После развода с драконом. Начну сначала в 45

Глава 1

— Милый, так ты разведёшься с ней? — услышала я из-за двери кабинета.

В ответ — тишина.

Открываю дверь без стука и вижу своего мужа, дракона, сидящего на кресле, а перед ним — замершую девицу в бледно-розовом, пышном платье.

Она поворачивается ко мне и смотрит своими большими, кричащими о беззащитности глазами. Милый, пухлый ротик изгибается буквой «о», и та спешит прикрыть его рукой.

Перевожу взгляд на Аларика.

Тот продолжает смотреть на меня тёмными с жёлтыми, как лава, глазами. Смотрит исподлобья. Он ведь слышал, что я подошла к кабинету — не мог не почувствовать.

Я пахла для него лилиями. И этот запах сводил его с ума.

— Леди Лия. Ох…

Знает и имя моё.

— Аларик? Что здесь происходит?

Я сжимаю в руках букет цветов, которые принесла в кабинет мужа.

Зачем? Привычка… желание, чтобы заметил.

— Я развожусь с тобой, — гремит его голос и рвет мне сердце.

— Ах! — пищит довольная девица, но старается скрыть свою радость.

— Мы — истинные, Рик. Как ты себе это представляешь?

Цветы в руках дрогнули. Я едва смогла сжать пальцы, чтобы не уронить их.

На лице — маска. Как у настоящей леди и аристократки, какой я не являюсь. Но которой, чтобы соответствовать положению мужа, мне пришлось учиться стать. Именно — учиться.

— Мы родили сильных и одарённых детей. Свою задачу выполнили.

Бьёт наотмашь мой муж. Сердце сжимается, воздуха не хватает. Кажется, я вот-вот упаду. Или скачусь в банальную истерику. Но я стою и смотрю ему в глаза. Не могу понятья, что в них. Что-то странное. Потустороннее. Жуткое. Я сейчас не способна ни на что.

— То есть… истинность — это только рождение сильного потомства? — едва выталкиваю я.

— Именно так. И после того, как потребность в размножении и рождении сильного потомства выполнена, зверь не будет больше давлеть надо мной.

— Вот… как…

— Да! — звонко пищит девица и перебивает нас. — Вы не переживайте, леди Лия. С Алариком всё будет в порядке. Я окружу его заботой и любовью.

Лучше бы ты заткнулась, девочка, и не отсвечивала.

Потому что именно сейчас леди во мне медленно и мучительно умирала.

Нам с Алариком по сорок пять. Двадцать лет замужем, знакомы и того больше.

Дети и правда выросли. Сыну двадцать, дочери — восемнадцать. В этом году будет поступать в академию магии. А эта розовая зефирка, кажется, ровесница нашего сына.

Драконьи боги! Она в два раза младше меня.

— Я хочу, чтобы ты была благоразумной и приняла мой выбор, — снова привлекает моё внимание супруг.

Сидит, мощный, широкоплечий, мрачный. В тёмном камзоле. Длинные чёрные волосы рассыпаны по плечам.

Всё его внимание — на мне. Словно ждёт от меня реакции.

Какой?

Громкого скандала?

Я бы и рада…

Только не могу побороть этот убивающий меня приступ шока. У меня просто ноги вросли в пол. А руки вцепились в идиотский букетик полевых цветов, который я купила по пути домой от частного женского лекаря.

Хочется взвыть в голос. До истерики. До икоты.

Мой муж разваливает нашу жизнь в тот самый момент, когда я хотела рассказать ему, что беременна.

— Дети не простят тебя, — роняю я. И сама чувствую, как жалко это звучит. Сжимаю подол платья.

— С детьми я поговорю. Они уже взрослые.

— Сын не поймёт тебя. И дочь…

Что я несу? Ведь мой муж уходит от меня, а не от детей.

И в какой-то момент я действительно боюсь, что они примут его сторону.

Что предадут.

Но нет. Это ведь моя плоть и кровь.

Мои маленькие Алекса и Мирей… Вернее, не маленькие.

В последнее время мы отдалились. Детям нужно больше личного пространства. Этот их возраст сейчас такой сложный.

На розовый зефир я не смотрю. Та всё так же стоит, смотрит по-оленьи беззащитно, с прижатыми к груди руками. Ловит ее, чтобы не выпала из глубокого откровенного декольте.

— Я возьму это на себя, — мрачно качает головой дракон. — Обойдёмся без истерик и некрасивых сцен, — выдыхает муж, так и не дождавшись от меня никакой реакции.

А я на неё пока просто не способна.

— Кстати, пока мы все тут, — вдруг вклинивается девица, — я хочу рассказать… чтобы леди Лия знала.

Зефирка кладёт руку на живот.

Я медленно перевожу взгляд туда.

Глава 2

— Я беременна от вашего мужа. Малышу уже три недели.

Я молча перевожу остекленевший взгляд на Аларика. Тот морщится и недовольно смотрит на любовницу.

— Мария, оставь нас с женой.

— Но…

— Оставь нас, — спокойно и холодно говорит он.

И когда он говорит тихо и проникновенно, многим хочется не то что уйти — исчезнуть потом куда подальше.

Мария кривит пухлые губы. Поправляет юбку платья и уходит.

Я вижу, как она недовольна, как её сжигает ревнивое пламя.

Она хлопает дверью, но осторожно — не рискует злить дракона.

Аларик встаёт и медленно приближается ко мне. Останавливается слишком близко.

В нос ударяет запах кедра и еловой смолы. Самый отвратительно любимый аромат на свете.

Меня мутит.

Сглатываю.

Я замахиваюсь. Хочу ударить этого козла. Но он перехватывает руку.

— Не стоит.

— Ты не можешь мне теперь ничего запретить. И советовать тоже не можешь, — цежу я.

Мне обидно. Меня рвёт.

Мне хочется выцарапать ему глаза. Оторвать его дракону крылья, как мухе. Вырезать его чёрную чешую по пластинкам, чтобы ему было так же больно, как мне сейчас.

Хочу отомстить этому ящеру. Тому, кто посмел посмотреть на другую. После того, как получил от меня сильное потомство. Выждал, пока дети вырастут. А потом решил жить, как ему вздумается.

Завёл себе драконицу. Чтобы не катать меня на спине. А иметь возможность… разделить со своей женщиной Небо.

Крыльев я лишена.

Потому что я — человек.

— Будь благоразумной. Прими мой выбор.

Он смотрит на меня сверху вниз. Сжимает по-прежнему поднятую руку. Говорит мне быть благоразумной, а ощущение, что хочет выдрать из меня признание, спровоцировать на скандал, чтобы потом его же и пресечь.

— Ты изменил мне три недели назад…

— Да. Я изменил.

— Подлец.

— Я ведь просил быть благоразумной.

Мой муж. Мой дракон. Моя истинная пара.

Он изменил мне. И более того — его молодая любовница беременна.

Разве такое возможно?

А отчего же нет? Раз у него встало — а он мужчина в расцвете сил — так тебе ли, Лия, не знать, откуда берутся дети?

Драконья боги…

Хочется зарыдать.

Губы начинают дрожать.

Сердце превращается в камень и перестаёт биться.

Мне так больно, словно жилы вытягивают из тела.

— Как ты мог…

Риторический вопрос.

Рик кривится и не отвечает.

Я не понимаю его эмоций. Он зол и раздражен.

За что?

За то, что он изменил мне, а я смею его спрашивать?

А ведь этот его новый ребёнок будет расти в полной семье.

А наш с ним — нет.

Может, сказать ему? А зачем?

Чтобы жил со мной, а потом бегал по воскресеньям к этой молодой кукле?

К той драконице?

Был там воскресным папой…

Или и того хуже, станет воскресным для моего ребёнка.

Нет уж!

Да, ты потоптался на нашем браке, на нашей истинности.

Но гордость у меня всё ещё есть.

Сама вздрагиваю от этой мысли. Неужели я собираюсь утаить от дракона свою беременность?

«Да», — отвечаю себе.

С предателем — не буду.

— Ты больше ничего мне не скажешь, Лия?

Но тут в дверь постучали.

Дракон цокает, быстро отодвигает меня в сторону — как вещь — и распахивает дверь.

— Прибыли ваши дети, лорд.

_____________________
Дорогие читатели, поддержите, пожалуйста, книгу ⭐звездочкой и добавляйте ее в БИБЛИОТЕКУ.

Приятного Вам чтения!

Глава 3

Глаза дракона недобро сверкнули. Я вскинула подбородок. С меня он требовал вести себя прилично. Интересно, что скажут ему его же дети?

Я развернулась, чтобы выйти, но тут же была перехвачена за талию. Внутри всё скрутилось узлом. Только бы он ничего не почувствовал.

— Без глупостей, — рыкнул Аларик. — И отпустил.

Я поспешила вниз, всё ещё сжимая в руках тот самый букетик полевых цветов. Но едва удержалась за перилла лестницы.

Как же я могла забыть об этой хищнице?

Не ожидала увидеть её в просторном холле нашего особняка. Разве ей не велено было уйти, который она осквернила своим присутствием?

Или это я так пожелала и того хотела. Хотела, чтобы эта зефирена испарилась, исчезла.

Я перевела взгляд на дочь, которая стояла затянутая в пышное лиловое платье, и спала с лица.

Откуда такое восторженное выражение у моей Алексы, словно она ее подруга?

— Подавать обед? — тихо спросила служанка у подножия лестницы.

— Да, — ответил за меня муж. — И поставьте приборы для леди Марии.

Я сидела за столом, будто в капкане. Не могла ни есть, ни дышать свободно. Пальцы сжимали вилку до белизны костяшек, но никто этого не замечал. Никому не было дела.

Моя дочь… моя малышка, которую я растила, укачивала, обнимала при ночных кошмарах — сейчас сидела напротив и сияла. Щебетала, как птичка, обращаясь не ко мне, а к Марии. Слишком громко, слишком весело. Будто не чувствовала, что я сижу рядом и медленно рассыпаюсь изнутри.

— А правда, у вас уже запись на два месяца вперёд? Все девочки мечтают попасть к вам, — восторженно защебетала она, наклоняясь вперёд. — А какие темы вы будете обсуждать на следующей неделе? Что-то о предстоящем осеннем бале? Наряды? Украшения?

Я чувствовала, как внутри всё сворачивается точно узлом. Я даже не знала, что Алекса интересуется этой ерундой.

Не прочь посетить бестолковый салон сплетников, которые только и делают, что обсуждают жизни других за чашечкой чая.

