Темный отель в стиле нуар, в самом центре города, глубокая ночь.
Он играет со мной, издевается…
Зайдя в роскошный холл, нервно оглядываюсь. Страх захватывает целиком, дыхание спирает. Каждый раз ощущаю себя злостной нарушительницей закона, которую вот-вот поймают на грязном и постыдном занятии.
— Здравствуйте, — стараюсь не встречаться взглядом с женщиной на ресепшене. Зарываюсь в сумочке, протягиваю ей паспорт и шепчу себе под нос: — Мое имя Надежда, меня ждут…
— В номере двести семь, верно? — перебивает меня та мягким обволакивающим голосом. Поднимаю взгляд по инерции и тут же жалею. Она смотрит на меня, будто все знает… О моем падении. Той грязи, в которую я влипла. Девушка улыбается краешками губ. Как будто насмехается свысока. — Паспорта не нужно. Проходите.
Ничего не уточняю. Разворачиваюсь резко и облегченно вздыхаю. Бегу к лифту и на ходу натягиваю капюшон от куртки, закрывая половину лица. Никто не должен увидеть нас вместе.
У номера останавливаюсь, ноги прирастают к полу. Внутри мелькает: «А можно развернуться и сбежать? И плевать на последствия?» На секунду даже позволяю себе допустить такой исход… Ощущение, что я могу быть свободной от мерзких обязательств — пьянит, одухотворяет, придает сил! Но тут же реальность заставляет спуститься с небес на землю: нет, не могу. Он сильнее меня. Он может разрушить мою жизнь так же просто, как растоптать надоевшего комара.
— Ты долго. С какой стати я обязан ждать? — стоит только переступить порог, как слышу его голос. Властный и стальной, как холодный острый нож, что каждый раз вонзается в твою плоть издевательски медленно. Будто пытаясь причинить так много боли, как только возможно.
Открываю рот одухотворенно, внутри так много накопилось! Но тут же задыхаюсь и обреченно опускаю голову… Не могу… Слишком много последствий от длинного языка!
— Прости, — шепчу податливо, самой от себя мерзко. С прищуром скольжу взглядом по номеру отеля. Он привычно играет со мной: выключил свет и затаился, как дикое животное, готовое напасть и растерзать в любой момент. Ждет моего страха… Словно у мышки, загнанной в угол. Но я заставляю себя вздернуть подбородок и напускным спокойствием прошептать: — Что мне делать… сегодня?
Он усмехается, так грязно и надменно, что у меня челюсти сводит от злости. Ненавижу его! Так глубоко и сильно, что сердце начинает биться чаще. Ненавижу так, что будь моя воля — придушила бы собственными руками!
— А ты сделаешь все, что я скажу? — спрашивает, смакуя каждое слово. В тоне явно прослеживается кошачий интерес.
Выдыхаю клуб пара, как бык перед красной тряпкой. Урод любит меня дразнить, пытается вывести из себя. Нащупывает грани… Ниточки, за которые потом можно будет управлять моей, и без того раненной, душой.
— Сам знаешь, — мой голос равнодушный, даже надменный. Хочу казаться для него непрошибаемой ледышкой. — Я здесь на твоих условиях. Ради брата.
Он молчит. Мое зрение адаптируется ко тьме, наконец вижу мужской силуэт в кресле у задернутых наглухо занавесок. Боится, что нас кто-то застанет? На десятом-то этаже? Ночью? Ну, уж нет… Бред! Просто хотел напугать меня до смерти.
— А если бы не брат — не пришла бы? — спрашивает вдруг мужчина ровно, даже с интересом.
— Нет, — отвечаю мгновенно, не думая ни секунды. — Не пришла.
Поднимаясь с кресла резко, он опрокидывает торшер. Ударяясь об пол, тот включается, и наконец я вижу очертания комнаты, начинаю уверенней ориентироваться в пространстве.
— Мерзко тебе со мной быть, да? — чувствую, как воздух вокруг меня накаляется с каждым шагом мужчины. Чем он ближе — тем меньше кислорода вокруг. Это чудовище сжигает все на своем пути.
— Мерзко, — усмехаюсь, потому что приятно делать ему больно. Немного сбить корону с головы того, кто считает себя лучшим и непревзойденным.
— Не хочешь со мной спать? — замирая передо мной, он проскальзывает взглядом, по-моему, наряду и скалится. Видит, что я не стараюсь ради него. Напялила старые поношенные джинсы, грязную мастерку и даже волосы после занятия бегом мыть не стала. Все надеялась, что оттолкну его… Заставлю смотреть на себя с омерзением. Но, нет. Все то же пламя в глубинах зеленых глаз, обжигающее кожу желанием.
Приходится запрокинуть голову назад, чтобы отчеканить ему прямо в лицо:
— Ты. Мне. Противен.
Глаза его сужаются, хитро и злорадно. Указывая на дверь, тот повелевающе шепчет:
— Правда? Так уходи, никто тебя тут не держит. Я ведь предупреждал, мне твоя жертвенность ни к чему.
В горле комом стоит досада. Душит так сильно, что всхлипываю! Мы оба знаем, что уйти я не могу.
— Прости, я погорячилась… — опускаю голову и сжимаюсь. Как забитая в угол бесправная собака. Противно от себя самой. — Я остаюсь. И сама этого хочу.
— Не уходишь? — насмешливо уточняет тот. Я молчу, нет сил выдавить даже букву. Приказной бас обрушивается на мои плечи с грохотом: — Тогда на колени.
Не такой жизни я для себя хотела, не о том мечтала. Жмурюсь, чтобы сдержать слезы, уже вошло в привычку сдерживать истинные чувства.
Вдруг он рывком шагает вперед. Стальная ладонь обхватывает мое горло, сжимая пальцы так, что на утро точно останутся следы. По крайней мере, душевные… Больно признавать, но мне нравится. Нравятся те грязные, жесткие игры, что он выбирает для встреч. Это как танец на острие ножа. Смертельный вальс на обрыве!
«Что значит ты не знаешь, где Марк??! Ему семь лет. Ты его мать!», — телефон спрятан под партой, от гнева меня трясет. Нога неосознанно отбивает чечетку по полу, а губы сгрызены в мясо.
«Я и твоя мать, так что тон выбирай! Он взрослый парень, сам о себе позаботится!», — говорит эта странная, совершенно беззаботная женщина. А ведь когда-то мама была другой... Буквально пять лет назад заботилась о нас с братом, пылинки сдувала... А потом отец ушел из семьи к секретарше, и у нее словно крышу сорвало. Все мысли только о внешнем виде, гулянках и ухажерах.
«Мама, — пишу торопливо в отчаянье, — ты себя вообще слышишь? Твой малолетний сын уже пару часов не выходит на связь, а тебе плевать!».
«Мне не плевать. Но сорваться сейчас не могу. Арменчик забронировал столик в лучшем ресторане города! Я что, по-твоему, должна поступить, как неблагодарная курица, развернуться и уйти?! Я так тебя воспитывала?? Эгоистка!».
Мой взгляд нервно бегает по парте, где разбросаны листы и ручки... От стресса перед глазами все плывет.
