Попаданка: В плену у судьбы

Глава 1. Петля смерти

Я открываю глаза.

Резкий, мучительный вдох обжигает горло, как будто я только что захлебнулась ледяной водой и вынырнула из чёрной бездны, судорожно глотая воздух. В висках отбойным молотком стучит пульс, сердце рвётся из груди, а в лёгких — дым, горечь, пепел, будто дышу раскалёнными углями.

Часто моргаю. Мир перед глазами весь в размытых пятнах — алый огонь, чернота дыма, смутные очертания каких-то телег. Всё сливается в хаотичный, неуловимый узор, но прежде, чем я успеваю сфокусироваться, в уши врезаются звуки: шумные, беспорядочные, жестокие. Крики, лошадиные ржания, удары стали о сталь, истошные, разорванные вопли боли. Чьи-то шаги с грохотом несутся мимо, шорох ткани, свист, удар, снова крик.

Вокруг сумерки.

Я ничего не понимаю.

Голова тяжёлая, наполнена свинцом, тело ломит, ноги подкашиваются, а земля подо мной твёрдая и холодная, покрытая пылью и мелкими камнями. Всё кажется незнакомым, чужим, неправильным, как в кошмаре, который невозможно ни осознать, ни прервать.

Пытаюсь вдохнуть глубже, но запах крови и гари вгрызается меня, заставляя кашлять. Я с трудом поднимаю руку, и всё внутри меня замирает — пальцы чужие, тонкие, испачканные грязью, на запястье свежая царапина, но я не помню, откуда она.

Что происходит?

Медленно поднимаю голову, пытаясь оглядеться.

Прямо передо мной — движение. Фигуры мелькают в пляшущем свете пламени: вооружённые люди, тяжёлые сапоги, окровавленные лезвия мечей. Кто-то падает в пыль, кто-то пытается бежать, но его догоняют, волочат за волосы, бросают на землю. Удар, приглушённый вскрик. Запах крови становится гуще, насыщая воздух сладким металлом.

Это… бойня.

Но я не должна здесь быть.

Последнее, что помню: позднее возвращение домой, темнота переулка, мужчина, холодное лезвие в груди, острая вспышка боли… и пустота.

И теперь я здесь.

Чужое тело. Чужие руки. Чужие звуки и запахи.

— Лисса!

Чей-то голос срывается в панике.

Вздрагиваю. Не сразу понимаю, что зовут меня.

Оборачиваюсь и вижу девушку, лицо которой искажено страхом, губы дрожат, руки прижаты к груди... Она пытается что-то сказать, но я не успеваю услышать.

Время запинается, застывает на долю секунды — мгновение хрупкое, натянутое, как тонкая нить, которую вот-вот разорвёт резкий рывок. И этот рывок происходит.

Не сразу понимаю, что именно изменилось, но чувствую — опасность уже рядом. Воздух дрожит от шума, в нём есть что-то ещё — пронзительное, хищное.

Тень мелькает сбоку.

Я не вижу, что это. Не успеваю повернуть голову, не успеваю осознать происходящее, но рефлексы — чьи? мои? или этого тела? — заставляют меня замереть.

И тогда я слышу.

Глухой свист.

Не громкий, но ввинчивающийся в кости, заставляющий кровь в жилах мгновенно остыть. Я не вижу меча, но чувствую его.

Он входит в меня легко, как нож в тёплое масло. В одно мгновение — удар, резкая вспышка боли, тяжесть внутри, разрывающая грудь. Лёгкие наполняются кровью, сердце захлёбывается в отчаянных попытках удержать жизнь, мышцы сжимаются в последнем судорожном спазме.

Я хочу вдохнуть, но не могу.

Мир гаснет.

Я умираю.

…и снова открываю глаза.

Всё повторяется.

Резкий вдох, шум в ушах, тот же гул голосов, тот же запах гари.

Тот же кошмар.

Снова часто моргаю, но вижу вокруг себя то же самое. Те же фигуры, те же крики, словно сама смерть спустилась на землю, растекаясь по земле горячей проклятой кровью.

Я знаю, что будет дальше.

— Лисса!

Девушка снова зовёт меня, её голос всё так же дрожит.

Поворачиваю голову — и всё повторяется.

Свист стали.

Удар.

Боль.

Смерть.

…и я снова открываю глаза.

Нет сил кричать. Не могу вымолвить даже единого слова. Просто делаю рваный вдох.

Этот момент до боли знакомого пробуждения, этот хруст реальности, собирающейся обратно, как глиняный сосуд после того, как рассыпался на куски от сильнейшего удара.

Это невозможно.

Но я здесь.

Опять.

Я вижу меч, сверкающий сбоку.

И на этот раз двигаюсь.

Бросаюсь в сторону, но ноги слишком слабые, тело не слушается, я спотыкаюсь, падаю, и снова — тот же, неизбежный, беспощадный удар.

Меч входит не в грудь, а в бок, но смерть приходит так же быстро.

Визуал к 1 главе

Дорогие мои читатели! Хочу напомнить, что представленные визуалы лишь отражают атмосферу происходящих в книге событий, и не являются их полным отражением. Возможны сюжетные неточности, различие стилей и лиц.

Лисса

Глава 2. Между мирами

Тишина не бывает абсолютной. Даже сейчас, когда бойня, кажется, стихла, мир не замер окончательно. Где-то вдали стонет кто-то ещё живой, древесина потрескивает в разбитых телегах...

И запахи побоища, которые несёт ветер, распространяя их по всей округе.

Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты? Часы? Здесь, под телегой, время тянется иначе. Прижимаюсь лбом к прохладному, влажному грунту и зажмуриваюсь. Нужно собраться. Подумать.

Но думать страшно.

Что это за место?

И почему я здесь?

Последнее, что я помню...

Операционная. Гулкие звуки аппаратов, холодный свет, запах крови, антисептика и пота, въевшегося в кожу.

Двенадцать часов на ногах. Потом тринадцать. Четырнадцать.

Смена давно закончилась, но старуха с косой не спрашивает, во сколько ты должен уйти домой. Она приходит, когда захочет, и мы, врачи, остаёмся, чтобы бороться с ней до самого конца.

Пациент — мужчина, сорок восемь лет, привезли с внутренним кровотечением после аварии. Рваная рана печени, разорванные сосуды, сердце скачет, как загнанная лошадь. Всё против него, но я не отпускаю. Руки сведены судорогой от долгой работы, пот стекает по спине. Где-то внутри звучит тихий голос: он не выживет, хватит, отпусти.

Но я не отпускаю.

Мы сражаемся. До последнего.

Потом длинный шов, приглушённые шаги старшей медсестры, тяжёлый выдох — он жив.

Я выхожу в коридор, провожу ладонью по лицу. Часы показывают около трёх ночи, организм уже не умоляет о сне — он просто выключает лишние функции, оставляя только одну: двигаться.

Домой.

— Подбросить тебя? — спрашивает Антон, мой коллега.

Я киваю. Мы едем молча, усталые, опустошённые. Он высаживает меня на перекрёстке.

— Дальше сама?

— Один двор, один переулок, — отвечаю я и ухожу в ночь.

Один двор. Один переулок.

Сколько раз я ходила этой дорогой? Сотни.

Но в эту ночь меня уже ждали.

Он вынырнул из темноты, иссушенный, судорожный, с безумными глазами, с вытянутыми руками, не просто так, а за чем-то.

— Дай!

Схватил сумку, рванув её на себя.

— Где? Где ты прячешь их, сука?!

Я узнала его. Конечно, узнала.

Наркозависимый, живущий в соседнем доме. Больничный «постоялец». Я не раз вытаскивала его с того света, с передозировок, ломок, тянула с края, на который он сам себя толкал.

Отшатнулась. Попыталась уйти. Но он бросился на меня.

Наркоман уже был не в этом мире, он видел только своё желание, свою жажду, свою нужду. Я же была слишком уставшая и измотанная, чтобы дать отпор. Рывок, резкий толчок...

Боль?

Нет. Просто вспышка — такая же быстрая, как тот меч, который пронзал меня снова и снова.

И в груди — пустота.

Не зря говорят, что перед рассветом ночь становится самой тёмной.

Вот и я умерла, не дождавшись первых лучей...

Что за издёвка судьбы? Ты спасаешь человека, вытаскиваешь его из могилы, не даёшь умереть — а он потом сам забирает твою жизнь. В какой момент судьба сделала петлю и удавкой затянулась на моей шее? В какой момент моё стремление спасать людей превратилось в приговор?

Я умерла, буквально отдав своё сердце другому. А потом... Потом открыла глаза здесь.

Меня зовут Лисса.

Нет.

Меня зовут Алина Ветрова.