Моя свекровь, разумеется, обожает подобные сборища. Говорит — нужно быть в курсе светской жизни. Я однажды туда попала. По глупости. И мне хватило. С лихвой. До сих пор морщусь от одной мысли о переслащённой вежливости и ядовитых улыбках.

Но чтобы моя дочь так откровенно напрашивалась?

Да ещё к кому?

В салон к этой девице, из-за которой распадается моя семья.

Сын молчал. Скрестив руки на груди, он наблюдал за всеми из-под нахмуренных бровей.

Он был мрачен и замкнут. Весь в отца. Так же морщит лоб. Так же хмуро смотрит. Не проронил ни слова, но этим молчанием будто осудил всех нас сразу.

Мария улыбалась. Спокойно. Уверенно. Как хозяйка за этим столом. Она наклонилась к дочери и зашептала ей что-то на ухо — и та захихикала.

А я… я всё ещё сжимала вилку, не зная, куда себя деть. Я больше не чувствовала себя частью этого дома.

Аларик дал отмашку. Все приступили к обеду.

— Ешь, Лия.

— Не голодна, — отбросила вилку в сторону.

— Лия.

— Зачем ты устроил весь этот фарс? — процедила я и посмотрела на супруга.

Тот степенно отложил приборы.

Дочь перестала хихикать и, наконец, обратила внимание, что не всё так спокойно в нашем доме. И что этой девице тут делать нечего.

Но тем не менее — она сидит. И без стеснения пялится на моего мужа. На её отца.

Сын-то сразу понял, что что-то не так. Что всё не ладно.

— Мы с вашей мамой разводимся, — строго проговорил герцог Аларик Вейрский нашим детям.

— Вы же истинные? — хмурится сын.

— Это не имеет никакого значения, — безапелляционно заявляет муж.

Я сжимаю пальцами подол юбки.

— У меня другая женщина, — мрачно добавляет он, всегда честный до тошноты. — Мария беременна от меня.

Выдал все это так сухо. Буднично. Как будто сказал: «Передайте соль».

Молчание, следующее за этими словами, будто взрывается в ушах. Мне кажется, я ослепла, оглохла, окаменела.

Сын резко поворачивает голову от меня к отцу. Его губы сжаты в тонкую линию, а скулы ходят под кожей.

— Ты же говорил, что истинная связь — навсегда, — выдыхает он, уже не хмуро, а растерянно. — Ты говорил… что это свято.

— Жизнь меняется, — отзывается Аларик. — Связь — не оковы. Мы оба знали это.

Я бы рассмеялась, если бы могла. «Мы знали», — он так легко это сказал.

Мы?

Я не знала.

Я верила.

Двадцать лет.

Я посвятила ему свою молодость, душу, любовь. Всю себя отдала семье.

Мария сидит с прямой спиной, не произнеся ни слова. Её руки спокойно лежат на коленях, на губах — мягкая, почти утешительная улыбка. Словно именно она теперь — мать этой семьи. И примет всех под свое крыло.

Глава 4

— Ты ведь слышала меня. Если тебе интересно моё мнение, то я думаю… нам не нужен громкий скандал. Лучше разойтись миром.

— Алекса, — хрипло и растерянно выдыхаю я. — Ты сейчас сказала, что не против того, чтобы твой отец со мной развёлся?

— Именно. Мам, ты ведь знаешь, что если отец… решил, то так тому и быть, — дочь снова отводит взгляд. Косится на Марию.

Та снисходительно улыбается и гладит свой плоский живот.

Я кладу руки на стол и сжимаю кулаки — ногти врезаются в ладони.

— Мы ведь древний род. Драконья кровь. Мы не можем опорочить репутацию.

— Она уже опорочена. И развод — то самое пятно, от которого ты теперь тоже решила откреститься.

— Я считаю, что ваша дочь права, — влезает девица и снисходительно смотрит на меня. — Если всё грамотно подать и спокойно обдумать, можно выйти из нашей щекотливой ситуации с наименьшими потерями для репутации обеих семей.

— Обеих семей? — переспрашиваю я и вскидываю бровь.

Спина становится ещё прямее.

— Конечно. Моей Сарийской и роду Вейрских.

То есть… меня уже вычеркнули.

То, что моему роду ничего не угрожает, эта зефирка знает.

Хотя бы потому, что у меня его нет.

Я сирота. Воспитывалась в приюте.

Хорошо училась в приютской школе при храме и потому смогла поступить в Академию магии на бюджетное место.

Там и встретила своего истинного.

— Аларик, тебе не кажется, что Мария здесь лишняя? — бескомпромиссно заявляю. — Я хочу, чтобы она покинула этот дом. И больше тут не появлялась.

— Ма! Как ты можешь так грубо себя вести! Истинные леди должны быть сдержанны!

Надо же, как заговорила Алекса. Слышатся слова свекрови.

Муж просто наблюдает за всеми нами. Пока не спешит вмешиваться. Смотрит мрачно и сдержанно. Буря — только во взгляде. Смотрит на Алексу. Но…

— Мария, оставь нас. С тобой поговорим позже.

Я выдыхаю.

Мария вскидывается, на щеках появляется румянец. Она недовольна. Но это не приносит мне никакого утешения.

Я просто не хочу, чтобы она видела, как мне больно.

И насколько я сейчас уязвима. Потому что этот день просто уничтожает меня.

Девица резко встаёт. Деревянные ножки стула противно скребут по паркету.

Она бросает салфетку на стол. Высокомерно вскидывает подбородок, с достоинством идет на выход из столовой. Но у двери замирает:

— Я буду ждать, лорд Аларик. И мой сын тоже.

Уходит. Я снова вскидываю бровь. Надо же — сын. Наследник.

А я вот тоже беременна. Чуть меньше чем три недели.

И даже не знаю пол.

А она — знает.

А потом меня накрывает ещё одна мысль. Та, что приходит с запозданием.

Он спал с ней три недели назад.

А потом… спал со мной.

Тошнота подступила к горлу. Мерзко и противно.

Захотелось отмыться от всего этого. Чувствовала себя оплеванной.

Я вцепилась в ножку бокала с водой. Выпила его до дна. Но захотелось ещё. И чтобы там плавала долька лимона.

Я только вскинула руку, чтобы попросить Агнес принести, как мой муж приказал:

— Принесите воды с лимоном.

Читает мои мысли. А нет — просто знает, что я люблю.

Захотелось наперекор отказаться. Но я поняла: тошнота просто так не отпустит. А стоит только выйти в дамскую комнату — он заподозрит неладное, вызовет лекаря, и тогда всё станет явным.

Через две минуты перед Алариком поставили графин. Тот взял его и наполнил мой бокал.

Сын молча проводил всё это взглядом. Алекса отстукивала неровный ритм ногтями по столу. Она явно демонстрировала недовольство.

— Мария не придёт больше в этот дом, — роняет Аларик, первый нарушая гнетущую тишину.

Благодарить я не собираюсь. Потому что для меня это и так очевидная вещь.

Я пью воду с лимоном. На языке чувствую лёгкую кислинку. Становится легче. Тошнота отпускает.

— Я не понимаю, отец, почему ты выставил леди Марию. Она часть нашей семьи. Нам нужно привыкать друг к другу.

Выдаёт моя великолепная, отлично воспитанная дочь.

Я со стуком ставлю бокал на стол. Внутри — пустота.

— Этому тебя научили в пансионе неблагодарных девиц?

— Я окончила пансион благородных девиц, — вдруг срывается дочь, и цедит мне в лицо. — Я училась там, куда бы тебя и близко не пустили, — вскидывает упрямо подбородок.

Я вталкиваю в себя воздух и забываю, как дышать. Кривлю губы в улыбке. Ударила ровно в цель.

— Алекса! — строго одёргивает дочь муж.

Глава 5

Возникла мысль, что я — сама своими руками и словами — отправляю Аларика из дома, толкаю его к другой.

Хотя могла бы… могла бы начать просить его остаться. Забыть ту девицу.

Но я сойду с ума, зная, что рано или поздно он снова туда потащится, чтобы посмотреть на ребенка.

Моя проблема в том, что я не была чистокровной аристократкой, я не приучена с детства к этому высшему обществу. Кто-то простит, закроет глаза на измену, а я не могу. Я просто не знаю, как это можно все простить.

В высшем обществе принято выходить замуж по расчёту. Нередко потом — заводить себе любовников. Только я думала, мою семью это не коснётся.

Мы ведь… те самые счастливчики. Истинные. Редкие, вымершие, как пещерные драконы далёкого прошлого.

Но нет… и мою семью коснулась эта гадость.

Я бы сказала, что мой дракон ещё долго держался.

Обычно стоило только родить одного или несколько наследников — заранее оговоренных в брачном договоре — и супруги могли спокойно заводить себе утешителей по душе.

Ненавижу это общество.

И я тут чужая.

Хотя целых двадцать лет старалась соответствовать ему. Училась молчать, улыбаться, не перечить. Носила платья по моде. Говорила только тогда, когда это уместно. Вела себя так, как велят — благородно, сдержанно, достойно. Я выучила эти правила, как военный устав.

Я повторяла их, как заклинания, лишь бы соответствовать своему мужу. Герцогу, потомственному сильнейшему магу и просто одному из самых богатых мужчин Империи.

Я забывала, кем была до замужества. Затирала свою суть, подстраивалась, прогибалась. Глотала слёзы, когда хотелось кричать.

А теперь?

Теперь меня выбросили, как ненужную старую перчатку.

Привели в дом молодую любовницу. Дочь принимает сторону успешной девицы. А сын просто самоустранился.

Я чужая.

Для них. Для этого дома. Для этого общества.

Но вот что…

Я замираю, перестаю дышать — от осознания ещё одной неприятной правды. Я ведь никогда не была искренней с собой.

Почему я загоняла себя в эти рамки высшего общества? Честолюбивых закостенелых консерваторов?

Да лучше бы я не соответствовала этому обществу вовсе. Ведь и так никогда не могла до него дотянуться. Просто перестала обращать внимание на шёпотки за спиной, будто была выше этого.

А надо было остаться собой. Тогда я бы хотя бы была честна — с собой.

Я ведь стала такой же искусственной, ненастоящей, с приклеенной улыбкой. Как замороженная рыба.

Да мне сорок пять. Я была замужем. Дети уже выросли — и я им оказалась не нужна.

Но ведь…

У меня всё ещё есть шанс стать собой. Не чьей-то женой. Не чьей-то тенью.

Собой.

Я снова вынырнула из своих мыслей. Повернула голову в сторону Аларика. Мы даже сейчас сидели так же, как обычно: я — по правую руку от него.

