«Бал в доме семьи Джонс. Пока мы живы, давайте жить! Мистер лорд Ричард Ремингтон приглашается на бал по случаю возвращения четы Джонс из долгого и интересного свадебного путешествия в сказочную Индию. Офицер Теодор Джонс и его супруга леди Шарлотта Джонс будут счастливы видеть вас в своём доме во вторник, пятого января текущего года, в одиннадцать часов вечера.»
В девушке, на которую старался не засматриваться Ричард, не было ничего особенного. В ней безошибочно можно было распознать представительницу обедневшего рода, который живёт где-то далеко от столицы и в приличном обществе до этого не блистала, а значит и не была дебютанткой.
Даже внешность у неё была обычной и не позволяла выделиться на фоне других красавиц, если не присматриваться. Юная леди была довольно хорошенькой и будь на ней иной наряд или хотя бы иного цвета, то её бальная книжка была бы заполнена в первые минут десять после того, как девушка переступила порог.
Ричард не мог не отметить того, что девушке абсолютно не идёт тёмно-зелёное платье, которое лишь подчёркивало бледность кожи и не скрывало недостатков: излишняя худоба, которую не мог подчеркнуть корсет и из-за этого фигурка девушки была нескладной, а пышные рукава лишь придавали более нелепый вид, чем подчёркивали изящные плечи и хрупкие руки.
Такие не становятся предметом обсуждения гостей: слишком тихая, слишком робкая, слишком восторженная, слишком незаметная, слишком невзрачная. Такие не подходят для холостяков, жадных до чужого наследства: платье из добротной, но недорогой ткани, отсутствие дорогих кружев и украшений, слишком простенький веер и абсолютное отсутствие умений флиртовать и кокетничать.
Ричард знал, что Киару никогда не стала бы фавориткой сезона и не была бы желанной невестой: в лучшем случае она получила бы всего одно предложение от какого-нибудь не слишком удачливого джентльмена, которому отказали бы более популярные юные леди.
Но тем не менее, было в девушке нечто притягательное, что заставляло Ричарда замирать в её присутствии и желать смотреть только на неё. Возможно, это происходило лишь из-за того, что он не раз видел её в более простом платье и знает, что каштановые волосы, сейчас уложенные в незамысловатую причёску, вьются от природы и волосы у юной леди длинные, а возможно Ричарду был приятен цвет глаз девушки: ярко-зелёный. Но, скорее всего, девушка притягивала к себе мужчину благодаря тому, что за несколько лет знакомства, он видел, как из маленькой девочки она превратилась в юную девушку, знает, что сердце у неё доброе, а сама она умеет мечтать и грезит совсем не о балах и вовсе не о том, чтобы быть любимицей публики.
— Я принял решение.
Ричард успел забыть, что пришёл на бал не один, а в компании Джозефа Индигиана, который, при желании, мог сойти за отца, который подыскивает своему холостому отпрыску невесту. Мог бы, если бы не одно но: Джозеф и Ричард не были родственниками. Их объединяло лишь то, что когда-то очень давно, в конце пятнадцатого века, Индигиан обратил Ремингтона в вампира. И теперь оба здесь находились лишь из-за того, что Ричард захотел покинуть клан «Ночной Огонь».
— Решение? — слова Джозефа помогли Ричарду отвлечься. Он посмотрел на Джозефа, мысленно собирая все силы в кулак, чтобы говорить равнодушным тоном.
— Обратишь её в вампира, добровольно, естественно, и сможешь уйти из клана.
Джозеф торжествовал. Это легко можно было заметить по торжествующей и снисходительной улыбки, лихорадочном блеске глаз и не скрываемой ненависти к одной из гостьей бала.
Ричард невольно проследил за тростью, с помощью которой старик указал на выбранную жертву. И стоило ему посмотреть на юную девушку в тёмно-зелёном платье, как вампир, сделав шаг назад, мотнул головой. Желанная свобода никогда ещё не была настолько проклятой: Джозеф указал на Киару, словно зная тайные мечты своего поверенного в делах.
