Глава 1
ЕЛИЗАВЕТА
Наша семья распадается.
И, как ни странно, по моей инициативе. Я больше не намерена продлевать ее агонию.
Жаль, что не нашла в себе силы подать на развод намного раньше.
Теперь ругаю себя. И есть за что.
Ведь три года назад я простила его. Простила по глупости, по молодости. И простила не просто случайно увиденную встречу в кафе, которая, как в моем теперешнем случае, была вполне безобидной встречей с бывшим парнем.
Простила измену, конкретную, что называется, по классике жанра. С отягчающим обстоятельством – постельной сценой в нашей квартире!
Тогда было больно, обидно, гадко.
Он стоял растерянный. Красный, словно арбузная мякоть.
Дрожащими руками впопыхах натягивал брюки, ногой то и дело попадая в одну и ту же штанину.
А его пассия прикрывалась простыней, из-под которой были видны только ее бегающие глаза. Глаза бесстыжей разлучницы, посмевшей осквернить святая святых нашего дома – нашу супружескую постель.
Шокированная представшей перед глазами картиной, я оторопело смотрела на любовников, не зная, как быть дальше.
Заорать?
Броситься с кулаками на мужа?
Или оттаскать за патлы потаскушку, разрушающую наш брак?
Но не могла сделать ни то, ни другое, ни, тем более, - третье.
Меня накрыло волной возмущения, боли и обиды. Они сдавили грудь. Взорвали мозг. Лишили дара речи.
Громов, кое-как справившись с непослушными штанами, виновато лепетал избитую фразу: «Лиза, это не то что ты подумала…».
Мною же овладело нечто наподобие столбняка, поразившего не только мое тело, но и мозг, который категорически отказывался реагировать на происходящее.
Беспомощно шевеля губами, не способными озвучить шквал гневных эмоций, я усилием воли вытащила себя из спальни.
Не было сил даже на то, чтобы возмущенно хлопнуть дверью.
Но затем, поражаясь непонятно откуда взявшейся прыти, бросилась прочь из дома, прихватив на ходу ключи от машины.
Не помню, как удалось завести мою малышку.
Слезы застилали глаза. Был велик риск либо самой разбиться, либо совершить наезд на кого-то.
Думаю, Бог уберег меня в тот момент.
Только оказавшись за городом, я остановилась на обочине и, стиснув руль до боли в руках, заорала что есть мочи.
Откуда-то взялись и голос, и проклятия, и угрозы.
Поздно!
Теперь это был запоздалый крик души, вдруг в полной мере осознавшей весь ужас ситуации.
Муж изменил мне.
Он предал нашу любовь.
Он разрушил нашу семью.
А эта прошмандовка…
Да она-то здесь при чем? Это не она его к себе силой затащила, как безвольного телка.
Это ведь он ее уговорил лечь в нашу постель…
Видение из прошлого и сейчас парализовало мысли, не позволяя увязать мерзкую картину предательства мужа с реалиями сегодняшнего дня.
А в душе саднило так же, как тогда. Когда развод казался мне концом света. С той только разницей, что теперь я мечтала о разводе. Теперь я шла к нему сознательно, запоздало понимая, что никогда не смогу принять предательство.
Тогда простила.
Думала, смогу забыть.
Надеялась, сумею свыкнуться с мыслью, что все мужики – сволочи парнокопытные, трахающие все, что легко доступно.
Не получилось. Не забыла. Не сумела.
Три года жизни после той сцены не вытравили из памяти мерзкую картину. Она то и дело всплывает. И тогда когтями безжалостно полосует душу на части.
Вот и сегодня…
В голове не укладывается, как же он посмел!
Как посмел предать?
Как посмел судить меня?
Меня!
Не имея ни малейшего повода для подозрений в измене, как посмел обвинить в предательстве.
И это при том, что когда-то сам стал причиной медленной агонии нашей семейной жизни.
___
Добро пожаловать в мою новую книгу.
Если вы читаете эти строки, значит уже со мной. И я безумно благодарна вам за это.
Пожалуйста, добавляйте книгу в библиотеку. Ставьте лайки. Пишите комментарии. Для меня это очень важно. Ваши добрые слова – лучшая подзарядка для моего вдохновения. Они прибавляют силу и желание писать дальше.
Спасибо, что вы со мной.
Глава 2
- Лиза, - голос Петра прозвучал, как выстрел, - ты опять была с ним?!
Молча смотрю в глаза мужа. Они пронзают холодом стали. А ведь раньше казались мне голубыми. Теплыми. Но это было раньше.
Теперь – серые и колючие.
- Что молчишь?! – бросает глухо, отрывисто.
А что я ему скажу? Что не люблю его. Что хочу уйти от него. Совсем уйти…
Но ответить надо. И я решаюсь.
- Да, Петр, я больше не намерена прятать свои чувства, постоянно лгать тебе и кусать подушку до боли в зубах, когда ты прикасаешься ко мне. Ты должен понять: наши отношения изжили себя. Я не люблю тебя. И хочу уйти. Чтоб не мучать ни тебя, ни себя.
- К нему? – его вопрос повисает в воздухе.
Не выдержав тягостной паузы, он восклицает:
- Какая же ты!…
- Знаю, - перебиваю мужа, не позволяя швырнуть в меня очередную гадость. - Я все о себе знаю. Да, я больше не хочу цепляться за осколки нашей прежней любви. Да, не стану скрывать, встречалась с Романом. Но не потому, что люблю его. Он просто мой друг. Он помогает мне понять себя. Он психотерапевт. И очень доступно объяснил, что измену можно простить. Но забыть ее – никогда. Именно поэтому последнее время у нас все не так.
Мой убедительный монолог поглощает мрачная тишина, которая становится липкой, плотной, осязаемой.
Петр кажется не слышит меня. Желваки его ходят ходуном. Брови сдвинулись к переносице. Глаза зло сузились.
Наконец муж выплескивает:
- Ты лгала, обещая, что прекратишь с ним встречаться, – мазнул по мне мрачным взглядом, упорно не желая реагировать на мои слова. - Какой он психотерапевт! Он влюблен в тебя, вот и морочит тебе голову. А ты и уши развесила. Ну, конечно, старая любовь не ржавеет.
- Петя, прекрати. О какой любви ты говоришь! Мы были детьми. Да, гуляли, взявшись за руки. Но это было двадцать лет назад. А сейчас…
Больше говорить не хочется. Доказывать обратное бесполезно.
- Да ты не просто лгунья! – не унимается он. - Та еще дрянь! Подлая обманщица. Мерзкая и…
Опять впечатывает в меня тяжелый взгляд. Полный презрения и, как мне показалось, даже гадливости. Этот взгляд каленым железом выжигает душу. А слова словно хлещут по щекам – наотмашь, больно, грубо и… необоснованно.
Почти физически ощущаю эти пощечины. Даже чувствую, как полыхает от них лицо.
- Замолчи! – взрываюсь в ответ. - Мне и без твоих оскорблений нелегко. Я ведь хотела, чтоб по-доброму. Чтоб сохранить нормальные отношения. Чтоб развестись мирно, не мучая и не оскорбляя друг друга. Развестись, как цивилизованные люди.
Подбородок мужа дернулся, глаза сузились до щелочек. Он окатил меня очередной порцией брани. Отвернулся. Замолчал. Отошел к окну.
- Про развод забудь, - добавил после короткой паузы. - Это он тебя накручивает. Рассказывает сказки, что мы застряли в бесперспективных отношениях. Что моя давняя ошибка всегда будет стоять между нами. Что у нас нет будущего. Все это брехня, психологическая уловка, чтобы увести тебя из семьи. Из нашей семьи.
- Петр, неужели и без помощи психолога мы с тобой еще не убедились в том, что семьи больше нет. Что ее не стало именно после того, как…
- Хватит! – рыкнул муж. – Хватит тыкать меня, как паршивого котенка, носом в прошлое. Да, был виноват… Но то была случайная и ничего не значащая связь. Одноразовая, заметь. И мы… Ты ведь простила меня. Я каялся, клялся, что больше никогда… И я сдержал слово. А ты!
Слышно было, как хрустнули суставы его пальцев, сжатые в кулак.
Внутри все стянулось тугим узлом. Сердце билось, казалось, в предсмертном ритме, подступая комом к горлу.
- Но, Петя…
Резкий поворот головы в мою сторону. И почти рывок ко мне.
Стало страшно.
Неужели он способен ударить меня.
Ноздри его шумно раздувались. В глазах сверкал опасный огонь.
- Я все сказал. О разводе и думать забудь. А сейчас оставь меня, мне надо побыть одному.
Съежившись под испепеляющим взглядом мужа, я поспешно вышла из комнаты.
Спорить с ним не было смысла.
Да, получается, теперь я виновата перед ним. Хоть и не изменяла ему. У нас с Романом чисто платонические отношения. Он - друг. Потому изменой наши встречи назвать нельзя. Это всего лишь отголосок из прошлой жизни, из юности. Точнее, даже из детства.
К тому же, я его пациентка. И что-то большее между нами недопустимо согласно правилам профессиональной этики.
А гнев мужа несправедливый, незаслуженный.
Но больнее всего то, что он упорно пытается именно меня выставить виновницей разрушения нашей семьи. И это при том, что кругом виноват сам.
Время лечит?
Все это враки!
Не могу я измену простить.
Как есенинской бедной собаке
На луну мне хочется выть…
И все-таки я простила. Да. Но забыть не смогла.
Эта боль и обида живут во мне. И, быть может, умрут только вместе со мной.
Я злопамятная? Нет. Но помню.
Все помню. До мельчайших подробностей. Это как бесконечная перемотка одной и той же картины. В голове.
Все так. Но что же делать дальше?
Петр не хочет и слышать о разводе. А я больше не могу продолжать изводить себя мерзкими видениями, то и дело всплывающими в памяти.
Это тупик, в который мы загнали себя в тщетной надежде сохранить брак.
Во имя чего?
Детей у нас, как не было, так и нет. И не мудрено. Если раньше мы откладывали рождение ребенка по глупости – пока рано, то после его предательства как-то не получалось забеременеть. Хотя мы решили, что пора. А то! Какая семья без детей.
Я вот только одного понять не могу. Зачем мы тогда ухватились за глупую идею во что бы то ни стало сохранить семью.
И ведь что интересно, мне даже льстило, что Петр старался угодить во всем лишь бы я простила его. И не просто льстило. Я злорадствовала в душе, порой буквально измываясь над его долготерпением.
Но сейчас почему-то его терпению пришел конец.
Устал? Может быть. Но, как мне показалось, в нем взыграла чисто мужская собственническая жилка: моё. Иными словами – ревность.
