ГЛАВА 1
Пить в одиночестве глупо, вредно и неинтересно, поэтому Маруся взяла из холодильника оставшуюся после гостей бутылку сухого белого и поднялась к Женьке. Подруга без единого слова выставила на стол бокал на высокой ножке, набулькала ровно половину и подняла к свету, придирчиво рассматривая напиток. Затем понюхала.
- Ну и как? – Поинтересовалась Маруся.
Действительно, что можно увидеть при свете электрической лампы и унюхать из давно откупоренной бутылки? Но Женька была другого мнения:
- Цвет светло-соломенный с оттенком зеленого. Запах цветочно-минеральный с оттенком фруктов. Короче, пей.
Она с явным сожалением передала бокал Марусе.
- Вау! – Восхитилась та. – Ты уже и в винах разбираешься?
- Ну, разбираюсь не разбираюсь, а этикетку прочитать могу, - ухмыльнулась Женька. – Как вкус?
Маруся сделала глоток, затем взяла бутылку. Вкус, как и обещано, был свежим и гармоничным. А употреблять вино нужно было с морепродуктами, лазаньей с грибами и сыром, семгой на гриле… ну да, ну да.
- А поесть у тебя ничего не найдется?
Подруга заглянула в холодильник:
- Я сегодня не готовила. Гречневая каша, селедка, бородинский хлеб. Будешь?
И никакой тебе пасты с креветками, догадалась Маруся. Значит, не судьба.
- Нет, спасибо. А где твой муж?
- Там же, где и твой. Трудится, вестимо.
Женькин Мишка действительно трудился, и его трудами молодая семья до тридцати лет уже обзавелась «трешкой» в добротном «сталинском» доме, машиной, гаражом и прочими не бесплатными благами цивилизации. Так что Женька со спокойной душой могла носить свой семимесячный живот, собирать материал для своего будущего великого романа и между делом модерировать сайт «Женские страсти», дающий ей материал как раз для этого романа.
В семье Гончаровых-Величкиных великое будущее было уготовано Олегу, Марусиному мужу… то есть гражданскому мужу… то есть сожителю. Отвратительное слово, отзывавшееся ей, девочке, родившейся и выросшей в патриархальной провинции, шепотом осуждения и жалости за спиной. Впрочем, в Москве на такие вещи смотрели под другим углом.
Да, они с Олегом пока не планировали брак. Но какой смысл жениться, если у них нет детей? То есть, дети, конечно, планировались в будущем, но даже лучшей подруге Маруся не призналась бы, что ей самой это будущее с каждым годом казалось все более и более туманным.
Не потому что Олег в принципе не хотел никаких детей, а потому что он был художником. Пока не признанным, но слава, деньги и все остальное, что там положено великим художникам, должны были прийти к нему в свое время.
А пока, не имея возможности стать женой и матерью, Маруся довольствовалась званием Музы. И натурщицы. И кормилицы. Вот эту последнюю тему она старалась с подругой не обсуждать, потому что по мнению Женьки мужчина, живущий на деньги женщины, годился только на колбасу. Да и то лишь потому, что в наши времена колбасу делают из всякого говна.
Но с другой стороны, мысленно возражала Маруся, потребности Олега были минимальны. Когда они встретились, его гардероб состоял из двух пар джинсов, свитера и нескольких маек. А все остальное имущество составляли ящик с красками, несколько мольбертов и десятки картин, которые скоро, очень скоро должны были признать шедеврами.
К тому же, мастерскую для работы он арендовал и оплачивал сам. Ну, почти сам. И, тьфу-тьфу-тьфу, в последнее время дела, кажется, пошли в гору, потому что…
- В пятницу открывается выставка. Коллективная, но у Олега отобрали десять картин. – Она отсалютовала бокалом и осушила его до дна.
Кажется, Женька не впечатлилась. А зря. Галерея, хоть и небольшая, была расположена в довольно престижном месте - на «Винзаводе». Связи у владельца имелись, Маруся своими глазами видела список приглашенных. Не музейщики, конечно, но банкиры, крупные бизнесмены, медиа-персоны. Короче, люди, работающие в больших офисах и живущие в больших домах. С большим количеством стен, которые нужно же чем-то украсить.
