После развода. Колкие грани счастья

Первая глава

Вверху что-то звонко хрустнуло, кабинка лифта дёрнулась, и стремительно, с жутким скрежетом рухнула вниз.

Я завизжала от страха.

Стоявший рядом Андрей Александрович одним движением рванул меня на себя, упал на пол и перевернулся на спину, устраивая моё тело поверх своего. Вжимая меня в себя с силой.

Завоняло горелой проводкой.

Сердце заполошно билось в грудной клетке, и я, сделав вдох, замолчала.

Противный скрежет прекратился, лифт дернулся, я подпрыгнула на груди у мужчины, а он прижал меня еще ближе к себе.

Хотя куда еще?

Пол лифта под нами накренился, я съехала и уткнулась носом в шею генерального директора фирмы, в которую с трудом устроилась всего неделю назад помощником второго секретаря на испытательный срок.

Пах директор чем-то невероятно вкусным и незнакомым. Что-то очень мужское… можжевельник? Кедр? И ветивер? И этот запах расслаблял меня. Звал за собой. Кружил голову.

Я поймала себя на том, что хочу лизнуть такую близкую шею и слишком уж активно обнюхиваю директора. Зашевелилась, отстраняясь, но почувствовав давление директорской ладони, затихла.

Лежать было удобно. Одна большая, горячая мужская ладонь вжимала мои плечи в твердую грудь, а вторая с комфортом расположилась чуть ниже талии. Ещё не совсем там, но очень провокационно.

- Мне кажется, мы уже упали, — проговорила я негромко, с удивлением наблюдая, как реагирует на мои слова кожа на шее директора, покрываясь мурашками.

Ой!

Невольно задышала глубже, спасаясь запахом такой близкой и вожделенной кожи от облака вони проводки и, по своей привычке, застыла, не зная, как реагировать и что делать.

Начиналось сегодняшнее утро с замечательного настроения. Я страшно гордилась собой, что смогла найти работу. Всё-таки, даже несмотря на мой прекрасный диплом филфака МГУ, очередь из желающих видеть меня своим новым сотрудником не выстраивалась у ворот моего дома.

Перерыв в рабочем стаже у меня был критический. Да, что там, я ведь после института практически и не работала вовсе.

Сначала замужество, а после рождение ребёнка. Мне как-то совсем стало не до работы. А потом, через несколько лет Вадим сказал, что он не для того обеспечивает семью, чтобы я ошивалась в офисе среди незнакомых мужиков и работала там на чужого дядю. И я согласилась с ним.

Полгода назад, отметив с помпой пятнадцатилетие нашего брака, Вадим мне объявил, что хочет новую жену. Что я уже не подхожу под его требования. Стала слишком старой и неинтересной для него. Что я надоела ему, и он хочет развода. И я вновь, как всегда, согласилась с ним.

Я всегда соглашалась с ним и никогда не могла ему перечить. Так уж устроена. Мне физически сложно отстаивать своё мнение. Да и, честно признаться, я не могу однозначно сказать, какое оно – моё собственное?

Если я попадала в ситуацию, когда нужно было выразить свою точку зрения, если так случалось, и я оказывалась между несколькими оппонентами, то сначала выбирала из предложенных то мнение, что мне казалось правильным. Не моё. А правильное. И обычно это была позиция Вадима. Моего мужа.

Развод застал меня врасплох. Ударил под дых. Выбил из-под меня весь земной шар.

Я плохо помню первый месяц. Меня корежило и ломало так, что я не уверена в собственном рассудке. Я выла, как раненный зверь по ночам, стараясь, чтобы меня не услышал сын. Максим – единственное, что держало меня в тот момент на краю реальности. Мысль о том, что от хороших жен мужья не уходят, тем более - в никуда, грызёт меня изнутри голодным лисенком до сих пор.

Вадим ушёл из дома в тот же вечер, когда объявил о своем решении, и мы встретились в следующий раз только в зале заседания суда.

Я смотрела на своего мужа, застыв в собственном горе, и никак не могла понять, что он говорит? Как так вообще можно? Просто сказать «ты мне надоела» и разорвать, растоптать нашу семью? Разбить моё сердце, как ненужную и старую игрушку. Я вообще не слышала ничего вокруг.

Только нечеловеческие, светлые глаза стояли перед моим взором, выжигая в груди дыру размером с футбольный мяч.

После суда Вадим, глядя на меня своими неподвижными и холодными глазами, сказал, презрительно кривя губы, словно выплюнул:

- Какая ты жалкая, Машка.

И, развернувшись, ушёл.

