После развода. Беременна в 45

ВИКТОРИЯ. 1 глава

– Юбилей у вас немалый, двадцать пять совместных лет! И уж к ссорам и обидам есть у вас иммунитет! Вы в семейной жизни профи, просто чудо-мастера, начали когда-то с ситца – а дошли до серебра!

Анна Ивановна, моя свекровь, зачитывает это поздравление прямо с огромной открытки, разукрашенной блестками, при этом активно жестикулирует, играет голосом: не зря ведь бывшая актриса!

По крайней мере, мне все двадцать семь лет знакомства именно так говорят. Правда, я сама ее театральных ролей никогда не видела... даже фотографий со спектаклей не видела...

Вполне возможно, она и поработать-то там толком не успела: вышла замуж, родила Кирилла, моего мужа, потом его сестер, Веру и Катю, утонула в домашних заботах и делах...

Но воспоминания остались – на всю жизнь. И голос поставленный, и умение играть интонациями, и пластика – тоже остались.

Теперь Анна Ивановна – звезда каждого семейного торжества: говорит тосты, зачитывает стихи, поет, танцует... даром, что шестьдесят девять лет!

Моей вот маме шестьдесят семь, на два года младше... а здоровья уже – совсем нет: то сердце, то почки, то суставы...

Слава богу, что хоть сегодня, в нашу с Кириллом серебряную свадьбу, смогла приехать...

– Спасибо, Анна Ивановна, дорогая, спасибо! – я обнимаю и целую свекровь.

К сожалению, наши с ней отношения никогда не были безоблачными, особенно в самом начале, когда мы с Кириллом только поженились...

Анна Ивановна требовала тогда, чтобы я полностью посвятила себя семье и детям, но я никогда не планировала быть только женой и мамой: всегда, даже во время беременности и с маленькими детьми, я работала, развивалась, занималась тем, что нравится, десять лет назад даже бизнес свой открыла...

Анне Ивановне это не нравилось и до сих пор не нравится.

Вот и сейчас они с Игорем Борисовичем, ее супругом и отцом моего мужа, дарят нам с Кириллом не денежный конверт, чтобы мы по своему усмотрению распределили средства, и не сертификат в СПА на двоих, и даже не новое красивое постельное белье, а... хлебопечку.

Анна Ивановна давно мне советовала такую купить, но я отказывалась: не люблю готовить, да и времени нет, работы много, гораздо комфортней либо делать что-то простое, либо вовсе заказывать готовое... благо, финансы позволяют. У меня – свое ивент-агентство, у мужа – своя мини-компания по изготовлению и установке элитных каминов.

Но Анна Ивановна своего добилась.

– Будешь Кириллушке свежий хлеб делать, – говорит, смотрит в глаза, улыбается.

– Ага, спасибо, – киваю, а сама думаю: будет эта несчастная хлебопечка пылиться в кладовке...

Свежий хлеб – это хорошо, конечно, но мы и так каждое утро берем свежайший в пекарне у дома...

– Не обижайся на родителей, – просит Кирилл, когда мы с ним выходим из столовой в коридор. Нужно достать из кладовки консервированные фрукты, пастилу и морс, а то праздничный стол уже начал пустеть...

– Я не обижаюсь, – пожимаю плечами. – Просто...

– Знаю, знаю, – перебивает он чуть раздраженно. – Потом поговорим об этом. Идем.

Он начинает доставать из кладовки банки с консервированными фруктами.

Потом из столовой вдруг раздается голос Анны Ивановны:

– Кириллушка! Подойди-ка!

Кирилл закатывает глаза.

Я сдержанно улыбаюсь:

– Иди, я принесу остальное.

– Спасибо, дорогая, – муж быстро чмокает меня в губы и спешит на зов матери.

Я наклоняюсь, начиная доставать пачки пастилы, – и вдруг слышу звук уведомления.

Оглядываюсь: оказывается, Кирилл оставил свой мобильный на одной из полок кладовки.

Забираю кувшин с морсом, потом беру мужнин телефон...

В этот момент экран загорается, и я вижу сообщение, которое всплыло как непрочитанное:

«Пуся, приедешь ко мне сегодня?! Прошлой ночи мне было мало...»

2 глава

Странное сообщение я перечитываю трижды, ощущая себя при этом как в тумане...

Где-то на задворках сознания, конечно, сразу появляется единственно правильная мысль, но мозг – а главное, сердце! – отказываются верить.

Предположения несутся в голове, обгоняя одно другое.

Может, это кто-то из старых друзей шутки ради называет моего мужа пусей?!

Может, они прошлой ночью в бильярд или боулинг играли, и друг хочет продолжить?!

Может, это все вообще розыгрыш какой-то?! Может быть, даже для меня... у нас ведь все-таки праздник... вдруг Кирилл пошутить решил?!

Просто... зачем ему любовница?!

У нас ведь все хорошо... кажется.

У нас сегодня двадцать пятая годовщина свадьбы, вместе двадцать семь лет, двое детей, две квартиры, два бизнеса...

Конечно, последние лет десять интим уже не так часто, и поговорить по душам вечно некогда, но... разве так не все живут?!

Мы, чай, не дети уже. Мне сорок пять, Кириллу сорок шесть.

Но я никогда не замечала за ним ничего... такого. Подозрительного, плохого. Неужели просто слепой была?!

Тревожные мысли делают меня невнимательной и неуклюжей.

Я роняю пачку пастилы... хорошо хоть, что кувшин с морсом остается в руках.

Но на грохот сразу прибегает муж, я едва успеваю положить его телефон обратно на полку кладовки.

– Все хорошо?! – спрашивает он, сразу же бросаясь поднимать то, что упало.

– Д-да, – заикаюсь, киваю, не рассказываю о том, что успела увидеть.

У нас полный дом гостей: мои и его родители, наши дети, наши сестры с семьями... им все это ни к чему.

Даже если все это не розыгрыш и не плод моей бурной фантазии, и у моего мужа правда есть любовница, нашей семье это пока знать не надо.

Особенно моей маме, которая нервничает по любому поводу и потом болеет, и нашей дочери Арине, которой шестнадцать и которая и так вчера пришла домой с розовыми волосами и новым пирсингом в носу...

Рассказать ей, что у отца любовница, – это значит дать ей свежее топливо для очередного бессмысленного и беспощадного подросткового протеста.

Лучше уж мы поговорим, когда гости уйдут.

Время тянется бесконечно.

Я и так-то не очень люблю семейные торжества, все эти посиделки, где надо держать лицо, улыбаться, слушать истории о жизни дальних родственников, кивать, соглашаться... а сегодня еще и тяжелые мысли поглощают меня целиком, сдавливают горло, сковывают по рукам и ногам...

Когда гости наконец расходятся, а Арина отправляется в свою комнату – она, кажется, больше моего рада, что все закончилось, – Кирилл говорит:

– Ты последние два часа как будто не с нами была... Неужели все-таки на тему подарка от матери расстроилась?! Выбрось ты из головы эту хлебопечку! Ты сказала, что она нам не нужна, я понял. Пусть стоит себе, жалко, что ли?! Может, мать будет иногда в гости приезжать и готовить в ней...

– Дело не в хлебопечке, – говорю я тихо, качая головой.

– А в чем же тогда?! – удивляется Кирилл. – Давай, рассказывай, а то меня мужики позвали в бильярд поиграть... хочу успеть к ним до полуночи.

– Мужики, значит?! – переспрашиваю я, чувствуя в собственном голосе горькие нотки.

– Ну да, – морщится муж. – А что не так-то?!

– И что за друг называет тебя пусей, скажи, пожалуйста?! – спрашиваю я и, предупреждая его возмущение, добавляю: – Я видела сообщение. Я не дура, Кирилл. Скажи честно: у тебя есть любовница?!

3 глава

– Не дура, говоришь?! – хмыкает муж, и я вижу, как он в одно мгновение меняется, становится каким-то холодным и... чужим. Мои худшие опасения оправдываются, и я чувствую, как сердце сжимается от боли.

– Не дура... – повторяю я, словно эхо.

– Ну, если ты не дура, то зачем вообще этот разговор заводишь?! – спрашивает Кирилл.

– Что значит – зачем?! – не понимаю я. – Чтобы узнать правду!

– И что эта правда даст тебе?! Что ты будешь делать, узнав ее?! На развод подашь?! – спрашивает он с какой-то издевкой.

– Значит, это правда?! – говорю я убитым голосом. – У тебя есть любовница, и ты изменяешь мне... давно?!

– Вик, мы почти тридцать лет вместе, отметили серебряную свадьбу... Ты правда все испортить хочешь?!

– Я просто хочу узнать правду, – говорю тихо, но твердо, со сталью в голосе.

Я не понимаю, к чему все эти попытки отсрочить неизбежное, замолчать правду...

Он что, действительно думает, что если мы в браке двадцать пять лет, если у нас дети, недвижимость и бизнес, то я предпочту забыть о том, что он мне изменяет, лишь бы сохранить видимость идеальной семьи?!

За кого он меня принимает?!

За меркантильную малолетку, которой ничего, кроме денег и красивой картинки, не нужно?!

Во мне поднимается буря возмущения.

– Говори правду! – требую я громко... ну, не слишком громко, чтобы Арина из своей комнаты не услышала... впрочем, она, наверное, как обычно, напялила на уши огромные акустические наушники и не услышит ничего, даже если между ее родителями начнется перестрелка...

– Правду, значит?! – шипит Кирилл.

Я вижу, как он зол. Венка на его шее пульсирует, лицо покраснело, кулаки сжаты. Он как будто не с женой своей говорит, а с врагом...

Я не узнаю его. Ведь всего пару часов назад он был совсем другим: заботливым, нежным, теплым... моим.

Мне страшно.

Но я продолжаю стоять на своем.

– Ладно, вот тебе правда, – говорит Кирилл. – Да, Вика, у меня есть любовница. Вот уже почти год. Ей тридцать два, зовут Лиза. И с ней... с ней я чувствую себя, как с тобой двадцать пять лет назад: молодым, полным сил, тем, у кого все еще впереди... Нет проблемных взрослых детей, нет финансовых обязательств, нет кучи разношерстных родственников с их непрошеными советами... Да и сама она – другая.

– Какая же?! – хмыкаю, до боли сжимая зубы и кулаки и тщательно пряча свою боль.

– Простая. Домашняя. Без карьерных амбиций, без бизнеса, без громкого личного мнения, которым ты любишь трясти передо мной... У нее маленький ребенок от предыдущего брака, и все, чего она хочет, – это безопасности и стабильности.

– А мне, по-твоему, безопасности и стабильность не нужны?!

– Ты – слишком самостоятельная.

– Ого. Не знала, что это плохо.

– Это не плохо, но я... я не чувствую себя добытчиком рядом с тобой, – признается он. – С тех пор, как ты открыла это свое дурацкое агентство и начала зарабатывать столько же, столько и я...

– Ясно, – киваю я.

В этот момент вдруг раздается звонок в дверь.

Мы с Кириллом оба вздрагиваем.

Кого там еще принесло?!

Словно отвечая на мой незаданный вопрос, муж говорит:

– Это моя мать. Она шаль свою забыла.

