— Ах ты, подлая распутная девка! Ты опозорила свою семью! Хорошо, что твой отец не дожил до этого момента! Надо было отдать тебя в приют, а я тебя кормила, растила, воспитывала как свою родную дочь. Неблагодарная падчерица! — высокий женский голос, полный недовольства, буквально ввинчивался в голову, раскалённым шурупом, вызывая нестерпимую боль в висках.
Кто она такая, и почему орёт словно паровозный гудок? И кто та бедолага, на которую обращено негодование излишне громкой особы?
Мне бы открыть глаза и посмотреть, но веки меня не слушались, да и вообще всё тело казалось чужим, непривычным и наполненным болью.
— Чего разлеглась? Не надо тут обморок имитировать! — не унималась женщина, а в следующую секунду, кто-то грубо схватил меня за руку.
— Мне больно… — слабо простонала я, и тут же чуть сама не закричала от испуга.
Это ведь не мой голос!
С невероятным трудом я всё же подняла веки и с удивлением уставилась на склонившуюся надо мной худую женщину с хищным лицом, искажённым злостью. Но меня смутил не гнев незнакомки, а её шикарное платье и сложная причёска, подходящая для бала где-нибудь в королевском дворце несколько веков назад.
— Кто вы? Что происходит?
Из-за головной боли мне было трудно фокусировать внимание, перед глазами всё плыло, но я понимала, что нахожусь где угодно, но не в больнице, где только недавно заступила на дежурство.
— Не прикидывайся, Лора! Вставай! — прошипела женщина, крепко сжимая пальцы на моём предплечье и стараясь поднять меня.
От приступа боли в затылке я тихо застонала, закусив губу.
— Оставьте её! — раздался надо мной низкий бархатистый мужской голос.
От этого тембра и лёгкой хрипотцы по коже невольно пробежали колкие мурашки.
А затем в поле зрения возник и обладатель шикарного баритона. На секунду я даже забыла про головную боль, разглядывая невероятного красавца. Очень высокий, с широкими плечами, мощной грудью и развитой мускулатурой, которую не срывал даже странный военный китель, наподобие тех, что носили гусары.
Чёрные глаза незнакомца смотрели на меня холодно и оценивающе, но взгляд был такой, что и рентгена не нужно. Казалось, что он видит меня насквозь. Мужественное лицо с волевым подбородком, на котором имелась очаровательная ямочка, стало раздражённым, когда женщина, пытавшаяся меня поднять, вновь открыла рот.
Она тут же отскочила от меня и застыла в глубоком реверансе, склонив голову перед мужчиной.
— Господин Сивер, эта девчонка притворяется! — всё же не удержалась она от комментария и тут же получила такой огненный тяжёлый взгляд, что можно было сгореть дотла под ним.
— Ты сильно ударилась? — спросил незнакомец, опускаясь рядом со мной. — Сколько пальцев видишь?
Перед моими глазами оказалась одновременно сильная и невероятно элегантная кисть с длинными пальцами, которые бывают у гениальных музыкантов и у хирургов от бога.
— Два… — произнесла, больше глазея на красавца, нежели на его руку.
— Вот и молодец! Возможно, у тебя лёгкое сотрясение. Я прикажу, чтобы тебя доставили в твой дом!
В целом, я была согласна с поставленным диагнозом. Но даже сотрясение не объясняло того, что странным образом нахожусь словно на съёмках исторического фильма, а ещё и говорю не своим голосом.
— Господин Сивер, но вы же только что взяли Лору в жёны. Теперь её дом в вашем замке! — не унималась неприятная женщина.
Я с трудом понимала, что происходит… О каком замужестве идёт речь? О каком замке?
— Леди Катарина, вы знаете, что наша свадьба с вашей падчерицей была заключена с целью передачи её магии мне? Но Лора уже отдала свою честь и дар какому-то другому мужчине. На основании этого я имею право расторгнуть брак немедленно! Ритуал единения не произошёл, поэтому эта девушка будет отвергнутой.
Мужчина провёл ладонью над моей шеей, не касаясь, и я вдруг ощутила, что кожу обжигает, будто на неё вылили раскалённый металл.
Я силилась закричать, но горло пережало, словно на него набросили удавку.
— Сейчас пройдёт! — произнёс мужчина, и на секунду в его чёрных непроницаемых глазах мелькнуло человеческое сочувствие.
Он был прав, боль отступила, и я сделала жадный вдох. Протянув руку к шее, ощутила под пальцами прохладу металла, испещрённого каким-то узором.
— Что это? Зачем? Что происходит? Кто вы? Где я нахожусь? — закричала я, чувствуя, что на глазах закипают слёзы, а внутри разливается липкий страх, точнее — настоящий ужас.
— Ты ударилась головой и, возможно, потеряли память. Я пришлю лекаря. А теперь тебя доставят домой! — незнакомец поднялся и было отправился прочь, но вдруг перед ним появилась девушка в роскошном платье, чем-то похожая на ту крикливую женщину, что обвиняла меня распутности.
— Мой генерал… — произнесла она певуче, склоняясь перед мужчиной так, её бюст, подчёркнутый глубоким декольте и изящным корсетом, оказалась на обозрении у красавца. — Прошу, не отправляйте Лору в наш с матушкой дом. Эта развратница опорочила нашу семью. Как мне, невинной девушке, жить под одной крышей с падшей отвергнутой женой? Что подумают обо мне, ведь и моё честное имя будет запятнано.
Девица презрительно взглянула на меня, а на её накрашенных губах зазмеилась надменная улыбка.
— Разве можно запачкать то, что светится добродетелью, леди Дарина? — с некоторой иронией поинтересовался мужчина.
— К сожалению, людские языки способны очернить всё. Спасите репутацию нашей семьи и изгоните Лору из города, вы, магистр драконов и имеете на это право. А ещё согласно договору о магической преемственности вы можете взять в жёны меня, как родственницу недостойной жены, которая не смогла передать свою силу. В отличие от сестры я сохранила себя для вас.
По залу прошёл шепоток, и только сейчас поняла, что вокруг множество людей, но они просто молчали, боясь проронить и звук. Я попробовала повернуть голову, но вновь ощутила сильную боль в затылке.
Мужчина махнул рукой, и опять повисла плотная, почти ощутимая физически тишина.
— А вы хорошо знаете законы, леди Дарина! Думаю, сперва нужно оказать помощь вашей сестре, ведь травма головы — это не шутка! Я схожу за лекарем, а затем мы обсудим ваше предложение.
Незнакомец решительно отправился из зала, — его чёткие уверенные шаги звучали всё тише.
Девушка в роскошном платье склонилась ко мне, и в её светлых глазах читалась смесь издёвки и превосходства.
— Ну что, сестрица, думала, что я позволю тебе выйти замуж за генерала драконов? Этот мужчина будет моим!
__________________________
Дорогие читатели, добро пожаловать в мою эмоциональную и яркую новинку! Буду рада вашим звездочкам и комментариям, ведь они вдохновляют творить.
Книга пишется в рамках литмоба "После развода с генералом драконов" https://litnet.com/shrt/Gj13

Слова Дарины впивались в сознание, цепкие и ядовитые, будто шипы плюща. «Этот мужчина будет моим!». В них было столько самодовольства и холодный, выверенный расчёт. Я попыталась что-то сказать, возразить, спросить, но из горла вырвался лишь хриплый, беспомощный звук. Мир снова поплыл перед глазами, краски расплылись в грязные пятна.
Очнулась я от ритмичного покачивания. Лежала на чём-то мягком, а над головой проплывал узорчатый балдахин кареты. Сквозь полуприкрытые веки я видела противоположную скамью, где сидела та самая женщина — леди Катарина — и смотрела на меня с таким отвращением, будто я была ползучим насекомым.
Карета резко остановилась. Шторку отдёрнули, и грубые руки в ливрее вытащили меня наружу. Я едва стояла на ногах, всё ещё слабая и оглушённая.
Передо мной высился не замок, а скромное, даже бедное поместье. Леди Катарина, выйдя, бросила на меня уничтожающий взгляд.
— С сегодняшнего дня твоя комната на чердаке, — прошипела она. — И чтобы я не видела твоего лица за обеденным столом. Своим присутствием ты очерняешь мой дом. Надеюсь, господин Сивер примет решение отослать тебя подальше. Это будет лучшим подарком на их свадьбу с Дариной. Уверена, что это произойдёт уже очень скоро.
Она развернулась и ушла, оставив меня одну на пороге. Холодный ветер пробирался под тонкую ткань моего платья — того самого, свадебного. Никто даже не предложил мне плащ.
Рослый слуга с безразличным лицом втолкнул внутрь дома и буквально затащил по узкой, скрипящей лестнице наверх, в крошечную комнатушку под самой крышей. Здесь пахло пылью и старостью. В углу стояла потёртая кровать с промятым матрасом, у окна — простой деревянный стул.
Дверь захлопнулась, и я услышала щелчок замка. Теперь я пленница...
На непослушных дрожащих ногах подошла к единственному окну, затянутому пыльной паутиной. Отсюда, с чердака, был виден кусочек улицы и дальние поля, уходящие к тёмному лесу. Где-то там был замок Сивера. Где-то там решалась судьба Дарины. И моя — тоже.
Каждое движение отзывалось ноющей болью в затылке. «Сотрясение», — поставила я себе диагноз. В прошлой жизни, той, что казалась теперь сном, я три года проработала медсестрой в городской больнице. Видела всякое. Но это... это не укладывалось ни в какие рамки.
Последнее, что я помнила, это как бежала на вызов в палату роженицы и ругала уборщицу, которая разлила воду в коридоре, затем моя нога заскользила по мокрой поверхности, а следом затылок пронзило резкой болью и на меня обрушилась темнота... И вот теперь я оказалась здесь. Знать бы ещё, что это за «здесь» такое.
Я была Лорой. Но в то же время я не была ею. Мои мысли, мои знания, мои воспоминания о другой жизни — всё это осталось при мне. А вот тело, прошлое и, судя по всему, репутация принадлежали незнакомой девушке, в которую я вселилась в самый неподходящий момент.
«Распутница... Невинность... Магия... Дракон...»
Ключевые слова звенели в голове, не складываясь в картину. Я не понимала ни законов этого мира, ни его обычаев. Я даже не знала, как выглядит дракон Сивера в своей настоящей форме. Только его пронзительные чёрные глаза и холодное разочарование на красивом лице врезались в память.
И этот ожог на шее... Очень осторожно дрожащими пальцами прикоснулась к металлическому обручу. «Ожерелье Позора». Название пришло само собой, всплыв из глубин памяти Лоры. Знак отверженной. Той, что не смогла или не захотела передать свою магию мужу.
Но как можно передать то, чего не чувствуешь? Я сосредоточилась, пытаясь найти внутри хоть что-то похожее на магию, на энергию. Ничего. Только пустота, головная боль и нарастающий голод.
Утром дверь на чердак скрипнула, и на пороге появилась молоденькая испуганная служанка с чумазым бледным личиком. Не глядя на меня, она поставила на пол миску с какой-то бурдой и кусок чёрствого хлеба.
— Потерпи, Лора, — пробормотала девчонка, избегая моего взгляда. — Леди Катарина запретила тебя кормить, но я не могу так... Только не выдавай. И не шуми, пожалуйста.
— Подожди! — рванулась я к ней, но девушка испуганно шарахнулась и захлопнула дверь, снова щёлкнув замком.
Я была пленницей. В собственном, как оказалось, доме.
Дни слились в череду серых, голодных и унизительных моментов. Еду тайком приносила та же сердобольная служанка, Мира, и только ее шёпотом произнесённые обрывки фраз помогали мне складывать картину происходящего.
