– Кто она?
– Да какая разница? – он пожал плечами. – Женщина.
Женщина…
А кто же тогда я?
Я не сразу поняла, что задала этот вопрос вслух. Надеялась, что Рома не услышал, но он развернулся и спокойно посмотрел мне в лицо.
– Ты? Ну, Юль, ты же понимаешь, теперь ты, как будто не совсем женщина... Как я с тобой буду…
– Что? – прошептала я. – Что ты сказал?
Рома взгляда не отвел, но и больше ничего не ответил. И я поняла: он не испытывает ни сочувствия, ни жалости, ни даже тени смущения. Заботливый и, как я думала, любящий муж, исчез. Вместо него передо мной стоял чужой человек с пустыми глазами.
Самым страшным было то, как он смотрел. Сквозь меня, как будто разглядывал что-то за моей спиной. Что-то, что намного важнее меня, моих чувств и моей боли.
– Ты всё время лечилась. А мне, что было делать? Я и так, как мог, поддерживал. Но невозможно же всё время смотреть на больную! Я сам стал бояться заболеть. От тебя энергетика шла плохая.
Рома открыл дверь в гардеробную и вытащил оттуда спортивную сумку. С ней он ездил на футбол. Несмотря на свои 47, он до сих пор играет. И тело у него здоровое, оно не подводит, оно исправно исполняет все функции. Без сбоев.
Не то что мое.
Сумка с разинутой хищно пастью ждала свою добычу. Рома кидал туда футболки, шорты, джинсы, носки. Остановился, морщинка прорезала переносицу, рука неуверенно выдвинула верхний ящик комода.
«Трусы ищет», - догадалась я. За пятнадцать лет брака он так и не выучил, что трусы хранятся в среднем ящике.
Верхний ящик задвинут. Открыт нужный, и трусы, сложенные аккуратной стопкой, перекочевали в сумку. Наконец, она наполнилась до отказа.
– Остальное потом заберу, - сказал кому-то Рома.
Явно не мне. Меня здесь нет. Я больше не существую. Только что мне было отказано в существовании. Я превратилась в бесполую и бесплотную особь.
Рома зашел в ванную. Зазвенели щетки в стаканчике, прощаясь с фиолетовой, стукнула дверца шкафчика – пена для бритья и станок упали в наскоро выхваченный на кухне пакет.
Я подошла к дверному проему, вцепилась в косяк, уставилась на этот нелепый пакет из «Перекрестка». У меня есть красивый в спальне, в комоде, подарочный, с сердцами. Он же будет уместнее, чем этот, дешманский?
Боже, что за глупости лезут мне в голову?
Только что мой муж сказал мне, что я не совсем женщина, и он уходит, а я думаю о пакете.
Где он познакомился с той женщиной, с настоящей, которая заменила меня? На сайте, в командировке? Она приехала к нему чинить машину? Где?!
Он прав. Конечно, он прав, - лихорадочно скакали в голове мысли. С этими больницами и врачами я совсем забросила дом, перестала намывать полы и окна, готовить интересные ужины. Вот, например, когда я в последний раз варила на гарнир Ромкину любимую полбу? Не вспомнить… Всё рис да макароны.
Не совсем женщина…
Фразу-то какую нашел. Разве так говорят?
А чем заменить? Да я с легкостью найду кучу синонимов. Потому что сама в больнице думала об этом. Вот, пожалуйста: неполноценная, ненормальная, урод, дефективная, второсортная… Еще? Я могу еще!
Рома просочился мимо меня, подтянутый, спортивный, подхватил сумку. Под кожей заиграли, напряглись мускулы. Мне всегда нравились его руки.
Он подошел к двери, обулся, взял в руки ключи – обычные ключи от нашей квартиры. От нашей совместной жизни.
– Кате я сам скажу, - голос его звучал, как из пустой бочки.
Я зачем-то кивнула. Катька рядом, буквально в нескольких метрах, но она пока ничего не знает.
– Ну, я пошел? – полувопросительно произнес муж.
Я снова кивнула и чуть машинально не сказала «счастливо». Я так говорила всегда. И сегодня это было бы очень актуально. Ведь он уходит в счастливую, новую жизнь.
– Ты, Юль… прости меня…
Он тяжело вздохнул, перехватил удобнее сумку и открыл дверь.
Всё внутри меня заметалось. Нужно придумать причину. Повод, чтобы он остался. Но придумать я ничего не успела. Дверь захлопнулась.
Он ушел и забрал с собой весь воздух.
Дорогие мои друзья!
Я рада приветствовать вас в новой истории!
Ваша поддержка, как всегда, очень важна и ценна. Будет здорово, если вы нажмете на отметку “мне нравится” и положите книгу в библиотеку. Так вы узнаете обо всех обновлениях. И конечно, я всегда рада новым подписчикам! Приятного чтения!
За несколько дней до…
Юлия
– Привет, Юльчик!
Таня едва заметно коснулась губами моей щеки. Я немного отстранилась. Больницей от меня несет, наверное, за километр.
– Давай, помогу.
Не дожидаясь разрешения, выхватила из руки большой пакет с вещами и легко закинула на заднее сиденье. Внутри тихо звякнула о кружку ложка, пакет неуклюже завалился набок, но поправлять его Таня не стала. По большому счету выкинуть бы это всё на помойку. Чтобы не напоминало.
Встретить меня должен был Рома. Планировал еще вчера вернуться из командировки. Но самолет задержали, прилетит он только вечером, а выписка до двенадцати. Таня сама вызвалась помочь.
– Ну, какое тебе такси, Юль… Тебе нельзя таскать тяжести, да и неизвестно что за водитель. Вдруг машина не очень чистая. Зачем тебе это? Я встречу без проблем.
Я и правда, была не готова копаться в приложении, потом ждать и молиться, если водитель окажется лихачом. Терпеть не могу скорость в машинах. Отголоски детского страха, когда на каникулах мы с дядей ехали в соседний поселок, и его кто-то подрезал. Старенькие «Жигули» чуть не улетели в канаву, а я навсегда запомнила побелевшие пальцы, вцепившиеся в руль и ужас, который медленно разлился у меня в животе.
Таня о моей фобии знала, а потому всегда водила предельно аккуратно. Тем более с нами часто были девчонки. Наши дочки. Они ровесницы и учатся в одном классе. Собственно так мы с Таней и познакомились. Через девочек. Сначала подружились они, а потом мы.
Три года назад мы с Ромой наконец-то переехали из маленькой «двушки» в просторную четырехкомнатную. Кате пришлось перейти в новую школу. В гимназию. Новый район, новые одноклассники, новые учителя. В общем, кажется, я переживала больше, чем дочь. Найдет ли общий язык, всё-таки такой проблемный возраст – двенадцать лет.
Но Катя прекрасно вписалась в коллектив и в первый же день подружилась с Лерой, дочкой Татьяны.
Сейчас им по пятнадцать, и они по-прежнему не разлей вода. То Лера у нас, то Катька у них. То я везу девчонок на чирлидинг (обе занимаются чир спортом), то Татьяна. Так и меняемся, подхватываем друг друга.
Пока я была в больнице, Таня ночевала у нас пару раз. Рому срочно дернули на заказ, а Катюха страшная трусиха и боится ночью оставаться одна. Я была благодарна подруге - она относится к Кате, как к собственной дочери.
Прежде чем сесть в машину, я глубоко-глубоко вдохнула. В соседнем сквере лилово-белыми шапками цвела сирень. За две недели я так устала от запахов больницы. Всё должно было закончиться за пять дней, но начались осложнения, пришлось колоть антибиотики и ждать.
– Ну, что? Готова?
Таня подмигнула, опустила с волос на глаза солнцезащитные очки и открыла дверцу со своей стороны. Сегодня на ней синее трапециевидное платье, которое ей необыкновенно идет. У Тани просто обалденная фигура.
На мне - плюшевый спортивный костюм. А в чем еще выходят из больницы?
Я кивнула и забралась в салон. Поморщилась, устраиваясь удобнее. Хоть и лапароскопия, но операция неприятная, боли еще сохраняются. Правда, по сравнению, что я испытывала в последние четыре года, это не боль, а так… детский лепет.
Всё выявилось, когда мы с Ромой решили «сходить» за третьим. Для Ромы это был бы второй. Он мечтал о сыне. Мою дочь, Женю, он растил с десяти ее лет. Сейчас ей двадцать пять. Почти сразу у нас родилась Катя. А несколько лет назад Роман заговорил о сыне.
Сначала в шутку, но вскоре всё настойчивее. Я была не против. Три года в декрете - неплохая передышка. Да и девочки в таком возрасте, что лучше быть рядом.
Никаких опасений у меня не было. Я была уверена, что забеременею сразу. Но прошел год, а ничего, кроме всё усиливающихся болей в животе не происходило. Побежала по врачам, где почти сразу обнаружилось, что у меня довольно-таки резво стартанул эндометриоз, который очень плохо поддавался консервативному лечению.
О беременности пришлось забыть. Я пила гормональные препараты, боролась с лишним весом и перепадами настроения, глотала отвары и гомеопатию, преодолев брезгливость, вытерпела пиявок, ездила на воды. Перепробовала все традиционные и нетрадиционные методы. Каждый раз я надеялась, что именно этот способ сработает. Но состояние становилось только хуже.
Я стала бояться секса. Мне было больно. Больно почти всегда. Я научилась терпеть. Работать, читать лекции, принимать зачеты и экзамены и терпеть.
Менялись доктора, больницы, росла стопка заключений УЗИ и анализов, но облегчения не наступало.
Четыре врача с учеными степенями хватались за голову. Болезнь грозила перейти на соседние органы и ткани. И тогда мне предложили удаление матки. Яичники оставались, а значит, мое женское здоровье не должно было сильно пострадать.
Я поплакала и согласилась. Сил терпеть больше не было.
Ромка был рядом. Он возил меня к докторам, встречал после болезненных процедур, выслушивал и успокаивал. Мне повезло. У меня отличный муж.
Уж теперь-то я это знаю точно. Насмотрелась в больнице. К женщинам в основном приходили женщины – матери, сестры, подруги. Мужчин было очень мало.
Юлия, 42 года. Преподаватель в ВУЗе. Очень любит своего мужа Романа.
Роман, 47 лет. Автоэлектрик. Влюблён. Но, к сожалению, не в жену.
Татьяна, 36 лет, подруга Юлии
Юлия
Таня потянулась к ремню безопасности, платье на мгновение обхватило живот, и я вытаращила глаза. Сомнений не было! Танька беременна.
То-то мне показалось, что она поправилась, но лишние килограммы ее нисколько не испортили.
– Таня! – воскликнула я.
– А? – обернулась она. – Что? Спинку опустить?
Но я с улыбкой показала глазами на ее живот. К тому времени он опять спрятался в платье, но я была уверена – это оно! Только вот от кого?