– Я открою, – говорю убитым голосом и иду в прихожую, по пути забирая роскошную кашемировую шаль Анны Ивановны.

Когда свекровь оказывается передо мной, я молча протягиваю ей забытую вещь.

Анна Ивановна видит мое мрачное лицо, потом переводит взгляд на своего сына, который останавливается позади меня, и насмешливо хмыкает:

– Что, рассказал ей наконец-то?!

– Она сама выяснила, – отвечает Кирилл, а я поднимаю глаза на свекровь:

– Вы что, тоже обо всем знали?!

4 глава

Анна Ивановна смотрит на меня с откровенной усмешкой:

– Конечно, знала! А ты что, думала, мой Кириллушка от меня что-то скрывать будет?! Да никогда! Правда, сынок?!

Сынок, впрочем, явно не в восторге от материнских признаний, он равнодушно пожимает плечами и говорит:

– Ты тоже случайно обо всем узнала.

Я фыркаю:

– Может, не дорос ты еще любовниц заводить, если не в состоянии держать это в тайне, если сначала мать, а потом и жена все узнали?!

– И хорошо, что узнали, – говорит Кирилл. – Надоело уже скрываться.

– А зачем было скрываться?! – удивляется Анна Ивановна, а потом смотрит мне прямо в глаза: – Вика сама виновата, что довела тебя до такого...

– Вы в своем уме?! – вспыхиваю я, вцепляясь онемевшими от злости и обиды пальцами в ее кашемировую шаль. – Вы что, серьезно одобряете измены вашего сына?! Вы не считаете это предательством семьи?! Предательством по отношению к нашим детям, вашим внукам, между прочим?! Ладно я, но они... Они чем такого отца заслужили?! И ведь всего пару часов назад вы смотрели мне в глаза и поздравляли с годовщиной свадьбы! Вам нормально после этого, ничего нигде не щемит внутри?!

Я вдруг начинаю верить, что она – действительно очень хорошая актриса, яркая, талантливая!

И сын ее такой же!

Сколько времени они это скрывали, а я ни сном ни духом!

Анна Ивановна, по-прежнему стоя на пороге, усмехается:

– О каком предательстве семьи ты говоришь, Вика?! Мой сын разве ушел от тебя?! Разве бросил своих детей?! Нет, он все еще здесь... А вот ты, неразумная, действительно семью свою предала. Вспомни-ка, как двадцать с лишним лет назад выпускные экзамены сдавала и диплом писала, а у самой уже беременное пузо на глаза ползло... Может, если бы тогда меня и мужа своего послушалась, бросила университет, сидела дома, то и Максим, ваш старший, не родился на три недели раньше срока...

Я стою, опешившая от ее слов, и не знаю, что сказать.

Да, это правда: будучи беременной первенцем, я заканчивала университет, изучала рекламу и связи с общественностью, успешно сдала все экзамены и защитила дипломную работу.

А что мне было делать?! Отчисляться с последнего курса, когда до заветного статуса выпускницы оставалось полгода?!

Можно было, конечно, взять академический отпуск, но срок беременности и здоровье позволяли закончить все сейчас... через год с грудным младенцем было бы гораздо сложнее.

А что касается родов «раньше срока» – так это только Анны Ивановны мнение. Я родила Максима в тридцать восемь недель, это вариант нормы.

– И с Ариной потом то же самое было, – припоминает мне свекровь мою вторую беременность. – Через месяц рожать – а ты что?! На какую-то конференцию поперлась в Москву!

– И что?! – фыркаю я. – Прекрасно съездила, вернулась, родила.

– Да то, что учеба и работа тебе всегда важнее мужа и детей были! Помню, когда Арина маленькая была, ты даже няню нанимала! Стыд-позор, а не мать! Не то, что Лизонька... Та, хоть и работает, но ребенка своего никому чужому не перепоручает! И только и думает, как бы жизнь ему обустроить!

– А я, значит, не думала, как своим детям жизнь обустроить?! – спрашиваю я, поражаясь тому, как она восхваляет любовницу своего сына при живой жене. – Ведь если бы я сидела дома с детьми, разве наш семейный бюджет не был бы в два раза меньше, а наши возможности – в два раза хуже?!

– Кириллушка прекрасно бы вас всех прокормил! – гордо говорит Анна Ивановна. – Потому что это тебе излишества подавай: квартиру побольше, технику покруче, отдых на море каждый год!

– У нас на севере, если хотя бы раз в год на море не ездить, загнуться можно от простуд и депрессии, – фыркаю я. – Впрочем, чего я перед вами оправдываюсь...

– Да, не надо оправдываться, – соглашается Анна Ивановна. – Сама виновата ты, и точка. А Лизонька – хорошая девушка, домашняя, хозяйственная, Кириллушка с ней счастлив...

Я собираюсь уже было вручить свекрови ее шаль и захлопнуть у нее перед носом входную дверь как вдруг слышу за спиной голос дочери:

– Что еще за Лизонька?!

5 глава

Я оборачиваюсь в ужасе.

Арина стоит на пороге своей комнаты, глаза широко раскрыты, а наушники, из которых гремит клубными битами какая-то модная музыка, спущены на шею.

Я не знаю, как давно она здесь стоит, когда вышла, что успела услышать... но мне сразу становится так противно.

Свекровь не пожалела меня, выкатив обвинения двадцатилетней давности, но свою родную внучку могла бы и пожалеть, могла бы и помолчать, зная, что та в любой момент может выйти из своей комнаты!

Мне так и хочется обернуться к Анне Ивановне и закричать: «Вот, видите, что вы натворили?! Разбирайтесь теперь, объясняйте ей, кто такая Лизонька и почему вы, ее родная бабушка, считаете нормальным, что ее отец изменяет ее матери!»

Но я, конечно, так не делаю.

А что действительно делать – не знаю.

Поворачиваюсь к дочери и пытаюсь хоть как-то начать диалог:

– Милая... – но Арина – вовсе не милая, она – ершистый, колючий шестнадцатилетний подросток с розовыми волосами и десятком проколов по всему телу, и ей мои ласковые обращения побоку.

– Нет, мам, – останавливает она меня, а потом обращается к бабушке: – Ба, какого хрена?!

– Вот, видишь! – сразу же взрывается Анна Ивановна. – Как твоя дочь ко мне обращается?!

– Так все современные подростки разговаривают, – я закатываю глаза.

– Нет, Вика, это все – твое дурное воспитание, твое недостаточное внимание по отношению к дочери!

– О боже... – я прикладываю ладонь ко лбу, чувствуя, как начинает раскалываться голова.

В этот момент к Арине обращается Кирилл:

– Дочка, я все тебе объясню...

– Нет, – снова перебивает Арина и показывает пальцем на свою бабушку: – Она мне все объяснит. Она здесь громче всех вопила.

Я невольно фыркаю.

Я понимаю, что Арина не должна разговаривать так со взрослыми, но прямо сейчас меня все устраивает. В ее агрессии по отношению к Анне Ивановне я чувствую попытку грубо, неумело, но все же защитить меня.

У нас с ней сейчас, конечно, довольно сложный период.

Мы постоянно спорим, Арина делает все наперекор, гуляет до утра с друзьями, пропускает школу, но... я знаю, что это закончится.

Она просто отстаивает свои границы, свое право быть собой... Но я точно знаю, что на самом деле она умная и добрая девочка.

Глупая и злая не выиграла бы областную олимпиаду по русскому языку.

Не притащила бы домой несчастного ободранного котенка, найденного на улице и отвоеванного у собак.

Не плакала бы над пиксаровскими мультфильмами.

Не водила бы дружбу с девочкой-инвалидом, которая передвигается на коляске.

Не отправляла бы карманные в благотворительный фонд.

Но Анне Ивановне, конечно, лучше знать, какая у меня невоспитанная, испорченная, ужасная дочь!

– Пока ты так ко мне обращаешься, я ничего тебе объяснять не буду, – говорит тем временем свекровь, а Арина смотрит на нее, прищурившись:

– Да ладно, я ведь не дура, я и так все прекрасно поняла. Отец изменяет матери, а ты считаешь, что это окей. Я, конечно, всегда предполагала, что бабушка ты так себе, но сегодня ты просто пробила дно... и ты тоже, пап.

– Арина... – начинает Кирилл, но дочь лишь фыркает:

– Вы мне противны, – и скрывается в своей комнате, громко хлопая дверью.

– Вот видишь, до чего ты... – начинает свекровь, но в этот момент я швыряю ей в лицо ее шаль и рыкаю:

– Проваливайте из моего дома! Сейчас же!

6 глава

– Ну ты и дрянь! – возмущается свекровь, запутываясь пальцами в собственной шали и балансируя на пороге нашей квартиры.

Мое воображение зачем-то рисует в голове жуткую картину, как она спотыкается и летит на пол, а потом катится по лестнице вниз...

Я нервно трясу головой: нет, нельзя такое представлять.

Наши отношения с Анной Ивановной никогда не были идеальными, а теперь совсем испортились, но я не желаю ей зла...

Я желаю лишь, чтобы она ушла – навсегда, желательно.

Но прежде чем уйти, Анна Ивановна говорит Кириллу:

– Не надо больше за этот брак держаться! Дети выросли, недвижимость разделим по справедливости! Подавай на развод с этой стервой неблагодарной, сынок! С Лизонькой тебе гораздо лучше будет! Она тебе и борщи наварит, и белье настирает, и ребеночка еще одного подарит... нормального, не то, что эти... порченные! Один – лентяй, другая – грубиянка, вся в мать!

Я аж задыхаюсь от обиды и возмущения: свекровь до того опустилась, что уже не только меня, но и моих детей оскорбляет!

Да еще и про недвижимость говорит: разделим! – как будто сама в этой дележке участвовать собирается!

В одном она только права: не надо больше за этот брак держаться, надо на развод подавать!

Как только мы с Кириллом остаемся вдвоем, я, полная обиды и боли, говорю, не сдерживая эмоции:

– Знаешь, я, оказывается, неправа была. Много лет удивлялась, что у такой самовлюбленной, властной, назойливой, любящей совать нос в чужие дела женщины, как твоя мать, родился такой адекватный сын... А на самом-то деле все наоборот, она гораздо тебя адекватнее оказалась! Она первой поняла, что нам с тобой пора разводиться! Так что давай, ноги в руки – и завтра же шуруем в суд совместное заявление подавать. Я думаю, что наше дело быстро рассмотрят. Ведь у нас с тобой все просто: каждому по квартире, каждый оставляет за собой свой бизнес, Арина со мной жить останется... спорить-то не о чем! Да и Лизоньке, наверное, не терпится поскорее стать единственной твоей женщиной! Она, наверное, уже дождаться не может, как бы поскорее тебе ребеночка подарить... нормального, не порченного!

– Ты все неправильно поняла, – Кирилл закатывает глаза.

– Неужели?!

– Мама не хотела тебя оскорбить.

– А по-моему, это все, чего она хотела, оскорбить, унизить, задеть побольнее! И у нее отлично вышло! Но я, знаешь, даже рада этому. И рада тому, что ты оставил свой телефон в кладовке, и я прочитала то сообщение... А то черт знает сколько времени бы еще в неведении жила! Ты ведь не собирался говорить мне, да?! Тебе и так удобно было?! Два дома, две женщины... боже, да ты со мной даже сексом весь этот год занимался!

