Влад
― Эй, именинник! Оставь развлечение на полчасика, отец приехал, хочет тебя видеть.
Ко мне подходит Платон – двоюродный брат и сын дяди – моего крестного отца. Отпихиваю уже порядком надоевшую девицу, которая ублажает весь вечер. Дядиного приезда я жду, он обещал сюрприз для меня.
― Владик, ты куда?
На кой черт я связался с ней: мозгов как у курицы. В постели хороша, но даже это осточертело за несколько дней. Слишком навязчиво, приторно и лживо.
― Слушай… – имя ее забыл, ― отвали!
Встаю с кресла и покачиваюсь. Неплохо я набухался сегодня. Двадцать три – раз в жизни бывает. Так что сам бог велел.
Музыка бьет по ушам, наш загородный дом трещит по швам от друзей, девок, еды и бухла. Сегодня мой день! Завтра и последующих три – тоже. Мы зависли тут всей молодежью, которую я смог собрать. Пришли даже те, кого я взаимно презираю, пусть уже, наконец, выучат, кто главный в этом городе. Наша семья! Семья Беркутовых! Сегодня и вовеки веков!
Выхожу из праздничного зала. Меня штормит. Я так не пил целый год – считай, нет привычки. За углом какая-то красотка говорит по телефону. Кто она – без понятия. Но задница – улет.
Подхожу и ударяю по аппетитной форме:
― Оборзел, что ли? – разворачивается и недовольно дует губы. ― Мне подруга рассказывала, что ты придурок, – говорит одно, а смотрит на меня с интересом. Обожаю игру в неприступность.
― Алло, алло, Ксюша! – из трубы мужской голос.
― Кто там у тебя? – смакую ее пуританский вырез на блузке – так и снял бы сейчас зубами эти рюшки.
― Мой парень, – кокетничает и прячет телефон, как раз в области своей попы.
― Что же он тебя сюда одну отпустил? – прикидываю, успею ли я ее трахнуть сейчас по-быстрому или оставить на ночь?
― Мы поссорились. А я не одна, я с подругой.
Отлично! Можно третью найти и будет зашибись.
― Дай-ка сюда твоего дружка.
― Зачем?
― Ксюша, с кем ты там говоришь? Я тебя не вижу!
― По видео болтаете?
― Ага. Зачем он тебе?
― Ну чтобы больше не отпускал тебя на подобные вечеринки.
Беру из ее рук телефон. На меня глазеет какой-то мудак в очках:
― Беркутов, оставь ее!
― Я оставлю. Не переживай, очкарик.
Отвожу телефон на вытянутую руку и всасываюсь в рот девчонки, с шикарной жопой. Да, у нее и язык что надо – сразу поняла, что к чему, и не сопротивляется особо.
Очкарик что-то орет, я и не разбираюсь даже, кидаю телефон на пол и продолжаю сосать пуританку.
― Влад, я думал, ты за мной идешь! Пошли, отец заждался уже, – брат хватает меня за плечо.
Вот на хрена он так не вовремя пришел?
― Тебя как зовут? – отрываюсь от девчонки.
― Оксана, – облизывает губы.
― Скажи подружке, чтобы вместе с тобой меня ждала. Я тебя хочу.
Наклоняется за телефоном, демонстрируя нам с Ташем свою задницу, мы как псы поворачиваем головы набок:
― Ты разбил его, – дует губы.
― Я тебе таких десять куплю.
Задирает подбородок и, взмахнув копной волос, уходит. Пуританка!
― Крестный надолго приехал?
― Не думаю, брат.
Мы два месяца уже не виделись. И у меня есть несколько вопросов, по которым хочу посоветоваться с ним. Хоть он мой крестный, но всегда был за родного отца.
Проходим с Ташем по узкому коридору, поворачивая то вправо, то влево. Эти лабиринты как раз и сделаны для таких пуританок – чтобы не сбежали. Но первые законодатели, конечно же, не они.
Незадолго до кабинета дяди у Платона начинает звонить телефон. Оказывается, привезли торт, и брат уходит его встречать. Я к сладкому абсолютно равнодушен, поэтому заказ не от меня. Традиции. Ну а что я могу поделать? Торт так торт. В прошлый день рождения я вмазал куском кому-то по роже, а утром обнаружил себя всего в креме и бисквите. Как я оказался в этом торте ни я не помню, ни другие. Возможно, это была ответка от того кому я врезал, но кому – этого тоже никто не помнит. Половина вымазалась в крем, как черти.