Таня давно в разводе, с Лерой они живут вдвоем, а про мужчин подруга всегда фыркала с легкой неприязнью: нафига козе баян? Мне и так прекрасно живется. Ни тебе готовки, ни стирки, никто не храпит в ухо и не сидит с недовольной рожей в театре. Красота! Сама себе хозяйка.
А главное, дома порядок и девочковая атмосфера, которую не портят разбросанные, где попало носки.
– Ты?... – я расплылась в улыбке.
Вот так Танька! Вот так тихушница! Интересно, кто счастливый отец?
Таня опустила глаза и смущенно хихикнула.
– Ну… да. Как видишь. Восемнадцать недель. Не было, не было видно, и вдруг, как шарик за ночь надулся.
Она с нежностью положила руки на живот. Лицо ее стало отстраненным, взгляд вовнутрь, Таня улетела в свою Вселенную.
Я продолжала улыбаться, но на душе стало горько. У меня этого уже ничего не будет. Никогда.
Таня в платье, у нее есть матка, в этой матке живет малыш. Таня настоящая женщина. А кто теперь я?
Я тихо выдохнула и перевела взгляд на улицу. И как назло наткнулась на девушку с коляской. Она перебегала дорогу прямо перед нами.
– Ох, что-то я замечталась, - опомнилась Таня. – Тебе же домой хочется. И Катя ждет.
Через час мы припарковались во дворе моего дома. Таня снова попыталась ухватиться за пакет с вещами, но тут уж я оказалась неприступна.
– Давай позовем Катю. Она поможет.
– Ладно, - покладисто рассмеялась Таня. – Не удалось мне сохранить интригу.
Я набрала Катю и попросила спуститься вниз.
– Так кто же счастливчик? - спросила я.
Таня склонила набок светловолосую голову, непослушная прядка выскользнула из пучка, и ее тут же подхватил ветерок. Таня придержала ее пальцами.
– Мужчина, - весело ответила она. В серо-зеленых глазах откровенно заплескалось счастье.
Больше я ничего спросить не успела, потому что дверь подъезда пиликнула и навстречу нам вылетела Катя. Боже, мне кажется, она стала еще взрослее! А это что? Татуировка?!
Ладно, с этим потом разберемся. Я ужасно соскучилась по своей девочке. Раскинув руки, я шагнула вперед и приготовилась прижать к себе дочь, вдохнуть ее родной запах, поцеловать в макушку, до которой еще может быть, и не дотянусь.
Пусть даже мне больно будет, ничего, потерплю, лишь бы обнять.
Я так и осталась стоять с раскинутыми руками. Потому что Катя кинулась на шею Тане.
– Привезли, теть Тань? Привезли, да? – нетерпеливо приплясывала она вокруг нее.
На меня дочь никакого внимания не обращала. Будто я и не исчезала на две недели из ее жизни. А если и исчезла, то была на курорте, а не в больнице, где мне по кусочкам удаляли отслуживший свое орган.
– Кать… ну с мамой-то поздоровайся, - с укором сказала Таня.
– Привет, мам! – хлопнула глазами Катя и снова переключилась на Таню. Сложила ручки в умоляющем жесте и состряпала мордочку бедного котика.
– Да держи, держи, - рассмеялась Таня и вытащила из сумочки белую овальную коробочку.
Катя взвизгнула, сплясала перед нами нечто несуразное и звонко расцеловала мою подругу в щеки.
– Ладно… Бери пакет. Только аккуратнее там…
Дочка подхватила мои вещи и поскакала к подъезду. Длинные ноги в коротких шортах мелькнули и исчезли.
– Я наушники ей обещала купить, - объяснила Таня. – Ну, за победу в конкурсе. Лерке и Кате.
– Не стоило, - пробормотала я. – Сколько я тебе должна?
– Да брось ты! Пошли?
Пока поднимались в лифте, пришло сообщение от Женьки. «Мам, ты как? Хочешь, доставку продуктов организую?»
Женя живет в Москве. Сама так решила. После окончания колледжа ее сразу пригласили на работу. Весь девятый класс я пыталась убедить ее учиться дальше.
– Зачем? – резонно спрашивала меня моя серьезная не по годам дочь.
– Чтобы потом в университет пойти!
Мысль о том, что мой ребенок не получит высшего образования, меня убивала.
– Зачем? – снова интересовалась Женька. – Я лучше получу специальность и начну работать. А высшее, если надо, будет у меня позже.
Еще в пятом классе Женя заглянула в доме детского творчества на радиокружок. Вскоре дома появились паяльники, схемы, транзисторы, резисторы и прочие непонятные никому, кроме нее и Ромки вещи. Дочь сразу же нацелилась в радиотехнический колледж. Проходной балл там был совсем немаленький, но Женька поступила.
Катя, 15 лет, дочь Юлии и Романа. Выглядит взрослее и считает себя взрослой.
Женя, 25 лет. Дочь Юлии. Отца не видела, не знает.
Юлия
После душа, я неожиданно уснула. Сказались бессонные ночи на неудобном больничном матрасе. Подскочила уже вечером. Сейчас Рома приедет, а я в халате. Бегом, бегом…
Итак, последний штрих – капелька духов на шею, растереть на запястьях. На мгновение я замерла, втягивая воздух. Аромат сакуры и горьковатого мандарина защекотал ноздри. Как же мало нужно для счастья!
Душ в собственной чистой ванной, мягкое белоснежное полотенце, уютные тапочки, вместо резиновых чудовищ. И немножко любимых духов.
Аккуратно обработав швы, я наклеила новый пластырь. Посмотрелась в зеркало. Почти незаметно. Скоро всё заживет и никто, ни одна душа, не разгадает, что у меня чего-то в организме не хватает. Живут же люди без аппендикса и ничего.
Но взгляд в зеркале уже потемнел. Сравнила аппендикс и матку. Некорректное сравнение, дорогая. Женщина без этого органа, как будто бы уже и неполноценна.
– Мужу не говори, - напутствовала меня соседка по палате, полненькая блондинка с неопрятно отросшими корнями.
– Он знает, - с легким недоумением сказала я.
– Плохо, - поджала губы Лиля.
– Почему? Что здесь такого? Это же просто болезнь. Никто не виноват. И муж у меня, кстати, нормально это воспринял.
– Ну, это он делает вид, - уверенно вступила в беседу Елизавета Петровна.
Когда меня привели в палату, именно она на правах старшей протараторила правила, коих следовало придерживаться, чтобы «продолжить мирное сосуществование».
Так и выразилась, практически, как дипломат. Выхаживая вдоль кровати на худых, как у цапли ногах, Елизавета Петровна огласила весь свод требований к вновь прибывшим. То есть ко мне.
У меня закрались подозрения, что правила эти составила она лично. Причем все они были в ее пользу. Особенно строго каралось внеплановое проветривание. Обе соседки ужасно боялись сквозняков и терпели откинутые створки окон, только если их открывали медсестры. Медицинского персонала они побаивались.
– Лиля верно говорит, - продолжила развивать свою мысль насчет мужчин Елизавета Петровна.
Лиля кивнула с важным видом. Она сидела на кровати, свесив ноги, жевала яблоко. Росточек у нее был небольшой, получалось, что ноги до пола не доставали, и Лиля была похожа на толстого ребенка в халате.
– У меня у троюродной тетки грудь отрезали. Мужа как ветром сдуло. А у сестры мужа по женской части всё вырезали, ну и что?
Она уставилась на меня выпуклыми глазами. Губы, похожие на ниточку торжествующе расползлись в улыбке.
– Мужик через месяц сбежал! Нашел молодуху, у которой всё на месте. Вот так-то! А помалкивали бы, глядишь, и остался бы. Мужчины они народ чувствительный. Они ж как мыслят? Просто они мыслят: мужу жена нужна здоровая, а сестра богатая. Народ зря не скажет.
Я чуть не рассмеялась, слушая эти патриархальные речи. Что за бред! Ромка для меня лучших врачей искал, консультации без вопросов оплачивал, анализы, и мне еще рассказывают, что теперь он не сможет со мной жить, потому что у меня не будет органа размером со спичечный коробок?
Ладно бы, еще детей у нас не было. Но у него есть Катя – его кровная дочь. Не получилось с сыном? Ну, значит, не судьба. Будем жить для себя. Путешествовать. Растить Катьку. Ждать Женьку в гости. Может, замуж выскочит и внуков нам нарожает. Дачу, в конце концов, купим. А Рома лодку с мотором.
И почему я вспомнила этот разговор сейчас?
Наверное, потому, что именно тогда во мне поселилась неуверенность, а после операции и комплекс неполноценности. Будто Лиля и Елизавета Петровна бросили зерно в плодотворную почву, а оно вместо того, чтобы умереть, проросло и молниеносно выпустило побеги.
Засветился экран телефона. «Приземлился. Буду через час». Довольная улыбка расползлась по лицу. Ну вот! Вот же! Всё в порядке, всё хорошо. Муж спешит домой. Едет ко мне. Разве будет человек, которому всё равно или противно сообщать о том, что благополучно приземлился?
Рома знает, что я всегда волнуюсь из-за самолетов, поэтому обязательно пишет.
– Мам, - Катя заглянула в комнату, - а где папа вообще? – она прислонилась к косяку и выверенным движением перекинула волосы с одной стороны на другую.
Я залюбовалась дочерью – загорелая блондинка с точеной фигуркой, выглядит старше своих пятнадцати, папина дочка и его головная боль. Ромка уже сейчас темнеет лицом, когда видит рядом с Катей мальчика. Уж чего-чего, а этого добра у нее навалом. Что мальчики? Порой, на соревнованиях мы с Ромой, как два цербера отгоняем от нее вполне себе взрослых парней.
Сейчас дочь встречается с Мироном. Ему шестнадцать, он хоккеист, что очень нервирует Романа. Он считает, что из всех видов спорта достоин внимания только футбол. Игра номер один. А мне, если честно, нравится хоккей.
Правда, я не очень в этом разбираюсь, но хоккеисты хотя бы не лежат на льду, изображая страдания. Коньки это вообще моя слабость. В детстве я недолго посещала секцию фигурного катания. Но потом она стала платной, а родители потянуть не смогли. Пришлось уйти. Но до сих пор лед и коньки меня завораживают.
– Ма-а-ам… - вопросительно протянула Катя.
Роман
– Пойду… мне давно уже надо быть дома…
Я лениво шевельнулся. Взгляд остановился на ней.
Таня стояла у окна, напротив розоватой от вечернего заката шторы. Свет падал очень удачно, высвечивая под бежевой тканью грудь. Потемневшие соски, казалось, только и ждали моих прикосновений. Я сглотнул и отвел глаза. Нет, надо ехать. Иначе вообще отсюда не уйду.
Удивительная женщина. Волшебная. Оказавшись с ней в постели, я был поражен, как неопытный мальчишка. Откуда она знает? Как так чувствует? Дрожит вся, сливаясь со мной в одно целое.