«Прошу... Нет, умоляю тебя — найди моего брата и верни домой!», — молю, мысленно успокаивая себя, что Марк просто засиделся у друга, а телефон выключился, потому что сел.
«Тебе заняться нечем — вот и ищи! И не пиши мне больше. Имей совесть! Арменчик скоро догадается, что у меня есть дети. Какому мужчине нужен этот довесок? Станешь старше и поймешь меня».
Сердце больно колет в груди. Порой с тоской понимаю, что маме мы с братом не нужны. Мешаем устроить личную жизнь. Но и отец не спешит видеться с «бывшей» семьей. Его секретарша строго настрого запретила возвращаться туда, где остались дети от прошлого брака. Ревнует. Ежемесячно на карту мамы падает некая сумма «чаевых». Алименты — откуп за ненужный довесок. Только в электронных чеках из банка остался наш когда-то любящий и заботливый папочка.
«У меня экзамен по высшей математике! Ключевому предмету! Прямо сейчас!», — оглядываюсь кратко, парты почти опустели. Я выясняла, куда пропал брат ровно с того момента, как вытянула билет. Конечно, о подготовке к ответу не шло и речи...
«Тебе важнее какой-то глупый экзамен нежели брат? И это моя дочь... Слава богу, у нас ничего общего!», — печатает та, а потом пропадает.
Паника накрывает меня с головой. Закрыв глаза, глубоко вдыхаю. Не понимаю, что делать и куда бежать. Уйду и Алексей Александрович радостно поставит мне неуд, отправит на отчисление. Я уже и так одной ногой там, где варианты работ варьируются между работником фастфуда и эскортом. И плевать, что приходится вкалывать по ночам ради того, чтобы обеспечить брату элементарные базовые потребности. Да, ради этого пришлось забросить учебу. Даже к гребанному экзамену по высшей математике я практически не готовилась. Зачем только пришла? На чудо надеялась...
— Надежда Петрова, вы планируете до утра списывать правильные ответы с гаджета под партой? Идите уже отвечать, — словно гром среди ясного неба помещение разверзает мое имя. Поднимаю взгляд, нервно моргаю и понимаю страшное: в аудитории остались только двое человек. Я и преподаватель. А это значит, что отвертеться от ответа не получится.
Пауза и мир вокруг словно замирает. Дрожа, поднимаюсь с места и роняю стул. Алексей Александрович морщится и кривится. Мол, какая я нелепая. Этот мужчина никогда меня не любил. Всегда смотрел косо вслед, задирал на парах, огрызался и даже порой стебал при всех, как «особо одаренную».
— Совсем уже не стараешься? — он обреченно смотрит на телефон в моей руке, который я сжимаю до побеления костяшек. — Собралась прямо с подсказки отвечать? А где бланк с ответами?
Открываю и закрываю рот, ответить нечего. Стыдно так, что щеки сразу заливаются густой краской, а глаза стеклянные. Не плачу, нет. Плакать я никогда не умела. Не тогда, когда бабушка, единственный любящий нас с братом человек, умерла. Не тогда, когда отец, уходя, скупо бросил мне вслед: «Не названивай, имей гордость». И даже не тогда, когда мама без предупреждения улетела с подругой в Турцию на месяц, не оставив нам с братом и копейки на продукты. И не тогда, когда папины кредиторы зажали меня в углу и чуть не прирезали за его долги... В общем, слезы — это не мое.
— Простите меня, пожалуйста... Я просто... Я... — нужно что-то сказать, но получается лишь невнятный бубнеж под нос. — Могу я подготовиться еще хотя бы полчасика?
Он смотрит на меня, как на идиотку. Которой, к слову, я сейчас и являлась. Подумать только: пришла студентка на экзамен, пару часов просидела в телефоне, а потом просит дополнительное время. Закрываю глаза и морщусь. Ожидаю, когда меня выгонят взашей.
Вдруг телефон в моей руке вибрирует. Наплевав на правила приличия, смотрю на экран и расплываюсь в улыбке, увидев имя брата — Марк: «Прости... После тренировки по футболу я уснул в автобусе и доехал до конечной. Вышел на окраине города, пока разобрался с развязками... Телефон сел, не смог тебе позвонить. Пришлось просить помощи у людей. Уже дома, все хорошо!».
Облегченно выдыхаю громко и совсем беззастенчиво:
— Слава богу!
Раздается громкое многозначительное покашливание. Только тогда, когда опасность миновала, прихожу в себя. Преподаватель не просто зол, он в бешенстве!
— Простите, что вклиниваюсь в вашу личную жизнь!.. — чеканит тот, сведя брови на переносице.
— Это не... — пытаюсь оправдаться, мечтая выглядеть в его глазах не такой уж и жалкой двоечницей.
Медленно проворачиваю ключ в замке, стараюсь не издать и звука. Координация ужасная, шатает из стороны в сторону. С грохотом хлопаю дверью и падаю на вешалку в прихожей, завалив на пол всю осеннюю одежду.
— Пришла, гулящая дочь? — удар по выключателю, и коридор озаряет ослепляющий свет.
Вижу женщину в ночной сорочке, она саркастично смеется надо мной, когда я снова и снова падаю.
— Ты как до дома добралась, чудо гороховое? — положа руку на живот, она уже вовсю заливается хохотом.
— На такси… — вспоминаю деньги преподавателя и кривлюсь. Сперва выкинула их в урну, не хотела брать. Но когда утерла слезы, привела себя в порядок, поняла, что и шага ступить не могу. Полчаса вызывала такси, пальцы не слушались. Потом час по подъезду на второй этаж поднималась, держась за стенки.
— Ясно… — мама многозначительно приподнимает бровь. Когда прохожу рядом, она вдруг сжимает мои щеки и внимательно смотрит в глаза. — Видишь, какая я хорошая мать, а ты не ценишь.
— В смысле? — краем глаза бросаю взгляд на комнату Марка. Там выключен свет, но рюкзак из школы разобран. Спит малыш. И хорошо. Не стоит ему видеть ответственную сестру в таком мерзком состоянии, иначе я сгорю от стыда.
— Дочь пришла домой под чем-то, еще и пьяная, а я даже наказывать не стану. Твоя жизнь, делай, что хочешь. Вот твой папаша бы орал, распинался. Но я другая. Понимаешь? — несет та какую-то чушь. Вот, кто реально всегда под градусом, так это наша мамуля. Запах дешевого вина уже ей под кожу пропитался. Никакие духи не перебьют.
— Мама, я просто выпила… — отмахиваюсь и иду в комнату. — Бред не говори!
Запинаюсь, падаю, но добираюсь до постели. Вслед слышу мамино издевательское:
— Сделаю вид, что поверила. Ты у нас на гулянки только и способна!
Ложусь на постель прямо в одежде, нет сил раздеться. Но стоит голове коснуться подушки, как начинаются вертолеты и дикая тошнота. Кажется, все вокруг воняет: духи, ароматизатор, и даже саше из шкафа… Встаю с постели и открываю окно, жадно вдыхаю аромат ночного города.
