Холод и мрак казались нескончаемыми. Мартовская сырость пробирала до костей, а расколотый кусками подтаявший лед на асфальте был слишком подозрительно похож на его разбитую вдребезги душу.
Макар шел по обочине дороги, засунув руки в карманы тесной кожаной куртки. Он старался не оглядываться – сказывалась привычка, выработанная за годы работы под прикрытием. В одном из карманов он сжимал острый складной нож – тоже привычка. Нож или заточка – если под рукой нет пистолета, подойдет любой острый предмет.
Его темные вьющиеся волосы безжалостно трепал промозглый ветер, но не один мускул не дрогнул на мужественном лице. Фигура, гибкая и крепкая, намекала на стальные мышцы, которые скрывались под одеждой. состояние выдавали только глаза – карие, обычно пронизывающие насквозь - сейчас в них сквозили отчаяние и безысходность. Впервые за последние три года Макар шел в никуда.
Именно три года прошло с тех пор, как его, не поморщившись, вышвырнули из отдела по борьбе с организованной преступностью.
Они работали с сетью подпольных казино. Тщательно отработанная легенда затрещала по швам, когда Макар с напарником влезли в самое логово. Операция провалилась. Костю Попова расстреляли на месте, а Макар чудом остался в живых. Он так и не понял, почему его не убили. Но факт оставался фактом – в отделе по борьбе с организованной преступностью он больше никак не значился.
Решив все начать с чистого листа, они с женой Ритой и маленьким сыном эмигрировали в Америку. Жена мечтала о Манхэттене, а ее родному дяде на Брайтон-Бич очень требовался помощник.
Время не лечит. Но оно понемногу стирает острые грани и углы, заставляя смириться. Вот и Макару начала забываться трагедия, связанная со службой. Будь он немного удачливее, мог бы запросто пристроиться в киноиндустрию – слишком привлекательной внешностью одарила его природа. Пронзительный взгляд карих глаз из-под красиво изогнутых густых бровей, темные волнистые волосы и роскошная фигура, которая благодаря изнурительным тренировкам была в идеальном состоянии. Все это не раз пленило женские сердца. Но здесь, на Брайтон-Бич, никому не было дела до кинематографа. Время, будто остановилось. Оно застряло в девяностых, а может, в конце восьмидесятых, и никак не хотело перепрыгивать в двухтысячные.
Мелкий бизнес, которым так кичился по телефону дядя жены, на самом деле оказался тесной лавкой, в которой торговали не совсем свежими овощами. Эмигранты, подобные Макару и его жене, ютились в поразительно похожих на русские многоэтажки высотках и дешевых бараках.
Красивая набережная и парк развлечений – вот и все достопримечательности Брайтон Бич. В остальном место ничем не отличалось от русской глубинки. На тротуарах шла бойкая торговля барахлом. Местные лавки предлагали водку, грузинское вино, русские пельмени, вареники и даже мясные блюда на заказ для праздничного стола. В общую картину вливались магазины, набитые китайскими шмотками и дешевой парфюмерией, а грохочущую над головой ветку метро уже давно никто не замечал. Именно такой предстала бравая Америка перед Макаром и уже третий год подряд насмехалась над всеми его попытками хоть как-то встать на ноги.
Он устремился вперед, к метро. Ему казалось, он задыхается от смрада соотечественников, жалко пытающихся подражать американцам. Мама-Америка, манящая мечтой, отныне предстала совсем в другом свете. За три года она очень красиво показала Макару, что ему никогда не стать американцем. Его русские награды здесь не стоили ни гроша, а прозябать на Брайтон-Бич бывшему сотруднику русского уголовного розыска было противно.
Рита отчаянно пыталась влиться в поток эмигрантов, стать «своей». На этой почве у них с Макаром часто возникали бурные ссоры. А сегодня днем Рита объявила, что переезжает с сыном в Бруклин. У нее появился состоятельный воздыхатель. Терпеть рядом с собой русского мужа-изгоя Рита больше была не намерена.
«Возвращайся в свою Россию! Там тебе самое место. Там все такие же, как и ты - гордые и нищие», — ее последние слова были плевком в лицо, ответом на которые стала хлесткая пощечина.
Придерживая левой рукой горящую от удара щеку, правой Рита схватила за шиворот их общего сына и поволокла к выходу. Туда, где уже стояли собранные в чемоданы вещи.
Макар вспомнил заплаканное лицо сынишки, и ему стало нечем дышать.
«Я не хочу! Не хочу уезжать от папы!» — захлебывался слезами Данил.
А он, Макар, стоял, будто в ступоре, и ничего не мог сделать. В Америке хозяином жизни являлся Боб Моррис, толстый и расчетливый адвокат, которого подцепила ушлая Рита в то время, как Макар помогал ее дяде в овощной лавке.
Шестилетнего Данила отчаянно пихали американской речью, заставляли быть, «как все», не выделяться, и в довершение всего приказали отречься от родного отца. Взамен никак не преуспевшего в чужой стране бывшего силовика маленькому Дане подсунули толстого и расчетливого адвоката Боба Морриса.
От горьких воспоминаний Макар с силой сжал в кулаке складной нож и нырнул в метро. Если бы была его воля, он бы перерезал жирную глотку Бобу и забрал с собой любимого сына. Увы, здесь не Россия. Здесь работают совершенно другие законы. И они на стороне Боба. А Макар – нищий, бесправный эмигрант. Человек второго сорта из тесных бараков на Брайтон Бич.
Он сел на свободное место у окна и впился глазами в быстро темнеющую полосу океана. Ему придется вернуться на родину. Здесь, среди толстых и уверенных Бобов и Джонов ему никак не преуспеть. А сына… Макар сжал зубы с такой силой, что свело скулы. Сына он вернет. Но только после того, как крепко встанет на ноги у себя в России.
Алый «Мерседес-Бенц» класса кабриолет с откидным верхом уверенно несся по пустой трассе. Конец марта выдался теплым, и Мария наслаждалась ездой с открытым верхом. Она любила скорость и любила дороги. Ее волосы оттенка золотистый каштан, темные и тяжелые, отчаянно развивались на ветру, очки от солнца скрывали восторг в миндалевидных карих глазах, а пухлые губки, чуть тронутые помадой, расплывались в улыбке.
Водила Мария отлично. Впрочем, как и стреляла из охолощенного пистолета «Макаров», когда-то подаренного отцом-полицейским на восемнадцатый день рождения. Отец и после смерти оставался для нее самым дорогим человеком, память о котором она хранила в потайном уголке своего сердца. Он звал ее Мари, и она была его любимой девочкой.
Жаль, редко выдавалась возможность побыть наедине с автомобилем и дорогими сердцу воспоминаниями – после рождения дочери понятие личной свободы перестало для Марии существовать. Хотя, нет. Свободу она потеряла в тот миг, когда приняла предложение руки и сердца от Бориса Загорского, процветающего бизнесмена, за спиной которого стоял очень влиятельный отец. Тогда ей казалось, что она влюблена.
Как бы его родной папочка – известный криминальный авторитет – не пытался пристроить сына в процветающий бизнес, а не было в Борисе ничего благородного. Только красивые голубые глаза, русые волосы и наглая ухмылка тонких губ, означавшая одно – он не знает слова «нет».
Встретив Марию, Борис превзошел самого себя. Он ухаживал за ней, как в самых лучших романах о любви – забрасывал дорогими побрякушками, красивыми букетами цветов и водил исключительно в самые роскошные рестораны. Марии чудилось, что это любовь. Борис Загорский стал ее первым мужчиной, а на ее день рождения в знойном июле сделал предложение руки и сердца. Предложение, от которого было невозможно отказаться.
В августе они сыграли красивую свадьбу и отправились на Канарские острова. Там Мари по неосторожности забеременела. Новоиспеченный муж носил ее на руках. О, как он ждал сына! Это желание стало его одержимостью. И каково же было разочарование, когда в следующую весну жена подарила ему дочь.
«Сначала нянька, потом лялька!» — философски подметил свёкр Глеб Сергеевич Загорский у детского бокса в родильном отделении и попросил назвать девочку Лизой.
Но Борис не был так лоялен. Его сердце было разбито. Ему казалось – новорожденная дочка стала его личным позором, и он всем своим видом показывал жене недовольство.
Мария так сильно переживала, что у нее пропало молоко. Ребенка перевели на искусственную смесь, молодую мать отправили к психотерапевту, который, по мнению мужа, был ей очень необходим, а сам Борис Загорский все чаще пропадал в ночном клубе – одном из злачных мест, владельцем которого являлся его отец.