Сорок три года. Хирург. Я спасала людей. День за днём, смена за сменой, входила в операционную, опускала маску на лицо, брала в руки скальпель и делала единственное, что умела лучше всего. Это был мой мир. Ограниченный, строгий, но в нём была истина, была ясность: либо ты спасаешь человека, либо нет. Либо находишь в себе силы продолжать, либо уходишь.

Но я не уходила.

И никогда не думала о себе. Никогда не задумывалась, чего хочу. Десятки, сотни спасённых жизней.

Чужих жизней. Но не своей. Я не устроила семью, не вышла замуж, не родила детей.

Некогда.

«Доктор, скажите… он выживет?»

И я делала всё, чтобы они выживали. А потом, в конце смены, когда дома других ждали семьи, забота и уют, — мне была уготована лишь тишина и усталость.

Я принимала и их.

Потому что знала — завтра снова кому-то понадобится моя помощь.

Мои знания. Мои руки. Моё сердце...

Может, всё это началось раньше, чем я думала? Может, судьба сплела этот узел ещё тогда, когда я потеряла отца? Всё случилось быстро, неожиданно, что казалось — это просто нелепый сон, ошибка, которую можно будет исправить.

Визуал к 2 главе

Дорогие мои читатели! Хочу напомнить, что представленные визуалы лишь отражают атмосферу происходящих в книге событий, и не являются их полным отражением. Возможны сюжетные неточности, различие стилей и лиц.

Алина до попадания в новый мир

Глава 3. Тёмный час

Я будто смотрю исторический фильм, но не тот, где всё приглажено и вычищено для зрителя, а тот, где режиссёр решил показать «настоящую» грязь прошлого. Вонючую, неотёсанную, бессмысленно жестокую.

Мужчин четверо.

Возраст определить сложно. Лица в брызгах крови — не своей. Один вытирает подбородок рукавом, но только размазывает её ещё больше.

Простые доспехи: потрёпанные кожаные кирасы, тёмные от пятен и грязи. Они кажутся тяжёлыми, но эти люди носят их легко, привычно, как вторую кожу. На плечах меховые накидки, когда-то, возможно, дорогие, теперь испачканные, наверняка воняющие сыростью, потом и смертью.

Мечи, покрытые запёкшейся кровью, висят на поясах. И от вида этого оружия тело прошибает холодный пот. Я уже ни один раз успела ощутить их остроту на собственной шкуре.

И тут один — выше остальных, с разбитой губой и безразличным взглядом — вдруг замирает.

Я тоже.

Может, мне только кажется. Может, он просто смотрит в мою сторону, но не видит. Может, я смогу…

Он делает пару шагов.

Холодок пробегает вдоль позвоночника, сердце гулко стучит в рёберной клетке, но я по-прежнему не двигаюсь.

Ещё шаг.

Мужчина останавливается, наклоняет голову, прислушивается.

Потом медленно улыбается.

— А вот и первая рыбка попалась.

Даже не успеваю дёрнуться, он резко наклоняется под телегу. Грубая рука хватает за локоть, пальцы впиваются в нежную кожу, от чего всю руку простреливает тупая боль. Рывок — и меня волочат животом по земле.

— Пусти! — я вою, вырываюсь, кручусь, дёргаюсь изо всех сил, но это тело... моё тело такое слабое. Мужчина лишь ржёт как конь, глядя на мои жалкие потуги и продолжает тащить меня к своим дружкам.

В отчаянной попытке вгрызаюсь зубами в его руку — как загнанный зверь, у которого не осталось другого выхода.

Он взвывает от неожиданности, разжимает хватку на долю секунды, а затем хватает меня за волосы и с силой швыряет на землю. Удар выбивает воздух из лёгких, делаю судорожный вдох, но мне не дают опомниться.

— Стерва! — рычит он сквозь зубы и наваливается сверху.

От боли выступают слёзы, когда он наматывает мои волосы на кулак, тянет вверх, заставляя поднять голову. В глазах темнеет, перед лицом расплываются фигуры, а в нос ударяет зловонный запах пота и прелого меха.

Я встречаюсь с их взглядами.

— Дикая, да? — ухмыляется один, вроде молодой, но грязь и сажа на лице не дают толком этого понять. Глаза у него маленькие, цепкие, как у хорька. — А что, я люблю, когда кусаются.

— Да ты любое мясо любишь, лишь бы тёплое, — смеётся другой, сильно старше, с глубокими морщинами у глаз.

— Успеешь ещё, — медленно говорит третий. Он единственный не улыбается, смотрит на меня пустыми глазами. Будто я не человек, а мешок с зерном. — Сначала надо собрать всех, кого найдём. Потом уже распределим, кого куда.

— Эту точно на рынок, — фыркает хорёк. — Молодая! В бордель вообще с руками оторвут!

Я сглатываю, несмотря на пересохшее горло. Догадываюсь, что прямо сейчас меня не убьют. Но это знание не приносит никакого облегчения.

Меня рывком ставят на ноги, но тело не слушается, ноги подгибаются, и я едва не падаю обратно. Сильные пальцы впиваются в плечо, и снова боль простреливает мышцы, отзываясь в лопатке.

— Ещё раз рыпнешься — прирежу, сука! — голос у него глухой, беззлобный, но от этого становится ещё страшнее. Это даже не угроза, а простая констатация факта.

Молчу.

— Одной больше, одной меньше, нам похер — поняла?

Он встряхивает меня, и я, не успев сдержаться, срываюсь на хриплый выдох:

— Да.

Ненавижу этот звук, ненавижу, как звучит этот голос — слабый, ломкий, абсолютно беспомощный.

Тот, кто меня держит, ухмыляется. Зубы у него крупные, редкие, передние выпирают сильнее остальных, и я мысленно называю его Крысой.

— Держи её, — бросает он тому, с пустыми глазами, явно довольный, что я сломалась так быстро.

Пустоглазого обзываю Рыбой. Он хватает меня за тонкое запястье, крепко, но не грубо, в отличии от Крысы, от которого на плече и руке наверняка уже наливаются уродливые синяки. Рыба же словно вообще не способен на эмоций, он просто тащит меня за собой в ту сторону, откуда они все только что пришли.

Оглядываюсь назад: оставшаяся троица даже не смотрит нам вслед. Они уже заняты другим, продолжают искать новый «товар».

Земля под ногами неровная: то твёрдая, каменистая, то мягкая, будто недавно политая дождём, и в этой смеси пыли и грязи валяются тела. Разбросанные, как сломанные куклы, они лежат между разорванными тюками, перевёрнутыми телегами и брошенной утварью.

Я чувствую, как меня мутит.

Теперь, когда не нужно бороться, не нужно прятаться, делая вид, что меня не существует, я вижу всё.

Этот караван — обоз, или как это тут называется? — явно стоял здесь какое-то время. Потухшие кострища, рассыпанные вокруг телег остатки еды и разбитые кувшины. Разломанные деревянные ящики, кое-где брошенные лошадиные сбруи. Всё говорит о том, что люди были уверены: они здесь в безопасности.

Глава 4. Пленники

Рыба тащит меня вперёд, даже ни разу не обернувшись. Его холодная рука, как стальная скоба, крепко удерживает меня за запястье.

Но я уже не вырываюсь.

Смысла нет.

Впереди, за нагромождением телег и разбросанных вещей, замечаю людей.

Движение, голоса. Свет рассвета высвечивает фигуры, много фигур. Человек тридцать, может, больше. Большая часть — налётчики. Они ходят между тюками, ржут, спорят, кое-где делят добычу. Один подтягивает ремень на потрёпанных кожаных штанах, другой пересчитывает монеты, высыпав их из мешка прямо в ладонь, третий пьёт из пузатого бурдюка, откинув голову назад.

Но этот «праздник жизни» касается не всех. Человек десять, может, двенадцать, не двигаются. Они сидят на земле, сбившись в кучку, связанные, как скот. Сгорбленные спины, взгляды, опущенные вниз.

Выжившие.

Я не знаю, сколько ещё людей уцелело, но головорезы явно собирают их всех здесь. У некоторых пленников порезаны лица, у одной крупной женщины порван рукав, на бледной коже видна запёкшаяся кровь. Кто-то лежит, свернувшись в позе эмбриона, а кто-то тихо постанывает, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Очередную притащил? — раздаётся хриплый голос откуда то сбоку, стоит нам только приблизиться к толпе.

Поворачиваю голову.

Ещё один налётчик — коренастый мужик с курчавыми волосами. В руках держит моток верёвки. Толстые пальцы немного дёргано перебирают грубые волокна, будто вся эта возня его смертельно утомила.

— Свяжи её, — говорит мой сопровождающий.