Его близость не раздражала. Она обжигала ненавистью и отчаянием, желанием отмыться.

— Уходи, Аларик, — повторила я.

Молчание было мне ответом.

Я увидела, как блеснули желтизной его глаза. Но он взял под контроль зверя — и взгляд стал карим, почти чёрным.

Видела, как он сжал челюсти, как заиграли желваки на его лице. Я знала мужа. Он был зол.

Но если раньше я бы постаралась его успокоить, то сейчас... Сейчас мне было всё равно.

— Я хочу побыть одна.

— Ты не будешь одна, — безапелляционно и холодно произнёс Аларик мне, и тут же чуть громче приказал. — Агнес. Принеси чай из яблочной мяты. Немедленно.

— Не нужно... — выдохнула я.

— Ты не в себе. — Тебе нужно успокоиться.

Я стиснула пальцы. Проклятый чай все-таки принесли, и Аларик наполнил мою чашку. Ароматная яблочная мята. Он помнил, конечно, какой чай я пью.

— Я сама, без тебя, успокоюсь, — цежу я. — Ты ведь просишь быть меня благоразумной. Я буду.

— Нам всем не помешает быть благоразумными, — цедит муж, отчего-то зло. Я не понимаю его.

Изменяет — и ещё злится на меня. Я ведь принимаю его волю.

А потом и вовсе бросает:

— Я останусь здесь. Это мой дом.

— У тебя же беременная любовница! — взвизгиваю я.

Пожалуй, это впервые за весь этот долгий день я позволяю настоящим эмоциям проявиться.

— Ты плохо меня слышишь, Лия, м?

Глава 6

Пожалуй, это впервые за весь этот бесконечно унизительный день я позволяю себе быть настоящей. Живой. Раненой. Больной. Преданной женщиной.

— Ты спал с ней, пока я... — голос срывается. — Пока я ещё верила, что ты просто устаёшь. Что ты холоден потому, что много работаешь. Что это… пройдёт.

Он молчит.

Я и не жду слов. Но вдруг замечаю — челюсти его снова сжаты. Зрачки слегка вытянуты. Он борется.

— Ты выбрал. И я не держу.

— Я не сомневался в тебе, — холодно бросает он. — Знал, что ты примешь всё как должно.

Ухмыляется мне в лицо.

Только глаза — блестят злостью.

— Пей чай.

Беру чашку, а у самой внутри всё вспыхивает и рвётся. Он не отрицает. Не просит прощения. Он изменил. Он разводится со мной. Более того — считает нужным сидеть теперь здесь.

— Я не хочу, чтобы ты приходил в этот дом.

— Я уже сказал. Он — мой.

— Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь? Женишься на Марии, а ходить будешь ко мне?

— Отчего нет? Удобно, не правда ли? — муж подаётся слегка вперёд, смотрит неотрывно, пронизывающе тёмными глазами. — Ты была женой, потом станешь любовницей.

— А как же твоя репутация? Ты ведь о ней печёшься, — цежу сквозь зубы, пока внутри всё пульсирует от гнева.

Надо же. Отлично решил устроиться.

— Как и наша дочь. Хотите замять ситуацию.

— Что хочет Алекса — я не знаю. И мне плевать на то, что хотят другие.

— Отчего же ты тогда просишь меня быть благоразумной?

— Ты моя истинная. Я беспокоюсь о тебе.

Я резко втягиваю воздух сквозь сжатые зубы.

Он… жалеет меня? Это ведь жалость?

Боги, как же она оскорбительна для меня.

— И раз это мой дом — то я буду приходить сюда, когда мне заблагорассудится.

— Чёртов подлец, — цежу и резко встаю.

Отталкиваю чашку с чаем, от которого сейчас тошнит.

Аларик мрачно проводит взглядом расползающуюся лужицу нежно-зелёного цвета по белоснежной скатерти. Потом переводит взгляд на меня — и он вспыхивает желтизной.

Но я не вижу в нем прежней злости. Я вижу удовольствие на дне его глаз.

Злость сменяется огнём. Желанием.

Воздух в гостиной сгущается. Я чувствую, как начинает искрить.

Ноздри улавливают усилившийся в разы запах смолы и кедра. Он хочет меня.

Я сжимаю кулаки и делаю шаг в сторону от стола.

Накрывает воспоминанием — того, как нам было хорошо. Когда-то.

— Тогда уйду я, — гордо вскидываю подбородок.

А у самой всё внутри дрожит.

Делаю шаг — но Аларик перехватывает мою руку, дёргает на себя.

Слышу рычание, зарождающееся у него в груди.

Выставляю руки, упираюсь ими в его дорогую рубашку, отталкиваю.

Но куда там — он же как скала.

— Куда ты пойдёшь, Лия? У тебя ничего нет. Ты останешься в этом доме.

— Плевать. Я справлюсь, — рычу в ответ. Хоть и не драконица.

— Я сказал тебе своё решение. Ты останешься здесь, — рычит он мне на ухо, и по спине проходит рой мурашек. — Я должен знать, где ты.

Проводит носом за ухом. Не могу оттолкнуть его — он сильнее меня.

— Будешь продолжать сажать свои никчемные цветы. Изучать удобрения и способы ухода за травой.

Я вспыхиваю от того небрежного тона, с каким он отзывается о единственном моём увлечении.

Это ранит.

Он не считает это сколько-нибудь ценным занятием.

— Тебе ведь нравится говорить о навозе. О жирности грязи. Закапывать свои золотые кусты, привезённые из соседней Империи — за мой счёт. Так продолжай этим заниматься. Я не против. Оплачу все, что скажешь.

— А ты в это время будешь заходить ко мне? — кривлюсь в отвращении.

— Буду. Ничего почти не изменится. Просто изменится твой статус. На бумаге.

— Да пошёл ты! — вырывается у меня, я отталкиваю его, хочу снова попробовать залепить пощёчину, но тот не позволит. Перехватит руку. Я упираюсь поясницей в стол.

Аларик стоит так близко, что его поза — недвусмысленна.

Достаточно одного рывка — и он усадит меня на стол.

Я вижу это по его глазам, по тому, как искушающе кривятся его губы.

Всё написано у него на лице. Он желает меня. Эта наша перебранка завела его.

Смотрю в его жёлтые глаза. Он скалится в довольной улыбке. Ему нравится моё состояние. Он получает от этого удовольствие.

А я вся красная от злости.

Но прежде, чем мы продолжаем свое противостояние, в дверь столовой стучат.

Глава 7

— Вечер добрый, леди Вейрская. И, кстати, поздравляю.

— С чем? — вскидывает подбородок мать Аларика.

— А что, не с чем?

Та едко усмехнулась. Оправила свои идеально уложенные в высокую причёску волосы. Её янтарные глаза сверкали неприкрытым злорадством и торжеством.

Что уж тут говорить — она была откровенно искренне рада.

Элоиза приподняла своё пышное дорогое платье, открывая вид на шёлковые туфли с натуральными камнями.

Леди Вейрская всегда была образцом вкуса, моды и эталоном красоты. Тут я не поспорю. Это действительно правда. Она умела себя подать. Умела держаться.

В своё время, как только я вошла в род Вейрских, она стала для меня образцом. Той, на которую я хотела быть похожей.

Я слушала её, запоминала все ее наставления и советы.

Проходила обучение у тех учителей, которых она нанимала мне, чтобы я стала достойным членом старейшего и богатейшего рода Империи. Как она говорила, я должна была соответствовать.

Помню, как терялась на собственной свадьбе, на балах… Но она всегда мягко направляла, советовала. Я бы даже сказала, что она стала мне единственной матерью.

Пусть Аларик говорил, что не нужно соответствовать высшему обществу, что ему плевать — я понимала: я не могу ударить в грязь лицом на светских вечерах и приёмах, которые посыпались на нас после свадьбы.

По тому, как я себя вела, судили бы и о моём муже — наследнике рода.

И леди Вейрская мне об этом напоминала. Сначала тонко, ненавязчиво.

Только вскоре я поняла: как бы ни старалась, как бы отлично ни знала этикет, до уровня леди Вейрской не дотянусь.

Потому что я — не вышла родом.

Но на осознание этой правды мне понадобилось почти три года. Зато теперь мне не нужно сдерживаться. Не нужно расстраивать собственного супруга словами о том, что его мать — та ещё мегера.

Леди Вейрская держала своё платье, брезгливо оглядывая мою оранжерею. Могу поспорить, она уже нашла пару десятков недостатков.

Хотя тут было аккуратно и красиво, даже садовая дорожка подметалась и мылась так, что можно было ходить босиком, но леди Вейрской все было не так. В свое время я поняла, что проще пустить той пыль в глаза, чтобы она от меня отстала.

И тогда я увеличила цену на рассаду. И сразу мое увлечение стало в глазах леди более-менее достойным.

Сейчас я понимала, что молча и незаметно подстроилась под эту семью.

Была кем угодно, но не собой.

Я не могу сказать, что полностью потеряла себя — просто приобрела совершенно другие качества. Те, которых никак не могло быть у бедной сиротки.

Что бы сказала леди, если бы узнала, что все ужины и завтраки были на мне?

Что мне искренне нравилось заниматься домашними делами? Что я любила порядок, быт, уют — не потому что должна, а потому что мне это приносило покой? Ведь именно она говорила, что настоящая леди не готовит, не убирается.

Она — лицо рода. И должна быть украшением, что по мне будут судить о муже. Что леди, как прекрасный цветок, рождена услаждать мужской взор. Она может рисовать, вышивать, играть на инструментах.

Только вот ничего из этого я не могла. Не было у меня таланта.

— Дерзишь? — вскидывает бровь.

— Хотите сделать мне замечание? — вскидываю бровь в ответ.

Показаться слабой перед ней я не имею права.

Перед кем угодно — только не перед ней.

Она, как та самая хищница, набросится и добьёт.

Леди открывает рот, чтобы выдать очередную мудрость высшего света. Но я опережаю её:

— И да, я делаю то, что в некоторых кругах считается недопустимым. Отвечаю вопросом на вопрос.

Та презрительно кривится. Демонстрирует, как она ко мне относится.

Хотя обычно её лицо — непроницаемая маска. Не понять, что думает.

— Ты и так всё знаешь, что я тебе скажу.

— Разумеется. Двадцать лет рядом с вами даром не прошли.

— В таком случае… я приму твои поздравления. Мои молитвы были услышаны. У меня наконец-то будет правильная невеста.

Леди Элоиза Вейрская посмотрела на меня — сидящую на коленях в земле, с лопаткой в руке. Презрительно наградила взглядом.

