По старой разбитой дороге брёл юноша. Он шёл понурившись, а во взгляде не было ни намёка на сознание, он находился словно в бреду или во сне.
Вокруг стоял густой туман, и такой же туман царил в его разуме. Неизвестно как долго длился этот странный путь в никуда, парень просто шёл, переставляя ноги одну за другой, ни единая мысль не возникала в его совершенно пустой голове.
Но вдруг в какой-то момент его сознание пробудилось.
Он тут же остановился и вздрогнул.
«Где это я?» – была первая мысль, возникшая в его голове.
Он заозирался и увидел вокруг лишь незнакомую местность. Безлюдье, запустение, странные объекты, утопающие в тумане.
Слева тянулся длинный двухэтажный дом-барак. Он уходил далеко вперёд и исчезал в серой мгле. Казалось, у него не было конца.
«Я никогда ещё не видел столь длинных домов…»
Дом был покрыт трещинами, стёкла в некоторых окнах побиты, двери – покосившиеся, еле держатся на одной петле.
Он не заметил ни одного человека поблизости.
Справа он слышал плеск волн и крик чаек. Повернувшись на звук, он увидел множество одиноких, беспорядочно разбросанных деревянных построек – сараев и амбаров. Они тоже пребывали в разрухе и запустении, и их затопляло море.
Когда он взглянул на чаек, сердце его громко бухнуло, а по спине пробежали мурашки. Увиденное вызвало у него шок и ужас.
Всё потому, что чайки были… неподвижными, мёртвыми чучелами. Они зависли в воздухе, каждая на своём месте, и кричали. Кричали, хотя клювы их не двигались. Чучела чаек с расправленными крыльями просто висели в воздухе, и в птицах не было ни капли жизни.
Неизвестно, что за сила удерживала их и заставляла издавать звуки – но во всём этом ощущалось что-то жуткое и нездоровое.
Небо было хмурым, серым, задувал прохладный ветер. Цвета мира вокруг были бледными, размытыми, будто сильно разбавленная акварель. Вероятно, всё из-за тумана, укутывающего окружающий мир.
Море тянулось вдаль, и в какой-то момент просто исчезало, растворяясь во мгле. Здесь, где оно затопляло сараи, было мелководье. Приглядевшись повнимательней, юноша смог увидеть дно сквозь тонкий слой воды, приметил ползающих по дну крабов.
«Ну хоть они живые…»
Волны мерно накатывали на берег, издавая звук «вшу-у-ух» и плескаясь.
Вдруг юноша снова испытал приступ паники. Он осознал кое-что ужасное. А именно:
Он не помнил, кто он такой!
Он не мог назвать своё имя, не мог вспомнить ничего из своего прошлого.
Когда он осознал это, тело его задрожало, и он почувствовал, что задыхается. Сильнейший, всезатопляющий страх охватил его.
«Боги, я действительно не помню, кто я!»
Это было ужасно. Он не помнил ни кто он такой, ни где находится, ни как он здесь оказался, ни откуда и куда идёт.
В растерянности он стоял и крутил головой, испуганно таращась на окружающий мир.
Место, в котором он находился, несомненно, было ненормальным. Хоть он и не помнил ничего из своей прежней жизни – он догадывался, понимал, что то, что он видит здесь, в нормальном мире существовать не может. Не бывает живых чучел чаек, зависших в воздухе, будто подвешенных на нитях, не существует столь абсурдно длинных домов-бараков, что тянутся от горизонта до горизонта.
Он постарался успокоиться и взять себя в руки. Ещё раз он обратил мысленный взор внутрь себя, в глубины своего разума.
«Действительно ли я не помню, кто я такой?»
Действительно. Это было правдой – в памяти он не смог найти ничего, там была лишь пустота. Память походила на громадную залу, в которой нет никакой мебели, никакой обстановки, и никто не живёт – только тишина, мрак, ничто.
«Может быть, я хотя бы могу вспомнить своё имя?»
Он напрягся – но ничего не произошло.
Тогда он принялся осматривать себя. Взглянул на ладони.
«Узнаю ли я их?»
Он узнавал. Это определённо его ладони, они точно были ему знакомы. Он без проблем узнал каждую линию на внутренней стороне ладоней, узнал свои ногти, мелкие царапинки и мозоли…
«Стоп! Что? Мозоли? Царапины? Откуда они могли у меня взяться?»
Он задумался. Может быть, такие отметины скажут ему что-то о прежней жизни? Известно, что у людей определённых профессий остаются следы на руках и на теле, указывающие на род деятельности.
«Это так, но откуда я это знаю?»
