Глава 1

Несмотря на то, что я провела много часов в темноте, глаза адаптируются мгновенно, потому что здесь полумрак. Я сижу на твердом, холодном паркете, в двух метрах от дубового стола, за которым идет игра. Кажется, покер. Лампа, горящая над игроками, единственный источник освещения.

От удара по голове голоса сидящих за столом сливаются.

Я четко вижу четверых мужчин, но уверена, что там, во мраке, до которого не дотягивается свет, — есть кто-то еще. Инстинктивно чувствую его присутствие. А еще мне кажется, что он на меня смотрит. Мороз по коже.

Как только веревка на запястьях ослабевает, начинаю хаотично себя ощупывать. Рукав платья наполовину оторван и болтается где-то в районе локтя, подол тоже порван на лоскуты. То, что осталось от капроновых колготок, слезы. Кожа на коленках содрана до крови.

Растираю распухшие запястья. Боль адская, но я терплю и лишь сильнее стискиваю зубы. Судя по запахам, локация поменялась. Я не чувствую сырости и затхлости того подвала, где меня держали до этого.

Голова все еще тяжелая, губы дерет от боли.

Когда меня сюда привезли, я была без сознания, эти сволочи чем-то накачали еще в городе. Понятия не имею, сколько дней назад это было. Два? Три? Может, неделю? Я периодически приходила в себя и вырубалась. Все пыталась найти лазейку, чтобы сбежать, и молилась. Впервые в жизни мне было настолько страшно, но на помощь никто не шел.

В один из моментов просветления укусила охранника, что принес еду и воду. Хотела сбежать. Тогда он ударил меня по лицу, я стукнулась головой о пол и потеряла сознание. В себя пришла уже в этой комнате.

— Смазливая, зараза, — каркает тот, что сидит ко мне ближе всех.

— Пыл остуди. Она не для тебя. Шейх ее уже ждет, — врывается еще один скрипучий голос.

Липкий, холодный страх окутывает тело мгновенно. Я кое-как смогла взять себя в руки и даже приготовиться к смерти, но это…

Перед глазами все снова плывет, но теперь уже от слез. Я даже пискнуть боюсь, не хочу привлекать к себе лишнее внимание. Мне так страшно. Я не хочу умирать, не хочу попасть в рабство. Я хочу жить. Снова влюбиться, выйти замуж, родить ребеночка, стать настоящей актрисой. Быть просто счастливой.

Почему это все вообще со мной происходит? Мои родители состоятельные люди, они бы могли заплатить выкуп. Любые деньги. Именно это я и пытаюсь озвучить, разлепляя губы, но, как только с языка срываются первые слова, охранник, что меня сюда притащил, толкает меня в спину прикладом автомата.

Замолкаю, крепче обнимая дрожащие плечи руками.

— Говорят, Токман уже всю Москву на уши поставил, — усмехается тот, кто сказал про Шейха.

Папа? Они знают, кто мой отец, но не требуют выкуп? Хотя к чему им это, если они хотят меня продать…

— Это ему за Володьку. Эта тварь за все ответит.

Неужели они говорят о моем отце? Кто такой этот Володька и что папа ему сделал?

— Двух зайцев, Степаныч, еще и подзаработаешь на этой малолетней шлюхе.

По комнате прокатывается мерзкий гогот, и я невольно сжимаюсь сильнее, закрывая глаза, будто это может мне хоть как-то помочь.

В комнате повисает тишина. Она почти осязаемая, я ее чувствую, а еще взгляд, он меня просто прожигает. Мое лицо горит, но я не решаюсь поднять голову, чтобы попытаться получше рассмотреть темноту, в которой явно кто-то прячется.

— Я хочу ее себе.

Голос из прошлого врывается в сознание жгучим взрывом. Пузырь, который я создала, чтобы абстрагироваться от происходящего, – лопается. Кончики пальцев начинает покалывать, а язык к небу прилипает. Боязливо вытягиваю шею, потому что знаю того, кто прячется в темноте комнаты, того, кого почувствовала, как только меня сюда привели.

Я узнаю его даже через тысячи лет. Всегда.

Как такое возможно? Как он может здесь быть? Здесь, среди этих нелюдей?

Мой Данис. Моя любовь. Мой предатель.

Человек, растоптавший мои чувства и нарушивший нашу клятву…

— Любая в твоем распоряжении. Но не она, — рыкает самый говорливый.

— Но я хочу ее, — слова звучат капризом, а потом Данис Кайсаров окончательно выходит на свет. — Именно ее, — скользит по мне безразличным взглядом, от которого я покрываюсь коркой льда.

Сердце сжимается.

Когда-то он говорил, что без меня ему холодно. Что без меня он не выживет. А теперь холодно мне. Просто невыносимо, когда он рядом.

Неуклюже отползаю подальше, не сводя с него глаз. Меня колотит от его приближающихся шагов. Они хищные и абсолютно беззвучные.

Сейчас между нами пропасть размерами с Марианскую впадину. Мы не виделись больше года, и все это время я пыталась его забыть. Правда пыталась.

Жадно рассматриваю его образ, мрачность которого не спасает даже ярко-красная водолазка. Данис присаживается радом со мной на корточки и поддевает пальцами подбородок. Сглатываю, а у самой губы дрожат.

У него руки горячие. Меня морозом обдает, а ему тепло. Без меня. Теперь его сердце греет другая, потому что он женат…

Глава 2

— Ногами шевели, курица.

Чувствую тычок дула пистолета между лопаток и ускоряюсь, хоть и дается мне это с трудом. Лестничные ступеньки совершенно не поддаются, я даже ног своих не чувствую. Меня тошнит, и ужасно кружится голова. Еще немного, и содержимое практически пустого желудка окажется на полу.

— Пошла, — снова толчок, но теперь сильнее.

Влетаю в открытую дверь с разбега и почти сразу падаю на пол. Всхлипываю, ударившись локтем, и отчетливо слышу, как проворачивается ключ в замочной скважине, снова погружающий меня в темноту.

Едва нахожу в себе силы, чтобы отползти подальше и свернуться калачиком у батареи, от которой пышет теплом. Меня все еще трясет. Холодно. Живот сводит болезненной судорогой.

Облизываю сухие, разбитые губы и закрываю глаза.

Мамочки, как же мне страшно. Я стала свидетелем убийства.

Тот зародыш облегчения, который испытала, когда увидела Даниса, умер, не успев расцвести. Сразу после выстрела. Надежда испарилась.

Это же Данис, он не причинит мне вреда, ведь правда? Наше прошлое ему не позволит. А может, может, я все еще по-детски наивна?

Тот мальчик, что боготворил меня и человек, совершивший выстрел, — разные люди…

Мы никогда не были парой, но всегда так мечтали ею стать. В нашей реальности это было практически невозможно. Дочь генерала и сын криминального авторитета. Холодный, закрытый мальчик и беззаботная, болтливая девочка. Лед и пламя.

Он клялся, что никогда меня не оставит, а потом женился на другой. Я любила его больше всех на свете и потеряла в один миг. Когда он ушел, то забрал с собой часть меня.

Я так хотела забыть, избавиться от этой зависимости, а теперь? Что же будет теперь?

У него на пальце кольцо, дома — жена, и он методично рушит свою жизнь. Становится человеком, которого всегда презирал. Становится похожим на своего отца.

Беспощадный, холодный, способный убить.

Кем он сегодня был? Моим спасением или приговором?

От шагов на лестничном пролете мой желудок издает жалкий стон, а пульс учащается. Облизываю сухие губы и, упираясь ладонями в пол, поднимаюсь на ноги. Пошатываясь, стараюсь найти выключатель. Когда свет над моей головой зажигается, вижу открытую дверь. Она ведет в ванную. Там я и прячусь. Закрываюсь изнутри на защелку и, скинув вонючее рваное платье, залезаю под душ.

Зеркал я намеренно избегаю, даже не хочу видеть свое отражение.

Первые минут десять сотрясаюсь от рыданий. Захлебываюсь собственными слезами, сидя на дне белоснежной ванны. У меня все болит. Я не знаю, где нахожусь и что будет дальше.

Истерика подкрадывается все ближе, но я уверяю себя, что нужно собраться. Выдохнуть и ни в коем случае не расклеиваться, иначе я просто погибну.

Теплая вода обволакивает каждый участок моего тела. Запрокидываю голову и намыливаю волосы шампунем. Он пахнет яблоками.

Во рту тут же выделяется слюна, потому что я не помню, когда ела последний раз. Хорошенько натерев себя мочалкой, выключаю воду и переступаю бортик ванны, только сейчас замечая висящий на крючке махровый халат. Он мне не по размеру. Хотя плевать.

Закутываюсь в мягкий темно-синий материал и не без опасений выхожу в комнату.

Запах жареного мяса щекочет вкусовые рецепторы, и слюновыделение становится более обильным. Сглатываю и делаю шаг к столику, на котором красуется ужин. Судя по темноте за окном, сейчас либо поздний вечер, либо ночь.

Беру в руки вилку и уже хочу проткнуть сочный стейк, но резко отдергиваю руку. Что, если в него тоже что-то подмешали?

Меня привезли сюда прямо из фотостудии. Я поехала туда, потому что на днях подписала контракт с магазином одежды. Мы должны были отфоткать осеннюю коллекцию.

Последнее, что помню, чай. Я выпила целую кружку зеленого чая и провалилась в темноту. Видимо, именно так меня усыпили. Глаза открыла уже в том жутком подвале, где воняло плесенью.

Отодвигаю тарелку и, захлебнувшись слюной, забираюсь на кровать. Как только голова касается подушки, тело слабеет. Кажется, чтобы провалиться сейчас в сон, мне не нужны были никакие таблетки.

Когда снова открываю глаза, сталкиваюсь с темнотой. Внутри поднимается самая настоящая паника. Неужели все это мне приснилось и я все еще в том ужасном подвале?

Ерзаю, даже не сразу соображая, что лежу на мягкой кровати, а не на твердом полу. Когда осознание приходит, мое сердце настолько разогналось, что кроме гулких ударов я больше абсолютно ничего не слышу. Приходится задержать дыхание и посчитать до десяти.

Обшариваю темноту взглядом. Требуется несколько минут, чтобы начать видеть очертания комнаты.

Окно. Именно у окна застыл мужской силуэт. Впиваюсь в него глазами, хотя сердцем уже знаю, что это он.

— Данис? — шепчу в темноту, подтягивая колени к груди.

Кайсаров поворачивается не сразу. Медлит. И эти долго тянущиеся минуты превращаются для меня в годы. О чем он думает? Что мне скажет? Как здесь оказался?

Глава 3

Отдаляющиеся шаги накручивают и так шаткую нервную систему до предела. Едва сдерживаюсь, чтобы не закричать и не швырнуть в Кайсарова любой предмет, который попадется под руку.

Мне до одури страшно. Но я не его боюсь, а того, что с ним стало.

— Ты просто так уйдешь? — бросаю ему в спину.

Внешне сразу подбираюсь. Откидываю влажные волосы и расправляю плечи.

Вообще, стрессоустойчивость у меня в крови. Мой отец — генерал, который с легкостью может отметать эмоции. Мама — известная певица, собирающая стадионы, она способна держать лицо в любой ситуации. Меня никогда не воспитывали нежным цветочком.