Но это не ревность, которая нередко – спутница любви.
Его ревность – скорее сродни ненависти. Злости на меня, как на объект, виновный в чем-то смутном и неопределенном, мешающим почувствовать себя счастливым.
Что-то покинуло нас, ушло безвозвратно.
Оставив только сожаление и неудовлетворенность друг другом.
Оставив с нами недосказанность, недопонимание и бесконечные упреки.
Оставив необходимость разрубить узел, все еще связывающий нас.
Думаю, последнее предназначение уготовано именно мне.
Убедительные слова складываются в фразы. Они жгут расплавленный мозг, который не в силах принять единственно верное решение. Но и слова, и фразы натыкаются на противоречие между здравым смыслом, осознанием бессмысленного сохранения брачных оков и неумением прийти к мирному соглашению. А если проще – неумением разорвать изжившие себя отношения.
Решение это созрело давно. Может быть, только у меня? И, как мне кажется, сделать это надо было еще три года назад. Но раз уж так получилось, то следует разойтись сейчас. Пусть с запозданием, но лучше позже, чем никогда.
Я уже не могу мириться с холодностью, со ставшим уже привычным отсутствием взаимного влечения. Не хочу и не могу мириться с пресной жизнью без взаимопонимания, без страсти, без любви.
А ведь случилось все из-за его измены.
Подлой, грязной, мерзкой…
Бесконечно прокручивая ленту болезненных воспоминаний из прошлого, а также обидные оскорбления, услышанные в свой адрес сегодня, незаметно погружаюсь в беспокойный сон.
… Все еще находясь в пограничном состоянии полусна-полуяви, я почувствовала нежные прикосновения.
Осторожные поцелуи покрывали лицо, шею, грудь. Они становились все настойчивее, смелее.
Горячие ладони, ласкающие мое, все еще дремлющее тело, вызывали сладостные ощущения и разливались по нему горячей волной.
Приятная истома охватила всю меня, переросла в трепетное, а затем и в непреодолимое желание. Неумолимое, требовательное, всепоглощающее.
Разум, так и не успевший окончательно проснуться и в полной мере осознать происходящее, не способен противиться нарождающейся страстности.
Жаркий шепот. Несвязные слова. То ли извинения. То ли признания в любви.
Их смысл ускользает, растворяется в огне уже вовсю разбушевавшейся чувственности…
Остатками сознания понимаю, что надо прекратить эту вакханалию разгулявшегося желания.
Но… разум с чувствами в вечной борьбе.
В происходящее верилось с трудом. Да и не было в том надобности.
Бездна наслаждения уже целиком поглотила меня, обмякшую, трепетную и страстную…
***
Занимающийся рассвет, несмело проникнув сквозь штору, заставил меня признать, что это был не сон.
Ругаю себя последними словами за минуты слабости. Чего уж лгать самой себе. Эта случайная близость… ее нельзя было допускать. Я ведь для себя уже все решила…
Осторожно, чтобы не разбудить мужа, высвобождаюсь из захвата его сильных рук.
Только бы не проснулся.
Не хочу встречаться с ним взглядом…
Не представляю себе наше объяснение после того, что случилось то ли по его, то ли по моей, то ли по нашей общей вине…
На цыпочках выхожу из спальни. Сбрасываю в сумку самое необходимое. За остальным приеду в его отсутствие.
Но не могу уйти, не оставив хотя бы несколько слов.
На какой-то квитанции второпях набросала:
«Прости. Так дальше продолжаться не может. На развод подам сама.»
Тяжелый вздох, который я не смогла сдержать, заставил поспешно выскользнуть из квартиры.
Вдогонку тянется удивительное тепло, от которого я бегу сломя голову и которое, вопреки здравому смыслу, хочется подольше удерживать в памяти и ощущениях...
Оказавшись на улице, пытаюсь восстановить дыхание. Эта жизненно важная функция словно отключилась пока я неслась по лестнице.
- Вдох-выдох. Вдох-выдох. – отдаю себе команды, прислонившись к стене.
Затем подключаю извилины замершего мозга. И он выдает мне вполне закономерный вопрос:
- Куда теперь? К маме?
Нет, нельзя. У нее и без моих проблем сердце пошаливает. Безусловно, рано или поздно придется рассказать ей о разводе. Но не сейчас, когда сама еще не знаю, что и как. Шуму, конечно, будет много. Что ж, и через это придется пройти.
А пока - только к Васе.
Во всем мире есть только один человек, понимающий меня с полуслова. Способный выслушать все мои заморочки. Всё понять. Успокоить. Порадоваться моими радостями и разделить мои печали-горести.
В полной уверенности, что не нарвусь на нравоучения от Васьки, еду. Надеюсь, приютит на несколько дней, пока не определюсь с жильем. До развода вынуждена буду снимать что-то.
Ничего. Надо с чего-то начинать. В обратном случае мне никогда не разорвать этот порочный круг бесконечных признаний-прощений-примирений.
И неопровержимое доказательство тому – эта ночь…
Ооо, эта ночь…
Великолепная, потрясающая… и ужасная...
Весь ее ужас в том, что я впервые за последние три года испытала наслаждение!
Нельзя сказать, что у нас давно не было близости. Но как-то все было слишком обыденно, пресно, без огонька. Одним словом, наши близкие отношения вполне соответствовали определению «исполнение супружеского долга».
И вдруг такооое!
Но почему именно сейчас…
Что это было?
Предсмертная агония перед расставанием?
Отпевание былой любви?
Ведь она умерла. Хоть мы сами еще живы.
Да, живы, но не способны оживить былые чувства.
А эта ночь – всего лишь предсмертные судороги…
И это сейчас, когда я твердо решила уйти. Когда утвердилась в мысли, что пора прекратить бессмысленные попытки склеивать разбитую чашу.
Трещины зарубцевались. Но рубцы не разгладились. Болят по-прежнему. А порой – даже больнее, чем непосредственно после измены.
И тем не менее…
Я ухожу. Без сожаленья.
Куда? Не знаю. В пустоту.
Ну, не совсем. У меня свой небольшой бизнес – сеть цветочных магазинов.
А вот к бизнесу Петра я не имею никакого отношения. Она перешла к нему по наследству от отца, владеющего строительной компанией. Досталась еще до брака со мной.
Правда, досталась она Петру с большими долгами, почти на грани банкротства. Чтобы спасти дело отца, мужу пришлось обратиться за помощью к другу – Сергею Дюжеву. В настоящее время они – компаньоны.
Получается, краеугольным камнем в нашем бракоразводном процессе остается только квартира. Придется побороться за нее. Ну, точнее, за ее половину. Что ж, на вырученные от ее продажи деньги, куплю себе двушку. Это в лучшем случае.
А пока – я к Васе. Надо успокоиться. Привести мысли в порядок.
Потом можно и к маме до покупки нового жилья.
Представляю, что начнется. Опять она заведет свою любимую пластинку. Дескать, а я тебе говорила, чту нужно составить брачный договор. Но ты же меня не слышишь. Ну и так далее и тому подобное.
Но сейчас я убеждена, что так даже лучше. Брачный договор – это лишние проблемы при разводе. А так, если бы я не претендовала на свою долю в квартире, нас вообще могли развести через ЗАГС. Быстро и без проволочек.
Господи! О чем я сейчас думаю. Мне бы благополучно добраться до Васи.
Кое-как припарковав машину, тащусь с дорожной сумкой на второй этаж к Ваське. Лифт, как всегда, не работает. Поэтому доползаю до двери вся запыхавшаяся и совершенно без сил.
Жму на звонок, не отрывая пальца от кнопки.
Но мне никто не открывает.
Опппаньки! Доигралась. Хотела появиться как гром среди ясного неба и ошарашить своим визитом с утра пораньше. Да так, чтобы сразу башку снесло от неожиданности.
Стою в ступоре, ругая себя всем запасом скверных слов, что не позвонила, не предупредила. Ну хотя бы, когда к дому подъехала!
Ума не приложу, как быть дальше. Тащить назад сумку и осчастливить маму?
Ну уж нет!
Опять в сердцах жму на звонок.
Наконец из-за двери послышались какие-то звуки.
Дома!
С облегчением вздыхаю и тут же проносится в голове скверная мыслишка: сейчас я отыграюсь! Васеньке придется долго допытываться, почему я здесь в такую рань и с чемоданом.
Терпение мое уже на пределе, когда наконец дверь открывает Васька. Заспанная, едва разлепившая глаза. Вся какая-то потеряно-растерянная.
- Вась, ты что?! Я некстати? Ты не одна? – вываливаю на нее кучу вопросов.
- Нуууу, - тянет кота за хвост, - понимаешь…
- Да рожай уже, кто у тебя!
- Так это…
- Вася, не томи! – взрываюсь я, теряя терпение. Называется, собиралась помучить Василису, а оказалась сама на ее месте.
- Лизок, пойми меня правильно. Он сам пришел, - виновато опускает глаза, все еще не пропуская меня в прихожую.
- Да кто он? Говори уж как есть.
- Панков у меня ночевал, - шепчет, краснея.
До меня не сразу доходит, о ком идет речь.
- Кто, кто?
- Ну, Роман твой… - выдает наконец, хмуря брови и отводя в сторону глаза.
Смотрю на нее, не моргая.
Вот уж чего не ожидала, так не ожидала. Во дает Васенька, подруженька. Хотя…
А чего это я? Вольному воля.
Но по сердцу коготки прошлись…
- И что, - спрашиваю с деланным равнодушием, - прячетесь от меня? Не стоит. Он мне никто. Ну одноклассник, еще психотерапевт. Только вот не надо делать из всего трагедию. И почему это он мой?! Скажешь тоже…
Васька расплывается счастливой улыбкой.
- Значит, не сердишься? Тогда проходи. Я пойду кофе поставлю и Рому разбужу.
О как! Он уже Рома!
А что? Это даже отлично. Все встало на свои места. Только зря Васька скрыла от меня. И Ромка тоже.
Да ну их!
Мне бы на пару дней приткнуться. А дальше я сама.
Петр Громов
Блаженство, разлитое по всему телу, напомнило о безумной ночи.
Голос плоти, взбунтовавшийся вчера и пролившийся страстным порывом, вспыхнул с новой силой.
Не открывая глаз, хочу прикоснуться к Лизе. Но рука, повиснув в воздухе, натыкается на пустоту.
Резко сажусь в постели.
И, ощутив жгучий укол в груди, с ужасом понимаю, что ее нет рядом.
Неужели ушла?!
Нет. Она не могла. Ведь ночью…
Наверное, в ванной или на кухне. Может быть, даже готовит кофе, чтобы сделать мне приятно.