Это был не просто ночной клуб с голыми девицами на шесте. На самом деле целый цокольный этаж занимало настоящее казино. Не просто казино, а маленький Лас-Вегас. Совершенно незаконное и бессовестно нелегальное, оно собирало огромное количество игроков со всей России и ближнего зарубежья. От состоятельных клиентов, жаждущих покрутить рулетку и поймать удачу за хвост, у казино не было отбоя. Количество денег, которое приносил незаконный бизнес, могло позволить купить целый остров в океане, что говорить про местные органы власти. Процветающая в маленьком городке коррупция помогала всем жить дружно и счастливо.
Мари переключила коробку передач и нажала на газ.
Воспоминания о презрении мужа, горькие и унизительные, резали по сердцу ножом. Ведь для нее самой в мире не было никого дороже маленькой Лизоньки.
Весеннее солнце играло с красивыми прядями ее каштановых волос, грело кожу, но у него никак не получалось согреть ее душу.
«Когда-нибудь я от тебя уйду», — впиваясь уверенным взглядом в полупустую трассу, шепотом пообещала мужу она.
Накатавшись вдоволь, Мария взглянула на часы и спохватилась – время прихода Бориса нельзя было пропустить. Он предпочитал обедать в компании жены. Не было ничего хуже, чем видеть его осуждающий исподлобья взгляд за опоздание.
Она вздохнула, развернула машину и направилась в роскошный пентхаус, расположенный на центральной улице, рядом с городской ратушей и живописным парком. Загнала машину в гараж, махнула охраннику – можно запирать, и поспешила в дом.
Дверь в спальню была приоткрыта. Муж стоял над кроватью и говорил по телефону, прижав последний плечом к уху. Позолоченные пуговицы на рукавах белоснежной рубашки были расстегнуты – видимо, телефонный звонок застал его в тот момент, когда он собирался переодеться.
— Изабель! Как ты себе это представляешь?
«Изабель?» — удивленно замерла у входа в спальню Мария. Какое странное имя. Не Аня, Наташа и даже не Ангелина. А почему-то Изабель. Точно девка из ночного клуба. Одна из тех, что трясут голыми округлостями на радость клиентам. Те всегда берут себе странные и звучные псевдонимы.
Мари скрестила руки на груди и с вызовом оперлась плечом о дверной косяк.
— Нет, я не смогу…
Он вдруг ощутил спиной испепеляющий взгляд жены и замер. Щелкнул телефоном и медленно повернулся. В голубых глазах мелькнул хищный вызов.
Глеб Сергеевич Загорский восседал на коричневом диване из мягкой кожи у камина в гостиной сына и рассматривал картинки, которые ему совала маленькая Лиза. Темные кудряшки выбились у девочки из аккуратного хвостика и смешно щекотали её хорошенький носик. Красные туфельки, белые носочки с бантиками и милое розовое платьице с вышитыми на карманчиках феями дополняли образ идеального ребенка, и Глеб Сергеевич всем нутром ощущал, как по сердцу расплывается приятное тепло. В его жизни не было никого дороже этой малышки, которую подарила невестка, и он совершенно не мог понять вечно недовольного Бориса. Как можно сокрушаться по поводу рождения такой чудесной девочки? Зачем ему мальчик?
Лиза взахлеб лепетала о нарисованных феях и единорогах, а он с горечью думал, что упустил кое-что очень важное в своей безумной криминальной молодости. Так было каждый раз, когда он приходил в гости к сыну. Опальное прошлое, начало девяностых, когда он начал вставать на ноги, никак не давало ему покоя. Криминальные разборки, дележка еще ничейной после развала Союза территории. В то время он очень хорошо поднялся на незаконной торговле нелегальным алкоголем. Спиртное они с партнерами завозили из Грузии, разливали в красивые бутылки, клепали наклейки и отправляли партиями в ларьки и маленькие магазинчики. Разгромленной стране с порушенными ценностями больше ничего было не нужно – только дешевая водка и сигареты, чтобы хоть на время облегчить состояние тупой безысходности и забыться.
Новоявленное слово «демократия» вошло в нищую Россию длинным кровавым шлейфом. Новые русские жили по волчьим законам – не морщась, отстреливали конкурентов и силой отнимали с помощью рэкета прибыль у пытавшихся выползти в красивую жизнь предприимчивых бизнесменов. Выживали сильнейшие. Загорский выжил. Но самое главное упустил – в родном городке у него родился сын. Жениться Глеб Сергеевич не планировал, да и взялись за нелегальных торговцев спиртным правоохранительные органы. Не до сына было.
Вначале двухтысячных страну захватил новый недуг – игровые автоматы, в которых проигрывали кровно заработанные гроши простые работяги. Глеб Сергеевич первым смекнул, что к чему. Он вернулся в свой родной городок и запустил собственное казино «777». Деньги потекли рекой.
Тогда же вспомнил о сыне. Его охватила какая-то дикая тоска – ведь мальчику уже должно было исполниться три года. Увы, его ждало жестокое разочарование - любимая когда-то женщина умерла. Сына отдали в дом ребенка, а потом его забрала к себе какая-то семья. В детском доме существовала тайна усыновления, и узнать хоть что-то о судьбе мальчика ему не удалось. Он знал только имя – Макар.
Глеб Сергеевич решил, что так и должно быть. Нечего бередить душу себе и ребенку, у которого появились настоящие родители. Он женился, через год родился еще один сын, Борис.
Годы летели. Игорный бизнес процветал. Казалось, ничто больше не напомнит о потерянном первенце.
А несколько лет назад отдел по борьбе с организованной преступностью снова всерьез взялся за подпольные казино. В команду Глеба Сергеевича втерлись подсадные утки.
Того парня звали Макар. Глеб Сергеевич, как только взглянул на него, сразу понял – его сын. И хватка та же, железная, и ушлый он не в пример Борису. Да и возраст совпал – его сыну тоже должно было исполниться двадцать семь.
Вызвал своего осведомителя и соратника по кличке Скорпион. Ядовитый и по-настоящему опасный, с острым взглядом янтарных глаз, Скорпион мог вынюхать что угодно и где угодно, даже утащить из-под носа у спецслужб ценную информацию с такой легкостью, что тем оставалось лишь хлопать глазами.
«Твой сын», — лишь коротко кивнул в кабинете сутки спустя Скорпион. И тогда Глеб Сергеевич приказал Макара оставить в живых.
Он сделал пару звонков в вышестоящие организации, и сына вычеркнули из всех послужных списков. Негоже, чтобы родная кровь против отца играла. Хотел присмотреться к Макару Глеб Борисович, да вот только не успел. Ускользнул у него из-под носа долгожданный сын, эмигрировал в Америку вместе с женой.
Горькое послевкусие оставило после себя бегство Макара в сердце у родного отца. Одного Бориса ему было недостаточно – не той хватки был его второй сын. Не мог подпустить Бориса к своему детищу – казино, а наместник, могущий взять на себя управление незаконным бизнесом, был Глебу Сергеевичу необходим, как воздух.
Как и много лет назад, когда приехал впервые, чтобы разыскать Макара и его мать, он попытался смириться – видимо, не судьба им вместе сойтись. Но теперь, когда уже видел сына в деле – смириться было невозможно. Макар – именно тот, кто ему нужен.
На лестнице показалась невестка, и Глеб Сергеевич отогнал прочь так некстати нахлынувшие воспоминания. Мария всегда вызывала у него симпатию – простая девушка, дочь обычного полицейского, погибшего при исполнении – разве может быть где-то лучшая партия для его Бориса, которого он всеми силами толкал в законный бизнес? Нежное платье из крепа цвета яркой фуксии делало ее и вовсе неотразимой, и Глеб Сергеевич невольно заулыбался.
— Мамочка! — обрадовалась Лиза. Быстро слезла с дивана и побежала к Марии. — А мы с Галиной Ильиничной единорога рисовали! Я дедушке показала уже.
Когда малышка волновалась, она начинала сбиваться и глотала половину слов. Вот и сейчас вместо Галина Ильинична получилась Галинишна, а дедушке звучало как «дедеське».
Россия. Почему-то после трех лет неудачных попыток прижиться в Америке она казалась Макару особенно родной. У него не было денег и было некуда идти – его небольшую квартиру они с Ритой продали перед отъездом. Оставалось вернуться в дом, где его вырастили приемные родители. Он не знал, будут ли ему там рады, но после разрыва с женой и длинной полосы неудач ему требовалась хоть какая-то моральная поддержка.