В обычной жизни я именно та девочка, которая никогда не полезет за словом в карман и не даст себя в обиду. Еще та скандалистка. И да, здравая доля эгоизма во мне тоже присутствует.

— Снова струсишь? — окончательно набравшись смелости, опускаю ноги на пол. Выпрямляюсь.

Данис уже замер у двери. Именно этого я и добивалась. Смутить его. Напомнить о том, кто он на самом деле! Жалкий трус и предатель.

— А может, убьешь меня? — делаю несколько шагов к нему, хоть все еще и опасаюсь оказаться слишком близко. — Как того…

Обрываю себя на полуслове, потому что Данис наконец-то разворачивается.

Обдает меня таким взглядом, что поджилки леденеют. Сглатываю, чуть запрокидывая голову.

— Почему ты здесь? С ними? — привстаю на носочки и все же касаюсь ладонью немного шершавой щеки. — Ты никогда не хотел быть таким, а теперь убил человека…

Мои слова звучат совсем тихо, их затмевают даже удары сердца.

— Он не первый, — Данис сжимает мое запястье, а потом и вовсе убирает от себя мою руку. — И явно не последний. Не обольщайся на мой счет, Катя. Я больше не тот человек, которым ты меня помнишь.

— Так не бывает, — делаю шаг, прижимаясь к его груди. Не обнимаю, нет. Мы просто стоим. Вот так, близко-близко.

Я слышу размеренные удары его сердца и свое дыхание. Запах мужской туалетной воды кружит голову, а может, это все близость? Полтора года прошло с момента, как он ушел из моей жизни, но я так и не смогла забыть. Очень хотела, но меня постоянно тянуло назад.

Такие отношения как болото. Они затягивают. А непонимание поступков только подкрепляет истерию и желание докопаться до сути. Итог — вопросов все так же много, а чувства никуда не исчезли.

— Переоденься, через полчаса мы уезжаем.

У него металл в голосе, который меня убивает.

Разве ты не видишь, что мне больно? Не чувствуешь, что я практически на грани?

У меня губы дрожат, но я набираюсь смелости, чтобы отстоять себя. Возможно, глупо, потому что снова его поддеваю. Наверное, в моей ситуации, за черт знает сколько километров от дома, мне следовало бы просто молчать. Слушаться всего, что он мне говорит. Но бунтарская натура не позволяет.

— Приказывать будешь своей жене, — цежу сквозь зубы.

Кайсаров на мой выпад никак не реагирует. Стоит так же неподвижно.

— Она и без этого послушная, — добивает с насмешкой. — Я серьезно, Катя, часа через два сюда приедут совсем не добрые дяди, и, если ты не поторопишься, трупов будет больше. Или стать наложницей в гареме шейха — это какой-то твой изощренный план?

— Пошел ты, — отталкиваю его и, круто развернувшись на пятках, бегу к кровати. Зажигаю лампу, стоящую на тумбочке, и только сейчас замечаю лежащие на кресле женские вещи.

— Размерчик не совсем твой, но других тут нет. Одевайся, жду тебя внизу.

Дверь хлопает, и все, что я могу, это показать фак от бессилия. Причем даже не Кайсарову, а захлопнувшейся деревяшке. Хотя он сейчас ничуть не эмоциональнее ее.

Шмыгая носом от накативших слез, натягиваю на себя серый спортивный костюм на два размера больше и всовываю ноги в кроссовки. Они, к счастью, по размеру.

Набросив на лицо капюшон, выхожу из комнаты. Как только оказываюсь за ее пределами, страх тут же поднимает голову. Привстав на носочки, вытягиваю шею, чтобы посмотреть, что происходит внизу.

— Готова?

Данис появляется за моей спиной слишком внезапно. Он все это время был поблизости?

— Ты меня пугаешь, — резче, чем планировала, поворачиваюсь к нему лицом, роняя со своей головы капюшон.

Все это время мы видели друг друга в полумраке, света было слишком мало. А теперь он яркий.

Замечаю блеснувший в карих глазах гнев. Дан прищуривается, внимательно рассматривая мои разбитые губы и припухшую щеку. Касается пальцами подбородка.

Мы стоим у стены, я прижалась к ней спиной и боюсь пошевелиться. На глаза наворачиваются слезы. Мне больно, очень больно, но, когда на это так яро не обращают внимания, у меня получается игнорировать эту боль.

Всхлипываю, к своему стыду, и все же пускаю слезу. Соленая капля катится по щеке, а потом Данис аккуратно стирает ее большим пальцем.

— Я верну тебя домой, — он переходит на шепот и смотрит в мои глаза, — Катенька.

От звучания своего имени, произнесенного его голосом, я готова рыдать еще громче. Меня начинает потряхивать от переизбытка эмоций. Их сегодня слишком много. Психика не выдерживает, еще немного, и я просто с ума сойду.

Глава 4

Мы едем всю ночь. Рассвет встречает нас грозовым небом. Крупные капли дождя стучат по стеклу. Наблюдаю за скользящими в режиме нон-стоп дворниками.

На календаре пятое октября. Я пробыла в плену почти четыре дня, но в моем сознании они слились в одни нескончаемые сутки. Теперь еще и пейзажи за окном не меняются. Мы едем больше шести часов, и все, что я вижу, это дождь и протяженную лесополосу. Уснуть не получилось ни тогда, когда было темно, ни сейчас.

Где мы, Кайсаров так и не сказал. Он старается отделываться от меня общими фразами. Это похоже на что-то вроде: «Скажи спасибо, что я вообще тебя спас, и не открывай лишний раз свой рот».

Снимаю кроссовки и подтягиваю колени к груди, упираясь пятками в мягкое кресло, перетянутое алькантарой. Озноб уже отпустил. Мне тепло. Хотя, возможно, дело в работающей системе обогрева. Но вот во рту сухо, как в самой жаркой пустыне мира.

— Я пить хочу, — подаю голос, с трудом разлепив губы. Они, к моему ужасу, опухли еще сильнее.

Даже страшно представить, когда теперь все эти гематомы на моем лице пройдут.

Данис щелкает по сенсорному дисплею, смотрит карту. Я тоже смотрю и совершенно не радуюсь тому, что вижу. Кругом одни леса и одна-единственная дорога, по которой мы едем.

— Через пять километров будет заправка. Остановимся.

— Спасибо.

Впервые за время, что мы находимся в замкнутом пространстве салона, я решаюсь посмотреть на Кайсарова. Он ведет машину одной рукой. На нем все та же красная водолазка и черные брюки. Удивительно, но раньше он терпеть не мог яркие цвета. Неужели это влияние его жены? Она смогла внести в его жизни краски?

Зачем я об этом думаю? Куда вообще лезу? Он убил человека на моих глазах, растоптал мое сердце полтора года назад, нарушил нашу клятву…

Сама себя за это ненавижу, но, вопреки здравому смыслу, продолжаю его рассматривать.

Данис закатал рукава до локтя, поэтому я прекрасно вижу его жилистые загорелые предплечья и кисти. Длинные пальцы обхватывают руль без какого-либо напряжения. Он собран, но расслаблен одновременно.

Все, что произошло этой ночью, его ни капельки не смущает, словно что-то подобное он видит каждый день. Сейчас от него веет непоколебимой уверенностью, а еще пугающей до чертиков опасностью.

Что же с ним произошло?

Я помню парня, у которого были принципы, который любил животных и никогда, никогда и пальцем бы никого не тронул.

Смотрю выше. Врезаюсь взглядом в острый подбородок.

Удивительно! За этот год внешне он почти не изменился, разве что теперь ходит с легкой щетиной, чего раньше себе не позволял. Но эти карие глаза в обрамлении длинных, пушистых ресниц… Они другие.

Там нет искры жизни. Они пустые. Холодные. Безразличные ко всему происходящему.

Наверное, поэтому я и избегаю прямого контакта. Боюсь коснуться той пучины, что в них сосредоточилась. Стоит лишь неловко ступить, и тут же увязнешь в зыбких песках. От одной только мысли холодом обдает.

— Тебе воду негазированную?

Вздрагиваю и растерянно киваю. Совсем не заметила, что машина уже остановилась на парковке автозаправки. Пока Кайсаров идет за водой, моя рука тянется к смартфону, который он оставил на сиденье.

Воришкой хватаю телефон, но, как только щелкаю по экрану, меня настигает разочарование. Он, конечно же, запаролен. Пока я сжимаю прохладный металлический корпус без чехла в ладони, на телефон падает сообщение.

Текста не видно, но вот имя отправителя красуется.

Лия.

Я слышала только про одну Лию в своей жизни. И это именно та, на ком женился Данис. Почему так произошло, я не знаю. За два дня до этой чертовой свадьбы мы обсуждали, куда полетим отдыхать, а потом, потом он ушел. Молча, без скандалов, грязи. Без объяснений.

Просто попросил его разлюбить. В долгу я не осталась, попросила о том же. Но в ту минуту, когда мы смотрели друг на друга, я видела, что ничего еще не закончено.

Бросаю телефон обратно и выбираюсь из салона. Жадно вдыхаю влажный, пропитанный дождем воздух и, сложив руки на груди, направляюсь к магазину на автозаправке. Боковым зрением замечаю машину охраны, она едет за нами все это время.

Ступаю на решетку, и автоматические двери разъезжаются в стороны.

Данис меня не видит. Стоит на кассе, расплачивается как раз.

Прошмыгиваю к туалету, где, к счастью, нет очереди, и закрываюсь на защелку.

Удивительно, но в этом месте вообще почти никого нет. Один работник и две наши машины. Глухомань какая-то.

Быстренько сделав все свои дела, собираюсь выйти в зал. Толкаю дверь и почти сразу напарываюсь на Дана. Он стоит, опираясь на стену.

— Поехали, — поддевает меня под руку и практически выволакивает на улицу, потому что шаги у него быстрые, а я едва ногами успеваю перебирать. — Твоя вода, — впихивает мне в руки бутылку.

— Спасибо, — сворачиваю крышку с пол-литровой бутылки и жадно выпиваю практически половину ее содержимого. — Тебе сообщение, — киваю на телефон, который валяется на сиденье.

Глава 5

Машина большая. Я очень плохо чувствую ее габариты. Плюс дождь, в глазах рябит от скользящих по стеклу дворников. Я постоянно смотрю в зеркала заднего вида в страхе увидеть следующую за мной машину. Тот внедорожник.

Телефон Дана лежит на пассажирском кресле. Ему еще звонили. Несколько раз. Отец, какой-то незанесенный в телефонную книгу номер и… Лия.

Крепче сжимаю руль, стараюсь смотреть на дорогу и не отвлекаться.

Когда до города остается меньше двух километров, внутренний ужас достигает апогея. Я торможу на обочине и, выскочив из салона, опустошаю желудок.

Пальцы дрожат, да я вся дрожу. Еще и дождь. Ледяные капли затекают за шиворот толстовки. Ежусь и забираюсь обратно в машину.

В отель, отмеченный на картах, добираюсь минут через пятнадцать. Документов у меня нет, но за дополнительную плату администратор, она же по совместительству хозяйка, спокойно заселяет меня в самый лучший номер.

Самым лучшим, да и вообще номером в моем обычном понимании, это назвать сложно.

Комната с маленьким окном, в который попадает так мало света. Кровать, китайский телевизор с небольшим плоским экраном, шторы не первой свежести и обшарпанная дверь в санузел. Смотрю на нее, и заглядывать туда абсолютно не хочется.

