Я проснулась от звука, который не должна была услышать. Скрип входной двери, медленный, словно кто-то старался быть незаметным, эхом разнёсся по дому. Мои глаза распахнулись в темноте, сердце заколотилось, будто хотело вырваться из груди. Я лежала неподвижно, прислушиваясь, пытаясь убедить себя, что это просто ветер или старые доски в доме решили заговорить. Но тишина, последовавшая за скрипом, была слишком тяжёлой, слишком живой. Она дышала.
Я повернула голову к будильнику на тумбочке. Красные цифры мигали: 2:17. Мия спала в своей комнате наверху, её мягкое дыхание, наверное, наполняло воздух, но я не могла его услышать отсюда. Я сжала одеяло, пальцы впились в ткань. Закрыла ли я дверь на замок? Я всегда проверяла замки перед сном — привычка, въевшаяся в меня после развода, когда одиночество стало моим постоянным спутником. Но сегодня я была так уставшей после урока в школе и бесконечных споров с Марком по телефону, что могла забыть.
Я медленно села, стараясь не издать ни звука. Половицы под кроватью могли предательски скрипнуть, и я не хотела выдавать себя. Если кто-то был в доме, я должна была оставаться невидимой. Моя рука потянулась к телефону на тумбочке, но я замерла. Что, если звук уведомления выдаст меня? Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, но оно не слушалось. Это просто воображение, сказала я себе. Ты просто устала, Елена. Ты всегда была слишком мнительной.
Но затем я услышала ещё один звук — лёгкий, почти неуловимый шорох, как будто кто-то провёл пальцами по деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. К горлу подступила паника. Мия. Если кто-то был в доме, они могли направиться к ней. Я отбросила одеяло и встала, игнорируя холод, пробравший босые ноги. В комнате было темно, только лунный свет пробивался через щель в шторах, рисуя серебристую полоску на полу. Я схватила телефон, включила фонарик, но светила им вниз, чтобы не ослепить себя.
Тишина снова накрыла дом, но теперь она казалась мне живой, как зверь, затаившийся в углу. Я шагнула к двери спальни, стараясь двигаться бесшумно. Ручка была холодной под пальцами, и я повернула её так медленно, что, кажется, слышала, как металл трётся о металл. Дверь открылась беззвучно — спасибо старой привычке смазывать петли, чтобы не разбудить Мию.
Коридор был пуст. Тусклый свет от фонарика выхватывал знакомые очертания: вешалка с моим пальто, пара Мииных кроссовок у стены, зеркало, в котором отразилось моё бледное лицо. Я выглядела как привидение — растрёпанные каштановые волосы, тёмные круги под глазами, которые, кажется, стали моим постоянным макияжем. Я заставила себя сделать шаг вперёд, потом ещё один, прислушиваясь к каждому звуку. Дом, который я так любила за его уют, теперь казался чужим, полным теней, которые шевелились в углах моего зрения.
Я дошла до лестницы, ведущей вниз, в гостиную. Спускаться не хотелось. Если кто-то был внизу, я бы предпочла остаться наверху, рядом с Мией. Но я должна была проверить. Я должна была убедиться, что это всего лишь моя паранойя, что Марк не решил вернуться, чтобы напомнить мне, кто здесь главный. Он всегда умел давить, даже после развода, даже через километры, которые теперь нас разделяли.
Я спустилась на несколько ступенек, держась за перила. Фонарик дрожал в моей руке, свет прыгал по стенам, выхватывая фотографии, которые я всё ещё не сняла. Я и Марк на свадьбе, улыбающиеся, как будто знали, что такое счастье. Мия, только что родившаяся, в моих объятиях. Я отвела взгляд. Эти воспоминания были как нож, вонзающийся в грудь каждый раз, когда я на них смотрела.
Внизу всё было тихо. Я остановилась у последней ступеньки, вглядываясь в тёмную гостиную. Диван, журнальный столик, разбросанные игрушки Мии — всё на своих местах. Но входная дверь… Она была приоткрыта. Тонкая щель, через которую в дом пробирался холодный ночной воздух, покачивала край занавески. Я замерла, дыхание застряло в горле. Я точно закрывала её. Я всегда закрывала её.
Кто-то был здесь.
Я медленно подошла к двери, стараясь не издать ни звука. Мои пальцы дрожали, когда я коснулась ручки. Дверь была тяжёлой, деревянной, с облупившейся краской — мы с Марком собирались её покрасить, но так и не успели. Я потянула её на себя, закрывая, и повернула замок, дважды проверив, что он защёлкнулся. Но это не успокоило меня. Если кто-то был в доме, они могли всё ещё быть здесь. Или они ушли, оставив мне предупреждение.
Я вернулась в гостиную, водя фонариком по углам. Ничего. Ни следов, ни сломанных вещей, ни намёков на присутствие чужака. Но моё сердце всё равно колотилось, как будто знало что-то, чего я ещё не понимала. Я поднялась наверх, заглядывая в каждую комнату. Ванная — пусто. Кабинет, где я хранила свои школьные материалы, — нетронут. Комната Мии.
Я толкнула её дверь, стараясь не скрипеть. Мия спала, свернувшись калачиком под одеялом, её кудрявые волосы разметались по подушке. Её плюшевый кролик, которого она называла Банни, лежал рядом, одной лапой касаясь её щеки. Я выдохнула, но облегчение было мимолётным. Если кто-то был в доме, они могли прийти за ней. Эта мысль вонзилась в меня, как игла, и я почувствовала, как слёзы жгут глаза.
Я должна защитить её. Я не позволю никому забрать её у меня.
Я присела на край её кровати, глядя на её спокойное лицо. Мия была единственным, что держало меня на плаву после всего, что произошло с Марком. Его измена, его ложь, его угрозы забрать её через суд — всё это было как яд, медленно разъедавший меня изнутри. Но ради неё я должна была быть сильной. Я должна была быть умнее.
Я вернулась в свою комнату, но спать уже не могла. Я сидела на кровати, сжимая телефон, готовая набрать 911, если услышу хоть малейший шум. Но ночь оставалась тихой, и только мои мысли кричали, заглушая всё остальное. Я вспоминала Марка, его холодный взгляд, когда он говорил, что я никогда не справлюсь одна. Я вспоминала Сару, мою лучшую подругу, которая всегда была рядом, но в последнее время её слова казались слишком сладкими, слишком правильными. И я вспоминала себя — женщину, которая когда-то верила в любовь, в семью, в то, что всё будет хорошо.
Утро пришло слишком быстро, как будто ночь украла у меня несколько часов сна. Я сидела за кухонным столом, сжимая кружку с остывшим кофе, пока Мия, моя пятилетняя дочь, болтала о том, как её плюшевый кролик Банни вчера «спас её от монстра под кроватью». Её голосок, звонкий и полный жизни, был единственным, что удерживало меня от того, чтобы снова провалиться в тревогу, которая не отпускала после ночного происшествия. Я улыбнулась ей, стараясь, чтобы она не заметила, как мои руки дрожат, когда я подносила кружку к губам.
«Мам, а Банни может пойти со мной в садик?» — спросила Мия, её карие глаза, такие же, как у меня, сияли надеждой. Она держала кролика за ухо, его потрёпанная мордочка покачивалась над столом.
«Конечно, солнышко», — ответила я, погладив её по кудрявой макушке. — «Но только если он пообещает не есть все твои карандаши».
Она хихикнула, и этот звук был как бальзам. Но даже её смех не мог заглушить воспоминание о приоткрытой двери, о холодном воздухе, который пробрался в дом. Я бросила взгляд на входную дверь, теперь крепко запертую. Утром я проверила её трижды, повернув замок туда-сюда, пока пальцы не заболели. Всё было в порядке. Но это не успокаивало.
Я отхлебнула кофе, хотя он уже был горьким и холодным, как мои мысли. Что, если это был Марк? Эта мысль крутилась в голове, как заевшая пластинка. Мой бывший муж всегда умел напомнить о себе в самые неподходящие моменты. Его звонок вчера вечером, который я проигнорировала, был ещё одним доказательством того, что он не собирается оставлять меня в покое. После развода он то угрожал судом за опеку над Мией, то задерживал алименты, то просто звонил, чтобы «поговорить». Но проникнуть в мой дом? Это было бы слишком даже для него. Или нет?
«Мам, ты опять грустная», — сказала Мия, её голос выдернул меня из мыслей. Она смотрела на меня, наклонив голову, как маленький любопытный воробей.
«Я не грустная, милая. Просто задумалась», — я заставила себя улыбнуться шире, хотя чувствовала, как уголки губ дрожат. — «Давай собираться, а то опоздаем в садик».
Она кивнула, спрыгнула со стула и побежала за своим рюкзачком. Я смотрела, как она топает по коридору, её кудри подпрыгивали в такт шагам. Мия была моим якорем, моим смыслом. После того, как Марк разбил мне сердце, она стала единственным, что держало меня на плаву. Я не могла позволить, чтобы мои страхи коснулись её. Она заслуживала лучшего, чем мать, которая вздрагивает от каждого шороха.
Я встала, чтобы убрать посуду, но мой взгляд снова упал на входную дверь. Солнечный свет лился через маленькое окошко над ней, освещая потёртый коврик в прихожей. Всё выглядело так мирно, так нормально. Но я знала, что нормальность — это иллюзия, которую я пыталась поддерживать ради Мии. Мой дом, мой маленький уголок в Виллоубруке, больше не казался безопасным. Он был как старый свитер, который я любила, но который начал расползаться по швам.
Я заставила себя отвести взгляд и начала собирать Мии ланч: сэндвич с арахисовым маслом, яблоко, пакетик сока. Простые движения успокаивали, но не могли заглушить голос в голове, который шептал: Кто-то был здесь. Я вспомнила, как ночью свет фонарика дрожал в моей руке, как я проверяла каждый угол, ожидая увидеть… кого? Марка? Незнакомца? Призрака моих собственных страхов?
Я покачала головой, пытаясь отогнать эти мысли. Сегодня был обычный день. Мне нужно было отвезти Мию в садик, потом ехать в школу, где я преподавала литературу в начальных классах. Ученики, их шумные голоса, их вопросы — это было то, что помогало мне отвлечься. Но я знала, что сегодня будет сложнее. Ночь оставила след, как тень, которая цепляется за пятки.
«Мам, я готова!» — крикнула Мия из коридора, уже натягивая свои кроссовки. Я улыбнулась, несмотря на тяжесть в груди, и пошла к ней. Она стояла у зеркала, пытаясь завязать шнурки, но они запутались в узел. Я присела рядом, распутывая их, и почувствовала, как её маленькая рука коснулась моей щеки.
«Ты самая лучшая мама», — сказала она, и я чуть не расплакалась. Вместо этого я поцеловала её в лоб и помогла надеть рюкзак.
«А ты самая лучшая дочка», — ответила я, и на этот раз моя улыбка была настоящей.
Мы вышли из дома, и я снова проверила замок, дважды повернув ключ. Улица Мейпл-Лейн была такой же, как всегда: аккуратные газоны, клены, начинающие желтеть, соседка миссис Кларк, поливающая свои розы. Она помахала мне, и я помахала в ответ, но моё сердце сжалось. Виллоубрук был маленьким городком, где все знали друг друга, но теперь я чувствовала себя чужой. Как будто кто-то следил за мной, прячась за этими идеальными фасадами.
Я усадила Мию в машину, пристегнула её в кресле и села за руль. Пока мы ехали к садику, она напевала песенку про алфавит, а я пыталась сосредоточиться на дороге. Но мои мысли возвращались к ночи, к той приоткрытой двери. Я знала, что должна кому-то рассказать. Но кому? Полиции? Они посмеются надо мной — нет следов взлома, ничего не украдено. Марку? От этой мысли меня передёрнуло. Он только использует это против меня, скажет, что я нестабильна, что не могу заботиться о Мии.
Может, Сара? Моя лучшая подруга всегда была рядом, когда мне было тяжело. Она выслушала меня, когда я узнала об измене Марка, сидела со мной до полуночи, пока я плакала, держа в руках бокал вина. Но в последнее время что-то в ней изменилось. Её слова стали слишком осторожными, слишком правильными, как будто она репетировала их перед зеркалом. Я отмахнулась от этой мысли. Сара была моей опорой. Я просто устала, вот и всё.
Когда мы подъехали к садику, Мия выскочила из машины, крепко прижимая Банни к груди. Я проводила её до дверей, где воспитательница, мисс Эмма, улыбнулась нам.
«Доброе утро, Елена! Мия, готова рисовать сегодня?» — спросила она, наклоняясь к моей дочери.
Мия кивнула, а я заставила себя улыбнуться. «Спасибо, Эмма. Я заберу её в четыре».
Когда Мия скрылась за дверью, я почувствовала, как напряжение немного отпустило. Она была в безопасности. По крайней мере, здесь. Я вернулась в машину и поехала в школу, но мысли о ночи не отпускали. Я включила радио, надеясь, что музыка заглушит их, но даже весёлый поп-хит не мог прогнать ощущение, что что-то не так.
Утро в школе всегда было как буря, но сегодня я чувствовала себя в самом её центре. Дети носились по классу, их голоса сливались в гул, похожий на рой пчёл, а я стояла у доски, пытаясь объяснить, почему героиня в книге, которую мы читали, решила уйти из дома. Мои слова звучали механически, как будто кто-то другой говорил за меня. Я ловила себя на том, что смотрю в окно, на клены, чьи листья уже начали желтеть, и думала о той проклятой двери, которая не давала мне покоя вторые сутки..
«Мисс Елена, а почему она не осталась дома?» — спросил Джош, мальчик с растрёпанной чёлкой, который всегда задаёт вопросы, не поднимая руки.
Я моргнула, возвращаясь к детям. «Она хотела начать заново», — сказала я, стараясь улыбнуться. — «Иногда нужно уйти, чтобы найти себя».
Джош пожал плечами, явно не впечатлённый. А я? Я говорила о себе. После Марка, после его измены, я тоже пыталась начать заново. Но каждый день был как бег по кругу, и эта ночь с открытой дверью только всё усугубила. Я отвернулась к доске, чтобы никто не заметил, как я сжала губы, чтобы не заплакать. Не здесь, Елена. Держись.
Я знала, что выгляжу уставшей. Мэри, наша учительница музыки, уже спросила, всё ли у меня в порядке, когда я наливала кофе в учительской. Я отмахнулась, пробормотала что-то про недосып, но её взгляд был слишком внимательным. Я не хотела, чтобы кто-то копался в моих мыслях. Не сейчас, когда я сама не могла их разобрать.
В обед я сидела в уголке учительской, глядя на свой нетронутый салат, взяла ложку и начала есть, но ни один из кусочков овощей не перебил вкус страха. Мой телефон лежал рядом, и я всё ещё не ответила Саре. Её сообщение с вчерашнего дня висело в чате: «Эй, ты как? Давай вечером кофе выпьем, поболтаем». Я смотрела на эти слова, и в груди что-то сжималось. Сара всегда была моим спасением. Когда я узнала, что Марк мне изменял, она сидела со мной до утра, слушала, как я плачу, и подливала вино. Но теперь её слова, да вся она... кажется не той, за кого себя выдаёт.
Я напечатала: «Прости, сегодня не смогу. Может, завтра?» и отправила, пока не передумала. Я не хотела её обидеть, но что-то внутри меня шептало: будь осторожнее. Может, это просто усталость. Может, я накручиваю себя. Но после ночи я не была уверена ни в чём.
«Елена, ты сегодня как привидение», — сказала Мэри, садясь напротив с чашкой чая. Её улыбка была доброй, но глаза искали что-то в моём лице.
«Просто не выспалась», — ответила я, пожав плечами. — «Мия ночью капризничала».
Ложь далась легко, но Мэри не выглядела убеждённой. Я быстро убрала остатки салата в сумку и вышла, чтобы не дать ей задать ещё вопросов. Мне нужно было двигаться, делать что-то, чтобы не утонуть в своих мыслях.
День тянулся, как жвачка. Я вела уроки, проверяла тетради, но всё время думала о доме. О той двери. О том, как я стояла в темноте, сжимая телефон, готовая звонить в полицию, но слишком напуганная, чтобы нажать кнопку. Я пыталась убедить себя, что это был ветер. Или я забыла закрыть дверь. Но я не забывала. Никогда. После того, как Марк ушёл, я стала проверять всё по три раза — замки, окна, даже розетки. Это было моим способом держать жизнь под контролем, когда всё остальное разваливалось.