«Генерал Сивер... взял в жены леди Дарину... ритуал единения прошёл успешно... он получил её силу...»
«Её силу». Но ведь магия была у Лоры! Значит, Дарина что-то сделала. Подменила? Подмешала? Я вспомнила её торжествующую улыбку. Да, она всё подстроила. Только вот как? Я слишком мало знала об этом мире, а воспоминания хозяйки этого тела были какими-то обрывистыми и сумбурными.
Кажется, настоящая Лора, была какой-то блаженной. Её жизнь проходила в постоянных хлопотах по хозяйству и мечтах о сказочном принце. Больше девушку не волновало ничего. Но в одном я была уверена на сто процентов: она хранила себя и свою магию для мужа-дракона.
Я смотрела в крошечное пыльное окошко чердака на мир, который был мне совершенно незнаком. Крестьяне в странных одеждах обрабатывали поля, иногда по дороге проезжали всадники в униформе, похожей на ту, что был на Сивере. Однажды увидела, как в небе что-то большое и тёмное на мгновение заслонило солнце. Сердце бешено заколотилось. Дракон? Я так и не разглядела.
Моё прошлое, жизнь Алисы Крыловой, медсестры, становилось всё призрачнее. Здесь не было больниц, скорой помощи, лекарств. Здесь были магия, драконы и ритуалы, в которых я ничего не понимала. Но одно оставалось неизменным — инстинкт помогать. Я ловила себя на том, что, глядя на хромающего мальчишку-конюха внизу, мои пальцы сами по себе вспоминали, как бы наложила ему тугую повязку. Видя, как одна из служанок кашляет, в уме перебирала травяные сборы, которые могли бы ей помочь.
В этом мире я была никем. Обесчещенная, отвергнутая, запертая на чердаке девушка без магии и будущего.
Но я всё ещё была медсестрой. И где-то там, за стенами этого дома, наверняка были люди, которые падали, ушибались, болели. Люди, которым было хуже, чем мне.
И эта мысль, крошечная и упрямая, как росток, пробивающийся сквозь асфальт, не давала мне окончательно пасть духом. Чтобы помочь им, чтобы выжить самой, мне нужно было сначала понять этот мир. И начать следовало с самого простого — выйти из комнаты, ставшей моей тюрьмой.
___________________________________________-
Меня восхищает сила духа героини. Думаю, она заслуживает уважения.
А теперь, дорогие читатели, хочу познакомить вас с историей нашего литмоба:
Брошенная жена генерала дракона
Евгения Зимина
Она мечтала о балах и роскоши, а он о защите границ. Год назад леди Иллию, знатную красавицу, с позором бросил муж, могущественный генерал драконов. Теперь в теле Иллии проснулась другая — я, и первое, что я обнаружила — это горы долгов, всеобщее презрение и навязчивое внимание одного дракона, с которым явно что-то было в прошлом.
https://litnet.com/shrt/LOX_

Прошла неделя. А может, две. Время на чердаке текло по-иному, его отметинами были лишь смена света за пыльным стеклом и редкие визиты Миры. Именно от неё я узнала, что леди Катарина и Дарина уехали в замок Сивера — «обустраиваться на новом месте». В доме воцарилась напряжённая тишина, и моя тюрьма стала чуть менее строгой. Дверь больше не запирали на ключ, вероятно, считая, что сломленная позором Лора никуда не денется.
И я решилась.
Спуск по скрипящим ступеням был похож на выход в другой мир. Я кралась, как тень, прислушиваясь к каждому звуку. Дом был пуст и наполнен странными, чужими запахами — сушёных трав, воска и старого дерева. Войдя в небольшую комнату, служившую, судя по всему, библиотекой или кабинетом, замерла у полок, заставленные толстыми фолиантами в кожаных переплётах. Невольно потянулась к одному из них, но мои пальцы вдруг дрогнули.
Этого не может быть! Оказывается, я не умела читать на этом языке. Я была неграмотной в своём же собственном мире.
Отчаяние снова накатило волной. Как смогу что-то понять, если не в состоянии прочесть даже вывеску?
Внезапно скрипнула дверь. Я резко обернулась, застигнутая на месте преступления. На пороге стояла пожилая женщина в тёмном платье, с лицом, испещрённым морщинами, и добрыми, усталыми глазами. Это была экономка, тётя Зоря, как звали её в доме.
— Лора, дитя моё, — тихо сказала она, без упрёка. — Ищешь, чем заняться? Хозяйки нет дома, и она вернётся нескоро, — если вообще решит покинуть замок господина Сивера, так что не волнуйся.
Я не знала, что ответить. Мой испуганный взгляд, должно быть, сказал всё за меня.
— Пойдём, — кивнула она. — Поможешь мне. Старые кости болят, а травы нужно перебрать.
Она привела меня в кладовую, где от пола до потолка были заставлены полки с банками, склянками и пучками сушёных растений. Воздух был густым и терпким. И тут ко мне вернулось знакомое чувство, поднявшееся во мне тёплой, уютной волной. Я вдыхала запахи и узнавала их: ромашка, мята, зверобой, кора дуба... Это было не знание Лоры, а моё — знание медсестры, выросшей в деревне у бабушки-травницы.
— Это для желудка, — машинально произнесла я, взяв в руки пучок с характерными соцветиями. — А это... для заживления ран.
Тётя Зоря смотрела на меня с нескрываемым удивлением.
— Откуда ты знаешь? Леди Катарина всегда говорила, что ты к практическим наукам не склонна, только к... — она запнулась, не решаясь сказать «к магии».
— Я... я просто помню, — смущённо пробормотала, опустив глаза.
С этого дня моя жизнь обрела новый смысл. Тётя Зоря, видя мою искреннюю заинтересованность и, что важнее, явный дар к целительству, стала потихоньку обучать меня. Не магии — ту мне было не вернуть, — а тому, что она знала сама: свойствам трав, приготовлению отваров, простейшим повязкам. Я схватывала на лету, а в ответ делилась своими, казалось бы, «интуитивными» знаниями о гигиене, стерилизации и анатомии, маскируя их под догадки.
Однажды наставница, растирая в ступке корни, грустно вздохнула:
— Жаль, леди Катарина запретила тебе покидать усадьбу. В дальних деревнях, за Чёрным Бором, знахаря хорошего давно не было. Детишки там болеют, а помочь некому. Старый Идор с прошлой зимы слёг.
«Дальние деревни... Дети...» Эти слова отозвались во мне чем-то глубинным и важным. Вот он, шанс. Не просто сбежать, а найти своё место.
Как-то раз Мира, помогавшая мне нести корзину с бельём, вдруг разоткровенничалась:
— А знаешь, генерал Сивер, говорят, совсем другим стал. После ритуала с твоей... с леди Дариной. Раньше хоть и строгий был, но справедливый. А теперь... хмурый, как туча перед бурей. И на коне своём все дальние дозоры объезжает, дома почти не бывает. Словно бежит от чего-то. А то и вовсе обернётся драконом, да пропадёт на несколько дней.
Я слушала её, и внутри закипала странная смесь злости и жалости. Злости — к Дарине, обманувшей Сивера. И жалости — к нему самому. Дракон получил магию, но какой ценой? Он жил с ложью в собственном доме и, судя по всему, чувствовал это на каком-то подсознательном уровне.
Однажды вечером, разбирая завалы в кладовой, я нашла небольшую, потрёпанную книжицу с простыми, понятными картинками. На них были изображены растения, а рядом — буквы. Буквы, которые я начинала понемногу узнавать, слушая, как тётя Зоря читает вслух рецепты. Это был самоучитель. Дар судьбы.
Сидя на своём чердаке при свете сальной свечи, я обводила пальцем закорючки и тихонько шептала: «Т-р-а-в-а». «Ц-е-л-е-б-н-а-я». Это был медленный, мучительный труд. Но с каждым новым словом, с каждой прочитанной строчкой, этот странный мир становился для меня чуть менее чужим.
Я была не просто наивной и глуповатой Лорой, отвергнутой мужем. Я Алиса, медсестра, оказавшаяся в незнакомом месте. И теперь училась выживать, чтобы однажды помочь тем, кто в этом нуждался больше меня.
С каждым днём мир вокруг переставал быть декорацией и обретал плоть, ароматы и звуки. И не все они были приятными. Воздух в поместье пах не только травами из кладовой тёти Зори, но и кислым запахом забродившего сидра из погреба, дымом от печей, в которых пекли тяжёлый, зернистый хлеб, и едкой пылью, поднимаемой со двора, где сушилось бельё.
Я научилась различать не только травы, но и металлический привкус надвигающейся грозы, который витал в воздухе за день до ливня, и сладковатый аромат цветов ночной фиалки, росшей под окнами моей комнаты на чердаке.
Мир был... плотным. Осязаемым. И пугающе реальным. Мысль о том, что это сон, галлюцинация или кома, медленно, но верно таяла, оставляя тяжёлый, свинцовый осадок отчаяния. Я ловила себя на том, что по вечерам, глядя на заходящее солнце, не просто любовалась красками, а искала в небе следы пролетающих самолётов. Прислушивалась к ночным звукам в надежде услышать отдалённый гул машин или сирену — хоть что-то, что напомнило бы мне о доме. Но слышала только уханье совы, стрекот цикад и редкий лай собак.
Тоска по своему миру была физически ощущаемой. Я скучала по запаху кофе по утрам, по ровному гудению компьютера на рабочем месте, даже по ощущению податливого старого линолеума под каблуками. На котором, кажется, я распрощалась с жизнью...
Здесь я была никем. Тенью. Призраком с клеймом на шее.
Я пыталась найти способ вернуться назад, расспрашивала тетю Зорю о странных явлениях, о падающих звёздах, о местах силы, о порталах. Старушка смотрела на меня с жалостью, поправляя свой накрахмаленный чепец.
— Падающие звёзды, детка, это души, что уходят в небесный замок Драконьего Отца, — говорила она, суя в печь новую лепёшку. — А о порталах... это уж колдуны знают. Но их давно в здешних землях не видно. После Войны Раскола магию упорядочили, а дикарей-чудотворцев выжили.
«Колдуны». Ещё одно слово, которое ничего мне не говорило. Этот мир был не просто другим. Он был выстроен, структурирован и совершенно непонятен. И я, с моими скудными знаниями, была в нём песчинкой.
Однажды, помогая Мире разбирать старые сундуки, я нашла спрятанный под стопкой потёртых платьев маленький дневник. Крошечная книжечка, в ладонь величиной, книжечка в сафьяновом переплёте. Страницы были исписаны тем же языком, который я с таким трудом начинала понимать, но почерк казался детским, корявым, буквы были неровными, а текст был почти нечитаем из-за множества ошибок. Но, возможно, здесь был ключ? Не к возвращению домой, а к пониманию того, что случилось.
С трудом, буквально по слогам, продираясь сквозь ошибки и помарки, я стала читать.
«...Матушка говорила, что магический дар наш — и благословение, и проклятие. Я чувствую его иногда... как тёплое течение под кожей. Особенно когда трогаю увядший цветок или больного щенка. Он выздоравливал на глазах! Но леди Катарина запретила мне это делать. Говорит, негоже дворянке возиться с грязной магией. Что мой дар должен быть передан достойному мужу. Как вещь...»
«...Сивер. Я видела его сегодня на турнире. Он сидел на своём гнедом, и солнце играло на его эполетах. Такой... большой. И страшный. Говорят, что в драконьей ипостаси, которую зовут Ночной Коготь, он сжёг целое войско варваров с Севера. А его глаза... они видят тебя насквозь. Я бы хотела, чтобы Сивер увидел меня. Но жених смотрит сквозь меня. Он видит только мою магию. Только силу для своего дракона...»