– Пару раз в месяц – это разве секс?! – фыркает Кирилл.

– Ну да... с Лизонькой-то, наверное, гораздо чаще получалось! Вот и шагай к ней... я не держу! Я хочу развод!

– Ты сама не знаешь, о чем просишь, – говорит Кирилл.

– Почему это?! Думаешь, я без тебя загнусь, умру, никому не нужная?!

– Думаю, что ты без меня останешься ни с чем, – фыркает муж. – Ты в курсе, например, что наша вторая квартира, которую мы купили семь лет назад и в которой сейчас живет Максим, оформлена на мою мать?!

– Что?! – вспыхиваю я.

Сделку тогда совершал муж, я была не в курсе всех деталей, так что сейчас его признание звучит как гром среди ясного неба.

– Да-да, именно так. Так что претендовать на нее ты не сможешь. Только на эту, – он постукивает костяшками пальцев по стене. – И то, лишь на половину. Купишь ли ты с этих денег себе новое жилье? Сомневаюсь.

– Ну ты и урод...

– И это еще не все, дорогая. Один из наших семейных счетов – самый большой, кстати, – тоже оформлен на маму. Так что да, мы разведемся, как она и посоветовала. Только вот я после развода приведу в новую квартиру молодую жену, а ты... ну, не знаю, что с тобой будет...

КИРИЛЛ. 7 глава

Давно надо было это сделать – порвать с Викой.

А я все жалел ее, думал, как же она будет без меня, бедная, несчастная, никому не нужная...

Когда-то, конечно, этот брак радовал меня.

Когда-то я искренне любил свою жену.

И все возмущения матери – мол, непутевая она у тебя, несемейная, карьеристка, эгоистка, – пропускал мимо ушей.

Говорил: да-да, мам, возможно, ты права, но я сам выбрал ее, я люблю ее, я буду с ней в горе и в радости...

Но десять лет назад все стало меняться.

Вика стала чаще пропадать на работе, потому что исполнила давнюю мечту – открыла собственное ивент-агентство.

Именно тогда, послушавшись совета матери, я открыл новый семейный счет, но не на свое имя и не на имя жены, а на имя мамы.

Между тем, заработки жены довольно быстро сравнялись с моими, и ко всему прочему это начало ущемлять меня, как мужчину.

Я ведь, как все нормальные мужики, хотел быть добытчиком в своей семье, хотел обеспечивать... а оказалось, что и Вика с этим отлично справляется, оказывается, и она может много зарабатывать!

Постепенно я перестал воспринимать ее как женщину, которой нужны защита, надежность, стабильность, безопасность... она стала равной мне – и я перестал желать ее, секс стал редким и неинтересным.

Потом мы купили новую квартиру – но я руководил сделкой и с самого начала позаботился о том, чтобы она была записана на мою мать. С документами и финансами провернул все таким образом, что и тогда было сложно подкопаться, а уж теперь, семь лет спустя, тем более...

Сейчас в этой квартире живет наш сын Максим, но я солидарен с матерью: он – лентяй, привыкший жить на всем готовом, и после развода я вышвырну его с насиженного места в большую взрослую жизнь. Довольно с него штаны протирать и жить за родительский счет! Пускай сам всего добивается! А в квартире я лучше Лизу с сыном поселю: им нужнее!

Вику это, конечно, возмущает.

– Ты серьезно?! – вспыхивает она. – Я правильно все поняла?! Ты собираешься привести в нашу квартиру свою любовницу?!

– В этот момент она уже будет моей женой! – говорю гордо.

– А ничего, что эту квартиру мы покупали на общие деньги, и ничего, что там Максим живет?!

– Максиму – двадцать четыре! Пускай ищет нормальную работу, зарабатывает и снимает квартиру сам!

– Вспомни-ка, где ты сам в двадцать четыре года жил?! У родителей!

– И что с того?! – фыркаю я. – Сейчас времена совершенно другие, возможностей намного больше, денег больше, а он что?! Работает курьером в супермаркете! Нормальная профессия?! Курьером хорошо в студенческие годы подрабатывать, а он даже в университет поступать не стал!

Вика ничего не говорит в ответ: знает, что в этом я прав.

Наш сын – ленивый болван!

Вместо того, чтобы пойти после школы в университет, Максим решил перебиваться случайными заработками и одновременно вместе с дружками, такими же дурными, развивать какую-то там сеть телеграм-каналов...

Но что это значит, зачем это нужно, какой от этого толк – непонятно.

Как по мне, просто оправдание, чтобы ничего не делать и постоянно просить денег у родителей...

– Ладно, – говорю я. – На сегодня достаточно. Мне нужно перевести дыхание. А завтра... да, завтра мы пойдем в суд подавать заявление на развод.

Я оставляю жену – и отправляюсь к любимой женщине в квартиру, которую снимаю для нее вот уже пять месяцев.

Лиза, как обычно, встречает меня с нежностью и благодарностью, сразу ведет за стол, где накрыт роскошный ужин на три блюда.

Но я замечаю, что сегодня все какое-то особенное, праздничное...

– Что такое? – спрашиваю я у нее, а она признается, опустив скромно большие темные глаза:

– Я беременна...

ЛИЗА. 8 глава

Два часа назад.

___

– Что, опять бабке своей жратву понесла?! – орет бывший муж, на мгновение отрываясь от монитора своего компьютера.

– Да! – кричу я в ответ.

В одном контейнере у меня – наваристый борщ с говядиной.

В другом – овощное рагу.

В третьем – фрикадельки ручной лепки.

И еще – салат с фетой, конечно, Кирилл его просто обожает...

– Может, ты к ней переедешь уже наконец?! – снова орет Руслан.

– На другой конец города?! Чтобы пришлось Степана в другую школу переводить?!

– Степка пускай со мной остается! – предлагает бывший муж.

– Ну да, конечно... Чтобы вы с ним вместе утонули в грязи или умерли от голода?! – фыркаю я насмешливо, а сама с трудом продираюсь из кухни в прихожую через полтора десятка коробок, которые знатно сократили пространство нашей и без того маленькой квартирки...

У бывшего мужа три месяца назад умер дед – последний родственник, с которым Руслан поддерживал связь. Дед жил в коммуналке, сейчас Руслан пытается продать его комнату, чтобы расплатиться с частью долгов...

А в коробках – дедовы вещи... мусор, если честно: старые фотографии, какие-то давно выцветшие документы, пыльные книги, старая рваная-драная одежда, рассохшаяся обувь, какие-то кухонные приблуды послевоенных времен, посуда, даже ржавые автомобильные детали и трубы...

В общем – ничего полезного, ничего, что можно продать.

Руслан еще три месяца назад перевез все это добро к нам и пообещал разобрать, но... воз и ныне там. Я пыталась сама, но каждый раз это заканчивалось руганью и воплями: это не твое, не смей!

Мы с Русланом когда-то были одноклассниками... первая школьная любовь, все дела.

Знала бы я тогда, к чему приведут эти отношения, ни за что не стала бы встречаться с ним, отдавать ему свою невинность и свою свободу, а уж тем более – рожать ему ребенка...

Но тогда я была юна и глупа: вышла за него замуж, почти сразу забеременела, в двадцать уже родила Степана.

Жили мы втроем с самого начала в этой убитой однушке, которая досталась мужу от родителей, умерших от алкогольного отравления, когда Руслану было шестнадцать.

Мои родители погибли еще раньше, в пожаре, который превратил в пепелище наш дом, мне было тринадцать.

Я поселилась временно у своей бабки.

Может быть, на этом фоне мы тогда с ним и сошлись: сироты, нашедшие друг в друге родственные души...

К тому же, тогда Руслан еще подавал надежды: стримил в интернете прохождение видеоигр, зарабатывал первые деньги, планировал идти в университет на информационную безопасность.

Я сама собиралась стать учителем младших классов, даже поступить в университет успела, но потом – беременность, роды...

С ребенком мне с самого начала никто не помогал, денег ни на что не хватало, пришлось уйти в бессрочный академический отпуск и устроиться работать... хоть куда-то, хоть кем-то.

За двенадцать лет я успела поработать и уборщицей, и дворником, и продавцом в десятке магазинов.

Руслан же свою попытку поступления провалил – оказался в конце списка, – и на этом фоне впал в депрессию.

Некоторое время его гейм-стримы еще набирали аудиторию, но потом появились конкуренты – более молодые, более продвинутые, с более крутыми компьютерами, – и Руслан забуксовал.

Именно тогда мы начали набирать кредиты: муж лихорадочно скупал новые компьютеры и ноутбуки, игровые приблуды в надежде вернуть себе былые позиции и стать по-настоящему популярным стримером... все без толку.

Когда нашему сыну было пять, по совету друзей Руслан впервые решил провести не геймерский, а треш-стрим: вместе с другом они пробовали на камеру какие-то острые азиатские соусы и перец чили.

Такой вариант оказался более прибыльным, временно дела пошли в гору. Вот только я начала терять всякое уважение к своему мужу: вместо того, чтобы оторваться от компьютера и пойти на нормальную работу, он решил зарабатывать, делая на камеру всякий треш...

9 глава

Мы ссорились и одновременно обрастали кредитами.

Когда сумма добралась до трех с половиной миллионов рублей, я решила, что пора подавать на банкротство.

Руслан наотрез отказался – ведь тогда бы у него отобрали всю его технику, – и тогда я подала на развод... это было три года назад.

Но даже получив заветное свидетельство о разводе, я не избавилась ни от кредитов, ни от самого Руслана.

Я осталась жить в его квартире, потому что в свое время была поручителем и созаемщиком бывшего мужа, а он отказывается выплачивать долги... ему и негде брать деньги: он совсем зарос своим компьютерным барахлом, стримы перестали приносить хоть какие-то деньги, он ушел в депрессию, время от времени напивается...

В итоге, по кредитам в основном плачу я – и на это уходит по меньшей мере две трети моей зарплаты ежемесячно... и это лишь покрывает обязательные платежи и проценты, а основной долг стоит на месте...

Мы живем кое-как, сын ходит в школу в обносках, над ним смеются.

Я, естественно, не могу позволить себе снять, а уж тем более купить квартиру.

Сменить работу на более высокооплачиваемую тоже не могу: у меня нет образования.

Когда Степе было три, я думала вернуться в университет, но слишком быстро поняла: если я перестану работать – мы умрем с голода, а если буду одновременно учиться, работать и воспитывать сына – просто сойду с ума... я ведь не могла позволить себе няню, или клининг, или готовую еду из доставок...

А Кирилл... Кирилла я встретила прошлой осенью.

Вообще-то, он большой человек, директор, но как-то так вышло, что в тот раз он лично делал оптовую закупку для своей каминной компании в строительном магазине, где я работаю продавцом.

Мы зацепились взглядами, а потом и языками.

Сразу было ясно: между нами проскочила искра.

Он начал заглядывать к нам все чаще и чаще.

Потом пригласил на свидание.

Я согласилась: почему нет?! Я ведь уже была разведена...