Похоже, его потеря памяти была избирательной. Он забыл всё, что касалось его истории и личности, но прекрасно помнил множество вещей, относящихся к миру, в котором раньше жил.
«Очень странная потеря памяти…»
Он принялся изучать свои ладони внимательней.
«Похожи ли мои мозоли на мозоли крестьянина? Вроде нет… Садовода? Тоже нет. Грузчика? Каменщика? Может быть, я моряк или рыбак? Может, я кузнец?»
Он отвергал варианты один за другим – сам не до конца понимая почему.
«Почему я так уверен в своём решении?!»
На его руках были мозоли, но, похоже, они не были связаны с ремёслами, что приходили на ум, и, вероятно, не были связаны вообще с образом жизни низших сословий.
«Хм?!»
Он задумался. Эта мысль показалась ему вселяющей надежду. Если продолжить двигаться в этом направлении, возможно, ему удастся узнать кое-что о себе. В конце концов, познавать истину можно не только методом поиска правильного ответа, но и методом исключения неправильных.
«Кстати, а это я откуда знаю? Если подумать, я знаю о столь многих вещах и рассуждаю довольно… витиевато, мудрёно… Кажется, я образованный человек…»
Итак, к чему же он пришёл? Похоже, он образованный человек. Скорей всего, он не принадлежит к низшим сословиям, на его руках имеются мозоли, однако они не относятся к таким, которые можно получить от тяжёлой работы.
Он ещё раз взглянул на свои руки – сейчас его внимание привлекли ногти. Они были подстрижены – но не как у представителя низших сословий. Его ногти были ухожены и чисты.
«Если подумать, мозоли весьма специфические. Кажется, такие могут возникнуть, если…»
Дверь в темницу жалобно скрипнула, и в помещение вошёл стражник. Фолдор, вырванный из грёз и полудрёмы, устало взглянул на вошедшего.
Стражник не знал как себя вести: с одной стороны – перед ним пленник, заключённый в темницу, а стражник – тюремщик, не привыкший церемониться со своими подопечными. С другой стороны, этот старик в белом балахоне, с седой шевелюрой и длинной седой бородой – верховный маг Магической Академии.
Страх перед магами и уважение к сану пересилили, и стражник, неуклюже кивнув, сказал:
– В-вставайте, почтенный. Граф желает вас видеть.
Фолдор устало вздохнул и тяжело поднялся с соломенной подстилки, что служила ему постелью и была единственным «предметом мебели» в маленькой, тёмной, холодной и сырой камере.
Архимаг услышал, как хрустнули его колени и поясница, когда он выпрямился в полный рост и сделал шаг.
«Проклятье. В таких условиях я долго не протяну. В моём возрасте суставы – это настоящая проблема. И ведь я не могу даже применить целебные заклинания на себе – антимагическое подавление, действующее в этом замке, полностью нейтрализует мои силы. Что б тебя, чёртов Уолфрих!»
Архимаг помнил местного лорда, графа Уолфриха дор Эревана, ещё ребёнком. Фолдор в своё время, когда был лишь старшим помощником предыдущего архимага, посетил все земли королевства и познакомился со всеми правителями-феодалами. Он подружился с отцом нынешнего графа, а самого Уолфриха видел совсем маленьким. Это был тучный карапуз с вредным выражением лица и злобными глазками. Как раз к визиту Фолдора юный Уолфрих отравился каким-то неспелым фруктом, и у мальчишки была постоянная рвота, диарея и высокая температура. Фолдор тогда пришёлся кстати – простейшим заклинанием он вылечил малыша, и старый граф проникся к магу большим уважением.
Но те времена прошли, старого графа больше нет на этом свете, а лордом является выросший Уолфрих – у которого давно уже имеются собственные дети, и некоторые из них уже довольно взрослые.
«Как же долго я живу…»
Фолдор последовал за стражником. Благо, тот оказался смышлёным малым и особо не спешил, понимая, что старик не может идти быстро. Кости старого мага хрустели и трещали почти при каждом движении.
Фолдор провёл в каменном мешке уже двое суток, и за это время разболелись не только суставы. Местная кормёжка плохо сказывалась на желудке, а сырость и холод, похоже, вызвали простуду – архимага мучил озноб, поднялась температура.
Ему постоянно хотелось спать, но он почти не предавался этому занятию, вместо этого погружался в транс и проводил долгие одинокие часы заточения в этом состоянии. Он размышлял над разными вещами, проводил обследование внутренним взором состояния своего организма, иногда погружался в воспоминания, заново переживая сцены из своей долгой жизни. Обычные люди не владеют техникой «Внутреннего Пребывания» – особого контролируемого транса – поэтому они всегда суетливы и вечно ищут чем бы занять себя. Магу это не требуется – он может «весело проводить время» в любых условиях – ведь в его сознании существует целая комната, зал, дворец, целый мир, в котором можно жить и заниматься тысячей вещей.