В общем, Олег верил в свой талант, а Маруся верила в своего мужчину.
- Ты пойдешь? – Спросила Женька. – А в чем?
- Да какая разница? – Отмахнулась Маруся. – В чем-нибудь. Кто на меня будет смотреть?
Казаться невидимой, быть рядом, но почти незаметной – одно из профессиональных качеств классного переводчика. Каким-то образом этот принцип распространился и на жизнь вне работы. В ее шкафу висело два костюма (серый и черный), коктейльное платье (тоже серое), несколько юбок, кардиганов, блузок, джемперов. Преимущественно серых. Замечательный цвет, между прочим. Если ты в сером, никто не будет рассматривать фасон, не обратит внимания на качество ткани. Вообще не обратит внимания.
- Будут! – Рявкнула внезапно разозлившаяся Женька. – У кого есть глаза, обязательно посмотрят. А ну-ка пойдем!
Когда на подругу находило вот такое «военное настроение», легче было отдаться, чем сопротивляться. Маруся покорно поплелась в спальню к огромному гардеробу. Женька уже смотрела в его недра взглядом стратега.
- Вот! – Она извлекла бледно-розовую блузку. – Ты же обязательно вниз что-то серое нацепишь. Так хоть будет сочетаться.
Блузка была действительно хороша, вот только широкая горловина никак не хотела держаться на месте и обязательно сползала открывая то левое по правое плечо.
- Я в ней какая-то голая. – Маруся смущенно рассматривала свое отражение в зеркале. – Я так не могу.
Женька вздохнула. Пришлось выдать этой ханже большой шарф, тоже шелковый и тоже розовый. А то ведь напялит пиджак, застегнется на все пуговицы, встанет в угол и прикинется ветошью. И не найдет себе нормального мужика. Так и будет всю жизнь нянчиться со своим непризнанным гением, чтоб его…
ГЛАВА 2
Зайти в конце рабочего дня в кабинет отца было своего рода священным ритуалом, да и просто приятным делом после многочасовой суеты и нервотрепки. После восьми вечера офисы пустели. Сначала ровно в шесть здание стройными рядами покидали рядовые сотрудники отделов маркетинга и бухгалтерии, возглавляемые дамами из HR-департамента. Выждав немного времени, вслед за своими подчиненными направлялись их начальники. Закончив текущие дела и перекурив напоследок, отправлялись по домам инженеры и айтишники. Ровно в семь дверь кабинета Виктора приоткрывалась и секретарь Людмила Анатольевна интересовалась, нуждается ли еще шеф в ее услугах. Спасибо, нет. Тогда я пойду, Виктор Александрович, свежий кофе заварила. Всего доброго, до завтра.
- Завтра суббота? – Напряглась секретарь. – Мы работаем?
К своим пятидесяти годам она уже успела сделать вывод, что всех денег не заработаешь, а здоровье важнее. К тому же, дача, внуки, муж…
- Конечно, нет. – Поправился Виктор. – Совсем забыл, что сегодня пятница.
Субботы он ненавидел, так же как воскресенья, Новый год, майские праздники и прочие выходные. Десять лет назад он любил праздничные дни, но теперь старался не вспоминать о тех временах.
В восемь вечера с последней на сегодня чашкой кофе в руке Виктор спустился на второй этаж, целиком отданный под проектные мастерские. Дверь кабинета начальника отдела была приоткрыта. Узкий прямоугольник света казался щелью в черной стене. Конечно, отец еще работал. Иногда Виктору казалось, что они соревнуются, кто сдастся первым. Только вот ему терять было уже нечего.