«Обратишь её в вампира, добровольно, естественно, и сможешь уйти из клана…»
Жестокие слова, но чего Ричард ждал от Джозефа? Глава клана «Ночной Огонь» никогда не отличался милосердием и всегда получал желаемое. Видимо, иного выхода у Ремингтона никогда не было, и ему придётся остаться в клане. Свобода была настолько близкой, насколько недостижимой.
Собрав все силы в кулак, Ричард заставил себя посмотреть на Джозефа, надеясь на то, что взгляд был равнодушным.
— Её? — заговорил Ричард, стараясь говорить с презрением, несмотря на то что сердце сжалось от боли. — Этого ребёнка? Глупости.
— Я повторю, Ричард. Видимо, ты не услышал меня. Ты сможешь уйти из клана, если обратишь, добровольно обратишь, девчонку в вампира. Ту самую. На которую я указал.
— Джозеф… это плохая идея… — пробормотал Ричард. — Она… ребёнок.
Ему тяжело давался спор с главой клана, но думать о том, что Киару потеряет жизнь, а её мечты окажутся растоптанными в пыль, было невыносимо. Мужчина не смог совладать с эмоциями и с болью посмотрел на девушку, которая не подозревала о том, что её судьба была решена.
Ричард любил Киару. Она была для него не просто смыслом жизни, но и солнечным светом во мраке. Но он знал, что если на неё обратил внимание глава клана, то судьба Киару Блэк была решена: если сейчас Ремингтон подберёт нужных слов и уговорит Джозефа не выбирать её, то не было никакой гарантии в том, что вампир забудет о её существовании.
Ричард не был уверен в том, что поступил правильно. Чем больше проходило времени, тем больше он размышлял о том, что, наверное, лучшим выходом было бы поступить так, как неоднократно просила Киару: забрать данное ей «Право Жизни». Простой и лёгкий выход. Вот только он не мог отпустить ту, которую любил. Это было достаточно эгоистично с его стороны, он не думал о чувствах девушки, но хотел верить в то, что принятое решение было лучшим не только для него.
— Всё должно было быть совсем не так, Киару… — с трудом проговорил Ричард, когда осознал, что молчание слишком затянулось. Он понимал, какой ответ ждала девушка, но не мог дать ей желаемого. — Ты же знаешь… когда всё будет позади… мы отправимся с тобой далеко. Вдвоём. Ну, может возьмём Самуэля… Уедем так далеко, что ты сможешь сделать вдох спокойно и не будешь говорить о том, чтобы я забрал то, что никогда не заберу. А на расстоянии… эта связь ослабнет.
Это была ложь. Ричард знал, что связь Киару и Джозефа не ослабнет никогда. Киару знала, что спасения не будет: она прекращает быть собой, а магия, что не даёт ей стать марионеткой в руках того, кто обратил, истончается и больше не способна поддерживать её силы.
Ричард понимал, что тот самый день, которого он так страшился, настал. Это была последняя ночь. Он понял это слишком поздно: до рассвета осталось не больше часа.
— Ты ведь… останешься со мной? — Ричард понимал, что этот вопрос останется без правдивого ответа. Киару, даже если и ответит положительно, не способна будет сдержать слово. — У нас было так мало… возможностей быть рядом… Пожалуйста… останься со мной… Не уходи… ты же сильная… Дай мне ещё пару ночей… хотя бы пару ночей…
Ричард отчаянно нуждался в том, чтобы Киару солгала. Он понимал, что не она должна его поддерживать, а ему следовало бы подставить плечо для любимой.
— Я же не смогу без тебя. Я всегда знал, что ты где-то рядом… в другом городе или стране… но рядом. Живая. Я знал, что позови ты меня… бросил бы все дела и приехал… как тогда, когда ты позвонила из дома… Ты помнишь тот раз? — он слегка сжал тонкие пальцы девушки. — Или воспоминаний практически не осталось?