Я отвернулась от неё и, не снимая с самого куста с цветами защитное стекло, начала располагать корни и аккуратно выпрямлять их. Я закапывала потрясающую редкую черную розы, продолжая хоронить свой брак под этим кустиком.

— Я пришла донести до тебя свое желание. Я хочу, чтобы ты не мешала Аларику и Марии.

Я молчала. Внутри бушевал пожар. Было больно. Я продолжала аккуратно расправлять корни. Чем меньше реакции она получит от меня, тем быстрее уйдет.

— Ты слышишь меня? И не вздумай мешать им! Она лучшая партия для Аларика. Она достойная юная леди.

Но я не выдержала. Зато маску хладнокровия сохранила, потому спокойным ровным голосом проговорила.

Глава 8

Встала я рано утром. Бессонная ночь, рой мыслей в голове, жалость к себе и своему положению, злость на предательство истинного, злость на то, что он не ночевал дома… хотя ведь сама и прогнала его — не давало сомкнуть глаз.

Мысль о том, что он провёл эту ночь у неё, у молодой любовницы, съедала меня, против воли. Не так просто отринуть двадцать лет жизни.

Ещё вчера он был моим мужем, а сегодня — стал чужим. Стал предателем.

Я крутилась с боку на бок, вытирала слёзы, которые текли по щекам.

Я буду сильной днём.

А пока… пока я позволю себе быть слабой. Брошенной.

Я дотрагивалась до всё ещё плоского живота:

— У нас всё будет хорошо, малыш. Всё будет хорошо. Я позабочусь о тебе.

Только это сейчас давало мне сил. Уснула глубокой ночи, по ощущениям проспала всего пару часов.

Но у меня много дел. Встала, привела себя в порядок. Надела бежевый костюм: шелковую блузку с аккуратной сапфировой брошью у горла, бежевую, элегантную, узкую юбку в пол, а поверх — короткий приталенный жакет, на ноги удобные на устойчивом каблуке туфли. Светлые волосы собрала в высокий, аккуратный пучок, выпустив пару локонов у лица.

Я посмотрела на своё отражение в зеркале. Опухшие веки, затуманенные разочарованием голубые глаза, искусанные губы. Заплаканная, уставшая — совсем не та, какой я привыкла быть.

Я через силу улыбнулась сама себе. Ничего. Я всё преодолею.

Спустилась на кухню, достала из холодильного шкафа кубики льда и стала прикладывать их к лицу. Только после этого немного привела себя в порядок: слегка подвела глаза тушью, добавила блеск на губы и едва заметные румяна. Тон кожи стал ровным, взгляд — чуть яснее. Блеск скрыл то, как сильно я искусала губы, чтобы не выть в голос. Только с глазами ничего нельзя было сделать. Они ведь зеркало души. И моя душа сейчас была разбита.

Убрала косметику в сумочку. Потом прошла в кабинет Аларика. Обвела его взглядом.

Здесь всё ещё пахло им.

Распахнула окно — в комнату ворвался свежий, цветочный аромат.

Я прошла к шкафу, вытащила фальшь—книгу. Открыла сейф.

Взяла наличность. Потом стала убирать в сторону украшения, которые дарил мне Аларик. Каждое из них было связано с определённым событием в нашей жизни — и не всегда это был праздник или день рождения. Это мог быть просто хороший день, его желание порадовать меня, или попытка подобрать браслет под мои горящие глаза. Аларик никогда не был жадным. Он был щедрым супругом и баловал меня — свою жену.

Я редко носила всё это. Не любила вычурных украшений, громких, сверкающих, кричащих о своей дороговизне. Носила только те, что делали акцент тонко, сдержанно, подчёркивали образ, но не бросались в глаза.

Хотелось бы мне быть гордой и уйти из дома с поднятой головой, громко бросить: «Не нужно мне от тебя ничего! Сама справлюсь!» — но я понимала: я беременна.

И мне нужны были деньги.

Хотя бы для того, чтобы снять себе другое жильё, обеспечить себя самым необходимым, не зависеть от подачек и унижений.

Да, я справлюсь — но не с пустыми руками. Сейчас мне нужно думать не только о себе, но и о ребёнке. И я не позволю своему упрямству сделать меня беспомощной.

Я тоже вкладывалась в эту семью — пусть не материально, но духовно и эмоционально.

Конечно, по итогу лет выяснилось, что это ни к чему не привело, оказалось никому не нужным, обесцененным. Я у разбитого корыта, и мои старания не оправдались.

Ну… что ж, я могу начать сначала. И сделать теперь по-другому, учитывая ошибки прошлого.

А ребёночек поможет мне в этом.

Я добралась до лакированной задней стенки. Взяла красную корочку в руки, протёрла тонкий переплёт.

Мой диплом. Он был моим настоящим достижением. Сейчас он не имел никакого веса в магическом мире. Ведь прошло двадцать лет.

Я не подтверждала его, не подтверждала свою квалификацию, ни дня не проработала по специальности. А ведь была лучшей адепткой Столичной Академии. Всего в этом табеле добилась своим умом и учебой.

Но жизнь внесла свои корректировки.

Я вышла замуж за истинного. Забеременела. Родила сына. Потом — дочь. Осела дома. Аларику это нравилось.

Я провожала его на работу, встречала с работы, готовила семье. Практически не пользовалась услугами нянь. Занималась детьми сама, хотя они и сводили меня с ума. А пока те спали — занималась с учителями свекрови. Училась. Развивалась. Старалась быть лучше.

Свекровь за всё это время ни разу не осталась с внуками. Лишь благосклонно гладила их по головке при встрече, дарила подарки — и удалялась в сторону.

И вот теперь моя дочь считает именно её эталоном. Той самой женщиной, на которую нужно равняться. Которую нужно слушать. Не меня — её.

Что ж… Однажды она поймёт, какова суть этой женщины. Боюсь, что безболезненно это не пройдёт. Но Алекса — взрослая девочка, и переживёт всё.

Конечно, я бы хотела, чтобы она не наступала на те же грабли, по которым когда-то прошлась я. Хотела уберечь её от разочарований в самых близких, от боли, которая, казалось бы, не должна исходить из семьи.

Глава 9

Я открыла дверь и шагнула внутрь.

Кабинет ректора был просторным и внушительным, с высокими окнами и темной деревянной мебелью. Кажется, здесь не изменилось ничего с тех самых времён, когда я сама была тут в последний раз. На столе — аккуратные стопки бумаг, массивная чернильница, герб Академии на подставке.

За широким письменным столом сидел сам ректор. Он не поднимал глаз, подписывал документы. Я прошла вглубь.

Таэлиан Морвен — крепкий, статный мужчина, всего на пару десятков лет старше меня. Черные, словно смоль, волосы убраны в косу. Его плечи, осанка, взгляд — всё в нём говорило о внутренней дисциплине и силе.

Он совершенно не изменился. Драконья кровь способствовала этому.

Я подошла ближе, остановилась у края стола и поздоровалась:

— Я, Лилия Вейрская… по мужу. А в девичестве — Лилия Элдертон.

Ректор вскинул голову, удивленно вскинул бровь, и с лёгкой улыбкой откинулся на спинку кресла:

— Я помню вашу фамилию, Лилия. Как и вас саму. Трудно забыть те годы вашего обучения. Признаться, много крови вы мне попили со своим супругом.

Я неловко кашлянула, вспыхнула. Было очевидно, на что он намекает. Только я не ожидала, что даже спустя двадцать лет ректор будет помнить о годах моего обучения. То, как Аларик был слишком настойчив в завоевании меня. Я, как оказалось, многим нравилась, и мужская половина академии позволяла себе недвусмысленные намёки. Что невероятно злило Рика.

А то, что я не спешила растекаться перед ним лужицей, несмотря на все его заявления об истинности нашей пары, злило его особенно сильно. Я была сиротой и всего боялась. Не доверяла людям, общение давалось с трудом. Аларику пришлось включить все свои чары и силу воли, чтобы я перестала избегать его.

Так что да — Академия в период нашего обучения была лишена покоя. Я ведь так и не согласилась выйти за него, пока не окончила обучение. Это было моё условие. Как знала, что диплом мне ещё пригодится.

Лицо ректора смягчилось, глаза выдавали веселье.

— Садитесь, прошу, — мягко сказал лорд Морвен, указывая рукой на удобное кресло для посетителей.

Я разместилась в кресле. Выпрямила спину, одарила мужчину смущённой, но сдержанной улыбкой. И только то, как сжала дамскую сумочку на коленях, выдавало сейчас моё волнение.

Хотя… от ректора не утаить даже этого. Он склонил голову к плечу и сложил руки в замок на груди, словно сканировал меня взглядом.

— Вы пришли просить за детей? Юный лорд вполне себе показывает хорошие результаты в боевой группе. Не слышал, чтобы у него были проблемы. Тогда вы пришли по поводу дочери? Но она только поступила. И пока никаких замечаний от преподавателей мне не поступало.

Я выдохнула медленно. Сжала сумочку ещё крепче.

— Дело в том, что я пришла к вам с… очень щепетильной темой. И она не о детях.

— Вы меня заинтриговали.

Я опустила глаза на колени, попыталась собраться с мыслями. Потом снова посмотрела на ректора.

— Дело в том, что я хотела бы подтвердить свой диплом. И если вдруг у вас есть вакансия лаборанта мага чар, то я была бы благодарна за трудоустройство.

Ректор слушал внимательно. Если сначала он удивлённо вскинул бровь, то потом нахмурился.

— Простите, вы хотите устроиться работать в Академию? — уточнил он.

— Если у вас есть вакансия. Я понимаю, что учебный год уже начался, и штат преподавателей, кураторов и лаборантов укомплектован. Возможно, свободна должность помощника преподавателя. Или вдруг есть какие-то варианты… может, даже в другой Академии?

— Хм… Лилия, вы меня удивили, — мужчина подался вперёд. Поставил локти на столешницу и сцепил пальцы в замок, подперев подбородок. — Почему же вы решили устроиться на работу спустя двадцать лет?

— Так сложились обстоятельства, — уклончиво проговорила я.

— Это ваша блажь?

— Нет, — качнула головой. — Это моё решение.

Ректор молчал. Я видела, что он расположен ко мне, но до конца не понимает причин.

— По правде сказать, сейчас я нахожусь в трудной жизненной ситуации, — мне было неловко говорить это, но я осознавала, что без пояснений лорд Морвен может мне отказать. А я надеялась — если не на работу в Академии, то хотя бы на совет, куда может податься маг чар. — И скоро об этом все узнают, — ком встал в горле, но я удержала лицо. — Дело в том, что… мы с Алариком разводимся.

