снисходительной улыбке.
— Приграничный замок? Это всего лишь форпост на самой окраине империи, пыль, которую мы стряхиваем с плащей. Столица… — его взгляд унёсся вдаль, наполняясь серебристым сиянием — Это колыбель науки. Город света и песен. Совершенство, облачённое в искусство.
Поймав его настрой, Люся осторожно спросила:
— А что с едой? На ваших проростках я долго не протяну… Можно как-то организовать, эм… ну, скажем, контрабанду мяса?
Советник наклонился чуть ближе, и его шёпот стал едва слышным, обволакивающим и ядовитым.
— Если не афишировать вашу… биологическую потребность, то допустимо. После отъезда двора здесь останется лишь обслуга. Низшие сэйн. А они… куда терпимее к людской потребности в поедании плоти.
Проводив советника, она вышла в парк. Воздух дурманил ароматами экзотических цветов и свежестью, но насладиться прогулкой мешало колющее чувство между лопаток.
За ней, сохраняя почтительную дистанцию, неотступно следовали двое стражников. Охрана, как сказал Фаэрион. Но Люся, прошедшая тюремную школу, с первого взгляда чувствовала разницу между защитой и надзором. Эти двое с каменными лицами не стражи — а сторожа.
Чтобы скрыться от их пристальных взглядов, она опустилась на каменную скамью, почти утонувшую в густом плюще. Мимо, спеша по своим делам, пробежала служанка-человечка. Неловко оступившись, та с тихим вскриком повалилась прямо на Люсю. На мгновение их лица оказались в сантиметрах друг от друга, и Люся увидела в широко распахнутых глазах девушки испуг и немую мольбу. Та сунула ей в руку смятый комок ткани, прошептав, задыхаясь:
— От посла Горраков. Важно...
И прежде чем Люся успела что-то понять, незнакомка вскочила и пулей умчалась прочь.
Кровь застучала в висках, заглушая шелест листвы и щебет птиц. Хотелось развернуть сверток, но она чувствовала — повсюду «глаза». И тут она вспомнила о столовой для слуг — единственном месте в замке, где можно укрыться от оценивающих взглядов сэйнов.
Пристроившись за длинным дощатым столом, Люся развернула тряпицу у себя на коленях, под столешницей, вместо салфетки. Каждое движение давалось с трудом, пальцы плохо слушались. Любой шорох за спиной заставлял вздрагивать и сжимать комок ткани в кулак. Она буквально физически чувствовала на себе тяжёлые, полные холодного презрения взгляды стражников, замерших в арочном проёме.
На грубом холсте углем были начертаны слова: «Вам не пережить обручения. Браслеты — оружие». А ниже — схематичная карта: идти вдоль озера, затем до белой скалы, знак пещеры и лаконичная надпись: «Жду до рассвета — Боргаш».
Сердце на мгновение замерло, а затем забилось с новой, бешеной силой. Идти? А если ловушка? Остаться и стать покорной овцой на заклание?
«Шансы на успех в обоих случаях — ниже плинтуса», — с досадой констатировала она. Требовался третий путь, неочевидный и хитрый.
Мысли путались, цепляясь друг за друга. Нужен был предлог, железный и убедительный, чтобы выйти за пределы замка, проверить хоть одну ниточку. Или…
«Надо подмазать Мырчика запрещёнкой и расспросить про ритуал».
Парковый пруд переливался в лучах заходящего солнца, играя оттенками алого и золотого. Люся, не теряя ни секунды, закатала рукав и решительно погрузила руку в прохладную воду. Пальцы тут же нащупали и схватили извивающееся тело. Через мгновение её ладонь появилась на поверхности, держа за жабры нежную, серебристую форель.
«Вот это я понимаю — КПД! — с холодным удовлетворением подумала она. — Не то что у половинки ореха. Пять секунд — и полноценный обед в руках».
Из-за куста багровых роз донёсся приглушённый, почти музыкальный вскрик. Два сэйна-садовника смотрели на неё так, будто она осквернила священный алтарь. Их тонкие, прекрасные лица исказились гримасой брезгливого отвращения.
Люся лишь довольно хмыкнула, чувствуя тяжесть добычи в своей руке.
«Ну что, Мырчик, пора провести маленький эксперимент по изучению твоих гастрономических слабостей», — пронеслось в её голове, пока она сбрасывала с плеча прилипший влажный мох.
Стражники, привлечённые возгласом, уже приближались твёрдыми, мерными шагами.
Люся почувствовала, как внутри всё сжимается в холодный, тугой комок.
"Стало быть, опять меня вынесло на опасную орбиту", — с досадой подумала она.