— Руки вперёд или назад? — лениво уточняет Курчавый.

— Как у всех.

Рыба разжимает руку и толкает меня вперёд. Спотыкаюсь, но успеваю удержать равновесие.

Курчавый фыркает, перехватывает верёвку покрепче.

— Ну, раз как у всех, тогда назад.

Он резко заводит мои руки за спину, сжимая запястья вместе, и шероховатая верёвка тут же начинает вгрызаться в кожу. Стискиваю зубы, не позволяя себе дёрнуться, хотя очень хочется.

— Вот и ладненько, — он проверяет узел, дёргая верёвку, и хлопает меня по плечу. — Присаживайся, красавица. Отдохни перед дорогой.

Толчок в спину — не сильный, но достаточный, чтобы я упала на колени.

Теперь я сижу среди других пленников, едва двигая затекающими пальцами, и окончательно понимаю, что всё по-настоящему. Словно последний уголёк кострища — надежда гаснет.

Ведь если бы это был просто кошмар, я бы уже проснулась. Если бы это была галлюцинация, сознание хотя бы попыталось стереть детали, размыть углы, исказить цвета. Но вокруг меня реальность. Слишком живая, слишком настоящая.

Я врач.

Я знаю, как работает восприятие.

Слишком много болевых триггеров и сенсорных факторов. Тело в полной мере реагирует на стресс. Сердце бешено колотится, но я не чувствую того панического оцепенения, что бывает во сне.

А значит я действительно здесь. В чужом теле. В чужом мире. И мне предстоит понять, что теперь делать.

Я уже видела, как ведут себя эти убицы: беспощадно вырезают всех, без разбора. Любая попытка сбежать — это гарантированная смерть! Готова ли я рискнуть и проверить, есть ли лимиты у моего перерождения? Точно нет.

Опускаю голову, делаю вид, что смотрю в землю, а сама слушаю. Просто слушаю. Потому что больше ничего не остаётся. Но, возможно, мне удастся понять куда нас повезут.

По ощущениям проходит около часа. Мои ноги затекли, рук практически не чувствую, но это уже кажется неважным.

Время от времени вдалеке кто-то кричит — пронзительно и громко, но на это уже никто не обращает внимания.

Наша компания увеличивается ещё на шесть человек. Их приводят по одному или по двое, связывают, усаживают в общую кучу. Кто-то молчит, кто-то всхлипывает, но попыток сопротивляться никто не делает.

А потом я слышу лошадей. Ржание, цокот копыт, и вскоре вижу крытую повозку, запряжённую двумя крупными гнедыми. Я не сразу понимаю, что это значит, но потом замечаю, как бандиты начинают шевелиться.

Из повозки спрыгивает ещё один мужчина — высокий, с коротко стриженными волосами и светлым шрамом, пересекающим правую бровь. В руке у него бурдюк, он делает глоток, обводит взглядом пленников, затем разворачивается к нашему смотрителю.

— Кого в этот раз?

«В этот раз».

Значит это не первая партия. Значит людей уже увозили.

— Давай баб, — отвечает Курчавый. — Этих двух точно.

Он небрежно тычет пальцем в сидящих слева от меня — обоим с виду лет по тридцать, одна с длинной тёмной косой, вторая с растрёпанными светлыми волосами. Их одежда выглядит явно богаче моей.

— Ещё вот ту, — добавляет он, указывая на девочку лет шестнадцати с застарелым шрамом на лице от ожога.

— Вон ту тоже бери, — вступает в разговор другой налётчик, махнув рукой в сторону женщины с разорванным рукавом.

— Паренька возьмём?

Глава 5. Цепная реакция

Внутри стоит гробовая тишина.

Никто не говорит, толком не шевелится. Лишь глухой, размеренный стук колёс по неровной дороге да редкие взрывы грубого смеха снаружи нарушают этот «мёртвый покой». Те, кто сидит на козлах и управляет лошадьми, явно развлекаются — их всего двое, но я не сомневаюсь: если кто-то из нас попробует сбежать, их хватит с лихвой.

Сжимаю пальцы, едва заметно двигаю запястьями. Боль пронзает руки с новой силой, но я не могу оставлять их в этом состоянии.

Онемение — это не просто дискомфорт. Если кровообращение нарушается даже на полчаса, может начаться ишемия тканей. К тому же Курчавый постарался на славу: вязал очень туго. Неужто думал, что смогу выскользнуть из узлов?

Пальцы двигаются с трудом. Кожа покалывает, словно под ней ползают сотни муравьёв. Я знаю, что будет дальше. Сначала отёк, потом полное онемение, затем — если не восстановить кровоснабжение — некроз.

Долго ждать нельзя. Поэтому сгибаю пальцы, массирую ладони большим пальцем противоположной руки, заставляю суставы двигаться, гоню кровь обратно.

Боль разрастается.

Но боль — это хороший знак. Значит, всё придёт в норму.

Пока разрабатываю руки, замечаю, что никто даже не пытается делать то же самое. Мои глаза уже привыкли к полутьме и я хорошо вижу своих попутчиков. Женщины постарше просто зажимают кисти между бёдер, пытаясь таким образом унять боль. Те, кто помоложе, прижимают ладони к груди, качая их как ребёнка.

Паренёк напротив не шевелится вовсе. Он привалился к деревянной стенке повозки, бессмысленно глядя в одну точку.

Почему они ничего не делают?

— Разминайте руки! — мой голос хриплый, еле слышный, но я стараюсь придать ему хотя бы каплю силы. — Растирайте ладони, двигайте пальцами, иначе можете их потерять!

Некоторые поворачивают голову в мою сторону, но никто даже не пытается делать то, что я говорю. Повторяю уже жёстче, громче:

— Руки разотрите! Если кровообращение не восстановится, сначала начнётся онемение, потом отёк, потом некроз. Вы хотите остаться без кистей?!

Женщина, сидящая справа от меня, та самая, у которой разорван рукав, первой подаёт голос.

— Ты что, лекарка, что ли? — в голосе недоверие, смешанное с подозрением.

Поворачиваю голову и сталкиваюсь с её внимательным взглядом.

Она крупная, ширококостная, с сильными руками. Возраст определить трудно — ей может быть и сорок, и пятьдесят, ведь в такие времена люди всегда выглядели старше своих лет. Тёмные волосы, заплетённые в тяжёлую косу. Глаза тёмные, глубокие, уставшие, но не сломленные до конца.

— Я видела тебя в свите госпожи Сайвен, — продолжает она.

Госпожа Сайвен. Значит эта девушка, Лисса, работала служанкой в её свите?

Женщина продолжает смотреть на меня в ожидании ответа. В её взгляде нет враждебности, но и доверия тоже. Она явно раздумывает, стоит ли вообще меня слушать.

Делаю короткий вдох и киваю.

— Да, я служила госпоже Сайвен.

Ложь даётся легко, потому что это правда, даже если я не знаю всех подробностей.

— А моя бабка была лекаркой, — добавляю после короткой паузы. — Вот и обучила меня ремеслу.

— Магичкой? — уточняет темноволосая.

— Что? — не понимаю я.

— Магией бабка лечила, или по-обычному — травами?

Какая ещё магия? Вот же тёмные люди!

— Обычная травница, — сухо отвечаю ей.

Этого короткого объяснения женщине хватает с лихвой. Она больше не задаёт вопросов, начав неловко растирать свои руки. Внимательно следит за мной, повторяя движения.

Её пример оказывается заразительным — сначала слабо шевелят пальцами двое, сидящих ближе к ней, потом ещё несколько человек. Процесс пошёл. У меня же руки уже более-менее пришли в норму. Боль ещё отзывается в суставах, но уже терпимо.

Краем глаза снова смотрю на мальчишку напротив. Он так и не пошевелился ни разу. Голова слабо опирается на деревянную стенку повозки, взгляд по-прежнему пустой, неосмысленный. Его сознание явно отключилось, оставив только тело.

В повозке тесно, поэтому мне даже не приходится тянуться. Я просто протягиваю руку и трясу его за колено.

— Эй. Ты в порядке?

Никакой реакции. Я щурюсь, пытаясь разглядеть, дышит ли он вообще, потому что не могу оставить в покое. Он — ребёнок. Для этого мира может, уже и взрослый, но для меня — ребёнок. У меня же всегда было особое отношение к детям. Может быть, из-за нереализованного материнского инстинкта...

А этот мальчик пережил не просто шок, а абсолютный, разрушающий сознание ужас. Возможно его семью убили на его глазах, и теперь психика просто вырубилась.

Я не могу его так оставить. И делаю то, что умею лучше всего — лечу. Протягиваю руку, нахожу его правую кисть и беру в свои ладони.