К четырём я забрала Мию из садика. Она выбежала ко мне, размахивая листком с нарисованным домиком и солнцем. «Мам, это наш дом!» — гордо сказала она, тыча пальцем в кривые линии.
«Красиво, милая», — ответила я, обнимая её. Её тепло, её запах — как клубничный шампунь — были единственным, что казалось настоящим. Я пристегнула её в кресле, и мы поехали домой. Но пока мы ехали по Мейпл-Лейн, я то и дело смотрела в зеркало заднего вида. Мне казалось, что кто-то следит за нами. Дорога была пустой, но это не помогало. Я чувствовала себя как мышь в клетке.
Когда мы вошли в дом, я сразу проверила замок. Мия побежала в гостиную, включила телевизор и начала смотреть свой любимый мультфильм про щенков. Я стояла в прихожей, глядя на дверь. Она была закрыта, ключ на месте. Но моё сердце всё равно билось быстрее, чем нужно. Этот дом, который я так любила за его уют — старый деревянный пол, большие окна, запах ванили от свечей, — теперь казался мне чужим. Как будто он знал что-то, чего не знала я.
«Мам, ты опять проверяешь?» — спросила Мия, не отрываясь от экрана. Её голос был таким лёгким, но он резанул меня. Она видела. Она всегда видела больше, чем я хотела.
«Просто хочу, чтобы всё было хорошо», — ответила я, стараясь улыбнуться. Но внутри я кричала: Я не хочу, чтобы ты боялась, Мия. Я не хочу, чтобы ты знала, как мне страшно.
Я пошла на кухню, чтобы приготовить ужин. Нарезала морковь, поставила воду для спагетти. Простые дела успокаивали, но не до конца. Я открыла ящик за ножом и замерла. На столе лежала открытка. Старая, потёртая, с изображением моря. Я сразу узнала её — мы с Марком купили её на медовый месяц, на пляже в Мэне. Я писала на ней что-то глупое, вроде «Люблю тебя вечно». Она должна была быть в коробке в шкафу, вместе с другими вещами, которые я не могла заставить себя выбросить.
Я взяла открытку, и мои пальцы задрожали. Кто-то достал её. Кто-то положил её сюда, прямо на стол, где я не могла не заметить. Это не могла быть Мия — она не знала про коробку. Это не могла быть я — я бы запомнила. Мой желудок сжался, и я почувствовала, как колени становятся ватными.
«Мия, ты брала что-нибудь на кухне?» — крикнула я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
«Нет, мам! Я с щенками!» — ответила она, и я услышала, как она хихикает над мультфильмом.
Я сглотнула, глядя на открытку. Это было как удар. Кто-то хотел, чтобы я её увидела. Кто-то хотел напомнить мне о Марке, о том, что было. Мои мысли метались. Может, это он? Он знал, где я храню старые вещи. Он мог взять ключ, который я прятала в саду. Или это кто-то другой? Но кто?
Я убрала открытку в ящик, не в силах смотреть на неё. Мои руки дрожали, пока я резала овощи, но я заставляла себя двигаться. Ужин. Мия. Нормальность. Я должна была держаться ради неё. Но внутри я чувствовала, как страх растёт, как тень, которая становится длиннее с каждым часом.
Я сидела в кабинете адвоката, сжимая ручки сумки так, что костяшки побелели. Офис был тесный, пахло бумагой и старым кофе. Мистер Грэм, мужчина с седыми висками и усталыми глазами, листал какие-то документы, а я пыталась сосредоточиться на его словах. Но мои мысли были где-то в другом месте — на той открытке, лежащей теперь в ящике на кухне, на её потёртых уголках, на словах, которые я писала Марку, думая, что мы будем вместе навсегда.
«Елена, я понимаю ваши опасения», — сказал мистер Грэм, откидываясь на стуле. Его голос был спокойным, но в нём сквозило что-то вроде усталости, как будто он слышал такие истории тысячу раз. — «Но без доказательств, что Марк нарушает условия опеки или представляет угрозу, суд не примет ваши подозрения всерьёз».
«Он угрожал забрать Мию», — сказала я, и мой голос дрогнул. — «Он звонит, пишет, говорит, что я не справляюсь. А теперь эта открытка… Кто-то был в моём доме».
Грэм вздохнул, поправляя очки. «Вы уверены, что это не вы сами её достали? Стресс может играть с памятью».
Я стиснула зубы. Я знала, что он хочет помочь, но его слова звучали как обвинение. Как будто я выдумала всё это, чтобы привлечь внимание. «Я не сумасшедшая», — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — «Я храню эти вещи в коробке. В шкафу. Мия туда не лазает. И я бы запомнила, если бы доставала её».
Он кивнул, но я видела, что он не верит мне до конца. «Хорошо. Мы можем подать запрос на усиление условий опеки, но нам нужны факты. Записи, свидетели, что-то конкретное. Вы проверяли камеры? Соседей спрашивали?»
Я покачала головой. Камер у меня не было, а миссис Кларк, моя соседка, вряд ли заметила бы что-то, кроме своих роз. «Я подумаю, что можно сделать», — пробормотала я, чувствуя, как надежда ускользает.
Когда я вышла из офиса, солнце уже садилось, окрашивая небо над Виллоубруком в розовые и оранжевые полосы. Я села в машину, но не завела мотор. Просто сидела, глядя на свои руки, всё ещё сжимавшие руль. Я не сумасшедшая. Но почему тогда я чувствовала себя так, будто схожу с ума? Открытая дверь, открытка, эти шорохи ночью — всё это складывалось в пазл, но я не видела картинки. Только знала, что она пугает меня.
Я достала телефон и посмотрела на сообщение от Сары, которое пришло, пока я была у адвоката. «Завтра в 7 в кафе на углу? Я угощаю». Я хотела согласиться. Хотела рассказать ей всё, выложить, как я боюсь, как не сплю, как думаю, что Марк играет со мной. Но что-то останавливало меня. Её забота, её улыбки — они были такими знакомыми, но теперь в них чудилось что-то чужое. Как будто она смотрела на меня не как подруга, а как… кто? Я покачала головой. Это было глупо. Сара была со мной, когда всё рухнуло. Она не могла быть частью этого.
Или могла?
Я написала: «Ок, давай в 7», — и нажала «отправить». Может, встреча с ней поможет мне разобраться. Или хотя бы отвлечёт от этого кошмара.
Когда я вернулась домой, Мия была у миссис Кларк. Я попросила её посидеть с ней, пока я ездила к адвокату. Мия сидела на ковре в гостиной соседки, рисуя что-то яркими фломастерами, а миссис Кларк угощала её домашним печеньем. Запах ванили и сахара наполнял её дом, и на секунду я почувствовала себя в безопасности. Но только на секунду.
«Спасибо, что присмотрели за ней», — сказала я, улыбаясь миссис Кларк. Она была пожилой, с добрыми глазами и вечным садовым фартуком, но я не могла заставить себя рассказать ей о своих страхах.
«Всегда рада, Елена», — ответила она, поправляя очки. — «Мия такая умница. Правда, немного спрашивала, почему ты так часто проверяешь двери».
Я замерла. «Она… спрашивала?»
Миссис Кларк кивнула. «Сказала, что ты всё время ходишь по дому, проверяешь замки. Дети замечают больше, чем мы думаем».
Я выдавила улыбку, но внутри всё сжалось. Мия видела. Конечно, она видела. Она была маленькой, но не глупой. Я взяла её за руку, и мы пошли домой. Её ладошка была тёплой, и я сжала её чуть сильнее, чем нужно. «Мам, ты чего?» — спросила она, глядя на меня своими большими глазами.
«Ничего, милая. Просто люблю тебя», — ответила я, и она улыбнулась, прижимая к себе своего кролика.
Дома я включила Мие мультфильм, чтобы она отвлеклась, а сама прошла по комнатам, проверяя всё. Окна закрыты. Замки на месте. Ничего странного. Но когда я зашла в свою спальню, моё сердце пропустило удар. На моей кровати лежал шарф. Мой старый шарф, голубой, с бахромой, который я носила, когда мы с Марком только встречались. Я не доставала его годами. Он был в той же коробке, что и открытка, в шкафу, под кучей старых свитеров.
Я подошла к кровати, медленно, как будто шарф мог исчезнуть, если я моргну. Но он был там, аккуратно разложен, как будто кто-то хотел, чтобы я его заметила. Мои руки дрожали, когда я взяла его. Ткань была мягкой, пахла пылью и чем-то ещё — может, моим старым парфюмом. Я сжала его в кулаке, чувствуя, как гнев смешивается со страхом. Это было уже слишком. Кто-то играл со мной, и я не знала, кто.
«Мия!» — крикнула я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — «Ты была в моей комнате?»
Она выглянула из гостиной, всё ещё держа своего кролика. «Нет, мам. Я смотрела щенков».
Я кивнула, но мои мысли крутились, как карусель. Это не могла быть Мия. Она не знала про коробку, не могла залезть в шкаф. Я бросила шарф на кровать и пошла в гостиную, пытаясь дышать ровно. Мия смотрела на меня, её глаза были серьёзными. «Мам, ты боишься?» — спросила она тихо.
Я опустилась на колени рядом с ней. «Нет, милая. Я просто… устала. Всё будет хорошо».
Но я лгала. Я боялась. Боялась, что Марк решил напомнить мне о себе. Боялась, что это кто-то другой. Боялась, что я начинаю сходить с ума. Я обняла Мию, прижимая её к себе, и её тепло было единственным, что не давало мне развалиться.
Позже, когда я уложила Мию спать, я сидела на кухне, глядя на шарф, который принесла вниз. Я не могла оставить его в спальне — он будто смотрел на меня. Я открыла телефон и написала Саре: «Можно встретиться пораньше? Мне правда нужно поговорить». Я не знала, доверяю ли ей, но мне нужно было с кем-то поделиться. Нужно было услышать, что я не схожу с ума.
Я толкнула стеклянную дверь кафе на углу Мейпл-Лейн, и колокольчик над входом звякнул, как будто приветствуя меня. Внутри пахло свежесваренным кофе и корицей, а мягкий свет ламп отражался в деревянных столиках. Это место всегда было моим убежищем — здесь я пила латте с Сарой, когда ещё верила, что моя жизнь с Марком будет вечной. Теперь же, сидя в углу с видом на улицу, я чувствовала себя не в своей тарелке. Моя сумка лежала на коленях, пальцы нервно теребили ремешок. Я пришла на полчаса раньше, чтобы собраться с мыслями, но они только путались.
Сара вошла ровно в шесть, её каблуки цокали по деревянному полу. Она выглядела, как всегда, безупречно: светлые волосы уложены в лёгкие волны, голубое платье сидит идеально, улыбка такая, будто она только что вышла из рекламы. Я поймала себя на мысли, что завидую её уверенности, её лёгкости. У меня же под глазами были тени, которые ни один консилер не мог скрыть.
«Елена, ты уже тут!» — воскликнула она, садясь напротив. Её сумочка от какого-то модного бренда шлёпнулась на стул рядом. — «Я думала, ты опоздаешь, ты же вечно бегаешь с Мией».
Я выдавила улыбку. «Мия у миссис Кларк. Решила прийти пораньше».
Она кивнула, её глаза скользнули по моему лицу, и я почувствовала себя под микроскопом. «Ты выглядишь усталой», — сказала она, наклоняясь ближе. — «Всё в порядке? Ты вчера что-то писала, что тебе нужно поговорить».
Я сглотнула, не зная, с чего начать. Открытая дверь, открытка, шарф — всё это крутилось в голове, но я боялась, что, если скажу вслух, это станет слишком реальным. Или, наоборот, Сара скажет, что я преувеличиваю, и я почувствую себя глупо. Я посмотрела на неё, на её тёплую улыбку, и на секунду мне захотелось рассказать всё. Она была моей подругой. Она должна была понять.
«Я… не знаю», — начала я, теребя салфетку. — «Последние дни были странными. Дома что-то происходит. То дверь открыта, то вещи не на месте».
Сара подняла брови, её глаза расширились, но в них мелькнуло что-то, чего я не могла разобрать. «Вещи не на месте? Как это?»
Я рассказала ей про дверь, про открытку с медового месяца, про шарф на кровати. Мои слова звучали сбивчиво, как будто я пыталась собрать пазл, но куски не подходили. Пока я говорила, официантка принесла нам кофе — латте для меня, капучино для Сары. Я сжала тёплую кружку, надеясь, что она успокоит дрожь в руках.
«Елена, это звучит… жутко», — сказала Сара, когда я закончила. Её голос был мягким, но в нём было что-то ещё, как будто она подбирала слова. — «Ты уверена, что это не ты? Ну, знаешь, стресс, усталость… Ты столько пережила с Марком».
Я замерла. Её слова были такими знакомыми, такими заботливыми, но они резанули меня. «Я не выдумываю», — сказала я, и мой голос был резче, чем я хотела. — «Я знаю, где храню свои вещи. Кто-то был в моём доме».
Сара подняла руки, как будто сдаваясь. «Эй, я не это имела в виду. Я просто волнуюсь за тебя. Ты и так на пределе — работа, Мия, этот развод. Может, тебе стоит взять отпуск? Отдохнуть немного?»
Я посмотрела на неё, пытаясь понять, что скрывается за её словами. Она выглядела искренней, но её тон, её взгляд… Что-то было не так. Как будто она знала больше, чем говорила. Или это я опять накручиваю себя? Я отхлебнула кофе, но он показался горьким, хотя я добавила сахар.
«Я не могу взять отпуск», — сказала я, глядя в кружку. — «Мне нужно работать. И я не могу оставить Мию. Если это Марк… он угрожал забрать её. Я должна быть начеку».
Сара наклонилась ближе, её рука коснулась моей. Её пальцы были холодными, несмотря на тёплый вечер. «Марк? Ты правда думаешь, что он мог зайти в твой дом? Это… это серьёзно, Елена. Ты говорила с полицией?»
Я покачала головой. «У меня нет доказательств. Только эта дверь, открытка, шарф… Полиция скажет, что я параноик».
Она кивнула, её губы сжались в тонкую линию. «Может, тебе стоит поставить камеры? Ну, знаешь, для спокойствия. Чтобы точно знать, что происходит».
Я посмотрела на неё, и на секунду мне показалось, что в её глазах мелькнула тень. Или это был просто свет от лампы? «Камеры… да, я думала об этом», — сказала я медленно. — «Но это дорого. И я не знаю, с чего начать».
«Я могу помочь», — быстро сказала Сара. — «У меня есть знакомый, он ставит системы безопасности. Могу дать тебе его номер».
Её энтузиазм был таким знакомым, таким… Сариным. Но я не могла избавиться от чувства, что она слишком торопится. Как будто хочет, чтобы я сделала что-то конкретное. Я кивнула, но внутри всё сжалось. Почему я не доверяю ей? Она была моей подругой больше десяти лет. Она знала меня лучше, чем кто-либо. Но этот шёпот в голове, этот голос, который говорил мне быть осторожнее, становился громче.
«Спасибо», — сказала я, заставляя себя улыбнуться. — «Я подумаю».
Мы замолчали, и тишина была неловкой, как будто мы обе знали, что что-то не так. Сара отхлебнула кофе, её длинные пальцы обхватили кружку. «Елена, я правда за тебя волнуюсь», — сказала она наконец, глядя мне в глаза. — «Ты всегда была сильной, но сейчас… ты как будто на грани. Может, тебе стоит поговорить с кем-то? С терапевтом, например?»
Я почувствовала, как гнев вспыхнул во мне, но я подавила его. «Я в порядке», — сказала я, хотя это была ложь. — «Просто… пытаюсь разобраться».
Она кивнула, но её взгляд был слишком внимательным, как будто она искала трещину в моём фасаде. Я отвела глаза, глядя на улицу. Люди проходили мимо, смеялись, держались за руки. Виллоубрук выглядел таким мирным, таким нормальным. Но я знала, что нормальность — это маска, которую я носила ради Мии. И ради себя.
Когда мы допили кофе, Сара настояла, чтобы заплатить. «Это за мной», — сказала она, улыбаясь. Я поблагодарила, но её улыбка казалась мне натянутой, как будто она играла роль. Мы вышли из кафе, и прохладный вечерний воздух ударил в лицо. Сара обняла меня на прощание, её духи — что-то сладкое, с ноткой жасмина — остались на моём пальто.