Иногда я выбирался с ребятами-футболистами на рыбалку. Дивился. Парни под коньячок делились своими рассказами, кто, кого и в какое место. Я слушал и понимал, что у меня в постели не было и пятой части того, что они так вкусно описывают. Получалось, Юлька выдает мне секс порциями, как конфеты в детстве?
Становилось неприятно. Будто я лузер какой-то.
И вот появилась она. Раскрепощенная, но не вульгарная. Поразило, как легко она меняла позы в постели. Будто читала меня. Не надо было направлять или просить. Она делала всё сама, когда считала нужным. Брала меня с собой. Вела в этом танце, а потом позволяла вести ее. Синхронно, нежно, больно, до онемевших губ и всполохов перед глазами.
– Иди, - она потянулась за халатом, завязала поясок.
Взяла с тарелки яблоко, хрустнула мякотью, и мне немедленно захотелось прижаться к ее рту и впитать кисло-сладкую свежесть.
– Не забудь, завтра в четыре.
Я быстро оделся, подошел и обнял за талию. Слегка прижал спиной к себе, отвел в сторону волосы и поцеловал в выступающий позвонок. Задохнулся от нежности, растворяясь в запахе ее кожи.
– Я пошел, - прошептал, а самому не оторваться, будто магнитом притянуло.
Лифт понес вниз, развлекая ненавязчивой музыкой. Я посмотрел в зеркало, поправил воротник рубашки. Провел ладонью по шее, будто проверяя, не осталось ли следов. Кожа горела. Нежный лавандовый запах был всё еще со мной.
Когда я вышел из подъезда, прохладный вечерний воздух приятно обдал лицо, притупил жар, гулявший по телу. Черный седан прятался в тени многоэтажки.
Щелкнули замки, я опустился в кресло, вдыхая запах кожи и полироли.
«Знаю, что не сумел я понять, что надо мне. И винить бы себя, но причина – другая семья», - разлилось в салоне. Песня моей молодости. Усмехнулся, качнул головой. Кого тут винить? Если только судьбу.
На табло равнодушно светились цифры. За сорок минут нужно добраться до дома. Если что, скажу, что была проблема с оплатой круглосуточной парковки. Обрадовался, что еще сорок минут я буду один.
Их хватит на то, чтобы прокрутить в голове события и попытаться абстрагироваться. Переключиться на дом, Юлю и Катю.
Как же я устал. Устал скрываться, держать лицо, контролировать каждое слово, бояться назвать жену другим именем. И хоть и не было уже между нами частой близости, но в быту еще сложнее. В постели, как раз-таки проще. Голова всегда оставалась ясной, страсть не пожирала.
Страсть поглощала меня в другом месте. С ней. Вот там - да. С ней я забывал, где нахожусь. С ней я не заметил бы и раскаленного утюга, приложенного к телу. С ней останавливалось время, и планета замедляла свой бег. А я оставался парить в невесомости. Оглохший. Но не ослепший.
Потому что все чувства обострялись. Особенно зрение. Я жадно вглядывался в ее расширенные зрачки, в потемневшую радужку, верный признак того, как она меня хочет. Ловил каждый взмах ресниц и искаженный судорогой рот. Отслеживал мелко бьющуюся жилку на шее, и как откидывала она голову, открывая беззащитную плоть.
Я замечал малейшие изменения, волоски, вставшие дыбом, пересохшие губы, которые она обводит языком, дрожь живота. Впечатывал в память, запоминал, пересматривал в деталях в воображении, когда возвращался домой.
Она и наша любовь стали для меня глотком свежего воздуха в застоявшемся браке. Юля хорошая жена, заботливая мать, но не желанная женщина. Тем более теперь.
Я и сам не ожидал такой реакции. Думал, всё останется, как прежде. Но… Одно дело, когда ты это только представляешь, и совсем другое – столкнуться с реальностью.
Когда после операции Юля позвонила и слабым голосом сообщила, что всё прошло хорошо, я не ощутил радости. Внутри что-то оборвалось. Словно это у меня удалили часть органов.
Убеждал себя, что показалось, что это просто последствие стресса. Но шли минуты, часы, дни, а ощущение, что Юля теперь не женщина, только нарастало.
Она болела. Я был рядом. Хотя душа уже давно жила в другом месте. Там, где я отдыхал от поджатых губ и гримасы боли в редкие моменты близости. Юлька думает, что я ничего не замечал. Но я видел, как напрягается ее тело, как она готовиться терпеть.
Это вызывало раздражение. К чему такие жертвы? Чтобы я почувствовал себя козлом, плюющим на здоровье жены. Это злило. И обижало.
Хотя на что обижаться? Положа руку на сердце, я находился рядом только из чувства долга. Считал, что этого достаточно для того, чтобы сохранялась семья. Пока сохранялась.
Однако выяснилось, что на одном долге далеко не уедешь. Был еще постоянный страх, что остаток жизни придется доживать без любви.
Юлия
Мне никак было не унять руки. Я брала телефон, снова открывала экран с расписанием самолетов, затем отбрасывала в сторону. Вспомнив, что так и не разобрала пакет с вещами, кинулась в прихожую. Слава Богу, теперь рукам есть дело! Но всё очень быстро закончилось. Часть полетела в мусорное ведро, часть отправилась в стиральную машину, теперь я таращилась на кружку с котами. Мы с Ромой купили ее в Стамбуле. Это парные кружки. У него есть почти такая же. Что с ней делать? – никак не могла решить я. Выбросить – жалко. Не трогать – она будет всё время напоминать о больнице.
В приоткрытом окне басовито загудел самолет, идущий на посадку. Я оставила в покое кружку и снова открыла расписание рейсов, только уже на другом сайте. Скорее всего, произошла какая-то накладка. Сбой. Вот и всё. Сайт завис, и я с радостью закрыла страницу.
Пошла на кухню. Нужно что-то быстро приготовить. Что-нибудь легкое. Ставить перед Ромой тарелку с Танькиными перцами не хотелось. А суп несерьезно. Вот как же не вовремя я заснула! И зря отказалась от доставки продуктов, теперь придется кашу из топора варить.
Ромка, конечно, будет сердиться. Он всегда говорил, что может поужинать пельменями или сосисками, но я упорно старалась приготовить еду своими руками. Путь незамысловато, но с душой.
Я выдвинула ящик морозилки. О, отлично! Есть упаковка с грудкой индейки. Есть грибы. В шкафчике нашлась упаковка со сливками. Соображу-ка я фрикасе. Это быстро.
Микроволновка разморозила грудку, чеснок, обжаренный в сливочном масле, заставил проглотить слюну. Как же мне надоела пресная больничная еда. Подрумяненный лук охотно принял в объятия грибы. Через минуту к ним присоединилась обжаренная грудка и сливки. Прованские травы, томат с чесноком, щепотка базилика, а в это время уже корчились, изгибались в кастрюле спагетти.
Вот всё и готово! И в тот же момент в прихожей раздался шорох.
– Папка! - Катя выскочила из комнаты, повисла у отца на шее, подогнув ноги.
Удивительно, она вечно в наушниках, мне до нее не докричаться, а отца слышит чуть ли не с первого этажа. Я сняла передник, поправила волосы (боже, скорее бы попасть к Наде покраситься) и вышла из кухни.
– Привет!
Рома выглянул из-за Кати, улыбнулся устало. Катя наконец оторвалась от отца и, получив очередную фигурку хомлина, пошла к себе. Из Калининграда, куда Рома летал часто, он привозил их по одному. Чтобы не было скучно. А Катя собирала коллекцию.
– Катюш, ты ужинать будешь? – спросила я, подходя к мужу.
Моя очередь обнять и поцеловать его.
– Нет! Я же не ем после шести, - дверь закрылась.
Я уткнулась в грудь мужа, почувствовала его руки на моей спине. Соскучилась… Мы постояли так с полминуты, и я подняла голову.
– Умывайся… и за стол.
– Юль, ну зачем ты? - Рома прижал меня к себе чуть крепче.
Я замерла, глупо улыбаясь. Что за чушь лезла мне в голову? Может, и сайт уже устаревший или расписание давно поменялось. Я глубже вдохнула запах его одеколона. Ромка консерватор. Как выбрал один аромат, так и не изменяет ему много лет. Доходит до того, что покупает сразу два флакона про запас.
По телу разлилось приятное тепло. Будто в парном молоке искупалась. Как же хорошо дома. Как же хорошо с мужем, с семьей… Я счастливая женщина.
Впервые с момента выписки я подумала, что операция это благо. Теперь у меня ничего не будет болеть, уже не болит! Все ужасы, что я прочитала в интернете, меня не коснутся, я уверена. Пройдут положенные полтора месяца и можно без опаски заниматься любовью и дарить нежность своему мужчине. По крайней мере, так меня уверяла доктор. И к своему удивлению, уже сейчас я чувствую влечение.
Я замерла, прислушиваясь к новым для себя переживаниям. Только бы это не было разовым гормональным сбоем. Только бы сохранилось во мне это ощущение, которое я потеряла четыре года назад.
– Ты как? – Роман отстранился, заглянул в лицо.
– Нормально! – беззаботно махнула я рукой.
Говорить о диагнозах, больницах и прочем не хотелось. Забыть, как страшный сон и всё!
– Устал? Давай бегом в душ. А я пока накрою.
– Да я не голоден. В самолете сэндвич зажевал…
– Сэндвич… Слушай, тут какая-то неразбериха вышла. Катя сказала, что ты ей сказал, что прилетаешь в обед. А мне ты сказал, что вечером. Я запуталась и решила посмотреть в интернете. Так вот там написано, что из Калининграда рейс прибыл еще в полдвенадцатого.
Я неловко развела руки, будто сообщала мужу что-то нелепое, заранее обреченное на шутку.
Рома в этот момент как раз пытался сложить ручку чемодана, и на меня не смотрел. Он тряс пластиковый корпус, но ручка застряла и не желала уходить вниз.
– Что за черт! – раздраженно рявкнул муж. – Всё ж нормально было.
– Ром, - позвала я его. – Так что там с самолетом-то?
– А? Да это дополнительный рейс. Он типа чартерного. Буквально неделю назад запустили. Туристов много. Все хотят хомлинов и янтарь. Кстати, хорошо бы тебе туда в санаторий. Воздух там… закачаешься.
Юлия
Я проснулась рано. Привыкла в больнице. Не открывая глаз, закинула руки за голову, наслаждаясь удобным матрасом и сатиновым бельем. Как хорошо! Никто не шумит, не кашляет и не отхаркивается, не нужно ждать, когда освободится туалет и можно будет присесть на пластмассовый круг, протерев перед этим антибактериальными салфетками.