Прямо у моего подъезда стоит темно-синий джип. Припаркован во тьме, фары горят. Фыркаю, закатываю глаза. Точно на таком же ездит Алексей Александрович! Не хочу о нем думать, гневно задергиваю штору.
****
«Я тоже не хочу лишать тебя девственности... Здесь. И так быстро… Это не интересно. Хочу сперва поиграть с тобой».
«Вот и все, Наденька. Больше ты мне не интересна».
Между этим фразами, сказанными одним человеком, прошло меньше часа. И как понять весь мужской род? Нет, не так: как понять одного конкретного мужчину — Алексея Александровича Макарова…
В первую встречу после произошедшего в баре я рвала и метала. Репетировала перед зеркалом, как красиво пошлю его вон. Как отвешу пощечину и скажу, что он главное разочарование в моей жизни! Но мужчина вел себя отстраненно, будто ничего не произошло.
Я была ему совершенно безразлична и следующие пару недель, когда он словно забыл о моем существовании. Смотрел сквозь, на паре не опрашивал и даже во время переклички забывал упомянуть мою фамилию.
Я начинала сходить с ума. Как же так?! Может… Ничего не было? Может, это просто пьяное больное воображение?
— Нет… Мне это не показалось! — просыпаясь среди ночи в поту, задыхаясь от желания, я больше не могла уснуть. Мои трусики были мокрыми, а клитор горел и пульсировал… Я чувствовала его жесткие грубые руки на своей нежной коже. Сходила с ума только лишь от воспоминаний. Мне, черт его дери, нравилось, как он грубо трахал меня в туалете бара! С каждым днем я понимала это все больше и больше.
Однажды на паре по высшей математике я засмотрелась на Его губы и… Потерялась. Мысли увели меня в тот злосчастный вечер. Тело бросило в дрожь, когда вспомнила, как эти же губы шептали мне на ухо всякие жуткие, грубые пошлости. Смотрела и жадно грызла карандаш, пока в мыслях преподаватель имел меня на столе так же грязно, как и в кабинке туалета. Сжав бедра, неосознанно пыталась сделать себе приятно. Чувствовала, как соски предательски встают колом и выделяются через светло-голубую строгую блузу.
Вдруг он делает резкий усталый вздох и грубо захлопывает книгу. Эхо расходится по аудитории. Я прихожу в себя от испуга… И зеленые глаза преподавателя злобно пялятся на меня.
— Что я только что сказал, Наденька? — спрашивает он меня с раздраженным оскалом.
Я краснею и бледнею, теряюсь на ровном месте и опускаю взгляд:
— Вы сказали, что…
И замолкаю, словно полная идиотка! А ведь готовилась к паре и явно могла бы ответить, если бы слушала, а не мечтала о сексе с преподавателем. Позор… Желание провалиться под землю становится невыносимым.
— Можно я отвечу, Алексей Александрович? Вот я вас слушала, в отличие от всяких особо одаренных… — мягкий бархатистый голос блондинки Анечки заставляет меня разозлиться. Эта холеная дочка обеспеченных родителей всегда выглядела с иголочки, не работала и жила в своей личной квартире на обеспечении семьи. Этого уже достаточно, чтобы ее недолюбливать. Но та всегда пыталась выслужиться перед преподавателями за чей-то счет!
— Конечно, — мужчина говорил с Аней, но его взгляд я почему-то чувствовала на себе. И этот глубокий утробный голос... Он сводит с ума!
Я шла на факультатив так, будто это заранее запланированный расстрел. Боялась того, чего ждала. Ждала того, чего боялась…
Зайдя в комнату, закрыла за собой двери. Маленький уютный кабинет выделили Маркову непонятно за какие заслуги. Он не был деканом, не курировал научные работы студентов. И вообще, мало пар в вузе вел. Но лишних вопросов я никогда не задавала.
Конкретно сейчас меня больше интересовал он — мужчина, что довел меня до ручки. Он спокойно листал свои записи. Указал мне на кресло подбородком и пальцем тыкнул, куда класть тетрадь.
— Готова? — спросил он спокойно, но на губах едва заметно проскользнула издевательская улыбка.
Во рту у меня мгновенно пересохло. Поерзав на месте, я отрицательно замотала головой:
— Нет.
— Но, — в зеленых глазах заплясало пламя. Адское, прожигающее до самих костей, — все же ты здесь.
Открыв рот, хотела было сказать: «меня вынудили». Но осеклась. Я ведь могла настоять, как-то выкрутиться… И все же я здесь. По своей доброй воле. И от этого мерзко внутри. Будто совершаю что-то жуткое, противозаконное.
— Открывай тетрадь и пиши тему урока… — ударив ладонью по столу, он театрально ахнул: — Что же это я? Книгу нужно достать. Поднимайся, Наденька. Помощь твоя нужна.
— Вау, — положив руку на сердце, я позволила себе закатить глаза, — вам нужна моя помощь? Это что-то новенькое.
— Не мне нужна. Тебе! Я уже все умею, а тебе учиться и учиться, — глазами он указал мне на огромную книжную полку, что простиралась во всю стену кабинета от потолка до пола. Рядом с ней стояла прикрученная к рельсам лестница, управлялась которая рычагом и перемешалась по всей плоскости. Такое изобретение я, признаться, видела впервые. — Давай, лезь наверх и доставай!
— А волшебное слово? — попыталась я мягко, желая наладить контакт.
Но тот гневно ударил по столу и рявкнул:
— ЖИВО!
Я оперативно подскочила с места, залезла наверх и только потом поняла:
— Алексей Александрович, а какая книга вообще нужна?
Внимательно осмотрела корешки… Библиотека у мужчины довольно редкая и, честно сказать, сложная для моего, пока еще, развивающегося ума. На мгновение я задумалась: «Он и вправду все это читал?». Если посмотреть без эмоций, Марков человек умный, предмет свой знает…
— Ай! — я резко содрогнулась, когда почувствовала боль в бедре. — Вы… Вы меня укусили?!
Преподаватель стоял рядом с таким видом, будто понятия не имеет, о чем идет речь.
— Ищи книгу, не отвлекайся, — приказал тот, строго сведя брови на переносице.
— Какую книгу? Вы же мне не сказали! — наши взгляды встретились, мужчина продолжил молчать. Поэтому я решила слезать с лестницы обратно. Шаг и моя пятая точка напоролась на что-то твердое… Обернувшись, я ахнула: это было лицо мужчины. Я буквально села на него! Попыталась тут же подняться вверх, он не дал. Сжал бедра и потянул на себя. Зарываясь в складки между трусиков. Удерживая себя за лестницу, красная от стыда, я тихо прошептала: — Алексей Александрович, я…
— Тихо, заткнись, — слова его прозвучали нагло и… приглушённо. Его дыхание, шевелящиеся губы дразнили меня между ног. Это открытие заставило меня задохнуться и прикусить язык, чтобы не издать и звука. — Ищи книгу. Пока книгу не достанешь — не слезешь!
В отчаянье я закричала:
— Да какую к черту книгу!