«...Дарина подслушала разговор матери со жрецом. Говорила, что я, наверное, недостойна, раз не могу контролировать свой дар. Что я слишком слаба для генерала. А сама улыбалась, и глаза у неё были холодные-холодные. Я боюсь её...»
Последняя запись была датирована днём перед свадьбой.
«Завтра. Завтра всё изменится. Я так боюсь ритуала. А вдруг я не понравлюсь Сиверу? А вдруг магия не передастся? Он будет ненавидеть меня. Но я попробую. Я должна...»
В смятении я закрыла дневник, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Не мои. Лорины. Эта девочка была не распутницей. Она была напуганным ребёнком, которого использовали как разменную монету в политических играх. Её предала собственная семья. И её не стало в тот момент, когда я появилась здесь.
Теперь я понимала. Возвращаться было некуда. Тело, которое я занимала, было вакантно. Его прежняя хозяйка ушла, не выдержав предательства и страха. Моя прежняя жизнь... осталась там, за гранью. Возможно, тело Алисы Крыловой лежало в морге, а коллеги гадали, отчего у медсестры случился инсульт в тридцать лет.
Я сидела на своём чердаке, сжимая в руках маленький дневник, и горевала по двум потерянным жизням. По своей. И по Лориной.
А потом решительно подошла к окну и посмотрела на тёмный контур леса на горизонте. На Чёрный Бор. За которым были те самые дальние деревни, где болели дети и не было знахаря.
Возврата не было. Значит, нужно было идти вперёд. Не Лоре, ненужной невесте генерала. И не Алисе, городской медсестре с ипотекой. А мне, — той, кто я есть сейчас. Женщине с руками, знающими толк в травах и перевязках, и с сердцем, полным боли, которую можно было заглушить только одним — помогая тем, кому ещё больнее.
План созревал медленно, как целебная настойка в тёмном углу кладовой. С каждым днём я становилась сильнее — не магически, а физически. Чёрствость хлеба и скудная похлёбка перестали быть наказанием, став просто пищей. Руки, некогда непривычно тонкие и слабые, теперь уверенно толкли корни и сворачивали бинты. Я училась. И выживала.
Однажды тётя Зоря, глядя на мои пальцы, ловко разделяющие корень лопуха, покачала головой:
— Зря они с тобой так... Магия магией, а такие руки — тоже дар. В деревнях за Бором за такое золотом бы платили.
«Деревни за Бором». Эти слова стали моим компасом. Я начала по крупицам собирать всё, что могло пригодиться в дороге и после. Горсть сушёных ягод, лишнюю свечу, клубок прочных ниток — всё это исчезало в потаённом уголке моего чердака. Даже выменяла у Миры старую, но прочную дорожную накидку на обещание вышить ей платочек — навык, к моему удивлению, сохранившийся в мышечной памяти Лоры.
Но самым ценным сокровищем стали знания. Я уже могла прочесть простые рецепты в книге тёти Зори. Буквы складывались в слова, слова — в предложения. Этот мир обретал голос. Я узнала, что «драконья подать» — это не метафора, а налог, который деревни платят шерстью и зерном на содержание драконьей стражи. Что «Ночной Коготь» — это не просто прозвище, а имя Сивера в его нечеловеческой ипостаси. И что ритуал Единения — это не просто передача силы, а создание нерушимой связи, третейской стороной в которой выступает сам дракон.
Мысль об этом вызывала странную тяжесть в груди. Сивер был обманут вдвойне: он не получил предназначенную ему мою магию, и его внутренний дракон был связан с ложной хозяйкой. Предательство Дарины было глубже, чем я думала.
Решиться было страшно. Но один случай перевесил все сомнения.
Как-то раз во двор поместья привели мальчишку, сына одного из батраков. Он упал с повозки, и его рука виделась под неестественным углом. Открытый перелом. Леди Катарина, которая как раз наведалась в поместье за какими-то вещами, брезгливо сморщилась:
— Отвезите его к деревенскому костоправу. Нечего тут кровью пол гадить.
«Костоправ»... В памяти всплыли ужасные истории из учебников по медицине о таких «специалистах», ломавших кости ещё сильнее. Я не выдержала.
— Подождите!
Все замерли, уставившись на меня. Я подошла к мальчику, который плакал от боли и страха.
— Мне нужны две прямые палки, бинты и чистая вода.
Я действовала на автомате, как делала бы это в своём мире. Очистила рану, аккуратно совместила кость, наложила шину. Руки не дрожали. В глазах тёти Зори я видела страх, но и одобрение. А вот во взгляде леди Катарины была чистая ненависть.
— Кто ты такая, чтобы распоряжаться в моём доме? — прошипела она. — Колдовать вздумала, распутница?
— Это не колдовство, — тихо, но чётко сказала я. — Это помощь. И ему станет лучше, чем после вашего костоправа.
В ту ночь, сидя на чердаке, я поняла — меня здесь больше не оставят в покое. Леди Катарина увидела во мне угрозу. Не магическую, а иную — неподконтрольную силу, знающую себе цену. И с такой угрозой в её мире не церемонятся.
Побег был назначен на следующую ночь. У меня был самодельный узелок с едой, накидка, нож для трав и дневник Лоры, завёрнутый в кусок вощёной ткани. Я смотрела в окно на уходящую дорогу, теряющуюся в чёрной гуще леса. Страх сковал дыхание. Я не знала, что ждёт меня там. Дикие звери, разбойники, голод?
Но оставаться здесь, в заточении, под постоянной угрозой расправы, значило медленно умирать. Умирать, как Лора. Или как Алиса, застрявшая в чужом теле.
Я прикоснулась к холодному металлу ожерелья на шее. Оно больше не жгло. Оно просто было частью меня. Частью этой новой, чужой жизни, в которой мне предстояло найти свой путь.
Или погибнуть.
_____________________________________
Дорогие читатели, продолжаю знакомить вас с историями нашего литмоба:
Пять правил разведёнки, или Бывшая генерала-дракона
Екатерина Тимошина
— Мне нужен развод, Лианна. Ты бесплодна, а мне нужен наследник. — вот так началась моя жизнь в чужом теле, жены генерала драконов. В мире, где женщина стоит чуть выше мебели, но гораздо ниже мужчин.
Так что я сбегу в другой город, притворюсь мужчиной и стану известным артефактором.
И всё бы хорошо, но я не учла одного… что спустя года дракон вернётся в мою жизнь… Узнает ли он меня под маской?
https://litnet.com/shrt/uqt2

Побег. Это слово отдавалось в висках бешеным стуком, смешиваясь с потрескиванием и трепетом пламени свечи. Последняя ночь в этой клетке. Я перебирала своё скудное богатство, разложенное на одеяле: краюха хлеба, кусок сыра, завёрнутый в тряпицу, мешочек с целебными травами, нож и крошечный дневник Лоры.
Внезапно снаружи послышались голоса, грубые и решительные. Топот сапог по каменным плитам. Леди Катарина вернулась. И не одна.
— ...на чердак! Немедленно! — её пронзительный голос вонзился в деревянную дверь. — Она посмела противиться мне! Колдует! Я не потерплю этого под своей крышей!
Ледяная волна страха ударила под дых. За мной пришли... Мой план, все мои осторожные приготовления — всё рушилось в одно мгновение. Я метнулась к окну, отчаянно дёрнула раму. Она поддалась с противным скрипом, впустив внутрь влажный, холодный воздух ночи.
Внизу была темнота и пустота. Прыжок — верная смерть или перелом. Но остаться — означало участь хуже смерти. Я вцепилась пальцами в подоконник, сердце колотилось где-то в горле.
Дверь на чердак с грохотом поддалась. На пороге высилась тень леди Катарины, а за её спиной — двое дюжих слуг с верёвками в руках.
— Держите мерзавку! — закричала она.
Адреналин ударил в голову, как крепкий алкоголь. Со всех ног я рванулась не к двери, а вглубь чердака, в самую темноту, где стояли старые, покрытые паутиной сундуки. Мои пальцы нащупали то, что искали — тяжёлую кочергу, забытую здесь же когда-то. Я развернулась, отступая к окну.
— Не подходите! — мой голос прозвучал хрипло, но в нём звенела сталь. — Я уйду сама.
Один из слуг, широкоплечий детина, фыркнул и шагнул ко мне. Я, не раздумывая, швырнула в него кочергой. Железо со звоном ударилось о балку у него над головой, осыпав его щепками. Он отшатнулся с проклятием.
Этой секунды мне хватило. Я вскочила на подоконник, — сердце выпрыгивало из груди, ветер трепал мои волосы, внизу кружилась чёрная бездна.
— Сумасшедшая! — крикнула Катарина.
Я не была сумасшедшей. Я была загнанной в угол девушкой, у которой не осталось выбора. Оглядевшись, вдруг увидела в нескольких шагах от окна толстый водосточный жёлоб, тянувшийся к конюшне. Старая, ржавая конструкция. Шансов было мало. Но выбора не было.
Собрав всю волю, оттолкнулась от подоконника и прыгнула. Руки судорожно ухватились за холодное, шершавое железо. Жёлоб с оглушительным треском прогнулся, но выдержал. Мои ноги судорожно болтались в пустоте. Я, не переставая молиться, начала подтягиваться, искать опору для спупней на стене, покрытой скользким мхом.
Сверху доносились крики. Кто-то высунулся из окна. Мне было не до них. Каждое движение было пыткой, мышцы горели огнём. Наконец, моя нога нащупала выступ. Ещё рывок — и я рухнула на покатую крышу конюшни, больно ударившись коленом. Не останавливаясь, скатилась вниз, в мягкую, пахучую кучу сена.
Вдох. Выдох... Кажется я жива!
Обессиленная, покрытая липким потом, я лежала, вслушиваясь в стук собственного сердца, в далёкий лай собак. Но времени отдыхать не было. Зная характер леди Катарины, просто так она не сдастся.
Вскочив на ноги, рванула к лесу, что чёрной стеной стоял в сотне шагов от усадьбы. Ноги подкашивались, в груди кололо, но я бежала, не оглядываясь, слыша за спиной крики и топот. Темнота леса поглотила меня, ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду. Мне казалось, что я неслась быстрее ветра, но на самом деле едва плелась, спотыкаясь о корни, падая и снова поднимаясь.
Я бежала до тех пор, пока в лёгких не осталось воздуха, а в ногах — сил. Не с силах сделать больше ни шагу, рухнула на мягкий, влажный мох под огромной елью, прижимая к груди свой узелок. Сердцебиение постепенно утихало, сменяясь оглушительной тишиной леса.
И вот теперь я была одна. Совершенно одна в незнакомом, диком мире. Но рядом не было запертой двери, не было ненавидящих глаз леди Катарины. Была только бескрайняя, звёздная ночь и мой безумный план, который из отчаянной фантазии превратился в единственную реальность.
Подняв голову, я с улыбкой посмотрела на просвет между деревьями, где виднелась розовеющая полоска зари. Рассвет. Начало нового дня. Начало моего пути.
Лес поутру оказался не дружелюбным убежищем, а холодным, голодным и бесконечно большим. Я шла, ориентируясь по мху на деревьях, но с каждым часом уверенность таяла. Ветви цеплялись за платье, как назойливые руки, корни норовили подставить подножку. От сырости пробирала дрожь, а последний кусок хлеба был съеден ещё на рассвете.
Внезапно тишину разорвали грубые голоса. Я замерла, прижавшись к шершавому стволу сосны. Из чащи вышли пятеро мужчин в потёртой, разношёрстной одежде, с ножами и топорами за поясом. Лица у незнакомцев были не слишком дружелюбными.