Нет осмотров, болезненных процедур, желто-коричневых синяков на ягодицах и на сгибах локтей. Нет запаха пшенной каши или серо-сизой размазни овсянки на тарелки, нет ненавистного минтая на обед и тушеной, а больше похожей на вареную капусты. Интересно, тот, кто составляет меню для больницы, он когда-нибудь пробовал это есть?
Скосила глаза на Рому. Спит. Измаялся после дороги. Вчера я, пугаясь самой себя, осторожно подлезла к нему под бочок и пробежалась пальцами по животу. Он дернулся, как от удара током. Ого! Значит, если мне аккуратно расположиться рядом, он будет не прочь?
Конечно, о близости не шло и речи, но ведь есть другие способы…
– Извини, малыш, устал сильно, - сказал Ромка, перехватывая мою руку. – Да и не хочется тебя напрягать. У тебя же, наверное… болит?
Я разочарованно отползла под свое одеяло.
– Хватит делать из меня инвалида, - пробурчала, обиженно надувая губы.
– Я просто беспокоюсь, - муж выключил свет.
Через минуту он уже спал. Удивительная особенность. Мне чтобы уснуть, нужно много времени. Особенно если случилось какое-то событие. Не обязательно плохое, достаточно и хорошего. Мозг еще долго обрабатывает картинки, эмоции, выхватывает яркие моменты, наполняет отдельные уголки звуками, музыкой. Всё это шебуршит, искрит, то вспыхивает, то потухает. Остается только терпеливо ждать, когда движение станет медленнее, а импульсы потеряют силу и наконец притихнут.
Смирившись, что сразу не засну, я думала. Думала о том, что завтра надо проверить у Кати комод и шкаф, перебрать вещи и постирать грязное. Разобрать Ромкин чемодан. Хорошо бы испечь клубничный чизкейк.
Мысли прыгали с одного на другое. Вспомнилась Танька. Ой, а я же не сказала Роме, что она беременна!
И тут же картинки из прошлого, когда была беременна Катей я.
Я тогда ужасно хотела малины. И Ромка покупал ее коробочками, а иногда ловил у магазинов бабушек со стаканчиками ягод или ехал в область и катался по поселкам в поисках моей причуды.
Однажды привез желтую. Помню, что сорт назывался ананасный. Огромные ягоды. Сладкие. Спелые.
Но я не смогла ее есть, потому что она, видите ли, колола мне язык и горло. Никогда ни до, ни после беременности у меня таких приколов уже не повторялось. Ела малину, спокойно ела. А вот беременная – не смогла.
Ревела в три ручья. Получалось, как в поговорке - и хочется, и колется.
Ромка утешал, а потом притащил из моего набора пинцет и начал общипывать каждую ягодку. Я чуть не умерла со смеху. Так и сидела со слезами на глазах, то ли от расстройства, то ли от смеха.
Он очищал от косточек арбуз и резал его для меня аккуратными кубиками, а еще ездил на другой конец города за моим любимым шоколадом – с кристалликами соли и кусочками морской капусты. Он продавался только там, в фирменном магазине. Пятнадцать лет назад о доставке еще и речи не было.
Мысли постепенно угомонились, перестали толкать друг друга и выяснять наперебой, какая из них главнее. Ночь всех уравняла.
За окном противными голосами заорали чайки. Каждое утро они слетаются соседней крыши и кружат у наших окон. Так продолжается до осени. Потом птицы по размеру напоминающие гусей, перемещаются ближе к помойке, и уже там устраивают свои разборки.
«Пойду завтрак приготовлю», - подумала я и тихонько, через бок встала с кровати.
Двигалась медленно, боясь боли, но ее почти и не было. Я повеселела. Скоро всё заживет и начнется обычная жизнь. Снова пойду в бассейн, а может быть, и на мягкую йогу.
Я как раз положила на тарелку последний сырник с изюмом и включила кофе-машину, когда на кухню вошел Ромка. Зевнул во весь рот, потер руками лицо.
– М-м-м, какие запахи…
Я подставила щеку, но он будто не заметил. Навис над столешницей, ожидая, когда будет готов кофе. Значит, еще толком не проснулся. Я в это время забросила в прозрачный чайник несколько горошин «Жемчужин дракона» и залила горячей водой. Вдохнула легкий аромат жасмина. Чудесный чай! И нисколечко не горчит.
– Какие планы на вечер?- спросила я, наблюдая, как Рома делает первый глоток.
Сколько раз говорила ему, что это вредно для желудка, только отшучивается.
– Жить вообще вредно.
В общем-то, он прав…
– Может быть, сходим куда-нибудь? В кино? Или просто погуляем…
Ромка тихо зашипел, видимо, обжегся, поморщился, но кофе не отставил.
– Мне сейчас с утра ауди привезут. Там блок комфорта полетел. Надо будет покопаться… Допоздна провожусь.
– Понятно… жаль… Ну ладно, тогда давай сразу запланируем выходные. Не бери, пожалуйста, никого! Ну, вот прям объяви, что не можешь. Никак не можешь! Пойдешь с любимой женой гулять на Елагин остров. Хорошо?
Роман
– Да не парься ты… Это как в ресторане разные блюда. Мужики по натуре своей полигамны. И никакой налет цивилизации это исправить не может
Юрка откинулся на спинку кресла, сыто икнул и, не особо скрываясь, уставился на обтянутую белой рубашкой внушительную грудь официантки. Глаза его масляно заблестели – девушку явно ждали хорошие чаевые.
Совсем недавно он в третий раз развелся и, видимо, подыскивал себе новую кандидатуру. Хотя и штамп в паспорте никогда не мешал ему развлекаться. Пробовать согласно его теории разные блюда.
В чем-то он, безусловно, прав. Потому что Юлька и моя любимая – это совершенно два разных вкуса. Первая – проверенное блюдо, откуда можно точно получить всё необходимое - белки, жиры и углеводы. Приелось уже.
Вторая… Это всегда эксперимент шеф-повара. То легкая горечь, то приторная сладость, следом терпкость, а потом дразнящая кончик языка кислинка. Никак не насытиться.
И сколько себя ни убеждай, что предсказуемое полезнее и питательнее, душа требует другого – яркого, неожиданного, немножко капризного.
– Ты точно ничего покрепче не будешь? – спросил Юрка, указывая глазами на мой кофе.
– Нет.
– Ну и зря! Хорошо мозг расслабляет. У меня каждая жена знала: раз я начинаю больше пить, значит, сто пудов краля появилась. Потому что думать о двоих сразу мне сложно, - Юрка захохотал.
Я кисло усмехнулся. Да кто бы спорил? Конечно, будет проще, если выпить. Сразу начнет казаться, что нет никакой проблемы. Многие так живут. И ничего.
– Эх, бабы, бабы, - Юрик поковырялся в зубах зубочисткой, причмокнул, бросил ее на тарелку. – Дуры, как есть, дуры. Ну вот, чего им не живется, если есть одна и есть вторая?! А? Ну, ходил бы я два-три раза в неделю к своей любимке. Но жил-то бы с ней, с первой! Нет же! Начинают истерить: выбирай! Или я, или она! Курицы!
Я отвернулся к окну. Надо отдать должное любимой. Она ничего от меня не требует. Не скандалит. Не выдвигает ультиматумы. И не потому, что боится, что я не выберу ее. Даже теперь не боится. Просто она меня бережет. Чего давно уже не делает Юля.
Юля вообще воспринимает меня как должное. А у любимой всегда благодарность в глазах. Не жалкая щенячья, а глубокая, такая, ради чего готов свернуть горы.
Да что говорить! Юлька ведь даже не замечает, что я ей вру! А раньше могла по дыханию угадать, что у меня на душе. Мы вроде бы всё еще вместе, но как будто в лайнере без керосина. Самолет еще не упал, парит по инерции, но исход очевиден. Грядет катастрофа. И если Юля на месте пассажира этого еще не замечает, то я-то, пилот, я это вижу.
Я ехал домой и думал, как и когда всё сказать. Юрка долго мог сидеть на двух стульях. Но это не по мне. Я уже насиделся. Год уже с лишним.
В конце концов, я сделал всё, что мог. Я не ушел от больной и беспомощной жены. Она уверяет, что теперь ей ничего в плане здоровья не грозит. Работа у нее есть. Катька подрощена, да и я не собираюсь бросать дочь на произвол судьбы. Квартиру до совершеннолетия Кати трогать не стану. Там видно будет.
В любом случае Юля на улице не останется. У нее есть квартира от бабушки, крохотная, на окраине города. Без ремонта, правда, но квартира же! Сейчас там хранятся ненужные вещи.
Припарковался у дома. Приоткрыв дверцу, посидел еще несколько минут в салоне. Надо решать эту проблему. Никто кроме меня не сможет этого сделать. Катя поймет. Я объясню ей.
И Юля поймет и отпустит.
Поговорю завтра утром, - поставил я себе крайнюю точку.
И сразу стало легче. Решение принято.
В квартире было тихо. Даже Катька не выскочила навстречу. Опять, наверное, пропала в своих чатах и интернетах. Юля, скорее всего, уже спит. Она теперь рано ложится. Шутит, что привыкла в больнице к режиму.
Я осторожно открыл дверь в спальню. Юля не спала.
***
Юлия
Снова и снова я говорила, что зря себя накручиваю. Может, Ромка кого-то из знакомых подвез. Только вот что он делал совсем в другом районе города, если должен был с раннего утра чинить чей-то автомобиль?
Ответ тут же нашелся. Починил быстрее, а потом поехал по делам. И даму эту подвозил, скорее всего, потому что у нее машина не завелась.
Но все эти вполне реалистичные оправдания разбивались о два аргумента. Самолет, прилетевший рано. И мой телефонный звонок. Я своими глазами видела, как Рома посмотрел на экран и не ответил. Намеренно не ответил. И при этом в салоне у него сидела женщина.
Остаток дня я провела на автомате. На выставку не пошла, заказала продукты, и чтобы отвлечься принялась готовить сразу несколько блюд. Заглянула на кухню Катя, сморщила нос, всем видом демонстрируя, как не одобряет мою стряпню. Выхватила из миски пару ломтиков красного перца и, похрустывая на ходу, пошла дальше.
– Я на тренировку, - донеслось через пять минут.
– Но ты же опоздаешь! – я взглянула на большие круглые часы на стене.
– Я на такси.
– Но Катя! Тут идти пятнадцать минут! Неужели для этого нужно заказывать такси? Ведь достаточно рассчитать время. Вместо того чтобы пропадать в чате, просто пораньше выйти и…
Юлия
– Ма-а-ам, ты что, не заказала обезжиренный йогурт? И чем мне теперь завтракать?
Я открыла глаза. Поморгала, избавляясь от черных мелких мушек. Неужели уже утро? Кое-как отлепила присохший к нёбу язык. Во рту было гадко, словно я накануне напилась. Напилась и наревелась.
Но не было ни первого, ни второго. Алкоголь я никогда не любила, а плакать разучилась, когда родила Женьку.
В проеме двери стояла Катя. Сверлила меня злым взглядом.