Жаль, что я проснулся позже. Сам хотел сварить кофе и порадовать ее.
Но что уж жалеть сейчас.
Чуть ли не бегом спускаюсь вниз. Сердце колотится в радостном предвкушении встречи.
Но ни на кухне, ни в гостиной, ни в ванной комнате Лизы нет.
Сглатываю подкативший к горлу ком. И тут замечаю на столе клочок бумаги.
Читаю скупые фразы и кровь стынет в жилах.
Нет, она не могла… Вот так просто уйти… после ночи любви и, как я надеялся, примирения…
Я хотел еще так много ей сказать. Но не решился нарушить волшебство ночи. Отложил объяснение до утра.
А теперь…
Заготовленные слова любви жгли мозг. А он метался между здравым смыслом и ужасающей действительностью. Он вопил, что нельзя было так безжалостно губить на корню вновь вспыхнувшие чувства.
Жестокая!
Она посмеялась надо мной.
Изображала любовное исступление, якобы накрывшее ее, как и меня.
Смеялась надо мной, разыгрывая взбунтовавшуюся чувственность.
Отдавалась страстно и горячо на мои ласки.
А сама мстила мне. И ведь как изощренно, как коварно… Издевалась над моими обнаженными до предела нервами, над моей любовью, кающейся и искренней…
Почти физически ощущаю пустоту, обступившую меня со всех сторон.
Взгляд цепляется за подоконник. На нем по-прежнему стоит ее любимая чашка.
В памяти всплывает привычная картина.
Вот Лиза ставит чашку на подоконник – всегда слева от занавески, как будто это часть какого-то ритуала.
Утро. Чай. Тишина.
Лиза, примостившись на широком подоконнике, смотрит в окно. Я – на неё.
Так было до того, как все началось.
До проклятой терапии. До слов «я больше не чувствую себя живой». До фразы «ты хороший, но я так больше не могу».
До. До. До…
А теперь ее нет. Она ушла, оставив мне на прощание всего несколько скупых слов.
И чашку… которая все еще стоит на прежнем месте.
И я стою на этой кухне. Один. Слушаю тишину, плотную, густую, липкую. Пытаюсь вспомнить, когда все это началось. С измены? Нет. Тогда Лиза простила.
Может, тогда, когда увидел их вдвоем?
Или раньше, когда она сообщила, что записалась на сеансы к психотерапевту.
Зачем?! И вообще, откуда он взялся, этот терапевт!
Появился из прошлого. И с того времени все и началось.
Тогда замолчала Лиза. И я понял: что-то происходит. Без криков, битой посуды, выброшенных чемоданов.
И принесла же нелегкая этого Романа в наш город.
Пятнадцать лет брака разбились о воспоминания про первую любовь…
Но что, если Лиза права. И я зря приревновал ее к этому врачевателю человеческих душ.
Еще и Дюжев подлил масла в огонь.
Вспомнив о компаньоне, я чертыхнулся. Да, началось все именно после того, как он, ехидно улыбаясь, рассказал, что видел Лизу в кафе с каким-то незнакомцем.
Я тогда отшутился, дескать, у нее могла быть деловая встреча с поставщиком или еще что-то в этом роде.
Но осадок, черный, горький, прочно поселился где-то внутри.
Я ждал, что Лиза сама расскажет мне об этой встрече в кафе. Но она молчала, и во мне потихоньку разрасталась ревность. Жгучая и гневная.
Я стал замечать перепады в настроении жены. Настораживала ее задумчивость. Еще больше – беспричинная взвинченность. А порой – неприкрытая радость в глазах, когда она возвращалась домой чуть позже обычного, и вся светилась.
Ревность моя при виде Лизы, такой необычной, новой и… даже чужой, ширилась и поглощала все мысли.
Даже Сергей заметил, что я забросил дела. Все чаще перекладывал текущие моменты на него. Замкнулся, упорно избегая ситуаций, когда Дюжев мог опять заговорить о Лизе.
Но однажды я сам воочию увидел Лизу с незнакомцем. Они опять сидели в том же кафе, о котором рассказывал Дюжев. О чем-то мило беседовали.
У меня перехватило дыхание.
Выдавать свое присутствие не стал. Остановился поодаль так, чтобы остаться незамеченным. И, скрепя сердце, наблюдал за их взглядами, улыбками, жестами.
Внутри все бушевало. Я понимал, что это не беседа двух людей, обсуждающих проблемы с поставками. Неееет! Это было нечто большее, скорее интимное и, по всему видать, доставляющее удовольствие обоим.
Не знаю, сколько бы я еще простоял вот так. Но в какой-то момент незнакомец накрыл своей ладонью Лизину руку. И она не отняла ее!
Дальше продолжать свою пытку не смог. Развернулся и ушел, твердо решив добиться объяснения у жены. Дома. Не объясняться же прилюдно…
И понеслось.
Видимо, вот с этого самого момента и покатилось.
Навалилось черное отчаяние. Казалось, по жилам моим течет не кровь, а густая черная жидкость. Я утратил способность мыслить адекватно. В каждом взгляде, в каждом слове Лизы я находил лживые корни.
И это было ужасно.
Она же вела себя достойно. Без истерики, спокойно ответила на мой вопрос. Ответ был исчерпывающий и вполне правдоподобный.
Но чернота, прочно обосновавшаяся у меня внутри, кричала, что я не должен верить ни единому слову Лизы.
Сам срывался на крик и грубость. Казнил себя за несдержанность. Но опять и опять добивался признаний в неверности.
Кризис доверия – так объяснила Лиза мое состояние. И советовала записаться на сеансы к этому самому бывшему однокласснику – психотерапевту.
Но ее советы и легкость, с какой она реагировала на мои бесконечные претензии, выбешивали меня еще больше.
И вот результат.
Я один. Совсем один в нашей квартире. Пусто. И даже как будто темно без нее.
Она ушла, не выдержав моего прессинга…
И виноват в этом только я. Мои необоснованные подозрения в измене. Поэтому я должен ее вернуть.
Вернуть во что бы то стало.
И я сделаю это.
___
Дорогие мои! Спасибо, что заглянули на мою страничку. Поддержите новинку отметкой «МНЕ НРАВИТСЯ». Такая поддержка очень важна не только для книги, но и для меня.
И да, не забудьте подписаться на автора, чтобы отслеживать добавление новых глав.
Всем добра, любви и счастья
Полный решимости немедленно разыскать Лизу и вымолить у нее прощение, лихорадочно собираюсь.
Мне надо срочно увидеть ее. Убедить, что люблю. Что больше не стану устраивать сцены ревности. Что доверяю ей. Что она у меня одна-единственная…
Звонок телефона врывается в мои мысли. Хватаю мобильник в надежде, что звонит Лиза. Может, она просто к маме поехала. У той часто сердце прихватывает.
Но на экране высвечивается Сергей, мой компаньон по бизнесу.
- Петр, - в голосе Дюжева нескрываемое возмущение, - тебя опять сегодня не будет? Или как?! Я тут один зашиваюсь. Поставщики совсем оборзели, с ценами мудрят.
Слушаю Сергея и не вникаю в смысл его слов.
В голове настойчиво звучит одна мысль: вернуть Лизу!
- Алё, гараж! – взрывается Сергей. – Ты меня слышишь или как?
- Да-да. – Возвращаюсь из сумрака. – Что-то срочное? Серега, может как-то без меня сегодня?
- Да ты совсем охренел! Не могу я разрываться на части. Имей ввиду, если ты сегодня не приедешь, мы вляпаемся в такое дерьмо, что…
- Я тебя услышал. Буду через пару часов.
- Какие к черту пару часов, - он понижает голос до шепота. – У меня в приемной заказчик со второго объекта рвет и мечет из-за затягивания сроков. Тебя требует. Так что ноги в руки, и сюда!
Сбросил звонок.
Черт! Как некстати.
Мне надо найти Лизу! Немедленно. Иначе…
Блиииин! Еще и этот второй объект, будь он неладен. Вот только Федорчук не отстанет. Надо ехать!
- Ты прям как с креста снятый, - встретил меня недовольный Сергей.
Не отвечая на его замечание, перехожу прямо к делу:
- Что Федорчук со своими претензиями?
- Да разобрался я с ним. Клятвенно заверил его, что сдадим объект к сроку.
- Тогда почему не перезвонил? Мне срочно надо было с одним вопросом разобраться. А ты! Друг называется.
- Да что ты завелся с пол-оборота. Что у тебя?
Его навязчивость бесит. Пристал, как банный лист. Мне Лизу надо искать, а он со своими расспросами.
- С женой поругался или как? – не унимается Дюжев. – А я тебя давно говорил, гуляет она от тебя. Вот и кобенится. То ей не так, это не эдак. Я свою держу в ежовых рукавицах, не пикнет. И не посмеет мне нервы мотать. С бабами надо пожестче…
- Ты бы язык придержал! – не выдерживаю. – Лиза – не баба. И вообще, чего ты лезешь?
- Ну да, конечно, Лиза, Лиза. Ты с нее пылинки сдуваешь, вот она тебе рога и наставляет, еще и душу выматывает. Мужик ты или нет? По столу кулаком, и весь базар. Страдалец хренов!
Кулаки чешутся, так хочется двинуть ему! Но не до разборок сейчас.
- Серый, хватит поучать. Мне ехать надо, - отвечаю, едва сдерживаясь, и направляюсь к выходу.
Но Серега, не унимаясь, удерживает меня за рукав.
- Опять твоя чудит?
- Ушла она, - вырывается само.
- Вот-вот! – словно обрадовался Сергей. – А я тебя предупреждал. Хахаль у нее появился. К нему и ушла.
- Да заткнись ты! Нет у нее никакого хахаля!
- Ну да, ну да, – продолжает с издевкой.
Хватаю его за грудки.
- Слышь ты… Еще слово, и я тебя…
Внутри бушует цунами. Вмазать бы ему по мордасам. Но сдерживаюсь и, с силой оттолкнув его, вылетаю из кабинета.
Вдогонку прилетает:
- Беги, беги, разыскивай свою Елизавету гулящую!
Резко разворачиваюсь, чтоб-таки вмазать по его наглой роже.
- Все-все. Прости, дружище. Вырвалось, - опережает меня примирительным жестом.
А я, больше не желая тратить время на его подколки, иду к машине.
Башка взрывается от тревожных мыслей: куда могла уйти Лиза? Куда ехать? Где ее искать?
Первое, что приходит на ум, - сначала к Василисе. Вряд ли Лиза поехала сразу на работу. Там сотрудницы, а она не любит делиться с кем бы то ни было подробностями личной жизни.
Кроме Васьки близких подруг у нее нет. К матери тоже вряд ли поедет, та любит поучать, а Лизе это не нравится.