Разбойники... Сердце упало в старые поношенные ботинки, которые я выменяла у Миры. Я хотела было броситься в чащу, но ноги словно приросли к земле.
— Смотри-ка, лесная фея заблудилась, — просипел коренастый детина со шрамом через глаз. Его пальцы сжимали рукоять топора.
— Бедная дворянка, — усмехнулся другой, тощий, с хищным лицом. — Наверное, сбежала от папочки. Может, вернём красавицу? За хорошее вознаграждение? Но сначала развлечёмся!
Я отступила, натыкаясь спиной на дерево. Пути к отступлению не было. В глазах потемнело от страха, но постаралась прогнать его, заставляя мозг работать. Бежать? Бесполезно. Звать на помощь? Глупо.
И тут я заметил самого молодого из них. Рыжий парнишка, почти мальчик, сидел на пне, прислонившись спиной к дереву. Его лицо было бледным, испарина блестела на лбу. Он сжимал руку, обмотанную грязной тряпкой, из-под которой сочилась сукровица. И эта тряпка... она была наложена безграмотно, рана под ней, судя по всему, воспалилась.
— Ваш спутник умрёт от заражения крови через два дня, — сказала я тихо, но так, чтобы слышали все. Мой голос не дрожал. В нём звучали нотки дежурной медсестры, видящей халатность коллег.
В лесу наступила тишина. Все взгляды переметнулись с меня на раненого юнца.
— Что? — угрюмо буркнул коренастый со шрамом.
— Рука. Гнойное воспаление. Видите, как он держится за предплечье? Отёк уже дошёл до локтя. Температура повышена, лицо гиперемировано. — невольно сыпала терминами, которые были понятны лишь мне. Я сделала шаг вперёд, забыв о страхе. Сейчас это была моя территория. — Если не очистить рану и не дать противовоспалительных трав, гной пойдёт в кровь. Сепсис. Смерть.
Тощий разбойник, сжимавший лук, неуверенно покосился на своего товарища.
— Врать она не врёт, Грак. Лис действительно весь горит.
Грак, коренастый главарь, пристально посмотрел в мою сторону, его единственный глаз сверлил меня, пытаясь найти подвох.
— Ты кто такая? Знахарка?
— Я та, кто может спасти ему руку. А может, и жизнь. — я не отводила взгляда. — У меня есть травы. Дайте мне сделать свою работу.
Мне разрешили подойти. Развязав вонючую тряпку, едва не сдержала рвотный позыв. Рана была ужасна — глубокий порез, вероятно, от топора, со рваными краями, заполненный гноем. Пахло гнилью. Лис, бледный паренёк с россыпью ярких веснушек, стонал, кусая губу и глядя на меня с надеждой.
Мои пальцы сами вспомнили все движения. Я потребовала кипятку, развела огонь, прокипятила свой нож и лоскут от своей чистой нижней юбки. Пока вода грелась, аккуратно разжевала горьковатый корень окопника, смешала его с подорожником. Разбойники молча наблюдали, как я, не брезгуя, выдавливаю гной, промываю рану, закладываю в неё зелёную пасту и туго перевязываю чистым лоскутом.
— Дай ему этого отвара, — протянула Граку склянку с настоем ивы и ромашки. — Это от боли и жара. Меняйте повязку раз в день, ищите эти травы. — я показала им листья подорожника.
Когда, наконец, закончила, Лис уже не стонал, а просто сидел, измученно глядя перед собой. Я знаю, что парню было больно, но он мужественно выдержал процедуру, и теперь жар начал спадать.
Грак долго и пристально смотрел на меня, словно обдумывая, что же со мной делать, а потом сплюнул.
— Ладно. Ты свою шкуру сегодня спасла, знахарка. Куда путь держишь? — произнёс он грубовато, но в глубине единственного глаза заискрилось уважение.
— За Чёрный Бор. В дальние деревни.
Разбойники переглянулись.
— Сама? — удивился тощий. — Там дороги нет. Тропы звериные. Да и люди... не все приветливые. В отличие от нас!
Интересно, это была шутка?
— У меня нет выбора, — просто сказала я.
Грак что-то обдумал, почесал щетинистый подбородок.
— Мы тебя доведём до старой заставы. Это в полудневном пути от Бора. Дальше уж сама. За руку Лиса... считай, расчёт.
Так, внезапно я оказалась в компании разбойников. Они шли быстро и уверенно, знали каждую тропинку, ориентируясь по лишь им ведомым приметам. Мы не говорили, но это и не было нужно. Я просто шла, чувствуя на себе настороженные, но уже не враждебные взгляды. Мужчины делились со мной жареным мясом и хлебом, а я проверяла повязку Лиса. К вечеру второго дня отёк на его руке заметно спал, а в глазах появился живой блеск.
У старой каменной заставы, поросшей мхом, Грак остановился.
— Вот. Иди прямо по этой тропе. Деревня через пару часов ходу. Смотри в оба! — коротко и рвано произнёс главарь.
— Спасибо, — сказала я, не зная, что ещё добавить.
— Тебе спасибо за Лиса... — внезапно засмущавшись, выдавил одноглазый, а затем резко повернулся и двинулся прочь.
— Спросишь старика Идора. Скажешь, от Грака. Никто тебя не тронет! — бросил он, не оборачивая, и скрылся в чаще. Остальные последовали за главарём.
Разбойники растворились в сумерках, бесшумные, как тени, лишь довольная улыбка и весёлый прищур глаз Лиса, обернувшегося напоследок, остались в памяти. Я застыла одна на краю незнакомого мира, но на этот раз у меня было немного еды в желудке, направление... и странное чувство, что даже в этом жестоком мире есть свои правила и своя, грубая, но справедливость.
Сделав глубокий вдох, шагнула на тропу, ведущую к моему будущему.
Я шла, почти падая от изнеможения. Ноги, изрезанные колючками, едва слушались, лёгкие горели от быстрой ходьбы. Наконец, в просвете между соснами замерцал огонёк. Не мираж, а настоящий, живой, дрожащий в ночи. За ним — другие. Неужели всё же пришла?
Мне бы бежать вперёд, радуясь тому, что добралась живой, но застыла на краю, не в силах ступить на утоптанную землю. Как войти? В лохмотьях, с пустым желудком и душой, вывернутой наизнанку?
Вдруг из тени под стрехой избы, стоящей у самой кромки леса, отделилась зловещая высокая, костлявая фигура. От страха я дёрнулась всем телом, но присмотревшись, поняла, что это всего лишь старик. Он опирался на причудливый посох, похожий на окаменевший корень. Лицо незнакомца напоминало старую карту — всё в морщинах-дорожках, проложенных годами и непогодой. Но глаза... глаза были яркими, пронзительно-синими, как два осколка летнего неба, и смотрели они прямо сквозь меня.
— Заблудилась, дитя? — его голос походил на скрип старого дерева, но был спокоен.
Я попыталась ответить, но вместо слов вырвался лишь сдавленный стон. Слёзы, которые сдерживала всю дорогу, хлынули потоком. Я стояла и плакала, униженно и беспомощно, не в силах остановиться.
Старик не двинулся. Не стал утешать. Он дал мне выплакаться, и в этом была странная мудрость.
— Меня... Грак... проводил, — выдавила я, всхлипывая. — Ищу Идора.
Морщины вокруг ярких глаз дрогнули.
— Грак? Ну если уж он тебя проводил, да ещё и сказал, к кому обратиться... Вот ты и нашла, — коротко кивнул он. — Входи. Сейчас не до расспросов.
Хозяин повернулся и пошёл к избе. Я поплелась за ним, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Его дом оказался не просто бедным, а каким-то... вне времени. Стены из потемневших от копоти брёвен, низкий потолок, затянутый паутиной в углах. Воздух был густым, пах дымом, сушёными травами, вощёной кожей и чем-то неуловимо древним. Повсюду стояли склянки с непонятными веществами, висели связки кореньев, а на полках лежали странные предметы — резные камни, самородки, поблескивавшие тусклым металлом, и перья невиданных птиц. Это была не лачуга отшельника, а мастерская алхимика или мага.
Идор указал на лавку у печи. Я рухнула на неё, не в силах держаться дальше. Старик, не говоря ни слова, налил из керамического кувшина в кружку мутноватой жидкости. Она пахла крепко и горько. Я осторожно сделала глоток — обжигающая влага разлилась теплом по измученному телу, заставляя дрожь отступить.
Он сел напротив, его старческие, но удивительно цепкие руки лежали на столе. Хозяин молчал, рассматривая меня пытливо, но при этом с добродушием, пряча улыбку в густой седой бороде, и эта тишина была полнее любых слов.
— Останешься? — наконец спросил он, и в его голосе не было ни жалости, ни расчёта. Лишь простое предложение.
Я кивнула, не в силах говорить.
— Ладно, место есть. — хозяин двинулся вглубь жилища, к занавеске из потёртой ткани, но на полпути остановился и обернулся. Его внимательный взгляд упёрся в моё лицо, но видел, казалось, что-то за моей спиной, в самом прошлом. — А дракон... он ведь знает. Чует фальшь в своей крови. Рано или поздно, он придёт. И тогда... тогда всем нам несдобровать.
Старик откинул занавеску и скрылся в темноте, оставив меня сидеть с внезапно похолодевшими от его слов руками. Пристанище обернулось новой загадкой, а тишина наполнилась тревожным ожиданием.
___________________________
Дорогие читатели, продолжаю знакомить вас с историями нашего эмоционального литмоба:
После развода с драконом. Дебют попаданки
Анна Рейнер, Дарья Урусова
Я попала в тело разведенки, но на этом мои злоключения не закончились. Новые родственнички хотят поскорее выдать меня замуж. Вот только мириться с таким положением дел я не намерена. Чтобы отстоять свою независимость и выиграть время, мне пришлось согласиться на участие в императорском отборе невест…
Так! Стоп! Что здесь делает тот, с кем я развелась и надеялась больше никогда не встречаться? Руки прочь, дракон! Не забывай, что мы в разводе!
https://litnet.com/shrt/34Q5

Слова Идора о драконе впились в сознание, как заноза. Я ворочалась на жёсткой лежанке, прислушиваясь к ночным звукам. Каждый скрип дерева, каждый шорох за стеной казался предвестником появления исполинской тени в небе. «Он придёт». Зачем? Чтобы покарать меня за неудавшийся ритуал? Хозяин дома знал больше, чем говорил. Эта мысль не давала покоя.
Утро принесло не облегчение, а новые тревоги. Деревня просыпалась медленно, но первый же крик, прозвучавший с окраины, заставил меня вскочить. Это был не просто плач — это был вопль ужаса.
Я выбежала на улицу. У дальнего амбара столпились люди. В центре круга, на корточках, сидела молодая женщина, прижимая к груди мальчика лет пяти. Его лицо было багровым от жара, губы потрескались. Но самое страшное — на его шее, прямо под ухом, зловеще пульсировал огромный, уже прорывающийся фурункул.
— Лекарь в город уехал! — металась пожилая женщина, пытаясь приложить к воспалению какую-то зловонную кашицу. — А ребёнок-то горит! До вечера не дотянет!
«Абсцесс. Флегмона. Сепсис», — пронеслось в моей голове леденящей душу картинкой из учебника по хирургии. Я видела такие случаи. Без срочного вскрытия и антибиотиков — смерть.
— Отойди! — рыдала мать, прижимая ребёнка ещё сильнее. — Не тронь его!
— Кипятка! — крикнула я, пробиваясь сквозь толпу. Мой голос прозвучал неожиданно громко и властно. — И чистой тряпицы! Сейчас же!