Подхожу к дверям, у входа, как всегда близнецы: Артур и Артем. Иду мимо, ударяю каждому кулаком по животу – они не сгибаемые – пресс как железо. Частенько разминаемся с ними на ринге.
Вхожу в дверь, крестный, как всегда, стоит у окна:
― Привет!
― Здравствуй, Влад, – буквально пару секунд морщится – он не любит, когда я пьян в такой хлам. Потом становится, как всегда: ― Давай-ка, садись, садись сынок, я с обещанным подарком.
Сажусь за стол. Крестный с улыбкой подает мне фиолетовую папку, перевязанную серебристым бантом. На вид увесистая. В такие нам собирают информацию.
― Ну что же, с днем рождения, племянник. Уверен, что мой подарок тебе понравится больше остальных.
Охренеть, как все загадочно. Забираю папку из его рук, развязываю бант и открываю первую страницу.
Книга пишется в рамках литмоба «Не кричи»
https://litnet.com/shrt/bazy

Весь лист исписан китайскими иероглифами. Быстро пробегаюсь глазами. Во-первых, все кривое, будто писал трехлетка, а во-вторых, написано про мечту о большой собаке золотого цвета, и это с лихвой подтверждает то, что было в «во-первых».
― Она с девяти лет его изучает.
― Что изучает и кто это «она»?
Обычно крестный более конкретный, а сейчас я ни черта не понимаю из его местоимений: она, его…
― Китайский язык. Да, ты дальше, дальше листай, – крестный садится за стол напротив меня.
Хмыкаю и перекидываю верхнюю страницу. На какое-то время столбенею и сглатываю с задержкой. На меня с фото смотрят два кристаллика турмалина Параиба – зелено-голубой, чертовски дорогой драгоценный камень. Снова сглатываю, переводя взгляд на пухлые губы, вверх-встороны-вниз – выхватываю весь портрет. Лицо с очерченными скулами, и легкая волна на русых волосах, которые его обрамляют. Охренеть. Не видел таких никогда. Блять, я, кажется, выдохнуть забыл. Снова на ее глаза внимание перевожу – они так смотрят… куда-то внутрь меня, а на губах легкая улыбка и родинка – прямо над верхней губой – не сильно заметная, но я увидел. Интересно, на кого она так смотрит? Кто-то же снимает ее?
Барабаню пальцами по фотографии и ощущаю какое-то противное чувство. Хрен поймешь что это. Но хочу, чтобы она на меня так смотрела в реалии.
― Я знал, что она тебе понравится.
Кидаю на крестного быстрый взгляд. Не то что понравилась…
Блять, когда наш друг Киф сказал, что влюбился в девушку с первого взгляда, я честно поржал над ним. А после угорал еще суток трое, пока он не сообщил, что собирается на ней жениться.
― Там еще есть фотографии. Листай, – крестный улыбается, а мне вот вообще не до смеху.
Снова смахиваю страницу, хотя повесил бы ее портрет над своей кроватью и любовался. Но лучше бы ее в своей кровати видеть в натуре.
Как раз ее натура и есть на следующем листе: фотка в полный рост. У нее волосы чуть ли не до попы, сама худенькая, невысокая, грудь двоечка, но неважно. Откашливаюсь, потому что пауза не дышать затянулась.
― Недавно исполнилось восемнадцать, – крестный откидывается на спинку стула и продолжает с улыбкой, смотря на меня. Ненавижу, когда надо мной потешаются, но уверен, что выгляжу жалким.
Снова барабаню пальцами по фото, но этот мой жест уже все изучили – я так делаю, когда нервничаю, а делаю я это крайне редко, но для всех заметно.
Чтобы замаскировать свою охеренную увлеченность этой нимфой, я беру в руку карандаш – и просто тереблю пальцами, словно пробую ее вкус. Перелистываю еще пару страниц – везде ее фото: где-то она смеется, где-то задумчивая. На очередной – рядом с каким-то придурком – ликвидировать раз плюнуть.