Лиза…
Мысли путаются. Сердце щемит.
Какой же я идиот! Сам довел ее до состояния, когда нет больше сил терпеть. И ведь она не раз говорила об этом. Должен был унять идиотскую ревность. Притом, беспочвенную.
Подъехав к дому Василисы, радостно выхватываю взглядом машину Лизы. Она здесь! А иначе и быть не могло. Я хорошо знаю свою жену. Она просто устала от моих претензий, от моего ворчания, ревности. Вот и ушла.
Странно только, почему, не предупредив.
Наверное, спешила поделиться с Васькой подробностями ночи…
Такие они, женщины!
Уверен, сидят сейчас вдвоем и плачутся друг дружке под чашечку кофе. Васька на свое одиночество, Лизонька – на мое недоверие.
Сейчас поднимусь и прямо при Василисе брошусь ей в ноги. Признаю, что во всем был не прав, что люблю. Жить без нее не могу.
Не в силах сдерживать нетерпение, настойчиво звоню в дверь.
Время остановилось. Секунды кажутся вечностью. Хочется снести дверь, ворваться в квартиру и броситься в ноги Лизе. Моей Лизе.
О, Лиза…
Отодвигаю в сторону Василису, которая, открыв дверь, застыла в нерешительности, впускать ли меня.
И сам застываю, едва войдя в гостиную.
Лиза не одна.
Рядом с ней – тот самый Роман!
Одноклассник. Бывший друг. Психотерапевт хренов!
Внутри что-то щелкнуло, резануло. В глазах потемнело.
- Вот значит как… А я-то, дурак… - швыряю одеревеневшими губами.
Разворачиваюсь, и едва не сбив с ног Василису, бросаюсь вон из квартиры…
Прав Сергей! Тысячу раз прав!
Гулящая.
Она не просто ушла. К нему ушла, к этому мозгоправу!
А я – дурак.
Бросил дела. Помчался ее разыскивать.
И не просто разыскивать. В ноги собирался броситься. Идиооот!
Вот уж она посмеялась бы надо мной. И без того посмеется. Не одна. А вместе с этим.
Ну что ж, развод ей нужен? Так за мной не заржавеет. Только пусть не рассчитывает, что ей что-то обломится от моей компании. Пусть уходит, с чем пришла.
Интересно, а чего это они у Василисы сидят? Ему что некуда привести любовницу? Бомж! Бездомный! Зато мозги ловко умеет вправлять и лапшу на уши вешать.
Это же как надо было мою обработать, чтоб она, давно простив мне измену, вдруг решила вспомнить старое. Только не надо ничего вспоминать! Причина в другом – кровь в ней взыграла, старые чувства вспыхнули. Да с такой силой, что удержу нет.
А как же эта ночь? Зачем? Чтобы довести меня до белого каления!
Стоп! Но ведь это я к ней полез.
Да, но она ответила взаимностью. И горячо. И страстно…
Черт! Черт! Черт!
Со всей дури колочу по панели управления. И только тут замечаю, что так и не стронулся с места.
Оглядываюсь по сторонам. Не видел ли кто со стороны, как я бешусь. Ведь орал вслух, словно умалишенный.
Вроде без свидетелей. Хорошо хоть окна Василисы не выходят во двор.
Успокоившись, насколько это было возможно, выруливаю со двора.
Куда теперь? Без понятия. В таком вздернутом состоянии на глаза к Дюжеву? Нееет. Не доставлю ему удовольствия потешаться над моим новым статусом.
Рогоносец.
Я – рогоносец!
Ну что ж, не я первый, не я последний.
Останавливаюсь у какого-то бара. Всегда считал, что заливать горе алкоголем – последнее дело. Но сегодня по-другому никак.
Мое «никак» кончилось тем, что меня, нажравшегося до поросячьего визга, привез домой Дюжев. От него я узнал, что ему с моего телефона позвонил администратор бара и попросил забрать меня. Иначе грозился позвонить в полицию, так как я стал орать ругательства на весь зал, обзывая всех женщин тварями, стервами и шлюхами.
А еще требовал, чтобы мне включили песню Губина «Лиза». Но так как ее не оказалось в музыкальной подборке, то я время от времени порывался слезно гундеть пьяным голосом: Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай… О Лиза, Лиза…
Дюжев остался со мной до утра. И, когда я продрал глаза, грязно выругался в мой адрес.
- Ты как здесь и почему ругаешься?
- Вот, берегу твой покой, - бросает презрительно. - У тебя совсем крыша поехала или как?
Подрываюсь на постели.
- Лиза вернулась?
- Да заколебал ты уже со своей Лизой. Всю дорогу в такси только и делал, что стонал: «О, Лиза, Лиза». Нет, ты точно рехнулся. Нельзя же так из-за бабы! Приворожила она тебя, что ли?
- Да пошел ты!
Покачиваясь на нетвердых после вчерашнего ногах, тащусь в ванную, затем – на кухню.
И опять взгляд прилипает к ее любимой чашке.
Перед глазами всплывает картина – вот она ставит ее на подоконник. Как всегда, – слева от занавески.
Тру глаза. Словно так смогу вытравить из памяти навязчивое видение. Но на смену тут же приходит другое. Лиза с тем на кухне у Василисы. Счастливые. Влюбленные…
Хватаю с подоконника проклятую чашку, испытывая непреодолимое желание со всего маху впечатать ее в стену. Но вместо этого почему-то осторожно ставлю ее на прежнее место чуть ли не с благоговением. Аккуратно. Сам плюхаюсь у стола, до боли стискивая виски руками, чтобы избавиться от навязчивых видений.
Очень некстати в этот момент на кухню вваливается Сергей.
- Слышь, старик, кончай ты изводить себя из-за этой стервы. Ну ушла и ушла. Скатертью дорога.
- Отвянь. И без тебя тошно. И вообще, пошел на хрен! Мне надо побыть одному.
- Ну уж нет! Я тебя не оставлю в таком состоянии. Посмотрел бы на себя со стороны! На кого ты похож?! На страдающего неврастеника. Но было бы из-за кого! Стерва твоя Лизка, конечно. Но на ней свет клином не сошелся. Кругом столько красавиц! Ммм… слюнки текут. Молоденькие, длинноногие, пышногрудые. В коротких юбчонках… Эхх! Моя бы вот так исчезла, так я был бы только рад! А ты бьешься в истерике, как кисейная барышня.
Его слова долбят мозг. Но из всего монолога выхватываю только одно слово – Лиза.
И опять эта навязчивая песня «О, Лиза, Лиза…».
А что, может, Сергей прав. И она меня приворожила?
Чушь какая-то.
Так и впрямь можно в дурку попасть.
Тупо смотрю на Дюжева.
- Тебе бы опохмелиться, - предлагает с сочувствием.
- Нет, - решительно отвергаю сомнительный совет. – Мне надо ее увидеть.
- Ты часом башкой не треснулся? Зачем?! Это самое худшее, что можно придумать. А ты забей! Забей на нее. Ее это так зацепит, что сама к тебе примчится.
- Точно? – спрашиваю, оживившись.
- А то! – восклицает со знанием дела. – Забыл, как у классика: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…». Остановись. Приди в себя. Ну изменила. Ну взыграли гормоны, ну помокрело где-то там. Пройдет. Опомнится, прибежит прощение вымаливать. А ты не раскисай. Где у вас аспирин? Лечить тебя будем.
Серый роется в кухонных шкафчиках. Отыскивает аптечку. Делает мне шипучку и заставляет выпить эту гадость.
Потом мы пьем кофе. И уже намного спокойнее обсуждаем ситуацию.
В голове немного прояснилось. Все уже не кажется таким мрачным и черным, хотя в груди по-прежнему жжет.
- Петр, неужели ты так сильно ее любишь? Вот уж не думал, что бывает такое после пятнадцати лет брака.
- Даже не знаю, так сильно люблю или… так сильно ненавижу…
- Вот, вот. Это уже ближе к истине. Ненавидеть этих тварей надо, а не биться головой об стенку, когда они уходят. Скатертью дорожка. Мы тебе лучше найдем.
Смотрю на него, как на больного.
- Мне? Кого-то? Да никто мне не нужен.
- А что! Вот хотя бы Нинку из бухгалтерии. Она – ух! Огонь-девка.
ЛИЗА
- А знаете, милые дамы, - встает из-за стола Панков, - я, пожалуй, откланяюсь.
Витиеватость его речи почему-то меня бесит. Вроде мы с ним по-простому, по- дружески. А тут, хммм. Искоса смотрю на Васю. Она явно смущена и недовольна, что он собирается уйти.
Ситуация, конечно, неординарная. Мало того, что я нарушила их идиллию, так еще и внезапное появление Петра окончательно испортило весь кайф намечающегося романа.
Я стараюсь не вмешиваться, уступая пальму первенства Василисе. Но ей тоже сложно выбрать правильную позицию. Без меня, наверное, стала бы удерживать, а так.
Чувствую себя лишней на этом зарождающемся празднике жизни, но встать и уйти не могу. Мне сейчас просто некуда.
- Может, останешься? – все-таки решается Вася.
- Не думаю, что в этом есть необходимость. Напротив, вижу, вам хочется остаться вдвоем и поделиться новостями, а проще – поболтать о своем, о девичьем.
- Нам нечего от тебя скрывать, - не унимается Вася. И мне становится стыдно за нее. Зря удерживает. Он прав, нам есть о чем поговорить без посторонних ушей.
Каждый из нас при моем внезапном вторжении почувствовал себя неловко. И, даже пока не нарисовался Петр, все равно все были напряжены, скованны. Беседа вот-вот грозила зайти в тупик.
Так что при всей нелепости появления Петра, оно, надеюсь, упростит безвыходность положения каждого из нас. Вот только Ваську жалко. Она, кажется, влюбилась в Ромку. А тут я так некстати.
Не уступив уговорам Василисы, Роман все же уходит.
Я вздыхаю с облегчением. Вася – разочарованно.
Повисает неловкая пауза, которую я рискую нарушить.
- Вась, прости, что так получилось.
- Да ладно, Лиза, я и без твоего приезда понимала, что Роман вряд ли ко мне испытывает настоящие чувства. Так. Случайный секс.
Последняя фраза отозвалась болезненным уколом. За что я приструнила свои эмоции. Я ведь изначально не ждала от встреч с Романом никаких отношений, даже случайной близости. Так пусть хоть Василисе улыбнется удача.
- Он тебе очень нравится или от пустоты и одиночества?