На меня зашикали, кто-то грубо оттолкнул.
— Кто ты такая? Колдовать вздумала, чужая?
В глазах матери читался животный ужас. Она видела во мне не помощницу, а угрозу. Отчаяние сдавило горло. Я могла помочь, но мне не давали.
И тут из своей избы, словно древний дух леса, вышел Идор. Он не кричал, не жестикулировал, а просто стоял, опираясь на свой корневидный посох, и его синие глаза медленно обводили толпу. Шум стих почти мгновенно.
— Дай ей место, Арина, — тихо сказал он матери. — Её руки... они видят болезнь.
В его словах не было приказа, лишь непререкаемая уверенность. Женщина, всхлипывая, ослабила хватку.
Я действовала быстро, на автомате. Пока несли котелок с кипятком, я продезинфицировала в пламени факела свой короткий нож. Руки не дрожали. Внутри была лишь холодная концентрация. Я говорила с мальчиком, гладила его по волосам, глядя в затуманенные жаром глаза.
— Сейчас будет немного больно, но потом станет легче. Дыши, солнышко, дыши.
Лезвие вошло в гнойник быстрым, точным движением. Гной хлынул густой волной. Я выдавила всё до чистой крови, промыла рану настоем ромашки, которую мне тут же подала одна из женщин. Потом заложила в полость мазь из растёртого в пыль ладанника и подорожника — лучшее, что было в моём скудном арсенале, и туго забинтовала.
Всё это время в толпе стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием ребёнка и моими короткими указаниями. Когда я закончила, мальчик уже не ревел, а просто лежал, устало и глубоко дыша. Страшный багровый цвет с его лица начал уходить, сменяясь бледностью, но жар уже спадал.
Я осталась сидеть рядом, пока он не уснул крепким, исцеляющим сном. Мать, Арина, смотрела на меня уже не со страхом, а с немым вопросом и зарождающейся надеждой.
— Меня зовут Лора, — сказала я ей тихо. — С малышом всё будет в порядке.
Ко мне подошел Идор. В руках он держал не только мой узелок, но и небольшую, истёртую кожаную сумку, набитую до отказа.
— Твои вещи. И кое-что из моего старого запаса, — он протянул её мне. Сумка была тяжёлой. Внутри лежали свёртки с травами, рулоны чистого, хоть и грубого полотна, костяной пинцет, небольшая медная ступка с пестиком и даже маленький, остро заточенный скальпель. — Не мне судить, дар это или ремесло. Но эти руки... они не для того, чтобы без дела сидеть. Останешься — работы хватит. Детей здесь много. А болеют они часто.
В тот день ко мне обратились ещё несколько человек. Старик с коленом, распухшим от запущенного артрита. Я сделала ему согревающий компресс. Девушка с глубоко впившейся в ладонь занозой — я извлекла её и обработала рану. С каждым человеком уходила часть моей собственной боли, моего одиночества. Я снова была полезной. Нужной.
К вечеру, когда последний страждущий ушёл, Идор подвёл меня к краю деревни, к небольшой, почерневшей от времени избе, стоявшей чуть поодаль, у самого леса.
— Избушка пустовала с прошлой зимы. Хозяин помер. Крыша течёт, стены задувает. Но если руки золотые... они и это починят. Да и я помогу! — Он повернулся, чтобы уйти, но на полпути остановился. — Дракон... он придёт не за тобой, дитя. Он придёт за правдой. А правда, как ржавчина, всегда проедает ложь. Рано или поздно.
Старик ушел, оставив меня стоять перед ветхой дверью. Я вошла внутрь. Пахло пылью, мышиным помётом и сыростью. В углу висела паутина, а через дыры в соломенной кровле виднелось потемневшее небо. Но сквозь эти дыры пробивались лучи заходящего солнца, окрашивая всё в золотистые тона. И в одном из лучей, прямо на грубом деревянном столе, лежал свежий, ещё тёплый каравай хлеба и глиняный кувшин с молоком. Кто-то из деревни уже принял меня.
Я обошла свою новую, ветхую собственность. Сердце сжалось от масштаба разрушений, но потом расправилось, наполняясь странным, давно забытым чувством — предвкушением труда. Своими руками я могла превратить эти руины в дом. В лечебницу.
Легко ступая, вышла на порог, глядя на огоньки в окнах других изб. Здесь, на отшибе, я была и среди них, и отдельно. Под защитой, но и под прицелом. Слова Идора о драконе и правде висели надо мной тёмным облаком. Но прямо сейчас, с тяжёлой сумкой лекарств в руке и с хлебом на столе, я была не беглянкой, не жертвой. Я была Алисой, которая нашла, за что зацепиться в этом чужом мире. И это было сильнее любого страха.
________________________________-
Дорогие читатели, а у меня для вас хорошая новость:
Следующие недели слились в череду дней, наполненных каторжным, но целительным трудом. Я начала с крыши, под руководством того самого старика Геба, чьё колено я спасла от воспаления. Он оказался искусным плотником, несмотря на возраст и хромоту. Мы латали дыры свежим камышом, и впервые за долгое время я ночевала под сухой крышей.
Потом принялась за стены. Деревенские мужики, сначала смотревшие на меня с недоверием, увидев, как я в одиночку таскаю тяжёлые плетёнки с глиной, стали понемногу помогать. Сперва молча, оставляя у порога связку лыка или несколько дощечек. Потом, под предлогом «заскочил по пути», кто-то помог вставить новый косяк в дверь, кто-то подлатал пол.
Моя «лечебница» была пока лишь крошечной избушкой, где я сама и жила, и принимала больных. Но у меня появился стол для приготовления порошков из трав, полка для снадобий и даже небольшая, но прочная кровать, сколоченная благодарным отцом того самого мальчика с фурункулом.
Отношения с деревней были похожи на прогулку по канату. Мне не доверяли до конца — я была чужой, да ещё с непонятным прошлым. Но моё ремесло, мои «золотые руки», как назвал их Идор, постепенно ломали лёд. Ко мне шли не только когда ребёнок горел в жару или мужик поранился топором. Приходили и с мелкими недугами, а порой — просто поговорить, посмотреть, как я живу. Женщины приносили еду — горшок щей, лепёшку, яйца. Мужчины помогали с тяжёлой работой. Я платила за всё тем, что умела — лечением, советом, а иногда и просто вниманием.
Идор был моим молчаливым покровителем. Он приходил раз в несколько дней, садился на лавку у порога и расслабленно курил свою вонючую трубку, наблюдая, как я разбираю травы или готовлю мазь. Иногда он вставлял одно-два слова — совет, где найти нужный корень, или предупреждение о коварстве той или иной болезни. Старик никогда не спрашивал о прошлом, и я была ему за это благодарна.
Однажды ночью мне приснился странный сон.
Я стояла на краю обрыва, а внизу простирался океан из облаков, окрашенный в багряные и золотые тона заката. И посреди этого огненного моря парил он... Сивер. Но не в человеческом облике, а в ипостаси дракона.
Огромный, чешуйчатый, с перепончатыми крыльями, рассекающими небо, как черные паруса. Его рогатая голова была повёрнута ко мне, и глаза... глаза горели тем же золотым огнём, что и в зале для ритуалов, но теперь в них не было холодности. В них была бездонная, древняя тоска. И я чувствовала, как от него ко мне тянется незримая нить, по которой бежит ток — горячий, живой, пульсирующий.
И внутри меня что-то отозвалось. Не тепло, не течение, как писала в дневнике Лора. Это было похоже на пробуждение второй, спящей сети кровеносных сосудов. По ним побежала сила — необузданная, дикая, первозданная.
Медленно подняла руку, и на ладони вспыхнул сгусток чистого, белого света. Он не слепил, а скорее, озарял всё вокруг мягким, лунным сиянием. Во сне точно знала, что могу им исцелить любую рану, выжечь любую болезнь. Это была магия. Не переданная, а моя. Проснувшаяся.
Я потянулась к свету, к этому ощущению безграничной мощи и свободы...
И проснулась.
Покрытая липким потом, несмотря на стылую погоду, я лежала на своей кровати в холодной, тёмной избе. За стеной завывал ветер. Я судорожно сжала кулак, пытаясь вызвать тот самый свет. Ничего. Внутри была та же знакомая, гнетущая пустота. Лишь слабый, фантомный отзвук могущества покалывал в кончиках пальцев, как онемевшая конечность. И странное, щемящее чувство — тоска по тому, чего я никогда по-настоящему не имела. И по тому дракону, чей образ горел в моём сознании ярче, чем лицо любого человека из моего прошлого.
Медленно поднявшись с ложа, подошла к окну, глядя на спящую деревню. То, что увидела, был не просто сон, это было напоминание. О том, кто я была — или должна быть. О силе, что тлела под пеплом зелья и обмана. И о мужчине-драконе, чья судьба, как ни крути, была теперь связана с моей. Не узами брака, а чем-то иным, более глубоким и тревожным.
Идор был прав. Правда, как ржавчина, точила ложь. И однажды она прорвётся наружу.
Сны о драконе стали назойливой реальностью, от которой не было спасения. Я просыпалась с пересохшим ртом и сердцем, колотящимся как в лихорадке. И каждый раз внутри оставалось болезненное эхо — призрак той дикой, первозданной силы, что на миг вспыхивала во сне. Наяву же я снова была просто Лорой-знахаркой, с руками в ссадинах от постоянной работы и травах.
Работа стала отдушиной. Избушка оживала: появилась прочная дверь, новый стол из пахучего дуба, полки, ломящиеся от склянок. Я уже не просила помощи — ко мне приходили сами. Мужики, чьи раны зашивала, молча ставили новую скамью. Женщины, чьих детей выхаживала, приносили утварь. Мы не говорили о прошлом, а просто были сообществом, сплотившимся вокруг одной цели — выжить. И это было именно то, что мне нужно.
Но не все в деревне мне были приятны.
Его звали Борщ... Нет, это была не шутка. Широкоплечий, рыжий и ужасно настырный сын местного лесника. Он впервые появился под предлогом — принёс «потроха свежего лося за лечение отца». Повесил тушку на крюк у моего порога так, будто метил территорию.
— Красиво живёшь, знахарка, — окинул он мою избушку оценивающим, слишком хозяйским взглядом. — Одной только скучно, поди?
— Не скучно, — буркнула я, продолжая толочь корни.
Мужчина не ушёл. Он сел на лавку, заняв собой пол-избы, и начал рассказывать. О том, как один взял кабана. Как пил на празднике. Как его отец — уважаемый человек. Речь его была грубой, жесты — размашистыми, а взгляд скользил по мне, будто оценивал ещё одну добычу.
Я пыталась донести до незванного гостя, что его вторжение мне мешает, но, кажется, самонадеянный тип был уверен, что осчастливливает меня своим присутствием.
С тех пор Борщ стал моей тенью. Он «случайно» оказывался на моём пути к ручью. «Заходил мимоходом» с какой-нибудь ненужной дичью. Его ухаживания были такими же тонкими, как... удар тараном.
— Чего ты корпишь над этими корешками? — ворчал рыжий, загораживая свет от окна. — Бабе положено хозяйство вести да детей рожать. А ты тут одна, как филин ночной. Непорядок.
— Порядок, — сквозь зубы отвечала я. — Меня всё устраивает.
— Нет, не устраивает! — он вдруг стукнул кулаком по столу, заставив склянки звякнуть. — Я человек видный! Отец говорит, пора семью заводить. А ты — чистюля, работящая. Тебя деревня уважает. Пара нам хорошая.
