В глаза бросились скомканные штаны мужа, которые словно выброшенный ненужный инвентарь, лежали на полу. Рядом стояли его ботинки, начищенные до блеска, напоминающие о его безупречном имидже, который он так тщательно поддерживал.
Сердце замерло, а затем бешено заколотилось, словно пыталось вырваться из груди.
Сам муж стоял во всей своей нагой «красе» спиной ко мне, прижав новенькую официантку к стене склада нашего ресторана. Ту самую Риту, которую он еще вчера за глаза называл «бестолковой пустышкой», «ленивой дурочкой», «абсолютно непригодной для работы в нашем ресторане». Его слова эхом отдавались в моей голове, смешиваясь с тошнотворным запахом дешевого приторного женского парфюма.
– Люба, ты пойми она же совсем тупенькая. Дважды два вряд ли сложить сможет. Вчера представь, что она мне выдала, – ещё вчера говорил муж посмеиваясь. – Роман Витальевич, а вам не жалко нерку? Они ведь такие милые создания. Я только потом понял, что она нерку с нерпой перепутала.
Я ещё посмеялась вместе с ним. А получается он смеялся над ней, а на самом деле мечтал прижать к стене и засадить в неё член. Мразь!
Сейчас стало понятно почему уже месяц у него постоянно нет на меня времени. Рита как раз устроилась чуть больше месяца назад. На меня у него просто уже сил не хватало. Все тратил на своё новое увлечение. И это мужчина в сорок пять лет. Я думала он разумный, мудрый, на которого можно положиться, вся дурость в молодости осталась, а он променял меня и двоих детей на обычную тупую куклу.
Смотрю на лицо Риты, обычно такое милое и живое, сейчас же перекошенное от удовольствия. В моей голове проносятся картины их общения, его снисходительные улыбки, её якобы наивные вопросы. Теперь все встало на свои места.
Вся ее показная неуклюжесть, вечные извинения и хлопанье ресницами – жалкая игра, тщательно продуманный спектакль. Вчера она невинно улыбалась мне, спрашивая, как лучше подойти к клиенту и подать меню, а сегодня… сегодня она прижимается к моему мужу, наслаждаясь его вниманием, его прикосновениями. Её пухлые губы, теперь расплылись в похотливой ухмылке. А её красная помада, напомнила мне яркую окраску ядовитых жаб, которые специально привлекают к себе внимание жертв.
Эти коровьи накладные ресницы, которыми она так умело хлопала, выпрашивая поблажки теперь казались мне орудием соблазна, заточенным специально для таких, как мой муж. И я ведь тоже велась, прощала ей ошибки, жалела, думала про неё, что она бедненькая, глупенькая, беспомощная. Сволочь!
Я не кричу, не плачу, не закатываю истерику. Просто замерла, парализованная увиденным. Все вокруг словно замедлилось. Вот Рома поворачивает голову, его лицо, искаженное похотью, сменяется удивлением. В его взгляде – медленное осознание, что теперь не отмазаться простыми “я был занят” или “ что за ерунду ты несёшь, мне кроме тебя никто не нужен”.
Он застыл в неловкой позе, прижимая к себе Риту.
Тишина в комнате стала оглушительной, ее нарушало лишь наше дыхание. Рита, оторвавшись от моего мужа, испуганно захлопала ресницами, осознавая всю щекотливость ситуации. Она судорожно одернула короткую юбку, попыталась застегнуть непослушные пуговицы рубашки на мощной груди. Рома же, словно очнувшись, попытался натянуть штаны, но те запутались в ногах, превращая его в жалкое подобие того безупречного мужчины, которого я знала.
– Люба я всё объясню. Это… это не то, что ты думаешь! – наконец выдавил он из себя. – Я… я просто…
Он напряженно пытался придумать хоть какое-то оправдание, это было видно по его бегающим глазам. Рита, воспользовавшись его замешательством, попыталась юркнуть мимо меня, но я остановила её, подняв руку, и уперлась в косяк двери. Она замерла, как загнанный зверь, ее накладные ресницы трепетали в унисон с дрожащими губами. В глазах плескался страх. Она, казалось, была готова провалиться сквозь землю, лишь бы избежать моего взгляда. Но бежать ей некуда.
– А я думаю, что тут за мыши скребутся, – выдаю я довольно спокойно, хотя в груди бушует настоящий торнадо.
– Ты, – начинаю я, тщательно подбирая слова, чтобы не сорваться на крик, хотя мне здесь разнести всё хочется, — мне больше не муж Казанцев . Мы разводимся. А ты, — перевожу взгляд с мужа на его любовницу, — уволена.
Взгляд Риты, испуганный и блестящий от слёз, не вызывал во мне ни грамма сочувствия. Скорее, желание похлопать её по плечу и сказать: «Детка, ты сама нарвалась!»
– Это мой ресторан, и я решаю, кого увольнять, – грозно прозвучал голос Ромы. Видимо, штаны он всё-таки одолел.
Его слова обрушились на меня, как ледяной водопад. «Мой ресторан?» Да он же всегда был «наш»! Всё, что у нас есть, создано общими усилиями, потом и кровью. Он, видимо, начисто забыл, как я уволилась с работы, чтобы пахать официанткой за бесплатно, потому что на зарплату работникам не хватало. А я вкалывала за двоих, умудряясь при этом возить сына в садик и мчаться домой, чтобы успеть его забрать. И сколько раз таскала пятилетнего Никитку с собой на работу! Беременная Полиной, второй дочерью, делала ремонт в этом же ресторане, когда мы решили решили обновить дизайн. Да тут каждый плинтус приклеен под моим чутким руководством! А всё потому, что любимый муж был вечно занят: решал финансовые вопросы, договаривался с поставщиками, искал клиентов… А так да, делали мы всё вместе!
Я душу сюда вложила, а его фраза «Мой ресторан» – это настоящий плевок в душу.
– Твой ресторан? – с трудом сдерживая дрожь в голосе, я повернулась к нему лицом.
– Да, мой, – спокойно ответил Рома, пряча руки в карманы. По нему и не скажешь, что он только что усердно «таранил» Риту. – Я его основатель. А ты всего лишь управляющая.
Краем глаза я заметила кривую ухмылку на Ритином лице. Ах ты ж гадина! В глаза смотреть боится, а исподтишка злорадствует. Еле сдержалась, чтобы не влепить ей от души. Сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль немного привела меня в чувство.
– Так вот, как управляющая, я занимаюсь подбором персонала и увольнениями. И Рита здесь больше не работает.
– Будет, – упёрся муж.
– Ах, вот как? Решил свою шалаву под крылышко взять и обеспечить ей безбедное существование? Она ведь на это так надеется, – пропела я елейным голосом.
– Роман Витальевич, можно я пойду? – смиренно пропищала Рита, и муж кивнул ей, отпуская.
Барин нашёлся! Я всегда знала, что Рома обожает власть и когда ему подчиняются.
Рита развернулась к двери, прошла мимо меня, но не успела сделать и шага, как споткнулась, потеряла равновесие и полетела вперёд. Приземлилась прямо на ладони и колени. Раздался треск, и её обтягивающая юбка предательски лопнула на самом интересном месте, являя миру крупные ягодицы.
Раскорячившись на полу, Рита больше не казалась такой самоуверенной. Скорее, напоминала подбитую ночную бабочку, запутавшуюся в паутине собственных интриг. И знаете что? Злорадствовать – это грех, конечно, но я не святая! Внутри меня плясал маленький чертёнок, дико довольный таким поворотом событий.
– Ой, Риточка, неужели ножки подкосились от избытка чувств? – язвительно протянула я, притворно обеспокоенно глядя на её пышную фигуру. – Может, помочь подняться, или предпочитаешь, чтобы Роман Витальевич лично оказал первую помощь?
Рома смотрел на эту сцену, хмурил брови, но даже шага не сделал, чтобы помочь своей страстной любовнице. Видимо, решил, что это не его забота – протягивать руку помощи. Зато я сегодня решила показать ему всю мощь своей «овечьей» натуры. Надоело гасить конфликты, надоело подстраиваться под него, надоело быть хорошей.
– А теперь, дорогая, позволь дать тебе дружеский совет, – продолжила я, наклоняясь к Рите. – В следующий раз, когда будешь пытаться увести чужого мужа, убедись, что ты не только красиво выглядишь, но и умеешь ходить на каблуках и быстро бегать, а то вдруг придётся убегать от разъярённой жены.
Рита смотрит на меня исподлобья, встаёт, переводит взгляд на Рому. Наверно, ждёт его помощи или защиты.
– Иди, – говорит ей Рома. – Потом поговорим.
Она послушно исчезает за косяком, прикрываясь остатками юбки.
Мы остаёмся с мужем наедине. И оказывается, нам даже сказать друг другу нечего.
В повисшей тишине можно было услышать, как переговаривались в зале бармен с администратором. Рома молчал, буравил меня взглядом, в котором плескалось что-то среднее между злостью и растерянностью. Видимо, не ожидал, что тихая овечка вдруг превратится в разъярённую фурию, готовую выпустить когти.
– Это всё, что ты хотел мне сказать? Или у тебя ещё остались аргументы в пользу того, что этот ресторан – только твой? – спросила его.
Рома тяжело вздохнул, провёл рукой по волосам и, наконец, выдавил:
– Не начинай, пожалуйста. Ты же знаешь, как я ценю то, что ты делаешь. Просто… так получилось
«Так получилось»? Гениально! Это теперь девиз всех изменников? Так получилось, дорогая, понимаешь, само как-то… штаны упали, Рита подвернулась.
Я скрестила руки на груди и ехидно улыбнулась:
– Знаешь, что? А «так получилось», что я устала. Устала быть сильной, устала тянуть всё на себе, устала от твоих вечных «финансовых вопросов» и «договоров с поставщиками». Устала тебя ждать вечерами, когда ты вместо того, чтобы идти домой к жене и детям, сосёшься с персоналом по углам. Так что, «дорогой основатель», можешь засунуть свой ресторан куда подальше. Главное – выплати мне мою часть за ресторан и делай с ним, что хочешь. Я ухожу.
С гордо поднятой головой я направилась к выходу, оставив Рому в гордом одиночестве переваривать последствия своего «так получилось».
Оцените историю звездами ⭐️⭐️⭐️ если понравилось, а главное:
Не пропустите следующие старты литмоба
❤️КЛУБ АНОНИМНЫХ РАЗВЕДЁНОК❤️
https://litnet.com/shrt/gmnP
В котором я участвую вместе с четырьмя популярными авторами. Обязательно проходите по хэштегу моба "клуб анонимных разведёнок" и добавляйте все книги в библиотеку.
А теперь мои дорогие читатели и читательницы предлагаю вам познакомиться с семьёй Казанцевых.
Главная героиня, мама двоих детей и по совместительству управляющая ресторана Любовь Казанцева, 38 лет
Роман Витальевич Казанцев, муж Любы, 45 лет, владелец ресторана “Сияние Гетсби”, злостный изменник.
А это та самая любимая официантка Романа Витальевича Рита Постельных, 28 лет
Сажусь в машину, в свой старенький ниссан, через лобовое стекло вижу чёрный БМВ мужа. В прошлом году купил себе, сказал, что ему респектабельная машина.
Ага, конечно. А мне и старенькая две тысячи восьмого года сойдёт. Мы же с детьми не требовательные, что есть тому и рады.
За себя обидно, а за детей вдвойне. Никите уже пятнадцать, у него сейчас и так возраст не самый простой. А теперь ещё измена и наш развод.
То, что развод будет, я даже не сомневаюсь. Я и так слишком многое ему прощала. Хватит.
Завожу двигатель. Выезжаю с парковки, подавляя огромное желание мазануть по машине мужа. Моего ниссана не жалко, он у меня в каких передрягах только не побывал, а вот бмвешечка Ромы слишком противно блестит. Пара вмятин или царапин ему точно не помешает. Специально беру радиус пошире, чтобы проехать впритирку рядом с его машиной, замедляю ход, в руке уже ключи зажаты, и когда проезжаю мимо, кончик ключа смачно скребёт по боковине.
Вот теперь можно ехать спокойно.
И нет, меня не мучают угрызения совести. Пусть скажет спасибо, что я только это сделала.
До дома доезжаю за пятнадцать минут. Навстречу Полинка выбегает.
– Мама, ты сегодня раньше? – её звонкий голосок немного рассеивает ту тёмную тучу, что сгустилась внутри меня. Смотрю на неё, такую светлую, чистую.
Как я могу позволить, чтобы её коснулась вся эта грязь?
– Да, малыш. Пораньше, – отвечаю ей.
Она у меня хорошенькая, светловолосая, сероглазая. Все говорят, на меня похожа. Только не характером. Она нежная и ранимая. На неё, когда Рома рявкает, если в плохом настроении пребывает, то она молча всегда плачет. Вся сожмётся, закроется, плечики только трясутся.