«Позвони, если что-то случится», — сказала она, глядя мне в глаза. — «Я всегда рядом, ты знаешь».
Я стояла у доски, держа мел, который крошился в моих пальцах, пока дети шумели, перебрасываясь карандашами. Сегодня мы читали рассказ о мальчике, который потерял своего пса, и я пыталась объяснить, почему он не сдавался, искал его до конца. Но мои слова звучали тускло, как будто я сама не верила в них. Мой взгляд то и дело скользил к окну, где за стеклом качались ветки клёнов, роняя жёлтые листья на школьный двор. Виллоубрук выглядел таким спокойным, но я знала, что это обман. Мой дом, моя жизнь — всё было далеко от спокойствия.
«Мисс Елена, а вы бы искали своего пса?» — спросила Эмма, девочка с двумя косичками, её глаза сияли любопытством.
Я заставила себя улыбнуться. «Конечно, Эмма. Я бы искала, пока не нашла». Но внутри я думала: А что, если я ищу не там? Открытая дверь, открытка, шарф, кулон — всё это было как следы, но они вели в никуда. Или к кому-то, кого я пока не видела.
Дети зашумели, обсуждая рассказ, и я дала им задание — написать, что бы они сделали на месте героини. Пока они скрипели карандашами, я присела за свой стол, пытаясь собраться. Но мысли крутились вокруг вчерашнего разговора с Сарой. Её слова, такие мягкие, такие заботливые, но с каким-то странным привкусом. «Ты на пределе», — сказала она. Как будто знала, что я могу сломаться. Я покачала головой, отгоняя эти мысли. Сара была моей подругой. Она не могла быть частью этого.
В учительской во время перерыва было шумно. Коллеги обсуждали школьные дела, кто-то смеялся над шуткой, кто-то жаловался на родителей учеников. Я сидела в углу с чашкой чая, который уже остыл, и листала тетрадь, делая вид, что проверяю работы. Но я слышала, как Мэри и Линда, учительницы математики и музыки, шептались за соседним столом.
«Елена выглядит неважно», — сказала Мэри, понизив голос, но не настолько, чтобы я не услышала. — «Я слышала, её развод был тяжёлым. Марк, кажется, совсем её доконал».
«Бедняжка», — ответила Линда, качая головой. — «Одной растить ребёнка, да ещё с таким бывшим… Я бы на её месте уже сбежала».
Я сжала ручку, чувствуя, как щёки горят. Они говорили обо мне, как будто я была героиней какой-то жалостливой истории. Я хотела встать, сказать, что всё слышала, что я справляюсь, что я не жертва. Но я осталась сидеть, уставившись в тетрадь, где слова учеников расплывались перед глазами. Они не знали, через что я прошла. Не знали, каково это — найти сообщения в телефоне Марка, понять, что всё, во что я верила, было ложью.
Год назад. Лето. Наша кухня пахла свежим хлебом, который я испекла для ужина. Мия спала наверху, а Марк задерживался на работе — как он сказал. Его телефон лежал на столе, экран светился от нового сообщения. Я не хотела смотреть. Я никогда не проверяла его телефон, потому что доверяла ему. Но что-то — может, интуиция, может, усталость от его поздних возвращений — заставило меня взять его в руки.
Я ввела пароль — день рождения Мии. Экран загорелся, и я открыла сообщения. Имя «Кейт» было первым в списке. «Ты сегодня был невероятным», — писала она, и дальше — слова, которые я не могла читать, но не могла отвести взгляд. Любовные признания, планы встреч, шутки, которые он никогда не рассказывал мне. Мои руки дрожали, телефон чуть не выскользнул. Я листала дальше, и каждое сообщение было как удар. Он писал ей, как скучает, как мечтает быть с ней. А мне говорил, что задерживается из-за работы.
Я сидела на кухне, пока не услышала, как его машина подъехала к дому. Когда он вошёл, я всё ещё держала его телефон. Он замер, увидев моё лицо. «Елена, что ты делаешь?» — спросил он, но его голос был не злым, а холодным, как будто он уже знал, что я нашла.
«Кто такая Кейт?» — спросила я, и мой голос был чужим, хриплым. Я ждала, что он будет отпираться, лгать, но он просто смотрел на меня, как будто решая, стоит ли мне отвечать.
«Это не то, что ты думаешь», — сказал он наконец, но его глаза говорили другое. Он даже не пытался извиниться. Он просто стоял, высокий, уверенный, как будто это я сделала что-то не так.
Я бросила телефон на стол, и он ударился с глухим стуком. «Уходи», — сказала я, и каждое слово резало меня изнутри. — «Я не хочу тебя видеть».
Он ушёл той же ночью. А я сидела на кухне, глядя на хлеб, который так и не подала к ужину, и чувствовала, как моя жизнь рушится. Я думала о Мие, спящей наверху, о том, как я объясню ей, почему папа больше не живёт с нами. Я думала о себе, о том, как я могла не заметить, что он лгал мне годами. И я решила, что подам на развод. Потому что я заслуживала большего. Мия заслуживала большего.
Я моргнула, возвращаясь в учительскую. Мэри и Линда всё ещё шептались, но теперь о чём-то другом. Я собрала свои вещи и вышла, не сказав ни слова. Их жалость была как соль на рану, и я не хотела, чтобы они видели, как я сжимаю кулаки, чтобы не заплакать.
Остаток дня я провела на автопилоте. Объясняла детям, как писать эссе, помогала с заданиями, но всё время думала о том, что нашла вчера — кулон в ящике. Он лежал там, маленький, серебряный, как напоминание о том, что Марк всё ещё держит меня в своей тени. Я не рассказала об этом Саре в кафе. Не знаю почему. Может, потому, что её слова о моём стрессе всё ещё звенели в ушах. Может, потому, что я боялась услышать, что я сама виновата.
Когда уроки закончились, я осталась в классе, собирая тетради. Тишина школы после звонка была почти оглушительной — только скрип стульев да далёкие голоса уборщиков. Я сидела за столом, глядя на стопку тетрадей, и чувствовала, как усталость наваливается на меня. Я хотела быть сильной, ради Мии, ради себя, но каждый новый день был как шаг по тонкому льду.
Я достала телефон, чтобы проверить время, и увидела пропущенный звонок от Марка. Снова. Мой желудок сжался. Что, если это он? Что, если он копается в моих вещах, оставляет эти напоминания, чтобы держать меня в страхе? Я покачала головой. Это было слишком. Даже для него.
Я сидела на диване, сжимая кружку с травяным чаем, который так и не выпила. Мия спала наверху, её комната была тихой, только слабый свет ночника пробивался под дверь. Телевизор в гостиной работал на минимальной громкости, показывая какой-то старый фильм, но я не смотрела на экран. Мой взгляд был прикован к записке, лежащей на журнальном столике. «Смотри». Одно слово, написанное аккуратным почерком, но оно жгло меня, как уголь. Я не знала, кто это написал, но оно было как предупреждение, как насмешка. Я спрятала записку в ящик, но её тень всё равно висела надо мной.
Мой телефон завибрировал, и я вздрогнула, чуть не пролив чай. Экран загорелся, показывая имя Марка. Мой желудок сжался. Я не хотела отвечать, но знала, что он не отстанет. Он никогда не отставал. Я глубоко вдохнула и нажала «принять».
«Елена», — его голос был гладким, как всегда, с той самой уверенностью, которая когда-то меня привлекла, а теперь вызывала только раздражение. — «Нам нужно поговорить».
«О чём?» — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Я не хотела показывать, как меня трясёт.
«О Мие», — сказал он, и я услышала, как он делает паузу, как будто подбирая слова. — «Я хочу пересмотреть условия опеки. Она должна проводить больше времени со мной».
Я сжала кружку так, что пальцы заболели. «У нас есть соглашение, Марк. Ты видишь её каждые вторые выходные. Этого достаточно».
Он засмеялся, но смех был холодным, без тени веселья. «Достаточно? Елена, ты серьёзно? Ты едва справляешься. Работа, дом, всё это… Я слышу, как ты устала, даже по телефону».
Его слова были как пощёчина. Я встала, не в силах сидеть спокойно, и начала ходить по гостиной, держа телефон у уха. «Я справляюсь», — сказала я, и мой голос был резче, чем я ожидала. — «Мия счастлива. Ей хорошо со мной».
«Хорошо?» — переспросил он, и я представила, как он сидит в своём офисе, в своём идеальном костюме, с этой своей ухмылкой. — «Ты уверена? Потому что я слышу, что ты на грани. И я не хочу, чтобы моя дочь росла с матерью, которая не может держать себя в руках».
Я остановилась, чувствуя, как кровь стучит в висках. «Не смей говорить мне, что я не могу заботиться о своей дочери», — сказала я, почти шёпотом, но в каждом слове была сталь. — «Ты тот, кто разрушил нашу семью, Марк. Не я».
Он замолчал, и я услышала, как он выдыхает, как будто сдерживая гнев. «Я не собираюсь спорить, Елена. Я просто хочу, чтобы Мия была в безопасности. Если ты не можешь этого обеспечить, я обращусь в суд».
Суд. Это слово ударило меня, как молоток. Я знала, что он может это сделать. У него были деньги, связи, адвокаты. А у меня? У меня была только Мия и этот дом, который теперь казался мне чужим. «Ты не заберёшь её», — сказала я, и мой голос дрогнул, несмотря на все усилия. — «Я не позволю».
«Посмотрим», — ответил он, и в его тоне была такая уверенность, что я почувствовала, как пол уходит из-под ног. — «Подумай, Елена. Я не хочу войны, но я сделаю то, что нужно для Мии».
Он повесил трубку, и я осталась стоять посреди гостиной, сжимая телефон так, что он врезался в ладонь. Я хотела кричать, швырнуть что-нибудь в стену, но вместо этого я просто стояла, слушая, как тикают часы на стене. Марк всегда знал, как найти мои слабые места. Он знал, как заставить меня чувствовать себя маленькой, беспомощной. И теперь он использовал Мию, чтобы держать меня на крючке.
Я медленно опустилась на диван, чувствуя, как усталость накатывает. Я вспомнила, как он смотрел на меня, когда я узнала об измене. Его холодные глаза, его спокойствие, как будто я была той, кто сделал что-то не так. И теперь он звонит, угрожает, как будто имеет право решать, что лучше для нашей дочери.
Я посмотрела на журнальный столик, где лежал мой ноутбук. Вчера я искала камеры видеонаблюдения, но так и не решилась ничего заказать. Они были дорогими, а мой бюджет трещал по швам. Но после этого звонка я поняла, что не могу больше ждать. Если Марк собирался играть грязно, я должна была быть готова. Я открыла ноутбук и начала листать сайты, выбирая самую простую систему, которую могла себе позволить. Мои пальцы дрожали, пока я заполняла форму заказа, но я заставила себя продолжать. Это был мой способ взять контроль, хоть какой-то.
Когда я закончила, я поднялась наверх, чтобы проверить Мию. Она спала, её кудри разметались по подушке, а плюшевый кролик лежал рядом. Я поправила её одеяло, чувствуя, как сердце сжимается. Она была такой маленькой, такой невинной. Я не могла позволить Марку использовать её, чтобы сломать меня.
Я вернулась в гостиную и села, глядя в окно. Улица Мейпл-Лейн была тёмной, только фонарь на углу мигал, как будто не мог решиться, гореть или нет. Я вспомнила, как мы с Марком выбирали этот дом. Как он обещал, что мы будем счастливы здесь. Как я верила ему. Теперь этот дом был моим, но он не чувствовался моим. Он был полон теней, которые я не могла объяснить.
Я достала телефон и открыла чат с Сарой. Я хотела рассказать ей о звонке Марка, о его угрозах, но мои пальцы замерли. Её слова в кафе — «Ты на пределе» — всё ещё звенели в голове. Она была моей подругой, но я не могла избавиться от чувства, что она знает больше, чем говорит. Вместо этого я написала: «Спасибо за вчера. Скоро поговорим». Коротко, нейтрально. Я не была готова делиться. Пока нет.
Я встала и пошла проверить замки — привычка, которая теперь была частью меня. Всё было закрыто, но это не успокаивало. Я вернулась на диван и открыла ноутбук, проверяя статус заказа камер. Они должны были прийти через пару дней. Два дня. Я могла продержаться два дня.
Но когда я закрыла ноутбук, мой взгляд упал на полку у стены. Там стояла маленькая статуэтка — керамическая сова, которую мы с Марком купили на ярмарке, когда Мия была ещё младенцем. Она всегда стояла ровно, но теперь она была слегка сдвинута, как будто кто-то коснулся её и не поставил на место. Я подошла ближе, чувствуя, как пульс ускоряется. Я не трогала её. Мия не могла достать — полка была слишком высокой.
Я сидела на диване, обхватив колени, в гостиной, где тикали настенные часы, отмеряя время, которое казалось бесконечным. Мия уже спала наверху, её комната была тихой, только слабый скрип пола нарушал тишину, когда дом оседал в ночной прохладе. На журнальном столике передо мной лежал старый фотоальбом, который я достала из шкафа, не совсем понимая зачем. Может, хотела напомнить себе, кем я была до всего этого — до Марка, до развода, до этих записок, которые жгли мне карман.
Я открыла альбом, и пыльные страницы зашуршали под пальцами. Первое фото было с нашей свадьбы: я в белом платье, с улыбкой, которая тогда казалась вечной, и Марк, обнимающий меня, его глаза сияют, как будто он действительно любил меня. Я смотрела на эту девушку и не узнавала её. Она была такой наивной, такой доверчивой. Я провела пальцем по её лицу, чувствуя, как одиночество накатывает, как волна. Этот дом, который мы выбирали вместе, теперь был только моим, но он казался пустым, как будто стены впитали все мои потери.
Я перевернула страницу. Мия, только родившаяся, в моих руках, её крошечное личико сморщено, как у котёнка. Я улыбнулась, но улыбка была горькой. Она была единственным, что осталось от той жизни, которую я планировала. Я закрыла альбом, не в силах смотреть дальше. Эти фотографии были как ножи, каждый резал по-своему.
«Мам?» — голос Мии, тихий и сонный, заставил меня вздрогнуть. Я повернулась и увидела её в дверях гостиной, в пижаме с единорогами, сжимающую своего плюшевого кролика. Её кудри были растрёпаны, глаза полузакрыты.
«Милая, почему ты не спишь?» — спросила я, отложив альбом и встав с дивана. Я подошла к ней и присела, чтобы быть на одном уровне.
«Мне приснилось, что Банни потерялся», — сказала она, её голос дрожал. — «Я проснулась, а он был на полу».
Я обняла её, чувствуя тепло её маленького тела. «Банни никуда не денется», — сказала я, поглаживая её по спине. — «Он всегда будет с тобой. И я тоже».
Она кивнула, но её глаза были серьёзными. «Мам, а почему ты грустная? Ты всё время смотришь на фотки».
Я замерла. Она всегда замечала больше, чем я хотела. «Я не грустная», — солгала я, заставляя себя улыбнуться. — «Просто вспоминала, как мы с тобой ездили на озеро, помнишь? Ты ловила лягушек».
Мия хихикнула, её лицо озарилось. «Они были такие скользкие! А ты кричала, когда одна прыгнула на тебя!»
Я засмеялась, и на секунду это было искренне. «Да, я не большая фанатка лягушек. Но ты была храброй».
«Я буду храброй, как ты», — сказала она, и её слова сжали мне сердце. Я не чувствовала себя храброй. Я чувствовала себя потерянной, но ради неё я должна была притворяться.
«Ты уже храбрая», — ответила я, целуя её в лоб. — «Давай, обратно в кровать. Банни ждёт».
Она кивнула и потопала наверх, держа меня за руку. Я уложила её, поправила одеяло и осталась сидеть на краю кровати, пока её дыхание не стало ровным. Её комната была такой уютной — стены, увешанные её рисунками, полка с книгами, которые мы читали вместе. Но даже здесь я не могла избавиться от ощущения, что что-то не так.
Когда я спустилась вниз, я не вернулась к альбому. Вместо этого я взяла телефон и открыла приложение для знакомств, которое скачала пару месяцев назад, но так и не использовала. Я листала профили, чувствуя себя глупо. Мужчины с их улыбками, фотографиями на рыбалке или в спортзале — всё это казалось таким далёким. Но одиночество, которое я ощущала, глядя на старые фото, было слишком тяжёлым. Я хотела двигаться дальше. Хотела доказать себе, что могу быть не только матерью, не только женщиной, которую предал Марк.