Я с тех пор его не видела.

Знаю, что он созванивается с Максимом – нашим четырнадцатилетним сыном. Знаю, что по субботам Макс с отцом встречается. Сначала каждую неделю, а последнее время через раз. Максим обижается, злится, но что я могу сделать?

При разводе у меня на карточке остались деньги. Но они тратились очень быстро. Раньше Вадим перечислял на ведение хозяйства определённую сумму. Естественно, вот уже полгода я не получила от него ни копейки и мне приходится выворачиваться наизнанку, чтобы оплачивать дополнительные занятия Макса.

Работу я начала искать почти сразу. И чем быстрее таяли наши деньги, тем меньше требований я предъявляла к работодателям. Поэтому чистая должность помощника для меня была практически подарком!

И теперь такой конфуз!

Что же делать? Как повести себя, чтобы не потерять работу?

Пока я, застывшим кроликом хлопала глазами, Андрей Александрович ловко перевернулся набок и, отпустив меня, аккуратно встал на ноги. Затем помог мне подняться. Ну как помог? Практически сам, ухватив за талию, приподнял меня и поставил рядом с собой, придерживая.

Я пошатнулась.

За это время у лифта послышались голоса. Затем со скрежетом двери разжали какие-то люди в форме. И генеральный директор предприятия вынес меня на руках из искорёженного, вонючего и задымлённого лифта.

Я глотнула свежего воздуха и застонала. Так закружилась голова!

Андрей Александрович, прижав меня к себе ещё плотнее, крикнул, отвернувшись в сторону:

- Где врач?

- Как вас зовут, и кем вы работаете? – спросил он меня, осторожно и нежно усаживая на стул.

- Помощница второго секретаря, — пролепетала, стараясь не сильно пялиться на красиво очерченные губы директора.

Вторая глава

- Я не понимаю, это ведь невозможно, — начала не уверено, тихим голосом, но Вадим перебил меня, не потрудившись даже выслушать:

- Что ты там опять блеешь? Скажи внятно? Что тебе непонятно? До тебя не доходит, что я хочу продать свой дом, купленный на мои заработанные деньги?

Он раздражённо поджал губы и презрительно посмотрел на меня. Немигающим взглядом рептилии. Примораживая к полу, уничижая и выдавливая из меня волю к сопротивлению.

Как всегда.

- Вадим, ты не можешь так поступить с нами! Это ужасно, – тихо проговорила я сдавленным горлом и, чувствуя, как начинаю задыхаться, постаралась успокоиться.

Задышала на четыре счёта квадратом, как меня учила давным-давно моя мама. Не хватало ещё свалиться сейчас с приступом! Вадим ненавидит, когда я позволяю себе при нём задыхаться.

- Почему это я не могу распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению? – хмыкнул бывший муж.

Он смотрел на меня как на провинившуюся прислугу. Холодно и свысока. Он всегда выговаривал мне с таким лицом свои претензии. Намеренно унижал. И никогда я не могла ему ничего противопоставить. Он убивал меня этой манерой.

Время ползло, как замершая муха, отсчитывая холодным метрономом мгновения.

- Ладно, что с тобой можно обсуждать? – хмыкнув, проговорил Вадим и шагнул к выходу, продолжая негромко давать мне указания на ходу, — через тридцать дней, в понедельник, в доме не должно быть ни единой вашей тряпки. Я вызову клининг и подготовлю дом к просмотрам. Мне нужно успеть выставить на продажу к Новому году. Люди к празднику любят такой семейный дизайн.

Он холодно прополз склизким взглядом по стенам моего дома и остановился на фотографиях. Я в своё время заботливо обрамляла наши счастливые мгновения в специальные рамки. Мы делали их с сыном своими руками, вместе, и теперь они, все ещё висящие на стене, смотрелись странно. Как насмешка в склепе.

Вадим скривился, дёрнул презрительно губой и двинулся к выходу.

Он не оборачивался. Был уверен, что я тенью следую за ним и внимательно слушаю. Как всегда. Не перечу и не спорю. Молча глотаю свои слёзы, потому что Вадим не любит, когда я плачу.

- А как же я? Где нам с Максимом жить? – тихо проговорила ему в спину, собравшись с духом.

Вадим остановился и медленно повернулся ко мне лицом.

Холод прошил мой позвоночник, застыли руки, и айсберг поселился в желудке.

Морозным инеем всполошились волоски на затылке.

Я всегда боялась Вадима. Он старше меня на десять лет. Но дело не в этом. Он как-то так умеет разговаривать, так смотреть, что кровь стынет и, реально, ноги дрожат. При этом Вадим ни разу не ударил меня. Нет.

