Два года спустя
Филипп
– Котик, я до сих пор не могу смириться с тем фактом, что ты не взял меня в Москву, – возмущенно тянет Алиса. Ее скрипучий голос разносится по всему салону через динамики.
Включив поворотник, я съезжаю с трассы и блуждаю глазами по парковке в поиске свободного места.
– Не ной, Алиса, – жестко осаживаю ее.
– Ну ты же знаешь, как я люблю столицу… Тем более, что давно не виделась со своей подругой. А она, между прочим, нас двоих звала в гости.
Скучает она по столице… Совсем недавно жила в деревенском ауле, а сейчас возомнила из себя столичную. Была в Москве пару раз, и то потому что я брал ее с собой в командировки. Обычно я не мешаю рабочее с личным, но в те разы она выклевала мне весь мозг, так что пришлось уступить ей.
А подруга ее… Клишированная золотоискательница, которая увела пятидесятилетнего мужика из семьи. Миллионер этот оставил брак, длинною в тридцать лет, жену, что была рядом и в горе, и в радости, и двоих взрослых детей. Виделись с ними однажды. Приятного мало.
– Понятия не имею о ком ты говоришь, – делаю вид, что не помню о ее друзьях, лишь бы избавиться от ненужных вопросов. Наконец, нахожу свободное место и паркуюсь прямо у входа. – Ты бы все равно сидела в отеле в одиночестве. Мне тут не до тебя, я работаю.
– Я знаю, – нарочито стонет. – Я буду так сильно скучать по тебе!
Ага, как же!..
– Я здесь на неделю, – отвечаю вместо фальшивого “и я по тебе буду скучать, любимая!”. Я как не любил эти приторно-сладкие ласки, так и не полюбил, хоть Алиса упорно пытается приучить меня к ним. – Я опаздываю. Позже созвонимся.
Бросаю быстрый взгляд на циферблат наручных часов. В запасе еще пять минут. Нащупываю в бардачке пачку сигарет, выхожу на улицу и щелкаю иммобилайзером.
С тех пор как Настя ушла, курить стал чаще, и перешел на более крепкие сигареты. Такая вот закономерность.
Развод перенес довольно легко, но вот период после… Был для меня слишком тяжелой ношей. Душу рвало на части и потряхивало знатно еще несколько долгих месяцев. Ходил, злой, как собака, на всех огрызался, половину штата сотрудников уволил, в работу с головой ушел, лишь бы не утонуть в яме собственных мыслей и разбитых надежд. Не мог ни на чем сосредоточиться, кроме бывшей жены. Несколько крупных контрактов упустил. Пил, как свинья конченная, неделями, друзья не успевали из запоя вытаскивать.
Так что бесследно Настя точно не ушла.
Подставив лицо весеннему солнцу, затягиваюсь никотином. Прищуриваюсь от яркого света, когда на парковку заезжает знакомый автомобиль.
– Опаздываешь, Кам, – зажав между губами пылающую сигарету, пожимаю приятелю руку.
– Черт бы побрал эти столичные пробки. Вспотел, как свинья.
Друг пыхтит, пиджак распахивает и папкой с документами обмахивается. Солнце сегодня действительно жарит не по-детски. Входим в прохладное здание и Камиль чуть не стонет от удовольствия. Пока друг трется под кондиционерами, я отхожу к стойке администратора, называю фамилию и симпатичная блондинка с лучезарной улыбкой указывает в сторону лифта.
– Все документы подготовил? – интересуюсь у Камиля, входя в просторную кабину лифта.
– Все в этой папке, – успокаивает меня. – Не парься, Фил. Все подпишем сегодня.
Камиль – мой новый деловой партнер, и сегодня у нас встреча с потенциальными партнерами из ОАЭ с подписанием многомиллионного контракта.
– Да вроде обычное дело, а нервяк все равно присутствует, – поправляю запонки на своей рубашке, отслеживая цифры на электронном табло. – Про переводчика забыли. Я хреново арабский знаю, будет смешно, если сделка сорвется из-за языкового барьера.
– У арабов свой переводчик, я узнал.
Лифт останавливается, и мы выходим на пятнадцатом этаже. В конференц-зал приходим первым, занимаем соответствующие места и дожидаемся арабов. Беру в руки предоставленную бутылку воды, откупориваю и делаю жадный глоток. В голове по пунктам раскидываю дальнейший план на день, куда поехать надо, что отвезти, что подписать. Дел невпроворот.
Ждать приходиться недолго и спустя пару минут дверь распахивается и входит делегация из ОАЭ. Сначала двое мужчин в гутре, мы с Камилем подрываемся с мест, чтобы приветствовать иностранных коллег, только вот мои глаза медленно сползают с лиц мужчин.
В комнаты входит женский силуэт и все мое внимание приковывается к этой особе.
Да ну, не может быть… Это больше похоже на насмешку судьбы.
Сердце подпрыгивает к горлу и бьется где-то на уровне гланд. Передо мной на расстоянии вытянутой руки стоит она, моя бывшая жена Настя.
Стройная и подтянутая, осанка ровная, вся светится. Держится уверенно, на губах – легкая улыбка. Из одежды – белый приталенный пиджак, подчеркивающий изгибы, классические брюки такого же цвета и бежевые туфли на вопиюще высоком каблуке. Волосы собраны в низкий пучок, в руках черная папка.
И пока я внимательно ее рассматриваю и пытаюсь совладать с внезапно нахлынувшими эмоциями, не замечаю, как она тоже смотрит на меня. Жестко, равнодушно и холодно.
И сам не знаю почему, но меня это очень сильно задевает.
❤️ Приветствую всех читателей на второй части романа! На старте мне очень важна ваша поддержка, поэтому... Не скупитесь на звезды. Настя Можно подумать, что это больная игра моего разума. Легкие ощущаются деревянными и, кажется, перестали выполнять свою главную функцию – качать кислород. Я заставляю себя дышать, несколько раз моргаю. Нет, к сожалению, нет, мне это не чудится. Эта картинка перед глазами не рассеивается, и он продолжает стоять прямо передо мной. Мой когда-то горячо любимый супруг и отец моей дочери. Филипп Фирсов. В последний раз мы виделись два года назад, и при весьма неприятных обстоятельствах. Он притащил на наш развод свою молодую любовницу, которая не упустила момента позлорадствовать надо мной и упивалась моей беспомощностью. Тогда я действительно была беспомощна: брошена мужем, беременна долгожданным ребенком после двух замерших беременностей, бедна, как церковная мышь, так как после развода мне не причиталось ни копейки. Конечно, Фил, предлагал мне квартиру, но разве я могла принять его подачки после всех унижений? Разумеется, нет. Они вдвоем издевались надо мной. Он и его любовница, по совместительству моя двоюродная сестра. Сейчас, конечно же, многое поменялось. У меня растет лапочка-дочка, мы перебрались в столицу, я устроилась на хорошую должность. И я бы даже сказала, что моей работе можно позавидовать. Работаю по несколько часов в день с иностранными клиентами, езжу на конференции в разные точки мира, иногда беру переводы на дом, когда дочка не болеет, и ей не требуются повышенное внимание. Я счастлива. И более чем довольна своей жизнью. – Хотелось бы обсудить в третьем разделе пятый пункт, – грубый голос Филиппа проникает в мой разум, заставляя вернуться в реальность. Наши взгляды встречаются. Зрачок в зрачок. И меня словно прошибает высоковольтным напряжением. Я выпрямляюсь и, повернувшись к своему клиенту, перевожу слова бывшего мужа на арабский. Не перестаю благодарить себя за то, что во время беременности выучила арабский язык. Сложный для заучивания, но вполне преодолимый. Глаза ненароком снова находят лицо Фила. Он внимательно слушает арабов, сидящих справа от меня, и кивает в ответ. От меня не укрылось то, что Филипп жадно блуждал по мне глазами. Как будто мы одни в этой комнате и его не волнует ничего, кроме моего лица. Сейчас же он занят, и поэтому я позволяю себе внимательно его разглядеть. Он изменился. Не сильно, но что-то в нем переменилось за эти два года. Черты лица стали жестче, взгляд теперь более цепкий, хотя он и раньше мог спугнуть людей своими глубокими и пронзительными черными глазами. Темные волосы, в которые я когда-то любила запускать пальцы, теперь аккуратно уложены. Его поза расслаблена и немного ленива, что создает ощущение его превосходства. Не могу не отметить, что он превратился в незнакомца. Раньше был родным, до дрожи любимым, а сейчас стал совершенно чужим. Или это я от него отвыкла? Конечно, я не могла не думать о нем все эти года. Сложно забыть человека, который был для тебя всем. С предательством которого ты чувствуешь себя так, словно тебе перекрыли кислород. Боль никуда не ушла, со временем она лишь притупилась, и я научилась с ней жить. И еще один важный пункт, но не самый последний по значимости, моя дочь – копия своего отца. Так что ненавидеть я его тоже не научилась. – Отлично! Нас устраивают ваши условия, – проговаривает партнер Филиппа и переводит взгляд на меня. Я тотчас перевожу услышанное. Мое начальство кивает, арабы встают со своих мест и пожимают руки Филиппу и его коллеге. Отлично, моя работа здесь закончена, теперь я могу уходить со спокойной душой. Ага, если бы… Вряд ли в последующие дни мне удастся уснуть без мыслей о бывшем супруге. Мы выходим в коридор. Я и делегация из ОАЭ идем спереди, Филипп и его партнер немного позади. Спускаемся вниз на одном лифте. Мне приходится держать осанку неестественно ровно и чувствовать на своем затылке жесткий, пронзительный взгляд. У меня аж мурашки бегут по всему телу. Секунды тянутся бесконечностью, и когда створки лифта раскрываются, я спешу покинуть тесное пространство. В лобби офисного здания прощаюсь с арабами, и спешу ретироваться подальше от Филиппа, который, кажется, ходит за мной по пятам. Уже на улице надеваю солнечные очки и отчаянно роюсь в сумочке в поиске иммобилайзера. Так быстро перебираю ногами, что не замечаю, как каблук проваливается в ливневую решетку и из-за моих попыток поскорее вызволить его – ломается у самого основания, оказываясь торчать в сетке. Я ахаю, сумочка вываливается из рук, летит на асфальт и я вместе с ней. Из клатча вываливается все его содержимое, но в отличие от него, я не успеваю упасть вниз, потому что меня тянут вверх, обхватив за талию. – Не ушиблась? – вибрирующий голос над моим ухом. Боже, мое сердце сейчас взорвется от паники. Лицо Филиппа так близко, что я ощущаю на своем лице его горячее дыхание. Греховные губы в сантиметре от моих, а руки совсем не стыдятся держать меня за талию и нахально прижимать к своему телу. Принесла же нечистая!.. – Надо быть осторожнее, – проговаривает одним шепотом. – Ты так летела с лестницы. От меня убегала? До меня доходит абсурдность ситуации только спустя несколько секунд. Мой бывший супруг в собственническом жесте прижимается меня к телу на глазах у всего офисного центра. – Кхм, спасибо… – я откашливаюсь и отстраняюсь от него, как от прокаженного, увеличивая расстояние между нами. – Но я в порядке. Фил прищуривает глаза и поджимает губы в одну линию, когда замечает, как я поправляю пиджак в том месте, где он хватал меня. Клянусь, кожа под одеждой в этих местах пылает и покалывает. Затем он опускает взгляд вниз, на мои ноги, и, кажется, оглядывает сломанный каблук. Но потом он делает то, что заставляет меня начать дрожать, как осиновый лист. Опускается на корточки, чтобы собрать обратно в сумку разбросанную по асфальту косметику и натыкается на фотографию дочки. – Не твое дело!.. Действую на инстинктах: выхватываю фотографию дочери, подцепляю с асфальта сумку и наспех собираю косметику. Сердце колотится на разрыв, шум крови набатом отдается в ушах. Этот снимок был сделан полгода назад, на первом дне рождении Вари. Мы с ней в одинаковых джинсовых комбинезонах, я держу дочку на руках, а она, с соской во рту, теребит в ладошках розовый воздушный шар. Как вчера помню ее блестящие от радости глаза в тот момент, когда она проснулась и сразу же увидела огромное количество шаров в квартире. Как она с интересом хваталась пухлыми пальчиками свой первый торт и нелепо слизывала крем с рук. Разумеется, она ничего не понимала, и все ей было в новинку. Но этот душещипательный момент навсегда останется в моей памяти. Недосказанности витают в воздухе и оседают на нас тяжелым удушающим облаком. В ответ на мою резкость Фил моментально меняется: смотрит исподлобья, сводит брови к переносице, ноздри раздуваются и самое главное, что привлекает мое внимание… сжимает и разжимает кулак правой руки. Я выпрямляюсь, завороженная его реакцией. Когда-то два любящих супруга сейчас смотрят друг на друга, как два самых главных врага. Я с презрением обвожу его лицо, Филипп же смотрит так, словно я не больше, чем дохлая муха под его ботинками. Что на него так повлияло? Сначала он бежит за мной через все лобби здания, прижимает к себе, словно не может надышаться, а через мгновение готов растерзать одним только взглядом. Удивленная его нелогичным поведением, я быстро разворачиваюсь и ковыляю к своей машине. Сбросив со ступней проклятые туфли, которые поставили меня в такое унизительное положение