Когда он подошел к дому, на пороге сидела младшая сестра Тома. Маленькая и худенькая, с засаленными длинными волосами, неудачно и смешно выкрашенными в дикий «блонд», она упорно пыталась прикурить сигарету. Ей едва исполнилось шестнадцать, и этой весной Тома должна была закончить выпускной класс.
Завидев Макара, девушка подпрыгнула от неожиданности и принялась тушить сигарету в самодельной пепельнице.
— Макар! — отряхивая рваные джинсы от пепла, застенчиво заулыбалась она. — Ты какими судьбами здесь?
— Вернулся.
—А Рита?
— Разошлись мы с Ритой, — он хмуро поставил небольшую спортивную сумку на порог и присел рядом с сестрой. — А кроме как к вам, идти больше некуда.
— Да это же хорошо, Макар! Без тебя здесь совсем тоскливо…
— Ты мне зубы не заговаривай! Курить, зачем пыталась? — осуждающе зыркнул в сторону самодельной пепельницы он.
— Так у нас в школе все курят, — беспечно махнула рукой сестра.
— А что, если все из окон выпрыгивать начнут, ты тоже прыгнешь?
— Ну, не начинай, а? — скривила накрашенные яркой помадой губки девушка.
— Чтобы сигарет у тебя больше не видел. Найду, убью, — пообещал Макар и забрал со стола пачку дешевого курева себе в карман куртки.
Тома надулась и понуро уставилась на свои ногти с ободранным маникюром. Знала – с Макаром шутки плохи. Если сказал - убьет, то по шее обязательно надает. Да еще и матери все расскажет.
Впрочем, обижалась она совсем не долго. Очень уж обрадовалась его возвращению. Старший брат, хоть и не родной, всегда был для нее кем-то вроде супер-героя. Еще бы – с организованной преступностью борется. Ну, и что, что его уволили без права на восстановление? Зато у него черный пояс по каратэ есть. И рядом с Макаром ей не страшны никакие местные задиры.
— Ты, наверное, есть хочешь? — робко и примирительно стрельнула в его сторону зелеными глазами она.
— Очень хочу, — вздохнув, признался Макар.
— Идем в дом, я тебе яичницу пожарю.
— А ты, что, умеешь? — лукаво посмотрел на девушку он.
— Смеешься, да? Чего это я не умею? С тех пор, как папы не стало, вся работа по дому на мне. Мама устает сильно. Болезнь прогрессирует. Только по квоте химиотерапию прошла. Не до готовки ей.
Макар погрустнел. Отец умер еще до его отъезда в Америку. Хоть и не родной, а все же хороший человек был отец. Заслуженный мастер спорта, его личный тренер и тот еще боец. Сколько наград у него было, не счесть. Макару столько никогда не заработать. А у мамы в прошлом году обнаружили опухоль головного мозга, и проклятая болезнь прогрессировала. Только благодаря приемным родителям человеком стал. А так – сгнил бы уже давно в каком-нибудь притоне, как все детдомовские выпускники.
— Ладно, покорми меня, что ли… — поднимая с порога сумку с нехитрыми вещами, попросил сестру он.
— Идем. С возвращением, — сестра застенчиво заулыбалась и повела его за собой.
В холодильнике нашлись яйца и кетчуп. Тома достала из буфета хлеб и консервы. После смерти отца они с матерью жили очень скромно – зарплаты библиотекаря едва хватало на оплату коммунальных услуг да на нехитрые продукты питания.
Яичница весело заскворчала на сковороде, заполнила кухню аппетитным ароматом, и вскоре Макар с сестрой уплетали приготовленное дежурное блюдо.
— А как же Данька? — разливая чай, спохватилась Тома. — Неужели в Америке навсегда останется?
— А как его с собой забрать? Закон на стороне матери, — с горечью отозвался Макар.
— И что же… никогда больше не увидимся с ним?
— Я пока не знаю, Тома… честное слово, не знаю, — покачал головой Макар.
— Иногда надо на обстоятельства положиться. Пусть все будет так, как будет. Авось, жизнь сама тебе шанс подкинет, — участливо положила свою тонкую ручку на его мускулистое запястье Тома.
Жизнь подкинула шанс довольно быстро, на следующее же утро.
Макара разбудил запах домашних блинчиков. Мать проснулась на час раньше, чтобы приготовить им с Томой любимое с детства лакомство. Макар потянулся на узкой скрипучей кровати, на которой провел большую часть своего детства, и криво улыбнулся. Все же, хорошо дома. И пусть на завтрак будут только блинчики с заготовленным с прошлого года абрикосовым вареньем, главное – что здесь все свое, родное. И стены, и запах, и сводная младшая сестренка Тома с глупо выкрашенными в блонд волосами. Да и мать обрадовалась, что он вернулся. Даже расплакалась от счастья. Хоть и не родной, а все же сын.
Тишину прорезал тихий детский плач, и Мария вздрогнула. С опаской посмотрела на крепко спящего мужа и выскользнула из роскошной постели. Борис был очень мрачен после ухода отца. Видимо, что-то складывалось не в его пользу. В такие моменты он был особенно опасен – все недовольство срывал на жене. Мария весь вечер старалась не показываться ему на глаза, пряталась в детской.
А теперь ее малышка проснулась. Она всхлипывала глухо и судорожно, будто зная, что своим плачем нельзя будить отца. Но молчать она еще не умела – ей едва исполнилось три годика.
Молодая женщина поспешила в детскую. Прикрыла плотно дверь, подхватила дочь на руки, прижала к груди крепко-крепко, поцеловала в маленький лобик.
— Тише, Лизонька, тише…
Видимо, кошмар приснился. Слишком разыгралась Лиза перед сном. Все рисовала своих единорогов.
Девочка успокоилась, задремала на руках у матери. А той все не спалось. Не понравились ей разговоры Бориса про второго ребенка. Он винил ее в том, что родилась дочь, но она не чувствовала себя виноватой. Пол ребенка зависит не от матери, а от отца. Что передал, то и получил.
Увы, ее муж был невменяем настолько, что даже не хотел слушать логические доводы. А если, не дай Господь, Мария по неосторожности снова забеременеет и родится вторая девочка, ей не сносить головы. Ее жизнь и сейчас похожа на ночной кошмар, а что будет, если появится еще одна дочь, лучше не думать. А если родится мальчик, то Лизу окончательно вычеркнут из списка любимых детей. Нельзя, никак нельзя Марии второй раз забеременеть. Это хорошо, что свекр, Глеб Сергеевич, на стороне Лизы. Только из-за него Борис и держит себя в руках, не срывается на малышке.
Мария крепко задумалась. Надо ехать к двоюродной сестре Веронике. Она работает в обычной поликлинике гинекологом. Сестра сможет ей помочь. Может, таблетки какие пропишет, или спираль тайком от мужа поставит. А там, будь что будет.
Она аккуратно переложила голову дочки на подушку и укрыла ее одеяльцем. Осторожно поднялась с кровати и на цыпочках прокралась обратно в спальню. Но все равно до самого утра ей так и не удалось заснуть.
Завтрак Мария всегда готовила сама. Утро – именно то время, когда семья должна побыть вместе, хоть несколько минут. И прислуга здесь совсем не нужна.
Этим утром она старалась задобрить хмурого с вечера мужа, как могла. Надела алое платье с глубоким вырезом, приготовила все, как он любит – яйца всмятку, красиво уложенные на блюде бутерброды с домашним паштетом, свежевыжатый апельсиновый сок. Себе сделала чашечку кофе – после бессонной ночи все никак не могла проснуться.
Борис вышел в столовую в ослепительно белой рубашке и серых брюках от ведущего бренда. Пиджак муж оставил в спальне – надеть уже после завтрака. Скользнул по жене взглядом – голубые глаза заблестели желанием. Мария улыбнулась – ей жутко хотелось сгладить их последнюю стычку в спальне, когда он пригрозил ей разводом. Она не любила, когда он злился. Ей нравился другой Борис – тот, который любил ее и носил на руках весь первый год их семейной жизни, до рождения Лизы. Тот, любящий Борис появлялся все реже, но именно сейчас его взгляд сквозил именно прошлой любовью, от которой когда-то у Мари замирало сердце.
— Красивое платье, — уже представляя, как развязывает пояс и касается ее обнаженной груди, выдохнул муж. У Марии была красивая грудь. И размер ни какой-нибудь первый или второй, а твердый третий. На такую грудь никогда не надоест смотреть.