Вновь окидываю взглядом ее лицо и тело – все мое нутро на нее отзывается тягостной истомой. И неважно, что у меня секса за сегодня было порядочно. Я хочу ее. Попробовать на вкус кожу, губы…
― Отличница, – продолжает крестный с усмешкой, ― школа с золотой медалью, – я просто тащусь от умных женщин. Но по-настоящему умных мало. ― Скромная, не любит тусовки, в основном дома сидит или гуляет со своим палевым лабрадором, – исполнила, значит, мечту про золотую собаку. ― Не с кем не встречалась: чиста и невинна, – на последних словах откидываюсь в кресле – тесно так сидеть, папку с ней кладу себе на колени, а карандаш продолжаю крутить в руке.
― И где же ты такую нашел? Я всех в Шикаре знаю, она не из нашего города.
― Я же тебе подарок обещал. Теперь девочка будет жить в нашем городе. Мало того, она будет учиться в твоем университете и на твоей специальности.
― Как так? – теперь и я усмехаюсь.
― Я же все для тебя сделаю, сынок. Девочка сирота, воспитывалась теткой. Ну а так как отличница, то ей дали грант в твой университет.
― Но ведь мы решаем, кому его дать.
― Мы и решили.
― Ты ее с детства, что ли, пасешь?
― Почти.
Странное ощущение: будто эту девчонку растили для меня. Забавно, но она удовлетворяет всем моим запросам и прихотям. Потираю шею ладонью. Мне становится все меньше понятно, несмотря на то, что я узнаю о ней больше. Просматриваю ее оценки – все на высший балл. Блять, даже если она была бы чудовищем, я влюбился бы в ее мозг. От слова влюбился мне не по себе, я таких чувств не испытывал, а тут…
― И как зовут эту девушку?
― Влада.
― Серьезно? – у меня даже башка протрезвела от таких новостей. ― Тезка?
― Да, Владислава… – крестный делает паузу, смотрю, как по его лицу кляксой расплывается кровожадная усмешка. К чему бы? Неужели сам на нее запал? Наш «старик» любит молоденьких.
― Слушай, это действительно крутой сюрприз. Спасибо тебе.
― Это еще не весь сюрприз, сынок.
― Ты что ее сюда привез? Сейчас?
Даже жалею, что алкоголя в крови больше, чем ее самой.
Крестный громко смеется:
― Нет, Влад, мой сюрприз куда лучше.
Торт! Ну ведь, точно! Наверное, ее туда посадили и будет подарок имениннику. Провожу ладонью по лицу в каком-то странном для себя волнении, и желая сбить хмель. Порадует она меня сегодня. Чистая и невинная…
Вижу, как крестный прищуривает глаза – не к доброму. Возможно, нимфа не знает, куда ее привезут? Ну ничего, я ее с собой познакомлю. Или он совсем не про торт говорит…
― И какой?
― Влада… Владислава, – растягивает ее имя, опять делает паузу и морщит лицо, ― дочь Дмитрия Сазонова.
Ощущение, что с меня разом содрали всю кожу – живьем. Погрузили куда-то под воду, где нет воздуха, ничего нет, кроме кромешной тьмы. Одно упоминание этого человека делает меня зверем, не знающим пощады, и жаждущим свежей крови. Имя, создающее в моей голове гул из криков и стенаний, заглушающий то живое, что еще осталось во мне.
Опускаю взгляд в папку, изучаю ее лицо пристальней – те же черты. Скулы сводит до зубного скрежета и боли в висках. Сжимаю в руках карандаш, и он переламывается пополам…
Уничтожу тварь!
Владислав Беркутов, 23 года
Наследник многомиллионной империи. Умный и харизматичный красавец, которому открыты все двери мира.
Знает несколько языков в совершенстве. Окончил филологический факультет.
Воспитывался крестным. Основная цель его жизни: отомстить убийце своей семьи.

Владислава Сазонова (Малютина), 18 лет
Красивая, умная девушка. Осиротела тринадцать лет назад. Воспитывалась тетей. Есть любимый друг – палевый лабрадор.
Получила гранд в университет на специальность – филолог.
Всегда верит в лучшее. Есть цель жизни, которую она мечтает осуществить.

*****
Мои дорогие, приветствую вас в своей новинке!
Буду рада вашей поддержке: звездочкам, библиотекам и комментариям.
А чтобы быть в курсе авторских новостей, не забывайте подписаться.
Обнимаю крепко! Продолжаем…
Три дня спустя
― Влад! Ладан! Перестань, ты же убьешь его!