перед бывшим мужем, я быстро завожу двигатель и выезжаю с парковки. Каюсь… Я позволяю себе бросить быстрый взгляд в зеркало заднего вида на то место, где недавно стоял бывший муж. Однако его там уже нет. Всю оставшуюся дорогу до дома терзаюсь в сомнениях: вдруг Филипп все понял? Сходство Вари и ее отца просто поразительно. Достаточно кинуть мимолетный взгляд на фотографию, чтобы понять, что они – родственники. Пальцы сжимаются вокруг руля до побеления в костяшках. – Господи, пожалуйста, лишь бы он ничего не понял, – произношу вслух, отчаянно моля высшие силы о пощаде. Не хочу представлять, что будет, если он узнает о моей Варюше. Слишком долго я выстраивала свой маленький уютный мир, чтобы позволить Фирсову все испоганить. Дочку он не отнимет, но и меня в покое не оставит. Прошло два года, а судьба продолжает издеваться надо мной. Порог квартиры переступаю с тяжелым сердцем и с ворохом мыслей в голове. Как только слуха касается топот маленьких ножек, на душе тотчас становится легко. – Мама! – Варюшка летит ко мне со скоростью света, и втыкается в ноги. – Где была? Я поднимаю маленькую проказницу на руки и целую в пухлые щечки. Несмотря на то, что ее темные волосы собраны в два причудливых хвостика, непослушные пряди все равно норовят залезть в глаза. – На работе была. Варя с раннего возраста опережала своих сверстников в развитии. В пять месяцев уверенно сидела, а в девять уже потопала. Так что сейчас она хорошо разговаривает и уже выстраивает логические цепочки в предложении. – Поигаем? – тычет мне в лицо куклой, которую я ей купила на прошлой неделе. – Поиграем, моя Буся. Ставлю дочку на ноги и принимаюсь раздеваться. На пороге замечаю маму. – Где ты ходишь? – мама привычно встречает меня ворчанием. – Каблук сломала, представляешь? – кладу на этажерку сломанную туфлю, стараясь не выдавать своей эмоциональной паники. – Замечательно! Мы же деньги печатаем! Я кинула на нее усталый взгляд. С тех пор как мы переехали в Москву, мама ни дня не работала. И не от хорошей жизни, а потому что Варюша, как и все дети ее возраста, очень часто болеет, и маме приходится с ней сидеть. Мы всем обязаны матери моего бывшего супруга – Людмиле Васильевне. Это она, как только узнала об подлости Филиппа, увезла нашу маленькую семью в столицу, квартиру нам нашла и меня на работу устроила. Так сказать, компенсация за моральный ущерб, нанесенный ее сыном. На работу я вышла уже через две недели после родов, в первое время работала днями и ночами, чтобы оправдать доверие свекрови, а потом стало легче. Так что в нашей семье я – единственный добытчик. – Мам, ну хватит, – устало протянула я, стягивая с плеч пиджак. – Так сильно устала. Я чмокнула маму в щеку и прошла в гостиную, в которой повсюду разбросаны детские игрушки. Черт ногу сломит. Обещала же дочке поиграть, нужно выполнять свои обещания, а еда и душ спокойно могут отойти на второй план. – Мамаа! – подзывает Варя с другого конца комнаты. – У меня сериал начался, а я даже включить телевизор не могу! – мама плетется за мной, словно моя собственная тень. – Почему не можешь? – произношу на выдохе. Хватаю Варюшу и сажаю себе на колени. Ужас как соскучилась! Зарываюсь носом в сладкопахнущую шейку и начинаю целовать. Дочка хохочет и брыкается. – Глаз да глаз нужен за Варькой! Она такая неугомонная стала, это она в тебя пошла, Настя! – продолжает наседать мама. – Вот ты мне скажи, думаешь мне хочется под старость лет гоняться за ней по квартире? Она шустрая, а у меня все суставы ноют! Слова мамы пролетают мимо меня. Я слишком сильно скучала по моей бусинке, чтобы отвлекаться на недовольную болтовню. – Ты будешь папой миской! – доча сует мне в руки плюшевого медведя. – А я мамой! Внезапно улыбка слезает с моего лица, а хорошее настроение мигом улетучивается. Я смотрю на темные волосы Вари, на ее черные глаза-бусинки, и не могу не думать о том, а что было бы, если бы Фил узнал про нее? Любил бы он ее? Конечно, любил! Обожал! Как можно не любить такое чудо? Тем более после наших неудачных попыток зачать ребенка. Что уж греха таить, он был хорошим, даже замечательным мужем, всегда поддерживал в трудные минуты отчаяния, ни в чем мне не отказывал. Это он под конец оскотинился. Превратился в настоящего подонка, каким и является по сей день. – Как это? – мама теряет дар речи и, кажется, всего за мгновение бледнеет. Я могу понять ее реакцию. Я почувствовала то же самое, когда увидела его в конференц-зале. – Вот так. Его компания заключала договор с арабами, на которых я работаю. Помнишь, я рассказывала? – поднимаю голову и кидаю на мамино лицо быстрый взгляд. – Помню. Помню, – она качает головой. – Ну и ну! Судьба какая-то! – Абсурд! – я отмахиваюсь и начинаю расхаживать по кухне. Не могу усидеть на месте, с таким же успехом не могу привести в порядок лихорадочные мысли в голове. Абсолютно ничего не укладывается, а мне вечером за переводы сесть нужно. Вот он… Фирсов во всей своей красе. Вечно портящий мне жизнь и переворачивающий все с ног на голову. – Совпадение, не больше. – А, может, и хорошо это, дочь? – мама прям воодушевляется, загорается вся, в глазах азартный блеск. – Расскажи ему про Варюшу! Я медленно оборачиваюсь и смотрю на нее, как на обезумевшую. Сначала от удивления даже со словами не захожусь. – Мам, ты с ума сошла? Никому я рассказывать не буду! Он тогда нас в покое не оставит! – скрещиваю руки на груди. – Ты бы видела, как он за мной бежал! Через всю лестницу! – Насть, я чего-то не понимаю… – мама медленно встает со своего места, притупляя взгляд. – Объявился отец твоего ребенка, судя по твоему рассказу жаждет наверстать упущенное… А ты прятать Варюшу вздумала? Да пусть помогает! Тряси из него деньги, у него дела только в гору идут! Я тебе давно говорила, чтобы ты в суд на алименты подавала! Вместе же ребенка делали, а расхлебывать тебе одной! Может быть, тогда из нищеты вырвемся! Чем больше слов вылетает из маминого рта, чем ярче я понимаю, что ее поддержка ускользает от меня. Хотя, чему тут удивляться? От нее никогда не дождешься доброго слова. Единственное, что она может – вечно бубнить, причитать и обмусоливать принятые мною решения. По ее мнению, я еще два года назад должна была прийти к порогу Фила беременной попрошайкой с протянутой рукой. Ну что за глупость! – Да какая нищета? Что ты несешь, мама! Ради бога! – я хватаюсь за голову, чувствуя первые признаки надвигающейся мигрени. – Тебе есть нечего? Или, может, ходишь в тряпье рваном? Думай, что говоришь! – Нет, ну посмотрите на нее! Упертая, как баран! В кого такая пошла, в отца что ли своего непутевого! – мама упирается кулаками в бока и смотрит на меня, как на врага народа. – Ты вспомни, как ты жила, когда была в браке с Филиппом! В шубе расхаживала, обсыпанная брюликами, моря три раза в год! – И измена в подарок ко всем благам. Забыла, как они с Алисой под моим носом крутили? А как он ее в ЗАГС при разводе притащил, чтобы меня побольнее кольнуть? – А сейчас как ты живешь?.. – продолжает свою тираду, пропуская мимо ушей мои слова об измене Филиппа. – Ютимся втроем в тесной двушке. Варюшка когда чуть подрастет, ей отдельная комната нужна будет, где мне прикажешь спать? На полу? Квартиру то свою я продала, чтобы вам помочь на ноги встать! Поведение мамы начинает действовать мне на нервы. Бывают моменты, такие как сейчас, когда я абсолютно не узнаю собственную мать. Понимая, что ждать поддержки мне здесь больше не стоит, я разворачиваюсь и выхожу из кухни. – Пашет, как лошадь ломовая, зато гордаааяя! – кричит мама мне вслед, а я морщусь от ее грубого тона. – Довела мать до ручки! Проверив свою малышку, убеждаюсь, что она играет в своем детском уголке, я юркаю в ванную комнату и сбрасываю одежду. Надеюсь, контрастный душ приведет меня в чувство. За сегодняшний день произошло слишком много событий, и моя нервная система уже не выдерживает. Вопреки своей воле, я все же проваливаюсь в размышления. То, что Филипп и Алиса съехались – для меня не новость. Через пару месяцев после нашего переезда в столицу, мне позвонила подруга Оля и рассказала, как они вдвоем приходили к ней в ресторан. Держались за ручку, выглядели влюбленные по уши. Особенно Алиса сияла ярче солнца. Фил, конечно же, узнал мою подругу и подошел поздороваться, Алиса же от него не отлипала. И если бывший муж был более сдержан в подробностях их личной жизни, то двоюродная сестра совсем не фильтровала свои слова. Высказала все на духу, что они с Филом съехались и как они счастливы. Не знаю, догадывалась ли она, что Оля – моя подруга, и была ли это попытка сделать мне больнее. В любом случае, у нее это получилось. После этой новости меня госпитализировали с риском отслойки плаценты. Дважды за последние три месяца. Так что им удалось нагадить мне даже за тысячу километров. Разумеется, я ожидала, что в скором времени они объявят о свадьбе, но все молчали. Однажды, смалодушничав, я открыла социальные сети Алисы, хотя обещала себе этого никогда не делать. Среди однотипных селфи не было ни одной с их свадьбы. Подставив лицо под струи воды, я даю волю слезам. Не из-за вновь кровоточащей раны на сердце – нет, а из-за тяжелых воспоминаний о моей беременности. Почти все девять месяцев я провела в больнице на сохранении. Постоянные отслойки плаценты, артериальная гипертензия, а на тридцать седьмой неделе я подхватила внутрибольничную пневмонию, которую не брали ни одни антибиотики. Чудом выжила и смогла родить здоровую девочку. Спасибо Людмиле Васильевне за ее помощь: она подключила все свои связи и мою беременность вели самые лучшие московские врачи. Так что когда я говорю, что Варя досталась мне очень тяжело – я совсем не преувеличиваю. Пока Филипп строил свою счастливую жизнь с молодой любовницей, я боролась за жизнь нашей дочери. Избавившись от остатков слез, я нехотя выхожу в коридор. Ванная комната – это единственное место, где я могу предаться жалости к себе. Но стоит мне выйти за пределы этой квартиры, я вынуждена надевать на себя броню. Ведь теперь я не одна, у меня есть дочка, ради которой я борюсь изо дня в день. Уложив Варюшу спать, я включаю настольную лампу и открываю документ, которую мне прислали для перевода. Вздыхаю. Впереди меня ждет бессонная ночь за компьютером. Еще пару таких заданий, и я смогу купить дочке новый зимний пуховик. Из старого она уже выросла. – Людмила Васильевна, Филипп вернулся, – без всяких приветствий и лирических отступлений. Меня пробирается судорожная дрожь и болит голова со вчерашнего вечера. Свекровь никогда не любила ненужные хождения вокруг да около, поэтому я говорю прямо, без увиливаний. Стоит мне упомянуть бывшего мужа, у меня тотчас начинается тахикардия. Раскачиваясь на каблуках, я нервно теребила рюши на рукавах своей блузки. В трубке холодное молчание, секунды тянутся бесконечно долго. В конечном итоге нервы натягиваются до предела, и я начинаю ходить вдоль фасада здания. – В Москву приехал? – уточняет свекровь грубым голосом, к которому я уже привыкла. – Мы встретились на деловой встрече. Он приехал подписывать контракт с арабами, с которыми я работаю уже полгода. Людмила Васильевна, не поймите меня неправильно, но ситуация просто сюрреалистичная, – я делаю паузу, шумно втягивая воздух через нос. – У меня создается впечатление, что кто-то мог организовать нашу встречу. Да, я абсолютно бестактно намекаю на то, что Филу меня могла сдать свекровь. Хотя она клялась мне ничего ему не рассказывать и по сей день сдерживала свои обещания. В том, что Людмила Васильевна – человек-слово – я не сомневалась. – Называй вещи своими именами, Настя, – ее тон звучал немного враждебно. – Намекаешь, что я рассказала сыну про тебя и Варюшу? Да, именно на это я и намекаю. Ищу виновников нашей встречи, отказываясь верить в судьбоносные стечения обстоятельств. – Вы меня простите, но шанс встретить бывшего мужа на рабочей встрече в таком огромном городе, как Москва – близится к нулю. – Согласна, – задумчиво тянет она. – Но я не рассказывала ничего Филиппу. Если он выпытывал у меня информацию еще два года назад, и я не поддалась, то какой смысл мне раскрывать все карты сейчас? В ее словах был смысл. Во-первых, Людмила Васильевна сама спрятала меня в этом городе, и даже когда Фил понял, что без посторонней помощи я бы не справилась, он первым делом подумал на свою мать. То, что он искал меня – для меня не секрет. Патологическое чувство собственничества – вот что двигало им в тот момент. Во-вторых, свекровь все время разъезжала по командировкам, и в родном городе проводила от силы два дня, полностью заваленная работой. Я вздохнула и покачала