Я остановилась на профиле мужчины по имени Ник. Его фото было простым — он стоял у дерева, в джинсах и клетчатой рубашке, с лёгкой улыбкой. В описании было написано: «Люблю походы, кофе и хорошие книги. Ищу кого-то, кто не боится быть собой». Что-то в этих словах зацепило меня. Может, потому, что я сама не знала, кто я теперь.
Я набрала сообщение: «Привет, я Елена. Люблю книги и кофе, но походы — не моё. Может, поболтаем?» Я нажала «отправить», прежде чем успела передумать, и сразу почувствовала, как щёки горят. Это было так не похоже на меня. Но я устала быть той, кто прячется за страхом.
Ответ пришёл через несколько минут: «Привет, Елена! Походы можно заменить на прогулки по парку. Как насчёт кофе в субботу?» Я улыбнулась, чувствуя, как что-то лёгкое, почти забытое, шевельнулось внутри. Может, это был шанс. Не на любовь, нет — я не была готова к этому. Но на что-то новое. На возможность почувствовать себя живой.
Я отложила телефон и посмотрела на альбом, всё ещё лежащий на столе. Я могла оставить его там, как напоминание о прошлом, но вместо этого я встала и убрала его в шкаф. Хватит жить воспоминаниями. Я хотела жить сейчас. Ради нас с Мией.
Но когда я выключила свет в гостиной и пошла наверх, я услышала слабый скрип за окном. Как будто кто-то наступил на гравий во дворе. Я замерла, прислушиваясь, но звук не повторился. Я подошла к окну и отдёрнула занавеску. Двор был тёмным, только фонарь на улице бросал слабый свет на газон. Никого. Но моё сердце колотилось, как будто знало что-то, чего не знала я.
Я проверила замки — все были на месте. Но когда я поднялась в свою комнату, я заметила, что ящик комода слегка приоткрыт. Я точно помнила, что закрывала его утром. Я подошла ближе, чувствуя, как холод пробирается по спине. Внутри, поверх моей одежды, лежал браслет — тонкий, с маленькими бусинками, который я носила, когда мы с Марком только начали встречаться. Я не видела его годы. Он был в той же коробке, что открытка, кулон, шарф.
Я взяла его, чувствуя, как пальцы дрожат. Это было не случайно. Кто-то копался в моих вещах, вытаскивал их, оставлял на виду. Я хотела кричать, но вместо этого я сжала браслет в кулаке и спрятала его в карман. Я не могла позволить страху победить. Не теперь, когда я только начала чувствовать, что могу двигаться дальше.
Я легла в кровать, но сон не шёл. Я лежала, глядя в потолок, где тени от фонаря за окном танцевали, как призраки. Мия спала в соседней комнате, и её дыхание было единственным, что напоминало мне о жизни. Я хотела быть сильной, хотела быть той, кто не боится. Но тени были слишком близко, и я не знала, как их прогнать.
Солнце заливало школьный двор, превращая его в яркую мозаику из цветных палаток, смеха детей и запаха попкорна. Ежегодная ярмарка Виллоубрука была в самом разгаре: родители толпились у лотков с домашней выпечкой, ученики визжали на надувном батуте, а учителя, включая меня, пытались удержать всё под контролем. Я стояла у стола с поделками, поправляя бумажные фонарики, которые дети сделали на уроках, и старалась не думать о браслете, который нашла вчера в ящике комода. Его бусинки всё ещё жгли мне карман, как напоминание о том, что прошлое не отпускает.
Мия носилась где-то неподалёку, её кудри мелькали среди других детей, пока она играла в колечки. Я видела, как она смеётся, и это было как глоток воздуха. Но даже её радость не могла прогнать тяжесть, которая поселилась во мне. Разговор с Марком, угрозы судом, записки, вещи из прошлого — всё это было как груз, который я тащила за собой. Я хотела отвлечься, раствориться в суете ярмарки, но мои мысли возвращались к тому, что я не могла объяснить.
«Мисс Елена, у нас закончились наклейки!» — крикнула Эмма, моя ученица с косичками, подбегая к столу. Её щёки были красными от бега, а в руках она держала пустую коробку.
«Уже?» — удивилась я, улыбнувшись. — «Ладно, сейчас найду ещё. Не паникуй».
Я нагнулась, чтобы проверить коробки под столом, но там было пусто. Я выпрямилась, оглядывая толпу в поисках Мэри, которая отвечала за запасы. Вместо неё ко мне подошёл мужчина с коробкой в руках. Он был высокий, в джинсах и клетчатой рубашке, с тёмными волосами, слегка растрёпанными ветром. Его улыбка была лёгкой, почти мальчишеской.
«Кажется, это то, что вам нужно», — сказал он, ставя коробку на стол. — «Мэри сказала, что наклейки где-то здесь».
Я моргнула, пытаясь вспомнить, где я могла его видеть. «Спасибо», — ответила я, открывая коробку и находя пачки блестящих наклеек. — «Вы спасли положение. Эмма чуть не устроила бунт».
Он засмеялся, и его смех был тёплым, как солнечный свет. «Рад помочь. Я Ник, кстати. Двоюродный брат Мэри. Она уговорила меня поработать волонтёром».
«Елена», — представилась я, чувствуя, как уголки губ невольно поднимаются. — «И я, похоже, теперь ваш должник».
«Никаких долгов», — сказал он, махнув рукой. — «Но если хотите, можете угостить меня лимонадом. Я уже полчаса таскаю коробки и умираю от жажды».
Я улыбнулась, удивляясь, как легко мне с ним говорить. «Договорились. Лимонад за наклейки — честная сделка».
Мы пошли к лотку с напитками, пробираясь через толпу. Дети кричали, родители фотографировали, а где-то играла музыка — что-то весёлое, с гитарой. Я чувствовала, как напряжение, сковывавшее меня последние дни, немного отпускает. Ник шёл рядом, рассказывая, как Мэри затащила его на ярмарку, угрожая лишить его её знаменитого яблочного пирога.
«Она умеет убеждать», — сказал он, беря пластиковый стакан с лимонадом. — «А вы, похоже, здесь главная по всему. Я видел, как вы ловко разрулили спор у батута».
Я пожала плечами, отхлебнув свой лимонад. Он был холодным, с лёгкой кислинкой, и на секунду я почувствовала себя почти нормальной. «Привычка», — ответила я. — «Учительская жизнь — это как быть мамой для тридцати детей сразу».
Он кивнул, его глаза были внимательными, но не навязчивыми. «А у вас есть свои дети? Или это слишком личный вопрос?»
«Нет, нормально», — сказала я, улыбнувшись. — «У меня есть дочка, Мия. Ей пять. Она сейчас где-то там, покоряет колечки».
«Пять — это весёлый возраст», — сказал он, и в его голосе было что-то искреннее. — «Мой племянник примерно такого же возраста. Всё время спрашивает, почему небо голубое».
Я засмеялась, и это было так легко, так естественно. «Мия тоже. Её последний вопрос был, почему у Банни, её плюшевого кролика, нет хвоста».
Мы болтали ещё какое-то время, стоя у лотка. Он рассказал, что работает в небольшой строительной фирме, любит читать детективы и иногда ходит в походы, хотя чаще просто гуляет в парке. Я поделилась, что преподаю литературу и обожаю книги, но времени на чтение почти не остаётся. Разговор тек, как ручей, и я поймала себя на том, что улыбаюсь, не заставляя себя. Это было странно — чувствовать себя так легко, когда моя жизнь была похожа на головоломку, которую я не могла собрать.
«Мам!»
«Мам!» — голос Мии, звонкий и полный восторга, перекрикивал гул ярмарки. Я обернулась и увидела, как она бежит ко мне через школьный двор, размахивая огромным леденцом на палочке, который выиграла. Её кудри подпрыгивали, щёки были липкими от сахара, а глаза сияли, как будто она только что покорила мир. Я стояла у стола с поделками, поправляя бумажные фонарики, которые дети сделали на уроках, и не могла не улыбнуться. Мия была моим светом, даже когда тени прошлого — открытка, слово «Смотри» и "Вижу" — всё ещё жгли мне карман.
«Мия, ты что, ограбила весь лоток?» — пошутила я, вытирая её лицо салфеткой. Леденец был размером с её голову, и я уже представляла, как она будет неделю его есть.
«Я победила три раза!» — гордо заявила она, размахивая леденцом, как трофеем. Рядом с ней остановился Ник, тот самый мужчина, который полчаса назад спас меня, принеся коробку с наклейками. Его клетчатая рубашка была слегка помята, а тёмные волосы растрепались от ветра, но его улыбка была такой же лёгкой, как утром.
«Она чемпион», — сказал он, подмигнув Мие. — «Я пытался кинуть кольцо, но, похоже, мне до неё далеко».
Мия хихикнула, глядя на него с любопытством. «Ты должен целиться выше!» — авторитетно заявила она, тыча пальцем в воздух.
«Запомню», — ответил Ник, присев, чтобы быть с ней на одном уровне. — «А если я научусь, ты дашь мне попробовать твой леденец?»
«Ни за что!» — воскликнула Мия, прижимая кейк-поп к себе, и мы все засмеялись. Я поймала себя на том, что смеюсь искренне, и это было так непривычно. Ярмарка бурлила вокруг нас: дети визжали на батуте, родители толпились у лотков с пирогами, музыка с гитарным перебором лилась из динамиков. Но в этот момент, рядом с Мией и Ником, я чувствовала себя почти нормально.
«Спасибо за наклейки», — сказала я Нику, пока Мия побежала к соседнему лотку, где раздавали воздушные шарики. — «Без тебя мы бы утонули в детских слезах».
«Любой повод почувствовать себя героем», — ответил он, улыбаясь. — «Мэри сказала, что ты тут главная по организации. Как справляешься?»
Я пожала плечами, поправляя фонарик, который чуть не упал. «Привыкла.».
Он засмеялся, и его смех был тёплым, как солнце, заливающее двор. «Ты явно мастер. А Мия — она у тебя звезда. Пять лет, а уже командует всеми».
«О, да», — ответила я, глядя, как Мия пытается уговорить мальчика поделиться шариком. — «Она знает, чего хочет. Иногда мне кажется, что она взрослее меня».
Мы болтали, пока помогали детям у стола с поделками. Ник оказался на удивление ловким — он быстро разобрался, как клеить стикеры на фонарики, и даже придумал, как успокоить одного малыша, который расплакался, потеряв свою поделку. Я ловила себя на том, что улыбаюсь, слушая, как он рассказывает о своей работе в строительной фирме и о том, как его племянник однажды пытался построить замок из коробок и застрял внутри.
«Ты хорошо ладишь с детьми», — заметила я, пока мы складывали пустые коробки под стол.
«Практика», — ответил он, пожав плечами. — «Племянник не даёт расслабиться. А ты, похоже, рождена для этого. Мия тебя обожает».
Я улыбнулась, но в груди что-то сжалось. Мия была моим всем, но последние дни я чувствовала, что подвожу её, зацикливаясь на своих страхах. Я хотела быть для неё опорой, а не женщиной, которая вздрагивает от каждого шороха.
«Эй, я тут подумал», — сказал Ник, прерывая мои мысли. Он достал телефон и показал мне экран. — «Я вспомнил, что видел твой профиль на сайте знакомств пару недель назад. Елена, учительница, любит книги и кофе? Это ведь ты, да?»
Я почувствовала, как щёки горят, и отвела взгляд, притворяясь, что поправляю фонарик. «Виновата», — пробормотала я. — «Не думала, что кто-то заметит».
«Трудно не заметить», — сказал он, и в его голосе была такая искренность, что я посмотрела на него. Его глаза были тёплыми, без намёка на насмешку. — «Я сам там иногда бываю. Но встретить тебя здесь — это лучше, чем любой чат».
Я улыбнулась, чувствуя, как неловкость уходит. «Ты умеешь делать комплименты», — сказала я, и это было правдой. Его слова были простыми, но они задели что-то внутри меня, что-то, что я давно не чувствовала.
«Мам, смотри!» — Мия снова подбежала, держа красный шарик, который болтался над её головой. — «Я выбрала самый лучший!»
«Он потрясающий», — ответила я, завязывая нитку на её запястье, чтобы шарик не улетел. — «Но держи крепко, а то улетит к облакам».
«Я не дам!» — заявила она, размахивая рукой, и шарик запрыгал в воздухе. Ник засмеялся, и Мия посмотрела на него. «А ты любишь шарики?»
«Обожаю», — ответил он. — «Но я больше по лимонаду. Хочешь, принесу тебе один?»
Мия кивнула, и я покачала головой, улыбаясь. «Ты её балуешь», — сказала я, пока он шёл к лотку с напитками.
«Она этого заслуживает», — ответил он через плечо, и я почувствовала тепло в груди. Мия тянула меня за руку, рассказывая, как она чуть не выиграла ещё один шарик, и я слушала, стараясь не думать о том, что ждёт меня дома.
Когда Ник вернулся с лимонадом, мы сели на скамейку у края двора, где было чуть тише. Мия пила свой лимонад, болтая ногами, а мы с Ником продолжали болтать. Он рассказал, как однажды застрял в горах во время похода, а я поделилась историей о том, как Мия однажды пыталась «постирать» мою книгу в ванной. Разговор был таким лёгким, таким естественным, что я почти забыла о своих тревогах.
«Кстати», — сказал Ник, когда Мия побежала играть с другими детьми, оставив нас на скамейке. — «Я вспомнил про твой профиль на сайте. Ты упомянула, что живёшь с дочкой, и я подумал… у тебя всё в порядке дома? Если нужно что-то починить или, не знаю, установить систему видеонаблюдения, я могу помочь. Я немного разбираюсь в этом, могу сделать недорого».
Я замерла, держа стакан с лимонадом. Его предложение было таким неожиданным, но таким… своевременным. Я думала о камерах, которые заказала онлайн, но они ещё не пришли, и мысль о том, что кто-то может установить их быстрее, была заманчивой. Но другая часть меня насторожилась. Почему он предлагает это? Просто хочет помочь? Или знает что-то, чего не знаю я?
Утро было серым, тучи нависали над Виллоубруком, обещая дождь. Я сидела на кухне, сжимая кружку с кофе, который уже остыл, пока Мия ела свои хлопья, болтая о том, как её плюшевый кролик Банни собирается стать «космическим путешественником». Её голосок был как мелодия, но я то и дело ловила себя на том, что смотрю на ящик, где спрятала очередную записку. «Скоро». Это слово крутилось в голове, как заевшая пластинка, и я не знала, что оно значит.
Я отвезла Мию в садик, поцеловала её в лоб и пообещала забрать после обеда. Вернувшись домой, я достала телефон, чтобы позвонить Нику. Его предложение установить систему видеонаблюдения всё ещё висело в воздухе, и я чувствовала, что должна сделать хоть что-то, чтобы вернуть себе чувство контроля. Я набрала его номер, но пальцы дрожали, пока я ждала ответа.
«Елена, привет!» — его голос был тёплым, с лёгкой хрипотцой, как будто он только что проснулся. — «Как дела? Мия всё ещё чемпион по кольцебросу?»
Я улыбнулась, несмотря на ком в горле. «Она уже планирует покорять галактику», — ответила я, стараясь звучать легко. — «Я звоню насчёт камер. Ты говорил, что можешь помочь…»
«Да, конечно», — сказал он, и я услышала, как он шуршит чем-то — может, бумагами. — «Я могу заехать, посмотреть, что нужно. Какие у тебя пожелания? Хочешь просто пару камер у входа или что-то посерьёзнее?»
Я замялась. Я хотела камеры, но мысль о том, что кто-то будет копаться в моём доме, пугала. «Я пока не уверена», — призналась я. — «Думала, может, ты посоветуешь. Но, честно, я ещё не готова решать. Можно вернуться к этому позже?»
«Без проблем», — ответил он, и в его голосе не было раздражения, только понимание. — «Когда будешь готова, дай знать. А сегодня вечером всё в силе? Кофе в кафе, как договаривались?»
Моё сердце пропустило удар. Я почти забыла про наше свидание — или, по крайней мере, про то, что это можно назвать свиданием. «Да, в силе», — сказала я, чувствуя, как щёки теплеют. — «В семь, да?»