Он не ждал, что Киару ответит: сил у неё уже практически не было. Апатия и безжизненность настолько сильно бросались в глаза, что Ричард не понимал, почему он раньше не заметил необратимые изменения.
— Это было не здесь. В другом доме… — мужчина сам ответил на вопрос. — Ты позвонила мне и в твоём голосе, вместо паники, я слышал улыбку. Когда ты улыбаешься, то на твоих щеках появляются ямочки, а голос едва заметно дрожит… Ты прекращаешь следить за тем, что говоришь и позволяешь себе делать ошибки… В такие моменты я не могу на тебя злиться… Не знаю, понимала ли ты, насколько сильно способна влиять на меня твоя искренняя улыбка, счастье в твоём голосе… Твоя наивность… твоя вера в жизнь… была моим светом… А теперь я не в силах вернуть тебе твой свет, не способен поделиться с тобой своими силами…
Ричард тяжело вздохнул. Он понимал, что воспоминания о прошлом не могут помочь. Они помогали продержаться первые ночи, когда у Киару было больше сил, когда память ещё не исчезала и у девушки были силы на глупые обиды и попытки выйти из комнаты. Теперь мужчина жалел, что не предоставил ей больше свободы. У него даже возникла мысль, что уступи он ей хотя бы раз и позволь пройтись по улице, то сейчас всё могло бы быть совсем иначе.
Последние дни девушка проводила в кровати, практически не вставая, лишь изредка, благодаря долгим уговорам и поддержке Ричарда, проводила несколько минут на балконе.
— Ричард…
Тонкий, едва слышный голосок Киару разбил мысли мужчины, заставил вслушаться в сбившееся дыхание.
— Это было… в тринадцать…
Мужчина кивнул. Память подводила Киару, но девушка помнила самое главное: его имя. Быть может ещё есть шанс для того, чтобы найти способ спасти её жизнь. Быть может его страшная догадка о последней ночи была всего лишь догадкой, а впереди у них будет ещё много совместных ночей.
— Верно… — он поцеловал девушку в макушку. — Тринадцатый дом… Дом, в котором ты жила… Твой дом, ключи от которого я вручил тебе в ночь, когда помог тебе сбежать из клана… Знаешь… надеюсь, я не сделал тогда ошибку… но зная Стэфана… понимаю, что выбрал для тебя лучший путь. Ты главное не засыпай. Слушай мой голос и, быть может, у нас будет больше времени… Кто-то мне когда-то сказал, что голос способен удержать в мире живых… Сейчас я готов поверить во что угодно, лишь бы у нас было больше времени…
— Думаешь… времени будет больше? — уверенности в этом у Киару не было: надежда давно покинула её голос.
К сожалению, надежды Ричарда не хватало на обоих.
В первые дни, когда они вынуждены были спрятаться в Убежище, которое любезно предоставил Марк после того, как у Киару начались серьёзные проблемы, мужчина был уверен в том, что они смогут со всем справиться и найти выход из сложившейся ситуации.
Надежда оставалась и тогда, когда прошли первые восемнадцать дней, прежде чем состояние Киару резко ухудшилось.
На самом деле, всё началось гораздо раньше. Первой пострадала память. Воспоминания о прошлом стали ускользать от девушки. Безобидные оговорки, на которые вначале никто не обратил внимания, сменились не только забытыми годами, но и даже десятилетиями. Именно тогда Ричард принёс Киару несколько тетрадей: всю свою жизнь она вела дневники и теперь записи помогли ей восстановить события жизни, а ему — узнать девушку с той стороны, которая ранее была скрыта.
Ричард только сейчас заметил, что на диване никто не сидел. Из-за этого было особенно горько, потому что он не готов был проститься с Киару, отпустить её. То, что никто из находящихся в копии тринадцатого дома не занял любимое место зеленоглазой девушки, могло говорить о двух вещах, на взгляд Ричарда: уважение к хозяйке дома или смирение с тем, что комната на втором этаже, где находилась Киару, превращается в морг.