От его прямолинейности перехватывало дыхание. Это был не комплимент, а примитивное деловое предложение. Как выбрать корову на ярмарке — здоровая, полезная, место в стаде найдётся.
Я пыталась отшучиваться, затем — отказывать прямо. Но Борщ, как медведь, не понимал намёков. Хотя, пожалуй, даже косолапый бы ужевсё понял. Настойчивость мужчины росла, переходя в назойливое преследование. Он начал «защищать» меня от других — грубо отгонял парней, которые приходили за советом по вечерам. В его голове, видимо, уже сложилась картина, где я была его собственностью.
Всё это вылилось в сцену у колодца. Я набирала воду, он подошёл сзади, обхватил своими огромными ручищами мои плечи. От него пахло потом, дёгтем и перегаром.
— Хватит дурочку ломать, Лорка. Я тебя в жены беру. В воскресенье к отцу приду свататься.
Я вырвалась, обливаясь водой из опрокинутого ведра.
— Я не давала согласия! Меня это не интересует!
Его лицо, обычно простодушное, потемнело.
— Чего не интересует? Мужик? Это неестественно! Или ты... — его взгляд упал на металлический обруч на моей шее, и в мутных глазах мелькнуло понимание, смешанное с брезгливостью. — А, понятно. Отвергнутая. Ну, так я тебя не отвергну. Мне твое прошлое неважно.
В его тоне сквозила снисходительность спасителя. Это было последней каплей.
— Моё прошлое, настоящее и будущее — только моё дело, — прошипела я, собрав всю холодность, на которую была способна. — Отстань от меня, Борщ. Иначе твой отец может забыть о моих притираниях для своей больной спины!
Я сказала это тихо, но так, что Борщ отступил на шаг. Возможно, впервые он увидел во мне не просто «бабу», а что-то иное. Что-то, что его простой мир не мог вместить.
Наглец ушёл, ворча под нос. Но я знала — это не конец. Его самомнение было ранено. И такой мужчина мог стать опасным.
В тот вечер, запирая дверь на новый, крепкий засов (спасибо Гебу), я чувствовала не только привычную усталость, но и гнев. Гнев на эту тюрьму предрассудков, где женщина без мужчины — как пропавшая вещь, которую можно подобрать и присвоить. И тоска по чему-то... большему. По пониманию. По тому золотому, печальному взгляду из сна, который видел в тебе не «бабу» или «ведьму», а что-то настоящее.
Я прижала ладонь к холодному металлу на шее. Он не жёг. Он просто был тяжёл и безразличен. Как и вся эта новая жизнь — тяжёлая, реальная, полная угроз и сложных чувств.
А на улице, в наступающих сумерках, я увидела знакомую высокую фигуру с посохом. Идор стоял и смотрел в сторону леса, где скрылся Борщ. Старик не обернулся, но я знала — он всё видел. И в его молчаливой позе читалось не одобрение, не осуждение. Скорее... ожидание. Как будто он наблюдал за бурей, что медленно, но верно надвигалась с двух сторон: из глухого леса мужской тупости и с небес древней, драконьей ярости.
Преследования Борща, которого в деревне за упрямство и рыжую щетину звали Рыгаром, не прекратились. Они лишь приняли иные, более мрачные формы. Он не подходил близко, но я чувствовала его взгляд — тяжёлый, неотступный — когда шла на луг за травами или к ручью.
На пороге то и дело появлялись «дары»: ощипанная тушка глухаря, связка лука, даже грубо вырезанная из дерева ложка. Это были не ухаживания. Это были метки, словно волк помечает территорию. Молчаливое давление деревни — «смотри, какой добытчик, не упрямься» — ощущалось в каждом косом взгляде некоторых жителей.
Я ответила тем, что с головой ушла в работу. Появились новые пациенты: мальчик Томас с глубокой царапиной от когтей лесного кота, старуха Морена с опухшими ногами. Я лечила их, но в голове уже строила планы. Одной избушки мне теперь не хватало. Нужно было отдельное помещение под лечебницу, где можно было бы разместить хотя бы две кровати для тяжёлых больных и хранить запасы. Мысль о «больнице» — пусть крошечной, деревенской — не давала покоя.
Как-то раз, возвращаясь со сбора коры ольхи, я услышала за спиной тяжёлые шаги. Я ускорила ход, но Рыгар догнал меня легко, перегородив тропу своей могучей грудью.
— Бегаешь, как лань испуганная, — проворчал он. — Не по-хозяйски. Пора остепениться. Я поговорил с Идором.
Меня будто обдали ледяной водой.
— О чём?
— О том, что тебе нужен хозяин в доме. А мне — здоровая жена. Старик мудрый. Он понимает.
Гнев, горячий и острый, вскипел во мне.
— Я никому не принадлежу, Рыгар. И Идор не вправе решать за меня. Отойди.
В его маленьких глазках вспыхнула обидчивая злоба.
— Ты всем тут нужна, знахарка. Но кто защитит тебя, если что? Лес неласков. Мужики не все добрые. Без мужского плеча ты — как цветок без забора. Сорвут и растопчут.
В его словах была своя, уродливая правда. Но принять его «защиту» означало навсегда стать вещью. Я собрала всю волю, глядя ему прямо в глаза.
— Моё плечо — это мои знания. Мой забор — это уважение тех, кому я помогаю. А от таких, как ты, уж защищусь сама. Поверь, я знаю, где находятся самые уязвимые точки на теле мужчины.
Гордо вскинув голову, обошла рыжего и направилась к дому, чувствуя, как его взгляд жжёт мне спину. Но Борщ не последовал за мной. Видимо, угроза, подкреплённая моим профессиональным знанием анатомии, сработала.
Вечером ко мне зашёл Идор. Он молча поставил на стол горшок с дымящейся похлёбкой и сел на свою привычную лавку.
— Рыгар говорил с тобой... — то ли констатировал, то ли поинтересовался он.
— Да. И я с ним. И всё до него донесла! — отрезала я, не в силах скрыть раздражение.
Идор кивнул, как будто так и должно было быть.
— Этот Борщ — как буря. Прямолинеен и груб. Но сила в нём есть, и для леса она нужна. Для тебя — нет. — старик помолчал, его взгляд упал на мои руки, быстро и ловко сортирующие травы. — Ты строишь не просто дом. Ты строишь оплот. Это мудро. И это... вызов.
— Вызов кому? — насторожилась я.
— Привычке. Укладу. Здесь женщина либо за мужем, либо за могильной плитой. Ты — третье. Это многих пугает. И многих притягивает. — Индор встал, чтобы уйти. — Рыгар отступит. Он упрям, но не глуп. Он чует, где сила настоящая. Но будут другие. Готовься.
После его ухода я долго сидела в тишине. Старик был прав: моя независимость была шипом в боку для многих. Мне нужна была не просто лечебница. Мне нужен был авторитет, — не подаренный мужем или происхождением, а заработанный.
На следующее утро я объявила, что буду учить желающих основам траволечения и уходу за больными. Первой пришла юная Элви, дочь гончара, тихая и любознательная девушка. Потом — вдовец Каэл, потерявший жену в родах и боявшийся теперь за свою маленькую дочь. Ко мне потянулись те, кто хотел не просто получить помощь, но и научиться помогать сам.
Так, день за днём, я обрастала не только стенами, но и людьми. Верными, благодарными, своими. Это была моя настоящая сила. Не магия, дремавшая под спудом зелья. Не призрачная связь с драконом. А это — чуткие руки учеников, доверие стариков, смех детей, которых я спасла.
И когда в одну из ночей мне снова приснился Сивер — не драконом, а человеком, стоящим на ветру на высокой башне, с лицом, искажённым непонятной мукой, — я проснулась не с тоской, а с холодной решимостью. Пусть буря бушует. У меня теперь была крепость, пусть и сложенная из брёвен, трав и человеческих сердец.
_______________________
Дорогие читатели, продолжу знакомить вас с историями нашего литмоба:
Ты. Всё ещё. Моя Жена!
Алекса Корр
https://litnet.com/shrt/L7To
Жила себе спокойно до 40 лет и горя не знала. Нет, угораздило умереть и попасть в другой мир, в тело отвергнутой жены дракона, которую подставили, оболгали и с которой развелся муж, назвав её недостойной. И если бы только это! Так нет: родственники плетут интриги, высший свет открыто насмехается, а тут ещё и маленькая сестра в опасности. Как выжить самой и спасти ребенка? На что придется пойти, чтобы выбить у судьбы для себя и малышки место под солнцем? И вот тогда, когда я уже разбираюсь с проблемами и даже задумываюсь о создании семьи, на пороге появляется бывший муж моего тела, который заявляет, что я всё ещё его жена! Простите, что?!

Очередной «сюрприз» ворвалась в мою жизнь не с неба в образе дракона, как я постоянно боялась, а из лесной чащи, — принесённый на грубых носилках. Это был Торвин, лучший охотник деревни, с глубокой, рваной раной от клыков вепря. Не просто рана — его нога ниже колена была почти оторвана, держалась на лоскутах кожи и мышцах. Кровь сочилась сквозь тряпьё, лицо было цвета пепла.
Его товарищи, могучие бородатые мужики, втащили его в мою избу с ошарашенными, испуганными лицами. Такие раны здесь не лечили. Тех, кто их получил, хоронили.
— Лора, сделай что-нибудь! — хрипел один из них, Квад, сжимая окровавленную руку товарища.
В избе запахло железом и смертью. Ученики замерли в ужасе. Элви побледнела, Каэл отвернулся.
Время замедлилось. В голове пронеслись картинки: антисептики, шовные материалы, операционная. Здесь не было ничего. Только кипяток, нож, игла из рыбьей кости и крепкие нитки. И дикая, невозможная надежда.
— Все лишние, вон! — крикнула я, и голос прозвучал как щелчок бича. — Элви, кипяти всю воду! Каэл, рви чистые полосы ткани! Остальные — держите его! Не дайте ему дёрнуться!
Я не просила, а приказывала. И эти огромные мужчины, не ведавшие страха, покорённые холодной яростью в моих глазах, повиновались. Не раздумывая, схватила свой скальпель, опалила лезвие в пламени лучины и, не дав себе времени на страх, принялась за работу.
Это был кошмар. Кость была раздроблена. Мне пришлось вытаскивать осколки, сшивать порванные мышцы и сухожилия, накладывая швы с ювелирной точностью, на которую я сама не знала, способна. Кровь заливала всё. Торвин кричал, пока хватало сил, потом впал в полузабытье. Мои руки двигались автоматически, будто ими управляла не я, а та самая забытая сила, что могла бы за несколько секунд спаять плоть и кость.
Операция длилась несколько часов. Когда я наложила последний, сложнейший шов и перевязала ногу толстыми слоями пропитанной отваром коры дуба ткани, в избе стояла гробовая тишина. Я отшатнулась от стола, вся в крови, руки тряслись мелкой дрожью. Но нога Торвина была цела. Пришита. Теперь всё зависело от его воли к жизни и от того, удастся ли избежать гангрены.
Я повернулась к присутствующим, которые смотрели на меня со смесью страха и восхищения.
— Он пробудет здесь. Элви, ты дежуришь первую смену, смена каждые четыре часа. Следи за жаром, за цветом кожи. Каэл, принеси льда с реки. Все, кто может, — на сбор тысячелистника. Быстро!
Люди бросились выполнять приказы. В тот день деревня забыла о своих делах. Все работали на спасение Торвина. Женщины готовили бульоны, мужчины носили лёд и дрова. Моя изба стала штабом. И я — его безжалостным командиром.