Полиночка, 10 лет
– О, мама, – это Никита басит своим ломающимся голосом. – А ты чего сегодня приехала. Пятница же, аврал, или все внезапно перестали по рестикам ходить?
Если от Поли ещё получится какое-то время правду скрыть, то Никита сразу меня раскусит. Он у меня парень умный, правда, ленивый.
– И без меня народу хватает, Никит. Сами справятся, – натягиваю улыбку.
Иду на кухню, чтобы себя хоть немного чем-нибудь занять. Странным образом мытьё посуды всегда помогает мне расслабиться и находить решения, когда есть проблемы. Как назло, раковина пустая. Ни одной кружки, ни тарелочки даже.
– Я помыл, – отвечает на мой незаданный вопрос Никита, который идёт следом за мной.
– Молодец…
– Что случилось, мам? – сын хмурит брови, смотрит строго. Он сейчас на Рому в молодости похож. Взгляд серьёзный, взрослый.
Никита, сын, 15 лет
Молчу. Не знаю даже с чего начать и как сыну сказать.
– Мам, что происходит? – спрашивает он ещё раз.
Вздыхаю. Ему всё равно придётся узнать.
– У нас с папой проблемы, Никит. Большие проблемы. Скорее всего, мы будем разводиться.
Вижу, как он сглатывает. Боль в его глазах режет меня без ножа.
– Почему? – тихо спрашивает он.
– Ну а почему люди разводятся?
– Из-за Риты. Я видел, как отец на неё смотрит. Не хотел тебе говорить.
Господи, дети видят больше, чем мы думаем.
Киваю, смотрю в пол. Ещё не хватало разрыдаться перед сыном. Поднимаю голову, вздёргиваю подбородок, для меня это самый лучший способ справиться со слезами. Тело воспринимает поднятый подбородок как вызов. А в таком состоянии слёзы сами по себе исчезают.
– Да, Никит, это всё из-за Риты, – отвечаю его. – Я больше не могу закрывать на это глаза. Прости.
– Я понимаю, мам, – он обнимает меня за плечи, высокий, как отец. – Мы справимся. Мы будем помогать тебе.
В его словах столько силы и уверенности, что мне становится немного легче.
– Я думаю, нам придётся съехать, – признаюсь сыну.
А в голове сразу промелькивают все последствия этих вроде бы безобидных слов. Это же придётся школу менять, больницу тоже. Сколько беготни.
– Почему мы должны уезжать? – насупившись, спрашивает сын. – Пусть он и уходит. Это наш дом.
– Ты же понимаешь, что он не уйдёт. Не в твоём отце ни капли благородства, чтобы оставить нам дом. Он не уйдёт. Если он даже ресторан своим теперь называет.
– Козёл, – цедит сквозь зубы Никита, а я даже не одёргиваю его. – Собери его вещи и выстави. Мам, реально хватит уже терпеть и думать о нём. Выгони, и всё.
Несколько секунд смотрю в глаза сыну. Он ведь прав, у меня с рождением детей инстинкт материнства распространился не только на детей, но и на всех. У девочки посудомойщицы мама умерла, я полностью похороны организовала, Маринку официантку парень бросил, я ей салфетки подавала и успокаивала, объясняла, как ей повезло. И также с мужем. Он у меня как третий ребёнок, я постоянно слежу за его одеждой, сытый он или голодный. За давлением его смотрю. Оно у него скачет. Переживаю, а он почему-то, когда на Риту лез обо мне не переживал. Не переживал, когда я с ног валилась от усталости после тяжёлого вечера в ресторане, ещё шла делать поделку к Новому году Полине в школу. Да и не только к Новому году ,у нас что не подолека, так моя головная боль, а не Ромы.
– Уверена? – муж поднимает цинично бровь, трёт рукой бороду.
– Да. Или ты предлагаешь мне собрать детей и уйти? – отвечаю также высокомерно.
– Нет. Я предлагаю не раздувать скандал и успокоиться. Я вообще не понимаю, что тебя так задело.
Не могу поверить в то, что слышу. Я даже на несколько секунд дар речи теряю.
– Задело? Ты спрашиваешь, что меня задело? – мой голос срывается, но я стараюсь говорить твёрдо. – Меня задело, что ты мне изменяешь! Что ты врал мне в лицо!
Он пожимает плечами, словно я устраиваю сцену на пустом месте.
– Это было один раз. Не надо так драматизировать.
Один раз? Да какая разница, сколько раз! Измена – это измена. Предательство – это предательство.
– Один раз? Рома, ты хоть слышишь себя? Ты думаешь, после этого я должна просто закрыть глаза и сделать вид, что ничего не было?
Он вздыхает, закатывает глаза.
– Бл*дь, ты хоть раз можешь быть нормальной бабой? Другие мужики постоянно других баб трахают. Вот возьми хотя бы Крепсов или…или Дегтярёвых, так они уже лет десять точно любовниц имеют. Только они ещё их и содержат. Квартиру снимают им. А я один раз бабу зажал, и ты уже в истерике.
– Мне плевать на Крепсов и всех остальных, пусть хоть гарем заводят. Ты на себя смотри, на нас. Мы женаты шестнадцать лет, я думала мы семья, а в итоге что?
– Что?
– А ничего. Тебе, оказывается, другой на стороне не хватает? Завидовал Крепсу всё время? Так надо было уже давно признаться. Подали бы на развод, и всё. И был бы свободен. Девок бы всех подряд зажимал. Так, ты же по-скотски поступил. Тайком за моей спиной, с официанткой, которую сам же грязью поливал. Меня тошнит от тебя!
– Тебя тошнит от меня? – кривится он, передразнивая мои слова. – А меня тошнит от твоих истерик. Вечно недовольная, вечно пилишь. Я хоть раз в жизни захотел почувствовать себя мужиком, а ты…
– Мужиком? – перебиваю его, не веря своим ушам. – Это ты называешь себя мужиком? Изменять жене, врать в лицо, а потом ещё и обвинять её в истериках? Ты просто трус, Рома. Трус, который не умеет брать на себя ответственность за свои поступки.
Он молчит, пристально смотрит на меня, опасный огонь загорается в глазах. Он терпеть не может, когда я его трусом называю. Но у меня сейчас все тормоза отказали.
– Всё высказала? – цедит сквозь зубы.
Наверное, считает, что я сейчас всё выскажу и успокоюсь, проглочу обиду и всё забуду. Как и всегда. Но нет, Рома. На этот раз всё будет по-другому. Я больше не собираюсь закрывать глаза.
– Я подаю на развод, – говорю твёрдо, глядя ему прямо в глаза.
Он, наверное, не ожидал, что я действительно решусь на этот шаг. Наверное, думал, что я буду терпеть все его выходки до конца жизни.
Не знаю, чем он думал в тот самый момент, но мне уже всё равно.
– Подавай, только разводиться замучаешься, – насмешливо произносит Рома и снимает ботинки. – И я никуда не поеду.
Проходит в дом, я даже сделать ничего не могу, он выше меня и намного сильнее.
– Я спать. Устал. Утром поговорим.
И просто уходит в нашу спальню.
Да такой пофигизм мне только может сниться. Вот бы мне не обращать внимания ни на ресторан, который он бросил, хотя прекрасно знает, что надо было всё проконтролировать. А я хоть и сказала, что больше заниматься рестораном не буду, всё равно стою и переживаю.
Внутри всё трясётся от возмущения. А что сделать и как прогнать его не могу. В полицию смысл звонить, мы ведь не в разводе, он меня не убивает. Это я уже и так знаю. Соседка так мужа пьяного пыталась выставить, а полиция даже не приехала. «Вас не убивают, значит, всё нормально».
На себе я тоже его не вытащу. Остаётся одно – ждать завтрашнего дня и что-то предпринимать.
Укладываю Полину, Никита сам укладывается, правда с телефоном, приходится несколько раз повторить, чтобы убрал. Подростки, такие подростки. И только когда дети засыпают, я решаюсь заглянуть в спальню.
Казанцев спит поперёк кровати, даже в душ не сходил после своей мымры. Спать я с ним и не собиралась, но мне сам факт неприятен, что он в этой одежде лежит на моей кровати. Ночевать мне придётся в гостиной на первом этаже. Беру гостевую подушку, плед и устраиваюсь на диване. Только вот сна ни в одном глазу. На душе тошно, полный раздрай. Ощущение, что кто-то взял и пустил мою жизнь с горы.
Вспоминаю рассказ девушки из клуба анонимных разведёнок. Её история откликается где-то внутри. Может, мне тоже высказаться? Может, легче станет, хоть немного.
И я начинаю писать. И про скомканные брюки, и про пятый размер груди Риты. Высказываю всё. Это как душу открыть незнакомцу в поезде. Всё равно знаешь, что больше никогда с ним не встретишься. А потом под моим рассказом появляется первый комментарий.
Бэсти:Слушай, так надо было его вещи выкинуть просто. Завтра, когда уйдёт на работу, пригласи мастера и замки смени.
Колибри:Подолбится часа два и свалит.
Я:Так, у нас дом, если менять, то на двух входах, и ещё на окна решётки ставить.
Летти: А что никаких мужчин знакомых нет? Может нанять кого, чтобы объяснили ему, чтобы больше не приходил.
Виктория:Зачем кого-то нанимать? Надо просто завести любовника, и всё. Он и защитит, и от дома мужа отвадит. Только заводи такого, чтобы помощнее был, и помоложе.
Виктория:Да и член, чтобы побольше был. Тогда муж точно сдохнет от зависти, и проблема будет решена ))))
От последней фразы даже смешно становится, давлю в себе смешок.
Я:Девочки, ну вы что. Где я и где любовник? Ещё и молодой. Мне тридцать восемь. Я наверно после развода вообще ни с кем не смогу. Не полюбить, ни к себе подпустить.
Колибри:Не, ну а почему им можно, а нам нельзя? Я вот не намерена прощать своего. На этом жизнь ведь не заканчивается. Правильно, девочки?
В полумраке гостиной, на неудобном диване спится плохо, и я засыпаю уже под утро. Мысли роятся в голове, перебирая вчерашний скандал, слова Ромы, как ядовитые шипы, впиваются в сердце. Картинка как он зажимает Риту, так и стоит перед глазами. Шестнадцать лет… Я потратила на него шестнадцать лет. Все эти годы я строила семью, верила в нас, а он… Он просто взял и перечеркнул всё одним грязным предательством.
Наконец, меня одолевает сон. Такой же тяжёлый и беспорядочный, как мои мысли. Я куда-то бегу, тороплюсь, задыхаюсь, но так и не могу добежать. А самое страшное я не понимаю, куда и зачем бегу.
Сквозь сон чувствую, как кто-то трогает меня. Лёгкое прикосновение, словно пёрышко, скользит по бедру. Внутри всё сжимается. Чьё-то дыхание опаляет щеку. Горячее, знакомое. Так, Рома любил с утра раньше любовью заняться, пока другую себе не нашёл. Глаза ещё закрыты, но мозг уже включился, и мозги медленно ворочаются, осознавая, что это не сон, а всё происходит наяву.
Распахиваю глаза и вижу над собой лицо Ромы. В полумраке его черты кажутся искажёнными, чужими.
Резко отталкиваю его,пытаюсь приподняться на локтях, чтобы сесть, но он наваливается на меня. Без рубашки, в трусах.
– Ты совсем обнаглел! – шиплю, с трудом сдерживая крик. – После своей Риты лезешь ко мне?
– И что?– шепчет муж, пыхтит, пытаясь справиться со мной и подмять под себя.
Он хватает меня за руки, в его глазах плещется злость и… похоть?
Тошнота подкатывает к горлу.
– Люба, ну чего ты как неродная? – хрипит он. – Я же сама жаловалась, что я тебе внимание не уделяю.
– После своей подстилки даже не смей ко мне прикасаться, – хочется завизжать. Едва сдерживаюсь, понимаю, что напугаю детей.
Начинается борьба. Он сильнее, его пальцы больно сдавливают мои запястья. Пытаюсь вырваться, мотаю головой, чтобы не дать ему себя поцеловать, но он только усмехается. Ярость клокочет во мне, перекрывая страх. Инстинктивно поднимаю колено и изо всех сил бью его между ног.
Рома охает, сгибается пополам, отпуская мои руки. Боль пронзает его лицо.
– Сука! – рычит он.
Я пользуюсь моментом и вскакиваю на ноги. Сердце колотится как бешеное, в ушах стучит кровь. Смотрю на Рому, скрючившегося на диване, и ненависть душит меня. Не могу поверить, что это происходит со мной. Оглядываюсь по сторонам, ищу хоть что-то, чем можно защититься. Хватаю со столика тяжёлую стеклянную вазу. – Не подходи! – голос дрожит, но звучит достаточно твёрдо. Рома медленно выпрямляется, держась за причинное место. Глаза огнём полыхают, а взгляд исподлобья.
