Пять лет назад
— Я подаю на развод.
Сказано буднично, почти спокойно.
Как будто он сообщает, что хлеб закончился.
Я сглатываю.
Показалось?..
Может, я просто так накрутила себя, пока ждала его возвращения домой до полуночи, что мне уже мерещится всякая ерунда?
Перевожу растерянный взгляд на празднично накрытый в честь нашей годовщины стол, грустно блестящий хрусталем в неярком свете торшера.
Свечи прогорели, напитки выдохлись, еда остыла.
Нарядное платье все еще на мне, но завитые на плойку локоны уже почти распрямились. Туфли на каблуках давно сняты и одиноко стоят в сторонке.
Подарок, перевязанный золотой ленточкой, лежит на журнальном столике. Я его час упаковывала.
Мне же показалось, да?..
— Что ты сказал?..
— У меня другая.
Господи…
У меня в ушах стучит. Ладони мокрые.
Я ведь замечала признаки. Я их знаю.
Все женщины знают.
Когда человек уже где-то сердцем не с тобой.
То уходит в другую комнату, когда ему звонят, плотно прикрыв дверь. То блокирует экран телефона, когда проходишь мимо.
Ты уговариваешь себя, что это ерунда, а потом…
— А как же я? — только и могу выговорить.
— Мы не подходим друг другу.
— Серьезно? А когда ты это понял — до или после того, как переспал с ней?
— После.
Просто одно слово.
Оно звучит как приговор.
Когда-то он говорил, что жить без меня не может, а теперь…
Перед глазами все плывет. Хватаюсь за спинку дивана, чтобы не упасть.
— И ты вот так… просто заявляешь мне, что изменил?
Он пожимает плечами — равнодушно, будто речь не о нашей семье, а о чужих людях.
— Не вижу смысла скрывать. У меня ведь нет цели сохранить брак.
Я все еще не могу поверить.
— Ты… ведь не шутишь, да? — давлюсь я словами.
— Не делай из этого трагедию. Такое бывает. Ты ведь понимаешь, что я не тот, кто будет с тобой из жалости.
Боже…
Это точно конец.
И что теперь?
Я не знаю, что мне делать.
Наверное, я должна спокойно пожелать ему счастья и уйти с гордо выпрямленной спиной. Красиво так уйти, по-киношному.
Но я не героиня фильма. Я не то, что красиво уйти, я даже вдох сделать не могу.
Смотрю на мужчину перед собой. Мужчину, которого я люблю до безумия, и не знаю, что сказать.
В воздухе все еще витает запах курицы с прованскими травами. Я приготовила ее на наш праздничный ужин.
Ужин, которого не будет.
Он тоже смотрит на меня, явно ожидая моей реакции.
— Ясно, — выдаю я в итоге.
Потом почему-то иду к столу и собираю с него тарелки. Я и сама не понимаю зачем. Ставлю их в раковину. Руки дрожат.
Мне кажется, что все это не понастоящему. Просто какой-то страшный сон.
Он стоит — руки в карманах, брови нахмурены.
И тут во мне поднимается паника. Настоящая — с тахикардией, удушьем и потом.
Потому что я не готова к такому повороту. Просто не готова.
Я не хочу, чтобы он уходил!
Внезапно осознаю, что во мне нет никакой гордости.
Вот вообще. Ни капли.
Наверное, я могла бы просить его не уходить. Умолять не бросать меня.
Потому что я без него не смогу. Я слишком сильно его люблю.
Перед глазами возникает образ, как я в слезах и соплях цепляюсь за его штаны.
Господи…
Это ненормально.
Яна, так нельзя. Возьми себя в руки.
Но моя любовь к Горану никогда не была нормальной. Я всегда знала это.
Безумная, дикая, чрезмерная. Граничащая с одержимостью.
— Кто она? — мой голос — глухой и хриплый слышится будто со стороны.
— Какая разница? — хмыкает он.
— Я хочу знать! Хочу знать, чем она лучше меня! — голос дрожит.
Муж смотрит на меня сверху вниз.
— Да всем, Яна. Она всем лучше тебя.
Я хватаюсь за живот.
— Как ты можешь так говорить? Мы ведь… я ведь… Я так старалась! Все делала! Я…
Он кивает.
Месяц спустя
Развод.
Слово, которое до сих пор не помещается в голове.