А пять месяцев назад Кирилл снял для меня квартиру.

Вообще, он сказал, что я могу жить в ней на постоянной основе и даже вместе с сыном, но... разве я могу?! Как я объясню своему ребенку, что встречаюсь с женатым мужчиной?! Мне стыдно.

Поэтому сейчас я терпеливо жду, когда Кирилл разведется со своей женой, а пока встречаюсь с ним три-четыре раза в неделю и готовлю ему самые вкусные в мире ужины... а домашним говорю, что пошла кормить бабку Наташу... хотя бабка Наташа умерла еще два года назад...

Сегодня у меня – особый случай.

Я узнала, что беременна.

Очень испугалась поначалу, конечно, но потом подумала: Кирилл наверняка воспримет это хорошо.

Он ведь знает, сколько боли и несчастий мне пришлось пережить.

Потерю родителей и родительского дома.

Неудачное замужество.

Откровенную нищету.

Невозможность дать своему сыну все самое лучшее.

Кирилл сделает все, чтобы наш ребенок и я были счастливы...

Он, конечно, сразу замечает, что сегодня все иначе.

Спрашивает:

– Что такое? – а я отвечаю:

– Я беременна.

Вся трясусь от волнения, но он лишь заключает меня в объятия и говорит:

– Лизонька... это прекрасно. Наконец-то у меня появится малыш, за которого мне... не будет стыдно.

ВИКТОРИЯ. 10 глава

– Ладно, – говорит Кирилл таким несчастным, вымотанным голосом, словно это я в чем-то виновата, а не он изменник и предатель, словно это я довела его, а он, бедный-несчастный, терпел-терпел, старался, все силы и нервы потратил, но теперь больше не может... Было бы смешно, если не было бы так грустно! – На сегодня достаточно. Мне нужно перевести дыхание. А завтра... да, завтра мы пойдем в суд подавать заявление на развод.

Перевести дыхание?! Что это значит?!

Мне так и хочется язвительно уточнить – что, к Лизоньке побежишь?! – но я сдерживаюсь, не желая унижаться перед ним снова...

И так ясно: да, он к ней.

Интересно, что она представляет из себя – эта Лизонька?!

Домашняя, хозяйственная, покорная – это мы поняли.

А работает-то кем?!

Сколько лет ее ребенку?!

На чьей территории они встречаются?!

А главное, в курсе ли Лизонька, что ее принц на белом коне – женатый мужчина, который сегодня отметил двадцать пять лет брака?!

Не удивлюсь, если Кирилл и Анна Ивановна наврали этой несчастной доверчивой барышне, что муженек мой давно разведен...

Ну а что?! Он ведь даже кольцо не носит! Давно уже, кстати, лет семь минимум... С тех пор, как вес поднабрал и оно давить стало.

Поначалу обещал, что отнесет в мастерскую, чтобы переплавить и расширить, но потом забыл... Теперь я наконец понимаю: дело было не в забывчивости и не в лишнем весе, а в том, что уже тогда, возможно, поначалу неосознанно, он начал вычеркивать меня из своей жизни...

Я опускаю взгляд на свое кольцо: тонкое, изящное, ювелирной работы талантливого мастера...

Очень красивое – но мне оно больше не нужно.

Вот только чтобы снять его, приходится постараться.

Просто так не получается – и я иду в ванную комнату, чтобы там хорошенько намылить палец... наконец кольцо соскальзывает и падает в раковину... я едва успеваю поймать его, пока оно не прыгнуло в трубу.

В голове проскальзывает шальная мысль: а может, ну его, может, туда ему и дорога?! – но я быстро ее отгоняю: нет уж, это золото высшей пробы, премиальная ручная работа, я смогу его продать... и не за дешево!

Забрав кольцо, возвращаюсь в столовую, сажусь за стол, кладу кольцо перед собой... и вдруг начинаю рыдать.

Кирилл-то уже ушел, можно расслабиться.

Рыдаю долго, громко, надрывно.

Поначалу самой страшно становится: откуда такие яркие эмоции?!

Потом расслабляюсь: имею право.

Не каждый день муж бросает.

Не каждый день вся жизнь, казалось бы, отлаженная, прекрасная, счастливая, летит под откос.

Не каждый день любовь оказывается ложью, верность – обманом, а доверие – ковриком, о который вытерли ноги.

Наша вторая квартира, как выяснилось, вовсе не наша, а Анны Ивановны!

И счет, на который я регулярно вносила деньги со своих заработков, оказывается, тоже не наш, а ее!

Интересно, сложно ли будет доказать это в суде?!

И где вообще найти толкового адвоката?!

Наконец немного успокоившись, я снова иду в ванную комнату – умыться.

В коридоре натыкаюсь на Арину, неприветливо насупившуюся, сконфуженную.

– Ты в порядке?! – спрашивает она неловко.

Видно, что волнуется за меня, но при этом не готова на слишком уж серьезную эмоциональную близость.

– Да, – говорю я, игнорируя тот факт, что у меня начинает кружиться голова.

Интересно, она слышала, как я плачу, или снова была в наушниках?!

– Ладно, – дочь кивает и разворачивается, чтобы пойти в свою комнату.

В этот момент я шепчу:

– Погоди... – потому что чувствую, как ноги становятся ватными, а перед глазами темнеет.

– Мама?! Мама! – последнее, что я слышу, прежде чем отключиться.

АРИНА. 11 глава

Я снимаю наушники, слышу, как мама рыдает на другом конце квартиры, и надеваю наушники обратно, покрепче прижимая к ушам... а заодно и зубы сжимаю до боли, и кулаки, и вообще, кажется, все, что есть в моем теле...

Мне больно и страшно.

Знаю, маме еще больней и еще страшней, но пока не могу заставить себя выйти из комнаты, подойти к ней, обнять, как-то успокоить...

У меня слова в горле застревают.

Ну реально: что я могу ей сказать?!

«Все будет хорошо, мам»?!

Но нет же, не будет! Ведь отец отлично подготовился, чтобы ее облапошить! Я подслушала: он записал на счет бабки квартиру и счет в банке! Теперь они миллион лет будут судиться, прежде чем мама сможет добиться справедливости по отношению к себе!

Что еще я могу сказать?!

«Жизнь его накажет, мам»?!

Но и это вранье! Уверена, у урода-отца все сложится офигенно, он разведется, женится заново, эта девка нарожает ему кучу выпердышей, и они будут жить долго и счастливо, купаясь в бабле!

«Ты еще обязательно встретишь настоящую любовь, мам»?!

Но и это – ложь!

Маме – сорок пять лет! И хотя она офигенно выглядит для своего возраста, хотя она бизнес-вумен и просто бомба, она – не та, кого хотят современные мужчины!

Сейчас даже пятидесятилетним старперам, типа моего отца, подавай двадцатипятилетних девиц с надутыми губами, сиськами и жопами!

Ну не отврат ли, а?!

В общем, ноль справедливости.

И ноль желания идти и утешать ее, шепча сладкую ложь о том, что все будет хорошо, все наладится и бла-бла-бла...

Через полчаса в квартире становится тихо, и я осторожно выбираюсь в ванную комнату по нужде.

На обратном пути встречаю маму.

– Ты в порядке?! – спрашиваю у нее. Пытаюсь звучать легко и непринужденно, но знаю, что получается фигово.

– Да, – отвечает она, и у нее тоже не очень получается скрыть свои истинные эмоции и свою боль, да и глаза все еще красные, зареванные.

– Ладно, – я киваю и собираюсь было уже вернуться в свою комнату, как вдруг ее голос меняется.

– Погоди... – шепчет она каким-то шипящим, загробным тоном, и я вижу, как она начинает обмякать, скатываясь по стене.

– Мама?! Мама! – ору я и едва успеваю поймать ее, прежде чем она грохнется на пол.

Тело мамы – чертовски тяжелое.

Я с огромным трудом более или менее ровно укладываю ее на пол, а сама в это время лихорадочно соображаю, что делать дальше.

Нас в школе на уроках ОБЖ учили первой помощи, но в критический момент я, кажется, все нафиг забываю.

Что там?!

Точно! Первым делом нужно положить пострадавшего таким образом, чтобы ноги были выше головы!

Я быстро засовываю маме под ноги большой диванный пуф.

Потом расстегиваю верхние пуговицы роскошного нарядного платья, которое она так и не сняла после празднования свадьбы.

Бегу в столовую и трясущимися руками наливаю в стакан воды, заодно открываю окно, чтобы впустить свежий ветер...

Снова упав перед мамой на колени, брызгаю ей в лицо водой... кажется, она начинает приходить в себя...

– Мама?! – спрашиваю взволнованно.

Она не отвечает.

Надо звонить в скорую!

Я принимаюсь лихорадочно искать свой мобильный, а мысли в голове тем временем становятся все темнее и темнее.

Что, если она заболеет?!

Умрет?!

Разве я буду нужна своему отцу, который считает меня порченной, грубиянкой, хамкой?!

Нет! Он бросит и меня, и брата!

Интересно, он вообще любил нас когда-нибудь?!

ВИКТОРИЯ. 12 глава

– Мама?! – слышу я над ухом и постепенно начинаю приходить в себя.

Понимаю, что очень напугала Арину, но при этом моя прекрасная смелая девочка все равно сделала все, что могла: поймала, когда я падала, не дала удариться об стены и пол, положила мне под ноги диванный пуф, чтобы они были выше головы, принесла воду, открыла окно, расстегнула мое платье...

– Милая, я в порядке... – шепчу я тихо, едва перебирая губами, но она не слышит.

Бегает где-то, ищет свой телефон.

Потом начинает звонить в скорую... я слышу, как дрожащим голосом Арина называет мое полное имя, дату рождения, описывает симптомы, потом диктует наш домашний адрес.

– Милая, не надо... – снова шепчу я.

В этот момент Арина наконец появляется передо мной и, увидев, что я очнулась, бросается передо мной на колени:

– Ну наконец-то! Ты пришла в себя! Я так испугалась, мама! Как ты?!

– Все нормально, милая... просто перенервничала, – говорю я. – Ты зря вызвала скорую. Позвони им снова, отмени.

– Нет! – говорит Арина твердо. – Вдруг что-то серьезное?! Пусть приедут и осмотрят тебя! Я не буду ничего отменять!

– Арина... – говорю я с ласковым укором. – Сама подумай: есть те, кому скорая медицинская помощь гораздо нужнее. Пожилые люди с инфарктами и инсультами, например, или маленькие детки, которые подавились...

– Мне до них нет никакого дела! – перебивает Арина, помогает мне сесть на полу, перекладывает пуф к моей спине, а потом протягивает стакан воды и говорит командным тоном: – Пей!

Я послушно пью.

Знаю, что она сейчас ведет себя эгоистично, но прекрасно ее понимаю.

На ее месте мне тоже было бы плевать на посторонних людей... свое, родное, важнее.

– Мне уже гораздо лучше, – говорю я. – Может, я сама запишусь к врачу?!

– Нет! – снова перебивает Арина. – Ты можешь встать?! Голова не кружится?!

– Вроде бы, нет... – она подает мне руку, и я осторожно встаю, а потом иду в спальню.

