Пороховая бочка

Глава первая

— Идиот! Ненавижу тебя! — Одна тарелка пролетает над головой Оскара, следующая метит в руку. Театральное выступление именуемое "истерика мигеры" только-только набирает обороты. Обычно его девушка была милой, точно ласковая кошка, однако в таких ситуациях напоминала о своей латинской крови и превращалась, скорее, в дикого хищника: в ход шли и грязные ругательства, и жесты, и даже попытки немножечко похоронить своего избранника. Будь она действительно кошкой, точно бы отгрызла бедняге ногу. Но её можно понять: все родственники по маминой линии так ругались. В общем-то, в этом и находили страсть самой любви. Когда не любишь - разбираться не будешь. Просто уйдешь.
— Придурок! Кусок... Аргх! — несчастная кастрюля отправляется в полёт теликинезом, руки уже устали. До этого Оскар хвостиком ходил следом, извинялся, сейчас же устало вздыхает: посудина пролетает насквозь, её траектории вторит дымка, в которую превратился его торс.
— Не смей использовать свои силы против меня! — Кира уже не просто кричит, это больше похоже на визг. Очередная мелочь отправляется в полёт.
— Это самооборона!
— Asqueroso! Я тебе сейчас покажу самооборону!
— Bruja!
На секунду девушка встаёт столбом. Её глаза широко раскрываются, а злость достигает такого размаха, что оставшиеся вокруг немногочисленные снаряды сначала подлетают в воздух, а потом обессилено падают на пол. Это уже за гранью. Чтобы он, да её же ругательства, на языке её матери использовал против неё самой?! Эту перепалку ему не пережить.
— Кира... — Оскар пристально смотрит на девушку, медленно понимая, насколько обосрался. Руками он касается столешницы-островка, что временно, но спасала его от прямой агрессии девушки. Та делает шаг влево – Оскар вторит, уходит на шаг право. Она меняет направление - он торопливо повторяет. Хочет поднять руки, сдаться, но боится последствий. Сейчас – только дезертировать и просить политубежища.
— Я не хотел!
— Cabeza de mierda
— Я случайно!
— Я сейчас случайно тебя похороню!
В этот раз они совершают полный круг вокруг столешницы. Оскар запоздало понимает, что он отрезан от спасения: раньше за его спиной была гостиная, теперь же спасаться можно только с помощью способностей. Однако времени слишком мало и стресс мешает их использовать.
— Да ты сама себя слышишь?! Вот и как с тобой диалог строить, стерва?!
Кроткий вздох и у неё срывает крышу. В одно мгновение она запрыгивает на столешницу, в другое уже спрыгивает на бедолагу, роняет его на пол. Оскар сопротивляется, руки обращаются в дымку, однако сильный удар затылком сбивает настрой и он только скулит жалко, а вновь материализовавшиеся запястья прижимаются цепкими пальцами девушки к полу. Длинные ногти впиваются в кожу, а злоба ощущается переменившимся давлением в воздухе.
— Попался.
— Мне жаль!
— А той дуре явно не было! Какого чёрта?! Я столько лет ношусь с тобой, терплю все эти выходки, а потом вижу рядом очередную курицу! — Кира снова кричит. Она мелкая, скинуть её было бы легко, но сейчас девушка настолько завелась, что не контролирует себя. Даже если бы она разжала руки и поднялась, бедняга Оскар остался бы придавлен к полу силой куда большей, чем её жалкие килограммы.

— Ты преувеличиваешь
— Я преувеличиваю?! — Она отпускает его руки. Вцепляется в ворот футболки, та трещит на грани порваться. Запястья бедолаги сдавливает ещё сильнее: если ситуацию не сгладить, могут и кости треснуть.
— Мне больно!
— И что? И что с того?! А тебя волнует, что чувствую я?! – Встряхнув парня, Кира складывает руки на груди и фыркает. Бедняга снова ударяется головой: теперь давление приходится не только на руки, на всё его тело. Но не такое сильное: повлияла площадь распространения.
— Ты сама любишь внима...