- И то, и другое, и третье. Он такой обаятельный, обходительный… ласковый. А я истосковалась по мужской ласке. Ты пойми, я ведь живая. А с тех пор, как меня бросил Андрей, у меня так никто и не появился. Вот уже три года, как я одна. Думаешь, легко…
- Понимаю. Но если ты сомневаешься в искренности его чувств, тогда зачем? Рано или поздно это станет причиной расставания и боли.
- Знаешь, я просто позволила себе расслабиться. Понимаю, не стоило. Но, как сердцем я слаба! Аххах! – перевела все в шутку. - Давай не будем больше об этом, - она замкнулась, захлопнула свою душу, не желая продолжать тяжелый разговор. – Расскажи лучше, что у вас с Громовым произошло.
- То, что должно было произойти три года назад. Я ведь тогда тоже испугалась одиночества, неизвестности, неопределенности. А зря. Ведь догнало, настигло.
- Не кажется ли тебе, подруга, что оно настигло тебя не случайно, а именно после сеансов с Романом.
Под пронизывающим взглядом Василисы чувствую, как заливаюсь краской.
- Ну вот, что и следовало доказать, - резюмирует с каким-то садистским удовлетворением. – Значит так, забудем о том, что сегодня здесь был Роман.
- Но…
- Никаких «но». Он мне и даром не сдался. Так, одна ночь. Заметь, не доставившая мне особого наслаждения. Я кожей чувствовала, что для него это элементарное облегчение. Сброс, так сказать, накопившихся гормонов. Вот и все…
На секунду Василиса умолкает, глядя в окно. И, тут же, глубоко вздохнув, продолжает:
- А между вами есть искра. И это видно невооруженным глазом. Я сразу это подметила. Так что прости меня дуру, что встряла между вами.
- Да нет между нами ничего такого! – возражаю совершенно искренне.
- Пока нет. Но оно зреет. И не сегодня-завтра полыхнет с такой силой, что забудете и обо всем, и обо всех. Даже обо мне.
Грустно улыбается.
Я старательно прячу глаза. Не потому, что она права. Стыдно, что не испытывая никаких чувств к Роману, невольно стала причиной едва зарождающихся отношений между ним и подругой.
Возразить мне нечего, так как Василиса уже всё разложила по полочкам. И попробуй возрази ей. Зная ее решительный характер, понимаю, что разубедить ни в чем не смогу. Не сейчас, это уж точно.
Поэтому решаю пустить все на самотек. Время нас рассудит. И если им суждено быть вместе, я мешать не стану. Но говорить об этом сейчас Василисе бессмысленно. Упрется рогом и будет настаивать на своем. Так и рассориться недолго.
Это ж надо было вляпаться в такую неоднозначную историю. И не нужен мне никакой роман с Романом. Что было, то прошло. А Вася ошибается только на том основании, что я вдруг покраснела. Покраснеешь тут, когда с трех сторон тебя убеждают в том, чего и в помине нет. Но как доказать ей обратное?
- И да, - прерывает она затянувшуюся паузу, - я так и не дождалась от тебя ответа, что же стало последней каплей между тобой и Громовым. Чего он примчался следом за тобой?
- Да так… что-то вроде страстной ночи… Видимо, я дала ему надежду. И знаешь, мне даже понравилось. Это меня и испугало. Не хочу снова и снова пытаться вернуть то, чего уже давно нет.
- Понятно. А ведь он принял твою страстность за чистую монету. Он любит тебя.
- Не думаю. В нем взыграло чувство собственника. С вечера он закатил мне сцену ревности, окатил грязными помоями и грозился не дать развод. А потом… Мне очень жаль, что это произошло. Что я дала ему повод надеяться на сохранение семьи. Только я твердо решила – сейчас или никогда. Значит, сейчас.
- Смотри, как бы не пожалела.
- Вася, о чем жалеть? Мы последнее время жили, как соседи. Эта ночь была случайным всполохом, отголоском прежних чувств. Или элементарной физической потребностью. Хотя…
- А если он и правда не согласится на развод? Ну, развести вас разведут в любом случае. Под этими словами он наверняка подозревает дележку имущества.
Вроде бы мы с Василисой всё обговорили. Казалось бы, она даже в чем-то права, по-своему расставив все точки над «i». Но какой же тяжелый осадок остался.
Я подлая. Гадкая. Я словно собака на сене.
Зачем позволила ей распоряжаться моими чувствами. Не столько распоряжаться, сколько даже решать, чтО у нас с Романом. Я сама не задумывалась до сегодняшнего дня, что между нами.
Да, безусловно отголоски прошлых отношений имеют место. Но это всего лишь воспоминания из юности. А искра, о которой говорила Вася, так это все ее придумки. С искрой она, безусловно, переборщила. Да и не до этого мне сейчас.
В ней же говорит ревность. И пусть не хорохорится. Влюбилась в Ромку, но прячет свои чувства. Еще и меня пытается втянуть в свои игры.
Я тоже хороша. Подыграла ей.
Ничего, сейчас все исправим. И точки над «i» расставлю я сама.
- Василиса Егоровна, - включаю руководителя, - зайдите ко мне.
И тут же сбрасываю вызов.
Представляю, как моя Василиска разволновалась. Никогда еще я не включала хозяйку. Тут-то я ее на горяченьком и разделаю под орех.
Вася входит никакая. И молчит. Ага, то-то же. А то, понимаешь, командирша нашлась.
- Значит так, - не даю расслабиться, - я тут немного пришла в себя. И вот к какому выводу пришла.
Василиса все еще оторопело таращится на меня.
- Зря я так смиренно приняла твой вердикт, кто кого любит и между кем искру ты усмотрела. И вот что я тебе скажу. Ты за мою спину не прячься. Она у меня не такая уж и широкая. Свои проблемы с мужчинами решай сама. А мне позволь заняться своими.
- Но ты не можешь отрицать… - пытается спорить со мной.
- Могу и стану. Сказала ведь тебе, что между мной и Панковым нет ничего. И, заметь, быть не может. А то, что ты мне в вину вменяешь, так в краску меня бросило при одной мысли о твоих подозрениях. И вообще, Вася, - меняю тон на примирительный, - ты бы хоть подумала, в каком состоянии я к тебе примчалась. Да меня до сих пор то в жар, то в холод бросает. Мне ведь развод предстоит. А ты вместо того, чтобы посочувствовать, напраслину на меня возвела. Тоже мне подруга.
- Ну, прости, - мямлит виновато.
- Ладно, проехали. И давай на будущее: что касается меня и Романа, то это все твои выдумки. Выбрось их из головы. И не вздумай ему предъявлять претензии по этому поводу. Только хуже для тебя. Ты же у нас гордая, независимая. Вот и оставайся такой. Такая, думаю, ты ему больше нравишься. И вообще, разбирайтесь сами в своих отношениях. Я не вправе давать тебе советы. Но и ты не дави на меня. Договорились?
Глаза у Васи заблестели. Того и гляди разревется. Поэтому меняю тему.
- Я вот думаю, а чего это Громов притаился? Не звонит, не скандалит. Обидно даже. Плохо, конечно, что он видел Романа рядом со мной. Дурацкая ситуация. Теперь уверен, что был прав, приревновав меня к нему.
- Так давай я позвоню ему и все объясню, - подхватилась Василиса.
- Ни в коем случае, мне в этом вопросе адвокаты не нужны. Поэтому не суйся. Я ведь тебя уже просила. А вот что касается адвоката по разводам, так тут можешь посоветовать.
- Да не знаю я таких. Мы с Андреем в гражданском браке жили, потому адвокат нам не понадобился. Единственный плюс в наших бывших отношениях, - горько улыбнулась.
- Ладно. Сама разберусь. А теперь пора заняться делами.
- Больше не сердишься на меня? – спрашивает все еще с виноватой ноткой.
- Вот ни капельки! На себя сержусь, что не остановила тебя в твоих беспочвенных подозрениях, заставила страдать. Но теперь все. Забудь.
Василиса то ли в порыве благодарности, то ли от радости, что нет больше повода страдать и мучиться сомнениями, обнимает меня.
Вздыхаю с облегчением –конфликт исчерпан.
Но как только остаюсь в кабинете одна, наваливается тоска. Не из-за Романа. С этим разобрались.
Вспомнила о предстоящем разговоре с мамой. Не хочу откладывать надолго, тем более, что решила сегодня же поехать к ней. Жалею, что не сделала это сразу. Не было бы этой идиотской ситуации и выяснения отношений с Васей.
Кстати, почему все-таки молчит Громов?
Позвонить, что ли.
Нет, получится, что я оправдываюсь. Пусть думает, как хочет. Важно то, что думаю и чувствую я.
И вообще, есть у меня дела поважнее.
Решительно набираю в поисковой строке: «Адвокат по разводам».
Мама встречает меня достаточно прохладно. Что это с ней. Вроде бы я ни в чем не провинилось. Хотя… Это как сказать.
Хорошо, что я сумку дорожную на всякий случай пока оставила у Васи.
Если она, еще не зная о моем решении развестись, чем-то недовольна, то представляю, что начнется, когда я поставлю ее перед фактом.
- Лиз?
Ну, начинается.
- Я вот думаю, а где это ты пропадаешь, что Петр вынужден мне названивать, разыскивая тебя. А еще мне показалось, что он был нетрезв. Как все это понимать, он ведь не увлекается вроде бы.
Смотрит на меня с укором.
- Мам… я все тебе объясню. Только… может сначала чаю выпьем? Я тортик твой любимый привезла.
Мать с недовольным видом прошествовала на кухню. В сердцах включила чайник. Тот недовольно фыркнул, почуяв недоброе настроение хозяйки.
- Понимаешь, - начинаю издалека, - что-то не ладно у нас с Петей.
- Не только понимаю, но и могу объяснить, почему.
- Ты о чем?
- Да все о том же. Как только приехал этот твой Роман, так все и началось.
В голосе открытое осуждение. Спелись. Это что же получается, Петр все ей рассказал? Да-а-а, нелегко будет переубедить ее.
- Рома здесь ни при чем. А у Петра крыша поехала на почве ревности.
- Ну знаешь, дорогая, дыма без огня не бывает. Значит, повод дала. На кой тебе эти сеансы нужны?
- Я хотела, как лучше. Пыталась разобраться в себе.
- Разобралась?! – Чайник в ее руках подрагивает. Того и гляди кипяток мимо чашки прольется.
Дожидаюсь, пока поставит его на место, и выдаю:
- Разобралась. Поэтому хочу развестись.
Повисает тягостное молчание. Мама тяжело опускается на стул. Затем одаривает меня таким осуждающим взглядом, что впору сквозь землю провалиться.
- Мам, ну не могу я так больше. И главное, не хочу. Я старалась простить, забыть. Три года пыталась… А теперь все, лимит терпения исчерпан.