Под рев довольной публики Платон пытается оттащить меня от недоумка, который поставил деньги выше, чем свою жизнь. Сам захотел, а я не против испачкать руки свежей кровью, хотя его кровь лишь замена той, которую я действительно хочу пролить. Мой мозг плавится от недавних событий. За два дня это третий такой жизнененавистник. Мне однозначно свезло.
― Отвали!
Выдергиваю руку и заношу над практически безжизненной сине-красной рожей, но Таш перехватывает мой кулак, не давая оплатить похороны этого придурка.
С рыком впечатываю кулак в пол ринга. Встаю. Импровизированный «честный» рефери, который проплачен нашей семьей, пытается поднять мою руку вверх, чтобы объявить победителем. Отталкиваю его на канаты. Пусть уваливает к чертям и не становится на моем пути. Никому, не пожелаю сейчас тут стоять.
Иду быстро по коридору в раздевалку, надоедливой мухой ко мне прилипает какая-то девица с микрофоном в руках. Еще и на камеру снимают:
― Владислав Альбертович, правда ли, что ваша компания будет спонсировать постройку домов для малоимущих семей Шикара?
Отталкиваю рукой микрофон. Один раз. Второй. Третий…
Хватаю девицу за шею и прижимаю к стенке. На меня вмиг налетает тот, кто был с камерой, и Платон. Но я не отпускаю, девица визжит, я чеканю каждое слово:
― Еще раз подойдешь ко мне – убью!
В ее глазах страх, смешанный с алчностью – эта новость разлетится, как стайка голодных крыс. Плевать. Мне вообще сейчас на все наплевать. На все – кроме нее!
― Влад, постой! – опять брат дергает за руку. Я бы и ему вмазал. Но после крупной драки в наши пятнадцать, когда я сломал ему челюсть, а он мне пару ребер – мы поклялись на крови, что больше между нами никаких драк не будет.
― Таш, не сейчас, брат!
Иду быстрым шагом к своей машине. Приехал сюда на внедорожнике – единственное, что может меня немного успокоить это быстрая езда по бездорожью. Хотя успокаиваться я особо и не хочу. Я до зубного скрежета жажду истребить род Сазоновых, как он сделал с моей семьей. Но мне это нужно, чтобы месть была поизощреннее.
― Скажи, что с тобой? Не отстану же.
― Блять, ну до чего же ты въедливый, Платон.
― Если знаешь, тогда чего рыпаешься? Быстро мне все выкладывай. Влад, я реально не отстану. Тебя как подменили. Поссорился с отцом?
― Нет.
― Тогда что? Он уехал, а ты пропал не пойми куда на несколько дней! Спасибо хоть мне сказал, что уезжаешь и чтобы я «вышвырнул всех гостей».
― Действительно хочешь знать? – меня аж колотит от ярости. ― Едем.
― Едем.
Выбираю самую мусорную дорогу, чтобы трясло. Чтобы моя голова была сосредоточена на пыли и грязи. Чтобы мозг не выдавал кадр за кадром того, что случилось тринадцать лет назад, и фотографий дочери Сазонова.
Платон несколько раз пытается заговорить о том, что со мной происходит, но я прошу не задавать вопросы, и дождаться, пока доедем до места.
Доезжаем до загородного дома, который еще три дня назад ломился от гостей.
Я вылетаю из машины. Все равно задыхаюсь от воспоминаний и от ярости, которая во мне кипит. Возможно, когда расскажу брату о том, что произошло, мне полегчает. Возможно. Он единственный, кому я доверяю как самому себе.
Мы не идем в центральные двери, а обходим его.
― В подвал?
― Да!
Спускаемся по каменной лестнице. Здесь нет света, поэтому светим фонариками с телефонов.
― Ты что-то нашел? Есть информация об их местонахождении?
Таш задает слишком много вопросов. Скоро я ему расскажу о своем плане, как отомщу заклятому врагу нашей семьи.
Подходим к двери, я набираю электронный код, замок щелкает, и мы заходим внутрь.
― У-у-у-у… Так ты здесь, что ли, зависал эти дни? – Таш проходит в небольшое помещение и отшвыривает ногой коробки из-под пиццы и две пустые бутылки виски. ― И даже так? – смотрит на окурки в пепельнице и возле нее. Удивлен, потому что я курю, только когда в бешенстве, а в таком состоянии я бываю крайне редко. ― Так что тебе удалось узнать? – садится за стол. Потом смотрит вокруг своих ботинок: на полу валяется несколько переломанных карандашей.