Но он много раз обижал меня словами. Постоянно принижая мою роль, мог сказать очень зло и обидно. Сказать, так что дыхание перехватывало, и сжималось сердце от ужаса несправедливости.

Меня вводили в ступор его поступки. Безжалостные. Слишком продуманные и очень прагматичные. Будто он разговаривает не с живым человеком, а с функцией. Машиной. И сам Вадим при этом становился автоматом. Бесчувственным и безжалостным. Чужим.

Я никогда не могла противостоять ему. У меня не хватало сил ему перечить. Никогда, до сегодняшнего дня.

- Максим переедет жить ко мне. А где будешь ты мне безразлично. Какое мне дело, где ошивается моя бывшая жена? – холодно, глядя мне в лицо, говорил бывший муж.

Кровь бросилась мне в лицо, скопилась в горле, и сердце застучало быстро и сильно, с каждым ударом царапаясь о рёбра. С отчаянием последнего рывка в жизни я запрокинула голову и, глядя в такие знакомые светлые глаза, искала в них понимание. Хоть что-то человеческое.

- Ты не посмеешь так поступить с ними! Я не позволю! – звеня слезами в голосе, срывающимся тоном выплюнула, застывая перед мощной фигурой бывшего мужа с отчаянием раздавленной птицы, защищающей своего птенчика.

Вадим поднял правую бровь, в недоумении осмотрел меня от макушки до пальчиков ног тягучим и липким взглядом, нехорошо хмыкнул, и, запрокинув голову, засмеялся.

Сухой, громкий каркающий звук, вырываясь из его дёргающегося горла, разносился по коридору и отзывался звоном где-то в глубине дома. Разбивая мою уютную тишину, ломая привычный уклад и убивая во мне жизнь.

Неконтролируемый, животный ужас приковал меня к полу, и даже, если бы я и попыталась, то не смогла бы сдвинуться ни на миллиметр с места. Не смогла бы не повернуть или опустить вздёрнутую в отчаянном жесте сопротивления голову. Словно я оказалась перед нечеловечески жестоким захватчиком, не знающим милосердия. Будто я в безнадёжном плену.

Бывший муж замолчал также внезапно и резко, как и начал смеяться. Просто выключил функцию смеха, как программа.

- Очень смешно это слышать от тебя. – Осклабившись, сказал Вадим и, развернувшись, резко рванул дверь на себя.

Я вздрогнула всем телом, будто он не ручку двери дёрнул, а мою живую руку вывернул, оставляя синяки на теле. Даже почувствовала, как зажгло от боли кожу, и заныло плечо.

- Можешь не провожать, — бросил он мне насмешливо, не оборачиваясь, перед тем как выйти, и хлопнул дверью.

Могу.

Вернее, я не могу тебя проводить. Меня приморозило к полу.

Ловцы ветра над дверью тоненько и жалобно заскулили, серебряными колокольчиками провожая хозяина. А я попыталась сглотнуть сухим горлом.

Визуал

Вадим Миронович Ахромцев. Бывший муж.

Мария Вячеславовна. Наша Маша)

и Андрей Александрович рядом с ней)

Третья глава

Я поздний ребёнок. Моему папе было почти пятьдесят, когда я родилась. А маме почти сорок.

Отец был университетским профессором. Его бывшие ученики-аспиранты, ещё сохранившиеся на кафедре истории, до сих пор встречают меня с улыбкой. Если я появляюсь в их поле зрения. Потому что всё своё детство я провела на их глазах. Между Московским университетом и коридорами музыкального училища прошло мое детство. Мама преподавала в Гнесинке класс фортепиано, а я делала уроки под разноголосый аккомпанемент.

Я была залюбленным, очень домашним ребёнком. Стеснительная и книжная девочка, с верой в людей и мечтой о любви.

Мы жили неподалёку от училища в длиннющем девятиподъездном доме, что находится на Новинском бульваре. Занимая просторную трёхкомнатную квартиру на троих, мы всегда были рады гостям. Папа часто приглашал к нам своих иногородних учеников.

В моём детстве было всё. Занятия в бассейне, шахматы с папой, обязательное посещение музыкальной школы, художественная студия, горные лыжи и литературный кружок. Родители старались дать мне всё, что было в их силах. Они воспитывали и растили меня человеком с широким кругозором.

Со мной очень много разговаривали, делились мыслями, своими переживаниями.

Мама любила театр, оперу. А папе больше нравилось проводить время в музеях. Как историк средневековья он был неисчерпаемым источником для меня потрясающих сюжетов. Все картины в Третьяковке оживали папиными стараниями в моём воображении.

