После развода. Право на семью

Глава 1

– Я требую развод.
Слова мужа звучат безапелляционно и спокойно. Это его взвешенное решение.
А меня будто ударяют под дых. Глаза режет, но я не плачу.
– У тебя другая? – шепчу, ощущая спазм в горле.
– Нет. Я тебе не изменял, – говорит мне нагло муж, а спустя час я застаю его с секретаршей. Вокруг нас врачи, которые пытаются разъединить их, ведь у нее внутренний спазм, а я молча смотрю на мужа и истерично смеюсь. Пятнадцать лет “счастливого” брака коту под хвост.
Слова про мой диагноз застревают у меня в горле, и я молчу.
Не стану унижаться. Все решат, что так я пытаюсь его удержать. Но благородство в нашей семье знакомо лишь мне.
– На детей не претендую. Обеспечу вам комфортную жизнь, а взамен ты не скажешь им правды о нашем разводе.

#эмоции на разрыв
#боль/предательство
#брошенная семья

Глава 1

– У Марата Аркадьевича совещание. Что-то ему передать?

Передо мной стоит молоденькая секретарша мужа. Высокая, фигуристая, пышущая свежестью и энтузиазмом.

Полина Павловна Войцеховская.

По-ли-на.

Даже имя у нее отдает интимным душком.

– Я подожду, когда у него закончится совещание, – улыбаюсь я насилу, но нервно дергаю воротник свитера.

На дворе еще теплая осень, но я всегда была мерзлячкой. Муж всегда этому умилялся, а я грела холодные ладони об его горячий торс. Так задумываюсь, пытаясь вспомнить, когда между нами в последний раз была эта нежность, но это было, видимо, так давно, что память молчит, придавленная грузом быта и семейных проблем.

– Вы уверены, Елизавета Георгиевна? Совещание только началось. Часа два продлится, не меньше.

– Я уверена, Полина, – скалюсь я ей и киваю на кофеварку. – Сделай мне кофе, будь добра. Как я люблю, ты знаешь.

Девица откидывает длинные гладкие волосы за спину и поджимает недовольно губы. Не нравится ей моя просьба. Я считываю это подсознанием.

Я хочу ей нагрубить, но она вдруг молча идет к кофеварке, и готовые слова не срываются с моих губ. Я выдыхаю и устало откидываюсь на спинку дивана, радуясь, что получила отсрочку.

Не уверена, что поступаю правильно, придя к Марату в офис, чтобы рассказать о проблеме, но дома дети, и я боюсь, что наша старшая дочь Аня что-то услышит. У нее и так сложный переходный период, она бунтует, а если уж узнает новости, то и вовсе может слететь с катушек.

– Ваше кофе, Елизавета Георгиевна.

На журнальный столик передо мной секретарша ставит чашку, а я упираюсь взглядом в ее глубокое декольте. Четвертый размер. Клиентам наверняка нравится. Невольно мелькает мысль, что и муж регулярно смотрит на это богатство, но я сразу же качаю головой. Он сам говорил мне, что любитель миниатюрных грудок. Как у меня.

– Ваш кофе, – поправляю я По-ли-ну, и она кривится, а затем разворачивается и садится в свое белое компьютерное кресло. Недешевое. У прошлой секретарши Нонны Петровны было старенькое, а эта Полина работает тут всего полгода, а уже такой апгрейд. Мне хочется закатить мужу скандал, чтобы уволил ее, но заранее знаю его ответ. Она высококлассный специалист со знанием трех иностранных языков, и он еле как украл ее у конкурентов. Что же за специалист такой на должности секретарши, так и хочется мне съязвить, но мама всегда учила меня держать лицо. Не показывать своей слабости и не унижаться. Главное правило, которого я придерживаюсь до сих пор.

Полина в это время утыкается носом в телефон. Новый. Последней модели. Даже у меня такого еще нет. Я стискиваю зубы и вспоминаю слова мужа, что девица замужем, и его не волнует, кто и что ей дарит, и что меня тоже это волновать не должно.

Следующие полчаса я стараюсь не смотреть на нее, также утыкаюсь в смартфон. Линия трещин на экране еще больше расширилась, нужно будет уже сдавать в ремонт.

На удивление, совещание вскоре заканчивается, как бы По-ли-на не убеждала меня, что ждать целых два часа, так что вскоре я оказываюсь в кабинете мужа. Сотрудники, проходя мимо меня, здороваются и как-то странно опускают глаза, но я так обеспокоена будущей реакцией мужа, что особо не зацикливаюсь на этом.

– Хорошо, что ты пришла, Лиза, – устало вздыхает муж и кивает мне на кресло, когда мы остаемся в кабинете одни. – Я хотел с тобой поговорить наедине, без детей.

– Что-то случилось?

Неужели он всё знает? Увидел результаты анализов и поэтому так переживает? Вид у него озабоченный, и на секунду мне становится стыдно, что я не посвятила его в детали сразу. Хотела убедиться, что диагноз поставлен верный.

Вот только когда Марат говорит, я слышу не то, что ожидала.

– Я хочу развода.

У меня шумит в ушах от недосыпа и я не сразу осознаю, что это реальность, а не сон. Его брови нахмурены, на скулах играют желваки, а сам он мрачнее самой темной предгрозовой тучи.

– Что, прости? – переспрашиваю я пересохшими губами. Вожу глазами по столу в поисках воды и никак не могу ни за что зацепиться. У меня кружится голова.

– Мой адвокат уже подготовил документы на развод. Тебе отойдет половина имущества и бизнеса, как и полагается. За исключением коттеджа, но ты там всё равно редко появляешься, так что не думаю, что это такая уж проблема.

Глава 2

– Кто она?

Мой вопрос повисает в воздухе. Пауза о многом мне говорит. И пусть муж отрицает, но я всё вижу по его глазам.

– Никто, Лиза. Я тебе не изменял. Никакой другой женщины нет. Просто я тебя разлюбил. Так бывает. Быт убивает любые отношения, – чеканит он каждое слово, но я вижу, как дергаются мышцы на его скулах.

В глазах напряжение, руки он прячет под столом, но я знаю, что сейчас они сжаты до побелевших костяшек. Про личное Марат никогда не умел врать. Раньше меня это умиляло, а сейчас причиняет боль. Лучше бы он сказал правду. Как настоящий мужчина. Но нет. В последний момент он отводит взгляд, слишком стыдно смотреть мне в глаза.

– Ты ведь знаешь, что не умеешь обманывать. Имей совесть бросить меня по-честному, Марат, без экивоков. Где тот мужчина, которого я когда-то уважала?

Я щурюсь, чтобы не разрыдаться. Тянет в груди, словно сердце в тисках, и я не могу определить, от чего. То ли от моральной раздавленности, то ли это физические отголоски моих проблем со здоровьем. Но это неважно. Мне нельзя показывать своих ран. Уж точно не Марату.

Он нахмурился, набычился и встал со своего места, упираясь сжатыми кулаками об стол. Вся его поза намекала на агрессию, но я ни капли не боялась. Может, и зря. Как оказалось, своего мужа я не знаю от слова совсем.

Вся моя жизнь перечеркнута всего тремя словами.

Я хочу развода.

Мой мир треснут на осколки и разрушен, словно хрупкий карточный домик. А я все пятнадцать лет считала, что у него крепкий фундамент из нашей любви, прочные стены из нашей верности, а оказалось… Пшик.

– После таких слов ты и правда спрашиваешь меня, почему мы разводимся? – рычит Марат так, будто я во всем виновата. Вслух он этого не говорит, но его глаза говорят лучше всяких речей. Он обвиняет во всем меня.

– Да. Спрашиваю, – флегматично отвечаю, заводя руки за спину. Пальцы дрожат, и я не хочу это демонстрировать.

– Когда ты последний раз интересовалась, как у меня дела на работе, Лиз? – кривится Марат. – Почему я без настроения? Что у меня нового? Что меня беспокоит? Да о чем вообще речь! Когда у нас с тобой последний раз был секс? Не потыкались и баиньки, а как раньше?

– А ты разве у меня спрашивал, не устала ли я сидеть дома одна с ребенком? Не нужен ли мне отдых? Предложил хоть раз поиграть с Матюшей? – парирую я и щурюсь, чувствуя, как по груди разливается горечь, и наружу выплескивается обида.

– Ты снова за свое, – выдыхает Марат и стискивает пальцами переносицу. Даже не скрывает, что ему надоело со мной объясняться. – Матюша то, Матюша сё.

– Он слабый мальчик, ему нужно мое внимание.

– Он давно уже выздоровел и окреп! В конце концов, у него есть няня, которую я и нанял тебе в помощницы, чтобы ты не упахивалась до усталости, как вол на плантациях!

– Волы не на плантациях, а на посевных.

– Вот о чем я говорю, Лиза! Ты вся такая правильная, дотошная, никаких экспериментов, – к концу Марат выдыхается и снова садится в кресло. – Давай закончим на этом? Ты и сама меня уже давно не любишь. Это чувствуется. Смысл обсуждать то, что и без того понятно? Просто подпиши документы, и на этом разойдемся. У меня уже нет сил.

– Нет сил… – словно эхо, повторяю я за ним и киваю, не в силах даже улыбнуться, чтобы держать лицо.

– И прекрати, пожалуйста, донимать нашу Аню. Ты душишь ее своей заботой, неужели не видишь? – вдруг говорит снова Марат, и я застываю с восковой маской на лице.

– Душу? Что за чушь ты несешь? Я забочусь о нашей старшей дочери, как любая нормальная мать. И если я против того, чтобы она гуляла до полуночи и оставалась ночевать на непонятных вписках, это называет заботиться, а не душить.

– Именно поэтому она пожелала остаться со мной после развода? – вздергивает бровь Марат и своими словами просто убивает меня. Раздавил, как клеща, ногтем и наблюдает за моей реакцией. А я трещу по швам, чувствуя, что вот-вот и со мной случится истерика.

– Ты ей рассказал о разводе? Как ты мог? – шепчу я насилу сухими губами, отчаянно желая сделать глоток воды, но не двигаюсь с места.

– Я этого не делал, – бычится Марат, и его нижняя челюсть выдвигается вперед. – Она увидела документы в моем кабинете. Я забыл закрыть его на ключ. Признаю, это моя вина.

От его слов мне не становится легче. Я не верю ни единому его слову, ведь моя дочка, моя девочка не могла такого сделать. Она любит меня и не станет выбирать Марата.