Там мы и ждем скорую.

Врачи едут долго – почти час.

На самом деле, это грустно: ведь если бы было что-то серьезное, я могла бы уже умереть...

С другой стороны, возможно, у других вызовов просто был более высокий приоритет... мне приятнее думать о втором варианте, чем о том, что в городе просто недостаточно бригад скорой помощи.

– Ну, что здесь у нас?! – спрашивает женщина-врач, переступая порог нашей спальни. За ее спиной прячется фельдшер – молодой парень с казенным чемоданчиком, куда сложены все инструменты и лекарства.

Мы с Ариной, стараясь не перебивать друг друга, рассказываем, что произошло.

Я – со стороны пострадавшего.

Дочь – со стороны наблюдателя.

Женщина-врач осматривает меня, измеряет температуру, пульс, давление, сатурацию, уровень глюкозы в крови, задает длинный список вопросов...

Потом сообщает:

– Все показатели в норме... Судя по всему, это просто сильный стресс. Вы упомянули, что сегодня ваш муж сообщил о вашем скором разводе?!

– Скорее я ему сообщила, – хмыкаю я. – Но в целом да. У него любовница.

– Сочувствую. Подобные ситуации всегда сильно влияют на нашу нервную систему. Знаю, что мои рекомендации прозвучат банально и, может быть, даже иронично, учитывая ваше положение, но... постарайтесь поменьше нервничать. Запишитесь к психотерапевту, начните прием легких успокоительных, займитесь йогой, сходите на массаж, чаще отдыхайте...

– Да, спасибо, доктор, – я киваю, а сама думаю: ну да, ну да, поменьше нервничать... разве это возможно?!

КИРИЛЛ. 13 глава

– Лизонька... это прекрасно. Наконец-то у меня появится малыш, за которого мне... не будет стыдно.

– Что ты имеешь ввиду?! – спрашивает она, не понимая. – У тебя ведь двое прекрасных взрослых детей...

– Ты видела их только на фото, – хмыкаю я. – И почти ничего не слышала о том, какие они на самом деле...

– И какие же?!

– Сын – лентяй, каких поискать. Ему двадцать четыре года, и вот уже шесть лет он занимается черт знает чем... В университет после школы поступать не стал, пошел работать, перебивается какими-то случайными заработками, сейчас вот курьером в супермаркете устроился... Нормальная профессия?!

– Ну... – Лиза поджимает нижнюю губу. – Ты ведь в курсе, что я тоже работала кем придется?! И уборщицей, и продавцом...

– Не сравнивай, – я качаю головой. – Ты рано потеряла родителей и дом. Вышла замуж в надежде на лучшую жизнь, но брак оказался неудачным. Много лет пытаешься прокормить своего сына. Тебе некогда было учиться и не было шансов вырваться из нищеты. Максим – совершенно другая история. Он родился в благополучной семье, мог пойти в университет на платное место, но вместо этого выбрал быть никем...

– Уверена, он еще обязательно найдет свое призвание, – говорит Лиза.

Моя прекрасная, милая, добрая Лиза.

С такой чистой, открытой душой, каких почти не осталось в этом мире.

Верит в моего сына, в которого даже я уже не верю.

Совсем неудивительно, что я в нее влюбился!

– А что же твоя дочь?! – спрашивает она.

– Хамка, грубиянка, эгоистка, – говорю я. – Думает только о себе. Все делает наперекор моим словам и словам матери. Волосы покрасила в розовый, ты подумай?! Да еще и пирсинга себе наделала! Мы с женой запретили, в салон ее не повели, так она нам назло у подружки проколола и уши, и нос, и губу, и даже пупок! Спасибо хоть, что причинное место не продырявила... а может, и продырявила, нам-то откуда знать... тьфу! Вырастет шалава, вот и все!

– Ей же... шестнадцать, вроде?!

– Именно.

– Ну, возраст такой, бунтарский. Не переживай, я уверена, что она вырастет из всего этого, снимет весь свой пирсинг, вернет волосам естественный цвет и будет обычной, нормальной, порядочной девушкой.

И снова она думает о человеке лучше, чем следовало бы!

Вот потому-то она и будет самой лучшей мамой!

Вот потому-то я и счастлив, что она беременна!

Она воспитает для меня самого лучшего, самого умного, самого послушного ребенка!

Не то, что Вика... слишком много работала, чтобы заниматься с детьми.

Вот и выросло, что выросло...

Тьфу!

Мы вместе ужинаем, а потом перемещаемся в спальню.

Целуемся, обнимаемся, ласкаемся, потом Лиза останавливает меня:

– Прости, я... я не могу...

– Что такое?! – спрашиваю я взволнованно.

– Просто... есть небольшая тошнота.

– О, понимаю. Конечно, я не настаиваю. Сейчас главное – чтобы твоя беременность протекала хорошо, и ты родила здорового малыша. Ты уже записалась к врачу?!

– Пока нет.

– Выбери самого лучшего, – прошу я ее. – Я все оплачу.

– Спасибо, пуся, – она опускает глаза, а я в очередной раз смотрю на нее и поражаюсь, какая же чистая душа мне досталась...

Я все отдам ей – даже если ради этого придется забрать все у Вики, Максима и Арины.

ЛИЗА. 14 глава

– Прости, я... я не могу... – качаю головой, когда он заходит слишком далеко.

– Что такое?!

Я чувствую себя виноватой, но все же отвечаю:

– Просто... есть небольшая тошнота.

– О, понимаю, – кивает Кирилл и сразу послушно убирает руки от моего тела. – Конечно, я не настаиваю. Сейчас главное – чтобы твоя беременность протекала хорошо, и ты родила здорового малыша. Ты уже записалась к врачу?!

– Пока нет.

– Выбери самого лучшего. Я все оплачу, – говорит он голосом самого щедрого в мире человека.

– Спасибо, пуся, – благодарю, опуская глаза, как будто бы от смущения, а на деле не желая встречаться с ним сейчас взглядами, при этом думаю: оплатит ли?!

Потому что на самом деле меня вовсе не тошнит. Надо сказать, моя беременность вообще протекает очень легко, я бы сказала – идеально, по крайней мере, пока, гораздо лучше, чем было со Степкой двенадцать лет назад...

Не было бы задержки – я бы и не подумала, что жду малыша. Мы ведь предохранялись. Но, видимо, в какой-то момент что-то пошло не так... Бывает. Ни одно средство контрацепции не дает стопроцентной гарантии. Особенно когда любовь такая частая и страстная, как у нас с Кириллом.

На самом деле, я отказала ему по совершенно иной причине: мне просто стало вдруг неприятно от того, как он говорит про своих детей.

Ведь это... его дети!

Ведь это его кровь, его родня, его семья!

Да, они уже взрослые, и да, я сама хочу, чтобы он ушел от жены ради меня, но... от жены! Не от детей! С детьми я была бы рада даже дружеские отношения наладить... ну, если это возможно... Зачем мне быть врагом старшим детям своего будущего мужа?! Вот только... он, кажется, и сам им враг. Я от него такого не ожидала.

И с одной стороны, это совершенно не мое дело.

Ведь Максим и Арина, возможно, действительно очень нерадивые, бестолковые молодые люди, которые разочаровывают своих родителей, не учатся, не работают, сидят на родительской шее, свесив ножки...

Но с другой стороны... разве хороший родитель не поддерживает и не любит своего ребенка несмотря ни на что?!

Я вот поддерживаю и люблю Степку, а он – тоже не подарок! Вредный, непослушный! В последнее время все чаще я вижу в нем его отца – и это меня особенно пугает. Не хочу, чтобы мой сын вырос и тоже стал безработным треш-стримером, который живет в старой ободранной однокомнатной квартирке на городской окраине, неустроенный, нищий, несчастный...

А может, у меня просто гормоны разыгрались?!

В конце концов, я ведь тоже порой думаю про своего сына не самые хорошие вещи... вот, только что мысленно их озвучила!

Вот и Кирилл озвучил!

Он ведь не абы кому рассказал свои тревоги за детей, а своей любимой женщине!

Да, уверена, так все и есть.

Кирилл любит Максима и Арину – просто очень переживает, что они выросли такими несамостоятельными, боится, что когда его не станет, они не смогут устроиться в жизни, не смогут зарабатывать, не смогут создать семьи...

Нормальный страх для любого родителя!

А я... я просто слишком тревожной, слишком эмпатичной и сентиментальной стала... это точно гормоны!

Мы с Кириллом уже собираемся ложиться спать – иногда я остаюсь у него в этой квартире на ночь, – как вдруг раздается телефонный звонок.

Смотрю на экран: это Степа.

Странно.

Он уже спать должен в такое время!

Сейчас, конечно, лето, начало июля, каникулы в школе, сын много гуляет, но, как правило, все равно возвращается домой до девяти часов вечера, а до одиннадцати – ложится в постель. Сейчас же уже половина первого ночи.

– Погоди немного, – прошу я у Кирилла, а потом отвечаю на звонок: – Алло! Сынок, все в порядке?!

– Ма-а-ам... – разносится в трубке плаксивый голос.

Я сразу чуть на кровати не подскакиваю:

– Степа?! Что случилось?!

Мой бывший муж никогда не поднимал на него руку, но... вдруг?! Мне становится страшно.

– Мама, приедь сюда, пожалуйста...

– Куда – сюда?! Ты дома?! Ты цел?!

– Я цел, просто... просто... – он говорит что-то еще, но его голос как будто отдаляется.

– Алло! – кричу я. – Сынок!

И в этот момент на другом конце провода вдруг раздается незнакомый взрослый голос:

– Здравствуйте, Елизавета Андреевна. Вас беспокоит участковый уполномоченный полиции, офицер Кафельников Богдан Иосифович.

В это мгновение у меня в глазах гаснет весь мир: я сразу представляю, что моего мальчика кто-то обидел, избил, а может, он в аварию попал...

Мне едва хватает сил и дыхания, чтобы ответить:

– Д-да, здравствуйте... Что с моим сыном?!

– С ним все в порядке... в отличии от огромного контейнера свежей клубники, в которой ваш сын потоптался...

15 глава

Кирилл выглядит растерянным: он явно не ожидал, что после телефонного разговора я вдруг начну рыдать.

Но я ничего не могу с собой поделать, потому что вдруг четко понимаю: мои страхи о том, что сын вырастет похожим на отца, – уже реальность.

Иначе зачем Степану было топтать клубнику в круглосуточном супермаркете?!

Я, конечно, инстинктивно отгоняю от себя тревожные мысли, придумываю оправдания, представляю, что участковый спутал с кем-то моего мальчика, но... в глубине души понимаю: это правда.

Мой сын – хулиган.

Кирилл, конечно, начинает успокаивать меня:

– Тш... все нормально... что бы там ни было, мы справимся... обещаю... – и его большие теплые ладони ласково гладят мои волосы, но я от этого начинаю рыдать еще сильнее.

Знаете, так часто бывает.

Когда тебе плохо – ты плачешь, страдаешь, но в конце концов находишь где-то глубоко внутри стержень, силу воли, и идешь решать проблему.

