Когда космический шаттл дрогнул и медленно вошёл в зону гравитационного стыковочного кольца станции, я выдохнула — больше от напряжения, чем от страха. Пальцы судорожно сжимали ручку дорожной сумки, которую я везла с собой как талисман: старая, чуть потёртая, с нашивкой моего отца. Он сам шил эти сумки на производстве. Семейный бизнес. Маленький, но наш.
— «Академия „Аргос“ приветствует новых студентов. Просьба сохранять порядок и следовать световой разметке на полу.»
Голос станции был женским, бездушным. Технологически стерильным. Ярко-голубые линии на полу вели вперёд, к высокому прозрачному шлюзу. За ним — то, о чём я мечтала годами.
Не сказка. Не приключение. Просто шанс. Шанс быть кем-то, кроме «дочери с периферии».
Меня зовут Алёна Нурлыковна. Мне восемнадцать. И я — одна из немногих, кому повезло попасть сюда по стипендии. Академия «Аргос» — не просто учебное заведение. Это отборочная платформа для будущих элит исследовательской и промышленной элиты всей галактики. Те, кто заканчивает её, уже не становятся частью системы — они её проектируют.
Я не отличница. Мама всегда говорила, что я «острая и умная, как ножичек», но учёба… ну, мне всегда было трудно сидеть на месте. Я вспыльчивая. Иногда резкая. Но не глупая. Совсем нет. Я просто живая. Я хочу чувствовать. И, чёрт возьми, я хочу доказать, что умею больше, чем правильно заполнять бланки.
Коридоры Академии выглядели слишком идеально. Стены — белые и зеркальные, как из жидкого стекла. Повсюду — лазерные панели, голографические знаки. В воздухе — холод. Технологии давили. Но сердце билось быстро. Я чувствовала: я здесь.
«Первокурсница Нурлыкова, Алёна. Группа НП-4. Специализация — когнитивная нейроинженерия.»
— Серьёзно?.. — выдохнула я, когда голограмма выдала мои данные. — Значит, мозги. Инженерия разума. Отлично.
Меня провели в общежитие. Палата — минималистичная, но личная капсула с панорамным иллюминатором, через который открывался вид на верхние слои газового гиганта, вокруг которого вращалась станция. Тонкие потоки бурых, оранжевых и серебристых вихрей разрывали облака. Я замерла, пока из динамика в потолке не раздалось:
«В 19:00 состоится общее собрание первокурсников. Явка обязательна.»
Ну что ж, начнём с дисциплины.
А уже ночью я впервые проснусь от странного ощущения, что кто-то за мной наблюдает.
Только позже я узнаю, что это будет он.
— «Ты из Промышленного Кольца, да?» — голос был чуть с акцентом, но мелодичный, и когда я подняла глаза от сумки, на пороге комнаты стояла девчонка с медно-розовыми волосами, заплетёнными в два витых хвоста. Я ещё не успела вытащить из чемодана зарядник, а уже чувствовала, как моё личное пространство решило покинуть этот мир.
— Ага, — подтвердила я. — Маленький завод по биооболочкам. Родители — производство на дому. А ты?
— А я из второго пояса. Луна Айсу, слышала? — Она зашла без приглашения, кинула рюкзак на соседнюю койку. — Я Лия. Твоя соседка. Не бойся, я не храплю. Хотя, если кто-то мне будет мешать спать, могу и ударить.
Вот и отлично, — подумала я. — Первый контакт состоялся.
Комната была на двоих — минимализм, бело-серые стены, встроенные панели с интерфейсами, одно общее зеркало, капсульный душ, два стола, два шкафа. И... один запасной выход, заклеенный голограммой «для экстренного покидания секции». Надеюсь, не понадобится.
Лия устроилась у себя, тут же подключила голографический проектор и выкинула из рюкзака всю свою жизнь: фигурку какого-то меха, набор ароматических капсул и… боже, розового плюшевого кальмара?
— У тебя, случаем, нет чего-нибудь сладкого? — спросила она, уже обнюхивая мои запасы.
— Есть протеиновые плитки с кофеином, — предложила я.
— Фу. А ты всегда такая… скучная?
— Я не скучная, я просто не ела весь полёт и пытаюсь понять, как тут работает унитаз, — буркнула я.
Лия засмеялась.