Мужчина покачал головой. Он подошёл к дивану, наклонился и поднял с пола давно упавшие декоративные подушки.
— Киару не понравится этот беспорядок… — покачал головой мужчина. — Раздельное трио… кажется, так называла Киару расположение подушек. По три в каждом углу дивана… — Ричард огляделся, нашёл взглядом две подушки стандартного размера. Кивнул своим мыслям. — Если будет порядок, она не будет злиться… Большую подушку укладывают между подлокотником и спинкой дивана. Перед ней ставят среднюю подушку… Киару не любит, когда подушка по центру, поэтому всегда сдвигала её чуть в сторону. Самую маленькую она также сдвигала в сторону, но уже ближе к подлокотнику…
Бережно уложив подушки с одной стороны, Ричард повторил расположение на другом крае дивана.
— Вот так… — но сесть на диван мужчина не рискнул.
Он понимал, что не обязан был объяснять свои действия, вот только в гостиной была настолько гнетущая тишина, что хотелось разбавить её голос. Идеально было бы, если бы Киару сидела на этом диване, рассказывала что-нибудь или спорила по какому-нибудь мелкому поводу.
— А где книга? — нахмурился Ричард, осознав, что на подлокотнике дивана больше не было раскрытой книги, которую так и не дочитала девушка. — Где эта чёртова книга?! — рявкнул мужчина. — Где она?!
Мужчина с ужасом смотрел на пустой подлокотник, понимая, что когда Киару восстановится и узнает, что любимую книгу кто-то убрал с положенного места, то будет расстроена.
— Она была в крови… Я посмотрела, книга была испорчена. Поэтому, когда выкидывала угли, выкинула книгу. Я поступила плохо?
Ричард, вздохнув, посмотрел на девушку, которая застыла в дверях кухни.
Джейн предпочитала проводить время на кухне. Она не могла сидеть без дела и поэтому на обеденном столе красовались двадцать три тарелки с яблочными пирогами. Было бы двадцать семь, если бы Джейн, в суматохе, не забывала про духовку. Сгоревшие пироги были безжалостно выкинуты.
— Это была её книга… она не дочитала. Нужно будет купить такую же, чтобы Киару не заметила.
Ричард покачал головой. Где-то в глубине души он понимал, что зря сорвался. Подушки могли спокойно лежать на полу, ведь сама Киару находилась в кровати на втором этаже, а книга… книга была лишь предметом, который заменить было слишком просто. Он понимал, что его любимая не скажет ни слова ни на беспорядок, ни на побитые тарелки, ни, тем более, на то, что кто-то что-то выкинул. Мужчина неоднократно видел, как Киару, обнаруживая пропажу, опускала плечи, сжимала кулаки и на несколько секунд застывала, справляясь с горем и обидой.
— Я сейчас переоденусь и схожу в магазин, куплю точно такую же книгу, — пожала плечами девушка.
— Джейн… — с трудом проговорил Ричард, тяжело вздохнув и вновь посмотрев на ту, что продолжала стоять в дверях. — Не стоит.
Ему было невероятно трудно отказаться от заманчивого предложения, но он понимал, что сейчас было слишком рано: магазины откроются лишь через несколько часов и могло быть слишком поздно для девушки, что лежала сейчас наверху в одиночестве.
— Лорд Ричард, мне не трудно будет сходить в магазин, — слегка пожала плечами. Она не понимала, почему для мужчины так дороги столь простые вещи, но готова была исправить свою ошибку. Для Гилфорда, умершего давным-давно, она сделала всё для того, чтобы тот был счастлив. Некоторые решения привели к тому, что они больше не вместе. - Магазин откроется в девять утра. Я вернусь к одиннадцати часам…
— Не глупи, Джейн, — покачал головой Ричард. — Это будет уже светлое время. Не стоит рисковать. Если ей станет лучше, я закажу эту книгу по компьютеру… У тебя горит пирог. Какой по счёту?