«Точно. Жду с нетерпением», — ответил он, и я представила его улыбку, ту самую, с ярмарки. Мы попрощались, и я положила телефон, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги. Ник был таким… открытым. Но я не могла доверять даже самой себе, не говоря уже о ком-то новом.
К вечеру я оставила Мию у миссис Кларк, надела простое синее платье и немного подвела глаза — впервые за долгое время. Глядя в зеркало, я видела женщину, которая пыталась быть кем-то большим, чем просто тенью Марка. Но записки, вещи из прошлого — они были как яд, медленно отравляющий меня.
Кафе на углу Мейпл-Лейн было уютным, с тёплым светом ламп и запахом свежей выпечки. Я пришла чуть раньше и заняла столик у окна, глядя, как первые капли дождя стекают по стеклу. Когда Ник вошёл, я почувствовала, как моё сердце ускорилось. Он был в тёмной рубашке, рукава закатаны, а волосы чуть влажные от дождя. Его улыбка была такой же, как на ярмарке — лёгкой, но с чем-то тёплым, что заставляло меня расслабиться.
«Ты выглядишь потрясающе», — сказал он, садясь напротив. — «Серьёзно, я чуть не прошёл мимо, подумал, что это не моё кафе».
Я засмеялась, чувствуя, как краска заливает щёки. «Ты слишком щедр на комплименты», — ответила я, теребя салфетку. — «Но спасибо».
Официантка принесла нам кофе — латте для меня, чёрный для него. Мы болтали о мелочах: он рассказал, как его племянник пытался построить ракету из картона, а я поделилась, как Мия однажды решила, что её кролик должен «пожениться» с плюшевым мишкой. Разговор тек легко, как река, и я ловила себя на том, что улыбаюсь, не заставляя себя. Ник смотрел на меня так, будто я была единственной в этом кафе, и это было… ново. После Марка, после его холодных взглядов, я забыла, каково это — чувствовать себя желанной.
«Ты часто ходишь на свидания?» — спросил он, отпивая кофе. Его тон был шутливым, но глаза серьёзными.
Я покачала головой, чувствуя, как горло сжимается. «Нет. Это… первое за долгое время. После развода я как-то не думала об этом».
Он кивнул, не отводя взгляд. «Понимаю. Это непросто. Но, знаешь, ты заслуживаешь чего-то хорошего. Мия, ты, ваш смех на ярмарке — это было как из кино».
Я улыбнулась, но внутри что-то кольнуло. Я хотела верить ему, хотела поверить, что могу начать заново. Но отголоски прошлого были слишком близко. Записки, браслет, угрозы Марка — всё это было как груз, который я не могла сбросить. Я посмотрела на свои руки, сжимающие кружку, и подумала о том, как он звонил, требуя опеку над Мией. Его голос, холодный и уверенный, всё ещё звучал в ушах.
«Елена, ты в порядке?» — спросил Ник, наклоняясь ближе. Его голос был мягким, но в нём была тревога.
Я моргнула, заставляя себя вернуться в момент. «Да, просто… задумалась. Прости».
«Не извиняйся», — сказал он, улыбнувшись. — «Если хочешь, расскажи. Я умею слушать».
Я хотела рассказать. Хотела выложить всё — про записки, про страх, про то, как Марк всё ещё держит меня в клетке. Но я не могла. Не здесь, не с ним. Не с человеком, которого едва знала, но который уже заставлял меня чувствовать себя живой. «Просто усталость», — солгала я. — «Мия, работа… ты знаешь».
Он кивнул, но его взгляд был слишком внимательным, как будто он видел больше, чем я говорила. «Если что, я здесь», — сказал он, и его слова были такими простыми, но такими нужными.
Мы проговорили ещё час, и я узнала, что он любит старые фильмы, играет на гитаре, но «плохо», и мечтает однажды построить домик в лесу. Я рассказала, как люблю читать детям в классе и как однажды Мия пыталась «накормить» мою книгу супом. Когда мы вышли из кафе, дождь прекратился, и воздух был свежим, с запахом мокрой травы.
«Можно проводить тебя до машины?» — спросил он, и я кивнула, чувствуя, как тепло его присутствия прогоняет холод.
Мы шли по Мейпл-Лейн, и я ловила себя на том, что хочу, чтобы этот вечер не заканчивался. Но когда я села в машину, мои пальцы коснулись кармана, где лежала записка. «Скоро». Это слово было как крючок, тянущий меня назад, в темноту. Я посмотрела на Ника, который махнул мне на прощание, и улыбнулась, но улыбка была натянутой.
Я сидела на диване, теребя край своего свитера, пока дождь барабанил по окнам дома. Мия была в садике, её рисунки с ярмарки всё ещё лежали на кухонном столе, напоминая о вчерашнем дне, о смехе, о Нике. Но тепло от нашего свидания в кафе таяло, как утренний туман, под натиском новой записки, найденной на тумбочке. «Ближе». Это слово было как холодный ветер, пробирающий до костей. Я спрятала записку в ящик, вместе с другими — «Смотри», «Вижу», «Скоро», — но их присутствие ощущалось даже через закрытую дверцу.
Я пыталась отвлечься, листая журнал, который миссис Кларк оставила у меня пару недель назад. Но слова о моде и рецептах пирогов скользили мимо, не цепляя. Мои мысли возвращались к прошлому, к тем дням, когда я была другой — счастливой, влюблённой, полной надежд. Я закрыла глаза, и воспоминания нахлынули, как волна, унося меня назад.
Семь лет назад. Лето. Мы с Марком сидели на веранде маленького домика, который снимали на выходные у озера. Солнце садилось, окрашивая воду в золотой и розовый, а воздух пах соснами и дымом от костра, который Марк развёл во дворе. Я была в его старой клетчатой рубашке, слишкомбольшой для меня, и смеялась, когда он пытался поджарить зефир, но тот падал в огонь.
«Ты безнадёжен», — сказала я, утирая слёзы от смеха. — «Как ты собираешься быть отцом, если не можешь справиться с зефиром?»
Он улыбнулся, его глаза сияли в свете костра. «Я буду лучшим отцом», — ответил он, придвигаясь ближе. — «А ты будешь лучшей мамой. Мы сделаем всё вместе, Елена. Ты и я.»
Я верила ему. Каждому слову. Он обнял меня, и я уткнулась в его плечо, чувствуя тепло его рук, запах его одеколона — что-то с ноткой сандала. Мы говорили о будущем: о детях, о доме, который купим, о путешествиях, которые планировали. Я была беременна Мией, всего несколько недель, и всё казалось возможным. Марк был моим якорем, моим всем. Я не знала, что через несколько лет он станет моим самым большим разочарованием.
Той ночью мы лежали на одеяле под звёздами, слушая, как лягушки поют у озера. Он держал мою руку, переплетая наши пальцы, и обещал, что никогда не отпустит. «Ты моё всё», — шепнул он, и я поверила. Как же я ошибалась.
Я открыла глаза, чувствуя, как слёзы жгут веки. Гостиная была тихой, только дождь стучал по стёклам, да часы тикали на стене. Я смахнула слезу, злясь на себя за слабость. Те дни были давно, но их эхо всё ещё резало, как осколки стекла. Марк, который обещал мне звёзды, стал тем, кто угрожал забрать Мию. А я, та девушка, которая смеялась у костра, исчезла, оставив женщину, которая боится собственной тени.
Я встала, чтобы налить себе воды, но остановилась, заметив, что окно в гостиной приоткрыто. Холодный воздух пробирался внутрь, шевеля занавески. Я нахмурилась. Я точно закрывала его утром, перед тем как уехать в садик с Мией. Я всегда проверяю, это мой ритуал, мой способ держать мир под контролем. Я подошла к окну, чувствуя, как пульс ускоряется, и закрыла его, щёлкнув задвижкой. Дождь оставил мокрые пятна на подоконнике, и я вытерла их рукавом, пытаясь убедить себя, что это моя ошибка.
«Ты просто устала», — сказала я вслух, но голос дрожал. Я знала, что не забывала закрыть окно. Я не была рассеянной, не теперь, когда каждая мелочь казалась мне знаком. Но я заставила себя отойти, взять стакан воды и сесть за кухонный стол. Может, я действительно ошиблась. Может, это был ветер. Или Мия играла у окна, хотя она редко трогала их. Я покачала головой, отгоняя тревогу, но она всё равно цеплялась за меня, как мокрый свитер.
Я достала телефон, чтобы отвлечься, и открыла чат с Ником. Его последнее сообщение — «Жду кофе :)» — всё ещё было на экране, и я улыбнулась, вспоминая, как он смотрел на меня в кафе, как будто я была единственной в комнате. Я хотела написать ему, рассказать о свидании, о том, как его слова заставили меня почувствовать себя желанной. Но вместо этого я просто смотрела на экран, чувствуя, как сомнения из прошлого подбираются ближе.
Марк. Его голос, его угрозы, его холодные глаза, когда я нашла сообщения в его телефоне. Он разрушил мою веру в любовь, в доверие. А теперь эти записки, вещи из прошлого, окно, которое я не открывала. Я хотела двигаться вперёд, к чему-то новому, к Нику, но прошлое держало меня, как цепи. Что, если я снова ошибусь? Что, если Ник окажется не тем, кем кажется? Или хуже — что, если я не смогу доверять никому, даже себе?
Я отложила телефон и встала, чтобы занять себя чем-то. Я начала разбирать рисунки Мии, складывая их в папку. Её домики, солнышки, кривые деревья были такими яркими, такими невинными. Я улыбнулась, представляя, как она сидит за столом в садике, высунув язык от усердия. Она была моим якорем, моим смыслом. Но даже её рисунки не могли прогнать холод, который поселился во мне после того, как я увидела окно.
Я прошла по дому, проверяя другие окна, двери, всё. Всё было закрыто, всё на месте. Но когда я вернулась в гостиную, мой взгляд упал на полку у стены, где стояла маленькая деревянная шкатулка — подарок Марка на нашу первую годовщину. Я не открывала её годами, но теперь она была слегка сдвинута, как будто кто-то трогал её. Я подошла ближе, чувствуя, как сердце стучит в груди. Я открыла шкатулку, и внутри, поверх старых писем, лежала ещё одна записка. Тот же почерк. Одно слово: «Жди».
Я захлопнула шкатулку, отступив назад, как будто она могла укусить меня. Мои пальцы дрожали, пока я прятала записку в карман, к остальным. Я хотела кричать, но вместо этого глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться. Это было не случайно. Кто-то играл со мной, оставлял эти слова, чтобы держать меня в страхе. Но я не могла понять, кто. Марк? Его угрозы всё ещё звучали в ушах, но это было слишком тонко для него. Сара? Её забота в кафе казалась мне маской, но я не хотела верить, что она могла быть частью этого. Ник? Он был новым, открытым, но я знала его слишком мало.
Я села на диван, обхватив себя руками. Дождь всё ещё стучал по окнам, и я чувствовала, как одиночество накатывает, как волна. Я хотела позвонить Нику, услышать его голос, его смех. Но я не могла. Не теперь, когда каждая тень казалась мне угрозой. Я должна была разобраться, что происходит, прежде чем позволить себе мечтать о чём-то новом.
Я посмотрела на телефон, лежащий на столе. Ник был шансом на что-то светлое, на улыбки, на кофе в кафе. Но прошлое было слишком близко, и я не знала, как от него убежать.
Утро было холодным, серый свет пробивался через занавески, рисуя полосы на деревянном полу кухни. Я стояла у плиты, помешивая овсянку для Мии, пока она сидела за столом, рисуя что-то на листке — кажется, очередного космического кролика. Запах корицы и мёда наполнял воздух, но я не могла насладиться этим уютом. Записка с одним словом — «Жди» — лежала в кармане моего халата, рядом с другими, и её вес казался неподъёмным. Я старалась не думать о ней, о шкатулке, о том, как она оказалась приоткрытой, но мысли возвращались, как назойливые мухи.
«Мам, Банни хочет на Луну», — сказала Мия, не отрываясь от своего рисунка. Её карандаш скользил по бумаге, оставляя яркие жёлтые линии.
«На Луну?» — переспросила я, заставляя себя улыбнуться. — «А как он туда доберётся? Ракетой?»
«Нет, он прыгнет!» — ответила она, и её глаза загорелись. — «Он же космический кролик, он умеет прыгать о-о-очень высоко!»
Я засмеялась, но смех был натянутым. Её невинность была как свет в темноте, но я не могла прогнать чувство, что темнота подбирается всё ближе. Я поставила миску с овсянкой перед Мией, и она тут же начала есть, напевая что-то себе под нос. Я повернулась к раковине, чтобы налить воды, и замерла. На столе, рядом с тостером, лежала любимая чашка Мии — керамическая, с нарисованным щенком и её именем, которую мы купили на ярмарке прошлым летом. Она была разбита, расколота на три неровных куска, как будто кто-то уронил её на пол и аккуратно собрал осколки.
Я нахмурилась, чувствуя, как сердце стучит быстрее. «Мия, ты трогала свою чашку?» — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Она подняла голову, её ложка замерла над миской. «Нет, мам. Она же в шкафу, да?»
Я кивнула, но внутри всё сжалось. Чашка всегда стояла в шкафу, на верхней полке, куда Мия не могла достать без табуретки. Я точно помнила, что вчера вечером, когда готовила ужин, её там не было. Я подошла к столу, взяла один из осколков, чувствуя, как холод керамики обжигает пальцы. На одном из кусков, там, где был нарисован щенок, кто-то нацарапал тонкую линию, как будто ножом. Это не было случайным.
«Мам, что случилось?» — спросила Мия, её голос был тихим, почти испуганным. Она смотрела на меня, и я поняла, что моё лицо выдало меня.
«Ничего, милая», — ответила я, быстро убрав осколки в ящик, туда, где лежали записки. — «Просто чашка упала. Я куплю тебе новую, с котиком, хочешь?»
Она кивнула, но её глаза были серьёзными. «Ты не злишься?»
«Конечно, нет», — сказала я, присев рядом и погладив её по щеке. — «Это просто чашка. Главное, что ты у меня есть».
Мия улыбнулась, но улыбка была неуверенной. Она вернулась к своему рисунку, а я встала, чувствуя, как ноги дрожат. Я не помнила, чтобы роняла чашку. Я не роняла её. Но мысль, что кто-то был здесь, на моей кухне, трогал вещи Мии, царапал её чашку, была как удар. Я хотела убедить себя, что это моя ошибка, что я могла случайно задеть чашку, но я знала, что это неправда. Я проверяла всё, каждый вечер, каждый угол. Это не было случайностью.
Я отвезла Мию в садик, стараясь болтать с ней о её космическом кролике, чтобы она не заметила моей тревоги. Но когда я вернулась домой, тишина дома навалилась на меня, как тяжёлое одеяло. Я прошла на кухню, открыла ящик и посмотрела на осколки чашки. Царапина на щенке была тонкой, но глубокой, как будто сделана с умыслом. Я сжала кулаки, чувствуя, как гнев смешивается со страхом. Это было слишком личное. Кто-то не просто играл со мной — они задевали Мию.
Я достала телефон, чтобы написать Нику. Его предложение установить камеры всё ещё было в моей голове, и теперь, после чашки, я чувствовала, что не могу больше ждать. Но мои пальцы замерли над экраном. Его улыбка на ярмарке, его тёплый голос в кафе — всё это было таким настоящим, таким нужным. Но что, если я ошибаюсь? Что, если он не тот, кем кажется? Я покачала головой, отгоняя эти мысли, и написала: «Привет, я насчёт камер. Можешь рассказать, что нужно для установки?»
Ответ пришёл через несколько минут: «Привет! Конечно, могу заехать завтра, посмотреть, что подойдёт. Нужна пара камер на вход и, может, в гостиной? Напиши, когда удобно». Я прочитала его сообщение, и на секунду мне стало легче. Но потом я вспомнила Сару, её заботливый тон в кафе, её слова о моём стрессе. Она тоже предлагала помочь с камерами. И Марк, его угрозы, его уверенность. Все они были слишком близко, и я не знала, кому верить.
Я отложила телефон и пошла проверить дом. Окна, двери, всё было закрыто. Но память об открытом окне в гостиной вчера не давала мне покоя. Я пыталась убедить себя, что это моя рассеянность, но теперь, после чашки, я не могла. Кто-то был здесь. Кто-то трогал наши вещи, оставлял записки, разбивал чашку Мии. Я чувствовала, как стены дома, которые когда-то были моим убежищем, сжимаются вокруг меня.