Ночью, когда Торвин впал в лихорадку, а Элви в панике разбудила меня, внутри что-то дрогнуло. Отчаяние и ярость смешались в единый коктейль. Я прижала ладони к его раскалённому лбу, к повязке на ноге, и ЗАХОТЕЛА. Не молилась. Не просила. Требовала от вселенной, от спящей внутри силы, от чего угодно — спасти его. И в глубине души, под толщей зелья и отчаяния, что-то едва заметно шевельнулось. Не вспышка света, а лишь слабый, тёплый толчок, будто проснулось спящее животное. Жар у Торвина не исчез, но его дыхание стало чуть ровнее. Элви с облегчением выдохнула: «Кризис миновал».
Утром пришёл Борщ. Он стоял в дверях, глядя на бледного, но спящего Торвина, на меня, не спавшую сутки, в засохшей крови. В его глазах не было ни злобы, ни домогательств. Было нечто вроде священного ужаса.
— Говорит, ты пришила ему ногу, — хрипло произнёс он. — Такого не бывает.
— Бывает, — коротко бросила я. — Теперь Торвин твой. Поможешь ему заново ходить, когда раны заживут. Это будет долго и больно. Готов?
Рыгар молча кивнул. Его взгляд скользнул по моим окровавленным рукам, по уверенной позе, и он, не сказав больше ни слова, развернулся и ушёл. Его преследованию пришёл конец: я больше не была «бабой без забора», а стала силой, с которой не спорят.
Слух о «пришитой ноге» разнёсся по округе. Ко мне потянулись уже не только из нашей деревни. Весть о целительнице, творящей невозможное, летела быстрее птицы. Моя избушка окончательно перестала быть просто жилищем. Она стала тем, о чём я мечтала: Лечебницей. Пусть с земляным полом и одной палатой. Но с надеждой.
А поздно вечером, когда суета утихла, я вышла под холодные звёзды. Руки всё ещё пахли кровью и травами. Я подняла ладонь к небу, где таились невидимые созвездия этого мира. И почувствовала. Не силу. Но… потенциал. Трещину в той дамбе, что сдерживала магию внутри. Она проснулась не во сне. Она шевельнулась в моменте абсолютной, яростной необходимости.
Но я знала, что шевеление этой силы ощутила не только я одна.
__________________-
Дорогие читатели, из-за перебоев с интернетом у меня нет возможности выкладывать главы ежедневно, но постараюсь радовать вас новыми продами как можно чаще.
А пока можете познакомиться с моей завершённой историей, которую можно читать целиком:
О, мой волк! Новые приключения Красной Шапочки
https://litnet.com/shrt/F_uR
В день своего совершеннолетия узнаю о том, что должна стать жертвой злобного духа, чтобы спасти родную деревню и любимую семью...
Теперь я — Красная Шапочка, девушка без имени и прошлого, добровольно ушедшая в Дремучий лес, чтобы принять свою участь и лечь на алтарь призыва.
Но здесь, среди пугающей чащи я встретила его! Страшный Серый Волк, грозный оборотень и безумно привлекательный мужчина... Он обещает, что спасёт меня, но как поверить зверю, пусть он и забрал моё сердце.
Вас ждёт:
- новый взгляд на любимую сказку,
- тайны, загадки и приключения,
- необычные существа,
- неожиданные повороты сюжета,
- горячие моменты,
- истинная пара, которая не верит в истинность,
- победа над злом,
- ХЭ.
Война, разразившаяся между королевствами, пришла не громом маршей, а тихим, кровавым шёпотом. Сначала это были беженцы — испуганные семьи с котомками, рассказывающие о набегах с севера, о чёрных знамёнах клана Гракхов, о драконьих налётах. Потом пошли раненые...
Моя лечебница, та самая, что с таким трудом отстроила, превратилась в перевязочный пункт. Земляной пол был утоптан до каменной твёрдости, воздух пропитался запахом крови, дыма и боли. Я не спала сутками. Мои ученики, Элви и Каэл, работали на износ. Мы оперировали, ампутировали, боролись с гангреной и отчаянием. Война была великим уравнителем — перед лицом смерти не было «своих» и «чужих», только живые, цепляющиеся за своё существование, и умирающие.
Запасы трав таяли на глазах. Особенно не хватало кровоостанавливающих и противовоспалительных. Однажды на рассвете, оставив лечебницу на попечение измученных помощников, я с корзинкой и ножом ушла вглубь Чёрного Бора. Нужно было найти редкую «огненную полынь», растущую лишь в скальных расщелинах.
Лес, обычно дышащий спокойной жизнью, был безмолвен и насторожен. Я шла быстро, прислушиваясь к каждому шороху, и разом замерла, услышав где-то рядом слабый стон.
В овраге, заваленный ветками, лежал незнакомец, словно пытался спрятаться. Молодой мужчина в разорванном, грязном мундире с чуждыми нашему краю черно-серебряными нашивками — цвета Гракхов. Враг!
Рана на его боку была ужасна — вероятно, от драконьего когтя или алебарды. Он истекал кровью, его лицо под слоем грязи было бледным как полотно, но черты... черты были удивительно прекрасными. Высокий лоб, прямой нос, густые тёмные ресницы, сбившиеся в беспорядке чёрные волосы. Красота, искажённая агонией.
Мужчина приоткрыл глаза цвета гречишного мёда, мутные от боли, но осознающие. Увидев меня, он попытался схватиться за нож, которого уже не было у пояса.
— Тихо, — сказала я, опускаясь на колени рядом. Мои руки сами потянулись осмотреть рану. «Прокол брюшины, риск перитонита, кровопотеря критическая».
Незнакомец что-то прохрипел на своём языке. Проклятие или мольбу — я не поняла. Но в его взгляде не было ненависти. Был только животный страх смерти.
И я приняла решение. Быстро, без колебаний. Моментально сорвала с себя пояс, сделала временную давящую повязку, чтобы замедлить кровотечение. Потом, собрав все силы, впилась плечом ему под руку и потащила. Мужчина был тяжёл. Каждый шаг давался ценой нечеловеческих усилий. Но я не переставала тащить. Потому что была врачом. И потому что в его глазах, как и в глазах Торвина, горела та же искра жизни, которую поклялась защищать.
Когда я, обессиленная, ввалилась с ношей на окраину деревни, поднялся крик. Сбежались все, кто мог держать вилы или топор.
— Это же Гракх! Враг! Убить его!
— Лора, ты с ума сошла! Он перережет нам глотки!
Рыгар, ставший после случая с Торвиным моим молчаливым сторонником, преградил путь разъярённым мужикам.
— Стойте! Она тащила его пол-леса. Если б хотел убивать — сделал бы уже.
— Он умирает, — хрипло сказала я, не останавливаясь. — И он мой пациент. Как и все в моих стенах. Кто тронет его — тому больше ни капли лекарства, ни единого шва.
В моём голосе была сталь, закалённая в операциях и смерти. Люди отступили, бормоча проклятия, но дали пройти. Я втащила раненого в лечебницу и уложила на последнюю свободную соломенную подстилку рядом с нашим дозорным, которому тот, возможно, нанёс эту рану.
Элви ахнула, увидев мундир. Каэл побледнел. Но они, встретившись с моим взглядом, молча кивнули и подали кипяток и бинты.
Операция была долгой. Я вычищала рану, искала повреждённые сосуды. Незнакомец, придя в себя от боли, стиснул зубы и не издал ни звука. Его золотисто-медовые глаза следили за каждым моим движением, полными недоверия, боли и немого вопроса: «Зачем?»
Когда всё было кончено, а опасность, казалось, миновала, я, вытирая окровавленные руки, встретилась с его взглядом.
— Почему? — прошептал он на ломаном, но понятном языке нашего королевства. — Я... враг.
— В моей лечебнице нет врагов, — устало ответила. — Есть только живые и мёртвые. А я борюсь за живых.
Я отвернулась, чувствуя на себе тяжёлые взгляды деревенских, сгрудившихся у входа. Мной был нарушен негласный закон войны. Я поставила под угрозу свой авторитет, свою безопасность. Но, глядя на этого красивого, искалеченного юношу, точно знала, что не могла поступить иначе. Война пришла к нашему порогу. И мне предстояло защищать не только тела, но и остатки человечности в этом аду. Даже если это значило — спасти врага.
__________________________
Дорогие читатели, продолжаю знакомить вас с историями нашего литмоба:
Бывшая жена генерала-дракона
Колыбельникова Нина
– Я люблю другую, Амелия. И она ждет от меня ребенка. Когда-нибудь ты тоже влюбишься. И поймешь меня. Прости.
Последние слова, которые услышала Амелия перед смертью.
Теперь в ее теле я. В наследство мне достались: злая мачеха, капризная сестра и бывший муж-дракон, который опозорил меня в день свадьбы. Они думали, что я сломаюсь. Но они не знали, что я не Амелия. И мне есть что терять и ради чего жить.
https://litnet.com/shrt/Sj4S

Раненого врага, которого я спасла, назвал себя Кассием. Он был слишком слаб, чтобы представлять угрозу, и слишком ошеломлён моим поступком, чтобы планировать побег. Его золотистые глаза смотрели на меня с немым недоумением, смешанным с робкой благодарностью. Деревня же бурлила. Недовольство, как кислота, разъедало доверие, выстроенное с таким трудом. Но я стояла на своём: под моей крышей нет своих и чужих, единственный враг здесь — смерть.
Война тем временем подступала всё ближе. Через деревню потянулись отступающие части королевской армии. Из их обрывчатых, испуганных рассказов складывалась картина: чёрная орда Гракхов, ведомая драконами-мутантами, рвалась к границе. И единственный, кто сдерживал их на узком горном перевале Вечной Скорби, был генерал Сивер и его стража.
Имя «Сивер» звучало теперь не как отголосок прошлого, а как набат. Каждый вечер я выходила и смотрела на север, где за горами полыхало зарево пожарищ. И однажды ночью, в полусне между стонами Кассия и криками других раненых, — это случилось...
Моё сознание сорвалось с якоря и взмыло ввысь, словно магнитом его тянуло над лесами, над горами, прямо к тому самому перевалу. Я видела всё как наяву, но в оттенках кровавого золота и теней. Ночное небо, разорванное вспышками чужой, болезненной магии. И он... Сивер. Не человек, а огромный, чешуйчатый ужас и красота в одном лице — чёрный дракон с крыльями, затмевающими луну. Он метался в небе, сражаясь с двумя другими, меньшими, но вертлявыми тварями цвета ржавого железа. Его движения были яростны и точны, но в них читалась смертельная усталость. Он был один против многих.
И тут из темноты, с земли, ударил сгусток малиновой энергии. Не по драконам — по Сиверу. Удар пришёлся в основание левого крыла, в место, где находился уязвимый сустав. Раздался леденящий сердце звук. Даже не звук, а ощущение во всём моём существе — хруст ломающейся кости, разрыва плоти и... души.
Сивера взревел — звук, полный боли и ярости, эхом отозвался в моей груди. Дракон камнем рухнул вниз, за горный хребет, исчезнув из виду. Связь — та самая, что тянулась ко мне во снах, — на мгновение вспыхнула ослепительной, обжигающей болью, а затем... оборвалась. Не исчезла. Стала тонкой, как паутина, и смертельно холодной.
Я вскрикнула и села на кровати, сердце колотилось, вырываясь из груди. Ладонь непроизвольно прижалась к собственному левому плечу, где сквозь ткань рубахи я почти физически чувствовала жгучую, разрывающую рану. Рану Сивера.
Он умирал. Я знала это с абсолютной, мистической уверенностью. Сивер, дракон, муж, который никогда не был мне мужем, — он истекал кровью где-то там, в темноте, один.