Он жадно вдыхал мой запах, буквально обнюхивая кожу. Это было странно и между тем безумно возбуждало мой нездоровый разум!
«Стоит все остановить! Иначе потом снова не сможешь спать по ночам!», — говорила я себе.
— Книга, Петрова, — повторил он снова. И я ощутила себя в каком-то артхаусном фильме, где происходят странные, несвязанные между собой события и непонятно, что за этим последует.
— Мой мозг… Он сейчас взорвется! — призналась в отчаянье. — Прошу, мне нужно… Мне нужно обсудить все то, что между нами происходит!
Но вместо того, чтобы поговорить со мной, мужчина зашевелился. Медленно повернулся в другую сторону, прижимая спиной к книгам, и положил мои бедра на свои плечи. Теперь я буквально сидела у него на лице и придерживалась на лестницу. Медленно потянув за край трусиков, он отодвинул их в сторону и провел широким мягким языком между моих складок. Я едва не сошла с ума! Меня повело, перекосило, в спину словно разрядом молнии ударило! Именно этого хотело мое тело долгие недели! Именно об этом я мечтала холодными ночами, убеждая себя в обратном!
— Твой запах… Тебе нравится твой запах? — вдруг спросил он, и я растерялась.
— Я… не знаю… свой запах… — влажным лбом уткнувшись в ладони, закрыла глаза. Сложно говорить, когда твое самое чувствительное место жадно терзают, засасывают и нежно касаются носом.
— Ты ведь мастурбируешь? — спросил он буднично, а после обхватил губами мой клитор и потянул. — Отвечай.
Его язык пьянил, доводил до ручки…
— Да…
— Как часто?
Мое дыхание ускорилось. Сознание заволокло дымкой…
Часто в фильмах ты поражаешься персонажу, который проявляет непонятное тебе безрассудство, а потом получает заслуженное наказание. Например, на жертву несется поезд, но она стоит на месте, молча глядит на крутящиеся колеса и даже не пытается шагнуть в сторону. Раньше я была той, кто осуждала. Все изменилось.
С каждым днем лавина из неприятностей, что несется на меня со склона горы, становилась все больше. Я же зачарованно смотрела на нее восхищенным взглядом. И не просто стояла на месте, нет… Я шла ей навстречу. Бежала, сверкая пятками, если точнее.
И имя этой лавины — Марков.
— Боже мой… — мои ноги сводило судорогой от напряжения, а щеки уже не просто пылали, а источали настоящее пламя костра. — Что ты творишь?
Под моей юбкой, пристроившись между ног, преподаватель устроил настоящий пожар. Его куннилингус был настолько безумный, что я едва на ногах стояла.
— Успокойся, — спокойно говорит он, оторвавшись на мгновение и давая мне возможность вздохнуть с облегчением. — Я проверил, в этот угол камера наблюдения не попадает.
— А студенты, преподаватели… — дышать становилось все сложнее. Казалось, рубашка порвется на груди и оголит ее… Откинувшись на стену, я в немом спазме распахнула рот. — Что если нас кто-то увидит?
— До конца пары… — он приподнял руку и деловито добавил: — Три минуты. Так что не отвлекай меня, если не хочешь последствий.
И я покорно замолчала. Знала, что он не оставит меня в покое, не получив то, за чем пришел.
А точнее, за чем вызвал меня с пары по истории, зажал прямо в углу общественного коридора, опустился на колени и впился губами в мой клитор. Безумие! Настоящее сумасшествие!
Мне нравилось думать, что я против. Что я не такая. Но, черт его дери! По правде, сумасшествие препода лишь сильнее сводило с ума меня! Распаляло, разжигая внутри огонь невиданных масштабов!
Секунда, одна, вторая… Сквозь безумное биение сердца и отбивание битами пульса в ушах я начинаю слышать отдаленные шаги в смежном коридоре. Они приближаются… Еще несколько ударов и «гость» застанет нас: распущенную студентку и порочного преподавателя. Позор на всю жизнь обеспечен.
— Там… — шепчу невнятно. — Ты слышишь?
— Тебе нравится, признайся! — усмехается тот, и я неосознанно киваю. И правда хорошо… Так, что от напряжения пальцы ног судорогой свело.
Он втянул меня в это безумие! Он тот, кто стал первым мужчиной. Показал, что нормального секса между мужчиной и женщиной просто не может быть. Только грязный грубый петтинг по углам. В самых публичных местах, без нежности и подготовки. Заставлял днями жить в предвкушении, а потом нападал и, получая свое, исчезал не прощаясь.
И я втянулась. Начала получать то самое экстремальное удовольствие, к которому он меня приучил. Поддавалась ему и изнывала в ожидании новой встречи…
— Черт! — мои пальцы до боли впились в длинные волосы Алексея Александровича, чуть ли не вырывая их клоками. Содрогаясь беззвучно, он довел меня до самого тихого и самого безумного в мире оргазма. «Гостю» оставался лишь шаг, когда мужчина резко расправил мои трусики, шлепнув резинкой по клитору и выбивая из моего тела дух. Встал на ноги и расправил тот беспорядок, что я устроила на его голове.
— …Так вот, Петрова, курсовая работа должна лежать утром на моем столе! Я понятно изъясняюсь?! — прокричал тот на меня ровно в тот момент, когда из-за угла к нам вышла юная преподавательница английского языка, хрупкая сексуальная блондинка Виктория Викторовна. Забыв обо мне, преподаватель развернулся на пятках и, расплывшись в улыбке, мило обратился к девушке: — Виктория, вот вы где? А я вас искал по всему корпусу? Пройдёмте со мной в кабинет? Нужно прояснить кое-какие моменты расписания десятой группы.
Со мной никто даже прощаться не стал. Сжимая за спиной клок Его темных волос, я кусала губы, истязаемая внутри жуткой ревностью.
Наконец, прозвенел звонок. Толпы студентов повалили из аудиторий. Людей было много, но я ощутила себя необычно одинокой.
****
— …Так вот, Света позвала меня в гости в пятницу, но я не могу пойти, потому что у моего брата все никак не пройдет нога. Она болит уже месяц после того, как он неудачно упал во время матча. Думаю, ничего серьезного, но врач направил на КТ, и мы… — импульсивно история лилась из меня потоком. Я нуждалась в разговоре. Мне нужно было поведать кому-то о том, как тяжела моя жизнь. Пожаловаться хоть раз!
— На колени, — резкий приказ оборвал меня на полуслове.
Я замерла. Перевела взгляд на мужчину в недоумении:
— А?..
— Я сказал: «На колени»! — его зеленые глаза пробежались по моему зеленому свитеру и черным джинсам так, словно я голая.
Сглотнув ком, я подавила внутри обиду. Мои истории ему были не нужны. Он никогда не спрашивал, что я люблю и чем увлекаюсь, о чем мечтаю и какой жизнью живу.
— Но… — потупив взгляд, я принялась агрессивно колупать маникюр. В его кабинете, где шли наши факультативные «занятия», стало вдруг совершенно нечем дышать, словно кто-то выкачал весь кислород.