— Доброе утро, — изящно пригубив кофе из красивой фарфоровой кружки, проговорила Мари. Алая ткань как будто невзначай соскользнула с бедра, обнажив гладкую белоснежную кожу выше колена.
— Маша, прекрати меня соблазнять, — отодвинул стул рядом с тем местом, где она сидела, муж. — Иначе я опоздаю. Да и дочка вот-вот проснется. Но если хочешь, мы можем пообщаться в обед, когда придет Галина Ильинична.
— Хорошо, — кротко улыбнулась она. — Я буду ждать тебя в спальне.
— Не снимай это платье.
А когда Борис уехал на работу, она набрала номер телефона двоюродной сестры.
— Приходи к одиннадцати, — озадаченно предложила Вероника. — Как раз планерка закончится и у меня будет свободное время.
— Договорились, — обрадовалась Мари.
Она едва дождалась прислугу и грузную Галину Ильиничну. Быстро собралась, выгнала машину из гаража, и поехала в самый бедный район их южного городка. Именно там работала ее двоюродная сестра. Алое платье, которое попросил не снимать Борис, осталось лежать на покрывале в спальне.
— Так, давай сразу по делу, у меня прием через двадцать минут, — сверкнула в ее сторону наметанным глазом Вероника и одернула белый халат. Сразу ясно – не все ладно в обеспеченной жизни Маши, если в другой конец города в бесплатную клинику притащилась. — Только если аборт делать, то придется тебя через регистратуру пропускать. Мы подпольно не делаем.
— Да Бог с тобой, — испуганно икнула Мари. При мысли об убийстве ребенка, даже от такого монстра, как Борис, ей стало нехорошо.
— Хорошо, что не аборт. С этими делами возни много, — удовлетворенно кивнула Вероника.
— Мам, скажи мне, сколько денег нужно тебе на лекарства, — субботним утром встал за спиной матери Макар.
В этом доме всегда, сколько он себя помнил, вставали рано. Но это и хорошо, что они рано встают. С сегодняшнего дня он должен привести себя в форму. Жесткие тренировки в спортзале снова в силе.
— Брось, Макарчик, не нужно мне пока ничего, — покачала головой мать. Она варила кофе в любимой кофеварке еще старинным способом, на огне, и следила за гущей, чтобы та не убежала.
Он нахмурился.
— Ты меня совсем не любишь, да?
— Что ты, Макарчик, очень люблю… Поэтому и не хочу, чтобы ты мне деньги давал.
Он положил на стол четыре пятитысячных купюры.
— Этого пока хватит?
— Ты где их взял? — испугалась мать.
— На новой работе задаток дали, — отмахнулся он. — Работа хорошая, как раз по моему профилю, кости ломать.
— Нехорошо это, кости ломать, — буркнула мать.
— Нехорошо, да. Но платят отлично.
Из своей комнаты высунулась Тома. Макар посмотрел на ее потертый халатик с оторванным карманом, и стало горько.
— Тома, я в спортзал. После тренировки за тобой зайду, в торговый центр сходим. Купим тебе новые шмотки.
— Правда?! — недоверчиво сжала потертый пояс от халата сестра. А глаза зеленые тут же загорелись радостью.
— Правда, — скользнув взглядом по ее неудачно выкрашенным волосам, фыркнул Макар. — Все, опаздываю. В спортзале, насколько помню, в девять тренировка начиналась всегда.
Он подхватил спортивную сумку и быстро вышел из дома. Мать, прикрыв рот рукой, с тревогой смотрела ему вслед. Сердце оборвалось. Нехороший путь выбрал Макар. Не платят на обычных работах такие большие задатки.
Но слишком много раз его предавали, слишком часто он был на волосок от смерти, чтобы в той же роли оставаться. «Я пробьюсь. Пробьюсь через голову Загорского и верну своего сына», — пообещал себе он.
В спортзале его помнили даже три года спустя.
— Гончаров вернулся! — застыв на миг в любопытстве, завопил во все горло еще один отцовский воспитанник из детдома - рыжеволосый Кирик.
Все обернулись. Макар поставил спортивную сумку на лавку, неловко улыбнулся. Когда-то они дружили втроем - с Кириком и Костей. Учились в одном классе, вместе ходили на тренировки. Почти одновременно защитили свои пояса. А потом… Макар поник. Лучше не вспоминать о том, что было дальше.
К нему подошел тренер, старый друг отца.
— Ос, — скрестив руки на груди, с почтением поклонился наставнику он.
— Ос, — ответил особым рукопожатием тот. — Добро пожаловать домой.
— Сразимся? — Кирик сиял от радости.
— А ты думаешь, тебе удастся победить? — приподнял бровь Макар.
И понеслось. Разминка, наставления тренера, отработка ударов и обязательные рукопашные бои. Грош - цена тренировке, если нет сражения с реальным противником.
После тренировки в раздевалке было шумно, но Макар нашел свободную металлическую лавку и принялся переодеваться.
— Макар, ты, это… навсегда вернулся или снова в Америку свою
уедешь? — развязывая пояс на когда-то белом, но со временем поблекшем кимоно, поинтересовался Кирик.
— В Америку я больше ни ногой, — расстегивая спортивную сумку, хмуро качнул головой тот. — Разве что к сыну. А как ты здесь живешь? Женился?
— Нет… — усмехнулся Кирик. — Бизнес открывать собираюсь.
— Что за бизнес?
Макар с интересом посмотрел на старого друга.
— Ресторан свой хочу открыть. Итальянский.
— И как продвигается бизнес?
— Нашлось помещение, но денег пока не хватает, чтобы выкупить. Позавчера подал заявку в банк, на кредит для малого бизнеса. Может, одобрят. Тогда приступлю к воплощению мечты в реальность.
— Мечта – это хорошо.
Макар собрал спортивную форму и положил ее в шкафчик вместе с защитой.
Кирик уже переоделся. Засунув руки в карманы джинсов, он стоял совсем рядом.
— А у тебя, есть какие-нибудь планы на будущее?
— У меня один план, Кирик. Вернуть моего сына. И мать с сестрой из нищеты вытащить, — повернулся к нему Макар. — А здесь все средства хороши.
— Может, попробуем вместе? Как раньше, помнишь? — нерешительно замялся его старый товарищ.
Макар на миг опалил его взглядом. Тридцать лет, а все такой же Кирик. Совсем со школьных лет не изменился - все также мнется и смущается, когда вместо этого надо вперед рваться.
— Я не знаю. — Честно ответил он. — Обещаю подумать надо твоим предложением, но денег, сам понимаешь, много не наскребешь сразу. А продавать мне нечего. Мы с Ритой все продали еще перед отъездом.
— Ясно… — огорчился тот.
Макар подхватил спортивную сумку и бодро зашагал к выходу.
Быстро добрался до дома. Толкнул калитку, вошел во двор.
Конец апреля, а все никак не теплело. Ветер продувал насквозь, заставляя морщиться. Макар ненавидел холод. Засунув руки в карманы кожаной куртки, он уверено шагал по проспекту в сторону ночного клуба «Валенсия». Уже месяц он работал в клубе. Что-то неуловимо изменилось в его душе. Порой ему казалось – он совсем перестал испытывать чувства. Но стоило перед сном вспомнить сына, и сразу становилось ясно – чувства он не потерял. Просто они притупились. К новой реальности надо было приспосабливаться.
Пару раз приходилось успокаивать расходившихся клиентов. Однажды пришлось съездить с двумя громилами в соседний ночной клуб, проучить хозяев, чтобы не лезли на рожон. Клуб-конкурент назывался «Багамы» и занимался исключительно эскорт услугами.
Может, Макару и были противны силовые методы, которыми господин Загорский добивался покорности от конкурентов, но он старался загнать чувство неприязни поглубже в подсознание – ведь деньги, которые Загорский платил ему за работу, перекрывали все неприятные ощущения.
Липнущие, как банный лист, девицы клуба тоже тешили мужское самолюбие. А еще с недавних пор в клубе кто-то прознал, что у Макара есть черный пояс по каратэ, и теперь этот факт вызывал у всех дикий интерес.
Охранник Валера, огромный детина с рыжей щетиной, завидев его на входе, оживился и кинулся пожимать руку.
— Макар, ты это… правда девчонки говорят, что у тебя черный пояс есть? — глуповато улыбаясь, почесал подбородок он.
— Правда, — подмигнул тот. — А что?