— Можете не продолжать, — махнул рукой ректор и откинулся на спинку кресла. — Не мучайте себя подробностями. — Он замолчал. — Признаться, я в недоумении. Ведь вы истинные. Уж я-то помню вашу историю… И то, как Аларик, простите, сходил с ума по вам и, как добрая часть мужской половины Академии, перебывала в лазарете даже за косой взгляд в вашу сторону. Как-то не верится в то, что вы говорите.

— И тем не менее — это так. Потому я бы хотела для начала подтвердить свой диплом. И, возможно, вы бы помогли мне с квалификацией. И если нет работы в Академии, то, возможно, подсказали бы, куда могу обратиться.

— Хм… Лилия, — ректор замолчал. Он о чем-то думал, а может подпирал слова. Волнение не покидало меня. Я вся внутренне напряглась. — Мои слова могут показаться вам неприятными, но всё же я скажу. Понимаю ваше желание встать на ноги, быть независимой. Но вы ведь будете богатой разведённой женщиной. Не думаю, что лорд Вейрский оставит вас без содержания. Так не продиктован ли ваш приход ко мне всего лишь эмоциями?

Глава 10

Дорога до особняка не заняла много времени. Всё это время ректор изучал документы, которые взял с собой. Я просто смотрела в окно. Волновалась.

А потом в какой-то момент устала это делать. Да и не в том я положении, чтобы нервничать. Нужно собраться.

Вскоре ректорская карета остановилась около особняка. Лорд Морвен посмотрел в окно, потом сложил бумаги в кожаную папку, зажал ее локтем.

Вышел первым и подал мне руку. Я воспользовалась его помощью и покинула карету. Ректор держался позади меня.

Я шла впереди, открыла перед ним кованую калитку со стандартной схемой щитов, которые ставили нанятые Алариком маги.

Потом открыла входную дверь особняка и пропустила мужчину внутрь. Я вела его в оранжерею.

— У вас красивый дом, леди Лилия.

— Благодарю, — повернулась к мужчине и потом распахнула ему свой сад.

Аккуратные извилистые дорожки открылись ему — по сторонам сидели редкие и дорогие растения.

Таэлиан Морвен шагал по извилистой дорожке между клумб. Он остановился у куста с пурпурными ягодами, провёл пальцами по краю листа и чуть наклонился к цветку.

— Очень красиво. — Он выпрямился, с интересом огляделся. — Вы высадили это все сами?

— Да, — хрипло проговорила я. На самом деле оранжерея была огромной. Аларик за двадцать лет достраивал ее несколько раз. — Это мое маленько увлечение.

— Только я все равно не понимаю, что вы хотели мне сказать этой демонстрацией…

Мы прошли чуть дальше. Я видела, как его взгляд задержался на одном из уголков. Он вдруг замер, прищурился.

— Ох! Это что, огненные верелии?.. — произнёс он и двинулся вперёд. Ректор оборвал себя на полуслове. — Да вы шутите!

Я ничего не ответила. Улыбнулась уголком губы.

Лорд-ректор подошёл ближе. Из-под хрупких лепестков верелии струился лёгкий жар — пламя. Цветы излучали мягкий свет, будто крошечный костёр. Но не это было странным.

Он заметил соседство.

Рядом с яркими язычками огненных бутонов стоял куст тусклого, блеклого растения. Листья его были серыми, сухими, как пергамент, а края — рваными, словно их кто-то обрывал. Он тянулся к огню, касался верелий, но… не горел. Даже не темнел.

— Серник? — ректор замер. — Но это же… Это крайне ядовитый сухоцвет. Дым от него может вызвать галлюцинации, удушье… Лилия, простите, но… Как вы их совместили?

Я промолчала.

Он подошёл ещё ближе, будто хотел убедиться, что не ошибся. Цветы действительно касались друг друга. Верелия горела огнем, а серник — не вспыхивал.

— Это невероятно, — выдохнул он. — Они же… они враждебны по природе. У вас должен быть особый барьер.

Я всё так же молчала, наблюдая за его лицом, с улыбкой. И только потом, когда он повернулся ко мне в ожидании объяснения, я проговорила:

— Перейдите на магическое зрение, лорд-ректор, — мой голос дрогнул. Он был первый кому я показывала это. Но тот и сам догадался, что нужно сделать.

Потому что не дослушав, отвернулся и наклонился над двумя кустами цветов.

А в следующее мгновение поражённо выдохнул и выпрямился.

— Боги, леди Лилия... Это же… просто невозможно!

— Возможно, лорд-ректор, — спокойно произнесла я, но по телу разлилось удовлетворение. Мою работу оценили по достоинству. — Но потратила я на это очень много времени.

А потом лорд Морвен уже по-другому стал рассматривать мою оранжерею — не просто как сад с красивыми, но и с опасными растениями. Взгляд его заметно оживился.

— Так, я хочу всё осмотреть сам, — произнёс он с неожиданным азартом и шагнул вглубь сада. А потом вдруг замер и повернулся. — Скажите, вы можете это подержать? — Он протянул мне папку с документами с таким видом, словно она больше мешала, чем имела значение. — Я должен всё осмотреть. Всё. Это… потрясающе.

Разве могла я отказать? Да что там! Мне было приятно такое внимание!

И лорд Морвен зашагал вдоль дорожки, заложив руки за спину. То останавливался у одного куста, то наклонялся к другому. Я шла чуть позади и наблюдала, как его взгляд из академически-скептического постепенно становится живым, увлеченным, почти восторженным.

— Это «Черная вдова» — Он указал на мою последнюю посаженную здесь розу. — И она не пахнет.

— Да.

Ещё два часа лорд-ректор ходил по оранжерее, не скрывая восторга от увиденного.

— Здесь тройное переплетение, — пробормотал он себе под нос. — Но ведь оно не конфликтует с сигилом…

Я не мешала. Просто шла рядом, а лорд Морвен сейчас мог видеть то, что до этого никто не видел, даже мои близкие.

Лишь спустя пять лет после замужества я наконец поняла: всё это время я пыталась себя обмануть. Рисование, вышивка, кулинарные изыски — всё это было хорошо, полезно, местами даже красиво… но не давало мне того самого чувства.

Чувства, что охватывало, когда я складывала пальцы в знакомом жесте и тянулась к потокам. Когда прокладывала невидимую нить защиты, вплетала чары в пространство.

Глава 11

Алекса, ранее.

— Алекса. Покинь обеденный зал. И подумай над своим поведением. Ты была неуважительна по отношению к матери.

Слова отца так и бьются в голове. Жгучая обида разливается внутри.

Я приподнимаю пышное дорогое платье и с яростью бросаюсь к выходу.

Достали!

Ну и пусть!

Не хочу слушать больше ничего. Мать просто невозможная! Как она не понимает, что в её случае лучше с честью и молча принять происходящее, не выносить ссоры из семьи.

Хотя… как не выносить! Скоро о разводе родителей будут кричать на каждом углу. И, разумеется, я стану в центре внимания! Газетчики скоро прохода не дадут!

Надо бы обновить гардероб. А ещё навестить бабушку. Вот кто меня поймёт и поддержит.

Раз уж так вышло, что отец увлёкся другой женщиной, то в этом виновата мать. Вот пусть теперь и думает, как быть!

А я уже выросла!

Мне не нужно подтирать сопли и возиться со мной. Я взрослая! И должна, как говорит бабушка, оценивать расстановку сил и взвешивать свои действия.

И я приняла решение. Я принадлежу роду Вейрских. И должна соответствовать. И раз привел в род новую женщину. Я поддержу его. Это в конце концов усилит наш род!

Я увидела, как Мария идёт по дорожке к ожидающему её экипажу.

— Леди Мария, постойте!

Она обернулась. По её лицу ничего не понять. Я прибавляю шаг, хотя это не слишком прилично. Но тут дело чести.

— Леди Мария, я бы хотела с вами поговорить и извиниться, — опускаю взгляд, немного приседаю.

Она сдержанно улыбается:

— Что ты, Алекса. Мы можем с тобой на «ты». И даже без титулов. Мы ведь не чужие, — мягко и располагающе улыбнулась она. В этом бледно-розовом платье она такая хрупкая и ранимая. Красивая. С достоинством приняла то, что отец попросил её уйти. С неё я могу брать пример — как леди должна с каменным лицом принимать любые слова. — И не нужно извиняться. Ты ни в чём не виновата. Более того, я видела, что ты ко мне хорошо настроена. Я не забуду этого.

Я расплылась в улыбке. Я всё сделала правильно. А мать ещё поймёт, как была неправа во всём. И отец, который вместо того, чтобы поддержать меня, выгнал из-за стола.

Я выпрямилась и расправила подол своего лучшего платья, которое выбрала мне бабушка.

— Ты в положении. Как я могла не понимать этого.

Горечь от того, что мать не поняла всей серьёзности положения, удивляет. Разве она не знает, что мужчины могут иметь слабости и со временем заводить других женщин?

А потом леди Мария и вовсе подхватила меня под руку и шутливо прошептала:

— Я буду очень рада дружить с тобой. У нас ведь не такая уж и большая разница в возрасте. А тем более, у нас есть одна маленькая деталь, которая поможет нам стать самыми лучшими подругами.

— Да? — я удивлённо посмотрела на Марию. — И что же это?

— Твой отец, дорогая. Я так хочу, чтобы он был счастлив. А ты?

— Я тоже, — выдохнула я, и мы вышли за территорию особняка.

— А давай прогуляемся. Сегодня такой хороший день. Да и мне в моём положении очень полезно гулять.

— Я не против.

Мы пошли вниз по улицам, экипаж следовал за нами. По пути попадались соседи, которые провожали нас взглядами и здоровались. Стало немного неловко. Хотя они же не знают, кем нам приходится Мария.

А кем она приходится?

Любовницей отца.

Беременной любовницей отца.

Такие мысли мне не понравились.

Лучше воспринимать её как будущую жену отца. Да, так гораздо приличнее! О репутации нужно заботиться. Как говорит бабушка, с молоду.

— Я понимаю, что твоей маме непросто, — вдруг начала Мария. Стало неловко. Даже стыдно, за мать. Правильно бабушка говорит, драконья кровь и принадлежность роду определяют, кто ты есть. К сожалению, мама не имела ни того ни другого. Нужно быть снисходительнее к ней, так меня учили.

— Да. Всё, что она говорила, было сказано на эмоциях.

— Я так понимаю, тебя тоже попросили выйти? — Мария проницательно посмотрела на меня. Румянец покрыл мои щёки.