Это был хороший смех. Не злой. Немного дерзкий. Но он понравился мне.
---
Общее собрание проходило в большом зале, похожем на амфитеатр. Мы сидели на кольцевых рядах вокруг центрального голографического пьедестала. Голо-купол над нашими головами показывал карту Академии, секторы, распределение факультетов.
«Добро пожаловать, первокурсники. Вы выбраны среди миллионов. Здесь нет случайных. Каждый из вас — шанс. Или ошибка. Это выяснится в ближайшие месяцы.»
Ох, как тепло. Педагогика на грани угрозы.
Выступал куратор курса — высокий мужчина с седыми висками, холодной мимикой. В его голосе была тяжесть опыта, а взгляд будто просвечивал тебя насквозь.
Рядом со мной Лия шепнула:
— Видела его? Третий справа. Слева от научного завкафа. Весь в чёрном. Это он. Лейк.
Я повернула голову.
Он сидел, откинувшись назад, как будто всё, что здесь происходит — не касается его вообще. Молодой. Ужасно молодой для преподавателя. Годы двадцать два максимум.
Брюнет. Чёткие скулы. Зеленоватые глаза. Холодные, как вакуум. И — взгляд. Знаешь, когда на тебя смотрят не потому, что ты интересна, а потому, что тебя уже прочли?
Он не смотрел в зал. Он будто знал, что мы на него уже смотрим.
— А что он преподаёт? — спросила я.
— Прикладную когнитивную динамику. Мозг, поведение, импульсы. Сложная штука. Его курсы идут на четвёртом. Но он... жуткий.
— Почему?
— Никто не знает, что он думает. А когда говорит — все молчат. Даже преподаватели.
И, по слухам, он сюда прибыл не просто так. Его дедушка — глава «Лейк Корп».
Я почувствовала, как у меня внутри что-то скручивается.
Лейк…
Лейк…
Это фамилия…
Я не знала, откуда у меня было это ощущение. Но оно было.
Как будто я где-то уже чувствовала его рядом.
---
В ту ночь я долго не могла уснуть.
Слушала, как капсула обтекается звуками станции. Как где-то внизу проходят поезда на магнитных рельсах. Как мерцает мягкий свет у окна.
А потом я снова увидела во сне тот бал, и его руки на моей коже.
И ни имени, ни лица — только маска.
И голос:
— Снимем всё, кроме тебя.
Если кто-то скажет тебе, что элитная Академия — это как космический лагерь, где все просто учатся и тусуются в перерывах, плюнь ему в глаз.
Первые дни здесь — это не жизнь. Это испытание. Не потому что сложно. Потому что тебя ломают.
Семь утра — подъём. Синхронный. Панель у стены орёт команду, даже если ты хочешь умереть от бессонницы. Тренировка — каждый день. Внутренний метаболизм должен быть адаптирован к разным гравитационным режимам. Потом лекции. Потом лаборатории. Потом семинар. Потом отчёт.
Всё регламентировано. Даже время на гигиену.
Я ненавижу расписание. Всей душой.
И да, я срывалась.
Смеялась на построении.
Спала на теории психоимпульсов.
Один раз даже спустилась в инженерный сектор без пропуска — просто, чтобы почувствовать свободу.
Меня чуть не отчислили.
Но Лия вытащила. И куратор. Он сказал: «Нурлыкова, вы как будто пробуете Академию на вкус, чтобы понять — можно ли вас здесь готовить.»
А я ответила:
— Я скорее прогрызу, чем дам себя приготовить.
Он только усмехнулся. И ушёл.
---
На третьей неделе нам выдали карты допуска — индивидуальные идентификаторы с доступом в определённые сектора. Лаборатории. Архив. Спортивный зал. Модульные капсулы.
И тогда же мы услышали о традиционном бале-посвящении, который устраивают в честь завершения периода адаптации.
Тематика — Хэллоуин.
Маски.
Темнота.
Никаких имен.
Только тела. Только желания. Только то, кем ты хочешь быть этой ночью.
«Всё, что произойдёт на балу, останется вне Академии.»
Такой девиз. Такая игра.
Я не собиралась идти. Серьёзно. Это не про меня. Эти все сексуальные костюмы, флюиды, полумрак — я думала, это всё глупо.
Пока не увидела его.