Как будто оно про кого-то другого. Про чужую женщину, не про меня.
Мы подали заявление через Госуслуги.
Официально, быстро, без сцен.
Даже не понимаю, как мне удалось сдержаться и выглядеть достойно. Или, может, мне лишь казалось, что я так выглядела?..
Он подтвердил мое заявление и все. Нам назначили дату через месяц.
После чего он уехал. Я не знаю куда.
Этот месяц я даже толком не помню.
Я будто вообще выпала из жизни.
Не могла ни есть, ни спать, ни даже нормально соображать. Казалось, что грудь сковало железными обручами, горло стянуло, а в животе была огромная дыра, которая нестерпимо болела.
И это не фигура речи. Боль была настолько сильной, что из душевной стала физической.
Один раз я даже позвонила в неотложку, потому что думала, что у меня инфаркт — грудь вдруг резко прострелило так, что я не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть.
Но оказалось, что у меня не инфаркт, а мышечный спазм. Мне сделали укол, и меня отпустило.
Первые дни я гипнотизировала взглядом телефон. Надеялась, что он позвонит.
Может, скажет, что передумал. Или что это была просто шутка.
Или хотя бы просто спросит, как я.
Но телефон молчал.
Я писала ему сообщения. Длинные, жалостливые, злые, обиженные, гневные, умоляющие.
В них я обвиняла его. Просила объяснить, что сделала не так. Высказывала свои теории. Оправдывала его. Просила прощения. Злилась и ругала последними словами. Умоляла вернуться.
А затем стирала. И, в итоге, ни одно не отправила.
И вот этот день настал.
Я приехала в ЗАГС.
Отдел, где расторгают браки, оказался с задней части здания. Он совсем не похож на торжественный парадный — серый, грустный, со старым линолеумом и запахом бумаг и пыли.
Я стою у стены, сжимая в руках паспорт.
Горан появляется без опоздания. Как всегда. Он очень пунктуальный.
Дорогой костюм, пальто через руку, лицо будто вырублено из камня.
Я не могу дышать, не могу оторвать от него жадного взгляда. Сейчас весь мой мир сосредоточен на нем.
Он даже не здоровается.
Просто кивает мне, словно мы соседи, случайно встретившиеся в магазине.
Я киваю в ответ, медленно умирая внутри.
Он качается на носках, бросает нетерпеливый взгляд на часы.
Наверное, у него много других более важных дел, чем торчать тут с почти бывшей женой в ожидании, когда нас разведут.
В этот момент я четко понимаю, что все. Никаких "а вдруг" не будет.
У него уже давно своя жизнь. Без меня.
Мне хочется орать от боли, но я лишь отворачиваюсь к окну.
Секретарь зовет нас по фамилии.
Мы подходим.
Девушка за стойкой произносит заученно, даже не поднимая головы:
— Горан Драгич, Яна Сергеевна Левина. Подтверждаете желание расторгнуть брак?
— Подтверждаю, — говорит он ровно.
— Подтверждаю, — придушенно повторяю я, стараясь не заплакать.
Она листает бумаги, что-то печатает, потом произносит:
— Брак расторгнут.
И все.
Я беру свидетельство, ставлю подпись.
Он делает то же самое.
Ни взгляда в мою сторону, ни паузы на раздумье.
Он поворачивается и уходит первым.
Дверь за ним хлопает — и, кажется, звук этой двери до конца жизни будет стоять у меня в голове.
Поздним вечером этого же дня, когда я сижу одна в его шикарной квартире с видом на ночной город, я впервые решаю ему позвонить.
Весь месяц я держалась, думаю, потому, что знала — мы еще встретимся на разводе. Именно это давало мне силы.
А сейчас — все. Встреча не помогла. Надежда умерла.
И я не выдерживаю.
Да, понимаю, как это унизительно. Да, знаю, насколько это жалко.
Но мне все равно.
Я просто не могу себе представить жизнь без него.
Сижу прямо на полу возле панорамного окна. Снаружи идет осенний дождь, по стеклу сбегают редкие капли.
Я не должна звонить. Не должна.
Не нужно ему звонить.
Это все понятно.
Но я звоню.
Гудки.
Один. Два.
Еще один месяц спустя
В коридоре поликлиники пахнет антисептиком и старыми тряпками.
Стены невнятного грязно-зеленого цвета, под потолком гудят лампы.