— Твои губы на моем члене, — чеканя каждое слово, он нервно сглатывал голодные слюни. — Это все, о чем я могу сейчас думать.
Ступив в номер, я замерла. Погрузившись в кромешную тишину, оказалась ее заложницей. Она манила меня в свои объятия, притягивала…
— Ау?.. — сглотнув ком, нерешительно заперла за собой дверь.
«Назад пути уже нет!», — поняла, и по спине скользнул ледяной пот.
— А кого ты хочешь здесь увидеть, Надежда? — теплые руки обвили мои плечи, а мужской нос зарылся в ложбинку на шее. Я взвизгнула так испуганно, будто появление Алексея Александровича не ожидала. Но тут же отряхнулась и заставила себя успокоиться. — Почему так долго?
Сперва хотела солгать… Мол, не могла найти нужный номер или что-то вроде того. А потом вспомнила, что в наших «отношениях» нет смысла лжи, потому что никто никому ничего не должен.
— Думала, готова ли я потерять девственность с таким человеком, как ты, — прошептала с закрытыми глазами. Его руки канатами оплетали мое тело, вызывая внутри бурю противоречивых чувств.
— Ты ведь сама этого хотела. Странная… — его губы были прямо напротив моего уха, только поэтому я уловила едва слышный хмык. — А вот я до сих пор против.
— Понимаешь, у девушек все сложно… Нет, не так: у нас с тобой все сложно! Все, что касается тебя, для меня непосильная задача, решить которую у меня не получается, — он слушал меня внимательно, будто принимал экзамен по высшей математике. Изредка кивал, издавал краткие звуки, но молчал… Моя спина, вжавшаяся в его каменный пресс, ощущала напряжение каждой мышцы мужчины. И… Некую неуверенность? Нерешительность? — Что значит «ты против»?
— Ты… — открывая и закрывая рот, он подбирал нужные слова. — Ты не должна отдавать мне нечто настолько ценное.
— Но ведь мы уже… Много раз… — тьма словно открывала для меня мужчину с новой стороны. И я намерена была задать ему так много вопросов, как смогу.
— Это другое, — крутнув меня к себе, он поддел мой подбородок. Совсем не так жестко и грубо, как обычно. Я чувства, как большой палец нежно гладит мою кожу, заботливо убаюкивая. — Разве ты не хочешь оставить девственность для кого-то важного? Того, кто полюбит тебя? Того, кто захочет провести с тобой остаток жизни, завести детей, построить дом, посадить чертово дерево…
Почему-то тоска накрыла меня с головой, придавливая к земле камнем из печали и душевной боли. Я знала, что Марков не относится ко мне серьезно… Знала! Но от этого его слова менее колкими не стали. Все так же остро ранили душу, заставляя ту кровоточить.
— Нет. В любовь я не верю… — «Больше не верю! Благодаря тебе, сукин ты сын!», — кричало мое сердце в надрыве, пока лицо оставалось каменным и равнодушным.
Он изучал меня долго, с прищуром разглядывая. Во тьме его зеленные глаза отсвечивали как-то по-особенному, совсем не угрожающе. Наконец, мужчина фыркнул, с удивлением приподнимая бровь, и прошептал… Кажется, с ноткой разочарования:
— Ты ведь не врешь.
— Не вру, — врала я. Врала! Так искреннее, как только умею! Лучше бы в театральное пошла, тогда бы никогда не встретила Его.
— Лучше бы врала… — произнес он нечто странное и не дал мне обдумать эти слова. Обхватил руками, поднял ввысь и понес в ванную комнату. — Идем. У нас не так много времени.
Ногой толкнув резную деревянную дверь, он заставил меня ослепнуть от обилия света. Лишь спустя время, когда глаза привыкли, смогла разглядеть обилие белого мрамора вокруг.
— Стой смирно, — строгий приказ и мои ноги коснулись душевой кабины. Он спокойно снял с меня всю одежду, оставляя в одном лишь нижнем белье. Сделал шаг в сторону и, пробежавшись по телу взглядом, тяжело вздохнул, вырвал верхнюю пуговку рубашки и откинул в сторону галстук. — Ты красивая. Знаешь это?
— Да нет… Самая обычная, — неловко обняв себя руками, нервно перетаптывалась в носках по полу. Нервы били ключом, но не у меня. Мужчина же кропотливо сложил мою одежду в ряд у банного столика.
— Красивая. Помни это. Красивые девушки должны получать лучшее, — настаивал тот, возвращаясь ко мне.
Внезапно встал на колени, поднял мою ногу и стянул носок. Прикосновения казались мне нежнее перышка, и я перестала дышать. От голени он скользил по лодыжке и непременно касался пальцев, поглаживая каждую подушечку. Этот момент показался мне интимней нашей связи ранее. Я знала, он никогда больше не повторится.
— Что ты?.. — указательным пальцем скинул бретели лифа с моих плеч, расстегнул застежку позади, заставляя тот упасть к ногам.
— Тсс! — его ладони накрыли мои голые груди, словно примеряясь. Дыхание перехватило, а перед глазами начало темнеть. Медленно спускаясь руками вниз, он гладил мою талию, бедра, колени… Незаметно стянув за собой трусики. Взгляд зеленых глаз пронзил меня адским порочным пламенем, а от хрипотцы в голосе задрожали колени. — А теперь ты раздень меня.
Не знаю, зачем, но с губ сорвалось против воли:
— Это приказ?
— А ты как думаешь? — его брови поползли ко лбу, а коварная полуулыбка заставила между ног все сжаться в сладком предвкушении.
Мысли внутри метались из стороны в сторону. Собрать их вместе было сложно, но я и не пыталась. Не хотела анализировать, мне просто было хорошо и спокойно. Впервые с Марковым.
— Мне плевать, — я хотела быть под стать ему: такой же холодной, спокойной, с размеренными выверенными действиями, но не смогла…
— …Простите, но я ничем не могу вам помочь. Сестры дома нет, — спрятавшись в своей спальне, приложив ухо к двери, я, затаив дыхание, слушаю, как мой брат Марк общается с Алексеем Александровичем. Преподаватель нагрянул ко мне домой без предупреждения поздним вечером.
— Ясно, — тяжелый вздох мужчины заставил напрячься: он явно не верил сказкам. — Вот уже три недели она не ходит на мои пары. Близится сессия. Передай своей сестре, что, если она не хочет оказаться в списках на отчисление, пусть свяжется со мной в самое ближайшее время.
— Она… Пропускает какие-то пары? — мой брат, который не в курсе ситуации, растерялся. Ведь всегда знал меня ответственной, а тут такие новости.
— Да. И меня это тоже волнует. Так что… — мужчина замолчал на полуслове, когда из губ моего брата раздалось сдавленное мычание. — Что случилось? Тебе плохо?
От испуга я встрепенулась, почти выдала себя, но вовремя затаилась. Кажется, ситуация была под контролем. Марк отдышался и перестал корчиться в мучениях.