– Я забыла, Катюш. Там творожок есть… Можно еще…
– Да, бли-и-ин!
Не дослушав, Катя исчезла. На кухне что-то загремело, раздался недовольный рык, грохнула дверца шкафа. С утра у дочери никогда нет настроения, а тут еще и любимого йогурта не оказалось.
Виновата,- горько усмехнулась я. – Со всех сторон виновата.
Мысли плавно переползли во вчерашний вечер. Я снова видела каждое мгновение. Как в кино. Прокручивала в замедленном режиме.
Вчера Рома заглянул в спальню. Замялся на пороге, как будто не ожидал меня здесь увидеть.
– Я думал, ты спишь, - наконец произнес он и откашлялся.
– Починил блок комфорта? – спросила я.
– Ты запомнила? – со смешком отозвался Рома. – Да. Пришлось повозиться. Только к вечеру справился.
Меня затошнило. Как он виртуозно врет!
– Я звонила.
– Да, я увидел потом. Не мог ответить. Вечером не стал перезванивать, думал, ты уже заснула.
– Нет. Я не сплю. Я думаю.
– Над чем? – Ромка сдернул с себя футболку, стащил носки.
По-своему стащил, не руками, а цепляя пальцами ног. Когда я впервые увидела, как он это проворачивает, долго хохотала. А он, нисколько не смущаясь, объяснял: хуже нет, когда мужик собирается заняться сексом, и остается в одних носках.
Интересно, он уже сегодня проделывал этот трюк? – подумала я, морщась.
Боль вернулась. Только на этот раз она была не из-за болезни. А из-за того, что я органически и физически не терпела ложь. Не просто обман. А ложь. Наглую, циничную, ухмыляющуюся. Способную плюнуть в лицо. От такой я корчусь в судорогах.
Сейчас я оказалась еще уязвимее. Его ложь разъедала меня, как соляная кислота.
– Я думаю, почему ты обманул меня про самолет. И где ты был днем, когда не отвечал на звонки! И что за особа в красной юбке садилась к тебе в машину? И почему ты мне врешь? – эти слова я почти выкрикнула.
Наверное, от злости. А может, и от страха, что сейчас Ромка скажет правду.
И он сказал.
Не стал сочинять отговорки, наоборот, заторопился, заговорил, как будто давно ждал повода. Его просто прорвало.
А я… я слушала про исчезнувшую легкость и чувство долга, про то, что он устал, про то, какой он молодец и не бросил меня в больнице. А теперь можно и бросить. Хотя, откуда он знает, что со здоровьем у меня будет всё хорошо?
Слушала, пока он не сказал, что я не совсем женщина. Дальше, мне кажется, я оглохла.
***
Катя хлопнула входной дверью так, что тренькнули колечки у статуэтки Будды на комоде. Я медленно опустилась на подушку и натянула на уши одеяло. Хотелось закрыть глаза и исчезнуть.
В приоткрытое окно долетали звуки города. Крики мальчишек на футбольном поле у школы, лай собак, звук газонокосилки из соседнего двора. Я представила, что надеваю на голову толстую ватную шапку. И это помогло. Звуки стали размываться, растягиваться в пространстве, пока окончательно не заглохли.
Я вела себя как ребенок, который не хочет смириться с тем, что его жизнь изменилась. Точно так же, я делала, когда развелись мои родители. Развелись, и кажется, вздохнули с облегчением.
Мне было десять, и в моем классе учились дети, у которых родители тоже уже разбежались. Объяснять мне ничего не стали. Папа собрал вещи и ушел, мама отмалчивалась, а бабушка пыталась всех успокоить.
Я осталась с трещиной внутри. Потому что не могла разорваться между ними. Поэтому треснула, как забытая в морозилке бутылка с водой. Точно помню чувство, когда ты всем мешаешь. Каждый из родителей пытался устроить свою личную жизнь. Поначалу отец со мной виделся, но когда они с мамой начали «перебрасывать» меня друг другу на выходные, он стал приходить реже, а потом и вовсе уехал куда-то, не оставив адреса. Алименты, впрочем, приходили регулярно.
Второй раз мама вышла замуж, когда мне было шестнадцать. К тому времени появились зачатки интернета, и мамина подружка подначила ее написать на один из первых сайтов знакомств. Там она и познакомилась с Толиком.
Со мной мама ничего не обсуждала. Я и не знала, что в ее жизни снова появился мужчина. И о замужестве узнала тоже ненароком. Пришла со школы, принялась за уборку и обнаружила нарядное серебристое платье, висящее на спинке шкафа в маминой комнате.
– Ты идешь на праздник? – спросила, жуя котлету за ужином.
– Нет. Я замуж вчера вышла, - мама отодвинула тарелку и прикурила.
Юлия
Я лежала и смотрела в потолок. Получается, я уже всё? Отработанный материал. Ромка содрал меня, как старые обои со стен. Бывает так, они вроде бы еще неплохи, но надоели. Стал раздражать рисунок, кажется, что он слишком режет глаз или наоборот, слишком блеклый. Нужно переклеить.
Выбрать по настроению и переклеить. Это несложно.
Пять лет назад у Ромки сломалась машина. Полетело что-то по электронике. Он мастер, и мог бы починить. Но ему было лень копаться. И тогда он решил просто ее сменить. Продал, добавил и купил новую.
Приехал довольный, сиял, как медный таз. А мне было жаль. Столько лет верой и правдой нам наш ниссанчик отслужил, ни разу не подвел. С ним были связаны только теплые воспоминания.
Он быстро и надежно довозил нас до озер в Карелии, забирался в глухие места к полуразрушенным старинным усадьбам, доставлял по буеракам к водопадам, месил колесами снег под Вологдой и преодолевал серпантины в горах.
Но как только случилась неприятная поломка, не фатальная, а вполне исправимая, Рома от машины избавился.
– Надоела, - сказал он тогда. – Другую хочу.
Вот и сейчас он захотел другую женщину. А прежняя, с поломкой, оказалась не нужна.
Получается, мне теперь только доживать? А потом умереть.
Катя отцу простит всё. Друзей и подруг особо у меня нет. Только приятельницы и коллеги. Может быть, поэтому я и сошлась близко с Таней. У всех же должна быть подруга? Ну, вот и у меня появилась. Да и девчонки наши не разлей вода.
Ромка порадовался за меня. Сказал: о, ты теперь, как все нормальные женщины.
Как будто до этого я была ненормальной. Спохватился, что глупость сморозил, исправился:
– Я имел в виду, что есть с кем посплетничать, нам, мужикам, кости обмыть…
Странный он. Никогда я с Таней Рому не обсуждала. Она пыталась съехать на эту тему, особенно, когда бокал, другой выпьет. Мне подливала, обижалась, что я скучная и не пью. Я отшучивалась, переводила тему.
Мне было не понять, зачем выносить сор из избы.
– И что? Вы не ссоритесь, что ли? – загорались у Тани глаза.
– Ссоримся иногда, - спокойно отвечала я.
– Ну и? Из-за чего? Как? Что он тебе говорит?
Я смеялась. Пожимала плечами, говорила, что это всё несерьезно. Таня начинала рассказывать про свои ссоры с бывшим мужем. Но и это мне было неинтересно. Слушала только из вежливости. А самой неловко было, не интересуют меня разные дрязги, хоть тресни.
– Ты знаешь, - вещала Таня, - я своему мужу первая изменила. – От него ни тепла, ни нежности не было. И секс механический. Как только Леркой забеременела, не понимаю. Залетела, а через месяц к маме решила поехать. И вот в самолете соседом оказался та-а-акой мужчина, - Таня закатила глаза. – Крепкий, мускулистый, блондин и глаза голубые-голубые. Вылитый Дольф Лунгрен в молодости. Муж у меня был темненький, с животиком, после работы домой, ни качалки, ни бассейна. А тут Аполлон в чистом виде. Я прям в кресле и поплыла. И блондин этот тоже. Обменялись телефончиками. Встретились. Погуляли, пошли в ресторан, а оттуда сразу к нему домой. Боже! Это было что-то… Мне никак не уехать обратно было. Три недели из постели не вылезали.
– А потом? – спросила я, понимая, что Танька ждет моей реакции.
– Встречались урывками, когда он сюда мог приехать. Потом живот стало видно. И нам пришлось расстаться. Но я до сих пор его помню, - мечтательно улыбнулась Таня. – Скажу по секрету, у меня с ним оргазмы друг за другом накатывали. Я когда домой вернулась и пошла в консультацию, врачиха подумала, что меня токсикоз замучил, такие у меня синячищи под глазами были. В общем, если у вас с Ромкой так же – ты счастливая женщина!
Танька протянула руку и похлопала меня по коленке. Я еле сдержалась, чтобы не отодвинуться. Отругала себя мысленно, что как всегда слишком строго сужу людей. Вот поэтому и живу без подруг. Продолжу в том же духе, так и Таню потеряю.
Нежно тренькнул телефон. Я не шевельнулась. Лишь через минуту до меня дошло, что это может быть Катя. Провела пальцем по экрану.
«Можно я останусь сегодня у Леры? Тетя Таня разрешила», - и смайлик зайчика со сложенными лапками.
Как будто и не было утреннего демарша. Такая она – Катя.
Что ж, так даже лучше. Нет у меня сил готовить, мыть посуду, хочется только лежать и не шевелиться. Меня словно бетонной плитой придавило. Взгляд наткнулся на Ромкин планшет, который он забыл на тумбочке.
Внутри всё снова начало плавиться от боли. Я закрыла глаза и часто-часто задышала. Странная реакция организма пугала – мне всё время не хватало воздуха.
Накатила паника. Я задыхалась. Схватила телефон – позвоню Ромке. Но тут же себя одернула - нельзя. Он не поверит. Да и не нужна я ему больше. Теперь он не обязан мне помогать.
Меня затягивало в вакуум. Я одна, абсолютно одна, и это так страшно.
Нужен хоть кто-то рядом. Провела по экрану.
– Таня? Таня, ты можешь приехать?
– Конечно! Что случилось? Тебе плохо? Кровотечение? Скорую вызвать? Юля, не молчи!
Таня
Просидев у Юльки два часа, я засобиралась домой. Юлька мне своими страданиями надоела. Поехала к ней, потому что интересно было посмотреть, что с ней сейчас происходит. Оценить, так сказать, обстановку изнутри. Рома свое обещание уйти из дома выполнил, но мне нужны были гарантии, что Юля не начнет его возвращать. А для этого нужно было послушать, что она говорит и как собирается жить дальше.
Я должна была обезопасить себя и ребенка. Женщина, у которой рушится семья способна, на многое. Даже такая тихушница, как Юля. Больше всего я боялась, что она начнет давить на жалость. Вызывать к себе Рому, притворяясь, что ей плохо. Шантажировать Катькой. Переживала, что она его не отпустит и так и будет маячить всё время рядом.