– Не смей даже подходить, – тяжело дышу, отступаю назад.
Стою, сжимая вазу в руках, как последнее оружие. Взгляд Ромы прожигает во мне дыру, но я не отвожу глаз. Он делает шаг вперёд, и я вздрагиваю. Ваза предательски дрожит в руках.
– Не смей! – снова повторяю, уже громче, увереннее.
Не позволю ему сломать меня.
Рома ухмыляется.
– Думаешь, испугала? – цедит сквозь зубы. Голос хриплый, злой.
Не отвечаю, просто крепче сжимаю вазу. Примерно прикидываю, куда бить буду, если подойдёт ближе. По голове опасно, я потом ещё за убийство сидеть не хочу.
Он делает ещё шаг. И я, не раздумывая, бросаю в него вазу. Она разбивается о стену, разбиваясь на осколки. Рома вздрагивает. В глазах – удивление. Он до последнего не верил, что я могу бросить. Просто он не учёл, что даже смертельно раненое животное, загнанное в угол, будет до последнего сражаться за свою жизнь.
Стоим друг напротив друга напряжение на пределе.
– Люба, не дури. Прекращай истерить. Или у тебя совсем крыша поехала?
– Это у меня крыша поехала? А ты ничего не перепутал? Ты трахал другую, даже в душе не помылся, а лезешь ко мне.
– Так дело только в этом? Хорошо, давай я сейчас в душ схожу. Можем вместе, я тебе спинку потру.
– Себе потри желательно член. Кто знает, какую заразу ты себе уже подцепил.
– Рита чистая. Не наговаривай, – он её ещё и защищает!
– Вот и едь с ней спи, а меня не трогай. Даже не прикасайся.
Рома делает рывок, подхватывает меня на руки и несёт в душевую на первом этаже.
Дорогие мои, а хотите сегодня ещё одну главу? Я сегодня в ударе, хочется писать дальше. Мне история нравится, а вам? Давайте, поднажмём и добьем количество звездочек до 400. А я вам ночью ещё одну главу. С любовью, обнимаю ваша Чарли ❤️ ❤️ ❤️
В душевой Рома ставит меня на ноги, но не отпускает, держит за плечи. Я пытаюсь вырваться, бью его в грудь, но он только крепче сжимает мои руки.
Включает душ, и ледяные струи обжигают кожу. Зубы стучат, я дрожу всем телом, но смотрю ему в глаза. Злость не даёт мне сломаться.
– Ты… ты просто ничтожество! Ненавижу! – с силой выталкиваю эти слова, вкладывая в них всю злость, все эмоции. Если бы чувствами можно было убить, Рома бы уже агонизировал на полу.
Он ничего не отвечает, просто смотрит.
В его глазах нет ни раскаяния, ни любви. Только какая-то холодная ярость.
Он будто хочет меня наказать.
Смыть всю грязь, которую сам же и нанёс.
Снова приручить, сделать меня послушной.
Только это осталось в прошлом.
Никто больше не посмеет указывать мне, как жить.
Вырываюсь из его рук, хватаю первое, что попадается под руку – его бритвенный станок, набрасываюсь на него.
Целюсь в лицо, но он успевает перехватить мою руку. Станок падает на кафель. Начинается новая борьба.
Мы оба мокрые, злые, отчаявшиеся. В какой-то момент он отталкивает меня, и я падаю на пол.
Он стоит надо мной, тяжело дыша, и смотрит сверху вниз.
– Ты совсем озверела? Крыша едет от недотраха? – рычит он, нависая сверху.
– А у тебя всё в жизни к сексу сводится, да? – шум воды заглушает мой голос, приходится говорить громко. – Если настроение плохое, значит, недотрах, заболела – минет сделай, он вылечит. Хорошее настроение, значит, потрахаться надо. Мне иногда кажется, что у тебя вместо мозгов сперма.
– Дело не во мне, – отвечает Рома. – Это ты холодная. Никогда не обнимешь, тебе всегда некогда. Я хочу нормальную жену, которая будет готова заняться любовью каждый день, а не тогда, когда я тебя в постель затаскиваю. Когда ты вообще мне минет делала? И да, я люблю, когда меня тоже ласкают. Губами. Если бы ты мне сосала хотя бы раз в неделю, может, никакой Риты сейчас и не было. Так что не строй из себя мученицу.
У меня даже речь пропадает от его претензий.
Я лежу на кафельном полу, мокрая и униженная, и смотрю на него снизу вверх.
Его слова – это не просто упрёки, это обвинения, которые он копил в себе долгое время. Он видит во мне холодную, отстранённую жену, а не ту женщину, которой я когда-то была.
– А ты не думал, что я стала такой не по своей воле?
Я поднимаюсь на ноги, дрожа всем телом, но уже не от холода, а от ярости. Ярости на него, на себя, на всю эту ситуацию.
– У тебя жизнь ведь не изменилась. Что пятнадцать лет назад, что десять лет назад, что сейчас. Ты проснулся, собрался и ушёл на работу, вечером пришёл, поужинал и лёг спать. И так каждый день. Потому что ты устал, ты работал, сидя в кабинете или в машине. А мне приходится заниматься детьми, делать с ними уроки по дому, готовка, ресторан. Может, если бы ты пожил в моей шкуре хотя бы недельку, то и у тебя бы перестал вставать твой драгоценный член.
Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня так типа: «Ну, ну, давай рассказывай».
– Заниматься любовью каждый день, – передразниваю его. – Ты бы и раз в неделю не смог, будь ты на моём месте.
Да он хоть раз поинтересовался, чего хочу я?
Ему нужна кукла, готовая исполнять все его желания, а не партнёр.
– Я не понимаю, отчего ты устаёшь так сильно? – невозмутимо перебивает меня муж. – Машинка стирает, робот-пылесос убирает, духовая печка готовит. А в ресторан ты вообще можешь не приезжать. Это было твоё желание.
– Ты серьёзно? – мой голос срывается. – То есть я, по-твоему, просто в потолок плюю и ничего не делаю?
– Делаешь, но не так много, как ты рассказываешь.
И до меня вдруг доходит, что с ним без толку разговаривать. Он просто непробиваемый. Он не понимает меня и никогда не поймёт.
Мы разные.
Недаром же говорят, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры. Мой муж, похоже, вообще с Юпитера. Он ведь даже не пытается услышать меня. У него на всё своя правда. И любовница у него тоже появилась по моей вине.
– Отлично. Получается, я во всём виновата. Так, по-твоему? Я ужасная женщина, ужасная жена и любовница. А ты ни при чём. Классный вывод. Как всегда, ты спихнул всю ответственность на меня.
Рома закатывает глаза, но я не обращаю внимание и продолжаю.
– Знаешь, что я поняла?
– Что?
– Что я для тебя всего лишь объект для удовлетворения твоих потребностей. Я должна всё сделать тебя. Не ты мне, не мы друг другу, а только я тебе. Отсосать тебе, ублажить, по дому успеть и с детьми заняться. Вот только где я в этом уравнении? Где мои чувства, мои желания?
Я подхожу к нему вплотную, смотрю прямо в глаза. Внутри бушует ураган, но я стараюсь говорить спокойно, чтобы каждое слово дошло до него. Если это вообще возможно.
– Между нами давно ничего нет, Рома. Только обиды, претензии и разочарование. И ты, и я это знаем. Так зачем продолжать этот фарс? Давай уже, наконец, разведёмся. Ты найдёшь себе такую, как ты хочешь. Молодую, с глубокой глоткой, которая тебя будет в жопу целовать. А меня, пожалуйста, оставь в покое. Я тебя не люблю, не хочу, и вряд ли это когда-то изменится, после всего, что произошло.
_______
Приглашаю вас в следующую историю литмоба
от Елизаветы Найт
После развода. С чистого листа
https://litnet.com/shrt/l8C4
Тишина повисает в воздухе, нарушаемая лишь шумом льющейся воды. Смотрю в его глаза, пытаясь прочитать хоть что-то. Сожаление? Понимание? Но там лишь пустота. Кажется, мои слова просто отскакивают от него, как горох от стены. И это ещё больше злит. Я чувствую, как внутри поднимается волна гнева, смешанного с обидой и отчаянием.
Он молчит. Просто смотрит на меня сверху вниз. Этот взгляд, полный превосходства и безразличия, прожигает насквозь. Резко поворачиваюсь и выключаю воду.
Тишина становится оглушительной. Поворачиваюсь к нему спиной, и тут, краем глаза, замечаю движение. Из-за плеча Ромы выглядывает Никита. Чешет затылок, сонными глазами смотрит на нас в недоумении.
– А что вы тут делаете? – спрашивает ещё хриплым со сна голосом.
– Ничего, – резко отвечает Рома. – Иди в свою комнату. Не видишь мы с матерью разговариваем?
Никита бросает взгляд на меня. Представляю, как я сейчас выгляжу жалко, промокшая, дрожащая от холодной воды. Волосы голову облепили. Но я нахожу в себе силы, сжимаю руки в кулаки.
– Никита, иди, – киваю ему и натягиваю ободряющую улыбку.
– Нет. Я не уйду, – резко отвечает сын. – От мамы отойди.
– Что? – переспрашивает поражённо Рома. Никита всегда был за отца, а сейчас пошёл против.
Смотрит исподлобья на отца, желваки ходуном ходят. Я сейчас как будто не на сына смотрю, а на чужого взрослого парня.
– Что слышал. От матери отойди. И не трогай её.
– Ты как со мной разговариваешь, совсем берега попутал? – Рома разворачивается всем корпусом к сыну, а у меня в груди холодеет. Рома больше его и шире, по росту только они на равных. Но у Ромы опыт, он служил, тренировки три раза в неделю.
– Никита, не надо. Я сама разберусь, – пытаюсь остановить сына, но он даже не смотрит на меня. Смотрит в глаза отцу злым, ненавидящим взглядом.
Сердце бешено колотится в груди, готовое вырваться наружу. Я вижу перед собой не двух мужчин, а двух разъярённых зверей, готовых разорвать друг друга. Мой сын, мой Никита, мальчик, стоит сейчас, ощетинившись, перед своим отцом, готовый защищать меня. И эта ярость в его глазах пугает меня больше, чем ледяной взгляд Ромы.
– Пожалуйста, остановитесь, – шепчу я, но мой голос тонет в их тяжёлом дыхании. Я боюсь пошевелиться, боюсь, что малейшее движение спровоцирует взрыв. В этой тишине, нарушаемой лишь нашим прерывистым дыханием.
Рома резко вытягивает руку и хватает Никиту за шею, вернее, пытается схватить. Никита же ловко приседает, выскальзывая из рук отца.
– Руки свои здесь не распускай, – задирается ещё сильнее. – Ты здесь никто. Понял? Вон твои чемоданы стоят. Забирай и уходи.
– Это ты здесь никто, щенок. От горшка два вершка, а уже командовать тут начал.
– Да, потому что ты своё место потерял в тот момент, когда маму предал.
– Пошёл быстро в свою комнату. Пока я ремнём тебя не отстегал, – почти орёт Рома. Лицо покраснело от возмущения.
– Ты мне не отец. Иди, со своей шалавой живи. А нас оставь в пок…
Рома замахивается и бьёт сына по щеке. Я кричу и бросаюсь на Рому, цепляюсь за его руки.
– Рома не надо. Он ещё мальчишка! Не смей, – кричу, пытаюсь втиснуться между ними, но Никита сам лезет вперёд. Закрывает меня.
– Я тебя никогда не прощу, – кричит НИкита.
– Не твоё дело, сопляк. Будешь ещё мне указывать, как жить, – отвечает ему Рома, держит Никиту за ворот футболки и продолжает бить его щекам ладонью.
К общему крику добавляется девчачий визг.
– Папочка, не надо. Папочка! Ты Никиту убьёшь, папочка!
Рома в таком состоянии, что никого и ничего не видит и не замечает. У Никиты уже щёки красные, губа разбита.
Я отчаянно пытаюсь оттащить Рому, но он словно обезумел. Его удары обрушиваются на Никиту градом, и я с ужасом вижу, как мой мальчик теряет равновесие. Он пытается увернуться, защититься, но Рома сильнее, ярость придаёт ему сил. В какой-то момент Никита падает на пол, и Рома нависает над ним, продолжая наносить удары.
И тут что-то во мне ломается. Я больше не мать, умоляющая о пощаде. Я – женщина, загнанная в угол, готовая защитить своего ребёнка любой ценой. Я хватаю стул и со всей силы обрушиваю её на спину Роме. Он шатается, отпускает Никиту и оборачивается ко мне, в глазах – абсолютное непонимание. Никита лежит на полу, тяжело дышит, пытается прийти в себя.