Но стоит кому-то пожалеть тебя, обнять, поцеловать, приголубить, как ты снова превращаешься в размазню, в маленького ребенка, который просит защиты, а сам ничего не может...

– Прости, прости... – шепчу Кириллу на ухо, жалобно шмыгая носом, а потом, наконец немного успокоившись и взяв себя в руки, говорю: – Мне придется покинуть тебя сегодня...

– Что случилось-то?! – спрашивает мужчина.

В моем телефоне негромкий динамик, реплики собеседника было не слышно, а по моим, наверное, он понял только, что что-то случилось с моим сыном, и что мне звонили из полиции...

– Кто-то подставил моего сына, – говорю я.

– Что значит – подставил?! – не понимает Кирилл.

– Не знаю, не знаю... – мотаю головой.

Боюсь говорить правду.

Боюсь, что он и моего ребенка заклеймит.

Ведь если Максим, родной сын, у него бездельник и лодырь, Арина, родная дочь, грубиянка и хамло, то и Степан, наверное, будет малолетним преступником и будущим бандитом...

А я не хочу, чтобы Кирилл думал так про моего сына!

И не хочу, чтобы он, узнав о произошедшем, решил: зачем мне такая женщина, она не сможет родить мне нормального ребенка!

Но ведь беременность-то уже есть... и прерывать ее – не по-божески как-то... а растить ребенка одной или, что еще хуже, с бывшим мужем, в нашей однокомнатной холупе, я не хочу... Кирилл нужен мне... нам... с ним мы сможем выбраться из нищеты, из грязи, и Степа тоже изменится...

Он ведь почему глупости творит?!

Да потому что заняться нечем больше!

Денег нет ни на что!

Он вот в футбольный клуб просился – а мы с Русланом не смогли себе позволить.

В кружок робототехники хотел записаться – то же самое.

На плавание мечтал попасть – и снова денег не хватило.

Вот он целыми днями и гоняет в мяч в парнями, а как надоест – дома сидит, за отцом наблюдает, пример с него берет...

Стыдно. Страшно.

Но я ведь на правильном пути, верно?!

– Я поеду с тобой, – говорит Кирилл.

– Нет, – я отказываюсь. – Тебе завтра утром на работу, много дел, должность ответственная... нельзя. Не надо за меня переживать. Я мигом – туда и обратно... точнее, не обратно, а домой, Степку отвезти. Поеду на такси, в супермаркете полиция... в общем, в безопасности буду.

– Ты же беременна, – напоминает Кирилл.

– И что?! Беременность – не болезнь.

Мне, в общем, всеми способами надо скрыть от Кирилла, что именно произошло.

А Степке – трепку задать большую.

И Руслану, конечно, который не уследил, позволил сыну так поздно из дома выйти.

Сколько раз говорила: запирай двери и прячь ключи! – так нет же...

В общем, от Кирилла я практически сбегаю.

Он до последнего настаивает, что поедет со мной, даже начинает собираться, но потом я все-таки уговариваю его остаться.

Обещаю, что завтра приеду снова и обо всем ему расскажу.

Расскажу, конечно... только надо будет придумать, что.

Пока жду такси – думаю.

Пока еду – думаю.

Пока бегу по ночному супермаркету в поисках своего сына и полиции – думаю.

А как натыкаюсь на них – сразу ощущаю в голове звон.

Потому что то, что вижу, ну никак не укладывается в голове.

Мой сын стоит передо мной, босой, джинсы закатаны до колен, и все стопы измазаны красным... а рядом – огромный контейнер свежей клубники, измятой, потоптанной... его, видимо, вытащили из холодильника в качестве вещественного доказательства...

Кроме Степы и участкового, вижу продавцов и... Родиона, Степиного друга. Родион – в обуви, чистый, с телефоном в руке.

16 глава

– О боже... что?! – ужасаюсь я. – Органы опеки?! Зачем это?!

– Потому что ваш несовершеннолетний ребенок не под родительским присмотром, а один в общественном месте ночью... это уже незаконно! – отвечает мне Богдан Иосифович. – Я уж молчу о том, что он занимается хулиганством и портит чужое имущество! А если бы он здесь витрину разнес?! Поранил кого-то?! Сам поранился?! Кто нес бы ответственность?!

– Простите, офицер, но... это же единичный случай! – я чувствую, как у меня начинает колотиться сердце... Лишь бы малышу не навредить! Ну и болван же мой сын! И бывший муж болван! А уж я-то какая дура! Доверила ему своего ребенка! Знала же, что он за ним не уследит, знала, но...

– Елизавета Андреевна, это не моя компетенция, с этим будут разбираться уже органы опеки... моя обязанность – доложить, не более.

– Богдан Иосифович, прошу вас, не надо! – умоляю я, сложив на груди ладони и глядя на него взглядом, полным боли. – Обещаю: это не повторится! Просто... просто... он же ребенок, дурак, сам сбежал из дома... отец не проследил, а я... я... меня даже в квартире не было!

– Интересно, – хмыкает офицер. – И где же вы были посреди ночи?!

– Вообще-то, это не ваше дело, – говорю я, краснея и чувствуя себя неловко, ведь была-то я у любовника, но потом беру себя в руки и отвечаю: – Но я была у своей пожилой бабушки.

– Мама несколько раз в неделю носит ей еду! – подтверждает Степа.

– Молчи уж! – одергиваю я его. Мне и самой неприятно оправдываться – я ведь не обязана! – но если это поможет мне, то ладно...

– Ясно, – кивает мужчина. Видно, что он тоже немного смущен. – Простите, вы правы, конечно, это не мое дело: спрашивать о вашей личной жизни. А вот опека вполне может задать такой вопрос. Мне очень жаль, но мне все-таки придется ей сообщить. Не переживайте так! Потому что если это действительно был единичный случай и у вас была уважительная причина оставить ребенка, то вам ничего не грозит.

Ну да, не грозит!

Знаю я эту опеку!

Вечно ко всему придираются и стараются выставить родителей негодяями! Я очень много таких историй слышала!

А у нас и правда все не слишком радужно.

Одежда и обувь у сына – старенькие, потрепанные, на новое денег нет.

Из осенне-весеннего своего он уже вырос, новое пока не купили.

Книг и игрушек у него не больно много.

Кормим скромно... лосося, авокадо, клубники сроду не видали и не едали. Картошка, морковка, крупы, макароны, куриные суповые наборы, простое печенье, летом – яблоки, зимой – домашнее варенье из черной смородины...

А квартира наша?! Ну, точнее, Руслана... Однокомнатная, обшарпанная, в туалете за унитазом плесень есть... Я уж ее и так, и сяк сводила, отмывала: все равно вырастает! Потому что квартира боковая, а снаружи между плитами зазор, стоит дождю или снегу пойти – и все, влажность! А от влажности плесень... Я и мастеров от управляющей компании вызывала, чтобы щель заделали. Но, видимо, не очень хорошо вышло, не очень качественно. А по второму, по третьему кругу просить неудобно...

Своей комнаты у Степы нет. Только кровать за самодельной ширмой. Ну и стол письменный – уроки делать.

Я уверена, что опеке все это придется не по душе!

Скажут, мол, что-то не очень у вашего ребенка условия!

На учет поставят!

Будут приходить снова и снова, мозги ложечкой выедать!

А мне что делать?!

Я ведь в первую очередь именно ради своего сына и стараюсь!

Богдан Иосифович отпускает нас, с магазином я договариваюсь, что принесу оплату завтра – где бы только ее до завтра взять, – и мы со Степой выходим на улицу.

За его другом Родионом тоже приезжают родители – сразу и мама, и папа, – и тоже его ругают, конечно, но магазин им счет не выставляет, потому что Родион только снимал, а по клубнике именно мой сын топтался...

Лучше бы было наоборот!

Потому что я реально не знаю, где взять до завтра двадцать тысяч рублей! У меня все распределено! До рублика, до копеечки! Отдам такую сумму – и все, весь июль будем голодать! А я ведь еще и на такси потратилась, чтобы в этот магазин чертов приехать, пятьсот рублей отдала!

Неужели у Кирилла просить придется?!

Да только как?!

Правду-то не расскажешь...

Степа идет за мной, повесив голову, понурый, виноватый, а я злюсь на него до невозможности.

– Прости, мам, – бубнит он в какой-то момент. – Я ведь не со зла. Я помочь хотел...

– Помочь?! – я невольно взрываюсь, поворачиваясь к нему. – Да какая уж здесь помощь?! Ты обворовал меня! Нас! Нам жить теперь не на что будет! Жрать нечего, понимаешь?! Ты чем думал вообще, Степа?! Как вообще в голову пришло топтать клубнику?! Ты бы еще в креветки залез! Или в икру черную... хорошо, ее у нас нет на развес! Стыдобища!

– Но папа же...

– А что, папа твой – пример во всем?! Своей головы на плечах нет?!

ВИКТОРИЯ. 17 глава

Врач и фельдшер еще раз озвучивают свои рекомендации – побольше отдыхать, поменьше стрессовать, – и наконец оставляют нас с Ариной.

– Мне теперь, блин, страшно, что ты опять в обморок грохнешься, – говорит дочка мрачно, осуждающим тоном.

Я прекрасно понимаю, что на самом деле она не винит меня: ей просто очень страшно.

Ведь ей всего шестнадцать – а решения пришлось принимать, как взрослому самостоятельному человеку.

– Не переживай, милая, – говорю я мягко. – Я больше не грохнусь, обещаю... Сама же слышала: просто стресс, просто перенервничала.

– Неудивительно, – фыркает Арина, складывая на груди руки. – Папаша-то урод тот еще... и бабуля такая же.

С одной стороны мне, конечно, приятно, что она поддерживает меня, приятно, что принимает мою сторону, но с другой... меньше всего мне хочется, чтобы мои дети потеряли отца так же, как я потеряла мужа...

Арина как будто читает мои мысли по выражению лица, потому что не успеваю я хоть что-нибудь возразить, как она фыркает еще раз:

– Что, скажешь, я не права?! Скажешь: он твой отец и ты не должна обвинять его, – так, что ли?! Ну уж нет, мам, черта с два! Сама знаешь: я ему нафиг не нужна! И никогда не была нужна! Ни я, ни Макс! Мы у него вечно во всем были не такими, как надо, недостаточно хорошими, недостаточно красивыми, недостаточно умными, недостаточно талантливыми, неправильными, короче! Сама вспомни! Помнишь же, правда?!

– Помню, – киваю с горечью. Кирилл всегда был очень строг с детьми, всегда сравнивал их с детьми своих родственников, друзей, коллег, даже соседей... и наши дети всегда проигрывали, по всем фронтам... всегда хуже учились, всегда выигрывали меньше олимпиад и конкурсов, всегда не так красиво рисовали, не так изящно танцевали, не так быстро плавали...

– Ну вот и все, – говорит Арина. – Ничего, пусть теперь с этой своей Лизонькой, кем бы она ни была, клепает новых детей, по всем, блин, канонам! А я... я... я ненавижу его теперь! И пусть только попробует высказать как-нибудь, что я его дочь, что я ему должна... я выскажу ему все, что о нем думаю!

– Арина... – я тяжело вздыхаю и качаю головой.

Сложно признавать это, но я прекрасно понимаю, о чем она говорит.