— Это уже пятый, — уверенно произнесла Джейн, возвращаясь на кухню.
Ричард опустился на диван. Он потерянно посмотрел на колдуна, который дремал в кресле. Мужчина вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы Джейн не послушалась его, отправилась в книжный магазин и принесла книгу. Но он понимал, что этого не будет.
С одной стороны, Киару и Джейн были практически ровесницами. Когда они оказались в клане, обеим было по шестнадцать лет. У обеих было «Право Жизни». Вот только одна вынуждена была жить в клане, а другая могла жить спокойно.
С другой стороны, Ричард был полностью уверен в том, что Киару и Джейн никогда не стали бы подругами.
Мужчина понимал, что Джейн осуждает Киару, а Киару не доверяет той. Иногда он задавался вопросом, а способна ли его супруга доверять хоть кому-нибудь. Каждый раз он допускал мысли, что его супруга полагается исключительно на себя, а затем он вспоминал о том, что в случае серьёзных проблем, Киару обращается за помощью именно к нему.
Ричард давно привык к тому, что бремя управления кланом, таит в себе не только руководство, но и умение держать под контролем столь разных личностей. К его счастью, Джейн практически не присутствовала в клане. Она терпеть не могла Англию, которая забрала у неё любовь, а потому долгое время жила то в Австрии, то в Германии, то ещё где-нибудь, лишь бы подальше от Лондона. Киару же, наоборот, всегда тянуло в столицу Англии, даже несмотря на то, что этот город украл её мечты и, самое главное, жизнь.
«Как начать письмо, если нет сил его писать? С чего надо начать, если отчаянно хочется тебя потревожить, разбудить, чтобы ты обнял, прижал к себе и уверенным голосом заверил меня, что всё будет хорошо. Три простых слова. Три слова, которые являлись цепью, якорем… Три таких простых слова, которые позволяли мне держаться за эту жизнь. Я теряла силы, но изо всех сил держалась. Я держалась даже тогда, когда собственная вера меня подвела. Твоей надежды хватало на двоих и ты был щедр со мной. Но мне кажется, моих сил уже не хватает, а твоей надежды слишком мало для обоих. Мне надо уйти, чтобы сохранить твои силы… Но как же начать последнее письмо? Ведь если ты читаешь эти строки, то, как бы банально это не звучало, меня больше нет. Я ушла… Оставила тебя одного, хотя клялась этого никогда не делать. Позволила победить Д. и причинила этим тебе невероятную боль. Простишь ли ты меня? Не знаю. Наверное, я не смогла бы себя простить за всю ту боль, что оставляю тебе. Знаешь, мне страшно. Мне очень сильно страшно. И я хотела бы остаться, хотела бы, чтобы память мне не изменяла… Мне кажется, что я хочу быть с тобой. Нет. Это мне не кажется. Я хочу быть с тобой. Я никогда не говорила тебе этого. Знаешь, мы заигрались. Мы пытались убедить друг друга, что не нужны друг другу. Но правда в том, что я нуждалась в тебе. Всю жизнь… Но сейчас не об этом. Я пытаюсь понять, как начать письмо. Наверное, эти страницы лучше будет сжечь. И я буду счастлива, если ты никогда не прочитаешь этих строк… может быть я найду в себе силы и сама уничтожу эти листы… или лист… Не знаю. Как получится… У меня осталось не так много времени и я прекрасно это знаю. Ты стараешься проводить со мной каждую минуту, но этим причиняешь невыносимую боль. Я хотела бы видеть тебя счастливым, а вместо этого вижу печаль и тоску. Иногда мне кажется, что ты уже похоронил меня. Знаешь… а я ведь неоднократно молила тебя, чтобы моё «Право Жизни» забрал… Ты не забрал… Наверное, я должна на тебя обидеться за это, но я не хочу уходить с обидой… Так как начать последнее письмо? С чего начать? С благодарности? С признания? С обиды? С боли? С благодарности? Нет… наверное, надо начать… Не существует идеального начала для последнего письма.