Снова.
В столовой.
Он сидел один. За столом преподавателей. Его лицо было холодным, почти безучастным. Но когда он повернул голову и встретился со мной взглядом — мне стало жарко.
Как будто он меня уже знал.
Как будто он уже прикасался ко мне.
Я опустила взгляд.
Сердце застучало в горле.
«Это невозможно.»
«Он не может быть тем самым…»
«У него — другое лицо.»
«Маска всё скрывала.»
Но ощущение осталось. Чёткое. Пронзительное.
И тогда я поняла: я пойду на этот бал.
Плевать на правила.
Плевать на запреты.
Я найду его.
Даже если после этого меня выгонят к чёртовой матери.
Я стояла перед зеркалом и смотрела на себя — такую, какой ещё никогда не была.
На мне был облегающий костюм из чёрной полупрозрачной ткани, похожей на жидкий дым. Без вычурных деталей. Без цвета. Только силуэт.
Моя маска закрывала почти всё лицо — гладкая, тёмно-серебряная, с вытянутыми линиями вдоль скул, как у кого-то из киберпанков. Волосы я распустила — длинные, тёмные, свободные. Как я сама сегодня.
Сегодня я не Алёна Нурлыкова. Я просто она.
Сердце било с перебоями. Я была напряжена, будто перед прыжком в вакуум без скафандра.
В голове — одно: если он сегодня там, я его узнаю.
Не по лицу.
По телу. По движениям. По... прикосновениям.
---
Зал бала был совсем не таким, каким я ожидала.
Никакой торжественной помпы. Только тёмный свет, медленная музыка, тени, скользящие по стенам.
Голографические огни вращались в воздухе, будто в невесомости, и музыка — медленная, вязкая, проникающая под кожу — будто звала тебя к кому-то, к чему-то.
Тела двигались рядом. Кто-то шептал. Кто-то уже целовался в тенях. Имена здесь не имели значения.
Я пошла вглубь зала.
Почти наугад.
«Найди меня, если осмелишься», — как будто шептала сама атмосфера.
И тогда он появился.
Высокий. В чёрном. Маска — гладкая, из тёмного металла. Слегка вытянутая, скрывающая почти всё лицо. Только губы и подбородок открыты.
Он не сказал ни слова.
Просто подошёл.
Протянул руку.
Я вложила свою — и как будто замкнулась цепь.
Разряд прошёл по пальцам.
Он притянул меня к себе — близко. Очень. Ладонь на моей талии. Уверенно. Без нерешительности.
Двигался медленно. Но точно. Мы кружились среди теней — и я больше не слышала ничего, кроме его дыхания.
Ни имён. Ни запретов. Ни Академии.
Только мы.
Только это.
---
Он подвёл меня к одной из ниш. Там было темно. Совсем.
Я ощущала его тело напротив. Его руки. Его дыхание.
— Не спрашивай, кто я, — прошептал он. — Просто… почувствуй.
Я кивнула. Не могла говорить. Губы были сухими.
Его пальцы скользнули по моей щеке. Потом — ниже.
Он поцеловал меня.
Сначала мягко. Почти осторожно. Потом — глубже. Жаднее.
Он прижал меня к стене, и я почувствовала его силу. Его запах. Его голод.
Всё во мне вспыхнуло. Я уже не думала. Не анализировала.
Я хотела. Его.
> Там, в полумраке, я впервые поняла, как это — раствориться в ком-то. Не зная, кто он. Не зная, что будет после. Только сейчас. Только кожа, губы, ладони, дыхание.
Мои пальцы скользнули под его рубашку. Гладкая, горячая кожа. Напряжённые мышцы. Он зарычал — тихо, низко.
Он приподнял меня — легко. Я обвила его ногами.
Шептала, срываясь:
— Да… да… не останавливайся…
Я не знала, кто он.
Но тело знало. Сердце знало.
Я отдала себя — в первый раз. Ему. Без слов. Без страхов.
---
А потом он исчез.
Я осталась одна, запыхавшаяся, разгорячённая, с дрожью в коленях, с маской в руке.
Он ушёл не попрощавшись.
Как привидение.
Как сон. И на следующее утро я вошла в аудиторию на лекцию… и увидела его.
Эдгар Лейк.
Преподаватель.
Тот самый.