И мне так страшно, так больно, так стыдно... ведь это я выбрала им такого отца! И так долго не замечала его отношения к ним! Думала, что он просто строгий, просто перфекционист, просто любит покритиковать, просто мечтает, чтобы его дети были самыми-самыми!

Спрашиваю осторожно:

– Можно, я обниму тебя?!

– Можно, – буркает Арина.

По голосу – как будто бы недовольна, но по факту – сама первая делает шаг мне навстречу.

Я обнимаю ее – а сама думаю: может, я и потеряла мужа, зато точно заново обретаю дочь...

Мы с Ариной обнимаемся так крепко и так искренне впервые за последние пару лет!

Даже на мой день рождения и на новый год она обнимала меня едва-едва, очень формально, как будто бы желая поскорее отстраниться...

Теперь все иначе.

Конечно, этот прекрасный нежный момент единения с дочерью заканчивается.

Конечно, Арина снова надевает на лицо мрачную и недовольную маску типичного подростка и снова прячется в своей комнате.

Но я все равно с любовью запоминаю это мгновение, когда мы стояли посреди комнаты, крепко обнявшись...

Я чувствовала аромат ее парфюма и слышала ее дыхание... как когда-то давно, когда она была еще малышкой, когда она еще не имела личных границ и не пряталась за броскими одеждами, ярким мейком и пирсингом...

Конечно, все это тоже закончится.

Период ее подросткового бунта и протеста.

Арина снова станет самой милой девочкой в мире.

Ну а пока... пока я просто буду наслаждаться тем, что у меня есть.

Например, тем, что моя дочь – на моей стороне.

Интересно, на чьей стороне будет сын?!

Максиму я звоню следующим утром, во время рабочего перерыва на чай... где-то около одиннадцати.

Знаю, что раньше звонить бесполезно: он не ответит, потому что будет спать...

Максим всегда спит примерно до полудня, потом до семи-восьми вечера работает курьером, потом до трех-четырех утра возится со своими телеграм-каналами...

Вот и сейчас он берет трубку не сразу, а когда все же отвечает – я слышу на том конце провода его сонный недовольный голос.

– Разбудила? – спрашиваю с невольной улыбкой.

– Не, я сам уже почти проснулся... Но я удивлен: ты в такое время обычно не звонишь. Что-то случилось?! – сразу спрашивает Максим.

– Случилось, – говорю я. – Но лучше рассказать об этом при личной встрече... Приедешь сегодня после работы к нам?!

– Ма-а-ам... – тянет Максим. – Ты ведь знаешь, что я практически работаю в две смены. Сначала семь часов бегаю по городу с набитым едой рюкзаком, потом еще семь часов туплю в экран...

18 глава

– Ничего себе! – я качаю головой.

Признаться честно, я сама не догадалась бы так быстро, как сын.

Но его предположение звучит разумно.

Скорей всего, так оно и есть: Кирилл не готов напрямую говорить с сыном и напрямую выгонять его из квартиры, и планирует провернуть все тайком, пока Максим будет в другом городе...

– Я всегда знал, конечно, что наш отец – не пример для подражания и не образец отличного отцовства, но чтобы настолько... это даже для него перебор... – сын фыркает, и на его лице читается откровенное отвращение... такое же, как вчера было на лице Арины...

Мне снова становится стыдно, неловко, больно, что я выбрала такого ужасного отца своим детям, но Максим неожиданно начинает меня успокаивать, как будто бы проблема не так уж велика:

– Не переживай, мам. Пусть поступает, как знает. Придурок – он и есть придурок... ничего не поделаешь.

– Но... ты имеешь полное право жить в той квартире, Максим! – говорю я.

– Знаю. И ты докажешь это в суде. А пока пускай думает, что победил.

– Переедешь сюда? У нас ведь три комнаты, поместимся...

– Нет, мам. Я сниму квартиру.

Честно говоря, его уверенный тон меня немного смущает, но я все-таки признаюсь:

– Сынок, у меня сейчас нет возможности помогать тебе финансово...

– И не надо, – перебивает Максим. – У меня есть деньги.

– Откуда?! – искренне удивляюсь я. – Ваша с ребятами сеть наконец стала приносить доходы?!

– Ну... можно и так сказать, – он загадочно хмыкает.

– Что значит – можно и так сказать?! – не понимаю я и пристально смотрю на него. Он что-то скрывает от меня, от нас?! Не то чтобы у него не было на это права – он ведь взрослый самостоятельный мужчина! – но... мне одновременно любопытно и тревожно! Кажется, я просто умру от волнения, если он мне все сейчас же не расскажет!

– Ты ведь помнишь, как отец давил на меня, когда я был в десятом-одиннадцатом классах?! – спрашивает тем временем Максим.

– Помню, – киваю я.

Кирилл тогда и правда был очень суровым, пытался навязать сыну, в какие университеты и на какие специальности ему поступать, какие предметные экзамены сдавать, что вообще делать по жизни дальше... я пыталась сбавить градус в этом противостоянии – но не могла.

– Он тогда постоянно говорил мне, что я ничего в жизни не добьюсь, что я буду дворы мести, полы мыть, мешки с картошкой таскать... – продолжает Максим, и я слушаю его с болью и сочувствием. – Наверное, это основная причина, почему я не стал тогда никуда поступать. Мне было тошно думать о любом высшем образовании. Тем более о навязанном кем-то, пускай даже родным отцом. Я знал, что все, что он впаривает мне, совершенно не мое. И где-то года два я вообще не мог думать и вспоминать об этом.

– Понимаю.

– Мы с парнями тогда начали развивать сеть новостных телеграм-каналов, и это было поначалу не слишком успешно, но потом мы начали вливать туда рекламу – и просмотры наконец стали постепенно расти. Появились первые заработки. Я два года откладывал деньги – и потом купил большой курс по веб-дизайну и новый мощный ноутбук, чтобы на нем заниматься и работать... Можно сказать, выбрал себе профессию... сам, без давления, даже без советов. Конечно, были и другие варианты, но я остановится на этом – и не пожалел. Целый год был сам курс, потом еще год – индивидуальные занятия с одной классной девчонкой...

– Ого! – восхищаюсь я.

– Первые заработки были тоже не очень, конечно. Мало опыта, топорные работы, не хватало насмотренности, чувства стиля и так далее... Но постепенно стало получаться. Появились первые постоянные клиенты. А потом я и вовсе очень удачно попал в нишу лендингов и сайтов для местных блогеров, инфлюенсеров и инфобизнесменов... Последние полгода зарабатываю... ну, хорошо, мам. Боюсь сглазить, но... правда хорошо. Пойми меня правильно, пожалуйста. Я не хотел пока вам говорить. Точнее, ему не хотел говорить... а на счет тебя просто переживал, что ты случайно проболтаешься, когда в очередной раз будешь меня защищать...

– Я могла бы, – усмехаюсь я.

– Я просто хотел... знаю, это прозвучит глупо, по-детски, как будто я обиженка какой-то... но я просто хотел прийти однажды и сказать: а знаешь, пап, я теперь зарабатываю больше тебя!

Я улыбаюсь:

– Я понимаю тебя, милый. И очень тобой горжусь. Я никогда в тебе не сомневалась. Мы можем ничего ему не рассказывать, пока ты не будешь готов.

– Спасибо, мам! – благодарит меня сын. – Впрочем, теперь ему эта информация и ни к чему. Он ведь отказался от тебя и от нас. А вот я, кстати, не откажусь от билета, который он мне предложил. Только знаешь что?! Передам его Арине. Отпустишь ее со мной на этот форум?!

– С тобой?! – не понимаю я. – Но ведь билет-то только один...

– Да, для Арины. Я и так туда собирался. В качестве выступающего. Меня еще месяц назад пригласили.

– Ого! – у меня просто слов нет, чтобы выразить, как я восхищена. – Как же здорово, сын! Я так за тебя рада! Поздравляю! И очень-очень горжусь, правда!

19 глава

Арина, конечно, с радостью и восторгом соглашается отправиться на форум вместе с братом.

Они в последние годы не слишком много общались – Максим жил отдельно, Арина с нами, да и разница в возрасте у них все-таки приличная, восемь лет, сын уже давно работает, а дочь еще даже школу не закончила, – но я надеюсь, что теперь их отношения начнут налаживаться, они ведь родные брат и сестра, семья, самые близкие друг другу люди.

Мне важно, чтобы мои дети относились друг к другу с теплом, уважением и любовью.

Именно так я их и воспитывала.

Потому что однажды меня не станет – а они останутся друг для друга надеждой и опорой на все времена.

Верю, что поездка на форум станет первым шагом их воссоединения с давних детских времен.

– Форум пройдет с пятницы по воскресенье, – говорит между тем Максим.

– То есть, еще четыре дня впереди.

– Да.

– Помочь вам как-нибудь?! – предлагаю я, готовая сделать что угодно. – Может, нужно что-нибудь купить?! Из еды, одежды... Билеты на самолет?! Номер в отеле забронировать?!

– Не переживай, мам, – Максим успокаивающим жестом кладет мне на плечо большую теплую ладонь. – Я сам куплю все, что нужно. И забронирую. И утром пятницы приеду забрать Арину. Все, что от тебя требуется, – это покормить ее завтраком.

– Ладно, – киваю.

Немного волнуюсь, конечно, но рада, что все складывается именно таким образом.

Честно говоря, до сих пор не могу поверить, что все это – правда.

Что мой сын не просто вырос и стал отлично зарабатывать, но и готов разделить со мной ответственность за свою младшую сестру.

Что моя дочь, несмотря на все сложности общения с ней сейчас, в ее подростковый возраст, оказалась достаточно сильной и смелой, чтобы позаботиться обо мне, когда я потеряла сознание.

Что они оба приняли мою сторону в конфликте с отцом.

И что сам отец – мой муж! – оказывается, давно врет мне...

Он сказал, что встречается с Лизой почти год.

Но квартиру-то мы покупали семь лет назад – и уже тогда он решил оформить ее на свою мать!

И счет тоже уже года три действует!

Значит ли это, что Лиза – не первая его любовница?! Что были и до нее барышни, с которыми он спал, строил планы, но что-то не складывалось?!

А может, это просто его мать, Анна Ивановна, сыночка своего надоумила?! Сказала, мол, зачем тебе рисковать, запиши квартиру на меня, чтобы в случае развода не делить ее со своей бестолковой женушкой!

Я так и представляю эти слова из ее уст...

Ужасно.

Мне нужен адвокат.

Конечно, придется немного повоевать, но, по большому счету, это будет вполне реально – доказать, что квартира покупалась и ремонтировалась в том числе на мои деньги, что счет пополнялся в том числе с моих зарплат.

Не знаю, на что рассчитывают мой муж и его мать.

Затянет ли это бракоразводный процесс?! Да.

Лишит ли это меня честно нажитого имущества и средств?! Нет.

Но нужен толковый адвокат.

У меня таких на примете нет... как-то не приходилось пока разводиться и защищать свою недвижимость и деньги в суде... но ничего – все бывает в первый раз... справлюсь.

Мне страшно и больно – не спорю.