В тюремном коридоре поджидали ещё трое стражников. Несмотря на то, что сейчас Фолдор был лишён своей магии, его всё же опасались. Старик лишь тихо и печально усмехнулся в свои густые белые усы.
Стражники надели ему наручники, от которых не было никакого проку: если бы он был профессиональным воином или убийцей, кандалы с такой длинной цепью не помешали бы ему свободно сражаться и убить всех вокруг. А если он маг – то кандалы тем более ему не помеха. Но сейчас – он не маг, а всего лишь старик, больной, разбитый и совершенно неопасный для окружающих. Сейчас он не смог бы даже пнуть собаку, даже котёнок был бы в полной безопасности рядом с ним.
Единственная проблема, которую доставляли наручники, состояла в том, что они были тяжелы для его старческих рук – они тянули руки к земле, впивались в кожу, холод металла обжигал запястья, и Фолдор чувствовал себя только хуже.
«Если что-то не изменится – я вскоре так и загнусь в этой темнице».
Его переполняло возмущение.
«Как смеет этот граф позволять себе такое обращение с архимагом Магической Академии! Он не боится королевского наказания?!»
Стражники повели Фолдора по долгому коридору темницы. Сверху постоянно что-то капало, воздух был сырой, это место находилось под дворцом графа. Было темно, и даже многочисленные факелы в стенах не могли достаточно разогнать тьму. Факелы чадили, пламя дёргалось, время от времени капли, падающие с потолка, попадали на один из факелов, и раздавалось шипение.
Пока они шли, по обеим сторонам проплывали запертые железные двери камер. В дверях располагались окошки, через которые стражники могли наблюдать за заключённым. Все окошки сейчас были закрыты. Из-за некоторых дверей раздавались жалобные стоны, болезненные вздохи – похоже, Фолдор не один тут мучился от болезней, вызванных ужасными условиями содержания.
Наконец, они покинули темницу и поднялись по лестнице. Они оказались во внутреннем дворе замка, здесь к стражникам присоединились ещё несколько – и теперь Фолдора сопровождал конвой аж из десяти человек.
«Боги, и всё это – ради меня?!»
Он снова усмехнулся. Конечно, обычным людям неведомы способности мага и его сила, также они не способны представить, как он чувствовал себя сейчас – когда его силы подавлены антимагическим барьером.
«А те ребята, что служат графу – хороши. Смогли подавить самого архимага», – хоть он и ненавидел их за то, что они лишили его сил и погрузили в то состояние, в котором он сейчас находился, тем не менее, он не мог не почувствовать уважение и не отметить силу и умения тех, кто создал здешний антимагический барьер.
Со своими конвоирами архимаг поднялся по ступеням, вошёл в просторную залу, прошёл несколько десятков шагов, и здесь их группа уткнулась в высокую дверь, сделанную из массивных дубовых досок. Перед дверью стояли два караульных, они скрестили топоры перед Фолдором и его конвоирами.
Он проснулся.
Было холодно, и всё тело дрожало. Ночью он ничем не мог укрыться, одеяла не было, не было даже жалкой тряпицы – и холодный рассвет обрушился на него с беспощадностью.
«Бррр, боги, как же холодно!»
Он открыл глаза, осмотрелся… и резко сел.
Он вспомнил произошедшее вчера. А именно – то, что он оказался в странном непонятном мире и потерял память.
Чувство отчаяния охватило его. Нет ничего отвратительней, чем просыпаться и обнаруживать, что вчерашняя проблема всё ещё не решена.
Он снова огляделся. Его окружала странная обстановка – он помнил её с ночи, но тогда он видел всё это во тьме, а сейчас на свету. Он находился в удлинённом помещении из металла, две длинные стены имели ряды окон. Вдоль них стояли просторные кресла – на одном таком он сейчас и находился. Он припомнил надпись снаружи на этой постройке – текст на незнакомом языке: «Трамвай 521». Интересно, что бы это могло значить?
Он посмотрел в окна – снаружи стоял туман.
«Боги, от этого мира меня уже начинает тошнить… Я уже ненавижу туман…»
Было бы хуже смерти вечно блуждать в странном туманном мире, где всё выглядит одинаковым. Вчера он не обнаружил особых вариаций в окружающей обстановке – теневые существа, объекты из бумаги, туши и акварели, туман. Неужели и сегодня будет то же самое?