Пальцы у него жёсткие, узловатые, в мелких ссадинах. Чувствую грубую кожу, затвердевшие мозоли, особенно на указательном и среднем пальцах, как у тех, кто с детства работает руками.

Глава 6. Деревня без имени

В повозке по-прежнему тесно и душно. Тишину нарушает лишь мерный скрип дерева и гулкие удары колёс о неровную дорогу. Даже наши тюремщики затихли пару часов назад, явно утомлённые долгой дорогой.

— Ты знаешь, кто на нас напал? — спрашиваю я у Бриды, чтобы хоть как убить время.

— Наёмники. Или простой сброд, собранный ради наживы.

Сжимаю губы.

— Когда меня схватили, то сказали, что продадут на рынке.

Брида не сразу отвечает. Сначала вздыхает, явно услышав нечто само собой разумеющееся.

— Продадут. Но не на официальных торгах.

— То есть?

Она чуть шевелится, разминая затёкшие плечи. Затем начинает объяснять очевидные вещи. Очевидные для этого мира. Для тех, кто здесь родился, жил, знает, как всё устроено. Для настоящей Лиссы. Но в текущих условиях ей, похоже, всё равно на мои странные вопросы. Всё лучше, чем ехать молча.

— Законные рынки работают при крупных городах. Там всё «по правилам»: военные пленники, рабы-должники, осуждённые преступники. Их регистрируют, есть даже надзор. А такие, как мы, туда не попадут.

— Почему?

Брида коротко усмехается.

— Потому что мы не существуем.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду. Та, видимо, замечает это по моему лицу и поясняет:

— Те, кто будут нас продавать, не захотят, чтобы стало известно о нашем происхождении. А значит, нас отправят на один из подпольных рабских рынков. Там не задают лишних вопросов — только золотые монеты решают, кто ты и кому будешь принадлежать.

В груди неприятно тянет, ведь пока что всё, что я узнаю, не даёт мне ни единого шанса выбраться.

Мы ещё немного едем в тишине. Повозка укачивает, тепло Бриды, прижатой сбоку, расслабляет, и наконец организм берёт своё.

Я проваливаюсь в тревожный сон.

***

Просыпаюсь от шумов.

Глухие, неразборчивые вначале, но чем дольше я слушаю, тем отчётливее понимаю, что мы въехали в лагерь.

Сначала — гулкое ржание лошадей, потом — голоса. Мужские, хриплые, грубые, будто после ночного пьянства. Но здесь есть не только они. Где-то вдалеке смеётся девушка, слева орёт женщина, явно споря с кем-то. Звук чего-то тяжёлого — мешков? бочек? — что глухо падают на землю. И ещё удары. То ли дерево по металлу, то ли что-то разбивают.

Слышу, как кто-то командует лошадьми и наша повозка останавливается.

Проходит ещё десяток секунд, прежде чем распахиваются дверцы, и в глаза бьёт яркий свет. Я щурюсь на автомате, прикрывая ладонью глаза. После долгой темноты внутри повозки он кажется слишком резким, обжигающим. Часто моргаю, постепенно привыкая, и первое, что вижу — лица. Несколько мужчин стоят снаружи, разглядывая нас без особого интереса.

— Давайте, пошевеливайтесь! — гаркает один из них, бритоголовый, с узкими глазами и длинным ножом на поясе.

В ответ никто не двигается, женщины и девушки лишь испуганно щурятся. Паренёк не делает даже этого. Понимаю, что никто здесь не будет разбираться с его состоянием. И уж точно не станет ждать, пока он очухается. Я же не могу позволить, чтобы его выволокли наружу, как мешок с тряпьём. Или того хуже — прирезали за медлительность.

Поэтому вылезаю первой.

Опираясь на стенку, приподнимаюсь, чувствуя, как ноги отзываются тупой болью. Вытягиваю одну, затем вторую, спрыгиваю вниз.

— Тебе что, особое приглашение нужно?! — рявкает тот же бритоголовый.

Я рефлекторно вскидываю руки и бросаюсь к мальчишке, защищая его от их взгляда.

— Он... он мой брат! — срываюсь на запоздалый лепет. — Головой ударился, когда нас тащили. Я сама, я помогу ему вылезти.

— Тебе что, особое приглашение нужно?! — рявкает тот же бритоголовый.

Мужики переглядываются. Кто-то ухмыляется, кто-то фыркает. Я же тяну парня за запястье, пытаюсь приподнять, но он даже не реагирует.

Руки слабые, ладони скользят по грубой ткани его рубахи. Я цепляюсь сильнее, напрягаю все мышцы, пытаясь вытащить его наружу. Но сил не хватает. Тело Лиссы хрупкое, слабое, а паренёк хоть и худой, но весит не меньше меня.

Вскидываю голову, ловя взгляды налётчиков. Они не самые терпеливые наблюдатели и уже теряют терпение.

— Чего ты возишься?! — резко бросает один.

Ещё секунда — и он грубо хватает парня за ворот.

Рывок — и мальчишка просто вылетает из повозки, а я едва успеваю отпрянуть, когда он глухо шмякается на землю. Не выставляет рук, не смягчает падение. Просто падает, как бесчувственная кукла.

— Под одеялом будешь возиться, а не тут! — цедит один из мужчин, скаля зубы.

Внутри вскипает злость. Но я заставляю себя молчать. Просто склоняюсь над парнем, хватаю его под руки, пытаюсь приподнять. Не тяну. Понимаю, что слишком тяжёлый.

Внезапно рядом появляется Брида. Она без лишних слов наклоняется, подхватывает его с другой стороны. Вдвоём мы ставим бедолагу на ноги.

Глава 7. Средневековая медицина

Когда повозку покинула последняя девушка, мы все сбиваемся в единую кучу.

— Куда этих? — спрашивает один из бандитов, кивая на нас.

— В северный амбар, — отзывается тот, кто первым нас встречал.

Я не понимаю, в какую сторону нам предстоит двигаться, но нас быстро толкают вперёд и ведут между домами. Мы с Бридой держим парня под руки, но он всё чаще спотыкается, замедляя шаг. Ещё немного — и придётся тащить его волоком. А я абсолютно не уверена, будут ли у меня силы на это.

К своему облегчению вскоре замечаю небольшое строение в отдалении. Деревянное, с виду без окон, с двустворчатыми воротами, скреплёнными железными полосами. Не тюрьма, но и не то место, откуда можно просто взять и уйти.

Нам не приказывают идти быстрее, но из-за толчков в спины мы поневоле ускоряем шаг.

Один из наших сопровождающих отодвигает засов, ворота скрипят, открываясь.

Всматриваюсь в темноту. Внутри почти ничего нет. Голые стены, слева валяется немного старой соломы, по углам — железные ведра. Сразу в нос бьёт отвратительный запах: смесь затхлости, сырости и чего-то гнилого.

Нас загоняют внутрь.

— Только без фокусов, а то ни воды, ни жратвы не получите, — бросает один из охранников, и двери закрываются. Слышу, как засов возвращается на место.

В этом амбаре значительно светлее, чем в повозке, но всё равно — далеко от нормального освещения.

Все начинают разбредаться по сторонам, кто-то сразу направляется к вёдрам в углу. Понимаю, что это наши туалеты, и меня передёргивает от отвращения. Стараясь не думать о жутких условиях, мы с Бридой отходим в сторону, усаживая паренька на пол у стены, и я сразу же опускаюсь перед ним на корточки.

— Ты в порядке? — спрашиваю, но он не отвечает. Даже не уверена, слышит ли он меня вообще.

Рядом садится Брида.

— Долго он ещё будет таким?

— Я не знаю. Но теперь хотя бы могу нормально осмотреть его. Помоги мне его уложить.

Она выполняет просьбу, придерживая парня за плечи, пока мы осторожно укладываем его на спину. Затем я расстёгиваю рубаху, стараясь не делать резких движений. Ткань старая, местами тёмная от въевшейся грязи, а местами совсем тонкая, почти стёртая.

Под ней — худощавое тело. Парнишка достаточно высокий, но узкий в плечах, как подростки, у которых кости уже вытянулись, но мышцы нарасти ещё не успели. Жилистый, но не от тренировок, а от тяжёлой работы.

Рёбра чётко очерчены, под кожей видны перекатывающиеся сухожилия.

Ладони крупные, с толстыми подушечками пальцев, покрытые грубой мозолистой кожей. На левом боку тёмно-фиолетовый синяк, расползается широким пятном, от края рёбер почти до самого живота. Ещё один — на груди, ближе к ключице. Он поменьше, но тоже свежий. Явные следы ударов.

— Его били, — негромко озвучивает мои мысли Брида.