Снимаю кроссовки и прохожу вглубь комнаты. Перед этим, конечно, закрываю дверь на ключ, а потом еще и на защелку.

Какое-то время хожу по номеру из стороны в сторону, сжимая в руках телефон. Решаю, что же мне делать.

Позвонить папе сейчас будет ошибкой. Он сразу поднимет людей и заберет меня.

А Данис? Что же будет с ним? Я должна его дождаться. Он приедет. Я точно знаю, что он приедет.

Его не убьют. Не могут убить…

А я не могу его оставить. Он же меня не оставил сегодня.

Дрожащей рукой сворачиваю крышку с бутылки и допиваю остатки минералки, которую принесла с собой из машины.

Забираюсь на кровать с ногами, а потом и вовсе сворачиваюсь на ней калачиком. Меня душит страх и неизвестность.

Как до этого дошло? Почему все это происходит с нами?

Мы познакомились с Данисом в школе.

Меня угораздило запереться в мужскую раздевалку.

Я только-только перевелась в лицей вслед за двоюродным братом, которого выперли из прошлой школы за то, что он взломал систему безопасности. Без Тима мне стало там слишком скучно, поэтому я уговорила родителей забрать документы.

Новый лицей был не хуже предыдущего. Класс встретил прекрасно. Я быстро нашла со всеми общий язык и почти с первого урока завела новых подружек.

Прямо после уроков, перед дополнительными занятиями, в туалете сорвало кран и меня окатило водой. Девчонки сказали, что в раздевалках у спортзала есть фены и утюги, предлагали помощь.

Но я, честно говоря, была в таком шоке, что никого видеть не хотела. Мокрая, с растекшейся тушью…

Хотелось побыть одной. Привести себя в порядок, а может, поплакать из-за этого дурного происшествия. Я представляла себя блистающей звездой, когда утром собиралась в новую школу, а теперь выгляжу как баба-яга.

Именно из-за своего отказа от помощи и полнейшего топографического кретинизма я оказалась в мужской раздевалке. Поначалу даже не заметила ничего. Залетела туда и начала стаскивать рубашку, а когда поняла, что кроме меня здесь кто-то есть, выронила ее из рук и подняла голову.

ПРОШЛОЕ

И вот мы стоим друг напротив друга, я в юбке и лифчике, а тогда еще незнакомый мне темноволосый мальчик — в джинсах и с голым торсом.

— Катя!

Я тогда ничего лучше не придумала. Только протянуть руку, чтобы не выглядеть дурой, которая шляется по мужским раздевалкам.

Угрюмый мальчик моей улыбки не оценил. Только раздраженно пробежался глазами по телу. Грудь в бюстгальтере, я к тому моменту уже успела прикрыться полотенцем, которое схватила с лавки. Кажется, оно было его.

— Прости, — бормочу все с той же дурной улыбкой, а сама разглядываю его во все глаза.

Смуглый. Выше меня. При моих ста семидесяти пяти в нем явно больше метра восьмидесяти. Волосы темные, еще немного влажные и растрепанные. Глаза миндалевидные, цвета какао. Острый подбородок, немного выступающие угловатые челюсти. Ресницы длинные и пушистые. Он красивый.

Не смазливый, как наш Тимошка, тот, что мой двоюродный брат.

Нет, у него притягательная внешность, возможно, немного грубоватая.

— Ты так и будешь здесь стоять? Катя…

Вздрагиваю.

У него такой голос глубокий, обволакивающий все мое существо.

Мурашки вразлет по телу, и сердце отчего-то как ненормальное стучит. Быстро-быстро. Заглушает все посторонние звуки. Если сюда сейчас кто-то вломится и увидит эту занимательную картинку, я даже не услышу.

— Это мужская раздевалка.

— Я уже поняла, — снова как дурочка улыбаюсь. — Я первый день здесь.

— Знаю. Ты новенькая в нашем классе.

Глава 6

Знаю, что мои слова ее обижают. Читаю это в карих глазах. Они пышут жизнью, задором. И даже когда Катя сникает, хоть и старается этого не показывать, в ее глазах не угасает огонь. Яркие языки пламени манят на свое тепло, о которое в итоге можно обжечься.

Я зря не выгнал ее из раздевалки сразу, как она тут появилась.

Моя новая знакомая откидывает за спину тяжелые темно-каштановые локоны и расправляет рубашку. На все это ей требуется полминуты. Буквально на это время наш визуальный контакт рвется. Как только это происходит, через меня проходит разряд тока. Ощущение какой-то колоссальной потери нарастает с каждой пройденной секундой.

Сглатываю в ужасе от происходящего. Я понятия не имею, что со мной, и, наверное, впервые в жизни чувствую себя подонком, потому что обидел девчонку.

Катя…

Четыре буквы, которые вертятся на языке. Мне не привыкать отталкивать от себя людей, и обычно я никаких эмоций по этому поводу не испытываю. Но сейчас почему-то все иначе.

Катя… Она будто изнутри светится. Ослепляет своим сиянием. На нее невозможно не обращать внимания. Невозможно остаться равнодушным. К ней тянешься против своей воли.

Красивая. Яркая. У нее приятный голос и очаровывающий смех.

Завязываю пояс на кимоно, чтобы хоть чем-то себя отвлечь, и закидываю полотенце на плечо. Катя все еще здесь, напротив. Она не убежала после моих слов, не хлопнула дверью и не расплакалась. Хотя череда этих реакций девочкам присуща.

Она проявила дружелюбие, а я выставил себя тем еще козлом.

— По-моему, — вдруг выдает с улыбкой, — ты на себя наговариваешь.

Ее плечи чуть подпрыгивают вверх и мгновенно тянутся вниз. Лицо приобретает немного озадаченный вид.

— Но если ты настаиваешь, то да, нам, конечно, не стоит дружить. Спасибо за помощь.

Она выскальзывает за дверь так же бодро, как и влетела сюда. Лишь витающий в воздухе запах ее сладких духов продолжает напоминать о том, что она здесь присутствовала. Им же насквозь пропиталось и мое полотенце. Это я понимаю уже в середине тренировки, когда пару раз вытираю с лица пот.

В комнату возвращаюсь уже под вечер. Ложусь на идеально заправленную кровать поверх покрывала и беру в руки книгу. Учебник истории за десятый класс. С ним в обнимку и вырубаюсь.

Утро сопровождается недосыпом и тяжестью в мышцах после вчерашней тренировки. Летом я изрядно подзабил на спорт. Поэтому входить сейчас хоть в какой-то режим — сложно.

Принимаю душ и переодеваюсь во второй комплект немятой школьной формы.

В классе сажусь на свое привычное место через парту от Королева и Азарина. Если я правильно понял, Катя — двоюродная сестра последнего.

Как только она появляется в классе, я это чувствую. Мне даже голову не нужно поднимать, чтобы понять — вот она, зашла.

— Я сяду? — шелестит прямо над моим ухом.

Приходится сделать над собой усилие, чтобы посмотреть на нее и не выглядеть при этом ослом. Здесь как минимум еще четыре свободных места, но она нарочно садится ко мне.

Без слов отодвигаю ей стул. Молчу.

Катя усаживается и начинает раскладывать свои вещи. Шариковая ручка с пушистым колпачком вызывает улыбку. Видимо, Катя замечает мою ухмылку, потому что сбоку раздается недовольное:

— Я сделала что-то смешное?

Отрицательно качаю головой. Выдыхаю и только тогда поворачиваюсь. Тут же встречаюсь с ней глазами.

— Забавная штука, — указываю пальцем на ее ручку.

— Ох, это целая история, — она мгновенно забывает о том, что секунду назад недовольничала, и начинает взахлеб рассказывать историю, как купила эту ручку на каких-то развалинах и даже выторговала целых десять рублей.

Улыбаюсь скорее по инерции. Ее позитив явно передается воздушно-капельным путем. Глядя на нее, невозможно оставаться безэмоциональным бревном. Коим я и являюсь большую часть жизни.

— Вот, представляешь? — заканчивает свой рассказ и тянется к моим запонкам.

Терпеть не могу, когда вторгаются в мое личное пространство или трогают мои вещи, но ей позволяю. Ее интерес меня не раздражает.

— На них гравировка? Что там написано? Я немного слепая, — переходит на шепот.

— Ничего особенного, — отдергиваю руку и внутренне радуюсь зашедшему в класс физику.

Катя поджимает губы и без слов переводит взгляд на доску, на которой появляется слайд с темой урока.

Касаюсь кончиками пальцев холодной платины, ощущая под пальцами мелкие выгравированные буквы: «Когда-нибудь мы встретимся вновь», — маминым почерком.

Ее не стало, когда мне было семь. Ее убили. Жестоко, прямо на моих глазах. Этот день до сих пор снится мне в кошмарах. Окровавленное платье и шепот. Она умоляла их меня не трогать…

Я буквально недавно нашел мамин блокнот, в котором она писала стихи.

Когда-нибудь мы встретимся вновь, — просто строчка из ее стихов, показавшаяся мне символичной. Может быть однажды, я снова смогу ее увидеть. Возможно, это наивно и по детски, но разве кто-то может запретить мне верить?

Глава 7

С появлением Кати моя привычная жизнь резко идет под откос.

Ее сложно не замечать, хоть я и стараюсь. Ее активность просто зашкаливает. Дополнительные занятия, школьные выступления, спорт…

О ней все говорят, с ней все дружат.

Нет такого дня, чтобы я от кого-то не услышал про Токман. Девочка затмила всех в этой школе буквально за несколько недель. Как бы я ни старался, держаться от нее подальше у меня не получается.

Сложно дистанцироваться от человека, который постоянно либо на слуху, либо перед глазами.

Держусь от нее особняком, но это не помогает. Все равно думаю про нее двадцать четыре на семь.

Раньше такого тотального помешательства со мной не случалось. Выгляжу в своих же глазах полным дебилом. Радует лишь то, что сегодня пятница. Впереди меня ждет сорок восемь часов вне школы.

— Мы на химию не пойдем, — сообщает Андрей Королев. — Ты с нами?

Уроки я не прогуливаю. Не вижу в этом смысла. Но сегодня соглашаюсь, и то только потому, что не хочу сталкиваться с Катей. На химии она тоже подсела ко мне, нагло проигнорировав мое предупреждение о дружбе.

— С вами.

Королев пару раз хлопает глазами, видимо пытаясь переварить услышанное.

— Я тебя правильно…

— Правильно. Так мы идем или будем сплетничать? — ухмыляюсь и закидываю на плечо рюкзак.

— Идем.

Дюша ускоряется. Азарин же маячит рядом. Уже на спортплощадке, пока мы по очереди набиваем мяч, Тим перебрасывает его Королеву и резко поворачивается ко мне.

— Ты на Катюху, что ли, запал? — интересуйся с ухмылкой.

— С чего ты так решил? — откидываю челку назад и убираю руки в карманы брюк, чтобы не выдать свою нервозность.

А она есть. Он озвучил то, в чем я не очень-то хочу себе признаваться.

— Вижу. Ты на нее вечно пялишься и думаешь, что этого никто не замечает. Я вот заметил, — поясняет с ухмылкой.

— Лечи близорукость. А лучше купи очки, потому что со зрением у тебя херово. Как и с наблюдательностью.