В очереди женщина с животиком, бабуля с тростью и девушка с красными глазами, которая каждые две минуты проверяет телефон.
Я тоже жду.
Холодный пластиковый стул режет бедро, и я думаю, что, наверное, зря пришла.
Сбой цикла после прекращения гормональной терапии — обычное дело. Мой врач об этом предупреждала. Но все же посоветовала пройти осмотр, чтобы исключить осложнение после стимуляции.
А я думаю, что тут еще и нервы виноваты. Организм просто сбился — после развода, после всего.
К тому же, переезд, усталость, стресс — неудивительно, что тело тоже решило сдаться.
Кстати, насчет переезда.
Я уехала из Москвы.
Квартира ведь его. Горан купил ее до брака, как, впрочем, и все остальное.
Нам просто нечего делить, ведь я "пришла к нему оборванкой", как сказала однажды его мать.
Да, она точно была мне не рада. Впрочем, это вполне объяснимо.
Горан — уверенный, самостоятельный, обеспеченный.
В семнадцать лет, после смерти отца, он унаследовал его бизнес в Сербии, и с тех пор небольшая и не слишком успешная компания, под его началом превратилась в крупный международный холдинг.
Ему пришлось буквально все взвалить на свои плечи, хотя он тогда сам еще в школе учился.
И пока его сверстники гуляли и веселились в клубах и на тусовках, он все тянул на себе — бизнес, мать с младшим братом, долги отца.
А потом армия, которая тоже оставила свой отпечаток — это железная дисциплина и привычка держать все под контролем.
Он всего в жизни достиг сам.
Он всегда был сильным. Именно это меня в нем и привлекало — его сила. Я восхищалась ею. Им. И отчаянно любила.
Вот только была одна проблема — жуткий контраст между нами.
Потому что я — никто. Просто девочка с улицы. Без денег, связей, и даже без семьи.
Приехала в столицу из крошечного городка, ничего за душой нет. Разве я ему подходила?
Конечно, Милица Драгич уверена, что я — проходимка, охотница за чужими деньгами, цель которой — получше "присосаться" и потеплее устроиться в жизни. "На все готовенькое" так сказать.
Разумеется, это не так. Я просто до безумия любила Горана. Но как было доказать это его матери?
Тем более, она в Сербии, а я здесь. И особой тяги к общению со мной с ее стороны никогда не было.
Поэтому, когда Горан, перед самым разводом, предложил купить мне квартиру, я отказалась.
Не хотела, чтобы его мать думала, что она права.
Сказала, что мне от него ничего не нужно.
Тогда он перевел мне крупную сумму денег, хотя я и не просила.
Типа отступных, думаю. Может, его грызла совесть?
Решила их не трогать. Не нужны мне его деньги. Я с ним была не из-за них.
В Москве оставаться не хотелось.
У меня там все равно никого и ничего не было. Как, впрочем, и везде.
Ну и там все напоминало о нем — улицы, кафешки, бары.
А я хотела с чистого листа.
Поэтому поехала в Питер.
Тут красиво — белые ночи, мосты, набережные.
А самое главное — мы с Гораном тут не были.
Сначала казалось, что станет легче.
Не стало.
Оказалось, боль нельзя оставить позади. Она следует за тобой, куда бы ты ни направилась.
И нигде от нее не спрятаться и не скрыться.
— Левина Яна Сергеевна, — зовет медсестра.
Я вздрагиваю и поднимаюсь.
Пальцы холодные, как лед.
Прохожу в кабинет. Сажусь.
Доктор щелкает по клавиатуре, задает вопросы.
Отвечаю как на автомате. Про неудачные попытки забеременеть, про терапию, уколы, прогестерон.
— Когда были последние месячные?
— Два месяца назад. Я делала стимуляцию, врач говорила, что от этого может быть сбой.
— Понятно. Сейчас посмотрим.
Холодный гель, датчик, экран.
Пока мне делают УЗИ, я смотрю на белые потолочные панели и слушаю гудение ламп. Мне хочется пить.
— Сбой цикла, говорите? — хмыкает доктор, щелкая чем-то на компьютере аппарата. — Вашему "сбою" уже десять недель. Поздравляю, вы беременны!
Я не сразу понимаю, что она говорит.
Слова звучат, но не доходят.
— Простите, что?..
Я выхожу из поликлиники и не чувствую ног.