- Это Панков тебя надоумил? Это у него ты ночь провела. Я так и знала, что добром его сеансы не закончатся.
Пальца нервно теребят салфетку. В ее глазах помимо укора слезы.
Хочу успокоить, но не могу найти правильных слов.
- Что молчишь, дочка? И чем тебе Петя не угодил? Свободы захотелось. А что ты знаешь об этом Романе? Это в пятнадцать лет он был хорошим мальчиком. А сейчас, может, у него жена, дети. Ты об этом подумала?
- Мамулечка, я повторяю, что до Ромы мне нет дела. К тому же у него отношения с Василисой. А с Петром я больше не хочу жить, потому что мы стали чужими.
- Как знаешь… Только от добра добра не ищут. Вспомнишь мои слова, но поздно будет. А Петя, он неплохой. Ну оступился, с кем не бывает. Так давно это было. Пора бы уж смириться.
Отодвигаю чашку. Встаю. Подхожу к маме и обнимаю ее за плечи.
- Я не могу так больше, мамуль. Он хороший, но изводит меня необоснованной ревностью. Он не слышит меня. И вообще что-то ушло из нашей жизни. Мы стали чужими.
- И что теперь, со мной будешь жить или как?
- Пока не знаю. Квартиру, наверное, сниму. Поближе к работе.
- А вот это ты зря. Зачем торопишься, будто сбегаешь, как виноватая. Развод разводом, а квартиру вдвоем покупали. Каждому своя доля положена.
У мамы даже слезы высохли, когда разговор коснулся квартиры и прочих материальных аспектов.
- Послушай мать. Раз уж твердо решила развестись, то сделай это с умом. Не бегай от мужа раньше времени. Вернись домой и требуй свое.
- Да не стану я ничего требовать. Ушла и ушла. А если вернусь, то все начнется сначала.
- Ну и глупо. Глядишь бы и помирились… пока суд, то да сё…
Ее слова всколыхнули глубоко спрятанную мысль о возможном примирении. Ну уж нет! Если сейчас дам слабинку…
Оживший телефон отвлекает внимание на себя.
На экране – «Любимый».
Заблокировать, что ли?
Нет, так нельзя. Сама же предлагала развестись, как цивилизованные люди.
Принимаю вызов, но молчу.
- Лиза, - меня передернуло. Откуда такая чисто физическая неприязнь. Да он пьян! Это что-то новенькое. – Лиза, вернись… Я все прощу… Ты меня слышишь?!
- Простишь? За что?! - в трубке сопение. - Проспись, Петр, потом и поговорим.
Боковым зрением замечаю отчаянные мамины знаки, мол, не упрямься!
Но уверенно обрываю звонок.
- А ты говоришь, помирились бы… Его недоверие и нежелание услышать меня бесят! Не изменяла я ему. И не в чем меня упрекать. И прощать меня не за что. А он втемяшил себе, что я ему изменя, и всё тут. По себе судит. И вообще, мам, ну хоть ты пойми меня. И поверь.
Она упорно молчит. Осуждает. Вот только за что? Но выяснять не хочется.
Наваливается жуткая усталость.
- Я переночую у тебя сегодня?
Мать кивает. Затем, ни слова не говоря, идет стелить мне постель.
Да что они обе с ума посходили? Одна приревновала на пустом месте, вторая поучает, осуждает.
А я что же?
Я остаюсь при своем мнении. Назад пути нет.
_____
А как считаете вы? Может, гг и впрямь дурью мается...
Месяц спустя
Вот и все. Свершилось.
Мы стоим перед зданием суда – молчаливые, чужие. Больше нет нас. Остались только я и он. По отдельности.
Нас уже ничего не связывает. Даже фамилии опять разные. Он – по-прежнему Громов. Я, как до брака, - Астахова.
Ощущения пока неопределенные.
Ни радости, ни печали. Только пусто внутри, будто душу вынули.
Прислушиваюсь к биению сердца, но оно молчит. Может, остановилось?
Прикладываю руку к груди. Ни звука. Молчит…
- Может, отметим? – грустный голос Петра выдергивает меня из пучины неопределенности.
Смотрю сквозь него. О чем это он. Ах, да, намекает, что можно отметить завершение бракоразводного процесса. Может, он прав? Почему бы и нет.
- Не стоит. У меня другие планы, – отвечаю с напускным оптимизмом, хотя никаких планов у меня нет. А внутри вдруг заныло, чему я даже обрадовалась. Значит, я еще жива.
- Прости меня, если сможешь, - продолжаю почти шепотом. – Я пыталась, правда. Но рядом с тобой мне дышать тяжело.
- Когда ты перестала меня любить? – глухо, с грустью.
- Не знаю. Теперь это уже неважно.
- Да, теперь неважно.
Оба чувствуем, что продолжать разговор бессмысленно и сложно. Очень сложно.
- Так я пойду, - не то спрашиваю, не то констатирую я.
Он молча кивает. В глаза бросаются плотно сомкнутые на переносице брови. И взгляд – мрачный, тяжелый, давящий. От него и впрямь дышать становится трудно.
Повисает плотное, почти физически ощущаемое молчание.
Мне не остается ничего другого, как бросить на прощание короткое «пока».
Под его тяжелым взглядом направляюсь к машине. Ноги не слушаются. Хочется обернуться и помахать ему рукой, чтобы сгладить гнетущую атмосферу. Но это теперь лишнее.
Совершенно лишнее.
Медленно, как во сне, вставляю ключ в замок зажигания, выжимаю до упора сцепление. Двигаюсь с места, с трудом сдерживая себя, чтобы не оглянуться.
На меня вдруг наваливается щемящее чувство вины, появившееся по совершенно непонятной причине.
Я ни в чем не виновата.
Он сам так решил. Это я о нашей квартире.
Наш развод прошел тихо, даже слишком тихо и спокойно. Без бурного обсуждения, без предъявления друг другу каких-либо претензий, обвинений. Мы обо всем договорились накануне.
Но когда судья затронул вопрос о квартире, Петр попросил слова. Судья вопросительно уставился на Громова. У меня тревожно ёкнуло сердце. Неужели Петр передумал и будет настаивать на том, что квартира в большей мере принадлежит ему? Но ведь мы остановились на ее продаже, чтобы никому не было обидно. Я даже присмотрела себе двухкомнатную. Небольшую, но в хорошем районе. И от офиса близко.
- Ах, какой же он все-таки! – успело пронестись молнией.
Но слова Громова сразили меня наповал.
Глядя мне прямо в глаза, он заявил, что отказывается от прав на квартиру и оставляет ее за мной.
В тот момент я опешила. И, опомнившись, хотела возразить, отказаться. Но во время моего замешательства, судья уже опустил свой молоток и вышел из зала для принятия окончательного решения.
В итоге по решению суда нас развели, признав за Петром его строительную компанию, за мной – мой небольшой бизнес и… трехкомнатную квартиру с правом продажи.
Вооот! Наконец-то я поняла, что же так давит на меня и откуда это чувство вины. Ведь мы, выйдя из зала суда, оба были в каком-то оцепенении. И даже не заговорили о широком жесте Громова.
Стыдно.
Как стыдно!
Что же это я? Даже не спросила Петра, с чего это он вдруг так решил. Даже не поблагодарила.
Но почему он так решил? Зачем?
Надо вернуться…
Нет, просто позвонить.
Не рискуя разговаривать за рулем, к тому же в состоянии крайней взвинченности, съезжаю на обочину и набираю Громова.
- Да, Лиза, я тебя слушаю, -тихо так, почти обреченно.
- Зачем ты это сделал?
- Ты о чем?
- Да о квартире, о чем же еще! Я ведь не просила. Ты поставил меня в неловкое положение, понимаешь? А в суде все произошло так быстро, что я даже осмыслить твое решение не успела.
- Тебе она нужнее. Не хочу, чтоб ты в чем-то нуждалась. А я… Я уже купил себе жилье. И не будем больше об этом. И да, свои вещи я уже забрал, так что беспокоить тебя не буду, можешь вернуться сегодня же.
- Петя, но мне не нужны подачки от тебя… - мои слова улетают в пустоту, так как Громов сбросил звонок.
Я в шоке.
Он хотел оскорбить меня на прощание?
Или таким образом оставил за собой надежду на продолжение отношений?
Вот это вряд ли. Мы решили расстаться окончательно и бесповоротно.
А что до продолжения… Нет, ведь там кажется даже прозвучали слова о праве на продажу.
Блииин! Он точно решил насолить мне. Ну конечно же – заставить думать о нем не день, не два, а всю оставшуюся жизнь.
И что мне теперь делать с его широким жестом.
Принять? Продать? Отказаться?..
___
Друзья! Мне кажется, что кто-то забыл порадовать автора оценкой «Мне нравится». А ведь творить приятно тогда, когда видишь, что это кому-нибудь нужно…
По дороге в офис отмечаю, что так долго ожидаемого облегчения после развода не произошло. На душе по-прежнему гадко. Ощущение – будто там отметились штук сорок кошек. Брррр…
Да Громов элементарно издевается надо мной!
И не стану я принимать его царский подарок. В лучшем случае продам и половину от продажи отправлю ему.
Ха! Вот и решение пришло.
В обратном случае так и останусь в состоянии незакрытого гештальта. А с меня хватит!
Но сначала займусь покупкой той двушки, что присмотрела. Достаточно я наслушалась маминых нравоучений. Особенно в последние дни. Поэтому не стоит тянуть. Еду прямо сейчас, оформляю покупку. Потом… без согласования с Громовым продаю бывшую нашей квартиру. И тогда наконец вздохну с облегчением. Проживание в прежней квартире невозможно хотя бы потому, что там все будет напоминать о бывшем муже.
Какое странное сочетание слов. Непривычное. Но хватит о том, что осталось в прошлом.
Вперед в светлое будущее, где нет ни мрачных воспоминаний, ни упреков, ни боли. Есть только новая жизнь. И начинать ее надо с чистого листа. А точнее, с нового места жительства.
Набираю номер хозяина приглянувшейся мне квартиры, чтобы договориться о встрече и обговорить конкретные детали.
Однако меня ждет жестокое разочарование.
- Вы опоздали, квартира продана.
- То есть? Мы ведь договаривались, что…
- Простите, - перебивает меня бесстрастным тоном, - но за нее заплатили вдвое больше договорной суммы. К тому же, Вы колебались и задаток не оставляли. Так что… - по голосу понимаю, что собирается сбросить звонок.
- Постойте, погодите секундочку, - не могу смириться.
- Что еще Вас интересует?
- Может… дадите мне хотя бы телефон нового владельца. Вдруг мне удастся договориться с ним. Мне очень нужна эта квартира.