— Внимание, Оскар! Которое я не получаю от тебя, когда ты смотришь на других шлюх. Вот скажи мне, какого чёрта? На меня оборачиваются, просят номер, я отказываю и сбегаю, всё ради тебя! – Острый ноготок упирается в тяжело сдымающуюся грудь. Ведёт к шее, царапает кадык... Кира клацает зубами и снова раздражённо выдыхает, будто с отвращением отдёргивая руки от своего избранника. Если бы не перепалка, картина случайному зрителю открылась бы весьма пикантная. Хоть свет выставляй, да камеру устанавливай.
— Столько хороших мужчин, высоких, сильных, интересных. Буквально готовых на всё... Я игнорирую всё это и взамен хочу лишь верности, а что получаю? Твои руки на талии этой блядской блондинки!
— Да пожалуйста! Вали к кому хочешь, посмотрим, сколько тебя выдержат и как скоро упекут в дурку!
Это было зря. Кира почти успокоилась, но всё прахом. И так всегда. Оскар не мог вовремя извиниться, Оскар не мог промолчать, Оскар не мог запомнить. Он говорил "да-да, я тебя услышал", "да, родная, этого не повторится", а потом всё повторялось. Улыбочки, флирт, походы в бар с друзьями. Новые номера, селфи, отметки. Комментарии под постами в инстаграмм, видео в чужих историях.
"Ты не так поняла"
"Это просто подруга"
"Девочка была совсем одна"
Кира просила, Кира плакала, кричала и мстила. Она танцевала на барных стойках, в клубах прижималась к незнакомцам и опускалась к ним на колени, но никогда не могла перейти грань и это сводило её с ума. Когда-то она радовалась, что они оба выжили, сейчас же жалела, что Оскар не умер и она не начала жизнь с чистого листа. Чёрт с ним, плевать, она могла бы тоже словить шальную пулю, но им "повезло". Сейчас их отношения были тотальным пиздецом, вместе их держали лишь общие кошмары. Никто так хорошо не поймёт травмированного человека, как другой, едва не потерявший всё. Но у других ведь... Всё было лучше? Их пара же лишь искусно создавала прекрасную картинку. Желанные гости на вечеринках, вечно весёлые, красивые. Не со скелетами в шкафу, а с целым кладбищем на заднем дворе.
Звонкая пощёчина. На щеке Оскара алым зреет след, давление ослабевает. Кира руками закрывает лицо и начинает мелко дрожать. Не об этом она мечтала в детстве. Не этого ждала, когда упорно тренировалась, сбегала в чужой корпус и не давала себе заглядываться на других ребят. Тогда спасало меньшее количество девчонок. Тогда он смотрел только на неё.
— Да пошёл ты.
Она медленно встаёт. Нервно утирает щёки, трёт глаза. В секунду с тела Оскара пропадает вес её тела, в следующую уже не давит окружение. У девушки больше нет сил сражаться, нет запала на крики. Она устала и сдалась. Проиграла первой.
— Давай-давай, у тебя же очередь из кавалеров! Прям за дверью, с цветами и прочим, всё как ты любишь! — Задетое эго не даёт промолчать. Он кое-как садится на полу, наконец пропало её грави-поле. Молодой человек потирает ушибленный затылок и в моменте начинает ненавидеть себя. Ну какого чёрта? Всё было нормально, когда она дулась. Когда игнорировала, когда сбрасывала звонки. Когда оставляла ему холодный ужин, не целовала перед сном или отбирала всё одеяло. Всё было нормально, когда она кричала или дралась. Всё было нормально... Пока она не начинала плакать. Почему-то только в эти мгновения она вдруг представала пред ним настоящей: маленькой девочкой, пережившей слишком много дерьма. Той самой, что терпела все его выходки, что доставала друзей из завалов. Маленькой героиней, о которой так никто и не знал. Солдате, что как и он, будет похоронен без почестей и чьё имя внесено в папки "засекречено".
Девочкой, которой он даже не сделал предложение. Они не обсуждали это толком. Она отшучивалась, мол, мать её несколько раз мужей меняла. Смысла нет. Ему просто было плевать. Толку от этих мелочей, если не доживут? Толку, если и так нормально? Зачем, если всё равно вместе? Разве мало общего дома? Разве мало делить постель? Разве мало... Блядь.