— Да я вот… паре приемов не научишь? Битой-то я крушить хорошо умею, а драться красиво, как в кино, не очень.
— Научу, — хлопнув его по плечу, пообещал Макар.
Вошел в клуб и тут же лицом к лицу столкнулся с Борисом Загорским, сыном хозяина клуба.
Борис ухмыльнулся. Скривил тонкие губы в презрительной усмешке и задел Макара плечом.
Макар пронзил дерзкого наглеца взглядом. Борис вызывал у него отвращение, помешанное на презрении.
«Попадись мне, — пронеслось в голове у него. — Не успокоюсь, пока тебя на колени не поставлю. Смеется тот, кто смеется последним».
Следом за Загорским-младшим из небольшой комнаты, которую девочки-танцовщицы использовали как гримерку, выскользнула Изабель. Местная «прима», она танцевала стриптиз лучше всех и собирала вокруг себя огромную публику. За право всунуть ей в трусики купюру между подпившими посетителями по субботам шла чуть ли не драка.
Длинные белокурые волосы Изабель были слегка растрепаны, шелковый халатик едва запахнут, а зеленые, как у кошки, глаза, горели похотью. Было ясно без слов, для чего приходил Борис. Насладиться телом хорошенькой стриптизерши, которая никому другому не давала.
Макар передернул плечами и пошел по своим делам. Он знал, что Борис Загорский женат. То, что тот изменяет жене открыто, на глазах у всех сотрудников «Валенсии», заставляло презирать Загорского-младшего еще сильнее. Макар никогда не изменял своей жене Рите, и его коробило от зажравшихся папеньких сыночков, которые не знали, куда себя деть от скуки. Возможно, в этой ненависти сквозило и то, что у самого Макара родного отца никогда не было. Что он, как ни крути – а детдомовский. И в отличие от Загорского-младшего, ему опереться не на кого. Все, что у него осталось – это сводная сестренка Тома да неродная мать. А если что-то в империи Загорского-старшего пойдет не так, его расстреляют точно также, как три года назад Костю Попова. Без суда и следствия.
— Макар, дело есть.
Скорпион всегда выныривал из неоткуда, а от его тихого голоса по коже бежали мурашки.
— Что за дело? — провожая цепким взглядом Загорского-младшего и его белокурую пассию, поинтересовался тот.
— Возьми Косого и Витька, поезжайте к торговому центру. У фонтана вас будет ждать человек. Он передаст список участников сегодняшней игры. Передай, что минимальный взнос сто штук. Ты обеспечиваешь безопасность участников. Прибыль делим на всех.
— Понял.
Вот его истинная цель. Контролировать нелегальное казино и его доходы.
Втроем они забрались в подержанную «Тойоту» и отправились к торговому центру.
Косой и Витек остались в машине, наблюдать за входом. Макар поправил куртку и пошел к фонтану.
Неказистый паренек скользнул взглядом по его очкам от солнца и всунул в руку сложенную вчетверо бумагу.
— Какой лимит?
— Сто штук.
— Принято. В девять часов вечера ждите гостей.
Макар вернулся в неприметную подержанную иномарку.
— Ну, чё там? Много на сегодня? — вытянул шею Косой.
Макар развернул записку. Смешные клички – Круглый, Васек, Лимбо, Король. К чему, интересно, такая помпезность? Для глупых клоунов? Но вытянувшиеся лица его подельников сигнализировали о том, что за кличками скрываются серьезные люди. Те, за безопасность которых он несет ответ.
Еще никогда праздник в честь дня рождения маленькой Лизоньки не был таким роскошным. Именинница сидела на диванчике в детской, гипнотизировала взглядом огромную коробку с кукольным домом внутри и боялась лишний раз шелохнуться. Ее нарядили, как маленькую дорогую куколку. Украшенное золотыми розочками пышное парчовое платье сверкало. На ножках поблескивали золотые туфельки на настоящих каблучках. Волосы были собраны в красивую прическу, увенчанную диадемой с россыпью маленьких бриллиантов. Белоснежные колготочки еще не успели испачкаться, и Лиза очень старалась сохранить свою красоту до начала вечеринки. Так ей приказала мать, и она со всем благоразумием, которое только может быть присуще маленькой трехлетней девочке, пыталась исполнить наказ. Но коробка так соблазнительно манила своими картинками счастливой кукольной жизни, так завораживала, что у маленькой Лизы тряслись коленки. Ей хотелось сбросить с себя тесное платье, стянуть с ножек туфельки, распустить волосы и наброситься на коробку, которая была размером с ее рост.
Ее мать металась по дому, раздавала указания прислуге, и ей все казалось, что она о чем-то забыла.
В просторной гостиной были накрыты небольшие столики - на четыре персоны, на каждом из которых лежала карточка с фамилией и именем гостей. Официанты выстроились в ряд и с нетерпением ждали деловых партнеров Глеба и Бориса Загорских с расфуфыренными женами и капризными детьми, чтобы проводить их к нужному столику.
На небольшой самодельной сцене у камина приглашенные музыканты раскладывали свои инструменты, чтобы играть джаз. Гостиная была настолько просторной, что даже осталось место для танцев на случай, если кто-то захочет потанцевать.
Из кондитерской вот-вот должны были доставить трехъярусный розовый торт с фигурками единорогов и маленьких феечек.
Мари выглядела так, будто только что сошла с обложки модного журнала. Дорогое вечернее платье – черное, с открытой спиной и расшитое сверкающими стразами, - подчеркивало ее округлые бедра и соблазнительную грудь. Визажист и парикмахер потрудились на славу – от красивого лица было не отвести глаз. Темные волосы рассыпались по плечам тяжелыми локонами.
Она нервно посматривала на настенные часы от известного дизайнерского дома. Борис задерживался, а ей так была нужна его поддержка. Улыбаться гостям в одиночестве – что может быть хуже?
Мари звонила мужу несколько раз, но его сотовый оказывался вне зоны действия сети.
Связь работала плохо только в одном месте – в ночном клубе «Валенсия», потому что часть помещения находилась на цокольном этаже. Мари начинала подозревать, что Борис пасется в клубе не просто так.
«Даже если его и интересуют гулящие девки с шеста, он же не может настолько презирать меня и дочку, чтобы задерживаться со шлюхами, когда дом вот-вот заполнят гости?» — в отчаянии сжимала руки она.
У дома остановился мерседес Глеба Сергеевича.
«Ну, хоть свекр будет рядом», — вырвался вздох облегчения из роскошной груди хозяйки дома.
Глеб Сергеевич был не один, с охраной. Быстро выбрался из машины, отдал распоряжения своим головорезам и двинулся в компании одного из них в сторону дома.
Мари бросилась встречать дорогого гостя.
— Здравствуй, моя дорогая девочка, — целуя невестку в обе щеки, расплылся в довольной улыбке свекр. — Борис где?
— Не приехал еще, — расстроено качнула головой Мария. Подняла глаза на мужчину, стоящего рядом со свекром, и вздрогнула. Не ускользнула от ее взгляда едва заметная усмешка в карих глазах незнакомца. Усмешка означала только одно – знает он, где и с кем ее муж.
От досады Мари бросило в жар. Красивый и дерзкий у свекра новый охранник. И глаза карие, и волосы темные, волнистые, и плечи широкие – не оторвать от него взгляда. Против воли Мари все продолжала пялиться на проступающие под белоснежной шелковой рубашкой кубики пресса и крепкие руки.
— Маша, это Макар, — прорезал неловкую заминку голос Загорского-старшего. — Если возникнут какие-то проблемы, можешь напрямую обращаться к нему.
— Обязательно, — с показным высокомерием отозвалась невестка.
А Макар все никак не мог оторвать от нее взгляда. Странное желание, дикое и необузданное, пронзило его, словно удар тока. Захотелось обладать этой женщиной. Смять ее губы властным поцелуем, сорвать соблазнительное платье, и взять манящее соблазном тело, сделать его своим. Стереть с красивого лица показное высокомерие и заставить смотреть на него по-другому. Так, как смотрят остальные женщины – с немым обожанием.
Дверь распахнулась, и на пороге появился муж красавицы - Борис Загорский. Небрежно сжимая в руках охапку самых дорогих голландских роз, он с улыбкой подошел к жене и подчеркнуто властно поцеловал ее в губы поцелуем собственника, будто ставя на ней свою личную печать.
— Простите за опоздание. Пробки на дорогах. Держи цветы, Мари. Спасибо за дочь.