головой. – Я не знаю, что и думать, – подняв голову, я посмотрела в небо. Сегодня было солнечно, но холодный ветер вызывал мурашки по телу. – Он так внезапно ворвался в мою жизнь, что я совершенно растеряна. Я не хочу снова связываться с ним. Я боюсь, что он узнает о Варе. – Это была одна встреча, верно? – произнесла свекровь, и я представляла, как она снисходительно выгибает тонкую бровь. – Не думаю, что вы встретитесь снова. Судя по затишью в последний год, Филипп смирился с разводом и каждый из вас пошел своей дорогой. Тебе не о чем переживать, Настюш. И хоть слова свекрови звучали вполне убедительно, я все равно не могу успокоиться. Я не верю в знаки судьбы, так что очень надеюсь, что эта встреча была единоразовым приключением. – А ты не думала показать ему дочь? Я оцепенела. Сердце безжалостно сжалось. – Категорически нет, – произнесла с напором. – Для чего? – Он ее родной отец. – И что? Он таскается со своей любовницей, а я не хочу, чтобы моя дочь контактировала с ней. Со стороны может показаться, что я веду себя, как безумная бывшая, лишившая ребенка отца во имя мести. Отнюдь нет. Я просто не хочу, чтобы Варя знакомилась с Алисой и проводила с ней время. А так и будет, учитывая, что Фил живет с моей двоюродной сестрой. Но не зря же говорят, что мужчина любит детей, пока любит их мать. А тот факт, что Филипп больше не питает ко мне теплых и нежных чувств – очевиден. – Они нарожают своих детей, – подытожила я. – Грустно осознавать, что Варюша растет безотцовщиной при живом отце. Филипп бы обожал ее, Настя. Так что подумай о благополучии дочери и отодвинь свое ущемленное женское эго, – Людмила Васильевна тяжело вздохнула. – В любом случае решать тебе. Прости, Настя, у меня много работы. – Да, конечно, – я повернулась лицом к центральному входу офиса. – До встречи. Попрощавшись со свекровью, я кинула телефон на дно сумки и вошла в здание. Поприветствовав Веронику на стойке администрации, я прошла к лифту. В голове лихорадочно билась мысль… А вдруг свекровь права? Имею ли я право скрывать от бывшего мужа его родную дочь? Не могу же я вечно прятаться. Я должна думать о благополучии Варюши, вдруг ей действительно будет лучше, если папа будет принимать участие в ее жизни? И что на самом деле стоит за моим желанием скрывать правду: затянувшаяся женская обида или забота о дочери? – Доброе утро, Олег Макарович, – постучав, я вошла в кабинет генерального. – Вы получили переводы контрактов итальянских инвесторов? Я отправила вам вчера ночью. Олег Макарович был худощавым и высоким мужчиной с козлиной бородкой. И по совместительству он являлся одноклассником Людмилы Васильевны, к которому она меня пристроила сразу после моего побега в Москву. А еще он был очень хорошим человеком: именно он подкидывал мне мелкие рабочие встречи, на подобии недавней с арабами; всегда понимающе относился к форс-мажорам и давал отгул на несколько дней, когда Варя болела. Не знаю, было ли подобное снисхождение ко мне результатом удовлетворения от моего профессионализма, или мое родство с его давней подругой. Я не вдавалась в подробности, но своими обязанностями никогда не пренебрегала. – Получил, Анастасия, – он оторвал свои глаза от экрана ноутбука, и поднял на мое лицо. Начальник всегда предпочитал называть меня полной формой моего имени. Я не возражала. – Как все прошло с делегацией из ОАЭ? Олег Макарович встал со своего места, обошел стол и остановился впереди него. – Все прекрасно, – в голове вмиг всплыла ужасная встреча с бывшим. Я попыталась улыбнуться, но почувствовала, как мышцы лица сковывает напряжением. – Арабы остались довольны. Олег Макарович совсем не чувствует напряженности между нами и меня это сильно удивляет. Потому что воздух практически трещит от накала. А еще напрягают странные стечения обстоятельств, при которых мы снова встретились. Уж я то ни за что не поверю, что мой генеральный – не знал, что мы с Фирсовым бывшие супруги. Поэтому я перевожу взгляд на растерянного начальника, который смотрит на нас глазищами на пол лица… и так гадко становится на душе. Кругом одни предатели. Что ему Фил пообещал? Какую ложь выдал в этот раз? Меня трясет от бурлящего в груди гнева, аж кончики пальцев покалывают. А еще я пытаюсь избавиться от скребущего чувства унижения, проехавшего по мне катком. Наглости Филиппу не занимать, мне пора бы к этому привыкнуть, но он из раза в раз продолжает меня удивлять своими нахальными поступками. Мне требуется несколько секунд, чтобы переваривать случившееся. Я хмурю глаза и втягиваю в себя воздух, чтобы не потерять хрупкое самообладание, которое с невероятной скоростью ускользает от меня. Что делать? Делать вид, что мы не знакомы? Или высказать мерзавцу все, что я о нем думаю? – Не думаю, что мы сработаемся, – говорю спокойно, поддерживая зрительный контакт, отказываясь давать заднюю. Я знаю, что слишком резка, но черта с два я спасую перед ним. После моего ответа нахальная усмешка на лице Фила становится более выраженной, что сильнее выводит меня из себя. Хочется швырнуть в его голову тупым предметом, чтобы стереть эта хамоватую физиономию. Тяжелый вздох начальник привлекает мое внимание. Олег Макарович весь подбирается, хмурится, когда оглядывает нас с Филиппом. – Не понял. Вы знакомы? Я первая прекращаю войну взглядов и поворачиваюсь к генеральному. На моем лице – стоическая маска, но как же четко я ощущаю, как в груди разрастается чудовищное чувство тревоги! – Просто знакомые, – не упустила возможность кольнуть Филиппа, если, конечно, его задевало мое хладнокровие. – Олег Макарович, я бы не хотела работать с этим человеком. Благодарю за предоставленную возможность. Если вы не возражаете, я вернусь к своим задачам. Начальник был в замешательстве, в одно мгновение я собиралась покинуть конференц-зал, в другое – меня останавливает низкий, вибрирующий голос бывшего мужа. Он вызывает во мне шквал эмоций, но я заставляю себя держать лицо. – Вы не оставите нас? – деликатно вмешался Фил. – Нам с Анастасией нужно обговорить дальнейшее сотрудничество. Я напряглась? Какое еще сотрудничество? Фил либо глухой и не слышал моих слов, либо дурак, не улавливающий смысл происходящего. Олег Макарович потоптался на одном месте, бросил на мое лицо последний долгий взгляд, после чего оставил нас наедине. Как только за генеральным оглушительно захлопнулась дверь, я перешла в наступление: – Зря ты стараешься, нам незачем обсуждать дальнейшее взаимодействие, – одной фразой я обрубила любые попытки наладить со мной отношения. – Ты как будто одержим мною, Фил. Я горько усмехнулась, но улыбка слетела с моего лица, стоило бывшему мужу открыть рот. – Ты что думаешь, что я тебя выслеживал? – скривился Филипп, изобразив пренебрежение. Ну, ты посмотри на него. Кое-кого задели мои слова. Присев на стул, я приняла расслабленную позу, чтобы показать ему свое превосходство. Прежней Насти больше нет. Вместо убитой горем нахлебницы перед ним стоит уверенная в себе женщина, взявшая судьбу в собственные руки. И, кажется, бывшего мужа застает врасплох мой нынешний настрой. Я слишком хорошо знаю этого человека, чтобы понимать, что скрывается за его равнодушной маской. Сверкнув глазами, я продолжаю. – И если я могу поверить в то, что наша первая встреча пару дней назад была досадной случайностью, то сейчас – нет. Ты меня за дуру держишь, Филипп? Тебе чего надо? – медленно произнесла, закинув одну ногу на другую. На мне была узкая юбка-карандаш, черные капроновые колготки со стрелкой сзади и высокие шпильки. Судя по тому, как кадык Фила нервно дернулся при взгляде на мои ноги, с нарядом я угадала. Если уж и встречать бывшего мужа, то во всей своей красе. Я буравлю его лицо острым взглядом. Да, Филипп, теперь я ношу высокие шпильки, вместо удобных кроссовок, – вопит внутренний голос. – Свои спортивные костюмы я выкинула, и их место заняли приталенные жакеты и платья-футляр. Наблюдай за тем, что ты потерял. От собственных мыслей губы изгибаются в легкую, но уверенную улыбку. – Не доводи до безобразной сцены выяснения отношений, Настя, – пробормотал Филипп, нахмурившись. – Мы находимся в деловом центре, кругом люди, а стены картонные. Ты обвиняешь меня в преследовании. – Я устраиваю сцену? – я подалась вперед. Внутри меня словно оторвалась чека, и все взорвалось. Что я знаю про своего бывшего мужа – так это то, что он отлично умеет выворачивать ситуацию в свою сторону. К примеру, два года назад он обвинил меня в том, что не смог держать член в своих штанах. – Это ты ищешь встречи и подтасовываешь факты. Ты все цепляешься за прошлое, не я. – Абсурд, – он усмехнулся, и облизнул верхнюю губу. – Может, меня впечатлили твои профессиональные навыки. Ага, как же. Мерзавец просто хочет в очередной раз потешить свое самовлюбленное эго. Держать меня на коротком поводке, как держал все предыдущие пять лет брака, чтобы я всегда была на видном месте. Филипп Фирсов – чертов собственник, и этим все сказано! Моя выдержка треснула по швам. Я отказываюсь впускать Филиппа в свою привычную жизнь, я не хочу работать с ним и тем более брать у него деньги, пусть и в качестве его сотрудника. Эта глава моей жизни давно закончилась. – Я не твоя игрушка, Фирсов, – я произнесла на выдохе и встала со своего места. – Работать я с тобой не буду. В нашей фирме полно прекрасных переводчиков. Всего хорошего! Я уже развернулась лицом к двери, чтобы покинуть эту комнату, но голос бывшего разрезал обволакивающую нас тишину. Подняв голову, я встретилась с его взглядом в стеклянном отражении двери. Филипп Все летит к чертям, как только генеральный Насти оставляет нас одних: утрачиваю железную выдержку, позволяю разгоряченным эмоциям взять верх над холодным разумом. Мне казалось, что я давно похоронил обиду на бывшую жену и друга, но стоит мне задеть эту тему, я больше не могу держать себя под контролем. – Что слышала. Или у тебя проблемы со слухом? – сухо отвечаю ей, когда Настя с невиданной скоростью разворачивается ко мне лицом. – Все до тошноты просто. Ощущение, что мы в каком-то тупом бразильском сериале. Снюхалась с моим другом после развода, то ли ради мести, то ли вы давно на*бывали меня. – Да ты просто смешон, Фирсов! – Настя усмехается и сдувает падающую на глаза прядь волос. – Если хочешь облегчить свою душу, не нужно перекладывать ответственность на меня! Не получится, я в эти игры не играю, – она качает головой, зажмуривал глаза. – Ты сделал свой выбор два года назад, а то, что у тебя не вышло ни со мной, ни с Алисой – плата за твои ошибки. Первые секунды я замираю, не зная, какой ответ ей дать. Настя не знает, что мы с Алисой живем вместе? Разумеется нет, откуда ей знать, если она сожгла все мосты? Тем более общих друзей и знакомых у нас нет, чтобы они могли докладывать ей о моей личной жизни. В башке атомная война. Меня раздирают противоречивые мысли: рассказать ей, что мы с Алисой до сих пор вместе или промолчать. Сделаю ли я ей больнее? Если да, то я готов описать в подробностях наш секс, упомянуть, какая хорошая хозяйка ее сестра и что Алиса лучше нее в тысячу раз. Эта малая часть того, что заслуживает эта предательница. – Я не жалею о своей измене, – контрольный выстрел. – Была бы возможность, я бы еще раз это повторил. Вру. Конечно, я вру. Никто и никогда не стоял и не будет стоять рядом с Настей. Семь лет назад, в универе, я эту девушку сердцем выбирал. Тогда оно хотя бы у меня было. Иногда, в моменты душевных терзаний или в пьяном бреду, я задумывался о том, как сложилась наша жизнь, если бы я не решился на измену. Если бы я не пробил дно нашего брака своей грязью; если бы не унизил свою верную жену предательством. Наверное, у нас бы все могло сложиться иначе: может, у нас появился ребенок, или мы бы взяли ребетенка из дома малютки – я не против чужого ребенка. Главное воспитывать его с любимой женщиной. А может, все закончилось так и не начавшись. Настина депрессия и нежелание бороться за брак, и моя усталость от проблемной жены привела бы нас к логическому завершению – к разводу. Но без измены, без предательства, без боли. Жалею ли я? Жалею. Но потом вспоминаю про тот роковой день развода. Настя и Сережа. Жена и друг. Вместе. Два предателя. Эта картина разорвала все внутри меня на кровавые куски. И тогда на меня снисходит озарение… Нет, другого исхода быть не могло. Все получили то, что заслужили. Настя замирает. Кажется, не дышит и не моргает. Удивлена? Разбита? Уничтожена? Пусть попробует свое собственное лекарство. – Ну и подонок же ты, – шепчет, еле шевеля губами. Выглядит так, словно из нее выкачали всю кровь, почти не моргает. В глазах – безнадежное