Я молча киваю, прощупываю рёбра, проверяю, не сломаны ли. Но нет — он хотя бы дышит ровно. Следом осматриваю руки. Всё целое, никаких переломов, кожа в грязи, но ни крови, ни явных ран я не нахожу.

Осторожно задираю штанину на левой ноге. На бедре — ещё один синяк. Но дальше всё чисто.

Тянусь к правой ноге. Поднимаю штанину и замираю. На голени глубокий порез.

Рваная рана, как от скользящего удара тупым мечом, края неровные, кровь уже запеклась тёмными корками, но выглядит нехорошо.

— Чёрт.

— Плохо? — Брида чуть подаётся вперёд.

Вдыхаю поглубже.

— Нужно промыть. Как минимум.

Я не знаю, сколько точно прошло времени с момента ранения. Но если начнётся заражение… Ему не нужен будет рынок, чтобы умереть.

Вдруг за дверью раздаются голоса. Грубый — мужской, и женский — резкий и немного визгливый. Следом за этим раздаётся глухой скрежет, тяжёлый засов снова отодвигают, створки дверей распахиваются, и внутрь шагает женщина в возрасте.

Крупная, коренастая, с широкими плечами и тяжёлой поступью. На плече висит сумка, больше похожая на небрежно сшитый мешок с перекидной крышкой. Кожа старая, потрескавшаяся, кое-где потемневшая от времени.

Двери захлопываются за её спиной.

— Все, у кого раны, быстро подняли руки! — гаркает она, даже не глядя на нас толком.

Я вскидываю руку одной из первых. Вижу, что ещё человек пять делают то же самое. Но бабка уже шагает ко мне, потому что мы с Бридой сидим ближе всех от входа.

Женщина подходит ближе, бросает взгляд на парня.

— Ерунда, а не рана, — ворчит. — Мужики вон с кишками наружу полдня бегают, а тут из-за царапины визжат!

— Царапины? — у меня чуть ли глаз не дёргается. — У него глубокий порез! Если не обработать...

— Ой, да заткнись ты! — машет рукой, опускаясь на корточки.

Громко шмякает сумку на пол, начинает рыться, бормоча что-то под нос, и вытаскивает из неё пучок свежей травы. Прямо в грязных ладонях начинает её растирать, превращая в зелёную кашицу.

Глава 8. Границы чужого мира

Сначала в полной тишине проходит пять минут. Затем десять.

Никто не врывается в амбар с желанием покарать меня за скандал, но тишина не кажется спокойной, потому что я чувствую на себе взгляды. Тяжёлые, недовольные. Кто-то едва слышно цокает языком, кто-то шепчет соседу на ухо, неразборчиво, но интонация понятна без слов. И наконец кто-то не выдерживает.

— Ты понимаешь, что наделала?!

Резко вскидываю голову.

Кричит женщина с короткими светлыми волосами, сидящая недалеко от нас с Бридой.

— Теперь мы не получим помощь! — вступает другая.

Как снежный ком, нарастает гул недовольных голосов.

— Ты о чём думала, когда орала на неё?!

— Некоторые из нас ранены, дурында! Что нам теперь делать?!

Толпа заводится. Они скалятся на меня точно дикие собаки. Я понимаю, что пытаться с ними спорить — как тушить костёр бензином. Но не могу не попробовать.

— Вы хоть понимаете, что эта бабка — палач, а не лекарка?! Если бы она вас «подлечила», вы бы просто умерли от заражения через пару дней!

— Лучше через пару дней, чем прямо сейчас!

— Да лучше хоть что-то, чем ничего!

— А может, вы все лучше заткнётесь?!

Голос Бриды перебивает всех. Он звучит не просто громко — угрожающе напористо, сминая общий настрой, и все выкрики мгновенно обрываются.

— Если вы сейчас же не закроете свои рты, то на ваши вопли действительно мигом прибегут мужики снаружи! Или хотите, чтобы вас всех дорезали, как крикливых куриц?!

Повисает мёртвая тишина. Женщины хмурятся, кто-то поджимает губы, кто-то отводит взгляд в сторону. Я же облегчённо выдыхаю.

— Спасибо.

Брида едва заметно кивает.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Наконец я беру сумку «недолекарки» и раскрываю её.

Внутри вперемешку валяются бинты, грязные тряпки, пучки той самой травы, которая, возможно, на деле могла бы быть полезной, если её правильно использовать. Но есть тут и кое-что действительно интересное. Перебираю содержимое, осторожно извлекая на свет.

Рулоны более чистых тряпок — похоже для перевязки ран.

Небольшой флакон с закупоренным горлышком — его нужно будет проверить, хотя бы понюхать.

Шарики затвердевшей смолы, возможно, для заживления.

Тонкая костяная игла и клубок нитей, свалявшихся в один тугой комок.

Серый порошок в узком кожаном мешочке — возможно, толчёная кора или что-то вроде антисептика.

И нож с грубой рукояткой. Не скальпель, конечно, но лучше, чем ничего.

Разглядываю всё это, и понимаю — что-то из этого я могу использовать.

Затем снова внимательно осматриваю рану на ноге парня, ещё раз оценивая её состояние. Засохшая кровь, грязь по краям, и если я не промою это всё как можно скорее, то рискую не просто заражением, а гниением тканей.

Однако мне всё ещё требуется чистая вода. Без неё никак. Но принесут ли её сегодня? Теперь уже сама злюсь, потому что не привыкла зависеть от чьей-то тупости и медлительности. Но ждать большего пока не приходится.

Снова тянусь к сумке, достаю найденный ранее бутылёк и откупориваю его. В нос сразу бьёт резкий, знакомый запах, и я не могу поверить в собственную удачу. Медленно вдыхаю, чтобы окончательно убедиться. Да, ошибки быть не может.

Алкоголь.

Не медицинский спирт, конечно, но достаточно крепкий, чтобы можно было обеззаразить инструмент или промыть рану.

— Что там? — Брида вопросительно смотрит на меня.

Молча протягиваю ей флакон.

Она подносит его к носу, делает короткий вдох и тут же морщится.

— А, хардал.

Непонимающе моргаю.

— Что?

Брида хмурится.

— Это настойка на жжёном зерне, — взгляд становится более прищуренным. — Ты же говорила, что бабка твоя лекаркой была. Как ты можешь не знать, что такое хардал?

Вдоль позвоночника пробегает неприятный холодок.

Первая ошибка... Это настоящая Лисса знает элементарные вещи, я же со своим иномирским происхождением постоянно хожу по краю. И что-то мне подсказывает, — не стоит озвучивать этот факт в текущем положении. Поэтому стараюсь не подавать виду и делаю непринуждённое выражение лица.

— Мы с глухих мест, — говорю быстро. — У нас это называли...

Первое, что приходит в голову:

— Жжёница.

Брида недоверчиво смотрит ещё пару секунд. Потом хмыкает.

— Что мурк, что гела — всё одно горчит.

Я едва сдерживаю выдох облегчения, а в глубине души осознаю масштабы своих проблем: названия продуктов, вещей, городов и стран, самые элементарные вещи — я ничего не знаю. Но... пока что у меня есть проблемы посерьёзнее.

Глава 9. За чертой страха

Наконец пальцы нащупывают нож и я чуть не вскрикиваю от облегчения. Сжимаю рукоять и резко поднимаюсь.

— С ума сошла! — Брида вскакивает следом, вцепляется за мой подол. — Назад! Назад, слышишь?!

Платье натягивается, ткань трещит, но я её даже не слушаю. Всё моё внимание сосредоточено там, на выходе из амбара, где девушка беспомощно барахтается в грязных мужских руках. Один из мерзавцев крепко держит её за плечо, второй — зажимает рот, прижимаясь сзади.

Я делаю ещё один рывок, пытаюсь вырвать платье из рук Бриды, но она быстро меняет тактику и хватает меня на руку. Да что ж это такое?! Силы женщине не занимать, и из такого захвата мне не вырваться!

— Пусти меня! — уже кричу в полный голос. — Я должна ей помочь!

Брида хочет мне что-то ответить, но в ту же самую секунду раздаётся мужской вопль, и мы обе поворачиваем головы.

— А-а-а, тварь! — орёт один из мужиков, отпуская девушку и тряся ладонью в воздухе.

Она укусила его!

И сразу же, воспользовавшись моментом, сильно толкает плечом второго урода. В любой другой ситуации это ничего бы не дало, но нападавшие пьяны, а их координация нарушена. Именно благодаря этому мужик неловко отшатывается и, взмахнув рукой, роняет лампу. Та разбивается о пол и выплеснувшееся горящее масло начинает жадно облизывать деревянные доски.