Да и выбор был небольшой: ехать сразу в гулкую от пустоты квартиру или заглянуть сначала в казино, благо в районе Тверской и Белорусского вокзала их было, что поганок после дождя. «Голден Палас» находился практически через дорогу. В полумраке, расцвеченном мигающими огоньками розовых лампочек практически каждая женщина казалась красавицей. Несколько фишек, чтобы завязать знакомство, пара коктейлей, чтобы закрепить успех, затем быстрый секс в туалете или ВИП-ложе. Если дама капризничала, а посылать ее к черту и искать новую было уже поздно, следующей остановкой был либо «Мариотт» либо «Холидей Инн». До утра Виктор никогда не оставался. Проснуться и увидеть на подушке рядом чужое лицо вместо родного, полузабытого, было по-настоящему больно.
- Выпьешь? – Сергей Афанасьевич достал из-за папок на стеллаже хрустальную бутылку «Багратиона» (1).
Виктор не удержался от ухмылки. Времена, когда мама прятала от отца алкоголь и могла внезапно нагрянуть с проверкой к нему на работу, давно прошли. А привычка осталась, так же как и любовь к Кизлярским коньякам – ни армянских, ни французских Орлов-старший не признавал.
- Нет. Я отпустил водителя.
- Собираешься в загул?
- Заеду за Еленой. У нее сегодня открытие выставки, будет пить с важными гостями, просила забрать.
- Ммм. – Отец сделал первый глоток и многозначительно поднял бровь: - А я уж надеялся, что ты наконец завел стабильные отношения.
- Ты же знаешь, стабильные отношения мне нужны максимум на тридцать минут.
- Вот это меня и пугает. – У отца был странный смех. Такой звук издает собака, если случайно наступить ей на хвост. – Что ты такой же, как я.
- Какой?
- Однолюб. Или трус. Иногда мне кажется, что это одно и то же.
- Не вижу связи.
Виктор с тоской взглянул на свою чашку. Наверное, коньяк и ему не помешал бы. К сожалению, такие разговоры в последнее время стали повторяться все чаще. Видимо, Александр Афанасьевич очнулся от душевной летаргии и захотел внуков.
Виктор глотнул остывшей коричневой бурды и пожал плечами:
- Возможно, я сделаю предложение Елене.
- Ленке? – Кажется, отец разозлился. – Глупости!
- Почему? Думаю, она самая подходящая кандидатура.
- Ты ее не любишь.
- Тем лучше. Все рано или поздно заканчивается, молодость, любовь, жизнь. Так что не вижу смысла суетиться.
Старик откинулся на спинку кресла и замер. Низко опущенный плафон настольной лампы освещал лишь его руки и грудь, лицо белело в темноте смутным пятном.
- Послушай меня, сынок. Из всех прекрасных и страшных вещей, которые могут случиться в нашей жизни, любовь – единственная, что может пережить нас. Мне горько думать, что ты сдался.
Сдался? Если бы в руке Виктора сейчас был бы стакан а не фаянсовая чашка, он бы раздавил ее в пыль. Он не сдавался! Его разнесло в клочья, разорвало на куски, распылило на атомы. То, что потом удалось кое-как собрать и склеить уже не было Виктором Михеевым. Вместо него ел, спал, ходил, трахался биологический урод, гомункул, франкенштейн. Если отец этого не понимал, объяснять было бесполезно.
Трель телефона из кармана пиджака прозвучала как нельзя более вовремя.
- Да. Елена?
- Не передумал приехать? Я тебя жду. Пропуск на стоянку заказала. – Елена говорила с паузами, достаточными, чтобы затянуться сигаретой. – И не сиди в машине, зайди в зал. Может, прикупишь что-нибудь для своей монашеской кельи.
*
Припарковаться удалось сразу, мелочь, а приятно. С его места просматривался фасад галереи. Рядом со входом курили «культурные» дамы разного возраста и степени потрепанности. Судя по тому, с каким интересом они провожали взглядами дорогие машины, от тех, что он снимал в казино, они отличались лишь меньшей степенью холености либо полным отсутствием таковой. Виктор открыл бардачок и тихо выругался. Сигарет не было. Магазинов в шаговой доступности тоже. Придется стрельнуть у Елены.
Та появилась у дверей, словно только и ждала мысленного призыва, тоже с сигаретой в одной руке и флейтой шампанского в другой. Пользуясь тем, что она его пока не заметила, Виктор рассматривал старую подругу, практически сестру.