разочарование. –Знаешь, если мы решили говорить на чистоту…То я признаюсь. С Сережей мне было лучше, чем с тобой. Он и в постели лучше, и более зрелый... Да что там! Знала бы я, что такие мужчины существуют, никогда бы не согласилась стать твоей женой. Миллиметр за миллиметром это поганое чувство поглотило меня, как смертельная болезнь. Мне словно кислород перекрыли. Ее слова выстрелом прошли внутрь меня и добили то, что там осталось. Удостоверившись, что слова возымели должной реакции, Настя ухмыляется и покидает комнату, оставив меня одного. Из бизнес-центра вылетаю пулей. Рефлекторно снимаю сигнализацию, достаю из бардачка сигареты. Довела, стерва. Аж поджилки трясутся. Как года могут изменить человека – я поражен. Кроткий, тихий мышонок превратился в холодную и расчетливую стерву. А может, это я и мое свинское отношение заставили Настю очерстветь? Не хочу даже думать об этом. С некоторых пор морально-этические нормы меня мало волнуют. Отвлекаюсь на вибрирующий телефон. Алиса. Сбрасываю вызов и снова затягиваюсь никотином. Сейчас эта трясучка пройдет и поеду. Но неугомонная снова звонит, и я принимаю видео-звонок. Не успокоиться ведь, пока не отвечу. На весь экран выскакивает видео и первое, на что падает взгляд – попка в красном кружевном. Моем любимом. – Коть… – доносится заискивающий голос Алисы. – Тебе нравится вид? Она лежит на животе, и, приподняв попку в стрингах, направляет камеру на свой зад, чтобы я лучше присмотрел ее формы. – Ты нахрена мне звонишь в рабочее время? – срываюсь на нее. Знаю, что не имею права, Алиса здесь не при чем, но после стычки с бывшей женой меня колошматит. Хочется что-то разбить, накричать, обматерить, а Алиса просто попала под горячую руку. Фигура у Алисы сногсшибательная – это факт, но я еще слишком ослеплен перепалкой с бывшей женой, чтобы отвлекаться на похоть. – От тебя комплиментов не дождешься! – капризно дует губки, меняя позу и теперь показывая только свое лицо. – А я, между прочим, старалась! Этот звонок – моя просьба возвращаться домой быстрее! – Зря старалась, – совсем не подбираю выражения, нарываясь на ссору. – Мне придется задержаться в Москве. Филипп Прошлое *Месяц после развода* Захожу без стука, совсем не церемонясь и не чувствуя за это ни капли стыда. С силой толкаю дверь вперед, отчего она резко распахивается и ударяется ручкой об стену, оставляя в ней вмятину. Мама не двигается, продолжая сидеть за своим рабочим столом с неестественно ровной спиной. Она переводит взгляда с экрана ноутбука на мое лицо. В глазах – холодное спокойствие, на лице – стоическая маска. – Здравствуй, сын, – тяжело вздыхает, возвращая немигающий взгляд к ноутбуку. Пользуясь тем, что она на пару дней вернулась из Гонконга домой, этим же вечером я примчался в ее офис. Сколько себя помню, моя мать всегда была холодной, собранной и расчетливой женщиной. Ее жизнь была расписана по минутам, никогда не бывая дома, она проводила сутки на работе, строя свою империю. Мне никогда не узнать, какой она была до измены отца, но после его ухода она стала такой, какой является сейчас. Меня воспитывали няня, собственный повар и водитель. Однако я не могу ее винить. Ее бесконечные командировки и бессонные ночи обеспечили мне безбедное детство и крупное наследство. Не могу сказать, что мне не хватало ее тепла, несмотря на собственную занятость, она находила для меня время. Особенно в детстве мне запомнились вечера воскресенья: мама отключала все гаджеты, отменяла рабочие встречи и посвящала все свое внимание и заботу мне. Так что не такой уж и плохой матерью она была. – Говори где она, – выпаливаю с напором, когда дохожу до ее стола. Мою грудь раздирает от бурлящего в жилах гнева. Я сжимаю и разжимаю пальцы в кулак, часто и прерывисто дышу. – Не понимаю о чем ты, – ее спокойный тон и клацающие по клавишам пальцы окончательно срывают все мои предохранители и я действую прежде, чем обдумываю… Хлопаю крышкой ноутбука и отбрасываю его на край стола, отчего три папки падают на пол и из них вылетают листы. Мама лишь выгибает одну бровь и прищуривается, когда ее равнодушный взгляд касается моего лица. – Ну и что ты наделал? – ее недовольство выдает только барабанящие по столу пальцы. – Ведешь себя, как невоспитанный мальчишка. Ее слова режут по нервам, и я плотно сжимаю челюсть. Нависнув над ее столом, упираюсь кулаками в поверхность. Маме приходится задрать голову, чтобы поддержать со мной зрительный контакт, но даже в таком уязвленном положении ей удается вставать в позу. – Настя уехала, и не говори мне, что не имеешь к этому никакого отношения, – цежу, не сдерживаясь. Меня колошматит от ярости. – У нее нихрена нет, и только с помощью влиятельного человека она могла спрятаться от меня. Все сходится к тебе, дорогая мама. Мама не торопится с ответом. Откидывается на спинку стула, разминает шею небольшими поворотами, откашливается. – Зачем ей понадобилось прятаться от тебя, Филипп? – сдержанно. – Что же ты такого наделал, что от тебя жена сбежала? В отличие от своей матери, я никогда не мог похвастаться железной выдержкой. По венам струится адреналин, а сердце молотит, как гоночный мотор. – Ты обо всем знаешь! Просто скажи мне, где она и избавь меня от мучений. – О, так ты страдаешь? – она театрально распахивает от удивления рот. Чертова драма по классике. – Бляяятьь, – отшатываюсь в сторону. Пальцы зарываются в волосы. – Да что вы за цирк то устроили, а… – Выдохни, сынок, – мама складывает пальцы в замок и посылает мне один и своих фирменных серьезных взглядов, каким “радует” своих конкурентов. – Не видела я твою Настю. Ты прекрасно знаешь, что мы никогда не были лучшими подругами, и связь особо не поддерживали. Кажется, я в последний раз я видела ее…Осенью того года. Я плюхаюсь на стоящий у стены диван, расслабляю давящий галстук и пытаюсь отдышаться. Судя по словам, мама действительно не знает, куда делась моя жена… Хотя черт ее знает. Она отлично умеет скрывать ложь. – Так что случилось? – парирует она. – Мы развелись и Настя уехала. Мама молчит, и я считываю ее реакцию. Непробиваемая и холодная. Ни одна эмоция не отражается на ее лице. – Хм, удивил, – подытоживает. – Как давно? – Месяц назад, – напрягаюсь всем телом и упираюсь локтями в бедра. Тру пальцами щетину, провожу пятерней по волосам. Не знаю куда руки свои деть. – Месяц весь город объездил, у всех общих знакомых побывал. Даже в деревню ломанулся, где они раньше с мамой жили. Никто ничего не знает и не слышал. Как сквозь землю провалилась! – С мамой ее пытался связаться? – Исчезла вместе с дочерью. – Мой вопрос остается актуален. Что же ты такого натворил, что от тебя жена сбежала? Мы сталкиваемся взглядами. Мама иногда забывает, что я унаследовал ее гены, так что и мне передалась часть ее смертоносного характера. Но эту войну взглядов я проигрываю первым. – Изменил, – отвожу взгляд в сторону. – С кем? – все также строго. – С кем надо, – огрызаюсь, снова концентрируясь на ее лице. – Что за вопросы?! – Ну и дурак ты, сыночка… – специально издевается надо мной, а мне не до шуток. – Кто тебя такого дурака кроме Насти терпеть будет? Она и с твоим скверным характером мирилась, и работой до глубокой ночи. Терпела и любила. А ты ей в душу насрал. Ох*енно. – Спасибо, мам, – встаю на ноги, откидывая назад полы пиджака. – Я к тебе за поддержкой приехал, а ты масло в огонь подливаешь. Не видишь, в каком я состоянии? – Так тебе подсластить пилюлю нужно было? – поддается вперед, буравя взглядом темных глаз. – Так бы и сказал: “Мамуль, я к тебе приехал, чтобы ты оправдала мое блядство”. – Я приехал к тебе за ответами. – Филипп, тебе сорок! – она бьет кулаком по столу, и это означает, что мама вышла из себя. А подобную роскошь не каждому удается увидеть. Наконец, встает со своего места, обходит стол и встает впереди него, скрестив руки на груди. – Спустись, наконец, на землю! Будь мужиком и научись нести ответственность за свои поступки, а не искать крайних! Если изменил, то не ной, что от тебя ушла жена! Не ценил – пожинай плоды своих легкомысленных действий! Я тебя не так воспитывала! Ты меня разочаровываешь, сын! Филипп *Три месяца после развода* Стоило мне переступить порог квартиры, мое и без того хреновое настроение катится вниз. Признаюсь, сначала был обескуражен и удивлен, даже остановился в прихожей и осматривался вокруг. Воздух пропитан какой-то ароматизированной хренью, вокруг полумрак и гробовая тишина. Я сразу понимаю, что происходит, но решаю удостовериться окончательно. Стянув на ходу пиджак, кидаю его на кресло и, наконец, вхожу в спальню. Стоило мне появиться на пороге, тотчас включается наводящая на секс музыка и взору открывается следующая картина: посередине комнаты – стол, а на нем сидит Алиса в темных чулках, закинув одну ногу на другую. Волосы собраны в высокий хвост, из одежды на ней рубашка на три размера меньше, из-за чего из декольте вываливается грудь, а короткая юбка, больше похожая на маленький кусок черной ткани, едва прикрывает интимную зону. На полу, полках и тумбах – ароматические свечи и разбросанные повсюду лепестки красных роз. – Опаздываешь, – Алиса соблазнительно проводит языком по верхней губе и поправляет сползающие очки на переносице. Алиса в чертовом костюме училки из секс-шопа, решила устроить мне ролевые игры. Как жаль, что она не знает, с каким помыслом я вернулся домой. – Можем поменяться ролями, – она аккуратно спрыгивает со стола, отворачивается и склоняется над поверхностью, выгнув поясницу, отчего мой взгляд сразу же натыкается на ее красные трусики. – Я буду твоей непослушной ученицей, а ты – строгим преподом. Накажешь меня за плохие оценки? Сказать честно, Алиса всегда удивляла меня. Своей энергией, загадочностью и непредсказуемостью. Азарт – это то, ради чего я вообще с ней связался и решился на измену. С этой девушкой моя пресная до тошноты жизнь заиграла новыми красками; я снова стал чувствовать себя живым, а не бесчувственным роботом, кем меня сделала Настя. Но любая игра приходит к своему логическому завершению. В конце концов, непредсказуемость и азарт – не самый лучший фундамент для создания семьи, и если Настя была для меня той самой тихой гаванью, хоть и со своими проблемами и тараканами, то с поверхностной Алисой вряд ли можно построить что-то серьезное. А я, бл*ть, детей уже хочу! Мне сорок лет, а у меня до сих пор не появился наследник. Поиграли и хватит. Горло сводит спазмом и начинает першить. – Чем тут так воняет? – я спешу расслабить тугую удавку в виде галстука, пальцы расстегиваю верхнюю пуговицу. Алиса вся напрягается и растерянно хлопает глазами. Моя реакция полностью обезоруживает ее, выставляя на посмешище. – Ароматические свечи? – шепчет неуверенно. Она ожидала, что я наброшусь на нее, словно похотливое животное, и трахну прямо на этом столе, как это было раньше. С этой женщиной у меня самый лучший минет и горячий секс, сносящий крышу. – Нет, чем-то другим. Химозным. Горло продолжает зудеть как от аллергии, я в два шага подхожу к окну и раскрываю его настежь. – Это афродизиак, – обиженно бубнит писклявым от смущения голосом и следит за каждым моим движением. Ее глаза блестят от подступающих слез, яркие губы плотно поджаты. Знаю, что обидел ее, но с некоторых пор морально-этические нормы меня не интересуют. Прошло почти три месяца после развода с женой, и я в конец очерствел. Не думал, что Насте удавалась сглаживать мои углы своим спокойным характером. Раньше я считал эту ее черту до тошноты пресной и неинтересной. Ну как она может быть такой умиротворенной и всепрощающей? Никаких истерик, никакой страсти и никакого азарта. А сейчас, вдоволь нахлебавшись бушующими эмоциями и безудержной страстью, понимаю, что в таком жестоком и беспощадном мире, в котором каждый сам за себя, жизненно необходим надежный человек рядом. Тот, кто будет рядом несмотря ни на что. А глядя на Алису и замечая ее взгляды на дорогие тачки, и вспоминая бешеные запросы, понимаю, что если ей подвернется вариант лучше… мужчина успешнее – она сбежит от меня, сверкая пятками. – Больше не покупай эту химию, – отрезаю грубо, расстегивая запонки на рубашке. – И приберись тут, я спать хочу. Ее выдержка трещит по швам, плечи раздосадованно округляются и она дергается, разворачиваясь ко мне лицом. – Я для тебя старалась! – тычет указательным пальцем в мою сторону. Ее голос подпрыгивает и взвизгивает. – Носилась по всему городу в поисках этого шлюховатого костюма, весь день убила на то, чтобы украсить комнату! – Лучше бы ты весь день убила на готовку и уборку, – произношу мрачным тоном. – После изнуряющего рабочего