Я знаю, что ты будешь злиться на Ричарда за то, что он выполнил мою просьбу. Пожалуйста, не бей его. И не сжигай. Я также запрещаю тебе его кусать или причинять любой другой вред, вплоть до убийства. Его дочь ты также не будешь трогать. Пожалуйста, ради меня и твоей памяти обо мне, не трогай колдуна. Он отговаривал от меня. Но ты же знаешь… как трудно меня убедить в чём-то, если я что-то решила… Ты сам меня назвал как-то упрямой ослицей. Правда я не помню причин той ссоры, что подтолкнула тебя к такому ругательству.
Письмо. Последнее письмо. Мне надо собраться, не думать о прошлом (иначе я лишь теряю время, которого бесконечно мало). Мне не стоило тратить время для того, чтобы писать эти строки… Я боюсь потерять мысль… Боюсь не написать самого главного…
Давай представим, что моё последнее письмо начинается сейчас.
Мой дорогой Ричард. Сегодня пишу своё «Последнее Письмо» и оно предназначается исключительно для тебя. Колдун дал мне слово, что передаст конверт только в том случае, если не будет найден способ спасти мою жизнь. Если быть честной, то мне невероятно сложно писать эти строки, выводить букву за буквой. Словно с каждой чёрточкой, с каждым росчерком пера из меня уходит жизнь.
Дневники не помогли. Я не верила в то, что запись давно прошедших дней мне поможет. Я даже прекратила думать о том, что мне страшно лишаться своей истории. Мне остаётся надеяться лишь на то, что твоя история, которая будет уже без меня, будет наполнена жизнью и счастьем.
Ричард, я знаю, что нарушила сотни правил написания личных писем. Мне достаточно сложно собраться, собрать свои мысли воедино и написать так, как надо. Вместо того, чтобы написать лаконичное письмо, из под пера выходит нечто странное… Так не пишут письма. Вот только я боюсь, что если встану с кровати, чтобы взять новые листы, то ты проснёшься. Мне стоило больших трудов уговорить тебя расслабиться и немного подремать. Я обещала быть рядом, когда ты проснёшься. Это обещание я смогу сдержать. Но у меня не получится сдержать те самые слова, когда я говорила, что выживу. Кажется, я солгала в этом.
Иногда мне кажется, что я предполагала о таком исходе давно. Где-то в глубине души я, возможно, допускала мысль, что пришло время уйти. Мне не хотелось в это верить, жаждала найти опровержение такому страшному ощущению, но… всегда было какое-то но…
Я постараюсь не касаться своего состояния. Знаю, что не смогу забыть, не смогу прожить оставшееся время так, словно ничего не происходит. Происходит. Прежде всего это видно по твоему беспокойству. Мы как-то забыли обо всех скандалах и спорах. Серьёзно! Мы ни разу не поссорились за последние недели! Ты не сказал ни единого резкого слова в мой адрес, а я ни разу не попыталась тебя прогнать…
Это странно. Очень странно. Но при этом… знаешь, мне непривычно об этом думать, но, кажется, что время, когда мы не ссоримся — похоже на драгоценные камни. Драгоценные камни… Мне нравятся изумруды. Но ты об этом, естественно, знаешь. В обручальном кольце изумруд. Ты сохранишь моё кольцо, когда всё будет позади? Глупый вопрос. Ты волен поступать так, как захочешь. Даже если выкинешь его в озеро, пруд, реку или море…
Мой дорогой Ричард. Или, мне следует писать иначе? Например… Мой дорогой супруг. Муж мой… Ты, наверное, сейчас улыбаешься. Или прошептал… например, что я твоя супруга, твоя жизнь, твоя судьба.