Я много лет прожила с Кириллом, любила его, заботилась, а он... он просто растоптал мои чувства, нашу семью, все, что было между нами...

И ладно бы, он поступил так только со мной!

Бывает, любовь заканчивается, люди бросают друг друга.

Но ему и до детей собственных никакого дела!

Они у него, видите ли, неправильные, порченные!

Как будто они, блин, не люди, не личности, а куски мяса, которые долго в холодильнике лежали, и теперь все, что с ними можно сделать, – это выбросить в мусорку!

За Максима и Арину страшно и больно вдвойне... втройне даже!

Но ничего... и это переживем.

На следующий день я решаю поговорить со своей сестрой.

Лере сорок два, она на три года младше меня, и мы с ней всегда были близкими подругами.

Два года назад Лера тоже пережила развод.

Тогда я поддерживала ее – а теперь ее очередь.

Кроме того, мне кажется, что она сможет дать мне дельный совет о том, как себя вести, что делать, а может, даже порекомендует хорошего адвоката.

– Вот это да! – качает головой Лера, когда я рассказываю ей все, что произошло за последние пару дней. – Ты знаешь, я всегда считала Кирилла слишком строгим в отношении моих племянников, но я-то думала, что он просто перфекционист...

– Я тоже так думала...

ЛИЗА. 20 глава

Я говорю Руслану, что завтра же утром мы с сыном переедем.

Говорю, что подам на него в суд.

А он смотрит на меня – и ему безумно весело:

– Ты – переедешь?! Куда?! К бабке своей?! – откровенно смеется он.

– Может, и к ней! – краснею я до кончиков ушей, потому что знаю: на самом-то деле бабка Наташа умерла два года назад – и квартира ее перешла в наследство Насте, моей старшей сестре, дочери моего отца от первого брака.

Мы с сестрой никогда не были близки, никогда толком не общались, я знаю только, что эту квартиру она сразу же продала... а сама на каком-то тропическом острове живет со своим мужем... то ли Бали, то ли Ява...

Лучше бы бабка Наташа мне наследство оставила!

Но увы, она меня не любила никогда, да и приютила-то только потому, что ей за это государство деньги давало.

Бывший муж обо всем этом почти ничего не знает.

Но и у него есть поводы думать, что я не перееду туда:

– Сколько лет твоей бабке?! Восемьдесят три?! Восемьдесят четыре?! Степке там и пикнуть будет нельзя, не нарвавшись на нравоучения сумасшедшей шамкающей старухи!

– Потерпит! – парирую я. – Уж лучше, чем здесь с тобой!

– Я ему отец – а она кто?!

– Лучше уж без отца, чем с таким, как ты!

– А в школу он как будет ходить?! С другого конца города ездить?!

– До сентября я заработаю денег – и мы переедем снова!

– Ну да, ну да... Заработает она! Что же до сих пор не заработала?! А сама в свой магазин будешь как ездить?! На автобусе с пересадками?! Да это почти четыре косаря в месяц! И три часа в пути ежедневно! Загнешься!

– Не загнусь, потому что за тебя платить перестану! И нервы на ссоры тратить!

– Ага, щас! – он смеется мне в лицо. – Так тебе банк и разрешит просто взять и перестать платить! Даже если ты в суд подашь – сначала выиграть надо! А адвокат хороший – тоже деньги немалые! В общем, хватит, не выпендривайся! Спать лучше иди, завтра на работу!

– Сам иди спать, если хочешь! А я пойду собирать свои вещи и вещи своего сына! – заявляю я и правда иду собирать вещи.

Пока не знаю, куда мы переедем, но знаю точно: здесь оставаться больше нельзя.

Верю, что сейчас я еще могу все исправить.

Но еще немного – и будет поздно, мой сын превратится в своего отца, будет таким же грубияном, таким же лентяем, таким же болваном без мозгов...

Разве я могу это допустить?!

Сегодняшняя ситуация показала, что Степа уже ступил на скользкую дорожку... уже начал думать, что быть треш-стримером – это круто и прибыльно... я должна разубедить его в этом, и первым делом – избавить от компании папаши.

Не зря говорят, что плохой пример заразителен, а мой бывший муж – сплошной красный флаг, как говорит сейчас молодежь.

Нет, нельзя здесь оставаться... нельзя!

Руслан и правда отправляется спать, видимо, уверенный, что я побушую еще немного – и успокоюсь.

Степа в своей кровати даже не двигается, едва дышит, видимо, чтобы не привлекать к себе внимание и не злить меня еще сильнее... он ведь слышал наш разговор, я это понимаю... в этой квартире стен нет, личного пространства – ноль, все друг друга слышат и видят, только в туалете да в ванной комнате можно ненадолго спрятаться... но и это не спасает.

Вещей у нас с сыном немного: одежда, обувь, средства гигиены, лекарства, учебники, всякие бытовые мелочи – все помещается в два больших чемодана. Что-то, конечно, остается, но это неважно: у меня все равно нет ни сил, ни времени, чтобы бороться с Русланом, например, за пароварку, которой миллион лет, за обогреватель, от которого воняет гарью при каждом использовании, за постельное белье, которое вот-вот пойдет по швам, за горшки с цветами, кухонные контейнеры и напольное зеркало...

Оставлю все это у него. Может, потом заберу... ведь куплено-то все на мои деньги! А может, и нет...

Но сейчас самое главное – решить, куда перебираться.

И без Кирилла, увы, не обойтись.

Писать ему неуместно: такие вопросы надо обсуждать хотя бы через звонок.

А звонить ему из квартиры, где находятся бывший муж и сын, опасно.

Поэтому, поставив у дверей чемоданы, я одеваюсь и тихо, чтобы не разбудить Руслана и Степу, выхожу из квартиры. Спускаюсь вниз, выхожу из подъезда, добираюсь до соседнего и там сажусь на лавочку.

На часах – пять утра.

Кирилл, наверное, спит.

Но ждать я не могу, поэтому, тяжело вздохнув и набравшись смелости, набираю его номер.

Он отвечает не сразу – но все-таки отвечает.

Так и есть: спал!

Голос звучит очень сонно:

– Доброе утро... что такое?! Ты дома?! Что с твоим сыном?! Он в порядке?!

Мне приятно, что он так беспокоится.

ВИКТОРИЯ. 21 глава

Четыре дня спустя.

___

– Ариша, просыпайся! – я стучусь в комнату дочери уже третий раз, а она никак не реагирует.

Между тем, я уже полтора часа на ногах, приняла душ, привела себя в порядок, приготовила завтрак себе и дочери, плюс организовала Арине и Максиму по контейнеру с фруктами, ягодами и орехами – в дорогу.

Время сейчас такое, неспокойное, неизвестно, сколько придется проторчать в аэропорту... Не хочу, чтобы они проголодались.

– Арина! – кричу уже немного раздраженно и собираюсь было снова постучать кулаком, но в этот момент дверь резко распахивается, на пороге появляется сонная дочь, и я чуть не попадаю ей кулаком прямо в лоб. – Ой...

– Недоброе утро, – говорит Арина мрачно.

– Почему недоброе? – спрашиваю я, сразу начиная переживать – Что-нибудь случилось?!

– Да, случилось. Утро. Раннее.

– Опять не спала до пяти?! – я качаю головой.

– До пяти с половиной. Не осуждай.

– Не осуждаю, – киваю я послушно, а сама думаю: надеюсь, в самолете и в отеле ей удастся немного поспать. Потому что идти в таком состоянии на какие-либо выступления, наверное, будет не очень весело. А я хочу, чтобы мои дети отлично провели эти выходные – и не поругались между собой.

Арина идет в ванную комнату, а я – подогревать заново ее яичницу.

Пока дочь завтракает, я мою посуду за собой.

Потом мы обе идем одеваться и собираться: я – на работу, она – в аэропорт.

Еще через полчаса за ней приезжает Максим.

Арина к тому времени уже окончательно просыпается, а чашка бодрящего кофе и вовсе делает из нее человека: она снова улыбается и с нетерпением ждет, когда они с братом отправятся в путешествие.

– Ну, удачи! – напутствую я им.

– Спасибо, мам, – кивает Максим. – Все будет хорошо, не переживай.

– Надеюсь.

– Да было бы из-за чего переживать, – фыркает Арина. – Подумаешь, Москва! Не Африка же!

Она закатывает глаза, а я невольно качаю головой.

Меня по-прежнему поражает то, как быстро и резко она может меняться.

Быть то ершистым подростком, который плюет на чужое мнение и постоянно саркастично отшучивается, то любящей дочерью, которая и скорую вызовет, и позаботится, и обнимет... удивительный возраст.

Когда-то и Максим был таким, но в меньшей степени.

Арина все-таки больше бунтарка. И это, наверное, хорошо: ей лучше удается противостоять отцу. Он ее, как сына, не затравит своим драгоценным мнением о том, как ей жить, кем быть и куда поступать.

– Все, мам, пока! – говорит Арина.

– Долетим – позвоню, – обещает Максим.

– Хорошо. Пока-пока, – говорю я, по-очереди целуя их в щеки.

Дети уезжают – а я сама еще через полчаса отправляюсь на работу.

День проходит деятельно, шумно, весь в делах и заботах.

Вечером, поужинав в кафе, я встречаюсь с Олегом Борисовичем в его офисе.

До этого мне приходилось иметь дело с юристами и адвокатами только по работе, и чаще всего встречи проходили где-то на нейтральной территории: в кофейне, коворкинге, библиотеке.

В этот же раз все происходит в офисе – и мне это нравится. Сразу виден обстоятельный, серьезный подход к делу.

Олег Борисович мне тоже нравится: опытный, рассудительный, спокойный, очень адекватный.

Он сразу поддерживает меня в моей беде и в том, что мы должны отвоевать квартиру и счет, записанные моим мужем на свою мать.

– Очень важно, чтобы вы предоставили доказательства того, что квартира была куплена и отремонтирована в том числе и на ваши деньги, – говорит Олег Борисович. – И это касается не только выписок с ваших банковских счетов, но и самой квартиры. Снимите фото и видео, подтвердите покупку строительных материалов, мебели, предметов интерьера...

– Я очень многое покупала со своих аккаунтов на маркетплейсах!

– Вот, отлично! Задокументируйте это, важна каждая деталь. Фотографируйте обои на стенах – и прикладывайте чеки с маркетплейсов. То же самое с люстрами, столами, стульями, даже посудой и вазами под цветы.

– Поняла вас, – я киваю. – Тогда прямо сейчас поеду в ту квартиру и пофотографирую, поснимаю.

Время-то самое подходящее: Максим оттуда уже выехал и свои личные вещи забрал – он сам мне об этом утром сообщил, – а ключи у меня с собой.

Мы с Олегом Борисовичем прощаемся, и я отправляюсь на место.

Давненько не была в той квартире.

Даже соскучилась немного.

Ключи подходят без проблем – я почему-то переживала, что Кирилл за сегодняшний день успел сменить замки, – и я оказываюсь внутри.

Включаю свет, снимаю обувь.

Да, пыльно, конечно, немного, Максим – не самый большой чистюля... а уж сейчас, съезжая, тем более не стал ничего мыть и прибирать, зная, что он сюда не вернется.