– Не смей трогать моих детей. Иначе я тебя этим стулом забью. Прямо здесь.
– Что, сговорились, да? Настроила детей против меня. Довольна? – орёт на меня. Но лучше на меня, чем на детей.
Полина сбегает с лестницы и грудью защищает брата, когда отец поворачивается к нему.
– Полина, уйди, – рычит он. Вижу, как дочке страшно, но она молча мотает головой, губы трясутся. Никита сестру в сторону оттаскивает.
Я не знаю, что в этот момент спасает нас. Защита ангела-хранителя или Бог помогает, именно в этот момент раздаётся стук в дверь.
Стук в дверь отрезвляет. Рома замирает, переводя взгляд с меня на дверь. В глазах его мелькает что-то похожее на испуг, но тут же сменяется злобой. Он направляется к выходу, бурча себе под нос, что-то неразборчивое.
Я стою, как парализованная, не в силах пошевелиться. В ушах звенит, перед глазами – картина избитого сына, заплаканная дочь, и я, с поднятым стулом, готовая на всё.
Когда дверь открывается, за дверью вижу соседку, тётя Надя, она молоко с фермы привозит свежее каждые два дня.
И пока Рома забирает у неё бутылки и расплачивается, я выскальзываю в гостиную за телефоном и набираю полицию.
Руки дрожат, когда набираю 102. Голос срывается, но я стараюсь говорить чётко, называю адрес и описывая ситуацию.
– Вызов принят. Ожидайте, – отвечает равнодушный голос диспетчера.
– А сколько ждать?
– В порядке очереди.
Она скидывает звонок, а я остаюсь стоять, понимаю, что даже на полицию нет надежды. Сколько эта очередь продлится? Час ждать, два? А если мне помощь сейчас нужна? Или у нас пока трупа не будет, никто не приедет.
Рома ещё расплачивается с тётей Надей, он пытается перевести ей деньги на карту, потому что наличных нет.
Я успеваю прошептать Никите, чтобы он забрал Полину в свою комнату и заперся. Вижу непокорность в глазах сына. Он хоть и испуган, но готов сопротивляться дальше.
– Никита, я прошу тебя, – умоляю сына.
В этот момент возвращается Рома. Он уже отошёл. Взгляд осмысленный. Руки в карманах, смотрит на лицо Никиты, видимо, оценивает дело своей злости и рук.
– В комнату быстро, – грозно хмурит брови.
И если пять секунд назад Никита уже был готов пойти в комнату, то сейчас снова включает режим борца за справедливость.
– Ты здесь никто и не имеешь права командовать мной, – шлёпает разбитыми губами сын. А у меня сердце замирает. Пока у нас нет защиты, то огрызаться и качать права затея оказалась плохой и глупой. Поэтому сейчас надо выдержать время, пока не приедет патруль. В
Встаю между Никитой и Ромой, закрывая сына собой.
– Рома, ты сам понимаешь, что ты творишь? Ты сына ни за что избил.
– Если надо и убью. Вырастил называется себе помощника. Щенок ещё, а огрызается. Кто тебе твои шмотки покупает, кто тебе деньги давал девок в кафе водить?
– Мне твои деньги не нужны, – огрызается сын.
– Не нужны? – усмехается Рома. – Отлично. Давай сюда свой телефон и ноутбук. Тебе же не надо.
Не знаю, зачем он это говорит. Как будто сам не понимает, что Никита просто со злости сейчас всё отдаст. Так и есть, дорогущий брендовый телефон, который мы подарили ему на день рождения, летит на пол.
– Забирай. Может, тебе и одежду отдать?
– Себе оставь, – снисходительно отвечает Рома. – А телефон мне в руки дай.
Я уже готова рвать на себе волосы от упрямства сына и недоразвитости мужа. Как можно быть таким тупым? Но он ведь всегда таким был. Дети только чтобы перед друзьями похвастаться: «А вот моя Полина – отличница. А вот мой Никита – красавец, с меня ростом уже». И мной он гордился также, «Моя Люба и с детьми, и в ресторане, и красавица».
Козлина! Такая злость на него берёт.
– Хватит! Прекратите оба! – кричу уже не сдерживаясь. Вся выдержка летит к чёрту.
– Если ты сейчас же не уйдёшь, я уйду сама. С детьми. Ты этого добиваешься, да?
– Если мы отсюда уйдём, я всё тут спалю. Тебе ни черта не достанется, – бурчит Никита.
– Ах, вот как ты заговорил, щенок? Значит, спалить решил? Да ты хоть понимаешь, что несёшь? – рычит Рома, вплотную приближаясь к Никите.
Между ними искры летят. Я чувствую, как внутри меня всё сжимается от страха. Боже, когда же приедет эта полиция!
– Ну раз такая пьянка пошла, давай сюда все свои цацки. Всё, что я тебе дарил, – резко поворачивается Рома ко мне. – Колечки, серёжки, цепочки. Всё на стол! Нечего тут моим добром разбрасываться.
Я молча иду в спальню, чувствуя, как в груди поднимается ком обиды и унижения. Но это всё такая мелочь, я готова ему всё отдать, лишь бы ушёл и нас не трогал больше.
Открываю шкатулку с украшениями, вот брошь на годовщину, кольцо на рождение Полины, он всегда любил дарить мне драгоценности на каждое более-менее значимое событие в нашей жизни.
«Золото, это самое лучшее вложение, – всегда говорил он. – Представь, за две тысячи лет оно никогда не обесценивается».
Я тоже была для него всего лишь вложением. Служанка ,которой платить не надо, которую только корми одевай, а если понадобится всё заберет и оставит ни с чем. Он ведь мужчина. Царь и бог. Он ведь такого о себе мнения.
Складываю всё в шелковый мешочек, затягиваю шнурок и возвращаюсь в гостиную.
Рома уже стоит у двери в свой кабинет.
Что он там забыл? В голове промелькивает мысль: сейф! Он в плане денег всегда был щепетилен. Имел несколько счетов, в разных банках, в разной валюте. А дома в сейфе заначки хранил, деньги, которые он откладывал на экстренные случаи.
Он вытаскивает из сейфа пачки купюр, небрежно засовывая их в карманы. Забирает мои украшения не глядя. А когда проходит мимо детей, которые молча наблюдают за ним, нагибается и Никитин телефон поднимает, прячет его к себе карман брюк.
Сука!
У меня слов больше нормальных не осталось для него. А в груди такой холод и пустота. Не думала, что можно пасть ещё ниже.
Он без слов подхватывает чемоданы и направляется к выходу.
– Посмотрим, как вы без меня проживёте. Поживите без меня и без моих денег. Через неделю сама приползёшь, – бросает он через плечо и хлопает дверью.
Мы стоим оглушённые его предательством и жадностью.
С улицы доносится заведённый двигатель автомобиля. Рома уезжает.
Я знала, что он скупой, но не думала, что настолько.
– Мразь – шепчет Никита, а Полинка обнимает меня за талию.
В дверь раздаётся звонок, и я вздрагиваю, немного медлю и иду открывать.
Это патруль ППС приехал. Очень вовремя. и даже два часа ждать не пришлось.
Мой муж спалился на собственной жадности!
В командировке в супермаркете, покупая шампанское и презервативы, он использовал МОЮ скидочную карту! И даже не подумал, что мне в приложении придет оповещение и электронный чек.
Что может быть хуже, сидя в холодной квартире одной, чем читать список его покупок?
Только узнать, что его любовница - моя лучшая подруга!
__________
Дорогие читатели, хочу представить вам ещё одну книгу нашего литмоба от Анны Королёвой
После развода. Справлюсь сама
Дверь открывается, и на пороге стоят двое молодых парней в форме ППС.
– Вызывали? – спрашивает один, оглядывая меня и детей.
– Да, вызывала. Мой муж… он избил сына и уехал, – говорю я, чувствуя, как предательски дрожит голос. Они проходят в прихожую, осматриваются.
– Куда уехал? – спрашивает второй полицейский, доставая блокнот.
– Откуда мне знать? Забрал вещи и уехал, – отвечаю я. Они что не слышат меня?
Никита подходит ближе, сжимая кулаки.
– Он был пьяный, не в себе. Избил меня, маму оскорблял, забрал все мамины украшения и мой телефон, – выпаливает он, и я вижу в его глазах смесь гнева и обиды. Полицейские переглядываются.
– Нужно составить заявление, – говорит один из них. Я киваю и начинаю рассказывать всё как было, стараясь не упустить ни одной детали. Они записывают, задают уточняющие вопросы.
– Вот здесь напишите «С моих слов записано верно» и роспись.
Я всё так и делаю. Отдаю планшет с листком.
После того как заявление составлено, один из полицейских советует нам
– Вам сейчас нужно поехать в больницу и зафиксировать побои сына. Иначе дело даже заводить не будут. А так будет хоть какое-то доказательство.
Я понимаю, что он прав. Собираемся и едем в травмпункт. Никита хмурится, но идёт со мной.
В больнице долго ждём, потом осмотр, справка. Всё зафиксировано. Еду в суд, подаю заявление на развод. Домой возвращаюсь в каком-то оцепенении. Сижу в машине и думаю, думаю, думаю.
Как теперь выкручиваться? Работы у меня нет. За дом, за учебу детей, да за всё надо платить. На счету есть небольшая сумма, но её, возможно, хватит только месяца на два или три, пока нас разведут и назначат алименты. А если Рома будет затягивать процесс, то мы останемся без гроша в кармане. А больше всего мне страшно, что избиение может повториться. Может, правы были девушки из чата, и надо и правда, кого-нибудь в охрану взять.
Роме ведь ничего не стоит тоже нанять кого-нибудь, чтобы меня тоже избили. В нём, оказывается, столько говна. Мне бы лечь отдохнуть. Как-то всё обдумать. Вспоминаю свою маму, когда от неё второй муж ушёл, так она недели две лежала, не вставала, ничего не хотела. Мне тогда шестнадцать было. Все обязанности легли на мои плечи, а ещё и ответственность за двух младших братьев. Я помню, её безжизненные глаза, как она смотрела в одну точку, не разговаривала. Для неё нас не существовало.
У меня же такой роскоши нет. Я не имею права себе позволить расслабиться, уставиться в одну точку и бросить детей. Никита-то может ещё и справится, а вот Полина.
Я не могу позволить себе сломаться. Слёзы подступают, но я сглатываю их, как горькую пилюлю. Сейчас нужно действовать, а не раскисать. В голове хаотично роятся мысли, нужно собрать их в кучу и расставить по местам. Первым делом – деньги. Нужно срочно искать работу, любую. Пусть это будет что-то временное, пока не найду что-то более стабильное. Может, стоит поискать подработку на дому? Фриланс? Нужно изучить все возможные варианты.
Завтра же начну мониторить сайты с вакансиями, обзванивать знакомых. Может, кто-то сможет подсказать что-то. Стыдно просить помощи, но сейчас не время для гордости. Главное – выжить.
Второй вопрос – безопасность. Мысли о том, что Рома может снова напасть, не дают покоя. Наверное, стоит поискать кого-нибудь для охраны. Хотя бы на первое время. Или установить тревожную кнопку в квартире. Нужно узнать, сколько это стоит.
Мысль про тревожную кнопку мне определённо нравится. Даже легче становится на душе. У нас ведь ресторан подключён к системе охраны. Ребята нас не раз спасали, и приезжали быстро.
Так, с этим решено. А вот с работой…На подработку точно не пойду. Я могла бы на такое решиться лет в двадцать, когда не ценила себя и бралась за любую работу, сейчас же я знаю себе цену. У меня большой опыт в сфере ресторанного бизнеса. И пУсть у меня нет специального образования, всё равно практика намного важнее. А чтобы меня взяли, мне нужно рекомендации. Ну рекомендацию я сама себе напишу, печать только нужна. А печать у нас в кабинете в ресторане.
Значит…Значит, мне надо съездить туда.
Несколько минут смотрю в лобовое стекло, на дом, на мелькнувшее в окне личико дочери. Они ждут меня, а я не могу сейчас зайти домой без хороших новостей.
Вновь завожу двигатель и выезжаю со двора.
Рома думал, что запугал меня, но нет. Я ему покажу, насколько он недооценивает меня.
Еду в ресторан. У меня там вещи остались, да и номер от сейфа я тоже знаю. Я тоже заработала эти деньги. За каждый день, что я работала на него. Пусть заплатит.
Паркуюсь на стоянке, уверенно иду в ресторан. На входе администратор останавливает меня.
– Любовь Артуровна, подождите, – щебечет, смущается. Всё ясно. Рома запретил меня пускать.
– Здравствуй, Эльвира! – спокойно здороваюсь и иду дальше. – За своими вещами.