Карие глаза хозяйки вспыхнули радостью. Она, словно верная собака, которая виляет хвостом от счастья, что ей бросили лакомство, впилась в локоть мужа тонкими пальцами с красивым маникюром.
Жгучая ненависть пронзила сердце Макара. Захотелось схватить Бориса за грудки и стукнуть хорошенько головой о стену. За то, что совсем недавно развлекался с любовницей, а теперь, будто ни в чем не бывало, целует роскошную женщину, которая даже не подозревает о том, что этими губами часом ранее он целовал дешевую шлюху.
Как гром среди ясного неба разрубило веселье пришедшее сообщение. Номер был неизвестный, но у Мари внутри в один миг все оборвалось. У ее мужа появилась любовница.
Музыканты заиграли «Поющие под дождем», и Глеб Сергеевич, подпевая солисту, кружил маленькую Лизоньку в танце.
Воровато взглянув в сторону Бориса, который увлеченно болтал с владельцем торгового центра, Мари достала свой телефон и быстро сфотографировала высветившийся номер. Она узнает об этой наглой сучке все. А потом растопчет ее в порошок.
Гости умилялись огромному деду, кружившему на руках любимую внучку, приглашенные фотографы делали снимки, а Мари сжимала кулаки с такой силой, что белели костяшки пальцев. Измена мужа ядовитой змеей ужалила ее в самое сердце, и теперь яд предательства отравлял ее душу.
После окончания песни она подошла к свекру и крепко его поцеловала.
— Спасибо, — шепнула на ухо едва слышно.
— После фейерверка не расходитесь. У меня есть разговор к вам Борисом, — приостановил ее тот.
— Конечно, Глеб Сергеевич.
Официанты ввезли в гостиную огромный трехъярусный торт с розовыми феями и единорогами. Дети пищали от восторга. Их матери вздыхали и с завистью расспрашивали Мари о кондитерской, в которой был создан этот шедевр. И она была бы счастлива, если бы сообщение в телефоне мужа не нанесло ей удар в спину. Теперь же вся шумиха вокруг шикарного десерта вызывала у нее раздражение. Ей хотелось поскорее распрощаться с гостями и закрыться в ванной комнате.
После чаепития гостей позвали во двор, смотреть праздничный фейерверк в честь трехлетия Лизоньки. Веселье плавно подходило к концу.
— Я заберу Лизоньку. Кажется, ей пора в постельку, — подошла к хозяйке дома нянечка Дарья.
- Неужели вечер закончился? Даже не верится, — устало выдохнула Мари. — Ведите, конечно. Милая, я приду к тебе чуть позже, когда поговорю с дедушкой.
Она наклонилась к дочери и поцеловала ее в лобик. Девочка послушно кивнула и позволила нянечке взять себя за руку.
Мари направилась на поиски мужа и свекра. Она знала, где их можно найти – в кабинете у Бориса на втором этаже.
Заметив свекра у камина в компании нового фаворита, она удивленно остановилась.
— Поди сюда, Мари, — позвал ее Глеб Сергеевич.
Она подошла. Новый знакомый невольно притягивал взгляд. В позе и выражении его лица сквозило напряжение, но глаза, пронзительно карие и глубокие, производили на нее неизгладимое впечатление.
«Проходимец… наверное, всех девиц с шеста уже успел под себя подмять», — отчего-то разозлилась Мари. Она и сама не могла понять, чем ее зацепил Макар. Но было в нем что-то дикое, истинно мужское. То, мимо чего не может спокойно пройти ни одна женщина.
«Я выше похоти», — тут же одернула себя она.
На лестнице показался Борис, и сердце красавицы болезненно сжалось.
Глеб Константинович потянулся за початой бутылкой бренди. Разлил в красивые бокалы на коротких ножках.
Мужчины снисходительно посматривали друг на друга. Они не понимали, для чего их собрали у камина.
— Присаживайся рядом, Маша. Мне надо кое-что сказать вам троим.
Единственная дама на этом собрании, Мари села на диван рядом со свекром и потянулась за бренди. Если бы не предательство мужа, ей было бы тоже любопытно, для чего их собрали. Но сообщение, увиденное в телефоне, будто высосало из молодой женщины все жизненные силы, и ей уже ничего не хотелось. Выпить чего-нибудь покрепче и хоть на время забыться - вот о чем она мечтала. Укрыться от неприглядной реальности в спасительном действии крепкого напитка, чтобы не думать.
— Что за причина собирать нас вместе с твоим новым протеже?
Борис лениво приподнял бровь. Красивым жестом опрокинул в себя порцию бренди и с видом хозяина жизни вальяжно откинулся в мягком кресле.
Макар сверкнул презрительным взглядом в его сторону и тоже выпил бренди.
— Это не протеже, Борис. — Медленно и четко произнес Глеб Сергеевич. — Макар – твой родной брат.
Мари поперхнулась бренди и закашлялась. Борис вытянулся в кресле и замер. У Макара отвисла челюсть.
— Но… как? — откашлявшись, прошептала Мари. — Как они могут быть родными братьями, если даже внешне совершенно не похожи? Голубоглазый, светловолосый Борис и Макар - жгучий брюнет с карими глазами?
—Вот так, — пожал плечами свекр. — Когда Макар родился, я был слишком глуп. А потом, когда опомнился, его уже забрали в дом ребенка и успели усыновить. Я думал, мы не встретимся, но судьба распорядилась иначе.
— Разве… такое возможно? — проговорил Макар. Недюжинная выдержка его оставила. Пульс отдавал в виски дикой болью, и казалось, он задыхается в этом роскошном доме, где хозяином являлся ненавистный ему Борис, теперь уже брат.
— Получается, возможно. — Кивнул отец. — Надеюсь, Борис, новость тебя порадовала. Отныне Макар тоже член нашей семьи.
Таня Копылова была девушкой видной. Светлые волосы до плеч и красивая грудь заставляли пускать слюни всех посетителей «Валенсии» без исключения.
А тот факт, что Таня не вступает ни с кем в интимные отношения, еще больше подогревали интерес.
Увы, кроме внешних данных жизнь не предоставила ей никакого трамплина – ее мать работала в школьной столовой посудомойщицей, а отец почти никогда не был трезвым. Тане же с самого раннего детства хотелось большего. Дорогих игрушек, шмоток, собственную комнату. Но в ответ на нытье и просьбы ее ждали только тумаки нетрезвого отца и подзатыльники отчаявшейся сводить концы с концами матери. «Будешь хорошо учиться, будут подарки!»
Таня училась очень хорошо. Ходила на спортивные танцы, которые оплачивала бабушка по отцу, где танцевала лучше всех и побеждала на конкурсах, но подарков почти никогда не получала.
Она научилась не просить и довольствоваться малым. Но это не мешало ей мечтать о том, что в будущем у нее обязательно будет достаток. Когда-нибудь в ее жизни появится голубоглазый принц на белом мерседесе, и увезет ее из этого Богом забытого района в свою роскошную холостяцкую квартиру. По-другому не может быть. Он увидит, как красиво она танцует, и его сердце будет принадлежать ей одной.
К девятому классу у Тани не было отбоя от поклонников. Встречаться с кем-либо она не решалась – берегла себя для того единственного, голубоглазого принца, да и слишком строго за ней следила мать. Все боялась, что дочь кто-нибудь испортит. И каждый из сотрудников школы считал своим долгом помогать матери блюсти девушку. Стоило Тане свернуть не туда – и об этом тут же докладывали в столовую. Она продолжала заниматься спортивными танцами, которые так и оплачивала бабушка, и ничего ни у кого не просила. Все ждала его, голубоглазого принца из своей мечты.
А однажды случилось страшное - Таню приметил один из местных криминальных авторитетов по кличке Казбек. Редкостная мразь, в свои девятнадцать лет Казбек без зазрения совести торговал всем подряд прямо под школой. Детки состоятельных родителей не гнушались брать у него товар. Учителя пытались бить тревогу – да тщетно. Была у Казбека хорошая крыша. От безысходности все делали вид, что не замечают творящегося безобразия.
Казбек с Таней почти не разговаривал. Он ее просто взял. Насильно, на заднем сидении своего подержанного автомобиля «лада седан».
Она была до смерти напугана. Боялась нежелательной беременности, боялась венерических заболеваний, но не имела никакой возможности провериться или сдать анализы – информацию сразу бы передали в школу, а потом… лучше не думать, что будет, если мать узнает. Никто не поверит. А если и поверит, обвинят только ее. Позволила, значит. То, что Таню против воли запихнули в машину Казбека, не дав ни единого шанса сбежать - это никому не интересно. Таню некому защитить. Отец – жалкий запойный дебошир, а мать - посудомойка.