Люди проходят мимо, автобусы едут, снег сыплется на плечи, а я будто за стеклом.
Я просто не в силах поверить в новую реальность.
Десять недель.
Беременность.
С ума сойти…
Я иду по улице, прижимая к груди распечатку с УЗИ и не понимаю — радоваться мне или рыдать.
Раньше я мечтала, что у нас с Гораном будет ребенок.
Не просто мечтала — представляла все до мелочей: как он будет держать малыша на руках, как будет смотреть на нас с улыбкой.
Я до безумия этого хотела. Хотела не потому, что нужно или "пора", а потому что любила.
Мне казалось, что наш малыш станет частью этой любви, ее естественным продолжением.
Но где-то глубоко внутри, в самом уголке сознания, жила еще одна, стыдная мысль.
Я не признавалась в ней даже себе.
Иногда я думала, что ребенок может нас еще сильнее связать.
Что с ребенком он уже точно не уйдет.
Потому что я всегда этого боялась. Боялась его потерять. И у меня были на то основания.
Господи, какая же ирония…
Я столько времени ждала это чудо.
И оно все-таки пришло — не тогда, когда я мечтала, а тогда, когда меньше всего ждала.
Я растерянно провожу рукой по лицу.
И что теперь?
Нужно сказать ему.
Как бы там ни было, Горан имеет право знать — это ведь и его ребенок.
Я дохожу до остановки, сажусь на скамейку. Она холодная, и я подворачиваю пальто. Достаю из сумочки телефон.
Я ни разу ему не звонила после того самого разговора в ночь после развода.
Да и сейчас не хочется. Те его ужасные слова до сих пор звучат в ушах. Но нужно.
Пальцы дрожат от волнения.
Открываю его контакт, смотрю на имя: "Горан ❤️".
Сердце сжимается.
Задерживаю на мгновение дыхание перед тем как нажать на кнопку вызова.
Так, ладно. Звоню.
"Набранный вами номер не обслуживается"
Что?..
Я повторяю звонок.
Все тот же механический голос:
"Набранный вами номер не обслуживается"
Какого черта?..
Открываю мессенджер.
Чат с ним есть, но нет ни фото, ни статуса, ни времени последнего визита.
Печатаю сообщение.
"Пожалуйста, просто ответь"
Появляется одна галочка. Второй нет.
Не доставлено.
Он сменил номер телефона?
Чтобы я не названивала?..
Господи…
Захожу в соцсеть.
Удаленный аккаунт.
Он просто стер себя из моей жизни.
Голова идет кругом.
Через два дня рано утром я приезжаю в Москву.
Девять часов на ночном поезде. Вместо мыслей лишь стук колес.
На вечер куплены билеты обратно.
А что делать? Я обязана ему сказать.
Вот и дом. Закрытый двор. Киваю знакомому охраннику на посту, прохожу.
Мне тяжело здесь быть, больно.
Звоню в домофон, но мне никто не открывает. Но это вполне объяснимо — он, наверное, умчался на работу пораньше.
Еду в офис.
Большое современное здание встречает меня безразличным блеском темного стекла.
— А он уехал. В Сербию, — отвечает мне девушка на ресепшн, с любопытством меня разглядывая.
— Надолго?
— Не знаю. Как я поняла, навсегда. В филиале новый директор.
Дыхание перехватывает.
— Он оставил номер телефона для связи? — понимаю, что бесполезно, но…
— У нас в компании запрещено делиться подобной информацией с посторонними, — с холодной улыбкой и не без удовольствия отвечает она.
С посторонними. А ведь эта девица прекрасно знает, кто я.
А впрочем… я теперь и правда посторонняя.
Выхожу на негнущихся ногах.
Решил оставить тут директора, а сам вернулся на родину?
Он же не собирался… У него ведь даже паспорт русский.
Хотя откуда мне знать, что он там собирался делать? Что я вообще о нем знаю? Я была уверена, что мы любим друг друга, а у него, оказывается, другая…
Он с ней уехал?
5 лет спустя. Настоящее время
— Боже, девчонки, я влюбилась! — придушенно визжит Лера — секретарь генерального, пока мы разбираем кофе с подноса.
— Ты видела его один раз и уже влюбилась? — округляет глаза Валя — бухгалтер.
Я делаю глоток и слегка морщусь. Кофе — отстой, хотя я привыкла.
— Про любовь с первого взгляда не слышала? — закатывает глаза Лера.