– Ты лжешь.

– Если тебе так будет легче, хорошо. Я лгу.

Он слишком легко соглашается. Отмахивается от меня, как от назойливой мухи, и даже рукой машет. Неприятно. Словно я второй сорт.

– В любом случае, мы с ней поговорили, так что она останется с тобой, как я и сказал ранее. На опеку я не претендую. Единственное мое условие – прекрати душить детей своей заботой и займись собой. Если продолжишь в том же духе, мне придется пересмотреть условия нашего развода. И место проживания наших детей.

Последние слова звучат угрозой. Не явственной, но весьма ощутимой.

Это хуже предательства в сто крат.

Глава 3

– Вам, милочка, шутки со здоровьем противопоказаны. Знаете же свой диагноз, для чего поплелись в этот монструозный офис надбавки требовать? Понимаю, нужда, на зарплату простой уборщицы не проживешь долго, но о себе поберечься надобно. О муже подумай, где он, кстати?

Дородная медсестра с короткими черными волосами, спрятанными под больничный белый колпак, ставит мне капельницу и ни на секунду не умолкает.

– Уборщица? С чего вы взяли, что я в Атланте уборщица? – хмурюсь я и слабо произношу, всё еще чувствуя себя дезориентированной после потери сознания.

Благо, интерн на скорой ошибся, и никакого инфаркта у меня не произошло. Просто я перенервничала, и к мозгу перестал поступать кислород в нужном объеме, как я поняла из слов врачей. Но из больницы меня не отпускают. Быстро достают из системы все мои данные и оставляют меня под наблюдением, опасаясь самого худшего.

– Как же откуда? Скорая тебя привезла, им главная в Атланте так и сказала. Уборщица пришла умолять о прибавке, а когда ей отказали, устроила скандал и упала в обморок.

– Главная в Атланте? – произношу я тихо-тихо, но медсестра продолжает талдычить о своем.

– И зачем так унижаться перед этими богачами? Вот скажи мне, разве они стоят того, чтобы своим здоровьем рисковать? Ты ведь уже не маленькая профурсетка, прости господи, а женщина в возрасте, должна понимать риски в твоем состоянии.

В возрасте? Мне всего лишь тридцать шесть. Неужели я так плохо выгляжу, что даже для нее, явно старше меня лет на пятнадцать-двадцать, я кажусь уже взрослой теткой?

Я прикусываю губу и размеренно дышу, часто моргая. Отчего-то становится обидно. Никогда в юности я не задумывалась о том, что когда-то на моем лице начнут проклевываться морщины, пока едва заметные, но вскоре зеркало перестанет меня и вовсе радовать… Стоп… Не станет. Я снова забылась и решила, что у меня есть будущее.

– В общем, ты бы с мужем связалась, Лиза. Тебе же вещи нужны какие-никакие. Не в нашем же халате медицинском тут разгуливать будешь. Трусишки бы чистые.

Я краснею, чувствуя себя так, будто вернулась на пятнадцать лет назад, когда вот так же попала в больницу, но по более приятному поводу. Меня положили на сохранение, когда я была беременна нашей дочкой Аней, а Марат каждый день приносил мне сваренную картошку в кастрюльке, завернутую полотенцем, чтобы оттуда не ушло тепло. Денег у нас тогда совсем не было, и я каждый день стирала нижнее белье, чтобы мне было, что носить.

Ностальгия…

Отчего-то именно по тем временам я скучала сильнее всего.

Тогда я еще была полна надежды на светлое будущее, была уверена, что люблю и любима. А сейчас… Денег куры не клюют, дом, казалось бы, полная чаша, а я одна. Совсем одна.

Медсестра заканчивает с капельницей, что-то еще говорит, но я не в силах пресечь ее разговоры. Слишком слаба еще для этого, не вижу смысла тратить на нее энергию. Она выговорится и успокоится, видно же, что не питает ко мне негатива, просто человек такой.

Вместо этого я продолжаю мучить и терзать себя мыслями о подлой секретарше, которая не просто не сказала, кто я, а нагло соврала.

И зачем?

Чтобы унизить?

Подозрения подозрениями, но теперь я точно уверена, что она – любовница моего мужа. Вот только что мне с этим делать?

Марат уже сказал свое веское слово.

Развод.

Оговорены условия. Осталось подписать документы.

А что после? Я никогда раньше не задумывалась о разводе, а теперь со всей неотвратимостью понимаю, что ведь еще “после”.

Не для меня. Для моих детей.

А вот мне…

Мне остался максимум год.

Сердечная недостаточность в запущенной форме – не шутки, а пересадку сердца ждать можно настолько долго, что вряд ли я доживу до этого момента. Скажи я Марату, что больна, и он бы задействовал свои связи, чтобы меня пропустили вне очереди, но разве я могу? И дело ведь даже не в том, что мы разводимся. Я отниму чью-то жизнь. Кто-то умрет вместо меня, и остаток жизни я проживу с чувством невероятной вины.

Внутри сидит червячок сомнений, но я прогоняю его прочь. Если начну копаться в себе, начну сомневаться даже в том, сделает ли для меня это муж, если я во всем признаюсь. Разочаровываться еще сильнее не хотелось. Всё же он отец моих детей, и именно он будет им опорой и поддержкой в последующие годы.

Мысли крутятся вокруг мужа и его новой пассии. Женится ли он на ней? Станет ли она мачехой моим детям? У меня нет на этот вопрос ответа.

Встряхиваю головой и тянусь к телефону на тумбочке. Мне нужно кому-то позвонить, чтобы водитель привез мне вещи.

Рука тянется набрать дочку, но буквально утром мы повздорили из-за ее задиристого поведения в школе, но она никак не желает принять правду, что травля, которую она устроила другой девочке – недопустима. Окунуть человека головой в унитаз – не то, чему я ее учу, но всё, чего я добилась – ее криков и…

“Ненавижу”.

Самое ужасное признание, которое может услышать мать.

Я стараюсь не подпускать эту боль близко к сердцу, ведь она у меня в глубине души добрая девочка и не говорила этого всерьез.

Глава 4

Сцена, которая предстает передо мной, не плод моей фантазии. Хотя сначала я несколько раз медленно моргаю, решив, что увиденное – сцена из какой-то мыльной оперы, но я никогда не была любительницей мелодрам.

На кушетке лежит двое. Оба на боку, лицом друг к другу. Мой муж Марат и его секретарша Полина. Ее нога закинута на его бедро, а рука – на плечо. Его же лапища обхватывает ее тонкую талию. И оба они в костюме Евы и Адама. Абсолютно голые.

Я не хочу этого делать, но мой мозг будто желает усложнить мою жизнь, заставляя глаза рассматривать всё в мельчайших деталях. Скольжу взглядом по молодому девичьему телу и с горечью осознаю, что мы отличаемся, как небо и земля.

Даже будь я на пятнадцать лет моложе, не смогла бы сравниться с ней в упругости кожи, тонкости талии, крутобедрости и длине ног. Так вот что на самом деле нравится Марату. Не ум, не доброта, не сияние глаз, как он убеждал меня когда-то. Ему, как и всем мужчинам, подавай модельную внешность.

“Я тебе не изменял”.

Ничего его слова не стоят. Ни единого гроша.

– Кто пустил постороннюю в палату? – замечает меня врач и выговаривает медбрату, который застывает истуканом и первый понимает, кто я. Наверняка это он тот самый Павел, с которым я недавно говорила по телефону.

– А я не посторонняя, – отвечаю я первая и усмехаюсь, когда Марат дергается, услышав мой голос.

Он поднимает голову, и наши взгляды сразу же скрещиваются поверх тела его любовницы. Ее рука сразу же гладит его плечо, и я не оставляю это незамеченным. Это провокация. Явная. Чисто женская. Собственническая.

“Погляди, Лиза, он теперь мой”.

Цепляет. Сильно цепляет. Я впиваюсь ногтями в ладони, но улыбаюсь. Через силу, но показываю ею всю степень своего презрения. Оно, как оказалось, имеет привкус едкой горечи. Мышца на щеке Марата дергается, взгляд выражает досаду. Будто ему жаль, что я всё узнала.

Ну да. Он ведь хотел расстаться благородно. Не запятнать свою честь. Не быть изменником в моих глазах, в глазах нашей дочери. Сын-то маленький, ничего не понимает.

– И кто же вы, не посторонняя? – язвит врач, принимая шприц от медбрата.

– Я жена вашего пациента. Марата Аркадьевича Арзамасова, – произношу я полное ФИО своего мужа и прохожу к стульчику, вальяжно устраиваюсь на нем и достаю телефон.

– Арзамасова? Владельца Атланты? – произносит медбрат Павел, не сдержав удивления, и в его глазах я вижу смешинки. Ему, в отличие от моего мужа, смешно. Впрочем, как и мне.

– Закрой свой рот и делай свою работу! – цедит сквозь зубы Марат, приходя в себя после моего появления, но уже не дергается. Еле отходит после прошлого раза. И мне вдруг становится совершенно не жаль его болезненные стоны.

– Тише, любимый, больно, – жалобно стонет Полина и царапает ноготками плечо моего мужа. Наглая особа. Я сразу это поняла. Жаль, не верила своей интуиции раньше. Но какая женщина, живущая, казалось бы, в счастливом браке, может допустить мысль, что ее муж способен ее предать, поддавшись зову плоти?

– Да, любимый, больно, – повторяю я ее слова и закидываю ногу на ногу. – А ты, Полиночка, терпи. Как говорится, любишь кататься, люби и саночки возить.

– Что ты тут делаешь, Лиза? Что за маскарад, и почему ты в больничном халате? До конца решила из себя больную изображать? – сразу же хмурится Марат, обращаясь уже ко мне, и переходит в атаку. Всегда так делает, когда его загоняют в угол. А сейчас он, как никогда, уязвим.

Мне бы сказать про вранье его любовницы, но я больше не вижу в этом смысла. Чему меня научила мать, так это еще одному принципу. Оправдываются только виноватые. А я ни в чем не виновата.

– Неуместный вопрос, Марат. Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы задавать мне его? После того, что я сейчас вижу? Чудесная картина, прям в стиле Репина.