Я вернулась на кухню и села, глядя на рисунок Мии. Её космический кролик летел среди звёзд, и я улыбнулась, несмотря на всё. Она была моим светом, моим смыслом. Но мысль о том, что кто-то мог навредить ей, была невыносимой. Я должна была остановить это, но как? Полиция не поверит мне без доказательств. Ник был готов помочь, но я не знала, могу ли доверять ему. Сара… её забота казалась мне маской, но я не могла поверить, что она способна на такое. Или могла?
Я встала, чтобы убрать миску Мии, и заметила, что её рюкзачок, который она оставила на стуле, был расстёгнут. Я точно помнила, что застёгивала его, когда мы уходили. Я открыла его, и моё сердце пропустило удар. Внутри, среди её карандашей и блокнота, лежала ещё одна записка. Тот же аккуратный почерк. Одно слово: «Слушай».
Я сжала записку в кулаке, чувствуя, как страх перерастает в ярость. Это было слишком. Кто-то вторгался в мою жизнь, в жизнь Мии, и я не могла просто сидеть и ждать. Я спрятала записку в ящик, к остальным, и заставила себя дышать. Я хотела позвонить Нику, рассказать ему всё, но остановилась. Его доброта, его лёгкость — они были как спасательный круг, но я не могла позволить себе утонуть в иллюзиях.
Солнце пробивалось через листву в парке Виллоубрука, рисуя пятна света на асфальтированной дорожке. Мия бежала впереди, её кудри подпрыгивали. Она попросила купить ей красный шарик, его мы привязали к запястью, и шар болтался, как маленький маяк. Она останавливалась у каждого дерева, чтобы подобрать «сокровища» — жёлтые листья, блестящие камешки, даже сломанную ветку, которую объявила «волшебной палочкой». Я шла за ней, держа её рюкзачок, и старалась улыбаться, но мысли о разбитой чашке и записке с одним словом — «Слушай» — не отпускали. Они лежали в кармане моего пальто, вместе с другими, и каждый шаг отдавался их тяжестью.
«Мам, смотри, это замок для Банни!» — крикнула Мия, показывая на кучу листьев, которую она собрала у корней старого дуба. Её глаза сияли, и я не могла не улыбнуться.
«Это самый лучший замок», — ответила я, присев рядом. — «Банни будет королём кроликов!»
Она хихикнула, размахивая своей «палочкой». «Он будет король Луны! И я его королева!»
Я засмеялась, но смех был хрупким, как стекло. Мия была моим якорем, но я чувствовала, как течение уносит меня. Осколки чашки, записки, открытые окна — всё это, будто ребус, ответ на который ускользал от меня. Я хотела наслаждаться этим днём, солнцем, смехом Мии, но тревога грызла меня изнутри.
«Елена?» — знакомый голос заставил меня обернуться. Сара стояла на дорожке, в лёгком бежевом пальто, с сумкой через плечо. Её светлые волосы блестели на солнце, а улыбка была такой же тёплой, как всегда. Но после нашего разговора в кафе, после её слов о моём стрессе, я смотрела на неё иначе.
«О, Сара, привет», — сказала я, вставая и поправляя пальто. Мия подбежала, размахивая своей веткой.
«Тётя Сара! Смотри, я королева!» — воскликнула она, крутясь на месте.
Сара засмеялась, присела и потрепала Мию по голове. «Самая красивая королева», — сказала она, а потом посмотрела на меня. — «Не ожидала вас здесь встретить. Решили подышать свежим воздухом?»
«Да, Мия хотела построить замок», — ответила я, стараясь говорить непринуждённо. Но её пристальный взгляд смущал меня. — «А ты что здесь делаешь?».
«Просто гуляю», — сказала она, пожав плечами. — «День такой хороший, не хотелось сидеть дома. Как ты, Елена? Выглядишь… устало».
Я сжала губы, чувствуя, как её слова царапают. Она всегда замечала слишком много, но теперь её забота казалась мне натянутой, как будто она искала трещину в моём фасаде. «Всё нормально», — ответила я, отводя взгляд к Мие, которая теперь пыталась забраться на низкую ветку. — «Просто много дел».
Сара кивнула, но её глаза не отпускали меня. «Если что, ты знаешь, я всегда рядом. Могу посидеть с Мией, если тебе нужно отдохнуть».
«Спасибо», — сказала я, но моё сердце сжалось. Её предложение звучало искренне, но меня не покидало ощущение, что за ним кроется что-то ещё.
Вечер опустился на Виллоубрук, окрашивая небо в глубокий синий, с редкими звёздами, пробивающимися сквозь облака. Я сидела на кухне, помешивая чай, который не собиралась пить, пока Мия смотрела мультфильм в гостиной, напевая песенку про щенков. Тишина дома казалась особенно гулкой, не считая детский голосок Мии, даже привычные шумы не могли рассеять холод, поселившийся во мне после прогулки в парке. Встреча с Сарой, её внимательный взгляд, её слова о моей усталости — всё это возвращалось ко мне с навязчивой цикличностью, как прилив, который то отступает, то накатывает вновь. Я пыталась улыбаться ради Мии, но напряжение не отпускало. Солнечный день остался где-то позади, а теперь в окна смотрел только тёмный вечер, отражая моё лицо в стекле — усталое, с тенью в глазах. Я отложила ложку, и чай перестал кружиться в чашке. Вода быстро остывала. Как и всё остальное.
Я проверила замки и окна, как делала каждый вечер, и всё было на месте. Облегчения не было. Я хотела верить, что это моя рассеянность, но знала, что это не так. Кто-то оставлял мне знаки, и я не могла понять, кто.
Мой телефон завибрировал на столе, и я вздрогнула, чуть не пролив чай. Экран загорелся, показывая имя Марка. Мой желудок сжался. Я мысленно молилась, чтобы он оставил меня в покое, но прекрасно знала - это бесполезно. Его звонки всегда были как вызов, как напоминание, что он всё ещё держит нити моей жизни. Я глубоко вдохнула и нажала «принять».
«Елена», — его голос сохранил ту же уверенную плавность, но если раньше она меня гипнотизировала, то теперь лишь заставляла искать пути к бегству. — «Ты не отвечаешь на мои сообщения. Это не очень вежливо, знаешь ли».
«Я была занята», — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — «Что тебе нужно, Марк?»
Он хмыкнул, и я представила его в его идеальном офисе, в костюме, с этой своей насмешливой улыбкой. «Занята? Или прячешься? Я просто хотел узнать, как Мия. И, знаешь, напомнить, что я серьёзно насчёт опеки».
Я сжала кружку так, что пальцы побелели. «Мия в порядке», — сказала я, и каждое слово было как камень, который я бросала в него. — «И у нас есть соглашение. Ты не можешь просто так заявиться и всё изменить».
«О, Елена», — сказал он, и его тон был почти снисходительным, как будто он говорил с ребёнком. — «Ты всегда такая… драматичная. Я не собираюсь забирать Мию. Я просто хочу, чтобы у неё был отец. Настоящий, а не тот, которого ты изображаешь в своих историях».
Я встала, не в силах сидеть спокойно, и начала ходить по кухне. «Не смей говорить, что я выдумываю», — сказала я, и мой голос дрогнул, несмотря на все усилия. — «Ты угрожал судом. Ты звонишь, пишешь, давишь на меня. И эти… вещи. Они появляются в моём доме, Марк. Открытки, записки, чашка Мии разбита. Это ты, да?»
Он замолчал, и тишина была такой тяжёлой, что я услышала, как моё сердце стучит в ушах. Потом он засмеялся — короткий, холодный смех, который резанул меня. «Ты серьёзно? Записки? Разбитые чашки? Елена, ты звучит, как будто сходишь с ума. Я не был в твоём доме. У меня есть дела поважнее, чем играть в твои параноидальные игры».
Я остановилась, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Его насмешка была как пощёчина, но в ней было что-то ещё — что-то, что заставило меня насторожиться. «Ты знал, где я храню старые вещи», — сказала я тихо, но твёрдо. — «Ты знал про коробку в шкафу. Открытка с медового месяца, браслет, заколка — всё это оттуда. Кто ещё мог это взять?»
«Ты правда думаешь, что я копаюсь в твоих старых шмотках?» — ответил он, и его голос был полон презрения. — «Елена, это смешно. Может, ты сама их достала и забыла. Ты же всегда была такой… рассеянной, когда нервничала. А ты явно нервничаешь».
Я сжала кулаки, чувствуя, как гнев кипит внутри. «Я не сумасшедшая», — сказала я, и каждое слово было как удар. — «И я не рассеянная. Кто-то оставляет эти вещи. Кто-то знает, что они значат для меня. Если это не ты, то кто?»
«Понятия не имею», — ответил он, и его тон был таким лёгким, таким небрежным, что я почти поверила ему. Почти. — «Но если ты так боишься, поставь камеры. Или поговори с кем-то. С терапевтом, например. Тебе явно нужна помощь».
Я хотела крикнуть, швырнуть телефон в стену, но вместо этого глубоко вдохнула. «Не смей говорить мне, что мне нужно», — сказала я, и мой голос был холодным, как его. — «Если я узнаю, что это ты, Марк, я сделаю всё, чтобы ты больше не видел Мию».
Он снова хмыкнул, но теперь в его смехе было что-то острое, как лезвие. «Удачи, Елена. Но знаешь, суды любят факты. А у тебя только твои… фантазии».
Он повесил трубку, и я осталась стоять посреди кухни, сжимая телефон так, что он врезался в ладонь. Его слова эхом звучали в голове: «Ты сходишь с ума». Я знала, что он хочет, чтобы я сомневалась в себе, чтобы чувствовала себя слабой. Но его насмешка, его уверенность — они были слишком знакомыми. Он всегда знал, как задеть меня, как заставить меня чувствовать себя маленькой. Но теперь я не была той девушкой, которая плакала на кухне, найдя его сообщения. Я была другой. Или, по крайней мере, хотела быть.
Я поставила кружку в раковину и пошла в гостиную, где Мия всё ещё смотрела мультфильм, обнимая своего кролика. «Мам, щенки спасли кошку!» — сказала она, не отрываясь от экрана.
«Это круто, милая», — ответила я, садясь рядом. Я погладила её по голове, чувствуя тепло её кудрей, и на секунду мне стало легче. «Видишь, как здорово, когда кто-то помогает? Даже маленькие щенки могут совершить большое доброе дело. Вот и мы с тобой должны всегда стараться помогать тем, кто в беде - кошечкам, птичкам, людям...»
Мия наконец оторвала взгляд от телевизора и серьёзно посмотрела на меня: «Как мама вчера помогла тёте Кларк с сумками?»
«Точно, солнышко!» — я улыбнулась, сжимая её ладошку в своей. — «Доброта — это как волшебство. Она делает мир светлее, а нас — сильнее».
Но даже эти тёплые мгновения не могли полностью развеять тревогу. Я не могла позволить Марку победить. Не могла позволить этим запискам, этим вещам сломать меня. Особенно теперь, когда мне нужно было быть сильной — для неё, для этой чистой души, что так доверчиво смотрела на меня.
Утро было ясным, солнце заливало кухню, отражаясь в чистых тарелках, которые я только что вымыла. Мия сидела за столом, доедая тост с джемом и болтая ногами, пока рассказывала, как её кролик Банни собирается стать «звёздным пиратом». Я улыбалась, кивая, но мои мысли были где-то в другом месте — на записке с одним словом «Помни», спрятанной в ящике вместе с фотографией с пляжа. Её аккуратный почерк был как заноза, которую я не могла вытащить. Я старалась держаться ради Мии, но каждый новый день приносил всё больше вопросов, на которые у меня не было ответов.
После того, как я отвезла Мию в садик, я вернулась домой и почувствовала, как тишина дома давит на меня. Я не могла больше держать всё в себе. Марк отрицал свою причастность, но его насмешка всё ещё звенела в ушах. Ник был светлым пятном, но я не была готова делиться с ним своими страхами. Оставалась Сара. Её забота в парке, её внимательный взгляд — они смущали меня, но она была моей подругой. Может, она могла помочь мне разобраться.
Я набрала её номер, и она ответила после второго гудка. «Елена, привет!» — её голос был таким же тёплым, как всегда, но я уловила лёгкую усталость. — «Как дела? Мия всё ещё королева парка?»
Я улыбнулась, несмотря на ком в горле. «Она теперь пират», — ответила я, садясь на диван. — «Сара, ты свободна? Мне… нужно поговорить».
«Конечно», — сказала она, и я услышала, как она отодвигает стул. — «Хочешь, я заеду? Или встретимся где-нибудь?»
«Можно у меня», — ответила я. — «Если тебе не сложно».
Через час Сара была у меня. Она принесла коробку с домашним печеньем, которое пахло ванилью и корицей, и мы сели на кухне, с кружками чая. Её светлые волосы были собраны в небрежный пучок, а глаза смотрели на меня с той же заботой, что и в парке. Но теперь я видела в них что-то ещё — как будто она искала что-то в моём лице.
«Так что случилось?» — спросила она, отпивая чай. — «Ты выглядишь, как будто не спала неделю».
Я сжала кружку, чувствуя, как слова застревают в горле. Я не знала, с чего начать, но решила быть честной. «Сара, я… мне кажется, я схожу с ума», — сказала я, и мой голос был тише, чем я хотела. — «Дома происходят странные вещи. Открытые окна, записки, чашка Мии разбита. Кто-то оставляет мои старые вещи — открытки, браслет, заколку. И записки… они просто появляются. Я замолчала, глядя на её реакцию.
Сара нахмурилась, её пальцы замерли на кружке. «Записки? Какие записки?» — спросила она, и её голос был осторожным, как будто она боялась спугнуть меня.
Я встала, открыла ящик и вытащила их — все, аккуратно сложенные, с одним словом на каждой: «Смотри», «Вижу», «Скоро», «Жди», «Слушай», «Помни». Я разложила их на столе, и они лежали, как карты в какой-то зловещей игре. «Вот эти», — сказала я. — «Они появляются везде. В ящиках, на тумбочке, в рюкзаке Мии».
Сара посмотрела на записки, её брови поднялись. Она взяла одну — «Смотри» — и повертела в руках. «Елена, это… странно», — сказала она наконец, кладя записку обратно. — «Ты уверена, что это не ты? Ну, знаешь, стресс, усталость…»
Я сжала кулаки под столом. Её слова были такими знакомыми, такими же, как у Марка. «Я не сумасшедшая», — сказала я, и мой голос был резче, чем я хотела. — «Я знаю, что не оставляла их. И чашку Мии я не разбивала. Кто-то делает это нарочно».
Сара подняла руки, как будто сдаваясь. «Эй, я не это имела в виду», — сказала она, и её голос стал мягче. — «Я просто волнуюсь за тебя. Ты столько пережила — развод, Марк, работа. Может, это стресс играет с тобой? Такое бывает. Я читала, что люди под давлением начинают видеть то, чего нет».
Я посмотрела на неё, чувствуя, как гнев смешивается с разочарованием. «Ты думаешь, я выдумываю?» — спросила я, стараясь держать голос ровным. — «Сара, это реально. Я не придумала эти записки. И не царапала чашку Мии ножом».
Она вздохнула, откидываясь на стуле. «Я верю, что ты видишь это», — сказала она, и её тон был таким осторожным, что мне захотелось кричать. — «Но, Елена, подумай. Кто мог бы это делать? Марк? Он же не такой. А кто ещё знает, где ты хранишь старые вещи?»
Я замолчала, глядя на записки. Она была права — кто ещё знал про коробку в шкафу? Но её слова о стрессе, её намёки на мою нестабильность — они резали, как нож. «Я не знаю», — призналась я наконец. — «Но я не могу просто игнорировать это. Я должна понять, что происходит».
Сара кивнула, её глаза были полны сочувствия, но в них мелькнуло что-то ещё — может, сомнение, может, усталость. «Может, тебе стоит отдохнуть?» — предложила она. — «Взять отпуск, уехать куда-нибудь с Мией. Или… не знаю, поговорить с кем-то. Терапевт мог бы помочь».
Я стиснула зубы. Её забота была такой знакомой, но теперь она казалась мне маской. «Я подумаю», — сказала я, хотя знала, что не буду. Я не могла уехать, не могла оставить это. Не теперь, когда всё становилось хуже.