дня, последнее, что я хочу – играть в твои глупые ролевые игры. Она шокировано распахивает рот и несколько минут не находится с ответом. – Фил, да что с тобой происходит? – уже чуть тише. – С тех пор как… как Настя ушла, ты превратился в настоящего подонка. Хамишь мне, грубишь, приходишь домой и сразу заваливаешься спать. Про секс я вообще молчу… Сказать нечего потому что у нас его больше нет! Мне ответить ей нечего. Настя ушла, и эта интрижка потеряла всякий смысл. Все это представление было лишь для одного зрителя. – Господи, да я вообще жалею, что вы развелись! – театрально разводит руками и горько усмехается. – Лучше бы все оставалось на своих местах: дурочка Настя сидит дома и сопли на кулак наматывает, а мы продолжаем скрывать свои отношения. – Да какие отношения, Алис? – перебиваю. – Не было их и не будет. Ты давай пургу не неси, ладно? В себя приди. Никто тебя не заставлял соглашаться на второстепенную роль любовницы. В ее глазах проблескивает что-то похожее на обиду. Раньше она никогда не обижалась, всегда легкая и навеселе, а сейчас всерьез вошла в роль моей женщины. Плачет, обижается, хнычет, мозги клюет… Нужно это прекращать, а то в скором времени под венец меня затащит. А мне это не надо, я только одну люблю. Я ожидаю чего угодно: слезы, горячку или истерику, в конце концов… Но Алиса откидывает хвост назад и подходит ко мне. Филипп *Три месяца после развода” – Опачки, – на пороге появляется коренастый мужик. Судя по схожести во внешности, отец Алисы. – Филипп, ты что ли? Хмурюсь, пытаясь отыскать на задворках разума его имя. Это родной дядя Насти, мы виделись пару раз на семейных застольях, но мне не хватило времени, чтобы запомнить его имя. Да и не особо хотелось. Семья бывшей жены мне никогда не нравилась. Слишком шумные, говорливые, бестактные люди. И если с суетливыми праздниками на всю улицу я мог смириться, то к отсутствию элементарной воспитанности никогда не привыкну. – Здравствуйте, эм… – мнусь на пороге деревенского дома, ежась от пронизывающего ноябрьского ветра. – Петр Василич, – понуро отвечает мужик. Из распахнутой настежь двери доносятся женские крики, мужские возгласы, звонкий смех и басы громкой музыки. Внезапно из-за мужской спины высовывается кудрявая светлая голова. Женщина растерянно рассматривает меня, потом пихает Петра Васильевича в бок. – Галка, ну ты чо вылезла, а! – он оборачивается к жене. – Гостей одних оставила! – Привет, Филипп, – не менее растерянно произносит она, кивая мне. – А ты чего тут? Наськи тут нет! Не приехали они, звали, звали их на Петькин юбилей. А сами-то пропали, не звонят, не пишут уже как месяца три. Ладно Наська, она как за тебя замуж вышла, совсем зазналась, в родную деревню не приезжает, родственников не навещает! Но Маринка то чего… – Галина продолжает тараторить и тараторить, пока я переминаюсь с ноги на ногу и сильнее кутаюсь в ворот пальто. – А мы люди простые! Зла не держим, верно, Петь? Бестактность и безостановочная болтовня Галины выводят меня из себя. Совершенно нетактичные грубые и невежливые люди. Удивителен сам факт того, что Настя их кровная родственница. Не знал бы, никогда не подумал. Знал бы я сам, где Настя и ее мама сейчас находятся. Исчезли обе, и ничего после себя не оставили, словно их никогда и не было. Только воспоминания и некоторые вещи остались от того времени, когда я был женат на Насте. – Алиса дома? Мне бы переговорить с ней, – проговариваю с напором, нагло перебивая Галину. Заманала, честно слово. Никак не заткнется. Галина и Петр переглядываются и совсем не пытаются скрыть изумление, нарисованное на их лицах. Видимо, Алиса не рассказала родителям о нашей с ней связи. Совестно что ли было. – Алиска как приехала с города неделю назад, лица на ней нет! – Галина снова по новой. – Чем вы там обидели мою дочурку, а, Филипп? – Галка, да помолчи ты уже! Надоела! – вклинивается Петр Василич. – Видишь, человек с дороги, замерз весь, а у тебя рот не закрывается! Иди давай, тебя Рощины ждут уже! Причитая и бубня себе под нос, Галина убегает обратно в дом, а меня, наконец, пускают в тепле сени. – Ты извиняй, Филипп, – Петр стоит над душой, пока я стягиваю верхнюю одежду. – Галка мертвого из земли поднимет своей болтовней. А что случилось то? Почем моя Алиска то так внезапно понадобилась? – Поговорить надо, – отвечаю сухо, двигаясь по коридору в сторону единственной комнаты. – Настя отправила? – Петр продолжает идти за мной следом. Черт, я в этой дыре всего десять минут, а мне уже вытрепали все нервы. Хорошо, что Алиса не растрепала своему семейству о наших делах. Не думаю, что меня вообще пустили бы на порог этого дома. Мы входим в зал, переполненный людьми. Посередине стоит стол, вокруг толпа людей. Судя по обстановке, у кого-то сегодня праздник. И учитывая синюю вывеску на стене “С юбилеем!”, у Петра Васильевича. Алису я нахожу в правом углу. Рядом с ней стоит Галина, ее мать, и что-то шепчет на ухо, кивая в мою сторону. Напела уже. Взглядом показываю, чтобы подошла. Не зря же приехал. Алиса кивает матери, посылает мне многозначный взгляд и проходит сквозь толпу. Стоит ей подойти ко мне, как все вокруг замолкают и начинают перешептываться. Вот так цирк: Настин муж приехал в аул за ее двоюродной сестрой. Вот потеха для деревенского народа. Завтра уже вся деревня будет трындеть про наши отношения. – Не думала, что ты и впрямь приедешь, – хмыкает Алиса, закрывая за нами дверь. В этой комнаты тише и спокойнее, чем в многолюдной гостиной. Обвожу взглядом простой интерьер комнаты и понимаю, что это комната Алисы.– Удивил. Неужели я так важна тебе? Смотрит на меня заискивающе, глазками стреляет. На следующий день после того, как я порвал с ней, Алиса собрала вещи и уехала в свою деревню к родителям. Прошла неделя, и сегодня утром на мой телефон пришло от нее сообщение, которое гласило, что с ней случилась беда. – Ты написала, что у тебя что-то очень важное, – плюхаюсь на диван и хватаюсь за голову, чувствуя первые признаки надвигающейся мигрени. – Не тяни, Алиса. У меня куча дел, а я вынужден отбивать дно своей тачки по вашим битым дорогам и быть центром деревенских сплетен. Если ты не собираешься сообщить мне, что у тебя нашли онкологию, то я зря потратил свое время. – Дурак! – испуганно качает головой. – Сплюнь! – Если собираешься заговорить о наших отношениях, то я ухожу. Мое решение не поменялось на твой счет, – откинувшись на спинку кресла, прожигаю ее лицо пристальным взглядом. За*бался я в эти ее игры играть. Девчонка не выросла еще, ей драму подавай, а мне покой нужен. Не по возрасту уже. – Тебе придется обсудить наши отношения, – гордо вздергивает подбородок и искрит глазами. – Потому что я беременна. *** Приглашаю в свою новинку: Настя Весь оставшийся день я не могу собрать себя в кучу. Мысли пустились в рассыпную с того самого момента, как Филипп сообщил, что не жалеет о своей измене. Я бы могла смирится с другими нападками с его стороны и изощренными способами вывести меня на эмоции… Но эта фраза, вылетевшая из его рта сегодняшним утром, выбила всю почву из-под моих ног. Какая-то часть меня все это время надеялась, что Фил пожалеет о случившемся. Полагаю, любая женщина желает однажды узнать, что после развода жизнь бывшего мужа покатилась на дно, на работе полный крах, и в личной жизни все никак не складывается. Это придает сил и уверенности в принятых ранее решениях. Но когда у бывшего супруга в жизни все прекрасно, деньги льются уже не рукой, а чертовым водопадом, дома ждет молодая нимфетка, и он в лицо мне говорит, что ни капли не сожалеет о своей измене… Это окончательно добивает меня. Фил уехал сразу же после нашего разговора. Было сложно не заметить его отсутствие, учитывая, что такая дорогая машина на парковке нашего делового центра только у него, и у нашего генерального. А еще все как будто сговорились и ополчились против меня, вот уже какой по счету день подряд весь офис стоит на ушах, обсуждая появление красавца-миллионера. Голова гудит, и простреливающая боль никак не уймется вот уже второй час. Я пыхчу над переводами, но получается какая-то ерунда. Решив, что лучше выполню свои задачи дома в спокойной обстановке, я сворачиваю документ на рабочем столе. – Ален, у тебя нет обезболивающего? – откидываюсь на спинку стула, прикладывая ладонь ко лбу. – Голова трещит, как будто гвозди вбивают. Моя коллега Алена и по совместительству соседка по кабинету, отрывает взгляд от кипы бумаг, и переводит его на меня. – Где-то было. Пока Алена роется в сумочке в поисках таблеток, я подхожу к кулеру и набираю холодной воды. На улице невыносимая жара, и как будто кондиционеры в здании совсем не работают. Я буквально пылаю, хотя Алена выглядит вполне свеженькой. – Тоже не можешь сосредоточиться? – она подходит ко мне, протягивая лекарство. – Возьму на дом все работу, – наспех проглатываю таблетку и запиваю водой. – День не удался. – Я сегодня в лифте столкнулась с таким красавцем. Боже, я таких мужчин никогда в жизни не встречала! – поправляет очки на переносице и тяжко вздыхает. – Говорят, что он знакомый нашего генерального и приехал, чтобы найти личного переводчика, – она вся воодушевляет. – Прям, как ты, Насть! В голове щелкает запоздалым узнаванием. Мышцы в моем теле напрягаются, затылок сводит напряжением. – Как говоришь, его зовут? – Филипп… – томно вздыхает, накручивая локон кудрявых волос на палец. – И отчество такое еще… Редкое. Да твою же… И тут меня достать решил! – Вот если бы я была переводчиком… – пока Алена придается мечтаниями, я незаметно ретируюсь, подхожу к своему рабочему столу и начинаю перекладывать вещи, пытаясь отыскать телефон. – Жаль, что я лишь бухгалтер… Опомнившись, Алена оборачивается и скользит по мне взглядом. – Как думаешь, где можно найти на него информацию? Так хочется узнать его семейное положение. Людка из отдела продаж сказала, что на пальце нет кольца. – Ален, ты не видела мой телефон? – постепенно меняю тему, потому что чувствую, как начинаю закипать. – Неа, не видела, – выпаливает коллега, не совсем вникая в смысл моего вопроса. – Просто знаешь, я бы хотела рискнуть. А вдруг? Алена подбегает к зеркалу, начиная поправлять свои кучерявые волосы, которые норовят выпасть из нестойкого пучка на макушке. – Я не так уж и плоха собой. Чем черт не шутит? – Ален, мой телефон! Он был здесь! Пожалуйста, постарайся вспомнить, может ты видела… – проговариваю с напором, чувствуя как пальцы начинают дрожать от напряжения. Если я услышу еще одно слово о бывшем, я точно выйду в окно! – Набери меня, пожалуйста. – Неа, не видела, – тараторит, даже не взглянув на меня, продолжая разглядывать себя в зеркало. На этот раз Алена широко раскрывает рот и смотрит на свои зубы, как будто на потенциальном свидании Фил прежде всего будет заглядывать ей в рот. – Только я не знаю, как к нему подобраться. А вдруг он больше не приедет к нам в офис? Надо у Макарыча разузнать номер, адрес… Слушай! – вскрикивает, отчего даже я дергаюсь и боязливо оборачиваясь на нее. – Ты же в хороших отношениях с генеральным, сделать для меня дело! Молю, Настенька! Внутри меня словно чеку сорвали. Я смотрю на взбудораженное лицо Алены, в голове которой вырисовывается сценарий первого романтического свидания с Филиппом с жарким продолжением в отеле. Меня начинает трясти, я упираюсь ладонями в поверхность стола, дышу по квадрату, чтобы успокоиться. Все словно помешались на нем! Да, красив и богат… Но как человек – настоящая сволочь! Знала бы Алена, что скрывается за этой красивой харизматичной мордашкой, на пушечный выстрел не подошла бы! – Алена, у таких мужчин на лице написано “подонок с синдромом главного героя”. Если хочешь остаться с разбитым сердцем в конце этой истории, можешь охмурять его. Но к генеральному я не собираюсь обращаться с любовными вопросами, ты уж прости. Про Алису в жизни Филиппа я умолчала. И расстроила Алену я не потому что боюсь, что посягают на мое, а лишь для того, чтобы отгородить глупую Аленку от разбитых надежд. – Какая ты холодная и грубая, Насть, – фыркает Алена, и после моих слов возвращается на свое рабочее место. Мне неприятно видеть, как я потушила ее влюбленный огонек, но и подталкивать эту девушку в пасть ко льву я не собираюсь. – А еще фригидная. Опешив, я выпрямляюсь. – Это еще почему? – мой голос звучит растерянно. Такого я от Алены точно не ожидала услышать. Она обиженно кривит нос, продолжая листать страницы документа, как будто я не больше, чем надоедливая муха. – Да все в офисе давно тебя так называют. Фригидной ледышкой. Ни с кем не общаешься, всегда с хмурым лицом, а еще отшила нашего Васечку, – она