Расчёт на то, что она отстанет. Прохожу мимо Эльвиры, чувствуя, как её взгляд сверлит мне спину. Не обращаю внимания. Мне сейчас не до неё. Нужно действовать быстро и чётко. Захожу в кабинет, осматриваюсь. Все на своих местах. Сразу к сейфу. Номер я помню наизусть. Открываю, достаю свои украшения. Всё на месте, спасибо и на этом. Теперь к столу, ищу печать. Вот она! Беру чистый лист бумаги, печатаю себе рекомендательное письмо. Пишу все свои заслуги, не скромничаю. Пусть знают, какого ценного сотрудника упускают. Ставлю печать. Готово.
Сердце колотится, адреналин зашкаливает. Чувствую себя немного воровкой, но тут же одёргиваю себя. Я взяла своё. Я заслужила это. И это только начало.
Выхожу из кабинета, направляюсь к выходу. Дорогу мне перегораживает Рита. Она скрещивает руки на своей мощной груди, смотрит на меня высокомерным взглядом. Да деваху, похоже, понесло. Судя по одежде и бейджу, Рома повысил её, поставил на моё место.
– Любовь Артуровна, Рома просил вас придержать. Нехорошо воровать у собственного мужа, – язвительно замечает она и улыбается торжествующей улыбкой.
Взгляд Риты скользит по мне сверху вниз, словно оценивая, достаточно хорошо она подколола или нет.
– Воровать у собственного мужа? – невозмутимо улыбаюсь в ответ. – Я не ворую, а забираю то, что принадлежит мне по праву. А Рома достаточно задолжал мне за все эти годы. В отличие от тебя, я здесь работала, а не ноги раздвигала.
Видеть, как растерянно бегают её глаза, как она нервно бросает взгляд на администратора, одно удовольствие.
– С чего вы взяли, что я не работала, – начинает она с вызовом, с наглой высокомерной улыбкой
– Рита, давай обойдёмся без этих театральных сцен, – спокойно произношу, стараясь не выдать бурю эмоций внутри. – Ты только себя ещё больше унижаешь, когда пытаешься выставить достойной. Все здесь взрослые и неглупые люди. Думаешь, Маша, Саша, Таня не знают, что за месяц никого не повышают просто так от официантки до управляющей.
Улыбка сползает с лица Риты. Задело. Хорошо.
– Ты вообще понимаешь, что тебе здесь больше не рады? Никто не хочет тебя видеть. Ты всем надоела, и тебя терпеть здесь не могли, потому что ты душнила, каких ещё поискать, – шипит она, делая шаг ко мне. – Неудивительно, что Рома решил от тебя уйти. Он ведь давно хотел, просто жалел тебя и детей.
– Неправда, Любовь Артуровна, мы всё персоналом очень жалеем, что вы ушли, – вступает в разговор Эльвира. И мне, правда, очень приятно, что моя команда не забыла меня и поддерживает.
– Уходи по-хорошему, пока я не вызвала охрану, – уже не сдерживаясь, шипит Рита, окидывая злобным взглядом Эльвиру.
– Охрану? – усмехаюсь я. – Вызывай. А что скажешь-то? Что жена директора пришла забрать свои вещи? Интересно, что тебе ответят на такой вызов.
– Не переживайте, я найду что сказать.
– А я и не переживаю. Или ты думаешь, что я при разводе просто уйду, оставлю ресторан ему, чтобы ты тут командовала?
Рита молчит, сверлит меня взглядом. Вижу, как она борется с желанием наброситься на меня, но сдерживается. Знает, что я права. Скандал ей ни к чему.
– Ты ещё пожалеешь об этом, – бросает она напоследок, отступая в сторону.
– Это мы ещё посмотрим, кто пожалеет, Рита, – отвечаю я и, гордо вскинув голову, направляюсь к выходу. Оставляю её стоять, переваривая мои слова.
Выйдя на улицу, я глубоко вдыхаю свежий воздух, стараясь унять дрожь в коленях. Внутри бушует ураган эмоций: гнев, обида, решимость. Слова Риты, меня совершенно не задели. После всего, что наговорил и сделал муж, меня вообще вряд ли теперь что-то может задеть.
Самое главное я забрала украшения и деньги. Теперь у меня есть рекомендательное письмо. А с ним устроиться на работу будет проще.
Похоже, всё складывается не так уж и плохо. Да, впереди развод, но первый шаг, а он всегда самый сложный, уже сделан.
Сажусь в машину, завожу двигатель. Теперь ещё осталось съездить в охранное агентство. И чем быстрее я это сделаю, тем лучше. Я хочу нормально спать в своём доме без страха, что вернётся Рома и устроит опять разнос. Да, я подала заявление в полицию, но они не могут гарантировать мне и моим детям безопасность. Открываю телефон, вбиваю в поиск охранные агентства.
Помню, как мы с Ромой выбирали, какое лучше. В глаза бросается знакомое название «Беркут». Решаю остановиться на нём. Отзывы хорошие, да и так среди знакомых слышала, что там серьёзный директор.
Трогаюсь с места. Гнев и решимость постепенно уступают место усталости. В голове всё ещё крутятся обрывки разговора с Ритой, но я стараюсь отвлечься, сосредоточившись на дороге. Нужно быть внимательной, сейчас любая неприятность может выбить из колеи.
Поток машин плотный, приходится то и дело перестраиваться из ряда в ряд. В какой-то момент, перестраиваясь, я не замечаю чёрный внедорожник, который внезапно ускорился. Чувствую лёгкий толчок и понимаю, что задела его бок.
Чёрт! Этого ещё не хватало. Останавливаюсь на обочине, включая аварийку. Сердце колотится, как у испуганной птицы.
На деревянных ногах выхожу из машины и осматриваю повреждения. На моей машине небольшая царапина, а вот на чёрном внедорожнике – заметная вмятина. Из внедорожника выходит высокий мужчина в дорогом костюме. Выглядит он явно недовольным.
«Вот и приплыли,» – мысленно вздыхаю я, готовясь к неприятному разговору.
А я только решила, что с неудачами покончено.
Мужчина приближается ко мне, и я вижу, как напряжены его челюсти. Дорогой костюм не скрывает атлетической фигуры, и в его взгляде читается неприкрытая злость.
– Вы вообще смотрите, куда едете? – цедит он сквозь зубы, сохраняя внешнее спокойствие, но я чувствую, как волны гнева исходят от него. – Это что за манера вождения? У вас права вообще есть?
– А вы смотрите? – вместо извинения отвечаю в его же манере.
– Смотрю ли я? Да уж получше, чем ты, Белоснежка, – в его голосе проскальзывают саркастичные нотки. – С таким вождением тебе только на телеге ездить, а не на дороге общего пользования.
– А если тебе повезло родиться с яйцами, то это не даёт тебе права меня оскорблять, Пиноккио, – выдаю я и сама ужасаюсь тому, что сказала. А ведь ещё утром я была интеллигентной женщиной.
Его брови резко взлетают вверх, глаза сужаются до опасных щёлочек. Вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки, но он явно сдерживается.
– Белоснежка и Пиноккио, – повторяет он сквозь зубы с холодной усмешкой. – Оригинально.
Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как адреналин подстёгивает меня.
– Спасибо, стараюсь.
Он делает шаг ближе, и я невольно отступаю к своей машине. Его взгляд скользит по моему лицу, потом переходит на вмятину на своём внедорожнике.
– Ну что, будем оформлять по протоколу? – спрашивает он, и в его голосе явный вызов. – Или ты предпочитаешь решить это без лишних бумаг?
Я сжимаю губы. Оформлять ДТП – последнее, что мне сейчас нужно. Особенно после всего, что произошло в ресторане.
– Если сумма будет разумная, – отвечаю я, стараясь держать голос ровным, – то могу оплатить ущерб.
Он задумывается на несколько секунд, изучая меня. Его взгляд скользит по моей машине, по моей одежде, будто оценивая, сколько он может с меня взять.
– Поверю на слово, – наконец говорит он. – Напишу тебе сумму после осмотра у механиков.
Я киваю, неохотно достаю телефон.
– Давай контакты.
Он протягивает свой телефон, и наши пальцы едва касаются друг друга.
Меня это неприятно удивляет, то есть даже утруждать себя не хочет, чтобы мой номер записать. Этот кавказец мне всё больше не нравится. Но я вбиваю номер, чувствуя, как его взгляд неотрывно следит за мной.
– Люба, – говорю я, передавая телефон обратно.
– Амир, – отвечает он коротко, затем достаёт из внутреннего кармана пиджака визитку и протягивает мне.
Я беру её и замираю. На чёрной матовой карточке серебряными буквами выгравировано:
«Амир Бакиев. Директор охранного агентства «Беркут»».
Мои глаза расширяются.
– Серьёзно?
Он усмехается, и в его взгляде появляется что-то хищное.
– Серьёзнее некуда, Белоснежка. Только автограф не проси.
Я сжимаю визитку в пальцах, чувствуя, как судьба издевается надо мной.
– Ирония судьбы, – бормочу я.
– Или удача, – парирует он. – В зависимости от того, как на это посмотреть. Если бы я сейчас не торопился, могли бы проверить, – и неожиданно подмигивает мне.
А меня волна возмущения захлёстывает. Я взрослая женщина, мать двоих детей, а он вот так легко флиртует. Скрещиваю руки на груди и бросаю на него многозначительный взгляд, ясно показывая всем видом, что я думаю о его словах.
Он поворачивается, собираясь уйти, но на последний момент оборачивается.
– Жду твоего звонка. По поводу ремонта. Или... по другим вопросам.
И с этими словами он уходит, оставляя меня стоять на обочине с его визиткой в руке и смешанными чувствами в груди.
Поворачивать и искать другое агентство? Наверно, будет глупо. Да и нет у меня времени на это. Но желание не видеть этого самоуверенного дядечку велико как никогда.
«Так, Люба. Тебе даже, возможно, с ним и разговаривать не придётся. Сто процентов заявками занимается какая-нибудь хорошенькая секретарша. Так что не глупи. Садись в машину и доделай уже наконец задуманное», – мой внутренний критик, как всегда, беспощаден.

Амир Бакиев, 38 лет, начальник охранного агенства "Беркут"
И вот я стою в приёмной охранного агентства «Беркут», нервно перебирая визитку в руках, размышляя над превратностями судьбы.
Совпадение? Ирония судьбы? Или просто очередной поворот не самого удачного дня?
– Любовь Артуровна? – администратор приветливо улыбается. – Вас готовы принять.
Киваю и следую за ней по коридору. В голове уже готовый сценарий: быстро объяснить ситуацию, оформить договор и уйти. Без лишних разговоров. Без воспоминаний о том, как я назвала директора «Пиноккио».
Дверь в кабинет открывается.
И вот он.
Амир Бакиев сидит за массивным дубовым столом, его пальцы стучат по клавиатуре. Он мне чёрного злого волка напоминает.
Подняв голову, директор замирает. В его глазах – сначала удивление, потом едва заметная усмешка.
– Ну надо же, – протягивает он. – Белоснежка.
Я сжимаю сумку крепче.
– Я по делу.
– Конечно, – он откидывается в кресле, жестом предлагая сесть. – Рассказывай.
Я опускаюсь на стул, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Мне нужна тревожная кнопка. И, возможно, периодический выезд группы быстрого реагирования.
Его брови ползут вверх.
– Надеюсь, ты больше ни в кого не врезалась, – кривая улыбка изгибает красивые, полные губы.
Я резко поднимаю на него взгляд.
– Это обязательно обсуждать?
– Нет, – он складывает руки на столе. – Но если хочешь эффективную защиту, мне нужно понимать уровень угрозы.
Я вздыхаю.
– Бывший муж. Угрожал. Сегодня забрала свои вещи из ресторана, который... который был нашим семейным бизнесом, – опускаю глаза. Стыдно признаваться, что жила столько лет с таким говном.
Амир кивает, его лицо становится серьёзным.
– Дети есть?
– Двое. Муж избил сына. Боюсь, что может снова вернуться
– Сколько лет?
Поднимаю глаза, вглядываясь в лицо директора. Вроде возраст детей к нашему разговору не относится, но отвечаю.
– Сыну пятнадцать, дочери десять
Он делает несколько пометок в компьютере, затем поворачивает экран ко мне.
– Базовый пакет. Комплексная защита: тревожная кнопка с GPS-датчиком, круглосуточный мониторинг, выезд группы за 7 минут. Плюс я бы рекомендовал установить датчики на окна и входную дверь.
Я просматриваю условия, останавливаясь на сумме. Я не рассчитывала, что это будет так дорого, учитывая, что платить придётся каждый месяц, пока будет длиться развод.
– Это... дороговато, – смущённо отвечаю.
– Есть варианты дешевле, – его голос становится мягче. – Но ваша безопасность стоит этих денег.