— Сказочки для наивных ду… девочек, — смеется Валя.
— Ты так говоришь, потому что его не видела. А я знаю, о чем говорю, — уверенно утверждает Лера.
— И что же в нем такого особенного? — вижу, что в голосе Вали проскальзывает интерес.
— Ну, он… — Лера мечтательно вздыхает, — он… у него такие глаза! И подбородок. Да и задница, девочки! Ох, да охрененный просто мужик!
Валя хихикает.
Я хмыкаю.
Лера напоминает сейчас меня саму лет восемь назад. Та же восторженная наивность. Но это лечится, с опытом.
— Ян, ну что ты молчишь? Тебе разве не интересно, кто наш новый директор? — поворачивается она ко мне.
— Не слишком. Меня волнует лишь бы он не начал тут новые порядки наводить, — хмурюсь я, — а какие у него там глаза или задница — меня интересует в последнюю очередь.
У меня ипотека. Мне нужна стабильность, а новая метла, как известно…
— Ох, а ты права! Павел Ильич-то мировой мужик. Глаза на всякие оплошности закрывал, и вообще лояльный. А этот — еще неизвестно, — хмурится Валя. — Вдруг как начнет за опоздания штрафовать?
Лера бледнеет.
— Черт! Не надо за опоздания… Нет, не верю, что такой красавчик настолько мелочный!
Валя только закатывает глаза.
А я вздыхаю. Опоздания — это еще не самое страшное.
Мне с работой очень повезло.
Я устроилась сюда два года назад — после десятков временных подработок и кассовых отчетов в подвальных конторах.
Здесь впервые все по-человечески: стабильная зарплата, белая, без истерик и задержек. Соцпакет. Оплачиваемый отпуск.
И на больничный по уходу за ребенком можно уходить без опасений заработать осуждающие косые взгляды.
Работаю я хорошо, начальство меня ценит и уважает.
Коллектив, конечно, разношерстный. И это нормально в большой компании. Но в целом — неплохой.
А самое главное — мне вскорости обещали повышение.
Такое место найти совсем непросто. Особенно с моим незаконченным высшим. Мне же пришлось бросить универ после развода.
— Ладно, девочки, — говорю я, глядя на часы, — обсуждать мужиков можно в обед. А сейчас у нас планерка, и Павел Ильич не простит, если мы опоздаем на последнюю при нем.
— Последнюю? — поднимает брови Валя. — Что — уже?
— Ага, — киваю я. — Сегодня его прощальный день. После обеда официально вступает в должность наш новый "охрененный мужик".
Лера театрально прижимает ладонь к груди.
— Надеюсь, он не уедет обратно, когда увидит наш бухгалтерский отдел.
— Главное, чтобы, завидев секретаря, не сбежал, — отвечает Валя.
Мы смеемся.
Вроде бы обычное утро. Сплетни, кофе, планерка.
Но в воздухе чувствуется нервозность.
Нашу компанию поглотил крупный холдинг.
И Павла Ильича все провожают с тревогой и затаенным страхом.
На планерке он объясняет, что новый директор — на самом деле и есть новый владелец, который нашу компанию купил, чтобы превратить ее в свой филиал, а не начинать тут бизнес с нуля.
И обязанности директора он будет исполнять временно, пока со всем тут не разберется и не наладит, а также подходящего человека не найдет.
Так что, изменения неизбежны.
Нам, как водится, обещают оптимизацию, реформы и светлое будущее.
Что в переводе на нормальный язык обычно значит — головная боль и сокращения.
После этого известия все нервничают еще больше.
На словах все выглядит красиво, а на деле… Кто же его знает?
Новый директор — это как ремонт: вроде обещают, что будет лучше, а потом полгода хаоса и пыли.
Я закрываю документы, проверяю отчет и решаю, что заслужила еще одну чашку кофе.
Утром Никита устроил мне сцену, пока мы собирались в детский сад, так что дома кофе выпить не успела.
Аппарат в коридоре скрипит, плюется и выдает жидкость сомнительного цвета, но других источников кофеина у нас нет.
Лера появляется за моей спиной.
— Яна! Он приехал! — шепчет она с заговорщицким лицом, и даже почти подпрыгивает на месте от волнения. — На "мерседесе"!
— Ну и что? — я отпиваю непонятную бурду из пластикового стаканчика и морщусь.