Мысль родилась мгновенно, — безрассудная, но единственная правильная. Я должна была идти. Не из долга. Не из любви, которой не было. А потому что я была целительницей. И Сивер, даже не зная того, был моим самым важным пациентом. Наши судьбы были сплетены, и если он умрёт, часть меня — та самая, что только начала просыпаться, — умрёт вместе с ним.
На рассвете я собрала всё, что могло понадобиться: сильные кровоостанавливающие и обезболивающие травы, бинты, скальпели, антисептические настойки. Сложила в прочный походный мешок. Элви и Каэл, увидев мои приготовления, поняли все без слов. Их лица вытянулись от ужаса.
— Вы не можете! Там война! — прошептала Элви.
— Сивер держит фронт. Если он падёт, война придёт сюда, ко всем нам, — сказала я, и в моём голосе не было места для возражений. — Лечебницу оставляю вам. Кассий... — я взглянула на золотоглазого врага, который, притворяясь спящим, внимательно слушал, — он поможет.
Кассий медленно открыл глаза и кивнул. Единственный раз. Слова были не нужны, я точно знала, что он сделает всё, чтобы помочь.
У порога меня ждал Идор. В руках он держал свой старый посох и смотрел куда-то вдаль.
— Дорогу знаешь? — спросил он просто.
— Чую, — ответила я, и это была правда. Тонкая, холодная нить боли вела на север.
— Тогда вот! — старик протянул мне посох. — Не для опоры, а для защиты! Для того, кто попробует преградить путь истинному сердцу. Лес слушает меня, а, значит, примет и тебя.
Я взяла посох, испытывая некое благоговение. Он был тёплым от прикосновения руки моего наставника. Без лишних слов вышла из деревни, даже не оглянувшись. Впереди были горы, война и дракон, в чьей судьбе я была отвергнутой женой, ставшей единственной надеждой.
____________________
Ещё одна история нашего эмоционального драконистого литмоба:
Попаданка и генерал драконов. И развод?!
Марина Павельева
https://litnet.com/shrt/gOpY
Красивый муж не панацея от развода. Еще и генерал драконов, который влюбился в другую. Вот да. И понять его даже можно, и жить без него, если бы не одно но. В теле его бывшей жены теперь попаданка, которую угораздило во всё это вляпаться и узнать, что у нее есть страшная тайна, а муж почему-то хочет вернуться. Упс. А оно ей зачем? Не-не, мы это уже проходили. Ах, только ее магия может его спасти? И он на всё готов?
Спасти и не влюбиться – трудный выбор, который будет сделан.

Первые часы пути я следовала по ещё знакомым местам. Тропы, по которым я ходила за травами, родные запахи черники и влажного мха. Но с каждым шагом на север лес менялся. Воздух становился тяжёлым, пропитанным запахом гари. Птицы умолкли. Попадались первые следы войны: брошенная, разбитая телега, тёмное пятно на камнях, обугленные ветви.
Нить боли в моём плече вела меня не по тропам, а напрямик, через буреломы и каменистые осыпи. Посох в руке будто сам находил опору, подтягивал меня на крутые склоны. Я шла, почти не чувствуя усталости, гонимая единственным чувством — страхом опоздать.
К вечеру первого дня я вышла к краю выжженной долины. То, что увидела, заставило кровь похолодеть. Это был не лесоповал — это было кладбище. Тела в синих и чёрных мундирах лежали вперемешку, и над ними уже трудились существа, которых в кошмарах не увидишь — мохнатые, с клювами стервятников и цепкими лапами грифонов, «трупоеды», о которых я лишь слышала страшные сказки от Идора. Но эти ужасающие твари нападали и на живых, особенно когда были в стае.
Меня вырвало. Я прижалась спиной к холодному стволу сосны, пытаясь заглушить спазмы. Но нить боли дёрнула так резко, что я вскрикнула. Сивер был совсем рядом. И ему было очень плохо.
Пришлось идти через долину. Я сделала несколько шагов, не поднимая глаз от земли, заставляя себя не видеть, не слышать, не чувствовать запаха, и пошла, спотыкаясь о камни и кости. Существа на мгновение замерли, повернув свои жуткие окровавленные головы в мою сторону. Потом, будто не обнаружив ничего интересного, вернулись к своей жуткой трапезе. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен на весь лес.
За долиной начались горы. И здесь, в первом же ущелье, меня настигло видение. Не сон — я шла, но мир вокруг поплыл, замедлился. Я увидела себя со стороны — маленькую, жалкую фигурку с посохом на склоне. А высоко в небе, над самыми вершинами, бушевала битва титанов. Чёрной молнией величественный дракон метался между двумя кроваво-красными, вертлявыми тварями.
Я почувствовала каждое его движение, как напряжение в собственных мышцах, его ярость, его усталость. И увидела — не глазами, а внутренним зрением — как из темноты скал вырывается багровый луч и впивается ему в крыло. Боль была настолько реальной, что я рухнула на колени, схватившись за своё здоровое плечо, из горла вырвался сдавленный стон.
Видение рассеялось, оставив после себя ледяной пот и абсолютную уверенность: Сивер упал где-то там. И если я не найду его до рассвета, не найдут уже никогда.
Ночь опустилась, чёрная и беспросветная. Я шла, почти на ощупь, лишь слабое свечение навершия посоха выхватывало из мрака путь. Из последних сил карабкалась по скалам, срывалась, разбивая в кровь руки и колени, поднималась и шла снова. Нить боли стала единственной реальностью, горячей иглой, вонзённой в самое нутро.
А потом, в предрассветном сумраке, я нашла Сивера. Не его самого, а место падения. Глубокую расщелину, откуда веяло теплом и запахом... чешуи, крови и могучей, угасающей жизни. Страх сменился чем-то иным — холодной решимостью.
Я сделала последний рывок, соскользнула вниз по осыпающемуся склону и замерла. Передо мной, залитый первыми лучами солнца, лежал поверженный король гор. Дракон. И он дышал. Слабо, прерывисто, но дышал.
_____________________________
Дорогие читатели, хочу познакомить вас с ещё одной историей нашего литмоба:
Развод. Истинная генерала-дракона
Марго Арнелл
https://litnet.com/shrt/-Zmu
“Заканчивайте это! — Не голос, а низкий рык с металлическими нотками, от которого по коже бегут мурашки. — Я и минуты лишней не хочу находиться рядом с ней”.
Служитель взмахнул рукой, и золотую нить между нами с Люциусом перерезало невидимое лезвие. Я почувствовала странный, щемящий разрыв внутри. Наша связь разорвалась.
Люциус Гербер развернулся так стремительно, что взметнулись полы его темного плаща. Он не бросил на меня ни единого взгляда.
“Собери свои вещи и исчезни до моего возвращения”.
***
Я, талантливый ученый Алена Астахова, очутилась в незнакомой реальности брошенной, выставленной за дверь, чужой и нелюбимой. Мне предстоит выжить в мире, полном магии, с клеймом предательницы и без гроша в кармане. Моя единственная опора — холодная логика ученого. Главная угроза — генерал-дракон Люциус, чья красота и пылкий нрав пугают так же, как и притягивает.

Да, путь на север был не дорогой, а сплошным кошмаром. Но я дошла, не скрываясь, опираясь на посох Идора. Странницы в таких местах обычно не выживают. Но что-то в моей прямой осанке, в безумной решимости во взгляде, а может, в самом этом посохе, отгоняло мародёров и дезертиров. Они расступались, пропуская меня, словно видя во мне настоящую силу, которой стоит опасаться.
А когда нашла Сивера в глубокой расщелине, куда он, видимо, рухнул, пытаясь укрыться, поняла, что всё было не зря.
Дракон... Ночной Коготь, — великий и ужасный. Единственный, кто не побоялся сражаться до конца.
Он лежал, свернувшись клубком. Его чёрная чешуя, обычно отливающая синевой, стала матовой, покрытой пылью и запёкшейся кровью. Раненое крыло было неестественно вывернуто, из разорванной плоти сочилась тёмная, почти чёрная жидкость. Янтарные глаза сейчас были закрыты.
Но когда я, преодолевая животный страх, сделала шаг ближе, одно огромное веко дрогнуло и приподнялось. Золотой зрачок, тусклый и безжизненный, сфокусировался на мне. В нём не было ни угрозы, ни удивления. Лишь глубокая, вселенская усталость и... узнавание. Дракон смотрел на меня подобно рентгену: сквозь одежду, кожу, прямо в ту смутную, спящую искру, что была во мне.
Я осторожно приблизилась, положив руку на горячую чешую у шеи. Это был наш первый настоящий контакт. Внутри меня что-то взорвалось. Это была даже не боль. Вспышка. Целый шквал образов, чувств, мыслей, но не моих. Ярость боя. Холод предательства (Дарина!). Острая, жгучая боль в крыле. И... тонкий, далёкий свет, похожий на тот, что снился мне. Он тянулся сюда, к этому месту, где были сейчас вдвоём. Последняя нить.
— Держись, — прошептала я, не зная, слышит ли Сивер. — Я здесь.
К сожалению, я понимала, что не смогу исцелить дракона травами. Его рана была пронизана чужой, разъедающей магией, непонятной и недоступной мне. Но зато могла попытаться достучаться до его собственной силы. До той самой силы, которую должна была ему подарить... но не смогла.
Я опустилась на колени у основания раненого крыла, игнорирую зловоние и ужасающий масштаб раны, очень аккуратно и бережно положила обе ладони на края разрыва. Я не стала просить или концентрироваться, а просто захотела, отправила приказ, потребовала от той спящей внутри нас силы, от самой вселенной — помочь.
И на этот раз сила отозвалась послушно и почти ласково, словно верный питомец.
Казалось, из самой глубины моего существа поднялась густая, тёплая река и потекла сквозь руки в израненную плоть дракона. Это было мучительно. Появилось ощущение, что из меня вытягивают душу по ниточке. Я видела, как тёмная, некротическая ткань по краям раны начинала светлеть. Как кровотечение замедлялось. Это было ничтожно мало для существа его размера, но это было спасением. Дракон вздохнул глубже, и в его золотом глазу мелькнула искра — не надежды, а изумления.
Даже не знаю, сколько времени прошло. Когда поток иссяк, а я рухнула на землю, обессиленная до потери сознания, крыло всё ещё было сломано, рана — ужасна. Но чёрная пелена смерти отступила от него. Сивер будет жить. Какое-то время.
— Уходи... — вдруг выдохнул дракон неразборчиво. — Тебе здесь не место!
Возможно, я была и рада уйти, но все мои силы, которые так долго скрывались внутри меня, были отданы на лечение ужасающей раны. Казалось, что жизненное пламя затухало во мне, превращаясь в слабую искру. Закрыв глаза, привалилась к чешуйчатому боку и удовлетворённо вздохнула: я поступила правильно!
Значит, короткую жизнь в этом мире, ставшим для меня настоящим домом, прожила не зря!
___________________
И ещё одна история нашего литмоба, о которой хочу вас рассказать (заключительная):
Попала в Развод, или Как раздраконить бывшего!
Маргарита Абрамова, Николь Фенникс
https://litnet.com/shrt/uPzg
Из жизни успешного следователя — в тело униженной и брошенной жены Генерала Драконов. Не самый лучший апгрейд.
Прежняя хозяйка тела умерла от несчастной любви, а у меня на повестке дня — карьера и личное счастье без этих драконьих заморочек!
Все шло хорошо. Пока начальником отдела не назначили моего бывшего мужа, который когда-то меня выгнал и не желает видеть даже в подчиненных.
Но на этот раз я не позволю ему диктовать условия. Я не его робкая жена. И нечего на меня так смотреть!