Вечер и ночь на удивление проходят спокойно. Хотя я была уверена, что Рома нагрянет вечером, если не раньше с разборками и выяснениями отношений. Но то ли Рита забыла ему пожаловаться, что вряд ли, то ли он был очень занят и просто ещё не успел с ней поговорить. А когда Рома занят, то он никогда не брал трубку и меня это всегда жутко бесило. Он будто пропадал в параллельной вселенной, а потом внезапно появлялся. За все годы брака я так и не разгадала его тайну. Просто перестала обращать внимание.
Заглядываю в свой клуб разведенок. Всё-таки и за девчонок душа болит. как там дела у Виктории. Читаю новости. И ахаю от историй девчонок. А от рассказа Летти как бомжи устроили модный показ, чуть под стол не скатываюсь от хохота и попытки его приглушить. Почему мне не пришла такая идея? Надо будет взять себе на заметку.
Тоже пишу события последнего дня. Меня как будто прорывает. Высказываю всё и как испугалась, когда муж сына бил. И как ненавижу Риту, которая теперь моё место занимает. Даже про аварию описала.
ЛЕТТИ: "Саманта, ты молодец, что ушла. А этот твой Рома — классический нарцисс, влюбленный только в себя. Не трать нервы — он специально так делает, подавляет тебя, считая себя ценным призом. Но знаешь что? Теперь приз — это ТЫ. И он его лишился. Козёл!"
БЭСТИ: "Ох, родная, как же я тебя понимаю… Знаешь, что я осознала слишком поздно? Они бьют тех, кто слабее, потому что сами — трусы. Твой сын уже герой, что выстоял. А ты — вдвойне. И да, Риту эту… ну ты поняла. Пусть наслаждается своим «призом». Скоро она поймёт, что выиграла пустышку."
ВИКТОРИЯ: "Бомбический рассказ! 😂 Девчонки, надо срочно организовывать «ещё один модный показ» — У кого что есть от бывших, всё везём Летти. Сэм, а про аварию — это ты конечно удачно🔥. Жду продолжения истории.😁 "
КОЛИБРИ: "Саманта, а ты не думала, что Рита — это не твоя замена, а твой спасательный круг? Теперь это ЕЁ проблема — его гулянки, его злость, его вечные «я занят». А ты свободна. И да, если он не примчался с воплями — он просто ещё не понял, что ты действительно ушла. Но когда поймёт… о, это будет шоу! 🍿"
ЛЕТТИ: "Ты знаешь, что меня больше всего бесит? Эти их «внезапные появления». Как будто мы должны сидеть и ждать их милости. Нет, дорогая. Теперь его очередь ждать. А ты живи. Пиши ещё. И если Рома всё-таки объявится — помни: ты не одна. У нас тут целая армия разведёнок. И мы вооружены до зубов… хотя бы сарказмом."
ВИКТОРИЯ: "Саманта, а давай проведём эксперимент? Заблокируй его везде. И посмотри, сколько дней пройдёт, прежде чем он приползёт с воплями «ты что, с ума сошла?!». Держу пари, не больше трёх. А пока… наслаждайся тишиной. И да, если захочешь устроить тот самый «показ бомжей» — я уже придумала, где взять новых моделей. 😈"
Мой ответ:
"Девчонки, вы — волшебницы. Спасибо. 😂 Теперь я представляю, как Рита сидит в «нашем» ресторане, а Рома ей говорит: «Извини, я занят» — и пропадает. Карма — она такая. А насчёт блока… О, это гениально. Завтра же сделаю. И да, Летти, я уже коплю одежду для нового показа! 💃"
После бессонной ночи и нервного напряжения засыпаю я уже часов в десять. Никита тоже отрубился, после того как я ему все кровоподтеки намазала толстым слоем бадяги. Сколько разных мазей и кремов ,а я по старинке все синяки и ссадины мажу бадягой, помогает отлично.
Утром просыпаюсь в шесть часов, даже раньше будильника. Выползаю из постели и в полусонном состоянии бреду на кухню. Без чашечки кофе врядли проснусь.
Стою на кухне, сжимая в руках кружку с только что заваренным кофе. Пар поднимается густыми клубами, смешиваясь с утренней прохладой, проникающей через приоткрытое окно. За спиной слышно, как на втором этаже скрипнула дверь – значит, Никита уже проснулся. Скоро сползёт по ступенькам, сонный и взъерошенный, первым делом спросит: "Мама, что на завтрак?"
А завтрака ещё нет, надо готовить. Решаю пожарить яичницу с колбасой. Просто и быстро.
В дверь неожиданно звонят.
Я моргаю, отвлекаясь от мыслей, и медленно иду в прихожую. Кто это может быть? Для тети Нади рано, да и она вчера была. Сосед? Или Рома, упаси боже.
Смотрю в глазок, и даже не с первого раза верю глазам.
Амир Бакиев.
Стоит на пороге, засунув руки в карманы узких черных джинсов. На нем простая, но дорогая на вид рубашка с расстегнутым воротом, под ней – золотая цепочка, тускло поблескивающая в утреннем свете. Лицо гладко выбрито, но тени под глазами выдают, что спал он сегодня мало. Или вообще не спал.
Я открываю дверь.
– Доброе утро, – здороваюсь я. – Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь? – первое, что срывается с губ.
Он усмехается, чуть склонив голову.
– Отдыхаю, с хорошенькой девушкой в постели, но вчера никого под рукой не оказалось, – лукавая улыбка и его темные глаза скользят по моей фигуре, оценивая мой вид: растрепанные волосы, шелковая пижама пудровго цвета. Чувствую себя под ним голой. Ёжусь.
– Ясно, – скрещиваю руки на груди. – А сюда какими судьбами? Или думаешь здесь что-то перепадёт?
– Вообще-то, я на работе. А я работу и отношения не смешиваю, – отвечает он, даже как будто оскорбившись. – У кого что на уме, – добавляет с усмешкой.
А я растерянно не могу принять решение мне оскорбиться или стыдиться собственных мыслей. Потому что картинки его обнаженного тела тут же встают перед глазами.
– В семь утра на работу? – решаю оставить колкости до следующего удобного случая.
– Лучшее время.
Он переступает порог, и сразу же пространство вокруг будто сжимается. Он слишком большой для этой прихожей.
– Привез оборудование, – говорит Амир, ставя на пол черный кейс.
– Ты сам будешь его устанавливать? – не скрываю удивления.
– А кто же еще?
– Ты же директор.
– Ну а ты – особый клиент.
– Почему?
Он наклоняется, открывает кейс, достает оттуда датчики, провода, что-то еще, похожее на миниатюрную камеру.
Я ставлю перед ним кружку, сама присаживаюсь напротив. Он пьёт чёрный, без сахара, но не морщится – привык.
– Так почему лично ты? – спрашиваю. – У тебя же наверняка есть монтажники.
– Есть, – соглашается он. – Но твой случай особый.
– Интересно, – бормочу я и опускаю взгляд, не выдерживая его натиска.
– Ты вчера чуть не разнесла мне внедорожник, а долги я люблю забирать чашечкой кофе, – отвечает он, и в уголке его губ играет улыбка.
Я фыркаю.
– Ох, ну, прости.
– Не за что, – он отставляет кружку. – Кстати, дети где?
– Ещё спят.
– Хорошо. Значит, успеем.
– Успеем, что? – я даже сглатываю.
Нет, я, конечно, понимаю, что наглость – второе счастье, но чтобы вот так сразу намекать...
Он встаёт, берёт кейс.
– Установить систему. А ты что подумала?
И я снова краснею от собственных мыслей. И удивляюсь, каким образом ему удаётся так влиять на меня. Нет. Я бы сто процентов не позволила ему ничего лишнего. Но ведь подумала, а это на меня совсем не похоже.
Я следую за ним в коридор, наблюдая, как он ловко орудует отвёрткой, крепя датчик к дверной коробке.
– Ты вообще всегда такой…
– Такой какой?
– Настырный.
Он оборачивается, и его глаза вспыхивают.
– Ты даже не представляешь насколько.
От этих слов по спине пробегает мурашек.
– Звучит устрашающе, – хмыкаю я.
– Я бы сказал многообещающе, – поправляет он и бросает на меня короткий взгляд.
Я лишь вздыхаю и отворачиваюсь.
– Ладно, Пиноккио, работай.
Он смеётся – низко, глухо.
– Как скажешь, Белоснежка.
И в этот момент сверху раздаётся голос:
– Мам, кто это? – спрашивает Никита, хмуро оглядывая Амира с ног до головы.
Амир медленно поднимает голову, и я вижу, как его взгляд меняется. Становится… мягче.
– Это, – говорю я, – Амир. Он… помогает нам.
– Охрану ставит? – Никита спускается вниз, подходит ближе.
– Да, – отвечает Амир. – От всяких посторонних кто может вред вам нанести.
– Ну да, неплохо, – кивает сын. – Вы из полиции?
– Я лучше. Из тех, кто приходит до полиции, – уверенно отвечает Амир.
Никита усмехается, а мне почему-то тепло на душе становится. Будто я под защиту огромного великана попала, который одним только взглядом способен убить врага.
– Значит, будешь нас защищать? – то ли спрашиваю, то ли утверждаю, скрещиваю руки на груди, не знаю, куда их деть от странного чувства, которое вызывает Амир.
Амир смотрит на меня. Потом на Никиту.
– Обязательно, – и в его голосе нет ни капли шутки.
И что мне с ним делать?
Я ведь, вообще-то, к восточным мужчинам отношусь очень подозрительно. Сколько я таких историй слышала. И от тёти, и от девочек знакомых. Рассказывали, что начали встречаться, тоже защищал, окружил вниманием. Люблю, куплю и полетели. А потом оказывается, что у него в родном городе семья и дети. А ты потом остаёшься с разбитым сердцем и полным недоверием к мужской половине человечества.
Амир заканчивает установку через час, показывает мне, как работает система.
— Если что-то сработает, ты услышишь сигнал. И я приеду.
— Ты лично?
— Лично.
— А если ты будешь… занят? — я не могу удержаться от вопроса.
Он наклоняется так близко, что я чувствую его дыхание на своей щеке.
— Для тебя я всегда свободен.
Целует в щёку и прежде чем я успеваю ответить, он разворачивается и уходит.
Оставляя меня наедине с диким сердцебиением и одной мыслью:
Что, чёрт возьми, только что произошло?
Встряхиваю головой и пытаюсь выкинуть из головы все мысли об этом наглом человеке. Но ненадолго. Уже вечером я понимаю, как вовремя Амир установил охрану.
Я только накормила ужином детей, когда в дверь раздаётся резкий стук. Не звонок — именно стук. Тяжёлый, злой, будто кто-то бьёт кулаком в дерево.
Сердце падает куда-то в живот.
Рома.
Я замираю посреди гостиной прислушиваясь.
— Люба! Открывай! — его голос, хриплый от злости, доносится из-за двери.
Я инстинктивно шагаю назад, к столу, где лежит брелок. Тревожная кнопка.
Нажать и держать три секунды.
Стук повторяется, теперь уже с пинком.
— Я знаю, что ты дома! Открывай, сука!
Мои пальцы сжимают брелок.
Три...
Дверь трясётся от ударов.
Два...
— Мам? — испуганный голос Полины раздается сверху.
Один.
Я нажимаю.
Тихий писк — и на брелке загорается красный огонёк.
А потом дверь вздрагивает под очередным ударом.
— Всё, я сам открываю! — рычит Рома.
Я бросаюсь к входной двери, чтобы перегородить ему путь наверх.
— Никита, закройтесь с Полиной в комнате! Быстро!
Сын мечется по лестнице, не зная, то ли выполнять мой приказ, то ли выходить на мою защиту. Но я грозно смотрю на него, и он поднимается наверх, а я остаюсь стоять внизу, слушая, как замок на входной двери скрипит под натиском.
И вдруг — тишина.
На секунду.
Потом — грохот.
Дверь распахивается с такой силой, что ударяется об стену.
И в проёме появляется Рома.
Красное лицо, сжатые кулаки, налитые кровью глаза — как у зверя.
— Ну здравствуй, шлюха, — шипит он.
Я не дышу.
— Вон отсюда, – сиплым голосом от страха хриплю я.
— Правда, что ли? — он шагает внутрь, захлопнув дверь за собой. — Это мой дом. Мои дети. И ты ещё будешь мне указывать?
Он направляется ко мне, у меня всё внутри от страха сжимается. Я отступаю, натыкаюсь на столик. Запинаюсь, едва не падаю.
— Рома, уходи.
— Или что? — он злобно оскаливается. — Вызовешь ментов? Да они мне пальцем тронуть не посмеют!