ГЛАВА 3
На веранде кафе было уютно – плетеные диванчики с подушками, пледы, кальяны. Под чашку кофе (та, что была выпита в кабинете отца оказалась все-таки не последней) незаметно ушли все три сигареты. Виктор лениво разглядывал снующие между зданиями фигурки. Магазины и арт-классы уже закрылись, те, кто входил на территорию Центра, направлялись либо в кафе либо в галереи.
В какой-то момент у Виктора снова зазвенело в ушах. Но с глазами все было в порядке, просто они неотступно следили за невысокой женщиной в розовой блузке, которая несколько растерянно оглядела фасады кирпичных зданий, а затем, видимо, сориентировавшись, быстро пошла в сторону «Цеха красного». Снова тот же узнаваемый силуэт, та же походка, даже жест, которым она поправила ремень сумочки на плече казался до боли знакомым.
- Схожу с ума, - объяснил сам себе Виктор.
В конце концов, ему пора было возвращаться. Как ни странно, в тот же «Цех красного». Вот и хорошо. Заодно и проверит. Своим страхам надо смотреть в лицо.
Пространство под арочными сводами было, как ширмами, перегорожено белыми гипсокартонными панелями – не лабиринт, конечно, но спрятаться можно. Она и спряталась. Виктор сделал пару кругов в поисках незнакомки. Бесполезно. Он стоял, засунув руки в карманы брюк и тупо пялился на все те же городские пейзажи многообещающего Гончарова.
- Олежка, я тобой горжусь. – Раздалось за спиной.
Виктор достал из кармана руку и поддернул рукав пиджака, словно собирался взглянуть на часы. Кожа выше запястья была усеяна мурашками, а короткие волоски встали дыбом. Может, пора уже сдаваться в «дурку» добровольно? Скажите, что надо подписать?
А женский голос, молодой и свежий, продолжал:
- Извини, срочная работа. Из-за этой разницы во времени… Еще не купили? Ну и дураки, не понимают, какой ты талантище. Ой… мне надо на минутку. Сейчас вернусь.
Виктор медленно повернулся. За его спиной стояли несколько человек все с теми же флейтами шампанского. Один из них, судя по фотографии в буклете был тем самым художником Гончаровым. Остальные, мужчины и женщины в офисных костюмах, имели вид деловой, а взгляды приценивающиеся. Меценаты мелкотравчатые, подумал Виктор.
В группке подплыла Елена, расцеловалась с одной из женщин и позволила приложиться к ручке мужчинам. Заодно подмигнула Виктору. «Покупатели», произнесла она одними губами. Елена еще работала, значит, у него было в запасе какое-то время. Розовая блузка мелькнула в дальнем конце зала и скрылась в коридорчике. Он, не спеша, направился туда же.
Маруся вытерла руки, посмотрела на себя в зеркало и поправила горловину блузки. Права была Женька, когда заставила ее одеться поприличнее. Приди она в своих привычных брюках и вискозном свитерке, смотрелась бы совсем бледно на фоне окружающих армани и шанелей. А так… она просканировала отражение последним критическим взглядом… скромненько, но прилично. Судя по взгляду Олега и тому, с какой готовностью он сразу положил руку ей на талию, ему было не стыдно за свою спутницу. Надо будет прикупить нарядное платьишко, что ли. Шеф обещал премию за сверхурочные. В конце месяца подобью баланс и пойму, что могу себе позволить и в каком количестве.
Она открыла дверь туалетной комнаты и … ой! Кажется, кто-то перепутал уборные. От падения ее спасли сильные руки, мертвой хваткой сомкнувшиеся на плечах.
- Извините.
Маруся подняла голову. Это был тот странный мужчина, которого она заметила еще в зале. Сказать по правде, не заметить его было нельзя. В идеально сидящем костюме, на полголовы возвышаясь над толпой, он оглядывал выставку с видом короля, посетившего привокзальный сортир. Она не могла не отметить, что вокруг него сразу образовалось пустое пространство не меньше метра радиусом. И усмехнулась про себя: может, от него плохо пахло?