— Нога… После спортивных соревнований болит, уже давно… Мы сделали КТ, но доктор ничего не нашел. Говорит, фантомные боли, — словно на исповеди мой малолетний брат выложил всю подноготную первому встречному. Это было на него не похоже. Видимо, накипело. — Черт, если эти боли фантомные, какие тогда настоящие! С каждым днем все хуже, я уже не могу наступать!
— Знаешь, запиши номер. Я знаю одного грамотного травматолога. Скажешь, что от меня. Я обо всем договорюсь, — наблюдая за милым общением Марка и Маркова я ощущала себя полной дурой, что прячется от мира вокруг под столом. Полная идиотка! — Ну, пока. Повлияй на сестру, ладно?
Лишь когда двери за преподавателем были заперты, я могла дышать без страха. Марк вошел ко мне в спальню, сел на край постели и так посмотрел, что меня всколыхнуло. В глазах малолетнего брата отразилось столько мудрости и силы духа, что я опустила взгляд. Он был гораздо сильнее меня… И ответственней.
— Знаешь, — мягко прошептал он, — что бы ты не натворила, это не так страшно, как твои прятки.
— Марк, я… Я… — сердце взволнованно застучало в груди. Обняв себя руками, я поняла, что стыжусь не только перед Марковым, но и перед собственным братом! — Понимаешь, у меня две подработки и учеба. Я просто не успеваю на его пары.
— На первом матче меня поставили на ворота, и я пропустил двадцать голов. Двадцать, Надя! А это не волейбол. Тренер назвал меня умственно отсталым, а вся команда тыкала пальцами и смеялась. Мне хотелось все бросить и никогда туда не возвращаться. Знаешь, что я сделал? Прыгнул с места в карьер. Потратил все накопленные с обедов деньги на пиццу, угостил команду и, главное, извинился за свое поведение. Они прониклись ко мне с состраданием, конфликт был улажен, я спокойно продолжил играть. Вот и все, — пожав плечами после самой долгой речи в нашем общении, ребенок встал и направился к выходу. — Тебе приготовить чай? Знаешь, я бы хотел рискнуть и попробовать ту ромашку, что ты притащила из аптеки…
В тот вечер я впервые посмотрела на брата иначе. Щемящее чувство благодарности разрывало меня на части. Вскочив на ноги, я жадно накинулась на него с объятиями. И, чмокнув в темечко, тихо прошептала:
— Спасибо! Боже, спасибо тебе… Я так тебя люблю! Знай, я всегда о тебе позабочусь. Всегда.
Той же ночью, разблокировав контакт преподавателя, я осмелилась написать тому сообщение: «Я хочу поговорить и извиниться за свое поведение. Когда мы можем увидеться?».
Ответ пришел мгновенно, будто Алексей Александрович точно знал, когда я напишу: «Завтра в час дня жду тебя в сто десятой аудитории на пятом этаже».
Сверившись с расписанием, я удостоверилась, что по средам пара высшей математики начинается в половине второго. Перед этим — физика в другом корпусе. А это значит нам с мужчиной никто не помешает выяснить отношения. Тридцать минут мне вполне хватит.
«Идеально».
****
Замерев перед входом в аудиторию, все никак не решалась войти. Это гораздо сложнее, чем казалось. Мой собственный брат был морально сильнее меня!
Все утро я подбирала юбку, переживала насчет сочетания с блузой и гетрами. Хотя, по факту, это не имело никакого значения! Но, самое ужасное, потратила час на макияж и прическу, хоть в зеркале ничего не поменялось, лишь пропали синие впалости под глазами.
— Соберись! — приказала я себе грубо. — Ты виновата. Ты должна проявить характер!
Закрыв глаза, сделав глубокий вдох, я резко толкнула дверь, чтобы не уйти на попятную. И все же сбежать хотелось так сильно, что пятки покалывало!
— Ау?.. — мягко ступив в кабинет, я застопорилась. Никого не было. Пустые, на первый взгляд, парты. Из окна виднелся маленький парк, что раскинулся вниз. Я не успела толком оглядеться, как сильные руки сжали мою талию и дернули в сторону.
Хлопок и дверь была заперта изнутри. А я прижата к стенке Алексеем Александровичем.
— Вот и попалась, птичка, — усмехнулся тот, играя бровями. — Долго думала от меня бегать?
Стоило увидеть зеленые глаза, как я утонула и захлебнулась. Только в тот момент я поняла, что сильно скучала! И как оплошала…
— Мне так жаль… — сорвалось с моих дрожащих от волнения губ. — Я пойму, если ты больше никогда меня не захочешь.
— Мам, — только переступив порог дома, я напоролась на три здоровенных чемодана, — это что такое?
Женщина бегала по квартире, пела песни и радостно собиралась. В таком воодушевлении я не видела ее много лет.
— В маленькое путешествие собираюсь. А что такое?
— Ничего… — я пожала плечами. Для мамы это было нормально. Бросить нас и улететь на другой конец света развлекаться с малознакомым мужчиной. — Просто вещей как-то много.
Потупив взгляд в косметичку, та пожала плечами:
— Хочу задержаться дольше, чем обычно.
— Это насколько? — я напряглась, не нравился мне ее тон. Как будто и без этого проблем мало!
— Пока не решила…
— А с кем едешь? С новым парнем или подругой? — не унималась я, чувствуя, как та пытается увиливать.
— Большой дружной компанией. Там будут эти, ну, как их там… Ты их не знаешь! — ее язык заплетался, а глаза метались по комнате. — Надь, ты чего? Это допрос? Оставь мать в покое.
Немного подумав, я выдохнула и отмахнулась. День был слишком сложный, Марков не выходил из головы… Сил просто не хватало на выяснение проблем мамы.
— Нет, просто сегодня я так влипла… — начала было я. Голос предательски задрожал, а глаза наполнились слезами. Впервые мне захотелось ощутить себя маленьким ребенком, которого мама прижимает к груди и тихо прошепчет: «Все у тебя наладится. Я рядом!».
— На-дя! — закатив глаза, женщина тяжело вздохнула. — Хватит болтать о себе! Ты же знаешь, я человек позитивный, не утяжеляй мою жизнь своим нытьем. Лучше пойди, маме в дорогу сделай парочку бутербродов. А?
Послушно кивнув, я перестала мечтать о невозможном. Мои чувства нужны были только мне самой.
Лениво пройдя в комнату, я кинула сумку на постель. Внимание привлек открытый шкаф.
— Мам, — распахнув дверцы, я застопорилась от вида пустых вешалок, — а куда делась почти вся моя одежда? Куртки, пуховик, сапоги — все пропало…
— А, это я в поездку с собой взяла. Тебе жалко что ли родной мамочке? У нас размер один. У тебя все новенькое, недавно купленное. А у меня старое, поношенное. — жалобно застонала та. — Тебе что, для любимой мамули жалко?
— Не жалко, просто мне ходить не в чем и… — та не дала мне договорить, засунула в рот яблоко и тут же бросилась к выходу.
— Все, мне пора! Такси прибыло! Снеси мои чемоданы, пожалуйста. В моем возрасте вредно тяжести поднимать… А бутерброд делать не надо, лучше в аэропорту перекушу нормальной едой. От этих дешманских продуктов у меня несварение.