Но самое страшное было не это. Страшно стало пару дней спустя, когда выяснилось, что Казбек от нее не отстал. Он вдруг решил, что она – его собственность.
В тот вечер их было уже двое. Казбек и его друг привезли Таню на закрытую базу у озера. У нее отобрали одежду, потом сильно били – чтобы не сопротивлялась и на все соглашалась. Именно тогда Таня поняла, что пропала. Даже если ее и отпустят с базы, следующий раз не за горами.
С ней забавлялись несколько часов. Потом, словно ненужную вещь, бросили на полу.
Казбек и его товарищ выпили слишком много, забылись.
Она нашла в себе силы подняться с пола. Подошла к столу. Оглядела мутным взглядом разбросанные в беспорядке пластиковые стаканы и среди беспорядка приметила бесхозный одноразовый шприц.
Таня была красивой, но она не была дурой. Решение пришло почти мгновенно. Она точно знала, как расправится со своими мучителями.
Взяла салфеткой шприц. Набрала в него воздух. Осторожно подкралась к Казбеку. Нащупала вену. Долго искать не пришлось. Зажмурившись, с силой нажала. Тот даже не почувствовал укола.
Не дожидаясь результата, подошла к подельнику Казбека. Сжала его руку, и снова выпустила воздух из шприца в вену.
Быстро, насколько позволяло состояние, натянула найденные джинсы и толстовку. Надела на ноги кеды и открыла окно. Не оборачиваясь, выдавила москитную сетку и выбралась наружу.
Кое-как Таня добрела до трассы и пешком шла до дома. Уже светало, когда она добралась до района. На ее счастье, мать работала в ночную смену (чтобы заработать чуть больше денег, она взялась еще и дежурить вместо охранника школы по ночам), а отец был вдрызг пьян, и просто не заметил отсутствия дочери.
Первые две недели после преступления Таня жутко боялась возмездия. Она не могла есть, не могла спать. По ночам ей снились кошмары, в которых ее снова и снова мучили два ублюдка.
На счастье Тани, никто не стал проводить вскрытие двух окоченевших на базе преступников. Видимо, побрезговали - слишком большой мразью считался Казбек. Выдохнули, перекрестились, написали, что те погибли от отравления алкоголем и быстро избавились от дела.
Чтобы забыться, Таня с двойным усердием начала заниматься спортивными танцами. Мужчин она к себе больше не подпускала, а мечту о голубоглазом принце вытравила из сердца навсегда.
По достижению совершеннолетия Таня начала профессионально танцевать у шеста. Танцы доставляли ей истинное удовольствие, и чтобы вырваться из нищеты, она придумала себе сценический образ. Отныне на сцене выступала белокурая Изабель. Короткая челочка, длинные светлые волосы до пояса, красивая грудь и чуть пухлые, отшлифованные у косметолога губки алого цвета – Изабель будоражила воображение даже самых искушенных мужчин. За стриптиз хорошо платили, и это занятие позволило Тане съехать от родителей. Она сняла небольшую, уютную однокомнатную квартирку на окраине и купила подержанную машину.
Лизонька тихо сопела в своей кроватке после шумной вечеринки. Моментами она вздрагивала и что-то бормотала, а потом снова проваливалась в сонный мир.
Мари стояла у окна детской и напряженно всматривалась в ночной полумрак снаружи. Борис после внезапного появления старшего брата успел напиться до бессознательного состояния и храпел в спальне. Муж не вызывал у нее никаких чувств, только презрение.
Она уже успела отправить фотографию с номером телефона Олегу Смирнову, старому отцовскому партнеру, и теперь ей оставалось только ждать. Олег никогда не ложился спать раньше трех часов утра, и у Маши был шанс узнать всю подноготную соперницы еще сегодня. Она получит то, что ей нужно: адрес, настоящие имя и фамилию, информацию о доходах. А потом Мари ее уничтожит. Сотрет в порошок. Она не позволит какой-то шлюхе с шеста разрушить ее брак.
Оскорбленная до глубины души, что ею пренебрегли, что променяли на танцовщицу, Мари сгорала от отчаяния. Не может быть, чтобы Борис полюбил другую. Чего ему не хватает? В постели Маша идеальная партнерша. Она красива, у нее роскошная фигура. Она молча терпит все его выходки. Его предательство - это так нечестно по отношению к ним с Лизонькой.
Мари с горечью посмотрела на спящую дочь. Вот в чем проблема. В маленьком ангелочке, посмевшим появиться на свет не того пола.
Ярость закипела сильнее. «Я не позволю ему… не позволю ущемлять права Лизоньки только потому, что она девочка», — сжала кулаки молодая женщина.
Щелкнул ответным сообщением телефон. Олег Смирнов не утруждал себя долгими вступлениями. Сразу кидал нужную информацию и отключался. У него было слишком много работы. На сентиментальности времени не оставалось.
Мария лихорадочно загрузила сообщение. «Татьяна Копылова. Двадцать два года. Профессиональная танцовщица. Снимает маленькую квартиру районе Портовой улицы. Живет одна. В занятиях проституцией замечена не была. Настоящее место работы – ночной клуб «Валенсия». Является одной из лучших танцовщиц клуба».
Мария выключила телефон и выпрямилась. Соперница на два года моложе.
В карих глазах сверкнула решимость. Завтра она устроит этой Тане такие танцы, что та будет не рада, что появилась на свет.
На следующий день Мари едва дождалась отъезда мужа на работу. Помятый с похмелья и жутко подавленный фактом появления соперника-брата, Борис даже не завтракал и не брился. Кое-как натянул на себя костюм, выпил пару глотков кофе и сел в мерседес с личным водителем.
Мари только это было и нужно. Она метнулась в спальню, помогла дочке одеться и причесаться.
Нянечка для Лизы пришла спустя десять минут после отъезда Бориса, и они пригласили ее позавтракать.
— Мам, а можно мне торт? Можно, можно? — выпрашивала вчерашняя именинница.
— Да, милая. Можно, — с добродушной улыбкой согласилась мать.
— Я принесу из холодильника, — подскочила со своего места услужливая няня.
— Спасибо, Дашенька, — кивнула Мари.
— А можно, мы с Дашей начнем собирать кукольный дом?
— Да, милая. Тебе сегодня можно все.
На самом деле ей кусок не шел в горло. Перед глазами стояло сообщение мужу: «ты уехал совсем недавно, а я уже скучаю». Сердце рвалось на части от отчаяния и обиды. Он уехал от Нее, впопыхах купил букет роз и с опозданием рванул на праздник к дочери.
«Какая же ты мразь… мразь», — мысленно обращалась к мужу Мари.
После завтрака она пошла искать домработницу.
— Галя!
— Да, Мария Викторовна? — показалась из гостиной та.
— Розы в большой хрустальной вазе, те, которые подарил мне муж…
— Они прекрасны, Мария Викторовна. Никогда не видела букета роскошнее, — расплылась в улыбке женщина.
— Выбросьте их в урну. Но сначала сломайте. Так, чтобы от букета ничего не осталось. — Холодно потребовала хозяйка дома.
— Но… как же… такую красоту и убить? — испуганно всплеснула руками домработница.
— Это приказ. В нашем доме мои приказы не обсуждаются.
— Конечно, Мария Викторовна, — бросилась к букету неповоротливая Галина.
Одна за другой, хрустели ножки роскошных цветов. А Мари казалось, что хрустит ее сердце, разбитое предательством мужа.
Она дождалась, когда все цветы будут поломаны. Проследила, чтобы Галина вынесла их в уличный мусорный бак и пошла собираться. Впереди ее ждала встреча с соперницей.
Облегающие черные брючки, короткая кожаная курточка, темные очки от солнца – одеваясь, Мари уже представляла, как расправится с соперницей. Она испортит ей лицо. Врежет так, что та долго не сможет выступать на сцене без грима. А может, выбьет парочку зубов. Лучше передних. В юности отец учил Мари самообороне. У нее был хорошо поставлен удар. В любом случае Таня Копылова не уйдет от возмездия. Нет выступлений – нет денег. Посидит дома с разбитым лицом и голодной, и поймет, каково это – уводить чужих мужей. А уж Мари постарается, чтобы обратно в клуб Таню не приняли.
В клубе в этот обеденный час царил относительный покой. Девочки репетировали на сцене вечерний номер. Бар еще не работал, а из охранников на посту были только Косой и Валера. Косой нарезал круги снаружи клуба, а Валера помогал на кухне натирать бокалы для вечерних коктейлей.