– Это не то…

– Не то, что я думаю? А вроде всё однозначно. Рефлекторный спазм мышечных тканей детородного органа вследствие полового акта, так вроде это называется? Я отсюда прекрасно вижу, что ты сейчас находишься внутри своей секретарши. Или спишешь всё на мою бурную фантазию? – усмехаюсь я и двигаю нижней челюстью, чувствуя, как меня затапливает досада и жалость. Но не к мужу, попавшему в плен из-за собственного блуда, а к себе. Более унизительного момента в жизни и не придумать. Вроде стыдно должно быть ему, а чувство это испытываю я сама.

– Лиза, – произносит Марат, но после стонет от боли, когда двигает ногами, видимо, желая встать. Не привычно ему быть в зависимом положении.

– Спокойно лежите, пациент, если не хотите своего двадцать первого пальца лишиться, – флегматично произносит врач и подходит к ним ближе.

Медбрат не сдерживает смешок, и я подхватываю его, совершенно не скрывая своего настроения. Вот только мой смех отдает душком истерики. Не каждый день так нетривиально узнаешь об измене собственного мужа.

На удивление, всё это время меня не выгоняют, а в самый ответственный момент я включаю камеру на телефоне. И замечает это лишь один Марат, который не сводит с меня своего сурового взгляда.

– Что ты делаешь?! – рычит он, а я пожимаю плечами.

Глава 5

Я возвращаюсь в палату и сажусь на кровать, пытаясь привести собственные мысли в порядок. В голове полнейший сумбур, а тело трясет так, будто я всю ночь провела на морозе.

Приходит отходняк. Следствие моих замороженных эмоций при Марате. Словно до этого я была на адреналине, а сейчас он начинает спадать, и все эти чувства разом одолевают мое ослабевшее после потери сознания тело.

Я никак не могу уложить в голове то, что увидела буквально только что.

Разве могла я когда-то представить, что так нетривиально узнаю об измене?

В мелодрамах по ТВ всё выглядит совершенно не так.

Единственное, что роднит меня с героинями мыльных опер – секретарша. Банальщина, но от этого никуда не деться.

Я держу в руках телефон и хочу забыть об увиденном. Вот только эта сцена будто выжжена у меня в мозгу, отравляя разум.

Марат лежит на кушетке, качает права, недоволен моим появлением, а его герой в это время накрепко застрял внутри его любовницы. Хуже сцены не придумаешь даже под веществами. Даже рассказать об этом кому бы то ни было стыдно. Словно меня окунули в ведро помоев.

Вся его ложь меркнет перед этим позором, свидетелями которого стали врач и медбрат, который и не скрывал своего смеха.

Это сначала мне было до истерики смешно, а теперь реальность обрушивается на меня, словно треснувший потолок.

Будь Марат алчным и желай оставить нас с детьми без копейки за душой, у меня в руках было бы доказательство его блуда и обмана, но с этой стороны к нему нет претензий. Он сразу обозначил, что половина всего нажитого отходит при разводе мне. Честный до скрупулезности. Аж тошно становится от этого.

Свидетелей его адюльтера больше, чем ему бы того хотелось, но меня волнует не факт того, что он будет опозорен, выложи я это видео в сеть или отправь нашим семейным друзьям, состоявшим преимущественно из его бизнес-партнеров и их жен. Нет.

Первым желанием было так и сделать, во мне говорит чисто женское желание мести, заставить его пожалеть о том, что предал меня, детей, нашу ячейку общества. Вот только я вовремя вспоминаю о детях. Каково им будет узнать правду или не дай боже увидеть видео этого позора в сети? Ладно, Митюша еще маленький, он ничего не понимает, но Ане уже пятнадцать.

Для нее, как для девочки, Марат всегда был идеалом, любимым папочкой, она всегда была именно папиной дочкой. Ее психика будет навсегда сломлена, она никогда не сможет больше доверять мужчинам, а больше всего на свете я хочу, чтобы Аня была счастлива. Разве могу я разрушить ее идеальный мир ради собственного мимолетного удовольствия?

Как мать, я должна думать о большем, чем просто о собственных чувствах. Ответственность на мне колоссальная, и если Марат, как оказалось, может себе позволить делать всё, что ему заблагорассудится, то я нет.

– Аня знает о разводе, – выдыхаю я, вспоминая о том, что мне утром сказал Марат.

А ведь и правда. А я даже не спросила у него тогда, что он ей сказал о причинах развода. В последние дни она ходит сама не своя и постоянно огрызается. Я это списывала на подростковый период, но ведь всё может быть гораздо глубже, чем я предполагала.

А что если… Она знает правду о его измене и поэтому такая ершистая? Мог ли Марат сказать ей, что у него появилась другая женщина?

Я думаю об этом с разных сторон, но в итоге прихожу к выводу, что нет, не мог он ей ничего сказать. Кишка тонка оголить свое нутро и показаться перед дочкой в истинном свете. Он и меня просил ничего не говорить детям.

Я с горечью усмехаюсь, и внутри меня набирает обороты презрение, которое раньше я никогда не испытывала к мужу. А он ведь и правда боится потерять лицо перед детьми. Иначе бы не говорил мне молчать. Интересно, как он себе это представляет? Что я скажу Ане? Мы с отцом разлюбили друг друга? Характеры не совпадают?

Ложь. Всё это одна сплошная гребаная ложь.

Тошно. Аж горло болит от предстоящего вранья.

– Не поняла, ты чего это сидишь? – раздается вдруг недовольный голос медсестры. – Зачем капельницу выдрала, окаянная? Раньше времени коней двинуть хочешь?

Я в палате оказываюсь не одна и быстро-быстро моргаю, чтобы женщина не увидела моих повлажневших глаз.

Грудь печет от желания разреветься, ведь вся моя жизнь пошла под откос. Только я смиряюсь с тем, что никогда не увижу, как вырастают мои дети, не смогу умереть с Маратом в один день, как и полагается всякой счастливой в браке паре, как всё идет кувырком. Расколото вдребезги, на тысячу осколков.

Больше нет той прежней беззаботной жизни, когда я была уверена в завтрашнем дне, в муже, который всегда поддержит. Теперь мне и умирать страшно, ведь тогда придется оставить детей не на любящего мужа, а на незнакомца, которому, кажется, совершенно нет дела до собственной семьи.

Нет никаких гарантий, что эта его новая пассия не сдаст моих детей в интернат. Ане уже пятнадцать, скоро станет совершеннолетней, а вот что ждет Митюшу? А если детский дом? Картина чумазого и голодного сына в порванных штанишках так ярко предстает перед моими глазами, что у меня начинает колоть сердце и скакать пульс. По лицу катятся бисеринки пота, аж до зуда.

– Совсем себя не бережешь. А ну быстро ложись! – рявкает на меня медсестра, но я не злюсь. Ее крики отдают ноткой заботы, и после предательства мне даже эти крохи доставляют удовольствие.

Глава 6

Услышанное никак не желает укладываться в моей голове.

Неверие. Вот что наполняет меня.

Одно дело – обычная измена из-за похоти. И совсем другое – чувства и отношения. Иначе объяснить, почему Марат говорил Раисе про то, что вскоре в семье будет пополнение, я не могу. Ведь если он рад тому, что его любовница забеременела, значит, любит ее.

Любит…

Я лежу в тишине, окруженная больничными стенами, и накручиваю себя до адских пределов. Хочется реветь, но глаза сухие. Так бывает, когда долго сдерживаешься на людях, не желая показывать слабости при посторонних, но это происходит так долго, что когда остаешься один, слез будто нет. Словно внутри что-то ломается с треском, и ты становишься едва ли похожей на человека. Скорее, ты кукла, которая делает всё машинально и без эмоций.

Вот и я смотрю на белый потолок и никак не могу понять, что я – это я, и это вся моя жизнь. Когда телефон звонит повторно, я тянусь к нему нехотя, не представляя, что может быть еще хуже того, что уже случилось. Вот только мне всё еще нужны мои вещи, чтобы хотя бы провести в больнице эту ночь, а завтра я выпишусь, несмотря на мнение докторов. Дома и стены лечат, правильно в народе говорят.

– Алло, – говорю в трубку и слышу, как на заднем фоне лопочет Матюша.

Сердце сразу же наполняется любовью, и я даже улыбаюсь, чувствуя, как меня снова возвращает к жизни.

– Слушай, говорила только что с Маратом, он тоже просит привезти ему вещи в больницу. Не говорит еще, в чем дело, скрытничает. Что у вас там произошло? Точно не в роддом нам скоро с Пашкой-то? – смеется довольно Раиса, а вот мне совершенно не до смеха.

– Нет. Точно не в роддом, – говорю я глухо, а сама прикусываю язык, чтобы не ляпнуть ничего про морг. Порой мой черный юмор вводит людей в ступор, а сейчас мне этого хотелось меньше всего. – Мы с Маратом в одной больнице, но в разных палатах.

– Как подъезжать буду, наберу тебя. Так, я правильно поняла, тебе нужно платье на выход, нижнее белье, обувь, ничего не забыла же вроде? Мне Марат всё так сумбурно объяснил, что у меня ощущение, словно я что-то забыла.

– Марат? – замираю я. – А что он сказал тебе привезти?

– Ну как и ты, вещи. Мужские и женские.

У меня перехватывает дыхание, когда я слышу ее ответ. Это что же получается, мой муж опустился до того, что хочет мои вещи надеть на свою любовницу?

До меня доходит, конечно, зачем. Они ведь оба голые, не могут поехать в больничных халатах по домам, однако я не думала, что Марат выкинет такое.

Мало того, что эта Полина украла моего мужа, так еще и вещи за меня донашивать собирается? Меня моментально накрывает яростью, и щеки горят от того, что к ним приливает кровь.

– Привези еще, пожалуйста, мои домашние вещи, косметичку и…

Я перечисляю всё, что мне нужно, а затем прошу ее сначала заскочить ко мне, а уже потом к Марату. Конечно же, свои вещи отдавать этой Полине я не собираюсь. Пусть едет домой голая или в больничной робе, которая не сумеет скрыть ее голый зад.

– А Марату не вези костюм, как он просил. Ты же знаешь, он с ним сроднился, лучше спортивный привези. Адидас, три полосы, – говорю я текстом из рекламы, а у самой предчувствие, что неспроста он попросил именно рабочий костюм.

Вполне возможно, что в городе у него намечена срочная встреча, на которой он обязательно должен появиться одетый с иголочки, а мной сейчас движет чувство мести. Пусть все видят, что он не белый и пушистый, каким хочет показаться в обществе и перед семьей.