Нет, пахло от него хорошо – чем-то цитрусовым и еще немного табаком. Ноздри незнакомца шевельнулись, кажется, он тоже принюхивался. Когда молчание из неловкого превратилось в невыносимое, он словно с трудом, разжал пальцы.
- Это я должен извиниться. Я вас не ушиб?
Снизу на него смотрело родное лицо, милое, растерянное, давно утраченное. Девушка повела плечами, словно проверяя, на месте ли они, и отступила на шаг назад.
- Нет. Все в порядке.
Она осторожно протиснулась мимо него и пошла обратно в зал. Виктор недоверчиво посмотрел на свои руки. Как он смог отпустить ее? Пальцы казались чужими, он даже согнуть их не мог. Зато с его ртом происходило что-то странное. Ему понадобилось несколько секунд осознать, что его губы растянулись в стороны. И еще пару минут, чтобы понять – это улыбка.
К концу вечера он почти вернул себе способность соображать. Во всяком случае, хватило мозгов понять, что не стоит пугать девушку. Она и так вцепилась в своего художника и не отходила ни на шаг.
Его хвалили, пожимали руку, хлопали по плечу.
Она улыбалась, гордилась, краснела.
Виктор смотрел издали, вспоминал, узнавал.
Один раз она повернула голову, посмотрела ему в глаза и быстро улыбнулась. Для нее это был просто знак вежливости, но Виктору в этот миг показалось, что где-то высоко над его головой сдвинули в сторону тяжелую крышку, и в колодец, где он провел почти десять лет, стала медленно опускаться лестница. Неужели женщина, которую он потерял так давно и навсегда, нашла способ вернуться к нему из-за последней черты? Он снова посмотрел на таинственную незнакомку, и где-то в глубине его души тихий голос ответил: да.
Уже на пути к дому Елены он спросил небрежно, словно невзначай:
- А те городские пейзажи, что ты мне показывала… их уже купили?
Она ответила не сразу, посмотрела в зеркальце на козырьке, поправила мизинцем помаду в уголке рта:
ГЛАВА 4
Успех и удача – вещи суть разные, но Олега не заботили филологические и философские тонкости. Его картины были куплены в первый же день выставки, все десять (десять, Карл!), и деньги за них были перечислены стремительно. Уже в субботу утром короткое «дзинь» эсэмэски сообщило ему о поступлении на карту довольно солидной суммы. Сто тысяч за картину для молодого художника – отличная цена. Правда, после отчисления комиссионных галерее и уплаты подоходного налога сумма, как шагреневая кожа, уменьшилась вдвое.
Он мысленно прикинул, что останется после уплаты долгов. Нда… не густо.
Большинство молодых женщин считает, что счастье напрямую связано с мужчиной. Маруся относилась к этому большинству. Счастье встретить достойного, разделять его цели, быть рядом, когда он идет к успеху, поддерживать в минуты сомнения и слабости, а потом встать на вершине и гордо сказать: «мы добились этого вместе». Она точно знала это в восемнадцать лет, верила в двадцать два, и боялась признаться себе, что к двадцати шести годам ее вера немного потускнела.
Зато маленькое серебряное сердечко блестело, словно белая искра.
- Какое милое, - совершенно искренне восхитилась она и, подняв волосы над шеей, повернулась к Олегу спиной. – Застегни. По какому поводу подарки?
Его ловкие пальцы художника быстро справились с замочком, а затем легли ей на плечи.
- Мои картины купили. Все! Представляешь?
- Конечно, представляю. Ты же талант! Значит, мы теперь богачи?
Олег вздохнул, его пальцы поправили воротничок ее блузки:
- Ну, не совсем. Я брал потребительский кредит. Срочно нужны были деньги, понимаешь?
Конечно, деньги были нужны. На ремонт его машины, на аренду мастерской, на кисти и краски. Станковая живопись – занятие недешевое.
- Понимаю, - кивнула Маруся.