поднимает глаза и вся ее напускная обиженность сходит на нет. – И что тебе Васечка сделал плохого? Хороший мужик! Компанейский! Мы его всем коллективом любим! А ты его так грубо отшила, что он еще неделю ходил сам на себя не похожий. Филипп – Так, ну контракт арабов мои юристы глянули, там все чисто. Можем подписывать, – Камиль откидывается на спинку скрипучего стула, сцепляя пальцы в замок за затылком. – Можем прям сегодня отправлять им коммерческое предложение, или вообще лучше с глазу на глаз обговорить все детали. Я задумчиво киваю, потирая пальцами щетину на подбородке. Слова Камиля проплывают мимо меня, но я отчаянно пытаюсь уловить их смысл. Черт, все никак не могу вернуться в реальность и сосредоточиться на работе. – Фил, ты меня слышишь? – Кам напрягается и склоняется над столом. Его цепкий взгляд касается моего лица, и, кажется, что он смотрит сквозь меня. – Да, слышу. Можем отправлять контракт, – начинаю вертеть в руках карандаш. – У тебя все в порядке? – на лице друга вырисовывается неподдельная тревожность. – Сам не свой. – Не бери в голову. Кам не поймет моего головняка. Мне даже самому себе сложно признаться, что я зациклен на бывшей жене. Это похоже на наваждение какое-то или на черную магию. Настя уютно засела в моей голове, и отказывается ее покидать. И если до этого я как-то привык к ее отсутствию в моей жизни, поставил жирную и уверенную точку, то сейчас мое сердце и разум отказываются ее отпускать. Для чего судьба-злойдейка снова нас свела? Тут два варианта: либо в очередной раз доказать, что мы не зря развелись, либо показать, как нам ху*во друг без друга. Я ведь даже специально сегодня утром приехал в офис побесить ее. Предложил работать на меня, и упивался ее гневом. Впитывал эмоции, словно энергетический вампир. Гнев и ярость Насти – это лучше, чем ее равнодушие. Холодное, враждебное, пренебрежительное. Понимать, что в ее жизни я – не больше, чем просто тень прошлого – гадко и невыносимо. С этим я мириться не буду. Себе я такого не прощу. Мне нужно знать, что девочка моя меня не забыла; что помнит еще и что-то чувствует. – Лучше, конечно, снова с арабами встретиться лично, – голос Кама вырывает из размышлений. Я перевожу на него взгляд и замечаю довольную ухмылку, а в глазах черти бесятся. – Хочу снова посмотреть на их переводчицу. Ты видел, какая женщина, а? Сладкая, аппетитная, аж слюни текут. Один взгляд только чего стоит. Раздается хруст, и только через несколько долгих секунд я понимаю, что он исходит от меня. Кам дергает бровь и смотрит на мои руки, я делаю то же самое – в моих ладонях сломанный пополам карандаш. – К ней даже не приближайся, – откидываю в сторону обломки, не упуская возможность смерить друга полыхающим взглядом. – Ты ее уже застолбил что ли? – усмехается. Кам особо никогда не цеплялся за женщин, его пожизненный девиз “не будет она, будет другая”. – Ну, так бы и сказал, что глаз на нее положил. Я за женщин не воюю, забирай, без проблем. У меня красные круги перед глазами плывут от нарастающей в груди ярости. Как будто бурлит внутри что-то, и я не в силах это унять. От того, что Кам говорит о моей бывшей жене, как о какой-то вещи, и прежде всего от того, что меня колошматит от одной только мысли, что к ней прикоснется другой мужчина. – А ты вроде был женат, или я что-то путаю? – Кам опускает взгляд на мою руку. Кольцо пытается отыскать. – Ну та блондинка, с которой ты приезжал в последний раз. – Не женат я. И та блондинка мне никто, – отчеканиваю грубо, поднимаясь из-за стола. – Вопросы еще есть по арабам? – Понял, – Кам кивает и встает следом. – В чужие дела не лезу. Вопросов больше нет. Я тогда отправляю арабам коммерческое предложение и жду от них ответа. – На созвоне. Обмениваемся с другом рукопожатиями, и я выхожу из кабинета, чувствуя на своем затылке рассеянный взгляд Камиля. Прыгаю в тачку, но заводить двигатель не спешу. Вместо этого тянусь к заднему карману пиджака и достаю золотое обручальное кольцо. Настя оставила его в нашей квартире сразу после моей измены. Сняла его и уехала из дома, исчезла из моей жизни. Кручу его в пальцах, оно сверкает под лучами яркого солнце. Прищуриваюсь и шевелю губами, вчитываясь в гравировку на внутренней стороне. Deus Nos Iunxit. Что в переводе с латинского означает “Бог соединил нас”. Латинский она любила. Это был первый язык, который Настя выучила в университете. Я удивлялся и даже смеялся над ней. “Зачем учить мертвый язык? Ты же не в медицинском”, – спрашивал я. На что она отвечала, что просто любит красивые языки. Я никогда не был набожен и религиозен, я, скорее, атеист, но Настя верила в Бога. А я верил в нее. Мы даже венчались в церкви, сначала я отказывался, но для Насти это было важно, и я сделал так, как она хотела. Из-за бешеной любви к этой женщине. Если Бог соединил нас, выходит, он же и развел? В груди скребет удушающее чувство, и я спешу убрать кольцо обратно. В задний карман. Возле моего сердца. Носить везде это кольцо с собой вошло в привычку примерно через месяц после развода. Отчего-то присутствие этой железяки придает мне уверенности и сил. Я достаю его в моменты терзаний, кручу в пальцах и вчитываюсь в гравировку. Это заземляет меня. Напоминает, что я не бездушная тварь. Я когда-то любил и был любимым. Внезапно раздается звонок, выбивший меня из омута воспоминаний. Открыв бардачок, я достаю оттуда Настин телефон. Она забыла его сегодня утром в малом конференц-зале, когда торопливо убегала от меня. Я собирался его вернуть, ходил по офису, спрашивал о ней, но она словно испарилась. Пряталась от меня, мышка. Тогда я забрал его себе, радуясь очередному поводу для встречи. Телефон снова звонит. На экране высвечивается лицо ее матери. Взять трубку не решаюсь. И когда звонок обрывается, я еще некоторое время продолжаю разглядывать экран. Простенький смартфон. Обычный андроид. Неужели не может позволить себе модель получше? И что стало с айфоном, который я ей дарил в последний раз? Выкинула из-за мести? Внезапно на экране появляется имя человека, которого я исключил из своей жизни. Сердце безжалостно сжимается, когда я смахиваю вверх, открывая часть сообщения. Настя – Насть, может, тебе кофейку принести? В автоматах конечно отвратный кофе, но пить можно, – всеми рецепторами спины я чувствую присутствие мамы. Крепче обхватив пальцами пухлую ладошку дочери, я качаю головой и говорю через плечо: – Не нужно, спасибо. Чувствую, что мама хочет сказать что-то еще, но продолжает молчать. Она понимает, что ситуация совсем не располагает на общение. В палате неестественно ярко, несмотря на глубокую ночь. С потолка свисает одна лампочка на кривых проводах. Всю ночь туда-сюда снуют медсестры, проверяя состояние моей малышки, так что выключить свет мне точно не разрешат. Однако освещение не мешает Варюше сладко спать. Из ее тонкой ручки торчит трубка от капельницы, и мне так больно смотреть на ее израненную тонкую кожу, аж кровь стынет в жилах. Вены у Варюши плохие, неопытная медсестра долго искала ее сосудики под душераздирающий вопль дочери, истыкала всю ручку. Так что теперь внутренняя сторона ее предплечья вся в синяках. Скорую мы так и не дождались, поэтому пришлось тратить время на такси. Когда мы приехали в первый попавшийся стационар, нас не впускали в отделение без заполнения бланков информации. Варюшу рвало прямо в приемном покое, но дежурная медсестра отказалась вызывать врача. Плакали все вместе: Варя, мама и я. Я сидела вся в поту, одежда пропиталась рвотой дочери, по щекам текли слезы, и дрожащей рукой пыталась заполнить личную информацию, пока мама укачивала Варю. Я молила медсестру позвать врача, ссылаясь на то, что моему ребенку плохо, на что упертая женщина в белом халате говорила, что Варя в стабильном состоянии и может подождать. После произошедшего прошло больше двух часов, Варе стало лучше после капельниц и она смогла уснуть, а я все еще не могу отпустить ситуацию. Вспоминая о халатности медицинских работников этого стационара, у меня красные круги плывут перед глазами. Если бы на месте был заведующий отделения, я бы ворвалась к нему и устроила настоящий скандал. Но я была истощена, и мне не хотелось выпускать ладошку Вари из рук. Казалось, если я это сделаю, она проснется и ей снова станет плохо. Она так и уснула, уткнувшись лицом в мою грудь, а я так и не пошевелилась за все два часа. – Насть, иди в туалет хотя бы сходи, умойся, себя в порядок приведи. У тебя одежда вся в рвоте, – продолжала причитать мама, стоя над душой. Я знала, что она тоже переживает, поэтому не сердилась на нее. В этот момент дверь палаты тихо распахнулась, мое сердце тотчас подпрыгнуло к горлу и стало биться где-то на уровне гланд. Я жадно впилась глазами в человека, до появления которого считала минуты. Худощавый мужчина в белом халате вошел в палату, стараясь издавать минимум звуков. Старые пружины подо мной заскрипели, когда я попыталась встать на ноги. Голова гудела, и я ощущала первые признаки надвигающейся мигрени. После издевательства в приемном покое, всех врачей этого заведения я воспринимала как врагов, но мне было необходимо обговорить состояние моего ребенка со специалистом. – Ваши анализы пришли, – подцепив из нагрудного кармана очки, мужчина надел их на переносицу. – Доктор, давайте выйдем в коридор, – спохватившись, предложила мама. И я была ей благодарна за смекалистость, сама бы я до этого не додумалась. Мозги превратились в желейную массу. Мужчина кивнул, бросив быстрый взгляд на спящую Варюшу, и мы вышли в коридор. – В анализе периферической крови снижено количество эритроцитов и тромбоцитов. Лейкоцитоз и… обнаружены бласты, – врач опустил голову и посмотрел на нас через очки. Мы с мамой стояли в оцепенении, я инстинктивно сильнее прижималась к ней, ища поддержку. – Что это значит? – прохрипела я, испугавшись непонятных слов. – У Варечки отравление? – предположила мама. Доктор снова поправил очки. – Бласты – это незрелые клетки. В норме их не должно быть в крови, их наличие может указывать на острый лейкоз. А в случае вашей дочери – острый миелоидный лейкоз. Меня будто дробью пробило от этих слов. Страх разрывал сознание, наполняя его звоном паники. Я все еще не понимала, что пытается донести до нас врач, но отчетливо ощущала приближение настоящей катастрофы. – Я ничего не понимаю… – негодование засело под кожей. – Чем болен мой ребенок? Мужчина тяжело вздохнул и потер пальцем щетину. – Это злокачественное заболевание крови. Но мы еще не уверены, утром проведем стернальную пункцию для подтверждения диагноза и… Голос врача превратился в статический шум, звоном отдающийся в сознании. Я разваливалась по швам, слезы наворачивались на глаза, и я ощущала, как умираю изнутри. Подставляю руки под ледяную воду, держу несколько секунд, пока пальцы не начинает щипать от холода, и только потом умываюсь. Снова и снова растираю дрожащими руками онемевшее лицо. Поднимаю голову и смотрю в свое отражение. На меня смотрит отчаявшаяся и запуганная женщина. В глазах лопнули сосуды, и теперь они ужасно красные и зудящие от бессонной ночи, по лицу стекают оставшиеся капли воды и капают с подбородка на одежду. Сегодня утром диагноз Вари подтвердился. У нее острый миелобластный лейкоз. Я чувствую, как в горле набухает ком, в носу начинает щипать, и я снова брызгаю лицо холодной водой. Я не дам волю слезам. Они не прольются, даже если я разойдусь по швам. Хватало того, что я прорыдала до самого рассвета у крови Вари. Тихо, подавляя рвущиеся наружу всхлипы в подушку. Я должна быть сильной. Ради моей малышки. Я думала, что после предательства Филиппа обросла непробиваемой броней; что любые жизненные трудности смогу достойно пережить… Но к страшному диагнозу ребенка я оказалось совершенно не готова. Дверь за моей спиной хлопает, и в туалет входит санитарка с мусорным пакетом в руках. В отражении зеркала мы на секунду встречаемся взглядами до того, как я опущу голову вниз, делая вид, что роюсь в своей сумочке. Не хочу, чтобы хотя бы одна душа видела, насколько я сломлена. Не передать словами, как тяжело мне дается усилием воли держать себя в руках. Женщина продолжает копошиться в кабинках, и когда я понимаю, что побыть одной мне не удастся, наспех вытираю лицо сухими салфетками и выхожу в коридор. Совсем не чувствую ног, когда иду. Будто я – совсем не я. Стоило мне завернуть за угол, как вдруг мама налетает меня, тыча телефоном в лицо. Я отшатываюсь, сводя брови к переносице. – Мам, ты чего? – я всматриваюсь в ее ошарашенное лицо, пытаясь понять причину ее взбудораженности. Глаза находят белую дверь палаты, в груди начинает клубиться