Долго ждать подругу мне не приходится. И вскоре она входит ко мне в палату с таким озабоченным выражением лица, что на секунду мне кажется, что она всё знает про мой диагноз. Я никому еще о нем не говорила – ни родителям, ни ей, хотя знаю, что уж кто-кто, а Раиса меня всегда поддержит.

– Что случилось, Лиз? Ты чего такая бледная?

Я выдираю иглу с руки и присаживаюсь на кровати, подкладывая под поясницу подушку. Долго скрывать от Раисы причину наших разногласий с Маратом не удастся, да и вскоре она узнает о том, что нас ждет развод, так что лучше будет, если о нем она узнает от меня. Заодно и наглядно убедится в правде, увидев своего брата и его любовницу в неглиже.

– Мы с Маратом разводимся, Раис. Он мне изменил.

Я не стараюсь приукрашивать, говорю всё, как есть, не собираясь сглаживать углы в нашем с мужем конфликте. Сейчас мне нужно перетянуть подругу на свою сторону, ведь на кону будущее моих детей.

– Марат? – неподдельно удивляется она и кладет пакеты с вещами на пол. – Ты уверена? На него это не похоже, не в его характере, он ведь совсем не гуляка, в отличие от дяди Аркаши. Может, ты что-то перепутала? Или какая охотница за деньгами на пути встала и присела тебе на уши? Не руби с плеча, Лиз, сначала нужно с Маратом поговорить. Уверена, всё это сплошное недоразумение.

Я вижу, что Раиса, как и я, пребывает в лживой уверенности, считая Марата образцом мужского поведения и примерным семьянином. Скажи она это сутки назад, я бы с ней согласилась, но не после того, что увидела собственными глазами.

– Утром он сказал мне, что подает на развод, – говорю я. – А час назад я видела его в палате соседнего отделения. Даже говорить об этом не хочу, сама посмотри.

Глава 7

Раиса молчит и отводит взгляд. Словно приходит в себя и понимает, что сказала лишнего. Вот только слово – не воробей, и я буравлю ее взглядом, не собираясь отступать. В ее фразе про вину кроется что-то, чего я не знаю.

– О чем ты, Раиса? Если уж начала, говори? Эта Полина что, дочь Аллы?

Когда я произношу это вслух, у меня голова идет кругом.

– У Аллы и Марата был ребенок? Полина и его… Да нет, он бы не стал тогда с ней спать.

Я усиленно отодвигаю от себя правду. Только идиоту не понятно, какая связь между похожестью первой любви Марата и его нынешней любовницей. Просто так мужчины не ищут женщину, которая будет так похожа на другую. На ту, которую потерял. Нет. Только если там не замешаны чувства.

– Марат любил Аллу, и ты сделала что-то, чтобы их разлучить, верно? – спрашиваю я, наконец, вслух, когда Раиса ни звука не издает. Ее лицо выглядит таким бледным, что она могла бы слиться со стенами моей палаты, но меня так трясет, что о ее самочувствии я думаю в последнюю очередь.

– Я подставила Аллу. Честно, мне сейчас так стыдно, но Алла совершенно не подходила Марату, Лиз! – шепчет Раиса, и в ее глазах я вижу чувство вины. Вряд ли она сама осознает, к кому она его испытывает. – Кто с ней только не спал! Слухи про нее разные ходили, вот я и подсыпала однажды ей в чай снотворное, попросила друга сделать с ней пару фото в неглиже. Марат сразу же ее бросил. И правильно поступил. Ты ему больше подходила, он ведь на тебе женился. Если бы не было чувств с его стороны, он бы так никогда не сделал.

– Ты сейчас хочешь сказать, что Марат сделал мне предложение лишь бы отомстить бывшей?

Я не думала, что можно чувствовать себя еще хуже. Если до этого мне казалось, что вся моя жизнь – фарс, то сейчас я понимаю, что мой брак был основан на обмане и мести. Фикция. Бутафория счастливой семейной жизни.

– Нет, конечно же, нет. Он ведь не на следующий же день тебя в жены взял. Просто он наконец раскрыл глаза и увидел, что рядом с ним настоящая девушка, которая полюбит его и сделает счастливым. Он не настолько опрометчивый, чтобы делать что-то из чувства мести. Ты ведь и сама помнишь, что вы целый месяц встречались, и как глаза его при виде тебя всегда сияли. Разве можно такое подделать?!

Раиса говорит убедительно. Сама верит в свои слова. Горечь оседает у меня во рту, но я понимаю, что правду о браке смогу узнать лишь от самого Марата.

Мне бы обидеться на Раису за то, что она сделала то, чего не должна была – вмешалась в чужую личную жизнь, которая ее не касалась, но я не могу. Счастливого брака уже всё равно нет, зато у меня есть дочка Аня и сыночек Матвей. А ее отношения с братом – уже не мое дело.

– Но я не знала, что он и правда так был зациклен на Алле, что даже любовницу нашел похожую на нее, – добавляет Раиса и добивает меня, но я прикрываю глаза.

Хочу подумать обо всем потом, когда останусь одна.

– Давай закроем пока эту тему, Раис, я сейчас не в состоянии разговаривать. Голова кружится. Иди лучше, отдай вещи Марату, он поди заждался со своей Полиной.

Подруга сразу уходит с одним пакетом, а я остаюсь лежать и пялюсь в потолок. В голове вакуум. В душе раздрай. Позволяю себе сегодня побыть желе, а уже завтра начну решать, что делать дальше и как рассказать обо всем родителям.

Раисы нет всего ничего. Вскоре она появляется в моей палате снова, и вид у нее довольный.

– Сходила? Увидела ее? – спрашиваю я с интересом, ожидая подробностей.

– Ага. Марат так разорался, увидев спортивный костюм, но постыдился, кстати, мне свою любовницу показывать. Спрятал ее в шкафу, только кусок больничного халата торчал.

– Насчет женских вещей не спрашивал?

– Спрашивал. Я сказала, что уже отдала их тебе, он только заскрипел зубами, но ничего не сказал. Пытался вызнать, что я знаю, но я не стала пока показывать, что всё. Мне надо подумать обо всем и переговорить с Пашей, хотя так и хотелось стукнуть братца по его чугунной голове. Сам не видит, какую ошибку совершает, но что я сделаю, не маленький ведь уже, взрослый мужик, своя голова на плечах есть, – качает головой Раиса.

Мне бы добавить, что ей бы эти мозги пятнадцать лет назад, но смысл. Только поругаемся, а у меня на это сейчас нет сил. Раиса в этот момент ухмыляется и подходит ближе.

– Но я бы посмотрела, конечно, на представление, как его любовница домой поедет. Кстати, вроде твои окна выходят на выход как раз.

Раиса подходит к окну и выглядывает вниз, и я решаю последовать за ней. Не то что бы я и правда думала, что Полина поедет в больничном халате на такси, но когда мы смотрим вниз, это и видим. Вот только никакого такси. Марат стоит вместе с ней на крыльце, вскоре подъезжает его личный водитель, в машину усаживается Полина, а сам Марат остается ждать. И когда на парковку заруливает желтая машина с шашечками, уезжает и мой муж.

– Лиз, – утешающе гладит меня по спине Раиса, и мы обе понимаем, что Полина для Марата – не просто любовница. Даже меня он не всегда отправлял домой со своим водителем.

– Всё хорошо, Раис. Я не увидела ничего нового. Присмотри, пожалуйста, за детьми эту ночь, хорошо? А завтра я уже дома буду.

На следующий день ко мне на выписку приезжает Раиса с мужем, а рядом с ними стоит моя девочка Аня. Вид у нее недовольный, будто ее оторвали от важных дел, но я так рада видеть ее, что меня переполняет радость.

Глава 8

– Не хочешь маму с днем рождения поздравить, Ань? – произносит Раиса, когда мы оказываемся дома, и дочка навостряет лыжи к себе в комнату.

– День рождения? – удивляется Аня, а вот у меня что-то туго стягивается в сердце.

Мне хочется скукожиться и принять позу эмбриона, чтобы уменьшить боль, но я не хочу показывать ей, что у меня проблемы со здоровьем. Еще не время. Дочка и так потрясена разводом родителей, и всё, о чем я могу думать – это разговор с Аней. Мне нужно как-то объяснить ей всё так, чтобы она не думала, что как-то причастна к разводу.

– Иди к себе, Анют, я скоро к тебе поднимусь. У тебя что-то голос хрипит, подогрею тебе молоко с маслицем, печенье будешь?

– Не болею я, мам, хватит уже, – раздражается Аня, и качаю Раисе головой, чтобы не вмешивалась. По ее лицу уже вижу, что она хочет осадить дочку, вот только у нее ведь нет детей-подростков, ей не понять, что с ними нужно мягче. Переходный период – штука сложная, тут как на минном поле, один шаг не туда – и game over.

С приходом в дом я сразу же начинаю суетиться и нервно стягиваю с себя кофту, вешая ее на крючок. Всю нашу обувь, как только Раиса проходит вперед, аккуратно складываю в обувницу и только затем иду за ними.

– И долго ты собираешься с ними сюсюкаться? – недовольно произносит золовка.

Ее муж Паша отъехал по делам в офис к Марату, который даже не удосужился поинтересоваться, как я и когда меня выписывают. Я понимала, конечно, что ему немного стыдно за то, в каком виде я застала его, узнав про измену, но не думала, что он будет так жесток, что даже смс не черканет. Я всё же по-прежнему его жена, от которой у него двое детей.

– Она девочка, Раис, у которой разводятся родители. Что ты мне предлагаешь? Кричать на нее и бить? Ты знаешь, что я против таких воспитательных мер.

– Она ведь не знает, что вы разводитесь. Стоп. Что за выражение лица, Лиз? Неужели вы ей уже сказали?

– Когда бы, – качаю я головой. – Она сама узнала. Марат забыл документы на видном месте на столе, она зашла и увидела. Мне нужно с ней сейчас наедине поговорить, узнать, что она думает по этому поводу. И как давно знает. Сама понимаешь, с Маратом я сейчас не разговариваю.

– Так и не позвонил?

В голосе Раисы и жалость, и гнев одновременно. Золовка всегда была вспыльчивой, и что-то мне подсказывает, что когда Марат появится дома, его ждет серьезный разговор.

– Нет, – отвечаю я односложно, вхожу в столовую и замираю. – Что это?