Я сажусь напротив и через стол швыряю фиолетовую папку. Под ноги падает серебряная лента, прижимаю ее ботинком, вдавливая в пол.
Платон открывает, внимательно слежу за его реакцией. Всматривается в иероглифы, но я знаю, что ни хрена не понимает: языки не его конек, он силен в другом:
― Твое детское творчество? Переведи тогда уж, – усмехается.
― Не мое. Дальше листай.
Таш переворачивает страницу, а я замираю, блять. Потому что сейчас он увидит ее.
― О-о-о… – тянет с ухмылкой, а меня это бесит. ― Это что за цыпонька такая? Влад, может все же твоя детская рукопись какой-нибудь начинающей кинозвезде?
― Сказал же, не моя! – как же меня от этого слова выворачивает. Чувства дерьмовые, в которых я даже разбираться не хочу. ― Не моя! – чеканю.
Цокает языком, гладя на нее, чем заставляет сжаться в кулак мою ладонь. Платон кидает на меня цепкий взгляд:
― А говоришь не твоя.
― Это дочь Сазонова.
Говорю быстро, чтобы сразу расставить все точки над «и» и закончить бессмысленные намеки брата, от которых погано.
― Вот как…
Его лицо разом меняется. За семьей этого ублюдка мы безуспешно охотились тринадцать лет:
― Крестный нашел ее у тетки в какой-то провинции восемь месяцев назад.
― Почему он сразу нам ничего не рассказал? – Платон быстро пролистывает всю папку: залипая взглядом на ее теле. И каждый его взгляд накаляет мои внутренние провода.
― Решил сделать мне сюрприз на день рождения, – усмехаюсь.
― Изощренно…
Таш не всегда согласен с методами отца, а я большую половину жизни неизменно нахожусь на стороне крестного.
― Но сюрприз удался, – до сих пор от него отойти не могу.
― Я вижу, – заглядывает на стену позади себя.
Там находится доска с различной информацией о Дмитрии Сазонове и его семье. Туда же я научился первоклассно метать ножи. За тринадцать лет я многому научился.
― Крестный дал ей гранд, чтобы эта тварь училась в моем университете. Она сюда переедет завтра в общежитие. В семь вечера у нее прибытие поезда. Заселение с восьми утра следующего дня.
― И что же она так рано приезжает? – Таш прищуривается. ― Нелогично ведь. Или у нее кто-то есть здесь?
― Нет никого. Просто… – беру карандаш и кручу между пальцами, ― иногородним первокурсникам обязательно нужно прийти в деканат послезавтра к одиннадцати. Других более подходящих поездов сюда не оказалось: все места заняты или вовсе отменены рейсы. А учебный год начинается через несколько дней, так что деваться ей некуда.
― Ты все про нее узнал уже, да? И почву подготовил… Каков твой план?
― Уничтожить! Ме-дле-нно, – переламываю очередной карандаш пополам, швыряю под ноги. Откидываюсь на спинку кресла и разворачиваюсь лицом к той самой доске. ― Если ее отец не ответил, то ответит она, – изнутри меня заволакивает тьма, поселившаяся в ту проклятую ночь. Тьма помогает мне мыслить точечно, без лишних эмоций и размышлений. Беру в руки метательный нож Кунай, партию которых привез из недавней поездки в Японию, и кидаю прямо в середину доски в пустоту, где собираюсь выделить персональное место для фотографии нимфы. Платон даже не пригибается, не дергается – знает, что я не промахиваюсь. Остальные боятся, что у меня рука дрогнет, даже крестный.
― Можешь на меня во всем рассчитывать. Я за дядю и сестру кровь свою отдам.
― Знаю, брат.
В голове мимолетом вспыхивают крики и рыдания из той самой ночи. Но благодаря внутренней тьме я и это пресекаю в один момент, по щелчку пальцев. Иначе она может раздавить меня самого: слишком много боли…
― Помощь моя завтра нужна? – Платон вытаскивает из бездны. Говорит, что когда я туда погружаюсь, тьма виднеется в моих глазах.
― Нужна. Встретим дочь Сазонова с должными почестями.
*****
Дорогие мои, я с удовольствием начинаю вас знакомить с книгами литмоба «Не кричи».
Первая история от Наргизы Огненной «Прекрасное создание»
https://litnet.com/shrt/YcSo