Мама часто сбегала из дома в поисках лучшей жизни. Каждый раз возвращалась, стоило кошельку опустеть, или очередному бойфренду перестать оплачивать банкет. Мы с Марком привыкли к такому раскладу вещей, воспринимали все спокойно. Только почему-то именно в этот раз мне было неспокойно на душе. Тревога не покидала…
— А Марк? Он еще в школе. Вы не попрощались?
— Я напишу ему СМС. И привет от мамочки передай, — отмахнулась та, весело мне подмигивая.
СМС брат так и не получил. Зато, придя домой, сразу же заметил отсутствие коллекции старинных монет, что досталась Марку от ныне покойного дедушки.
****
— Что это? Номера телефонов?! — в ужасе я листала страницу за страницей, изучая выписанное Марку назначение.
Мы обратились к врачу, что посоветовал Марков. Каким бы уродом он не был, брату нужна была помощь. И, после осмотра, врач отправил брата в коридор, а меня огорошил новостью: у ребенка раздроблена кость на мелкие осколки. Лишь в одном крохотном месте пятки, но этого достаточно, чтобы сделать человека инвалидом. Вылечить такое очень сложно, практически ни одна клиника не берется за подобные случаи. В особенности, потому что Марк ходил так почти два месяца!
— Это цены, — доктор понимающе усмехнулся. — Если решитесь на операцию в нашей клинике. Сразу предупреждаю, что цена — не самое страшное. Операция сама по себе очень рисковая. Можно сказать, экспериментальная. Ни один врач не даст вам гарантию, что после нее Марк вообще придет в себя и начнет ходить.
— ЧТО?! — мое сердце от шока едва не покинуло тело! — Как такое возможно??!
— Я почти уверен, что в данном конкретном случае все будет отлично… Если начать лечение уже сейчас, — поспешил успокоить меня тот. — Но… Вы должны понимать, операция сложная. Восстановление после нее займет около полугода-год. Пару месяцев из которых мальчик проведет в больнице, а потом ему придется заново учиться ходить.
Замерев, я перестала дышать. Под столом ущипнула себя за бедро, но нет… Это не сон.
— Такие деньги… Для меня это слишком дорого. Неподъёмно, — призналась я, зарываясь лицом в ладони.
— Я сделал огромную скидку. Работаю бесплатно. Лишь потому, что вы пришли от моего друга Маркова. Я ему обязан, — ошарашил меня тот. — В других клиниках будет минимум на пятьдесят процентов дороже. Слишком высокие репутационные риски…
Замерев, я таращилась в стену, казалось, вечность. А потом задала страшный вопрос. Ответ на который знала, но в глубине души надеялась на чудо:
— А что будет, если не делать операцию?
Полгода пролетели, словно один длинный сон…
Он вызывал меня, словно шлюху. Сообщением писал время и место. А потом, у постели, я находила конверт с деньгами на лечение брата.
Сперва мое тело получало сумасшедшую, непостижимую уму разрядку. А потом чувства притупились, и все происходило на автомате, будто утренняя зарядка или чистка зубов. Марков чувствовал это. Но вместо обещанного разрыва устного договора, он лишь больше наседал. Больше требовал. Больше, больше, больше!
— …Вот ваш заказ! Простите, не могли бы вы подождать ваш чизкейк еще десять минут? На кухне просто… — однажды во время работы официанткой я замерла с подносом в руках и остолбенела. Он сидел в зале среди гостей. Он! Снова, мать его, он! В жуткой убогой круглосуточной пиццерии для нищих студентов, где воняло луком и сосисками на весь зал! Просто сидел за столиком, локти брезгливо лежали на одноразовых салфетках. Зеленые глаза с прищуром смотрели только на меня.
«Как давно он там стоит? Как давно караулит?», — от мыслей я впала в панику. Стало нечем дышать!
Ведь мой мир делился на две части, которые ранее не пересекались. Черный, грязный, порочный — где есть Он. И обычный, суетливый, будничный — весь остальной. Днями на пролет я училась, зарабатывала на подработках на свои расходы, посещала дополнительные занятия, навещала брата в больнице… А по звонку становилась грязной шлюхой. Где преподаватель, что на парах строг и равнодушен ко мне, впечатывал в постель похотливо и голодно.
Набравшись мужества, я схватила со стойки меню и заставила ноги приблизиться к Алексею Александровичу:
— Вам чем-то помочь? Неужели пришли ради скидки «два по цене одного»?!
Он усмехнулся и выгнул голову в бок:
— Не рада мне? Не удивительно. У тебя ведь тут отличный вариантик наклёвывается.
Сглотнув ком, закрыв глаза, я глубоко вдохнула:
— Какой еще «вариантик»?
— Вон тот, — Макаров с презрением тыкнул пальцем в одного из клиентов. — Он тебя уже всю облапал. Чего стесняешься? Уже залезь под стол и отсоси.
Кинув меню на стол, я услышала гул, разнёсшийся эхом по помещению. Люди начали оборачиваться. Менеджер не двойственно посмотрел на меня, недовольно качая головой. Теперь я на шаг от увольнения. Ведь, естественно, работала неофициально, без оформления. Кому нужна в штате студентка без опыта?
— О, — зеленые глаза мертвой хваткой вцепились в менеджера. Тот подавился и испуганно отвернулся. — Как давно ты спишь с этим хмырем? Не пойму, ты тут всем даешь за бесплатно? Мне одному нужно за это платить?
Сгорая от стыда, я лишь молилась, чтобы никто не слышал слов мужчины.
— Он, — подбородком указала на парня, спокойно жующего свою дешевую пиццу и увлеченно играющего на телефоне, — просто клиент. Я даже имени его не знаю! А менеджер… Он просто менеджер!
Оправдываться я была не обязана, но так казалось проще избавиться от мужчины. Не тут-то было! Красный, словно рак, играя желваками, он процедил сквозь зубы:
— За месяц того, как ты его обслуживаешь, имени так и не спросила? Удивительная избирательность, Надюша!
И тут я обомлела. Как давно Алексей Александрович следит за мной на работе? Откуда знает, кто именно мой постоянный клиент? Может, подкупил кого-то... А может самому заняться нечем… Плевать! Это меня чертовски разозлило.
— Да пошел ты!.. — сорвавшись с места, я хотела убежать, скрыться из виду, спрятаться. — Чтобы я тебя тут больше не видела!
Он схватил меня за руку, грубо и хватко. Как цербер, готовый держаться до последнего.
— Идет, детка! Но и ты тут больше работать не будешь, — холодный стальной тон не терпел возражений. — Сейчас пойдешь и уволишься.
— С какой это стати? Мы так не договаривались! — я запаниковала. Ведь хоть зарплата у меня была и маленькая, повар позволял забирать просроченные продукты домой и этого хватало на пропитание. Марку, конечно, я покупала все свежее и отборное, а мне и отходов хватало с головой.