И он тоже узнал меня.
Он вошёл в аудиторию спокойно. Слишком спокойно, будто знал, что меня там ждёт.
Я сидела в третьем ряду, стараясь выглядеть сосредоточенной. Но внутри всё сжалось в комок. Горячо. Тревожно. Опасно.
Я узнала его сразу. Даже несмотря на строгую форму преподавателя, даже без маски. Эти глаза — холодный зелёный лёд, и тень улыбки, чуть тронувшая его губы. Чёрт. Это он.
Мужчина, с которым я спала на балу.
Мужчина, которого я целовала, не зная его имени.
Мужчина, в которого, возможно, начала влюбляться.
Он подошёл к кафедре и обвёл нас взглядом. Короткий кивок. Взгляд скользнул по аудитории — и остановился на мне. На одну, может, две секунды. Не больше. Но я почувствовала, как время остановилось.
Он помнит.
— Добро пожаловать на вводный курс прикладной когнитивной динамики, — начал он ровным, хрипловатым голосом. — Я — Эдгар Лейк. И я буду вашим куратором на ближайшие семестры. Здесь я — ваш преподаватель. За пределами этих стен — я для вас не существую.
Мурашки пробежали по коже. Он снова посмотрел на меня. В глаза. И я знала — эти слова адресованы мне.
— У кого с этим проблемы — дверь за вами.
Никто не пошевелился. Только я сжала ладони до боли. Он ведь мог сказать: «Ты». Мог подмигнуть. Мог усмехнуться. Но нет. Холод. Спокойствие. И то напряжение, которое невозможно подделать.
Он вёл себя безупречно. Идеально. Как и подобает преподавателю элитной Академии.
А я… Я не могла выдохнуть.
Что теперь?
Что делать, если человек, к которому ты проснулась утром в чужом номере, оказался твоим преподавателем?
Что, если ты запомнила каждую черту его тела, каждый его выдох, а теперь он стоит перед тобой — и делает вид, что ничего не было?
Я не знала, как отсидеть эту пару. Как дышать. Как не выдать себя.
Он продолжал лекцию — чётко, интересно, почти с вызовом. Его голос будоражил воспоминания, а взгляд — казалось, нарочно не задерживался на мне.
Но я ловила каждое его движение. И он это знал.
Мы оба знали.
И это было началом катастрофы.
Он держал дистанцию. Холодно, сдержанно, образцово. Каждый его шаг, каждое слово в аудитории были выверены. Ни одного повода для сплетен. Ни одной ошибки. Он стал льдом, и этот лёд обжигал.
А я… Я не могла не смотреть. Не думать. Не помнить.
Всё внутри дрожало, когда он проходил мимо. Я чувствовала, как напрягалось моё тело от одного его голоса. Даже его запах, едва уловимый, свежий, с ноткой чего-то горького, заставлял сердце биться чаще.
Мы не говорили. Не переписывались. Не встречались вне аудиторий. И всё же — он был везде.
Каждая лекция превращалась в пытку. Он задавал вопросы — и никогда не смотрел на меня. Он раздавал материалы — и всегда обходил мою парту так, будто боялся прикоснуться.
Словно хотел стереть ту ночь. А я — наоборот, цеплялась за неё, как за единственное настоящее.
Лия начала что-то подозревать.
— Ты… странная стала, — прищурилась она однажды в комнате, когда мы разбирали графики нейросетевой нагрузки. — То смеёшься, как сумасшедшая, то молчишь, как будто кого-то похоронила.
— Просто устала, — солгала я. — Всё навалилось.
Она пожала плечами. Но мне стало тревожно. Неужели это так заметно?
Ты не можешь влюбиться в преподавателя, — твердил голос в голове.
Ты не можешь хотеть человека, которому ты не имеешь права даже улыбнуться лишний раз.
Но моё тело не слушалось разума.
И иногда — я ловила на себе его взгляд. Быстрый, напряжённый, сдержанный. Но настоящий. Как будто он всё ещё помнит, как его руки держали меня за талию. Как мои пальцы тонули в его волосах. Как наши дыхания сливались в одно.
И тогда я понимала — он борется не меньше меня.
В этой борьбе не было победителей. Были только границы.
Хрупкие, дрожащие, тонкие.
И я знала: скоро мы их переступим.