Сара ушла через час, оставив печенье и обещание позвонить. Я стояла у двери, глядя, как её машина исчезает за углом, и чувствовала, как одиночество накатывает. Я хотела верить ей, хотела, чтобы она была той подругой, которая держала меня за руку, когда всё рушилось. Но её слова, её взгляд — они оставили горький привкус.
Я вернулась на кухню, убрала записки в ящик и заставила себя заняться делами. Я должна была забрать Мию из садика, приготовить ужин, но мои мысли были заняты другим — свиданием с Ником. Мы договорились встретиться в кафе вечером, и мысль о его улыбке, о его тёплом голосе была как луч света в этом мраке. Я хотела быть той женщиной, которая смеётся за кофе, которая не боится каждого шороха. Но записки, чашка, слова Сары — они тянули меня назад.
К вечеру я оставила Мию у миссис Кларк и принялась готовиться, будто собиралась на битву, а так-то вообще на свидание. Из глубины шкафа я достала тёмно-зелёное платье с запахом — то самое, что когда-то называла своим "счастливым". Шелковистая ткань облегала фигуру, играя бликами при движении.
Я появилась перед зеркалом, улыбнулась себе, и начала наносить тоналку на лицо, стараясь замаскировать — следы бессонных ночей. Подвела глаза мягким карандашом графитового оттенка, добавила тени с лёгким перламутром, и помаду кирпичного оттенка, - не кричащий, но соблазнительный.
Кафе на углу Мейпл-Лейн сияло тёплым светом, как маяк в холодной ночи Виллоубрука. Я вошла, чувствуя, как аромат свежесваренного кофе и ванили обволакивает меня, и сразу увидела Ника. Он сидел у окна, в тёмной рубашке, с лёгкой улыбкой, которая стала шире, когда он заметил меня. Моё зелёное платье шелестело при движении, и я поймала себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую себя не просто Еленой, матерью и бывшей женой, а женщиной, которую кто-то ждёт.
«Ты выглядишь как из какого-то фильма», — сказал Ник, вставая, чтобы обнять меня. Его объятие было коротким, но тёплым, и я почувствовала, как напряжение, сковывавшее меня весь день, немного отпускает.
«Ты тоже ничего», — ответила я, улыбнувшись, и села напротив. Его глаза, тёмные и внимательные, смотрели на меня так, будто я была единственной в этом переполненном кафе.
Мы заказали кофе — латте для меня, эспрессо для него — и булочки с корицей, которые пахли так, что я почти забыла о своих тревогах. Ник рассказывал о своей работе, о том, как однажды чуть не уронил лестницу на клиента, и я смеялась, искренне, впервые за неделю. Я поделилась историей о Мии, и он смеялся так заразительно, что я поймала себя на том, что улыбаюсь, не заставляя себя.
«Мия — настоящая звезда», — сказал он, отпивая кофе. — «Ты, должно быть, гордишься ею».
«Очень», — ответила я, чувствуя тепло в груди. — «Она мой свет. Иногда мне кажется, что она держит меня, а не наоборот».
Ник кивнул, его взгляд стал серьёзнее. «Это заметно. Ты делаешь для неё всё. Но, знаешь, ты заслуживаешь и для себя что-то хорошее».
Его слова задели что-то глубоко внутри, и я отвела взгляд, теребя салфетку. Я хотела верить ему, хотела позволить себе это тепло, эту лёгкость. Но записки, разбитая чашка, слова Сары о моём стрессе — они были как тени, которые следовали за мной. «Спасибо», — сказала я тихо. — «Я пытаюсь».
Мы проговорили ещё час, и я узнала, что он любит старые виниловые пластинки, ненавидит бегать, но делает это ради племянника, и мечтает однажды съездить в Исландию. Я рассказала о своих уроках литературы, о том, как дети пишут смешные эссе, и о том, как я когда-то хотела стать писательницей. Разговор был как танец — лёгкий, естественный, и я не хотела, чтобы он заканчивался.
Когда мы вышли из кафе, ночь была холодной, но звёзды сияли ярко над Мейпл-Лейн. Ник проводил меня до машины, и на секунду мне показалось, что он хочет сказать что-то ещё, но он просто улыбнулся. «Это было здорово, Елена», — сказал он. — «Можно повторить? Может, на следующей неделе?»
«Я бы хотела», — ответила я, и это было правдой. Я села в машину, махнув ему на прощание, и поехала домой, чувствуя, как улыбка всё ещё греет лицо. Ник был как глоток свежего воздуха, и я хотела держаться за это чувство.
Когда я вернулась домой, миссис Кларк уже уложила Мию спать. Я поблагодарила её, заперла дверь и поднялась наверх, чтобы проверить дочку. Мия спала, обнимая своего кролика, её кудри разметались по подушке. Я поправила одеяло, поцеловала её в лоб и вышла, чувствуя, как тепло от её дыхания остаётся со мной.
Я спустилась в ванную, чтобы сделать уход за лицом — мой маленький ритуал, который помогал мне чувствовать себя собранной. Я нанесла очищающую пенку, массируя кожу, и включила тихую музыку на телефоне — что-то мягкое, с пианино. Мысли о Нике, о его смехе, о его взгляде всё ещё кружились в голове, и я улыбнулась своему отражению в зеркале. Может, я могла быть счастливой. Может, я могла двигаться вперёд.
Но затем я услышала звук — слабый, но отчётливый. Шаги. Они доносились со второго этажа, как будто кто-то медленно прошёл по коридору. Я замерла, пенка стекала по щеке, а сердце заколотилось так, что заглушило музыку. Я выключила телефон, прислушиваясь. Тишина. Но я знала, что не ошиблась. Это были шаги — тяжёлые, не такие, как у Мии.
Я вытерла лицо полотенцем, стараясь не паниковать, и взяла телефон, на случай, если придётся звонить. Я медленно вышла из ванной, оглядываясь. Гостиная была тёмной, только свет от уличного фонаря пробивался через занавески. Я поднялась по лестнице, стараясь ступать бесшумно, но каждая ступенька скрипела, как будто выдавая меня. Коридор наверху был пуст, двери закрыты. Я подошла к комнате Мии, толкнула дверь и заглянула внутрь. Она спала, её дыхание было ровным, кролик всё ещё в её руках. Я выдохнула, но облегчение было слабым.
Я проверила свою спальню, шкаф, даже заглянула под кровать, чувствуя себя глупо, но не в силах остановиться. Никого. Я спустилась вниз, осмотрела кухню, гостиную, проверила замки и окна — всё было закрыто, как я оставила. Я стояла посреди гостиной, прислушиваясь, но слышала только стук собственного сердца и далёкий шум ветра за окном.
«Ты устала», — сказала я себе, но голос дрожал. Я хотела верить, что это моя фантазия, что шаги были эхом моего страха. Но записки, чашка, открытка — они были реальными. Я не могла притворяться, что всё в порядке.
Я вернулась в ванную, чтобы закончить уход, но мои движения были механическими. Я нанесла увлажняющий крем, глядя в зеркало, но видела не своё лицо, а тени, которые преследовали меня. Ник был светом, но я не знала, хватит ли его, чтобы прогнать эту темноту.
Я легла в кровать, но сон не шёл. Я лежала, глядя в потолок, где тени от фонаря танцевали, как призраки. Мия спала в соседней комнате, и её спокойствие было единственным, что держало меня. Но шаги, которые я слышала, были как предупреждение, и я не знала, показалось мне или это правда...
Утро ворвалось в дом холодным светом, пробиваясь сквозь занавески и рисуя полосы на деревянном полу кухни. Я стояла у плиты, готовя тосты для Мии, пока она сидела за столом, рисуя очередного «звёздного пирата» с длинными ушами, похожими на её кролика Банни. Запах поджаренного хлеба и кофе наполнял воздух, но я не могла насладиться этим уютом. Шаги в коридоре всё ещё звучали в голове, как назойливое эхо, от которого не спрятаться. Я уговаривала себя, что это просто игра воображения — но разве воображение оставляет на столе чужие записки? Разбитая чашка, та самая фотография с пляжа… Слишком уж осязаемые доказательства для призраков. Или нет? Кто-то явно играет со мной. Или это я сама теряю границы реальности?
«Мам, Банни хочет быть капитаном!» — сказала Мия, размахивая карандашом. Её кудри падали на лицо, и она нетерпеливо отбрасывала их назад.
«Капитаном?» — переспросила я, заставляя себя улыбнуться. — «Тогда ему нужна шляпа, как у настоящих пиратов. Может, нарисуешь?»
Она кивнула, погрузившись в рисунок, а я поставила перед ней тарелку с тостом и джемом. Мои движения были автоматическими, но мысли кружились вокруг вчерашнего вечера. Свидание с Ником было как луч света, его смех, его внимательный взгляд — всё это грело меня изнутри. Но шаги, которые я слышала, вернувшись домой, были как холодная вода, вылитая на это тепло. Я проверила весь дом, но никого не нашла. Мия спала спокойно, и я хотела верить, что мне показалось. Но я знала, что это не так.
Я повернулась к вешалке у двери, чтобы взять ключи — они всегда лежали там, в маленькой керамической миске с нарисованными ромашками. Но миска была пуста. Я нахмурилась, чувствуя, как пульс ускоряется. Я точно помнила, что оставила ключи там昨晚, когда вернулась от миссис Кларк. Я всегда так делала — это был мой ритуал, мой способ держать жизнь под контролем. Я начала рыться в сумке, думая, что могла бросить их туда, но сумка была пустой, кроме кошелька и помады.
«Мия, ты видела мои ключи?» — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Она подняла голову, её карандаш замер над бумагой. «Нет, мам. Они же всегда в миске, да?»
Я кивнула, но внутри всё сжалось. Я обошла кухню, заглянула на столешницу, под стол, даже проверила ящики. Ничего. Я прошла в гостиную, чувствуя, как тревога нарастает. На журнальном столике, рядом с пультом от телевизора, лежали мои ключи. Брелок с маленьким медвежонком, который Мия выбрала для меня, блестел в утреннем свете. Я замерла, глядя на них. Я не оставляла их здесь. Я никогда не оставляла ключи в гостиной.
«Мам, ты нашла?» — крикнула Мия из кухни, и её голос вернул меня в реальность.
«Да, милая», — ответила я, взяв ключи и сжав их так, что металл впился в ладонь. — «Всё в порядке».
Но ничего не было в порядке. Я вернулась на кухню, поставила ключи в миску и села напротив Мии, притворяясь, что ем тост. Мои мысли метались. Я не могла ошибиться. Я не была рассеянной, не теперь, когда каждый шорох казался мне угрозой. Кто-то взял мои ключи и положил их в гостиную. Кто-то был в моём доме. Эта мысль была как удар, но я не могла позволить ей сломать меня, не перед Мией.
«Мам, ты грустная?» — спросила Мия, глядя на меня своими большими глазами. Её голос был тихим, почти испуганным.
Я заставила себя улыбнуться, протянула руку и погладила её по щеке. «Нет, солнышко. Просто задумалась. Твой пират потрясающий, покажи!»
Она оживилась, показывая мне рисунок, и я кивала, слушая её рассказ о том, как Банни сражается с «космическими осьминогами». Но мои мысли были где-то в другом месте. Ключи. Шаги. Записки. Это не было совпадением. Кто-то проникал в мой дом, трогал мои вещи, играл со мной, как с марионеткой. Но кто? Марк? Его насмешка по телефону всё ещё резала, но он отрицал всё. Сара? Её слова о моём стрессе, её забота — они казались мне маской. Ник? Он был новым, добрым, но я знала его слишком мало.
Я отвезла Мию в садик, стараясь болтать с ней о её пирате, чтобы она не заметила моей тревоги. Но когда я вернулась домой, тишина дома навалилась на меня, как тяжёлое одеяло. Я прошла в гостиную, глядя на журнальный столик, где нашла ключи. Всё было на месте, но я чувствовала себя чужой в собственном доме. Я проверила замки, окна — всё закрыто. Но это не успокаивало. Кто-то был здесь, и у них, возможно, были ключи.
Я достала телефон, чтобы написать Нику. Его предложение установить камеры всё ещё было в моей голове, и теперь, после ключей, я чувствовала, что не могу больше ждать. Но мои пальцы замерли над экраном. Его улыбка в кафе, его тёплый голос — они были как спасение, но я не могла доверять никому. Я написала: «Привет, ты свободен сегодня? Хочу обсудить камеры». Но не отправила. Вместо этого я открыла ящик на кухне, где хранила записки, и посмотрела на них. «Смотри», «Вижу», «Скоро», «Жди», «Слушай», «Помни». Они лежали, как улики в деле, которое я не могла разгадать.
Я закрыла ящик и села, обхватив себя руками. Я вспомнила разговор с Сарой, её намёки на мой стресс, её взгляд, полный сочувствия, но с чем-то ещё. Она была моей подругой, но я не могла избавиться от чувства, что она знает больше, чем говорит. И Марк — его насмешка, его уверенность. Он знал, как сломать меня, но это было слишком тонко для него. Или нет?
Я встала, чтобы налить себе воды, но остановилась у окна в гостиной. Улица была пустой, только соседский кот пробежал по тротуару. Я хотела двигаться вперёд, к Нику, к его свету, но теперь я знала, что кто-то был в моём доме. Они брали мои ключи, оставляли записки, разбивали чашку Мии. Они оказались гораздо ближе, чем я могла предположить.
Утро в Виллоубруке было обманчиво спокойным: солнце лилось через окна, заливая кухню мягким светом, а птицы щебетали в саду, как будто ничего не произошло. Я сидела, обхватив ладонями остывшую кружку, пока Мия, увлечённая своим йогуртом, распевала песенку про космические приключения кролика Банни. Её кудряшки плясали в такт воображаемому звёздолёту из диванных подушек, и я автоматически улыбалась в ответ, но где-то глубоко внутри меня уже шевелилось что-то холодное и липкое. Потому что вчерашние ключи на столике лежали слишком ровно, будто их положили нарочно.
«Мам, ты видела мой красный карандаш?» — спросила Мия, заглядывая под стол.
«Проверь в рюкзачке», — ответила я, стараясь звучать спокойно. — «Может, он там спрятался с другими пиратами».
Она хихикнула и побежала к своему рюкзаку, а я встала, чтобы убрать её миску. Мои движения были механическими, как будто я играла роль матери, но внутри я чувствовала себя загнанной в угол. Ключи, которые я не оставляла в гостиной, были последней каплей. Я больше не могла притворяться, что это случайности. Кто-то проникал в мой дом, трогал мои вещи, оставлял следы, чтобы я знала, что они рядом. Эта мысль была как холодная рука, сжимающая горло, и я не могла её оттолкнуть.
Я отвезла Мию в садик, болтая с ней о её «звёздном корабле», чтобы она не заметила, как мои руки дрожат на руле. Вернувшись домой, я не могла сидеть на месте. Тишина дома, которая когда-то была моим убежищем, теперь казалась угрожающей. Я ходила из комнаты в комнату, проверяя окна, замки, шкафы, как будто могла найти ответы в углах. Но всё было на месте, и это только усиливало моё беспокойство. Я чувствовала себя в ловушке — в собственном доме, который больше не был моим.
Я открыла ноутбук и начала искать информацию о дополнительных замках. Мне нужно было что-то сделать сейчас, чтобы вернуть себе хоть каплю контроля. Я нашла сайт местного магазина стройматериалов и выбрала два замка с цепочкой и усиленный засов для входной двери. Цены кусались, но я не могла экономить на безопасности. Я оформила заказ с доставкой на сегодня и почувствовала, как напряжение чуть отпускает. Это был маленький шаг, но он был моим.
Пока я ждала доставку, я достала телефон, чтобы написать Нику. Его сообщение о камерах всё ещё было в чате, и я хотела ответить, но что-то останавливало меня. Его доброта, его лёгкость были как спасательный круг, но я не могла избавиться от сомнений. Он был новым, слишком новым, и я знала его слишком мало. Что, если он как-то связан с этим? Я покачала головой, отгоняя эти мысли. Ник не был таким. Его улыбка в кафе, его искренний смех — они были настоящими. Или я просто хотела, чтобы они были?
Я набрала: "Привет, замки пока в пути, но я думаю над твоим предложением..." Пальцы замерли над экраном. Вдруг передумала, стерла и написала заново, сердце колотясь: "А может, встретимся сегодня? Мне... мне нужно тебя видеть."
Отправила - и тут же прижала телефон к груди, будто он мог передать то тепло, которого мне так не хватало. Каждая секунда молчания тянулась как час.