— Тебе напомнить, сколько в месяц я трачу на твоего брата, а? Или ты уже накопила денег и можешь вернуть мне долг, что взяла твоя мама? — бровь мужчины саркастично выгибается. Ведь он понимает, что прав. Что я полностью в его власти. Марионетка, которой слова не давали. — Хочешь завтра получить новый чек? Иди на уступки. А нет? Наш договор окончен.
Грубо вырвавшись из его хватки, я бегу прочь. А позже увольняюсь, потому что отныне он — мой Бог. Как Он сказал, так и будет. Слишком много на кону. Слишком важна жизнь Марка.
На следующий день, привязав мое тело к постели, он всячески пытался разжечь во мне огонь. Но я была слишком подавлена даже для того, чтобы играть роль. Поэтому просто лежала и думала о своем. В какой-то момент он плюнул, встал и ушел в душ. После в конверте с деньгами я увидела нечто новенькое.
— Что это? — недоуменно покрутила в руках золотую карту.
— Ты уволилась, — буднично произнес он, застегивая рубашку. — Тебе ведь нужно как-то существовать. Купи себе новое белье, шмоток, косметики… А то ходишь вся во рванье и ешь с мусорки. Уже видеть тебя страшно! …Она безлимитная. Ни в чем себе не отказывай. Машину, конечно, не купишь, но на ремонт дома хватит. Оформи себе доставку из ресторана… Цацок закажи… Не знаю… Как там себя подобные тебе радуют?
— И, — дверь передо мной распахнулась, и я с тревогой шагнула в полную тьму, — это твоя квартира?
— Одна из многих… Знаешь ли, парочка удачных патентов, и деньги перестали иметь для меня значение, — надменно подметил Марков. Я не сдержанно прыснула и закатила глаза. Он не мог умолчать о своем состоянии! Будто постоянно намекал: «Я могу решить все твои финансовые проблемы. Вопрос лишь в том, на что ты ради этого готова?».
Щелкнул включатель, и квартира вспыхнула, словно спичка. Стала такой светлой, что заболели глаза. Хотелось натянуть солнцезащитные очки. А лучше спрятаться под одеяло. Стены вокруг белые, будто в психушке. Количество точек освещения превышено раза в два. Множественные отполированные зеркальные поверхности лишь усугубляли ситуацию.
— Тут… — тяжело вздохнув, я замялась, пытаясь подобать правильное слово. — …Можно жить. Сойдет.
Мужчина за мной спиной хрипло рассмеялся. Я ощутила, как стальной хваткой рука упала на мое плечо, крепко сжимая. Незаметно скинув на пол сумку с вещами, что я несла всю дорогу и не доверила Маркову.
— Наденька, — ехидно прошептал он мне на ухо, — ты в центре столицы. В охраняем ЖК бизнес-класса. Наши соседи — звезды, политики, миллиардеры… На крыше — бассейн. На первом этаже — фитнес клуб. «Можно жить»? Это все комментарии?
Сцепив зубы, я с трудом подавила рвущуюся наружу ярость. Знал бы Марков, как плевать мне на его деньги. Одно лишь волнует — состояние брата. И как только он вылечится — все будет кончено. Я уйду. Нет! Сбегу на другой конец света… И он никогда-никогда меня не вернет обратно.
— Да. Это все, — хмуро осмотрев обилие дверей, словно в поликлинике, я могла лишь предположить, как много девочек по вызову здесь временно проживали, и как много болезней есть шанс подцепить. — Где моя спальня?
Алексей Александрович шагнул вперед, распахнул для меня одну из комнат, и я попыталась войти. Путь перегородила выставленная перед моим носом рука.
— Не хочешь объясниться? — со сведенными бровями он внимательно сканировал мое лицо и будто не мог найти ответов.
— В смысле? — я лишь устало пожала плечами и… Отвернулась. Хотелось скорее запереться в новом пристанище и погрузиться в черную мглу внутри себя.
— Ты не хотела переезжать. Были слезы, крики, истерика, а потом… — он сузил свои зеленые глаза и сжал губы в тонкую линию, — Ты написала сообщение: «Забери меня»! Что все это значит?
— И, — выгнув бровь, я вдруг поняла, что играю в гляделки с преподавателем, — разве ты не этого хотел?
— Этого. Но… Что-то здесь не чисто, — шаг вперед и его руки мертвой хваткой сжали мои плечи. Удерживая на месте, он прожигал насквозь, пытался проникнуть под кожу… — Ты сейчас же объяснишь мне, что случилось.
Тревога внутри нарастала, а дышать ровно стало практически невозможно. Сглотнув ком, я нервно рассмеялась:
— Ничего не случилось. Что за подозрительность?
Ледяной тон обрушился мне на плечи лавиной, заставляя пошатнуться в неожиданности:
— Тогда почему я отчетливо ощущаю от тебя желания попросить у меня денег? Снова.
Меня затрясло в лихорадке, а глаза суетливо забегали из стороны в сторону. Слезы, которые копились долгие годы, теперь срывались даже при мимолетной причине. Вот и сейчас глаза наполнились мерзким солоноватым веществом, сдавая мое внутреннее состояние с потрохами.
— Я… Я просто… Тебе показалось… — язык заплетался.
— Говори, — требовал он все более мрачно и жестко, — кто тебя шантажирует?!
— Никто! С чего ты взял? — казалось, огненные следы его пальцев навсегда останутся на моих плечах.
— Ты никогда не берешь деньги на свои личные траты, у Марка предостаточно средств на месяц, так что все очевидно! — чем дольше я не отвечала, тем громче он кричал, тем свирепей выглядел. Словно монстр раздувался все больше и шире. И ослепляюще белый коридор больше не слепил…
— Это отец! — выпалила я под давлением, не в силах его выдерживать. И тут же торопливо пояснила: — Он каким-то образом узнал про то, что Марк проходит дорогостоящее лечение. С чего-то сделал выводы, что у нас денег немерено! Завалился к нам в мое отсутствие и развел брата на большую сумму денег. Якобы на лечение. Честно? Я думаю, он вовсе не болен. Но факт остается фактом: денег нет, — я видела, как расширяются глаза Маркова. В них — шок. В смущении отвернулась. — Марк готов не проходить лечение, лишь бы помочь отцу. Я злюсь на него, но… Одновременно и завидую. Мне хочется оказаться на его месте. Стать глупым и беззащитным ребенком, проблемы которого решает старшая сестра. Но такого никогда не было и не будет. Я всегда была одна, — предательские слезы скользнули по щекам, заставляя утопать в собственном бессилии. — Но сейчас я сдала. Не справляюсь. Проблемы, они как питоны — сдавливаю все туже и туже. Порой пытаюсь вспомнить, когда стала такой размазней? А может, всегда такой была. Убогой клушей, которая не может справиться даже с плевой проблемой.
Он отпустил мои плечи и шагнул назад. Его руки опали, словно осенние листья.
— Иди спать, Надежда. — глухо, совершенно не своим голосом прошептал мужчина.
Я посмотрела на него, пытаясь понять: что вообще происходит? Он мной разочарован? В бешенстве? Зол? Но, нет… Мужчина выглядел потрясенным, потерянным и совершенно безоружным. Таким я видела его впервые.