- Извините, не имею права. Могу только сказать фамилию, да и то рискую нарваться на неприятности.
- Ну хотя бы… - не могу объяснить себе этот не совсем адекватный интерес к новому владельцу, заплатившему двойную цену за облюбованную мной квартиру. Если я еще раздумывала, стоит ли покупать за прежнюю сумму, то уж удвоенная…
- Только я Вам ничего не говорил, - тянет противно.
- Да-да, конечно! – тороплю, опять же не до конца понимая свой горячий интерес к упущенной возможности.
- Громов. Петр Андреевич Громов. – и тишина в трубке. Конец связи.
Меня словно обухом по голове шарахнуло.
Петр?!
Не может быть!
Хотя… он же сказал, что уже купил себе жилье. И даже вещи перевез.
Но почему именно эту квартиру?! Вчера…
Что же у него за горячий интерес? Ничего не понимаю.
И если после суда я находилась в какой-то прострации, без чувств, без эмоций, то сейчас внутри все бурлит и бушует. Главенствует над всем этим винегретом единственная мысль:
– А ведь Петр и впрямь решил поиздеваться надо мной. Унизить. Растоптать напоследок. Доказать, что я без него – ничто. Заставить пожалеть о содеянном.
Как он там сказал? «Не хочу, чтоб ты в чем-то нуждалась».
А я и не нуждаюсь ни в чем. Особенно в его милости.
Все так. Но что делать?
Раз уж Громов прокатил меня с квартирами, придется еще некоторое время пожить с мамой. Одна только мысль о возвращении в нашу бывшую общую с Громовым квартиру заставляет меня содрогнуться и поморщиться.
И как это я в суде не оценила ситуацию. Не включила мозг. Не отказалась во всеуслышание от царского прощального подарка. Вот и остается теперь только после драки кулаками махать.
А ведь он наверняка сейчас злорадствует, похваляется перед своим закадычным дружком. Думаю, с Дюжевым насмехаются надо мной. Мол, утерли нос своенравной взбалмошной супружнице, вдруг надумавшей стать свободной и независимой.
Ограничившись тяжеленным вздохом, решаю, куда лучше поехать.
К маме сейчас нельзя. Начнет расспрашивать, что да как. И раскусит меня в момент. Сдержаться, чтоб не рассказать, вряд ли смогу.
Поэтому еду в офис. Там, правда, Василиса. Тоже будет душу вынимать. Но с ней проще. Да и меня саму так и распирает высказать в адрес Громова все, что я о нем думаю.
Вася встречает меня без слов, но немой вопрос легко считывается с ее лица.
___
Дорогие мои! Но где же потерялись ваши лайки? Надеюсь, они уже в пути и скоро порадуют мое авторское эго.
Не желая демонстрировать перед любопытными сотрудницами свое отвратительное настроение, бросаю подруге короткое «Зайдите ко мне, Василиса Егоровна».
Но как только за ней закрывается дверь, бросаюсь к ней в слезах. Дальше сдерживаться нет сил.
- Да что случилось, Лиз? Что пошло не так? Вас что не развели?
Вопросы сыпятся как из рога изобилия. Вот только ответить на них пока не могу. Меня наконец прорвало на долго сдерживаемые эмоции. Притом, не самые лучшие.
Какие? До сих пор не разобралась. Просто рыдаю на плече подруги.
Вася усаживает меня на стул. Отводит мокрые пряди с моего лица, залитого слезами.
- Ну что ты, Лизок? Успокойся и расскажи все по порядку. Громов что-то учудил в суде или…
- Или… я наконец расслабилась и выплеснула весь негатив, скопившийся за последнее время, - отвечаю ей, все еще всхлипывая.
- Надеюсь, этот взрыв – последнее, что тебе пришлось пережить в связи с разводом.
- Если бы… Ты даже представить себе не можешь, что удумал Громов, чтоб унизить меня.
Сбивчиво пересказываю ей ход судебного слушания.
Но при упоминании о возмутившем меня жесте с квартирой вместо гнева в адрес Громова или сочувствия ко мне вижу, как губы ее расплываются в довольной улыбке.
В недоумении замолкаю.
- И что? – слышу удивление, сопровождаемое непонятным пожатием плеч.
- Как что! Ты не понимаешь, что он оскорбил меня этим?
- Имеешь ввиду вполне оправданный мужской поступок? Другого я не усмотрела. Ну еще… наверное, он все-таки тебя еще любит. Иначе…
- Вася! Ты в своем уме? О какой любви ты говоришь! Оставив мне квартиру, Петр подчеркнул, что я без него – ничто. Он так и сказал: «Не хочу, чтоб ты в чем-то нуждалась». Представляешь?!
- И что? Опять же не вижу в этом ничего оскорбительного. Поступил, как порядочный мужчина.
- Ты меня не слышишь, Вася!
- Все слышу и все понимаю правильно. Это у тебя искаженное представление о том, что и как должно быть при разводе. Да тебе бы прыгать от радости надо, а не парить мозги вопросом о том, зачем он так поступил. Пусть даже с дальним прицелом, в надежде, что когда-нибудь ты поймешь, что не стоило разводиться.
- Ваааася! Ты, значит, на его стороне?! Ну спасибо, подруга. А ниче, что он по доброте душевной перехватил мою двушку, тем самым отрезав мне пути отступления. Все предусмотрел мерзавец! И это ты называешь мужской порядочностью?
Я вконец разочарована Василисой. Не ожидала, что она станет оправдывать Громова.
Словно подслушав мои мысли, она продолжает:
- Лиза, в тебе сейчас говорит твоя боль, твоя обида. А по мне так ты бы лучше ему спасибо сказала. Ведь при разводе обычно всё происходит с точностью наоборот. Супруги в гневе и отчаянии доходят до абсурда в мелочной борьбе за сантиметры и копейки. Делят все: – чашки, ложки, постельное белье. Некоторые не могут поделить кота, собаку, попугайчиков! А тебе, дорогая, считай крупно повезло.
Василиса смотрит на меня с сочувствием, но в нем конкретная доля осуждения.
Ну вот, а я надеялась, что она меня поймет, поддержит. Может, я действительно зря взорвалась и напридумала себе черти что. Может, она права?
- Знаешь, не пори горячку, - продолжает по-дружески. – Умные люди говорят, что с проблемой надо переспать. Тогда и проблема видится по-другому, и верное решение приходит само. И вообще, тебе надо отвлечься. И не зацикливаться на том, с какой целью Петр оставил квартиру тебе, а отметить долгожданное освобождение от брачных уз. Согласна? Тогда вперед. Мы едем в кафе, в ресторан, в клуб – куда угодно. И сегодня больше не обсуждаем квартирный вопрос, который, как известно, испортил москвичей. Так что радуйся хотя бы тому, что вы с Громовым не опустились до подлости и интриг ради квадратных метров, не озлобились, а мирно разошлись. Ведь ты именно об этом мечтала.
- А ведь Васька права, - думаю, глядя на подругу. – Чего это я взбеленилась? И не все ли равно, с какой целью Громов оставил мне квартиру? Об этом я еще подумаю, как советует Василиса, перед сном, ночью. Но ведь разошлись мы с Петром мирно. Я и правда об этом мечтала. А все остальное… пусть идет, как идет…
ПЕТР ГРОМОВ
- Вот и все! Свершилось! Молод, красив и свободен! – радостно восклицает Дюжев, встречая меня у входа в офис. Впечатление, будто он радуется за мой развод, как за себя. – Как все прошло? Надеюсь, ты был на высоте.
- Да уж, - бросаю неохотно.
Делиться подробностями нет желания. Но Сергей пристал с расспросами, как репей, не отвертишься.
- Надеюсь, все твое осталось при тебе. Ведь так? – успеваю кивнуть утвердительно. - А что с квартирой? Пятьдесят на пятьдесят, разумеется? – Смотрит с прищуром.
- Не угадал. Сто на ноль.
Брови Сереги взлетают вверх.
- Я правильно понял, квартира тоже целиком твоя?
- Совсем наоборот.
Дюжев разводит руками:
- Не понял? С какого перепугу?!
- Так получилось, - отвечаю коротко, не желая объяснять причину неожиданного поворота.
- Ндаааа. Зря ты отказался от моего присутствия на суде. Я бы не допустил. Да это же грабеж! Так вот почему на тебе лица нет. Обскакала тебя твоя Лизавета.
- Серега, мне бы одному побыть. Устал от всего этого.
- Ну уж нет! Вновь обретенную свободу полагается обмыть. Поэтому поляна за тобой. И не откладывая. Эх! Мне бы так повезло. Я бы не печалился. Только куда я от своего семейства денусь. Жена плюс двое спиногрызов – это тебе не с Лизаветкой развестись.
Его пренебрежительное отношение к Лизе резануло слух. Но выразить свое недовольство не успеваю.
Дюжев, не прекращая рассуждать о прелестях разведенного мужика, настойчиво подталкивает меня к выходу. Не желает упустить возможность нализаться по поводу моего развода.
А то! Ведь ждал этого события с нетерпением.
Не в пример мне самому.
- Ну все, - заявляет после нескольких подходов к коньяку, - теперь мы тебя быстро в чувство приведем.
- Мы? Это ты о ком?
- О ком же еще. О Нинке! Только запомни, она терпеть не может своего имени. Будешь называть ее Николь, и рай тебе обеспечен. Ну там сюси-пуси, подарочки, букетики, рестораны… Н-да, не без этого.
- Да что ж ты мне ее навязываешь, - бормочу уже нетрезвыми губами. – На кой мне сдалась твоя Николь? Самому небось надоела, так ты ее мне сплавляешь?
- Обижаешь, друг. У меня с Нинкой ни-ни. У меня жена и дети. Это ты у нас холостой и неженатый. Гха-ха-ха! Тебе и Нинку в руки. Ахах-ха!
- А с чего ты взял, что она со мной… ну… это… согласится?
- Во дурак! Так она мне все уши прожужжала: когда да когда у тебя развод. Вот! А сегодня так вообще мне проходу не давала. Все спрашивала, как к тебе подкатить.
- Врешь, - смотрю недоверчиво на Серегу. – На ходу придумал или как?
- Чудила! Да за тебя теперь любая ухватится, только помани. Это мне ничего не светит. Все знают, что моя Люся любую вычислит и тогда мало не покажется ни мне, ни моей зазнобе. Поэтому я ни-ни… Чист, аки агнец божий.
Даже мой затуманенный алкоголем мозг усматривает фальшь в словах Дюжева. Не знаю уж, как там может разобраться его Люся с ним и с его пассиями в случае, если застукает. Но сам Серега ходок тот еще.