Азарин стирает со своей рожи улыбку и демонстративно сжимает-разжимает кулаки.

— Драться я с тобой не буду, — обозначаю сразу, потому что понимаю, куда все идет.

— Ссышь? Или я рожей не вышел?

— Не хочу тебе что-нибудь сломать. Случайно, — как бы между делом поясняю. Интонации намеренно выбираю такие, словно объясняю ребенку, что Земля круглая.

— Это мы еще посмотрим, — Тим подается вперед. Явно готовится ударить первым.

— Пацаны, вы серьезно? — Дюша забывает про мяч. Подлетает к нам за секунды, расставляя руки в стороны. Будто он сможет помешать, наивный.

— Кайсаров, ты вечно нарываешься, — Азарин прищуривается, похрустывая шеей.

— Сходи пожалуйся мамочке, — предлагаю с улыбкой.

— Сучоныш!

Тим срывается с места. Дюша срабатывает как щит всего на пару секунд, время с ним не выиграешь. Азарин злится и именно поэтому теряет преимущество. Ярость не спутник победителя. К сожалению, это тоже эмоция. Но, если ты хочешь выиграть, голова должна оставаться холодной. Прямой расчет и никаких сантиментов.

Подсечка. Бросок. Соперник лежит на земле. Если сейчас пожестить, то можно вывернуть ему руку. Но я этого, конечно, не делаю. Просто отступаю.

— Я предупреждал, — протягиваю ладонь, чтобы помочь Тиму подняться.

Он все еще бесится, но помощь мою принимает. Резко подтягиваю его вверх. Можно сказать, что примирительное рукопожатие состоялось.

Снова убираю руки в карманы, наблюдая за тем, как Азарин отряхивает свои штаны от пыли.

— Так, значит, Катька побоку? — не унимается. — Я правильно понимаю?

— Именно. Абсолютно безразлична.

— Ладно. Просто она про тебя спрашивала, я и подумал…

Она про меня спрашивала? Когда? Что он ей ответил? Вопросов в голове миллион. Но проявить сейчас любопытство равно подтвердить Азаринскую догадку. Поэтому не реагирую.

— Даже не спросишь, что именно спрашивала?

— Мне это не интересно. Королев перешел две сотни, он сегодня выиграл, — киваю на Андрея, который вернулся набивать мяч.

С этими словами иду к себе и, будто по насмешке судьбы, наталкиваюсь на Катю. Сначала я слышу громкий всхлип, словно кто-то плачет или вот-вот расплачется. Бегло осматриваю пространство. Звук идет из-под лестницы. Делаю пару шагов и вот теперь — вижу Катю.

Она сидит на полу, подтянув колени к груди.

В голове проносится сотня предположений в секунду. Что у нее произошло? Ее кто-то обидел? И куда смотрел ее тупоголовый брат? Вместо того чтобы выяснять отношения со мной, мог бы заняться чем-то куда более полезным. Не давать сестру в обиду, к примеру.

— Что случилось?

Присаживаюсь на корточки рядом с ней.

Катя шмыгает носом. Медлит. Смотрит на меня не сразу, видимо, решает, стою ли я сегодня вообще ее внимания. Ну или просто не хочет, чтобы ее видели заплаканной.

Глава 8

***

Заглядываю Данису в глаза. Он кивает, а я все никак не могу выпустить его руку из своей.

Шмыгаю носом и смотрю себе под ноги. Данис крепче сжимает мои пальцы.

Вздрагиваю и ловлю взгляд карих глаз. Залипаю на этом моменте. Чувствую тепло, исходящее от его тела, а ещё успокоение. Возможно, мнимое, потому что мое горе никуда не делось.

Когда мама рассказала про Перси, я отреагировала спокойно. Она бы вообще про такое по телефону не сказала, если бы не охающая Лидочка на заднем плане. Я услышала, как она сокрушалась, что виновата в смерти Перси, — ведь это она случайно выпустила его из дома. Вот маме и пришлось все мне рассказать…

Я и правда держалась стойко. Даже не всхлипнула. Только внутри все сжалось, а потом… потом нахлынуло. Картинка перед глазами стала мутной, и до своей комнаты я уже не дошла. Спряталась под лестницей. Подальше от чужих глаз.

Чувствую, как по щекам снова катятся слезы, но смотрю при этом на Даниса.

Он поджимает губы, будто раздумывает, что ему теперь со мной делать.

Вляпался по своей же инициативе. А ведь мог пройти мимо. Возможно, именно сейчас он и жалеет о содеянном.

— Я пойду, — сглатываю соленую воду, попадающую и в рот, и в нос.

— Я с тобой, — выдает приглушенно.

Как только слова срываются с его языка, я снова чувствую прилив облегчения.

Не могу оставаться одна в такие моменты.

Мама с папой всегда поддерживают, я к этому привыкла. А тут… тут у меня пока нет настоящих друзей. Всего лишь знакомые.

Если только Тим, который, как назло, сквозь землю провалился.

— Идем, — он шумно выдыхает и выводит меня из-под лестницы.

Расправить сгорбленные плечи не выходит.

Я торопливо шагаю по ступенькам в свою комнату, несколько раз украдкой поворачиваю голову назад, чтобы убедиться, что он точно идет следом.

За руки больше не держимся. Это лишнее. Мы ведь даже не друзья.

Открываю дверь и гостеприимно пропускаю Даниса вперед. Щелкнув замком, замечаю валяющуюся на кровати ночнушку и в ужасе прячу ее под подушку.

Жутко нервничаю. Теперь идея позвать его с собой кажется дурацкой. Но там, под лестницей, я так боялась, что он уйдет. Остаться одной после его прикосновений было невыносимо. Находиться одной, когда эмоции от горя захлестывают, — выше моих сил.

— Я быстро, — забегаю в ванную, чтобы умыться, а когда вижу себя в зеркало, ахаю.

Тушь растеклась, нос красный, глаза тоже. Я выгляжу просто ужасно.

Умываюсь, тщательно отмывая потекшую косметику, и вытираю лицо мягким белым полотенцем.

Данис все еще в моей комнате, вот за этой самой дверью. Прикасаюсь к деревянной поверхности ладонью и на вдохе отодвигаю ее в сторону.

Кайсаров стоит, подперев стену плечом. Он не продвинулся вглубь спальни ни на шаг. Даже не разулся. Я, кстати, тоже в уличных туфлях.

Вытаскиваю из шкафа куртку и, застегнув молнию до подбородка, поворачиваюсь к Данису.

— Я готова.

— Водитель нас уже ждет.

Немного растерянно оглядываюсь, будто что-то забыла, но, так и не вспомнив что, иду на выход.

— Ты одна живешь?

Его вопрос летит мне в спину. Даже замираю. Меня действительно поселили одну. Все живут по парам. Мне пары не хватило, к счастью на самом деле.

— Да. Все девчонки уже растасованы.

— Я тоже, — на его губах появляется едва заметная улыбка. — Один.

— Совпадение, — облизываю нижнюю губу и закрываю дверь на ключ.

До машины мы идем молча. Каждый в своих мыслях. Я стараюсь не думать про Перси и сосредоточиться на том, куда Данис хочет меня отвезти. Кайсаров же… К нему в голову я залезть не могу, поэтому то, о чем думает он, загадка.

Водитель выходит из машины, как только нам до нее остается несколько метров. Сначала открывает дверь для меня, потом для Даниса.

— Никогда не каталась на роллс-ройсах, — зачем-то уточняю.

Дан мои слова игнорирует. Нажимает на кнопку связи с водителем и называет адрес, куда мы поедем. Перегородку при этом не опускает.

— Так ты расскажешь, куда мы едем?

— Увидишь, Катя.

Данис опускает взгляд на мои губы. Я четко вижу, что он именно на них смотрит, и даже теряюсь. Слишком волнительно. Мы вдвоем, в замкнутом пространстве. Я добровольно села в его машину, понятия не имея, кто он вообще. Просто мальчик, который мне приглянулся и показался хорошим, несмотря на все свои колючки.

Судя по его улыбке, он думает о том же самом. О том, насколько я доверчивая и безалаберная. Хотя это скорее отпечаток работы моего папы. Я всегда чувствовала и чувствую себя в безопасности.

— Даже не намекнешь? — усаживаюсь боком, так, чтобы было проще рассматривать Дана.

Он отрицательно качает головой.

Глава 9

— Наталья Алексеевна, — представляется мама.

Дан кивает, прытко убирая руки в карманы форменных школьных брюк. Он уже обогнул свою машину и теперь стоит рядом с нами.

— Данис, — произносит приглушенно.

— Красивое имя, — не скупится на комплименты мама. — Идемте!

«Прости», — выдаю одними губами, заглядывая Данису в глаза. Виновато пожимаю плечами. Не думаю, что он планировал задерживаться в нашем доме. Только вот назад дороги нет и отказы действительно не принимаются. Мама уже распахнула перед нами двери и даже успела проявить наглость, сгрузив все свои пакеты в руки водителя Даниса. Он заносит их в дом и возвращается в машину.

Притихшая Вишня по-прежнему сидит у меня на руках, не издавая звуков, только любопытно водит маленьким розовым носиком.

Взбегаю по ступенькам, крепче прижимая к себе кошечку. Данис идет рядом. Смотрит прямо перед собой. Он ничего не рассматривает, ни один предмет интерьера в нашем доме не вызывает у него интереса. Все его движения словно отрепетированы. Плавные, но при этом какие-то механические.

Пытаюсь поймать его взгляд, но тщетно. Вздрагиваю.

— Катюш, — мамина ладонь ложится мне на спину, между лопаток, — вы пока в столовую проходите, я сейчас быстро Лиду нашу озадачу, чтобы накрывала.

— Хорошо. Мам, а Перси…

Обрываю себя на полуслове. Шумно выдыхаю. В глазах тут же собирается влага. Опускаю взгляд на Вишню и чувствую горький укол совести.

Наверное, это бесчеловечно — принести в дом новую кошку в тот же день, когда узнала о смерти Перси.

— Папа приедет, и мы его похороним, Катюш.

Киваю. Мама гладит меня по голове, а потом обнимает. Вдыхаю запах уже привычных сладких духов и прикрываю глаза. Становится немного легче.

Вишня в этот момент издает короткий писк. Касаюсь кончиками пальцев пушистой грудки, практически сразу ощущая вибрацию.

— Она мурлыкает, — улыбаюсь, — слышите?

— Какая разговорчивая девочка. А мягонькая, м-м-м…

Мама чешет Вишенке грудку, а я перевожу взгляд на Даниса. Он к нам и на шаг не приблизился. Стоит немного в стороне, будто предпочитает наблюдать издалека. Вообще, он ведет себя странно. Хотя, возможно, я сравниваю его с двоюродным братом, которого не заткнешь, и он в любом обществе — свой в доску. Тим бы уже здесь всех заговорил.

Данис же держится особняком и выглядит на фоне брата букой. Он даже в школе особо ни с кем не контактирует. Тогда с чего я решила, что у меня дома будет иначе?

Кусаю нижнюю губу, продолжая наблюдать за Даном под мамины сюсюканья с Вишней. Уже который раз с момента нашего с ним знакомства отмечаю его потерянный взгляд. Будто он мысленно сейчас вообще не здесь.