Стол уже накрыт на пять персон, и от этого я впадаю в ступор. В этом доме кухонными делами занимаюсь всегда я сама, даже прислуга ничего не делает без моего ведома. Накрытый яствами стол вызывает у меня неоднозначные эмоции. С одной стороны, приятно, что хоть кому-то не всё равно на мой день рождения. С другой, ладони зудят от желания всё расставить по-другому.

– Сюрприз! – восклицает Раиса и смеется, приобнимая меня за плечи. – Сначала я хотела заказать столик в ресторане, но подумала, что лучше семейные посиделки впятером, ну если не считать Матюшу, он прекрасно в своем детском стульчике посидит. Ты после больницы, я побоялась, что в кафе будет шумно, много посторонних людей.

– Это ты здорово придумала, – улыбаюсь я и похлопываю подругу по руке. – А не рано накрыт стол?

– Самое то для обеда. Празднично. Сейчас просто пообедаем, а уже вечером погудим. Как раз и торт, и подарки подъедут. Для детей я аниматоров заказала.

– Что-то мне подсказывает, что Анька будет недовольна. Для них она уже взрослая.

– Взрослая, – фыркает Раиса. – Вы ее разбаловали, родную мать даже с праздником поздравить не может.

– У нее стресс, Раис, – качаю я головой и иду на кухню. Мне и правда показалось, что ее голос хрипит – верный признак зарождающейся болезни, которую срочно нужно купировать сразу. Анька ведь вся в Марата, если уж болеет, то со страданиями и чуть ли не как умирающий лебедь.

Пока разогревается молоко, я быстро мою руки и иду в детскую к сыну. Няня сидит у окна, а он мирно посапывает в своей кроватке. Мой сладкий пухляш. Я глажу его по щечкам, наклоняюсь и невесомо целую, чтобы не разбудить. Не видела всего сутки, но сердце уже истосковалось от тоски.

Когда я прихожу под дверь к Ане, то первым делом стучусь. Захожу, когда звучит короткое “да”.

– Опять ты со своим молоком, сказала же, что не буду, – ворчит она и снимает с головы габаритные наушники. Встает из-за компьютерного стола и садится на кровать.

Несмотря на ее недовольство, я всё равно заставляю ее всё выпить, но никуда не ухожу, несмотря на ее намеки, что ей пора делать уроки. Ага, знаю я, какие уроки. В игры будет опять рубиться. Но я не ругаюсь, всё никак не решаюсь начать разговор.

– Ну что опять, мам? Говори уже, у меня и так голова болит!

– Голова? Я вызову врача, это точно ОРВИ.

– Мам!

– Ладно-ладно, прости, Ань… Ань, давай поговорим о нашем с отцом разводе. Вижу, что тебя это беспокоит.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы Марат, как настоящий ответственный отец, был сейчас рядом со мной, чтобы ответить на все Анины вопросы, но я уже даже не удивлена, что его нет.

Глава 9

Марат Арзамасов

– Ваша дочь является зачинщиком травли нашей отличницы Дианы Шаповаловой. Только на прошлой неделе произошел прецедент с туалетом, ваша жена обещала переговорить с Анной и вразумить ее, но буквально вчера произошел вопиющий случай!

Классная руководительница стоит у доски и возмущается, уперев руки в бока, а я чувствую себя обезьяной в зоопарке. Все родители смотрят и чуть ли не пальцем в меня тыкают. Неприятное ощущение.

К горлу подкатывает злость. Мало того, что Лиза скинула на меня свои обязанности, так еще и не выполняла их сама с должной надобностью.

Аня сидит рядом со мной, понуро опустив голову, и я злюсь еще сильнее. Не будет моя дочь вот так обтекать и пресмыкаться перед другими.

– Мы решим этот вопрос и возместим убытки, – холодно произношу я, перебивая тетку, которая только входит в раж и в красках описывает, как Аня и две ее подружки измазали фекалиями рюкзак этой Дианы.

– Очень хотелось бы, – поправляет дужку очков классная руководительница, кажется, Ирина Олеговна Осипова, и кивает с важным видом. Больше всего она похожа на горделивого индюка, и ее пуританский вид приводит меня в еще большую ярость. Синий чулок, а сама рот открывает на мою дочь. – И нужно принести публичные извинения Диане и ее родителям, конечно. Две другие девочки – из параллельного класса, они уже извинились, осталась только ваша Аня.

– Извинения? – вздергиваю я бровь и хмыкаю, после чего достаю бумажник и достаю оттуда несколько пятитысячных купюр. – Думаю, этого будет достаточно, чтобы родители этой Дианы угомонились и прекратили вонять.

Кидаю деньги на стол и встаю, поднимая дочь, чтобы не рассиживалась тут и не слушала весь этот бред.

– Вы что себе позволяете? – верещит какая-то дамочка с первого ряда. – Думаете, раз богатые, то купить нашу семью можете?! Да мой Миша и сам неплохо зарабатывает, так что ваши грязные деньги нам ни к чему! Ничего удивительного, что ваша дочь – невоспитанная хамка! Каков отец, такова и дочь!

Мои глаза наливаются кровью, и я делаю несколько шагов вперед, таща за собой на буксире Аньку. Около этой неопрятной теткой с пучком на голове сидит какое-то неуверенное в себе очкастое чмо. Рубашка в клетку с застегнутыми до подбородка пуговицами, черные брюки явно времен еще нашего выпускного и бегающий говорящий взгляд. Такой не выйдет с тобой один на один, чтобы решить проблему по-мужски.

– Еще одно оскорбительное слово в сторону моей дочери, и разговаривать мы с вами будем на другом языке! – рычу я и смотрю при этом на отца семейства, который даже подняться со своего места не удосуживается. Трус. – Берите деньги, пока я добрый. Идем, Аня, нам тут больше делать нечего.

Мы с дочкой выходим из класса под визги этой полоумной мамаши.

– Да мы на вас в суд подадим!

– Подавайте, – хмыкаю я напоследок. – Мои юристы разберутся. Как бы вам нам компенсацию выплачивать не пришлось.

Вскоре мы выходим на улицу, и меня слегка отпускает. До чего же хочется вернуться и набить морду этому очкарику. Выпустить пар и указать всяким нищебродам их место.

– Пап, насчет этой Дианы, я хотела сказать тебе… – бормочет Аня и отводит взгляд. Вижу, что ей стыдно, и мне это не нравится.

– Анют, я твой отец и я всегда на твоей стороне. Уверен, просто так ты ничего не стала бы делать. На всё есть причина. Главное правило помни, дочь. Арзамасовы ни перед кем головы не склоняют. И ты не станешь, ясно?

– Д-да, – сначала неуверенно произносит она, а затем уже охотнее и с азартом кивает. – Да, ни перед кем головы не склоняем. Спасибо, пап, ты лучший. Может, ты вместо мамы всегда будешь на собрания приходить? А то она меня извиняться заставляет постоянно.

Я молчу и ничего не отвечаю. Хочется сказать пару ласковых в сторону Лизы, но дочери ни к чему слушать мою нецензурную брань. Впрочем, от поведения жены я не удивлен. Нас с ней ждет серьезный разговор. Не позволю ей растить детей-терпил.

– Поехали домой, пап. Тетя Раиса вкусный торт заказала, отпразднуем всей семьей день рождения мамы. Идем? – смотрит на меня с любовью дочь, и это смягчает мое сердце. И все-таки она полная моя копия, что не может не льстить моему самолюбию. Взяла всё самое лучшее от меня.

– Домой тебя отвезет дядя Лёня, цветочек. Папе надо по делам, хорошо?

Я стараюсь смягчить голос, чтобы дочь не догадалась, что я озабочен вещами куда более важными, чем день рождения ее матери. Сейчас у нее подростковый бунт, и она не понимает, что мир не черно-белый, так что я не смогу объяснить ей, что так бывает, когда двое взрослых людей понимают, что не любят друг друга и им не по пути.

Уверен, как только Аня подрастет, то обязательно поймет меня.

– По делам? – дрожащим голоском спрашивает у меня дочь, и когда я перевожу на нее взгляд, вижу, что глаза у нее на мокром месте. Черт! И операцию ведь не перенесешь. Я три месяца обивал пороги лучшего нейрохирурга страны, чтобы помочь отцу Полины. Сейчас меня ждет врач, я должен завезти деньги наличными.

– Иди сюда, цветочек. Папа тебя любит, ты же знаешь это?

Я раскрываю объятия, и в нос сразу же ударяет цветочный аромат дочкиных духов. Кажется, подарок Лизы на ее прошлый день рождения.

Глава 10

Лиза

– Может, надо было самой пойти, Раис? – в который раз спрашиваю я у подруги, параллельно поглядывая на часы.

Мы ждем Марата и Аню с родительского собрания, поэтому не садимся за праздничный стол, а я с каждой минутой всё больше нервничаю. Не могу найти себе места.

– Всё правильно ты сделала, Лиз. Пусть Марат привыкает брать на себя ответственность. Или ты собралась и после развода за ним подтирать? Чай не маленький, справится. Кстати, о чае. Давай, еще подолью. Пока мы дождемся их, напьемся так, что и кушать не захотим.

– Подтирать, скажешь тоже, – морщусь я и забираю у нее наполненную кружку чая. – Он же взрослый мужик, а не малыш, как Митюша.

– И чем они отличаются? Просто проблемы разнокалиберные, – хмыкает Раиса и кивает мне за спину. – Вон, только посмотри, как Пашка с интересом в паровозик с Матвеем играет. И не скажешь, что разница почти в сорок лет между ними.

Я оборачиваюсь и смотрю в открытый проем кухни. А там около потухшего камина и правда играют Пашка и мой сын. Мое сердце сжимается от этой картины, и я пытаюсь вспомнить, видела ли когда-нибудь Марата, играющим с собственным сыном. И никак не могу припомнить даже одного раза. Всегда занят. Всегда торопится в офис. Важное совещание. Такое важное, что даже минутку не может выделить для Митюши.

Что ж, теперь я знаю, куда утекают все эти минутки, которые легко складываются в часы. И мне еще горше, чем прежде.

Всё то время, что Марата и Ани нет дома, Раиса пытается заговорить со мной о том, что я буду делать дальше, но я старательно избегаю этой темы, так как мне нужно сначала подумать об этом наедине с собой. Я ни на секунду не забываю, что, несмотря на то, что она на моей стороне, она его родственница, как ни крути. Так что многие свои мысли и планы держу при себе. Сейчас мне нужно действовать умнее. Подумать, а затем подготовить к предстоящему разводу не только дочь, но и родителей. Благо, что Митюша еще слишком мал, чтобы что-то понимать.