— Да. Я заступилась за тебя, а отец выгнал меня.

— Он просто не хотел, чтобы у твоей матери случился нервный срыв. Всё же она уже не молода. У неё многое в жизни не сложилось, многое ей не дано понять, она как была просторождённой… ох, прости, Алекса, — Мария прикрыла рот ладонью, искренне извиняясь за свои слова.

Я примирительно улыбнулась, показывая, что меня это нисколько не задело. Я, как и должно быть, отношусь к ситуации с матерью снисходительно. Ну есть — и есть. Другой она не будет.

— Всё в порядке, Мария. Я не в обиде. Говори, что хотела сказать.

— Как же замечательно, что мы понимаем друг друга и ты не держишь на меня зла, — смущённо выдохнула Мария. — Я хотела сказать, что для твоей матери скоро многое изменится. Она просто не осознала этого. Её можно понять. Да и не всем дано правильно выходить из тяжёлой ситуации.

Глава 12

— Что здесь происходит? — рявкнул позади Аларик. У меня все волоски на теле встали дыбом от тембра его голоса.

Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять — он зол. Нет, он в бешенстве.

Драконьи боги! Лучше момента он не мог выбрать, чтобы появиться! Именно тогда, когда я здесь не одна. Именно тогда, когда я не смогла сдержать себя и благодарно обняла лорда-ректора.

Я услышала, как хмыкнул лорд Морвен. Я отстранилась от него, натянула на лицо маску, выпрямилась. В конце концов, я не должна чувствовать себя как жена, которую застукали за изменой.

И даже если бы… даже если бы да, это не его дело!

Я повернулась, хотела сказать ему, чтобы он умерил свой пыл, но замерла. Его глаза из темных стали жёлтыми. Зверь прорывался наружу. Он едва контролировал его.

Ответная злость поднялась у меня в душе.

Даже не знала, на кого теперь я больше обижена. Кто оказался большим предателем — Аларик или его зверь?

Тот, кто решил, что я его истинная, единственная. А потом изменил мне!

Двуличная скотина!

И ящер не смеет сверкать на меня своими жёлтыми глазами! Он не имеет на это право!

На Аларике был вчерашний костюм. Камзол с серебряной вышивкой расстёгнут, рубашка не стесняет грудь и тоже расстёгнута на верхние пуговицы, открывая вид на литые мышцы груди.

Спал у любовницы и не переоделся? Или вовсе не ложился спать? А что тогда случилось? Что было в том письме, которое он получил?

Я сжала зубы, прикусила внутреннюю сторону щеки. Да что со мной? Какая мне разница! Пора уже запомнить: Аларик разводится со мной, и теперь мне должно быть всё равно на то, что с ним происходит. Он предал меня!

— Лилия! — прорычал мое имя. Ждал от меня ответа.

Но тут слово взял лорд-ректор.

— Лорд Вейрский, день добрый, — с достоинством произнёс ректор.

А Аларик, кажется, только сейчас понял, с кем я тут нахожусь. Он нахмурился. Сосредоточенно перевёл взгляд с меня на него.

— Лорд-ректор. Что вы тут делаете?

— Пришёл, чтобы осмотреть увлечение вашей супруги и засвидетельствовать её талант.

Аларик продолжал буравить нас взглядом. Особенно — меня. Кончики туфель, наряд, причёска. Проверял, не нарушена ли целостность образа.

И такой собственнический взгляд у него был, что если бы не развод, если бы не беременная любовница Аларика, я бы сказала, что он ревнует.

Но это совершенно невозможно в нашей ситуации.

Это просто абсурд!

— Какой талант? Сажать кусты?

Лорд-ректор вскинул густую бровь, демонстрируя изумление. Аларик от этого потемнел ещё сильнее. Супругу никогда не нравилось чего-то не понимать. Для него всё должно было быть чётким и кристально ясным. И он не терпел намеки, на то, что ускользнуло от его внимания.

Затем лорд Морвен скосил взгляд на меня — стоявшую рядом с ним. Я застыла, словно статуя, не шевелясь, не дыша. Мечтала лишь об одном: чтобы Аларик как можно скорее убрался.

— А вы считаете, что это — не талант? Или талант — это когда магиня выпускает сотню файрболов в минуту и поражает цель десять из десяти? Считаете, что любой другой дар совершенно не заслуживает внимания и признания, если не несёт угрозы?

— Не учите меня, лорд ректор. Я закончил вашу Академию уже слишком давно. И сейчас разговор не о кустах моей жены, а о том, что вы позволили себе лишнее.

— Насколько мне известно, вы разводитесь…

— Вы и об этом уже осведомлены? — скрипнул зубами Аларик. От него просто разило жаром. — А ты, Лилия. Уже на следующий день я застаю тебя с мужчиной.

— Лорд Вейрский. Я попрошу воздержаться от таких абсурдных замечаний. И прекратить домысливать то, чего не было. Я здесь как ректор Академии. И впредь не говорите того, о чём вам потом может быть стыдно! А вас, леди Лилия, — он повернулся ко мне, — я буду ждать в Академии завтра. И мы займёмся тем, о чём я говорил.

Я передала папку с документами лорду-ректору.

— Могу я вам сейчас чем-нибудь помочь? — уточнил он.

— Нет. Благодарю. Вы мне очень помогли. Даже не представляете, насколько.

Тот сдержанно поклонился, а потом поднял мою руку и почтительно прикоснулся к ней лёгким учтивым поцелуем. Только это действие вызвало у Аларика глухое утробное рычание.

Я закатила глаза.

Усидеть на двух стульях удумал?

— И мой вам совет, — лорд Морвен остановился рядом с Алариком. Какое-то дежавю. Потому что именно так ректор каждый раз отчитывал его, когда на того поступали жалобы в Академии. Только теперь из подростка — высокого, жилистого — мой муж превратился в мужчину. Широкоплечего, твердолобого, управленца мануфактурами, настоящим наследником древнего рода. — Стоит лучше знать свою супругу… хотя теперь, увы, уже бывшую супругу.

Лорд-ректор попрощался и вышел.

А я осталась с неизбежным злом наедине.

Глава 13

— О чём он, Лилия? — прорычал супруг.

— Это не твоё дело, Аларик.

— Всё, что касается тебя, — моё дело, дорогая, — процедил он, и в два шага сократил расстояние между нами.

Воздух между нами вспыхнул, как от раскалённой искры. Он был выше на голову. Он возвышался надо мной, почти навис, и в этот момент казалось, что мы снова в самом эпицентре нашей былой страсти — только теперь всё в ней было ядом.

Запах кедра и еловой смолы ударил в нос. Тот самый — его. Самый любимый. И самый отвратительный сейчас.

Меня замутило.

— Что ректор имел ввиду, Лилия, — рыкнул супруг. — О чём он говорил? Что за намёки?

Я сжала кулаки. Упрямо молчала, как привыкла.

— Лилия! — он снова произнёс моё имя с таким напором, будто разил им неприятеля. Я вздрогнула, но не отступила.

Он был зол. Ревновал. Я это чувствовала кожей. И это раздражало. Он не имел на это право!

— Я больше не принадлежу тебе, Аларик! Ты сам это решил. Сам... выбрал другую! Так что не смей у меня что-либо спрашивать!

Он шагнул ещё ближе. Встал вплотную, я почти носом касалась его груди. Тот притянул меня за талию, вжал в себя, вдохнул полной грудью у моего виска.

Я хотела отступить. Он не дал. А потом усмехнулся.

— Даже сейчас, после всего… ты всё ещё чувствуешь. Ты дрожишь, Лия. Дрожишь от одного моего взгляда.

— Я дрожу от отвращения, — я не узнала свой голос: он был холодным, как лёд. — Оттого, что ты думаешь, будто имеешь право что-то требовать.

— Что с этими кустами такого волшебного, — резко прорычал Аларик, вскинул мой подбородок пальцами, сжал его, смотря в мои глаза. Ему не понравился мой ответ. — Ну, говори! Что там такого? Или ты уже решила, что твоё место в Академии рядом с ним? Он ведь так и не женился! Завидная партия. А может ты всегда любила его, м? Отвечай. Лелеяла надежду быть с ним? И сразу же побежала к нему? Да? — рычал это мне в лицо муж. Наши губы почти соприкасались.

Я охнула от его слов. Ударила по руке, сжимающей мой подбородок. Выпрямилась, отступила от него. Как же я злилась на него! За эти слова! За то, что посмел марать меня своими сомнениями!

Сволочь!

— А даже если и так, — я распрямилась, — что тебе до этого? Это ты был со мной, потому что я твоя истинная! В отличие от тебя, я любила тебя потому, что ты — это ты, а не потому, что мои инстинкты кричали, что ты дашь мне сильных наследников! Так что не смей пачкать меня грязью!

Аларик тоже вышел из себя.

— Истинная, говоришь? По тебе не скажешь, что ты моя истинная. Ледяная, надменная королева. И даже сейчас — упрямая, как ослица! У тебя были от меня тайны! И только порвав с нашими отношениями, ты побежала к ректору! Это я, — он ударил себя в грудь кулаком, — Я покупал тебе твои любимые кусты, заказывал твою траву! Я всё искал, всё находил! И что сделала ты? Побежала показывать то, что было только для нас, для меня постороннему! Так о какой любви ты тут говоришь?!

Я вспыхнула ещё пуще прежнего.

— А может быть, я захотела показать оранжерею тому, кто не такой чёрствый, кто не такой невнимательный! Я ненавижу ковыряться в земле! Ненавижу сажать! Я сносила это ради тебя! Вот тебе моя правда!

Дракон нахмурился. Стал мрачнее. Моя грудь так быстро вздымалась. Как же он злил! Только от того, что я вывалила на него всю эту правду, стало легче.

— Почему ты не сказала, что тебе не нравится заниматься оранжереей?

— Потому что ты так радовался, когда я начала сажать, что я не смогла сказать, что это не по мне!

— Дура, — устало произнёс герцог. Мой почти бывший муж. Провёл руками по лицу, стараясь унять досаду. — Надо было сказать. Да, было красиво. Но я совершенно не понимаю во всей этой растительной хрени. А у тебя глаза так сияли, когда я привёз тот ядовитый плющ… Я и подумать не мог, что ты ненавидишь сажать это. Я же не читаю твои мысли, Лилия! — снова зарычал дракон и рукой обвел сад.

Я тоже возмущённо вздохнула.

— Ты засыпал меня этими растениями! Что я должна была делать? Выкинуть их?