Дальше этих размышлений мои извилины отказывались воспринимать реальность.
И сам не ведая, как, когда и каким образом все произошло, но проснулся я под крылышком пышногрудой и любвеобильной Николь.
Она возлежит на моей груди, невинно хлопая ресницами и заглядывая мне в глаза своими глазищами, полными любви и обожания…
- Где это я и как сюда попал?
Задаю глупейший вопрос Николь, которая, заметив, что я проснулся, вальяжно закидывает на меня свою ногу.
Я же рукой под простыней стараюсь незаметно ощупать то место, где должны быть трусы.
На месте.
Шумно выдыхаю сдерживаемый воздух.
Значит, остается надежда, что ничего не было.
- А ты ничего не помнишь, котик? – нежно воркует киса, лежащая рядом.
Блииин! И когда это мы перешли на «ты»?! К тому же, котиком меня еще никто не называл. Мысленно добавляю трехэтажный мат.
Подрываюсь с кровати, поспешно натягиваю брюки, хватаю со спинки стула рубашку и, не глядя на пышнотелую Николь, торопливо сливаюсь в ванную.
Оставшись один, сажусь на край ванны, очумело соображая, что бы это значило.
Есть два варианта.
Либо мы с Серегой так набрались, что он меня затащил к Масловой в бессознательном состоянии.
Либо я сам приперся?
Не, второе совсем за гранью. Я ведь даже адреса ее не знаю.
Ну и ну, попал я в переплет. И как теперь выбираться из этого дерьма?
Мне невыносимо захотелось освежиться под душем. Не только чтоб освежиться, но и элементарно смыть с себя на всякий случай ощущение чего-то нечистого, неприятного.
Но мой взгляд останавливается на полотенце. И я брезгливо морщусь. Одно. И вряд ли свежее. Как знать, кто еще пользовался им. И вообще. Надо бежать отсюда. И как можно быстрее.
- Котик, у тебя все в порядке? – доносится из-за двери. Я лихорадочно открываю кран, чтоб выиграть еще пару минут под предлогом, что ополаскиваюсь под душем.
- Все нормально.
- Тогда я на кухню. Приготовлю завтрак.
Прислушиваюсь к удаляющимся шагам.
Ушла. Ладно хоть не заперлась в ванную. Интересно, как далеко от входной двери находится спальня. Может, удастся прошмыгнуть незаметно.
Да ну! Что я как трус сбегу, что ли? Не вариант.
Придется выкручиваться. Ну хотя бы элементарно выяснить, как я оказался с ней в одной постели.
Дааа…
Ведь говорила мне мама: «Пьянство – упражнение в безумии».
И до недавнего времени я так и относился к алкоголю. А как получилось, что после вчерашнего ничего не помню, без понятия.
Ладно, засиделся я в укрытии. Пора отвечать за содеянное.
А может, и не было ничего?
Слегка смочив для вида волосы водой, выхожу из ванной. Оглядываюсь по сторонам. Бреду на запах кофе. Там кухня, значит, мне туда.
- Доброе утро, - здороваюсь с опозданием.
- Привет! – радостно приветствует меня Маслова. – Присаживайся. Будешь кофе? Или, может что покрепче для опохмелки.
- Нет, спасибо. Я, наверное, поеду…
- Что значит «поеду»? Я тебя без завтрака не отпущу. – Ведет себя так запросто, будто мое пробуждение в ее постели, явление вполне обычное.
Еще и это «тебе», полоснуло ржавым гвоздем по нервам.
- Нина Борисовна, - делаю акцент на официальности обращения, - Вы не напомните, как мы с Сергеем Афанасьевичем оказались у Вас?
- Да ладно, - конфузится, нервничает, - мы же не на работе.
А я остаюсь доволен, что заметила разницу в обращении. То-то же.
- Дюжев что-то такое объяснял, что Вы якобы квартиру новую купили, а он адреса не знает. Вот и привел Вас ко мне.
Прекрасно. Усекла, что мы с ней на брудершафт не пили. Надеюсь…
- И часто он у Вас бывает, - задаю вопрос на засыпку.
- Да не то чтобы… Просто подвозил пару раз из офиса. Ему по пути.
Ага, по пути. Уж я-то Серегу знаю. Но это не мое дело. Мне бы свое разгрести.
- Нина Борисовна, Вы простите меня, если я… позволил себе что-то лишнее.
Сканирую ее эмоции, так как очень сомневаюсь, что я был на что-то способен в таком состоянии, когда не запомнил, как оказался в ее квартире.
Глазки в пол. То ли смущается, то ли боится, что по глазам угадаю правду.
- Нуууу… как сказать, - тянет. Но тут же спохватывается. – Да Вы не переживайте. С кем не бывает.
Покрываюсь испариной при одной мысли, что все-таки было. Вообще не в моих правилах заводить шашни с сотрудницами. А тут еще и с Серегиной пассией.
Не зная, как закончить неприятный разговор, сосредоточенно помешиваю кофе ложечкой.
- Ой, Петр Андреевич, так ведь там нет сахара!
- Правда? – смотрю на нее и почему-то вспоминаю, что Лиза всегда добавляла в мою чашку две чайные ложки сахара.
- Что-то Вы совсем помрачнели. Не расстраивайтесь так. Я не собираюсь рассказывать всем и каждому о сегодняшней ночи. Сама виновата, - продолжает, отойдя к окну и глядя куда-то мимо меня, - видела ведь, что Вы не в себе и что Ваше признание в любви – бред крепко выпившего человека.
Слова свои Маслова сопровождает характерным жестом, каким женщины обычно смахивают непрошенные слезинки. И вскидывает подбородок, глядя в потолок, чтобы не дать пролиться предполагаемой влаге.
- Простите меня еще раз Нина Борисовна. Извините. Я и правда был не в себе. Пойду я все-таки. А?
- Да уж… ступайте… раз так спешите.
- Болван! Идиот! Пьянь подзаборная! – безжалостно награждаю себя хлёсткими «комплиментами», торопливо сбегая по лестнице.
- Ну Серый! Вот же гад, - достается и Дюжеву.
Я, конечно, вляпался, как последний телок, которого на веревочке…
Черт! Черт! Черт!
Но то, как подставил меня Серега, отзывалось во мне гремучим гневом, который рвался наружу.
Единственное, что мне хотелось сделать немедленно, - это схватить его за грудки и вмазать хорошенько за подлянку, которую он мне устроил.
Поэтому, не откладывая расплату, вызываю такси и мчусь в офис.
А этот кретин встречает меня с распростертыми объятиями и подлейшей улыбкой:
- Ну что, оклемался?
Злобно пыхчу в ответ, не находя приличных слов, так как туда-сюда шастают сотрудники.
- А что так? Тебе что-то не понравилось? – лыбится подлец во все свои тридцать два зуба.
Вот же тварь! Въехать бы по его наглой роже.
Жестко беру его за локоть и запихиваю в кабинет.
Мы стоим друг против друга.
Он с наглой самодовольной ухмылкой. Я – готовясь наброситься на него. Но изо всех сил сдерживаюсь. Мы не в кабаке.
Напряжение витает в воздухе. Оно словно наэлектризованная пружина, готовая вот-вот сорваться.
Сжимаю кулаки до хруста в пальцах. Плечо дергается в бессильной попытке сдержать гнев. Лицо пылает от ярости и обиды.
Пытаюсь найти в его лице хоть намек на раскаяние в содеянном. Но Дюжев продолжает нагло улыбаться.
И я срываюсь:
- Ну ты и падла, Серый! Какого черта, сучий сын, ты… - следующий набор слов не поддается буквенному воспроизведению.
А этот придурок смотрит на меня с невинной улыбкой, будто я осыпал его благодарностями за оказанную услугу.
- Да что с тобой Громов? Тебе не понравилась Николь? Или ты сам оплошал в постели? Гха-ха-ха-ха-ха! - ржет, как жеребец,
- Да пошел бы ты. Тоже мне, друг называется! Ты же бросил меня на съедение этой жрице любви, - стараюсь не выходить за рамки допустимых выражений. Все-таки говорю о женщине.
- Ну а что еще я мог сделать? Откуда я знал, куда тебя тащить. Ты ведь так надрался, что лыка не вязал. И все бубнил: «Лиза, Лиза…». Да если бы я тебя к ней повез… Ну не знаю. Да я и сам был хорош. К себе тоже не мог. Моя бы нас обоих взашей выперла.
- А про отель подумать мозгов не хватило? Мне-то что теперь с твоей Николь делать?
- Ну почему сразу «моей»? – еще обижается, сволочь!
Меня накрывает изматывающая беспомощность перед его наглостью и тупой одержимостью помочь мне таким странным образом. И ведь считает свою миссию выполненной.
- Да потому что ты путался с ней. Я тоже не слепой. Но дело даже не в этом. Ее теперь придется уволить. Не смогу я видеть ее каждый день в офисе и испытывать чувство вины непонятно за что. А все твоя «дружеская» самоотверженность, с который ты, паскуда, занялся сводничеством. Заметь, о котором я тебя не просил.
- Стоп-стоп, а что значит «непонятно за что»? Ты… это… Ты даже не помнишь, было или не было?! Вот уж не ожидал! – по его наглому лицу пробежало нечто, напоминающее оскорбительную ухмылку.
- Да пошел бы ты… Жалко, что не попался мне под руку, когда я выскочил из ее дома.
Отворачиваюсь к окну, не желая больше обсуждать форс-мажорную ситуацию с этим полудурком.
- Ну вооот… и это вместо благодарности, - гундит обиженно.
- Убирайся к черту!
Хмыкнув и разочарованно поведя плечами, Дюжев направляется к двери.
- И да, - бросаю ему вдогонку, - позвони своей протеже и скажи, что у нее сегодня выходной. А с завтрашнего дня… Короче, подыщи для нее что-нибудь.
- Да у тебя, Громов, совсем кукуха поехала или как? Мне что же теперь за твои грехи отвечать? – ерничает паразит.
- Сам заварил кашу, сам и расхлебывай. Короче, разруливай, как хочешь. Но чтоб я ее больше здесь не видел. Иначе мы с тобой больше не партнеры.
Дюжев, явно обиженный и оскорбленный в лучших чувствах, выходит из кабинета, не преминув на прощание изрыгнуть пятиэтажную брань в мой адрес.
А на меня наваливается черное опустошение.
Кажется, будто душу вывернули наизнанку.
И не просто вывернули, но разодрали в клочья.
Окунули в болото отчаяния, да так и оставили в этой грязи.
Поэтому по жилам моим теперь вместо крови течет мерзкая темная жидкость.
Жаль только, что сердце во мне всё еще бьется.
Сдохнуть бы, что ли.