С одной стороны, было приятно, что Олег справился со своими проблемами сам, и ей не пришлось залезать в долги, как это не однажды случалось раньше. Ее собственный бюджет был расписан почти до рубля: аренда квартиры, покупка продуктов, сумма, которую она каждый месяц отправляла домой, в Благовещенск. И медленно, но неуклонно пополняющийся неприкосновенный фонд, который однажды поможет ей осуществить свою мечту.
Жаль, но общего кошелька у них с Олежкой так и не получилось. То ли они зарабатывали мало, то ли делали что-то неправильно. А как правильно, не знали ни он ни она. Поэтому Маруся молчала, улыбалась и ждала лучших времен.
Олег отвернулся, пряча промелькнувший в глазах стыд. Тонкая серебряная цепочка с маленьким сердечком, наверное, мило смотрелась бы на детской шейке, но на взрослой женщине выглядела откровенной дешевкой. Наверное, следовало бы просто ограничиться цветами или коробкой конфет, дорогих. Что поделать, если в его двадцать восемь лет его желания не совпадали с возможностями.
Он ведь действительно хотел быть хорошим и заботливым мужем, но что-то не складывалось. И чем больше он прикладывал усилий, тем меньше ему нравился результат. В конце концов, он предпочел махнуть рукой на поиски этого неуловимого «чего-то» и сосредоточиться на том, что у него действительно получалось. Во всяком случае, его талант никто под сомнение не ставил. Когда-нибудь он добьется настоящего успеха, когда-нибудь придет известность и деньги, тогда он рассчитается по всем долгам.
- Когда-нибудь я куплю тебе бриллиант размером с это сердечко, - Олег обнял Марусю за плечи и поцеловал в волосы. – Ты мне веришь?
Она не просто верила, она это знала. Серые глаза встретились в зеркале с карими:
- Верю, родной. У нас все будет… когда-нибудь.
Они оба понимали, что «когда-нибудь» может прийти слишком поздно. Слишком поздно для детей, слишком поздно для накопившейся за годы безнадежности усталости. Но оба промолчали.
*
В конце концов, первый серьезный успех Олега нужно было отпраздновать. А уж как это сделать – шампанским в дорогом ресторане или стаканчиком кофе в парке на скамейке – дело второстепенное. И тот факт, что Маруся подрабатывала по выходным в туристическом агентстве, вовсе не мешал ей устраивать для них с мужем маленькие радости. Например, гунбао (1) из «Хуан Хэ» (2). Ресторан находился всего в паре кварталов от мастерской, так что донести их праздничный ужин в ланч-боксе из толстого картона теплым было не сложно.
- Леонардо, это я! - Дверь в студию не была закрыта, так что ключ Маруся доставала зря. – Ты тут с голоду еще не загнулся, Рафаэль мой?
Посмотрела на порядком затоптанный пол и решила не разуваться. И правильно сделала. Отвернувшись от расставленных вдоль стен картин, на нее смотрели двое мужчин. Олег и тот странный незнакомец из галереи. От его взгляда у Маруси перехватило дыхание. Наверное, с таким же успехом он мог бы протянуть руку и пережать ей горло.
Впрочем, к двадцати шести годам любая женщина, если она не кривая и не горбатая, успевает привыкнуть ко всяким взглядам – заинтересованным, наглым, раздевающим. Справиться с ними несложно. Надо просто подняться на десять тысяч метров над землей. Тогда все хамы, бабники и идиоты становились такими маленькими, что и в микроскоп не разглядеть. Марусе нравилась такая точка зрения.
Она перевела взгляд на картины и начала медленно заливаться краской. За прожитые вместе шесть лет Олег писал ее несколько раз, и почему-то всегда голой. У него в мастерской хранилось всего шесть или семь картин среднего формата и папка карандашных набросков. В первый раз Маруся мучительно стеснялась, но что поделаешь, если художник должен рисовать постоянно, а платить натурщице было им не по карману. Потом привыкла, даже расслабилась, тем более, что Олежка обещал никому и никогда «эту порнографию» не показывать.
И вот теперь она была выставлена голой во всех ракурсах перед совершенно незнакомым мужчиной.