— Да лучше бы ты их выкинула! Так было бы честнее, чем сейчас, спустя двадцать лет брака, я понимаю, что всё это растительное дерьмо тебе было не нужно! Я чувствую себя идиотом! И ещё большим идиотом я себя чувствую потому, что у тебя есть тайна от меня! — он схватил меня за руку, притягивая к себе.

Я вырвала руку.

— Прекрати меня обнюхивать! У меня ничего не было с лордом Морвеном.

— Но будет?

— Не твоё это дело!

— Я не позволю… никому прикоснуться к тебе.

— Ты не имеешь на это права!

— Я твой муж!

— Ты мне почти бывший муж!

Я устала слушать все эти претензии. Оттолкнула эту груду мышц и направилась на выход из оранжереи, торопилась, насколько могла позволить мне моя узкая длинная юбка.

Но прежде чем я вышла, услышала от Аларика:

Глава 14

Я не стала оборачиваться. Просто кивнула и пошла, медленно, не торопясь — не от гордости, а потому что ноги вдруг налились свинцом.

В груди тихо клокотало. Что-то между облегчением, печалью и слабым стыдом. Будто я наконец сказала то, что зрело годами, и услышала то, чего боялась услышать всю жизнь.

Стало легче — не в том смысле, что боль ушла, а будто тяжёлый мешок с плеч упал на землю. И я его больше не обязана нести.

Стыдно было не за слова — за то, что не решалась раньше. За годы молчания, попыток быть удобной, соответствующей. Стыдно перед собой.

Я выдохнула.

Пусть эта оранжерея рухнет, к бездновой матери!

***

Аларик

Я шёл по этой оранжерее, как будто видел её впервые. Каждый куст, каждый травинка, каждая проклятая ветка — всё стояло на своих местах. Аккуратно. Ухоженно. Безупречно.

Только теперь я не понимал, зачем я это делал.

Вот этот куст с алыми лепестками — я вёз его из Тэйлина, уговаривал купца две недели, переплатил втрое. А вот тот, бархатистый, пахнущий терпко, как пролитое вино — редкая тварь, досталась мне только потому, что я отдал за неё флягу крови химер.

Ещё один — тот, у стены, с серебристыми прожилками — я тащил его сам, замотанный в ткань, чтобы не сломался в дороге.

Каждое это растение я приносил ей.

Хотел, чтобы она улыбнулась.

Я остановился. Коснулся пальцами листа. Холодный, гладкий. Как стекло. Как она в последние года.

Я всмотрелся — без смысла, но всё же пытался. Искал. Что? Ответ? Объяснение?

Я щурюсь. Веки тяжёлые, как будто изнутри налились свинцом. Хочу увидеть то, что видела она.

Мир, который она строила. Тот, что прятала.

Мир, который проклятый ректор разглядел за пару минут, а я, живя с ней столько лет — нет.

Собственная тупость начинает резонировать в груди, как глухой набат.

Я втягиваю поток. Строю нужное магическое зрение.

И тут же — боль.

Резкая, рвущая. Словно кто-то вонзает раскалённую спицу в висок. Я пошатываюсь. Челюсть сводит. Плечи сводит. Всё тело скручивает судорогой. Проклятая травма… Пятнадцать лет назад. Тогда на производстве произошел взрыв. И теперь, как только я пытаюсь использовать эту сторону магии — меня ломает.

— Да чтоб тебя… Лилия, — сиплю, сгибаясь пополам, ухватываясь за ствол дерева.

Выпрямляюсь через боль. Морщусь. Дышу хрипло. Но я тянусь к магии снова.

Ещё раз.

Ещё.

Хочу понять, что она видела. Что скрывала. Что значили эти её кусты, колючки, травы.

О чём она молчала?

Почему не сказала?

Почему именно сейчас вывалила на меня эту грёбаную правду, как нож под рёбра?

Я хочу закричать. Взвыть, как зверь. Вырвать из груди эту злость, эту боль, эту зависть к тем, кто оказался ближе к ней, чем я — её муж.

Я не могу. Не могу увидеть её мир. Не могу чувствовать, как чувствует она. Проклятье.

Открыл глаза — и снова кусты. Ряды кустов. Цветы. Кусты. Она сажала их. А я приносил. Сотни раз. Сотни раз думал, что дарю ей радость. Что это и есть забота.

Теперь хожу здесь, как идиот. Среди своих же подарков.

Да пошло оно все к бездне!

Я выпрямился, сжал кулаки, чувствуя, как внутри закипает. Сначала жар в груди, потом в горле, потом — в ладонях. Кровь пульсирует. Кожа стягивается. Когти рвутся сквозь пальцы, царапая воздух.

Я взревел. По-настоящему. Как зверь. Как дракон. Как ублюдок, у которого отняли всё и даже объяснить не удосужились.

— Нахрен эти кусты! Нахрен эта оранжерея! — рявкнул я, подхватывая первый попавшийся горшок и швыряя его в стену. Глухой грохот, звон, земля рассыпается клочьями. — Хотела поиграть в тайны?! Получай!

Я прошёлся сквозь ряды, снося всё к бездне. Пинал, ломал, когтями рвал стебли и листву. Кровь забилась в висках. Лицо перекосило. Меня трясло.

— Жила, твою мать, рядом, молчала, улыбалась этой своей холодной, правильной улыбкой!

Я схватил тонкое деревце, вырвал с корнями. Мои когти вспороли ствол, древесина треснула с жалким всхлипом. За ней — ещё один. И ещё. Всё ломал. Всё.

— Я для неё жопу рвал, таскал эти гребаные растения со всех концов материка! А она?! Ей, мать твою, «не нравилось сажать»! Ненавидела она, видите ли, землю! Так скажи, лицемерка ты хренова, скажи хоть раз по-человечески!

Ещё один плетистый куст лёг под моими ногами. Раздавил. Хрустнула ветка. Кровь залила когти, но я даже не посмотрел.

Я остановился. Дышал тяжело. Горло саднило. Сердце бухало в груди, как кувалда.

Под ногами — руины. Цветы, грязь, обломки. Мои подарки. Её ложь. Мое предстательство. Наши годы.

Я пнул очередной горшок, усмехнулся криво и горько.

Глава 15

Вскоре Аларик освободил меня от своего визита. До сих пор не могла поверить, что от оранжереи ничего не осталось. Столько трудов. И в один раз он всё уничтожил.

Я прислушалась к себе. Хотела понять, было ли мне жаль.

Но на удивление внутри разлилась такая легкость и звенящая пустота. Словно оковы спали. Это — очередная маска, спавшая с меня. Сколько ещё таких осталось?

Уйти из дома я не смогла. Не могла бросить особняк в таком бардаке. Надо заказать магов, чтобы все там прибрали.

А пока я сделала себе омлет на скорую руку и устроилась за столом. Время было — поздний обед.

Думала, что этот дом всё же сложно покидать. Я вросла в него. Мы строили его вместе. Помню, как я хотела небольшой — как Адарик смеялся и дорисовывал старательно метры во всех комнатах. Мне нравилась моя спальня на шесть квадратов. Кровать и две тумбочки. Я и шкаф там карандашом обозначила. Арик же тщательно пририсовывал стройный прямоугольник и говорил, что шкаф мне не нужен, у меня будет целая гардеробная.

Так дом разросся до небывалых для сироты размеров.

Помню, как чувствовала себя словно в музее и постоянно повторяла, что в таком большом доме я его не найду. Но он всегда говорил, что я могу найти его в кабинете.

Мы привыкли. Жили как жили. Я все больше узнавал его мир. Прониклась им, становилась такой же как они. И признаться, мне так хотелось соответствовать. Хотелось стать равной. Помню, как испытала полное разочарование, подслушав разговор свекрови в гостиной, когда она беседовала со своей подругой.

Тогда-то глаза и открылись. Пусть Аларик и говорит, что его всё устраивало во мне. Но между супругами не должна быть пропасть.

Ему всё равно — но не всё равно тому обществу, в котором он вращается.

Теперь тонкие, завуалированные, якобы доброжелательные советы звучали из её уст иначе. Я видела её презрение, которое она тщательно маскировала заботой — обо мне и будущем сыне.

Я понимала её. Она желала лучшего для него.

А я понимала, что мне нужно учиться. Учиться быть такой, как они.

Правильно ли это или нет? Что уж теперь. Назад дороги нет. Зато я во всё вооружении. Стану независимой. Займусь тем, чем всегда хотела, но не решалась.

А теперь я покидала эти стены. Так будет лучше.

Я обвела глазами кухонный гарнитур. Я его меняла два раза. Первый раз — я ничего не понимала, что нужно, а что нет. Чего я хочу от кухни. Было только желание научиться готовить. Ведь я не умела толком.

Не успела закончить и налить себе чай с чабрецом, как входная дверь распахнулась и послышались голоса.

Я вышла из кухни, прошла в холл.

На пороге стоял Аларик. В новом, отглаженном костюме. Такого у него раньше не было в гардеробе. Ничто не напоминало о том, что всего пару часов назад он выплёскивал всё своё бешенство на мои растения.

Словно и не было ничего. Он лишь мазнул по мне усталым взглядом. Потом впустил двух человек, одетых в чёрные, форменные костюмы. Те вежливо поклонились мне. Я вскинула бровь и скрестила руки на груди.

— Они займутся приведением оранжереи в порядок, — сказал мне Аларик, попутно поправив манжеты. Повёл пальцами по лацканам. — Отчитайтесь хозяйке, — бросил он магам.

Те снова кивнули.

Аларик вышел и захлопнул за собой дверь. Я смотрела ему вслед.

Больше всего я не терпела беспорядка. Привыкшая убираться за собой, к чистоте и порядку, я пронесла всё это через свою жизнь. У меня глаз дёргался, когда я смотрела на хаос.

И Аларик это знал.

— Покажите, где нам предстоит работать? — напомнил о себе мужчина средних лет. Его помощник просто с интересом осматривался.

— Разумеется.

Я провела магов в сторону оранжереи. На их лицах отразилась озадаченность. Ещё бы — там всё было изрыто, словно Аларик потрудился в своей настоящей звериной форме.

— Прошу, приступайте.

Сама вышла из оранжереи.

— Леди, а что нам посадить здесь после уборки?

— Только траву.

— Будет сделано.

Только села на кухне, подумав, что дождусь, когда маги закончат и покинут особняк, как послышался магический звонок.

И уже одно это говорило — это был не Аларик.

Я прошла ко входу и распахнула дверь.

В этот самый момент в оранжерее раздался грохот и звон.

_____________________

Дорогие читатели! У меня сегодня шикарная СКИДКА - 20% на книгу. Она почти закончена.