В этот момент открывается входная дверь, и становится шумно. По пыхтящим звукам я уже представляю, как Анька раскидывает свои кеды по коридору. Сколько бы ни просила складывать их аккуратно, она продолжает саботировать чистоту и порядок мне назло. Спасу на нее нет.

– Черт. Сказала же Марату, чтобы за час предупредил, чтобы манты можно было на плиту ставить, – ворчит Раиса, а вот я бегу в коридор. Хочу знать, как всё прошло. Вот только вместо мужа на пороге стоит его водитель, а на тумбе сидит заплаканная Анька.

– Анют, почему ты плачешь? Что случилось? – присаживаюсь около дочери.

– Я пойду, Лизавета Георгиевна, мне нужно к Марату Аркадьевичу, – произносит в этот момент водитель Леонид.

Я поднимаю на него глаза и прищуриваюсь, чувствуя неладное.

– А где он сам?

– У него дела, – отвечает мужчина и отводит взгляд, неловко переминаясь с ноги на ногу, а затем быстро разворачивается и практически убегает, словно боится, что я учиню ему допрос.

Я и не собираюсь так унижаться перед ним и спрашивать, где шляется мой муж, но всё равно обидно. Приходится сдержать готовый вырваться всхлип, чтобы Аня не увидела, что мне больно, и снова посмотреть на дочь, которая нервно дергает шнурки от кроссовка, затягивая его, наоборот, слишком туго.

Входная дверь снова хлопает, и я помогаю дочке снять обувь, ожидая, что она по-бунтарски убежит наверх, как всегда это делает после собрания, но она вдруг кидается мне на шею и начинает реветь сильнее.

– Ань? – растерянно спрашиваю я ее и обнимаю, чувствуя, как тает мое материнское сердце.

Не думала никогда, что стоило лишь раз отправить на родительское собрание Марата, чтобы дочь, наконец, обняла меня хотя бы разок.

– Мы не нужны отцу. У него скоро родится другой ребенок. Долгожданный и любимый. Он сам так сказал! – произносит она отрывисто, продолжая рыдать, а я растерянно застываю, не веря, что слышу это.

– Он так и сказал? Что вы с Матвеем ему не нужны?

Я не верю, что спрашиваю это, но первую реакцию никуда не спрятать. Я вся дрожу и держу лицо перед дочерью, чтобы она не расклеилась еще сильнее, а сама хочу зареветь, как и она. Никогда не думала, что Марат опустится до того низко, что начнет делить детей.

– Нет, – выдыхает Аня, и я слегка расслабляюсь.

Каким бы ни был Марат козлом, но детей он всё же любит. Видимо, он поговорил с Аней о разводе с чего-то вдруг и коряво объяснил ей о причинах.

– Ты узнала, что у него другая женщина, солнышко? – спрашиваю я, а сама зажмуриваюсь, не веря, что он и правда так поступил с дочкой. Сам же угрожал мне, что если я вздумаю рассказать ей, что он спит с Полиной, то жизни мне не даст.

– Я же не слепая, видела их в торговом центре на прошлой неделе, – хнычет Аня. – Выбирали детскую одежду. Синюю. Мальчик буде-е-ет.

Не сразу я понимаю, что мои опасения насчет того, что его любовница беременна, оказываются правдой, а когда до меня доходят слова Ани, я цепенею.

– Что папа тебе сказал, солнышко? Ты из-за этого плачешь, что ли?

Аня после моего вопроса замирает, мышцы ее тела напрягаются, и она с силой отстраняется, заглядывая в мои глаза. И взгляд у нее до боли серьезный и обвиняющий.

Глава 11

– Наш ребенок в порядке. Беременность удалось сохранить.

Услышав слова Полины, я прислоняюсь спиной к стене и едва не съезжаю по ней от охватившей тело слабости.

Если до этого я лишь подозревала о том, что у Марата есть веская причина, чтобы вот так бесповоротно и без сожалений разрушить многолетний устоявшийся брак, ведь не может быть дело только в страсти или влюбленности, то сейчас мои опасения подтверждаются.

Конечно, Рая говорила о том, что Марат предупреждал ее о пополнении в семье, но я всё равно гнала подобные мысли от себя куда подальше. В глубине души, несмотря на предательство, я, как всякая любящая женщина, пыталась найти мужу хоть какое-то оправдание. Не готова я была признать, что это конец.

Если там намечается рождение ребенка, то это означает, что их с Полиной будет связывать нечто большее, чем просто чувства или секс.

Ребенок – это уже обязательства, от которых просто так не отмахнешься.

– Ау? – вопросительно отзывается Полина по ту сторону трубки, и я отмираю, будто снова начав дышать.

Глубоко втягиваю в легкие воздух и медленно моргаю, пытаясь привести свои эмоции в порядок.

– Меня эта информация не касается. Передайте Марату, чтобы перезвонил и ехал домой, – холодно произношу я, чтобы она не поняла, как ее слова про беременность дезориентируют меня и выбивают из колеи.

Мне будто физически плохо. Такого унижения и представить сложно. Такие моменты обычно случаются с героинями мыльных опер, но никак не с реальными людьми. Так мне казалось раньше.

– Но он… – пытается она что-то сказать мне, но я перебиваю ее.

– Будьте добры выполнить мое поручение, это ваша работа, в конце концов, – выпаливаю я и сбрасываю вызов, не собираясь дальше поддерживать с ней разговор.

Пусть знает свое место.

Пока что я – его законная жена, в то время как она – всего лишь любовница и секретарша, в чьи обязанности входит уведомлять Марата о посланиях, которые ему оставляют люди.

И пусть только попробует проигнорировать мой приказ. Лучше ей не видеть меня в гневе.

Да, я мягкосердечная женщина, особенно со своими близкими, но всякому терпению приходит конец.

Прямо сейчас я ощущаю себя львицей, чье дитя обидели, и готова разорвать соперницу и всех причастных в клочья, с рыком разбрасывая ошметки во все стороны.

От этого странного сравнения у меня вырывается смешок, а затем я хохочу сквозь слезы, чувствуя, что меня волнами накрывает истерика.

Ноги не держат меня, и я сажусь на пол в конце коридора, чтобы никто не услышал, как я горько плачу от обиды за былое счастье.

Постепенно мой тихий плач утихает, и я всхлипываю, обнимая себя за плечи и раскачиваясь из стороны в сторону.

В себя меня приводит звонок.

Марат.

Он?

Или Полина с его телефона?

– Слушаю, – говорю я равнодушно, пытаясь не шмыгать.

– Полина сказала, что ты звонила. Что-то срочное? Если нет, то поговорим завтра, – сразу же произносит холодно Марат.

От его тона мне становится не по себе.

Чувствую себя бедной просительницей в приемной мэра, который вечно занят и не может принять тебя. А ты слышишь в этот момент, как он говорит с кем-то по телефону о том, что в выходные не прочь поиграть в гольф.

– Срочное, Марат, срочное, – зловеще произношу я, вставая с холодного пола и отряхивая платье. – Что за чушь ты сказал Ане? Водитель привез ее всю в слезах и истерике. Какое право ты…

Я начинаю напирать, раздражаясь всё сильнее после каждого произнесенного слова, и тяжело дышу, желая вцепиться Марату ногтями в лицо. Если бы он стоял напротив, я бы так и поступила, желая разодрать его идеальное гладкое лицо в кровь. Чтобы сбить с него спесь и заставить снова стать человеком.

Отчего-то я уверена, что сейчас он морщится, словно говорит не с собственной женой и матерью своих детей, а с какой-то побирушкой, которая слишком многого требует.

Мое воображение разыгрывается до такой степени, что я накручиваю себя до невообразимых пределов и на грани того, чтобы устроить безобразный скандал с криками и обвинениями.

Всё мое желание решить всё полюбовно тает, уступая место непримиримости и агрессивному поведению. Вот только ответная реакция не менее хлесткая.

– Держи себя в руках, Лиза. И не трепи языком направо и налево. Надеюсь, ты в комнате одна и Рая тебя не слышит?

Кажется, всё, что волнует Марата – так это чужое мнение. Не мое и Ани, а других родственников.

– Нет, не слышит, – цежу я, понимая, что дальнейший разговор, если я не отвечу ему, он не продолжит.

– Вот и отлично. А насчет Ани тебе лучше знать. Если бы ты хранила свое барахло под замком, может, Аня сейчас не ревела бы белугой.

– Что ты имеешь в виду? – настораживаюсь я, слыша в его голосе какой-то намек. Несмотря на, казалось бы, спокойный тон, я чувствую, что он зол.

– Аня нашла твои поздравительные по поводу ее рождения, – говорит он, и я молчу, не понимая, к чему он клонит.

Глава 12

Свекровь, как обычно, с недовольным видом что-то выговаривает Раисе, а та, стиснув челюсти, кивает. Когда мы только поженились с Маратом, она еще как-то сдерживала свой характер, но с возрастом он вовсе испортился. Она стала более капризной и не желала мириться с тем, что ей не нравится.

– И что тут за тайфун прошелся? – морщится Лариса Олеговна. – Что ты там чинишь, Павел? Оставь, такое дело лучше доверить мастеру. У тебя руки не из того места растут, я же знаю.

– Я уже почти закончил, мама, – насмешливо произносит Пашка.

В отличие от всех нас, он всегда встречает ее критику издевкой, замаскированную под заботой или шуткой. Свекровь терпеть не может, когда кто-то, кроме Марата, называет ее мамой. Мне и вовсе однажды прилетело деревянной ложкой по лбу за то, что однажды по молодости я попыталась так к ней обращаться.

Это сейчас я понимаю, что так она хочет сохранить между нами дистанцию, а тогда думала, что она просто интеллигентная женщина, которая не терпит фамильярности и любит условности. Впрочем, я не ошибалась тогда насчет нее и не ошибаюсь сейчас.

Она улыбается при виде меня, но я насквозь вижу ее фальшивую улыбку.

– С днем рождения, Лизавета! Что ж ты не сказала, что у вас сегодня праздник? Я б нарядилась и сделала прическу. Кого вы позвали? Надеюсь, бизнес-партнеры Марата тоже здесь? Ему нужно налаживать связи.

Каждый раз при разговоре она сводит тему к сыну, вот и в этот раз пытается выяснить, не зря ли на меня был растрачен семейный бюджет.