— Пожар! — начинаю орать, как сумасшедшая. — Горим!!!

— Держи суку! Да я ща уеб... её! — орёт укушенный мужик и замахивается на девушку, чтобы ударить, а та прикрывает голову свободной рукой

Другие пленницы тоже начинают визжать, увидев пожар. Они как безумные отбегают подальше от огня, что разгорается сильнее с каждой секундой.

Происходящее в амбаре начинает напоминать какое-то сумасшествие, которое внезапно прерывается громоподобным голосом:

— Какого хрена здесь происходит?!

В помещение врываются трое мужчин с мечами наперевес. Ещё двое остаются на пороге, держа в руках горящие факелы.

Насильники мгновенно отшатываются от девушки, выпуская её из захвата. Она отбегает в сторону, испуганно озирается, и сразу же видит меня, с жалким ножиком в руках, и Бриду, не позволяющую мне сдвинуться с места. Делает выводы и бежит прямо к нам, испуганно прячась за моей спиной и хватая руками злополучный подол.

Мужчина, что стоит впереди всех, подлетает к нападавшим и бьёт одно из них рукоятью меча по лицу, от чего тот взвывает, хватаясь за разбитый нос. Второй упырь, получив такой же мощный удар, со всего размаху падает на задницу.

— Ах вы сучьи стреги! — орёт на них, снова замахиваясь мечом. Он высокий, массивный, с густыми чёрными волосами, бородой и суровым лицом. Под правым глазом некрасивый шрам, тянущийся к носу, а серые глаза прищурены от ярости. Лезвие его меча в опасной близости проносится от лиц нарушителей.

Другой темноволосый мужик начинает тушить огонь, сбивая пламя снятым плащом, в то время как второй, худой блондин, убежал за водой.

— Сейчас же доложу Суру! Вздёрнет вас на ближайшем дереве, не дожидаясь рассвета! — шипит Мечник, пиная ногой лежащего на полу.

— Это всё он! — выкрикивают они одновременно, указывая друг на друга пальцем. Затем первый добавляет: — Он лампу уронил!

— А ты позвал меня сюда, пьяная жваль! — не остаётся в долгу второй. — Я говорил тебе — не надо баб трогать!

— Убью! — не перестаёт орать Мечник, и в этот момент наконец прибегает светловолосый с ведром, полным воды. Он размахивается и мощным плеском выливает всё содержимое в огонь. Вода заливает большую часть горящего пола, от чего весь амбар заволакивает пелена дыма. Остатки пламени тушат плащами.

Мы всё это время стоим и смотрим на разворачивающуюся сцену, как бараны на новые ворота. Вдобавок я до сих пор стискиваю в запотевшей ладони лекарский нож. Ещё не хватало нарваться на новые проблемы из-за него! Поэтому, пока мужчины заняты своими разборками, торопливо утягиваю испуганную девушку к стене вместе с Бридой и прячу «оружие» обратно в сумку.

— Связать этих ублюдков! И тащите к Суру! — рявкает Мечник и наконец обращает своё внимание на нас, но лишь молча окидывает взглядом и быстро покидает задымлённое помещение. Вслед за ним выходят и остальные, таща за собой визжащих насильников.

Ещё некоторое время слышны удаляющиеся мужские вопли, но потом и они резко обрываются.

Я поворачиваюсь к пострадавшей девушке. Маленькая, худенькая, с сутулой спиной. Её красивые волосы растрепались, тонкие прядки выбились у висков и торчат в разные стороны. Она всё ещё дрожит, сжавшись в комок, но к моему удивлению — не плачет.

— Ты в порядке?

— Да, — шепчет хрипло. — Жива. Всё... всё нормально...

Но при этом она не выпускает из руки ткань моего платья, в которую снова вцепилась, стоило нам сесть. Мне безумно жаль её, поэтому я накрываю напряжённую ладонь своей и чуть сжимаю.

— Ты молодец. Очень смелая. Как тебя зовут?

— Маретта... Меня зовут Маретта.

— Я Лисса, а это — Брида.

Маретта кивает, а Брида недовольно поджимает губы.

Глава 10. Первая «победа»

Только я вытягиваю ноги, как снова раздаётся шум снаружи. Глухие, нестройные мужские голоса, но на этот раз их явно больше.

— Не вмешивайтесь, ни при каких обстоятельствах.

Брида прищуривается.

— Ты что опять удумала?!

— Просто не вмешивайся, — повторяю, а затем добавляю шёпотом. — Если что пойдёт не так, позаботься о Маретте и мальчике.

Брида не отвечает, но с силой сжимает челюсти. Сама же сосредотачиваюсь, готовясь к следующему акту нашего «выживания».

Дверь амбара распахивается, первым заходит Мечник, следом тот, что бросил нам мешок с хлебом, теперь он тащит ведро воды. Неужели вот так просто, взял и принёс?..

Тут моё внимание переключается на последнего, третьего мужчину.

Он двигается медленно, размеренно. Густая тёмная борода, цепкий взгляд, тяжёлая аура...

Кто это? Их главный? Этот Сур?..

Мужик с ведром тычет в меня пальцем и незнакомец подходит, останавливаясь передо мной. Ближе, чем следовало бы.

Чувствую себя совсем крошечной и уязвимой, сидя на полу, поэтому встаю на ноги. Сразу же улавливаю запах металла и алкоголя, исходящий от мужчины.

Он не пытается припугнуть меня грубой силой, не тянется к мечу, который висит на поясе. Но именно это нарочитое спокойствие и заставляет всё тело покрыться мурашками — как если бы я оказалась рядом со зверем, который пока лишь наблюдает, но в любой момент может вцепиться в глотку.

— Это ты называла моё имя и просила воду? — звучит его голос с едва уловимой хрипотцой.

— Да, — спокойно отвечаю, а сама покрываюсь холодным потом. Кто вообще мог подумать, что сюда явится их главарь!

Сур наклоняет голову, изучая меня под другим углом. В темноте его глаза кажутся практически чёрными, мне страшно, но я не отвожу взгляд.

— Хм.

Короткий, неопределённый звук. Ни одобрение, ни осуждение. Он явно тянет время, давая мне возможность начать объясняться или оправдываться за свою дерзость, но я молчу.

Через несколько секунд он делает едва заметный жест рукой. Мужик с вёдром послушно подходит ближе. Краем глаза замечаю, как пленные девушки и женщины жмутся к стенам, отворачивая головы.

— Вот твоя вода, — говорит Сур.

И в следующий миг всё его спокойствие, даже смысл сказанного, превращается в насмешку. Он делает резкий замах рукой и целое ведро выливается прямо на меня.

Холодная вода обрушивается всей массой, бьёт в грудь, заливает лицо, попадает в нос. Я отшатываюсь, пытаясь вдохнуть через рот. Платье моментально тяжелеет, прилипает к телу.

Брида вскрикивает от неожиданности, заслоняется рукой, ведь вода попадает и на неё, и на Маретту. Даже парень, всё это время лежавший неподвижно, вскидывается от испуга.

Я даже не успеваю отреагировать на это издевательство — Сур делает шаг вперёд, хватает меня за горло и наклоняется, шипя прямо в лицо:

— Здесь приказы отдаю я. Запомни это.

Его рука сжимает моё горло стальной хваткой. Дыхание перехватывает, грудь судорожно вздымается в тщетной попытке вдохнуть. Я хватаюсь за его запястье, ногтями впиваюсь в кожу, но он лишь холодно улыбается, смотря мне прямо в глаза. И в этом взгляде — пугающая уверенность. Он знает, насколько хрупка моя шея. Знает, что способен переломить её одним движением.

— Скажи спасибо, что ты идёшь на продажу. Иначе болталась бы на дереве рядом с теми, кто уже нарушил мои правила.

И швыряет меня прочь.

Я больно ударяюсь спиной о стену и падаю на колени, хватаясь за шею, кашляю, рывками втягиваю воздух. В ушах гудит, в глазах стоят слёзы.

Но я не смею ничего сказать в ответ. Потому что понимаю: это был не просто показательный жест, это было предупреждение. И меня охватывает липкий страх от мыслей, каким же может быть наказание.

Пока я пытаюсь прийти в себя, Сур уже направляется к выходу. Следом за ним, как верная собачонка, семенит мужик с пустым ведром. Краем глаза я вижу, как он оглядывается через плечо и криво ухмыляется, наслаждаясь моей беспомощностью.

Дверь с грохотом захлопывается, а я сажусь, всё ещё хрипло втягивая воздух.

— Да ты с ума сошла, дурная девка! — Брида хватает меня за плечи и чуть встряхивает. — Себя в могилу загонишь и нас заодно уведёшь! Что ты творишь, а?! Неужели жизнь тебе совсем не дорога?!