Макару нравилось это время. Он любил сидеть на втором этаже, в месте, которое по вечерам предназначалось для вип-персон. Сейчас рукава его белоснежной рубашки были закатаны по локоть, а стрелки на классических черных брюках слегка помялись. Он был чертовски красив в таком небрежном образе. Откинувшись на мягком диванчике, новоявленный сын Глеба Загорского медленно потягивал крепкий кофе и наблюдал за репетицией.
За месяц девочки привыкли к его постоянному присутствию в клубе и время от времени даже спрашивали совета, как лучше построить выступление, чтобы клиентам понравились их танцы. Но больше всего на свете им хотелось затянуть его в свои сети и узнать, каков он в постели. Чего только они не делали, чтобы добиться своего!
Макар, насколько хватало железной выдержки, старался отметать их попытки раскрутить его на секс. Это место прежде всего было работой, а девочки – танцовщицы, лицо клуба. Закрути он хоть с одной из них интрижку, об этом все станут говорить. Макару не хотелось, чтобы кто-то считал его легкомысленным и падким на женские прелести. Чтобы ненароком не пасть жертвой коварных соблазнительниц, неделю назад он даже завел себе подружку – голубоглазую Вику с внешностью фотомодели. У Вики был собственный бизнес – магазин детской одежды в центре города, а ее личная жизнь была полностью подчинена расписанию в деловом ежедневнике. Макар прикинулся бизнесменом, и Вика поверила. Отношения без обязательств устраивали обоих.
Но сегодня Макару было не до девочек и их танцев. Вика прислала уже второе сообщение, и оно осталось без ответа.
Он все думал о прошлом вечере. Прошлым вечером Глеб Загорский назвал его своим родным сыном. Новая роль была жутко неудобной, и с ней было сложно свыкнуться. Известие о том, что Борис является его братом, заставляло морщиться от отвращения. Стал ли он счастливым человеком от того, что приобрел родственников? Нет. Он их ненавидел. Он отлично помнил Костю Попова, которого расстреляли.
Но именно вчерашнее событие делало его цель завладеть казино достижимой. Макар подвинет Бориса, а потом, когда у него появится достаточно власти, он отнимет у Боба Морриса собственного сына. Ведь, по большому счету, в этом мире власть и деньги решают все.
Вот распахнулась входная дверь, и на пороге появилась Изабель. Помахала девочкам, подарила улыбку Макару и упорхнула в гримерку, переодеваться. Тот проводил ее оценивающим взглядом.
Изабель – гвоздь вечерней программы. Она – яркая, красивая приманка. На ней держится вся прибыль казино от мелких клиентов.
Именно на нее придут поглазеть снедаемые похотью клиенты клуба. А потом, насмотревшись вдоволь, по очереди спустятся на цокольный этаж, где станут проигрывать свои кровно заработанные на честных и не очень сделках средства.
Макар взглянул на второе сообщение от Вики.
«У меня вечером банкет по поводу открытия еще одного магазина. Составишь компанию?»
Он призадумался. Вечером никаких серьезных игр не наклевывалось. С обычными игроками справятся и без него. Отвлечься и оторваться по полной? Он хорошо умел играть роли - работа под прикрытием требовала знаний актерского мастерства. Притвориться процветающим бизнесменом, подъехать к ресторану на своей новой «БМВ», а потом оттрахать Вику на заднем сидении так, чтобы она забыла свое имя? Мысль пришлась ему по душе, и губы невольно дрогнули в улыбке.
Именно в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возникло его вчерашнее наваждение – жена брата Бориса с горящими яростью карими глазами.
Макар замер на мгновение - она была красивой. Да что там красивой – одним своим появлением она заставила его горячее сердце остановиться. Как последний дурак, он завис с сотовым телефоном в руке. Что здесь нужно вчерашней избалованной и высокомерной жене Бориса Загорского?
Девушки на сцене тоже с удивлением уставились на незнакомку.
— Где Изабель? — грубо, без приветствия поинтересовалась нежданная гостья.
Кто-то указал на гримерку. Не теряя ни минуты, Мари ломанулась вперед.
Макар отодвинул чашку с остывшим кофе и поднялся со своего места.
«Неужели прознала о шашнях мужа?» — приподнял красивую бровь он. Подошел к перилам и вальяжно свесился вниз. Ему было интересно, что будет дальше.
Ждать долго не пришлось. Полураздетая Изабель с визгом вылетела из гримерки.
— Сука! Не знаешь, что чужих мужей трогать нехорошо?! Не знаешь, тварь?!
Ярость в глазах Мари заставила Макара нервно сглотнуть. Ловкий удар в лицо, и Изабель, схватившись за нос, с визгом впечаталась в стену.
Мари схватила окровавленную соперницу за волосы и поволокла к сцене.
Остальные девушки притихли у шеста.
— Мразь! Голодранка! Я тебя проучу! Ты у меня нигде больше работать не сможешь!
— Пусти меня! Совсем свихнулась?! — придя в себя после неожиданной атаки, вывернулась из захвата Изабель. Размахнулась и наотмашь ударила Мари по губам.
— Ах, ты… — потеряла дар речи та.
Молодые женщины вцепились друг другу в волосы мертвой хваткой. Пинались ногами, бились о стены.
Макар понял, что перегнул палку, дав выход ярости обманутой Марии. Лицо Изабель уже было не спасти от синяков.
Он перемахнул через невысокие перила и втерся между женщинами. На помощь из кухни выбежал Валера. Вместе они растащили соперниц в разные стороны.
— Сука, я тебя зарою! — пиная Макара ногами, кричала растрепанная Мари. — Не будешь ты здесь работать!
— Сама сука! — всхлипывала Изабель.
— Черт! — взглянув на лицо танцовщицы, выругался Макар. Мари успела оставить на нем глубокие царапины. Нос был разбит, под глазом проступал сизый фингал. Мария выглядела ничуть не лучше – растрепанные волосы и припухшие от пощечины соперницы губы привлекательности не добавляли.
— Валера, отведи Изабель в гримерку. Дай ей лед.
Тот коротко кивнул и потащил плачущую танцовщицу за собой.
— А ты, пошла в кабинет, быстро! — впившись пальцами в локоть Мари, приказал Макар.
Та опалила его полным ненависти и презрения взглядом, но ослушаться не посмела.
— Сядь, — указал ей на диван в кабинете он. Достал из небольшого холодильника бутылку прохладной минеральной воды. Протянул.
Мария молча вырвала у него бутылку и приложила к саднящим губам.
— Ты зачем ей лицо испортила? Ей же танцевать сегодня! — осуждающе посмотрел на молодую женщину Макар.
— Не будет она больше танцевать. Нигде не будет! — с ненавистью проговорила Мари. — Я костьми лягу, но сегодня ее последний день в этом проклятом клубе.
Макар с усмешкой сверкнул глазами в сторону разъяренной красавицы.
— Ну, это вряд ли. Изабель – фишка нашего клуба. А у тебя удар хорошо поставлен. Где драться научилась?
— Отец научил. Он был полицейским. Погиб при исполнении, — буркнула Мари.
Что-то кольнуло глубоко внутри. Наверное, верно говорят, что бывших полицейских не бывает. Собственные преданные идеалы на миг всплыли перед глазами у Макара. Приемный отец, который учил его драться. Учил быть честным. Работа в уголовке, которой Макар так гордился по первой. Костя Попов, близкий боевой товарищ.
— А как тебя… замуж за Загорского выйти угораздило? — едва слышно поинтересовался он.
— Тогда я думала, что это любовь, — уставившись в пол, отозвалась Мария.
Они немного помолчали.
— В общем, передай Глебу Сергеевичу - или я, или Изабель. Если она продолжит работать в клубе, я подам на развод, — поднялась с диванчика Мари.
Он хмуро посмотрел на нее.
— Это неразумно.
— Не тебе решать, что разумно, а что нет.
— Изабель – бизнес. На нее идут посмотреть клиенты. Если ее выгнать, клуб лишится своих доходов.
— Найдется еще одна такая же ушлая, — безразлично пожала плечами Мария. — Мужикам все равно, кто перед ними трясет сиськами. И никакая она не Изабель! Таня Копылова она, вот кто! Понапридумывают себе звучных псевдонимов, и кичатся ими, потому что больше нечем.
Она поставила бутылку минеральной воды на стол и с гордо поднятой головой вышла из кабинета.