– Нет, здесь никого, кроме семьи нет. Да и Марата тоже. Хотите, я вызову вам такси до его офиса? Уверена, он будет рад вас видеть.

Я скалюсь, широко растягивая рот, а свекровь прищуривается, не понимая, что на меня нашло. Обычно я так себя не веду и не язвлю при разговоре с ней, но теперь не вижу нужды сдерживаться.

– У тебя что, этот ваш выдуманный ПМС? – делает догадку Лариса Олеговна и цокает языком. – Самовнушение это всё, Лизавета, прекращай ерундой страдать. И Аню этим новомодным выдумкам учить не смей. Я сама займусь ее дальнейшим воспитанием. Видимо, не зря Марат переживает, раз позвонил мне и срочно попросил приехать. С этого дня я живу с вами. Павел, будь добр, принеси мой чемодан, он в багажнике такси.

Вот и встало всё на свои места.

Он переживает за инцидент с Аней, но вместо себя присылает мать. Интересно, что он ей наплел?

Пашка, чуя, что пахнет жареным, быстро ретируется за чемоданом, а вот Раиса, не желая встревать в наш разговор, что-то лепечет о том, что отпустит няню и сама присмотрит за Матвеем, так что вскоре мы со свекровью остаемся наедине.

– Лариса Олеговна, я сегодня только из больницы и очень устала за весь день, поэтому давайте не будем фальшиво любезничать друг перед другом, Марата тут нет, и ни к чему разыгрывать спектакль любящих свекровь и невестку.

– Любящих? Ты преувеличиваешь, Лизавета, – ухмыляется она и проходит в гостиную с таким видом, словно она тут хозяйка, а не гостья. – Максимум терпящих друг друга. Заметь, я делаю это все пятнадцать лет вашего брака и не жалуюсь, так что будь добра следить за тоном. У тебя, может, и тяжелый день, но это не значит, что я закрою глаза на твои оскорбления.

Я прикрываю глаза, остановившись у порога, и делаю несколько вдохов. Напоминаю себе, что она старая женщина, которую уже не исправить. К тому же, как ни крути, она еще и бабушка моих детей, которая, как я надеюсь, поддержит и не оставит их на произвол судьбы после моей… кончины.

– Прошу прощения, Лариса Олеговна, но день и правда тяжелый. У Ани переходный возраст, она совсем отбилась от рук, устраивает скандалы и истерики, да и в школе дела идут не очень. Я уже не знаю, что делать, а Марат не помогает, только делает всё хуже.

Последнее я произношу зря. Если поначалу у свекрови заинтересованное лицо, так как на внучку ей не плевать, то когда я упоминаю ее сына не в положительном ключе, лицо ее вытягивается от недоумения, а затем брови-ниточки сводятся к переносице, отчего все ее мелкие морщинки стягиваются и выделяются сильнее. В этот момент она напоминает мне мопса, с ее-то короткой шеей.

– Воспитание детей – задача матери, Лизавета. Марат – добытчик, который вас обеспечивает. Если бы ты работала так же, как и он, с утра до вечера, как вол, к тебе было бы меньше претензий, а так ты целыми днями баклуши бьешь, сидя дома. Так что если Аня растет невоспитанной и проблемной, то вина в этом только твоя.

Конечно. Только моя вина и ничья больше. И чего я ждала от свекрови? Поддержки? Наивная Лиза.

– Вы знаете, Лариса Олеговна, скоро это будет не только моя вина. Мы с Маратом разводимся, так что ему, как отцу, придется участвовать в жизни детей больше, чем сейчас. Опека над детьми после развода будет у меня, так что я надеюсь, что вы, как женщина, послужите мостом между ним и детьми и не дадите их в обиду.

Лицо свекрови вытягивается от удивления, и она молчит.

До этого я сомневалась, не рассказал ли Марат матери о предстоящем разводе, но, видимо, он не так циничен, чтобы сделать это в обход меня.

– Марат сразу отказался от опеки, – предупреждаю я ее возмущения заранее.

– Бабушка, мне тетя Раиса сказала, что ты пришла! – радостно кричит дочка и с шумом спускается по лестнице.

Глава 13

Марат Арзамасов

Поля лежит на кушетке под капельницей вся бледная и облизывает пересохшие треснувшие губы.

– Не кусай их, солнце, кровь пойдет, – тихо говорю я и провожу пальцем по ее нижней губе. – Давай я достану твою гигиеничку.

– Она в косметичке в маленьком кармашке.

Голос у Полины сиплый, словно она простужена, и я хмурюсь, переживая, что она сляжет в больницу надолго.

Я помогаю ей приподняться, подтыкаю под спину подушку и любуюсь, как она мажет помадой губы. На лбу у нее проступил пот, волосы слиплись от того, что ее несколько раз бросало в жар, а под глазами темные круги, но для меня она всё равно самая красивая женщина на свете.

Я будто впервые за последние десятилетия вдыхаю полной грудью и живу легко и беззаботно. Жизнь обретает для меня смысл, и я понимаю, для чего это всё: работа, бизнес, встречи с клиентами.

– Не хочу, чтобы ты видел меня такой, любимый, – шепчет Поля, делая глоток воды, и прикрывает глаза, снова откидываясь на подушку. – Мне бы помыться, но сил совершенно нет.

В этот момент она надрывно кашляет, и я снова заставляю ее померить температуру.

– Не капризничай, звездочка моя, так надо. Ты же не хочешь рисковать своим здоровьем и нашим сыном?

– Конечно, нет, Марат, – Полина вся бледнеет. – Ты же знаешь, что я так давно мечтала о ребенке, что готова на всё, чтобы его сохранить.

– Всё будет хорошо, Полечка, – убеждаю я ее, чтобы успокоить, но и сам не уверен.

Врач сказал, что ей нельзя нервничать, и я хочу уберечь ее от любых переживаний. Надо будет, привезу сюда всех врачей страны, но ребенка мы не потеряем.

– Прости меня, это моя вина. Если бы не козни Лизы, ты бы не простудилась и сейчас не лежала на сохранении. Обещаю, что это в первый и последний раз. Больше я никому не позволю тебя обижать.

– Закрой, пожалуйста, окно, дует, Марат, – просит меня Полина и зябко передергивает плечами.

Я подтягиваю ей одеяло до самого подбородка, затыкаю края и после закрываю окно, коря себя, что не заметил этого раньше. Нужно будет дать втык медсестре и заменить ее другой. Неужели непонятно, что при простуде человеку нельзя мерзнуть?!

За окном завывает ветер, гремит гром, а по окну барабанят капли дождя, отражая мое душевное состояние. Меня словно разрывает на части. С одной стороны – дома меня ждут дети, особенно обиженная Анютка, которая пока не понимает, что я ее люблю, но есть вещи поважнее, чем посиделки на день рождении ее матери. С другой же – беременная Полина, которая никогда не требовала ничего больше, чем просто моей любви. Это меня и подкупило, помогая принять правильное решение о разводе.

Я долго не хотел следовать зову сердца, подчиняясь голосу разума и долга, ведь у нас с Лизой двое несовершеннолетних детей, да и, чего греха таить, несмотря на гнев, я до сих пор чувствую ответственность за жену, ведь мы прожили вместе пятнадцать долгих лет. Не самых худших, зато без скандалов и страстей.

Я и женился-то на Лизе в свое время не только из-за красоты, но и из-за покладистого характера. Домашняя и хозяйственная жена, которая всегда ждала меня дома за накрытым столом, во сколько бы я не вернулся.

Я понимаю, что на работу устроиться она в ближайшее время вряд ли сможет без опыта, так что готов платить алименты и на нее, пока ее жизнь не наладится.

Иногда меня одолевают сомнения. Вот как сегодня, когда Аня устроила истерику и ревела, что я променял их на нового ребенка. Ее слова для меня, словно наждачка, от которой раны всё кровоточат и ноют. Так и мое сердце напоминает уже решето.

– Я так устала, любимый. Все против нас. Даже вселенная. Может, это знак, что мы совершаем ошибку? – вдруг шепчет надрывно Полина, и я фокусируюсь на ее лице.

Идиот я.

Вот она. Моя долгожданная женщина.

Та, ради кого я готов вытерпеть все скандалы с домашними из-за развода.

Когда я рядом с ней, но верю, что в будущем всё наладится, и она послужит связующим звеном между мной и детьми. Растопит их сердце своей добротой и любовью. Я уверен, что Полина полюбит Матвейку, как родного, а с Аней еще станет лучшими подружками. Аня растет модницей, а Полина в этом более опытна и сведуща, чем Лиза, так что я и не сомневаюсь, с кем Аня будет ходить по бутикам и с кем советоваться, что надеть в школу, чтобы быть самой крутой.

– Глупости это всё, звездочка моя, никаких знаков вселенной не существует. Мы сами творцы своего счастья.

У меня щемит сердце, когда я вижу, как из-под ее закрытых век текут беззвучные слезы. Поцелуями стираю капельки влаги и с грустью улыбаюсь. Вспоминаю вдруг, как увидел ее впервые.

– А помнишь день нашего знакомства? Тогда тоже шел дождь, а ты стояла на остановке ночью и ждала последнего автобуса. Словно потерявшийся ершистый котенок. Еще не хотела садиться ко мне в машину, когда я предложил тебя подвезти.

– Конечно, – смеется, наконец, Полина, и я рад, что сумел поднять ей настроение. – Крупный бородатый мужик с хмурым взглядом на джипе. Я боялась, что ты маньяк и насильник.

Я до сих пор помню, как увидел тогда Полю, которая в своем желтом дождевике выделялась ярким пятном среди серости, и едва не врезался в столб.

Глава 14

Лиза Арзамасова

– Может, цитрамончику? – предлагает Раиса, наворачивая вокруг меня круги.

Я сижу в кресле около камина и глотаю беззвучные слезы. Не хочу, чтобы Лариса Олеговна слышала, как сильно задевают меня ее слова.

Чего только я не услышала за последний час про себя. Благо, Аня почти сразу убежала к себе в комнату, как только свекровь поставила ее перед выбором, который не имела права озвучивать.

– Пожалуй, не помешало бы. Голова раскалывается, – тихо произношу я, чтобы не сильно гундосить.

Сняв тапочки, я с ногами сижу в кресле и прикрываю рукой лицо. Поддержка Раи для меня важна, но и перед ней не хочу показывать свои слезы. Нужно успокоиться, пока мне совсем не стало плохо.