"Сегодня? Отличная идея," - ответил он почти мгновенно. - "В восемь в том кафе у фонтана? Или я могу заехать за тобой?"
Я чувствовала, как по спине пробежали мурашки. "Приезжай," - написала я, уже представляя, как его машина остановится под моими окнами, как он обнимет меня, развеяв все мои тревоги. И впервые за долгое время что-то внутри дрогнуло - может быть, надежда.
Доставка замков приехала к обеду. Курьер, молодой парень с веснушками, помог мне занести коробки в прихожую, и я поблагодарила его, стараясь не выдать своей нервозности. Когда он ушёл, я распаковала замки, чувствуя себя немного глупо. Я никогда не устанавливала ничего сложнее полки, но инструкция казалась понятной, и я решила попробовать. Мне нужно было действовать, чтобы не сойти с ума от ожидания.
Я взяла отвёртку из ящика с инструментами, который Марк оставил в гараже, и начала с входной двери. Мои руки дрожали, пока я откручивала старый замок, но работа отвлекала. Я представляла, как эти новые замки станут барьером, как они защитят меня от того, кто оставляет записки, от того, кто знает, где я храню ключи. Но даже когда я затягивала последний винт, я не чувствовала себя в безопасности. Замки были просто металлом, а мой страх был живым, дышащим, и он не уходил.
Я установила цепочку на дверь и проверила, как она работает. Цепь звякнула, когда я потянула дверь, и этот звук был странно успокаивающим. Я прошла в гостиную, чтобы проверить окна, и остановилась у журнального столика. Я замерла, увидев книгу. Эта потрёпанная обложка, знакомые страницы, пожелтевшие от времени... Я держала её в руках десять лет назад, когда мир ещё казался простым. Тогда я верила, что знания — это сила. Смешно. Книга должна была быть в подвале. В коробке. Под слоем пыли и забытых вещей. Но вот она — лежит здесь, будто ждала меня. А рядом... Записка. Всего одно слово. Всего четыре буквы, от которых похолодело внутри.
«Знай».
Я опустилась на пол, сжимая книгу в дрожащих пальцах. Что я должна знать? Кто-то играет со мной, будто я персонаж в чьей-то жестокой игре. И самое страшное — я даже не пытаюсь сопротивляться. Потому что уже поняла: это сильнее меня. Слёзы капнули на обложку, оставили тёмные пятна. Я не вытирала их. Пусть. Всё равно ничего изменить нельзя.
Я не могла дышать. Кто-то был здесь. Не вчера, не позавчера — сегодня. Они взяли книгу, оставили записку, пока я была в садике с Мией. Или… или ночью, когда я слышала шаги. Я сжала записку в кулаке, чувствуя, как гнев переплетается со страхом. Я хотела кричать, но вместо этого спрятала записку в ящик, к остальным. Их было слишком много...
Я села на диван, обхватив себя руками. Мой дом, мой маленький мир, превратился в клетку. Я чувствовала себя загнанной, как животное, которое не знает, откуда придёт следующий удар. И с каждым таким «подарком» пазл становился сложнее, а тревога — острее, будто кто-то медленно затягивал петлю на моей шее, не переставая улыбаться.
Есть два варианта: довериться или молчать. Я выбрала третий — бояться.
Я стояла у окна гостиной, теребя край тёмно-синей блузки, пока фары машины Ника не мелькнули на подъездной дорожке. Мой дом был тих, только тиканье часов нарушало молчание. Мия спала у миссис Кларк, и я чувствовала укол вины за то, что снова оставляю её, но мне нужно было это — вечер, где я могла бы притвориться, что моя жизнь не разваливается по швам. Книга с запиской «Знай», новые замки, которые я установила сегодня, и ощущение, что кто-то был в моём доме, давили на меня, как невидимый груз. Я проверила цепочку на двери, засов — всё на месте. Но это не успокаивало.
Я открыла дверь, когда Ник постучал, и его улыбка, тёплая и лёгкая, на секунду прогнала холод в моей груди. Он был в тёмно-сером свитере, который подчёркивал его глаза, и джинсах, а в руках держал маленький букет полевых цветов — ромашки и что-то синее, похожее на васильки.
«Для тебя», — сказал он, протягивая букет. — «Подумал, что они подойдут к твоему настроению».
Я взяла цветы, чувствуя, как щёки теплеют. «Ты всегда такой… внимательный», — ответила я, улыбнувшись. — «Спасибо, Ник».
Он пожал плечами, но его взгляд был мягким. «Просто хотел начать вечер правильно. Готова?»
Я кивнула, схватила пальто и заперла дверь, дважды проверив замки. Мы сели в его машину — старенький пикап, пахнущий кожей и деревом, с тихой музыкой, льющейся из динамиков. Ник завёл мотор, и мы поехали к кафе на Мейпл-Лейн, тому самому, где свет ламп был как объятие, а запах кофе обещал хоть немного уюта.
В кафе мы заняли столик у окна, и я сразу почувствовала, как тепло этого места обволакивает меня. Официантка принесла нам кофе — капучино для меня, чёрный для него — и тарелку с крошечными маффинами с черникой, которые Ник заказал заранее. «Попробуй», — сказал он, пододвигая тарелку. — «Говорят, черника спасает от всего».
Я откусила кусочек, но вкус едва дошёл до меня. Я старалась улыбаться, но Ник заметил моё беспокойство почти сразу. Его пальцы замерли на кружке, и он наклонился чуть ближе, его взгляд был внимательным, но не навязчивым.
«Елена, ты в порядке?» — спросил он, и в его голосе была искренняя тревога. — «Ты выглядишь, как будто несёшь на плечах весь мир».
Я сжала губы, теребя салфетку. Я хотела рассказать ему всё — про ключи, которые лежали не там, про шаги в коридоре, про книгу, которая появилась на столике. Но слова застревали в горле. Ник был добрым, его глаза сияли теплом, но я знала его всего пару недель. После Марка я не могла доверять так легко. Что, если я ошибусь снова?
«Просто… много дел», — ответила я, отводя взгляд к окну, где отражались огни кафе. — «Мия, работа, дом. Иногда всё наваливается сразу».
Он кивнул, не отрывая от меня глаз. «Знаю, как это бывает», — сказал он, и его голос был мягким, но твёрдым. — «Но ты не обязана держать всё в себе. Если хочешь, расскажи. Я не буду давить, но я здесь».
Я посмотрела на него, чувствуя, как сомнения борются с желанием открыться. Его слова были такими простыми, такими нужными, но я не могла переступить через свой страх. «Спасибо», — сказала я тихо. — «Я… я пока не знаю, как это объяснить».
«Без проблем», — ответил он, улыбнувшись. — «Но если что, я не только кофе пью. Могу помочь с чем-то реальным. Камеры, замки, даже шкаф передвинуть, если надо».
Я замерла, услышав про замки. Я не рассказывала ему, что установила новые сегодня, и его слова попали в точку. «Ты угадываешь мысли?» — спросила я, пытаясь пошутить, но мой голос был напряжённым.
Он засмеялся, пожав плечами. «Просто интуиция. Ты выглядишь, как человек, который хочет защитить свой мир. Если серьёзно, мы ни раз обсуждали, что я занимаюсь системами безопасности. Помогу без проблем».
Я кивнула, но внутри всё сжалось. Его предложение было логичным, но я не была готова довериться. Не теперь, когда мой дом превратился в загадку, которую я не могла разгадать. «Я подумаю», — сказала я, заставляя себя улыбнуться. — «Пока хочу просто… быть здесь».
«Это я могу устроить», — ответил он, и его улыбка вернулась, лёгкая и тёплая. Мы сменили тему, и он начал рассказывать о своём племяннике, который решил стать «космическим шеф-поваром» и смешал воду с блёстками, чтобы сделать «звёздный суп». Я смеялась, представляя эту картину, и рассказала, как Мия однажды пыталась «постирать» мой ноутбук влажной салфеткой. Разговор был как мягкое одеяло, укутывающее меня, и я позволила себе расслабиться, хотя бы ненадолго.
Но даже в этом уюте я не могла забыть о своём доме. Я ловила себя на том, что оглядываюсь на дверь кафе, как будто ожидая увидеть кого-то — Марка, Сару, или тёмную фигуру, чьего лица я не знала. Ник заметил, как я напряглась, но не сказал ничего, только слегка коснулся моей руки, когда я замолчала.
«Если передумаешь, я рядом», — сказал он, когда мы вышли из кафе. Он отвёз меня домой, и его пикап мягко остановился у моего дома. Ночь была холодной, звёзды сияли над Виллоубруком, и я запахнула пальто, чувствуя, как мороз щиплет щёки.
«Спасибо, Ник», — сказала я, стоя у двери. — «Это было… то, что мне нужно».
Он посмотрел на меня, как будто хотел сказать что-то ещё, но просто кивнул. «Я серьёзно насчёт помощи», — сказал он. — «Если что-то не так, позвони. Даже посреди ночи».
Я кивнула, чувствуя ком в горле. «Я запомню», — ответила я, и это было правдой. Я открыла дверь, махнув ему на прощание, и вошла в дом, но тепло от нашего вечера быстро рассеивалось. Я заперла дверь, проверила новые замки — цепочку, засов, всё на месте. Я поднялась наверх, чтобы убедиться, что окна закрыты, и вернулась в гостиную. Всё было тихо, но эта тишина была тяжёлой, как перед грозой.
Я налила себе воды, стараясь не оглядываться по углам, но моё сердце всё равно билось быстрее, чем нужно. Я прошла мимо журнального столика, ожидая увидеть что-то — записку, ручку, что угодно. Но столик был пуст, только пульт от телевизора лежал на месте. Я выдохнула, но облегчение было слабым. Отсутствие записки не значило, что я в безопасности. Кто-то был в моём доме, и я знала, что они вернутся.
Утро в Виллоубруке было хрупким, как тонкий лёд на пруду: солнце лениво пробивалось сквозь облака, а воздух пах сыростью и опавшими листьями. Я сидела на кухне, обхватив ладонями остывшую кружку, пока Мия, увлечённо раскрашивая домик для своего воображаемого кролика Банни, взахлёб рассказывала, как они сегодня полетят на Луну за космической морковкой. "Мама, смотри, я научилась рисовать радугу одним движением руки!" — хвасталась она, оставляя на бумаге яркие дуги, а я машинально кивала, вспоминая, как вчера Ник подарил мне букет полевых цветов, которые я поставила в фарфоровую вазу, стоявшая на тумбе в гостиной.
Но ощущение, что мой дом превратился в чужое пространство, не отпускало. Новые замки, которые я установила, цепочка на двери — они были как щит, но я знала, что щит не спасёт, если враг уже внутри.
«Мам, смотри, Банни теперь синий!» — воскликнула Мия, показывая мне рисунок, где её кролик превратился в нечто похожее на инопланетянина.
«Космический Банни!» — ответила я, стараясь звучать весело. — «Ему идёт. Может, нарисуешь ему ракету?»
Она кивнула, погрузившись в своё творчество, и тут же увлечённо принялась размазывать ладошкой жёлтую краску, изображая "солнечный взрыв" для Банни. "Смотри, мам, это как в том мультике, где зайчик строил ракету!" — восторженно прошептала Мия, широко раскрывая глаза, а я встала, чтобы убрать её миску с хлопьями.
"Ого, какой мощный взрыв! — рассмеялась я, бережно вытирая ей щёчку салфеткой. — Банни, наверное, теперь самый крутой кролик во всей Вселенной!" Мия торжествующе подпрыгнула на стуле: "Правильно! Он же мой!"
Мой телефон, лежавший на столе, завибрировал, и я вздрогнула, чуть не уронив миску. Экран загорелся, показывая уведомление от неизвестного номера. Я открыла сообщение, и моё сердце пропустило удар. Простые слова, но они резанули, как нож: «Ты не одна».
Я замерла, глядя на экран, пока буквы не начали расплываться. Мои пальцы дрожали, когда я перечитала сообщение ещё раз, как будто оно могло исчезнуть. Но оно было там, холодное и угрожающее. «Ты не одна». Кто-то знал, что я дома. Кто-то наблюдал. Моя первая мысль была о Марке — его насмешка по телефону, его уверенность, его умение манипулировать. Это был он. Должно быть, он.
Я схватила телефон и вышла в гостиную, чтобы Мия не услышала. Я набрала номер Марка, чувствуя, как гнев и страх борются внутри. Он ответил почти сразу, его голос был таким же гладким, как всегда, но с лёгкой усталостью, как будто я оторвала его от чего-то важного.
«Елена, что на этот раз?» — спросил он, и я уловила знакомый снисходительный тон.
«Прекрати это, Марк», — сказала я, и мой голос дрожал, несмотря на попытки держать себя в руках. — «Я получила сообщение. ‘Ты не одна’. Это ты, да? Хватит играть со мной».
Он замолчал, и тишина была такой тяжёлой, что я услышала, как кровь стучит в висках. Потом он хмыкнул, и этот звук был как пощёчина.
"О, да ты совсем съехала, дорогая," — его голос капал ядом, каждый слог будто обжигал кожу. — "Тебе уже мерещатся мои послания? Может, пора к психиатру записаться? Хочешь, номер хорошего специалиста скину?"
Я впилась пальцами в телефон, чувствуя, как корпус трещит под давлением.
"Не смей так со мной говорить!" — голос сорвался на хрип. — "Ты прекрасно знаешь, что это не галлюцинации. Кто, кроме тебя, мог знать про ту коробку в подвале? Кто помнит, как я боялась этих фотографий? Ты специально выбрал именно их — чтобы мне стало плохо, да?"
Тишина в трубке стала густой, как сироп. Потом ледяной смешок: "Ох, Лена... Если бы я действительно хотел тебе 'напомнить' о прошлом, поверь, ты бы не сомневалась, что это я".
«Ты правда думаешь, что я сижу и пишу тебе анонимки?» — ответил он, и его голос был полон презрения. — «Елена, я не ребёнок. Если бы я хотел тебя достать, я бы сделал это через суд. А не через какие-то глупые сообщения».
Я сжала губы, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Его слова были такими знакомыми — он всегда умел заставить меня сомневаться в себе. «Тогда кто?» — спросила я, и мой голос был тише, чем я хотела. — «Кто знает, где я живу? Кто знает, как меня напугать?»
«Понятия не имею», — ответил он, и его тон был таким небрежным, что я почти поверила ему. — «Но, знаешь, может, тебе стоит проверить своих новых друзей. Этот парень, с которым ты таскаешься, кто он вообще? Или твоя подружка Сара, которая вечно суёт нос в твои дела?»
Я замерла, его слова задели что-то внутри. Ник? Сара? Я отогнала эти мысли, но они оставили горький привкус. «Не смей переводить на них», — сказала я, но мой голос был слабым. — «Если я узнаю, что это ты, Марк, я…»
«Ты что?» — перебил он, и его смех был холодным, как зимний ветер. — «Позвонишь в полицию? Скажешь, что получила сообщение? Удачи, Елена. Суды любят доказательства, а у тебя их нет».
Он повесил трубку, и я осталась стоять посреди гостиной, сжимая телефон. Его насмешка эхом звучала в голове, но теперь к ней добавилось новое — «Ты не одна». Я открыла сообщение снова, но номер был скрыт, и я не могла ответить. Я чувствовала, как паника поднимается из груди, как будто кто-то сжимает мои лёгкие. Я хотела кричать, но вместо этого глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться. Мия была в соседней комнате, и я не могла позволить ей увидеть мой страх.
Я вернулась на кухню, улыбнулась Мие и похвалила её рисунок, но мои мысли были где-то в другом месте. Кто-то знал, что я дома. Кто-то хотел, чтобы я боялась. Я проверила замки, окна, цепочку — всё было закрыто. Но это не помогало. Мой дом, который когда-то был моим убежищем, теперь был как клетка, и я не знала, как из неё выбраться.
Я отвезла Мию в садик, стараясь болтать с ней о её «синем Банни», чтобы она не заметила, как мои руки дрожат. Вернувшись домой, я села на диван, глядя на телефон. Сообщение всё ещё было там, как напоминание, что я не в безопасности. Я хотела позвонить в полицию, но знала, что Марк прав — у меня не было доказательств. Записки, сообщение, ключи — всё это было слишком зыбким, чтобы кто-то поверил. Даже Сара намекала, что это может быть стресс. Но я знала, что это реально.