Он замахивается — я зажмуриваюсь…
Ещё никогда я не испытывала такого дикого страха. Когда знаешь, что удар неизбежен, но он всё равно прилетает неожиданно. От удара по голове мне кажется, что мир рассыпается на куски, в голове слышится звон, колоколом отдаваясь в затылке.
Громкий скрип тормозов. Хлопок двери. И через секунду – Амир врывается в дом.
Без звонка. Без стука.
Просто входит, будто знал, что дверь будет открыта.
– О, – его голос ледяной, а взгляд прожигает Рому насквозь. – Ты.
Рома оборачивается, его лицо перекашивается от злости. Но когда Амир видит меня – сжавшуюся на полу, дрожащую, с подтёкшим макияжем и трясущимися руками – в его глазах вспыхивает не просто гнев.
Ад.
– Ты кто такой?! – выдыхает Рома, но в его голосе уже нет прежней уверенности.
Амир не отвечает. Он делает шаг вперёд, и Рома инстинктивно отступает.
– Тот, кто вышвырнет тебя отсюда, – тихо говорит Амир. – Если не уйдёшь сам.
Рома смеётся, надменно кидает на Амира презрительный взгляд.
– Да ты шутник! Это ты-то меня выкинешь, чурка? Да ты кто такой вообще? Это мой дом и моя жена!
Рома бросается вперёд и… промахивается.
Амир уворачивается одним плавным движением, хватает его за шею и вдавливает в стену.
– Предупреждаю последний раз вежливо, – его голос тихий, но от этого ещё страшнее. – Вали отсюда, подобру поздорову.
Рома хрипит, царапает пальцами его руку, но Амир не ослабляет хватку.
– Ты... не знаешь... кто я... – выдавливает из себя Рома.
– Знаю. О, прекрасно знаю, как таких, как ты среди мужиков называют, – Амир приближается так близко, что их лбы почти соприкасаются. – Уёбок и трус. Только трус может позволить себе бить женщину.
Он швыряет его к выходу.
Рома спотыкается, едва не падает.
– Ты... ты ответишь за это!
– Жду, – Амир распахивает дверь. – Но если хоть раз подойдёшь к ним или к дому ближе, чем на сто метров – ты ответишь передо мной. И потом не говори, что я не предупреждал.
Рома мечется взглядом между нами.
– Что довольна? – наезжает на меня от бессилия. – Продалась хачику, а потом ещё меня в измене обвиняешь, стерва!
Амир словно разъярённый бык бросается на Рому, но тот трусливо исчезает за дверью. Мы остаёмся одни.
Тишина.
Я не дышу. Не двигаюсь.
Амир оборачивается, подходит, опускается на колено передо мной и обнимает.
– Всё в порядке?
И тут что-то во мне ломается, с надрывом, со скрежетом. Я всегда считала себя сильной, умеющей держать удар в любой ситуации. Но сейчас…сейчас всё будто в один момент наваливается на меня. Обидно до ужаса, до боли в груди, до стона, который рвётся изнутри.
Я вцепляюсь в его рубашку, прячу лицо в его груди и рыдаю.
Амир не говорит ни слова.
Просто держит.
Крепко.
Как стена.
Как защита, которой мне так не хватало.
Я дрожу. Всё тело будто пронизано током – каждый мускул напряжён до предела. Амир чувствует мою дрожь, его руки сжимаются крепче.
– Дыши, – говорит он тихо, его губы касаются моих волос. – Глубоко. Медленно. Сделаю глубокий вдох.
Пытаюсь. Но воздух будто застревает в горле. Перед глазами снова всплывает лицо Ромы – перекошенное от ненависти, его кулак, занесённый для удара...
– Он больше не придёт, – Амир гладит мою спину, его пальцы тёплые и твёрдые. – Я позабочусь об этом.
Сверху раздаётся шорох. Поднимаю голову – Никита стоит на лестнице, бледный, с расширенными глазами.
– Мам...?
Я отстраняюсь от Амира, внезапно осознаю, как выгляжу. Выпрямляюсь, вытираю слёзы. Никита не должен видеть, как я плачу.
– Всё хорошо, сынок. Иди к сестре.
Но Амир уже поднимается, его движения плавные, как у большого хищника.
– Эй, парень, – он подходит к Никите. – Всё под контролем.
– Чай с сахаром – лучшее лекарство, – говорит он мне и, приобняв за плечи, подталкивает к кухне.
Я даже не замечаю, как в моих руках появляется горячая кружка, а на скуле ледяной пакет со льдом. Холод остужает боль. Сосредоточиваю всё внимание на горячей кружке, чтобы отвлечься. Слушаю и не слышу происходящее вокруг. Низкий голос Амира заполняет собой кухню и успокаивает. Он что-то говорит Никите, но я не могу сейчас сосредоточиться на разговоре. Слова будто проплывают мимо меня.
Смотрю на поднимающийся пар, горячий чай обжигает губы, но я пью, чувствуя, как тепло медленно растекается по телу, возвращая меня к жизни.
Амир стоит у плиты, спокойно наливает себе кофе. Его движения точные, уверенные – будто эта кухня всегда была его.
– Мам... – Никита сидит напротив, сжимая кружку в руках. Его пальцы белые от напряжения. – Что... что теперь будет?
Я открываю рот, но слов нет.
– Теперь будет так, как скажет мама, – Амир поворачивается, опираясь о столешницу. – Но если спросишь меня – я бы вызвал полицию.
– Зачем? – Никита хмурится. – Они же ничего не сделают, как и в прошлый раз.
– Сделают, – Амир отхлёбывает кофе. – Если правильно попросить.
Полина тихо стучит пальчиками по столу.
– А папа... он правда больше не придёт?
Амир ставит кружку.
– Нет.
Одно слово. Твёрдое. Как бетонная стена.
– Почему папа стал таким злым? – Полина моргает, и я вижу, как её глаза блестят. – Он же всегда добрый был.
Что-то острое сжимает мне горло.
– Солнышко...
Амир вдруг присаживается на корточки рядом с её стулом. Не трогает, просто находится на одном уровне.
– Люди иногда ломаются, им плохо, и они делают плохо другим, – говорит он тихо. – Перестают быть теми, кем были. Это не твоя вина.
– Но почему? – Полина сжимает кулачки.
– Потому что слабые, – отвечает Амир. – А ты – сильная. Как мама.
Никита резко встаёт, ножки стула скребут по полу.
– Я не боюсь его, – бросает он, но голос дрожит. – Если придёт – я...
– Ты защитишь семью, – уверенно говорит Амир, поднимается, смотрит ему прямо в глаза. – Так же как и я. Теперь ответственность за маму и Полину лежит на нас.
Тишина наполняет кухню.
Я смотрю на них – на этого огромного мужчину и моего сына, который вдруг кажется таким взрослым.
– Спасибо, – выдыхаю я.
Третье резюме за неделю. Третий отказ.
Я сижу на кухне, уставившись в экран ноутбука, где ярко горит очередное письмо:
«Уважаемая Любовь Артуровна, к сожалению, на данный момент вакансий, соответствующих вашему опыту, нет...»
Фраза шаблонная, но что-то в ней режет глаз. Вроде бы вежливо, но... слишком уж стандартно. Как будто даже не читали моё резюме.
— Опять? — Никита ставит передо мной чашку чая, брови сдвинуты.
— Опять, — вздыхаю я, закрывая ноутбук. — Причём везде одно и то же: сначала звонят, приглашают на собеседование, а потом — бац! — письмо с отказом.
Никита садится напротив, его взгляд становится пристальным.
— Это не случайно.
— Да я уже сама догадалась, — провожу рукой по лицу. — Но что именно?
— Надо выяснить.
Я набираю номер последнего ресторана, куда меня приглашали. Отвечает молодая девушка.
— Алло?
— Здравствуйте, это Любовь Артуровна. Мы встречались вчера по поводу вакансии шеф-повара...
— А-а... да, — голос на том конце становится натянутым. — Мы вам уже отправили письмо...
— Да, получила. Но мне хотелось бы понять причину. Вроде бы опыт подходит, рекомендации есть...
Тишина. Потом лёгкий вздох.
— Вы знаете... это не ко мне вопросы. Решение принимал директор.
— Но почему? — не сдаюсь я.
— Ну... — она колеблется. — Просто... нам в ресторан люди с проблемами из прошлого не нужны.
У меня перехватывает дыхание.
— Какими проблемами?
— Ну... — она явно не хочет говорить, но я не отпускаю. — Просто... были звонки. Нам сказали, что у вас... конфликт с бывшим работодателем. И что вы... ну... не совсем чистоплотны в финансовых вопросах.
Ледяная волна прокатывается по спине.
— Кто звонил?
— Я... я не знаю. HR из другой сети. Просто предупредили.
Я медленно кладу трубку, пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. В голове крутится только одно: «Рома... Это его работа. И без Риты тоже, скорее всего, не обошлось».
Когда поднимаю взгляд, замечаю, как Никита нервно барабанит пальцами по столу.
— Сынок, что-то случилось? — спрашиваю я и сразу чувствую, как в горле пересыхает.
Он молча достаёт смятый конверт из кармана и протягивает мне. Школьный логотип, официальная печать. Руки слегка дрожат, когда разрываю конверт.
«Уважаемая Любовь Артуровна! Приглашаем Вас на беседу с социальным педагогом 15 мая в 14:00 по вопросу условий проживания ваших детей...»
Голова начинает кружиться. Ещё раз перечитываю. И ещё раз. что это значит? О каких условиях проживания?
— Когда... когда тебе его дали? — с трудом выдавливаю из себя.
— Сегодня после уроков. Классная сказала передать срочно, — Никита глотает, его кадык резко двигается. — Мам... это, скорее всего, из-за отца? Ко мне классуха подходила, спрашивала насчёт синяка. Я сказал, что это отец избил и что мы все побои зафиксировали.
Слушаю сына и не нахожу слов, чтобы его успокоить. Но я должна.
– Никита, ты всё правильно сказал. Не переживай. Разберёмся. У нас уже два заявления в полиции, и видео есть. Все побои зафиксированы.
– Вот только полиция почему-то ничего не делает. Амир и то больше для нас сделал, чем этот «доблестный« патруль. Они только и умеют, что бумажки заполнять, – вспыхивает злостью Никита.
Я вижу, как его глаза темнеют от гнева. В пятнадцать лет он уже понимает больше, чем хотелось бы.
— Не волнуйся, — глажу его по щеке, замечая, как он непроизвольно отстраняется — уже слишком взрослый для таких нежностей, но всё ещё нуждается в них. — Просто нужно время.
— Время? — он резко встаёт, стул с грохотом падает на пол. — они что ждут, когда он нас здесь всех попереубивает или дом подожжёт? Или, может, ждёт, что мы с голоду сдохнем?
– Никита, перестань. Никто с голоду не сдохнет. Я не дам. Устроюсь на работу. Всё будет хорошо.
– Ты всё ещё веришь в это? А я что-то сомневаюсь. Если только пол мыть. А он злорадствовать будет. А потом через суд заберёт, по причине, что ты нас содержать не сможешь. Мам, я не дурак. Понимаю же, что он это всё специально делает. Хочет отомстить. Только мы ему не нужны!
В его голосе столько боли и ненависти, что у меня сердце сжимается.
Но вместо этого я поднимаюсь и обнимаю своего взрослеющего сына, чувствуя, как его плечи дрожат от сдерживаемых эмоций.
— Слушай меня, — говорю тихо, но твёрдо. — Никто не заберёт вас у меня. Никто. Я вывернусь. У меня и не такие проблемы были. Выжила же. А сейчас у меня всё на руках. Все доказательства. Просто надо подождать. Я устроюсь на работу, суд пройдёт, нас разведут, присудят ему алименты.
– Мне не нужны его деньги! – запальчиво кричит Никита.
Я замолкаю. Сейчас нет смысла его в чём-то переубеждать. Он в таком состоянии сейчас, что всё в штыки воспринимает. Обнимаю Никиту, притягиваю к себе.
За спиной вижу Полину, которая стоит в дверях кухни с испуганными глазами, крепко прижимая к груди потрёпанного плюшевого медвежонка — подарок от отца в её пятый день рождения.
— Всё в порядке, солнышко, — улыбаюсь я дочери через голову сына.
Но внутри снова тревога. Сколько она слышала из того, что мы уже сказали?
– Иди сюда, Полин.
Дочка подходит к нам, и мы с Никитой обнимаем её.
– Всё будет хорошо, – теперь уже Никита утешает Полину. В нём, как в старшем брате мгновенно включается защитная функция. И это радует. Детей я воспитала хорошими и добрыми.
На столе телефон внезапно вибрирует — новое сообщение.
Амир: «Привет. Согласится ли Белоснежка отведать вечернего кофе в ближайшем кафе?»
Его СМС вызывает улыбку, несмотря на ад в душе. Даже щёки изнутри прикусить приходиться, чтобы не заулыбаться. Никита не поймёт. Да и какое мне кофе? Пока у меня в голове проблемы с поиском работы, ещё и теперь добавились проблемы в школе, я даже расслабиться не смогу нормально. Одна только мысль, что я уйду вечером и оставлю детей одних, порождает в груди такое чувство вины и паники, это мгновенно заглушает любые желания.
Я перечитываю сообщение Амира, и уголки губ непроизвольно поднимаются. Этот человек... Он словно не понимает слова «нет».
— Мам, это он? — Никита бросает взгляд на мой телефон, и в его голосе слышится что-то между подозрением и надеждой.
– Кто он? – переспрашиваю сына, а сама внутренне удивляюсь его догадливости.
– Ну как кто? Амир, – цокает Никита, как будто это настолько очевидно.
— Угу, — смущённо вздыхаю я, откладывая телефон. — Предложил встретиться.
— А ты что?
— Отказала.
— Почему? — Никита хмурится.
Я смотрю на него, потом на Полину, которая всё ещё прижимает к себе медвежонка.
— Потому что у нас сейчас... другие заботы. Да и вообще это не нормально встречаться с другим, будучи ещё замужем.
— Мам, — Никита садится напротив меня, его лицо становится серьёзным. — Я же не заставляю тебя за него замуж выходить. Просто, ты же понимаешь, что он может помочь?
У меня даже брови на лоб ползут от удивления. То есть мой сын сейчас меня толкает на отношения ради выгоды? Обалдеть!
– Я что-то не поняла Никита. Это ты когда стал таким продуманным?
– С того момента, как от отца по морде получил. И больше не хочу. Также не хочу, чтобы он победил. А на войне все средства хороши, – как заправский вояка рассуждает сын.
— Я не хочу втягивать его в наши проблемы, – делаю последнюю попытку отказаться.
— Ты не втягиваешь. Он сам лезет.
Я открываю рот, чтобы возразить, но в этот момент раздаётся звонок в дверь.
Полина вздрагивает, Никита мгновенно вскакивает, его тело напрягается, как у сторожевой собаки.
— Кто это? — шепчет он.
Я подхожу к двери, смотрю в глазок — и замираю.
Амир.
Стоит на пороге, в одной руке — бумажный пакет с логотипом моего любимого кафе, в другой — коробка с тортом.
— Открывай, — слышу я голос Никиты за спиной. — Это же он.
Я медленно открываю дверь.
— Привет, — Амир улыбается, его тёмные глаза скользят по моему лицу, будто сразу считывая всё напряжение последних часов. — Гора не пошла — пришёл сам.
— Ты... — я не нахожу слов.
— Принёс кофе. И торт. Думал, вам всем нужно немного... отвлечься.
Полина выглядывает из-за моей спины, её глаза расширяются при виде коробки.
— Это...шоколадный?
— Именно он, — Амир кивает. — Слышал, это твой любимый.
Я смотрю на него, на его улыбку, на этот пакет с кофе... и что-то внутри сжимается. И я снова на грани, чтобы не разрыдаться. Ну вот как так. Любую боль, любое предательство могу выдержать без слёз, а когда ко мне человек по-человечески я от счастья плакать хочу. Когда последний раз Рома вообще заботился обо мне? Только постоянные его отговорки: «Люба, я занят был», «У меня башка трещит. Ну неужели ты себе сама кофе заказать не могла или пиццу?». А дело в том, что могла, вот только хотелось, чтобы это сделал кто-то, кому я важна и дорога.
— Заходи, — наконец говорю я отступая.
Амир раскладывает на столе угощения, будто делает это каждый день. Кофе, торт, даже какие-то пирожные, которые он, видимо, купил «на всякий случай».
— Так, — он ставит передо мной чашку. — Пей. Пока горячее.
Я беру чашку, вдыхаю аромат — капучино с корицей, мой любимый.
— Ты как узнал...
— Ты рассказывала, — он пожимает плечами. — Я запоминаю.
Ещё одна порция внимания и в носу уже щиплет. Нет, Люба, ты плакать не будешь. Это просто дружеский жест, а ты со своей покорёженной психикой так скоро на каждого мужчину, который тебе улыбнётся или руку подаст, вешаться будешь, – ругаю сама себя.
Никита садится рядом, его взгляд переходит с Амира на меня.
— Мам, покажи ему письмо.
— Какое письмо? — Амир сразу настораживается.
Я медленно достаю из конверта листок, протягиваю ему.
Он читает, и его лицо становится каменным.
— Социальная служба?
— Да. Уже второе письмо за месяц.
— Это Рома пакостит?
— Скорее всего. Больше некому. Видимо, отомстить хочет, – отвечаю и отвожу глаза.
Амир откладывает листок, пьёт свой кофе. Его спокойствие странным образом передаётся мне.
— Хорошо.
— Что хорошо? — я моргаю.
— Что мы это знаем. Теперь можно действовать.
— Действовать как?
Он ставит чашку, смотрит мне прямо в глаза.
— Нападение — лучшая защита. Согласна?
Киваю.
— Слушай внимательно, — Амир раскладывает перед нами свои мысли как шахматные фигуры. — Рома играет грязно. Значит, и мы можем.
— Я не хочу опускаться до его уровня, – сразу же возражаю я.
— Я не предлагаю опускаться до его уровня. Я предлагаю бить сильнее, но чище.
Никита слушает, широко раскрыв глаза, внимая каждому слову Амира.
— Во-первых, — продолжает Амир, — эти «рекомендации». У меня есть друг в прокуратуре. Мы можем подать заявление о клевете.
— Но как доказать, что это Рома или Рита?
— Докажем. У меня есть связи в HR-кругах. Кто-то да проговорится.
Я киваю, чувствуя, как в груди появляется что-то похожее на надежду.
— Во-вторых, социальная служба. — Амир берёт письмо. — Надо нанести предупреждающий удар.
— Какой?
— Завтра же идёшь к ним. Не ждёшь вызова — сама приходишь. С документами. Со всеми справками. Свидетельствами врачей. Показываешь, какая ты «плохая мать».
— А если...
— Не «если», — перебивает он. — Ты идёшь не оправдываться. Ты идёшь в наступление. С вопросом — на каком основании они беспокоят семью, где есть заявления о домашнем насилии?
Я смотрю на него и понимаю: он прав.
— И последнее, — Амир поворачивается к Никите. — Ты.
— Я? — сын выпрямляется.
— Ты главный свидетель. Если будут вопросы — говоришь только правду. Всё, что помнишь. Всё, что видел.
Никита кивает, его глаза горят. Сейчас хоть какой-то порядок появляется в голове. Амир очень быстро расставил всё по своим местам, словно дирижёр, который профессионально знает своё дело, и в какофонии звуков тут же навёл порядок.
Его слова повисают в воздухе, и я чувствую, как по моей спине пробегает мелкая дрожь.
«Девочка». Последний раз меня так называли...
Да и не называл никто, пожалуй. Рома звал по имени, не любил меня ни котёнком назвать, ни рыбкой, как некоторые просто «Люба».
– Я не одинокая, – автоматически возражаю я, но голос звучит неуверенно.
Амир не спорит, только слегка сжимает моё плечо, прежде чем убрать руку.
– Ладно. Завтра в девять заеду, – Амир ставит пустую чашку на стол с тихим стуком. – Сначала соцслужба, потом полиция – заявление о клевете оформим.
– А может, останешься? – неожиданно вклинивается Никита, и я чуть не проливаю чай.
– Никита! – резко поворачиваюсь к сыну, чувствуя, как уши наливаются жаром. – У Амира наверняка свои дела...
Но он лишь усмехается, перекрещивая руки на груди:
– С удовольствием останусь. Лишняя защита вам не помешает.
Никита одобрительно хмыкает, а у Полинки на лице довольная улыбка растягивается. Вот как же у детей всё легко. Мы же взрослые всё усложняем. Куча правил, стереотипов, установок, которые в голове, как красные флаги развешаны. И ты, как зашоренная лошадь идёшь по одному маршруту, не замечая ничего вокруг. Дети видят больше, чувствуют лучше.
После ужина дети расходятся по комнатам. Полина, сонно прижимая медвежонка, бредёт к себе, а Никита на прощание бросает на меня странный многозначительный взгляд. Я делаю вид, что не замечаю.
Задерживаюсь на кухне, с маниакальным усердием вытирая уже чистый стол.
– Не против, если я ополоснусь? – спрашивает Амир.
– Нет, – качаю головой.
Достаю новое полотенце из шкафа.
– Вот возьми – протягиваю сложенный махровый прямоугольник, стараясь не смотреть ему в глаза. – И... я постелю в гостиной.
Наши пальцы соприкасаются на долю секунды – его кожа тёплая, приятная. Я резко отдёргиваю руку, как обожжённая.
– Я не кусаюсь, – усмехается Амир и идёт в душевую на первом этаже.
На второй этаж в нашу ванную я не решаюсь его пускать. Непорядочно как-то. Неправильно это. Да и ночевать ему не надо было оставаться. Я уже жалею, что разрешила, но слов обратно не возьмёшь. Слишком уж Амир многое будит во мне. И женственность, и желание нравиться.
Иду проверяю детей. Никита опять в телефоне переписывается. Полиночка уже в кровати. Она у меня жаворонок, спать рано всегда ложится в отличие от Никиты. Тот до утра может в телефоне сидеть, а потом до обеда спать. Желаю всем спокойной ночи и иду в гостиную.
Раскладываю диван с преувеличенной тщательностью, поправляя каждую складку.
«Ну и ну, Люба, сорок лет, а ведёшь себя как девочка-подросток», – мысленно костерю себя.
Пристраиваюсь в кресле с телефоном, открываю чат «Разведёнок».
Я:Девочки, у меня тут целый сериал разворачивается...
Виктория:
🔥🔥🔥 ОМГ, Саманта! Ты там вообще в курсе, что этот харизматичный кавказец явно на тебя запал?!
💃🎉 Ну рассказывай уже подробности, не тяни! Какие у него руки? Глаза? Он целовал тебя уже или как?!😂😂😂
Бэсти:
Ох, Саманта... Ужас какой. У моей подруги тоже бывший гадости распускал.😤 Знаешь, что она сделала? Подала в суд за клевету + потребовала компенсацию морального вреда.
Колибри:
Девочки, ну что вы как маленькие! 😏
Саманта, слушай сюда:
1️⃣ Ты сейчас в уязвимом состоянии – это факт
2️⃣ Он это видит и пользуется моментом – тоже факт
3️⃣ Пусть сначала поможет ,а потом уже всё остальное, если прям сильно нравится.
Летти:
Подождите-подождите... А дети-то как к нему относятся?👦 👧
Это же важно!
Виктория:
Да ладно вам с этими психологиями! 😆
Сэм, ты просто представь, как этот мачо тебя...
Летти:
Саманта, не слушай никого. Сначала разберись с документами:
✔️ Заявление в полицию
✔️ Справки от врача
✔️ Показания детей
А уж потом... ну, если он правда того стоит...
Колибри:
👆 Вот! Летти права!
Сначала воюем, потом любим. Но не наоборот!
Виктория:
😏 Ну почему бы не совместить приятное с полезным?😁
Бэсти:
ДЕВОЧКИ! Мы же вроде поддержать Саманту собрались?!
Сэм, ты держись. И помни – ты сильная. А если вдруг этот Амир и правда хороший...
Ну... ты понимаешь 😉
– Устроилась поудобнее? – голос Амира мгновенно вырывает меня из чата и заставляет вздрогнуть так, что телефон едва не вылетает из рук.
Он стоит в дверях, опираясь о косяк. Полотенце небрежно обёрнуто вокруг бёдер, обнажая рельефный торс с блестящими каплями воды. Мокрые волосы тёмными прядями падают на лоб, а от его кожи исходит лёгкий пар и запах моего геля для душа – цитрусовый, с нотками мяты.
– Я... просто... – бессвязно бормочу, чувствуя, как предательский румянец растекается по щекам. Сглатываю.
– Душ отличный, – его губы растягиваются в ухмылке. Он подходит ближе, оставляя мокрые следы на полу. – Меня ждёшь?
– Нет… я просто…зачиталась, – мой голос звучит неестественно высоко, будто у меня он вдруг сломался.
Амир натягивает принесённую футболку – чёрную, облегающую, отчего его плечи кажутся ещё шире. Я вскакиваю, чтобы поскорее выйти, и не мешать ему одеться.
– Я бы не стал ломать тебе психику, Люба. Останься. Видишь, я уже одет.
Останавливаюсь в проёме и недоверчиво оборачиваюсь. Он уже действительно надел джинсы, правда ширинку ещё не успел застегнуть.
– Расслабься, – его смех тёплый и бархатистый. – Обещаю вести себя прилично.