– Лиз, тебе нельзя нервничать, – говорит она, вернувшись с кухни со стаканом воды и таблеткой.

Я замираю, предполагая, что Паша рассказал ей всё о моем диагнозе.

– Что ты имеешь в виду? – уточняю я, надеясь, что лишь накручиваю себя. Не нужна мне сейчас жалость.

– Да я же знаю, что ты с сердцем в больницу поступила. Увидела надпись на твоей карточке. Сердечная…, а дальше не знаю. Зрение у меня не очень, но и этого слова мне хватило, чтобы понять, как всё плохо. Марат, конечно, всё меньше вызывает у меня уважения. У тебя день рождения, ты только с больницы, а он не то что на торжество, даже на выписку не пришел. Ты ему жена, как никак, а не дальняя родственница-оборванка. Если бы Пашка мой такое отчебучил, я бы его…

Раиса грозит кулаком в воздухе и поджимает губы. Даже брови хмурит, явно представив такую же ситуацию у себя в семье.

– Кстати, Рай, а с кем вы близнецов оставили? Прости, что не спросила, всё о своих проблемах да о своих, а тобой даже не интересуюсь.

Я пытаюсь перевести тему, чтобы не обсуждать ни свое здоровье, ни Марата, и вдруг вспоминаю про племянников, которым уже по шесть лет.

– Да мы с Пашкой их с его родителями оставили. Им только в радость. В следующем году наши хулиганы ведь в школу пойдут, так что видеться с ними будут реже.

– А чего к нам не привезли? Им бы понравился наш новый бассейн.

Я шмыгаю носом и вытираю нос рукавом от домашнего хлопкового платья. Обычно мне такое несвойственно, так как я стараюсь, чтобы всё в доме было идеально, в том числе и я, но сегодня силы меня покидают. Наступает какое-то безразличие ко всему, чего я всегда боялась.

– Хотя, может, и к лучшему. Сама видишь, что тут не до веселья, – отвечаю я сама себе и качаю головой. – Ты прости, что ты стала свидетельницей семейных склок. Мне так стыдно.

– Стыдно, – фырчит Раиса. – Это Марату должно быть стыдно, что мамку вместо себя подослал, а сам в это время свою профурсетку где-нибудь кружит. Не ожидала я такого от братца, ей богу, не ожидала. Он ведь дядь Аркаше не родной, хоть тот и был ходок тот еще. И в кого такой пошел? Может, в отца своего биологического? А что, я слышала, что женщины обычно один типаж мужчин выбирают. Ты же сама видела, что все, с кем теть Лариса общалась после его смерти, были теми еще кОзелами. Один даже на меня посматривал. Бр. Как вспомню, аж в дрожь бросает.

Раиса вся аж трясется, вспоминая об этом, а я тихо смеюсь от ее непосредственности и умозаключений.

– А ты бы лучше, Раиса, вместо того, чтобы сплетничать тут обо мне с посторонней женщиной, постыдилась бы, что выбираешь не ту сторону.

Позади нас стоит Лариса Олеговна. Голос звучит так строго, что Раиса вся выпрямляется, словно ей в позвоночник палку воткнули.

– Она тебе никто, а Марат – твой брат. Хотя да, ты правильно подметила, не биологический. Не думала я, что ты будешь вот так мелочно считаться. Был бы жив Аркаша… – замолкает ненадолго свекровь и всхлипывает, пока мы с Раей, оцепенев, за ней наблюдаем. – Неблагодарная ты. Мой сын столько для тебя сделал, с университетом тебе помог, оплатил его, а ты… На груди змею он пригрел и даже не знает этого. Бедный мой сыночек, неужели он не заслужил, наконец, счастья?

Она начинает надрывно плакать, а мы с Раисой переглядываемся, не понимая, что делать. Никогда мы еще не оказывались в такой ситуации. Обычно это кто-то из нас плакал, доведенный до слез самой Ларисой Олеговной, но наоборот? Нет.

Нонсенс.

– Мама, почему ты плачешь? – вдруг раздается обеспокоенный голос Марата. – Кто тебя довел?

Спектакль.
Ну конечно.

Разве может такая хладнокровная и склонная к манипуляциям женщина, как Лариса Олеговна, проявлять слабость в виде искренних слез?

Всё это театр одного актера для одного зрителя. Благодарного, на редкость, и доверчивого.

– Нет-нет, сыночек, всё хорошо. Просто я расстроилась, что Раиса с Лизой обсуждают мой неудачный выбор мужа. Разве так можно об Аркаше-то? Он, конечно, был неидеальный, погуливанить любил, но отцом и мужем был отличным. Не хочу, чтобы его поливали грязью, особенно после его смерти.

Раиса громко сглатывает, что аж мне слышно, а сама я во все глаза смотрю на свекровь. Я, конечно, в курсе, что она знает все подходы к сыну, но наблюдать за этим сейчас, когда мы с Маратом на грани развода и у нее развязаны руки, сюрреалистично.

Глава 15

Прихожу в себя я от нашатыря, который мне настойчиво водят перед носом, чуть ли не засовывая в ноздрю. Я кашляю, чувствуя, как от едкого запаха наворачиваются слезы, словно я накромсала по меньшей мере килограмм лука.

Сначала я вижу Раису, стоящую надо мной с обеспокоенным выражением лица.

После чувствую боль в ноге и опускаю голову. Моя стопа перевязана полотенцем, пропитанным кровью, и от вида красного пятна мне снова становится плохо и кружится голова.

Я снова прикрываю глаза и стараюсь сделать несколько вдохов-выдохов.

– Мам, – раздается тихий голос дочери. – Ты как? В порядке?

Аня говорит чересчур тихо и кротко, я слышу в ее тоне нотки страха.

Она сидит на стуле около меня, и я перевожу взгляд на нее. Слабо улыбаюсь, чувствуя усталость, и по голосам слышу, что неподалеку причитает Лариса Олеговна. Жалуется на самочувствие, что у нее болит в груди и трясутся руки. В очередной раз умирает.

В этот момент, пока Раиса прикладывает к моему лбу намоченную холодной водой тряпку, к нам подходит Паша со стаканом воды. Он хмур и невесел, переводит неодобрительный взгляд на Марата. Но тот даже не смотрит на нас. Сидит около матери и выслушивает ее жалобы.

Я с благодарностью улыбаюсь, приподнимаюсь не без помощи Раи и делаю несколько жадных глотков. Во рту пересохло, словно в пустыне, так что обычная вода из-под крана, судя по запаху, кажется мне довольно вкусной и освежающей.

– Всё хорошо, девочка моя, – убеждаю я дочку, что ничего страшного не произошло.

Кажется, она испугалась за меня и сейчас сидит и трясется, забыв обо всех своих обидах. Вот что делает страх с человеком.

– Ничего не хорошо, – возражает Раиса, а затем смотрит на мою ногу. – У тебя кровь не останавливается, Лиз. Мы скорую вызвали, но что-то они телятся. И за что мы налоги платим?

– Не наводи панику, Рай, – осекает жену Паша и кладет руку на ее плечо, слегка сжимая его, чтобы она перестала наводить кипиш. – Прошло всего десять минут. Здесь больница недалеко, так что скоро будут.

Буквально через несколько секунд раздается переливчатая трель.

– Сиди, я открою, – снова говорит Паша и не дает жене встать. Сам же кивает Марату, чтобы не дергался, и идет к входной двери.

Вот только когда открывает ее, внутрь с шумом и энтузиазмом вваливаются какие-то люди в игрушечных костюмах и начинают плясать, пытаясь нас развлечь.

– А кто тут у нас именинница? – громко кричит один из них и начинает оглядываться по сторонам.

У меня начинает болеть шея, и я снова ложусь на подушку, но успеваю заметить, с каким недоумением они оглядываются по сторонам. Ведь видят картину не совсем привычную.

Детей нет. Никто им не рад.

– Черт. Я совсем забыла про аниматоров, – кается Раиса и качает головой. – Сейчас выпровожу их. Они совсем ни к месту. Какой уж тут праздник. Скорее, батюшку вызывать.

Рая бурчит себе под нос, а затем споро выгоняет то ли фиксиков, то ли лунтиков. Кажется, она совсем не понимает, чем увлекаются девочки возраста Ани. А уж Митюша пока и вовсе не разбирается. Ему всё за радость.

Я стараюсь вниз не смотреть, так как боюсь расплакаться. Мысли одна хуже другой накрывают меня с головой – начиная от ампутации и заканчивая преждевременной смертью.

Аня непрерывно плачет и огрызается с отцом, когда тот пытается отправить ее наверх, а у меня даже сил нет разнять их. Мне не хочется, чтобы Аня смотрела на всё это, но она так сильно цепляется за мою руку, как в детстве, что у меня не хватает духу ее прогнать.

Я начинаю бояться, что это наша последняя встреча.

Ипохондрик. Такое мне дали прозвище в семье.

– Не смей мне указывать, я хочу быть с мамой! – шипит Аня, когда Марат снова пытается отправить ее в комнату, чтобы она не мельтешила тут, когда приедет скорая.

Марат начинает злиться, и на его лбу аж жилка бьется с силой, но вспылить он не успевает. Снова раздается трель дверного звонка. На этот раз скорая.

– Наконец-то! Скорее, измерьте мне давление! Мне кажется, у меня инсульт! – подрывается с места Лариса Олеговна и кричит, картинно заламывая руки.

Врачей двое, так что они разделяются. Женщина идет к свекрови, а мужчина ко мне.

– Сначала меня пусть осмотрят! У меня травма посерьезнее, – возражает против, по ее мнению, беспредела свекровь, но врачи ее не слушают и делают свое дело.

– Что тут у нас? – деловито спрашивает мужчина, и я невольно подмечаю, что со своей бородой и крупным телосложением он больше похож на травматолога, чем на парамедика.

– Ваза разбилась, и осколки задели ее ногу. Кровь не прекращается, возможно, задета артерия, – деловито говорит Паша, пока Раиса обмахивается одной рукой, а второй прижимает к себе плачущую Аню.

– Дайте взглянуть, – говорит медик и, надев перчатки, разматывает полотенце.

Я зажмуриваюсь, так как на рану смотреть мне страшно, и жду его вердикта. Не проходит и нескольких секунд, как он снова заматывает полотенце обратно. И всё это без сумбура и мельтешения. Спокойно. По-деловому.