тревожность. – Ты оставила Варю одну? – Мне только что пришло сообщение от тебя! – говорит второпях. На ее лице изумление, граничащее со злостью. – Варюги какую-то ерунду пишут! – Вряд ли мой телефон украли, – я выхватываю из ее рук простенький андроид. – Воры обычно выключают и вынимают симку, а не присылают сообщения. Мне требуется пара секунд, чтобы разблокировать телефон. Мамин телефон старый, сенсор совсем не слушается и приходится тыкать по несколько раз, чтобы открыть одно несчастное сообщение. Я чувствую, как земля уходит из-под ног, когда я вчитываюсь в текст. Уши закладывает и начинает кружиться голова, то ли от бессонной ночи, то ли от нахлынувшего шторма эмоций. Deus Nos Iunxit. Одна фраза. Три слова. И в моей голове вырисовывается целостная картина. Сжав в руке телефон, я шумно втягиваю воздух через нос. Филипп. Мой телефон у него, сомнений быть не может. Только он мог так изощренно прислать в сообщении фразу с гравировки наших обручальных колец. Ну, что за человек, а? Неужели сложно позвонить и сообщить, что мой телефон у него! Ведет себя, как пубертатный мальчишка в теле сорокалетнего мужика. – Ну что там? – мама нетерпеливо заглядывает в телефон. – Объявились ворюги? – Мне нужно отойти. Без дальнейших объяснений, я разворачиваюсь и по пути набираю номер Филиппа. Он отвечает спустя два гудка, явно ожидавший мой звонок. В это время ноги заносят меня в конец коридора, и я без сил падаю на металлический стул. – Иногда я думаю, что ты никогда не вырастешь, Филипп, – вздыхаю, устало потирая лоб. – Что за детский сад? Я думала, что мы взрослые люди и больше не играем в подобные игры. В динамиках тягучее молчание. И когда спустя бесконечные секунды Филипп продолжает молчать, я убираю телефон от уха и всматриваюсь в экран, убеждаясь, что звонок все еще идет. – Решил напомнить о важном, – следует его долгожданный ответ. Я бы рассмеялась в ответ на его слова, но в моей груди – звенящая пустота, так что я не нахожу в себе силы для колкого ответа. – Давай ты просто вернешь мне телефон. – Скину адрес. Звонок обрывается. Вот подонок! Еще диктует свои условия! Я вообще не собиралась встречаться с ним, сейчас можно спокойно отправить вещь по курьерской службе, но Филипп, видимо, не упускает возможность в очередной раз поиграть на моих эмоциях. Господи, как я устала от этого человека. Больно осознавать, что семь лет назад я совершила губительную ошибку – согласилась выйти за подонка замуж. – Мне нужно отъехать за телефоном, – я вхожу в палату и первым делом подхожу к дочке. Склоняюсь над ее спящим личиком и аккуратно целую в лоб, стараясь игнорировать ноющую боль в груди. – Постараюсь успеть до ее пробуждения, – обернувшись через плечо, я смотрю на встревоженное лицо мамы. – Мам, пожалуйста, не отходи от нее ни на шаг. – Ты к Филиппу едешь, да? Меня коробит от ее проникновенных слов. Я даже морщусь против своей воли. Неужели у меня все написано на лице? – Лица на тебе нет, – подытоживает. – Глаза поблескивают отдельным видом боли, когда ты думаешь про бывшего мужа. – Мне пора. Я скоро. Оставив маму без ответов, я хватаю сумку и накидываю пиджак. Нужно заехать домой и привести себя в порядок, чтобы не дать бывшему мужу роскоши увидеть меня в уязвленном состоянии. Погода целиком и полностью отражает мое внутреннее состояние: холодный ветер терзает лицо, а свинцовые тучи сгущаются в небе, предвещая грозу. Смахнув с лица взъерошенные волосы, я вбегаю в кафе до того, как меня унесет буйным ветром. Замираю у входа. Мне требуется некоторое время, чтобы осмотреться. И пока мой взгляд блуждает по посетителям кафе, сердце в груди клокочет так сильно, что набат крови отдается эхом в ушах. – Добрый вечер. У вас забронирован столик? – возле меня тотчас вырастает улыбчивая девушка-хостес. В этот самый момент наши взгляды с Филиппом встречаются, и дрожащее дыхание срывается с моих губ. – У меня здесь встреча, – отвечаю девушке, не прерывая зрительного контакта с бывшем мужем. Мы будто соревнуемся взглядами, но у меня совсем нет внутренних сил на эту битву. Поэтому я первая перевожу взгляд, и пока иду между ровными рядами столиков, смотрю четко перед собой. Эту битву я проиграла, да и не только эту. От меня не укрывается то, что Филипп жадно поглощает глазами все мое существо. Я буквально чувствую жжение на своем лице от его пристального взгляда. Словно пытается найти слабое место, по которому собирается посильней ударить. К моему огорчению, я не могу даже держать осанку ровно – затылок и плечи наполняются свинцом. Занимаю свое место напротив Филиппа молча. Поднимаю глаза и смотрю на его лицо. Он тоже молчит, продолжает пялится на меня во все глаза, словно я – музейный экспонат. – Так и будем сидеть молча? – подаю голос первая. – Мне нужен мой телефон. – Я заказал нам еды, – откидывается на спинку стула, принимая ленивую позу, но при этом в ней есть что-то доминирующее. – Твой любимый салат с хрустящими баклажанами. Я копирую его позу. Глубоко вздыхаю, чтобы усмирить взметнувшуюся за ребрами бурю. – Разлюбила. Мой ответ имеет двойное значение, и Филипп это улавливает. Склоняет голову набок, прищуривает глаза. – Я надеялся на спокойный ужин с некогда горячо любимой супругой. Заказал вино и… – Телефон, – отчеканиваю грубо, перебивая его. Фирсов для меня как кость в горле: перекрывает кислород и мешает полноценно жить. У меня больной ребенок в больнице, а этот подонок предлагает мне вести светские беседы за бутылочкой вина. Дыши, Настя, дыши. Филипп не знает про болезнь Вари, он даже про ее существование не знает. Он ни в чем не виноват. – Да еще как виноват! – парирую над внутренним голосом и только по изменившемуся выражению лица Филиппа, понимаю, что произнесла эту фразу вслух. Из-за недостатка сна уже не понимаю, что говорю. Зарывшись пальцами в волосы и, однозначно, испортив себе укладку, произношу сдавленно: – Филипп, у меня нет сил отражать твои манипуляции. Давай ты просто отдашь мне телефон, и больше никогда не будешь вмешиваться в мою жизнь? Я, если честно, еще до конца не понимаю, что я здесь делаю. Не нужно мне было приходить сюда, не нужно было соглашаться на встречу с Филом. Ни к чему хорошему это не приведет – это совершенно очевидно. – У тебя проблемы? – Филипп заморгал, пытаясь переварить услышанное. И в этот момент в моем сознании, всего на секунду, возникла безумная мысль: может мне все-таки стоит рассказать обо всем Филиппу? Варя тяжело больна, на ее дорогостоящее лечение потребуются баснословные суммы, которых у меня в помине не было, учитывая, что в нашей маленькой семье я – единственный источник дохода. И даже при условии, что я буду работать сверхурочно, брать на дом больше переводов, или, даже, устроюсь на вторую работу, продам машину… Мне никогда не покрыть чеки за лечение дочери. Адреналин жаром разлился по телу, и я вся сжалась, а в голове творится атомная война между противоречивыми мыслями. Сердце грохочет так, что закладывает уши. – Ты че такая бледная? – произносит нахально, всматриваясь в мое лицо. Его лицо, фигура – все, словно в фокусе, окружающая обстановка расплывается. Я дышу часто и глубоко. Сейчас или никогда. Варя тоже его дочь, и если мне придется выбирать между своей гордостью и здоровьем дочери… Выбор очевиден. – Филипп, мне нужно кое-что тебе сказать. – Мне тоже, – резко обрывает меня. Слова так и остаются непроизнесенными. Я замираю, и вместе со мной, кажется, даже останавливается мое собственное сердцебиение. Филипп подается вперед и сцепляет пальцы в замок. – Ты такая сука, Настя. Сначала мне кажется, что я ослышалась. Но разгневанное лицо Филиппа и гадкое чувство, поглощающее меня миллиметр за миллиметром, доказывают обратное. Он действительно произнес это вслух. – Что?.. – дрожащее дыхание срывается с губ. – Такая расчетливая стерва, – в его глазах так много отвращения, злости, гнева, желчи… – Просто редкостная дрянь. Пустота в сердце заполняется щемящей болью. Тело меня совсем не слушается, и это, наверное, к лучшему, потому то я встаю со стула, хватаю сумку и дергаюсь в сторону выхода. – Нет, ты будешь слушать меня! – раздается звонкий грохот за спиной и Филипп цепко хватает меня за предплечье. Обернувшись, я понимаю, что в попытке встать, Фил уронил вазу со стола. – Отпусти!.. – мои слова больше похожи на шепот. – Нет, ты будешь слушать все, что я тебе говорю! – его хватка на моей руке становится невыносимой. Филипп часто дышит, крылья носа широко раздуваются и мне становится страшно… Совершенно страшно от чистого безумия в его глазах! – Ты родила от него ребенка! От моего лучшего друга, бл*ть! Какая же сука… Просто убить тебя мало! – Отпусти! – громче и очередная попытка вырваться. Вокруг нас толпится персонал, и посетители начинают недовольно озираться. – Все пять лет брака ты делала из меня дурака, а я ведь верил тебе! Ты знала, как сильно я хотел от тебя ребенка. Я ничего не хотел в жизни сильнее, чем этого! Я тебя боготворил, мать твою! Мы пытались снова и снова после очередного выкидыша, а ты…– он притягивает меня к себе, и я ударяюсь об его жесткое, разгоряченное гневом тело. Его рот на уровне моих глаз, поэтому мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. – Мне похуй, какие таблетки ты принимала, чтобы спровоцировать выкидыши, меня интересует только одно. Почему, бл*ть, ты так поступала со мной? Филипп Я хватаю обессиленное тело Насти, когда она теряет сознание. Опустившись на колени, аккуратно приподнимаю ее голову. – Настя! – я шлепаю ее по щекам. – Настя, ты меня слышишь? Вокруг нас в мгновение ока собирается толпа из персонала кафе. Обернувшись, я замечаю, как девушка-хостес разговаривает по телефону с диспетчером скорой помощи, диктуя адрес заведения. Я снова переключаюсь на ее лицо. Кожа бледная и прозрачная. Под глазами залегли синяки, а на веках виднеется тонкая сеть капилляров. Она такая безжизненная и несчастная. Горло словно стягивает удавкой. Твою мать… Я ведь совсем не этого хотел. С того самого момента, как она переступила порог кафе и я разглядел в ее глазах безысходную печаль – понял, что у нее что-то произошло. Я ведь эту женщину знаю, как облупленную. Мы с ней пять лет подряд плечо в плечо жили. Я могу угадать ее настроение только по одному взмаху пышных ресниц. Да, я был зол на Настю, и моя реакция вполне оправдана: я пять лет верил в ее вранье; радовался вместе с ней после двух долгожданных полосок, и вытирал ей слезы после очередного выкидыша; проживал с ней вместе всю боль утраты, а она оказалась расчетливой дрянью. Не верю я, что мы столько лет не могла зачать ребенка, а потом случилось чудо, и она сразу же забеременела. Абсурд. Напрашивается вывод: моя супруга намеренно избавлялась от моих детей. Ради чего жила со мной? Очевидно, ради бабла и шмоток. Единственный вопрос, что не дает мне покоя… Что она нашла в Сереге? Чем он лучше меня? Почему моих детей убивала, а его дочери дала жизнь? – Скорая приехала, – голос над ухом вырывает меня из омута размышлений, и я реагирую быстро: рывком поднимаю Настю на руки и выношу из здания. Кладу ее на каталку и дальше медики работают оперативно: меряют пульс и давление, расстегивают верхние пуговицы рубашки и дают вдохнуть пары нашатырного спирта. Настя начинает шевелиться и часто моргать. – Куда ее? – спрашиваю у фельдшера, когда они грузят каталку в карету скорой помощи. – Она вроде очнулась. – Обязаны госпитализировать, – отвечает молодой парень в форме. – Обследовать нужно: кровь взять, КТ сделать. – Куда повезете? – Сегодня семерка дежурная больница. Туда и повезем. Нащупываю в кармане Настин телефон и до того, как скорая увезете ее, всучиваю гаджет фельдшеру. Запрыгнув внутрь, парнишка закрывает двери и авто трогается с места. Я поднимаю с асфальта Настины туфли. Они упали с ног, когда ее перекладывали на каталку. Красивые, аккуратные бежевые лодочки на невысоком каблуке. Беру в руки свой телефон и нахожу давно забытый контакт бывшей тещи, и без задних мыслей набираю его. Секунды тянутся бесконечностью, и Марина Федоровна отвечает спустя три долгих гудка. – Алло…? – раздается рассеянный голос тещи. – Филипп? Внутри расцветает надежда, граничащая с удивлением. Не удалила еще мой номер. – Марина Федоровна, Настя потеряла сознание, и ее госпитализировали в седьмую гор больницу. – Что? Как?.. – Не переживайте, она уже пришла в себя, – спешу успокоить взволнованную бывшую тещу. – Я сейчас поеду к ней. – Что за напасть такая! Горе свалилось на нашу семью! Снова больница!!! Я хмурюсь, озадаченный словами тещи. Почему снова больница? Настя и ранее падала в обморок? – Филипп!!! – выкрикивает в