Она скрутилась на диване. Маленькая и беззащитная, совсем спрятала свои когти. Оскар всегда терялся в таких ситуациях. Иногда оставлял её одну, иногда приносил воду. И самое ужасное, когда он сам был виновником таких ситуаций, а случалось такое... Непозволительно часто. Особенно для той, что истерила не без повода. Он сам сделал её такой. Сам доводил. То ли самоутверждался за её счёт, то ли... Чёрт разберёт. К выделенному специалисту он не ходил. Очередной искалеченный войной дебил.
— Кир...
— Проваливай.
— Кира...
— Отвали! Соберу вещи и больше ты меня не увидишь, достало! – Она поднимает голову, замахивается на него, но делает это совсем медленно и слабо. Оскар легко перехватывает её запястье, свободной рукой обнимает и прижимает к себе. Как же он ненавидит извиняться.
— Хватит.
— Придурок...
— Пожалуйста, мышонок. Хватит.
— Как же я тебя ненавижу.
— Я знаю.
Холодный нос утыкается в его грудь. Ругательства сменяются всхлипами, всхлипы переходят в истерический смех, смех же сменяется отчаянным плачем вперемешку с воем. Истерика настигала девушку и без скандалов: подавленные эмоции вырывались либо в виде агрессии, либо потоком слёз. Оскар даже считал, что доводит её во благо. Она - отпускает себя. Он - чувствует себя нужным. Ведь ни с кем больше Кира себя так вести не сможет.
— У тебя не получится
— ...Что?
— Уйти к другому.
Его пальцы стирают слёзы с щёк, большой намеренно касается губ. Одна рука плавно смещается с запястья выше, оглаживает плечо, а кончики пальцев другой касаются подбородка. Кира нервно облизывает губы, ощущает вкус собственных слёз и на Оскра смотрит оленьими глазками. Вот за это он её и любит. За болезненные, неправильные реакции на мир. За способность по щелчку пальцев сменять настроение. За собачью преданность и болезненную слабость.
Кира сама не замечает, как тянется вперёд. Как пышные ресницы прикрывают глаза, как губы жадно сливаются в поцелуе. Мокрые щёки становятся горячими от прилившей к ним крови, последние здравые мысли покидают голову вместе с кислородом. Оскар мягко, но настойчиво отстраняет девушку от себя, усмехается, приподнимая её лицо, разглядывая, точно незнакомую диковинку. Она хорошо знала этот взгляд. Тот самый, когда его зрачки сужались, будто фокусируясь на мишени. Только сейчас жертвой охоты была она. Настроение было не подходящим, Кира всё ещё злилась, всё ещё помнила глаза той стервы, что посмела виснуть на его шее. Она не знала точно, правдивы ли её слова, не знала, имела ли право так злиться. Оскар слишком хорошо её знал: в тот момент, когда она хочет вспылить и отвернуться его колено ловко раздвигает её ноги, а губы растягиваются в ухмылке. С подбородка рука медленно переходит на шею девушки: сначала нежно оглаживает, потом предостерегающе сжимает, позволяя дышать, но ясно указывая на оплошность.
— Ненавижу тебя. Ты же знаешь это? — Она старается быть наглой, но сердце бьётся так быстро, что тяжело держать голос ровным. Пальцы сжимаются немного сильней, она рвано вздыхает и вновь прикрывает глаза, невольно выгибаясь навстречу этой пытке. Их сердца бились в унисон — два бешеных зверя в одной клетке.
— Знаю. Слава Богам, это лечится. — Оскар был тем ещё засранцем, но совсем уж изводить любимую не привык. Потому охотно прижимается к ней, удобнее устраиваясь на диване и ладонями оглаживает её тело.
— Ну что, доктор, — её губы дрожали, — ставь диагноз.
— Совместное помешательство, — прошептал он, прежде чем вновь накрыть её рот своим. Так вот каков на вкус гнев, — мелькнуло у неё в голове, когда зубы мстительно сомкнулись на его нижней губе. Соль. Медь. Порох перед выстрелом.