— Брида… — тихо говорит Маретта. — Она ведь хотела как лучше…

— Как лучше?! — свирепо огрызается женщина. — Да будь здесь хоть десять богов, они бы не спасли её от того, что могло случиться! Мы еле спаслись при захвате обоза, а она теперь сама шею под меч подставляет!

— Вы правы... — отвечаю им хрипло. — Я поторопилась, повела себя слишком самонадеянно. Но я не могла иначе! Нам нужна вода, чтобы обработать рану мальчику!

— Да какой он тебе мальчик?! — шипит Брида. — Взрослый парень! Ты и так для него больше сделала, чем кто бы то ни было! Что ж ты ведёшь себя, будто жизней у тебя немерено!

Глава 11. Дорога в неизвестность

Я не сразу понимаю, что происходит.

Всё ещё во сне, но уже не сплю — вокруг хаос, резкие движения, грубые отрывистые голоса, вскрики.

— Живо! — вспышка света прямо в глаза — совсем близко мелькает лампа и её свет касается лезвий обнажённых мечей.

Замираю в ступоре, но меня хватают за руку и тянут вверх, заставляя подняться.

Вокруг — другие пленницы, такие же дезориентированные, с перекошенными от страха лицами.

Пытаюсь найти глазами своих, резко поворачиваюсь, спотыкаюсь о собственное платье, валяющееся на полу, и падаю обратно. Ладонь упирается в лекарскую сумку, и я инстинктивно вцепляюсь в неё как в спасательный круг, прижимая к груди.

Кто-то снова рывком дёргает меня и грубо толкает в сторону выхода. В глазах темнеет.

— Не тормози! — рычит бандит.

Одну за другой — нас гонят наружу. Холодный ветер проникает под тонкую ткань рубашки, а вокруг лишь кромешная тьма, не вижу ни одного огонька. Только факелы в руках мужчин освещают небольшие участки пространства, пока нас гонят к очередной повозке.

Она тёмная, массивная, с прочными деревянными стенками. Почти такая же, в какой нас сюда привезли, только более основательная. Вдруг я слышу прерывистый всхлип у себя за спиной.

— Лисса… — шепчет Маретта едва слышно, вот-вот готовая сорваться в рыдания.

Быстро оборачиваюсь и хватаю её за руку.

Как только нас подгоняют к повозке, по одному начинают запихивать внутрь. Тут уже находится часть пленников, но я ни черта не вижу, спотыкаюсь о чужие ноги, неуклюже падаю на колени. Сразу же слышу, как кто-то шевелится рядом, потом раздаётся голос:

— Лисса, сюда!

Брида. Слава Богу, она уже здесь!

Её рука обхватывает моё запястье и подтягивает к себе. В повозке душно, пахнет потом и немытыми телами, но тут хотя бы теплее, чем на улице. Брида успевает усадить меня, прижимая к себе одной рукой, как раз в тот момент, когда внутрь практически закидывают Маретту. Теперь уже я помогаю ей отползти от входа.

— А Кейден?.. — порывисто выдыхаю.

— Я здесь, — откликается он, сидя сбоку от Бриды, ближе к передней части повозки.

Прикрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. В голове мутно, спутанные обрывки сна смешиваются с реальностью. Сколько мы проспали? Три часа? Четыре?

— Почему сейчас? — шепчу я, не столько спрашивая у Бриды, сколько пытаясь осмыслить происходящее.

— Чтобы мы не понимали, что происходит, — отвечает она, затем делает небольшую паузу, пока к нам запихивают ещё одну женщину, и продолжает: — Нам не дали набраться сил и придумать, как сбежать...

Логично. Жестоко, но логично.

— И как только прихватить успела...

Я непонимающе хмурюсь, но сразу понимаю — взгляд Бриды направлен вниз, на зажатую между ног лекарскую сумку.

— Почему они её не отобрали?

— Да мор его знает... Что им старая сумка? — Брида горько усмехается. — Будь у нас даже меч, чтоб мы с ним сделали?

И правда.

— Я тоже клювом не щёлкала, кое-чего прихватила, — вдруг шепчет она мне на ухо, вытаскивая из-за спины бурдюк с алкоголем. — А то опять на рожон полезешь к этим нелюдям, со своим лекарством... Так хоть всё под рукой будет.

Хочу отблагодарить её, но Брида сжимает моё предплечье.

— Потом. В дороге поговорим.

Понятливо киваю, а в этот момент в повозку вталкивают последнюю девушку. И следом зашвыривают моё мокрое платье, что с мокрым шлепком приземляется прямо на сидящих людей.

— Стреговы курицы со своим вонючим тряпьём!

И дверь с грохотом захлопывается, а платье передают мне. Теперь оно не только мокрое, но и грязное, рваное местами, затоптанное ногами. Ладно хоть принесли, даже такое...

Проходит ещё какое-то время, прежде чем повозка с лёгким толчком трогается с места. Теперь наши тихие разговоры заглушают гулкий стук копыт и скрип колёс.

— Куда нас могут везти? — спрашивает Маретта, обхватив себя руками. — Кто-нибудь может предположить?

Я, понятное дело, не отвечаю. А вот Кейден откликается первым:

— Последний городок, который миновал наш обоз, был Лирн. До следующего, Таскрида, оставалось ещё двое световых дней пути, когда на нас напали.

Брида задумчиво подхватывает:

— В Таскрид нас точно не повезут... Слишком рискованно. А в Вельмире слишком хорошо работает стража — для подпольного рынка рабов это не лучшее место... — небольшая пауза. — Значит нас повезут либо на юг, в Рейвохаль, либо на север, в Дол-Ванир.

Слышу все это и чувствую себя словно в информационной невесомости. Незнакомые названия городов для меня простой набор звуков. Что уж говорит, я даже не знаю, как называется страна, в которой мы сейчас находимся. Хотя, по сути, какая разница?

Наконец я нахожу нейтральный вопрос, чтобы поддержать разговор:

Карта мира Арэлин (границы Веларии, Хаарна и Вестара)

Дорогие читатели, пора нам своими глазами увидеть, в какой же мир занесло нашу героиню. И потому представляю вашему вниманию Мир Арэлин.

И более детализированная часть местности, где в данный момент происходят события:

Глава 12. Цена «милости»

Утро начинается не с кофе, как бы иронично это ни звучало. Голова тяжёлая, во рту мерзко — привычное утреннее состояние, только теперь без перспективы чашки горячего напитка.

Провожу языком по зубам, мечтая почистить их как следует. Но я не дома, не на работе и даже не в привычном мире. Прошло полтора дня с моего попадания сюда, а кажется — целая вечность.

Всё моё тело затекло от неудобной позы, и я осторожно двигаюсь, стараясь размять сведённые мышцы. Вокруг ещё царит полудрёма: кто-то спит, кто-то лежит с закрытыми глазами, надеясь урвать ещё немного покоя. Кейден свернулся калачиком у ног Бриды, положив голову на её широкое бедро. По ощущениям сейчас около шести или семи утра.

Я, стараясь не потревожить остальных, поднимаюсь, опираясь ладонью о скрипучие доски. Повозка мерно покачивается, дорога относительно ровная, но до асфальта ей, конечно, как до луны. Поочерёдно сгибаю и разгибаю колени, прокручиваю плечи и таз. Привычная ЛФК разминка даётся с трудом — подвижность суставов оставляет желать лучшего.

Уже усаживаясь обратно, замечаю взгляд Бриды.

— Ты чего это?

— Да так, разминаюсь. Тело всё болит и ломит.

— Правду глаголишь... Воды бы сейчас.

Согласно вздыхаю — жажда действительно мучает. Главное, чтобы никому не пришло в голову потребовать пойло бандитов. Они народ тёмный, понятия не имеют, что алкоголь только ускоряет обезвоживание.

Проверяю своё платье. При свете дня оно выглядит ещё страшнее, но выбора нет. Даже моё цыплячье тельце может вызвать интерес у этих уродов. А здесь, в дороге, никто уже не спасёт от участи быть изнасилованной. Потому натягиваю одежду обратно.

Затем достаю из лекарской сумки свой оставшийся хлеб, завёрнутый в чистую тряпицу для перевязок.

Кусочек совсем небольшой, с половины ладони, но от голода он кажется божественно вкусным. Я медленно пережёвываю мякиш, стараясь растянуть удовольствие, хоть и понимаю — это самообман. Организм требует больше, но больше нет.

Брида тоже достаёт свою заначку из-за пазухи. Ещё более скромный кусочек. Ест молча, нахмурившись, наверняка тоже старается не думать, насколько этого мало.