Роман о настоящей лебединой верности длиною в две жизни о женщине, которая в 72 получила второй шанс на жизнь.

Успейте купить!

Развод. Вторая жизнь для попаданки

https://litnet.com/shrt/PMyp

Глава 16

На пороге топтался лучший друг Аларика — Вешон Борн, располагающе улыбаясь. Высокий, блондинистый лорд, затянутый в дорогой жакет, с вечно отсутствующим шейным платком.

Хотелось застегнуть за него пару пуговиц и пригладить его светлые вихры, которые он пренебрежительно не укладывал, как положено в «высшем обществе».

Бунтарь по натуре. Голубые глаза ехидно сверкали. Высокий, крепкий, кажется, он немного поправился. Любимец женщин, в который раз бесчисленный женатый. Опытный разведенец, как мы с супругом смеялись.

Но тем не менее, он был частым гостем в нашем доме. Именно он, а не его бесконечные леди, которых он менял слишком часто и оттого неприлично.

Когда-то мы учились вместе.

— Цветок глаз моих! — он сделал шаг вперёд, переступая порог. — Как у тебя дела?

— Аларика нет, — сразу поставила в известность, удерживая дверь полуоткрытой.

Тот страдальчески скривился.

— Вот как… печально, конечно, — вздохнул Вешон, поставил свою серебристую трость на место, которое мы с Риком выделили специально только для него, перед этим бесцеремонно подвинув меня в сторону. — А что у тебя тут так громыхает? Снова Аларик притащил тебе жутко дорогущий и опасный куст? Покажи, что на этот раз! Он отравит одной своей красотой? Или иголками разрежет кожу до кости, м?

Он уже сам уверенно шёл в сторону оранжереи. Смеялся и строил предположения.

Я просто шла следом и думала, как бы его выпроводить. Было непонятно, знает ли он о нашем разрыве. Но сейчас я не хотела никого видеть.

— Оу! — выдохнул он, когда увидел, что там творится. Глаза едва не выскочили из орбит. Вешон всегда был очень эмоционален. Он просто поднял руки и растерянно опустил их.

— Больше никаких кустов. Тут теперь будет поле.

— Ха! Для гольфа? — его улыбка была растерянной. Моя — кривоватой.

— Как ты хорошо знаешь моего мужа.

— Он мой друг, Лиличка. Говорил: с сыном будет играть. Но как он уговорил тебя?

— Вешон, — я тяжело вздохнула. — Послушай. Мы… может, ты не знаешь, но мы разводимся.

Друг потерял дар речи. Так откровенно раскрыл рот, что челюсть у него даже опустилась ниже, чем при виде моей разгромленной оранжереи.

— Ма-ать… вот так я зашёл выпить. Мне срочно нужно пропустить стаканчик.

— Сейчас обед, — напомнила я ему.

— Снова ты со своим дурацким тоном. Даже сейчас! В такой ситуации! — возмутился друг. — Я бы и утром пришёл, но меня Линда и Кэти не отпускали.

— Дети у тебя?

— Да. Я сбежал ненадолго, а тут такое! И без меня! И я ещё и последний обо всём узнаю?! Вот какие вы, друзья! Двадцать лет вместе! Тихушники, — размахивал руками друг. — Так! Веди меня в кабинет Аларика. Будем… ну, не знаю, отмечать или горе заливать. Я хрен его знает, — тот растрепал и без того находящееся в беспорядке волосы. Расстегнул еще одну пуговицу на рубашке, словно тому трудно было дышать.

— Вешон, я хочу остаться одна, — твёрдо сказала я, вытаскивая свой локоть из захвата мужчины.

— Понимаю, понимаю. Но в этот момент лучше одной не быть. Тебе точно не помешает бокальчик. А Аларик, верно, опять головой приложился…

— Опять? О чём ты?

— Да так… да так… ляпаю, не подумав. Пошли, цветочек. Я уж знаю толк в женских слезах и проблемах.

Вешона никак было не выставить из дома. Тот упрям, как осёл — это помогало ему в торговых делах и жутко мешало в личных. Тем более, он так крепко сжал мой локоть и буксировал в сторону кабинета мужа, что вырваться было невозможно.

Он вбил себе в голову, что мне нужна помощь, и что он её незамедлительно окажет. Проще принять его желание нести добро. Чувство такта? Нет, это точно не про него.

Он усадил меня на кожаный диван в кабинете. Сам прошёл к тайной секции в шкафу, распахнул дверцы и открыл лучшую коллекцию Аларика.

— Он точно разводится?

— Да, — я удобно разместилась на диванчике с прямой спиной, наблюдая за суетящимся другом.

— И даже коллекцию не забрал? — бросил недоверчивый взгляд на меня и вернулся снова к изучению полок.

— Ты только из-за этого уточняешь? Это на вашем мужском языке такой намёк — если мужчина не вынес запасы, значит, он не покинет дом? — я вскинула бровь.

— Ну, я бы забрал точно. Прямо первым делом. Так что да, это показатель.

— Точно разводимся, — резко произнесла я. — И, Вешон… Делай уже, что хотел. Я просто посижу рядом. А потом — уходи. Я правда не настроена на разговоры и обсуждение наших с Алариком отношений. Тем более их уже нет.

— Пруууу… — неопределённо вздохнул Вешон. Отвернулся, и, похоже, всё для себя решил. Взял самый дорогой грок. Коллекционный, для особых случаев. Очень редкий.

Я снова вскинула бровь. А после наблюдала, как друг семьи зубами сорвал с горлышка золотую этикетку.

— Не смотри так на меня, Лиличка. У меня стресс. Я едва держусь. Руки трясутся, — ворчал Вешон, справляясь со стеклом. — Я не праздник решил устроить, ты не подумай. Я горе заливаю. И свою искреннюю растерянность. Вы мне всю надежду и планы на будущее поломали. Я теперь не знаю, как жить. А Аларик даже не собирался со мной своим гроком делиться. А тут — такой момент подвернулся.

Глава 17

Аларик

— Никого ко мне не пускай, — приказал я, преодолев приемную, и скрылся в кабинете. Упал в кресло. Сжал кулак, выпуская когти.

Как же Лия меня вывела из себя!

Расстегнул верхние пуговицы рубашки, сбросил шейный платок.

Ненавижу их. Носил потому, что она их мне повязывала и постоянно дарила.

Отправил тот в урну. Никаких платков теперь. Свобода.

Усмехнулся своим мыслям. Злость внутри вскипела с новой силой.

Столько лет вместе — а оказалось, что мы до сих пор толком ничего не знали друг о друге.

О чём еще мы молчали? О чём не говорили, чтобы быть лучше в глазах друг друга? Чтобы не ранить?

Притворщики, твою мать. Лицедеи и лицемеры. Вот кто мы.

Что мне стоило сказать, что я чуть не сдох от того взрыва. Сказать, что магическое зрение выжжено — и я, чёрт возьми, нихрена не вижу.

А теперь моё враньё вылилось в то, что жена от меня что-то скрывала.

Но я не хотел её пугать. Лия и так отпускала меня с трудом в поездки по Империи. Сначала оберегал её, потому что боялся, что пропадёт молоко. Потом подобное вошло в привычку. Зачем волновать истинную?..

Её надо оберегать. Закрыть дома, создать лучшие условия для жизни. Желательно в пещере, как того требовал дракон. Но в итоге удалось найти компромисс с ящером. Дом за городом. Забор — повыше. Дверь — понадёжнее. Учителя — только из женщин. И только домашнее обучение. Из гостей — только моя мать. Другие — только в моём присутствии.

Немного отпустило ящера только после рождения детей.

Но я ничего менять не стал. Мне нравилось, что я был центром вселенной своей пары.

Меня грызло чувство, что она — человек, и не может чувствовать ту сумасшедшую, сводящую с ума тягу, ярко пылающую во мне к ней.

Лия молчала, ее все устраивало.

И только с годами ящер стал более сдержанным. Она была нашей. От нее пахло нами.

Лия жила мной. Дышала мной. Любила дракона и наших детей.

И сейчас ничего не изменится. Закрою её в доме. Обеспечу всем необходимым.

Дракон внутри рычал. Требовал выхода. Требовал разобраться и начать с того, чтобы вызвать ректора на поединок. Вытрясти из него правду.

Да! Давай теперь всех подряд будем вызывать на поединок и откусывать головы!

Давно это было, когда инстинкты затмевали мне разум. И вот теперь — новая волна спустя двадцать лет!

Тогда, двадцать лет назад, она была свободна.

И только слепой и хромой не смотрел на мою Лию.

А теперь она снова свободна.

И ещё больше стервятников слетятся на мой цветочек.

Б…!

Откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза. Растер лицо руками.

— Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо…

Бессонная ночь давала о себе знать. Возникли проблемы на мануфактуре так не вовремя. О покое теперь только мечтать.

— Я к Аларику! — вдруг раздалось из-за двери.

Скривился. Бездна бы побрала Вешона!

Не до него!

— Лорд Вейрский просил его не беспокоить. Он примет вас позже, — мой секретарь, наверняка, встал, прикрывая грудью дверь.

Для тех, кто знал Вешона — было ясно, чем закончится это противостояние. Того ничто не остановит.

Так и было. Дверь распахнулась, моего секретаря просто отодвинули в сторону и захлопнули прямо перед его носом полотно.

— Я старался, лорд! — прокричал из-за двери бедный Питер.

Я усмехнулся:

— Всё в порядке, Питер.

У него всё равно не было шансов.

— Вешон, я сейчас занят.

— Рефлексируешь?

Тот упал в кресло для посетителей. Я подался вперёд, сложил руки в замок, наблюдая, как он тянется к внутреннему карману своего сюртука и достаёт оттуда, мать его… бутылку. Коллекционную. Мою!

— Ты был у Лии? — процедил я, едва сдерживаясь.

— Конечно, я там был! — тот с глухим стуком поставил полупустую бутылку на стол. — Вот, оставил для тебя.

— Вешо-о-он…

— Я хотел, чтобы Лия составила мне компанию, но она отказалась.

— И. Правильно. Сделала.

— Не рычи на меня, я же по-дружески, — взмахнул тот руками. — Ты знаешь меня.

— Я не хочу, чтобы ты ходил к ней.

— Ахах! — расхохотался тот, растрепал волосы, шлёпнул ладонью по столу. — Что так?

— Я запрещаю тебе.

— Дружище, а ты-то когда собирался мне сообщить, что решил развестись? — Вешон подался вперёд, закинул ногу на ногу, обхватил колено руками и прищурился.

— Это наши с Лией дела.