А вот с замужеством мне не везло. Молодые люди обходили меня стороной. Моим сверстникам было скучно в моём обществе. Да и на факультете филологии, куда я поступила без труда, мальчиков немного. А ребятам постарше и с других факультетов я тоже была неинтересна со своими устаревшими взглядами и тягой поговорить. Ведь прежде, чем начинать хоть какие-то отношения, стоит выяснить, как этот конкретный мальчик смотрит на проблему большого переселения народов. И кто из поэтов ему ближе к душе: акмеисты или символисты?

Дурочка была, если смотреть сейчас с позиции брошенной мужем одинокой женщины.

С Вадимом я познакомилась случайно. На выставке мы с мамой искали подарок для папы. Я неловким движением залила водой рубашку молодого мужчины, и мама пригласила его зайти к нам переодеться. И как-то незаметно он стал вхож в наш дом.

А через два месяца Вадим мне сообщил, что намерен взять меня замуж.

Он не ухаживал за мной, как это описывали в моих любимых книгах. Он не дарил мне цветов и не читал стихи. Он просто женился на мне и сделал ребёнка. Сына. Мою радость и смысл моей жизни.

С возрастом родителям хотелось иметь свой большой и удобный дом с садом и большим участком. Вадим взялся им помочь.

Он в юности занимался тем, что покупал квартиры на этапе строительства, и потом перепродавал их. Когда дом уже был построен. Поэтому опыта в продаже ему было не занимать и родители доверились ему.

Сначала родители продали Вадиму по-родственному и по сходной цене нашу квартиру на Садовом. Этих денег на дом почему-то не хватало, и Вадим посоветовал папе приобрести землю под строительство.

К этому моменту мой муж купил нам наш первый дом. Максимке было два годика, и я полностью посвятила себя жилищу и ребёнку. Мне удалось в том доме воссоздать атмосферу английского загородного поместья. С цветочными обоями, каминами и креслами для чтения.

Когда у родителей деньги закончились, Вадим уговорил их продать ему нашу дачу под Одинцово.

Мама очень просила никому этот дом не перепродавать. Она хотела нянчить внука там, где росла сама в далёком детстве. Мечтала, как будет сидеть с ним в саду, который сажал ещё её дед…

С продажи этого дома всё и началось.

Мой муж перепродал нашу дачу через год.

Родители были в полной растерянности, не понимая, как так можно. До сих пор в моих ушах звучит отчаянное, мамино:

- Как ты только посмел так бесчеловечно поступить?

- Это моя собственность, и я вправе распоряжаться ей, как посчитаю нужным! Тем более, мне предложили очень хорошую цену, - спокойно ответил маме мой муж.

Маму увезли в больницу с сердечным приступом, и она так и не оклемалась от такого удара. А следом за ней ушёл и отец.

А Вадим продал наш «английский» дом и купил другой. Он попросил меня сосредоточиться на оформлении пространства для жизни. Запретил посещать кладбище. Ужесточил контроль. Не позволял мне горевать по родителям. И ругал за малейший намек на заплаканные глаза.

Дело в том, что после смерти папы откуда-то остались огромные долги. Кредиты. И мой муж обязался их погасить. До сих пор Вадим попрекает меня этими долгами. До сегодняшнего дня он мне всегда говорит:

- Я погасил кредиты твоего отца своими заработанными деньгами. Ты должна быть благодарна мне за это!

Я благодарна… Но нельзя же так… Это бесчеловечно!

Вадим не был жадным, когда мы жили вместе. Сначала он просто контролировал все мои покупки.

При этом сам он работал сутками.

Сейчас у него своя сеть кафе и кондитерских. Производство сладостей и хлебопекарня. Он не бедный человек. И главное – он создан, чтобы делать деньги.

Я, кстати, по его просьбе научилась делать дизайнерские столешницы из дерева и эпоксидной смолы. Художественно разработав и сделав каждую своими руками, я в едином стиле оформила одну из его кондитерских – кафетерий.

Причём договариваться с помещением, поставщиками, искать материалы и, естественно, придумывать дизайн мне пришлось самой без помощи мужа.

Но денег он ни на материалы, ни на аренду не жалел. Только требовал полный отчёт.

Единственно, в чём Вадим никогда меня не ограничивал – это траты на Максима.

Кстати!

Пора заканчивать воспоминания! Мне сегодня нужно ехать за сыном в школу! Нужно только встать, только заставить себя шевелится. Нужно как-то дышать и жить.