трубку Марина Федоровна. – Ты только не бросай ее! У нее только я, да Варюша в этом огромном городе! Я не могу приехать сейчас, позаботься о Настеньке! Она была твоей женой, как никак… Ни черта не понимаю. Слова тещи въедаются в мой мозг и не дают покоя. Сажусь в тачку и кидаю на заднее сиденье Настины туфли. Что она имела в виду, когда говорила, что у Насти никого нет? А как же Серега? Они не живут вместе? Тут явно какая-то канитель. Завожу двигатель и вылетаю на трассу, по пути набиваю в навигаторе адрес седьмой больницы. Мои пальцы замирают, когда на экране высвечивается имя Алисы. – Алло? Говори быстро и по делу, я за рулем. – Котик, – из динамиков звучит ее протяжный тон. – Я в аэропорту, забирай свою заю. – Что?.. – Я в Москве, Филипп! Принесла же нечистая. Прихожу в себя в незнакомой палате. Принимаю сидячее положение, и растираю пальцами лоб. Сначала мне кажется, что я в палате дочери, но обстановка совершенно незнакомая, а потом в моей голове щелкает вспышка запоздалого узнавания. – Вы дважды потеряли сознание. Я дергаю головой в сторону источника звука и натыкаюсь на рыжеволосую женщину в белом халате. Она поправляет систему моей капельницы. Я очнулась в такой прострации, что не сразу заметила чужое присутствие. – Сначала в кафе, потом в карете скорой помощи, – она всунула руки в передние карманы медицинского халата. – Синкопальное состояние не характерно для вашего возраста. Тем более, что все показатели в норме. Поймав мой озадаченный взгляд, она продолжила: – Мы сделали вам РКТ головного мозга, и взяли кровь на биохимию. Глюкоза ниже нормы. Скажите, как вы сейчас себя чувствуете? – Все в порядке, жалоб никаких нет – растираю свободной рукой переносицу. – Я сутки не спала. Это все из-за недосыпа. И шквала разрывающих эмоций, причиной которого стал мой бывший муж. Но об этом я умалчиваю и отвечаю сдержанно: – И сильное эмоциональное потрясение, – почувствовав зуд в правом предплечье, я смотрю на свою руку и торчащие из нее трубки капельницы. – Что это? – Глюкоза и кофеин. Взгляд поднимается выше – на колбу с капающим раствором. Мой голос звучит хрипло и сдавленно. Судя по настенным часам, я провалялась здесь не больше двух часов. И все же я чувствую себя лучше, чем сегодняшним утром. Думаю, мой истощенный и изможденный организм утратил все свои ресурсы, и это привело к логичному исходу – я просто отключилась. Так что, наверное, это хорошо, что меня госпитализировали и прокапали. Варюше нужна сильная мама. Варечка… Возникший в голове образ доченьки вызывает сильнейшую боль в области средостения. Как будто лезвие вонзили в самое сердце, медленно прокрутив его несколько раз. – Когда я могу уйти? В сознании зазвенела паника, и я стала ерзать на кровати. Мой ребенок страшно болен, а я отлеживаюсь непонятно в какой части города. Мне нужно бежать туда, где бьется мое сердце. Где моя сладкая малышка. – Думаю еще десять минут, – проговаривает врач, отслеживая оставшийся раствор в емкости капельницы. Минуты тянулись бесконечностью и вялой горной рекой. И когда мне вытащили иглу из вены, я пулей вылетела из палаты. Проталкиваясь между толпящимися в коридоре пациентами, я четко осознавала, что одна в этой ситуации не справлюсь. Мне нужна посторонняя помощь, и я знала только одного человека, который может мне помочь. – Людмила Васильевна, – прохрипела я, прыгая в салон только что притормозившего такси. – У Вари лейкоз, нам очень нужна ваша помощь. Пожалуйста, приезжайте! ღღღ – Мамочка! – прошептала Варя, протягивая ко мне свои ручки. Стоило мне переступить порог палаты, Варя тотчас захныкала, увидев меня. Я ринулась к ней и забрала ее из рук мамы. – Все, солнышко, тише-тише, – шептала я над ее ухом, покачивая на руках. – Мама рядом. Варюша вцепилась мертвой хваткой в мои руки своими пухлыми пальчиками. Она похныкала всего несколько секунд, но после, почувствовав мое тепло, притихла, положив голову на мою грудь. Моя маленькая девочка. Как же сильно у меня болит душа за нее! Я бы отдала все на свете, чтобы забрать ее болезнь себе! – Ты скучала по маме? – я чуть отстранилась, чтобы смахнуть оставшиеся слезы с ее пухлых щек. Варя закивала, шмыгая носиком. – Бо-бо, – она протянула свою руку, демонстрируя синяки от капельниц, и скривила губки. – Знаю, солнышко, – мой голос надломился на последнем слове. Я коснулась губами ее синячков, а после задрала рукав своей блузки и показала предплечье. – У мамы тоже. Варюша дернула бровями и внимательно смотрела на мои следы от капельницы. Кажется, она успокоилась и больше не обращала внимания на свои синяки, убедившись, что у мамы они тоже есть. Я понесла ее к кровати и усадила ближе к изголовью. Достав из сумки ее любимую игрушку, протянула, и Варя тотчас заулыбалась. Тепло разлилось в моей груди от радости в ее глазах. Господи! Сделай так, чтобы ни один ребенок в мире не болел! – Как все прошло? – сдержанно проговорила мама, медленно подходя к нам. – Ужасно, – пробормотала я, не желая дальше развивать диалог, но мама не унималась. – Ты сказала Филиппу про Варю? Я поджала губы, вспоминая недавнюю встречу с бывшим мужем. Посчитав мое молчание за отрицательный ответ, мама вся подобралась, покраснела, а я мысленно готовилась к назревающему конфликту. – Настя, ты с ума сошла?! – она схватилась за изножье кровати. – Пока тебя не было, приходил детский онколог, сообщил, что Варюше срочно необходимо начать химию! Конечно, я поинтересовалась про стоимость лечения. Он называл такие страшные цифры! Я нули не успевала считать! Нам никогда самим не собрать такую сумму! Тягучий воздух застревает пузырями в дыхательных путях. Мне становится холодно и до ужаса страшно. – Я собиралась ему рассказать, – я выстраиваю пирамиду из кубиков, развлекая дочку. – Но он думает, что я родила от Сережи. Филипп даже не дал мне возможности переубедить его. Мама смутилась и оцепенела. Яд в ее глазах сменился на растерянность. – Что? – она выпучила выцветшие глаза. – От какого Сережи? – От его друга, – с губ сорвался дрожащий вздох. – Тот, что помог разоблачить его в измене. – Ну и дела, – она положила руку на грудь. – Сути дела не меняет. Звони ему и назначай встречу. Ребенка вместе делали, пусть хоть деньгами помогает. – Я позвонила Людмиле Васильевне и обо все сообщила, – наши с мамой взгляды встречаются. – Она обещала прилететь первым же рейсом. Так что мы справимся и без него. – Что ж ты у меня такая сверхсильная и всепрощающая! Святоша!!! – мама театрально размахивает руками, ненароком привлекая внимание Вари. – Он твой бывший муж, как никак! Расскажи ему, Настя! Хватит страдать одной, пока он проживает свою лучшую жизнь! Дверь палаты с размахом распахивается. За секунду до того, как я поверну голову и встречусь с холодными глазами, меня ударяет жесткой и неподъемной энергетикой. Людмила Васильевна собственной персоной. За окном был глубокий вечер, я в одно мгновение удивилась, как свекровь впустили в палату, ведь приемные часы давно закончились, но в следующее вспомнила, что для Людмилы Васильевны нет ничего невозможного. Так, как мама уехала домой отдохнуть, в палате всего лишь я, Варя и наши новые соседи по палате – пятилетняя девочка Наташа и ее мама Галина. Их госпитализировали час назад по причине аллергической сыпи по всему телу у Наташеньки. Все присутствующие замирают при виде Людмилы Васильевны, дети затихают, и даже перестают играть. – Настя! – сдержанно произносит свекровь, направляясь в мою сторону. Я встаю с кровати, выпрямляясь во весь рост. Она быстро преодолевает разделяющее нас расстояние и, схватив меня за плечи, прижимает к своему телу. В жесткой, удушливой манере стискивает мое тело в своих объятиях, чем вызывает во мне волну негодования. Я готова была ко всему, но не к такому. Искренние человеческие эмоции чужды для этой безжалостной женщины, от нее не стоит ждать ни заботы, ни поддержки. И мысль, что она переступила через себя, свои собственные нерушимые принципы и обняла меня, подарив каплю теплоты, в которой я так сильно нуждаюсь в последние дни – разбудила во мне ураган эмоций. На глазах встали слезы. Я сглотнула набухший в горле ком, когда свекровь разорвала наши объятия и отошла на шаг назад. – Настя, держись! – жестко произнесла она, увидев предательские слезы на моих глазах. – Не смей раскисать! – Бабуя! – звонко закричала Варя, привлекая к себе внимание. С губ Людмилы Васильевны сорвался судорожный вздох, когда она увидела Варюшу. Моя малышка сидела на кровати пятилетней Наташи и развлекала ее новой куклой, пока та лежала под капельницей. Моя храбрая малышка пыталась развеселить больную девочку в то время, как сама болела трудно излечимой болезнью. – Варюшка! – свекровь аккуратно подняла внучку, в то время как Варя окольцевала ее шею пухлыми ручками и прижалась румяной щекой к подбородку бабушки. Несмотря на то, что Людмила Васильевна навещала нас раз в полгода, Варя запомнила ее и полюбила даже за такие редкие визиты. – Моя девочка, как ты себя чувствуешь? – она погладила Варюшу по темным волосам, которые передались ей от ее сына. – Бо-бо, – Варя выпятила нижнюю губу, демонстрируя бабушку пластырь на локтевом сгибе, скрывающий синяки от многочисленных капельниц. – Дай поцелую. Свекровь всегда трепетно относилась к своей внучке. Впервые я узнала, что эта железная леди способна на искренние эмоции в день рождения Вари, когда Людмила Васильевна взяла сверток с внучкой на крыльце роддома и прошептала со слезами на глазах: – Настоящее сокровище! Однажды она даже призналась мне, что всю жизнь хотела дочку, но судьба подарила ей сына. А после предательства отца Филиппа свекровь не решалась довериться мужчине во второй раз. – Настя, – она окликнула меня, вырывая из омута воспоминаний. – Ты мне как позвонила сегодня вечером, я тотчас подняла на уши весь аэропорт. Прилетела прямиком из Валенсии и сразу к вам из аэропорта. – Извините за неудобства, Людмила Васильевна. Не хотела отрывать вас от важных дел. Она неодобрительно покачала головой. – Нет ничего важнее семьи, – она снова посмотрела на Варюшу, и ее взгляд потеплел. Глаза Людмилы Васильевны оценивающе оглядели палату, остановились на наших соседях, которые беззастенчиво разглядывали ее. – Ну и халупа, – свекровь поморщилась. – Койки еще со времен Николая второго? Обстановка создает чувство безнадеги. А тут дети лежат, между прочим! Я поджала губы. Палата, да и в целом больница, оставляла желать лучшего. Стены обшарпаны, краска местами слезает, а окна грязные и забрызганы чем-то непонятным. Мебель старая и скрипучая, стулья потертые, а стол выглядит так, будто на нем не убирали вечность. Постельное белье изношено с непонятными желтыми пятнами, матрас жесткий. В воздухе чувствуется затхлость, смешанная с запахом лекарств и дезинфицирующих средств, которые не совсем помогают устранить неприятный аромат. – Здесь персонал вежливый, – я попыталась сгладить углы. – И врачи хорошие. На самом деле эта больница – все, что я могу себе позволить. Когда на нас свалилось горе в виде болезни Вари, я была так растеряна и подавлена, что совсем не думала об условиях нашего проживания. – Видела в одном месте я таких врачей! – фыркнула свекровь. Мы с Галиной переглянулись. – Завтра же переведу вас в новый стационар с лучшими врачами города! Нечего с тараканами соседствовать в этой богадельне! Галина, неправильно понявшая слова Людмила Васильевны, вскочила со своего места и с разгневанной гримасой задернула шторку, отделяющую наши койки. ღღღ Свекровь осталась с нами на ночь, заняв соседнюю свободную койку. Было видно, что продавленный матрас и выступающие пружины вызывают у нее дискомфорт, но Людмила Васильевна не подавала виду. Утром нас разбудил врач, вошедший в палату во время утреннего обхода. Это был молодой мужчина, на вид ему было около тридцати пяти, русые волосы были аккуратно зачесаны назад. Выглядел он привлекательно и… уверенно. – Доброе утро! – он подошел к нашей койке, пододвинул стул и присел на него. – Меня зовут Ярослав Федорович. Опустив глаза вниз, я посмотрела на его бейджик “Детский онколог”. Мама говорила, что вчера он заходил во время моего отсутствия и вот я, наконец, могу с ним поговорить о диагнозе Варюши. Мама пыталась донести до меня всю информацию о лечении, но, думаю, она упустила важные детали в силу своего возраста и невнимательности. Варюша еще сладко спала, поэтому прежде чем снять стетоскоп с шеи и перейти к выслушиваю легких, доктор аккуратно погладил мою малышку по руке.Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
ПЕРВАЯ ЖЕНА. ЛИШНЯЯ В ЕГО ДОМЕ 
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18