Он почувствовал боль в животе и услышал урчание.
«Да я же не ел весь вчерашний день…»
Одно из благ сна и одна из бед бодрствования – чувство голода. Спящий его не ощущает, а вот пробудившийся…
«Интересно, смогу ли я найти что-нибудь поесть в этом странном мире?»
Он вспомнил, что видел вчера крабов в море – значит, кое-какая живность тут водилась. Также он припомнил барак людей-теней.
«Вероятно, пропитание я смогу здесь найти».
Но куда двигаться, чтобы добыть еды? Единственная идея, которая посетила его – вернуться к бараку и раздобыть еду у людей-теней.
Но сможет ли он вновь найти то место в тумане? И кстати – что происходит с теми объектами, которые он встречает, блуждая в тумане, а потом оставляет позади? Может быть, они исчезают? От этого странного мира можно всего ожидать! Может быть, всё, что он видит, бредя через туман – существует только лишь ради него одного?!
Тем не менее…
Ему хочется есть, и еда может быть у людей-теней, а значит нужно вернуться к бараку. Он помнил, что двигался всё время прочь от барака и от моря, и там, где находилось море, был закат. А значит теперь, чтобы попасть туда вновь – нужно двигаться прочь от рассвета.
Он не был уверен, утро ли сейчас – в тумане сложно разобраться – но прохлада, сырость и запах росы наводили на мысль, что сейчас действительно было утро. А следовательно нынешнее положение светила можно воспринимать как указатель восточного направления – и прочь от него и нужно двигаться, чтобы отыскать барак теней.
«Что ж, в путь!» – сказал он себе и покинул «Трамвай 521».
***
Он двигался в сторону, противоположную восходу, уверенный, что именно там найдёт длинный барак. Он надеялся, что у людей-теней отыщется еда.
По крайней мере, так казалось сначала. Однако за время пути он начал сомневаться в этом. В конце концов, прозрачные люди-тени – разве должны нуждаться в пище, и разве может что-либо удержаться в их телах, если они это проглотят?! Ведь он помнил, как они не могли дотронуться до него, а его руки и ноги свободно проходили сквозь их тела.
Тем не менее, стоило всё же проверить тот барак. Вчера он уже успел убедиться в том, что люди-тени ему не опасны – а значит, он может посетить их вновь и детальней изучить место их обитания. В бараке должно быть много вещей – он помнил все те бесконечные комнаты, окна, балконы, двери. В жилых помещениях должна быть мебель и всевозможные бытовые принадлежности, не так ли? Может оказаться и еда.
Даже если еды там не будет, всё равно интересно изучить вещи, что он сможет найти. Может быть, там будут какие-то книги, записи, картины – что-то, что рассказало бы ему больше о мире, в котором он оказался – и, возможно, что-то пролило бы свет на его прошлое.
Голод всё сильнее давал о себе знать. Юноша брёл в тумане, время от времени оборачиваясь и сверяясь с положением восходящего солнца. Снова из тумана ему навстречу выплывали причудливые создания – гигантские рыбы, огромные странные существа, которых он считал увеличенными насекомыми. Снова в пути ему попадались необычные дома и деревья, камни и трава – они были бумажными, акварельными, тушевыми, они расплывались, растекались, рвались, под порывом ветра разлетались на множество бумажных листков.
«Что это за мир? Что за странный сумасшедший мир?» – думал он, продолжая идти.
Через некоторое время он достиг места назначения. Путь оказался верным – он действительно прибыл к длинному бараку.
«Что ж, можно кое-что взять себе на заметку – кое-что относительно этого мира. Я обнаружил барак именно там, где и намеревался, пройдя вчерашний путь обратно. Из этого следует, что этот мир не меняется, и объекты, когда я их покидаю, не исчезают. Этот мир устойчив – как и нормальный, мой родной мир. Хотя бы это радует. Теперь, зная, что этот мир устойчив и постоянен, я могу надеяться на то, что смогу в нём ориентироваться».
Было бы непросто – а точнее, вовсе невозможно – ориентироваться в мире, где объекты постоянно менялись бы и исчезали, как только ты оставишь их и отойдёшь подальше. Однако этот мир оказался постоянным, и это радовало.
Он начал осторожно подбираться к дому-бараку. Хоть он и неоднократно убедился вчера в том, что люди-тени не могли ему навредить, потому что их тела бесплотны – всё равно стоило оставаться настороже и не расслабляться. Он пока ещё мало знал об этом мире, так что следовало быть начеку и готовиться встретить любую неприятную неожиданность.
Он машинально положил руку на ножны и вновь разочарованно вспомнил, что меча у него нет.