Но, кажется, всё в порядке. Эта амеба, как не замечала никого, кроме себя, так и продолжает упиваться своими страданиями. О дочери бы подумала, что ли? Нет. Только и слышно: я, у меня, мне…
Понятно, почему Катя так тянется ко мне. Юлька как кислый лимон. Скучная. И считает, что все должны жить по ее правилам.
Нет уж, дорогуша, - усмехнулась я, усаживаясь за руль, - теперь ты вышла из игры.
Потянулась, чтобы положить сумку на сиденье, показалось, что от меня пахнуло мандарином. Я поморщилась – Юлькин запах. Я им провоняла, пока она прижималась к моему плечу.
Странно. Она ведь даже не плакала. Я думала, она убиваться будет, выть, а она, как каменная. Хотя стресс действует на всех по-разному. А может, это гормоны. У нее же теперь всё нарушено. Вот я, например, от гормонов сентиментальная стала.
Юлька так жалостливо сегодня рассказывала свою историю, что у меня защипало в носу, и я заревела. Как будто индийский фильм посмотрела.
Так и сидели рядом. Черствая, как сухарь жена и ревущая любовница.
Любовница – противное слово. Я любимая. И скоро стану законной супругой.
Никто не виноват, что так случилось. Все вопросы Юля должна задавать своему мужу. Или себе. Давно доказано, что если мужчина чувствует себя в семье нужным, если его питают любовью, налево он не пойдет. Мужчины слишком ленивы, чтобы менять свой ареал обитания.
Рома оказался легкой добычей.
Больше полутора лет я смотрела, как Юля потребительски пользуется мужчиной. Ведет себя так, будто ей по праву положено быть с ним рядом. Так, словно не разведенка с прицепом ему досталась, а королева в изгнании.
Огромная квартира, работа, не бей лежачего, успешный муж, который превратился в пустое место. Ведь на пьедестале была только Юля со своими проблемами. Все остальные – это обслуга.
Даже я. Отвези, привези, забери, дождь ли, снег ли, устала или нет. Ну да, правильно. Я же сильная. Я энергичная. Я могу девчонкам выбить хороший спортзал для тренировок или раздевалку.
А у Юли лапки. Она только на такси иногда девочек возила, потому что, видите ли, за руль боится. Ругаться она не умеет. Решить, что подарить тренеру, тоже не в состоянии. Договориться о конверте для судей – боже упаси! Конечно, она же из других кругов. Она преподаватель. Высшая каста.
Это мне всё по плечу. Я ведь всего лишь хозяйка небольшого магазина косметики. Высшего образования не получила. Потому что университеты мне преподавала жизнь. Не было у меня возможности учиться. Надо было устраиваться, дочь растить.
Я и устраивалась. Крутилась, вертелась, строила по кирпичику. Юлька может спокойно на попе сидеть. У нее два раза в месяц зарплата капнет. Даже если она делать ничего не будет. Интересно, она когда-нибудь думала, сколько лет она бы зарабатывала на свою огромную квартиру, если бы не Ромка? А я только-только с ипотекой рассчиталась. Десять лет, как с куста! Банк не сильно интересовало, где я возьму деньги на очередной платеж.
У Юльки тыл был всегда прикрыт, поэтому и беспокоиться не о чем. Только о себе. Муж всем обеспечит, подруга о Кате позаботиться, а ей можно носиться со своей болячкой, как курица с яйцом. Как будто она единственная такая. Тысячи женщин болеют, лечатся, никто себя мученицей великой не выставляет.
Раздражение, кипящее внутри, давно перешло грани допустимого. Я повернула ключ зажигания и поехала домой.
– Любимая, - раздался голос в гарнитуре. – Ты где?
– Домой еду, - взглянув в зеркала, я перестроилась в правый ряд.
– Мне приехать к тебе?
– Нет. Катя сегодня у нас ночует. И завтра я везу их на зачет по акробатике.
– Я понял.
В голосе досада. Или мне показалось? Не доволен, что о дочери опять забочусь я, а не Юля? Дурачок… Для тебя же стараюсь. Катя не будет устраивать драмы при разводе. Потому что ей у нас хорошо. Она и сама каждый раз вздыхает, что ей не хочется уходить.
– Давай я отвезу. Тебе нужно себя поберечь…
– Ой, перестань, - я скривилась.
Ведет себя, будто я неженка-Юля.
– Беременность не болезнь. Всё нормально.
В животе невесомо шевельнул хвостиком малышок. Моя горошинка. Мой китенок. Волна нежности залила с ног до головы. Всё-таки осознанное материнство – это совсем другое. С Лерой у меня таких эмоций не было. Потому что от амебы родила. А этот малыш зачат в страсти.
Юлия
Весь день шел дождь. Я заставила себя встать и одеться. Шарахнулась в коридоре от зеркала, показалось, что посторонний человек рядом. Болел живот, голодные спазмы крутили желудок. На кухне я надорвала пакетик с кашей быстрого приготовления. Плотная бумага разъехалась вкривь и вкось, содержимое высыпалось мимо миски, кусочки сушеных ягод вместе с хлопьями полетели на пол.
Я молча посмотрела под ноги. Убирать ничего не стала. Аккуратно перешагнула и переместилась в сторону. Остатки каши всё же залила кипятком. На дне тарелки набухла жалкая горка. Я почувствовала тошноту и отодвинула посудину.
Схватилась за край столешницы руками. Когда тебя бросают – это так унизительно. Кажется, что весь организм бунтует от этой мысли. Отказывается дышать, есть, спать. Я глубоко вдохнула и налила стакан воды. Горло перехватила невидимая рука. Нет, пить ты тоже не будешь – отреагировало тело.
Я смиренно отошла и села на стул. Уставилась невидящим взглядом в стену. Когда это дурное состояние пройдет? Увидела на подоконнике стопку бумаг с Ромкиными схемами. Меня потянуло к ним магнитом.
На верхнем листе торопливым Ромкиным почерком выведено: пятн, 18 ч, Л.
Я прижала ладонь к бумаге и неожиданно почувствовала, как меня захлестывает отчаяние. Я смотрела и смотрела на эту безобидную надпись. Раньше я даже не обратила бы внимания. Ромка вечно что-то чиркал на бумажках. Я подарила ему сто ежедневников, но он всегда хватал первое попавшееся под руку и делал записи на салфетках, Катиных тетрадках, на моих конспектах и своих бумагах.
Надпись зловеще сообщала не о предстоящем ремонте чьего-то автомобиля, а о встрече с той самой женщиной. Ее имя начинается на «л». Лена? Люда? Лариса? Любовь?
Имя Любовь прошило током, напомнило о чувстве, которое всё еще не умерло. Корчится в агонии, бьется, хватает пересохшей глоткой воздух, тоненько визжит, умоляя спасти ее. Она брошена заживо в могилу. Засыпана наспех землей и прижата толстой плитой. Ее швырнул туда Рома. А о спасении она молит меня.
Любовь – это ведь не только щенячий восторг и рука в руке. Это еще и ощущение покоя. Но именно покоя у меня больше нет.
Булькнул сообщением телефон. Ледяными пальцами я провела по экрану. Таня написала, что Катя забыла купальник для акробатики. Они проедут через меня, заберут.
Я не сразу поняла, о чем идет речь, потом вспомнила, что Катя сегодня ночевала у Тани. Спасибо ей. Она спасает моего ребенка от кошмара разваливающейся на глазах матери. Катя еще ребенок. Думает, что выросла, но это не так. И я должна быть для нее защитой. А я никак не могу собраться…
Ромкины слова отправили меня в нокаут. Сижу, оглушенная, вожу бессмысленно руками вокруг себя, а подняться сил нет. К горлу подступила желчь, и я едва успела добежать до туалета. От спазмов заболел низ живота, боль разлилась по пояснице, напомнила о себе. Я выпрямилась, отмотала кусок туалетной бумаги, вытерла рот и подбородок. Сердце колотилось, отдавая в виски.
Господи, ну почему, а? Ведь могли же жить спокойно, внуков ждать. Что за шлея ему под хвост попала?! Я читала, что у мужиков такой момент в жизни бывает. Каждая женщина, получается, как на пороховой бочке сидит. Ждет, когда рванет.
Но я-то не ждала! Думать не думала, что наша спокойная жизнь Ромке надоест. Что потянет его на приключения. Да так, что он разнесет в пух и прах всё, что выстроили мы за это время!
Кое-как привела себя в порядок. Из зеркала на меня смотрела осунувшаяся женщина с темными кругами под глазами. В последний раз я так выглядела, когда год назад болела жутким гриппом. И спасала меня тогда тоже Таня. Не побоялась, приехала с лекарствами. Причем прямо перед самолетом. Ромка был в командировке. У Тани тоже какой-то семинар по корейской косметике организовался в другом городе. Катя была в спортивном лагере. Только я лежала пластом.
Сейчас я себя чувствовала примерно также.
А мне еще надо встретить Катю, передать вещи. Неожиданно захотелось какао. Я вернулась на кухню и нашла нужную баночку. С опаской вдохнула шоколадный аромат. Желудок не взбунтовался. Заварила кипятком, добавив немного молока. Сделав маленький глоток, выждала и постепенно выпила всю кружку.
Стало немного легче. Купальник. Мне нужно найти розовый купальник, чтобы не задерживать Таню. Без нее я бы точно не справилась.
Она часто говорила, что мы с ней одна команда. Я знала, что меня на фоне Тани почти не видно, но нисколько по этому поводу не тревожилась. Я тоже помогаю ей, чем могу.
Покупаю у нее косметику, она неплохая, правда. Всем своим коллегам разрекламировала. Многие стали постоянными клиентами. Я занимала Тане денег, когда у нее были проблемы. Я нашла помещение под магазин с приемлемой платой, когда Тане пришлось срочно искать другое место. Повезло. Как раз муж у коллеги по кафедре искал арендатора.
А еще я слушала ее исповеди по поводу личной жизни. Таня часто жаловалась на одиночество, на нехватку внимания, на то, что ей не везёт с мужчинами. Я ей сочувствовала, но в то же время, недоумевала: чего этим мужикам надо?
Если уж Танька им не угодила, то, что делать совсем неприметным женщинам?
Юлия
Я собрала себя в кучу и поплелась в Катину комнату. Стараясь не обращать внимания на беспорядок, открыла шкаф. Как я и предполагала, за две недели пока меня не было, Катя ничего не стирала. Вещи были распиханы на полках комками.
Часть их была разбросана по комнате. Со спинки кресла свешивались черные капроновые колготки, сверху была накинута джинсовая куртка. Носки разноцветными комочками катались под ногами. Бюстгальтер валялся на подоконнике, рядом пакет с недоеденными чипсами и полупустой пузырек с лаком для ногтей вишневого цвета. Я повертела его в руках. Такого цвета на ногтях у дочери я не видела.