Мы так неожиданно сталкиваемся глазами, что я на секунду теряюсь. Чувствую, как мои губы разомкнулись буквой «О». Он же поймал меня за подглядыванием, можно сказать. Я так жадно его рассматривала, пялилась практически. Щеки розовеют.

В этом вся суть человека — обращать внимание на тех, кто это самое внимание терпеть не может. Нас от природы тянет к чему-то загадочному и таинственному.

Кайсаров сглатывает, вижу, как дергается его кадык. А потом он прищуривается, чуть запрокинув подбородок. Будто с вызовом.

Тушуюсь и покрываюсь мурашками.

Снова смотрю на Вишню, абсолютно потерявшись в происходящем. Холодок по коже от того, как Данис на меня посмотрел. Озлобленно, будто я совершила на его глазах преступление.

— Мам, иди, — напоминаю родительнице, что она хотела поторопить Лиду, нашу домработницу.

— Точно, — спохватывается та и наконец оставляет нас с Кайсаровым вдвоем.

Ставлю кошку на пол, наблюдая, как она начинает обнюхивать мебель.

— Если хочешь, — прячу руки за спину, обращаясь к Дану, — можешь уйти. Я скажу маме, что тебе позвонили родители и нужно было срочно уехать, — предлагаю одну из самых простых версий.

Данис отрывает взгляд от кошки, за которой тоже наблюдал. Теперь смотрит на меня. На его губах намечается ухмылка. Не явная, но заметить можно.

— Не думаю, что он бы стал звонить, — проговаривает почти себе под нос.

Я слышу, но не уверена, что верно. Поэтому и переспрашиваю:

— Что?

— Не нужно врать. Красивый дом, — все же дает оценку нашей гостиной.

— Спасибо. Вот тот плед мы с мамой сами вязали. Почти год, — посмеиваюсь, глядя в сторону дивана, на котором лежит плед цвета какао. — Рукодельницы из нас так себе, — морщусь, выхватывая глазами Вишню. Она уже забралась на кресло. — Спасибо тебе, что отвлек.

Кайсаров молчит. Как истукан стоит, и, честно говоря, это начинает раздражать. Почему нельзя улыбнуться или хотя бы «пожалуйста» сказать?

Он со мной будто через силу общается! Тогда зачем помогал? Мог бы мимо пройти. От негодования на лбу появляется складочка, потому что я его морщу. Разгневанная от безразличия Даниса, делаю к нему шаг. Он стоит неподвижно, но мне кажется, будто становится выше. Вытягивается и плечи расправляет. Словно хочет дать отпор.

Глава 10

Мама отвозит меня по адресу, который скинул Дан. Ровно в одиннадцать двадцать мы припарковываемся у зоомагазина. Огромного зоомагазина. Мне кажется, я в такие даже не заходила никогда. Особо нужды не было. В основном такие покупки можно онлайн сделать. Но Кайсаров почему-то решил проснуться в выходной пораньше и купить все лично…

— У вас свидание?

Хмурюсь и смотрю на мамулю. Она то же самое делает. Разглядывает меня. На лице улыбка и неподдельное любопытство.

— Что? — наконец-то соображаю, о чем она, и чуть ли на сиденье не подскакиваю. — Нет. Мама! — закатываю глаза. — Мы просто хотим купить собачий корм в приют.

— А потом можно сходить попить кофе, и получится самое настоящее свидание, — гнет свою линию.

— И много вы с папой кофе на свиданиях выпили? — решаю сменить направление ее мыслей. Обсуждать нас с Данисом я не хочу. Тем более нет никаких нас.

— За всю жизнь просто не сосчитать.

— Это не свидание, — бурчу себе под нос.

Мама смеется и целует меня в щеку. Заботливо поправляет мою укладку, а потом, как в детстве, щелкает по носу. Легонечко.

— Ладно, убедила. Тебя забрать потом?

— Я на такси доеду.

— Или кавалер подвезет, — мама подмигивает, а я отчего-то густо краснею.

Мысль о том, что это и правда может быть свидание, немного пугает. Нет, я бы была не против, позови меня Кайсаров на свидание. Но обнадеживать саму себя и радоваться раньше времени глупо. Да и к тому же, зная, какой Данис, наша встреча сугубо деловая и основана на почве помощи животным. Не думаю, что он испытывает ко мне хоть какие-то чувства. Я явно ему не нравлюсь.

— Перестань, — взвизгиваю и выскакиваю из машины. На улице дождь стеной. Холодные капли тут же попадают за шиворот куртки, и я ежусь.

— Зонт, Катя! — кричит вслед мама.

Отмахиваюсь и, прикрыв голову ладонью, бегу под крышу зоомагазина. Вытаскиваю из сумки телефон и набираю Даниса, при этом наблюдаю за тем, как мамина машина выезжает с парковки.

Кайсаров выходит за мной практически сразу, будто все это время был неподалеку. Я едва успеваю зайти внутрь и осмотреться.

— Привет, — здороваюсь взволнованно, крепче стискивая в руках кросс-боди. — Я немного опоздала, мы с мамой в пробку попали. Погода жесть. Прости, — выдаю приглушенно. Сердце снова шалит. Бах-бах. Ужас какой-то.

Пульс под двести. Оттого, что бежала, наверное.

— Привет. Все нормально. Я уже все здесь собрал. Осталось расплатиться, — кивает в сторону кассы, едва задевая меня глазами.

Мы стоим рядом уже несколько минут, а он ни разу не посмотрел на меня нормально. Только вскользь. Зачем тогда вообще позвал? Это какая-то игра под названием «Выкажи все безразличие по максимуму»?

— Давай пополам? — предлагаю совсем вяло. Мой боевой настрой расщепляется на глазах.

Данис прищуривается и вот теперь ловит мой взгляд. Глаза в глаза. Пропускаю вдох и обмираю. У него такие ресницы длинные…

— Я тоже хочу внести свой вклад, — звучу почти обиженно и очень тихо. Дыхалки не хватает, а в легких пусто. Я так и не вдохнула же.

Тянусь в сумку за картой, но Дан душит мой порыв на корню.

— Я сам заплачу. Но могу скинуть реквизиты приюта, — тут же смягчается и пропускает меня вперед.

— Конечно.

Мы идем между стеллажей прямо к кассе, возле которой стоит его водитель в окружении трех тележек с товарами.

Тут и корм, и лежанки, и даже игрушки.

— Ты давно им помогаешь? — смотрю на все это добро.

— Пару лет.

Кайсаров расплачивается и толкает телегу на выход. Водитель катит две другие.

В магазине так тепло, что, когда мы приближаемся к стеклянным дверям, выходить на улицу я не хочу. Не отогрелась, да и вообще осень терпеть не могу. Не мое это время года, вот совсем. Я люблю солнышко, летнюю жару, загар, короткие платья и босоножки. А сейчас приходится кутаться в шарф и напяливать куртку, в которой больше на пингвина смахиваешь, чем на сексуальную девушку.

— Постой тут, — просит Данис, — я сейчас принесу зонт.

Перекатываюсь с пяток на мыски и послушно киваю.

Наблюдаю, как он вместе с водителем засовывает все купленное в багажник под проливным дождем, обхватив при этом плечи ладонями.

Ко мне Кайсаров возвращается мокрый до нитки. Зонт, который он для меня несет, почему-то в самый последний момент открывает.

— Идем, — зовет на выдохе, поэтому получается немного сипло.

Забегаю под зонтик и охаю, про себя конечно, от близости. В нос ударяет запах его парфюма, смешанный с дождем. Дышать сразу труднее становится, и не потому, что духи неприятные, наоборот, они заполняют легкие, и кажется, этот запах меня весь день теперь преследовать будет. Стоит только глаза закрыть…

— Спасибо, — улыбаюсь и тянусь к ручке зонта. Касаюсь мужских пальцев и замираю.

Глава 11

Катя отводит взгляд и сминает в кулак салфетку.

— Я говорю что-то не то? — откидываюсь на спинку стула.

Судя по тому, как забегали Катины глаза, мои слова ее смутили. Ну а я просто не привык ходить кругами и подбирать аллегории, чтобы узнать ответ на интересующий меня вопрос.

Возможно, со стороны это выглядит гораздо хуже, чем в моей голове, но и не спросить я не мог. После выпада Азарина никак не получалось выкинуть из головы мысли о Кате и о том, что она про меня спрашивала.

Может быть, поделилась впечатлением, какой я мудак, или же наоборот… Хотя наоборот вряд ли.

— Нет, — Катя пытается улыбнуться, — я и правда спрашивала. Просто…

Она поджимает губы, а я заостряю внимание на ямочках, они часто проступают на ее щеках. Когда улыбается или волнуется, как сейчас. Она вообще чересчур эмоциональная, я к такому не привык. В голове даже не укладывается, как можно выдавать разом столько реакций. Смех, слезы, сожаление, любовь — все разом. Все в одном флаконе.

Ее эмоции меняются настолько часто, что я просто физически не успеваю их отслеживать. Едва приму одну, как она уже сменила ее другой. Мозг постоянно анализирует ее поведение, без передышки. Сегодняшнее утро тому явный показатель.

Я до сих пор под впечатлением от того, что произошло в машине. Пальцы покалывает от Катиных прикосновений, а нос забит запахом ее волос. Смесь из духов, фруктового шампуня и дождя. От нее всегда вкусно пахнет. К этому выводу я пришел буквально на днях, потому что осознал, что четко помню ее запах в день нашей с ней первой встречи. Так себе знакомство, но ее головокружительный запах преследует. Она пользуется буквально двумя ароматами, которые я за километр теперь учую.

— Я не преследовал желания тебя смущать, — оговариваю сразу. — Просто хотел узнать, о чем именно спрашивала.

— Так Тим тебе не рассказал? — ее глаза округляются. Она чуть расправляет плечи и подается вперед. Такого поворота, видимо, не ожидала.

Я и сам не ожидал, что вообще полезу в эту тему. Стоило промолчать.

— Скорее, я не захотел его слушать. Так о чем спрашивала? — продолжаю вопреки здравому смыслу.

Улыбка на моих губах вырисовывается непроизвольно. Да и улыбкой это можно с натяжкой назвать, конечно.

— Было интересно, что ты за человек, — Катя откладывает салфетку в сторону и смотрит мне в глаза. — Есть ли у тебя девушка? Вдруг она против наших с тобой встреч, хоть и по делу. Не хочется быть яблоком раздора, — поясняет торопливо.

— Что я за человек, думаю, со временем ты сама выводы сделаешь. А насчет девушки… Нет. Ее у меня нет.

— У меня тоже нет. Парня в смысле, — Катя часто моргает и качает головой, — я к тому, что никто не будет против и претензий… Ужас, — бормочет себе под нос, но я слышу. — Давай сменим тему, — предлагает, продолжая смотреть на свои руки, лежащие на столе ладонями вниз.

— Давай. Кстати, — тянусь во внутренний карман куртки, висящей на соседнем стуле. — Это тебе.

Катя с интересом смотрит на белый пакет.

— Что это? — разрывает упаковку и вытаскивает оттуда ошейник. — Красный? — улыбается, касаясь пальцами золотой подвески в виде пары ягод.

— Ну, она же Вишня, — поясняю как дурак.

Вообще, весь мой этот порыв с ошейником и встречей — дурацкий. Лишний. Никому не нужный.

Просто не смог удержаться. Катин номер я узнал в самый первый день нашего знакомства, несмотря на то, что сам же отказался обмениваться телефонами. Только вот отказать себе выяснить эти проклятые цифры не смог.

А вчера окончательно коротнуло. Она была расстроенная, плакала. В приюте этом тоже плакала…

— Спасибо. Тут тоже вишенки.

Киваю.

Катя достает телефон и делает фотку. После немного тушуется под моим взглядом.

— Я маме отправлю. Мы утром как раз говорили о том, что нужно купить ошейник и отвезти Вишню к грумеру. Помыть, коготки подстричь…

Она снова улыбается. Фотографирует.

А я до сих пор подвис на обыденном для большинства и очень простом слове «мама». Побывать в доме Токман — как пройти по горячим углям для моей психики. Меня тошнит от семейной идиллии. Она чужеродная. Я ее не воспринимаю, где-то даже презираю. Но в глубине души, конечно, завидую. Слишком сильно, слишком извращенно.

Мой отец самый настоящий преступник. Находится в розыске в нескольких странах мира. В Москве бывает пару раз в год. Иногда я толком не могу вспомнить, как он выглядит, если не посмотрю на фотку.

У нас никогда не было отношений отец-сын. Никаких в принципе не было. Все, с чем у меня ассоциируется собственный папа, — боль.

Мне было восемь, когда он первый раз меня ударил. Пьяный, прямо в годовщину маминой смерти. Обвинил, что это я виновен в том, что ее больше нет. И он прав. Она защищала меня. Собственным телом.

Та пуля предназначалась мне.

Когда на дом было совершено нападение, я так испугался… Выбежал из нашего с ней укрытия. Она, конечно же, за мной следом. Пуля задела сердце. Мамы не стало в одно мгновение.

Глава 12

— Что ты тут вообще забыла? — игнорирую ее испуг и делаю еще шаг. — Какого хрена, Катя?!

— Не ори, — хватается за голову. — Не кричи, — выдает чуть тише, а у самой язык заплетается. — Как ты сам тут оказался? — морщится. — Голова кружится.

— Что пила?

— Колу! — Катя огрызается, но тут же начинает смеяться.

Ее грудь вздымается, она часто дышит. Глаза бегают как заведенные. Он точно ее чем-то напоил. Радужки блестят. Она облизывает губы, смотрит на Курьянова и часто моргает. Я и сам снова на него смотрю. При одной только мысли о том, что он мог ей подмешать, хочется втащить ему по новой.

Вообще, Курьянов, а точнее его старший брат, он уже два года как учится в универе, славится такими сборищами. Куча телок, алкоголь и разношерстная запрещенка, от которой девки становятся сговорчивыми.

Слава моего отца идет впереди, поэтому меня в подобных местах считают своим, даже вон в чатик добавили.

Когда Азарин первый раз решил сюда зарулить, я его отговаривал. Он меня, конечно, не послушал. Идиот. Не удивлюсь, что Катя здесь, потому что Тим тоже где-то поблизости.

— Пошли.

Перехожу черту и хватаю ее за руку. Церемониться сейчас выдержки просто нет. Стаскиваю Катю с кровати. Токман упирается. Начинает визжать, будто ее режут. Морщусь, пытаясь закинуть ее извивающееся тело на плечо.

— Поставь! Поставь! — орет, а потом кусает меня за шею. Смачно, уверен, будет синяк. — Отвали от меня, Кайсаров, сказала. Не трогай. Что вам всем от меня надо?!

Резко ставлю ее на ноги прямо перед собой. Катя покачивается.

— Дура! — рычу в лицо.

Она смотрит с вызовом. Воспламеняет одним взглядом и проклинает им же.

— Ты под кайфом? Что он тебе дал?

— Что? Не-е-ет, — смеется, а у самой реакция заторможенная.

— Ну да, — цежу сквозь зубы и толкаю ее в сторону ванной.

Катя делает несколько быстрых шагов. Успеваю ее поймать, прежде чем распластается на ковре. Включаю свет и закрываю дверь.

Мы в ванной один на один. У нее на губах моя кровь. На моих руках — Курьяновская. Это какой-то пи*дец.

Прижимаю большой палец к алым губам, размазывая всю эту «прелесть» по Катиному подбородку.

— Не трогай, сказала! — раздувает ноздри. — Мы договорились больше не видеться.

— Придется начать соблюдать эту договоренность с завтрашнего дня.

Прижимаю ее к стене своим телом и вытягиваю руку, чтобы включить душ.

— Что ты делаешь?

Мотаю башкой, упираясь ладонью над ее головой. На светлой плитке остаются кровавые следы.

Она заторможенно моргает и снова начинает хохотать.

— У тебя глаза такие, — широко свои распахивает, — красивые. И имя. И ты, — переходит на шепот. — Ой, — чуть оседает вниз, снова заливаясь хохотом.

Ловлю ее за талию одной рукой. Мурашки по коже от бешенства, ну и от ее слов, конечно.

Вот тебе и хорошая девочка Катя. Какого хрена сюда поперлась?! Дура безмозглая.

— Брат твой где? — сглатываю. Стараюсь звучать строго.

— Что? — не прекращает смеяться. — Кто?

Ясно. Прикрываю глаза. Вдыхаю.

Врубаю холодную воду и под Катины вопли заталкиваю ее в душевую кабинку. Сам промокаю вместе с ней. Ледяная вода затекает за шиворот, одежда тяжелеет, обтягивая тело второй кожей.

Катя отплевывается от воды. Дрожит, но сопротивляться не перестает.

— Не трогай меня! Ты просто ненормальный! — орет так, что уши закладывает. — Мне больно.

У нее зубы стучать начинают. Платье вымокло до нитки, я отчетливо вижу ее торчащие соски. Бл*дь!

— Что ты пила?

— Колу. Я же сказала, что колу! — обхватывает свои плечи руками.

Всматриваюсь в ее лицо. Зрачки расширенные. Глаза красные. Этот сучоныш ее чем-то накачал и притащил к себе в спальню.

— Он мог тебя сегодня… — ору ей в лицо и замолкаю. Резко. Потому что она начинает плакать. Воет навзрыд.

Внутри все обмирает. Меня заклинивает. Я больше не могу вдохнуть и пошевелиться — тоже. Изнутри рвет от ее слез. Терпеть не могу слезы, триггерит. Снова оттаскивает в прошлое. Мамины слезы, кровь.

Стоп!

Вылезаю из этого тумана. Ловлю Катино лицо руками. Долго на нее смотрю.

Мы молчим. На нас льется ледяная вода, а мы молчим.

От нее веет жаром. Она теплая. Прижимаюсь к ней ближе. Между нами теперь даже воздуху протиснуться проблематично.

— Холодно, — стучит зубами и тянется ко мне.

Она под кайфом. Ее губы на моем подбородке. Так нельзя. Так неправильно.

Катя привстает на носочки, водит носом по моей щеке. Сглатываю. Чувствую ее запах, он повсюду здесь. Закрываю глаза и на секунду себя отпускаю. Буквально на секунду.

Глава 13

Как я могла оказаться среди ночи в частной клинике, да еще и с капельницей в руке? Если бы родители только знали…

Боже, я даже алкоголь ни разу не пробовала, а теперь валяюсь на больничной койке, чтобы вытравить из своего организма какую-то более жесткую дрянь. Глаза застилают слезы. Здесь такие яркие лампы, что они обжигают сетчатку, только усугубляя ситуацию. Прикрываю веки, но облегчение, к сожалению, не приходит.

Даниса нет. Я лежу здесь одна, медсестра только вставила катетер и упорхнула в теперь уже плотно прикрытую дверь.

Тело содрогается от спазмов. Меня тошнит. Желудок бунтует, а сознание просто в щепки. Как я могла быть такой наивной дурой?

Очередной тошнотворный позыв, и голова кругом. Мне то весело, то нестерпимо грустно. Видимо, это действие того вещества, что Курьянов подмешал в мою колу. На вечеринке мне не понравилось с первых минут. Но Артур настаивал на том, чтобы остаться, говорил, что просто нужно привыкнуть, а еще постоянно упоминал, что мой брат вот-вот приедет. Тим так и не появился, а позвонить ему я не то что не додумалась, эта мысль даже не проскользнула в моем к тому времени затуманенном мозгу. Да и никого из своих одноклассников я там не заметила, были те, кто на год старше, а еще друзья брата Артура из универа.

Уже хотела уйти, когда поняла, что ноги ватные и сделать очередной шаг слишком проблематично. Картинка перед глазами в считаные секунды поплыла, я едва успела ухватиться за стол, но бокал с колой не удержала, он упал на пол. Шипучая жидкость растеклась по паркету, на который я почти сразу осела, не в силах стоять на ногах.

Мне так резко поплохело. Бросило сначала в жар, потом в холод. Артур заботливо отвел меня к себе в комнату, сказал, что могу отлежаться. Возможно, это всего-навсего нервы. Я ведь ему даже поверила. Так в тот момент была зла на Дана. На его показательное безразличие. Он меня обидел. Сильно обидел. Было неприятно осознавать, что он меня просто пожалел, еще там, в школе, под лестницей. А потом это сожаление слишком затянулось и привело нас к точке невозврата.

Кайсаров повел себя как мудак. Я ринулась к нему с помощью, а он смешал меня с дерьмом одним своим взглядом. Это добило. Зато я проснулась, наконец перестала наматывать сопли на кулак и наглядно донесла до него одно-единственное правило — со мной так нельзя!

Правда, дома, как только Артур позвал на вечеринку, я согласилась, понимая в глубине души, что мое согласие — просто бегство от реальности. Не хотелось думать про Даниса, в очередной раз разбивать нашу с ним встречу на детали и раз за разом анализировать.

Я решила пойти куда более простым путем: сменить парня, обстановку и повеселиться.

Повеселилась…

Едва моя голова коснулась подушки Артура, я окончательно потеряла над собой контроль. Глаза слипались, а тело огнем горело.

Прикосновения Артура показались мне даже приятными, пока его пальцы не стали сжимать грудь, а тяжелое тело не оказалось поверх моего. Он навалился всей силой, пригвождая меня к кровати. Целовал. Своим противным, шершавым языком касался моей шеи, щек, губ. До сих пор мурашки от омерзения по коже бегут.

Руки мне заломил над головой. Шептал о том, как мне будет хорошо. О том, что понравится. Даже в бреду я понимала, о чем он. Было не смешно. Страшно. Так, что словами описать просто невозможно. Но тем не менее меня окутывало вязкими путами похоти. Казалось, что ничего ужасного не произойдет и все это лишь шутки. Розыгрыш…

Как бы не так!

Он не собирался тормозить. Он хотел меня изнасиловать. Не сопротивляющуюся, ничего не соображающую и не способную сказать нет. Точнее, все мои «нет» и просьбы остановиться он игнорировал. Лишь продолжал убеждать в том, что все хорошо будет и мне нечего бояться.

Как там появился Кайсаров, я понятия не имею. Откуда он узнал? Видел меня, потому как сам был в этом злополучном доме? Если это так, то он такой же, как Артур. Один из них. Именно эта мысль проскользнула в моей голове изначально, как только я поняла, кто вломился в комнату.

Его появление не принесло облегчения. Было все так же страшно, но в тот момент в крови подскочил адреналин. Я смогла встать на ноги. Смогла сопротивляться. Даже укусила его, за что он обозвал меня дурой. Ну или не за это…

Ничего уже не понимаю. Только до сих пор кожей его прикосновения ощущаю. Они другие. Не гадкие и противные, вовсе нет. Они приятные и будто правильные.

В голове такая каша. Я же чуть его не поцеловала! Красивым назвала, мамочки… Как все это забыть? А как сделать так, чтобы забыл он?

Это говорила не я, а то, что содержалось в моей крови на тот момент. Не я же…

Я так думать не могла и не могу. А у самой перед глазами его лицо. Злобный, но одновременно потерянный взгляд, когда я его обняла. Крепко, будто он единственный, кто может удержать меня на Земле.

Медсестра распахивает дверь палаты, в которой тут же становится шумно. Стук каблуков, какие-то манипуляции с капельницей. Едва разлепляю глаза, как сталкиваюсь ими с Даном. Он, оказывается, тоже зашел. Бесшумно, в отличие от медицинского работника.

Прячу взгляд. Слушаю наставление женщины в белом халате. Киваю, а сама кожей чувствую, что он на меня все это время смотрит. Молчит и прожигает своими карими глазами с вкраплениями зелени. На нем сухая одежда, на мне все то же платье. Слегка влажное уже. Даже рада, что выбрала шелк, он моментально сохнет.

Глава 14

Мы с девчонками стоим в столовой на выдаче. Я жду свой суп и напеваю про себя модную песню с новогодним мотивом. Все же мой любимый праздник не за горами, месяц буквально остался.

Когда чувствую взгляд, почему-то сразу понимаю, кто смотрит.

Данис.

Он сидит за столом с моим братом, Тима, как всегда, не заткнешь, они с Королевым спорят. С того дня, как Дан вытащил меня из дома Курьянова, прошло чуть больше двух недель.

Мне было стыдно смотреть ему в глаза, а он… Он переменился. Я все чаще ловлю на себе его взгляды и понимаю, что все его предостережения были верными. С ним нельзя дружить, абсолютно. Потому что я испытываю к нему нечто иное, то, что сломает нас обоих, если произойдет.

Это не поддается никаким объяснениям и доводам разума, я просто так чувствую, вот и все. Данис — это что-то за гранью моей маленькой вселенной. Слишком сложный, слишком мой… Настолько, что лучше оставаться чужими.

Поправляю пиджак, хотя он и так идеально сидит. Выдыхаю.

Ладно, я тоже могу пялиться. Поднимаю голову и, чуть вытянув шею, смотрю Кайсарову прямо в глаза. Улыбаюсь и приветливо взмахиваю рукой. Не дождавшись от него реакции, поворачиваюсь к девчонкам и, переполненная энтузиазмом, предлагаю подсесть к мальчикам. Янка, которая сохнет по Тиму, считает эту идею просто гениальной.

Каждый шаг дается с трудом, ладошки становятся влажными, кончики пальцев… Боже, я до сих пор чувствую его прикосновения. Там, в коридоре жилого корпуса, где не было никого кроме нас и тишины. Мы тогда проторчали минут десять. Молчали. Смотрели друг на друга…

Какие же у него глаза. Я никогда ничего подобного не видела. Они меняют цвет, иногда темные, насыщенно карие, но стоит только солнцу коснуться радужек, как они зеленеют. Точно колдун. Настоящий…

«Приди в себя, Катя!» — даю себе словесный подзатыльник.

Девчонки уже расселись за столом, и теперь я слышу, что так бурно обсуждают Тим с Андреем — поездку в Питер. А точнее, свои планы там на ночь. Пока я услышала только про какой-то клуб для своих.

Вертолетов, наш куратор, решил вывезти класс в Северную столицу, чтобы окультурить учеников. По плану Эрмитаж, Русский музей и что-то еще… Я не особо слушала. Но эти четыре дня обещают быть насыщенными.

Ставлю поднос на стол и замечаю, как Дан отодвигает для меня стул. Единственный свободный. Рядом с ним, конечно. Невзначай и словно специально. Вроде такой крошечный жест, но теплом заливает мгновенно. Накрывает волной эмоций, они разные — от трепета до обдающего холодом ужаса.

Мне кажется, что все в этот момент только на нас и смотрят, но на самом деле даже внимания никто не обращает. Снова выдыхаю.

Немного смущаюсь, конечно, но внешне стараюсь этого не показывать. Бойко улыбаюсь, как и всегда, принимаю подобную милоту за само собой разумеющееся, будто для меня каждый день не по разу стулья отодвигают.

— Да свалим, — брат закатывает глаза.

— Вертолетов будет начеку, — вклинивается Янка, — ничего не выйдет.

Яна опечаленно поджимает губы. Ей очень хочется потусить в Питере с моим братом, и лучше наедине, конечно.

Тим от ее унылых предположений демонстративно отмахивается.

— Есть у меня одна идея, — ухмыляется Азарин, — снимем ему какую-нибудь топовую матрешку — и-и-и-и, следите за движением рук, — со смехом показывает неприличный жест, стуча ладонью о кулак. — Пока он ее пялит, и свалим.

Дан хмыкает, а я демонстративно прикрываю лицо рукой. Только мой двоюродный брат может выдать настолько «гениальную» идею.

Случайно задеваю ногу Даниса под столом своим коленом и снова чувствую взгляд.

На самом деле после произошедшего в доме Курьянова наша с Данисом отдаленность не более чем фикция. Показательная и, видимо, нужная нам обоим. Лишь на людях мы выглядим отстраненными…

А так… так мы переписываемся днями, вечерами и ночами с того самого дня. Поэтому сейчас почти по инерции я беру телефон и печатаю сообщение:

«Ты тоже едешь?»

А потом внимательно наблюдаю за его реакцией. Не упуская ни единой детали, смотрю на то, как длинные пальцы обхватывают смартфон, а зеленые глаза бегают по строчке текста. Он едва заметно улыбается, кивает, а потом пишет ответ.

«Тоже».

«И в клуб с ними пойдешь?»

В ответ приходит смайлик, что пожимает плечами.

«Если да, я хочу с вами. Уговори Тима».

Данис приподнимает бровь и смотрит на меня. Делаю честные-честные глаза.

— Пожалуйста, — это уже одними губами выдаю.

Кайсаров едва заметно кивает. Улыбаюсь, снова задевая его ногу своей, и тут же краснею. Отворачиваюсь буквально на секундочку, потому что ощущаю прикосновение его пальцев к тыльной стороне моей ладони все под той же крышкой стола.

Я совсем недавно поняла, что, оказывается, Данис делает все, о чем я его прошу.

Он промолчал про вечеринку, несколько раз помог с докладами по истории и мировой культуре, спасая меня от двойки. Но, честно говоря, я ему эти доклады специально подсунула, чтоб были поводы для общения.

Глава 15

— Катя, опаздываем! — мама кричит на весь второй этаж.

Быстро застегиваю сумку и в сотый раз за утро смотрю на себя в зеркало. Так-с, выгляжу отлично. Губы можно накрасить немного ярче. Или лучше, наоборот, матовый нюд а-ля натюрель?

— Катя, — теперь мама и в комнату заглядывает, — время, — демонстративно тычет в циферблат часов на запястье.

— Я все, ну уже.

Поправляю изумрудную атласную рубашку, заправленную в синие джинсы-клеш с высокой посадкой, в вырезе которой болтается позолоченная пластиковая цепочка с крупными звеньями. Наспех надеваю массивные ботинки и под мамино цоканье выбегаю из спальни.

Чемодан уже в багажнике. Осталось надеть мою любимую укороченную черную куртку и меховую панаму. Солнечные очки взяла, зонт — тоже.

— Мы правда опаздываем?

— Надеюсь, что успеем, иначе будете бегать по вокзалу.

— Блин, — стучу зубами от нервов и забираюсь на переднее сиденье.

Машину маме уже прогрел Владимир, поэтому, как только оказываемся в салоне, сразу трогаемся.

Быстро набираю Дану, что мы уже в пути, и гипнотизирую экран в ожидании ответа. Он пишет короткое «Ок».

Снова смотрю на вчерашний эмодзи сердца, и в жар бросает. Он прислал мне сердечко. Данис! Кто бы мог подумать вообще. Уверена, что мне никто даже не поверит в школе, если я вдруг такое вывезу.

В отличие от меня, Кайсаров забирается к нам в машину с одним рюкзаком. Мой набитый, будто его сейчас вырвет шмотьем, чемодан тихонько поскуливает в багажнике. Только сейчас ставлю в голове галочку о том, что и папа, и Данис посмеялись над тем, что я набрала с собой столько вещей… Что бы они вообще понимали?!

— Прости, я долго сушила голову, — извиняюсь, поворачиваясь к Дану. — Мама пророчит, что нам придется бегать по вокзалу, потому что явно опоздаем.

— Тогда переодевай кроссовки, уверен, они есть в твоем чемодане, — не без улыбки парирует.

Мама в этот момент начинает смеяться. Вот и вся поддержка любимой дочери, блин.

— Зато, если меня сбросить на необитаемый остров, я с этим чемоданом там как минимум полгода проживу.

— Так ты туда воду, активированный уголь и спички сложила? — продолжает Кайсаров.

— Ой, все! — складываю руки на груди, демонстративно прилипая спиной к спинке кресла.

— Я шучу, — доносится до меня уже серьезный голос.

«Вот и шути дальше». Только выше нос задираю. Параллельно еще мамину улыбку замечаю и то, как она щелкнула поворотником.

— Данис, ты уж помоги ей там с этим чемоданом, мы дома этого монстра еле застегнули.

— Помогу, можете не волноваться, — отвечает все так же серьезно, и улыбка моей мамы становится шире.

На вокзал мы, к счастью, приезжаем вовремя. Дан вытаскивает из багажника мой чемодан, пока мама убирает в сумку талон с паркинга.

— Так, ну что, я с вами тогда зайду. Когда отправление?

— Через двадцать минут, — смотрю в телефон, а сама чувствую, что Кайсаров встал у меня за спиной. Близко.

— Ну, считай, мы минута в минуту. Пока на перрон выйдем, пока ребят найдем, — перечисляет мама. — кстати, я звонила Ульяне, у них там ветер, так что у меня небольшой презент.

Пока мамуля лезет в багажник за каким-то пакетом, мы с Даном переглядываемся.

Ульяна — мамина подруга, они с мужем и дочкой живут в Питере. С Ариной, той самой дочкой, мы, кстати, с горшков дружим. Видимся, правда, нечасто.

— Так, секунду, — мама открывает пакет, а потом вручает нам по шарфу. Мне — бежевый, а Дану — черный.

Кайсаров на мгновение замирает.

— Спасибо, — сжимает в руке шарф. Выглядит при этом слегка ошарашенно.

К счастью, не отнекивается и не вступает с мамой в спор, уверяя, что ему не надо, иначе мы бы так до ночи здесь остались.

— Все, бежим.

Машина подмигивает габаритами, и мы стартуем к перрону.

Пока проходим контроль, я серьезно начинаю думать, что на поезд мы опоздаем. Поэтому, как только проходим арки, шаг сменяется на бег.

Вертолетов на перроне явно нас одних ждет. Ну, Тим еще рядом крутится, с электронной сигаретой, а когда замечает мою маму, прячет свое добро в карман куртки.

— Тим! — мама закатывает глаза и треплет его по голове.

— Я ниче, — цокает языком. — Только вас ждем, между прочим. Чувак, — поворачивается к Дану, — ты выбрал не тех, с кем надо ехать. Они же вечно везде опаздывают. Да, Тат? — вскидывает руку.

Мама в это время как раз меня обнимает. Потом эту процедуру проходят Азарин и Данис.

Кайсаров с таким лицом в этот момент стоит, что я не могу сдержать смешок.

— Прости, — снова одними губами бормочу. — Мама, мы как приедем, я позвоню, — чмокаю еще раз ее в щеку и забегаю в «Сапсан».

Парни уже ушли вперед. Я же еще машу маме рукой, когда двери закрываются.

Глава 16

— Ты дрожишь, — выдаю невпопад.

Нет, Катя правда дрожит, но озвучивать это в такой момент — самая дебильная идея.

Ее губы буквально в паре миллиметров, стоит только потянуться, и я почувствую их вкус. Ее запахом я уже пропитался насквозь и так. Он преследует меня даже тогда, когда Катя далеко.

Если я только узнаю, насколько она вкусная, а это будет именно так, то уже никогда не смогу сказать стоп. Поэтому порю чушь… Отвлекаю и себя, и ее.

Ведь в Катиных глазах не меньше желания, чем у меня.

— Что? — она чуть растерянно хлопает длинными ресницами.

Я полный идиот, кажется. Прикрываю глаза и тяну воздух ртом.

— Тебе нужно переодеться в сухое, — выдаю самое очевидное, что она сейчас может сделать.

Катя поджимает губы и чуть хмурит лоб.

Мне необходимо отвлечься. Мне нужен перерыв от ее голоса, запаха, присутствия.

— Ты хочешь уйти? — спрашивает так тихо, что я едва разбираю. — Я тебя обидела, да? Прости. Что мне еще нужно сказать или сделать? Я не хотела… — выпаливает со слезами на глазах.

Снова теряюсь. Знаю, что погорячился. Но вопросы о моей семье всегда, абсолютно всегда вызывают такую реакцию. Я будто наслаждаюсь тем, в какое смятение попадают люди после моих ответов. Будто хочу, чтобы они стыдились, что у них, в отличие от меня, есть семья…

Нормальная семья, в которой никто никого не ненавидит. Семья, где люди знают, что такое любовь и забота, не только из своих далеких воспоминаний. Они в этом живут. В любви и заботе друг о друге.

Мне этого не хватает, но тем не менее, когда утром Катина мама подарила шарф и обняла, меня закоротило настолько, что мышцы атрофировались. Больная, ненормальная реакция, знаю, но я почувствовал спектр эмоций прямиком из ада. Ничего позитивного, только замогильный холод и тоска. Она испепеляет душу, клочок за клочком. Там уже давно все выжжено, и вот такие встряски как дующий на угли ветер, вроде горячо, но огонь уже не разгорится.

— Я знаю, — киваю и отхожу от Кати на безопасное расстояние, потому что, когда она плачет, меня кроет. Настолько, что я абсолютно не могу себя контролировать.

Если не сбегу сейчас к окну, точно ее поцелую. Эта навязчивая идея витает в воздухе сегодня целый день. Меня трясти начинает, когда она рядом. Так близко, что я чувствую ее тепло, дыхание, слышу, как быстро и громко колотится сердце.

Катя невероятная. Я никогда не встречал таких, как она. Жизнерадостных, простых, открытых. От нее невозможно оторвать взгляд, если она находится где-то поблизости. Я пялюсь на нее как повернутый в любой удобный момент, чаще, когда она этого не видит. Гребаный сталкер.

— Переоденься в ванной, я тебя подожду тут.

Она кивает и без лишних вопросов скрывается в душе, сорвав с вешалки какую-то одежду. Делает это так разъяренно и отчаянно, что плечики сиротливо валятся на пол.

Пока в ванной шумит вода, стягиваю с себя водолазку. Ее тоже хоть выжимай. Остаюсь в темных джинсах и носках. Бросаю промокший предмет гардероба на батарею и, сунув руки в карманы штанов, пялюсь в окно.

Чувствую, как по предплечьям ползут мурашки. Это не от холода, это от того, как позади хлопнула дверь. Катя вышла из ванной с полотенцем на голове.

На ней синяя пижамная рубашка и шорты.

Увидев меня, а точнее мою голую спину, Катя замирает. Вижу это в оконном отражении.

— Ты…

Она жует свои розовые губы, переминаясь с ноги на ногу.

— Водолазка насквозь, — поясняю свой внешний вид, медленно разворачиваясь к ней лицом.

Катя опускает взгляд и делает шаг навстречу. Замирает от меня сантиметрах в десяти.

— Потанцуй со мной, — на ее губах появляется улыбка. Искренняя, милая, трепетная…

— Что?

— Потанцуй со мной, Данис, — говорит с расстановкой и тихим смешком. — Или ты не умеешь?

Ее рука ложится на мое плечо, вторая прячется в моей ладони.

— Умею, — разрываюсь между желанием притиснуть Катю к себе и сдерживать на расстоянии ладони.

Побеждает первое. Рывком тяну ее на себя, выбивая воздух из наших легких одновременно.

Катя ойкает и звонко смеется.

— Откуда?

— Раньше я тренировался в спорткомплексе. На втором этаже был ремонт, и поэтому на несколько месяцев, — делаю шаг в сторону, и Катя потягивается за мной, заглядывая в глаза, — в соседний пустой зал переехали бальники.

— И? — ее зрачки загораются неподдельным интересом.

— Мы над ними прикалывались, даже тренировку сорвали. В тринадцать лет ума нет совсем, — скольжу взглядом по Катиным губам, черт! — Наш тренер, — переставляю ногу, — это увидел и заставил целый месяц посещать тренировки по танцам, лично контролировал наши посещения и прогресс, — приподнимаю Катю над полом.

— И ты ходил? — она охает с таким заразительным весельем, болтая ногами в воздухе, упираясь ладонями мне в плечи.

Наш танец превратился в какие-то обжимания, не более.

Глава 17

НАСТОЯЩЕЕ

Каждая минута сейчас — вечность.

Я лежу на кровати в номере какого-то непонятного отеля, в городе, название которого никогда не слышала. Большая стрелка настенных часов достигает двенадцати.

Ровно пятнадцать ноль-ноль. Дана до сих пор нет. Стоит об этом подумать, и все мое существо тут же ощетинивается, не желая принимать такую реальность. Он просто не может не приехать. Не может!

Я должна наконец-то взять себя в руки. Резко поднимаюсь с кровати, каждое движение отдается болью в висках. Запястья после веревок до сих пор огнем горят. Губы щиплет. Делаю несколько кругов по центру комнаты и все же заглядываю за грязную дверь ванной комнаты.

Серая, местами потрескавшаяся плитка, душевая кабина с уже изрядно пожелтевшей занавеской, унитаз и раковина. На удивление, керамика чистая, а кран даже блестит.

Открываю вентиль и подставляю ладони под холодную воду. Только она здесь, кстати, и течет.

Умываюсь. Долго держу израненные запястья под ледяной струей. Увлажняю виски́, будто это способно уменьшить долбящую боль.

Где же ты?!

Снова смотрю на настенные часы. Прошло полчаса, но Дан так и не появился. Я жду, что вот-вот в дверь номера постучат, а возможно, Кайсаров откроет ее ключом, который взял у администратора, но нет. Ничего из этого не происходит. Я по-прежнему одна в этом номере, городе, стране…

Он сказал ехать к границе. Где же я?

Верчу в руках мобильник. Пару раз набираю папин номер, но в последний момент стираю цифры подчистую. Повторяю манипуляцию раз пять.

Если папа найдет меня, он даже слушать про Кайсарова не станет. Он не захочет его спасать. А что, если они ранили его там, на заправке, и он потерял сознание? Что, если убили? Что с ним там будет?

Растираю лицо дрожащими пальцами. На принятие решения уходит пара секунд. Уверенно отталкиваюсь от мягкой кровати и поднимаюсь на ноги.

Прячу в карман худи телефон. Пистолет засовываю под резинку спортивных штанов, правда, идея оказывается провальной. Резинка не выдерживает тяжести металла и оттягивается вниз.

— Ладно, — набираю побольше воздуха в легкие, — дойти смогу.

Придерживаю ствол рукой через ткань кофты и выхожу за дверь. Предусмотрительно набрасываю на голову капюшон.

Как только оказываюсь за рулем, прячу пистолет в бардачок, а телефон бросаю в дверь слева от себя.

Завожу двигатель, смахиваю дворниками капли прошедшего дождя и трогаюсь с места. Машина дергается, когда отпускаю сцепление, но, к счастью, не глохнет.

Разворачиваю черного монстра на выезд из города. То, что я задумала, формальное самоубийство, но, если с Данисом что-то случилось, я не могу его оставить. Просто не могу.

— Друзья навек, — бормочу про себя, когда машина на скорости сто километров в час рассекает огромную лужу.

Не важно, что между нами произошло, не важно, что он предал меня как любимый человек. Он по-прежнему мой друг. Самый лучший. Такой, который никогда не оставит в беде. Поэтому и я его не оставлю, даже если это будет стоить мне жизни.

Я проезжаю километров двадцать, когда замечаю на обочине черный джип. Тот, что сопровождал нас с Даном. Машина охраны. Почему она здесь?

Резко поворачиваю руль влево, пересекая сплошную, и бью по тормозам, раскорячиваясь на половину встречки.

Джип наглухо затонирован. Что происходит внутри и есть ли там кто-то вообще, я не вижу. Крепко стискиваю руль. Дышу. Часто и глубоко.

Как только мои ноги касаются гравия, колени начинают подкашиваться. Задерживаю дыхание, слыша, как под ногами шуршат камни.

Крепче сжимаю в руке пушку и навожу ее на стекло со стороны водителя. Когда дергаю ручку двери, перед глазами темнеет буквально на мгновение. Меня могут убить. Достаточно одного выстрела, а я… я, кажется, даже пистолет с предохранителя не сняла.

Хотя какая теперь разница?

Хватаю ртом воздух. Зрение возвращается спустя какие-то секунды.

Я вижу Даниса. Он без сознания. Судя по тому, что машина заглушена, он был в себе, когда остановился.

— Дан? — сжимаю свои пальцы на его плече. — Ты меня слышишь?

Кайсаров едва заметно моргает. Когда открывает глаза, понимаю, что дело плохо.

Вздрагиваю, прижимаю ладошку к своим губам, чтобы не завизжать.

У него кровь. На шее и руке. Она стекает по пальцам, что не лежат на руле. Все просто ужасно.

— Приди в себя, — шмыгаю носом, пытаясь его встряхнуть. — Пожалуйста, я тебя умоляю. Слышишь?

Меня колотит. Эмоции зашкаливают настолько, что в какой-то момент я роняю пистолет. Паника захлестывает с каждой секундой все больше. Что мне делать? Он ведь будет жить?

— Нужно вызвать скорую. Я сейчас, потерпи, ладно? — бормочу больше сама себе и дергаюсь в сторону машины, на которой приехала, когда Данис хватает меня за запястье.

— Не вздумай, — сильнее стискивает пальцы на моей коже, — ты никому не должна звонить.

Загрузка...