— Надеюсь, эти ублюдки сегодня дадут нам поесть, — произносит она, слизывая с пальцев последние крошки.

Я только молча киваю. Надежда, конечно, хорошо, но на ней далеко не уедешь. Если они решат, что кормить нас лишний раз — это пустая трата ресурсов, что тогда? Лучше не думать об этом.

Пока почти все спят, мне стоит заняться раной Кейдена. Я перегибаюсь через ноги Бриды и несильно трясу его за плечо.

Кейден просыпается мгновенно, дёргается, не сразу понимая, где он.

— Всё хорошо, — шепчу я. — Это я.

— Лисса?.. Что-то случилось?

— Нет. Просто нужно обработать твою рану, пока есть возможность.

Он слегка кивает, ещё немного сонно, и подползает ко мне поближе.

Я аккуратно разматываю повязку, склоняюсь к ноге, стараясь как можно лучше рассмотреть порез. К счастью, он не кровоточит. Но всё равно кожа сильно раздвинута в стороны, будто её рванули в разные стороны. В нормальных условиях можно было бы обойтись только повязками да лекарствами... Но здесь это просто нереально.

Кейден сдержанно охает, когда я прикасаюсь к воспалённым участкам.

— Потерпи. Я постараюсь быстро.

Достаю из сумки ткань для перевязки, нож, остатки хардала и иглу с клубком ниток. Вытягиваю самую длинную, оцениваю её прочность. На ощупь она шелковая, но в то же время мягкая. Для швов не идеально, но для средневековья — настоящий подарок.

Брида помогает мне: щедро льёт бандитский алкоголь на руки, а затем и на нитку с костяной иглой.

— Готов?

Кейден молча кивает. Его лицо побледнело, но он держится — молодец.

Сама же продеваю нить в иглу, делаю первый прокол кожи. Мгновенно чувствую, как дёргается нога, но он продолжает терпеть. Стежок, ещё один. Я стараюсь вести нить ровно, чтобы шов держался прочно. Дело усложняет покачивание повозки, но я приспосабливаюсь и к этому.

Игла более менее острая, но не сравниться с современной медицинской. Благо, что кожа молодая и податливая, но рана уже начала затягиваться, поэтому приходится работать быстрее, пока она снова не начала кровоточить.

— Осталось немного, — шепчу бедному ребёнку, что стонет сквозь стиснутые зубы.

Когда последний стежок натянут, я обрезаю нить ножом, накладываю чистую тряпицу на шов и туго бинтую.

— Ты молодец, Кейден. Справился, — поправляю повязку и легко касаюсь его плеча. — Завтра будет легче, я обещаю.

— Спасибо... — произносит он дрожащими губами и садится рядом со мной.

Я тоже убираю инструменты обратно в сумку и прислоняюсь к деревянной стенке, позволяя себе выдохнуть.

Вдруг Кейден говорит:

— Ты... как моя мама... — голос его ломается, но он быстро берёт себя в руки. — Она тоже всегда... всегда меня защищала. И закрыла собой, когда на нас напали.

Глава 13. Без права на слабость

Наконец беру себя в руки, делаю глубокий вдох, несколько раз моргаю, прогоняя мутную пелену из глаз. Становится немного легче и я начинаю осматривать лежащего мужчину.

Слегка подталкиваю за плечо, проверяя реакцию. Никакой реакции. Грудь едва заметно вздымается, дыхание ровное, но слишком слабое. Пульс тоже прощупывается плохо.

Мужчина лежит на боку, одна рука вытянута вперёд, вторая прижата к животу. Даже невооружённым взглядом заметно, что он отличается от тех, с кем мне доводилось иметь дело. Борода у него короткая, не кустистая, как у большинства бандитов, а просто лёгкая, подчёркивающая резкие черты лица. Высокие скулы, сильный подбородок, прямой нос.

Волосы тёмные, чуть спутанные, пряди прилипли ко лбу. Левый висок запачкан кровью, один из ударов явно пришёлся по голове. Видимо, его приложили чем-то тяжёлым — камнем или рукоятью меча. Осторожно раздвигаю пальцами волосы, чтобы рассмотреть повреждение: кровь подсохла, но рана открыта, кожа рассечена, а вокруг быстро набухает гематома. Вот почему он без сознания.

Бегло осматриваю его дальше. Одежда на нём с виду простая. Верхний плащ — длинный, серо-коричневый, из плотной, будто промасленной ткани. Под ним тёмный камзол из добротной шерсти, подбитый лёгким мехом. Это не одежда простого деревенского мужика — даже без вышивки и украшений видно, что она дорогая.

На боку, чуть ниже рёбер, разорванная ткань, вокруг которого засохшее бурое пятно. Быстро достаю нож из сумки и осторожно разрезаю подкладку, обнажая кожу. Рана неглубокая, скользящая, лезвие лишь чиркнуло, но крови потеряно немало. Видимо, он шёл какое-то время раненым, а потом уже свалился без сознания. А уж сколько пролежал тут, и вовсе неизвестно.

Я собираюсь с духом, бросаю быстрый взгляд на Мечника — тот стоит рядом и внимательно наблюдает за мной, хмуря брови.

— Если помочь ему сейчас, — начинаю осторожно говорить. — То может выжить. Но нужно зашить рану на боку и перевязать... А когда очнётся — и вовсе неизвестно, его сильно ударили по голове.

Мечника явно радуют такие новости, он довольно хмыкает и командует:

— Тогда за работу, хватит языком чесать!

— Мне нужна... нужна чистая вода. И крепкий алкоголь, для обработки... — стараюсь успокоиться, не трястись как осиновый лист перед этим уродом, но в моей памяти слишком свежи поступки этих убийц.

Мечник уже открыл было рот, собираясь ответить, но в этот момент позади нас раздаётся топот множества копыт.

Я тут же оборачиваюсь. К повозке приближаются пятеро всадников. Одеты они похожим образом, что и наши нынешние конвоиры: кожаные куртки, какие-то латные элементы, на поясах — оружие. Крыса машет им рукой в приветствии и подходит к одному из мужчин, что-то ему объясняя.

Понимаю: глупо было ожидать, что нас будут сопровождать только трое бандитов... Видно эти подзадержались где-то, теперь же — нагнали. И теперь мы имеем довольно-таки внушительный конвой.

Мечник, глядя на своих, раздражённо цокает языком. Кажется, он им не слишком рад. Не хотел делиться «находкой»? Или надеялся как-то скрыть раненного? По мне, так сложно было бы не заметить ещё одного пассажира в повозке, где поголовно сидят одни женщины, ребёнок да захудалый мужичок, которого то и не видно толком.

Трое из прибывших спешиваются, двое — скачут дальше по дороге. Видать на разведку. К нам с Мечником направляется Крыса.

— Чё там у вас? — спрашивает он, сузив глаза.

Мечник бросает на него короткий взгляд, а затем с лёгким раздражением выдаёт:

— Ниче! Воду принеси. И пойло своё!

Тот недовольно кривит рожу, сплёвывает в сторону и, ворча под нос, уходит обратно к повозке. Мечник, похоже, постарше, да позванистее Крысы, а значит ему приходится подчиниться.

Благо возвращается он быстро. В руках несёт два одинаковых тёмных и потрёпанных бурдюка и протягивает Мечнику, но тот даже не делает попытки их взять, словно перед ним пустое место.

— Бери и пошевеливайся! — кидает он мне грубо, затем поворачивается к Крысе. — А ты глаз с неё не спускай! — и уходит к новоприбывшим.

Я нервно сглатываю.

Чувствую себя просто отвратительно, напряжение сковывает всё тело. Резкая смена настроений этих уродов, эта непробиваемая агрессия... Теперь даже сложно сказать, что хуже: их бешенство или напускное радушие. Сумасшедшие ублюдки с биполярным расстройством!

Вижу, что Крыса тоже недоволен таким отношением к себе. И теперь он смотрит на меня с мерзкой ухмылкой, как на козла опущения, предвкушая очередную забаву.

Поглубже вдыхаю, стараясь набраться терпения и по очереди забираю у него бурдюки. Такими темпами, этот мужчина помрёт, так и не дождавшись лечения!

Сосредотачиваюсь, сразу же начинаю с самого сложного — раны на боку.

С усилием укладываю мужчину на спину, начинаю поочерёдно расстёгивать маленькие металлические крючки, служащие застёжками на камзоле. Они холодные на ощупь, заедают, сопротивляются, но один за другим поддаются. Под камзолом оказывается светлая нательная рубаха из ткани, похожей на плотный лён. Понимаю, что надевается она по-простому — через голову, а потому ни завязок, ни пуговиц нет.

Крыса насмешливо присвистывает: