После развода. Не стану второй!

1

Все события и герои в этой истории выдуманы, совпадения случайны. Суждения героев не отражают мнения автора. Поступки и решения героев не являются рекомендацией.

Звонок с незнакомого номера.

Я лежу на диване, в руках кружка с остывшим ромашковым чаем. Вечер, наконец-то тишина, даже лампа в углу светит мягче обычного. Я не люблю отвечать на звонки с незнакомых номеров, но что-то во мне замирает, и палец сам нажимает зелёную кнопку.

— Алло? — говорю немного настороженно.

— Здравствуйте, Вика, это Тамара Петровна. Я соседка Сары Хасановны, вашей свекрови, помните меня? — Её голос дрожит, как у человека, который сам не до конца понимает, что происходит, но должен сообщить об этом другому.

— Да, да, здравствуйте… — Я выпрямляюсь, спускаю ноги с дивана. Напрягаюсь внутри.

— Простите, что так поздно. Я… просто… Сару увезли на скорой. Ей стало плохо с сердцем. Внезапно заболело и так сильно, что мы сразу скорую вызвали. Она попросила, чтобы я позвонила Руслану, но он не отвечает…

Я не сразу понимаю, что она говорит. Мир на секунду плывёт — я слышу, что Тамара Петровна ещё что-то добавляет, но всё внимание сосредоточено на словах «увезли на скорой» и «плохо с сердцем».

— Минут сорок назад. Сара сама дверь открыла. Держалась за грудь, лицо побелело… Сказала: «Позвоните Руслану, скажите, чтоб приехал». Потом уже села, совсем слабая стала… Я вызвала скорую, они приехали быстро, но всё равно страшно. Они сказали, что, возможно, это сердечный приступ.

Я сжимаю кружку, ставлю её на край стола. Она падает, но я её ловлю и отношу на кухню — как будто это сейчас важно.

Я в шоке.

— Спасибо вам большое, Тамара Петровна. Какое счастье, что вы оказались рядом! Я сейчас… найду Руслана, и мы приедем.

Она ещё что-то говорит, но мыслями я уже в другом месте. Заканчиваю разговор, тут же набираю Руслана. Один гудок. Второй. Никакого ответа. Телефон отключён.

Ну конечно… Они с коллегами празднуют удачную сделку. Крупный клиент, наконец-то подписали, и Руслан говорил, что вечером будет застолье в ресторане. Предупредил, что вернётся поздно.

Либо убрал звук, либо вообще выключил телефон.

В каком они ресторане?
Не помню… или он вообще не сказал.

Мысленно просчитываю варианты.

Звоню секретарю Руслана. Уже поздно, но, к счастью, она отвечает и сообщает мне название и адрес ресторана.

На автомате иду в спальню, быстро переодеваюсь. Джинсы, кроссовки, тонкий джемпер. Накидываю куртку, хватаю ключи, сумку, телефон.

Всё в движении, всё будто через вату. Спешка в замедленной съёмке.

Страх подбирается ближе. Прячется где-то в животе, в груди, в кончиках пальцев.

Болезнь близких людей переживаешь как свою собственную.

Лифт спускается долго, как назло. На улице ночь — липкая, с промозглым, влажным ветром. Город не спит, хотя мне кажется, что весь мир вокруг остановился.

Сара Хасановна. Её лицо всплывает в памяти — строгое, правильное. Она прямолинейна, но под этой прямотой прячется забота. По крайней мере, о сыне.

Я бегу к машине и понимаю: мне страшно. Не только за неё — за нас всех. За то, что важные вещи могут остаться несказанными. За то, что мы слишком многое откладываем на потом.

В голове только одна мысль: пусть это будет не страшно. Пусть всё обойдётся.

Пусть…

Включаю фары и выезжаю на проспект.

2

Паркуюсь у входа в ресторан, включаю аварийку.

Это всего на несколько секунд. Только позову Руслана — и сразу в больницу. Он сегодня без машины, собирался после ужина взять такси — удобно, значит, сразу поедем вместе.

На улице начинает моросить. Мелкий весенний дождь, который будто бы не всерьёз, но всё равно успевает затечь за шиворот и вызвать неприятную дрожь. Ветер пахнет мокрым асфальтом и бензином.

Город захвачен вечерним оживлением, только я как будто во сне.

Беру зонт, но не раскрываю. Подхожу к стеклянной двери. Уже тянусь к ручке — и внезапно замираю.

Панорамные окна ресторана как витрина чужой жизни. Снаружи темно, свет отражается в мокром асфальте, и всё, что происходит внутри, видно как на ладони. Мне знаком этот ресторан, мы с Русланом один раз здесь были, на годовщину. Свет внутри — тёплый, жёлто-золотистый, от которого люди выглядят загорелыми и счастливыми.

Стол Руслана около бара. Большой, на двенадцать человек. Да, я сосчитала, потому что смотрю на каждого из них. В непонимании.

Моё тело реагирует раньше разума: сердце делает паузу, грудь как будто сдавливает тисками. Я узнаю коллег Руслана, их жён. Одна с ярко-красной помадой, другая в шелковом платье, третья в чём-то более строгом. Я их помню по прошлогоднему корпоративу.

В голове только одна мысль: меня здесь нет.

О том, чтобы пригласить меня, даже речи не было, хотя я и не спрашивала. На обычный рабочий ужин с клиентами жён не берут.

Я вижу начальника Руслана. Он в разводе, поэтому один. Ещё двое мужчин, незнакомые, видимо, из той самой компании, с которой они заключили сделку.

И незнакомая женщина.

Она не просто красивая, а словно с обложки глянцевого журнала. Светлые волосы — длинные, ровные, идеальные, как будто только что от парикмахера. Лицо с точёными скулами, кожа светится в этом тёплом свете. И глаза — такие голубые, что я вижу их даже отсюда, через стекло. Как у фарфоровой куклы.

Она смеётся, чуть склоняясь к Руслану.

А он…

Он весь к ней. Телом. Взглядом. Я знаю, как он флиртует. Я знаю это движение плеча, лёгкий наклон головы, как он «вдруг» касается волос или поправляет прядь — как сейчас. Прямо при всех. Легко, свободно. Как будто это не впервые. Как будто это нормально.

Берёт длинную прядь её волос в руки и что-то говорит во всеуслышание.
Мне не надо его слышать, чтобы знать, что он восхищается.

Руслан смотрит на незнакомку, как когда-то смотрел на меня — с восторгом, почти обожанием.

И жарким, всепоглощающим желанием.

Я чувствую, как в груди становится тяжело. Как будто кто-то тянет меня за сердце изнутри, ломая, выворачивая.

И что самое страшное — никто не удивлён.

Коллеги Руслана смеются, разговаривают, их жёны тоже. Никого не смущает тот факт, что при живой жене он развлекается с другой женщиной у всех на виду. Никто не делает больших глаз, не перешёптывается. Даже начальник смотрит на Руслана с пониманием и улыбкой.

Как будто меня нет.

Как будто я придумала нашу семью, а настоящая жизнь Руслана течёт отдельно от меня. По другому пути. Там, где он флиртует с другой, прикасается к чужим волосам.

А я… в другом мире? В запасе?

Где я?

Существую ли я в жизни моего мужа?

3

Голова гудит.

Меня бросает в жар и в озноб. Не от ревности — от ужаса.

Я чувствую себя лишней в собственной жизни.

Невидимой. Странной гостьей, которая заглянула в чужое окно и внезапно узнала мужа в другом теле.

Делаю полшага назад. Кто-то выходит из ресторана и тут же закрывает дверь, не замечая меня. Я будто призрак.

В этот момент я вспоминаю, зачем я вообще приехала.

Сара Хасановна. Больница. Сердце. Приступ.

А в этом время Руслан гладит волосы другой женщины, берёт её за руку. Смеётся. Подмигивает.

Как будто и его матери нет — или она в той же параллельной жизни, что и я.

Я тороплюсь, но… не могу сдвинуться с места. Застыла в моросящем дожде, в ночи, полной чужих огней и побед. Холодная капля скатывается за воротник. Но она не холоднее того, что я чувствую внутри.

Дверь снова открывается, и я вижу своё отражение. В куртке, с мокрыми волосами, с зонтом в одной руке и телефоном в другой.

Испуганная, шокированная. Потерянная.
Я смотрю на себя в отражении — и внезапно чувствую себя сильнее, уверенней. Вот оно доказательство того, что я существую. Что я не просто наблюдатель и не случайная прохожая в чьей-то чужой жизни.
Мне нужно было это подтверждение.
Потому что последние несколько минут будто стёрли меня с лица земли.
Как будто жизнь мужа вывернулась наизнанку, а я оказалась на другой стороне.
Но вот я — в стекле. Отражение не врёт. Я дышу. Стою. Мокну. Чувствую. ⠀
И… люблю?
Люблю этого мужчину за стеклом. Не того, кто сейчас трогает чужие волосы и улыбается, а того, с кем мы пьём кофе по утрам, делаем домашнюю пиццу по пятницам, смотрим бессмысленные сериалы, разговариваем в темноте.

Того, кто однажды взял меня за руку и сказал: «Ты мой дом».⠀
Мы ведь... у нас всё было хорошо. Наверное. Мы смеялись, обнимались. Он гладил меня по волосам – точь в точь как эту незнакомку, – когда я не могла уснуть. Он спрашивал, что мне приснилось. Он заботился. Говорил, что я красивая даже в халате, с завязанными волосами и уставшими глазами.
Тот мужчина любит меня, а этот – уже нет.
Внутри колет, как тонкая стеклянная заноза в моём сердце.
Потому что у моего мужа появилась другая, которую он любит сильнее, чем меня. ⠀⠀

Меня заменили, затмили, закрасили жёлтым цветом предательства.
Я всё ещё стою перед витриной. Вижу их. Вижу себя.
Они подносят бокалы к губам, а я глотаю воздух.
Он прикасается к её руке. Я сжимаю свою, потому что как будто ощущаю на себе прикосновения мужа.

Я всё ещё здесь.
Я существую.

Фантомная любовь.

Вспоминаю, что должна была не просто приехать, а зайти и забрать мужа. Поехать вместе в больницу. Смотрю на светящиеся окна, на любящий взгляд мужа, направленный на другую женщину, и ничего не чувствую, кроме холода, который медленно, капля за каплей, стекает за воротник и ползёт по позвоночнику.

Люди выходят из ресторана. Смех, зонты, фразы на ходу, кто-то торопится к машине. Меня задевают плечом — я не двигаюсь. Не отхожу. Стою, как будто вросла в асфальт.⠀
И вдруг вижу, как начальник Руслана жестом показывает официанту принести счёт.

Все начинают вставать, поправляют пиджаки, собирают сумочки, оставляют чаевые. Блондинка щебечет Руслану что-то на ухо — легко, как будто весь вечер принадлежит только им. Он улыбается ей в ответ. Их головы соприкасаются. Он поглаживает её руку кончиками пальцев, говорит что-то, от чего она смеётся и бросает на него такой взгляд, который я помню до мурашек. Это мой взгляд. Был.
Я резко отхожу в сторону и встаю за дерево.
Не могу сейчас их видеть. Не могу встретиться глазами с начальником мужа, с коллегами и их жёнами, чья жизнь не рушится перед их глазами. У которых не дрожат руки и не разбивается сердце.
Я под деревом. Мокрые капли капают мне за спину, сквозь воротник. Кажется, что это не дождь — это я таю. Медленно превращаюсь в воду. В воздух. В ничто.
⠀

⠀

4

Они выходят парами. Смеются. Мужчины придерживают двери, жёны что-то рассказывают, и я слышу слова, но не понимаю. Всё мимо меня. Как будто я — часть фона.

Блондинка уходит в туалет.

Я жду, что Руслан включит телефон, проверит его. Там ведь есть сообщения: от соседки, от меня. Возможно, от его матери, когда ей стало плохо.

Но он не достаёт телефон.

Начальник расплачивается картой, хлопает Руслана по плечу, усмехается, как будто говорит: «Ты молодец, парень. У тебя всё схвачено».
И уходит.
А Руслан остаётся.
Сидит. Улыбается сам себе. Берёт бокал, делает глоток. Ждёт.

Сердце замирает. Я знаю, что будет дальше. Предчувствую всем телом.

Блондинка возвращается. Осматривается. Вижу, как её глаза скользят по залу, потом по улице. И… она идёт к Руслану. Садится рядом. Ближе, чем раньше. Слишком близко.
Он поворачивается к ней.

И в следующую секунду они целуются.
Не быстро, не украдкой. Не в щёку. А как будто… это их вечер. Их право. Их привычка.
И никого вокруг нет, кто бы осудил.

Страстно, ярко, жадно. У нас с Русланом так не получается, мы вечно спешим, стукаемся зубами, смеёмся…

А это… красивый поцелуй.

Я чувствую, как дыхание застревает в горле. Как будто глотаю воду, и на пути препятствие. Стою в мокрой одежде, под деревом, словно забытая. Словно я не жена. Словно я ошибка.
Плечи мокрые. Волосы липнут к лицу. Но главное — внутри всё мокрое. Холодное.

Везде вода. Как будто весь смысл жизни вытек из меня, стал чуждым, и я тону в нём.

Может, я не хочу уже заходить в ресторан. Не хочу напоминать Руслану о матери. О доме. О долге.
Может, я просто хочу уйти.
Но не могу.

А я ведь тоже была красивой. Для него. Он говорил. Он целовал меня в шею, прикасался к моим щекам, говорил, что любит мои глаза, мои веснушки, даже мой голос. «Ты настоящая».
Как же любовь? Она куда девается? Испаряется?

Они выходят в обнимку.

Он идёт чуть впереди, ведёт её, как будто она его женщина. Не гостья, не случайная спутница, не новая коллега. А своя.
Как когда-то я.
Он снимает пиджак и раскрывает над её головой, защищая от дождя. Я смотрю на это движение, простое, даже немного театральное, и во мне что-то ломается с хрустом.
Раньше он так делал со мной. Первый дождь после нашей свадьбы — он прикрыл меня курткой, сам промок до нитки.

Я тогда сказала: «Ты мой зонт навсегда».

Он не ответил. ⠀
А теперь… он её зонт.

Она смеётся. Голос высокий, искристый, счастливый.

— От влажности у меня так сильно вьются волосы, что это просто катастрофа! На Бали я вообще выглядела, как одуванчик. А на Мальдивах — это был ужас, я даже не могла фоткаться! Ни одна укладка не держалась!

Бали. Мальдивы.
Она живёт в мире, где всё фильтруется и сверкает. Где дожди — это экзотика, а не серая сырость в будний вечер.
Руслан смеётся.

Его никогда не интересовали мои волосы, причёски, стрижки…

А на её волосы он смотрит так, словно влюбился в них.
И смеётся.
Не снисходительно, не вежливо. А по-настоящему. С удовольствием. Так, как смеялся со мной, когда мы ехали автостопом в горах, и я рассказывала, как однажды заснула в походе в спальном мешке вверх ногами. Тогда он сказал: «Ты самая смешная девушка на Земле”.

Они проходят мимо меня.
Так близко, что я чувствую запах его одеколона, перемешанный с её парфюмом — лёгким, дорогим, с цветочной нотой.

Они проходят мимо, как будто меня не существует.

Я не сжимаюсь, не отворачиваюсь. Просто стою. С каплями, сползающими по шее, со слипшимися волосами, с глазами, полными воды — не только от неба.
Вдруг ощущаю себя непомерно одинокой. Абсолютно. Как будто стою на краю жизни, и под ногами — пустота.

Они подходят к машине.

Огромный красный внедорожник. Блестящий даже в тусклом свете ночных фонарей. Сияет, как будто только что из салона. ⠀Это её машина.
Руслан садится на пассажирское сиденье.
Я машинально хватаюсь за эту деталь.
Она просто его подвозит?! Между ними больше ничего не будет?!

Я цепляюсь за это, как за корень на обрыве.
Двигатель урчит, и машина направляется... не к выезду, а в самый дальний угол стоянки. За которым — парк.

Тёмный, заросший, как немой наблюдатель чужих тайн.

5

Под моими ногами обрыв, и с каждым шагом вперёд я срываюсь в никуда.

Поэтому останавливаюсь.

Утопаю в дожде.
Не знаю, как долго так стою.
Минуты? Часы? Время перестаёт быть временем, оно становится болью.

Сердце не просто стучит, оно хочет вырваться наружу. Дождь усиливается. Косой, острый, хлещет в лицо, в глаза, в грудь — как будто пытается меня остановить. Кричит: «Не иди туда!»
Но я снова иду.
Медленно, будто в воде.
Подхожу ближе к машине.⠀
Окна запотели.
Медленно, беззвучно по стеклу стекают капли. Дождь стучит по крыше.⠀
Я ничего не вижу.⠀
Но слышу.
Сначала не верю, но…
Громкие, протяжные стоны.

Её голос. Его голос. Они сливаются.

Ноги становятся ватными. Пальцы ледяными.
Останавливаюсь у пассажирской двери. У той, где он сидит. Где он целуется, прикасается, дышит, смотрит — но не на меня. Не со мной.

Открываю дверь. ⠀⠀
Они даже не заперли машину.

Они не боятся. Не стесняются. Не скрываются.
Им не приходит в голову, что я могу быть рядом. Что я вообще существую.
Спинка водительского сиденья откинута назад. Блондинка лежит, её блузка расстёгнута, обнажая грудь. Ноги раздвинуты. ⠀
Руслан склонился над ней. Его рука под её юбкой.
Они целуются — жадно, яростно, неотложно.
Словно в мире не осталось ничего, кроме них.

Внутри меня один сплошной, длинный, безмолвный крик.

Заметив меня, блондинка издаёт странный звук — полукрик, полустон — не то от страха, не то от неожиданности.

Руслан не понимает, не оборачивается. ⠀
Продолжает.
Его рука всё ещё под её юбкой. Пальцы двигаются, губы целуют.

— Рус… кто это... — простанывает она, не поднимая головы.

Он медленно поворачивает голову, смотрит на меня через плечо.
Наши глаза встречаются.⠀
На его лице ни капли страха. Ни тени раскаяния.
Только… досада.

— Чёрт… – выдыхает он. – Вика, что ты здесь делаешь? Ты должна быть дома.

Не «прости».
Не «это не то, что ты думаешь».
Не «я не хотел».⠀
Только «что ты здесь делаешь».
Как будто я нелегально нарушила границы чужого мира.⠀
И вот тогда я понимаю — это не просто измена. Это предательство с хладнокровием хирурга. Словно он давно разрезал нашу связь, только не сказал мне.

— Должна быть дома? — Мой голос срывается.

Руслан смотрит на меня, не вынимая руку из-под юбки его любовницы.

Выглядит возбуждённо и раздражённо одновременно.

Любовница потупилась, натягивает блузку, поправляет грудь, но делает это лениво, не прячась. Словно не чувствует вины, лишь неловкость. Неловкость, что их застали.
— Иди домой, мы потом всё обсудим. Сейчас не время и не место.
Иди?
Он хочет, чтобы я ушла. Сквозь дождь. Сквозь холод. Сквозь шок.
— У твоей матери подозрение на сердечный приступ. Она в больнице.
Он застывает.
— Что? — с трудом выговаривает. — Ты лжёшь?
— Нет, Руслан, я не лгу. Её увезли в больницу. Она тебя искала. Звонила тебе, но ты не отвечал. Мне позвонила её соседка.
Руслан садится ровнее.
— Чёрт… — Тянется к карману. — Я отключил телефон. Я просто хотел…
— Да, я заметила, чего ты хотел. Ничего страшного. В следующий раз доведёшь до конца, – едко усмехаюсь.
Руслан наконец полностью осознаёт случившееся. Выскакивает из машины, включает телефон.

Его движения резкие, быстрые, будто он пытается вернуть контроль над собой и над ситуацией, которая уже давно ускользнула из его рук.

Он смотрит на меня. Его глаза полны раздражения, растерянности и… чего-то неуловимого, возможно, страха, но он не позволит себе это признать.

Собираюсь уйти, но Руслан хватает меня за руку, удерживает.

— Я сейчас всё решу. Позвоню, узнаю… Ты на машине? Сразу поедем в больницу…

Вывернувшись из его хватки, с силой толкаю его к машине. Так, что он снова оказывается на сиденье.

— Застегни штаны, дорогой, а то твоя новая возлюбленная увидит, как быстро ты сдаёшь позиции.

С этим я ухожу.

6

Сижу у постели Сары Хасановны.
Она дремлет. Капельница, мониторы, всё вокруг белое – простыни, стены, её лицо.
Врачи сработали быстро. Сказали, что, скорее всего, восстановление будет полным и быстрым.

Сара Хасановна спит, но я продолжаю сидеть рядом, потому что Руслана до сих пор нет. Не могу оставить женщину, которая является моей семьёй, моей роднёй. Даже если наши отношения не самые тёплые и близкие. С момента моего появления в больнице она спрашивала только о Руслане. Не радовалась моему приходу, не сетовала о проблеме со здоровьем, а волновалась за сына.

А потом гордилась им, когда я рассказала о важной сделке и о том, что Руслан с коллегами отмечают её в ресторане.

Парадокс, да?

Материнская любовь в её высшей форме.

За окном мокрая ночь. На моих коленях промокшая куртка. Мне зябко, и это единственное, что я чувствую. В остальном словно омертвела внутри. Словно оставила в стороне всё, что увидела и узнала сегодня, и отказываюсь это признавать. В полном онемении сижу в стороне и жду, когда наберусь сил.

В коридоре раздаются шаги, открывается дверь палаты.

Руслан.

Интересно, где он был?
Раз я поехала в больницу, то он решил, что может задержаться и закончить начатое с его любовницей?

Я ушла от них через дождь, оставила их выяснять отношения. Знала ли обо мне его любовница?

Кто она?

Как давно с ним?

Руслан подходит к матери. Бледный, в мятой одежде, с мокрыми волосами и глазами, в которых впервые не только паника, но и вина. Но не из-за измены, а потому что не приехал к матери раньше.

— Ты меня не подождала. Мне пришлось добираться самому, – шепчет он мне со злобой в голосе.

— У тебя уже была очень эффектная машина.

— Это не моя.

Естественно, не его. Я знаю, сколько он зарабатывает и что может себе позволить. А что не может.

— Мама тебя ждала. Спрашивала про тебя. Повторяла твоё имя.

Руслан хмуро смотрит на меня. Сверкает злым взглядом.
— Хватит меня доводить! – рычит.

— Почему? Неприятно?

— Руслан, сердце моё, это ты?.. – шепчет Сара Хасановна, еле приоткрывая глаза.
На её щеках тусклый румянец, вызванный волной эмоций из-за появления дорогого сына.
— Хороший мой… зачем же ты приехал? У тебя ведь такое большое празднество… Не стоило… Я уже почти в порядке… Поезжай домой, отдохни хорошенько, на тебе же столько всего… Такая ответственность! А Вику оставь. Мне нужна будет помощь…

Она всегда знала, кого винить и кого просить. И никогда не путала одно с другим.

— Мама, ты что такое говоришь? — тянет Руслан с показной нежностью. — Как я мог не приехать? Как только узнал — сразу бросил всё…

Я медленно поднимаюсь.
Как только узнал.
Нет, не как только. Сначала ты не поверил и накричал на меня. Потом засунул руки под чужую юбку. А потом испугался и устыдился, что не спешишь к матери.
В этом порядке.

Я не могу больше слушать эти приторно-сладкие речи. Этот тон, которым Руслан говорит с теми, кто не знает, как он меняется за закрытой дверью. Как умеет резать взглядом, как обвиняет без слов, как мстит без крика.

Направляюсь в коридор, но не успеваю сделать и трёх шагов.

— Вика! — окликает Руслан. Уже без тепла в голосе. Со мной ему не надо притворяться. — В палате плохо пахнет. Почему ты не проветрила? Неужели не почувствовала запаха? – Осматривается, заглядывает в стоящий на тумбочке стакан. – Это свежая вода? Откуда ты её налила? Только не говори, что из-под крана…

Я смотрю на него.
Не отвечаю.

Руслан не видит разницы между заботой и обманом, правдой и показухой. Или видит, но ему всё равно. Всё, что он умеет, — упрекать и при этом выглядеть правильным.

Он смотрит на меня с недовольным прищуром. Ждёт, что я объяснюсь, оправдаюсь. Или хотя бы брошусь к окну, чтобы проветрить комнату, или принесу свежей воды.

Но мне больше нечего сказать. И делать я ничего не собираюсь. Я поступила по совести, навестила свекровь и проверила, что о ней хорошо заботятся.

На этом всё.

Отворачиваюсь и молча ухожу.

– Вика, ты что, не слышала? Ты нужна маме! – доносится мне вслед.

7

Коридор встречает меня гулкой тишиной и запахом дешёвого кофе.
На лавке — женщина в пуховике поверх халата спит, обняв сумку. В дальнем конце — санитар с ведром, равнодушный ко всему.
А я стою, прислонясь спиной к стене. Набираюсь сил.

Влажные волосы прилипли к щеке. Пытаюсь достать телефон, чтобы проверить время, но пальцы не слушаются. Тело вообще не слушается, как будто все силы вытекли наружу.

С опозданием осознаю, что мне вообще не следовало вести машину после такого шока, но я каким-то образом доехала до больницы, не попав в аварию. А теперь мне предстоит вернуться в место, где до сегодняшнего дня был наш с Русланом дом.
Я полюбила мужа за неуёмную энергию, за восторженные планы счастливого будущего, которое он хотел построить вместе со мной. Держась за руки.

Я любила его.

Из палаты доносится его голос — тихий, сладкий, лживый. Он льстит матери, играет роль заботливого сына. Может, даже выдавит слезу.
Он хорош в этом. Всегда был.

Не то, чтобы он не ценил мать. Он относится к ней с подобающим уважением, но… любовь?

Теперь она под очень большим вопросом.

Выхожу из больницы на промозглую ночную улицу.
Я не знаю, куда иду. Но я точно знаю, откуда ухожу.

Ключ поворачивается в замке туго, со скрипом. Я сто раз просила Руслана смазать, но у него не было времени.

Прохожу в квартиру.
Темно.
В воздухе пахнет пустотой и чем-то чужим.
Остаточным теплом от вянущих цветов на кухне. Спёртым воздухом. Моей тревогой.

Я не включаю свет.
Разуваюсь, не снимая куртки. Иду прямиком на кухню.
Сажусь.

Руки лежат на коленях. Пальцы всё ещё дрожат, то ли от слабости, то ли от пережитого.

Телефон не замолкал по пути домой, и я наконец решаюсь посмотреть на экран.

Конечно же, Руслан.

«Где ты?»
«Мама спрашивает»
«Я не хочу ссориться»
«Вернись, поговорим»

«Ты никогда раньше не была эгоисткой. Речь идёт о маме, а не обо мне. Мама хочет, чтобы ты вернулась»

Оставляю сообщения без ответа.
Выключаю звук.

Скинув влажную одежду, иду в душ. Смываю с себя сегодняшний день. С усердием, почти с яростью.
Как будто можно смыть увиденное с памяти и начать сначала, хотя бы в своей собственной голове.

Горячая вода больно жалит кожу, но я не убавляю напор.
Пусть обжигает.
Пусть сжигает всё, что сегодня произошло.

Мою волосы трижды.
Тру плечи до красноты.
Выключаю воду. Вытираюсь машинально, как будто тело просто оболочка, которую нужно привести в порядок, чтобы жить дальше.

Смотрю на себя в зеркало.
Кожа покраснела от воды. Волосы темнее обычного. Глаза… пустые. Шокированные.

Надеваю чёрную водолазку и джинсы, завариваю чай. Сажусь за стол с кружкой в руках и смотрю на фотографию, где мы с Русланом на свадьбе, улыбаемся. Я — искренне. Он — как будто на кастинге.

В этот момент распахивается входная дверь. Так яростно и с таким грохотом, как будто Руслан боялся, что к этому времени я уже успею поменять замки.

Не раздеваясь, даже не снимая ботинки, он забегает на кухню.

– Ты здесь…
В его голосе то ли гнев, то ли облегчение.

Откашливается.
Снимает куртку, скидывает ботинки. Сваливает одежду в углу кухни, как будто собирается сказать нечто срочное и не хочет задерживаться и уносить вещи в прихожую.

– Вика, мне следовало поговорить с тобой раньше, потому что я давно пришёл к очень важному выводу по поводу нашей совместной жизни.

Он замолкает, и я вопросительно изгибаю бровь. Потому что ни за что не смогу догадаться, о чём идёт речь. Наш брак был хорошим – мне так казалось. Любящим – мне так верилось.

Я не подозревала, что под гладкой поверхностью нашей семейной жизни зачинается буря.

– Мой профессиональный успех растёт в геометрической прогрессии. Скоро я стану большим человеком в нашей отрасли…
Снова замолкает. Чего он ждёт? Комплиментов?

Он и правда очень много работает и выкладывается по полной, но до «большого человека» в современном определении ему как до луны. Я считаю так не со злости, а любя, потому что мне всегда был нужен именно Руслан, а не «большой человек».

Однако сказать ему это – всё равно что плюнуть против ветра.

– Мне нужна соответствующая жена.

А вот это уже интересно.

8

Я не задаю вопросов. Зачем?
Руслан и так всё скажет сам. Ему это нужно — высказаться, порассуждать, снова и снова рисовать словами своё великое будущее. Раньше он говорил «мы», не забывал включать меня в это важное уравнение счастья и успеха. Строил планы, которые охватывали двоих. И я тогда верила — не просто потому, что хотелось верить, а потому что он втягивал меня в эти мечты с такой страстью, с такой убедительностью, что сомнений не оставалось. Но теперь… теперь в его «будущем» я будто стою где-то за кадром. Присутствую формально, а по сути — лишняя переменная, мешающая новому уравнению успеха.

Руслану нужна «соответствующая» жена.

Может, я действительно перестала вписываться в его формулу. Или, может, формула изменилась, а мне об этом просто забыли сказать. Или не захотели.

Вот сейчас и узнаем. Всё должно проясниться.
Я верю, что главное — знать правду. Какая бы она ни была. Потому что только правда даёт опору. Только с ней можно что-то делать, принимать решения, держать жизнь в собственных руках. Ложь и молчание делают человека беспомощным. Неведение — это слепота, и шаг в никуда может оказаться последним.

Я смотрю на Руслана. Сухо, без слёз. Без упрёка. Просто внимательно.
Я молчу — не из страха, не из слабости, а потому что в этой тишине больше силы, чем в любых словах.

Он кивает, на его лице явное одобрение. Ему по вкусу моя сдержанность и то, что я не кричу и не устраиваю сцен.

— Виктория, — говорит он с особым нажимом, — я знал, что не зря выбрал тебя в жёны. Ты разумная женщина и понимаешь, что к чему.

Он произносит моё полное имя с той особой интонацией, которую использует, когда рисует очередную амбициозную схему покорения мира. Как будто моё имя — королевское, сильное – является подтверждением его высокого вкуса и стратегического мышления.

А я продолжаю молчать. Не потому что соглашаюсь, не потому что принимаю его игру. Просто сейчас во мне нет слов. Даже эмоций почти нет — всё спрессовалось в твёрдый ком внутри.

– Я собираюсь снова жениться.
Сказав это, он пытливо смотрит на меня.

А смотреть-то особо не на что. Внутри меня происходит взрыв мозга, а снаружи я похожа на айсберг.

– Вика, скажи хоть что-нибудь! О чём ты сейчас думаешь? – Руслан ёрзает на стуле, морщится. Волнуется, бедненький! Какая уж тут может быть вторая жена, если ему и с одной не справиться!

– Я думаю о том, станет ли тюремный повар возиться с твоей диетой, – отвечаю сухо.

Руслан фыркает, его голос заносчивый, раздражённый.

– Не говори глупости! Я не имею в виду двоежёнство. Всё будет оформлено без нарушения законов, — говорит уверенно, официальным тоном, как будто объявляет об уже состоявшемся законном явлении.

У меня на миг перехватывает дыхание. Так и тянет просто встать, уйти, хлопнуть дверью, вдохнуть воздух, в котором нет этой лжи, этого абсурда. Но к сожалению, я не могу этого сделать. Потому что это не сцена в театре, не эпизод в кино, а моя жизнь. Из неё просто так не выйдешь, как из комнаты.

Слова вырываются раньше, чем я успеваю их обдумать.

— Ты сошёл с ума, да? Как ты собираешься законно оформить двоежёнство? Я видела, как ты смотрел на свою любовницу. Ты её хочешь и прикрываешься другими совершенно непонятными мотивами, чтобы оправдать свою похоть!

Руслан резко вскакивает. В глазах — огонь праведного возмущения. Кажется, он заранее проиграл этот момент в воображении и отрепетировал свою реакцию.

— Не смей рассуждать о том, чего не понимаешь и не способна понять! — бросает он зло, почти выкрикивая, с той самой наигранной драматичностью, которой он любит придавать вес своим словам. – Твоя зарплата никакая, и будущее всецело зависит от меня. Для того, чтобы достичь высших эшелонов власти, мне нужна спутница, соответствующая высокому положению. Как моя жена, ты должна поддерживать все мои начинания без возражений!

– Как твоя жена, я должна поддерживать твоё желание завести другую жену? – Мне даже удаётся хмыкнуть, вот только ирония получается горькой.

Я знаю, что спорить бессмысленно. Если Руслан в чём-то себя убедил, то не слышит возражений. Не отвечает, а декларирует. Его истина не нуждается в аргументах, она подобна догме, защищённой его собственной уверенностью.

— И мама со мной полностью согласна! — торжествующе заявляет он, как будто ставит точку.

Ну, конечно. Как же иначе.

9

– Твоя мать одобряет, что ты собираешься карабкаться в свои так называемые высшие эшелоны власти по своей любовнице?

– Не перекручивай мои слова! – Руслан резко вскидывает голову, его голос срывается на глухую ярость, кулаки сжаты так, что побелели костяшки пальцев. Он не просто зол — он на грани взрыва. – Никто никуда не лезет! И не будет никаких любовниц теперь. Мама всегда считала, что мои способности заслуживают не просто признания, а достойного обрамления. Подходящего фона. Она говорила, что мужчина с моими амбициями и интеллектом не может позволить себе связываться с женщиной, которая не поднимает его в обществе и ничего не приносит в семейную копилку. Знаешь, про кого она это говорила? Да-да, про тебя. А ещё ей бы очень не понравилось, как ты в минуты гнева вываливаешь на меня всякую грязь, как делаешь это сейчас!

– Ага. То есть тебе не понравился мой визуал, да? А жаль… Мне казалось, я нарисовала очаровательный образ, как ты медленно и гордо ползёшь вверх по телу новой любовницы, ступенька за ступенькой к своей великой цели. Признание, власть, влияние... Дорогой, ты меня разочаровываешь. Мне казалось, у тебя было чувство юмора.

Я усмехаюсь, но улыбка выходит кривой, больше похожей на болезненный тик. Не смешно, конечно. Но что ещё остаётся? Только шутить. Шутки — последнее, за что можно уцепиться, когда под ногами проваливается почва. Можно, конечно, расплакаться, но слёзы бессмысленны. От них не будет ровным счётом никакой пользы. Только унижение.

По крайней мере так мне кажется, пока я не слышу следующие слова мужа. А вот дальше мои шутки испаряются.
Руслан подаётся ближе ко мне и говорит самую сумасшедшую фразу из всех, которые я слышала в моей жизни.

– Наша любовь от этого не пострадает.

Какое-то время перевариваю эту фразу, впитываю её в себя.

– Э-э-э… Спорим, что пострадает, даже очень?

Не верится, что Руслан сказал это всерьёз.

– Согласно моей вере, я вообще могу взять вторую жену, – говорит с вызовом.

– Согласно анкете, которую ты заполнил при поступлении на работу, ты атеист.

– Виктория, ты вообще не умеешь слушать! – кричит внезапно. – Вечно перебиваешь меня и говоришь всякие неподобающие вещи!

– Я умею слушать, но не хочу, потому что ты говоришь совершеннейшую ересь. Хватит рассуждений и всякой белиберды! Просто скажи мне нормальными словами, что ты предлагаешь и какие у тебя планы. А потом я скажу тебе то же самое.

– Я хочу развестись, – выстреливает в лоб каждым словом. Без предисловий, без подготовки, словно вытаскивает оружие и нажимает на курок.

Эти слова режут, убивают, разрушают, но всё это внутри. Только внутри. Там, где я прочно держу сердце и душу в кулаке. В том самом месте, куда не добраться ни Руслану, ни его словам. Снаружи – полная тишина, гладь, будто мне сказали нечто будничное.

– Дорогой, поздравляю тебя. Наши желания совпадают.

Я произношу это ровно, с чуть заметной улыбкой, как поздравление с повышением. И, как я и ожидала, Руслану это не нравится. Нахмуренные брови, напряжение вокруг глаз — он не понимает моей реакции. Пытается расслышать мои эмоции между строк, но у него не получается.

Привычная ручная жена вдруг выбилась из рук, и её невозможно прочитать.

– Мы разведёмся, но не насовсем. Я поэтому и сказал тебе, что наша любовь от этого не пострадает. Мы с тобой вместе навсегда, Вика, ведь мы именно это и пообещали друг другу. Помнишь?

Голос его смягчается, становится немного просительным, как будто он осторожно нащупывает путь обратно ко мне. Проверяет, не слишком ли далеко зашёл. Мой дорогой муж почуял неладное, не иначе. Земля под ногами начала дрожать, и он тоже задёргался.

– Приятно знать, что ты помнишь о наших обещаниях. – Усмехаюсь.

Мой голос такой же, как всегда. Спокойный. Только в усмешке проскальзывает то, что, возможно, он уловит не сразу. Если вообще уловит. Горечь, которая звучит в конце отношений.

– Ты у меня для души, Вика, ты моя вторая половинка. – Он произносит это с наигранным теплом, запоздало пытается смягчить удар. – И это в наших общих интересах, чтобы я добился карьерных вершин. Тогда и тебе тоже будет выгода. Будешь кататься, как сыр в масле.

Он говорит это почти ласково, уговаривает потерпеть. Взывает к образу «удобной, понимающей жены», который придумал вместе с Сарой Хасановной. Мелодия выгод, прогнозируемых успехов и будущей роскоши должна меня успокоить. Отвлечь от главного.

А потом ударяет снова.

– Но пока моя звезда восходит, мне нужна совсем другая женщина…

Он подбирает слова тщательно, с осторожностью. Лоб морщится, взгляд мечется, словно на экзамене. Ух ты мой наивный, вежливый муж! После всего случившегося, после оскорбительных, гадких слов — он якобы боится меня расстроить?!

– Мне нужна не домашняя женщина, а… с высоким положением в обществе. Яркая. Имеющая связи и высокопоставленную семью. И с такой внешностью, чтобы всем сразу было понятно, что её муж – выдающийся человек.

И как, скажите, пройти мимо такого заявления?!

– Подожди… По какой части женского тела определяется «выдающесть» мужа?

Как промолчать, когда мой муж всерьёз строит планы, в которых я – домашнее удобство, а другая женщина – пропуск в свет?

Выдающийся человек. От этих слов веет какой-то древней претенциозностью. Как будто он не в XXI веке карьеру строит, а на приёмах при дворе Екатерины Второй пытается попасть в круг фаворитов.

Вместо того, чтобы рассмеяться над собственными словами, или хоть улыбнуться, Руслан снова морщится, как от зубной боли.

– Опять ты надсмехаешься?! Я к тебе искренне, со всей душой, а ты даже выслушать меня не можешь!

Он повышает голос — не кричит, но уже на грани. Вот она, его настоящая обида: не в том, что я домашняя, непрезентабельная и не имею родни в каких-то там эшелонах, а в том, что я не соответствую его сценарию. Я должна слушать и понимать, быть в стороне, быть удобной. А я сижу и смеюсь. На грани слёз.

10

Пытаюсь подняться со стула, но не получается. Ноги ватные, как после наркоза. Или как у человека, которому только что объяснили его место. Второе.

– То есть ты… переставляешь нас с Нинель местами, – говорю изумлённо. – Сейчас я твоя жена, а она любовница, а в будущем всё станет наоборот?

Я искренне изумлена, потому что никогда бы не поверила, что возможна такая невероятная перемена в мужчине, которого, казалось, я знала как себя саму. Вышла за него замуж, чёрт возьми! Доверилась ему!
Он был нежным, внимательным и добрым… Всегда мечтал о великом будущем, однако это будущее было со мной за руку. А теперь, почуяв возможность большого взлёта, он сажает меня на запасную скамью и не испытывает из-за этого ни капли стыда.
И при этом уверен, что это для меня «выгодно» и что я должна послушно подчиниться и радоваться его карьерному взлёту…
М-м-м...

Я не плачу. Даже странно. Внутри всё обрушилось, но снаружи — почти спокойствие. Как после урагана, когда ты вдруг осознаёшь, что чудом осталась жива. И это правда чудо, что я увидела истинное лицо моего мужа до того, как мы завели детей.
Правду говорят, что деньги меняют людей до неузнаваемости.

Молчу. Не потому что не знаю, что сказать — как раз наоборот, во мне слишком много всего просится наружу. Слова копятся где-то в горле, ни проглотить, ни выговорить.

Смотрю на незнакомого теперь мужа и думаю, как же ловко он всё это выстроил. Как разложил по полочкам: тут у нас чувства, тут выгода, а здесь — женщина, которая должна понять и согласиться.

– Вика, перестань драматизировать! – Он раздражён, ведь я мешаю ему закрыть потрясающую сделку. – Когда ты наконец включишь разум, то поймёшь, что и тебе это тоже выгодно. Ты ведь всегда реалистично смотрела на вещи. Почему вдруг решила обидеться?

Я медленно выпрямляюсь, словно только сейчас возвращаю себе тело. Всё внутри замёрзло, но лицо остаётся спокойным.

– Вот скажи честно, – продолжает Руслан, не замечая перемены во мне, – ты считаешь себя выгодной женой?

Если под "выгодной" он имеет в виду, можно ли через меня попасть в какие-то там элитные круги, сесть за нужный стол, то нет. Я не визитная карточка, не трамплин, не вклад в репутацию. Я человек. Женщина. Жена.

– Если под этим ты подразумеваешь, можно ли по мне залезть в высшее общество, то нет, – отвечаю холодно.

Он с готовностью кивает.

– Ну так видишь. Дальше… Скажи честно, ты считаешь себя достаточно привлекательной, чтобы тебя заметили в обществе и сразу потрясённо о тебе заговорили?

– Может, не будем продолжать этот идиотский разговор? – говорю резко, и голос срывается, несмотря на все усилия. – Наш брак строился совсем на другом. На любви, верности и взаимной поддержке. По крайней мере, я так думала.

Он вдруг светлеет лицом, улыбается.

– Да! Всё так и есть! – говорит с такой радостью, как будто объяснил прописную истину глупому ребёнку. – Поэтому мы с тобой останемся вместе. Как всегда. Или почти как всегда. Я очень тебя люблю, Вика. Ты мне нужна как никто другой. Просто наши отношения немного изменятся. С выгодой для нас обоих.

В шоке смотрю на мужа. Он действительно думает, что этим признанием в любви покрыл всё: и предательство, и расчёт, и планы на жизнь с другой женщиной.

Любовь с условиями. Брак по перерасчёту. Сохранить то, что удобно, и заменить то, что мешает продвижению.

– То есть я останусь сзади? Как база? Надёжный тыл? А спереди у тебя будет витрина, баннер, представитель в нужных местах?

Он тянется ко мне, пытается взять за руку. Но я уже отстранилась. И физически, и внутри. Очень далеко.

Руслан смотрит на меня с тем выражением, которое раньше я принимала за искренность. Сейчас же в этом взгляде слишком много просьбы и ноль раскаяния.

– Да, Вика. И ты будешь поддерживать меня, как всегда, – говорит тише, почти ласково, – без этого я тоже не смогу, ты об этом знаешь. Да и Нинель… она не привыкла быть такой женой, какая мне нужна.

Я молчу не потому что соглашаюсь. Просто не сразу понимаю, что именно он сейчас сказал. Слова будто с задержкой проходят сквозь сознание, как через плотную вату.

– То есть, – медленно произношу, – ты признаёшь, что Нинель не сможет быть тебе опорой. Не той, с кем по-настоящему, по-честному. Не той, кто выслушает, поймёт, создаст для тебя уют.

Он кивает, как будто это должно меня утешить. Продолжает что-то говорить про любовь, про наш общий путь, про то, что жизнь сложная и всё нельзя получить в одном человеке.

И я вдруг понимаю, что вот она — его правда. Он действительно верит, что это нормально: завести две жены. Одна — для мира, вторая — для него.

– И мама тоже считает, что будет лучше, если ты будешь вести хозяйство как раньше. Вы ведь с ней хорошо ладите, да? По-моему, у неё к тебе почти нет нареканий.

Я даже не сразу реагирую. Просто смотрю на него и жду, вдруг он сам поймёт, что только что сказал. Но он не замечает ничего странного. Улыбается с таким видом, будто сейчас добавил последний штрих к картине идеальной семейной сделки.

– Почти нет нареканий? – переспросила я. – А у тебя?

Он пожимает плечами, неуверенно, как будто не хочет отвечать прямо.

– Ты умеешь ладить. С мамой, с бытом, со мной. Ты всегда была надёжной. Мне просто нужно, чтобы в доме всё оставалось как прежде. Это важно.

Я вздыхаю. Глубоко. Словно из самой середины души, где всё давно сжалось в плотный ком.

– Ага, понятно. Значит, план такой: мама останется довольна, ты будешь восхищаться Нинель в обществе, а я — варить суп, стирать твои рубашки и соглашаться, что всё идёт по плану.

Он хмурится, но не отвечает. Видимо, не видит в этом ничего особенно унизительного. Даже не понимает, где именно заканчивается здравый смысл и начинается подмена чувств.

– То есть Нинель будет у тебя сугубо для практических целей, да? – спрашиваю почти с интересом, как будто обсуждаем стратегию маркетинга, а не двойную жизнь. – Чтобы использовать её связи в обществе и её презентабельный внешний вид — и всё?

11

Руслан продолжает говорить, убеждает, строит мосты из выгоды, перекрывает дыры словами о прекрасном и благополучном будущем.

А я сижу перед ним и вижу всё происходящее как будто со стороны. Как спектакль, в котором моя роль сводится к декорации. Удобной, привычной. С надписью: "Надёжный тыл, который никуда не денется".

Только я больше не декорация. И не зритель.

Это амплуа мне больше не подходит.

Если говорить точнее, то я не знала, что играю эту «удобную» роль в жизни Руслана. Я наивно думала, что была его любимой и единственной женщиной. А теперь осознала свою ошибку.

– Перестань врать, Руслан! Я видела, как ты смотрел на Нинель. Ты в неё влюблён.

Он фыркает, пренебрежительно машет рукой, как будто отряхивается от моих обвинений.

– Любой здоровый мужчина ощутил бы влечение к такой женщине, как она! Это нормальная реакция, и я не исключение, – говорит снисходительным тоном.

Пытается закрасить ситуацию в более-менее пристойные цвета, чтобы его поведение не было похоже на отвратительную, грязную измену.

– Знаешь, Руслан, мне не так уж и важно, что сказала твоя мама по этому поводу. Я ей не домработница и не рабыня. Да, я умею вести хозяйство. Да, я умею ладить с людьми. Но это не значит, что я собираюсь смириться с такой бесстыжей перестановкой кадров и вести себя как будто ничего не произошло.

Он подаётся ко мне, говорит что-то вроде «ну зачем ты всё усложняешь», но я не слушаю.

– Проблема не в хозяйстве и не в твоей маме, а только в тебе. Мы поженились, чтобы строить нашу жизнь вместе, а теперь ты нашёл более выгодный вариант. Честный человек так бы мне и сказал, а ты пытаешься выкрутиться ради собственной выгоды и оставить меня в своей жизни, как элемент удобства. И я не уверена, знает ли Нинель всю правду, уж слишком сильно она удивилась, когда я застала вас в машине около ресторана.

Лицо Руслана кривится, как от зубной боли, и я понимаю, что угадала правильно.

Усмехаюсь.

– Ага, значит, так и есть. Ты наверняка сказал Нинель, что мы разводимся, и она будет твоей единственной, да? Не упомянул, что собираешься держать меня на стороне?

Руслан ёрзает, разглаживает салфетки на столе. Нервничает. Ведь я могу выдать его двойную игру Нинель, и тогда его планы будут безвозвратно испорчены, как личные, так и карьерные.

Он снова что-то бормочет, просит не рубить с плеча, обещает, что всё будет хорошо, только надо немного подождать, немного потерпеть.

Но я больше не та, которая «подождёт». И не та, которая «потерпит».

– Знаешь, Руслан, ты прав. Нинель не привыкла быть такой женой, какой тебе нужно. А я — больше не собираюсь ею быть.

Поднимаюсь, чтобы пойти в спальню, но Руслан подскакивает. Хватает меня за плечи, не позволяет мне уйти.

– Нет! Пожалуйста, Вика, давай ещё раз всё обсудим. Я не могу без тебя… Да и куда ты пойдёшь? Тебе некуда податься. Будешь спать на улице?

Смотрю на мужа в полном непонимании. Как можно прожить с человеком так долго и при этом совершенно его не знать? Он решил, что я собираюсь уехать и оставить квартиру ему? Наивный… Я любила его, поэтому во всём поддерживала, а он решил, что я превратилась в бессловесную рабыню.

Да, я направляюсь в спальню, чтобы собрать вещи, но не мои, а его. Это он уедет, а не я. Без вариантов.

– Уйдёшь ты, а не я. Твоя мама больна, Руслан. Как хороший сын, ты переезжаешь к ней домой, чтобы всё приготовить к её выписке. И будешь с ней жить и заботиться о ней. А Нинель тебе поможет, я в этом уверена. Это привилегия жены, в конце концов, а я на эту роль больше не претендую.

Пользуясь шокированным состоянием Руслана, высвобождаюсь из его рук и направляюсь в спальню. Успеваю разложить чемодан на кровати и открыть шкаф, когда муж врывается в комнату в дикой ярости. Захлопывает чемодан и отшвыривает его в сторону. Закрывает шкаф с такой силой, что дверца трещит.
– Ни я, ни ты никуда не уйдём. Мы семья, и ею останемся! Я не собираюсь тебя терять. Ты моя, и это не изменится…
Его прерывает звонок телефона. Он мельком смотрит на экран, сжимает зубы, однако отвечает.

– Мама! Да, надо же, уже утро…

В недоумении смотрю в окно, и действительно, наступило утро. Это была самая безумная и болезненная ночь в моей жизни.

– Как ты сегодня, мама? – спрашивает Руслан, не сводя с меня взгляда. – Да, конечно, Вика скоро приедет. Сначала заехать к тебе домой? Хорошо, я ей передам. Что тебе привезти? Ага… ага… Мама, подожди, мне всё это не запомнить. Вика скоро тебе позвонит, и ты дашь ей указания. Да, конечно, я тоже постараюсь выбраться к тебе.

Мой муж, которого я любила и которому безоговорочно верила, убирает телефон и смотрит на меня с высокомерной неприязнью.

– Тебе повезло, что ты сейчас нужна маме, а то мы бы с тобой сейчас очень сильно поссорились из-за твоего неразумного поведения. Позвони маме! Надо собрать некоторые вещи из её квартиры и приготовить ей кое-что из её любимой еды, потому что больничное меню оставляет желать лучшего. Наш с тобой разговор не закончен. У меня сегодня утром дела, а потом я тоже приеду в больницу, так что жди меня там.

12

Правду говорят, что, когда ты постоянно рядом с человеком, можно не заметить изменений.

И теперь мне страшно, потому что Руслан изменился до неузнаваемости, а я даже не заметила. А всё это деньги. Не зря говорят, что именно деньги порой превращают людей в чудовищ.

Руслан никогда не поднимал на меня руку, в нём вообще не было ни капли злости — по крайней мере, той, что вспыхивает внезапно, как спичка, и горит ярко и яростно. Его гнев, если и существовал, был тихим, холодным, как лёд под кожей, и проявлялся не в словах, не в действиях, а в молчании или психологических играх. В давлении, в попытках вызвать у меня чувство вины…
Мы с ним часто из-за этого ругались, однако он никогда не впадал в гнев во время наших споров. До сегодняшнего дня.
И теперь я смотрю на его блестящие, покрасневшие глаза, на искажённое яростью лицо – и боюсь.

Я должна продолжить паковать его вещи, чтобы выставить его за дверь, однако мне страшно. Что если он снова на меня набросится, но в этот раз выместит злость не на чемодане и не на шкафе, а на мне?

– Ты меня услышала, Вика? – медленно и чётко говорит он. Голосом, не допускающим споров.

Собираю волю в кулак, делаю глубокий вдох. Мне страшно, но я не могу ему подчиниться, иначе этот кошмар никогда не закончится.
– Да, я тебя услышала, а ты? Ты меня услышал?

Мои руки дрожат, но голос звучит твёрдо. Я сама удивляюсь, откуда во мне эта решимость.
Руслан прищуривается, делает шаг ближе, словно хочет нависнуть надо мной, придавить, заставить замолчать.

– Дура ты, – шипит он. – Я пытаюсь всё устроить по-людски, а ты как баба с рынка — визг, слёзы и обиды. Хотел бы я посмотреть, что ты запоёшь, когда останешься одна, без копейки.

Я сглатываю. Страх — горячий, вязкий — ползёт по горлу, но я всё равно стараюсь держаться гордо и прямо.

– Лучше остаться одной, чем быть любовницей мужчины, который меня предал.

Лицо у него белое, губы сжаты. Какое-то время он держит гнев в себе, только дышит часто и прерывисто, а потом кричит.

– Я не собираюсь слушать глупости! Ты ослеплена ревностью, но если как следует задумаешься о том, какие возможности для нас откроются, когда я выгодно женюсь…

– Я согласна на твоё предложение.

Оторопев от моих слов, Руслан замолкает с полуоткрытым ртом.

– Согласна? – спрашивает недоверчиво.
Значит, он и сам понимает, какую ересь мне предлагает, но пытается запудрить мозги, потому что уверен, что я ему подчинюсь.

– Да, я согласна. Давай прямо сейчас подадим на развод.

– Н-н-нет, сначала надо помочь маме… А потом мы всё обсудим и решим, как и когда всё сделать правильно…

Собираюсь настоять на том, что сначала развод – а потом всё остальное, когда раздаётся сигнал телефона. Руслану пришло сообщение.

Он бросает взгляд на экран, и всё меняется. Его челюсть подрагивает, глаза чуть расширяются, будто он не верит в то, что там написано.

– Чёрт… – шепчет испуганно, взволнованно. – Если ты подведёшь меня сейчас, то… я не знаю, что с тобой сделаю…

Смотрит на меня с каким-то странным, яростным и одновременно испуганным выражением лица.

– Она приехала.

– Кто? – спрашиваю, но уже знаю.

– Нинель. Хочет поговорить. С нами обоими.

На секунду всё замирает. Я слышу только стук собственного сердца и глухой гул в ушах.

Нинель. Его новая, блестящая будущая жена. Роскошная. Богатая. Уверенная в себе. Та, ради которой он готов перечеркнуть всё, что у нас было, и оставить меня в тени.

Я подхожу к окну. На улице перед домом паркуется внедорожник Нинель, сверкающий в солнечном свете, как только что отполированное зеркало.

Дверца открывается, и она выходит — в белом пальто, с идеальной осанкой, как будто из рекламы. Её роскошные волосы струятся по спине полотном шёлка.

– Ну что ж, – говорю я, не узнавая собственного голоса. – Похоже, сейчас будет интересный спектакль.

Руслан что-то печатает в телефоне, потом отбрасывает его в сторону и надвигается на меня.

– Слушай меня, Вика! Мы с тобой не закончили разговор. Сейчас ты будешь мила с Нинель и подтвердишь всё, что я скажу. Всё, поняла? Даже если тебе это покажется несправедливым и… нечестным. Всё равно ты подтвердишь, что я говорю правду, иначе… я выкину тебя на улицу и такого наговорю твоему начальству, что тебя и оттуда выпрут. Поняла меня? – шипит мне в лицо.

Из последних сил держу себя в руках. Дышу поверхностно, стараюсь не вдыхать внезапно опротивевший запах однажды любимого мужа.

– А что мне будет за то, что я подтвержу всё, что ты скажешь? – спрашиваю холодно.

Лицо Руслана искажается от презрения и неприязни.

– Значит, вот ты какая на самом деле, корыстная и наглая. А ведь хорошо притворялась…

– Нинель уже поднимается по лестнице, так что слушай мои условия! – перебиваю его. Говорю резко и твёрдо. – Я подтвержу всё, что ты скажешь, но в обмен мы сразу подадим на развод и ты оставишь мне не только половину всех сбережений, но и квартиру, а сам переедешь жить… куда угодно.

– Совсем обнаглела?! Раздела имущества вообще не будет! Я буду тебя содержать, жить ты будешь здесь, но квартира останется моей…

Отодвигаюсь от него и складываю руки на груди.
– Тогда удачи с Нинель! Думаю, ей понравится рассказ о том, как часто мы занимались сексом за последние недели и что ты её не любишь, а просто собираешься использовать. Ты ведь наверняка ей поклялся, что терпеть меня не можешь, и мы не спим вместе, да?

Его лицо снова искажается от дикой злобы. Он собирается на меня накричать, но с лестничной площадки доносится дребезжание лифта.

– Мы потом с тобой договоримся, – цедит злобно.

Муж явно считается меня дурой, если думает, что я соглашусь на отсрочку.

– Сейчас или никогда, – ставлю ультиматум. – В разводе ты оставишь мне квартиру и половину сбережений. Согласен?

– Да, но…

– Да или нет?

– Да! – кричит мне в лицо. – Бери что хочешь, всё равно мы останемся вместе. Ты по-прежнему меня любишь и не сможешь без меня…