Последнее желание

Глава 1

Касим, предводитель шайки разбойников

Если когда-нибудь историки решат описать город Йезд этого времени, они наверняка напишут что-нибудь высокомерно-возвышенное вроде: «жемчужина Саманидского государства», «цветок пустыни на Великом торговом пути», «драгоценность под управлением благородного эмира Юсифа аль-Галиба».

Хотя… Йезд даже несколько сотен лет назад уже называли Домом тысячи жителей… а стоит он на этой земле дольше… чем большинство династий существуют… Древний, упорный, переживший и многочисленных завоевателей, и… пески. Он раскинулся посреди пустыни, как оазис, созданный упорством человека и милостью Аллаха. Его узкие тенистые улочки переплетались между собой, словно орнамент на персидских коврах.

Над городом высились дворцы многочисленных сановников, и чем выше чин, тем затейливее становилась архитектура: лёгкие арки, резные решётки, мраморные дворы, фонтаны, что освежали воздух даже в самый жаркий день. Здесь жили визири эмира, приближённые халифа, военачальники, богатейшие купцы – те, чьи дома глядели друг на друга, как гордые павлины.

Йезд при этом оставался одним из красивейших городов Саманидского царства – с караванами, прибывающими со всех сторон света, с рынками, где пахло шафраном и свежей выпечкой, с заброшенными башнями молчания на горизонте и минаретами, что сияли в утреннем солнце.

Но ни один уголок Йезда не мог сравниться по роскоши с дворцом правителя Юсифа аль-Галиба.

Эмир был человеком суровым, но не лишённым слабостей. Он имел одну настоящую радость – дочь Ясмин, рождённую не от наложницы, а от законной жены, которую горячо любил. Ради неё он велел разбить огромный сад, достойный рая: со множеством террас, прудами, ароматными персиковыми деревьями и аллеями жасмина, который и дал имя его единственной дочери.

Сад этот был не просто красив – он был легендой. Говорили, что тот, кто попадёт туда хотя бы раз, запомнит аромат цветов на всю жизнь. А тот, кто появится там без приглашения эмира… может и не успеть ничего запомнить… М-да… О чём это я… Историки… Что ж, пусть пишут. Они ведь никогда не сидели в той же забегаловке, что и я.

Сей караван-сарай находился на окраине Йезда, там, где пыль становилась частью человека, а человек – частью пыли. Где пахло жареными финиками, верблюжьим потом и тем, что (хозяин заведения уверял) было «свежей бараниной», хотя «свежим» там, кажется, был только риск подцепить что-нибудь смертельно интересное.

Сюда приходили такие, как я. То есть люди, которые не слишком жалуют закон, а закон не слишком жалует их.

– Касим, – протянул слишком довольный голос справа. – Старик… может, тебе пора уже на покой? А? Бросить ремесло, купить себе хижину где-нибудь у гор и выращивать коз?

Я приподнял взгляд от пиалы с жидкостью неопределённого происхождения. Передо мной сидел Хасан по прозвищу Три Пальца. Прозвище у него было не бравурным, а буквальным.

– Старик? – уточнил я меланхолично. – Мне ещё нет и тридцати.

– Но ведь скоро исполнится, – усмехнулся другой разбойник. – Правда… больно уж ты скрипишь, когда встаёшь.

– Это полы здесь скрипят, – буркнул я, но компания уже гоготала.

Вообще-то, мысль о «тихой старости» последнее время посещала меня слишком часто. И чем чаще я считал, сколько монет надо, чтобы открыть собственный торговый дом… или чайхану… тем настойчивее вселенная подсовывала мне вот такие разговоры.

– Да что вы понимаете, – вздохнул я задумчиво. – Вот вы, сопляки, думаете, раз у вас усы пробились – всё, жизнь удалась. А я… я о будущем думаю. О комфорте. О том, чтобы однажды спать на мягком ковре, а не на дырявой циновке.

– О да, великий Касим, покоритель чужих кошельков, – поклонился Хасан. – Купи себе хотя бы ковёр. Только сперва заработай.

– Я бы и заработал, – проворчал угрюмо, – если бы вы, оболтусы, не отвлекали от трудных размышлений.

Пока они смеялись, я краем глаза наблюдал за улицей.

Йезд был городом контрастов: узкие улочки, бани с куполами, караванщики с шелками, мечеть с минаретом, что разрезал утренний свет… и стражники, вечно подозревающие всех, кто улыбается слишком уверенно. Город жил и дышал историей – но в последнее время дышал тяжело.

Эмир Юсиф аль-Галиб правил твёрдо, иногда слишком твёрдо. Его сын Надир сидел наместником в Баме и, насколько слухи ходили, не слишком стремился вернуться под руку отца. Говорили, что Юсиф стареет и сердится на всё подряд, кроме одной вещи.

Точнее, одной персоны. Его дочери Ясмин. Её, правда, никто из простолюдинов не видел – разве что тень на балконе или шёлковый край платья во время праздников. Но песни о её красоте ходили такие, что устрицы в Оманском заливе краснели от зависти.

«Глаза как ночь над пустыней», «волосы как смоль», «кожа как молоко молодой верблюдицы» – боги свидетели, народ любит превозносить разных девиц до неприличия.

Я лишь хмыкал. Вор я или нет, но верить в идеальных красавиц – последнее дело.

– Касим! – Хасан пихнул меня в бок. – Ты опять задумался о своей чайхане?

– Думаю, где найти деньги, – сказал я. – А деньги любят тишину.

– Да ты бы уже попросил у эмира… какой-никакой работёнки для себя… к примеру… посидеть в его гареме и посторожить красоток. Всё равно старый стал для вылазок.

– Для вылазок стар, – согласился я. – Но вот для последнего большого дела – самое то.

Тишина за столом стала ощутимо плотнее. Все трое уставились на меня, как на кувшин с вином, которое обещает быть лучше обычного кислого пойла.

– Какого дела? – осторожно спросил Хасан.

Я улыбнулся. Улыбка моя разбойникам не нравилась. Обычно после неё начинались приключения, приводившие нас к богатству… или к необходимости прятаться в арыках.

– Того самого, – сказал я. – Последнего. Самого дорогого. И… совершенно невозможного. Нужно только придумать подходящую идею… а вы мне мешаете…

– Каси-и-им… – протянул Хасан, садясь напротив так, будто собирался продать мне ковёр, который протёрт до дыр. – А осилишь ли?