На столе царил еще больший хаос. Среди брошенных с мая тетрадей лежали карандаши, ручки, коробочка с блестками, а также несколько поломанных заколок и резинок для волос.
Я отвернулась и осторожно потянула на себя разноцветную неразбериху из джинсов, футболок, свитшотов и кофт. Из шкафа пахнуло застарелым потом вперемешку со сладкими духами. Следов купальника или какой-либо спортивной одежды не было видно.
Что же делать? Придется, наверное, ждать Катю. А она будет психовать и нервничать, что опаздывает.
Руки сами собой включились в работу. Мозг устал пухнуть от переживаний и мыслей и отдал приказ заняться чем-то простым, но действенным. Я и сама не заметила, как отвлеклась.
Через полчаса на полках образовалось подобие порядка. Гора вещей, предназначенных в стирку, всё увеличивалась. Время от времени мне попадались футболки или юбки, которые я не узнавала. Может быть, Катя сама заказывала их на маркетплейсе? А деньги давал отец. Он ее балует.
Я как раз отыскала пакет с купальником, который к моему удивлению, оказался чистым. Видимо, Катя его давно не надевала. Встряхнула, чтобы аккуратно сложить, и в это мгновение что-то тяжелое и твердое упало мне под ноги. Я наклонилась и подняла пластмассовую коробочку с наконечником. От нее сильно пахло клубникой.
Ничего не понимая, я повертела находку в руках. Так это же вейп! – осенило меня через минуту. Катя что, курит?! Ей же нельзя! Она спортсменка и ей только пятнадцать!
Продолжая сжимать коробочку, я опустилась на кровать. Час от часу не легче! Нужно немедленно с Катей поговорить. Сегодня же!
И посоветоваться с Таней. Может, она аккуратно порасспрашивает Леру и станет ясно, эксперимент это или уже серьезно.
Разгородив на столе пространство, я поставила вейп в самый центр. Пусть Катя сразу увидит, когда вернется. Поправила стопку тетрадок. Мое внимание привлекла одна из них. Страницы ее были чуть смяты, на обложке наклейки с сердцами и единорогами.
Я несмело открыла на первом попавшемся месте.
«Сегодня мы с Матвеем ходили в нашу старую костюмерную в студии. Там такой вайб! Я нарядилась цыганкой. Гадала ему по руке. Сделали несколько рилсов. Запилили на страничку. Лайков море…»
Щеки опалило краской. Я захлопнула тетрадку. Дальше читать не стала. По всей видимости, это дневник. Осторожно, как будто держала мину, я положила тетрадь на то же место. Зацепилась кончиками пальцев за наклейку и липкое место рядом, где картинка оторвалась.
Я еще раз внимательно посмотрела на тетрадь. А может, почитав, удастся выяснить, чем еще балуется моя дочь на досуге? Качнула головой: нет. Читать дневники и чужие письма не по мне. Это как подглядывать в замочную скважину. Мне даже думать об этом неприятно, словно предлагают окунуться в чан с помоями. Личное пространство ведь должно быть не только у взрослого, но и у ребенка.
Я, например, никогда не выкидывала веточки, камушки, палочки, что притаскивала с прогулки Женька. Катя таким не промышляла. Ей всегда были интересны только яркие и дорогие игрушки. Придумать игру с тем, что попало под руку, она не могла. Или не хотела.
Женя росла, когда я не могла много позволить. Игрушек у нее было мало, одежда часто из секонд-хенда, добротная, финская, но… не новая. А Катя с пеленок ни в чем не знала отказа. Особенно от родителей Ромы. Единственная их внучка – свет в оконце.
Даже, когда были у нас трудные времена, на Кате это в плане игрушек никак не сказывалось. Но и надоевшие ей куклы я не выбрасывала без спроса. Уважала личное пространство.
– Ну и дура, - сказала мне однажды Таня, когда мы затронули эту тему. – Какое еще личное пространство? Моя однажды ляпнула что-то похожее. Знаешь, что я ей ответила? Пока на моей шее сидит и в моей квартире живет, всё пространство моё! И дневник бы ее я читала. Если бы она его вела. Я как-то перерыла всю комнату, не нашла. Да, они же сейчас не пишут. Только в телефонах сидят.
Забрав пакет с купальником, я вышла из комнаты и плотно прикрыла дверь. До вечера у меня еще есть время подумать, как лучше завести разговор о вреде курения. Прописные истины, от которых любой подросток закатывает глаза в потолок и нацепляет маску снисходительной усталости на лицо.
Раньше я могла позвать на помощь Рому. Правда, даже когда он подтверждал перед Катей мои мысли, выдавая их за наши общие, меня не оставляло ощущение, что делает он это для галочки. И Катя это знает, поэтому подыгрывает отцу.
«Через пять минут будем», - всплыло сообщение на экране. – «Катя поднимется».
«Не надо», - быстро набрала я ответ. – «Я сама спущусь».
Мне ужасно захотелось на свежий воздух. Заодно и до аптеки дойду. Быстро влезла в джинсы, накинула ветровку и собрала волосы в хвост. На мгновение задержалась у зеркала. Попробовала расправить плечи, но сразу же отвернулась. Взгляд побитой собаки выдавал меня с головой, сколько ни распрямляй спину.
Юлия
– Ну, давай! Чего ты?
Таня вытянула руку и нетерпеливо шевельнула пальцами. Я заставила себя передвинуть ноги. Движения получались вязкими, будто по пояс увязла в трясине. Еще чуть-чуть, и она, булькнув, проглотит меня с головой. Перед глазами нестерпимо рябило. Красная юбка развевалась победным флагом.
Я отдала пакет. Наши пальцы на мгновение встретились, и меня прошило током. Я собралась с духом и посмотрела Тане в лицо. Она встретила мой взгляд спокойно, чуть улыбнулась и заправила выпавшую прядь волос за ухо. В серо-зеленых глазах не было ничего похожего на страх или смущение. Только мечтательность, столь свойственная беременным.
Ветерок бросил играться с юбкой и переключился на белую свободную маечку. Обтянул ее вокруг живота, будто хотел похвалиться - вот что тут есть!
– Тетя Юля, здравствуйте! – махнула с заднего сиденья рукой Лера.
Катя, не поднимая головы, сидела в телефоне.
– Всё, мы поехали! Держи за девчонок кулачки! Напишу, как закончим.
Таня клюнула меня быстрым поцелуем в щеку. Я отшатнулась, но она не заметила.
Хлопнула дверца, заурчал двигатель, «фольксваген» послушно развернулся и медленно поплыл прочь. Моргнули стоп-сигналы, отпечатавшись на сетчатке красным, и исчезли.
В аптеку я не пошла. Развернулась и поплелась к дому. В лифте слабо ощущался запах собачьей шерсти. Привалившись к стене, я ждала, когда кабина довезет меня до нужного этажа. Между шестым и седьмым этажом механизм дернулся. Так было всегда, и каждый раз я боялась, что застряну. Или старательно гнала из головы истории о том, как отрывались тросы, и люди летели в шахту.
Но сейчас мне было абсолютно всё равно. Возможно, я бы даже порадовалась, если бы всё для меня закончилось. Только полностью. Не так, чтобы я превратилась в овощ, который сдали бы в ближайшую богадельню. А лучше просто потерять память. Очнуться и не знать, кто такие Таня, Рома…
Жаль, конечно, что дочек я тоже забуду, но… Я вздрогнула от мысли, пронзившей голову. Катя! Она ведь сейчас понятия не имеет, кто ее везет в спорткомплекс! Стоп, стоп, стоп! – заискрило в мозгах. Тренькнул звонок, и кабина распахнула створки.
Я вынула ключи, не попала в замочную скважину, уронив их на коврик. Подняла и отыскала нужный ключ. Юбка… Ты уверена, что это именно та юбка? Их же десятки на женщинах. Лето только началось, все стараются одеться поярче.
Увы, эту юбку я бы узнала из тысячи. Она плиссированная. И оттенок ближе к алому. Красивый оттенок. Не пошлый. Именно эту юбку я видела несколько дней назад на стоянке. Подол этой юбки выглядывал из автомобиля моего мужа, когда я названивала ему и ждала, что он мне ответит.
Этого не может быть, - устало выдохнуло что-то внутри меня. Выдохнуло и лопнуло, устав сопротивляться. Может. Это оно и есть. И всё-таки… Я потерла щеку, куда меня поцеловала Таня. Кожу жгло, будто приложили раскаленное клеймо.
Боже, есть ли в мире хоть одна женщина, которая не стала бы цепляться за соломинку? Пусть изменил. Полюбил. Ушел в новую жизнь.
Но не с ней же? Не с подругой? Не с той, кто вчера гладила меня по волосам и плакала. Я думала, плакала от обиды за меня. Из сочувствия. Из бабьей солидарности.
Слезы, что вчера проливала Таня, меня отрезвили. Она бы не стала плакать, сидя рядом, если бы спала с моим мужем. Не стала бы и всё. Это так же невозможно, как…
Я не смогла подобрать сравнение. Скинув балетки, прошла на кухню, села за стол и положила перед собой телефон. Пройдет полчаса и я позвоню. Таня как раз уже высадит девчонок и сможет спокойно поговорить.
Только вот, как я спрошу об этом? Не знаю… Ничего не знаю! – крикнула я в пустоту квартиры.
Пальцы начали свой торопливый бег. Передвинули вазочку, поправили сухоцветы. Не люблю мертвые растения, но эти собрала Катя прошлым летом. Один букетик пылится у нее в комнате, другой здесь. Ладони обхватили яблоко на деревянном блюде, прокатили по кругу.
Вот бы как в сказке – всё бы мне показали, рассказали, и не надо было голову ломать и мучиться сомнениями.
Так. На столе порядок. Больше переставлять с места на место нечего. Но руки уже не унять. Отыскала робот-пылесос. Запустила. Следом заработала стиральная машина. Взглянув на часы, я нахмурилась. Неужели прошло только семь минут. Значит, звонить еще рано.
Тогда пойду дальше убираться. Хорошо, что есть Катина комната. Наведу чистоту-порядок, чтобы в нормальной обстановке вечером поговорить. Я споткнулась на полушаге, представив наш разговор.
– Доча, курить вредно. И твой папа ушел к Тане. А еще у них будет ребенок.
Да это же будет полный крах! Катя боготворит отца! Она ему этого никогда не простит. В ее картине мира это предательство. Еще когда мы с Ромой обсуждали вероятность появления третьего ребенка, она кривила губы и дергала плечом: с ума сошли на старости лет? Вам меня мало?
О Жене даже не вспоминала. Наверное, потому, что Женька уже не живет с нами, и родители оказались в полном Катином распоряжении.
И вот теперь мне предстоит разрушить Катину жизнь. Как когда-то в детстве разрушили ее мне.
Девочки, хочу предупредить, что на воскресенье, понедельник я возьму выходной( Следующая глава выйдет во вторник. Надеюсь на понимание!
Таня
Увидев количество команд и списки, я поняла, что у меня в запасе есть точно часа три, не меньше. Торчать в местной кафешке в ожидании девчонок не хотелось. Да и сама кафешка в спорткомплексе представляла собой унылое зрелище: пластиковые стулья, липкие столики и запах застоявшегося кофе.
– Ромка, ты сейчас занят? М-м-м… А если я попрошу? А если я хорошо попрошу…так как ты любишь?
Наши машины въехали во двор почти одновременно. Через пять минут, спотыкаясь о разбросанные Ромкины вещи, жадно целуясь, мы на ощупь добрались до спальни и рухнули на кровать.
Я лежала на спине и смотрела, как скользит по животу Ромкина рука. Было немножко щекотно, но я терпела, потому что мне и самой приятно снова ощутить едва заметные движения малыша. А лежа они были более заметны.
Его рука, теплая и сильная, остановилась у пупка, затем вновь нежно двинулась по коже, под которой уже почти пять месяцев билось маленькое сердечко.
Мы молчали, наслаждаясь душевной близостью, которая наступила после близости физической. Рома повернул голову и поцеловал меня в висок.
– Ну как он там? – спросил он почти шепотом.
– Шевелится, - ответила я, поглаживая его руку, лежащую на моем животе. – Чувствуешь?
Я знала, что не чувствует, это будет позже, когда то тут, то там бугорками будет выступать круглая пяточка. Но мне хотелось, чтобы Ромка уже сейчас сросся со своим сыном, окончательно понял, что назад дороги для него нет. Есть только мы. Он, я и наш ребенок.
Ромка привстал и прижался ухом к животу. Я почувствовала его теплое дыхание на своей коже.
– Когда ты скажешь Кате, Рома?
Он дернулся, будто его ударили, отстранился и откинулся на подушки. Я лениво повернулась набок, едва касаясь его обнаженной грудью. Знала, этот ракурс его любимый. Уж чем-чем, а формами меня природа-матушка не обделила, а из-за беременности грудь налилась еще больше, соски потемнели и стали припухшими. Это здорово заводило Ромку, и я радовалась, что мое здоровье позволяло нам себя не ограничивать в интиме.
Да и вообще, по женской части у меня всё на месте. И я Ромке в шутку иногда напоминала об этом.
– Меня, как конструктор собирать не надо. У меня все детали на месте, - посмеивалась я, намекая на его Юленьку. – Во-о-от матка. А во-о-от малыш, - водила я пальцем по черно-белому контуру.
Теперь, когда Рома ушел из дома, я больше не видела смысла скрываться от Кати.
– Надо сказать, - похлопала я его по руке. – И официально развестись.
Несмотря на все уверения в любви, вопрос о разводе висел между нами невидимой, но тяжелой преградой.
– Нам нужно успеть до родов. Я хочу родить в браке, Ром. В полной семье. К тому же, мне кажется, ты зря боишься реакции Кати. Она поймет тебя. Нас. Я уверена.
– А Лера?
Я видела, что Ромка специально уводит разговор в сторону. И почему он так всегда - шаг вперед два назад? Уже же всё обговорено-переговорено. Юле объявлено. Без подробностей, но всё же.
– Что Лера? – вздохнула я и подперла рукой голову. – Лере я тоже скажу. Можно обеим сразу. Хочешь, вот прямо сейчас заедем и всё им расскажем?
Я села перед ним, подогнув под себя ноги. Увидела, как дернулся кадык на шее, а глаза потемнели. Он потянулся ко мне, но я шутливо затрясла головой:
– Не-не-не… Даже не вздумай. Мне за девчонками пора. Ну так что?
Ромка шумно вздохнул и серьезно посмотрел на меня.
– Давай не сегодня, Тань. Я сам поговорю с Катей. Я обещаю.
– Ну хорошо, - я пожала плечами и, подобрав белье, направилась в душ. – Только не тяни.
Я послала ему воздушный поцелуй. Пусть видит, что не обижаюсь, не давлю, ничего не требую.
– Слушай, - задумчиво сказал Рома, когда я вернулась в комнату.
– Да-а-а…
Встав перед зеркалом боком, я придирчиво рассматривала, насколько вырос животик. Уже прилично. Скоро и девчонки-продавщицы заметят. Но если они думают, что я уйду в декрет, и они будут как попало обслуживать клиенток, то глубоко ошибаются. Работать я собираюсь до последнего. Никто мне деньги на блюдечке не принесет. Я же не на бюджетных харчах.
После родов отдохну месяцок, наймем няню, Лерка иногда приглядит. Катя будет приходить. Справимся!
Ромка, конечно, бухтит. Предлагает менеджера толкового взять. Но я не доверю свое детище никому. Запорют. Я сама не гнушаюсь в магазине сидеть до вечера. Девчонки вымуштрованы, все аннотации к косметике от зубов отлетают, побаиваются они меня – и правильно! Я расстаюсь без сантиментов.
Приходили некоторые, думали, будут отсиживать часы и в телефон пялиться, а покупатели пусть как-то сами. Вылетали, как пробки. Мне нужно, чтобы глаз горел! А у кого он будет гореть, если будут знать, что хозяйка в лифчике для кормящих дома валяется и не появится в магазине?
– А ты… что, к Юле заезжала?
Я замерла, поймала его взгляд в отражении. Сердце тревожно стукнуло. Тон какой-то… странный.
Юлия
Я представила себе, как расширяются глаза дочери, как изумленно оттопыривается нижняя губа.
– Откуда ты знаешь? – спросит она. – Папа сказал?
И тут я расскажу про юбку.
Я громко хихикнула и зажала ладошками рот. Нет, нельзя ничего говорить Кате. Пусть для начала Рома или Таня подтвердят, что у них роман. Голословно обвинять ни к чему. Это со взрослыми можно потом всё в недоразумение обратить, а с подростком не выйдет. Тут надо быть максимально осторожной.
Солнце весело гуляло по ламинату, предательски подсвечивая пыль и крошки. Я выдвинула на середину стул, одним движением сорвала с него куртку и колготки, бросила на кровать. Колготки отправятся в стирку, куртку надо повесить в шкаф на плечики.
Рывком потянула на себя створки. Вроде бы, и была морально готова, и всё же тихо ахнула, увидев нагромождение вещей. Зимние, осенние, летние – всё вперемешку. Внизу откуда-то затесались ролики. Катя что, заезжала в них прямо в комнату, пока меня не было?
Я начала методично перебирать одежду. Взять, встряхнуть, оглядеть со всех сторон, если чистое, свернуть и положить на полку или повесить. Монотонные движения успокоили.
Джемпер, худи, кофта с высоким горлом, шорты, лосины, снова шорты, только спортивные, ветровка.
И снова дежавю. Из скомканной куртки вывалился блокнот в твердом переплете и углом стукнул меня по лодыжке. Я вскрикнула и в раздражении откинула куртку. Зашипела, потирая красный след от удара.
Никуда не выйдет из дома, пока не уберется! Каждый день проверять буду, а если понадобится, то притащу черный мусорный пакет и при ней повыбрасываю всё к чертовой матери!
Я присела и подцепила ногтями коричневую книжицу. То, что блокнот оказался брошенным в вещах, не удивило. Катин шкаф это портал в Нарнию. Там может быть всё, что угодно.
Желание разгребать свинарник, учиненный дочерью, резко испарилось. Или нервная система дала отбой трясучке и успокоила руки. Или я, наконец-то, нашла виноватого.
Из блокнота торчал кончик фотографии. Я потянула за краешек. Небось, с Мироном фотка. Прямо на меня смотрели Катя, Таня и Рома. Они стояли на набережной, Катя и Таня держали мороженое, а головы положили на плечи Роме.
Страницы в блокноте были заполнены ровным красивым почерком. Совсем не так небрежно, как в тетрадке на столе. Заметно, что Катя очень старалась и явно с удовольствием расписывала свои мысли.
«Забавно, когда взрослые думают, что они самые умные. Плохо, что они считают меня глупой и маленькой. Они думают, я ничего не знаю. Ни того, что папа врет про командировки и ездит туда с Таней, ни того, что он давно снял квартиру, где жарит Таню, ни того, что я видела тесты в ее ванной, ни того, как она пробиралась утром из спальни обратно в комнату, когда ночевала у нас. Но это прикольно, смотреть на них и делать вид, что я не в курсах. Взрослые вечно стыдят нас за вранье, а сами…»
Дальше я читать не смогла. Не выпуская дневник из рук, рухнула в кресло и осталась сидеть, словно меня оглушили.
Где-то на кухне зазвонил телефон. Потом снова и снова. Я по-прежнему сидела в кресле. Оно мягко затянуло в себя, обняло со всех сторон, словно я провалилась по пояс в зыбкий песок. Не мешала даже попавшая под ягодицы книжка.
Солнечные лучи, недавно плясавшие на полу, сдвинулись к стене. Потом и вовсе исчезли. А я всё сидела на том же месте. Катин дневник жег колени, но я от него не избавлялась. Впрочем, и не открывала больше. Просто замерла.
Так было менее больно. Мне казалось, что с меня вмиг облетела вся кожа, и оголились нервы. Даже дыхание причиняло боль.
Свет за окном стал глуше, наступил вечер. Розоватая штора приобрела золотисто-малиновый оттенок. Это значит, что, распуская сияние, в остекленном балконе соседнего дома отразился закат. Такой эффект наблюдался лишь в Катиной комнате. Вечерами она любила сидеть на подоконнике, и со стороны казалось, что она вся окутана невесомой цветной пыльцой. Как фея из сказки или волшебного сна.
Если бы только это всё оказалось сном!
Я провела ладонью по гладкой обложке дневника. Невидяще глядя перед собой в стену, нащупала страницы. Открыла наугад, как делала в детстве, когда хотела погадать.
Строчки сливались, в комнате сгустились молочные сумерки, предвестники белых ночей. Я вгляделась в идеально выписанные буквы.
«Maman такая наивная… Жалкая даже… Ходит, гундит про учебу, агрится из-за бардака, с папой какие-то дурацкие семейные советы устраивает. Это такой кринж! Она реально не видит, что у нее под носом творится. Прямо биполярочка какая-то. Даже я сразу просекла! Я думала, она специально притворяется, чтобы папаню прижать. Ну, там, подарки получить или деньги. А она просто не в курсах…Жесть! Держу за папу с Таней пальцы крестиком. С ними классно!»
Хлопнула дверь. Звук показался ужасающе громким, даже барабанные перепонки заболели.
– Я дома! – раздался Катин голос.
Я не шелохнулась. Слышала, как щелкнули все выключатели сразу, как зашумела в ванной вода, раздался тихий смех и невнятное бормотание. Катя разговаривала с кем-то по телефону и, судя по придыханию, это был Мирон.
На пороге комнаты она выросла неожиданно.